Порог офиса я переступаю, едва живая от страха и волнения. Как теперь смотреть Лавроненко в глаза? Я же не смогу не думать о своем сне! Не смогу не вспоминать всех тех безумств, которые мужчина вытворял со мной. Или умру от стыда, или обязательно чем-то выдам кипящие внутри чувства. И тогда тоже умру от стыда.
Как вообще люди общаются, проведя вместе ночь? После того, что позволяли себе? Я и прежде не раз об этом задумывалась, представляя, какой выдержкой и силой духа надо обладать, чтобы не прятать глаза, зная, что настолько обнажился перед другим человеком. И в прямом, и в переносном смысле. Ведь близость физическая невозможна без того, чтобы раскрыться еще и внутренне. А это очень, очень трудно.
На мое счастье, у шефа какая-то жутко важная встреча с самого утра. Я еще только вошла в приемную, а он уже заседает с кем-то. И кофе не просит, то ли по-прежнему не доверяя мне, то ли просто занят слишком сильно. Я, разумеется, на настаиваю. Будь моя воля, вообще бы не появлялась у него на глазах сегодня. Сидя за столом, терзаю собственные пальцы, кручу и сжимаю их с такой силой, что уже кожа покраснела. Хорошо хоть ногти не грызу от волнения, вот это был бы номер!
И колени ватные, благо, под длинной юбкой не видно, как они трясутся. Остается только радоваться, что шефу помощь секретарши сейчас не нужна, иначе я бы точно что-то уронила или испортила.
– Ма-а-аш! – в мои мятущиеся мысли врывается чей-то громкий шепот, и я, подняв глаза, вижу девицу из соседнего отдела. Вчера меня знакомили со всеми, но я почти никого не запомнила. Хотя на нее обратила внимание. Роскошная копна светлых волос, ноги от ушей и грудь не меньше четвертого размера. Идеальный макияж: ярко, но не вульгарно. Я так краситься не умею. Пыталась много раз, даже собрала дома целую коллекцию журналов с советами визажиста. Но результат никогда не был таким эффектным.
Блондинка проходит в приемную и кивает на дверь Лавроненко.
– У себя?
– Да, только он занят, – мне почему-то не нравится ее желание увидеть шефа. Словно чувствую, что явилась она не по работе. И отчаянно ревную, понимая, насколько проигрываю рядом с такой шикарной дамой.
– Ну, я подожду, – расплывается она в улыбке. – Такого мужчину можно ждать сколько угодно, правда?
И что, интересно, собирается услышать в ответ? Я и не подумаю с ней соглашаться, хотя считаю так же. Но об этом не обязательно кому-то знать.
– Ты уже слышала, что он расстался со своей… с Потаповой? – на красивом лице столько радости, будто она только что выиграла в лотерею. И хотя я понятия не имею, кто такая Потапова и действительно ли Лавроненко с ней расстался, думать о том, что другие женщины уже строят коварные планы, как заполучить его в свои сети, мне неприятно. А то, что эта белобрысая красотка не сможет предложить ему ничего хорошего, не вызывает сомнений. Иначе не стала бы вести себя так вызывающе. Она похожа на хищницу, собравшуюся на охоту. Вон, и одета соответственно. Вернее, раздета.
Обтягивающая бедра юбка такая короткая, что в ней и сесть-то спокойно нельзя. Мой отец в таких случаях говорит, что это не юбка вовсе, а шарфик сполз.
И грудь, того и гляди, выскочит из декольте. И из бюстгальтера заодно тоже. Хотя, наверно, этот момент охотница решила оставить на потом. Чтобы было чем впечатлить шефа.
Внезапно понимаю, что терзающее меня с утра волнение сменяется злостью. Я смотрю, как блондинка теребит верхнюю пуговичку на блузке, делая вырез еще больше и почти демонстрируя кружево нижнего белья, и жалею, что на столе принтер, а не чернильница с перьями, как в старину. Тогда было бы что плеснуть в эту улыбающуюся физиономию. И хищница бы умчалась чистить свою шкурку, а я перестала бы беспокоиться, что она рвется в кабинет Лавроненко.
– Маш, ты же мне поможешь? – наклоняется девица к моему столу и заговорщицки улыбается. А я приоткрываю рот от такой наглости и думаю, вцепиться в ее гриву прямо сейчас или подождать немного и узнать, чего именно она ждет от меня.
Все-таки удается сдержаться. Внутри все рвется и клокочет от возмущения, но я понимаю, что сейчас не время поддаваться этим чувствам. Иначе так и не узнаю, что она задумала.
– Так поможешь, Маш-ш-а? – противно шипит мое имя, прямо как змея, и демонстрирует белозубую улыбку. Хороша, аж тошно. Хоть бы какой-то недостаток в ней найти! Но она внешне идеальна, как с картинки.
И наверно, любому мужчине с нормально развитыми инстинктами сложно устоять перед такой красоткой. Как бы ни было неприятно думать об этом, скорее всего, и Лавроненко не сможет не повестись. Вон, она разве что из одежды не выпрыгивает!
– Чем именно? – я очень стараюсь не шипеть в ответ. Быть любезной или хотя бы просто спокойной крайне трудно, но это единственный мой шанс что-то выяснить.
– Ну пускай никого к нему, ладно? И не соединяй ни с кем, пока я буду в кабинете. Ты же сможешь что-нибудь придумать, правда?
Она серьезно? Собирается прямо сейчас, в рабочее время, соблазнять моего…
Стоп, Маша! Я сжимаю кулаки под столом так, что ногти впиваются в ладони. Немедленно успокойся! Во-первых, он совсем не твой, а во-вторых, в подобных ситуациях надо действовать хитростью, а не силой. Да и не драться же с ней, в конце концов!
Остается надеяться, что совещание шефа продлится еще долго, и этой змеюке просто надоест ждать. Вот только мне совершенно не везет. Дверь в кабинет раскрывается, и я слышу, как Лавроненко прощается с посетителями. А на лице блондинки расцветает торжествующая ухмылка.
– Сама судьба на моей стороне! – в ответ на это заявление снова хочется вцепиться в ее довольную физиономию. Почему я ничуть на нее не похожа? Ни внешне, ни тем более внутренне. Ни за что бы не решилась вот так, открыто, отправиться к мужчине, предлагая себя. То, что девица собирается делать именно это, нет никаких сомнений.
Она скрывается в кабинете, перед самым входом все-таки расстегивая еще одну пуговицу на блузке. А я сглатываю горький ком в горле, стараясь не думать о том, что сейчас будет происходить там. Только не получается. Мой сумасшедший горячий сон позволяет отчетливо представить далеко не рабочую обстановку. Но рядом с Лавроненко сейчас не я, а совсем другая женщина. И каждая новая минута, тянущаяся мучительно долго, только добавляет переживаний. И вскоре я уже не могу сидеть, вышагиваю туда-сюда по приемной, придумывая одну за другой причины, чтобы вломиться к шефу и помешать их рандеву. Но ни одна из причин не кажется достаточно серьезной, чтобы решиться на это. Да и если я влезу, скорее всего, останусь без работы. И вообще лишусь возможности видеть его. Поэтому так ничего и не предпринимаю, остаюсь в прихожей, изнемогая от обиды и ревности.
А потом дверь неожиданно распахивается. Слишком резко. Наверно, после любовного свидания должны выходить иначе. Да и как-то слишком быстро они… закончили. С замершим сердцем смотрю на вылетевшую из кабинета блондинку. Мне бы только не разреветься при ней… Но слезы высыхают, когда понимаю, что она выглядит… Я не нахожу подходящего определения, но совершенно точно знаю, что удовлетворенная шикарным мужчиной женщина должна быть какой-то другой. Не дышать, как загнанная лошадь, и не брызгать слюной от возмущения.
И пока соображаю, что же все это может означать, девица подлетает ко мне, тяжело дыша. Оглядывается на дверь и проговаривает, тихо, будто опасаясь быть услышанной.
– Это просто ужас, Маш! Что я узнала! Самый настоящий кошмар!
Я тут же пугаюсь, и бурное воображение подкидывает картинки, одну страшнее другой. Алексей болен? Или предыдущая встреча была вовсе не клиентами, а с конкурентами? И эти люди собираются его разорить? И Лавроненко настолько раздавлен новостями, что даже не отреагировал на преподнесенные ему женские прелести?
Но блондинка выдает совсем другое, продолжая причитать:
– Поверить не могу, такой мужчина – и гей!
Мне это послышалось. Точно, послышалось, потому что произнести подобное вслух она не может. Особенно про НЕГО. Это какой-то бред. Я ошарашенно пялюсь на девицу и внезапно вспоминаю ее имя. Снежана. Ну, конечно, разве могут ее звать как-то обычно? Еще и фамилия наверняка такая, что не выговоришь с первой попытки. Все для того, чтобы произвести впечатление на мужчину. Не то, что Маша Серая.
Но снова расстроиться не успеваю: в виски стучит осознание, что при всех ее достоинствах удача почему-то повернулась спиной. Лавроненко не пал жертвой этой красоты? Но не потому же, в самом деле, что он…
Шевелю губами, беззвучно повторяя услышанное от блондинки. Нет, невозможно. Не хочу даже думать о таком.
– Это он сказал? Сам? – выдавливаю уже вслух, но все равно звучит еле слышно, потому что язык делается тяжелым и неповоротливым.
– Ну, я же не дура! – с пафосом восклицает девица. – Мне еще никто никогда не отказывал! Если, конечно, у него все в порядке с головой… и со всем остальным.
Она вздыхает.
– Знаешь, а я ведь уже слышала об этом. Только не верила. И потом, вроде бы жила у него эта, Потапова. А может, это только для отвода глаз было. Потому что ну не видела я между ними никаких искр. Да, тусили вместе, уезжали-приезжали, но он даже не зажал ее ни разу! Ну, вот скажи, будь он нормальным мужиком, разве не захотел бы расслабиться на работе? Особенно, когда предоставляется такая возможность?
Он приосанивается, поправляя натянувшуюся на груди блузку, видимо, подразумевая под «возможностью», от которой нельзя отказаться, саму себя. А я не знаю, что ответить. И вроде бы верно все, и должен мужчина реагировать на красивую женщину, но мне жутко не хочется соглашаться с этими аксиомами. А хочется найти какое-то иное объяснение случившемуся.
– Как же жаль! – причитает Снежана, прежде чем покинуть приемную. Заламывает длинные, изящные пальцы с ярким маникюром. А когда уходит, наконец, у меня появляется острое, почти неконтролируемое желание отнести шефу кофе. Да, он не просил, но можно же проявить инициативу? Уже давно не утро, поэтому взбодриться не помешает. Заодно и посмотрю.
На что именно я собираюсь смотреть, решить не могу. Понимаю прекрасно, что вряд ли в кабинете остались какие-то следы их разговора, да и со мной он точно не станет это обсуждать. Но все равно надо его увидеть. Очень-очень-очень! Получить хоть какое-нибудь подтверждение тому, что змея Снежана ошибается.
Я проверяю все до мелочей. Количество кофе, воду, идеальную чистоту чашки. И сахар. Со всех сторон разглядываю коробку, трясу и нюхаю. И, разумеется, пробую на вкус, прежде чем добавить в напиток. Чтобы на этот раз все было наверняка. А потом тихонечко скребусь в дверь.
Мне страшно, потому что я, возможно, узнала жуткую тайну своего начальника. И наверно, не смогу это пережить, если все окажется правдой. А еще слишком хорошо помню собственный сон. И все свои ощущения. Потому мне вдвойне неловко, и хорошо, если Лавроненко этого не заметит.
– Алексей Андреевич, я сделала вам кофе! – выпаливаю, оставаясь у дверей, на случай если он решит меня прогнать. Все-таки являться без приглашения – не лучший способ зарекомендовать себя.
Он что-то сосредоточенно пишет, обложивших целой кучей бумаг. Выглядит напряженным… и злым. Даже на расстоянии хорошо заметна углубившаяся морщинка между бровей. С ней он кажется старше, но почему-то еще более красивым. Более солидным и мужественным.
– Знаю, что не просили, но подумала: вдруг вам захочется… – он поднимает на меня глаза, и это так пугает, что я зажмуриваюсь прежде, чем встречаю его взгляд. Что если сейчас начнет ругаться?
– Мария, я не сомневаюсь, что с координацией у вас все в порядке. Но, думаю, что донести кофе с закрытыми глазами все же не получится.
Снова на «вы» – машинально отмечаю я, но одновременно чувствую, как поднимается в груди волна тепла. Он не возмущается и не кричит, и вроде бы даже не выгоняет меня. Открываю глаза и наталкиваюсь на задумчивую улыбку.
– Давайте свой кофе, – кивает Лавроненко на стол. – Вернее, мой. И присядьте, хочу кое-что у вас уточнить.