Любовь авантюриста

Глава 15

– Гарт? За мной приехал Гарт? – Саммер удивленно смотрела на мужа. – Но откуда он узнал?

– Эпсон сказал ему. – Джеймс злобно пнул носком ботфорта торчащее из камина полено. Он беспокойно ходил от окна к камину, хлопая по голенищу ботфорта кнутом.

Саммер кивнула. Эпсон. Ну конечно. Этот хлыщ почел бы за удачу навредить лорду Уэсткотту и забить еще один клин в их отношения. Она с тревогой наблюдала, как Джеймс мерил гостиную широкими беспокойными шагами.

– Будь так любезен, перестань ходить, – раздраженно попросила Саммер, и виконт, резко развернувшись, в упор посмотрел на нее. Сейчас в его лице не было ничего от нежного смеющегося любовника, и Саммер попыталась сгладить нервное напряжение:

– Вы, шотландцы, так быстро выходите из себя!

– Киннисон, полагаю, не такой? Как же, подлинный образец добродетели...

Саммер вздернула подбородок.

– Почти всегда, – ответила она в надежде сбить с мужа спесь, и это, очевидно, сработало.

Он отшатнулся, как если бы Саммер ударила его.

Неожиданно виконт быстро пересек комнату и схватил жену за запястья.

– Не лги мне! – резким тоном произнес он. – Какие чувства ты испытываешь к Гарту Киннисону?

– Кажется, мы уже обсуждали это. – Саммер попыталась высвободить руки, но Джеймс держал ее слишком крепко. Наверняка в этом месте у нее долго будут синяки. – Я уже говорила тебе, что чувствую к Гарту.

Виконт притянул жену ближе, и она ощутила дрожь его напряженных мышц.

– Ну давай, сделай мне приятное.

Глядя на мужа, Саммер поняла, что лучше подчиниться.

– Я не люблю Гарта, хотя, мне кажется, я всегда буду с нежностью вспоминать о нем. До сих пор он был моей первой и единственной любовью.

– А теперь?

– А теперь... я знаю только то, что не люблю его.

Хватка Джейми немного ослабла.

– Ты слишком поспешна в своих утверждениях, – произнес он и разжал пальцы.

Хлыст ткнулся ей в руку, оставив длинный след. Саммер потерла ушибленное место и с опаской покосилась на мужа. В его глазах возникло и быстро исчезло странное выражение, которое озадачило ее. Взгляд его был каким-то безрадостным, словно он чего-то ожидал от нее, но не получил.

Все пошло не так. Саммер думала, что ухватила за хвост счастье, а теперь оно вот-вот ускользнет от нее. Виной всему оказалась ее ложь. Конечно, она не могла ничего изменить в отношении своего дяди, но если бы она доверилась Джеймсу и не продолжала упорно лгать, он не злился бы на нее так, как теперь.

Глупая, глупая, глупая ложь!

Саммер наблюдала за мужем из-под полуопущенных ресниц. Виконт по-прежнему беспокойно шагал по комнате, словно не мог устоять на одном месте. Время от времени он останавливался и смотрел на жену так недоуменно, что она внутренне съеживалась, словно от боли. Думал ли он о причине ее лжи? О причине ее недоверия к нему?

О Господи, ее саму одолевали те же мысли!

Джеймс ритмично ударял кнутом по затянутой в перчатку ладони, не сводя взгляда с Саммер. Она попыталась взяться за вышивание, но в конце концов отложила работу, потому что не могла сделать ни одного стежка в присутствии мужа, мечущегося по комнате, словно запертый в клетку лев.

Глаза Джеймса торжествующе блеснули, когда Саммер попыталась пройти к двери. Он преградил ей путь, и она непроизвольно охнула.

– Я пугаю тебя, дорогая? – вкрадчиво произнес он. – Надеюсь, что да. – Кнут с громким щелчком лег на его ладонь.

Саммер облизнула внезапно пересохшие губы.

– Да. Ты меня пугаешь, – произнесла она, вздернув подбородок и пытаясь казаться спокойной. – Может, ты стал счастливее от этого?

– Намного! – прорычал Джеймс, и Саммер попятилась на свое место к окну.

События развивались совсем скверно. Пальцы Саммер судорожно вцепились в подол платья, когда Джеймс снова начал мерить комнату нервными шагами. Напряжение, повисшее в воздухе, стало невыносимым, и она вот уже в сотый раз за утро пожалела, что оказалась здесь.

Прошло несколько минут, и наконец, Саммер, вздернув подбородок и не обращая внимания на возможные последствия, выпалила:

– Я лгала тебе, потому что вначале совсем не знала тебя. Временами ты казался таким самоуверенным и испорченным. Ты всегда все делал по-своему. Если бы ты проявил ко мне хоть немного должного сострадания, то, возможно, я смогла бы довериться тебе.

Виконт остановился и посмотрел на жену, продолжая постукивать кнутом по голенищу ботфорта. Саммер замерла.

– Сострадание, мадам? – Голос его был угрожающе тихим. – К женщине, которая требует откровенности, но не отвечает тем же? Мне кажется, твоя логика абсурдна. Впрочем, в этом нет ничего странного.

– Ты действительно так думаешь? – Саммер помолчала, потом, сглотнув, добавила: – Если память мне не изменяет, именно ты был мужчиной, ограбившим собственного соседа в переулке Сент-Джайлз.

– Да, действительно. Но я отослал кошелек назад, разве нет?

– Все было именно так. – Губы Саммер изогнулись в насмешливой, дерзкой улыбке. – Очень логичный поступок.

Виконт напрягся; его лицо приобрело свирепое выражение, и на какое-то мгновение Саммер показалось, что он вот-вот ударит ее кнутом, который держал в руке. Но он лишь с приглушенными ругательствами швырнул кнут через всю комнату.

Кнут просвистел в воздухе, упав на маленький столик и сбив с него фарфоровое яйцо и фарфоровую статуэтку лошади. Осколки брызнули в разные стороны, но Саммер благоразумно решила промолчать.

– Черт бы тебя побрал, – тихо произнес он. – Все должно было идти совсем по-другому.

Саммер не знала, что сказать. Она не знала, что имел в виду Джеймс, и не осмеливалась спросить. Момент был слишком неподходящим для беседы.

Бросив на жену безрадостный взгляд и не произнеся больше ни слова, виконт покинул гостиную. Тяжелая дубовая дверь с грохотом захлопнулась.

Опустившись в кресло, Саммер закрыла лицо руками. Ее била дрожь. Джеймс был до крайности зол и даже напомнил Саммер ее саму. Она точно так же реагировала, если кто-то причинял ей боль. Но злился он потому, что она бессовестно лгала ему, а он ей поверил. В нем говорила его мужская гордость. И все же обида была не настолько сильна, чтобы причинить ему боль. Во всяком случае, не такую, какую Джеймс мог причинить ей. Саммер была рада, что он оставил ее. По крайней мере, ему не удалось насладиться видом ее слез.

Когда Саммер, осушив слезы и собравшись с силами, спустилась вниз, в зале для приемов никого не было, за исключением Катрионы и Маргарет Эллен.

Зал освещали лучи полуденного солнца, проникавшие сквозь высокие окна. В камине, как обычно, горел огонь, и на каменную плиту перед ним время от времени отскакивали тлеющие угольки.

Вокруг Мэг, сидящей на коврике вблизи камина и пытающейся играть в карты, бегали собаки, кошки и хромой кролик. Одна из собак наступила лапой на колоду, и карты разлетелись в разные стороны. Вздохнув, Мэг тихо выругалась, а собака мгновенно перевернулась на спину и завиляла хвостом, словно прося прощения.

– И как тебе удается сделать так, чтобы они не дрались? – спросила Саммер, когда одна из кошек ударила лапой самую назойливую собаку.

– Да никак, – со смехом ответила Катриона. – Обычно здесь бывает шерсти больше, чем в мастерской скорняка.

Держа в руках карты, Мэг с негодованием посмотрела на сестру.

– Они не дерутся. Просто у них бывают... разногласия.

– Ну извини, – примирительно произнесла Катриона и лениво потянулась. – Хочешь поиграть в карты? – обратилась она к Саммер. – Я одинаково ловко мошенничаю и в висте, и в пикете.

Саммер сыграла с Катрионой партию в вист, обнаружив, к своему удивлению, что та жульничала с вопиющей дерзостью даже глазом не моргнув.

– Джейми имел неосторожность научить меня этому, – пояснила девушка, широко улыбаясь. – Он счел, что мне необходимо знать, как защититься от шулера.

– И у тебя получалось? – с улыбкой поинтересовалась Саммер.

– Еще как! Просто удивительно, что можно сделать, всего лишь перевернув карту. Давай покажу.

Саммер без труда научилась нескольким трюкам с картами, в том числе тому, как доставать туза в любой момент игры. Играя с Катрионой, она забыла обо всех своих проблемах.

Потом, наевшись овсяных лепешек и запив их свежим горячим чаем, они уютно расположились на мягких диванах. Ей нравилась спокойная, обладающая завидным чувством юмора Катриона, и она знала, что тоже нравится Катрионе.

Перевернувшись на живот и положив под щеку подушку, Катриона посмотрела на Саммер своими изумрудно-зелеными глазами.

– Ты любишь моего брата?

Пораженная вопросом, Саммер мгновенно ответила:

– Да! Вернее, я хочу сказать, он мне нравится. – Она смущенно отвела взгляд, а потом добавила: – Он спас меня, когда я попала в беду. Он был... – она беспомощно развела руками, – моим рыцарем в сверкающих доспехах, если можно так выразиться.

Катриона рассмеялась.

– Джейми? Рыцарь в сверкающих доспехах? Невероятно! Мне проще представить, как он поджигает эти доспехи.

– Да, он рассказывал об этом. – Саммер тоже не удержалась от смеха.

Катриона удобнее устроилась среди подушек и улыбнулась:

– Я рада слышать, что ты любишь нашего Джейми.

– Вот только он такой испорченный, – вздохнув, ответила Саммер. – Мне кажется, вы слишком избаловали его.

– Боюсь, ты права. Но знаешь, нам трудно было удержаться. Есть в нем что-то такое... – Ее зеленые глаза хитро блеснули. – И еще девушки – они тоже очень влияли на брата.

Не собираясь углубляться в эту тему, Саммер принялась лениво перебирать карты. Последовавший за этим вопрос Катрионы ничуть не удивил ее.

– Почему ты не хотела выходить за него замуж?

– На то было много причин, и я не знаю, какая из них важнее всего. – Саммер посмотрела на Катриону и вздохнула. – Наверное, я боялась. У меня забрали все, что когда-то было мне дорого. И если я снова полюблю... – Замолчав, она отвернулась, не желая видеть жалость в глазах Катрионы. Она и раньше замечала подобные взгляды, заставлявшие ее чувствовать себя ущербной из-за того, что она не могла более правильно организовать свою жизнь.

– Кроме того, мой дядя тоже представляет проблему, – тихо добавила она. – В Новом Орлеане многие его недолюбливают. Я растеряла всех своих друзей. Мой дядя запятнал свою репутацию, и это пятно легло на меня. – Она пожала плечами. – Но через некоторое время я поняла, что все это не так уж важно, потому что человек ко всему привыкает.

– Даже такой разбойник, как наш Джейми. – Катриона улыбнулась. – Он не такой уж плохой. Джейми рассказывал о своей дуэли в Лондоне. Ты обидела его, оскорбила его гордость. Но боюсь, дело не только в гордости.

– Да. Иногда даже у нас едва не доходило до драки.

Катриона перекатилась на спину и устремила взгляд на высокий сводчатый потолок.

– Меня не волнуют ваши стычки, раз ты любишь его. – Она улыбнулась. – Мы с Робом деремся, как два диких кота, оказавшихся в одном мешке, но я люблю его, а он любит меня. – Она повернула голову и посмотрела на Саммер. – Поцелуи и занятия любовью – самое лучшее, что есть в этих ссорах.

– Не думаю, что в случае со мной и Джейми это сработает.

– Любовь может разрешить любую проблему, – уверенно произнесла Катриона. – Если ее достаточно.

Тут уж у Саммер не нашлось слов, чтобы возразить что-либо.

Комната, отведенная Саммер, была пуста, а это значило, что у нее появилось много времени для размышлений. Она думала о словах Катрионы и о виконте.

Защищаясь от него, она выстроила стену из лжи, но стена начала осыпаться. Камень за камнем, ложь за ложью – ее защитный барьер рушился, и, когда он исчезнет окончательно, Саммер останется одна наедине с правдой. Это соседство будет невыносимым.

Джеймс раскроет ее секрет. Нет, не тот, который касался ее имени, – все это уже ему известно. Он поймет, что его пленница любит его, и вынести этого она не сможет.

Сцепив пальцы, Саммер с трудом подавила приступ боли в сердце, вызванной этой мыслью. Гарт Киннисон отверг ее, оставив с ощущением унижения, боли, незащищенности и уязвимости. Зато теперь Саммер знала, что даже не любила его. Во всяком случае, не так, как Джеймса.

О Господи, Джеймс... Ее темный рыцарь, время от времени напоминавший шута. Но с тех пор как он обнаружил ее ложь, Джеймс больше не смеялся. Саммер украла его смех и теперь ужасно сожалела о своей лжи, которая поспособствовала этому.

Саммер медленно повернулась, ощущая растущий в груди гнев на себя и на весь мир. Ей ужасно хотелось швырнуть что-нибудь о стену, как он сделал сегодня утром. Ей хотелось ощутить мрачное удовлетворение оттого, что она смогла разрушить нечто реальное, нечто гораздо менее значимое, чем то, что уже разрушила.

Простонав от боли и разочарования, Саммер закрыла глаза и опустила руку на столик, стоявший возле двери. Глухой стук заставил ее открыть глаза, и она едва успела поймать катящееся по столу фарфоровое яйцо, точно такое же, как то, которое разбил Джеймс. Яйцо было прохладное, гладкое и тяжелое. Она разжала пальцы, глядя, как фарфоровая игрушка падает на пол и раскалывается на сотни крошечных осколков.

Вот так. Теперь ей стало намного лучше. Ощущение было настолько приятным, что Саммер не поленилась смести осколки поближе к стене, чтобы служанка не забыла выбросить их.

Что ж, все ясно: она сошла с ума. Она потеряла свое тело, душу, а теперь еще и разум в угоду полудикому негодяю, который, казалось, воспринял это как должное.

Да, но где же он?

Наступившая ночь окутала утесы темнотой, и Саммер, отпустив Летти, легла в постель. Она не собиралась вновь спускаться вниз, потому что Джеймса там не было. После их утренней ссоры он так и не вернулся домой. Никто не знал, куда он уехал, а может быть, никто из домашних попросту не хотел сообщать Саммер об этом.

Оставив без внимания остывший ужин, она натянула ночную рубашку, забралась под одеяло и сделала вид, будто не слышит, как в комнату на цыпочках вошла Летти и, постояв немного, снова вышла, оставив свою госпожу одну. Совсем одну. Огромная, укрытая пологом кровать казалась такой же холодной и пустынной, как одна из тех пещер, что прячутся у подножия скал.

Перекатившись на бок и накрыв голову подушкой, Саммер крепко зажмурила глаза. Но уснуть ей так и не удалось. Она сквозь ресницы наблюдала, как горят, превращаясь в тлеющие угольки, поленья в камине, и старалась не думать о лорде Джеймсе Камероне, виконте Уэсткотте.

Джеймс вернулся после полуночи. Виконт скакал по холмам на жеребце, таком же диком, как и он сам, до тех пор, пока оба они не изгнали всех вселившихся в них бесов.

Черт бы побрал красотку Саммер!

Он вошел в зал и обнаружил там отца, выглядевшего весьма внушительно при тусклом свете, который отбрасывали догорающие в камине поленья.

– Полагаю, все уже легли? – спросил Джеймс, быстро окинув взглядом огромный зал.

– Разумеется. – Брюс Камерон поднял руку с зажатым в ней бокалом. – Виски там.

Отец хотел, чтобы он задержался, и Джеймс принял его приглашение. Он был слишком взвинчен, чтобы сидеть, и поэтому, налив себе виски, встал у похожего на пещеру камина. Чувствуя на себе взгляд отца, он ждал. Граф пошевелился в своем кресле.

– Киннисон прислал записку: он приедет завтра утром убедиться, что леди Уэсткотт пребывает здесь по собственной воле и без принуждения.

Джеймс отхлебнул виски.

– И?..

– И я считаю, что это хорошая возможность обсудить вопрос, касающийся наследства.

Джеймс что-то зло проворчал себе под нос и ударил ботфортом по каменной облицовке камина.

– Нет, я все же воткну кортик ему между ребер.

– Да уж, это решило бы многие проблемы.

Голос графа прозвучал несколько насмешливо, и Джеймс вспыхнул до корней волос, словно нашкодивший школьник. Черт бы побрал Саммер! Это она заставила его делать дикие, неправдоподобные и хвастливые заявления.

– По крайней мере, после этого я бы почувствовал себя гораздо лучше, – пробормотал виконт.

Нетерпеливо махнув рукой, Брюс Камерон скрестил ноги и хмуро посмотрел на сына.

– Он имеет право знать, что происходит. Разве ты не поступил бы так же на его месте?

Джеймс вскинул голову.

– Я бы никогда не бросил ее, как это сделал он.

– Речь сейчас не об этом. Ты зол и имеешь на то полное право. Однако твоя злость не решит наших проблем. Девушка – наследница большого состояния. Этот вопрос нужно решить так, чтобы Киннисон остался доволен результатом.

– Она была влюблена в него, – бросил Джеймс после некоторой паузы. – Она последовала за ним в Англию, а он бросил ее на произвол судьбы. Я не считаю, что мы ему чем-то обязаны.

– Ему – нет, но есть еще ее дядя и есть брошенный жених. Умерь на время свой гнев, сынок. Я знаю, что тебе это под силу, потому что видел, как ты обуздываешь себя на протяжении последних двадцати семи лет, а может, и больше.

Джеймс покачал головой:

– Не знаю, что со мной происходит, но в последнее время я еле сдерживаюсь, чтобы не придушить эту лгунью. – Он поднял голову и увидел веселые искорки в глазах отца. – Смейся, смейся. Все эти годы я избегал брака и вот теперь женился на девице, которая не хочет сказать правду даже ради спасения собственной шкуры.

Граф хмыкнул:

– Может, она не понимает, что происходит? Почему ты не скажешь ей, что она в смертельной опасности?

– Я говорил, – голос Джейми прозвучал сухо, – но она все твердит, что это моя вина, так как я не проявил должного сострадания. – Он пожал плечами. – Я едва удержался, чтобы не вложить в нее немного ума с обратной стороны.

– Могу себе представить.

Наступила пауза, а потом Джеймс произнес:

– Итак, она должна встретиться с Киннисоном. Эта встреча будет интересна им обоим. Она знает?

– Нет.

Джеймс допил виски и поставил бокал на стол. Ему в голову пришла запоздалая мысль о том, что он все еще должен следовать советам отца, и это слегка возмущало его. А виновата в этом опять-таки она, Саммер Сен-Клер... то есть леди Уэсткотт.

Да, теперь она была его женой. А раз так, он будет обращаться с ней как положено. Пусть встретится с Киннисоном. Он не возьмет ни единого проклятого пенни из ее наследства. Пусть делает с ним что хочет. Его это не касается. Унизительно иметь богатую жену, много богаче себя, и виконт вовсе не хотел, чтобы его считали охотником за наследством. Он сам заработал то, что имел, и ему нет надобности зависеть от щедрости жены, чтобы чего-то достичь в этом мире. Именно так должен рассуждать настоящий мужчина.

В таком настроении Джеймс отправился наверх, в спальню, где на огромной кровати спала Саммер.

Спальня освещалась единственной свечой, стоявшей на столике возле двери. Взяв свечу, Джеймс поставил ее на низкий стул рядом с кроватью и разделся.

Поленья в камине почти догорели, а поскольку толстые каменные стены замка не пропускали тепло внутрь, в спальне было более чем прохладно.

Прикосновение холодного воздуха к обнаженной коже показалось Джеймсу необыкновенно приятным. Его внимание привлекла Саммер – она пошевелилась во сне, и он подошел к кровати. Саммер лежала, закутавшись в одеяло, ее волосы в беспорядке рассыпались поверх него.

Джеймсу ужасно захотелось провести рукой по золотистым волосам жены, но он не сделал этого, а, отвернувшись, принялся расхаживать по полутемной комнате, стараясь немного остыть. При виде нежных очертаний тела Саммер под тонким одеялом его охватило возбуждение. Дьявол! Он был ослеплен и вел себя как глупец. Ну почему его угораздило жениться именно на этой девушке – вот что оставалось для него загадкой.

Саммер любила другого мужчину – это было видно по ее поступкам. Джеймс ударил кулаком по каминной полке с такой силой, что оцарапал пальцы. Он был рад ощутить боль, потому что боль отрезвила его и поставила все на свои места. Боль была знакома солдату, проведшему в армии десять лет.

Итак, теперь он – взрослый тридцатилетний мужчина – как юнец, пасовал перед девушкой, которая дразнила его и манила за собой, сама того не желая. Да, он определенно сошел с ума. Он женился на Саммер, потому что хотел этого, хотел, чтобы она принадлежала только ему одному. Еще никогда ник одной женщине он не испытывал подобных чувств.

Опершись о каминную полку, виконт, подперев щеку рукой, долго смотрел на догорающий огонь. Саммер была американкой французского происхождения, но это волновало его куда меньше, чем ее ложь и недоверие к нему. Ложь перевешивала все остальное.

А он, что он сделал сегодня? Разве это не он запугивал свою жену?

Джеймс закрыл глаза, и из его груди вырвался стон. Неудивительно, что Саммер не доверяла ему. Она имела на то полное право.

Подойдя к кровати, Джеймс лег под одеяло, ничуть не беспокоясь о том, что может разбудить Саммер. Виконт не возражал, чтобы она проснулась, чтобы поняла, что он вернулся. Чтобы она любила его.

А еще он хотел стереть из ее памяти воспоминания о Гарте Киннисоне. В ее воспоминаниях должно быть место только для него, и ни для кого больше...

Когда Саммер приподнялась на постели и ее глаза, обрамленные пушистыми ресницами, расширились от удивления, Джеймс уже стащил с нее ночную рубашку и в мгновение ока оказался сверху. Она не сопротивлялась, и он вошел в нее, целуя ее губы, щеки, нос, брови.

Совершая мощные движения, Джеймс взял в ладони груди жены и наклонил голову, чтобы поцеловать их.

Дыхание Саммер стало прерывистым; вцепившись в мужа обеими руками, она обхватила ногами его бедра, и он ощутил всепоглощающее чувство освобождения, которое, словно горячий прилив, захлестнуло их обоих.

Все еще прижимая Саммер к кровати, Джеймс немного расслабился, прислушиваясь к быстрым, коротким вздохам жены и ощущая трепет ее тела. Опершись на локти, он уткнулся в ее шею и глубоко вдохнул аромат нежной теплой кожи. Ее волосы пахли распустившимися цветами яблонь, и Джеймс вспомнил о мыле, которое умела варить его мать.

От Саммер пахло необыкновенно приятно, и на вкус она была такой чудесной. Джеймсу вновь захотелось любить ее, и, почувствовав, что она пошевелилась, он приподнялся, намереваясь снова войти в нее.

– Джейми!

Ее испуганное восклицание коснулось его уха, но он уже снова увлекал их обоих в сладостные высоты.

После этого Джеймс обессилено перекатился на бок, увлекая Саммер за собой. Он поглаживал гладкую кожу ее бедра, а его пальцы нежными медленными движениями массировали податливую плоть.

Джеймсу хотелось сказать, что он любит ее, он хотел раскаяться в том, что причинил ей боль. Но он не мог заставить себя произнести эти слова. Была ли виной тому его гордость? Он не знал. О Господи, какой же он глупец!

Джеймс почувствовал прикосновение руки Саммер и напрягся. Осторожно дотрагиваясь до него кончиками пальцев, Саммер провела ими по его груди и спустилась к пупку. Затаив дыхание, Джеймс ждал. Ее рука скользнула ниже, нашла его плоть, и он глухо застонал:

– О, любовь моя!

– Нет, – прошептала она, прижимая к его губам свои губы. – Ничего не говори. Просто... позволь мне.

Позволить? Ради всего, что было свято, Джеймс никогда и ни за что не вышел бы из себя, если бы хоть на минуту представил себе, что она может сделать. Все это было неправильно. Джеймс не знал, как обращаться с Саммер – неопытной, наивной и невинной. Он чувствовал себя так, словно должен учиться вместе с ней. Учиться быть терпеливым, учиться тому, что можно делать, а чего нельзя. Но когда Саммер была рядом с ним, Джеймс терял способность мыслить здраво. Он мог думать только о том, чего хотелось ему, о том, как доставить ей удовольствие, не осознавая того, что действует слишком быстро и напористо.

Саммер оказалась способной ученицей, на лету схватывавшей то, что ей удавалось извлекать из полученных коротких уроков.

Еще один стон застрял у Джеймса в горле, и он глухо заворчал, словно тигр, выгибаясь под рукой жены. Когда Саммер еще раз доказала, что она способная ученица, Джеймса пронзило резкое сладостное ощущение. В мгновение ока она оказалась лежащей на груди мужа. От неожиданности Саммер охнула, но Джеймс не обратил на это внимания, задавая ритм. Сидя на его стройных бедрах, Саммер старалась подстроиться под его движения, и в какой-то момент он подумал, что упадет с кровати, когда она принялась дразнить его, приподнимаясь так, чтобы он не мог дотянуться до нее.

Зарычав и схватив жену за талию, Джеймс мощным движением вошел в нее. Затем его руки коснулись груди Саммер, и она начала двигаться быстрее и быстрее, а потом с тихими рыданиями в изнеможении упала на его грудь и их дыхания смешались.

Ни один из них не мог пошевелиться – Джеймс от изнеможения, а Саммер от удовольствия.

Собравшись наконец с силами, она приподняла голову и посмотрела в лицо Джеймса. В его глазах застыла настороженность, и Саммер улыбнулась.

– Катриона была права, – тихо произнесла она.

– Кэт? Относительно чего?

– Относительно примирения после ссор.

Джеймс пробормотал что-то неопределенное, но Саммер заметила, как изогнулись в улыбке уголки его губ. Положив ладонь на подбородок, она накрыла его губы своими.

Виконт крепко прижался к спине жены, и его дыхание постепенно успокоилось. Саммер лежала, уютно устроившись подле него, и на ее губах блуждала ленивая улыбка. Ей на ум пришла мысль о том, как быстро меняется ее отношение к происходящему и насколько сильно зависит это отношение от ее мужа.

Но ей не хотелось сейчас об этом думать. Эти мысли будут нужны позже, когда у них все наладится и когда они начнут лучше понимать друг друга.