Пальцы Рейчел летали по клавишам фортепиано, заставляя молоточки задевать струны и высвобождать звуки, которые образовывали аккорды и наконец складывались в мелодию.
В этом была магия ее пальцев.
Папе нравилась эта песня. Она слышала, как он насвистывал ее в холле, что показывало его хорошее настроение и гарантировало, что он будет добрее к Янушу, когда выйдет из дома и скажет ему что-нибудь по дороге.
В этом была настоящая магия ее пальцев.
Кто знал, на что еще они способны. Возможно, кучер услышал ее песню на улице, отвлекся на нее и стал причиной несчастного случая. Могли бы пострадать люди.
Или же джентльмен поднял взгляд на открытое окно музыкального салона, чтобы узнать, кто же играл эту мелодию, и увидел молодую леди в шелковом платье, с которой они непременно влюбились.
И все это сотворили ее пальцы.
Малейшие действия имели непредвиденные последствия. В некоторые дни Рейчел любила размышлять над всеми возможностями и воспринимала их как большое приключение. В другие же чувствовала себя подавленной трагичностью этой мысли и больше всего боялась того, что может произойти.
Запах свежеиспеченного печенья ударил ей в нос, и она прервала свою игру посреди такта, что всегда раздражало Мириам, которая ругалась на нее, чтобы она хотя бы доиграла до конца. Но Рейчел это не беспокоило, ей даже нравилось тем самым немного позлить сестру.
Что еще она могла сделать, чтобы скрасить свой день? Здесь никогда не происходило ничего неожиданного. Повседневная жизнь была настолько угнетающе однообразной, что Рейчел иногда задавалась вопросом, действительно ли она реальна или это просто призрак ее самой, загнанный в день сурка.
Вздохнув, она встала, закрыла окно музыкального салона и спустилась, ведомая запахом, вниз по лестнице на первый этаж.
Софи вытащила из духовки противень и крикнула что-то миссис Гудбоди, но ее слова потонули в грохоте кастрюль. Когда ее взгляд упал на Рейчел, которая молча стояла в ожидании, когда ее обнаружат, она добродушно улыбнулась и протянула девушке противень.
– Осторожно, горячее, – предупредила служанка, и Рейчел взяла кончиками пальцев одно восхитительное круглое печенье, источавшее аромат сахара и масла.
Все еще держа его и слегка обжигая пальцы, она захотела выпить чаю с этой выпечкой.
Поскольку и Софи, и миссис Гудбоди были заняты, Рейчел вошла в кухню, взяла чайник и сама наполнила его водой. Она проигнорировала неодобрительный взгляд кухарки, надеясь, что та не выдаст ее.
Папа был строг, когда дело касалось подобных вещей. По его мнению, его дочери – принцессы и должны наслаждаться своей жизнью. Жить без забот, не шевелить и пальцем и быть рядом с кем-то, кто лишь по одному взгляду понимал все их желания.
Но эта жизнь походила на золотую клетку, а Рейчел была птицей, которая не могла понять, почему ей никогда не разрешали учиться летать.
Два великолепных журавля украшали керамическую баночку, которую Рейчел взяла с полки и нетерпеливо открыла крышку. Но там было пусто.
– У нас не осталось «дарджилинга»? – спросила она, когда Софи пронеслась мимо нее, бросив извиняющийся взгляд.
– Вчера закончился. Я могу принести его завтра, если хотите, мисс, – ответила женщина. – Сделать вам вместо него «Эрл Грей»?
Рейчел покачала головой и слегка скривила рот, прежде чем смогла сдержать отвращение, проявившееся на ее лице. Она не любила «Эрл Грей» и ненавидела сильный запах бергамота. Он напоминал ей мыло.
– Нет, спасибо, дорогая Софи, – мягко отказалась она, взяла печенье и покинула кухню.
Прежде чем она успела откусить кусочек, Мириам уже отломила половину от ее воздушного печенья и сунула его себе в рот. Рейчел захотела было выразить свое недовольство и потребовать вернуть кусок, но остановила себя. Потому что, во-первых, его уже проглотили, а во-вторых, Мириам просто хотела, чтобы девушка разозлилась на нее.
Кроме того, на кухне была целая армия этого печенья.
– Пойдем в город, – предложила Мириам, все еще жуя, и с озорством схватила Рейчел за руку.
Рейчел лишь слабо улыбнулась.
– Не думаю, что у отца есть время сопровождать нас, – ответила она, в то же время понимая желание сестры не быть больше запертой в стенах этого дома. Ее взгляд упал на окно, за которым на залитых солнцем улицах Лондона цвела жизнь.
– Я думала пойти одним. Только ты и я, – объявила Мириам, и Рейчел охватил ужас. Она распахнула глаза и пораженно уставилась на сестру, которая лишь ненамного старше ее.
С любым другим она бы просто рассмеялась, приняв это за плохую шутку, но, зная Мириам, та всегда серьезно относилась к подобным задумкам. Она была непредсказуемой и безудержной, рвала оковы своей жизни, как дикая лошадь, и вырывалась из них всякий раз, когда появлялась возможность.
– Отец не разрешит, – Рейчел напомнила ей правило, но Мириам просто отмахнулась от этого.
– Тогда уйдем, не спрашивая. Ты знала, что Мария должна просто ставить в известность экономку, прежде чем уйти? Можешь в это поверить? – с волнением произнесла она, потянув Рейчел за собой.
Рейчел не сопротивлялась, даже сама этого хотела, хотя и не могла в этом признаться. Искра бунтарства боролась внутри нее со страхом перед миром. Одно слово, и все изменилось. Кто-то сказал ей «еврейка», и вся уверенность исчезла, оставив ее в городе, в котором ненавидели кого-то вроде нее. Мельчайшие мелочи меняли и бо́льшие вещи. Одно семя могло перевернуть мир с ног на голову.
Мириам ловкими пальцами повесила ей на талию кошелек так, чтобы он стал украшением и подходил по цвету к светло-голубому шелку юбки. Пальцы Рейчел тут же нашли на нем кисточку, и она начала нервно играть с нитками.
– Мы же на самом деле не сделаем это? – поинтересовалась Рейчел, спускаясь по ступенькам обратно на первый этаж и беспокоясь о том, чтобы отец не услышал их из своего кабинета.
– Почему же, Рейчел! – воскликнула Мириам, отчего Рейчел бросило в жар и холодный пот одновременно.
– Что если с нами что-то случится? – спросила она, почувствовав, как страх все больше и больше сжимает ей горло.
Мириам посмотрела ей в глаза и лукаво улыбнулась.
– Разве не ты говорила, что лишь один неверный шаг может привести к тому, что ты упадешь с лестницы и сломаешь себе шею? Не все ли равно, погибнем мы здесь или там? – Она вызывающе приподняла бровь, что было настоящим искусством. Сколько бы Рейчел ни старалась, у нее всегда устремлялись наверх обе брови.
Рейчел отвернулась и так крепко вцепилась в перила лестницы, что у нее заболели пальцы.
– Я предпочитаю совсем не умирать, – просто ответила она, и Мириам рассмеялась.
Рейчел завидовала ей. В глазах сестры сияла веселость, в ее позе проявлялась смелость, а в голове кружилась легкая нота безумия. Она не обдумывала вещи, а просто делала их, и Рейчел часто хотела быть больше похожей на свою сестру.
Но она была совсем другой: застенчивой, тихой и всего боялась. Мир был таким огромным, что даже мысль об этом угнетала ее. На свете жило так много людей с таким же количеством различных историй, которых она не знала и никогда не узнает, из-за чего одиночество в этом доме сводило ее с ума.
Лишь один шаг, и она упала бы с лестницы. Лишь один шаг, и она встретила бы на улице людей, которых никогда раньше не видела, или же не последовала бы за Мириам и снова оказалась бы в музыкальном салоне.
Чья-то жизнь могла кардинально измениться, если бы она вышла на улицу. Ее жизнь могла кардинально измениться.
Покалывающее волнение охватило ее, и она кивнула Мириам, которая тихо завизжала от удовольствия, увлекая ее за собой.
– Мы уходим, – сообщила она миссис Гудбоди, и, прежде чем кухарка успела хоть что-то ответить, девушки уже направились к двери.
У Мириам была цель. Она ничего не сказала, но Рейчел сразу почувствовала это по характеру ее шагов, устремленному вдаль взгляду и стремительной походке.
Они купили билет и доехали на дергающемся и скрипучем трамвае до центра города. Люди толпились вокруг них, и при каждом взгляде, останавливающемся на них дольше секунды, Рейчел с колотящимся сердцем начинала бояться, что они узнают, кто она такая.
Но никто не обращал на них внимания. Мириам рассказывала что-то о цветочном рынке и разнообразии цветов. Рейчел старалась слушать ее, отвлечься и не паниковать только потому, что дама позади нее на каждом повороте дороги задевала ее своим кринолином.
Когда они ступили на мостовую центра города и небо над ними затянулось, как недостижимый голубой шелковый шарф, у Рейчел перехватило дыхание. Ощущение свободы было таким подавляющим и нервным, что она предпочла бы вернуться домой.
Но Мириам продолжала невозмутимо идти вперед, и Рейчел следовала за ней по пятам, чтобы не отстать. Она взяла ее под руку, цепляясь за нее, пока Мириам не начала смеяться.
– Никто тебя не укусит, – посмеялась она над страхом Рейчел, на что та недовольно поджала губы, но не нашла остроумного ответа.
Их туфли стучали по тротуару, и этот стук смешивался со всеми остальными звуками города. Гул голосов, крики каких-то рыночных торговцев совсем рядом, грохот карет и пронзительный звук сигнального свистка полицейского. Люди проходили мимо них, шли своей дорогой, имели свои цели, и воздух был исполнен надежд и желаний, устремленных вверх и запечатленных в шелковой пелене неба.
Сестры подошли к главной площади, и Мириам действительно не обманула: вся территория была полна цветов. Рейчел приоткрыла рот, когда они вошли на цветочный рынок, и аромат сладких цветов окутал ее, словно они вместе попали в сказку. Пионы и герани, подсолнухи и гладиолусы, гипсофилы и папоротники. Словно сад создан рукой Господа. И все пытались продать им эти цветы.
– Розу для прекрасной леди? – обратилась к ней молодая женщина и показала красивый нежно-розовый цветок.
Но Рейчел покачала головой и еще выше подняла плечи, которые и без того казались чересчур напряженными.
Мириам не останавливалась, чтобы взглянуть на ларьки, тянула сестру все дальше и дальше, до задней части рынка, где торговали гончарными изделиями и резными товары из дерева. Целенаправленно она подошла к стойке с высокими, искусно расписанными вазами, и Рейчел с изумлением увидела, как румянец вспыхнул на щеках сестры, когда молодой человек за стойкой поднял взгляд. Улыбка расползлась по его пухлым губам, и Мириам ответила тем же.
В голове Рейчел пронеслась мысль о том, что эти двое знали друг друга, и внимательно посмотрела на молодого человека. Лицо его было угловатым, с сильно выраженной челюстью, а темные волосы блестели на утреннем солнце. Она точно его уже видела. Перед их домом, всего несколько недель назад. Он приносил цветы.
– Доброе утро, мисс Коэн, – поприветствовал он Мириам таким явно обходительным тоном, что Рейчел испуганно отпустила руку сестры.
– Мистер Робинтон, – как кошечка промурлыкала Мириам, и Рейчел растерянно уставилась на нее.
Наконец она поняла. Мириам встречалась здесь с этим мужчиной. Не с тем, которого отец выбрал для нее и тщательно проверил, прежде чем разрешить ему поговорить с ней. А с рыночным торговцем, лондонским мальчиком.
Но зачем ради этого она вытянула Рейчел из дома, было для нее загадкой.
– Кто сегодня вас сопровождает? – спросил он Мириам и, казалось, не мог решить, улыбнуться ли и Рейчел, потому что уголки его рта непроизвольно подергивались.
– Моя сестра, – с некоторым смущением сообщила Мириам, и ее лицо засветилось, как зал, полный свечей.
Мистер Робинтон кивнул.
– Рад познакомиться с вами, мисс. Мириам всегда говорила о вас с большой любовью.
По рукам Рейчел пробежали мурашки, и она не могла не посмотреть на свою сестру. Потому что заявление молодого человека совершенно очевидно указывало на то, что эти двое встречались уже не раз.
И она даже не догадывалась об этом.
– Почему ты ничего не рассказала мне? – спросила она Мириам, не обращая внимания на мистера Робинтона, на что та лишь смущенно пожала плечами.
– Я не знаю. Боялась, – прошептала она, и Рейчел, хотевшая сначала рассердиться на сестру, вздохнула, потому что слишком хорошо понимала ее.