Любовная петля

ГЛАВА 2

Пасмурным весенним днем Алиса и Пруденс чинили простыни в одной из комнат Стразерн-холла, прежде именуемой семейной гостиной, а теперь загроможденной ненужными вещами, из-за чего в ней уже никого не принимали. Тем не менее, старый слуга Дженкинс проводил сюда джентльмена по имени Цедрик Инграм, которого все уже считали почти членом семьи.

Этот небольшого роста человек выглядел довольно смешно: его лицо было сковано какой-то неестественной деланной улыбкой, свидетельствующей о полном отсутствии чувства юмора; это же подтверждали и водянисто-серые глаза, лишенные какого бы то ни было выражения. Поэтому лицо казалось стертым, несмотря на то, что природа обрисовала черты весьма добросовестно и со знанием дела.

Однако Цедрика Инграма нельзя было упрекнуть за неумение одеваться по моде. Он выглядел щеголем, что, несомненно, указывало на его высокий ранг в Западном Истоне, где Инграма признавали вторым человеком после лорда Стразерна.

Когда Дженкинс ввел Цедрика в комнату, Алиса, чтобы не рассмеяться, часто заморгала глазами, а Пруденс восхищенно вздохнула. Одеяние Цедрика не могло не произвести впечатление. Камзол и кюлоты, последние чуть глубже по тональности, были ярко-канареечного цвета, хорошо скроены и подогнаны по фигуре, с той лишь разницей, что камзол сшит коротким и узким, а кюлоты – неимоверно широкими, последний крик моды. Несомненно, в его облачении присутствовал полный джентльменский набор, соответствующий роялисту: тончайшая с кружевами сорочка, ленты, банты, розочки, тут и там украшавшие изделие искусного мастера. Пристальное внимание было уделено волосам – старательно завитые, они падали кудрями до плеч, а два крупных локона перевязаны белой лентой в стиле, известном как «локон страсти». Плечи украшал двухцветный короткий шелковый плащ, «ми парти», бело-канареечный, в тон костюму. Завершали туалет высокие черные сапоги из мягкой испанской кожи, завернутые у колен крагами, из-под которых виднелись шелковые чулки, расшитые пенным кружевом.

Внешнее сходство с роялистом, однако, не подтверждалось преданностью идее, не говорило об энтузиазме и клятвенных обещаниях. Его роль была проще и сводилась к тому, что в критический момент он предоставил убежище молодому королю Чарльзу, помог ему исчезнуть из Англии после неудачи при Вустере и управлял уцелевшим имением своего брата, находившегося в ссылке. Однако Инграм горячо верил, что когда-нибудь Чарльз вернется в Англию, и именно это в нем нравилось Алисе.

Прожив более тридцати лет, он все еще не был женат. В этом году Цедрик лениво ухаживал за Алисой, а в последнее время вообще вел себя так, будто они уже были помолвлены.

При его появлении Алиса отложила шитье и приветливо улыбнулась, а Пруденс просто расцвела от радости.

– Господин Инграм, как приятно вас видеть! – воскликнула Пруденс, отложила простыню и пошла к нему навстречу, на ходу поправляя замявшиеся складки на ее небесно-голубом платье. – Какой вы молодец, что пришли и осчастливили нашу бесцветную жизнь!

Водянистые глаза Цедрика обдали Пруденс отрезвляющим холодным взглядом, не оставляющим никаких надежд. Бесстрастно скользнув по ней, Цедрик перевел взгляд на Алису, и тут глаза его потеплели.

Ей очень шло шерстяное лиловое платье с бледно-голубой отделкой и такого же цвета нижней юбкой. Золотистые локоны живописно обрамляли прекрасное лицо. Такой женщиной мог гордиться любой мужчина.

– Я пришел поговорить с вашим отцом, но его нет дома, – процедил Цедрик Инграм.

В Алисе поднялась волна негодования, но не за себя, а за Пруденс. Подспудно она чувствовала, что бы он в последнее время ни говорил, все вызывает в ней раздражение, и пыталась понять, почему так происходит, то ли оттого, что она сама изменилась с тех пор, как Цедрик начал ухаживать за ней, то ли изменился он сам, а, возможно, изменились они оба.

Сейчас ее гнев вспыхнул из-за его пренебрежения к Пруденс. Алиса не сомневалась, что Цедрик действительно пришел к лорду Стразерну и, не застав его, решил остаться и поговорить с девушками просто из вежливости, но как он посмел с такой легкостью уничтожать радость Пруденс.

Могла ли Алиса его наказать? В любом случае, Цедрик не стал бы ее слушать. Единственное средство – холодность – могло подействовать на него.

– Мой отец придет через час, – ледяным тоном произнесла она, – буду рада передать ему, что вы заходили.

Цедрик бесцветно улыбнулся, растянув плотно сжатые губы.

– Вы очень любезны, мисс Алиса. Однако у меня есть немного времени, чтобы подождать его. Если вы, конечно, согласитесь терпеть мое присутствие. Я буду весьма признателен.

Алиса молча указала ему на стул, а Пруденс воскликнула:

– О, это восхитительно! Конечно, вам надо остаться, сэр Инграм! Не сомневаюсь, что ваше присутствие избавит нас от хандры, из-за которой мы страдаем все утром.

Алиса молчаливо выжидала ответ Цедрика. Было бы слишком жестоко с его стороны еще раз пресечь энтузиазм Пруденс.

Видимо, уловив эту нотку, Инграм улыбнулся Пруденс, поблагодарил ее за любезное приглашение остаться и сел на стул с высокой спинкой, тут же затрещавший под ним.

Любезность Цедрика приободрила Пруденс, и она пересела поближе к нему, на краешек дивана, при этом ее нижняя сатиновая юбка соблазнительно зашуршала.

– Господин Инграм, мне известно, что вы недавно приобрели новую лошадь для своих конюшен. Это что, часть программы скотоводства по улучшению породы ваших скакунов? – как бы со знанием дела заговорила Пруденс. От Абигейл она не раз слышала, что лучший способ привлечь внимание мужчины – это заговорить с ним о делах, которыми он занимается, создать видимость твоего неподдельного интереса к предмету разговора, сколь бы скучен он не был. Так как лорд Стразерн увлеченно занимался ведением хозяйства, проявляя определенное рвение в этих вопросах, Пруденс решила, что и для Цедрика это также важно.

Но Пруденс ошиблась.

Неопределенно пожав узкими плечами, Цедрик скосил глаза на свой широкий нос, рассматривая его как бы со стороны, и нехотя отвечал:

– Понятия не имею. Я купил лошадь по совету своего старшего конюха, – он повернулся к Алисе. – Вы что-то притихли, Алиса? Вы чувствуете себя нормально?

– Прекрасно, – тихо ответила Алиса.

Она заметила на лице Пруденс удрученное выражение.

Алиса прекрасно знала, сколь удачливой считает ее Пруденс и как втайне завидует постоянному вниманию к ней Цедрика Инграма, от которого, на ее взгляд, любая девушка должна быть без ума. Она видела в нем превосходного кавалера и джентльмена, аристократа по внешности и манерам. Ее воображение рисовало ту счастливицу, которая добьется его руки, и однажды она сказала Алисе, что если сестрица не торопится найти блаженство в его объятиях, то пусть предоставит эту возможность ей, Пруденс.

Вот почему высокомерное поведение Цедрика по отношению к Пруденс так беспокоило Алису, она боялась увидеть ее обиженной. К тому же, Цедрик Инграм не упускал случая показать свое превосходство над теми, кто стоит ниже его на общественной лестнице, к несчастью, Пруденс принадлежала к этой категории.

Любовь к сестре заставила Алису сказать с укором:

– Я удивляюсь вам, сэр Инграм, какую волю вы даете своим слугам. При всем демократизме моего отца по отношению к ним, последнее решение он всегда оставляет за собой.

В ответ Инграм засмеялся так высокомерно, что Алисе стало неудобно за него.

В первые месяцы своего ухаживания Инграм чуть ли не становился на задние лапки, чтобы добиться внимания Алисы, рассуждал с ней, как с мужчиной, на разные темы, прислушивался к ее мнению с неподдельным интересом. Позже он решил, что завоевал ее, стал небрежен и высокомерен, как со старым слугой.

– Насколько мне известно, – поучительным тоном заговорил Инграм, – земли вашего отца содержатся в отличном состоянии, и я знаю, что он в этом разбирается. Поэтому я мог бы при случае посоветоваться с ним по вопросам земледелия. А с вами, мисс Алиса, мы поговорим о других вещах.

Лицо Алисы осталось внешне спокойным, только резким движением она воткнула иголку в полотно простыни.

– Мой отец учил меня, сэр Инграм, что мы все в ответе перед землей и людьми, здесь работающими. Поэтому меня касается все с этим связанное.

Инграм вспыхнул, как мак. Алиса добавила уже примирительно:

– Вы взгляните, Пруденс готова поговорить и о других вещах. Так и быть, я согласна. Вы слышали, что Мичелл из Бритон Хауза через неделю уезжает к своей сестре Линкольн. Она сказала мне, что Линкольн скоро родит ребенка и очень хочет, чтобы кто-то из ее семьи был с нею рядом в это время.

– Но почему? – с откровенной наивностью воскликнула Пруденс.

Алиса снисходительно посмотрела на нее и сказала:

– Очень важно иметь рядом своих в критическую минуту. Представь, как плохо было бы тебе, если бы ни мамы, ни папы возле тебя не было, когда ты в этом остро нуждаешься.

Пруденс призадумалась.

– Тебе, наверное, тоже хочется видеть Томаса, ты по нему соскучилась?

При упоминании о любимом брате прекрасные глаза Алисы затуманились грустью.

– Вот именно, – тихо сказала она.

– Семья важнее всего, – опять поглядев на свой нос, сказал Цедрик. Его голос, как и глаза, оставались бесцветными. С Томасом он никогда не водил дружбу, поэтому не было ничего удивительного в том, что он сразу же перевел разговор в сторону сплетен: – Вы слышали, что Натаниель Мартон предложил мисс Азертон стать его женой?

Алиса застыла в безысходном молчании, казнясь и спрашивая себя, – зачем ей такой муж, как Цедрик Инграм? И сформулированный, наконец, вопрос рождал в ней не тревогу, а спокойствие. Она ясно видела теперь, что представляет из себя Инграм и в чем состоят его ценности. Спокойно стало оттого, что она могла по-прежнему держаться с ним на расстоянии, не давая никакого повода к сближению. По крайней мере, пока не побывает Томас. Вслед за спокойствием появилась в душе ирония, и Алиса с легкостью включилась в разговор о предстоящей свадьбе соседей, расспрашивая Цедрика подробности сделки.

Так и продолжалась их беседа до возвращения лорда Стразерна.

Когда Цедрик ушел и девушки остались одни, Пруденс напрямик спросила:

– Алиса, тебе уже не интересен Цедрик Инграм? Твоя подчеркнутая любезность полностью опровергла твои слова. Уверена, если ты не примешь меры – он перестанет за тобой ухаживать!

Насмешка вспыхнула в глазах Алисы:

– Ах, какая невосполнимая утрата, дорогая сестрица! Как пережить?.. Как-то мы с мамой уже обсуждали эту тему: я сказала, что ума не приложу, что ему ответить, когда он попросит моей руки. Цедрик бывает очаровательным, и я согласна стать его женой, а иногда – невыносимым, поэтому просто радуюсь, что не связала с ним свою жизнь… Наверное, во мне есть серьезный недостаток – всегда хочу чего-то большего, чем просто выйти замуж. И ничего не могу с этим поделать: хочу выйти замуж за человека, которого буду не только уважать, но и любить… А сэра Инграма – никогда!

В широко распахнутых глазах Пруденс появилась надежда.

– Ты его не любишь?!

– Нет. И не знаю, кто из живущих в Западном Истоне, мог бы прийтись мне по вкусу.

– Это потому, что ты давным-давно знакома со всеми мужчинами в округе. Ну скажи, как можно влюбиться в того, кого ты хорошо знаешь?

– Да, действительно, – Алиса рассмеялась.

– Конечно, кое-кто новый здесь появился, например, сэр Филипп Гамильтон, – Пруденс многозначительно улыбнулась, – утонченный джентльмен и, кажется, заинтересовавшийся тобой при встрече. Возможно, ты полюбишь его, Алиса. Интересно, чем все это кончится?

Загадочная улыбка скользнула по губам Алисы.

– Возможно, так и будет, – тихо сказала она, – я это сделаю…

– Алиса, Пруденс, вы готовы? – крикнул издалека лорд Стразерн, когда старый Дженкинс подавал ему черную касторовую шляпу, которая, несмотря на свой почтенный возраст, все-таки была отличного качества, как и его бургундские камзол и кюлоты, поверх которых красовалась легкая пелерина для верховой езды. – Я хочу уехать и вернуться прежде, чем хлынет ливень.

Очаровательная ямочка ожила на щечке Алисы.

– Мы готовы, папа! Мы ждем тебя, в самом деле, уже целую вечность! – произнесла она, натягивая вышитые кожаные перчатки в тон ее амазонки.[6]

Довольный дочерьми, Стразерн улыбнулся. В непредвиденной задержке была и его вина: к нему пришел со своими серьезными проблемами работник молочной фермы, которому нельзя было отказать в довольно продолжительной беседе.

– Отлично, поехали! – скомандовал Стразерн юным наездницам.

Переглянувшись с Пруденс, Алиса засмеялась и нежно взяла отца под руку.

– А теперь объясните, сэр, почему вы решили, что пойдет дождь, если на небе не видно ни облачка?

– Кроме того, что теперь март, а в марте всегда идут дожди, – рассуждал Стразерн, пока они втроем спускались по лестнице и выходили на крыльцо, у которого их ждали холеные лошади, – мне сказал Бейли, а у этого человека природное чутье угадывать погоду. Не утверждаю, но может быть и такое, что его коровы подсказывают ему, какая должна быть погода. Он из тех людей, кто может находить общий язык с животными, которых растит.

– Что ты такое говоришь, папа? Кое-кто может воспользоваться твоими необычными объяснениями, чтобы заподозрить господина Бейли чуть ли не в связи с дьяволом.

– Нас слышат люди, которым я доверяю, – спокойно проговорил Стразерн.

Конюх помог Алисе вскочить в седло. Гнедая стройная лошадь, чувствуя прикосновение нежных рук, стояла смирно, всецело доверяя своей наезднице.

– Нашим людям можно верить, – продолжала Алиса, – но есть другие, кто случайное замечание или шутку повернет так, что господин Бейли угодит в лапы инквизиции.

Лорд Стразерн мрачно слушал доводы своей дочери, обращая внимание на их язвительный смысл, и не мог не согласиться с их убедительностью. Усевшись на своего серого скакуна, он молча нашел поводья, нащупал ногами стремена и, наконец, сказал:

– Ты права, дочка. Я и впрямь сказал, не подумав. Пусть будут прокляты эти лицемерные пуритане и их костоломные методы! Я часто тоскую по прежним временам, когда Англией правили достойные люди. Возможно, король Чарльз и узурпировал власть не в меру даже для монарха, но все же лучше Стюарт, чем Кромвель! Дай бог, чтобы Чарльзу Второму вернули корону!

– Мне кажется, вы мечтаете о несбыточном, – подала голос Пруденс. Одетая в ярко-зеленую амазонку, не хуже, чем у сестры, она все внимание уделяла лошади, с которой еще не так была дружна и которой немного побаивалась, поэтому приблизилась к отцу и Алисе. – Мир в Англии уже давно наступил, чему я очень рада. А ваши постоянные жалобы кажутся мне ничего не значащими, главное, люди – в безопасности, а процветание со временем наступит.

Стразерн выдержал долгую паузу, поиграл бровями, подождал, пока кони отойдут подальше от дома, потом строго сказал:

– Понимаешь, Пруденс, в жизни есть нечто большее, чем сытый желудок. Человеческое достоинство, право на свободную волю, жизнь без слежки и страха за завтрашний день – все это нюансы общественного устройства, которое разрушено с приходом армии Оливера Кромвеля. Я костьми лягу, но не стану поддерживать протекторат. И сделаю все от меня зависящее, чтобы настоящая власть как можно скорее рухнула, и наш король вернулся на свой трон.

Алиса мгновенно оглянулась вокруг, хотя они ехали по довольно пустой местности, – опасность быть услышанным уже клокотала в крови. Ссылка Томаса вслед за молодым королем Чарльзом бередила душу лорда Стразерна и настраивала его на борьбу до изнеможения.

В Западном Истоне знал каждый, что лорд Стразерн – роялист, но все же говорить об этом было не принято. Все споры Пруденс с отцом только усиливали его политические настроения, и Алиса понимала, что лучше его не трогать. Она решила как-то прервать этот бесплодный разговор и, пришпорив каблуками лошадь, энергично бросила:

– Скачем! От вяза до пруда на той стороне!

Легкий ветерок подхватил и унес ее слова. Глаза сияли решимостью, а на капризно изогнутых пухлых губах заиграла повелительная улыбка, и это сразу вызвало желание у Стразерна также пришпорить своего жеребца. В ее неистовости он прочел уже забытые и вдруг всплывшие и тронувшие сердце черты его первой жены, повторенные в Алисе.

Они поскакали, лошади понеслись галопом. Препятствий уже не существовало – Лайтоны были отличными наездниками. Кровь стучала в виски, ветерок становился ветром, локоны Алисы вот-вот грозили рассыпаться, а шляпа – сорваться.

Упрямая лошадь под ней начала проявлять беспокойство и попыталась сбросить наездницу, крепко обуздавшую ее, но характер Алисы оказался покруче: сейчас она ни за что не позволила бы лошади сбавить скорость, впереди показался пруд. Ее захлестнула волна наслаждения, она упивалась радостью обладания. Отец догнал Алису, и их лошади поравнялись. Чувствовалось, что его также радовало состязание. Краем глаза Алиса заметила, что Пруденс немного отстала от них.

Мягко и осторожно Алиса натянула поводья, чтобы не привлечь внимания и придержать лошадь, – она захотела дать отцу обогнать ее.

Когда Эдвард вырвался вперед, он издал победный клич, радостно пришпорил коня, благодарно похлопал его по гриве и стал удаляться все дальше и дальше, обретая уверенность в удаче. Он достиг пруда за считанные секунды, оставив дочерей позади. Они подъехали и сошли с лошадей, чтобы дать им остыть и передохнуть самим от скачки.

– Это было восхитительно! – с упоением произнесла Алиса, едва пришла в себя. – Но нам с Пруденс нужно привести в порядок волосы. Будет неприлично, если мы явимся на усадьбу совершенно растрепанными.

Она подошла к пруду и стала смотреть на свое отражение в воде, поправляя прическу. Пруденс это понравилось, и она захотела сделать так же. Но попытка оказалась неудачной, и обе девушки рассмеялись.

Стразерн, не слезая с лошади, придерживал двух других за поводья, поэтому первым увидел одинокого всадника, появившегося из леса на северной стороне пруда. Всадник красиво держался в седле и приближался легким галопом с такой неповторимой грацией, будто это был не человек, а кентавр.

Даже издалека в нем можно было узнать сэра Филиппа Гамильтона.

Стразерн молчаливо наблюдал за ним, потом небрежно заметил:

– Девушки, кажется, к нам посетитель, – в его глазах мелькнула усмешка, когда девушки неожиданно переполошились, перестали возиться с прическами и бросились к лошадям, стоящим в стороне под ракитами. Сэр Филипп, наверное, заметил их и направил к ним своего отливающего смолью жеребца.

Одежда Филиппа Гамильтона, в отличие от изрядно поношенного костюма лорда Стразерна, была совершенно новой: темно-синий бархатный камзол, черные кюлоты, такая же мантилья, с элегантной небрежностью спадающая с плеч, и вряд ли способна была как-то согреть его в это прохладное весеннее утро. Единственно видавшими виды были высокие черные сапоги и шляпа.

Стразерн выждал, когда Гамильтон с ними раскланяется, потом довольно отрывисто сказал:

– Сэр Филипп, мне кажется, вы не подозреваете, что вторглись в мои земельные владения, – он не мог позволить, чтобы посторонние ходили или ездили поблизости от фермы и жилого дома, находившихся от пруда довольно близко.

С почтением сэр Филипп снял свою широкополую шляпу, жестом опытного наездника осадил норовистого жеребца и, в задумчивости рассматривая страусовое перо у края шляпы, наконец, окинул Стразерна холодным взглядом и колко произнес:

– Приношу вам свои извинения, лорд Стразерн, если я доставил вам беспокойство, вторгшись в ваши владения. Я не предполагал, что у жителей этой местности настолько развит собственнический инстинкт. Мы в свое время были более… великодушными.

Несмотря на врожденное чувство справедливости, Стразерн не смог избавиться от подозрительности, поэтому возобновил свой вопрос:

– В любом другом случае, сэр Филипп, вы почитали бы нас более учтивыми. Но времена изменились, мы стали осмотрительнее, поэтому я повторяю – почему вы выехали из моего леса?

– Я уже принес вам свои извинения, лорд Стразерн, я не знал, что нахожусь в ваших владениях. С момента моего возвращения в Западный Истон я только тем и занимаюсь, что возобновляю в памяти окружающую местность, которую совершенно забыл, ведь был здесь еще подростком. Вот и все.

Наконец, Стразерн смягчился.

Действительно, граница между их поместьями проходила очень неровно, повторяя естественный ландшафт. Именно в этом месте простиралась небольшая гряда, которая, как палец, указывала на Стразерн-холл, дальше граница огибала лес, находившийся между склоном гряды и прудом, где они сейчас стояли. Сэр Филипп очень легко мог сбиться с этой линии. Чтобы загладить свою неучтивость, Стразерн как можно великодушнее сказал:

– Может быть, сэр Филипп, вы получите большее удовольствие, если поедете исследовать местность вместе с нами? Мы наносим визиты некоторым моим арендаторам. Вы сможете многое почерпнуть, посмотрев, как идут дела у других собственников в округе.

Гамильтон отвесил такой низкий поклон, что коснулся холки лошади. Такой жест сделал бы честь самому обходительному придворному.

– Я буду в восторге, лорд Стразерн, – Филипп надел шляпу на свои темные струящиеся кудри и мельком взглянул на Алису. – Не смел даже мечтать о такой восхитительной компании.

Губы Алисы чуть заметно дрогнули.

– Сэр Филипп, мы с сестрой возомним о себе невесть что, если вы так галантно будете льстить нам!

Гамильтон поклонился и подарил Алисе одну из своих самых обезоруживающих улыбок.

– Не принимайте близко к сердцу, миледи, это всего лишь мелкая месть.

Довольная остроумным ответом и, не веря ни единому его слову, Алиса рассмеялась.

– Очень мило с вашей стороны, сэр. Но поехали же, мы заставляем отца ждать, а он авторитетно заявляет, что сегодня будет дождь!

Алиса с озорством взглянула на Эдварда, что привело Пруденс в замешательство.

Весело улыбнувшись, Стразерн согласился, что им надо как можно скорее ехать, и они отправились к месту первой остановки.

Пока Эдвард Стразерн знакомил Гамильтона с фермером, и они обсуждали всевозможные новшества, созданные на разоренных войной землях, Алиса и Пруденс вошли в дом поговорить с его женой. Жилище было полностью отремонтировано, наверное, деньги появились для этого недавно. Но шрамы войны наблюдались повсеместно.

Филипп остановился у новой ограды, рассматривая ее, а Стразерн и фермер ушли проверять сарай. В этот момент Алиса и Пруденс вышли из дома. Как истинный джентльмен, Филипп предложил девушкам помочь взобраться в седла, но Пруденс неожиданно понадобилось вернуться в дом, чтобы взять какой-то рецепт у жены фермера. Она метнулась назад с такой быстротой, что вихрем мелькнула ее ярко-зеленая амазонка и золотисто-русые кудри.

Стремительный уход Пруденс так явно свидетельствовал о ее хитрой уловке – дать им возможность остаться наедине, – что вызвал недоуменную улыбку на лице Алисы, ей не хотелось, чтобы сэр Филипп Гамильтон это заметил.

Но его настолько волновала она сама, что едва ли он заметил уход Пруденс.

– Должен сделать вам комплимент по поводу ваших навыков верховой езды, госпожа Лайтон. Я с интересом наблюдал, выезжая из леса, как вы устраивали гонки. И порадовался, что успех был на вашей стороне.

– О-о! – Алиса растерялась. В его голосе ей послышалась ирония, наверное, потому, что она сделала снисходительную уступку отцу. Это кольнуло самолюбие, кровь бросилась в голову, и в ее прекрасных голубых глазах сверкнул вызывающий огонек.

– Вы правы, сэр, я действительно люблю верховую езду, но мой отец ездит проворнее меня, – искоса взглянув на него, Алиса быстро перевела разговор на другое: – Однако вы ничего не сказали о моем неосмотрительном поведении на пруду. Как это деликатно с вашей стороны!.. Ветер жестоко обходится с женщинами, которые бросаются в конные состязания.

В уголках губ сэра Филиппа затерялась чуть заметная улыбка, которая неожиданно порадовала Алису, сравнившую его с Цедриком Инграмом, явно не выдержавшим такого сравнения, – у этого человека присутствовало чувство юмора. Что-то сильное захватило Алису изнутри – стало трудно дышать. Они посмотрели друг на друга долгим неослабевающим взглядом, и лица у обоих обрели серьезность. Страстный полукрик-полушепот вырвался из его груди:

– Ветер сотворил из богини прекрасную нимфу!..

Скажи эти слова какой-то кавалер-роялист, Алиса не придала бы им ровно никакого значения, приняв за дежурный комплимент. Но интонация, с которой эти слова произнес Филипп, сделала их неповторимыми. В замешательстве Алиса смотрела на него, потом заставила себя рассмеяться и, скрывая дрожь в голосе, произнести:

– Сэр Филипп, вы заходите слишком далеко! Уверяю вас, что мы обычные сельские жители, а не какие-то там мифические существа. Обещаю, что очень скоро вы увидите это и убедитесь в нашей прозаичности.

Вернулась Пруденс, и Филипп ничего не ответил. Вместо этого он снова предложил помочь сесть на лошадей, вначале поддержал Пруденс, потом Алису.

Обычная помощь произвела на Алису необычайно сильное впечатление, лишь только его руки коснулись ее талии. Она почувствовала его всем своим существом. Он поднял ее, и – на мгновение – их тела сблизились. Этого стало достаточно, чтобы она ощутила чистый теплый запах его тела. Она глубоко вдохнула этот аромат, и от неожиданного удовольствия ее тело затрепетало. Никогда прежде ни один мужчина не вызывал в ней такого острого физического волнения. Она со страхом признала это и содрогнулась.

Оказавшись в седле, Алиса попыталась вернуть свое прежнее спокойствие, но он так пристально смотрел на нее, что кровь вскипела в ней, и сердце глухо забилось, она услышала его удары. Еще раз погрузилась взглядом в его глаза, теряя и утрачивая мир вокруг себя, – на какое-то мгновение этот мир перестал существовать, растянулся в длинную тягучую бесконечность, окутывающую ее и делающую невесомой. Онемевшими губами она начала что-то бессвязно говорить, но тут – свершилось страшное! – ее кобыла заржала, встала на дыбы и понесла.

Алиса едва удержалась в седле. Инстинктивно она прижалась к лошади и вцепилась ногтями в ее гриву.

– Алиса!!!

Пруденс взвизгнула.

Упустив поводья, Алиса еще теснее вжималась в лошадь, молилась и ждала, чтобы лошадь скорее устала. Кобыла неслась по грязному невспаханному полю, мокрая земля комьями налипала на ее копытах, замедляя бег, у Алисы мелькнула надежда, но тут на ее пути выросла и стала стремительно приближаться стена из деревьев, разделяющая поля. Алиса не надеялась, что потерявшая управление лошадь сможет миновать препятствие. Она сжала зубы, не желая признавать неизбежность падения. Склонившись еще ближе к шее лошади, Алиса попыталась дотянуться до поводьев. В этот момент кобыла споткнулась, чуть не сбросив наездницу на землю. Алиса завизжала и намертво вцепилась в развевающуюся лошадиную гриву. Испуг захлестнул все ее чувства.

Бешено колотилось сердце. Мысли путались. Возьмет или не возьмет лошадь вставшую впереди преграду, клокотало в голове. Или она упадет – или лошадь расшибется. «Что? Что? Что? – пульсировало внутри. Как?» Но ответ не приходил. Чувствами Алисы начала овладевать паника.

– Не-е-ет!!! – кричала Алиса, а лошадь неслась и неслась, навстречу опасности.

Рядом с нею послышался топот копыт еще одной лошади, скачущей галопом. Алиса не рискнула оглянуться, но самообладание вернулось к ней. Она с уверенностью определила, это несомненно отец, он не допустит, чтобы с нею что-то случилось.

Но всадником, догнавшим загнанную лошадь Алисы и поравнявшимся с ней, был не лорд Стразерн, а сэр Филипп на своем черном атласном жеребце. Взглянув на него, Алиса сразу же успокоилась и заметила, с какой поразительной легкостью управляет он своим конем, едва прикасаясь к нему коленями. Пока их лошади скакали рядом, голова к голове, он наклонился и выдернул Алису из седла, будто она была пушинкой.

На мгновение, задохнувшись, она вскрикнула, повисла в воздухе, но сильные руки Филиппа крепко держали ее. Вскоре она уже была в полной безопасности – он посадил ее перед собой. Сильный скакун постепенно замедлил шаг, повинуясь молчаливым сигналам сэра Филиппа, известным только ему самому.

– С вами все в порядке? – в словах сэра Филиппа не осталось и тени его насмешливой галантности. Сейчас он был человеком дела, лишенным какого бы то ни было щегольства, являвшегося прежде его маской.

Потрясенная Алиса изучала взглядом его лицо.

– Да, благодарю, все в порядке.

Ее словам благодарности он не придал никакого значения, будто не услышал их.

– Почему ваша лошадь вздыбилась? – спросил он также отрывисто, как накануне.

Алиса насупилась:

– Понятия не имею, – теперь, когда опасность миновала, и расположение духа вернулось к ней, голос ее приобрел прежнюю нежность и музыкальность. – Я только и делала, что пыталась удержаться, чтобы не полететь кувырком с лошади. У меня не было времени выяснять причины.

– Несомненно, – кратко подтвердил он.

Филипп повернул своего коня, желая подхватить поводья Алисиной лошади, но та резко шарахнулась в сторону.

Алиса с удивлением наблюдала за крайне озабоченным выражением его лица. И нашла нужным сказать ему что-то успокаивающее.

– Сэр Филипп, уверяю вас, что, не считая испуга, я никоим образом не пострадала. Мне, конечно, приятно, если вас встревожила моя неудача, но все же не стоит так беспокоиться.

Некоторое время Филипп сидел, нахмурившись, потом тревога сошла с его лица, и оно стало опустошенным. Вскоре он уже улыбался, и Алиса не могла осознать, вообразила ли она его озабоченность минуту назад или это было на самом деле.

– Разрешите мне выразить свое удовольствие по поводу того, что вы целы и невредимы, госпожа Лайтон. Ваши отец и сестра, должно быть, вне себя от беспокойства. Если я поймаю вашу лошадь, сможете ли вы на ней ехать к ним?

– Конечно.

Алиса не удержалась и изумленно уставилась на него: разница в его поведении была разительной. Более того, он отодвинулся от нее, она это почувствовала. Последняя рыцарская фраза не дышала, как тогда, страстью и была холодна и учтива. Слова были произнесены, как стихи наизусть, с утратой всякого смысла.

Они поравнялись с кобылой, которая при их приближении стала пугливо отходить вбок. Сэр Филипп заговорил что-то вполголоса испуганному животному, благодатно воздействуя своей интонацией, потом мягко сблизился и вмиг подхватил болтающиеся поводья. Кобыла заржала и тряхнула головой, но не стала вырываться. Он спрыгнул со своего жеребца, не обращая внимания на грязь, прилипающую к сапогам, и подошел к Алисе. Она соскользнула в его распахнутые объятия, всецело доверяя себя ему.

Он не сразу отпустил ее. Они стояли так близко, что она услышала глухие удары его сердца и почувствовала тепло, исходящее от тела. Неожиданно для себя она вся задрожала и в упор посмотрела в его глаза, желая убедиться, то ли самое испытывает он. Радость захлестнула ее, огонь в его глазах неуемно пылал и обжигал ее.

– Ваша лошадь, прекрасная леди, – приглушенно сказал он, поднял и усадил ее в седло. – Позвольте мне проводить вас к отцу и сестре.

– Я буду польщена, любезный господин, – также церемонно вымолвила она.

Пока они неторопливо возвращались в усадьбу фермера, Алиса молчала, погрузившись в свои мысли, позволяя ему поддерживать разговор. Едва они подъехали к дому, лорд Стразерн рассыпался в любезностях перед Филиппом, от всей души благодарил его, а Пруденс восторженно щебетала без умолку. Внесли свою лепту и арендатор с семьей, отдавая дань благодарности и восхищения Филиппу. Бесконечные похвалы заставили его, в конечном счете, смутиться, и он сообщил, что ему пора уйти. На радостях лорд Стразерн решил сократить свои визиты и тоже отправиться домой. Кроме того, небо хмурилось, и собирался дождь, предсказанный Бейли.

На обратном пути Алиса и Пруденс несколько отстали, чтобы посекретничать.

– Какой удивительный человек! – восторженно заметила Пруденс. – Это счастье, что он оказался там и спас тебя, правда?

– Да, счастье, – задумчиво произнесла Алиса. – Что было бы со мной, если бы он в самый опасный момент не выхватил меня из седла, когда моя лошадь без удил неслась прямо на ограду?

– Я знаю, какая ты прекрасная наездница, и уверена, что с тобой ничего не случилось бы, – успокоила ее Пруденс.

Алиса взглянула на сестру и неожиданно догадалась:

– Ты что, как-то подстроила, чтобы моя лошадь встала на дыбы, Пру?

Пруденс невинно посмотрела на нее.

– Алиса! Как ты могла подумать? Разве я способна на такое?!

Алиса поняла, что подозрение подтвердилось, и вздохнула.

– Пруденс, Пруденс! Есть другие, более безобидные способы бросить меня в объятия сэра Филиппа, если это входило в твои планы.

Пруденс удовлетворенно засмеялась.

– Но ни один из них не был бы столь эффективным, дорогая сестричка!

Она ткнула каблуками в бока лошади и пустила ее галопом, тут же догнав отца.

Алиса продолжала тихо продвигаться сзади, возобновляя в памяти их разговор с сэром Филиппом Гамильтоном. Ее интерес к этому мужчине все возрастал, несмотря на то, хотела ли этого Пруденс.