Ложь и любовь

Эпилог

– Что прикажете делать, если я не люблю вас. И никогда не любила. Вы ведь знаете, что я и замуж вышла только по настоянию матери. Ведь вы знали. – Она обернулась, каштановые волосы рассыпались по белоснежным плечам. Жозель продолжала свою речь. Как и в прошлый раз теребила кружевной платок, разглаживая узор пальцами. Но ни ее волнение, ни тревога не казались естественными.

– Не обижайся, – шепнул Жюльен Дэвиду, – но, по-моему, она играет хуже, чем в прошлый раз.

– Я тоже заметила, – присоединилась к мнению мужа Катрин.

– Согласен. – Дэвид задумчиво кивнул. – Но она ведь предупредила, что так и будет, не хотела исполнять эту роль. Вообще играть не хотела. Я спрашивал почему. Она сказала, что я пойму.

Раздался шум. На сцене появился Рикардо. Жозель будто бы вздрогнула, ссутулилась, но все это получилось как-то наигранно.

– Ты бледна, мой друг, – сказал Рикардо, – поди приляг, до обеда еще около часа.

Он хотел обнять жену, Жозель отстранилась, опустила глаза. Не было в этом движении ни отвращения, ни равнодушия, ни ненависти. Он был пуст и показался каким-то чисто техническим приемом.

– Ты не верна! – заорал Рикардо. – Подлая изменница! Так скройся с глаз моих, исчезни!

Жозель метнулась к мужу, но тут же отстранилась, словно пораженная его гневом. Слезы побежали по ее щекам. Но глаза молчали. Жозель стояла посреди сцены, как и должна была стоять. Однако по ее виду ничего нельзя было сказать.

– Да будет вам известно… – начала она.

Слова ее были так же невыразительны, как и жесты. В них не было ни гордости, ни отчаяния, ни вызова. Точно так же недавно Катрин отчитывала Жюльена за то, что он забыл ключи. Упрек, но не больше. Ужас? Его не было. Непреклонность? Скорее смирение, даже благодарность.

Когда Мишель покинула сцену, никто не зааплодировал, никто не закричал «Браво».

– Ничего не понимаю. – Жюльен пожал плечами. – А ты? – Он обратился к Дэвиду.

Тот улыбнулся. В улыбке этой светилось счастье. Взгляд его замер на одной точке, уставившись в декорации на сцене.

– Понял, – прошептал Дэвид и посмотрел на друга. – Я все понял.

– Так объясни, сделай милость, – улыбнулся Жюльен.

Дэвид скорее не осознал, а почувствовал то, что случилось с его Жозель. Мишель любила. Любила всем сердцем, всем существом. А Жозель должна была ненавидеть, презирать, восставать против унижения, быть гордой. Отчаяние, безысходность составляли ее амплуа. А Мишель переполняли совсем другие чувства. Только теперь Дэвид понял почему она говорит о невозможности для себя карьеры актрисы. Мишель не может спрятать себя под маску. Она прекрасно сыграла бы великолепную мать, любящую жену, счастливую невесту. Но не Жозель, разочаровавшуюся в той самой жизни, которой наслаждалась Мишель.

– Она любит, – коротко ответил Дэвид Жюльену. – А любящий готов обнять весь мир, помогать всем и каждому. В счастливом сердце нет места ненависти. Она не может. Она любит…