Мирослава
Его руки на моих бедрах, грубо фиксируют. Пальцы Ника до боли впились в кожу, точно синяки на попе останутся. Но это сейчас заботило меньше всего на свете. Только Он. Только Я. И электричество между нами.
Сильные, жёсткие толчки, как сквозь пелену тумана. С ним всё, как в чертовом раю! И где-то на задворках сознания разум пытается включиться, достучаться до меня, да только мозги временно вне зоны доступа.
Логика? Да к дьяволу её!
Ничего не соображаю, не понимаю, прижимаюсь губами к его шее, дышу им, пока Ник показывает нам обоим рай на земле.
Боже! Это! Прекрасно!
Он перекладывает меня на сидение, прохладная кожаная обивка на мгновение отрезвляет, но Ник не дает мне и секунды отдыха. Накрывает моё тело своим, чтобы вновь унести в космос и доказать, как хорошо может быть с ним. Только с ним! Слишком слабая, не могу сопротивляться его рукам, его губам. Пусть завтра моя душа вновь будет расколота на мелкие осколки.
Шуршит фольга. Осмелилась поднять глаза на парня. Погрузилась в холод и мрак изумрудных глаз с головой, сердце принялось сильно, учащенно биться. Ему ещё никогда не было так страшно. Не было так больно.
Для Ника это очередной эротический забег. Ещё одна девочка, которая скрасит его одиночество, а завтра меня сменит другая. Потом вторая… третья…
Я должна это прекратить!
Ага, легко сказать да сложно сделать. Только рванула со своего места, как Ник уверенным движением уложил обратно. Руки поднял над головой, прижимая их к какой-то твердой поверхности. Снова и снова накачивает собой, а я до боли прикусываю нижнюю губу. Он не услышит, как кричу под ним. Никогда!
Замер, ухватил за бедро, приподнимая. О, господи!
— Хочу слышать тебя, Мира, — и тянет на себя, разжигая во мне пожар, который срочно нужно было потушить. — Давай, малышка.
Его губы накрывают мои и впиваются жадным, голодным поцелуем, мы раскачиваемся в такт, переплетаемся в единое целое. Прижимаюсь к горячему телу парня и позволяю себе разрушить все рамки приличного и дозволенного. Шарю ладонями по сильной спине, впиваюсь ногтями и обхватываю Ника крепко-крепко, чтобы чувствовать ярче каждое движение.
Он! Чистый! Космос!
Пару секунд просто лежу в совершенно бесстыдной позе, но не могу и пошевелиться от той сладкой слабости, что захватила меня целиком и полностью в свой плен. В глазах стоят слезы, а сердце до сих пор отбивает невозможные кульбиты, ножки дрожат, мурашки по телу.
А Ник просто сидит, облокотившись о спинку кресла и бездумно пялится в ночную темноту. Вот и всё. Получил, что хотел. И мне настолько мерзко стало от этого, просто невыносимо больно. Снова позволила циничному мажору вытереть о себя ноги. Дура! Идиотка! Что же я наделала?
После нашего поцелуя на стадионе, как и договаривались, поехала к Машке. Смотрели кино, ели всякую вредную еду и болтали обо всём на свете. Ну, как…. Савельева включила фильм и закидывалась картошкой фри и колой, а я тихо и молча уничтожала себя. Вспоминала его губы и представляла, кого он там на своей вечеринке зажимает по углам. Козлина!
А дальше, как в тумане. Мы зачем-то туда поехали. Я зачем-то разговорилась с каким-то футболистом. Царёв, кажется. Но Никита и там умудрился всё испортить. Взял, словно дешёвку прямо в машине.
Вот только не стану ждать, пока он меня опять вышвырнет. Уже и без того позволила ему слишком много. Нужно добраться до своей любимой кроватки, а там…. Это же просто секс, правда? Секс с парнем, которого я… всё еще люблю. И никогда не переставала любить. Сволочь!
Он не достоин того, что я к нему чувствую, и мизинца моего не стоит. Ничего, Мира. Ты сможешь это пережить. Три года назад смогла, сейчас будет легче. Это в первый раз падать больно, во второй уже даже приятно. Можно и без анестезии.
Вскочила, толкнула дверь и выбежала на улицу, так что он даже не успел ничего сообразить. На ходу поправила юбку и понеслась к своей парадной. И, наверное, бежала бы и дальше, словно чумная, но оглушительный рёв мотора автомобиля всё расставил по своим местам.
Уехал…
Козёл!
Шмыгнула носом и машинально прислонила к домофону ключ. Поднялась на лифте на свой пятнадцатый этаж и заученным движением повернула ключ в замочной скважине.
Прислонилась спиной к холодной стене и сползла по ней на пол, обхватив голову руками. Рыдания и слёзы душили меня, а где-то под ребрами было слишком больно. Рыдала почти навзрыд, потеряв над собой весь контроль.
Время не лечит, блин! Он утраивает дозу, только так! Фиговый доктор, никому не рекомендую. Глаза и щеки уже болели, а рыдания превратились в беспомощные всхлипы. Как же я его ненавижу! Ненавижу и люблю!
— И чего ты ревешь в три ручья, Князева? — от звука его голоса по спине побежали мурашки. Присел на корточки заправил за ушко прядь волос. — Пойдём чай пить.
Поднимаю на него взгляд и Ник тут же недовольно покачал головой.
— Малыш, тебе делать нечего? — упал на пол рядом со мной и откинул голову назад. — О чем рыдаем?
— К-аак ты зашёл? — смотрю на него во все глаза. — Там же домофон.
— Замок сломал, — равнодушно повел плечами и положил мне на колени коробку с тортиком. Где достал только! — Чаем угостишь или тут лопать будем?
— Мне кажется, тебе лучше уйти.
— Мир, — взял меня за руку. — Ну, хватит, а? Я хочу тебя, чай и торт. Сплю на диване. Мне лень за тобой завтра тащиться с другого конца города.
— Тарасов!
— Князева! — и наклонился ко мне. — Ты же не так жестока, чтобы выставить меня за дверь?
А вот и нет! Я именно жестока! Да и не в том я сейчас состоянии, чтобы Ника терпеть. Спать на диване будет, ага! Нашёл дурочку, пусть кому другому свои сказки рассказывает, волшебник изумрудного города, блин!
Поднялась и показательно открыла дверь, как можно шире. Что-то задержались вы в гостях, мил человек!
Никита рассмеялся и встал на ноги, опершись о стену плечом. Смотрит на меня долго-долго, даже как-то неуютно стало от такого внимательного, проникновенного взгляда.
— Глаза красные.
А в воздухе так и повисло незримое – из-за меня…
— Ага.
Еще шаг и его губы коснулись моей щеки, руки тянутся, чтобы обнять, но я отшатнулась в сторону.
— Может дашь мне шанс? — и в глазах почему-то горит надежда.
А мне так хочется сказать ему «да». Прямо сейчас! Но не могу! Просто не могу взять и довериться тому, кто убил меня.
— Я подумаю.