Люблю. Целую. Твоя крыша

Глава 2. Хороший дядя и немецкая пунктуальность

Я был не просто раздражён, я действительно злился. День не заладился с самого утра. Сначала этот дурацкий будильник, зазвонивший на час раньше. Конечно, ослу понятно, что я сам его вчера и ткнул непослушными пальцами, но утром… при раскалывающейся голове, под тарабанящий за окном дождь и жуткий сквозняк… Настроение – накрыться одеялом с головой, отключить телефон и сделать вид, что меня не существует в принципе.

Мозг услужливо подсунул воспоминания о вчерашней ссоре с отцом. Очень… громкой ссоре. Это при том, что ему не стоит нервничать, и я старался почти не отвечать. Но когда неожиданно становишься чуть ли не самым худшим сыном на свете без видимых на то причин, это очень… обидно. И больно.

В общем, выходной позволял немного отдохнуть, но было не до того. Поэтому с утра я заехал в офис, чтобы разобраться с накопившейся за неделю мелочевкой. А потом позвонила Марианна и попросила смотаться на вокзал и забрать ключи у Ниночки.

Ниночка – это нечто. Милая девочка, ангельское личико, чудище на каблучках. Ответственная за снабжение в «Ан-Лин», правая рука Марианны. Только вот беда… Забывчивая очень. То телефон забудет, то кошелек, то платье, то… Сложно с ней, короче говоря. Ибо про свой недостаток она прекрасно знает и пытается его всячески купировать. В итоге к забывчивости прибавляется страшная привычка кидать в сумочку всё, что надо и не надо. Разумеется, потом она начинает терять всё это уже внутри самой сумочки, а потом с воплями: «А-а-а, всё пропало!» – носиться по салону и пытаться хоть как-то исправить положение.

Мудрая Марианна, моя старшая сестра, поэтому всегда хранит дубликаты. Но в этот раз Ниночка перестаралась и уволокла даже их. И обнаружила это только на вокзале. В панике позвонила Марианне, а та уже переадресовала проблему мне.

Взламывать дверь в кладовую неразумно, поэтому лучше поторопиться и перехватить Ниночку с её шаловливыми ручонками прямо перед отходом поезда. А то так и увезет ключи в Чехию.

Благо, от офиса ехать недалеко.

Но ангелам за завесой серого дождливого неба было явно скучно. Поэтому они решили немного поиздеваться, уронив меня прямо на забавную девчонку в красных ботинках. Конечно, будь это в другом месте и при других обстоятельствах, я бы непременно попытался извиниться не только словами. Но после её уничтожающего взгляда и шипения нахального серого кота… Честное слово, он смотрел на меня так, словно в жизни не видел ничего более отвратительного. М-да.

К Ниночке я вылетел в последние минуты. Она похлопала ресницами, оценив моё несколько взбудораженное состояние, потом сунула в руку ключи и застрекотала:

– Вы простите, пожалуйста, Руслан Витальевич, что так получилось. Я в следующий раз больше никогда, честно-честно. Так старалась ничего не оставить в офисе, что…

– Перестаралась, – буркнул я.

– Что вы говорите? – переспросила она.

– Всё хорошо, – сказал я, поглядывая на часы. – Ниночка, если вы не поспешите, поезд уйдёт без вас.

– Ох! – выдохнула она. – Спасибо, спасибо вам! – И затрясла мою руку так, что я понял: миленькие блондинки очень опасны, просто мы об этом не подозреваем. – Спасибо! Передайте ещё раз Марианне мои извинения!

С этими словами она подхватила чемоданчик и побежала к своему вагону. Я только покачал головой, некоторое время провожая её взглядом. Вот же ж… К жениху вроде бы едет. Марианна что-то говорила об этом, только я пропустил мимо ушей. Долгое время я вообще не мог понять, как моя обстоятельная и серьёзная старшая сестра сработалась с такой юлой, как Ниночка. Но… потом, через время, понял. Ниночка не подставит. Не бросит. Станет барахтаться рядом с тобой, даже если будет возможность спастись одной. Прелестная порода женщин, готовых на самопожертвование. Пусть от этого и наступит конец света.

Покинув здание вокзала, я понял, что дождь припустил вовсю. Несколько секунд посмотрел на хмурое небо, стёр с лица прохладные капли и направился к машине. Я люблю осень. И люблю Киев. Есть в них что-то успокаивающее. Но именно вместе. Тогда почему-то вспоминается родной Чернигов, и на душе становится хорошо. Не то, что юг… Жара, зной, удушливый ветер. Соль моря, от которой почему-то всегда и все в восторге. Я к разряду этих людей не отношусь. Никогда не понимал, чем их так оно манит.

Сев в машину, поехал к дому Марианны. Работать уже не получится. И по дороге надо купить что-то племяшкам. При воспоминании о них на душе будто потеплело, и небо уже не казалось таким серым. Аня и Лина меня обожают и, стоит им добраться до любимого дядюшки, не отходят ни на шаг. Поэтому обмануть ожидания двух самых прекрасных дам пяти и семи лет от роду я не мог никак.

Марианна укоряла меня, что слишком балую её дочурок, однако… ну как можно не баловать? Если же я стану счастливым отцом очаровательной дочурки, то буду баловать и ни в чем ей не отказывать!

Насвистывая, я повернул, и тут же зазвонил телефон. Увидев имя звонившего, только сцепил зубы. Нет, не хочу с ним говорить. Особенно сейчас.

Но мелодия не умолкала, и пришлось взять трубку.

– Где ты? – спросил отец, опустив такую мелочь, как приветствие.

Внутри снова стало грозовым облаком сгущаться раздражение. Я прекрасно осознавал, что нельзя так, но реакция уже появлялась сама собой. К Марианне изначально были не такие требования, как ко мне. Я никогда не просил послаблений, но и не понимал, почему нельзя банально похвалить и…

– В машине, – ответил предельно коротко.

– Неплохо, – хмыкнул он. – Один?

Нет, конечно. Здесь только я и моя мания величия. Именно так, как ты любишь постоянно говорить. При этом не забывая напомнить, что прежде, чем обзаводиться этой манией, нужно хоть чего-то добиться. «Чего-то» у меня было. Сеть рекламных агентств, которые работали и приносили немалую прибыль. Но для отца это всего лишь пыль под ногами.

– В шесть приезжай ко мне, – сказал он не терпящим возражений тоном.

– По вопросу? – сухо уточнил я, выворачивая руль, чтобы объехать лихача на «мерседесе», решившего, что вся дорога принадлежит ему.

Но в трубке уже раздавались короткие гудки. Злобно прошипев, я швырнул трубку на сидение. И тут же сжал руку в кулак. Так, дыши, дыши глубже. Нельзя так беситься, это неправильно. Всё самообладание ни к черту.

Тихо выругавшись, я прибавил скорость. К черту всё. Потом перезвоню. Наверно, опять будет говорить, что с моими агентствами надо что-то делать, а то и вовсе продать. Нет, дудки! Это всё моё, никому не отдам.

…Злость испарилась только после того, как я купил для племяшек игрушечных медведей с бантами и почти подъехал к дому Марианны. При входе в невероятно уютную квартиру на душе стало тепло. Аня и Лина с визгом: «Дядя!» тут же бросились мне на шею, потом радостно заверещали при виде подарков и чуть не придушили.

Марианна осторожно освободила меня из плена детских ручек и утянула на кухню.

– На тебе лица нет, – с укором сказала она. – Опять работаешь без выходных?

– Нет, – ответил я почти правду, наблюдая за племяшками, пытавшимися нарядить медведей в клетчатые платьица.

– Ты многословен, – вздохнула она, сев напротив. – Опять с отцом поругались?

Я фыркнул, Марианна закатила глаза.

– И это моя семья. Ладно, вы большие мальчики, разберетесь сами. Ты вот что… – Она вдруг вскочила, взяла с подоконника нетбук и сунула мне под нос. – Смотри, кого я нашла! Какие работы!

Я не удивился смене темы, в этом вся Марианна. Не умеет долго злиться, отчитывать и возмущаться.

Так, а работы и правда красивые. Скатерти, рушники, салфетки. Есть с традиционной украинской вышивкой, есть лентами, есть… Я потер уголок брови. Похоже, стоит подтянуть немного матчасть текстильных изделий, ибо понятия не имею, что это такое. Красивое, воздушное, вешается на стенку. М-да, надо разбираться.

Слева от галереи работ находился маленький прямоугольничек с портретом мастерицы. Симпатичная, с задорно вздёрнутым носиком, черноволосая. И смотрит прямо… прямо в душу. Внутри что-то ёкнуло. Нет, не может быть. Тут же в памяти появились красные ботинки, черные блестящие волосы, от которых неуловимо пахло мятой, и ощущение под собой упругого тела. По позвоночнику прокатилась волна жара.

Я шумно выдохнул. Нет, однозначно бред. Показалось. Это не может быть одна и та же девушка. И тут же понял, что чувствую разочарование от этой мысли.

– Красиво, – сказал я, сообразив, что Марианна ждет моих слов.

Её, в отличие от отца, всегда волновало моё мнение.

У нас разница в возрасте пять лет и разные матери, но мы всегда были не разлей вода. И даже когда умер Тимур, она, чтобы почувствовать родственную поддержку, приходила ко мне, а не к отцу. Тот, кстати, неизменно злился, не понимая, почему так.

– И всё? – выгнула бровь сестра. – Где восхищение? Одобрение? Где обещание разработать рекламную компанию?

– Где контракт на сотрудничество? – парировал я.

– Ладно, умыл, – буркнула Марианна, сдув с лица каштановый локон. – Она сегодня должна была приехать в Киев. И привезти самые лучшие работы. Думаю, контракт не за горами. По телефону мне понравилось с ней говорить. Вита – очень энергичная девушка. И явно не боится трудностей.

– Вита? – сам не понимая почему, спросил я, всматриваясь в фотографию мастерицы.

Дьявол! Почему сайт ставит в таком формате? Ничего же не видно!

– Да, – вдруг хихикнула Марианна. – Виталина Футлярчик.

Я озадаченно моргнул и уставился на сестру.

– Как?

– Футлярчик, – довольно подтвердила она. – Вот такая фамилия.

– Да уж, – скептически прокомментировал я. – Не завидую.

– Не завидую я той девушке, которой ты дашь свою, – не смутилась сестра.

– А чем тебе не нравится моя фамилия? – возмутился я, но тут же умолк, ибо Аня и Лина деловито влезли мне на колени, посчитав, что дядя уже слишком долго сидит один.

Племяшки вообще считали, что это их законное место. И никому, кроме них, там находиться нельзя.

– Нравится, иначе почему я, по-твоему, её не меняла? – хмыкнула Марианна. – Но, а поиздеваться?

– Мама издевается очень хорошо, – важно сообщила Анька, поправляя бант своему медведю. – Качественно.

– Ведь очень важно всё делать качественно, да, дядя Руслан? – невинно спросила Лина, хлопая светло-карими глазами. – Даже издеваться?

– Очень, милая, – согласился я, поглаживая её по мягким волосам, и тут же подтвердил: – Даже издеваться.

Она всегда любила осень. И ветер, и влажный асфальт, и затянутое тучами небо. А ещё – запах. Тот самый, сладковато-прогорклый, когда листья тихо падают на землю, укутывая её рыже-коричневым покрывалом. И странное спокойствие-оцепенение, которое подходит со спины и обнимает прозрачными руками каждого из киевлян, бегущих по делам. И невольно замечаешь, что шаг замедляется, исчезают напряжённые складочки у губ, стираются неугомонность и беспокойство. Пусть всего на миг… Но всё же.

«Остановись, замедли шаг, – бархатно шепчет осень, проводя длинными пальцами с золотыми ногтями по плечу. – Везде не успеть. Так прочувствуй хотя бы то, что можешь сейчас. Скоро придет зима…»

И задует будто невзначай ледяной ветер, а лужи на мгновение покроются тонкой коркой льда. И чересчур свежий, не по-осеннему холодный воздух вдруг обожжёт горло и лёгкие.

Она жила в разных городах. Париж, Бонн, Роттердам, Санкт-Петербург. Последний вот – Киев. Было в нем что-то такое, что не давало переехать, просило остаться. То ли она чувствовала, что это её последнее место, то ли…

Раздался мелодичный звонок в дверь. Она медленно поднялась из кресла, старые ноги всё же не позволяли бегать резвой девчонкой, и направилась к двери. Он всегда приходил вовремя.

Немецкая педантичность и пунктуальность. И пусть на русском и украинском он давно уже говорил без акцента, всё равно чувствовалось, что он… чужой.

– Добрый день, госпожа, – произнес он приятным баритоном.

– Здравствуй, Дитмар. – Она чуть посторонилась, давая ему пройти. – Как добрался?

– Хорошо.

Как всегда, немногословен. Но ей улыбается. И не только потому, что богатая клиентка. Хотя и это играет роль. А ещё… Дитмар Гешихте-Шварц как кот. Не будет благосклонен к тому, кто ему не нравится. Даже если платишь хорошие деньги.

Он высокий, выше неё на целую голову. Сухопарый, жилистый, из тех, кого скрутишь, но не сломаешь. Лицо словно высечено из камня умелым скульптором. Одновременно в нём есть что-то гротескное и уточённое. Словно создатель, решив сотворить столь невероятное существо, не определился, каким его хочет видеть. Очень светлые глаза, выцветшее серебро, которое никогда не чернеет. Чуть длинноватый нос, высокие скулы и тонкие губы. На щеке слабо заметный шрам – белесая кривая полоска.

Снежно-белые волосы зачесаны назад. Руки – в кожаных перчатках. Словно он боится где-то оставить отпечатки пальцев. И неизменный плоский портфель, в котором он носит важные документы. А ещё баснословно дорогая обувь. Она разбиралась в ценах на хорошие вещи, поэтому представляла брешь в бюджете, оставленную стоимостью этих туфель.

– Проходи в комнату, – сказала она. – Я сейчас.

Он кивнул. Опять без лишних слов. Слишком долго они ведут дела, чтобы распыляться на ненужные вопросы. Наверное, это лучший нотариус, с которым когда-либо приходилось пересекаться. И она была искренне благодарна за рекомендацию, оставленную ей почившей два года назад старой подругой. Вот уж точно – проверенный человек. Посмотри, как он следит за наследством других, и решай, стоит ли с ним связываться, чтобы поручить своё.

А гостя тем временем надо угощать. Даже если он пытается отказаться. Впрочем, Дитмар достаточно быстро понял, что сопротивляться опытной женщине – глупость. Особенно если она настроена тебя накормить. Или хотя бы угостить.

…Спустя некоторое время, обговорив все детали и допивая чудесный ароматный кофе, Дитмар аккуратно раскладывал документы на журнальном столике.

– Вы уверены, что всё хотите оставить ему? – спросил нотариус с совершенно непроницаемым лицом.

Так всегда. Маска, статуя. Не поймёшь, о чем думает и как что видит. И даже голос не дрогнет, выдавая истинные эмоции. Она сомневалась, что когда-то ему попадалось более масштабное дело. Но молчит, держит лицо. Замечательно.

– Уверена, – кивнула она. – Давно уже наблюдаю и анализирую. Считаю достойным.

Светло-серые глаза внимательно посмотрели на неё. Казалось, в кои-то веки Дитмар Гешихте-Шварц сомневается. И при этом не совсем знает, как эти сомнения высказать. Это забавляло. Она налила из кофейника третью или четвертую порцию гостю и тут же наполнила свою чашку.

– В чем-то могут быть сложности? – уточнила мягко.

Он откинулся на спинку стула, сплёл длинные пальцы. Перчаток так и не снял, по их черной коже скользнули блики от лампы, находившейся за её спиной. Она вдруг осознала, что никогда не видела его без перчаток. Мужчина с загадкой. Что там? Почему он всё время так прячет руки? При первой встрече она задалась этим вопросом, но потом решила, что каждый имеет право на собственные тайны. У каждого должна быть своя тайна. Человек без тайны – что разбитое стекло, всматриваться больше некуда.

– Ваша сестра, – сказал Дитмар и тут же уточнил: – Та самая, троюродная. По материнской линии. Вы же понимаете, что не успокоится?

Она взяла чашку и улыбнулась. Ничего доброго или мягкого в этой улыбке не было. Лезвие, прикрытое черным капроном.

– Пусть попробует, Дитмар, – сказала хрипло и немного не своим голосом. – Пусть только попробует.

Он некоторое время пристально смотрел, потом кивнул. Желание клиента – закон. Разборки с недовольной родней – задача малоприятная и порой очень нервная, но… Она прекрасно знала, что ей доверяют. И неудивительно, ведь за столько лет после трёх смертей своих супругов она не только не сломалась, но сохранила и даже сумела увеличить их состояние.

– Ещё будут вопросы? – поинтересовался Дитмар, отставляя чашку.

Она покачала головой:

– Нет. Я позвоню, если что. Сам знаешь, время такое. Ну и не забывай, я старая слабая женщина. Мне позволены капризы, – в уголках её губ появилась улыбка.

И тут же, будто в зеркале, отразилась на бледных губах Дитмара.

– Я понял, – мягко сказал он. – Вы можете позвонить в любое время, и я внесу изменения.

Какой понятливый молодой человек. И как же повезёт его жене. Если, конечно, он предпочитает женщин. Времена нынче свободные, мужчины – внезапные. Поэтому ни о чем заранее судить нельзя.

Проводив Дитмара, она подошла к окну и задумчиво посмотрела вниз. Солнце за день так и не выглянуло. Кажется, пришла настоящая осень. Запахнув полы вязаного кардигана, поняла, что почему-то думает о черноволосой девчонке, подобравшей футляр. Это, конечно, отвратительно, надо же быть такой растяпой, чтобы выронить их.

А девочка ничего, смешливая такая, в глазах прямо пляшет живой огонь. И ботинки у неё смешные, яркие. Даже в дождь и жуткую погоду посмотришь – и настроение поднимается. Как там любил говорить Кирилл, её последний супруг? «Пожар в джунглях»? Да, самое оно.

Что-то в ней было. Такое… незабываемое. Явно из тех людей, которые умеют привлекать к себе внимание. И не только внешним видом.

– Такую бы да наследнику, – пробормотала она, мысленно представляя их вместе.

И тут же совершенно неподобающе для её возраста захихикала. Ибо разница в росте всё-таки приличная. Зато маленькую женщину на руках можно носить. И не только. Много плюсов: от возможности дать своему мужчине почувствовать себя Гераклом до легкого пролезания между досками забора.

Звонок телефона чуть не заставил подпрыгнуть на месте.

– Кого ещё… – начала она и, увидев имя звонившего, поморщилась и сбросила.

В душе поднималась смесь брезгливости и раздражения. Вот же ж… Есть потрясающая порода людей. Те, которые слушают, что им говоришь, но слышат исключительно то, что им выгодно. Хитрецы – говоря изысканно. Дебилы – говоря просто. Ибо долгое упорство в попытках поиметь чей-то мозг чревато проблемами. Есть такие, кто это понимает и может вовремя остановиться, а есть… Есть такие, как Лика.

Телефон снова зазвонил. Нехорошо улыбнувшись, она снова сбросила вызов. Надо засечь, на сколько хватит терпения. Зажёгся даже несколько садистский азарт. Кирилл всегда мягко укорял её, что нельзя так. Но с какой милости любить тех, кто не любит тебя? Без взаимности ничего не делается, это закон жизни.

Насчитав семь звонков, она всё же смилостивилась. Попросту зная, что собеседник на том конце доведен до белого каления, рвет и мечет, сейчас будет нести околесицу и в очередной раз проколется.

Никогда нельзя бросаться на врага в гневе. Мозг размякает, его можно поливать соусом и жарить. Впав в состояние еды, вы безоружны. Противник с удовольствием проглотит вас и ещё попросит добавки.

– У тебя нет совести! – ворвался в тишину голос разъярённой собеседницы. – Ты же знаешь, что я всё равно буду звонить.

– Лика, – скучающе сказала она, глядя в потолок и просчитывая, во сколько обойдется побелка. Чем только не займёшься, чтобы вытерпеть разговор с «любимой» родственницей! – Ты знаешь, что меня бесишь?

– Да как ты смеешь! – задохнулась та. – После всего, что я для тебя сделала!

– Не помню, – прозвучало очень сухо и хлёстко. – Прости, дорогая, старческий склероз. Забываю все на свете, даже то, как ты выглядишь. Ан нет, погоди… Что-то очень ярко помнится, как ты говорила, что этой старой карге всё равно ничего не нужно, сдадим её в дом престарелых и заживём.

– Я… – слабо попыталась возразить Лика.

– И это ты говорила тому драному мужичонке с золотым зубом, который тебя бросил? – уточнила она. – Или престарелому художнику, считавшему, что мне давно пора на кладбище?

– Погоди…

– Не помню, – пожала она плечами. – Ты уж, дорогая, сделай скидку на возраст, хорошо? Подожди только ещё немножко, и я тебя совсем забуду.

– Они были не в себе, – тут же нашлась Лика. – Я их бросила! Ты не можешь укорять меня всю жизнь за двух идиотов!

– Двух? – скептически уточнила она, хмыкнув.

Лика поперхнулась и умолкла.

Слишком уж неинтересно. Каждый раз одно и то же. Жажда обогатиться до такой степени застилает взор, что даже неловко.

– Ты делаешь большую ошибку, – вдруг зашипела Лика, скинув шкуру робкой овечки. – Он даже не знает о твоём существовании. И не появится на твоих похоронах. Ты в своём уме, оставлять такое состояние чужому человеку?

– Я без своего ума, дорогая, – отрезала она. – Именно это и позволяет мне не чувствовать угрызений совести, что я и пальцем не пошевелю ради людей, которым ничего не нужно кроме моей квартиры и денег на счету!

С этими словами она положила трубку. Сердце бешено колотилось. И не помогали никакие уговоры успокоиться. Вот же гадина… Ненавижу.