Любовь грешника

Пролог

Эстония, поместье «Черная гора»

Сентябрь 1709 года

Он совсем обессилел. Уставившись в потолок, Себастьян Роут размышлял о том, что двое его братьев уже мертвы или почти умерли.

Любой солдат, насмотревшись на ужасы войны, становится другим – он знал это по себе. Но с братьями Себастьяна происходило что-то странное.

Николай, старший, и Мердок, следующий по старшинству, вернулись наконец домой с русско-эстонской границы. Верилось с трудом, но, по-видимому, они дезертировали, поскольку никто не сообщил о прекращении опустошительной войны.

Свирепствовала буря, налетевшая со стороны Балтийского моря, и эти двое шагнули под крышу поместья «Черная гора», возникнув прямо из дождевого потока. Они не сняли ни намокших шляп, ни плащей. Даже не закрыли за собой дверь.

Увиденное повергло их в шок.

Перед ними, прямо на полу главного зала, лежали те, кого они когда-то звали своей семьей. Четыре сестры и отец умирали от чумы. Себастьян и самый младший из братьев, Конрад, истекали кровью. Себастьян был в сознании. Остальные, слава Богу, находились в забытьи. Конрад едва слышно стонал от боли.

Всего несколько недель назад Николай отправил Себастьяна и Конрада домой защищать семью. И вот теперь смерть раскинула над ними свои крылья.

Родовой дом семьи Роут, поместье «Черная гора», показался слишком привлекательным отряду русских содцат-мародеров. Они напали прошлой ночью, чтобы добраться до съестных припасов, а также сокровищ, о которых в округе ходило немало слухов. Солдат было несколько десятков, и Себастьян с Конрадом не устояли. Им проткнули животы саблями и оставили медленно умирать. С остальными разделаться не успели, так как обнаружили, что в доме свирепствует чума.

Захватчики обратились в бегство, предоставив судьбу обитателей Провидению.

Николай стоял, возвышаясь над Себастьяном, и вода, стекая с длинного плаща, смешивалась с вязкой кровью на полу. Он бросил на него взгляд столь свирепый, что на мгновение Себастьяну показалось – он презирает их с Конрадом за то, что они позволили врагу победить. Он и сам был себе омерзителен.

Себастьян знал, что Николай разделил бы с ним любое бремя, как делал это всегда. Они были очень дружны. Ему казалось, он слышит мысли Николая, словно свои собственные: «Как мог я надеяться, что сумею защитить страну, если мне не удалось уберечь даже собственную семью?»

Печально, но дела в их стране обстояли не лучше, чем в семье. Русские солдаты уничтожили весенние посевы, а затем засыпали землю солью и прошлись по ней огнем. Теперь крестьяне умирали с голоду. Слабые, истощенные люди становились легкой добычей чумы.

Опомнившись от первого потрясения, Николай с Мердоком отошли в дальний угол зала, чтобы посоветоваться.

Кажется, о Конраде, без сознания распростертом на полу, речь не шла, как и о самом Себастьяне. Неужели участь младших братьев уже решена?

Даже находясь в бреду, Себастьян понимал, насколько эти двое изменились – превратились во что-то, чему его измученный ум отказывался найти определение. У них были странные зубы – клыки длиннее обычных, причем братья все время их обнажали от страха или от ярости. Глаза были угольно-черными, но тем не менее светились во мраке!

В детстве Себастьян выслушал немало рассказов дедушки о клыкастых исчадиях ада, обитавших в болотах по соседству.

Вампиры.

Они могли растаять в воздухе и вновь появиться по собственной воле, с легкостью путешествуя так по всему миру. И вот теперь Себастьян всматривался в темноту за незакрытой дверью – где же их лошади с блестящими от пота боками, наспех привязанные к коновязи? Ничего.

Вампиры похищали детей, пили людскую кровь – питались людьми, словно те были скотом. И что еще хуже, превращали людей в вампиров!

Значит, понял Себастьян, его братья превратились в демонов – и ужаснулся, осознав, что теперь проклятие падет на всю их семью!

– Не делайте этого, – прошептал он.

Николай услышал, хоть и находился на другом конце огромного зала, и направился к Себастьяну. Опустился рядом с ним на колени и спросил:

– Так ты знаешь, кто мы теперь?

Себастьян слабо кивнул, не в силах отвести изумленного взгляда от бездонно-черных глаз Николая. Между судорожными вздохами он сумел произнести:

– И я подозреваю, что… Я знаю, что вы замышляете.

– Мы обратим тебя и всю семью, как обратили нас самих.

– Но мне этого не нужно, – возразил Себастьян. – Я не хочу.

– Ты должен, брат, – тихо проговорил Николай. – Иначе сегодня ночью ты умрешь.

– И хорошо, – выдохнул Себастьян. – Мне выпала нелегкая жизнь. И теперь, когда девочки при смерти…

– Их мы тоже обратим.

– Вы не посмеете! – закричал Себастьян.

Мердок бросил взгляд искоса на Николая, но тот лишь покачал головой.

– Приподними его. – В его голосе звучали стальные нотки, словно сейчас он снова был генералом, отдающим приказы своей армии. – Он попьет.

Себастьян сопротивлялся, яростно ругаясь, но Мердок все-таки приподнял и усадил его на полу. Из раны на животе Себастьяна хлынула кровь. При виде крови Николай вздрогнул, а затем впился зубами в собственное запястье.

– Не принуждай меня, Николай, – с отчаянием проговорил Себастьян и стиснул зубы. Собрав последние силы, он попытался удержать запястье брата, приближающееся к его губам. – Жизнь – это еще не все.

Об этом они часто спорили. Николай считал, что главное – выжить любой ценой. Себастьян верил, что лучше уж смерть, чем жизнь в бесчестии.

Николай молчал, не сводя угольно-черных глаз с лица брата. Он размышлял.

– Нет, – наконец заговорил он, приняв решение. – Не смогу смотреть, как ты умираешь.

Он говорил тихим хриплым голосом. Казалось, он едва владеет собой.

– Распоряжайся собственной судьбой, – сказал Себастьян совсем тихо, теряя силы. – Не нашей. Ты обрекаешь нас на проклятие, чтобы успокоить собственную совесть.

Нельзя, чтобы кровь Николая попала ему в рот.

– Нет, черт возьми, нет!

Но они заставили его разомкнуть губы. Он ощутил на языке капли горячей крови, а потом братья сомкнули ему челюсти, дожидаясь, пока он проглотит.

Они все еще держали его, когда он испустил последний вздох. Мир померк перед его глазами.