Любимица папарацци

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Наверное, она так никогда и не привыкнет просыпаться вместе в одной постели с Гевином, думала Темпест, лежа с закрытыми глазами. После двух месяцев так называемой совместной жизни по выходным и иногда посреди недели, когда она ночевала у него, Темпест все еще боялась открывать глаза по утрам из страха, что Гевин ей просто приснился. Как иногда, бывает, ей снится мать…

Однако сильная мужская рука, прижавшая ее к себе и ласкающая спину, была реальной. Темпест открыла глаза и снова обнаружила себя лежащей поверх Гевина.

— Извини. — Она попыталась лечь рядом, но Гевин не позволил.

— Не вертись.

Его рука не прекращала гладить ее спину и плечи до тех пор, пока она не расслабилась.

— Теперь все в порядке?

— Когда я с тобой — нет.

Она покачала головой, не в силах оторвать от него взгляд. Объяснить, почему каждое утро он находит ее на себе, у нее не хватало смелости. Наверное, думала она, это происходит потому, что, только прижимаясь к нему всем телом, она могла с облегчением вздохнуть и поверить, что она с Гевином.

— Так и должно быть, — довольно сказал он.

Приподнявшись на локтях, Темпест заглянула в лицо мужчины и обнаружила, что он улыбается.

Гевин улыбался не часто, и она научилась ценить каждую его улыбку. Сегодня она была особенной, потому что это была улыбка счастливого человека, и ей захотелось поверить, что причина этого счастья кроется именно в ней, в том, что она рядом.

— В следующем месяце в Нью-Йорке состоится показ мод, — играя на его груди словно на пианино, сказала она. — Я уже получила приглашение. Не хочешь составить мне компанию?

— Вряд ли.

— Тебе понравится, — убеждала Темпест.

— Не могу, В следующем месяце я должен закончить одно дело.

— Что за дело? — не удержалась она от вопроса, хотя обычно старалась не совать нос в его бизнес.

— Очень важное дело.

— А оно, случаем, не имеет отношения к компании моего отца? — по какому-то наитию спросила она.

Гевин переложил ее на постель и сел.

— Я не хочу говорить об этом с тобой.

Темпест закусила губу. Было бы лучше, если бы она его послушалась, но если не поговорить в открытую, это может стать камнем преткновения в их отношениях.

То, что они любовники, было уже известно всему миру. По крайней мере той его части, которая обожает подобные сплетни. Газеты не переставали перемывать ей косточки. День от дня заголовки газет становилась все смелее и неправдоподобнее, общий их смысл сводился к одному: Темпест Ламберт совсем потеряла меру, не скрывая любовной связи с врагом своего отца. Последние несколько недель эта новость пережевывалась газетами, смаковавшими малейшие подробности, которые становились известны журналистам несмотря на то, что их совместная жизнь больше напоминала добровольное затворничество.

— Мне кажется, от этого разговора нам никуда не деться в любом случае, — негромко сказала она. — Лучше поговорить сейчас и больше к нему не возвращаться.

— Это что, угроза? — Его голос был обманчиво мягок.

Темпест грустно улыбнулась. Какое там угроза! Да она чихнуть боится из страха его потерять.

— Гевин, что ты говоришь? Сам подумай, как я могу тебе угрожать? Ты и я… — она покачала головой, — мы в разных весовых категориях.

— Ты хочешь убедить меня, что не догадываешься?

Она пожала плечами, с замиранием сердца ожидая ответа. Неужели он с ней только потому, что его привлекает ее тело? Он говорил об этом каждую ночь, а она продолжала надеяться, что их связывает не только физическая близость. Или Гевина удерживает с ней только то, что она владеет акциями «Клозит Темпест»? Последняя мысль была особенно невыносимой. Если он это скажет, она умрет в ту же секунду, прямо у его ног.

— У тебя есть то, в чем я нуждаюсь. Твое тело.

Едва услышав его слова, Темпест почувствовала себя так, словно ее ударили в самое сердце. Как же больно это слышать! А она-то боялась умереть, если он скажет, что находит ее привлекательной, потому что у нее есть акции, которые ему нужны…

— Мое тело? — стараясь, чтобы голос звучал удивленно, переспросила она и пожала плечами. — Стоит тебе только захотеть, и любая женщина будет рада согревать тебе постель. Так что я не вижу разницы, чем же мое тело так отличается от сотен других.

Его глаза сузились.

— Разница есть, можешь мне поверить. Прежде всего потому, что оно принадлежит тебе, Темпест Ламберт.

— Которая является дочерью Огаста Ламберта. Ты это и мел в виду?

— Ты слышала, что я сказал. — Его глаза сузились.

— Значит, все-таки потому, что я ношу фамилию Ламберт, — заключила она.

— Проклятье! — вдруг выругался Гевин. — Ты хочешь, чтобы я в одну секунду изменился? Но я так не могу! Я бы очень этого хотел, хотел бы забыть и твоего отца, и все, что он когда-то причинил моей семье, но за столько лет ненависть опутала меня изнутри словно щупальцами, от нее невозможно избавиться по желанию.

— Ты просто убедил себя в этом, — не согласилась Темпест. — Ты живешь прошлым. Если не остановишься, оно задавит тебя и украдет твое будущее.

— Помнится, ты утверждала, что я тебе нравлюсь потому, что не скрываю, кто я есть на самом деле.

— Верно. Но если речь заходит о тебе и «Клозит Темпест»…

— Я не понимаю, почему это тебя так волнует? У меня ведь роман не с твоим отцом, а с тобой.

— Ладно.

Поняв, что переубедить его не удастся, Темпест встала и направилась в душ. Ее охватило разочарование. Неужели она в нем ошиблась? Почему Гевин не видит того, что так ясно ей? Ненависть душит самое хорошее, что в нем есть.

Раздался стук, и дверь распахнулась. Темпест обернулась. На лице Гевина была написана усталость.

— Тяжело со мной, да?

— Давай поговорим после того, как я приму душ и оденусь, хорошо?

Он кивнул. На пороге обернулся и, прежде чем закрыть дверь, сказал:

— Не знаю, с чего начать, но… Темпест, я не хочу тебя потерять.

Экономка Гевина, миссис Стэнтон, как правило, не приходила по выходным. Раньше он не обращал на это внимания, но вот уже два месяца Гевина не могло это не радовать. Ему нравилось проводить выходные наедине с Темпест. Однако сегодня он пожалел, что миссис Стэнтон не пришла. Утро началось ужасно, а он не имел ни малейшего представления, как решить возникшую вдруг проблему.

Конечно, можно было бы начать со свежеприготовленного завтрака, но он не знал, что и, главное, как приготовить. Хорошо еще, миссис Стэнтон оставила завтрак, как обычно, в холодильнике.

Чувствуя себя гостем в собственной кухне, Гевин отгонял мысль, что теряет Темпест. Рано или поздно ей бы потребовалось от него больше, чем он сможет предложить. Это неизбежно, но от осознания такой неизбежности легче не становилось.

Пустота, которая была внутри него, сжималась и куда-то исчезала рядом с ней. С Темпест он чувствовал, что живет по-настоящему. Раньше, чтобы хоть ненадолго забыть о своем одиночестве, он работал как каторжник. Гевин подозревал, что Майкл догадывается, почему он не вылезает из офиса, поэтому и старается его чем-нибудь увлечь. Гевин был ему благодарен, но знал, что это бесполезная трата времени. Только с Темпест он не чувствовал себя одиноким.

Кофе был готов. Больше на кухне делать было нечего, и Гевин прошел в гостиную, включил музыку. Дом наполнился звуками любимых мелодий, которые раньше бодрили его. Но не сегодня. Мужчина огляделся, скользя взглядом по комнате, как это сделал бы незнакомый человек. Везде вещи. Много чертовски дорогих вещей, которые ему совершенно не нужны. В памяти возникла картина вчерашнего вечера: он смотрит по телевизору баскетбольный матч, а Темпест сидит, прижавшись к нему. Ее запах — смесь французских духов, созданных специально для нее, и аромат ее кожи — вдруг наполнил гостиную.

Он повернул голову и увидел ее саму, стоящую на пороге. Волосы уложены в стильную прическу, безупречный макияж, элегантная одежда. Живая картинка, сошедшая с обложки гламурного журнала.

Гевин вдруг увидел себя со стороны. Небритый, неодетый мужчина и отнюдь не красавец. И она, воплощенное совершенство, мечта, ставшая реальностью…

— Я готова убить за чашечку кофе, — заявила Темпест, стараясь казаться веселой.

Они молча прошли на кухню. Гевин видел в ее глазах грусть, от которой не мог просто отмахнуться. Он бы желал видеть ее смеющейся и счастливой. Или хотя бы смешливой и проказливой девчонкой, какой она была каждое утро, вплоть до этого дня.

— Гевин?

Услышав ее удивленный голос, он очнулся от своих мыслей и подал ей большую кружку. Такого же размера, как у него. В первые же дни они обнаружили, что утром оба любят пить кофе из больших кружек. Только она — сладкий с обезжиренным молоком, а он предпочитал черный крепкий без сахара…

— Не знаю, что приготовила миссис Стэнтон на завтрак, но в записке, которую она оставила, сказано, что он должен постоять в духовке. Через полчаса завтрак будет готов. Не хочешь пока подождать в патио?

Темпест кивнула и вышла во дворик. Через минуту Гевин присоединился к ней. Сев рядом, он положил ей руку на талию. Она тихо вздохнула, отпила кофе и осторожно прислонилась к его плечу.

Гевин прижал ее к себе крепче и задумался. Да, ему не за что любить Огаста Ламберта, но его дочь — совсем другое дело. Гевин еще не определился в своих чувствах, но знал, что испытывает нечто большее, чем просто физическое влечение.

Он поставил свой кофе на стол и, не обращая внимания на ее недоуменный взгляд, то же самое проделал и с ее кружкой, затем взял пальцами за подбородок и поднял лицо Темпест к себе.

Не говоря ни слова, она обняла его за шею и потянулась к нему губами.

Она желает его не меньше, чем прежде, с облегчением подумал Гевин, целуя пахнущие зубной пастой и кофе губы. И ссора, которая чуть было не произошла сегодня утром, ничего в их отношениях не изменила. Пока. Только осознав, что он может ее потерять, Гевин понял, как она ему нужна. В его доме, в его спальне. В его жизни.

— Прости, — тихо сказал он, — что не могу сказать слов, которые ты хочешь от меня услышать.

— Не понимаю, — прошептала она, все еще во власти поцелуя.

— Что я избавился от ненависти.

Темпест пришла в себя.

— Это не важно, — со слабой улыбкой сказала она.

Гевин видел по ее глазам, что это не так, и жалел, что завел опасный разговор. Чертыхнувшись, он взял свой кофе и сделал большой глоток, думая, какие подобрать слова, чтобы она поняла.

Темпест наблюдала за тем, как Гевин с кружкой в руке вышагивает по дворику. Его напряжение было почти осязаемым. Пытаясь понять, какие же чувства затронул Гевин в ее душе, она вдруг поняла, что, кажется, не просто влюбилась в Гевина Ринарда. Она уже любит его всем сердцем.

Ее рука дрогнула, и кофе чуть не пролился на колени. «Клозит Темпест», компания ее отца, его гордость… Если Гевин все-таки добьется своего, а она была в этом уверена, зная его целеустремленность и напористость, газеты не упустят шанса связать такое событие с ее именем. А что потом выйдет — одному богу известно. Нет, пора с этим заканчивать.

— Гевин, — окликнула она.

Он обернулся и, увидев решительность, написанную на ее лице, безошибочно понял, о чем она хочет с ним поговорить.

— Я не хочу обсуждать с тобой мой бизнес, — сказал он. — Я вообще сожалею, что затронул эту тему.

— Гевин, но ведь это касается не только «Клозит Темпест» или «Ринард инвестментс»!

— Разве?

«Это касается нас, нашего будущего!» — захотелось ей крикнуть в отчаянии, но она прикусила язык.

Гевин взъерошил волосы и одним гибким стремительным движением сел на диван чуть поодаль от нее.

Темпест в очередной раз невольно восхитилась его непринужденной и, скорее всего, неосознанной им самим грацией.

— Я ненавижу твоего отца. Месть — вот чем я живу.

— Но куда она тебя заведет? — уговаривала Темпест. — В никуда. Уверена, что ты сам все прекрасно понимаешь, но из-за какого-то мальчишеского упрямства…

— Он лишил нас всего. Я хочу, чтобы он почувствовал это на себе.

— И твоя семья поддержит тебя?

Тень скользнула по его лицу, но Гевин сказал правду:

— Мама нет. Но Майкл на моей стороне.

Легкая улыбка коснулась ее губ. Его мать, как и все женщины, знает, что ненависть не принесет счастья: она ничего, кроме разрушения, не приносит.

— Я выбрал свой путь. — В голосе Гевина ей вдруг послышалась усталость. — Ты можешь думать, что я одержим, но это ничего не изменит. Мне жаль.

Темпест вдруг почему-то вспомнила, как выглядит его дом изнутри. Полный дорогой электроники и прекрасных вещей, он кажется пустым. Не потому, что огромен для одного человека, а потому, что жизнь Гевина пуста и одинока, и только мысль о мести скрашивает ее, делает его жизнь сносной. Он сосредоточился на одном, забыв, что жизнь может засиять всеми цветами радуги, стоит только захотеть. Да и сама она как-то позабыла об этом.

Ну и, конечно, работа, которая отнимает у него львиную долю времени. Только, в отличие от отца, у Гевина всегда находится для нее время при всей его загруженности…

Темпест поставила кружку, подошла к нему и села на колени, прижавшись щекой к щеке.

Его руки обвились вокруг нее. Он сжимал ее так крепко и сильно, что у нее сбилось дыхание.

— Ответь мне, пожалуйста, еще на один вопрос. — Она подождала, пока выровняется дыхание.

— Слушаю. — Он поцеловал ее в нос, затем в губы.

Темпест чуть отстранилась и прошептала:

— Ты хочешь быть со мной?

Гевин резко выпрямился.

— Разве мое поведение это не доказывает?

Темпест собралась с духом и сказала:

— Гевин, если только захочешь, ты можешь сделать меня самой счастливой женщиной на свете.

Он прижался к ее шее, поцелуи становились все нетерпеливее и жарче.

— А разве сейчас ты несчастлива? Я даю тебе больше, чем когда-либо давал любой другой женщине.

— Мне недостаточно.

— Я не умею строить отношения.

Их глаза встретились.

— Положись в этом на меня, — мягко сказала Темпест.

Может, у них все-таки есть шанс?..