4.20
— Я не поняла, — говорит Джулия, — что мы репетируем без контрабаса.
Пирс, Эллен, Билли и Джулия собрались на их первую репетицию квинтета «Форель» Шуберта. Нам удалось зарезервировать комнату для репетиций с неплохим роялем в Королевском колледже музыки. Пока что я просто зритель, но после будет короткая репетиция квартета.
Если бы я сообразил раньше, я бы понял, как отсутствие контрабаса может повлиять на Джулию: его глубокий ритмичный пульс в течение всей пьесы ей бы безмерно помог. Если бы я только предупредил ее заранее или принял какие-нибудь меры.
— Проблема в том, что наша контрабасистка в Вене, — говорит Эллен. — Ничего не попишешь. У нас с ней будет пара репетиций уже там.
— С ней? — спрашивает Джулия, немного удивленно.
— Да. Петра Даут, — говорит Пирс.
— Прошу прощения, я не ухватила ее фамилию. Как она пишется?
Я молчу и даю Пирсу ответить. Чем меньше людей с ней говорит, тем лучше.
— Д, А, У, Т. Ты ее знаешь? Я имею в виду твои связи с Веной...
— Нет, — говорит Джулия. — Но я ведь не вращаюсь в оркестровых кругах и не очень знаю контрабасистов.
— Ну что, начнем? — спрашивает Пирс.
— Пирс, — говорит Джулия, — прежде чем мы начнем, пара моментов...
— Ну-ну?
— У нас еще будет одна репетиция перед Веной, да? — спрашивает она нарочито спокойным голосом. — Мне бы хотелось, мне бы очень хотелось попробовать с контрабасистом. Я не думаю, что без контрабаса мы почувствуем пьесу по-настоящему.
— Хочешь, чтоб мы тебе нашли контрабасистку? — спрашивает Эллен; Билли на секунду поднимает взгляд от виолончели.
Джулия не ведется на провокацию.
— Мне не важно, кто именно это будет, — говорит она.
— Я тоже считаю, что нам нужна репетиция с контрабасом, — вклинивается Билли. — Это одна из немногих пьес, где меня поддерживают снизу, мне это нравится. Я могу спросить Бена Флэта, не хочет ли он с нами порепетировать.
— Он не будет против репетиции, хоть и не играет с нами концерт? — спрашивает Пирс.
— Мы с ним дружим, — говорит Билли. — Он будет готов помочь — просто так. С условием, что я не буду его заглушать в скерцо, ну и за пиво после. Много пива, — добавляет Билли.
— Билли, это замечательно, — говорит Джулия. — Спасибо вам всем.
— Завтра вечером я играю в оркестре в филармонии, так что я его увижу, — продолжает Билли. — Спросить его, готов ли он и когда он свободен?
Все кивают.
— Хочешь, я тебе буду переворачивать страницы? — спрашиваю я Джулию.
— Не беспокойся, Майкл, спасибо. Мне не нужны ноты, они будут меня отвлекать. Но можешь держать ноты на коленях и следить, так что если мы остановимся посреди части, ты сможешь мне подсказать, где вступить.
— Ты уверена, что не хочешь играть по нотам? — спрашиваю я.
— Очень даже уверена. Я их хорошо знаю. Надеюсь, что мы проиграем целиком для первого раза без остановок. Давайте так решим — если никто не возражает.
Пирс поднимает брови. Ее просьба скорее требование. Мы, струнные, привыкли общаться во время игры и счастливы вести и давать вступления, не заботясь об остальных, особенно когда, как в этой пьесе, трое струнных формируют кривую, за которой пианиста почти не видно.
— Ну хорошо, годится, — довольно любезно отвечает Пирс, хотя я знаю, что он не в восторге от указаний извне.
Я взглядываю на партитуру. И вижу много пауз в партии фортепиано, и беспокоюсь о вступлениях Джулии. Проходя без остановки по крайней мере первый раз, может, она лучше уловит время.
— Так нормально? — спрашивает Пирс, отбивая ритм. — ТУМ-ммм-умтата-татата-ТУМ?
— Не слишком медленно? — спрашивает Билли. — Что ты думаешь, Джулия? Это твоя вотчина.
— Темп allegro vivace62 — так что, может, немного больше vivace? — говорит Джулия, демонстрируя на рояле, какой именно темп она хочет.
Пирс кивает:
— Хорошо. Я дам одну четверть затакта. Готовы?
Я смотрю на Джулию с замиранием сердца. Она выглядит спокойно, ее глаза сосредоточены на музыкантах, не на клавишах и не на партитуре. Теперь я понимаю, почему так важно для нее выучить наизусть всю пьесу — все партии.
В то время как ее пальцы извлекают звуки из клавиш, ее взгляд переходит от Пирса к Билли — внимательно, будто она читает с листа. Их пальцы, их смычки, их дыхание — подают ей сигналы. В самом начале, где контрабас бы только низко гудел, ей все равно пришлось бы ориентироваться на них. Но дальше я вижу, насколько трудно ей приходится без басовой поддержки. И без сигналов, которые она получала бы, глядя на пальцы контрабасиста... без толку переживать. Мне кажется, будто я иду по канату над пропастью и слушаю птицу, взлетающую снизу и поющую надо мной, все выше и выше, — странный образ для пьесы, названной именем рыбы.
В ее соло она играет стаккато там, где часто слиговывают. Я полагаю это вариантом прочтения, но Эллен довольно резко поднимает голову.
— Повторяем? — спрашивает Джулия при приближении соответствующего места.
— Продолжаем! — восклицает Пирс.
Они играют первую часть насквозь. «Играют насквозь» — ничего не сказать; они играют чудесно. Но я так напряжен, что мне сложно радоваться этой красоте. В каких-то местах Джулия неожиданно ведет, чтобы избежать сложных сигналов, в каких-то смотрит на свои руки, так что я не понимаю, как ей удается оставаться в ритме с остальными. Когда они подходят к последнему аккорду из двенадцати нот — одиннадцати, если не считать контрабас, — зеркально отражающему аккорд из двенадцати нот в начале, моя левая рука, лежащая на нотах, дрожит.
— Пропустим все повторения? — спрашивает Пирс.
— Только не в скерцо, — говорит Билли.
Определившись с темпом, они играют анданте; проблем немного, так что они не останавливаются. И вот третья часть, скерцо, и полный провал.
Проблема с первой же фразой. У Пирса с Эллен три быстрые восьмушки в затакте, после чего идет четвертная — сильная доля, на которую вступают все.
Они пробуют раз, второй и еще, но никак не могут вступить вместе. Нет смысла продолжать как раньше. Эту проблему надо решить. Джулия, я вижу, все больше и больше нервничает, остальные скорее недоумевают. Раз она так хорошо играла раньше, ясно, что дело не в ее музыкальных возможностях.
— Всегда трудно играть впервые с незнакомой группой, — говорит Билли.
— Пять минут перерыва, — предлагает Пирс. — Мне нужно покурить.
— Тут можно курить? — спрашивает Билли.
— Почему бы и нет? Ну ладно, я выйду.
— Пойду размять ноги, — говорит Эллен несколько озабоченно. — Идешь?
— Да, — говорит Билли. — Хорошая идея. Да.
— Я останусь, — говорю я.
Джулия ничего не говорит. Она, кажется, замкнулась в себе, чтобы отдалиться от меня, от всех нас.
Мои собственные страхи рассеиваются. Оставшись один на один, я спрашиваю:
— Ты надела слуховой аппарат?
— Да, в одно ухо. Это помогло в начале, но он мне мешает, искажает высоту звуков. И я не могу его настроить так, чтобы никто не заметил, поэтому я его просто выключила после первой части. И потом во второй части мне было сложно, так что я его снова включила в паузе. Но теперь он меня полностью запутал. Я уверена, когда будет контрабас...
— Это не решит проблему в начале скерцо, — тихо говорю я. — Или где там она еще появится, эта фраза.
— Это правда. Может, мне надо просто признаться...
— Подожди пока. Ни в коем случае. Это тебе не поможет, а породит кучу других проблем. Просто расслабься.
Джулия улыбается с грустью:
— Это как сказать: «Не думай о белой обезьяне». Гарантированный обратный эффект.
— И не обижайся на Эллен.
— Я не обижаюсь.
— Послушай, Джулия, если ты получаешь всю информацию о темпе и затактах визуально, может, просто вынь слуховой аппарат. Я и без того не понимаю, как ты успеваешь реагировать на звук, особенно если он искажен.
— Возможно.
Похоже, Джулию не убеждает совет человека, который даже не представляет, что она слышит, а что нет.
Я ее целую.
— Вот. Попробуй со мной. Тебе нечего терять. — Я вынимаю скрипку, быстро натягиваю смычок и даже особо не настраиваясь, даю ей темп кивком головы и играю первую фразу.
После нескольких попыток у нас получается — по крайней мере, намного лучше, чем раньше.
Джулия не улыбается. Она говорит просто:
— Другие предложения?
— Да. В анданте, когда все играют по шесть нот в такте, а у тебя триоли на каждую из них, ты немножко замедляешь. Они попробовали тебя сдвинуть, но ты на них не смотрела.
— Но это же я вела, — говорит Джулия.
— Плелась сзади. — Я смеюсь, и она тоже. — Давай попробуй со мной, — предлагаю я; и мы играем.
— Это хорошо, — говорит Пирс.
Я подскакиваю, и Джулия тоже вздрагивает. Я не заметил, когда он вернулся.
— Продолжайте, — говорит Пирс.
— Забыл зажигалку? — раздраженно говорю я.
— Что-то вроде того, — миролюбиво отвечает Пирс, выходя.
Репетиция продолжается, когда все возвращаются. Они играют скерцо без проблем и проходят четвертую и пятую часть.
В конце Пирс говорит:
— Неплохо, неплохо. Но я бы предпочел проработать детали, когда у нас будет контрабас. Так что давайте закончим с «Форелью». Надеюсь, ты не возражаешь, Джулия. Квартет должен еще пройти пару пьес, и мы немного ограничены во времени. Когда Билли договорится о встрече с Беном Флэтом — предположим, что он согласится, — я всем сообщу. Кажется, у меня нет твоего номера, — говорит он, повернувшись к Джулии.
— Можешь послать мне факс? — спрашивает Джулия. — Телефон мне мешает сосредоточиться, когда я занимаюсь, а сейчас это почти все время.
— У тебя нет автоответчика? — спрашивает Пирс.
— Факс будет лучше, — говорит Джулия, спокойно кивая, и дает ему свой номер.