3.10
На следующий день рано утром звонит телефон. Я лежу в постели, думая про Джулию, но вызвать ее чудесным образом на связь не удается.
— Майкл?
— Да. Да. Эллен?
— Тебе повезло, что это я. Помни, если ты слышишь женский голос, никогда не называй имени. Если ошибешься, она расстроится.
— Эллен, ты знаешь, который час?
— Знаю, даже слишком хорошо знаю. Я сегодня вообще глаз не сомкнула. Я ужасно выгляжу.
— Это все, — я зеваю, — к чему?
— Почему Билли такой?
— Какой?
— Совсем не шоколадный. Мягкий только снаружи, а внутри — твердый.
— Билли — это Билли.
— Поговори с ним. Пожалуйста.
— Все разговоры на эту тему бесполезны.
— Думаешь, это только укрепит его позицию?
— Нет, Эллен, ты и сама знаешь, что не укрепит — просто не поменяет.
— Да, пожалуй, так. Потому ты и должен мне помочь.
— Эллен, я люблю Баха, и я с радостью снова сыграл бы на альте, и, наконец, у нас обоих фантастические партии, но что есть, то есть. Что я могу сделать? Пирс уже, наверное, сказал Эрике, а она сказала Ля Шингл.
— Нет, он не сказал. Я заставила гадского Пирса пообещать неделю ничего не говорить этой гадской Эрике.
— Ну и что я-то могу сделать?
— Помоги мне найти альт, который я смогу настроить на кварту ниже.
Я делаю пару вдохов.
— Эллен, ты знаешь, и я знаю, что альт — любой альт — слишком мал даже для звука, который он уже издает. Ты не можешь его настроить еще ниже. Уж точно не на кварту.
— Я смогу. Я должна. Я достану громадный семнадцатидюймовый Гаспаро да Сало, и громадные толстые струны, и...
— ...и остеопата, и физиотерапевта, и невролога, и даже тогда это не сработает. Эллен, даже мне неудобно все, что больше шестнадцати дюймов. Я знаю, о чем говорю — у меня были проблемы с пальцами...
— Но мы с тобой одного роста, — говорит Эллен; ее одержимость берет верх над ее тщеславием. — И ты привык к скрипке, конечно, тебе с большим альтом сложно. И я поговорила с Эриком Сандерсоном. Он думает, что это возможно.
— Он так думает? Серьезно?
— Ну, он... сказал, что это интересное предложение. Мы едем к нему в три. Ты же ничем не занят сегодня после полудня? Я могу взять кредит, если надо, и закажу ему инструмент.
— Когда ты поговорила с Эриком Сандерсоном?
— Прямо перед звонком тебе.
— Эллен, ты опасна для общества.
— Но у него двое маленьких детей, я решила, что его семья просыпается в семь.
— И наш дорогой лютье отвечал тебе бодро, будто у него ушки на макушке и хвост трубой, да?
— Нет, сонно и удивленно, как ты, но был вполне способен к разумному диалогу.
— И почему я должен с тобой пойти?
— Для моральной поддержки. Мне это нужно. Мы — средние голоса — должны держаться вместе. И потому, что ты много узнаешь. И потому, что он лучший наш мастер по ремонту инструментов и лучший мастер по их созданию, и тебе надо понять, почему твоя скрипка иногда звенит. И потому, что я дам тебе поиграть на моем прекрасном, волшебном альте в тех местах в «Искусстве фуги», где тебе будет надо и где я буду на более низком инструменте.
— Я даже представить себе не мог, до чего ты коварна, Эллен.
— Да — это всё я, как формулирует Рикки Лейк44.
— Боюсь, что я не смотрю Рикки Лейк.
— Тогда ты пропускаешь все самое лучшее. Если бы я только слушала ее советы, у меня бы был и мужчина в моей жизни, и песня в сердце, и — о да — высокая самооценка. И у тебя тоже.
— Я не хочу мужчины в моей жизни.
— Я заеду за тобой в два пятнадцать. Его мастерская в Кингстоне.
— О, земля британских железных дорог. Я поражен, что ты углубляешься так далеко в джунгли.
— Требует жертв... До встречи в начале третьего.