– А вот скажите, мужики, мы-то какого лешего с вами тормозим? Почему себе-то дома не строим?

Мысль была настолько ошарашивающая в своей простоте и верности и настолько очевидная, что за столом воцарилось потрясённое молчание.

– Охренеть, – обалдев до изумления, первым подал голос Семён Валиев. – Вот это мы с вами, мужики, знатно протупили…

– Да уж, тарищ подпол, умеешь ты в арестантской камере околотка отсутствие четвёртой стены заметить, – подхватил Егор Степанов.

Ну и все разом загомонили, зашумели, принялись азартно и громко обсуждать, где, когда и как, уже готовые чуть ли не прямо завтра заселяться в свои новенькие дома…

– Папенька мой, Сергей Валентинович, – улыбаясь, продолжила свой рассказ Глаша, – у нас товарищ продуманный, степенный и рачительный, у него всё по плану, по порядку и по полочкам – добротно, качественно, «не абы как», как любит он приговаривать. Поэтому посёлок и участки под дома они с дядь Егором и дядь Семёном выбирали тщательно, придирчиво и дотошно. Ну и так же строились – продуманно до каждой мелочи, на века, как опять-таки объяснял папенька, «не времянки колотим, а родовые гнёзда возводим». Проект нашего дома папа делал и рассчитывал вместе с архитектором их фирмы, ну и понятно, что каждую мелочь во время стройки сам лично контролировал и проверял. И участок разбил, воплотив всё, что хотела и о чём мечтала мама: у неё там и грядки высокие, и суперсовременные теплицы с интернет-слежением и регулировкой влажности и температуры, и беседки, газоны, цветники, и летняя кухня со столовой. Всё есть. Мы свой дом все очень любим. Сейчас там, правда, только мама с нашим младшим братцем Васенькой остались, а мы все разъехались.

– Как же, а папа ваш где? – посмотрела недоумённо на девушку Муза Павловна, собираясь расстроиться.

– Так папенька там, где сейчас, как он говорит, «собрались серьёзные, решительные мужчины», – махнула неопределённо рукой Глаша. – Вернулся в армию, строит, возводит и восстанавливает разрушенное на новых территориях и не только на них.

– Понятно, – чуть вздохнула Муза Павловна и поинтересовалась: – А что ж вы, Глашенька, в Москву перебрались, раз вам так хорошо дома-то было?

– Ездить на работу оттуда долго, да и пробки, – объяснила Аглая. – Ну и иные причины имелись. – И вернулась к загородной теме, уходя от дальнейшего обсуждения обстоятельств, побудивших её переехать: – Я домой каждые выходные уезжаю и каждый выпавший свободный день обязательно: скучаю и по маме с Васей, и по дому. Мне всегда дома хорошо и замечательно, прекрасно дышится-живётся, совсем по‑другому, чем в любом городе.

– Да-а-а, – протянула, соглашаясь, Муза Павловна, – за городом сейчас прекрасно, особенно когда дом уютный и может вместить всех родных и близких, и участок большой, и лес-озеро рядом. Красота. Я за эти четыре недели повидала всех внуков и правнуков, что в городе удаётся куда как реже, все же заняты: круговерть дел, работа, учёба, школы-садики…

Она вздохнула светло, от приятных, близких воспоминаний.

– Только, понимаете, Глашенька, я не люблю гостевать. Слишком привыкла быть хозяйкой, привыкла к своему определённому устройству и укладу жизни, налаженным и устроенным по моему вкусу привычкам и удобству, когда всё под рукой, всё так, как мне по сердцу и нраву. Да и Вилли устал от природы, и не очень-то ему там нравилось: много людей, много шума и суеты, опять-таки коты поселковые постоянно вызывали на бой за территорию и дам кошачьих. Мы с ним с таким удовольствием вернулись домой, вы не представляете. Наверное, чтобы понять и почувствовать, как хорошо нам дома, стоит иногда куда-то уезжать. Впрочем, известно же, что старики боятся и очень не любят никаких перемен и весьма болезненно переносят нарушения их привычного быта и уклада жизни. Лет пятнадцать назад я была ещё невероятно легка на подъём: куда-то поехать, прихватив младших внуков, посетить новые места, заняться-увлечься каким-нибудь новым делом, подбить родных на эксперименты с активным отдыхом… А сейчас, как улитка: лучше в домике.

– Моя бабуля тоже такой была, – улыбнулась со светлой грустью Аглая. – Лёгкая на подъём, на идеи всякие, задумки. И нас всех могла увлечь, заразить своим энтузиазмом. Водила внуков по всем музеям, по каким-то выставкам, перформансам, интересным мероприятиям – и летала с нами от Финляндии до Сахалина.

– М-да, – покачала головой Муза Павловна, – как всё быстро проходит. Вы пока этого не понимаете, Глашенька, не ощущаете, но время – это очень странная субстанция, и в разные периоды жизни оно движется с разной скоростью. После пятидесяти пяти лет оно начинает стремительно ускоряться, и месяцы, годы и события пролетают как мгновения. У Жванецкого есть такое высказывание: «Старость, она как электричка – во‑о-о-н она ещё где-то там, и вот раз – и она уже здесь».

– А бабушка Поля частенько повторяла чью-то цитату: «Стареть не хочет никто, это неприятно, а частенько некрасиво и болезненно, но это единственный способ жить долго».

– Вот именно, – согласилась с девушкой, её бабушкой и автором цитаты Муза Павловна.

Обсудили, что называется, вдогонку дачной теме, в каком районе и посёлке расположены дача родных Музы Павловны и дом семьи Аглаи, что сажают на участках, какой урожай снимают и как замечательно и умиротворённо чувствуешь себя, когда в самый закат солнца летний денёк переходит в бархатный вечер и начинают выводить свои трели птицы… И так далее, так далее…

– Вы знаете, что враг Валерьяна попал в больницу? – спросила Глаша, вспомнив наконец о приземлённых делах житейских, далёких от птичьих трелей и загородных красот.

– Да, мне консьержка наша Анна Ивановна позвонила и подробно рассказала о происшествии, – кивнула женщина и усмехнулась: – И вы, Аглая, снова отличились спасением пострадавшего.

– Просто оказалась в нужное время в нужном месте и вызвала скорую помощь, – пожала плечами Глаша и внесла уточнение: – Нужное Виктору Юрьевичу место и время, но никак не мне. Я бы прекрасно прожила и без лицезрения и памяти о той кровавой инсталляции, в которой обнаружила его.

– Вы очень смелая девушка, – заметила Муза Павловна.

– Или просто глупая, – вздохнула преувеличенно наигранно и усмехнулась Глаша.

– Ну, вот это вряд ли, – возразила ей собеседница.

За неспешными беседами-разговорами, как всегда бывает, когда общаешься с приятным и интересным тебе человеком, время промелькнуло незаметно, как в том самом возрасте «после», о котором вздыхала Муза Павловна. Сердечно поблагодарив и попрощавшись с соседкой, Аглая ушла домой. И, забравшись в кровать, проваливаясь в сон, всё улыбалась от тёплого ощущения тихой радости, которое осталось у неё в душе от встречи и неспешной беседы с Музой Павловной.


Мирные денёчки жителей девятого этажа, пока буйный соседушка находился в больнице, а кот Валерьян снова вольготно и спокойно выгуливался (где хотел и когда хотел) по придомовой территории и подъезду, ощущая себя «королём горы», пролетели как-то уж слишком быстро и незаметно. И наступил тот день, когда Глаша пересеклась с господином Чащиным, шкандыбавшим на костылях через вестибюль подъезда к лифту в сопровождении незнакомого парня, который нёс сумку и портфель.

– Здравствуйте, – поздоровалась с соседом нейтральным тоном Глаша.

Виктор Юрьевич девушку не то что ответом, даже взглядом не удостоил, лишь зыркнул недобро и проследовал дальше, стуча костылями по полу. Чего уж говорить о простом человеческом «спасибо» за участие в спасении его жизни.

Да как бы и пофиг не сдалось Аглае ни его спасибо, ни его здрасте, она даже ехать с ним в одном лифте не намеревалась, дождалась другого, поражаясь странным совпадениям. Вот ведь только раз за весь месяц вспомнила бизнесмена Витю в разговоре с Музой Павловной – и всё, как и не было такого господина. Да и то, чего бы ей о нём размышлять на самом деле. Но именно сегодня отчего-то вдруг с утра вспомнила о соседе и подумала мимолётно: вот бы он в той больничке подольше задержался, чтобы мир-спокойствие их этажа не разрушалось.

И на тебе – получите! – прибыл. Вот права была бабушка Поля, произнося старую пословицу: «Помяни дурака – припрётся издалека».

Ну вот он и припёрся, чпокая резиновыми наконечниками костылей по прекрасному полу холла.

А следом за ворчанием и недовольством на предмет возвращения раненого соседа Глаша сразу же подумала о Лорде Валериане. И о Музе Павловне. Ну а о ком ещё?

Поэтому и поспешила предупредить соседку о прибытии «Чёрного Гарри», вернее, «Битого Вити».

– Ох, господи, – всплеснула руками Муза Павловна. – Надо снова запирать дверь на замок, чтобы Вилли не выбегал. И помнить об этом, не забывать.

– Ну, сейчас, как мне кажется, господин Чащин к боевым действиям не совсем чтобы пригоден, успеете выработать навык, – усмехнулась Глаша. – Но вообще-то придётся за Валерьяном следить внимательно.

– Да уж, угораздило нас попасть в такую ситуацию.

И обе дамы тягостно-безнадёжно вздохнули, предвидя ожидающие их впереди неприятности.

Но странное дело – Валерьян месть свою зверскую прекратил. В первый же день возвращения из загородного вояжа он тщательно обследовал весь этаж, уделив особое внимание вынюхиванию территории около квартиры врага, что-то там понял-выяснил и сделал какие-то выводы. Видимо, посчитал себя абсолютным и безоговорочным победителем в противостоянии с соседом и более не выказывал никакого интереса к данному объекту, полностью его игнорируя.

Вот такая заморочка животного сознания – поди разбери, что у него там в голове, какие такие мысли-рефлексы, даже и пытаться не стоит.

Но когда жители этажа поняли, что противостояние животного и человека закончилось, пусть и по непонятным совершенно никому причинам, то вздохнули с большим облегчением.

И житие-бытие вернулось в свои спокойные, устоявшиеся берега.

По крайней мере, на какое-то время.

Однажды, традиционно поздно возвращаясь домой после работы, еле волоча от усталости ноги, вяло поздоровавшись с консьержкой, Аглая поплелась через холл и… и как-то вдруг в один миг взбодрилась, заприметив незнакомого мужчину, ожидавшего лифт.

Как там её папенька изволит выражаться в подобных случаях: «Встряхнул кое-чем внезапно ожившим, как старый конь при звуке горна».

Вот-вот, именно так Глашка и «встряхнула кое-чем внезапно где-то там ожившим», узрев данного представителя мужского пола.

Мама да-ра-га-я… Это ж мужчина её девичьей мечты! Ум-м-м-м…

Именно такой, каким Аглая представляла-рисовала в воображении идеал своего возможного избранника в части, касающейся его физических и внешних данных.

Самое главное – ты-дын-н-н! в этом месте у нас фанфары – мужчина был высоким! Ну вот слабость у Аглаи Зориной к высоким мужчинам, ну что ж поделаешь. А этот по-настоящему высокий, выше Глаши и даже выше Глаши на каблуках – где-то под метр девяносто. И совершенно великолепно сложен: мощный разворот широких плеч, узкие бёдра, длинные, сильные ноги идеальной формы. И внешность… хорошая такая внешность. Русые волосы не длинной и не короткой стрижки, которая ему очень шла, выгодно подчёркивая форму и тип лица. Глаза тёмно-серые, внимательные, цепкий, острый взгляд, а черты лица такие… породистые черты, хотя уж кем его точно не назовёшь, так это красавчиком – ни грамма слащавой киношной красоты.

До категории «элегантен, как рояль» мужчина не дотягивал лишь отсутствием фрака на нём, но и без фрака, в строгом деловом костюме и белоснежной рубашке со стильным галстуком из разряда «скромная, неброская роскошь», с портфелем известной фирмы в руке он выглядел просто обалденно и очень респектабельно.

Как говорит подруга Аглаи Лилька Токарева, великая ценительница и специалист по противоположному полу, «вот это муз-з-зчина! Дайте два!».

Судя по энергии, излучаемой им, по свободной, уверенной манере держаться, по взгляду и мимике, этот человек отлично знал цену себе, своей убойной мужской харизь-зь-зьме, чтоб её… Знал, какое впечатление он производит на женщин и насколько сильно их к нему притягивает, приблизительно как к килограммовому магниту маленькую гайку с расстояния сантиметров десяти.

Как любая нормальная женщина, Аглая успела рассмотреть незнакомца, почувствовать все его правильные флюиды, отметить-заметить некоторые мелкие детали и оценить в целом и в некоторых частностях за несколько коротких мгновений, пока они, как воспитанные люди, соблюдая принятый политес, коротко поздоровавшись, ожидали прибытия лифта.

– Вам какой? – обозначив уважительную улыбку, спросил мужчина, галантно пропустив девушку вперёд и заходя следом за ней в кабинку.

– Девятый, – откликнулась Аглая.

Он нажал нужную кнопку и, когда кабина двинулась вверх, улыбнувшись уже более открыто и приветственно, констатировал:

– Вы Аглая, извините, не знаю отчества. – И расширил своё утверждение: – Девушка, которая дважды спасла Валерьяна от гибели.

– Ну, спасла – это слишком громко сказано, – отказалась от столь громкой славы Глаша, – всего лишь заступилась за животное. – И поинтересовалась: – А вы?

– Игорь Борисович, – представился он, – внук Музы Павловны.

– Приятно, – открыто, по-дружески улыбнулась ему Аглая.

– Взаимно, – ответил ей тем же Шагин.

– Мы с вашей бабушкой дружим, – сообщила Глаша, – она у вас замечательная.

– Да, – кивнул, продолжая улыбаться, Игорь Борисович, – Муза Павловна человек незаурядный. Драгоценность нашего семейства.

– У нас тоже была такая драгоценность, бабушка Полина, – вздохнула с грустью Аглая.

– Знаете, – признался Шагин, – отлично понимаю, что и нас эта потеря не минет, но даже думать об этом не хочу.

– И правильно, – поддержала его Глаша, – и не надо, и не думайте.

Тихонько блимкнув-тринькнув, лифт сообщил «содержимому» своей кабинки о прибытии на нужный этаж.

– Передавайте привет Музе Павловне, – махнула рукой Аглая, останавливаясь у своей двери и провожая взглядом прошедшего к нужной квартире мужчину.

Загрузка...