Любовный дурман

Глава 6

Переодеваясь к встрече, Элисон вдруг ощутила прилив стыда. Стоило Бретту поманить ее пальцем, как она помчалась за ним сломя голову. «Ты мне симпатична, Элисон», – сказал он, когда они мирились. Вот и все. Она вызывала у Бретта симпатию, и он хотел, чтобы она нашла себе достойного мужа. Больше Бретт ничего не мог предложить ей. Может, поэтому они и расстались два года назад? Он просто понял, что Элисон не для него. Она ему нравилась, но не более того. Когда-нибудь он встретит девушку своей мечты. Бретт вовсе не холодный и расчетливый человек, хотя временами и производит такое впечатление. Эта мысль несколько смутила Элисон.

В это время в спальню вошла Фиона и вновь начала восторженный рассказ о том, как она прекрасно провела утро, объезжая арабских скакунов. Элисон заметила, что отцу было неприятно, что его младшая дочь проводит так много времени в обществе режиссера. Но Фиона прошла пробы на отлично и была пьяна успехом. Было бы жестоко запретить ей сниматься. Может, поглощенная работой, она забудет про Пола, подумала Элисон, надевая ярко-голубое платье без рукавов, из искусственного шелка.

Фиона заявила, что днем опять вернется на съемочную площадку.

– Пол пришлет за мной машину.

– Тогда я поеду с вами. В больнице мы встречаемся с Бреттом Мередитом. Он хочет показать мне гончарное производство в Делме.

– Бретт Мередит?

– Доктор, с которым мы вместе работали в Сент-Клер.

– Здорово, – рассеянно произнесла Фиона, поглощенная своими мыслями.

Бретт ждал у ворот больницы, когда они подъехали.

– Это Фиона, – представила Элисон свою сестру и заметила, что Бретт быстро посмотрел на место водителя. Неужели он рассчитывал увидеть Пола Эвертона? Фиона обворожительно улыбнулась и тряхнула кудрями.

– Так, значит, кинокомпания уже предоставляет тебе транспорт, – заметил Бретт, когда «кадиллак» с Фионой умчался прочь по пыльной дороге. В его голосе слышалось нескрываемое раздражение.

– Это все Фиона. Пол Эвертон дал ей маленькую роль в картине. Она отлично ездит верхом, обожает лошадей.

– Правда? – без интереса переспросил Бретт и уставился на Элисон. Под его пронзительным, испепеляющим взглядом она готова была сквозь землю провалиться. – Мне нравится твое голубое платье. Ты похожа на крокус на заснеженной горной вершине.

– Где ты видел крокусы в горах? – со смехом спросила Элисон.

– Пару лет назад, когда катался на лыжах в Швейцарии.

Легко обняв ее за плечи, Бретт повел Элисон к машине. По ее телу пробежал электрический ток, но она тут же с презрением одернула себя.

Из Сиди они выехали по дороге, которую раньше Элисон никогда не видела. Оазис быстро закончился, уступив место низкому кустарнику. Потом потянулись мили золотого песка. На горизонте синели далекие холмы. Через некоторое время Бретт остановил машину.

– Почувствуй тишину.

Вокруг царило такое безмолвие, что было слышно, как шуршат по песку ящерицы. Небо было лилово-синим. Они остановились на вершине холма, а перед ними в лучах безжалостного солнца лежала бесконечная пустыня.

– Трудно поверить, что когда-то здесь шумели леса, – проговорил Бретт, – и что даже теперь глубоко под землей есть вода. – Когда они поехали дальше, он рассказывал о найденных недавно римских колодцах и о нефтяных компаниях, которые часто находили воду. – Жаль, что они занимаются только нефтяными скважинами, наводняя мир ядовитыми парами. В этой глуши можно еще отыскать примитивные общества, которые вполне счастливы и без сомнительных благ нашей цивилизации.

Они проехали через деревню, состоящую из горстки выбеленных глинобитных домиков, окруженных кустарником, где паслись козы и ослы. На них с любопытством глазели оборванные детишки. Все здесь говорило о сильной нужде.

– Если это и есть твое примитивное общество, то я, пожалуй, согласилась бы на несколько благ цивилизации, – заметила Элисон.

Бретт добродушно рассмеялся:

– Возможно, ты права. Но на данном этапе развития бедность неизбежна в любой слаборазвитой стране. В примитивных обществах не всегда царит нужда. Просто у них иная система ценностей, нежели на Западе. Подожди, пока не увидела Делму и поселение бедуинов, которое я хочу тебе показать.

Они снова ехали по бездорожью. Несмотря на жару, Элисон ощутила озноб.

– Как жутко заблудиться в этой глуши!

Бретт пожал плечами:

– Согласен. Без воды человек не проживет больше суток, а потом появятся стервятники.

– Стервятники? Где они?

– Их почти никогда не видно, но стоит появиться мертвому животному, как они возникают из ниоткуда.

– Тогда я предпочитаю дышать бензиновыми парами в нашей цивилизации.

Но через несколько минут Элисон ахнула от восторга, когда перед ними открылась неглубокая зеленая долина.

– Начало оазиса Делма, – с гордостью объявил Бретт.

Трава была усыпана звездочками мелких цветов. Бретт снова остановил машину, чтобы Элисон могла полюбоваться нарциссами, маленькими сиреневыми гладиолусами, ярко-голубыми ирисами, цикламенами. Ей хотелось нарвать букет, но Бретт предупредил, что на такой жаре цветы не проживут и часа. На смену долине пришли поля мака, ромашки и ноготков. В этой лощине посреди безжизненной Сахары, благодаря дождям, буйствовала настоящая весна. Повсюду росли кусты с молодыми зелеными листочками, изумрудная трава и яркие цветы, дышащие новой жизнью и надеждой.

– Бретт, какая красота! – не удержалась Элисон. – Такая глушь и вдруг…

Он быстро посмотрел на нее:

– Рад, что ты так чувствуешь. Помню, как год назад проезжал здесь и жалел, что тебя нет со мной. Но я не был уверен, что сейчас здесь еще будут цветы. При такой жаре они быстро вянут после окончания дождей.

Значит, Бретт хотел показать все это ей! Сердце Элисон замерло от счастья, и она произнесла дрожащим голосом:

– Я никогда не забуду эту сказочную долину, Бретт.

В молчании они поехали дальше и остановились у колодца, окруженного пальмами. По дороге шагали женщины с полными ведрами на плечах. Маленький городок тонул в древесном дыму, но в воздухе стоял приятный аромат.

– Дым валит из печей, в которых обжигают горшки, – объяснил Бретт. – Они жгут траву, сухие пальмовые листья и оливковые ветви для разогрева печей.

Когда они медленно проезжали по главной улице, Элисон была очарована белыми домиками, на дверях которых висели красные стручки душистого перца. В открытых лавках ремесленники плели травяные коврики. На улице гончаров Элисон с Бреттом наблюдали, как мастер из куска влажной глины вылепил сосуд. Вокруг стояли розовые и цвета охры готовые горшки. Многие были украшены изображениями рыб и листьев. Бретт купил Элисон маленький изящный кувшинчик цвета спелого абрикоса и с геометрическими узорами.

– Для молока, – пояснил он, – когда захочешь в перерывах выпить чаю.

– Только вот я больше не медсестра.

– Неправда, только если сама этого желаешь. С этой минуты у тебя появилась разъездная работа в должности моей помощницы в больнице Сиди-Бу-Кеф.

– Если ты действительно не против разъездной…

– Знаю, у тебя другие интересы. Но если ты будешь хотя бы на пару часов в день приходить в мою клинику, тебя всегда будет ожидать радушный прием и много тяжелой работы. А теперь нам надо ехать. Впереди еще двадцать миль пути.

Дорога была пустынной и суровой, за окном пробегал унылый пейзаж – песок, песок и песок на многие мили кругом. Бретт рассказывал о своем пациенте, старике, страдающем спондилитом, настолько разбитом болями, что не в состоянии добраться до больницы.

– Когда у меня есть время, я приезжаю сделать ему укол, чтобы облегчить его муки. Это чудесный старик, вождь племени номадов. Они кочуют по пустыне в поисках воды и пастбищ для животных, и похоже, у них на это прирожденное чутье. Номады живут так же, как жили люди во времена, когда Ной строил ковчег. И тем не менее, у них есть свои культурные ценности, которым может позавидовать современный человек. Например, закон гостеприимства: они готовы приютить и накормить любого путника, ничего не прося взамен, даже если им самим не хватает еды.

– Да, такого в наши дни не встретишь, – заметила Элисон.

– Верно. Не встретишь в мире, который мы сами создали – с этой так называемой цивилизацией.

Бретт уже дважды высказывался в таком духе. Что с ним происходит? Неужели его так изменила жизнь в пустыне?

Словно прочитав ее мысли, он ответил:

– После гонки за успехом здесь можно отдохнуть душой. Конечно, от современной жизни никуда не уйти. Если мы совершаем ошибки дома, то должны уехать куда-нибудь, чтобы найти решение. И потом всегда полезно обратиться к вечным ценностям.

– Другими словами, тебе в Сахаре нравится?

– Ужасно! А тебе?

– Я тут совсем недавно, чтобы решить. Но я учусь.

Дорога, засыпанная песком, взобралась на вершину небольшого холма, у подножия которого среди зарослей кустарника стояли палатки бедуинов, кажущиеся совсем маленькими и незаметными на фоне рыжеватой грубой травы. Но по мере приближения Элисон увидела, что палатки на удивление вместительные и просторные. Вокруг них паслись козы и ослы, бродили худой верблюд и дворняжка. Бретт остановил машину у самой большой палатки.

К ним навстречу вышла женщина средних лет. Весь ее вид выражал спокойное достоинство, казалось, появление незнакомцев женщину совершенно не смутило. Она была одета в просторное платье из полосатого хлопка, и хотя ее ноги были босыми, огромные серьги и браслеты оказались из чистого серебра. Женщина была поразительно красива и похожа на цыганку. Особенное очарование придавала ей улыбка. Указывая путь в палатку, она говорила на смеси арабского и местного варианта французского языка. К удивлению Элисон, Бретт отвечал ей по-арабски, и она могла только догадываться, о чем он ведет речь. В углу палатки на низенькой табуретке сидела старая бабушка, кивая и благожелательно улыбаясь, присутствовали здесь также женщина помоложе, наверное, сестра хозяйки, и двое молодых красивых крепких парней в коротких рубашках без рукавов. У обоих из-за пояса торчали кинжалы. Наконец появился старик, качая на руках маленького козленка. Застенчиво поприветствовав гостей, он сел и принялся бережно осматривать заднюю ножку малыша.

В соседней палатке шли приготовления к приему гостей. На роскошный ковер ручной работы разложили удобные подушки. Стены украшали коврики поменьше. Все в палатке блистало чистотой. Горшки с водой были накрыты белой полотняной тканью.

– Тебе предстоит есть горячее острое рагу, – шепотом предупредил Бретт, – и делать вид, что очень нравится!

Еду подали с лепешками пресного хлеба, а рагу оказалось намного вкуснее, чем ожидала Элисон. Ложек не было, и она, подражая Бретту, принялась есть с помощью лепешки. Потом пили мятный чай, после чего Бретт отправился осматривать пациента.

Оставшись одна, Элисон растерянно огляделась по сторонам. Женщина с серебряными серьгами приветливо улыбнулась.

– Вы недавно в нашей стране? – спросила она на ломаном французском.

– Я приехала с отцом, который помогает шейху Аль-Рашиду сажать деревья.

Женщина повернулась к мужчине, который по-прежнему нянчил козленка, и что-то принялась оживленно говорить ему на арабском. Лицо мужчины оживилось, и он с новым интересом посмотрел на Элисон.

– Мой муж говорит, что это доброе дело. Он слышал про вашего отца, и мы счастливы принять у себя его дочь.

– Козленок поранился? – с улыбкой поинтересовалась Элисон.

– Мать малыша убила лисица, – перевела женщина. – Мой муж решил его выкормить. Ночью козленок спит с ним.

Странное зрелище: бедуин, больше привыкший обращаться с ружьем, нянчит маленького козленка. Но Элисон уже успела узнать, что жизнь в пустыне полна противоречий.

В палатку заглянули два маленьких личика.

– Наши дети, – объяснила женщина, протягивая к ним руки. Мальчик и девочка медленно приблизились к ним. – Когда появилась ваша машина, они убежали прочь. Глупые трусишки! – Женщина заговорила с детьми по-арабски, а они, спрятавшись за ее широкую юбку, принялись разглядывать Элисон.

Девушка пожалела, что у нее нет с собой никаких подарков, и принялась рыться в сумочке. Она чувствовала, что деньги будут оскорбительны, да и какой от них толк в пустыне, где водятся только лисицы? Для девочки Элисон отыскала маленькую расческу в красивом футлярчике, а для мальчика – жемчужный перочинный ножик. Подарки имели огромный успех: вся семья сгрудилась вокруг малышей, восхищаясь безделушками, которые дети с гордостью сжимали в руках.

В эту минуту появился Бретт.

– Кажется, ты пользуешься любовью моих кочевников, – заметил он, когда они ехали обратно. – Ты выбрала отличные подарки. Теперь они будут помнить тебя годами. Не жалко было расстаться с расческой и ножиком?

– У меня есть еще. Просто я не смогла устоять перед этими прелестными детишками.

Кстати, появившимися на свет без всякой медицинской помощи. Только представь: эти люди живут без воды, канализации и крыши над головой, а сколько в их жизни порядка и достоинства! Они встают на рассвете и ложатся спать, когда заходит солнце. Никогда не слышали про нервный срыв. Возможно, в этой жизни на лоне природы есть что-то очень правильное.

– И все-таки я не могу представить тебя живущим в грубой черной палатке посреди пустыни.

– Думаю, это пошло бы мне на пользу. Но ты права, у меня никогда не хватило бы мужества или, наоборот, безумия, чтобы решиться на такой шаг. Я обречен быть доктором.

– И получить практику на Харли-стрит.

Бретт пожал плечами:

– Раньше я считал, что это самое важное в жизни. Теперь же готов довольствоваться меньшим, а с другой стороны, может, и большим. – Эти слова и его задумчивый взгляд вызвали у Элисон недоумение.

Солнце уже садилось, исчезая за вершинами далеких холмов. Проезжавшие мимо бедуины на верблюдах остановили животных и спустились на землю. Верблюды, словно исполняя знакомый ритуал, легли и принялись важно жевать траву. Высокие и величественные арабы в длинных одеждах и головных уборах медленно повернулись к заходящему солнцу и склонили головы.

– Час молитвы, – пояснил Бретт и выключил двигатель. Воцарилась торжественная тишина. Мужчины стояли без движения, верблюды дремали. Пролетел легкий ветерок, и песчинки что-то прошептали. Потом опять тишина. В эту же минуту солнце скрылось, словно кто-то погасил свет. Арабы взобрались на верблюдов и поехали прочь. Бретт завел машину. Наступили сумерки, и волшебный момент прошел. Они ехали молча. И Элисон была этому рада. Теперь слова были бы некстати. Но она бережно сохранит в памяти этот момент, потому что стала его свидетельницей вместе с Бреттом.

Быстро стемнело, на небе зажглись миллионы звезд. Бретт по-прежнему вел машину молча.

– Хорошо, что ты знаешь дорогу! – не удержалась Элисон, когда они мчались среди бесконечных дюн.

– Вообще-то нет, но пока буду держаться этого пути и двигаться на запад, со временем мы попадем в Сиди.

На горизонте появился бледный свет.

– Луна взошла, – объявил Бретт.

На небо выкатил огромный оранжевый шар, сначала медленно, потом все быстрее, пока наконец не засиял серебром, а вся равнина не осветилась загадочным зеленовато-голубым мерцанием. Откинувшись на спинку сиденья, Элисон смотрела на бесконечное звездное небо.

– Какое оно огромное, – прошептала она. – Небо и пустыня. Я чувствую себя такой маленькой и одинокой. – Ее лицо было бледно, глаза затуманились.

Бретт остановил машину и обнял ее. Их поцелуй казался неизбежным, как лунный свет. Его губы были твердыми и прохладными. Сердце Элисон учащенно забилось, мысли спутались.

Бретт отпустил ее и вновь взялся за руль. Элисон не смела поверить в случившееся.

– Почему? – затаив дыхание, спросила она. – Почему ты поцеловал меня, Бретт?

– А почему нет? Ты ведь любишь, когда тебя целуют? – Опять он напоминал ей о Поле Эвертоне!

Элисон не выдержала:

– Бретт, зачем ты возишься со мной, если я такая ужасная?

Он удивленно посмотрел на нее. На горизонте уже мигали огни оазиса.

– Ты вовсе не ужасная, Элисон. Ты мне очень нравишься.

– Знаю, – с горечью произнесла Элисон. Опять они вернулись к тому, с чего начали.

– Это правда. Мы всегда были хорошими друзьями. Забудь об этом поцелуе.

Элисон хотелось ответить ему что-нибудь резкое, но она удержалась. И, кроме того, они уже подъехали к воротам виллы.

– Тебе не стоит извиняться, – заставила она себя засмеяться, вылезая из машины. – Спасибо, что взял меня с собой, Бретт. Может, поужинаешь с нами?

– С удовольствием, но не могу. Мне надо вернуться в больницу.

Элисон надеялась именно на такой ответ. Если бы Бретт принял ее приглашение, она этого не вынесла бы.