Люби меня нежно

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Света шла рядом с мрачным мужем по темной улице городка и отчаянно пыталась понять, что стало причиной его недовольства.

Летний вечер был прохладен, и она зябко стягивала на груди нарядную кофточку.

«Вот дурак, — думала она, украдкой глядя на мужа. — Какая муха его снова укусила? Так все было хорошо! Свадьба лучшей подруги только-только набирала обороты в единственном ресторане их маленького городка. Тосты, смех, песни, танцы… — Света подумала, что не так часто в ее жизни выпадали такие светлые и радостные дни. — И вот на тебе!» Саша нашел ее в толпе танцующих и буквально силой выволок из ресторана на улицу. Света не сопротивлялась, зная, что может быть еще хуже…

И вот муж мрачнее тучи шел быстрым шагом чуть впереди, и Светке, чтобы поспеть за ним, приходилось время от времени переходить на рысцу.

До дома было недалеко. Город небольшой, провинциальный: все рядом. От ресторана, по центральной улице надо было пройти до железнодорожного вокзала, перейти пути — и вот она улочка с частными домами, где Света прожила всю свою жизнь.

— Давай быстрее! Плетешься, как беременная корова, — зло бросил Саша через плечо, останавливаясь, чтобы прикурить.

— А что, мы куда-нибудь спешим? — не сдержавшись, в тон ему ответила она.

— Не понял? Ты чё-то сказала?

Вся его фигура напряглась, подобралась, и Света ощутила первые уколы страха. В его голосе звучала зарождающаяся гроза, и она интуитивно перебирала в уме примирительные, уничижительные фразы, которые хоть немного успокоили бы подвыпившего мужа. Но какая-то внутренняя, непокоренная ее часть на мгновение прорвалась, захватила сознание. Сами собой вылетали нежелательные слова.

— Ничего. Это не мне моча в голову ударила…

Сказав это, Света испугалась окончательно. Остановилась посреди пустынного тротуара, у большой витрины магазина подарков.

— Ты чё сейчас, сука, сказала? — Саша, медленно приближаясь к ней, нервно затянулся сигаретой. — Чё, не догуляла, да? Не догуляла, хорошая моя?

— Саш, ну чего ты опять? — дрожа всем телом, она немного отступила.

— Я — чего? Это ты чего, животное! Еще чуть-чуть, и юбку бы задрала перед тем прилизанным! Или не так? Чё, мало я тебя учил? Мало?!

— Саш, не надо… — у Светы вдруг предательски задрожали колени, сердце застучало в бешеном темпе, не в силах совладать с нахлынувшим в кровь ужасом. Она боялась мужа в такие моменты. Совершенно теряла волю и силы при этом. Все чувства обострялись и концентрировались в одну точку, в одну маленькую пульсирующую точку, молившую о пощаде.

Он подошел к ней, резким движением схватил за подбородок, задышал с ненавистью в лицо спиртными парами. Света пыталась ослабить хватку, но пальцы у мужа были словно из стали. Крепкий заводской парень, привыкший цепко держать тяжелые заготовки.

— Чё, падаль, я не прав? Тебе меня одного мало? Глазки-то вон как горели! Кобелей увидела? Ласковых кобельков захотелось?

Его ладонь хлестко пришлась по левой скуле, вмиг онемевшей от боли. Из глаз Светы брызнули слезы.

— Саша, перестань! — воскликнула она, держась за щеку. — Что я сделала?

— Что ты сделала? — повторил он с недоброй улыбкой. — Ты чуть не трахнулась с тем прилизанным у меня на глазах.

Света плакала, совершенно теряясь от нелепых обвинений мужа.

После этого последовал второй удар. Она споткнулась и упала. Он присел рядом с ней, схватил за волосы и прошептал:

— Если матка покоя не дает, так я ее успокою. Я тебя живо в чувство приведу! Забыла, кто тебя е…т и кормит? Напомнить?

— Не трогай меня! — сквозь слезы отчаянно выкрикнула Света, отталкивая его.

Но спасения не было. Улица пустынна, только изредка пронесется к вокзалу запоздавший автобус. Темные окна домов безжизненно холодны. Остались только он, она и мука душевная, стыд, унижение, страх. Беспощадные глаза пожирают ее откровенной злобой, жестокие руки, ядовитые слова — ее крест и безумие, которые она носит уже полтора года. А ведь ничего этого не было. Ни страха, ни боли. Теперь Свете казалось, что то было не с ней, а с другой девушкой, в другой жизни, похожей на сказку, в другом измерении, в другой вселенной…

Сейчас Света Минотавра боялась бы меньше, чем своего мужа. Он нависал над ней, словно палач и обвинитель в одном лице. Несправедливый обвинитель… Каждое его движение было наполнено непредсказуемым действием. И от этой непредсказуемости рождалась беспомощность, жуткое состояние невладения самой собой, своими мыслями и чувствами. Все принадлежало ему. Он ничего ей не оставил.

— Пошли домой, дура. Развалилась посреди дороги… — презрительно сказал Саша, ткнув ее в бедро носком туфли.

— Никуда я с тобой не пойду, — всхлипывала Света, поднимаясь с асфальта.

Он нетерпеливо завладел ее локтем, но она вырвалась, продолжая безутешно плакать. Обида горькой волной накатывала на нее, затопив собой страх.

— Пошли, говорю. Дома разберемся.

— Оставь меня в покое! Уйди от меня!

Она отошла к стене дома, ища в сумочке платок.

Тут Саша снова схватил ее за руку и потащил. Света крикнула что-то гневно-отчаянное и получила в ответ новый удар. Она молила о пощаде, пыталась защищаться, даже демонстративно села на асфальт, чем привела мужа в неописуемое бешенство. Он подхватил ее и, не рассчитав силы, перекинул через себя, да так, что у Светы потемнело в глазах и перехватило дыхание.

Отдышавшись, она побежала, скрылась в темных дворах пятиэтажек, уже совершенно отчаявшись, желая только одного — чтобы издевательства прекратились.

Муж ринулся следом.

Песочницы, бельевые веревки, двери скудно освещенных подъездов — все это мелькало перед ее глазами, словно в тумане. Она слышала у себя за спиной его дыхание и чувствовала мстительное торжество сильного над слабым. Изловчившись, Света сбросила босоножки и побежала босиком, ощущая теплоту земли подошвами ног. Как она бежала! Страх быть пойманной придавал ей сил. Но очень скоро муж нагнал ее. Они оказались на заднем дворе какого-то магазина. У сеточного забора стояли пустые ящики и коробки.

Саша развернул жену к себе, прижал к сетке.

— Ты куда это, коза, собралась? — спросил он, учащенно дыша.

Она тотчас почувствовала его руку там, внизу… Жаркие, потные пальцы больно впились в тело. Она попыталась оттолкнуть его, но заработала еще одну оплеуху.

Света рыдала, всеми душевными силами желая, чтобы все поскорее закончилось. Но муж выпил, и его звериные ласки продолжались, казалось, целую вечность.

Он наслаждался своей силой, своей властью над женой. Эта сука должна была ежесекундно чувствовать в нем мужика. Только это, и ничего больше!

Света сползла по сетке на землю, вся сжавшись в комочек и дрожа всем телом. Болела спина, руки, которые он сжимал. Низ живота казался ей сосредоточием всей мерзости мира…

— Пошли домой, — бросил он ей цинично, заправляя рубашку в брюки.

Она вдруг поняла, что так больше не может продолжаться. Эта уверенность росла, наполняя ее всю надеждой, ощущением освобождения. Но цепи, сковывавшие ее душу, были все еще крепки. Она все еще мечтала о спокойной семейной жизни. Все еще сильна была ее уверенность в том, что если она сделает то-то и то-то, муж станет другим. «Если я буду хорошо готовить, он перестанет сердиться, если перестану хорошо и красиво одеваться, он не будет ревновать. Если…» Вечное условие! Пункт за пунктом она выполняла эти условия, но безрезультатно.

— Пошли! — муж дернул Свету за руку, и она покорно поднялась.

Потом они снова шли по пустынным улицам городка, знакомого ей с детства, к дому, превратившемуся для нее в тюрьму. А ведь когда-то все было иначе. Да, когда-то…

В лучшие годы отец успел своими руками построить большой дом. Все в этом доме было красивым, удобным, надежным. Три веселых окошка смотрели на улицу, сверкая белоснежными занавесками. Света жила в своем маленьком уютном мире, оберегаемая родителями от всяких сложностей. Она хорошо училась, была прилежна и аккуратна. Как все девчонки, имела подруг, свои маленькие секреты, привязанности, увлечения. Отец души в ней не чаял. Баловал Свету. А потом все это рухнуло. Однажды отец вернулся домой после работы, умылся, побрился (мать тогда с насмешкой спросила, мол, чего это ты на ночь глядя бриться надумал) и, сославшись на дела в сарае, вышел из дому.

Света, посланная матерью кликнуть отца ужинать, обнаружила его висящим на перекладине под самым потолком сарая. Из того периода Света мало что помнила. Похороны, какие-то люди, поминки — вся темная и страшная цепочка событий почти не отразилась в ее памяти. Что-то зыбкое, неуловимо тревожное поселилось в ней. Что-то, что долгое время не давало заснуть, мучило и жгло ночами. Непролитые ли слезы, страх, непонимание? Кто знает.

Худо было Светке. Осиротевший дом без хозяйской руки путал. Нелепое самоубийство главы вполне благополучного семейства вызвало слухи, кривотолки и предположения. Впрочем, соседки по улице, знавшие Галину, мать Светы, не очень удивлялись трагическому происшествию. «Довела мужика до веревки, — шепотком говорили они, скорбно качая головами. — Не от хорошей жизни дочь сиротой сделал».

Мать Светы и правда была женщиной с «дуринкой». Исподволь, долгие годы точила мужнину душу попреками да ревностью своей злобной. Мученицей себя выставляла в глазах других. Все с охами и ахами перед бабами на заводе обличала «изменщика» в несуществующих грехах. Какие только гадости она про него не рассказывала, какую только напраслину не возводила! Потерять боялась статного красавца-мужа. Да все со слезами и молчаливостью злобной. Возьмется готовить, так потом кусок в горло не лез, после ее отчаянного грохота на кухне.

Вот и сломался мужик. Решился на последнее средство…

Света неделю после смерти отца не могла в себя прийти. Все изменилось. От прежней веселой Светы осталась лишь бледная тень. Тихая печальная тень.

После выпускных экзаменов она поступила в одно из городских училищ. Мать настояла, отговорив ее ехать поступать в столичный институт, жаловалась на здоровье, на свое одиночество, сетовала, что по дому некому помогать будет. Света осталась, хотя больше всего на свете ей хотелось уехать из этого дома. После училища стала работать на заводе контролером ОТК. Там же на заводе познакомилась с Сашей.

Он только вернулся из армии и дал понять, что к своей будущей семейной жизни относится очень серьезно. Саша был простым парнем, звезд с небес не хватал, выпивал, но в меру. Как-то незаметно Саша стал вхож к ним в дом. Жил он в общежитии и неизменно повторял, что каменные стены угнетают, так как сам всю жизнь прожил в деревне и ему больше по душе все, «что на земле».

Стал помогать по дому. Город и есть город, а дом свой — он хозяйской руки требовал, крепкой хозяйской заботы. Вот уже и ночевать оставался. Правда, спал он один, в зале на диване. Света привыкла к нему. С радостью бежала после работы домой готовить обед, стирала, гладила его рубашки. Света полюбила его крепкий мужской запах, будивший в ней что-то потаенное, сладкое, томное, не дававшее ночами покоя. Подчас Саша был грубоват, упрям и неуступчив, но ей показалось, что на то он и мужик, чтобы стоять на своем. Так всегда было. И удивительное дело, ей хотелось подчиняться! Хотя еще совсем недавно жутко ругалась с матерью по любому поводу, раздражалась, когда считала, что та ей «указывает».

Саша же все расставил по местам. Сказал, как отрезал. Даже мать, всю жизнь «пилившая» отца, и то не осмеливалась перечить будущему зятю.

Впрочем, Саша ей тоже нравился. Покойный муж, веселый балагур, по большому счету был очень ранимым человеком. Как только Галина Дмитриевна это поняла, то быстро взяла на вооружение целый набор «шпилек», которыми любила колоть мужа, находя в этом какое-то противоестественное удовольствие.

Ее прежняя тактика попеременного хныканья и злобного молчания на Сашу не действовала.

Сама Света и желала сделать последний шаг к замужеству, но чего-то боялась. Определить собственные ощущения она затруднялась. Иногда сердце ее замирало от одного Сашиного взгляда, когда она в чем-то с ним не соглашалась, а иногда просто дурно становилось от его страстных поцелуев. Целовался Саша необычно, сладко, глубоко…

Свадьбу сыграли всей улицей. Света пригласила самых близких подруг, и особо Тамару, с которой дружила еще со школы. Тамара училась в столице, но всегда навещала Свету и звала с собой. Мужем Светы она выразила крайнее неудовольствие. Нет, не словами, а подчеркнутой ехидной вежливостью и тонкой словесной игрой, от которой Саша весь покрывался злобными пунцовыми красками, и Света боялась, как бы чего не вышло. Хотя действительно не обошлось без «жертв». Там, где собирается группа подвыпивших мужиков, всегда возникнет в чьем-то хмельном мозгу мысль, что его не очень-то уважают в этой честной компании. Пара разбитых носов, и вот уже снова противники за столом визгливо кричат «горько» и загребают в свои тарелки «оливье».

А ночью Саша впервые сделал ей больно. Но она смолчала, определенно зная, что так бывает, когда в первый раз…

Он делал и делал это, но Света не чувствовала ничего, кроме боли и неловкости. Саша целовал страстно, грубо и продолжал толкать. И делал это так, что Света чувствовала себя в этом «процессе» лишней. Потом муж сполз с нее, и она уже хотела облегченно перевести дыхание, как он перевернул ее на живот и вошел сзади. Снова боль и снова ощущение полнейшей пустоты в душе.

— Ты будешь двигаться или продолжишь лежать бревном? — произнес он зло, на секунду остановившись, склонив к ней лицо, покрытое капельками пота.

Сердце Светы пронзила острая игла недоумения, но она подчинилась.

Когда все закончилось, он свалился рядом и через несколько минут уже спал богатырским сном. В ту первую ночь Света не сомкнула глаз. Она проплакала до утра, зажимая в зубах кончик простыни и все думая: неужели это то, о чем пишут в сотнях и тысячах книг, снимают в кино, говорят? Она ожидала праздника, но вместо него получила нечто такое, что ободрало душу до самого основания, покрыло язвами разочарования.

В последующем Света научилась стонать и делать в постели все, что желал муж. Но ему этого было мало. Он дергал ее за волосы, запрокидывая ей голову, словно норовистой кобыле, до жжения, до синяков хлопал по нежной коже, кусал ее соски и губы до острейшей боли, двигался внутри нее жестко, грубо, неприятно.

Света стала бояться его ежевечерних заигрываний, зная, что за этим последует унизительная роль «любящей супруги».

К тому же Саша оказался ужасным ревнивцем. Хотя в глубине души Света знала, что мужу просто нужен был благовидный предлог для новых издевательств и унижений. Дошло до того, что Саша избил одного из токарей на заводе, где они вместе работали. Света имела неосторожность любезно поболтать с парнем, а муж стал свидетелем этого. После того, как паренек пришел на работу с побоями, Света впервые дома поговорила с мужем решительно. Саша не отпирался, сидел в кресле и с тупой улыбкой смотрел телевизор. Потом, не дав ей договорить, сорвался с места и избил. А избив, затащил в спальню и в свойственной ему манере провел очередной «сеанс любви».

Она была шокирована, порабощена, смята, раздавлена человеком, ставшим ей мужем. Она оказалась совершенно не готова к такому положению вещей. Он подавил ее волю страхом, прибил к земле своей грубой животной силой, заставил чувствовать себя ответственной за то, к чему они пришли. Он внушил ей, что никому, кроме него, она не нужна.

Света, несмотря на все это, продолжала надеяться, что все наладится, и утопала в быту, в домашних заботах и ежедневной необходимости угождать нелюбимому мужу. Другой жизни она не видела. Теперь она поняла, что о любви говорили только выдуманные герои в книгах. Все окружающие просто жили вместе, работали, растили детей…

Дети… При мысли о детях Свете становилось страшно и горько. Страшно от того, что они увидят и почувствуют то, что чувствовала она. А горько от того, что по прошествии полутора лет замужества у нее не было и намека на беременность. Света видела, с каким энтузиазмом муж возится с соседской ребятней, рассказывает что-то интересное, копается с ними в каких-то железках. К тому же Саша не всегда был таким — неуправляемой, безумной стихией. Он бывал внимателен к ней. Вероятно даже любил. Но любил как-то отстраненно, словно любовался собой в роли мужа, выведя для себя основные принципы и постулаты этой роли. Основа принципов — муж всегда прав. Саша был молод, и его опыт заключался лишь в виденном в собственной семье и испытанном в армии. Сильный двадцатилетний парень с небогатым багажом жизненной мудрости за плечами, только-только влившийся в мир взрослых, он стремился утвердиться в нем так, как считал правильным.

Мать Светы не вмешивалась в дела молодой семьи. Вернее, потеряла всякое желание вмешиваться после того, как однажды, после очередной стычки с зятем, он, глядя на нее своими «бешеными» (как она говорила) глазами, пообещал, что если «мамашка» сунет свой нос не в свое дело еще раз, то очень может быть случайно сковырнется в подвал с картошкой и свернет себе шею. Галина Дмитриевна похолодела от такого намека и, зная нрав зятька, поверила. «Мало ли что он надумает, черт бешеный, кто потом докажет? Спасибо доченьке, земной поклон — привела в дом злодея, пригрела на своей груди окаянного, чтоб ему пусто было!»

А Света и не надеялась ни на чью помощь. Даже лучшей подруге Тамаре ничего не писала о нюансах своей семейной жизни, хотя раньше делилась с ней всеми своими девичьими секретами. Подружки на заводе синяки-то видели, да тоже не слишком допытывались. Знали, кто «постарался».

Когда стало очевидным, что Света в ближайшем будущем не подарит семье ребенка, Саша совершенно перестал с ней считаться. Шпынял по всякому поводу, намеками доводил до слез и истерик, стал чаще прикладывать руки. Пропадал где-то по вечерам, побритый да наодеколоненный. Приходил за полночь с друзьями, будил ее, заставлял «сварганить закусон». Когда его дома не было, Света испытывала нечто похожее на облегчение. И мучилась, и винила себя во всем, ребеночка ждала. Думала, когда появится ребенок, все станет на свои места…

Только зря. Она не знала, что Саша, еще когда служил, переспал с одной шалавой по голодухе-то солдатской, а та «наградила» его целым букетов дурных болезней. Еле вылечился, а потом врачи высказали «опасения», что детей у него не будет. Он надеялся, что они ошибаются. Надеялся до последнего, а когда понял, что надежды напрасны, всю злость принялся на Светке вымещать. Признаться ей боялся. Себя виноватым делать не желал. Жену во всем винил. Да так, что и сам в эту вину поверил, и Свету убедил. Сколько слез она пролила ночами бессонными, сетуя на свое «бесплодное» тело, на безрадостное будущее. Мысли дурные, отчаянные бродили в голове. Страшно от них становилось. Только сейчас она отца понимать начала. Жизнь сама веревку на шею набрасывала и давила, давила потихоньку; мучительно долго выворачивала душу безысходностью. И смерть уже избавлением казалась. Но что-то росло в сердце Светы день за днем. Что-то не давало решиться на страшный шаг. Она вдруг обнаруживала в себе неизведанные ранее чувства. Она испытывала удовольствие от одиночества, от интересной книги. Она умилялась спящему коту Ваське, которого раньше не замечала. Мелочи, повседневные бытовые и житейские мелочи отвлекали мысли, гнали прочь бездну…

И каким контрастом был всему этому Саша — жестокий, грубый, несправедливый, зловещий и непредсказуемый, Света начала понимать, как ошиблась в нем, как обманула сама себя.

Сейчас она шла за мужем по ночному городу в очередной раз опустошенная, униженная, распятая чувством стыда и отвращения. Даже если до сих пор у нее оставались какие-то чувства к Саше, они сгорели, стерлись, выжглись ненавистью к нему.

Они миновали освещенную площадь перед вокзалом, где стояли автобусы и немногочисленные такси, прошли мимо темных киосков в самый конец перрона, пересекли пути, небольшую рощу и оказались на темной улочке, которая вела к их дому.

Света задержалась у калитки и оглянулась туда, где сверкали прожектора станции.…