Любовь, жизнь и далее по списку

Два

Летом я обычно высыпалась от души. Обычно, но не этим утром. Этим утром настырная полоска света прокралась в мою комнату через приоткрытые жалюзи и никак не оставляла меня в покое. Пришлось встать и зашторить окно полностью. Затем я снова нырнула под одеяло с головой, но даже особенная тщательность, с которой я накрыла уши, не спасла мой сон от телефонной трели. Я намеревалась игнорировать звук, но не смогла побороть любопытство и потянулась к ночному столику. На экране отобразилось сообщение от Рейчел.

Она: «Это будет последнее сообщение за следующие девять недель».

Она: «Что ты будешь делать без меня?» – следовало прямо за ним.

Я: «Больше спать, полагаю».

Она: «Согласна. Я тоже. Что, если мне понравится жизнь без телефона? Нет, невозможно. Даже если я войду во вкус, родители никогда об этом не узнают. Я не могу доставить им такое удовольствие».

Я улыбнулась и протерла глаза.

Я: «Помни о своей подруге. И не вздумай полюбить какого-нибудь итальянца больше, чем меня».

Она: «Ты тоже!»

Я: «Уж поверь, мне в ближайшем будущем не грозят горячие итальянские парни».

Она: «Смешно. Я о том, что тоже буду скучать».

Я: «Знаю. Хорошей дороги. Позвони мне с таксофона, когда сможешь. Как думаешь, у них ведь еще водятся таксофоны?»

Она: «Не знаю. Будет видно».

Какое-то время я не отрывала глаз от экрана, но нам обеим больше нечего было сказать. Пока я представляла бесконечно долгое лето без Рейчел и Джастина, мой палец взял ситуацию под свой контроль, разблокировал телефон и открыл сайт из закладок. Подача заявок на участие в зимней программе института искусств «Уишстар». Программа моей мечты. Если верить моему учителю искусств, приемной комиссии какого-нибудь престижного художественного университета будет достаточно упоминания этой программы в заявке, чтобы решить судьбу моего поступления. К тому же это «Уишстар». Мне жутко хотелось бы провести часть зимних каникул рядом с другими художниками, под руководством невероятных преподавателей. Целых две недели мы, вдохновленные лекторами и их историями успеха, изучали бы новые техники, работали с разными инструментами и материалами. Познакомиться с настоящими профессионалами в этой области я мечтала ничуть не меньше, чем улучшить свои собственные навыки, и это место идеально мне подходило.

Я перечитала страницу в миллионный раз за последние полгода. Еще раз перечитала требования к участникам программы – никаких изменений. Возраст, опыт, рекомендательное письмо, опыт участия в выставках/проданные работы. Я наконец-то подходила по возрасту: они принимали только совершеннолетних, а осенью мне наконец-то исполняется восемнадцать. Меня не останавливало и то, что большинство участников, по рассказам, были студентами или даже выпускниками. У меня был опыт в рисовании – целое портфолио с работами. Был человек, готовый написать мне рекомендательное письмо. Оставалось удовлетворить только один критерий, прежде чем я смогу подать заявку: выставки/проданные работы. До сих пор я участвовала только в школьных выставках. И уж точно никогда не продавала своих работ. Но у меня был готов план. Воодушевленная этой мыслью, я улыбнулась и вылезла из-под одеяла.

По пути в ванную я едва не споткнулась о маму. Дверцы шкафчиков были открыты, а она лежала на полу гостиной в окружении шампуней, спреев для волос и средств для чистки окон. В одной руке я заметила фонарик, которым она светила под раковину, а в другой – мухобойку.

– Ой. Что происходит? – спросила я.

– Ты слышала когда-нибудь о коричневом пауке-отшельнике?

– Пауке-отшельнике?

– Да. Я просто хочу убедиться, что под умывальником их нет.

– Ты нашла паутину? Или где-то валялся выпитый досуха трупик мыши? – Присаживаясь рядом, чтобы лучше рассмотреть освещенное место, я случайно опрокинула пузырек с кондиционером.

– Нет, но я прочитала историю о девочке-подростке, которую ужасно изуродовал своими укусами паук, как раз когда она полезла за раковину за бутылкой «Хербал Эсенсес»[3]. Потом я вспомнила, что ты тоже хранишь там свой запас, и решила, что осторожность не повредит.

– Мам, – я подняла баночки с пола и начала по одной возвращать их на полку, – перестань читать в Сети жуткие истории и сразу же примерять их на нас. Хочу, чтобы жуткая история нападения на меня была уникальной.

Она села и бросила на меня строгий взгляд.

– Эбигейл, о таком не шутят. – Ее темные волосы ложились на лицо непослушными прядями, будто первым делом после сна она поспешила в мою ванную.

Я выключила ее фонарик и поднесла его к губам на манер микрофона.

– А теперь можно мне принять ванную? Мне правда нужно.

Она вздохнула, но встала с места.

– Все равно мне нужно проверить другие ванные комнаты.

Я закрыла за ней дверь и пошла в душ. Мои глаза остановились на шкафчике. Я открыла его, присмотрелась и снова закрыла, не забыв закатить глаза. В ванной не было пауков.

После быстрого душа я надела свои укороченные шорты и топ – мой обычный летний гардероб, – потом я собрала свои светлые волосы в высокий хвост и пошла в кухню. Овсянка хранилась на верхней полке кладовой, и мне пришлось встать на цыпочки, чтобы ухватить пару пакетов из коробки, затем я высыпала их в пластиковую миску и залила водой. К тому моменту, как овсянка приготовилась, а таймер начал звенеть, дедушка уже проснулся. Он сильно волочил ноги при ходьбе, поэтому за ним всегда следовал характерный шорох.

– Что это тут? – спросил он на входе в кухню. – Принцесса сегодня отказалась поспать перед балом?

– Очень смешно, дедуль.

– Твоя бабушка считала меня смешным. С тех пор ни одна другая женщина не смеялась от моих шуток. Такое несчастье.

– Ее смерть или то, что с тех пор никто не смеется от твоих шуток?

– Хм, а ты умная девчонка, да?

Моя бабушка умерла от рака, не дожив трех месяцев до моего рождения, поэтому для меня это случилось буквально в прошлой жизни. Я никогда ее не знала, поэтому не могла по ней скучать, но я знала, что скучал мой дедушка, несмотря на то, что шутил об этом. После бабушкиной смерти дедушка переехал жить к нам.

– Хочешь овсянки? – предложила я ему, протягивая миску с еще не тронутой кашей.

– Нет, хочу что-нибудь безмерно сладкое.

– Уверена, здесь предостаточно сахара. Здесь два пакетика овсянки с пряностями.

– Но она притворяется здоровой пищей, а это непростительно. – Он достал себе миску и коробку хлопьев из кладовки.

– Дедушка, как тебе удалось дожить до восьмидесяти с таким ужасным питанием?

– Мне не восемьдесят. Почему ты постоянно добавляешь мне лишние годы? Будто ты пытаешься от меня поскорее избавиться.

Я достала ложку из ящика, присела за стол, поджав под себя босые ноги, зачерпнула щедрую порцию горячей каши и отправила ее в рот, о чем тут же пожалела.

– Вот и твоя неминуемая кара, – сказал дедушка, когда я ртом втянула воздух в попытке остудить язык.

– Ты злой, – пробормотала я, пережевывая следующую ложку.

– В нашем доме ни одного паука! – торжественно объявила мама, присоединяясь к нам.

– Ты потратила все утро на убийство пауков? – спросил дедушка.

– Нет, на охоту, – уточнила я. – За пауками из интернета.

Она положила свое охотничье снаряжение на стол.

– Тебе пора прекратить верить историям из интернета, – вздохнул дедушка.

Мама пропустила его слова мимо ушей.

– Что мы едим? – последовал вопрос, а затем и взгляд в наши тарелки.

– Овсянку, – ответила я.

– Это ведь не овсянка, – обращаясь к дедушке, мама приподняла бровь.

– А я и не говорил, что это она. Твоя дочь ест овсянку. Я ем «Чоко-Криспис»[4].

– Пап.

– Что?

– В них слишком много сахара для человека, предрасположенного к диабету.

– Что ж, дай знать, когда надумаешь сходить в магазин и забить наши шкафчики подходящими продуктами.

От маминой улыбки не осталось и следа. Она ненавидела выходить в магазин. Ненавидела выходить из своей зоны комфорта. Особенно когда отца не было рядом, как сейчас. Его войско направили на Ближний Восток до конца августа, то есть оставалось еще одиннадцать недель. Маме всегда было лучше, пока он дома. Раньше все было немного по-другому, она вливалась в дружное общество военных жен, куда бы мы ни переехали (а с первого по седьмой класс я успела поучиться уже в пяти городах); кажется, общение с ними помогало ей пережить смену обстановки. Однако четыре года назад мама захотела большей стабильности, и мы переехали на центральное побережье Калифорнии, купили дом подальше от места расквартирования военнослужащих, и она нарекла его нашим «настоящим домом». Я была в восторге. Впервые у меня появились друзья, с которыми не придется расставаться. Но маме было сложно. И с каждым днем становилось только сложнее.

– Точно. Магазин. – Мама скрылась за дверьми кладовой, а я окинула дедушку тяжелым взглядом.

– Ты злой, – прошептала я, прежде чем окликнуть маму. – Когда у папы будет время на видеозвонок?

Мы говорили с ним на прошлой неделе, и, наверное, вопрос был лишним. Я не хотела еще сильнее расстраивать маму, но по мере того, как ее зависимость от интернет-историй и домоседства росла, я все чаще вспоминала папу и мечтала, чтобы он проводил дома больше времени. Хотя постоянные отъезды и не были его решением, винить человека, пока его нет рядом, оказалось так просто!

– Через пару недель, наверное, – послышался ответ из-за коробки с пшеничной соломкой. Мама поставила ее на стол, достала чистую миску из шкафа, ополоснула ее кипятком и спросила: – Что у нас на повестке дня?

– Почти ничего, – ответила я. – У меня по расписанию музей. Мистер Уоллес хочет, чтобы я убралась на складе. Ты бы видела это место! Тот еще кошмар. Выглядит, словно над беспорядком там постаралась целая компания творческих людей.

– Мистер Уоллес позволит тебе участвовать в июльской выставке?

Я закусила губу, чтобы сдержать улыбку. Я наконец-то упорядочила все свои работы, сделала их копии и сформировала портфолио, чтобы показать ему.

– Сегодня и узнаю.

Мама поцеловала меня в макушку.

– Разве он сможет отказать? Ты очень талантливая.

– Ты не забыла вложить в альбом мою любимую картину? – последовал дедушкин вопрос. – Цветочное поле?

– Конечно.

– Значит, ты настоящее золото, – похвалил дедушка.

Мой телефон завибрировал и немножко сдвинулся с места, где я его оставила. Пришло сообщение от Купера.

Он: «Я оставлял у тебя свои бело-зеленые пляжные шорты?»

Я пошла в свою комнату, чтобы убедиться, и, конечно, бело-зеленые шорты, как и одна из его футболок, висели на спинке стула в углу комнаты. Должно быть, он оставил их там на прошлой неделе, когда мы пошли на пляж. Я взяла футболку в руки и неосознанно поднесла к носу. Это был пляжный запах Купера: вишневый «ЧапСтик»[5] и солнцезащитное средство.

Я: «Да, они у меня, но я сейчас убегаю в музей, поэтому придется тебе зайти за ними позже».

Он: «Ты поговоришь с мистером Уоллесом о выставке?»

Я: «Ага!»

Он: «Удачи!»

Ежегодная выставка, которую мистер Уоллес устраивал, чтобы привлечь средства для музея, была для меня превосходной возможностью, не только чтобы показать свои работы, но и, если повезет, продать что-нибудь. Была только одна сложность: участники должны быть старше восемнадцати. Но на моей стороне было искусство, дар убеждения и симпатия мистера Уоллеса. Все должно было получиться.