Любимицы королевы

СМЕРТЬ КОРОЛЕВЫ АННЫ

Леди Мэшем поджидала, когда лорд Оксфорд выйдет от королевы. Она видела, что входил он в кабинет, слегка пошатываясь, с пятнами вина и крошками нюхательного табака на камзоле.

Однако королева, казалось, не замечала неряшливости своего премьер-министра. И ни словом не обмолвилась, что он стал менее почтительным, чем раньше. «Он слишком много пьет», — думала Эбигейл.

Должно быть, вино притупляло остроту восприятия событий, лишало его сообразительности. Заняв должность премьер-министра, он стал совершенно безалаберным.

Харли переполняли финансовые проекты — они ему были гораздо больше по душе, чем война. Главным стремлением его было расширить британскую торговлю. Он возглавил «Торговую компанию южных морей». Люди спешили вложить в нее деньги, надеясь на быстрое обогащение. Принимал участие в работорговле, видя в ней хороший источник доходов. Слово «assiento» было у всех на устах. Оно означало право обеспечивать рабами испанские колонии.

Лорд Оксфорд, постоянно клевавший носом над стаканом вина, еженощно засыпающий пьяным сном, мечтал с помощью торговли сделать для Англии то, что Мальборо сделал с помощью войны.

Эбигейл снова ждала ребенка. Все чаще она задумывалась, как обеспечить семью. На Сэмюэла надежды было мало, эта задача полностью ложилась на ее плечи. Сыну ее предстояло со временем стать лордом Мэшемом, но она хотела дать ему не только титул.

Каждый раз, когда лорд Оксфорд выходил от королевы, Эбигейл как бы случайно старалась с ним встретиться. Он раскланивался и шел дальше. Она злилась, хоть и не подавала виду. Объяснялась ее злость не одной причиной. Какой глупец! Ведь пустит по ветру все свои возможности, как и Сара. Почему успех портит людей? Почему люди, достигнув его, утрачивают чувство меры? Почему напускают на себя важность, в которую никто не верит, кроме них самих? Будь он другим… душевным человеком, способным полюбить женщину — полюбить Эбигейл Хилл, как герцог Мальборо свою Сару, — как бы тогда все было замечательно!

Она злилась из-за разбитых надежд, из-за его пренебрежения к карьере, которую они вдвоем могли бы сделать блестящей.

— Милорд…

— О, да ведь это леди Мэшем.

— Вы, кажется, удивлены. Правда, мы теперь видимся реже.

— Леди Мэшем должна понимать, что моего внимания требуют многочисленные обязанности.

«Да, — подумала Эбигейл, — поэтому старых друзей, которые помогли вам занять нынешнюю должность, можно забыть».

— Ваши старые друзья радуются вашему успеху.

— Я ни за что на свете не хотел бы лишить их этой радости.

— Вы наверняка не из тех, кто забывает старых друзей.

— К сожалению, у меня мало времени для воспоминаний о прошлом — мои таланты не терпят этого. А кроме того поразительно, сколько едва знакомых людей причисляет себя к моим старым друзьям.

— Меня вы не можете отнести к таким, — резко ответила Эбигейл. — И потому я хотела попросить у вас совета насчет вложения денег. Я небогата…

Оксфорд небрежно махнул рукой.

— Дорогая леди Мэшем, любой из моих секретарей даст вам все необходимые советы.

Харли откланялся, Эбигейл едва удалось сохранить спокойное выражение лица.

Как он смеет! После всего, чем обязан ей! Разбогател и зазнался. Она хочет обеспечить будущее своим детям. Ну ладно же, Роберт Харли — ставший по ее милости лордом Оксфордом — увидит, что раз не хочет быть ей другом, то станет врагом.

Королева выздоровела. Переговоры о мире наконец-то завершились, Мальборо покинули Англию. Поразительно, как повлияли на нее оба эти обстоятельства. Она не переставала удивляться этому в разговорах с ближайшими подругами — леди Мэшем и герцогиней Сомерсетской.

Анна с радостью охотилась в Виндзоре, носилась в старой одноконной коляске за оленем, не отставая от всадников. Подобного отдыха она не знала уже давно.

Как хорошо было вновь почувствовать себя здоровой — правда, не совсем. Ноги ее болели и отекали, однако уход дорогой подруги быстро успокаивал боль; потом можно было предаваться игре в карты и сплетням. Какое блаженство! Ей вспоминались прежние дни, когда Эбигейл Мэшем — тогда еще Хилл — приводила в зеленый кабинет мистера Харли для тайных совещаний.

Мистер Харли! Мысль о нем вызывала легкое беспокойство. Он бывал неопрятен в одежде. И во время последней встречи ей показалось, что он пьян.

Анна не поверила бы в это, если б не заметила, как Мэшем бросила быстрый взгляд на него, а потом на нее… словно желая узнать, заметила ли его состояние королева.

Беспокойство Эбигейл понятно, она всегда была очень высокого мнения о лорде Оксфорде, к тому же он ей родственник, хоть и дальний.

Господи! Анна надеялась, что с ним никаких осложнений не будет. Считала, что все идет очень хорошо.

До чего насыщенные дни! Она даже ездила в Дэтчет на скачки. Эти развлечения, разумеется, не могли мешать государственным делам. Кроме того, она исполняла все общественные обязанности, которые налагает звание королевы: ее видели в церкви, она принимала посетителей у себя в гостиной, велела дать объявление в газете, что будет в Сент-Джеймском дворце исцелять наложением рук больных золотухой. Люди поэтому и стекались туда.

На улицах говорили, что тяжелые времена позади. Война окончилась, близится процветание, и страна под правлением Доброй Королевы Анны станет радостной, а она — мать своих подданных.

К приему гостя Эбигейл одевалась с особой старательностью. Она волновалась. Итог этой встречи может стать для нее очень важным. Нужно быть настороже, нужно помнить о крушении своей соперницы и не повторять ее ошибки, считая себя выше всех окружающих. Нужно помнить о коварстве врагов, о том, что она затеяла опасную игру, решив преподать урок главе правительства.

Но у нее был надежный друг.

Он склонился к ее руке. Совершенно непохожий на лорда Оксфорда. Моложе и гораздо красивее. Генри Сент-Джон был распутником, имел бесчисленное множество любовниц, не прочь был иметь еще столько же и не представлял себе иных отношений с женщинами. В юности он на пари бегал голым по парку, а недавно, когда, уже будучи государственным секретарем, он ехал в карете, владелица одного из непотребных заведений, которое он часто посещал, кричала на потеху толпе своим девочкам: «Пять тысяч фунтов в год, мои красавицы, и все они достанутся нам!»

Теперь Генри Сент-Джон стал виконтом Болинброком, но оставался тем же элегантным, аристократичным сибаритом, восхищавшим хозяек лондонских публичных домов своей щедростью.

Он приехал посоветоваться с леди Мэшем.

Виконт пребывал в раздражении и не пытался этого скрывать. Поцеловав руку Эбигейл, он взглянул в ее маленькое бледное лицо и понял, что они будут прекрасными союзниками. Леди Мэшем была беременна, но все же у него невольно мелькнула мысль: когда же она станет его любовницей.

— Итак, я приветствую виконта Болинброка, — сказала Эбигейл.

— Виконта. Не графа! Наш друг — возможно, следует сказать «бывший» — не желает иметь соперников. Раз он получил графский титул, то значит, я должен быть всего-навсего виконтом.

— Кажется, мы несколько ошиблись в нем.

— Он видится себе могучим драконом, изрыгающим пламя на всех своих врагов.

— А на самом деле обдает их винным перегаром.

Оба засмеялись.

— Харли глупец, — сказал Болинброк.

Эбигейл кивнула.

— Он использовал нас, а теперь считает, что мы ему не нужны.

— Но раскается в своей ошибке, — добавила Эбигейл.

— Вижу, — сказал Болинброк, — мы с вами единомышленники.

— Кое в чем.

Он взял ее за руку.

— Надеюсь, скоро мы станем единодушны во всем.

— Время покажет.

Болинброк по своему безрассудству хотел заниматься сразу и политикой, и любовными забавами. Эбигейл взволновала его, потому что не походила ни на одну из прежних любовниц. Многие назвали бы ее некрасивой, однако женщина, вступившая в борьбу с Сарой Черчилл и одержавшая победу, заслуживала внимания. Эбигейл старалась для Харли. Тот ради нее не стал бы добиваться расположения королевы. Что она хотела получить от него? Нечто, о чем он даже не подумал? Какой глупец! Предостерегал его, Болинброка, против увлечения женщинами. Однако насколько опаснее увлечение бутылкой. Не будь Харли таким образцовым семьянином, таким добродетельным мужем, забывай временами о добродетели, чтобы понять Эбигейл Хилл, то не оказался бы теперь в подобной опасности. А положение его было определенно угрожающим, поскольку бывший друг, которого он до сих пор считал своим сторонником, и женщина, которая привела его к власти, но прониклась к нему недовольством, объединились, чтобы преподать ему урок — жестокий урок, который низвергнет его с вершины.

Болинброк такой ошибки не совершит. Не станет недооценивать возможностей королевской любимицы. Поддержка королевы будет ему необходима, и Эбигейл сумеет ее обеспечить.

А кроме того, он всегда не прочь завести еще одну любовницу.

Эбигейл, тайком разглядывая виконта, читала его мысли. Неужели он считает, что ее достаточно поманить? Что он может предложить ей? Обаяние, утонченность, опытность? Все это ей не нужно.

Она мечтала о другом: о преданности, любви, верности, о тех идеальных отношениях, которые видела, живя в Сент-Олбансе.

Неужели ей никогда не избавиться от мыслей о Мальборо?

Однако с другой стороны, забавно будет вступить в союз с Болинброком. Хоть ему нет места в ее душе, он поможет ей отомстить человеку, который не оправдал ее ожиданий. «Во всех отношениях, — мысленно прошептала она, — во всех отношениях!»

Отстраняясь от Болинброка, Эбигейл улыбнулась ему.

— Нам нужно многое обсудить, милорд.

Сент-Джон согласился. «Прежде всего дело, — подумал он, — потом развлечения. Как-никак у нас общая цель — низвержение Роберта Харли, графа Оксфорда».

Болинброк собирался создать новую партию и возглавить ее; в этом он шел по следам Харли, создавшего свою для борьбы с Годолфином. Королева заболела опять. Ее недолгие развлечения привели к рецидиву подагры и водянки. Руки, которыми она некогда так гордилась, опухли, исчезли даже следы их красоты. На лице появилось рожистое воспаление, ступни так деформировались, что она не могла ходить.

Анна днем и ночью нуждалась в Мэшем и своей дорогой герцогине Сомерсетской, а поскольку Эбигейл ждала ребенка, герцогиня вынуждена была постоянно находиться подле королевы. Дорогая герцогиня! С ней она могла говорить о прошлом откровеннее, чем с Мэшем, так как Эбигейл появилась при дворе гораздо позже.

Нельзя было ждать, что такая благородная дама станет оказывать те услуги, которые до сих пор оказывала Мэшем. Однако Анна часто не могла решить, кто из них ей нужнее. Но когда Эбигейл вернулась, все сомнения развеялись, королева поняла, что внушила себе, будто может предпочесть герцогиню, так как беременной женщине нужно прежде всего думать о своем ребенке. Никто не мог ставить компрессы так умело, как Мэшем — причиняя наименьшую боль и принося наибольшее облегчение.

— Дорогая Мэшем, тебе следует постоянно находиться при мне.

— Ничто не доставляет мне большей радости, чем повиновение вашему величеству, — ответила та.

Эбигейл часто заводила с королевой речь о ее единокровном брате во Франции, понимая, как беспокоит Анну роль, сыгранная в свержении отца. Разговаривая с нею, Анна считала, что наилучшим исходом было бы восшествие брата на престол после ее смерти.

— Мадам, это было бы величайшим счастьем, я нисколько не сомневаюсь, — сказала Эбигейл. И Анна, находясь с нею, считала, что это действительно так.

Болинброк, которого Эбигейл привела к королеве, высказал то же мнение.

А вот дорогая герцогиня Сомерсетская напоминала ей об опасностях католичества. Да, конечно, королева будет счастлива, если вернет единокровного брата. Однако нельзя забывать о долге перед церковью. Отца ее изгнали из Англии, потому что он был католиком. Вернув своего брата — тоже католика, — не ввергнет ли она Англию снова в смуту?

— Англичане, — настаивала герцогиня, — ни за что не примут монарха-католика.

Это было так, с церковью приходилось считаться. Но когда Мэшем и Болинброк заводили речь о сохранении короны у Стюартов, она невольно соглашалась с ними.

Кто эти немцы? Надменная курфюрстина София! Ее сын Георг, не умеющий говорить по-английски и не желающий учиться! Жену Георга обвиняют в супружеской измене и содержат в тюрьме. У него, говорят, много любовниц. Такой ли монарх должен наследовать доброй королеве Анне?

Как все это сложно, а мистер Харли — лорд Оксфорд, некогда способный так хорошо разрешать все ее проблемы, — теперь как будто в ссоре с Болинброком, вторым после него человеком в правительстве, и, что хуже всего, с Мэшем, бывшей когда-то о нем весьма высокого мнения.

Харли теперь не внушает ей доверия, язык у него нередко так заплетается, что с трудом разбираешь слова, одежда неряшлива! Не в лучшем виде появляется премьер-министр перед своей королевой.

Она видела, как Мэшем порой смотрела на него с отвращением.

А ее сильно пугают боли, иногда вдруг наваливается усталость. О Господи! Прошли те счастливые дни, когда казалось, что с избавлением от Мальборо все трудности позади, когда здоровье ее ненадолго улучшилось.

Эбигейл лежала в постели. Близились роды, и она надеялась, что опять родится мальчик.

«Ждать осталось недолго», — думала она, но не о появлении ребенка на свет, а о том, что Оксфорд зайдет слишком далеко.

В последний его визит королева определенно заметила, что он пьян. «Глупец! Глупец!» — подумала Эбигейл, и на глаза ее навернулись слезы.

Безмозглая романтичная мечтательница. Позволила ему очаровать себя, когда была юной, наивной. Теперь она часто думала о Джоне и Саре. Как им живется? Любит ли он в изгнании свою фурию все так же нежно?

Ей ярко припомнился дом в Сент-Олбансе. Возвращение Джона. Поиск Сары нетерпеливым взглядом, а затем… долгие, жадные объятия. Торопливые шаги, стук захлопывающейся двери в спальню, улыбочки слуг.

«Ему так не терпится, что даже сапог не снимет».

Великий полководец, но прежде всего нетерпеливый любовник, своим чувством к Саре воздвиг в сердце Эбигейл Хилл недостижимый идеал.

Может, ненависть к кузине у нее от зависти? Может, она стала тем, что есть, из-за любви герцога Мальборо к своей супруге?

Любовь эта оставалась неизменной, хотя Сара не особенно ее лелеяла. Она своевольно, необузданно шла своим путем; из-за своей безрассудной глупости потерпела катастрофу и увлекла за собой мужа. Но все же он продолжает ее любить.

Вот что нужно было Эбигейл… такая любовь. Она мечтала о романтической любви и власти. Дать ей то и другое мог только один человек: Роберт Харли. Но он отказался. Болинброк? Немыслимо! Она могла бы стать на месяц его любовницей. Только ей нужно не это.

В комнату кто-то вошел.

— Сэмюэл! — произнесла она; муж придвинул стул и сел у кровати.

— Плохо себя чувствуешь?

— Скорее слегка усталой. Это естественно.

— Ты слишком много трудишься.

— А иначе что было бы с нами? — раздраженно спросила она.

Сэмюэл вздохнул: он понимал, что всем обязан жене и что не может дать ей, чего она хочет.

— Моя умная Эбигейл.

Он взял ее руку и поцеловал; она как будто не почувствовала этого.

— Извини.

Эбигейл отвернулась. За что он извиняется? За свою заурядность?

— Мне надо идти, — сказала она, — я нужна королеве. Нельзя допускать, чтобы Рыжая Сомерсет взяла на себя все мои обязанности.

— Не перетруждайся, дорогая.

— Если б я не перетруждалась… носил бы ты свой аристократический титул? Имел бы придворную должность?

— Нет, — ответил Сэмюэл. — Но в жизни существуют и другие радости.

Эбигейл раздраженно отмахнулась. Он выглядел так… какое слово тут уместнее? Самодовольно? Спесивец. Лорд Мэшем — обладатель титула благодаря усилиям жены.

Ей хотелось другого.

— Идешь к королеве? — спросил он. — Не стоит ходить в таком состоянии. Лучше проехать в кресле-каталке.

Эбигейл сделала вид, будто не слышит. Она уже много лет не слушала советов Сэмюэла.

Когда Эбигейл вышла на холодный воздух, глаза ее защипало от слез. То были слезы разочарования. Что, если б она носила ребенка другого человека, блестящего политика, любящего ее, с которым можно было бы планировать будущее, как Мальборо с Сарой.

В глазах у нее все расплывалось, Эбигейл не смотрела под ноги, как следовало во дворе. Нога ее соскользнула с булыжника, подвернулась, и она упала.

Эбигейл лежала в тупом оцепенении. Потом начались схватки. Ребенок рвался на свет, хотя время еще не пришло.

Эта весть разнеслась по всему Лондону. Леди Мэшем умирает. Падение во дворе, преждевременные роды, и любимица королевы лежит при смерти.

Королева пришла в отчаяние. Отправила к Эбигейл Арбетнота и велела не покидать ее, пока опасность не минует, а также ежечасно докладывать о состоянии своей любимицы.

Анна была безутешна. Раскачиваясь в кресле взад-вперед, она спрашивала себя, как сможет жить без своей дорогой Мэшем.

Алиса Хилл, сидевшая у постели Эбигейл, слушала ее несвязный бред и понимала, что бредит она о прошлом, о тех днях неуверенности и унижения, когда была служанкой в доме Мальборо.

Алиса заплакала, и миссис Эбрехел, неизменно благодарная Эбигейл за хороший отзыв перед королевой, принялась ее утешать. Миссис Дэнверс, отпросившись у королевы, пришла к постели больной.

Состоянием ее интересовались влиятельные при дворе лица. Виконт Болинброк ежедневно наведывался или присылал слугу, но лорд Оксфорд ни разу не справился о ее здоровье и, может быть, вообще не знал о несчастном случае с кузиной.

Доктор Арбетнот, неизменно восхищавшийся Эбигейл, приложил все силы и спас новорожденного мальчика.

— Не расстраивайтесь, — сказал он Алисе. — Все хорошо. Мальчик будет жить. Стоит ей это осознать, и она пойдет на поправку.

Он сел у кровати и взял пациентку за руку.

— Эбигейл, слышите меня?

Та раскрыла светло-зеленые глаза, и у него мелькнула мысль — до чего они тусклые, безжизненные, чуть ли не как у покойницы.

— Ага, значит, слышите. У вас замечательный мальчик. Понимаете? Замечательный мальчик.

— Роберт… — произнесла она.

Доктор взглянул на Алису.

— Она хочет назвать его Робертом. Почему?

— Видимо, в честь лорда Оксфорда, — предположила Алиса.

— Да, вполне возможно.

Глаза Эбигейл были открыты, казалось, она слушает.

— Малыш у вас здоровый, — сказал Арбетнот. — Показать?

Но Эбигейл уже сомкнула веки. Все решили, что она лежит без сознания. Однако она понимала, что произошел несчастный случай, что сын ее родился раньше срока. Она была на краю смерти, поэтому жизнь казалась ей вдвойне драгоценной.

Эбигейл ощутила, что ее нежно взяли за руку. И поняла, кто, не открывая глаз. Подумала, что Сэмюэл ласковый, непритязательный, что у него нет непомерного честолюбия Харли, Сент-Джона и Черчилла. Но, может, благодаря этому, он способен на более глубокую привязанность к ней. Харли не оправдал ее ожиданий, к Сент-Джону она не питала ни малейшего доверия. Но на Сэмюэла несомненно могла положиться. Он всегда будет любить, лелеять ее… и детей.

Она требовала от жизни слишком многого, хотела, чтобы ее любил великий человек, но великие люди не всегда удачливы и временами вынуждены чахнуть в изгнании.

Надо воспринимать жизнь как компромисс. Ведь она не глупая романтичная девчонка, чтобы желать невозможного.

— Сэмюэл, ты здесь?

— Сэмюэл? — В хриплом голосе Алисы прозвучало облегчение. — Да он двое суток от тебя не отходит.

Конечно, он не мог отойти, когда она в опасности.

— Сэмюэл, — повторила Эбигейл.

Муж ее наклонился над кроватью:

— У нас мальчик. Арбетнот говорит, он вполне здоровый, крепкий. Прислушайся. Слышишь, как он плачет?

Эбигейл вяло кивнула.

Врач сказал:

— Теперь пусть поспит.

— Пойду к ее величеству, — сказала Алиса. — Королева просила незамедлительно оповестить ее. Она очень обрадуется.

— Обо мне справлялись?..

— Королева требовала постоянно сообщать о твоем состоянии, — ответила Алиса. — Виконт Болинброк ежедневно присылал слугу.

— Милорд Оксфорд…

— Да брось ты, о твоем самочувствии беспокоится королева. Разве этого мало?

Значит, он не интересовался. Его совсем не беспокоило, что она могла легко умереть.

— И кроме того, — продолжала Алиса, — твой муж не спал и не ел с тех пор, как ты слегла.

Эбигейл улыбнулась и закрыла глаза.

«Разве этого мало?» — продолжали звучать у нее в ушах слова Алисы. На большее не может рассчитывать ни одна разумная женщина. Хватит глупостей. За последние несколько часов она поумнела. Жизнь с ее компромиссами стала драгоценной.

Сэмюэл наклонился к ней.

— Я слышал, ты хочешь назвать ребенка Робертом.

— Робертом! — в голосе ее прозвучало презрение. — Нет… пусть будет Сэмюэлом.

Она почувствовала, что муж доволен.

— Сэмюэлом Мэшемом, — повторила она. — Как и его отец.

Сара тосковала по Англии. Мучительно было видеть, как бедняга Маль жадно читает письма с родины, вспоминать о лугах возле Холиуэлла, зелени виндзорских лесов, звуках английской речи.

В изгнании она не находила покоя. Была недовольна погодой, природой, людьми.

— В Англии совершенно не так! — постоянно восклицала герцогиня.

Утешало ее лишь то, что рядом находился Маль. Здоровье его ухудшилось, и он нуждался в уходе. Он тоже тосковал по дому, правда, не так остро, как она, хотя, как Сара сама признавала, причин на то у него было больше.

И она разражалась тирадами против неблагодарной страны, которая воспользовалась плодами его побед, а потом повернулась к нему спиной.

На континенте к Мальборо относились с почтением, не как в Англии. Здесь не забывали, что он великий полководец. Принц Евгений приезжал к ним во Франкфурт повидать герцога и воздать ему почести. Сара угрюмо заметила, что королева не сделала этого.

Она ждала все новых вестей из Англии. Узнав, что королева привязалась к герцогине Сомерсетской, злобно расхохоталась.

— Приятно слышать, что новая подруга ближе ей по положению, чем та, имя которой даже не хочется произносить.

Однако не проходило и дня, чтобы Сара не заводила речь про Эбигейл. В каждом разговоре она рассказывала, как вытащила эту гнусную тварь из грязи и какой неблагодарной оказалась вся ее семейка.

Взять Джона Хилла, братца этой Твари, она одевала этого оборвыша, кормила, отправила в школу. Уговаривала милорда Мальборо дать ему место в армии, и он уступил вопреки своему желанию. И как Джон Хилл отплатил ему за это благодеяние? Когда герцогу предъявили несправедливые обвинения, он, несмотря на болезнь, отправился выступить против главнокомандующего.

— Вот вам их благодарность! — восклицала Сара. — Слыхивали вы о чем-нибудь подобном?

Она говорила о том, что посвятила жизнь неблагодарной монархине, что ежедневно выслушивала пустопорожнюю болтовню, которая едва не свела ее с ума — и каков результат? Королева отвергла ее ради какой-то горничной. Лорд Мальборо снискал честь и славу своей стране; он спаситель Англии, и какая же досталась ему награда? Изгнание! Ему обещали выстроить дворец в Вудстоке, назвать его по месту величайшей в истории победы: «Бленхейм». И что же? Глупец по фамилии Ванбру — с которым она никогда не сходилась во вкусах — получил разрешение его проектировать; обещанных денег она не дождалась. И до хрипоты бранила неблагодарную страну, в которую мечтала вернуться.

— Лучше хижина в Англии, — временами говорила она, — чем дворец где бы то ни было за ее пределами.

И мучительно тосковала по родине.

Сара знала о ведущейся там борьбе и стремилась принять в ней участие. Во-первых, она любила находиться в центре событий, во-вторых, последствия смерти Анны могли оказаться чрезвычайно важными для нее и герцога.

Герцогиня знала, что сторонники Претендента стремятся возвести его на трон, и часами спорила с мужем, возможно ли перейти на сторону Якова. Герцог переписывался с курфюрстом и строил планы действий на случай внезапной смерти Анны.

На душе у них было тревожно. Эбигейл Мэшем якобитка, кипела от злости Сара, и при каждой возможности будет настраивать королеву против Георга. К тому же Анна сентиментальная дура и наверняка сочтет, что, назначив преемником единокровного брата, искупит все свои грехи.

— Наша единственная надежда — ее любовь к церкви, — заявила герцогиня. — Анна серьезно подумает, прежде чем передать трон католику.

Тем временем ей с Джоном приходилось довольствоваться переездами с места на место. Они слишком долго прожили во Франкфурте, затосковали и перебрались в Антверпен.

Там они получили весть о тяжелой утрате.

Элизабет, их третья дочь, скончалась от оспы. Это известие сразило Сару. Когда они покидали Англию, Элизабет была здорова, и этот удар в довершение ко всем их бедам был почти непереносим. Мальборо страдал еще сильнее жены. Он всегда был больше привязан к детям, чем она, и слег от горя. Сара находила какое-то утешение в уходе за ним, при своем властном характере она была хорошей сиделкой, если пациент полностью повиновался ей, а слабому Джону ничего другого не оставалось.

Сара сидела у его кровати, и они разговаривали о своей маленькой Элизабет. Теперь она казалась самой красивой и лучшей из всех детей.

— Помню, — сказала Сара, — как она стремилась замуж… а ей было всего пятнадцать. Я считала, что девочке надо еще подрасти, но она стояла на своем. Элизабет обожала Скрупа, он ее тоже… и неудивительно. Разумеется, их брак оказался удачным. Маль, это было всего одиннадцать лет назад. Двадцать шесть… слишком рано умирать в этом возрасте. Слишком.

Сара закрыла лицо руками и зарыдала, Джон попытался ее утешить. Ему нездоровилось, он, подобно супруге, тосковал по Англии. Жить вместе с семьей… возглавлять армию… обладать властью… копить деньги. Он желал многого, и многое могло бы принести ему какое-то утешение. То были поистине черные дни.

Видя его таким смятенным, Сара воскликнула:

— На том свете она наверняка счастливее, чем мы на этом!

Но они продолжали оплакивать свою красавицу Элизабет. И никакие вести из Англии не могли их утешить.

В Лондоне назревал кризис. В отношениях между Оксфордом и Болинброком был полный разлад. Здоровье королевы ухудшалось с каждым днем. Двор волновался. Велась переписка и с Ганновером, и с Сен-Жерменом.

Королева прислушивалась к обеим фавориткам — леди Мэшем и герцогине Сомерсетской, но временами не могла думать ни о чем, кроме своего самочувствия.

Оксфорд, не любивший принимать решения, вечно колебавшийся, не знал, как быть. Он переметнулся к вигам, но при этом старался задобрить тори. Имея сильных врагов, Харли был обречен, и Болинброк стремился разделаться с ним. Решения своих проблем граф Оксфорд искал в бутылке, а восстановить королеву против человека, который пошатывался в ее присутствии, то и дело позволял себе скабрезные, непочтительные замечания и нес чепуху заплетающимся языком, не составляло труда.

— Наш пьяный дракон вскоре будет убит, — сказала Эбигейл Болинброку.

Тот согласился. Они были союзниками, хотя любовниками, как рассчитывал Сент-Джон, не стали. Но его это мало трогало. Женщин, готовых делить с ним постель, было достаточно, сблизить его с королевой могла только леди Мэшем.

Какой же Оксфорд глупец! Он использовал Эбигейл, чтобы добиться благосклонности королевы. А теперь она преграждала ему путь — более того, готовила катастрофу.

Харли это понял, но уже поздно было что-то изменить. Болинброк заручился той поддержкой, которой прежде располагал он. Оксфорд злился на себя… слишком поздно; и поскольку мозг его бывал так часто одурманен вином, он не владел собой.

Его добрый друг Джонатан Свифт, пораженный происходящим, попытался помирить их с Болинброком — тщетно. Разрыв был слишком широк, Сент-Джон — слишком честолюбив. Он хотел занять должность премьер-министра, а для этого требовалось, чтобы с нее ушел Харли.

Оксфорд понимал, что такая развязка неизбежна. Он хотел ладить с обеими партиями, хотел добиться поддержки и вигов, и тори. Точно так же он разрывался между Ганновером и Сен-Жерменом. После Утрехтского мира ему следовало порвать с тори. Ему стало понятно, что требовалось твердо отстаивать свои убеждения, а он колебался, медлил — и не получил поддержки ни той ни другой стороны. Более того, пренебрегал теми, кто мог помочь ему. Первой и самой влиятельной из них была Эбигейл Мэшем.

Она и привела Оксфорда к неминуемой катастрофе. Двор пристально следил за ходом событий и выжидал. Почему Эбигейл, некогда имевшая о нем столь высокое мнение, внезапно обратилась против него? Никто толком не знал. Может, он не выказывал ей того почтения, на какое она рассчитывала? Не дал ей желаемой доли в «Компании южных морей»? Могло ли это явиться причиной? Была ли она его любовницей? Исключено. Оксфорд необычайно добродетелен, в обществе распутников это заметно. Перенесла свою привязанность на Болинброка? Такого распутника и свет не видывал! Однако слухов подобного рода о леди Мэшем не было.

Никто толком не знал, почему распалось их партнерство. Никто не понимал характера отношений между лордом Оксфордом и леди Мэшем.

Эбигейл и сама толком не понимала. Да, он не оправдал ее ожиданий, но дело заключалось не в паях «Компании южных морей», хотя, возможно, сыграли роль и они. У Эбигейл была мечта, а Харли ее разрушил.

Оксфорду придется уйти. Об этом шептался весь двор. Болинброк был готов занять его место. И выжидал удобного случая.

Эбигейл убеждала королеву, что лорда казначея больше терпеть нельзя. Он является к ней совершенно пьяным.

— Ваше величество обеспокоены и огорчены его поведением. Я знаю, как оно влияет на вас. С вашим слабым здоровьем это непозволительно.

Мэшем была права. Анна чувствовала себя очень усталой. В ушах у нее зачастую звучали споры министров. Больше всего заботил королеву вопрос о престолонаследии. Если б только ее брат отрекся от католичества, стал добрым сыном англиканской церкви, тут бы народ принял его, и она была бы очень счастлива. Сочла бы, что справедливость восстановлена, смогла бы взглянуть в лицо отцу, если они встретятся в загробной жизни. Став королевой, она всеми силами старалась быть доброй христианкой. Больше всего ей хотелось исправить все совершенное ею зло. Если благодаря ее усилиям брат станет королем Англии, она искупит свой давний грех.

— Мэшем, — сказала Анна, — я написала письмо, которое нужно будет вскрыть после моей смерти. Буду хранить его под подушкой.

— Хорошо, ваше величество.

«О престолонаследии! — подумала Эбигейл. — Когда она умрет, королем станет Яков Стюарт, он не забудет, что я старалась ради него».

— Не забудь, Мэшем.

— Запомню, ваше величество.

Анна положила распухшие, забинтованные руки на колени.

— Болят, мадам?

— Думаю, от компресса им стало бы лучше.

Эбигейл принялась готовить компресс. Здоровье королевы быстро ухудшалось, и это ее печалило: такой госпожи у нее никогда не будет. Но Яков Стюарт, став Яковом Третьим, вспомнит, кто старался ради него, вспомнит ту, что обнаружила письмо под подушкой.

Однако нельзя забывать о врагах — первый из них Оксфорд. Он понял, что больше колебаться в таком важном вопросе нельзя, занял сторону курфюрста и приложит все силы, дабы возвести его на престол.

— Ваше величество очень устали, — сказала Эбигейл, — и я знаю, что повинно в этом поведение лорда Оксфорда.

Королева вздохнула.

— Дорогая Мэшем, с ним теперь еще труднее, чем было раньше.

— Вашему величеству следует положить конец таким неприятностям, сместив его.

— Я и сама так думаю, Мэшем.

— С Болинброком иметь дело будет гораздо проще. Вот и компресс, мадам. Не слишком горячо?

— В самый раз, Мэшем. Ты все прекрасно делаешь. Унимаешь боль.

— Хотелось бы так же легко унять все, что беспокоит ваше величество.

Анна задумалась. И на другой день заявила совету, что просит отставки лорда Оксфорда. Он пренебрегает своими обязанностями, не всегда можно разобрать, что он говорит, и нет уверенности в правдивости его слов. Но главное, он часто является к ней пьяным, это неприятно, к тому же в таком состоянии лорд Оксфорд ведет себя некрасиво и непочтительно. Она больше не может терпеть такого поведения премьер-министра.

Оксфорда сместили. Болинброк и Эбигейл торжествовали.

В палате совета Оксфорд глядел в лицо своему врагу — Болинброку.

Болинброк — предатель, объявил Оксфорд. Ложью и хитростью он втерся в доверие королеве. Он готов привезти в Англию Претендента-католика, он очернил и оклеветал человека, который по дружбе проложил ему дорогу в политику. Болинброк лжец, мошенник и предатель.

Анна дрожала, сидя в своем кресле, голова у нее раскалывалась, в ногах пульсировала боль. Больше всего ей хотелось вернуться в спальню.

Болинброку, продолжал пьяный Оксфорд, во всех этих темных делишках помогала некая женщина…

Распухшие пальцы Анны задрожали, ей показалось, что приближается обморок. Она умоляюще поглядела на министров: они не должны вести спора об Эбигейл, не должны пытаться проникнуть в интимные секреты ее спальни.

Потом недовольно взглянула на бушующего Оксфорда. Позволительно ли пьяным давать волю своим чувствам при королеве?

Болинброк поднялся и выхватил шпагу. Это заставило Оксфорда умолкнуть.

— Вы забываете о присутствии королевы, — сказал Болинброк.

— Я ни о чем не забываю, — ответил Оксфорд. — И не забуду. Отомщу и верну кое-кого на ту ступень, где они пребывали до встречи со мной.

Анна откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, сердитые голоса не умолкали. Как ей плохо! Как хочется в тишину спальни, где нежные руки Эбигейл помассируют ей ноги, сделают компресс.

Но ей нужно выполнять свой долг. Нужно сидеть здесь, пока они спорят.

Было уже поздно, когда ее увели в спальню. На другой день было назначено повторное заседание.

Эбигейл с герцогиней Сомерсетской уложили изнеможденную Анну в постель. Потом пришел доктор Арбетнот.

— Эти споры убивают меня! — сказала она ему. — До чего же хочется покоя!

Наконец королева уснула. Арбетнот, взглянув на Эбигейл, печально покачал головой.

— Отдохните и сами. В течение ближайших дней ее величеству будет необходим ваш уход.

Анна пробудилась от тяжелого сна.

Голоса министров все еще звучали у нее в ушах. Лорд Оксфорд… она не могла забыть его налитых кровью глаз, пьяного голоса, злобы, с которой он смотрел на Болинброка. «До чего я устала…» — пробормотала она. Потом вспомнила, что сегодня ей надо присутствовать еще на одном заседании.

Она поднялась с кровати и в беспокойстве застыла. Где служанки? Который час?

«Час? — подумала она. — Уже начинается заседание… надо идти. Я должна исполнить свой долг. Я — королева».

Нетвердо ступая, она подошла к камину и взглянула на часы. Подумала: «Какое же сейчас время?» И почувствовала, как переносится в прошлое… к школьным дням… к злобным нападкам Сары Черчилл на Голландское Чудовище… к попыткам свергнуть с трона отца. Тот мальчик… ее брат… ждущий, когда получит свое.

Если б можно было вернуть ушедшие годы… Было бы все по-другому? Она боялась времени. Скоро уже идти на заседание совета… Время…

Анна поглядела на циферблат часов, и ей показалось, что оттуда на нее глядит чье-то лицо, обращается к ней, зовет ее, и она не может ослушаться, это не по силам никому — ни королеве, ни простолюдинке.

— Ваше величество.

Королева обернулась. Возле нее стояла испуганная миссис Дэнверс.

— Дэнверс…

— Ваше величество так глядели на часы…

— Я увидела…

Миссис Дэнверс подхватила падающую Анну.

Она позвала служанок, и они вместе отнесли потерявшую сознание королеву на кровать.

— Я видела смерть в ее лице, — сказала миссис Дэнверс, стуча зубами.

Королева умирала. У дворца собрались люди, ждали вестей. То была не просто смерть королевы, трудившейся для блага подданных; за ее смертью могла последовать гражданская война, предстоял выбор между двумя монархами: немцем, не знающим ни слова по-английски, и Претендентом-католиком. Люди принимали ту или другую сторону со смешанными чувствами. Кому нужен немец? Кому нужен католик? Будь Яков англиканской веры, страна стояла бы за него. Но его отца свергли с трона из-за религии. Неужели все повторится снова?

Война Мальборо окончилась, и люди не хотели больше войн. Потому больше были склонны принять немца.

Во дворце конфликты протекали острее.

Эбигейл не отходила от королевы. Мысли ее путались, она почти не спала несколько ночей, но знала, что королева беспокоится, когда ее нет поблизости.

Королева умирала, и Эбигейл теперь поняла, как сильно ее любит. Да, дружба ее была расчетливой, но она видела от монархини столько доброты, находила большую радость в служении ей — какой была бы ее жизнь без Анны?

Совет отверг кандидатуру Болинброка на должность лорда-казначея и избрал преемником Оксфорда герцога Шрусбери.

Герцог заявил, что не примет этой должности без согласия королевы, и его проводили к ее ложу. Окружающие думали, что Анна не узнает его, но ошиблись. Когда ее спросили, знает ли она, кому вручает должностной жезл, она прошептала: «Герцогу Шрусбери».

Более того, Анна взяла его руку и попросила использовать свою должность на благо ее народа.

Шрусбери, встав на колени, пообещал, что приложит к этому все силы; казалось, ей это принесло удовлетворение.

Анна закрыла глаза. Вскоре окружающие услышали, как она бредит о прошлом. Королева упомянула Якова, и по щекам ее потекли слезы.

— Брат… — прошептала она. — Мой бедный брат.

Все переглянулись. Не хочет ли она, чтобы Яков стал ее преемником? И много ли значат слова умирающей?

Те, кто стоял за Ганноверский дом, испугались, но беспокоиться не стоило, так как Анна уже стала заговариваться.

Эбигейл, сама не своя от усталости, стояла близко к кровати; она понимала, что конец близок, и когда королева испустит дух, должна достать из-под подушки письмо. Оно откроет всем волю королевы.

Но в глубине души Эбигейл догадывалась, что воле этой воспротивятся очень многие и надежды на приезд Якова Стюарта в Англию мало. Он сам отказался переменить веру, а народ Англии не позволит католику занять престол. Более того, у Якова нет средств привести с собой армию для сражения за свои права, а снабдить его нужной суммой Франция не в состоянии.

Однако если предсмертная воля королевы станет известна…

Но кого заботит мертвая королева?

— Ее величеству хотят пустить кровь, — шепнула ей на ухо миссис Дэнверс.

— Да, леди Мэшем, — сказал Арбетнот. — У нее апоплексический удар.

— Доктор, — прошептала Эбигейл, — есть ли надежда…

Но тот сделал вид, что не расслышал.

Врач находился у кровати, когда королева откинулась назад и закрыла глаза. Эбигейл показалось, что комната закружилась, и она упала в обморок.

Анна это услышала и спросила, что произошло.

— Леди Мэшем потеряла сознание, ваше величество, — ответил Арбетнот. — Бедняжка, она находилась с вами день и ночь и лишилась сил от усталости и горя.

— Бедная Мэшем, — вздохнула Анна. — Бедная, бедная Мэшем…

Она забеспокоилась, потому что Эбигейл выносили из комнаты, но быстро забыла о причине своего беспокойства.

— Брат… — прошептала она. — Мой бедный брат.

Королева лишилась сознания и быстро угасала. Хотя служились молебны во ее здравие, совет готовился, едва она испустит дух, отправить послание в Ганновер.

Смерть неумолимо приближалась.

Стоящие у ложа услышали предсмертные хрипы в горле королевы, потом увидели на ее глазах пелену смерти.

Склонясь над мертвой королевой, врачи заметили торчащий из-под подушки конверт и отдали его герцогу Шрусбери. Тот посмотрел на него, кивнул и спрятал в карман.

— Леди Мэшем, проснитесь.

Над ней стояла миссис Дэнверс.

— Королева?

— Преставилась.

Эбигейл села, сама не своя от усталости и тревоги за будущее, смешанной с гнетущим чувством утраты.

— Пойду к ней, — сказала она. Потом криво улыбнулась. — Нет, уже поздно. Королева уже никогда меня не позовет.

— И никого из нас, — ответила миссис Дэнверс.

Эбигейл покачала головой.

— Что нам делать? — прошептала она. — Что станется с нами?

Она подошла к ложу покойной, поглядела на нее, заливаясь слезами, поцеловала холодный лоб и сунула руку под подушку.

Письмо исчезло. Это следовало предвидеть.

«Конец», — подумала Эбигейл.

Сидящий за столом совета Шрусбери поднял письмо.

— Друзья, — обратился он к собравшимся, — полагаю, о его содержании догадаться нетрудно, но если мы не вскроем письма, то знать наверняка ничего не будем.

— Возможно, в нем ее последняя воля.

Шрусбери улыбнулся тому, кто это сказал.

— Допускать гражданской войны нельзя, а народ ни за что не примет католика. Если мы не будем знать ее последней воли, то не сможем ее нарушить.

Он подошел к горящему камину и поднял письмо.

— Джентльмены, согласны вы со мной, что ради Англии это письмо следует оставить непрочитанным?

Настала короткая пауза, потом раздался голос:

— Согласен.

— И я. И я.

Шрусбери улыбнулся.

— Единогласно.

Члены совета смотрели, как письмо корчится в пламени.

Сара увидела приближающегося гонца. Она всегда с нетерпением ждала вестей из Англии и уже знала, что здоровье королевы быстро ухудшается.

«Возможно, — подумала она, ускоряя шаг навстречу гонцу, — он привез ту весть, которой мы ждем».

И по лицу гонца поняла, что это так.

— Королева…

— Скончалась, ваша светлость.

Герцогиня выхватила у него письмо.

— Маль! Где ты? Королева умерла! Конец изгнанию.

Да, конец! Больше нет нужды оставаться на континенте. Скоро они будут там, где поля зеленее, где все, что она любит, будет дожидаться ее.

Мальборо принял эту весть сдержанно. Сказал, что очень многое зависит от того, кто займет престол. Если Претендент, то возможностей вернуться ко двору мало, а вот Георг к герцогу и герцогине Мальборо не может не испытывать благодарности.

Следующие дни оказались самыми беспокойными в жизни Сары.

— Я умру, — сказала она Джону, — если мы не вернемся немедленно.

Они поехали в Кале, чтобы немедленно отплыть, едва станет известно, кому достанется престол.

«Конец, — думала Эбигейл. — Шрусбери и члены совета уничтожили письмо. Они догадывались о его содержании и не могли допустить католика на английский трон лишь ради очистки совести покойной».

Болинброк сказал ей, что ничего поделать нельзя. Он думал, что людям скоро надоест король-немец, кстати, не особенно стремящийся занять престол, и они будут только рады встать на сторону Якова.

«Католик! — подумала Эбигейл. — Ни за что! Вот если бы он сменил веру…»

Да, ее уже ничто не могло спасти. Оксфорд сошел со сцены — вскоре за ним последует и она. Ведь держалась она при дворе лишь благодаря привязанности королевы…

Королем Англии провозгласили Георга Первого, лондонцы стояли за него. Мальборо возвращались на родину.

Эбигейл отправила свою служанку позвать лорда Мэшема.

Муж сразу же пришел, она подошла к нему и взяла за руки.

— Все, Сэмюэл. Делать нам здесь больше нечего.

— Знаю, — ответил он.

— Поэтому забираем детей и уезжаем.

— Эбигейл, у тебя начнется совсем другая жизнь.

— Я понимаю, что это конец.

— Или начало, — сказал он.

Она засмеялась и сама удивилась теплоте своего смеха.

— Смотря, как взглянуть.

— Помнишь, как мы впервые встретились? — спросил Сэмюэл.

Эбигейл кивнула.

— Смотрели в парке, как герцог Глостер муштрует своих солдат.

— Тогда мы были никем и ничем.

— Вот-вот. А теперь лорд и леди Мэшем с семьей, которую нужно содержать.

— Уедем в глушь. Купим имение.

— Милорда не смущает мысль стать сквайром?

— Мне кажется, это будет замечательно.

— Мне тоже, Сэмюэл! — сказала она.

Так ли? Ей вспомнились радости придворной жизни, интриги, победы.

Она никогда не забудет времени, когда необходимо было ладить с Сарой Мальборо, чтобы добиться приема у королевы. Навсегда запомнит, как Роберт Харли, любовно подавшись к ней, сказал: «Мы кузен и кузина».

Она никогда не забудет его; до самой смерти будет с легкой болью задаваться вопросом, могло ли все пойти по-другому.

Она отомстила за себя, но месть принесла слабое удовлетворение. У нее растет дочь, растут сыновья. И будут еще дети. Может, они найдут счастье, которого не нашла в своей жизни она.

Оставалось только уехать из столицы. Выбора не было.

Мальборо сошли на берег в Дувре под орудийный салют.

Раздались возгласы:

— Да здравствует великий герцог!

Сара потянула носом воздух. До чего приятно вернуться!

И с ней Маль. Снова великий герцог! Друг нового короля! Люди бросали им под ноги цветы; они поедут по всему Лондону в своей хрустальной карете.

— Вот так же было после Бленхейма! — воскликнула Сара.

И когда Мальборо в поисках новой славы въезжали в Лондон, лорд и леди Мэшем выезжали оттуда, стремясь к безвестности.