Люби меня в полдень (ЛП)

Глава 6

За десять месяцев, прошедших со времени написания последнего письма, Беатрис не получила от Кристофера Фелана ни весточки. Он писал Одри, но та, скорбя по Джону, очень неохотно говорила с кем-либо, даже с Беатрис.

Она лишь сообщила, что Кристофер был ранен, но после лечения в госпитале вернулся в строй. Непрестанно охотясь за любым упоминанием о Кристофере в газетах, Беатрис прочитала множество сообщений о его храбрости. За время многомесячной осады Севастополя Кристофер Фелан стал военнослужащим с самым большим количеством наград. Он был награждён орденом Бани[16] и медалью за Крымскую кампанию с планками[17] за Альму[18], Инкерман[19], Балаклаву[20] и Севастополь. Кроме того, он был удостоен французского ордена Почетного легиона, а также ордена Меджидие[21] от турков.

К огорчению Беатрис дружеские отношения с Пруденс стали более прохладными с того дня, как она сказала подруге, что больше не сможет писать Кристоферу.

— Но почему? — возразила Пруденс. — Я полагала, тебе нравится переписываться с ним.

— Больше нет, — подавленно ответила Беатрис.

Подруга смерила её недоверчивым взглядом.

— Я едва могу поверить в то, что ты способна так с ним поступить. Что он подумает, когда письма перестанут приходить?

Этот вопрос заставил желудок Беатрис сжаться от чувства вины и желания. С трудом она произнесла:

— Я больше не могу продолжать писать ему, не открыв всей правды. Эта переписка стала слишком личной. Я … мои чувства затронуты. Ты понимаешь, что я пытаюсь сказать?

— Всё, что я понимаю, — так это то, что ты слишком эгоистична. Ты устроила так, что я не смогу сама писать ему, потому что он сразу заметит разницу между твоим почерком и моим. Самое меньшее, что ты могла бы сделать, — это держать его на крючке для меня до тех пор, пока он не вернётся.

— Зачем он тебе нужен? — хмуро спросила Беатрис. Ей не понравилась фраза «держать его на крючке», словно Кристофер был чем-то вроде мёртвой рыбины. Одним из многих. — У тебя и так много поклонников.

— Да, но теперь капитан Фелан — герой войны. По возвращении его даже могут пригласить на обед к королеве. И сейчас, после смерти брата, он унаследует поместье Ривертон. Всё это делает его почти столь же выгодной партией, как какого-нибудь лорда.

Прежде Беатрис забавляла такая мелочность Пруденс, но теперь она ощутила вспышку раздражения. Кристофер заслуживал намного большего, нежели, чтобы его ценили по таким поверхностным причинам.

— А тебе не приходило на ум, что война изменит его? — тихо спросила Беатрис.

— Ну, его, конечно же, могут ещё ранить, но надеюсь, этого не произойдёт.

— Я подразумевала изменения в характере.

— Потому что он участвовал в сражениях? — пожала плечами Пруденс. — Полагаю, это оказало на него некоторое воздействие.

— Ты читала какие-нибудь официальные сообщения о нём?

— Я была очень занята, — защищаясь, произнесла Пруденс.

— Капитан Фелан был награждён орденом Меджидие за спасение раненного турецкого офицера. А несколькими неделями позже капитан пробрался в только что разрушенный бомбардировкой пороховой погреб, в котором оказалось десять убитых французских солдат и пять выведенных из строя орудий. Он встал у единственного оставшегося орудия и в одиночку удерживал эту позицию в течение восьми часов. В другом случае…

— Мне нет необходимости всё это выслушивать, — перебила Пруденс, — что ты хочешь этим сказать, Беа?

— То, что он может вернуться совсем другим человеком. И если он тебе нужен, то ты должна попытаться понять, через что он прошёл. — Беатрис передала Пруденс пачку писем, перевязанных узкой голубой лентой. — Начни с прочтения этих писем. Мне бы следовало снять копии и с тех, что я писала ему, чтобы ты смогла прочитать и их. Но, к сожалению, я не подумала об этом раньше.

Пруденс с неохотой взяла письма.

— Ладно, я прочту их. Но уверена, что Кристофер, когда вернётся, не захочет разговаривать о письмах — ведь я буду рядом с ним.

— Ты должна попытаться лучше узнать его, — повторила Беатрис, — мне кажется, ты желаешь заполучить его по неверным причинам… тогда как для этого существует так много истинных. Он заслуживает этого. Не за свою военную храбрость или за все те сверкающие медали… В сущности это наименьшая часть того, кем он является. — Умолкнув на мгновение, Беатрис с сожалением подумала, что ей действительно следовало бы избегать общения с людьми и как прежде проводить время с животными. — Капитан Фелан написал, что когда вы познакомились друг с другом, ни один из вас не заглядывал дальше поверхности.

— Поверхности чего?

Беатрис окинула подругу холодным взглядом, размышляя о том, что единственной вещью дальше поверхности у Пруденс была еще большая поверхностность.

— Он думает, что ты можешь оказаться его единственным шансом вновь стать частью мирной жизни.

Пруденс странно посмотрела на Беатрис.

— В конце концов, возможно, это и к лучшему, что ты перестала ему писать. Кажется, ты слишком увлеклась им. Надеюсь, ты не думаешь, что Кристофер когда-нибудь может… — она деликатно замолчала. — Не имеет значения.

— Я знаю, что ты собиралась сказать, — сухо произнесла Беатрис. — Разумеется я не питаю иллюзий на этот счёт. Я не забыла, как он однажды сравнил меня с лошадью.

— Он не сравнивал тебя с лошадью, — возразила Пруденс, — он всего лишь сказал, что ты комфортнее ощущаешь себя в конюшнях. Тем не менее он — весьма утончённый мужчина. И никогда не будет счастлив с девушкой, которая большую часть своего времени проводит с животными.

— Я предпочитаю компанию животных обществу любого знакомого мне человека, — парировала Беатрис. Она тотчас же пожалела о своем бестактном заявлении, особенно заметив, что Пруденс восприняла это как личное оскорбление. — Прости. Я не имела в виду…

— Возможно, тогда тебе и впрямь лучше уйти и отправиться к своим животным, — ледяным тоном произнесла Пруденс, — ты будешь счастливее, ведя беседу с кем-то, кто не сможет тебе ответить.

Пристыженная и раздосадованная, Беатрис покинула Мерсер-Хаус. Но прежде чем это произошло, Пруденс успела заявить:

— Для нашей пользы, Беа, ты должна пообещать мне, что никогда не скажешь капитану Фелану о том, что эти письма писала ты. В этом нет никакого смысла. Даже если бы ты сказала ему, он всё равно бы не захотел тебя. Это было бы просто весьма неловко и стало бы источником негодования. Такой человек, как он, никогда бы не простил подобного обмана.

После того дня, девушки нечасто виделись друг с другом, разве что мимоходом. Писем больше не приходило.

Это совершенно измучило Беатрис, не перестававшую думать о Кристофере. Оставался ли Альберт спутником капитана? Лечили ли раны Кристофера должным образом? Но у Беатрис больше не было права спрашивать о нём.

Впрочем, его никогда у нее не было.

Ко всеобщему ликованию англичан, Севастополь пал в сентябре 1855 года, и в феврале следующего года начались мирные переговоры. Зять Беатрис Кэм отметил, что, несмотря на то, что Британия победила, любая победа в войне — пиррова победа[22], поскольку невозможно оценить каждую искалеченную или утраченную жизнь. Это была цыганская точка зрения, с которой Беатрис соглашалась. В общей сложности, более чем сто пятьдесят тысяч солдат армий союзников и сто тысяч русских солдат погибли в сражениях, скончались от ран и от болезней. Когда в войсках получили долгожданный приказ возвращаться домой, Одри и миссис Фелан стало известно, что стрелковая бригада, в которой служил Кристофер, должна в середине апреля высадиться в Дувре, а затем оттуда направиться в Лондон. Прибытия стрелков ожидали с особым нетерпением. Кристофера называли национальным героем. Его портреты вырезали из газет и вывешивали в витринах магазинов. Рассказы о его бесстрашии передавались из уст в уста в тавернах и кофейнях. Для подношения ему были написаны длинные благодарственные письма несколькими селениями и графствами. Не менее трёх украшенных драгоценными камнями церемониальных сабель с выгравированным на них именем Кристофера были изготовлены по заказу политиков, страстно желавших вознаградить его за службу.

Однако в день, когда стрелки высадились в Дувре, Кристофера таинственным образом не оказалось среди них. Толпа на пристани приветствовала стрелковую бригаду и требовала появления её самого прославленного представителя, но безрезультатно. Казалось, Кристофер избегал восторженных толп встречающих, приветственных церемоний и банкетов. Он даже не явился на торжественный обед, данный королевой и принцем-консортом.

— Как ты думаешь, что случилось с капитаном Феланом? — спросила Амелия, старшая сестра Беатрис, когда спустя три дня Кристофер так нигде и не объявился. — Насколько я помню, он был весьма светским человеком, который обожал находиться в центре такого огромного внимания.

— Своим отсутствием он привлекает ещё большее внимание, — заметил Кэм.

— Он не хочет внимания, — не удержалась от замечания Беатрис, — он затаился в норе.

Кэм удивлённо приподнял тёмную бровь.

— Подобно лису? — спросил он.

— Да. Лисы — хитры. В самый последний момент они всегда ловко меняют направление, даже когда кажется, что они бегут в противоположную от своей цели сторону.

Беатрис замерла в нерешительности, уставившись в окно на лес, выглядящий мрачным из-за запоздалой и холодной весны. Непрекращающийся восточный ветер, постоянные дожди.

— Капитан Фелан хочет вернуться домой. Но он останется в укрытии до тех пор, пока гончие не оставят его в покое.

После этого она замолчала, погрузившись в размышления, а Кэм и Амелия продолжили разговор. Возможно, это было всего лишь её воображение, но Беатрис испытывала странное ощущение, что Кристофер Фелан находится где-то поблизости.

— Беатрис. — Амелия встала рядом с сестрой у окна, ласково приобняв её за плечи. — Ты загрустила, дорогая? Возможно, тебе следовало отправиться на сезон в Лондон, как поступила твоя подруга Пруденс. Ты могла бы остановиться у Лео и Кэтрин или же у Поппи и Гарри в отеле…

— Меня совсем не интересует участие в развлечениях сезона, — ответила Беатрис. — Я делала это уже четыре раза, три из которых явно были лишними.

— Но ты пользовалась успехом. Джентльмены восхищались тобой. И, возможно, на этот раз там появится кто-нибудь новый.

Беатрис подняла глаза к небу.

— В лондонском обществе никогда не бывает ничего нового.

— Ты права, — после некоторого размышления согласилась Амелия. — И тем не менее, полагаю, тебе было бы лучше в городе, чем в деревне. Здесь для тебя слишком спокойно.

Испуская воинственные крики и размахивая мечом, верхом на игрушечной лошадке на палочке[23] в комнату ворвался маленький темноволосый мальчик. Это был Рай, сын Амелии и Кэма. Ему исполнилось уже четыре с половиной года. Пронёсшись по комнате, концом палки малыш нечаянно задел торшер с синим стеклянным абажуром. Кэм машинально бросился в ту сторону и поймал лампу прежде, чем она разбилась об пол.

Развернувшись, Рай увидел своего отца на полу и, хихикая, прыгнул на него.

Кэм, затеявший шутливую борьбу с сыном, на короткое время прервался, чтобы сообщить жене:

— Здесь вовсе не так уж и спокойно.

— Я скучаю по Джадо, — пожаловался Рай, имея в виду своего кузена и любимого товарища по играм. — Когда он вернётся?

Меррипен, сестра Амелии Уин и их маленький сын Джейсон, которого чаще называли Джадо, месяцем ранее отправились в Ирландию, чтобы посетить поместье, которое Меррипен когда-нибудь унаследует. Поскольку его дед был нездоров, Меррипен согласился остаться там на неопределённое время, дабы лучше познакомиться с поместьем и его обитателями.

— Не скоро, — с грустью сообщил Кэм, — возможно, не раньше Рождества.

— Это слишком долго, — тоскливо вздохнул Рай.

— У тебя есть и другие кузены, дорогой, — ласково напомнила Амелия.

— Но они все в Лондоне.

— Эдвард и Эммелин приедут сюда летом. А до того времени ты можешь играть со своим маленьким братиком.

— Но с Алексом не повеселишься, — сказал Рай, — он не говорит и не умеет бросать мяч. И он постоянно мокрый.

— С обоих концов, — добавил Кэм. В его янтарных глазах появились весёлые искорки, когда он посмотрел на жену.

Амелия попыталась сдержать смех, но безуспешно.

— Он не всегда будет таким.

Устроившись на отцовской груди, Рай бросил взгляд на Беатрис.

— Ты поиграешь со мной, тётя?

— Конечно. В «шарики»? В бирюльки[24]?

— В войну, — с удовольствием произнёс мальчик. — Я буду кавалерией, а ты будешь русскими. И я буду гоняться за тобой вокруг живой изгороди.

— А не могли бы мы вместо этого поиграть в Парижский мирный договор?

— Ты не можешь заключить договор, прежде не повоевав, — запротестовал Рай. — Нам не о чем будет договариваться.

Беатрис усмехнулась сестре.

— Железная логика.

Рай подпрыгнул, схватил Беатрис за руку и потащил её к выходу.

— Пойдём, тётя, — упрашивал он, — обещаю, что не буду бить тебя мечом, как в прошлый раз.

— Не ходите в лес, Рай, — крикнул им вдогонку Кэм. — Один из арендаторов рассказал о бродячей собаке, которая появилась из ореховой рощи этим утром и едва не напала на него. Он решил, что, возможно, собака бешеная.

Беатрис остановилась и оглянулась на Кэма.

— Какой породы была эта собака?

— Дворняжка с жесткой шерстью, как у терьера. Арендатор утверждает, что собака утащила одну из его куриц.

— Не беспокойся, папа, — заверил отца Рай, — с Беатрис я буду в безопасности. Все животные любят её, даже бешеные.