Любимый бывший муж

Глава 3

Оливия не знала, что Ксандер забрал с собой эту фотографию, когда уходил. Наверное, он взял ее после похорон, когда Оливия упаковала все вещи Паркера в коробки и закинула их на чердак, вместе с фотоальбомами и снимками в рамках, что украшали дом.

Было очень тяжело постоянно видеть любые напоминания о внезапно оборвавшейся жизни сына. Если бы только…

Эти три слова сводили с ума. Если бы только Ксандер не оставил калитку открытой, не бросил мяч так сильно псу Бозо. Если бы Бозо не выбежал на дорогу за мячом, а Паркер не побежал за ним. Если бы только она не сказала Паркеру, чтобы тот шел поиграть с папой на улице, а оставила его дома, в безопасности.

Мучаясь от угрызений совести и злясь на весь мир и на Ксандера в частности, она тогда сделала единственное, что было в ее силах, чтобы смягчить незатихающую боль, – собрала все, что напоминало о сыне, и спрятала, пообещав себе, что достанет эти вещи, когда пройдет время.

Оливия потянулась к снимку и провела пальцем по холодному стеклу, за которым улыбался ее малыш. Он так навсегда и останется ребенком – он уже никогда не вырастет, не пойдет в школу, не будет играть в спортивные игры с командой друзей, встречаться с девочками. У него не будет шанса развернуть крылья и показать, на что он способен, он уже никогда не будет проказничать, и его не накажут, заперев дома.

Прошло несколько минут, прежде чем ей удалось перестать думать о прошлом и заставить себя вспомнить, зачем она сюда пришла. Ах да, горничная. Оливия просмотрела папки с файлами – в документах Ксандера царил идеальный порядок, насколько она помнила, так было всегда – и нашла номер, который искала. Позвонив в службу уборки, она поехала домой.

Но прежде чем выйти из комнаты, Оливия взяла фотографию и убрала ее в ящик стола. Потому что она не хотела еще раз увидеть этот портрет – напоминание о том, что они с мужем потеряли, если ей придется вернуться сюда еще раз.

К счастью, улицы в городе были относительно свободны, и Оливия быстро доехала до дома. Она втащила чемодан на один пролет вверх по лестнице, вошла в одну из гостевых спален и развесила в шкафу одежду Ксандера. Его белье и футболки она сунула в маленький комод с ящиками, а туалетные принадлежности поставила в ванной. Если она ему скажет, что перенесла его вещи, чтобы создать ему некое личное пространство для выздоровления, это не будет ложью. Какая разница, откуда она их перенесла – из их спальни или с другого конца города?

Она сложила в маленькую спортивную сумку все необходимое и выбежала из дому. Когда она вернулась обратно в больницу, ее лихорадило от пережитых эмоций и голода – поесть она не успела. Ксандер стоял у окна, когда она, запыхавшаяся, наконец вошла к нему.

– Я уже было решил, что ты передумала забирать меня домой, – признался он, когда она подошла к нему.

Его слова прозвучали с иронией, но слышался в них и легкий укор, и она понимала почему. При обычных обстоятельствах она должна была вернуться гораздо раньше. Но ведь их обстоятельства не были обычными, хотя он об этом и не знал.

– Ужасные пробки, – ответила она со всей непринужденностью, на которую только была способна. – Ну что, можно идти? У меня тут вещи для тебя, хотя, наверное, теперь они тебе будут великоваты. Кажется, тебе придется сменить гардероб.

Ее попытка отвлечь его удалась.

– Знаю, знаю, как ты любишь ходить по магазинам, – рассмеялся он.

И Оливия почувствовала, как от этих слов ее сердце радостно замерло. Раньше он всегда поддразнивал ее из-за необычной манеры делать покупки. Ей нравилось покупать новые вещи, но вот переполненные магазины сводили с ума, так что она заранее решала, что нужно купить, а затем, придя в магазин, без примерки брала то, что нужно, и тут же уходила. Никаких прогулок вдоль витрин и бесцельного шатания по отделам. Ну конечно, если речь не шла о магазине, где продавалось все необходимое для живописи.

Оливия подумала, что все же ей не стоит удивляться тому, что он помнит о таких вещах. В конце концов, он же не потерял память целиком, просто из его воспоминаний стерлись последние шесть лет. Улыбнувшись, она протянула ему сумку с одеждой:

– Вот, держи. Тебе помочь переодеться?

У Ксандера еще были проблемы с координацией движений, и ему порой с трудом удавалось сохранять равновесие. Конечно, лечебная физкультура помогла ему восстановить общую моторику и прийти в себя в целом, но все же еще нужно было тренироваться, чтобы обрести прежнюю легкость движений.

– Думаю, я справлюсь, – ответил Ксандер тихо и с достоинством, за которое Оливия его так любила.

– Скажи мне, если потребуется помощь.

Ксандер посмотрел ей в глаза, улыбнувшись:

– Конечно.

Она тоже ответила ему улыбкой, чувствуя, как защемило сердце. Она ведь знала его – он никогда не позовет. Независимость была слишком важна для него, и он был очень упрям. Когда-то, в самом начале их совместной жизни, они не могли обойтись друг без друга. Но с тех пор все изменилось.

«Какой же он счастливый, что ничего не помнит, – подумала Оливия с горечью. – Лишь наши лучшие годы брака и ничего плохого».

Ксандер взял сумку и отправился в общую ванную комнату палаты. Закрыв за собой дверь, он остался наедине со своими мыслями. Дрожь пробежала по его телу при воспоминании о том облегчении, что он испытал, увидев Оливию, вернувшуюся из дому. С самого утра он был напряжен и испытывал внутренний дискомфорт, так что медсестра в документах на выписку отметила необычно высокое для него давление.

Он не понимал причины своего смутного беспокойства. И ему не терпелось поскорее выйти из этого здания. Даже ежедневные визиты Оливии, хоть как-то нарушающие рутину больничного распорядка, не спасали его от тоски по дому.

Приняв душ, Ксандер принялся энергично растираться полотенцем и чуть пошатнулся из-за этого, так что пришлось опереться о стенку душевой, чтобы обрести равновесие. Он тихонько выругался – медленные реакции собственного тела доводили его до отчаяния, казалось, что сигналы мозга не доходили до мускулов.

Кстати, о мускулах – насколько Ксандер помнил, он всегда был в хорошей физической форме. Теперь же он похудел, и над этим тоже придется работать. Ксандер оделся и туго затянул ремень на брюках. Оливия была права: в собственной одежде он выглядел так, будто надел чужие вещи. Он не помнил, как покупал их, так что, наверное, они были из тех «потерянных лет», как он теперь называл забытые годы.

Раздался легкий стук в дверь, отвлекший его от мыслей.

– Ксандер, ты там в порядке? – спросила Оливия.

– Конечно, сейчас выйду.

Ксандер собрал вещи, разбросанные по полу, и сунул их в сумку, а затем открыл дверь.

– Я готов, – произнес он.

– Тогда пойдем, – ответила она, очаровательно улыбаясь – ее улыбка всегда сводила его с ума. Но часто ли он ей говорил, как любит, когда она улыбается ему? Он не помнил этого.

Они заглянули в сестринскую, чтобы попрощаться и забрать документы о выписке, а потом направились по коридору к лифту. Ксандера неприятно задело то, что Оливии приходилось подстраиваться под его шаг, поскольку шел он значительно медленнее, чем она. Еще больше его обеспокоил тот факт, что, когда они добрались до ее машины, он очень устал. Со вздохом облегчения он опустился на пассажирское сиденье.

– Прости – следовало подогнать машину к входу, чтобы забрать тебя, – сказала Оливия, садясь в машину.

– Все в порядке. У меня было много времени на отдых.

– Ты так говоришь, будто все это время не работал над выздоровлением. – Оливия вздохнула и положила руку на его бедро, и Ксандер почувствовал тепло ее ладони. – Ксандер, ты проделал долгий путь за короткое время. Тебе придется учиться заново чему-то, что раньше ты делал не задумываясь. Так пощади себя, ладно? Тебе нужно время.

Ксандер откинулся на сиденье, глядя в окно, пока они ехали домой. Видя знакомые места, он радовался, а замечая перемены, старался игнорировать тревогу. Окленд был бурлящим, вечно меняющимся и растущим городом, но все-таки было неприятно видеть пустоту на месте здания, которое ожидаешь увидеть, потому что оно точно стояло там раньше.

– Как там в твоей школе, никто не возражал, что ты взяла отгул, чтобы провести со мной это время? – спросил он.

– Я больше не работаю в школе, – ответила Оливия. – Я ушла оттуда до того, как…

– До того, как – что? – нетерпеливо спросил он.

– До того, как они успели окончательно свести меня с ума, – сказала она, усмехаясь, и ему показалось на миг, что усмешка какая-то напряженная. – Я ушла оттуда уже больше пяти лет назад, но с тех пор у меня неплохо пошли дела с картинами. Ты можешь мной гордиться. У меня было несколько выставок, и сейчас я хорошо зарабатываю.

– Но ведь ты никогда не работала ради денег, не так ли?

Именно так она всегда отвечала ему, когда он дразнил ее из-за того, что она не выбрала более прибыльную работу.

– Ну конечно, – ответила она, и на сей раз улыбка ее была вполне искренней.

К тому времени как они подъехали к дому, Ксандер почувствовал себя полностью разбитым, хотя он не признался в этом Оливии, которая, к его огорчению, помогла ему выбраться из машины и подняться по ступенькам в дом.

Оливия вставила ключ в замочную скважину и распахнула дверь, и Ксандер не смог сдержать грустной улыбки.

– Будто совсем недавно я перенес тебя через этот порог. А теперь боюсь, как бы тебе не пришлось меня нести.

Увидев тревогу в ее взгляде, он тут же пожалел о своей неуместной шутке.

– Ты в порядке? – спросила она, обнимая его и заставляя опереться на себя. – Тебе нужно хотя бы первое время пожить на первом этаже, чтобы не подниматься каждый раз в спальню. Может, поставить тебе здесь кровать, пока не окрепнешь?

– Нет, – сказал он твердо, входя в прихожую. – Сегодня я буду спать на втором этаже. Я справлюсь.

– Сделать тебе кофе?

– Да, пожалуйста.

Оливия вышла, а он в это время осмотрелся в комнате, отмечая то, что не соответствовало его воспоминаниям. Новые застекленные створчатые двери вели на деревянную веранду. Раньше на их месте стояло подъемное окно и – Ксандер бросил взгляд на сверкающий паркет – на полу лежал ужасный старый ковер с цветами. Оказывается, они обновили дом, причем весьма неплохо.

Он прошелся по комнате, проводя рукой по мебели, по затейливо украшенной каминной полке, возле которой по обе стороны стояли кресла с выгнутыми спинками. Интересно, они когда-нибудь сидели здесь зимними вечерами, греясь у огня? Он в огорчении покачал головой – нет, он этого не помнит. Ксандер присел на одно из кресел: может, это вызовет к жизни какие-то воспоминания – нет, память его оставалась нетронутым листом.

– Вот ты где! – воскликнула Оливия, входя в комнату. – Принести газеты?

– Нет, спасибо, только кофе.

– Тебе все еще трудно сосредоточиться?

Он кивнул и взял кружку, которую она протянула ему. Некоторое время он пристально смотрел на кружку и понял, что вот этот предмет он помнит. Он купил ее у мемориала Пёрл-Харбор, когда они ездили на Гавайи в медовый месяц. Ксандер сделал глоток и откинулся на спинку кресла.

– О, это совсем не та бурда, что подают в больнице. – Он счастливо вздохнул и вновь осмотрелся. – Ну что, похоже, мы сделали все, что запланировали, да? Я имею в виду дом.

Оливия кивнула:

– Это было нелегко, но мы закончили его за год. Мы… э-э-э… нам не терпелось закончить, и мы наняли рабочих, так что в основном это их работа. А как мы с тобой спорили из-за этих створчатых дверей – это было то еще зрелище.

Наверное, горечь из-за ее слов отразилась на его лице в этот момент, потому что Оливия тут же приблизилась к нему и дотронулась ладонью до его щеки.

– Ксандер, не волнуйся. Всему свое время, ты обо всем вспомнишь. А если нет, тогда мы наполним твою выдающуюся память новыми страницами.

Показалось ему или она и впрямь вложила чуть больше энтузиазма в свои слова о новых страницах, нежели о том, что он вспомнит прошлое? Ксандер ощутил новый прилив усталости. Одно дело – чувствовать себя относительно здоровым в больнице, где было так много других людей в гораздо худшем состоянии, чем он, и другое – вернуться домой, где ты привык ощущать себя сильным, где все должно быть знакомым.

Он повернул немного голову и поцеловал ее ладонь.

– Спасибо, – просто сказал он.

– Мы справимся, Ксандер.

– Я знаю.

– Пойду готовить ужин, хорошо? Нам стоит сегодня поесть пораньше.

Должно быть, он уснул, когда Оливия вышла, потому что его разбудил ее легкий, как перышко, поцелуй в лоб.

– Я приготовила спагетти болоньезе, твои любимые.

Она помогла ему встать и, поддерживая, повела его в столовую.

Там тоже все выглядело иначе: по воспоминаниям Ксандера, мебель тогда была закрыта чехлами, потому что нуждалась в ремонте. Он взглянул на антикварную посуду на полках и старинную медную люстру, свисающую с потолка.

– Вижу, ты все же настояла на своем в выборе интерьера, – сказал он, садясь.

– Не обошлось без споров. Пришлось сдаться и поставить самый уродливый письменный стол в мире в кабинет наверху, – ответила она со смехом.

Ксандер улыбнулся ей в ответ – ну вот, наконец-то, он так скучал по ее смеху, точно не слышал его полжизни. Странно, неужели после аварии прошло всего девять недель? Казалось, гораздо больше.

После ужина Ксандер облокотился на кухонную стойку, наблюдая, как жена убирает со стола. Он попытался помочь, но тарелка, которую он взял, выскользнула из пальцев и упала на пол, разлетевшись на мелкие осколки, что невероятно его расстроило и разозлило.

– Перестань себя казнить, – наставительно сказала она, сметая осколки фарфора щеткой.

– Не могу. Хочу снова стать собой.

– Ты и остался собой, не переживай.

– И вместо мозгов желе, – пробормотал он.

– Ну я же сказала, заполним пробелы новыми воспоминаниями, Ксандер. Мы не должны жить в прошлом.

В ее словах прозвучала какая-то горечь, и ему показалось, что она оборвала себя на полуслове. Однако Оливия замолчала и вновь принялась за уборку. Закончив, она устало улыбнулась ему. Он тут же ощутил укол совести. Она сегодня весь день на ногах, ездила два раза в больницу и обратно, и до этого каждый день помогала ему на занятиях лечебной физкультурой. А ведь он знал – когда его жена работает за мольбертом, она частенько не ложится спать допоздна, не поев и не сделав перерыв. И как это он раньше не заметил этих темных кругов под ее глазами?

– Не знаю, как ты, а я готова сегодня лечь пораньше, – сказала Оливия, едва подавив зевок.

Они вместе поднялись на второй этаж – по мнению Ксандера, слишком медленно, – но он устал и с трудом координировал движения, так что мера эта была вынужденной.

– Мы что, спим в разных спальнях? – спросил он, когда Оливия ввела его в гостевую комнату наверху.

– Нет, – ответила она, слегка запыхавшись от подъема по лестнице. – Но я подумала, тебе будет здесь удобнее. Я очень беспокойно сплю, не хочу тебя тревожить лишний раз.

– Ливви, я и так слишком долго спал один, без тебя. Теперь я дома. Сегодня мы спим в одной постели.