Часть 1 ДЖОАННА Англия, лето Господне 1134

ГЛАВА 1

В начале 1134 года барон Рэдалф Бэннингфордский решил, что пришла пора выдать замуж дочь. Джоанне было уже четырнадцать лет – возраст невесты. Друзья говорили барону, что дочь у него красавица, хотя сам Рэдалф не разделял их восторга. Но ведь он редко смотрел на Джоанну. Рэдалф был слишком занят противоборством со своими могущественными соседями, чтобы наблюдать, как расцветает его дочь.

Рэдалф годами успешно лавировал между честолюбивыми интересами своих соседей. Это были могущественные лорды, владеющие огромными поместьями между Англией и Уэльсом. До сих пор с помощью хитрости во взаимоотношениях с сиятельными вельможами и дружбы с королем Генрихом I ему удавалось сохранять свою независимость и целостность родовых владений. Но постепенно времена изменились, и Рэдалф почувствовал себя в опасности. Когда он последний раз был при дворе, то заметил: король Генрих постарел и ослаб. Вряд ли одряхлевший король еще долго проживет… год-два, если Бог даст, три, думал Рэдалф.

Наследницей Генриха была его надменная дочь Матильда. Король приказал своим вассалам присягнуть принцессе, но, несмотря на священность присяги, большинство нормандских лордов не желали, чтобы ими правила женщина. Многие предпочитали видеть на троне племянника Генриха – Стефана. Рэдалф боялся, что после смерти Генриха, пока не появится законный король, настанет пора беззакония и гражданской смуты. В такие тревожные времена ему понадобятся сильные и преданные союзники, чтобы сохранить свои владения от посягательств более влиятельных и алчных лордов.

Барон Рэдалф и сам был алчным, мечтал о присоединении все новых и новых земель. Он жаждал власти. А больше всего на свете он хотел сына-наследника, которого воспитал бы так, как ему заблагорассудится. Он грезил о могучем и умном наследнике, чтобы со спокойной душой, отойдя от земных забот, передать сыну все свое богатство и власть.

У Рэдалфа не было сыновей. Его первая жена родила одну-единственную девочку, Джоанну, и умерла в то святое мгновение, когда дитя появилось на свет. Счастье стать матерью обделило его вторую жену. После нескольких выкидышей она тихо угасала, и жизнь скоро отлетела от нее. А третья жена оказалась бесплодной, несмотря на горячую страсть, с которой Рэдалф предавался любви; но все было тщетно. Ее чрево оставалось пустым.

Дожив до сорока восьми лет, он с грустью понял, что его мечта о наследнике осуществится лишь в том случае, если дочь подарит ему внука.

На востоке с владениями Рэдалфа соседствовало баронство Хафстон, принадлежавшее старому его другу по оружию, который недавно, умер, оставив имение своему единственному сыну Криспину. Юноша был неопытен и несведущ в делах и поэтому, решил барон Рэдалф, охотно согласится с покровительством многоопытного и искушенного в жизни тестя. Брак между Джоанной и молодым лордом Хафстоном послужит к вящей выгоде обеих сторон, думал Рэдалф Бэннингфордский.

Угодливые «друзья» молодого человека вторили барону. Выношенная хитроумным Рэдалфом идея брака между бароном Криспином Хафстонским и леди Джоанной Бэннингфордской была встречена льстивыми приспешниками с редким единодушием. В течение двух последующих месяцев представители обеих сторон встречались, обсуждая условия брачного союза: был определен размер приданого Джоанны, составлен брачный контракт и, наконец, назначен день свадьбы:

Иванов день, 24 июня. Только тогда появился Рэдалф на солнечном балконе, где обитательницы его замка проводили большую часть времени. Барон собирался торжественно объявить своей дочери о том, как великолепно он устроил ее женскую судьбу. Он прибыл в сопровождении своего личного стражника Бэрда, который почти никогда его не покидал.

– Знакомы ли вы с бароном Криспином лично? – спросила у отца Джоанна, услышав неожиданную новость. – Молод он или стар? Красивый или безобразный?

– Какая разница? – последовал равнодушный ответ. – Ты станешь женой того, кого выбрал я.

– Да, отец. – Джоанна знала, что с ее властным родителем лучше не спорить. С раннего детства она боялась его.

– Я не видела твоего отца до дня своей свадьбы, а мы счастливы по сей день, – заметила ее мачеха Роэз, стремясь, как всегда, предотвратить бурный гнев сурового мужа. – Милорд Рэдалф, если вы соблаговолите сказать нам, сколько лет барону Криспину, этого пока будет достаточно. А если вы сообщите мне, сколько гостей будет со стороны жениха, это весьма поможет мне достойно угостить их и приготовить удобные постели. Мне очень хочется, чтобы празднества произвели впечатление своей пышностью и размахом. В противном случае не хотелось бы зря тратить припасы.

– Юноше двадцать один год. Он получил звание рыцаря только на прошлой неделе, – проворчал Рэдалф, недовольный тем, как жена расспрашивала его, хотя в то же время рачительность Роэз ему понравилась. Барон подумал, что у него почти нет причин жаловаться на Роэз, разве что она не родила ему до сих пор сына. Утешением явилась молодость жены: ей было всего восемнадцать. Возможно, она еще даст ему то, чего он жаждет больше всего в жизни. Вспоминая прошлую ночь и то, как умело исполняла она свой супружеский долг, возбуждая его стареющее мужское естество, Рэдалф благосклонно поглядел на нее и скупо улыбнулся. Роэз была лучшей из его жен, и он не терял надежды, что ей удастся зачать от него ребенка. Но он и отец здоровой дочери, которая вполне может быть использована в его азартной игре: приобретении земель и поисках надежного партнера. Он был Доволен собой: женитьба оказалась удачным ходом, и Роэз будет счастлива, планируя неделю свадебных празднеств. Он даже готов расщедриться, чтобы угодить ей.

– Ты можешь сшить новый наряд себе и Джоанне, а также приобрести постельное и столовое белье и другие вещи для дома, оговоренные в брачном договоре, – сказал он Роэз. – А что касается гостей Криспина, я прикинул: придется накормить еще пятнадцать-двадцать молодых лоботрясов. Прибавь к этому еще именитых людей, которых я хочу пригласить. Так что рассчитывай по крайней мере на сотню гостей, включая слуг.

– Так много? – Голос Джоанны дрогнул при мысли об этом. Она уже волновалась, потому что не привыкла к большому обществу. Отец держал ее дома, отказавшись передать на воспитание в другой замок, как это обычно было принято для знатных девушек. И вся эта толпа незнакомых людей, сотня или больше, будет глазеть на нее!

– Я человек известный, – вскипел Рэдалф, загораясь гневом.

– Мы с Джоанной знаем это, господин, – поспешила умиротворить его Роэз. – Просто ни она, ни я не ждали подобного важного известия и поэтому обе очень удивлены. Я полагаю, что Джоанна может быть несколько напугана резкой переменой, которая скоро произойдет в ее жизни.

– Это мы еще посмотрим, – Рэдалф оглядел свою дочь так, словно она была племенной лошадкой, не обращая внимания на рассыпавшиеся золотые локоны и голубые глаза, лишь мельком взглянув на матовую белизну лица, тонкие пальцы и запястья. Его больше привлекли прямые плечи и округлые бедра дочери. Она не была высокой, но, наверное, подрастет еще за те шесть лет, которые ей оставались до двадцати. Несмотря на свою нежную юность, она выглядела как девушка, которая легко родит. Это было ему по нраву.

– Обучи ее всему, что надо знать каждой женщине, – велел он Роэз. – Расскажи ей, как быть приветливой и послушной женой, как угождать в постели желаниям мужа. Когда закончишь свой урок и ближе к дню свадьбы, я сам поговорю с Джоанной, чтобы убедиться: понимает ли она смысл и цель прекрасного союза, предначертанного судьбой.

С этими словами Рэдалф жестом позвал Бэрда и отправился во двор замка, оставив дрожащую от страха дочь на попечение мачехи. Когда дверь за мужчинами закрылась, Роэз раскинула руки, и Джоанна упала в ее объятия.

– Что он имел в виду? – всхлипывала Джоанна, широко открывая голубые глаза. – О, Роэз, я слышала, как служанки говорили о мужчинах, но при моем приближении они всегда замолкали. Имеет это какое-нибудь отношение к месячным кровотечениям, которые начались у меня прошлым летом? Ты тогда сказала, что теперь я достаточно взрослая, чтобы иметь детей. Он ведь этого хочет? Внуков. Но я не знаю, как это делается. – Джоанна разразилась горькими рыданиями. Она стыдилась своего неведения в интимных отношениях с мужчиной. Стать матерью – высокое призвание знатной женщины! Но как?! Этого прелестная девочка еще не знала.

– Твой муж научит тебя – как, – сказала Роэз и попробовала поделикатнее объяснить, что такое физическая близость между мужем и женой.

– Ты хочешь сказать, что я должна буду позволить незнакомому человеку распоряжаться моим телом? – воскликнула Джоанна, глубоко потрясенная услышанным от мачехи. – Я случайно раз или два видела раздетых мужчин и заметила, что они устроены иначе, чем женщины. Это… проникнет в меня? Нет, нет! Я не хочу замуж. Я так и скажу отцу. – Джоанна не владела собой, она была на грани истерики.

– Таков удел любой знатной женщины – выйти замуж по приказу своего отца, – увещевала рыдающую девушку Роэз. Она-то знала, что Рэдалф не позволит разрушить свою тщательно продуманную интригу, и хотела, чтобы Джоанна избежала наказанья, которое ее постигнет, если она откажется выйти замуж. – Это происходит со всеми нами, кроме тех, кто уходит в монастырь. Когда ты окажешься наедине со своим мужем, он сделает именно то, что я описала тебе.

– О, Роэз. – Джоанна побледнела, ее чистые глаза округлились и потемнели от страха. – Девушке, должно быть, очень больно.

– Лишь немножко и только в первый раз. – Роэз притянула голову Джоанны к своему плечу и говорила тихо и мягко, словно убаюкивая. – Это может быть очень приятным, особенно когда мужчина стареет и становится не таким исступленно-ненасытным. Я уже привыкла услаждать любовный пыл Рэдалфа, что происходит почти каждую ночь.

– Но лорду Криспину еще только двадцать один, – прошептала Джоанна. – Пройдет еще много лет, пока он перестанет быть неистовым и ненасытным, оставаясь по ночам в постели с женой.

– Не горюй раньше времени, – сказала Роэз, стараясь хоть чем-то ее утешить. – Может быть, чувственное желание сменит любовь. Я верю, что если мужчина любит избранницу, то его близость с ней превратится в самое прекрасное, о чем мечтает каждая женщина. Ведь именно так задумано Природой.

Той же ночью Джоанна, одна в своей уютной спаленке, лежа на узкой девичьей кровати, думала о незнакомом мужчине, который вскоре завладеет ее телом. У нее не было зеркала, так что она не могла сказать, хороша ли она обнаженная, или нет. Однако, когда она пробежала руками сверху вниз по телу, ощутила, что кожа, как атлас, гладкая. Он, этот незнакомец, который станет ее мужем, положит ли он руки на ее обнаженные груди… вот так… и скользнут ли его руки по ее животу… вот так… к тому чуть выпуклому местечку между бедер, где растут золотые локончики. Сделает ли он это до того, как… и… нет!

– Нет. – Она перевернулась в постели, бросилась ничком, заглушая рыдания, чтобы никто, проходя мимо двери, ее не услышал. Лорд Криспин причинит ей боль. Он будет грубым и эгоистичным, как ее отец и его друзья. Ночь за ночью он будет упиваться ее послушным телом ради своего удовольствия, не думая о ней!

Она редко в своей жизни просила в молитвах хоть что-нибудь для себя. Ее обращения к небу были исполнены мольбы о покое души ее матери или царствия небесного ее покойной мачехе и мертворожденным детям этой страдалицы. Еще она молилась о выздоровлении Роэз, когда та болела, о дожде в засуху или о прощении за невинную девичью шалость. Но в эту ночь, впервые за свои четырнадцать лет, Джоанна пылко молилась за себя.

– Пожалуйста, – обращалась она в темноту, – пусть этот человек, с которым меня обручат, будет добрым и честным, чистым, здоровым и красивым. И пожалуйста… о, пожалуйста… пусть он полюбит меня всем сердцем, всегда будет со мной ласковым и никогда не ударит, не побьет меня и не причинит мне боли, исполняя обязанности супруга. И пусть проживем мы в мире и согласии до последнего вздоха.

Джоанна печалилась, думая о предстоящей свадьбе. Ведь она совсем не знала своего будущего мужа, даже не видела его; не представляла, чего можно от него ждать и сумеет ли она проявить силу воли, чтобы не поддаться отчаянию. Но Джоанна была настолько молода и невинна, что не знала: мольба иногда доходит до небес самым загадочным и непостижимым образом.

ГЛАВА 2

Многие из приглашенных собрались в Бэннингфорде еще до появления жениха, а сам лорд Криспин прибыл во владения Рэдалфа за два дня до свадьбы. С ним приехало совсем немного гостей. Он со своими спутниками вошел в замок, оставив распахнутыми двери, в проем которых ринулись сверкающие солнечные лучи. Но тяжелые двери тут же захлопнулись, и опять воцарился мрак.

Как всегда, в огромном зале было сыро и промозгло, хотя дышалось в нем легко из-за того, что Роэз предусмотрительно распорядилась набросать на пол свежий тростник и душистые травы. Однако ничто не могло привнести тепло и свет в каменный замок с узкими бойницами вместо окон. Не помогали ни факелы, вставленные в кольца вдоль стен, ни яростно ревущий в гигантском очаге огонь, ни многочисленные канделябры, в которых горели массивные восковые свечи.

Эти сияющие канделябры Роэз расставила на длинных столах. Золотистый свет, излучаемый ими, преобразил все вокруг: стали казаться ярче цвета нарядных тканей, заблестели меха, засверкали драгоценные камни и золото на фоне темно-серых стен. Можно было наконец разглядеть в полумраке зала лица гостей.

В этом колеблющемся волшебном свете винно-красный наряд Роэз мерцал тусклым пламенем, а золотое ожерелье вспыхнуло огнем. Синее платье Джоанны из тяжелого шелка оттеняло ее дивные голубые глаза. Простой золотой браслет на левом запястье, единственная память о покойной матери, был бы почти незаметен, если бы она время от времени не притрагивалась к нему дрожащими от волнения пальцами: браслет был для нее чем-то вроде талисмана. Прикосновение к золотому обручу успокаивало возбужденную Джоанну.

Первым из хафстонских гостей прибыл аббат Эмброуз, приходившийся лорду Криспину дядей. Он был братом его покойного отца и до последнего времени его опекуном. Рэдалф и Роэз почтительно встретили святого отца, стоя у входа. Рядом, как всегда, замер охранявший их Бэрд.

Взгляд Джоанны равнодушно скользил по лицам гостей, стремившихся представиться владельцам замка – барону Рэдалфу и его супруге. Ее глаза лихорадочно искали среди нарядной толпы своего нареченного. Понять, который из молодых гостей – он, было почти невозможно. Ее внимание привлекли трое юношей: по богатству и пышности наряда – люди явно знатные. Они, видимо, были знакомы и держались вместе.

Юноши появились на свадьбе, пышущие весельем и здоровьем, самоуверенные, гордые недавно свершившимся посвящением в рыцари. Джоанна во владениях своего отца привыкла к повадкам молодых рыцарей: они двигались уверенной походкой, слегка враскачку, вызывающе поглядывая на старших и окидывая наглыми взглядами каждую встретившуюся хорошенькую служанку. Эти трое были точно такими же. Ничего выдающегося, незнакомого в их облике не было – и Джоанна почувствовала себя увереннее.

Рэдалф, продолжая разговаривать с отцом Эмброузом, проводил его в зал. Роэз шла на шаг сзади них, а телохранитель Бэрд следовал за Рэдалфом… вечная тень. Самый высокий из молодых людей, кивнув Джоанне, поспешил по знаку отца Эмброуза догонять старших. Второй, худощавый, с острыми чертами лица и прямыми черными волосами, лукаво подмигнул Джоанне, которую оскорбила такая развязность незнакомца.

Однако третий юноша заворожил Джоанну. Он был поразительно красив: прямой нос, прекрасной формы подбородок, коротко остриженные темные кудрявые волосы. Его ясные серые глаза пристально смотрели на нее. Мимо них проходили гости, направляясь в сумрак огромного зала, но этот красавец не торопился. Он остановился и заговорил с Джоанной.

Она долго смотрела на него, и постепенно смолк окружающий их шум, исчезли люди… Ей показалось, что они остались вдвоем в какой-то далекой волшебной стране, они не могли оторвать глаз друг от друга. Их сердца и жизни слились воедино. Это были грезы Джоанны. Но она угадала: конечно, о, конечно, это и был ее жених, этот высокий, красивый юноша, чей холодный серебристо-серый взгляд потеплел и смягчился, когда они встретились. Как ей посчастливилось! Она может спокойно выходить за него, потому что ощутила в этом богоподобном юноше родственную душу. Как она это поняла, Джоанна не сумела бы объяснить, но знала, что не ошиблась, и душа ее возликовала…

– Прелестная моя леди. – Губы его изогнулись в улыбке, и Джоанна невольно улыбнулась ему в ответ. Как чутко он поступил, подождав, пока уйдут ее семья и его друзья, чтобы их первые слова были произнесены наедине.

– Милорд. – Она сделала ему реверанс и чуть было не вложила свою руку в его, когда раздался громоподобный голос отца:

– Джоанна, подойти сюда, я представлю тебя твоему нареченному!

Бросив отчаянный взгляд на избранника, Джоанна подчинилась, сама себе удивляясь. Где научилась она этому трепету ресниц, легкой сдержанной улыбке, которую мог заметить только он? Никогда в жизни она ни с кем не кокетничала, а тут все пришло к ней само собой. И теперь она знала, что он наблюдает за ней. Юноша шел по пятам, сопровождая ее, когда она пересекала зал. Джоанна чувствовала его присутствие, и ей представлялось, что она ведет его, а он последует за ней, куда она захочет. Это было удивительное, еще неизведанное ощущение, от которого кружилась голова. Она подняла на отца сияющие глаза, моля, чтобы у нее нашлась смелость поблагодарить его тут же, сейчас же, за мужа, которого он ей выбрал.

Но Роэз смотрела на нее испуганными глазами, а отец хмурился. Вернувшись с облаков мечты на землю, Джоанна содрогнулась, осознав свое заблуждение. Сердце ее упало, замер ликующий танец…

– Дочь, ты забываешь свои обязанности по отношению к нашим гостям, – сурово произнес Рэдалф.

– Без сомнения, это весьма волнующий момент для любой девицы. Следует простить ей растерянность. – Отец Эмброуз казался великодушным, но сейчас Джоанна почувствовала, что аббат не одобряет ее поведение.

Но что именно с ней случилось? Почему стало так трудно дышать? Почему так болезненно бьется сердце? Джоанна не смела даже мельком взглянуть на сероглазого молодого человека. Она стояла опустив глаза, сжав пальцами заветный браслет. Она истово молилась в надежде, что сероглазый рыцарь – ее нареченный. Но чуда не свершилось. Отец представил ее другому..

Рука, которая протянулась к ней и осторожно сжала ее пальцы, была большой, густо поросшей светлыми волосками.

– Миледи Джоанна.

Она со страхом подняла глаза и посмотрела на Криспина, барона Хафстонского. Он прижался губами к ее пальцам, а потом нежно поцеловал в щеку.

У него была приятная внешность, которая понравилась бы любой девушке: высокий, широкоплечий, белокурый и голубоглазый, с добрым румяным лицом. Не встретив сероглазого рыцаря, она была бы рада ему. Но так случилось, что на мгновенье она узрела свою мечту…

– А это мои лучшие друзья, – проговорил Криспин. Показав на стройного черноволосого юношу, он представил его: – Это Пирс, третий сын барона Стоуксбро. Так как ему приходится самому пробивать себе дорогу в этом мире, Пирс собирается стать одним из рыцарей моего дома, поэтому вы с ним вскоре хорошо познакомитесь. А этот кудрявый молодой человек – Элан, наследник барона Уортхэма. Когда мы покинем Бэннингфорд, он отправится на север помогать своему отцу отстаивать Уортхэм от набега шотландцев и диких камбрийцев.

– Так далеко? – Джоанна не в силах была сдержать свое разочарование и отчаянную тоску, охватившую ее. Она заметила, как что-то похожее на слезу блеснуло в глазах Элана. Что это, отклик на боль ее сердца? Лишь бы отец не заметил!

– Именно это я и сказал, когда услышал о дальнем путешествии, – порадовался Криспин, не замечая ее боли. – Но со временем мы с вами уедем еще дальше.

– Почему? – взорвался Рэдалф. – Ведь ваше главное владение Хафстон.

– Это верно, – мягко отозвался Криспин, – но у меня еще есть земли в Нормандии, которые отец давно не посещал. Он умер, так и не увидев их. Они требуют моего внимания. Я возьму вас с собой, Джоанна. Мы уедем в конце этой недели, сразу, как закончатся свадебные пиры. Еще я намерен совершить паломничество в Компостелу. Это в Испании. И вновь хочу, чтобы моя жена была рядом со мной.

– Я никогда еще не выезжала из Бэннингфорда, – сказала любознательная Джоанна, несмотря на всю свою сердечную муку. – Мне кажется, я буду рада посмотреть на мир.

– Счастлив слышать это, – улыбнулся ей Криспин, и невозмутимое лицо его потеплело. – Вы узнаете, что ваш будущий муж – человек набожный. Я собираюсь, когда через несколько лет мы вернемся в Хафстон, построить там новую большую и красивую часовню. Может быть, вы захотите вышить для нее алтарный покров. Мне говорили, что вы искусная швея.

– Через несколько лет? – воскликнул Рэдалф, откровенно встревоженный этими грандиозными замыслами. – А как же ваша жена, сэр? Неужели вы рискнете своим наследником? Ведь у нее может быть выкидыш, если вы подвергнете ее всем опасностям путешествия по морю и тяжелым горным дорогам. Молодожены должны оставаться дома, пока жена не произведет на свет по крайней мере двух сыновей!

– Уверяю вас, лорд Рэдалф, что я буду относиться к леди Джоанне с величайшей заботой, – заверил Криспин. – Я тоже понимаю, как важно иметь здорового наследника.

– Я беру на себя ответственность за то, что о вашей дочери будут хорошо заботиться, – торжественно объявил отец Эмброуз, – поскольку буду путешествовать с молодой четой сначала до Лондона, а затем до самой Нормандии.

– Полагаю, что вы тоже едете в Компостелу? – раздраженно спросил Рэдалф.

– Нет, на Сицилию, – возразил отец Эмброуз. – Я иду по стопам Аделарда Батского, этого блаженной памяти замечательного ученого. Если Бог пошлет мне, как Аделарду, спокойное путешествие, я проведу в Палермо несколько лет в научных трудах.

– Боже мой, – восхитилась Роэз, бросая опасливый взгляд на мужа, – столько путешествий. Как это заманчиво, Джоанна, я хочу обо всем услышать, когда ты вернешься. Рэдалф, дорогой мой, правда ведь, рассказы Джоанны о ее путешествиях будут нам чудесным развлечением, когда мы все вместе соберемся у огня холодными зимними вечерами? Сэр Элан, вы также могли бы навестить нас. Я уверена, что милорд Рэдалф с удовольствием послушает о ваших битвах с шотландцами и… как это вы сказали, катбринцами.

– Камбрийцами, – учтиво поправил ее Элан. Его глаза встретились с глазами Джоанны: теперь они выражали тоску и прощание с несбывшейся мечтой.

– Я не одобряю частые отлучки из родных пределов. – Голос Рэдалфа звучал непримиримо. – За исключением ежегодной сорокадневной службы королю или военной необходимости, барон обязан оставаться дома и охранять свой замок. Я думал, Криспин, что это и твой образ жизни. Странно из-за одной прихоти срываться с места, чтобы отправиться на край света! Особенно когда граф Честерский и его друзья с каждым днем становятся все более могущественными. А что касается других уэльских лордов, кто знает – что случится в будущем году или следующем за ним.

– Именно это говорит мне мой сенешаль[1] в Нормандии относительно моих тамошних владений, – отозвался Криспин, сохраняя неизменное добродушие. – Его тревога, как, думаю, и ваша, следствие того, что король наш стар и болен.

Они продолжали горячо спорить, каждый настаивая на своем. Криспин вежливо, но твердо доказывал необходимость покинуть Хафстон, а Рэдалф с каждой минутой раздражался все больше, потому что никак не мог убедить своего молодого собеседника изменить планы.

Джоанна перестала их слушать. Криспин крепко держал ее под руку, так что она вынуждена была оставаться рядом с ним. Все было готово к полуденному пиру: стояли накрытые белоснежными скатертями верхние столы,[2] украшенные серебрянными чашами и блюдами. Они мягко сияли в мерцании множества свечей. На нижних столах ждали пирующих простые подносы и тарелки, искусно сделанные из ломтей вчерашнего хлеба с выскребленным мякишем. Слуги носили кувшины с вином и сидром и еще высокие серебряные ковши с водой и тазики, а также льняные полотенца, чтобы гости могли вымыть перед едой руки. Джоанна замечала все эти старинные мелочи обряда с невольным любопытством хорошо выученной хозяйки замка. Затем она увидела, как Роэз отдавала распоряжения одному из слуг и как несколько других мужчин-гостей присоединились к обществу ее отца и Криспина. Но главное в ее сознании словно отдалилось от происходящего в зале. В этих далеких от всего окружающего мыслях она пыталась постигнуть: что же случилось с ней этим утром? Если бы ей дали право выбора, Джоанна, ни секунды не задумываясь, взяла в мужья Элана Уортхэмского. Но у нее не было выбора, и она должна подчиниться решению отца. Всю жизнь она была воспитана в повиновении ему. Ослушаться отца представлялось ей святотатством. Джоанна часто видела, как жестоко наказывали тех, кто отваживался нарушить планы Рэдалфа. Нет, она беспрекословно выйдет замуж за Криспина.

По крайней мере, они будут путешествовать. Джоанна давно мечтала о заморских странах, а теперь увидит их воочию. Она переплывет по Узкому морю в Нормандию и проследует путем паломников в загадочную роскошную Испанию, где живут сарацины. Возможно, она даже увидит самих сарацинов, в их легких развевающихся одеждах, верхом на горячих скакунах, или насладится зрелищем сказочных городов Мавритании. Прелести дальних странствий так зачаровали ее, что она почти готова была поверить в то, что хочет выйти за Криспина, пока не заметила, как пристально наблюдает за ней Элан. И тогда сердце ее мучительно сжалось и заманчивые мечты о путешествиях, о новой жизни за воротами Бэннингфордского замка рассыпались в прах.


– Что? Влюбился? – Пирс хлопнул Элана по плечу.

– Разве заметно? – Но не стоило даже пытаться скрывать что-то от Пирса. Глаз у него был острый, а соображал он мгновенно и схватывал самую суть.

– Мне это очевидно, – не задумываясь, ответил Пирс. – Но, кажется, Криспин еще ничего не заметил. Сейчас его душевные силы раздваиваются между невестой и стремлением сохранить самообладание при виде разгневанного барона Рэдалфа.

– Я скрою свои чувства от них обоих. Не буду огорчать ни Криспина, ни Джоанну. Не хочу, чтобы они чувствовали себя несчастными из-за меня.

– На твоем месте я бы остерегался отца леди, – посоветовал хитроумный Пирс. – Мне кажется, он обратил внимание на твой интерес к его дочери.

– Спасибо. – Элан вымученно улыбнулся и, стараясь выглядеть беззаботным, предложил: – Давай-ка есть и пить вино, празднуя грядущую свадьбу Криспина.

– Не пей слишком много – если вино вскружит тебе голову, выдашь ненароком что-нибудь сокровенное.

– Ты не был таким осторожным, пока не стал рыцарем, уважаемый сэр Пирс, – рассмеялся Элан.

– Здесь все происходит не так, как должно бы быть. Есть что-то неестественное в оголтелом стремлении Рэдалфа во что бы то ни стало удержать в Бэннингфорде дочь и будущего зятя. На самом же деле он разозлился из-за нетерпения Криспина поехать в Нормандию и несколько лет не возвращаться домой. Из того, что я пока видел, у меня не сложилось впечатления, что Рэдалф не хочет расставаться с дочерью по причине чрезмерной любви к ней.

– Кто смог бы не любить ее? – К счастью, слова Элана прозвучали так тихо, что никто, кроме Пирса, его не услышал. Он смотрел, как Криспин повел Джоанну за высокий стол. – Какая же она милая и прелестная. Погляди, как грациозно она движется, как сияет ее лицо, когда она улыбается. А ее волосы… Боже мой, эти изумительные золотые волосы!

– Берегись! – Голос Пирса был приглушен, но предостережение звучало ясно и отчетливо – оно сразу привело Элана в чувство.

– Попробую, – откликнулся он, беря Пирса под руку и направляясь с ним к столам. – Я всегда считал, что твои советы разумны. Послушаюсь тебя и сейчас.

Однако последовать благоразумному совету Пирса не удалось. В этот момент Криспин заметил друзей, и по его настоянию были принесены для них удобные сиденья, чтобы поместить обоих за высоким столом среди самых почетных гостей. Пирс оказался рядом с хорошенькой юной дворянкой, а Элан – с Джоанной.

Сначала она не решалась взглянуть на него, боясь, что он увидит, как дрожат ее руки. Она мало ела и лишь крепко сжимала ладонью правой руки браслет на левом запястье, надеясь на помощь своего талисмана. Отведя взгляд, она посмотрела на Криспина, который с удовольствием уплел мясной пирог, затем изрядный кусок жареной говядины, не обращая, казалось, никакого внимания на взволнованное состояние своей невесты.

– Надеюсь, леди Роэз не сердится на изменение мест, – заметил Криспин между двумя глотками. – Я не мог позволить, чтобы мои родственники сидели за нижним столом.

– Я и не знала, что молодые люди с вами в родстве. Я думала, они просто ваши друзья, – простодушно заметила Джоанна.

– Они больше, чем просто друзья. – Криспин приподнял серебряный кубок, чтобы слуга вновь наполнил его, и, отпив изрядно вина, продолжал свойственным ему приподнятым, торжественным тоном – Мы все трое состоим в двоюродном и троюродном родстве. Наши с Пирсом матери были сестрами, а дед Элана и мой были братьями. Разница в возрасте между нами всего несколько месяцев, и так случилось, что воспитывались мы в одном и том же замке. Мы вместе были пажами, потом оруженосцами и столько лет жили бок 6 бок, что сейчас больше похожи на братьев. Я надеюсь, что мы останемся в таких же прекрасных отношениях до конца жизни.

– Молю Бога, чтобы так и случилось, – проговорила Джоанна, давая про себя клятву никогда не делать ничего, способного нарушить эту редкую дружбу. Она запретила себе мечтать и тосковать об Элане. Она будет думать только о Криспине, своем нареченном, который даже при столь кратком знакомстве показался ей человеком серьезным и честным. Будущая жена должна уважать его и обязана хранить ему верность.

Однако во время пира ей волей-неволей пришлось разговаривать с Эланом: было бы глупо, если бы она сторонилась его. Когда Роэз, извинившись, встала из-за стола, чтобы проследить за ходом пиршества и оставила пустое место между Рэдалфом и Криспином, Рэдалф снова обратился к зятю, восхваляя преимущества жизни барона, остающегося дома, где он может легко справляться с неожиданно возникающими трудностями в своих владениях. Хорошо воспитанная Джоанна вступила в разговор с Эланом.

– Криспин – прекрасный человек, – отозвался Элан, восхищенно глядя на нее. – Он окажется преданным и любящим мужем. Будьте и вы так же благосклонны к нему.

– Я собираюсь стать такой женой, о какой он мечтал. – Она гордо вздернула подбородок; лицо ее стало холодным и отрешенным. – И я не буду мешать его необыкновенной дружбе с вами.

– Как странно, что Криспин женится первым из нас, – размышлял вслух Элан, – хотя это мы с Пирсом вечно бегали за девицами, а Криспин был к ним совершенно равнодушен.

Решив, что он нарочно старается рассердить ее, чтобы убедиться в сдержанности девушки, Джоанна ответила сухо и холодно:

– Я не считаю отсутствие ветрености недостатком моего жениха, скорее это достоинство.

– Я и не думал, что вы так мудро отнесетесь к поведению Криспина.

Чуткий Элан сразу ощутил ее тоску и душевное смятение, потому что испытывал то же самое. Ему до боли хотелось прикоснуться к Джоанне или хотя бы сказать ей что-то ласковое, подбодрить ее. Элан был уверен, что только благодаря ее самообладанию никто в огромном зале не заметил вспышку их мгновенного и неодолимого влечения друг к другу. Никто за исключением Пирса и, возможно, отца Эмброуза. Ну и, конечно, ее всевидящего отца. Но после брачной церемонии она будет уже не подвластна Рэдалфу, и гнев барона ее не коснется. Ему хотелось… О Боже, как же он ее хотел! Элан знавал и раньше прелестных женщин и наслаждался благосклонностью лучших из них, даже одной весьма известной высокопоставленной леди. К двоим из них он испытывал нечто похожее на любовь. Но никогда за все свои двадцать два года он не ощущал при встрече с женщиной такого сокрушительного чувства, говорящего, что она и есть вторая половина его души. И с той же ясной божественной верой, словно девушка произнесла это своим певучим голосом, его сердце услышало: Джоанну посетило такое же откровение – они созданы друг для друга. С горечью подумал он, что через день Джоанна будет навсегда принадлежать Криспину, его родственнику и другу.

Слыша громкий голос Рэдалфа, который срывался на крик, по мере того как разгорелся его спор с Криспином, Элан ощутил болезненный озноб, словно предчувствие приближающегося несчастья. Это ощущение заставило его сделать рискованный шаг, зная, что другой возможности выразить то, что переполняло его сердце, может и не представиться.

– Моя милая леди, не знаю, как это случилось, так внезапно и так неотвратимо, но отныне я навсегда предан вам и клянусь, что я ваш слуга до гроба. Если когда-нибудь я вам понадоблюсь, если что-то страшное произойдет в вашей жизни, стоит только послать мне весть, и я прилечу к вам на помощь.

– У меня будет муж, чтобы защитить меня. – Она отвечала резко, чтобы скрыть волнение. Ах, как бы ей хотелось, чтобы он промолчал. Слова его полны соблазна, поддерживая мечты, от которых ей следовало бы избавиться. Признание Элана прозвучало в тот самый момент, когда она поклялась предать забвению прекрасного юношу.

– Я даю это обещание не только вам, но и Криспину, – тихо промолвил Элан. – Он для меня больше, чем родственник, он еще и близкий друг. А после вашей свадьбы и вы станете через него моей дорогой родственницей. Сейчас трудные времена, леди Джоанна. Кто знает, что случится с нами в грядущие годы? У нас в Уортхэме большой гарнизон. Я уже сказал то же самое Криспину, но хочу, чтобы вы тоже знали. Повторяю: если я вам понадоблюсь, сам или со своими воинами, вам стоит только знак подать.

Пир кончился, гости начали расходиться. Днем приглашенных ожидала охота, которая будет длиться на протяжении долгих летних сумерек. Мужчины собирались группами, весело перекликались, назначая друг другу встречи в конюшнях или рощице за стенами замка. Элан встал и поддержал локоть Джоанны, помогая ей подняться из-за стола. С другой стороны Криспин отодвинул стул, продолжая говорить, вернее, слушать ее отца. Глаза Элана были устремлены на Джоанну, и ей следовало бы поблагодарить его за великодушное обещание помощи. Через несколько дней он уедет, уйдет из ее жизни на годы, а может быть, навсегда…

– Я благодарю вас за все, что вы так великодушно предложили мне, – сказала она, подавая ему руку. Он задержал ее чуть дольше, чем следовало, пока ее отец, хмурясь, не оказался рядом.

– Элан пообещал поддержку мне и моему мужу в годину бед, – объяснила ему Джоанна, надеясь предотвратить гнев необузданного Рэдалфа.

– Вооруженная поддержка – дело мужчин и женщин совершенно не касается, – возмутился неукротимый Рэдалф. – Если ему есть что предложить, пусть обращается к своему другу – Криспину.

– Я так и сделал. И обещаю такую же поддержку вам, милорд, – почтительно заверил Элан.

С поклоном он отошел от стола и присоединился к Пирсу, направлявшемуся к выходу.

– Молодой болван, – проворчал Рэдалф, сердито глядя вслед юноше.

– Элан иногда излишне порывист, – пытался защитить друга Криспин, – но он человек чести. На Элана всегда можно положиться, в любом самом опасном деле. Миледи Джоанна, не хотите ли поехать на сегодняшнюю охоту вместе со мной?

– С удовольствием, милорд. – Джоанна приняла предложенную руку и позволила проводить себя в небольшой зал, к подножию лестницы, которая вилась внутрь западной башни, где были расположены ее покои.

– Наденьте ваш охотничий наряд, – предложил Криспин своим серьезным тоном. – А я тоже сниму эти пышные шелка и облекусь в более удобную одежду. Вам нравится охотиться?

– Мне нравится скакать верхом, – ответила Джоанна. – Но у меня нет желания убивать ни в чем не повинных животных. Мне всегда жалко бедных, загнанных в ловушку зверей. – Она виновато замолчала, зная, что после каждой охоты отец бранил ее за то, что при виде трофеев, которыми так гордились стрелки, ей становилось плохо.

– Я вижу, что вы добрая и мягкосердечная леди, – заметил Криспин и, протянув ее руку, положил на свою широкую грудь. – Мне это по душе, так как я и сам не слишком увлекаюсь охотой. Я много видел лордов, которые получают болезненное наслаждение от жестокости охоты. Знаю, что охотиться необходимо… нам нужно добывать мясо, чтобы кормить своих подданных… но никогда я не буду пылать страстью к кровопролитной охоте на зверей.

Он прижал ее руку к своему сердцу так, чтобы она ощутила, как ровно оно бьется. Подняв на него встревоженные глаза, она надеялась испытать к нему хоть малую долю того неодолимого влечения, которое обжигало ее и толкало в объятия Элана. Как произошло, что при одном лишь виде Элана эта сладкая мука охватила ее в одно мгновенье? Как способно человеческое сердце с неумолимой силой рваться на части, не убивая… совсем?

Широко открытыми глазами она смотрела на Криспина, видя и не видя его. Он наклонил голову и коснулся губами ее губ. Они были теплыми и нежными. Это был приятный поцелуй, поцелуй милого брата, или дорогого друга, или близкого родственника. Криспин выпрямился и улыбнулся ей, а она продолжала удивленно смотреть на него, не в силах вымолвить ни слова.

– Я смутил вас? – спросил он. – Прошу прощения, если это так, но ничего предосудительного нет в том, что жених целует свою невесту. А вы гораздо прелестнее, чем я осмеливался надеяться.

– Нет, милорд, – прошептала Джоанна, оставляя его догадываться, хотела ли она сказать, что поцелуй ее смутил или что она не видит в этом ничего плохого.

– Так вы едете охотиться или нет? – требовательно обратился Рэдалф, подходя к ним. Верный Бэрд следовал за ним по пятам. – А поцелуи лучше приберечь до брачной ночи, – вскользь заметил бесцеремонный барон.

Джоанна почувствовала, как краска залила ее лицо. На одно мгновенье она забыла, что Криспин будет с ней делать, когда они поженятся. Она позволила себе, забыв о будущем, отнестись к нему просто как к приятному молодому человеку, с которым могла бы подружиться, но после грубоватых слов отца не могла поднять глаз на Криспина.

– Я сменю платье, – прошептала она и, приподняв тяжелые юбки, взбежала по лестнице в свою крохотную комнату, чтобы остаться одной.

Позже, когда они верхом на лошадях пробирались по лесу, окружавшему замок Бэннингфорд, Криспин снова приблизился к ней, ища поцелуя. Однако на этот раз с ним были Элан и Пирс.

– Я хочу, чтобы вы узнали моих дорогих друзей, как знаю их я, – сказал Криспин. – Я хочу, чтобы вы полюбили их.

Джоанна не могла искренне ответить ему. За восторженными словами Криспина, сказанными с лучшими намерениями, но растревожившими всех (по разным причинам), последовала напряженная тишина, которую прервал Пирс:

– Нас легко полюбить, леди Джоанна. Мы самые очаровательные молодые люди, которых вам доводилось встречать.

Оценив его непринужденный юмор, она рискнула посмотреть ему в лицо и увидела в его глазах редкое понимание, а также искреннее восхищение ею, и у нее отлегло от сердца, несмотря на присутствие Элана…

– Я не сомневаюсь, что скоро буду считать вас обоих братьями, – ответила она, окинув надменным взглядом не только Пирса, но и Элана. Джоанна сделала это намеренно, боясь, что заметят ее особую благосклонность к Элану.

– Любой сочтет великой честью быть с вами в родстве, леди Джоанна, – с чувством произнес Элан, чуть не лишив ее самообладания. Многозначительный намек, может быть, неясный его спутникам, но вполне понятный ей – имел в виду отнюдь не братское родство.

– Рога звучат, – предупредил Пирс. В его глазах, устремленных на Джоанну, затаилась симпатия. – Элан, давай присоединимся к охоте. Криспин, ты берешь свою леди с собой?

– Да, через минуту. – Криспин положил руку на поводья лошади Джоанны. – Вы поезжайте, а я хочу поговорить с моей леди наедине.

Когда друзья исчезли за деревьями, Криспин подъехал вплотную к Джоанне, не отпуская поводьев ее лошади.

– Я рад, что они оба понравились тебе, – сказал он. – Я доволен тем, какая ты милая и простая, и надеюсь, со временем мы станем друг другу ближе и роднее.

– Молюсь Всевышнему, чтобы все так и произошло, – пылко откликнулась Джоанна. – Я буду любить вас и только вас, милорд.

– Если вы не возражаете, я вас снова поцелую, – сказал Криспин. – Боюсь вас обидеть, но я хочу, чтобы вы испытали ласки настоящего мужчины. По-моему, следует начать постепенно; а я сомневаюсь, что вас когда-нибудь целовали до сегодняшнего дня.

– Это правда, милорд. Меня хорошо охраняли. – В надежде стереть в памяти образ прелестного лица Элана, возникший перед ее мысленным взором, она поглядела на красиво очерченный, чувственный рот Криспина. – Я всей душой жажду вашего поцелуя. Если хотите, можете обнять меня.

Он не мог не почувствовать, как сильно она дрожит. Ей казалось, что она сейчас свалится с лошади, так сотрясалась ее хрупкая фигура. Его сильные руки стали ей надежной опорой. Они крепко удерживали ее в седле. Снова его ласковые губы коснулись ее губ, не возбудив страстных желаний, а, напротив, дав ей забвение и покой. И еще благословенное ощущение, что он позаботится о ней и удержит от безумных порывов страсти к Элану. На Криспина она могла положиться. Его рот крепче прижался к ее губам, и под этим нежным давлением они приоткрылись. Дыхание его было чистым и теплым.

Когда они поцеловались, Джоанна подняла руку и коснулась его лица, ощущая разницу между гладкостью чуть выдающихся скул и шершавостью подбородка, покрытого золотистой щетинкой. Она обвела пальцем его губы, но, уловив, как у него перехватило дыхание, убрала руку.

– Простите. Это было слишком смело с моей стороны, но мне захотелось коснуться вас, – призналась она.

– Вы так невинны, дражайшая моя леди, я – счастлив. Надеюсь, что вы тоже.

– О да, милорд! Теперь я знаю, что отец выбрал мне самого лучшего и самого достойного из всех мужчин. Я буду гордиться тем, что я ваша жена.

– Слишком большая гордость греховна, – предостерег он, – но, по-моему, я понимаю, что вы хотите этим сказать, и благодарю вас. А теперь, думаю, нам пора ехать и присоединиться к остальным, иначе ваш подозрительный отец решит, что я так и не дождался брачной ночи.

Джоанна последовала за ним, твердо убежденная, что после такого нежного обхождения она не сможет думать ни о каком другом мужчине. В течение всей охоты она держалась около Криспина. Она была благодарна ему, когда он увел ее от убитого зверя, где Бэрд гордо стоял со своим длинным охотничьим ножом в запятнанной кровью одежде. Он красовался перед сидевшим на коне бароном Рэдалфом, выкрикивавшим ему свои неумеренные похвалы. На обратном пути Криспин ехал рядом с Джоанной так, что за его высокой фигурой и могучим конем она не могла видеть туши убитых животных, которых на особых палках несли в замок, чтобы разделать и приготовить кушанья к завтрашнему пиру.

С особым чувством умиротворения она сидела бок о бок с Криспином за легкой вечерней трапезой из холодного мяса, хлеба и сыра. И он снова отклонял требования ее отца остаться в Хафстоне и забыть о предполагаемом путешествии. Она почти не вслушивалась в слова отца; правая рука ее была продета под локоть Криспина, его ладонь накрывала ее пальцы. Ей начинало нравиться теплое прикосновение его стана к ее нежному телу.

Не обращая внимания на игры и танцы, которые молодые гости затеяли на открытом пространстве, окаймленном пиршественными столами, и даже на песни о любви и странствиях в исполнении знаменитого менестреля, нанятого Роэз, Джоанна оставалась все время с Криспином. Она изучала черты его лица во время его разговоров с отцом Эмброузом и Рэдалфом. Ее будущий муж был могучего сложения, с развитыми мускулами. Джоанна испугалась, что с возрастом он может стать тучным, но она проследит за тем, чтобы избежать этого, умело отучая его от чрезмерной еды и питья. Так поступала Роэз с отцом, но Джоанне подумалось, что ее заботы о Криспине окажутся успешнее, потому что он был мягче по характеру, чем Рэдалф. Он будет добрее со своей женой. Джоанна сделает Криспина счастливым, она поедет с ним, куда угодно, и будет вести его дом так, как он захочет. Когда он улыбнулся ей и глаза его засияли, она улыбнулась в ответ и на мгновенье прижалась щекой к плечу Криспина, наивно представляя себе, как проведет с ним долгую спокойную жизнь в полном согласии.

Когда с разрешения отца Криспин проводил ее в конце вечера до дверей ее комнаты, она приподняла лицо и нежно ответила на его долгий прощальный поцелуй. И не отшатнулась, когда его рука скользнула по ее плечу вниз и на миг остановилась на ее груди. Она не почувствовала ничего, кроме легкого смущения, которое быстро подавила, напомнив себе, что он имеет на это право. Криспин не злоупотреблял этим правом и ни к чему ее не принуждал. Он всего лишь распахнул перед ней дверь в ее комнату, торопливо прошептав «доброй ночи», и удалился. А девушка осталась в смятении, размышляя о противоположных чувствах, которые вызывали в ней столь разные мужчины, как Элан и Криспин. В полной растерянности долго стояла она, будучи не в состоянии сдвинуться с места, и лишь дрожала, обводя взглядом привычную комнату, пока наконец не нашла в себе силы снять платье и забраться в постель.

ГЛАВА 3

Поздним утром дня, предшествовавшего свадьбе, отец невесты и прочие близкие обсуждали условия брачного контракта. Но эта встреча уже не казалась столь необходимой. Приданое Джоанны и условия наследования владений Рэдалфа будущими детьми ее и Криспина были заранее обговорены тщательно и подробно.

– У меня нет сомнений, что вскоре в Англии начнется междоусобица, – поведал Рэдалф Криспину и отцу Эмброузу. Он пригласил жениха Джоанны и почтенного аббата в свои покои, чтобы беседовать без посторонних. Верный Бэрд остался охранять дверь снаружи, чтобы никто не потревожил господ.

– Мы все знаем, что на войне молодые люди подвергаются большой опасности: могут ранить или убить. Криспин, настаиваю, чтобы в случае твоей безвременной смерти именно я стал бы опекуном твоих малолетних детей и управителем земель от их имени. Я хочу, чтобы это было записано в брачном контракте, то есть имело бы всю силу закона.

– Дядя Эмброуз мой ближайший родственник и всегда с рвением отстаивал мои интересы, – возразил Криспин, тепло поглядев на аббата. – Смею надеяться, что он возьмет на себя опекунство над моими детьми, если произойдет, не дай Бог, несчастье.

– Я не оспариваю права отца Эмброуза исполнять эти святые обязанности, – поспешил сказать Рэдалф, – он однажды с честью выполнил свой долг, придя на помощь тебе в тяжелые времена. Но будем честны друг с другом. Почтенный аббат намного старше меня, и поэтому слишком мала надежда, что он доживет до совершеннолетия твоих детей. Кроме того, отец Эмброуз собирается на несколько лет оставить Англию. Я же доказал, что достойно управляю своими землями и замком и сумею, если понадобится, силой защитить Хафстон. И я всегда буду рядом – в Бэннингфорде.

– Тогда есть Элан, мой ближайший родственник после Эмброуза, – отвечал на пылкие притязания Рэдалфа Криспин со свойственной ему сдержанностью. – Он молод, энергичен и добр. Элан будет отличным опекуном моим детям.

– Но ведь ваше родство слишком отдаленное, – не унимался разъяренный Рэдалф. – У вас с Эланом лишь общий прадед, то есть твоим детям он доводится двоюродным прапрадедом, в то время как я буду им дедом, а они прямыми наследниками моих земель. Да и живет Элан на севере, а мои земли граничат с твоими, так что я буду поблизости, чтобы наблюдать за ними. Даже если с тобой случится несчастье, я возьму их в свой дом, чтобы они жили со мной до тех пор, пока не достигнут совершеннолетия.

– То, что вы говорите, верно, и вы очень добры, сэр, что подумали об этом. – Казалось, Криспин серьезно задумался над доводами Рэдалфа.

– Я не мог бы больше сделать для моей собственной плоти и крови, – искренне отозвался на лестные слова Криспина Рэдалф, – но кто лучше меня будет заботиться о благе моих родных внуков?

– Хотя у нас есть согласие короля Генриха на наследование Хафстона, – откликнулся отец Эмброуз, – кто знает, что может случиться, когда умрет король? Вы правы, Рэдалф, понадобится сильная рука, чтобы защитить детей Криспина. Я скажу нотариусам, – пообещал Эмброуз. – Они занесут этот новый пункт в брачный договор, и мы вечером его еще раз обсудим. По-моему, это хорошая мысль, Рэдалф, верный способ защитить ваших внуков.

– Я старался все предусмотреть, – самодовольно заметил Рэдалф.

Несколько позже Криспин рассказал Пирсу об изменениях в брачном контракте.

– Я не понимаю, – озадаченно промолвил Пирс. – Ведь Рэдалф старше, так что более вероятно, что он умрет раньше тебя.

– Он уверен, что, когда не станет короля, начнется война и мне придется в ней участвовать, – ответил Криспин. – В любом случае это всего лишь крайняя мера предосторожности, и дядя Эмброуз согласился на предложение Рэдалфа и даже дополнил его.

– Уверен, что за настойчивостью барона скрывается что-то еще, пока нам неведомое, – настаивал Пирс.

– Мне кажется, Рэдалфу не слишком понравился Элан, – сказал Криспин. – Может быть, он имел в виду исключить Элана как возможного опекуна моих наследников. Но, знаешь ли, доводы его убедительны. Думаю, будет лучше, чтобы за детьми присматривал их дед, который к тому же является ближайшим соседом. Элан же вынужден жить намного дальше от Хафстона из-за своих собственных дел. Эмброуз так же, как и я, понял, что в суждениях Рэдалфа есть смысл.

– Тогда Эмброуз так же наивен и бесхитростен, как и ты, – с грустью заключил Пирс.


Пока отец и будущий муж обсуждали условия брачного договора, Джоанна гуляла в своем укромном, полном зелени и цветов садике около внутренней стены башни. Это был один из самых любимых ее уголков. Воздух там всегда был чистым и легким. Летом сад был наполнен ароматами лилий, роз, лаванды, тмина и других душистых трав. В замке, где главенствовали воины, равнодушные ко всему прекрасному, этот цветущий садик был оазисом красоты и отдохновения. Джоанна проводила в нем много времени, особенно в солнечные дни. Вместе с Роэз они бережно ухаживали за растениями: пропалывая, подрезая, собирая особые травы. Например, сегодня они понадобились повару как приправа к блюдам для свадебного пира.

Джоанна прощалась с любимым садом, цветами и растениями, с которыми провела лучшие часы своего детства и юности. После завтрашних торжеств вряд ли у нее найдется время перед отбытием из Бэннингфорда побыть в этом рукотворном маленьком раю, срезая укроп и розмарин, наполняя изящную корзиночку благоухающей мятой. Ей будет не хватать этого зеленого женственного царства. Пройдет несколько лет, прежде чем она сможет развести такой же в Хафстоне. Она задумалась, есть ли хотя бы отдаленно похожий садик в нормандском поместье Криспина.

Мысль о Криспине в саду, напоенном чувственными запахами роз, лаванды и лилий, заставила ее вернуться к постижению новых, проснувшихся в ней страстных ощущений. Ее влекло к Элану, и это неудержимое влечение пугало юную красавицу и глубоко огорчало. Она снова и снова заклинала себя, что не может мечтать об Элане. Она должна думать только о Криспине, который нравился ей и своей наружностью, и спокойным, уравновешенным характером. Она должна подчиниться воле отца и выйти замуж за Криспина. Рэдалф не позволит ей отказаться от этого брака. Если она попытается воспротивиться, наказание последует немедленно и будет страшным. А если Рэдалф уж очень разгневается, жестоко достанется и Роэз как соучастнице.

За спиной ее стукнула калитка сада, затем послышался скрип гравия. Приближающиеся шаги были тяжелее и тверже, чем у Роэз. Подумав, что это может быть Криспин, который пришел рассказать ей, что его дела с будущим тестем завершены, она с улыбкой обернулась навстречу жениху. Джоанна хотела пригласить его посидеть с ней на каменной скамеечке в уголке и поболтать, пока она работает. Он, наверное, расскажет ей о своем предполагаемом паломничестве в Испанию. Но приветливая улыбка замерла на ее устах и исчезла при виде того, кто нарушил ее уединение. Того, кого она словно вызвала из заповедных глубин своего сердца.

– Миледи, милая Джоанна. – Элан тяжко вздохнул. – Простите меня. Я не должен был сюда приходить. Я сейчас уйду. – Но он не сдвинулся с места. Его глаза встретились с глазами Джоанны и безмолвно говорили ей о его великой любви. Но вслух он не отважился бы произнести их. Она интуитивно поняла, что Элан борется с собой и жаждет остаться, но честь требует, чтобы он удалился.

– Почему вы пришли? – воскликнула она и тут же прикусила губу, жалея, что спросила.

– Вы знаете почему. – «Потому что я не могу оставаться вдали от вас», – Джоанна разгадала это признание, словно оно было произнесено вслух.

– Я не могу… вы не должны… – Она замолчала, пытаясь сдержать подступившие слезы.

– Никогда в жизни я не переступлю запретную черту, – прозвучало в ответ.

Их разделял зеленый кустарник, они стояли и просто глядели друг на друга. Она старалась до мелочей запомнить его лицо и фигуру. Его дивный образ должен навсегда остаться в ее сознании без всякой надежды на забвение. Тела их невольно наклонились вперед, не в силах сдержать натиска неведомой силы, влекущей их друг к другу, и если Элан с огромным напряжением спрятал руки за спину, то Джоанна подняла свою руку и протянула к нему, словно хватаясь за самою жизнь.

– Почему так случилось? – вскричала она, испытывая невообразимые муки, сравнимые только с пытками. – Почему я увидела вас перед тем, как встретиться с ним? Если бы я узнала и полюбила Криспина первого, мы бы сейчас не страдали.

– Вы ошибаетесь, мое сокровище, – проговорил он, делая шаг вперед, – наши чувства предопределены свыше. Это – судьба. Было бы в тысячу раз хуже, если бы мы встретились, когда вы уже поженились и вы были не наивной девочкой, а женщиной, знающей, что такое близость между мужчиной и женщиной. Но я знаю, что не существует преград для нашей страсти. Только ваша невинность и любовь, которую я питаю к Криспину, удерживают меня от безумных поступков. Если бы вы не были непорочной девственницей, я не уверен, что смог бы сдержать бушующую во мне страсть. А теперь… – Он безнадежно махнул рукой и замолк.

– Я понимаю, то, что вы сейчас сказали, нехорошо, даже греховно, – прошептала она. – Ни один мужчина не должен испытывать желания к невесте или жене своего ближнего. Порядочная женщина не может желать никого, кроме мужчины, с которым она соединена узами брака. И все же чувство к вам в моем сердце глубоко, чисто и искренне. – Она истово стукнула себя по груди стиснутым кулачком.

– Верно. – Голос Элана звучал печально. – Я чувствую то же самое.

– Мне нравится Криспин, – убеждала себя Джоанна, словно и не слышала его слов. – Он будет мне добрым и ласковым мужем.

– Обязательно будет, но, однако, Криспин никогда не взволнует вашего сердца, не разбудит вашего божественного тела, как я; но будет вам преданным мужем, надежным покровителем, защитником вас и… ваших детей. – Голос его прервался, задрожал, и Элан умолк.

Джоанна ничего не могла поделать с собой. Слишком юная и неопытная, чтобы понять, что же так влечет ее к Элану, она выронила корзинку с травами и протянула ему обе руки.

– Пожалуйста, – шептала она, – пожалуйста. Он сделал шаг ближе, так близко, что она ощутила жар его тела. Она еле сдерживала рыдание, у нее перехватило горло. Грудь сжали железные тиски. Она не могла смириться с несправедливостью жизни. Джоанна испугалась, что не перенесет этих мук и ее истерзанное сердце остановится…

И вдруг она очутилась в его крепких объятиях, их губы слились в поцелуе. Казалось, ослепительная молния пронзила ее и в ушах зазвучал оглушительный гром. Это походило на благословение небес, высших сил.

До сих пор Элан сдерживал бушевавшие в нем чувства, но в эти мгновения он потерял самообладание. Элан жадно приник к ее рту, пытаясь раскрыть лепестки ее губ. Она отвечала пылко и страстно, прильнув к нему всем своим юным телом.

Ее невинный отклик на овладевшую им неистовую страсть привел его в чувство. Оторвав от нее губы, Элан положил руку ей на плечи, оттолкнув от себя, и придержал, когда она рвалась снова прильнуть к нему.

– Господи Боже! – прошептал он, видя ее заалевшие припухлые губы и полные слез глаза. – Джоанна, что я с вами сделал?

Он заметил, как содрогнулось ее сладостное тело, этот хрупкий драгоценный сосуд, в который он жаждал излить себя.

– Это не ваша вина, – продолжал он. – Вам только четырнадцать лет, и вы наивны, как дитя, а я на семь лет старше. Я должен был понимать, что происходит с нами, и сдержать свой чувственный порыв.

– Я женщина. – Она заплакала. – Завтра в это же время я уже буду замужем, и мой муж старше меня тоже на семь лет.

– Увы, и завтра ночью вы ляжете в постель Криспина, а не в мою. – И когда она задохнулась от жестокой правды, сказанной Эланом, он нанес ей еще один удар. – Завтра ночью я умру от тоски и горького сознания, что никогда не смогу обладать вами. Но сейчас клянусь вам, Джоанна, я больше не коснусь того, что по праву принадлежит Криспину. И вы не найдете меня в Хафстоне, пока не минет много лет и я смогу наконец видеть в вас только доброго друга.

Ни один из них не промолвил больше ни слова. Все было сказано. Он, пятясь, медленно отошел от нее, пока не уперся в калитку. Еще мгновенье он постоял, пожирая ее глазами, а она оставалась поникшая, потерянная, и слезы текли по ее щекам.

– Вы моя единственная любовь. – Эти произнесенные шепотом слова витали в душистом воздухе сада еще долгое время после того, как он ее покинул…


Роэз была единственной спасительницей Джоанны весь длинный день и вечер накануне свадьбы. Она не могла помешать тому, что Джоанне пришлось сидеть рядом с Криспином во время пиршества, затянувшегося с позднего утра почти до вечера. Но как только мужчины начали подниматься из-за стола, Роэз проявила свою власть хозяйки замка.

– Милорд, – обратилась она к Рэдалфу, – свадебное платье Джоанны еще надо кое-где дошить. А потом придет время купать ее и готовить к завтрашнему утру, поэтому я прошу вас разрешить ей и мне не участвовать в охоте и отпустить Джоанну с вечерней трапезы. Ей надо сегодня пораньше лечь спать.

Властность тона и серьезность причин, изложенных Роэз, к счастью, не разгневали Рэдалфа, и он согласился с женой.

– Да, – с обычной грубоватостью заметил он, – Джоанна выглядит слишком бледной и усталой, чтобы понравиться жениху. Дай ей какого-нибудь травяного отвара, чтобы она хорошенько выспалась, потому что не сомневаюсь, завтра ночью ей спать не придется вовсе с таким молодым и сильным мужчиной, как Криспин. А ты, дочь, – он ухватил Джоанну за подбородок и заставил посмотреть на себя, – не забывай, что я тебе сказал. Я надеюсь, что ночью не будет ни слез, ни жеманства, ни дрожи, когда молодой муж приблизится к тебе. Ты сделаешь все, что он захочет, и подаришь мне внука как можно скорее.

Когда женщины покинули зал, Рэдалф и его телохранитель Бэрд направились вслед за гостями, которые спешили взнуздать лошадей, чтобы ехать на охоту.

– Этот парень, Элан, вас не любит, – очень тихо произнес Бэрд. – Он так поглядел на вас, словно хотел заколоть на месте.

– Ты это тоже заметил? – с довольным видом отозвался Рэдалф. – А заметил, Бэрд, как похотливо смотрит он на мою дочь?

– Хорошо, что она так скоро окажется замужем, – размышлял вслух Бэрд. – Через несколько дней празднества закончатся и мы распрощаемся с Эланом из Уортхэма и проводим его туда, откуда он пришел.

– Согласен, – произнес Рэдалф, – туда, откуда пришел. Я рад, что больше его не увижу. Он единственный может нарушить все мои замыслы.


На самом деле свадебные одежды Джоанны были полностью дошиты, это было лишь предлогом, чтобы удалить ее от мужчин. У Роэз хватало жизненной мудрости, и она слишком хорошо знала Джоанну, чтобы понять: ее падчерица глубоко взволнована и ей страшно.

День они провели в комнате Джоанны, лакомясь подслащенным вином с пряностями. После семи лет брака с Рэдалфом Роэз хорошо освоила искусство проникать в сокровенные тайны людей. Ей не понадобилось много времени, чтобы выведать у Джоанны историю ее запретной любви.

– Может быть, то, что ты чувствуешь к Элану, всего лишь протест против того, что неизбежно произойдет завтра ночью, – предположила Роэз. – Если все твои мысли поглощены Эланом, для тебя недоступном, перестань думать и о Криспине, и о том, что предстоит пережить в брачную ночь.

– Но мне очень нравится Криспин, – заупрямилась Джоанна. – Если бы Элан не приехал в Бэннингфорд, я с радостью вышла бы замуж за Криспина, и, думаю, мы были бы до конца жизни счастливы друг с другом. Когда Криспин целует меня, я чувствую себя тепло и уютно, и он мне даже приятен. Но когда меня целует Элан…

– Он тебя поцеловал? – встревожилась Роэз.

– Сегодня утром в моем любимом садике с душистыми травами, – призналась Джоанна. Она была довольна тем, что смогла поделиться с Роэз поступком, тяготившим ее чистую совесть.

– И он осмелился?! – Роэз так ужаснулась смелости юноши, что Джоанна стала бояться, не расскажет ли она обо всем Рэдалфу.

– Это был всего лишь один поцелуй. – Джоанна не могла понять выражения лица Роэз, но тревога, что рассказанное ею станет известно отцу, быстро рассеялась.

– Я не должна была оставлять тебя ни на минуту, – каялась Роэз. – Если Рэдалф об этом узнает…

– Он не узнает, если ты сохранишь мою тайну, – поторопилась сказать Джоанна, уверенная теперь, что Роэз ничего не расскажет. – После этого поцелуя он больше не прикоснулся ко мне. Более того, он поклялся, что больше никогда в жизни не повторится ничего подобного.

– Что ты ощутила, когда он тебя поцеловал? Джоанна никогда не видела свою мачеху в таком состоянии. Она выглядела испуганной, растерянной и встревоженной.

– Это было как вспышка молнии ослепительной красоты, – объяснила Джоанна, вновь переживая незабываемую сладостность этого первого в ее жизни поцелуя. – Словно наши сердца слились воедино и больше никогда не разъединятся.

Роэз поднялась с табурета, на котором сидела, и, подойдя к бойнице, служившей окном, выглянула наружу. К изумлению девушки, она заплакала. Джоанна никогда не видела, чтобы ее уравновешенная мачеха плакала.

– Ради Бога, прости, что расстроила тебя, – воскликнула Джоанна, обнимая Роэз. – Мне не надо было рассказывать тебе об этом.

– Как бы мне хотелось, – мечтательно заговорила Роэз, продолжая глядеть на деревья у подножия башни, – чтобы когда-нибудь появился на этой дороге мужчина, который поцелует меня так, что мое сердце запылает. Чтобы хоть раз ко мне отнеслись с нежностью, чтобы хоть раз… в жизни… почувствовать себя… любимой…

– Чего хочу я, – тихо сказала Джоанна, ничего не скрывая, говоря то, о чем не осмеливалась даже думать, – это чтобы Элан снова так же поцеловал меня, обнял и крепко прижал к себе, как тогда в саду. Но я знаю: теперь это только мечты, которым больше не сбыться.

– Интересно бы знать, кому из нас больше не повезло, – заметила Роэз. – Ты хотя бы сможешь покинуть замок Бэннингфорд. – Она с трудом сдержала слезы и решительно вытерла глаза и щеки. – Нам следует прекратить предаваться этим несбыточным мечтам и снова стать разумными женщинами. Не бойся, я никому не расскажу о твоей тайне. А теперь давай спустимся в купальню. Я велела слугам нагреть большую бочку воды, так что полежим в ней и смоем нашу печаль. Все уехали на охоту, и мы будем совсем одни. А когда закончим купаться, вернемся сюда, и я буду расчесывать твои золотые кудри, пока они не высохнут. Потом я распоряжусь, чтобы тебе принесли ужин в комнату. Мне придется сидеть рядом с Рэдалфом, но тебе в этот вечер разрешается ужинать одной. Так что ты не увидишь ни одного из мужчин, которые так тебя тревожат: ни твоего отца, ни Элана, ни Криспина. Как следует отдохнешь ночью и утром будешь чувствовать себя бодрой и сильной, чтобы одолеть все, полагающееся будущей жене, и стать женщиной.

– Ты так добра ко мне. – Джоанна поцеловала мачеху и смахнула слезы с глаз.

В конце дня, когда служанка собиралась отнести ужин в комнату Джоанны, Роэз сама приготовила ей кувшинчик вина. В него добавила настои трав, которые, она знала, погрузят девушку в глубокий и освежающий сон. Без них Джоанна провела бы бессонную ночь в тревоге и смятении до рассвета. Позже в большом зале, когда Рэдалф стал пенять жене за отсутствие дочери, Роэз шепнула ему о том, что сделала, он одобрил ее.

– Ты умница, Роэз, – сказал он, откидываясь в своем высоком кресле. Протянув огромную мозолистую руку, он похлопал ее по округлому бедру, задрав шелковое платье. Рэдалф не обращал никакого внимания на то, как он на людях грубо ласкает жену. – Да, славная бабенка. Сегодня я буду спать с тобой.

И Роэз улыбнулась ему, как делала всегда, и попыталась выглядеть так, словно его пошлые слова и низменные ласки были настоящей радостью.

ГЛАВА 4

Свадебный наряд Джоанны был выполнен так, чтобы оттенить ее белокурые блестящие волосы и голубоглазую красоту. Нижнее платье с длинными рукавами было сшито из мягкого легкого шелка золотого цвета, такого бледного, что он напоминал зимнее солнечное утро. Поверх него она надела роскошное верхнее платье-пелиссу – одежду, введенную в Англии несколькими годами раньше дочерью короля Генриха Матильдой, вдовой императора Священной Римской империи. Она вернулась ко двору отца и привезла с собой новейшие моды с континента. У доходившего до колен зеленовато-синего шелкового убранства Джоанны были короткие рукавички, края их, как и подол, были расшиты золотом. Тонкая талия была туго перетянута золотым поясом, из-под которого нарядная пелисса расходилась жестким раструбом над мягкой тканью нижнего платья.

Голову Джоанны покрывала прозрачная бледно-розовая вуаль. Литой золотой обруч едва удерживал водопад золотых кудрей, ниспадающих ниже талии.

Роэз, бывшая выше ростом и худее падчерицы, оделась также роскошно. Ее темно-каштановые волосы удачно гармонировали со сверкающей золотой пелиссой и зеленым нижним платьем. Под золотым обручем они были заплетены в косу и, как подобало благородной даме, прикрыты золотой сеткой.

Многие из прибывших на свадьбу женщин были модно и со вкусом одеты, хотя некоторые более старшего возраста леди все еще предпочитали свободные платья и шали в стиле первой жены Генриха. Большинство мужчин облачились в туники и длинные чулки. На всех гостях было надето столько драгоценностей, сколько они могли себе позволить. Туника Криспина была сине-зеленого цвета, почти точно такого же оттенка, как пелисса Джоанны. По словам Роэз, это было счастливым совпадением. Пирс был одет в темно-красную тунику, а Элан – в темно-зеленую. Даже наряд отца Эмброуза отличался великолепием, изобилуя золотом и драгоценными камнями. Вся эта сверкающая толпа, собравшаяся в темноватом зале на самую важную церемонию дня (чтение и подписание брачного договора), являла собой блистательное зрелище роскошных одежд и ярких красок.

Почти весь день своей свадьбы Джоанна провела в каком-то оцепенении и тумане. Она позволила Роэз и служанкам одевать себя и украшать, словно была неживой куклой. Она шла туда, куда ей велели, стояла и садилась, как ей приказывали. Только позднее осознала она, что не испытывала волнения, которого ожидала, зная, что привлечет всеобщее внимание. Она лишь смутно могла припомнить размеренное чтение брачного договора. Отец Эмброуз произносил слова медленно, чтобы приглашенные могли услышать и понять все его условия. Она не помнила, как подписывала свое имя под ним и как подписали его Криспин, Рэдалф и другие свидетели. Точно так же не запечатлелся в ее памяти торжественный момент, когда Рэдалф победоносно поднял этот договор над головой, чтобы все видели самый важный момент, когда она по праву стала женой Криспина. Но до конца своей жизни она могла оживать в памяти покой и тепло, которые ощутила, когда Криспин взял ее за руку и улыбнулся ей и они направились из огромного зала в замковую часовню выслушать мессу и получить благословение святых отцов.

После того как месса закончилась, осталось завершить еще только одно серьезное дело, чтобы брак стал окончательно законным. Но время для этого настанет лишь после долгого пиршества и развлечений. Джоанна сидела за верхним столом, рядом с Криспином, позволив ему держать себя за руку и улыбаясь. И все это время она думала о грядущей ночи и осуществлении супружеских обязанностей, которое и станет завершением свадебного обряда.

По мере того как день медленно близился к концу и подкрадывалась ночь, ее оцепенение постепенно проходило, и она начала сознавать, что происходит вокруг нее. Джоанна заметила Элана и Пирса, разговаривающих с двумя молодыми леди. Обратила внимание на то, что Роэз отдает распоряжения слугам. Услышала даже, как отец делится советами с Криспином.

– Просто подуй ей разок или два в ухо, чтобы она возбудилась, – наставлял Рэдалф своего зятя громче, чем следовало, – и действуй. Мне нужен внук, а тебе наследник.

Когда кто-то из гостей обратился к Рэдалфу и тем отвлек его, Криспин поглядел в ее сторону. Видимо, он заметил смущение Джоанны из-за непристойных слов отца, и его пальцы нежно сжали ее узкую ладонь.

– Все будущие мужья и жены волнуются в свою первую брачную ночь, – сказал он. – Тебе не надо бояться меня, Джоанна. Я постараюсь сделать все, чтобы тебе было хорошо.

– Я не боюсь, милорд. Мне рассказали, что должно произойти. А после Роэз отец прочел мне целое наставление. Я знаю, в чем состоит мой долг. – Она грустно улыбнулась. – Я должна как можно быстрее родить сына, а после него еще столько детей, сколько смогу, чтобы иметь хотя бы одного законного наследника, который доживет до совершеннолетия и получит ваши земли и земли моего отца.

– Этот набор ваших обязанностей звучит так бездушно и сухо, моя прелестная леди. – Ясный, открытый и чистый взгляд Криспина был устремлен на нее, Он говорил тихо, ласковым голосом. – Я часто думал, как трудно должно быть женщине, когда она не может выбрать себе мужа по любви.

– У меня нет возражений против выбора, который сделал мой отец, – кротко ответила она, подумав, что если бы могла выбирать, то провела бы эту ночь не с Криспином, а с его родственником и другом Эланом. Настолько честной Джоанна быть не отважилась, так что выразила свои мысли в словах одобрения, которые, ей казалось, надеялся услышать Криспин. – Я постараюсь быть вам хорошей женой, милорд. Я хочу угождать вам во всем.

– Вы уже делаете это. – Он обнял ее за плечи и осторожно поцеловал в губы.

Гости бурно приветствовали поцелуй Криспина. Она откликнулась жениху с пылкостью невинной девочки.

Однако когда Криспин оторвался от ее губ и Джоанна смогла оглядеться, первым, кого она увидела, был Элан. Он стоял неподалеку от нее около одного из столов, и лицо его было ярко освещено находившимся прямо перед ним канделябром. Губы его были крепко сжаты, лицо исказила душевная боль, глаза полны тоски и желания. Он неотрывно смотрел на нее.

Джоанне хотелось закричать, заплакать от нестерпимой муки, стучать кулаками по столу, излить свои страдания перед всеми. Но ничего этого она не сделала. Она была слишком хорошо вышколена, чтобы дать волю своим чувствам перед отцом и гостями. Все, что она сделала, это повернулась к Криспину и поцеловала его прямо в губы так крепко, как только смогла. Затем, смущенная своей смелостью, уткнулась лицом в его широкое плечо. Раздался смех, все захлопали в ладоши. Она снова почувствовала, как Криспин обнял ее и его большая теплая рука погладила ее волосы.

– Все хорошо, – прошептал он, – моя бедная испуганная девочка. Тебе не будет ни больно, ни стыдно, я обещаю тебе.

– Вы такой хороший и добрый, – проговорила она, жалея, что не способна прийти в его постель с открытым и свободным сердцем.


Обряд брачной ночи шел по привычным законам. Женщины отвели Джоанну в покой, где им с Криспином надлежало начать их совместную жизнь. Там под руководством Роэз они раздели Джоанну и быстро выкупали. Едва они успели закончить, как в дверь постучали. Роэз открыла дверь, и вошли мужчины, толкая перед собой обнаженного Криспина. Отец Эмброуз, все еще облаченный в свои роскошные зеленые с золотом одежды, был среди вошедших. Он наспех благословил брачное ложе и прочел молитву, испрашивая согласия детей соединить свои жизни. Взяв руки Криспина и Джоанны в свои, отец Эмброуз соединил их и велел Криспину поцеловать невесту. Криспин выполнил настояния святого отца лишь отчасти, ухитрившись не коснуться ни единой частицы ее тела, кроме губ.

– Зятек, тебе надо поработать получше, – радостно вскричал Рэдалф, в полном восторге от удачного завершения своих тщательно задуманных авантюр. – Не забудь мой совет.

С шутками, смехом и советами, которые в любое другое время показались бы непристойными, новобрачных уложили в постель и задернули занавески.

Для Элана эта часть свадьбы была самой ужасной за весь долгий несчастный день. Он не мог отвести глаз от обнаженного тела Джоанны, такого девически тонкого, с гладкой кожей и только наливающейся грудью с розовыми уголками, похожими на колокольчики… А ее волосы… этот роскошный струящийся водопад чистого золота, спадавший по спине ниже талии. Этот образ его возлюбленной, впервые увиденной без одежды, останется с Эланом до смерти.

Она увидела, что он смотрит на нее, и вся вспыхнула, но он не отрывал взгляда, пока тяжелый голубой полог не задернули, постепенно скрыв от него это видение. В последний момент глаза Джоанны встретились с его взглядом, и ему показалось, что он увидел в них мольбу, страх и желание чего-то иного, прекрасного, совсем не того, что устроил для нее отец.

Он повторял себе, что он глупец, что любая невинная девушка испытывает страх в первую брачную ночь, особенно если спальня полна постороннего пьяного люда, отпускающего сальные шутки. Он надеялся, что Криспин будет с ней ласков. Элану подумалось, что так оно и будет. Его двоюродный брат не проявлял страсти в отношении с женщинами и, вероятнее всего, не захочет торопить события и принуждать жену силой. Криспин не станет запугивать юную девушку. Его доброе сердце оставалось теперь единственным, за что Элан мог благодарить Бога.

А сам он мог только пожелать им всего доброго и уехать до того, как скажет или сделает что-то, о чем потом все они пожалеют. Остальные гости тоже собирались покинуть Бэннингфорд. Во время многих свадеб гости оставались в брачном покое, продолжая праздновать, пить и есть, пока за пологом постели происходил завершающий акт. Однако небольшие размеры комнат в замке Рэдалфа, к счастью, помешали этому. Не все могли поместиться в брачном покое. Желающие быть свидетелями превращения девушки в женщину застряли в дверях и заполонили лестницу так, что не могли шевельнуться. Проследив, чтобы новобрачную чету уложили в постель, как тому следует быть, гости должны были вернуться в большой зал, где всем хватало места.

Именно тогда Элан покинул празднование: во время суматохи, когда все выбирались из брачного покоя и спускались по забитой людьми лестнице, он просто спрыгнул с открытой стороны ступенек вниз в зал. Потом, прихватив с собой большой кувшин лучшего вина Рэдалфа, он пробрался в конюшню, где уселся на кучу соломы и принялся пить не отрываясь, пока кувшин не опустел. Однако вино не облегчило его терзаний. В пьяном гневе на то, что пить больше нечего, он швырнул кувшин с такой силой, что тот, ударившись о деревянный столб, разбился вдребезги.

Зарывшись поглубже в солому, он охватил голову руками, мечтая избавиться от пленительного образа Джоанны, обнаженной, желанной до боли, и его друга Криспина, тоже обнаженного, застывших в страстном объятии за голубым пологом постели. Эта воображаемая картина привела его в лихорадочное состояние и заставила еще больше желать Джоанну, и желание это становилось с каждой минутой все нестерпимее, терзая не только сердце, но и его молодое страстное тело.

– Ну почему? – стонал он. – О Господи, Джоанна, почему ты не со мной?

– Ты знаешь почему. Криспин владеет пограничным баронством. – Пирс опустился на солому рядом с ним. – Вот, я принес еще кувшин вина. Это единственное, что поможет тебе сегодня. Завтра придумаем что-нибудь еще.

– Ты настоящий друг. Лучший друг на свете, – объявил захмелевший Элан с пьяной торжественностью. Приняв в руки кувшин, он приподнял его, и вино струей полилось ему в горло.

– Тебе утром будет плохо, – заметил Пирс.

– Мне уже сейчас плохо. И я никогда не поправлюсь. Ты же знаешь это, Пирс, старина, так ведь? Никогда. Я буду любить ее, пока не умру.

– Никогда – это слишком долго. – Пирс подхватил кувшин, как раз когда Элан уронил его, и сосуд покатился по соломе. Он принес плащ Элана и еще вина, а затем укрыл спящего и притих, положив руку на плечо Элана. Разделяя страдания друга, Пирс сам отхлебнул несколько раз из кувшина и, завернувшись в плащ, тоже уснул.


В голубом сумраке брачной постели молодые скованно лежали, не касаясь друг друга. За всю свою короткую жизнь Джоанна никогда не чувствовала себя такой смущенной и испуганной.

– Ты сказала, что леди Роэз объяснила тебе, что я должен совершить? – Раздавшийся над ухом голос Криспина заставил ее вздрогнуть.

– Да, – еле слышно отозвалась Джоанна. – Я не буду сопротивляться, милорд. Делайте то, что предназначено вам природой.

– Мне хотелось бы, Джоанна, чтобы тебе тоже было приятно.

Он подвинулся к ней и провел рукой по ее груди. Она вздрогнула от неожиданности соприкосновения обнаженных тел, и Криспин убрал руку.

– Было бы лучше, если бы я мог тебя видеть, – сказал он.

– Я рада, что не можешь, – ответила она. – Мне стало бы стыдно, что ты снова видишь меня без одежды.

– Не надо стыдиться перед мужем, – откликнулся он. – У тебя прелестное тело.

Он снова положил руку ей на грудь, и на этот раз она осталась лежать тихо, позволяя ему гладить ее глянцевитую кожу. Она затаила дыхание, а потом лишь приоткрыла губы, когда его рот нашел их и ласково прижался. Это было совсем не то что поцелуй Элана. От Криспина не исходили тот огонь, та молния, которая ударила ее тогда. Желая усилить его возбуждение и тем самым угодить ему, Джоанна дотронулась кончиком языка до его губ. Он тут же отпрянул, и она почувствовала: Криспин раздражен.

– Где научилась ты подобным непристойностям? – требовательно спросил он. – Так делают только распутные женщины.

– Не знаю, – пролепетала она. – Я как-то слышала разговор служанок. Я думала, тебе это понравится.

– Джоанна, ты скорее угодишь мне, если будешь вести себя как невинная девушка, какая ты есть. Даже после этой брачной ночи будешь всегда вести себя как добродетельная жена. Есть нечто, чего порядочные женщины никогда не допустят в интимных отношениях с мужчиной. Я не выношу похоти.

– Я не знала. – У нее промелькнула мысль, что Элан находил ее порядочной женщиной и все-таки поцеловал ее именно так. Но Элан сказал, что любит ее, а Криспин не произнес ни слова любви.

– Конечно, ты этого не знала. – Криспин снова нежно поцеловал ее в губы. – По своей наивности ты позволила болтовне глупых служанок сбить себя с толку. Подражать черни не пристало жене барона. Я научу тебя всему, что тебе надо знать в интимной жизни.

– Да, милорд. – Усилием воли она изгнала из своего сознания все мысли об Элане и заставила себя думать только о Криспине.

Вскоре она поняла, что ей нечего бояться его. По натуре Криспин был человеком на редкость мягким, скорее созданным для жизни в монастыре, чем для роли воинственного и сильного барона. В обращении с ней он был щепетильно вежлив. Он неоднократно поцеловал ее. Всегда закрытым ртом. Целуя, он гладил ее груди, плечи и руки, пока она не почувствовала какое-то особое новое ощущение в глубине своего женского существа, заставившее ее приникнуть к нему и обнять. Он крепко держал ее одной рукой, а второй гладил по спине, по бедрам и ногам, пока она не начала постанывать и извиваться в его объятиях. Тогда, словно в ответ на ее вскрики, его твердая мужская плоть мгновенно прижалась к ее лону, покрытому золотыми кольцами волос.

Кто-то оставил горящими свечи на столе в брачном покое, так что они находились не в полной темноте, и глаза Джоанны привыкли к полумраку спальни. Она смогла теперь разглядеть фигуру Криспина, когда он приподнялся над ней, и увидела очертания его напрягшегося мужского естества. Она всхлипнула, но не от страха. Настойчивые и нежные его ласки достигли желаемой цели. Он положил обе ладони ей на груди и стал бережно трогать ее соски, отчего томительное, неизведанное ранее чувство, разлившееся в глубине ее тела, стало особенно острым.

Криспин медленно провел ладонями по груди, животу, соскользнул на бедра… Затем он начал разводить ей ноги. Сначала она хотела воспротивиться, но смогла лишь издать слабый беспомощный стон. Помня наставления Роэз, она сама помогла ему изменить свою позу, облегчив ему путь к самому сокровенному. Он стал на колени между ее бедрами, и спустя мгновенье она ощутила, как он проникает в ее заповедное лоно.

– Я постараюсь сделать все как можно бережнее, – обещал он.

– Понимаю. – Она глубоко вздохнула и, готовя себя к боли, положила руки ему на плечи.

Однако пугающее ее заранее ощущение было похоже скорее на растягивание, чем на настоящую боль, и лишь на миг она почувствовала неудобство. Криспин медленно проникал в нее, помедлив лишь один раз, когда она вскрикнула, а затем продолжал свое неуклонное движение. Она была уже возбуждена его длительными ласками, и теперь это ровное непрекращающееся трение стало возбуждать ее все сильнее. Как и обещал, он был с ней нежен, и тяжкая истома внизу живота стала переходить в сладостную жажду принадлежать Криспину. Она запрокинула голову в ожидании неизведанного.

– Тебе больно? – спросил он, не поняв ее смятения.

– Нет, милорд. – Голос ее звучал так, словно она испытывала боль, но это была не боль, а нечто совсем другое, чего она еще не понимала. – Это приятно, – подбадривала она его, желая, чтобы он бесконечно продолжал свое действо.

– Хорошо. – Он поцеловал ее в щеку. – Я надеялся, что так и будет. – Он сделал еще несколько энергичных движений, а затем глубоко вздохнул. После этого он вышел из нее и отодвинулся в сторону. Она все еще продолжала держаться за его плечо, будто пытаясь удержать его в сокровенной глубине своего тела.

– Пожалуйста, милорд, не останавливайся.

– Я должен прерваться на время. И зови меня Криспин. – Обняв Джоанну за плечи, он притянул ее к себе и поцеловал в лоб.

– Это было так сладко и нежно, – сказала она. – Совсем не страшно. Можем мы поскорее снова быть так же близки?

– Обязательно, – посулил он. – Будем предаваться любви каждую ночь, пока я не дам тебе дитя.

– Я надеюсь, после рождения ребенка вы не перестанете услаждать меня, – сказала Джоанна. – Мне кажется, чем чаще мы будем проводить так ночи, тем скорее я стану настоящей опытной женщиной, умеющей удовлетворять желания мужа.

Он ничего не ответил, лишь весело усмехнулся и крепче прижал к себе.

И когда позже, той же ночью, он снова встал на колени между ее ног и потрогал те сокровенные места ее тела, которых не касался, овладев Джоанной в первый раз, она разгорелась еще больше. Поэтому, когда он снова проник в нее, она со всей силой сжала его обеими руками так, что они слились воедино, и это тесное слияние их тел вызвало внезапный и краткий взрыв, сотрясший ее, заставивший сладко заплакать. Он благодарно поцеловал ее и нежно сжал в объятиях.

– Я думаю, – довольно проговорил он, – нам с тобой будет очень хорошо вместе.

– О да, милорд… я хочу сказать, Криспин, – пылко воскликнула она.

Этой ночью она забыла об Элане…

ГЛАВА 5

– Время вставать. – С этими словами Пирс вылил на Элана полное ведро холодной воды.

Элан застонал и перекатился на спину. Затем сел, протирая глаза, и снова опрокинулся на солому, как мертвый.

– Вставай, Элан, уже поздно. Наше отсутствие заметят, и тебе придется отвечать на малоприятные расспросы.

– Я хочу спать. – Элан повернулся на бок и зарылся поглубже в солому.

– Ладно, ладно. В таком случае мне придется попытаться снова привести тебя в чувство. – Пирс поднял ведро и вышел из конюшни, направляясь к каменной поилке для лошадей. Там он наполнил его холодной водой и, вернувшись к Элану, окатил его во второй раз. Но теперь юноша был уже не в таком беспамятстве, как раньше. Он подскочил и заорал во весь голос, проклиная жестокость Пирса. На крик Элана появился один из конюхов.

– Это что еще такое? – рассвирепел конюх. – Не мочите солому, она же сгниет! Вон из моей конюшни, разбойники вы этакие!

– Вашей конюшни? – надменно произнес Пирс. – Мы гости барона Рэдалфа, и мне не нравится, как ты разговариваешь с господами.

– Гости? Как же! – Конюх рассмеялся, ничуть не смущенный отпором Пирса. – Рэдалф держит свои конюшни в порядке, и когда я расскажу ему, что вы натворили, облили всю солому водой, он станет на мою сторону, не сомневайтесь. Ну а теперь… где ваши женщины? Вытаскивайте их из соломы и выметайтесь отсюда. Нечего блудить около лошадей.

– Здесь нет никаких женщин. – Элан поднялся, еле удерживаясь на ногах и беспомощно цепляясь за плечо Пирса. – Я обрек себя на одиночество, – с горечью промолвил юноша.

– В таком случае за свою короткую жизнь вы хоть какую-то мудрость приобрели, – заметил конюх и, видимо смягчившись при виде Элана, жалкого и мокрого, сказал подобревшим голосом: – Если ваши юные лордства будут так добры, что уйдут сейчас же, я с конюшатами уберу испорченную вами солому.

– Я сожалею, что испортил солому. – Пирс решил умиротворить ретивого конюха, чтобы тот не пожаловался на них Рздалфу. И молодой человек вытащил из подвешенного на поясе кошелька монету. – Мой друг вчера вечером плохо себя почувствовал, и ему нужно было тихое местечко, чтобы отдохнуть.

– Небось напился? – смекнул конюх, пряча монету в складках одежды с такой скоростью, что Пирс подумал, не сделал ли тот своим доходом внезапные нападки на людей, ночующих в конюшне. Таких, наверное, хватало, так как в замке уединиться было почти невозможно, а конюшня с ее перегородками и темными уголками служила отличным прибежищем женолюбивым солдатам для их свиданий с хорошенькими служанками или посудомойками. В свое время, будучи оруженосцем, Пирс и сам приводил женщин побаловаться на соломе.

– Мы благодарим вас, сэр, за вашу любезность. – Элан отвесил конюху низкий поклон, и Пирс едва успел подхватить его, прежде чем он упал носом в землю, и снова поставить на ноги.

– По-моему, он до сих пор не протрезвел, – покачал головой конюх. Заметив осколки разбитого Эланом кувшина, он перевел взгляд на целый, который Пирс только что подобрал, и поинтересовался: – Сколько же он выпил?

– Более, чем следовало, – ответил Пирс почти в один голос со словами Элана. – Не столько, сколько хотелось бы.

– А-а, наверное, из-за девки. Это уж точно. – И конюх проводил презрительным взглядом выходивших из конюшни Пирса и Элана.

Остановившись посреди конюшенного двора, Элан заморгал от яркого летнего солнца.

– Пошли, пошли, – подбадривал его Пирс. – Сначала сходим в баню. Уверен, там сейчас полно мужчин в точно таком же виде, как и ты. Затем мы с тобой навестим замкового цирюльника, а уж потом, переодевшись в чистое и как следует откушав, ты почувствуешь себя получше.

– Я не шутил. – Элан шел рядом с Пирсом. – Я действительно покончил с женщинами.

– Это хандра из-за головой боли. Ты не кажешься мне монахом, – пошутил Пирс. – Но, друг мой, если чувство к Джоанне столь глубоко, что ты ощущаешь себя несчастным, значит, она и есть та единственная, от которой ты не отступишься.

Горячая вода и парильня сделали чудеса с головой болью. А после того, как побрился и сменил грязную одежду, Элан почувствовал себя гораздо лучше. Он вошел в большой зал вместе с Пирсом, предвкушая вкусную еду и немного хорошего вина.

Первой, кого он увидел, была Джоанна. Одетая в зеленое платье, с волосами, забранными в золотую сетку, вроде той, которую часто носила Роэз, она улыбалась, ласково заглядывая в глаза Криспину, как влюбленная жена. И Криспин отвечал ей таким же взглядом, в котором уже светился собственнический огонек, отчего ревнивый Элан чуть не потерял самообладание.

– Проклятье! – воскликнул он. – И отчего им понадобилось вставать так рано?

– Утро уже близится к концу, – отозвался Пирс. – Нужно поздравить их. Избежать этого нельзя, так что давай отделаемся побыстрее.

– А вот и вы, – воскликнул, завидев их, Криспин. – Где вы пропадали?

– В конюшне, – ответил Элан, глядя на Криспина, потому что не осмеливался смотреть на Джоанну.

– Нашли место, – рассмеялся Криспин. – И наверное, с девушкой?

– С кувшином, – ответил Пирс, – даже, по правде говоря, с двумя. Второй принес я.

– И как ваши головы? – продолжал посмеиваться Криспин, явно не догадываясь, что произошло с Эланом.

– Моя голова в порядке, – откликнулся Элан, добавив шепотом: – А сердце мое разбито.

Криспин не расслышал его, но Джоанна услыхала. Элан увидел страдающее выражение ее лица, увидел, как побелело оно до восковой бледности, а затем ярко вспыхнуло.

– Поедете с нами охотиться? – предложил безмятежный Криспин, все еще не замечая напряженности между Эланом и Джоанной.

– Поедем, если не проголодаемся до начала охоты, – весело согласился Пирс. Он положил руку Элану на спину и подтолкнул его в сторону от Криспина и Джоанны, туда, где находился стол на козлах, ломившийся под блюдами с сыром и холодным мясом, хлебом для тех, кто пожелал утренней трапезы. Оставив Джоанну, Криспин последовал за ними.

– Я не покинул вас, так и знайте, – проговорил Криспин. – Моя женитьба ничего не изменит в нашей дружбе.

– И не изменит того, что мы кузены, – добавил Пирс, прежде чем Элан успел открыть рот. – Но появление жены неизбежно меняет человека.

– Думаю, к лучшему, – заметил Криспин с величайшей серьезностью. – Джоанна – прелестная, милая, отзывчивая и вовсе не такая робкая, как предполагал. Я счастливый человек начиная с этого утра.

– Вот слова, которые я рад слышать. – К ним подошел Рэдалф. – Доброго вам утра, молодые люди. Криспин, если у тебя есть минута, мне хотелось бы с тобой поговорить. Мне пришло в голову, что, пока ты будешь в Нормандии, я мог бы сделать кое-что от твоего имени в Хафстоне. – Он отвел Криспина в сторону, оставив Элана и Пирса одних.

– Если и есть что-то, что может повлиять на нашу тесную дружбу с Криспином, – заметил Пирс, глядя им вслед, – так это его тесть.

– Странно, как он легко примирился с тем, что Криспин и Джоанна уедут путешествовать, – удивился Элан. – Вчера он еще гневался за эти их причуды.

Они видели, как Криспин и Рэдалф пересекали зал, а Джоанна поспешила подойти к Криспину и, взяв его за руку, подняла на него глаза.

– Я не могу оставаться в Бэннингфорде. – Элан с грохотом опустил на стол свой кубок с вином. – Это меня убивает.

– Ты не можешь уехать прямо сейчас, – возразил Пирс. – Криспин захочет узнать, почему ты переменил свои планы. Ты же обещал оставаться здесь до того, как они с Джоанной уедут.

– Что же ты посоветуешь мне, дорогой и мудрый сэр Пирс? – Привычное шутливое обращение прозвучало совсем не смешно. В голосе Элана была бесконечная усталость, и Пирс понял, что друг в отчаянии. Элан не сможет долго выносить Джоанну, держащуюся за руку Криспина и любовно заглядывающую ему в глаза. Надо было что-то предпринимать.

– Останься лишь на сегодня и завтра, – предложил Пирс. – Это удовлетворит Криспина и не оскорбит Рэдалфа, как было бы в случае нашего поспешного отъезда. Во время охоты легко уклониться от встречи с теми, кого не хочешь видеть, а охота займет большую часть каждого из праздничных дней. А потом мы придумаем что-нибудь. Завтра вечером я заявлю, что хочу сразу приступить к выполнению своих обязанностей в Хафстоне, что мне скучно пить и праздновать. Криспин достаточно хорошо меня знает, чтобы поверить этому. Ты же сошлешься на то, что не хочешь расставаться со мной и проведешь первую ночь своего путешествия домой в моем обществе в Хафстоне. Криспин такое объяснение легко примет и поймет.

– Еще два дня. – Элан покачал головой. – Я не хочу оставаться здесь так долго. Не уверен, что смогу.

– Сделай это ради дружбы, – настаивал Пирс. – Так лучше всего справиться с этой передрягой.

– Ладно, – сдался Элан. – Я снова послушаюсь твоего совета. Но у меня тревожное предчувствие. Я жду несчастья с того момента, как въехал в Бэннингфорд. Пирс, если увидишь, что я пью слишком много, останови меня. Я хочу, чтобы в эти дни у меня была ясная голова.

В последующие годы Элан не раз сожалел о том, что не покинул замок Бэннингфорд на следующий день после свадьбы Криспина. Столько жизней не поломалось бы, если бы он последовал своему предчувствию. Но он остался и тем приговорил себя доигрывать длинную трагедию, которая только начинала разворачиваться.

Он намеренно старался держаться подальше от Криспина и Джоанны, когда они были вместе. С одним Криспином он общался так же легко, как всегда. Элан любил Криспина, как любил Пирса, и у всех троих были общие воспоминания, шутки и привычки еще с тех времен, когда они встретились впервые, одинокие дети-пажи, и выяснили, что связаны родством. Мягкость, вдумчивость и уравновешенность Криспина дополняли хитроумие и настойчивость Пирса, своенравную порывистость Элана… Они никогда не ссорились раньше, и Элан прилагал все силы, чтобы этого не произошло и сейчас. По этой причине он стал молчалив, пил мало и был подчеркнуто вежлив со всеми, включая Рэдалфа и его вечную тень, Бэрда, хотя они оба казались ему отталкивающе противными. Он старался не думать о Джоанне и считал часы до того момента, когда сможет покинуть Бэннингфордский замок.

В то время как Элан пил крайне умеренно, Рэдалф такой воздержанностью не отличался. Довольный тем, что брак Джоанны состоялся и надежно закреплен, он надеялся, что вскоре она произведет на свет желанного наследника. И Рэдалф на радостях пил беспробудно.

– Свадьбы празднуются телом, – заявил он Роэз, сидевшей рядом. – Я сам чувствую себя женихом. – И, словно доказывая правоту своих слов, ухватил ее ладонь и крепко прижал к своему возбужденному мужскому естеству.

– Милорд, ну пожалуйста, оставьте, – возмутилась Роэз. – Что подумают ваши гости?

– Мужчины решат, что я сделаю себе наследника до того, как сподобятся Джоанна с Криспином, – скабрезно ухмыльнулся Рэдалф. – Не будь такой ханжой, жена! Никто не может увидеть, что творится под скатертью.

Расходившийся Рэдалф отпустил руку Роэз, но тут же начал терзать ее груди. Она сидела выпрямившись, глядя прямо перед собой, страстно жалея, что у нее не хватает мужества дать ему пощечину и потребовать уважения к себе, особенно на людях.

Друг Криспина, сэр Пирс, сидел слева от нее, и она не сомневалась, что он заметил грязные выходки Рэдалфа. Мерзкое поведение пьяного барона бросалось в глаза. Только когда к столу подошел Бэрд и начал выяснять у Рэдалфа что-то о ночных дозорных, барон оставил жену в покое. Роэз чувствовала, что лицо ее пылает. Ей казалось, что она умрет от стыда, особенно после того, как заметила, что несколько дам за нижним столом бросают в ее сторону сочувственные взгляды.

– Миледи, – ласково произнес Пирс, – этот соус восхитителен. Скажите, вы сами придумали этот рецепт? – Юноше хотелось сказать расстроенной женщине хоть что-то приятное.

– Я научилась готовить соус у своей матери, – отвечала Роэз. Она оценила благородный жест Пирса. Рискнув взглянуть на него, она вместо жалости, которую боялась прочесть в его глазах, встретила дружескую улыбку.

– Тогда, леди Роэз, надо поздравить с ним вашу матушку – отменную кулинарку, а также ее способную дочь.

– Большую часть того, что подается к столу, стряпают повара, я же только присматриваю за ними, – объяснила она, с легкостью обсуждая близкие ей домашние заботы, – но этот соус я всегда готовлю сама. Когда вы женитесь, сэр Пирс, вам стоит только подать знак, и я тотчас дам вашей жене этот рецепт.

– Вы не только любезны, но и добры, – ответил он и на какое мгновенье коснулся ее локтя, но так, чтобы Рэдалф не мог этого заметить. От этой невинной ласки Роэз чуть не заплакала.

– Пирс, ты не забыл? – крикнул ему Криспин через стол и пустился рассказывать о днях их детства в пажах, а друг стал припоминать забавные подробности.

Роэз откинулась на спинку, чтобы Пирс мог, наклонившись вперед, видеть во время разговора Криспина. Джоанна, сидевшая с другой стороны от Криспина, смеялась, слушая занимательную историю, которую вспоминали друзья. Очень осторожно, чтобы не заметил Рэдалф, Роэз стала пристрастно разглядывать Пирса. Ей понравился облик юноши. У него было длинное узкое, хорошо выбритое лицо. Тем не менее, Роэз показалось, если он отпустит бороду, она будет густой и черной, как и его волнистые волосы. Темно-карие глаза казались почти черными. От Пирса веяло здоровой прелестью молодости.

Она знала, что его ласковый жест ничего не означает. Пирс без всякого умысла проявил к ней внимание как истинный рыцарь, но она и от этой малости почувствовала себя настоящей леди, какой ее и воспитали. А Рэдалф всегда был с ней груб, как со служанкой, даже перед гостями. Сэр Пирс из Стоуксбро всегда будет вежлив и добр с женщиной, даже если не испытывает к ней никаких чувств. Но все равно его благородное обращение с ней согрело сердце Роэз. Эта мимолетная нежность юноши утешала ее одинокую душу до конца пира и позже, когда подошло время охоты.


В тот день во время охоты конь сбросил Криспина наземь. Смеясь над своей неловкостью, он поднялся и снова сел верхом, успокоив своих спутников, что ничего не повредил. Но к вечеру, к моменту возвращения в замок, падение дало себя знать. Пирс и Элан отвели его в спальню и раздели, чтобы осмотреть, насколько серьезны ушибы.

– Вот паршивый ушиб. – Пирс дотронулся до синяка, который проявился поперек груди Криспина. Он нажал на него, проверяя, не сломаны ли ребра. – Не думаю, что ты сломал ребра, но тебе следует приложить к больному месту припарку, лучше из трав. И погреть также локоть и колено, если ты собираешься завтра охотиться снова. Где твой оруженосец? Я пошлю его на кухню за тазом горячей воды.

– Он помогает доставить убитую дичь, – сказал Криспин, пытаясь расправить мышцы плеч. – Ох, как же больно. Чувствую последствия своей лени: несколько дней я не делал серьезных упражнений. Мне опять надо попрактиковаться в умении владеть своим телом.

– У тебя на уме были совсем другие упражнения, – съехидничал Пирс, подбирая с постели шаль и накидывая на голые плечи Криспина.

Это была шаль Джоанны, темно-голубая, под стать ее глазам. Элан видел ее на ней в один из прохладных вечеров. Он отвернулся, чтобы не смотреть, как шаль касается обнаженного тела Криспина.

– Я схожу за водой, – предложил Элан, желая поскорее покинуть эту комнату, которую Криспин делил с Джоанной. Сам воздух ее был напоен запахом розовой воды, которой она умывалась, и пара туфелек валялась около сундука с одеждой, наверное принадлежавшего Джоанне.

Элан почти дошел до кухни, когда встретил Джоанну, идущую с тазом и кувшином, из которого легким облачком поднимался пар. Стараясь казаться равнодушным, он посмотрел в ее настороженные глаза.

– Вы уже слышали, – проговорил он, забирая у нее тяжелый кувшин и поворачивая назад.

– Хотела бы я тоже быть на охоте, чтобы помочь ему, но отец запретил мне ездить верхом. Он боится. – Она замолчала, но, передохнув, не глядя на него, продолжала – Отец боится, что, если я буду скакать на лошади, охотиться, у меня может случиться выкидыш.

– Разве ездить верхом или не ездить не должно быть решением Криспина? – Элан старался не думать о том, что Джоанна, возможно, уже носит ребенка Криспина.

– Криспин подчинился воле отца, – сокрушенно заметила Джоанна.

– И вы тоже послушались Рэдалфа? – Элан сам же ответил на свой вопрос. – Разумеется, послушались. Вы ведь всегда так поступаете. Правда? – Издевательская нотка в его голосе покоробила Джоанну. Она хотела было возразить ему, заметя, что женщинам редко представляется возможность решать что-то самим. Но Элан так и не смог удержаться, чтобы не излить свой гнев на несправедливость судьбы. – Кем, скажите, ради всех святых, Рэдалф себя считает? Почему это он идет наперекор желаниям вашего мужа? Кто вами руководит, Джоанна? Отец или муж?

– Больше всего на свете я хочу сама руководить собой, – заявила она. – Тогда я могла бы сказать вам, деспотичным мужчинам, что женщина думает и что она чувствует на самом деле.

– Деспотичным? – Недоуменно подняв брови, он шутливо посмотрел на нее. – Да, пожалуй, мы должны вам казаться именно такими. Простите меня, Джоанна. Я не хотел вас упрекать, но я немного беспокоюсь о Криспине.

– Отец сказал, что он легко отделался.

– Я думаю не о его физическом состоянии. Весь этот день у меня было какое-то странное предчувствие, когда я думал о Криспине. Увидев, как он падает с коня, я решил, что предчувствие оправдалось. Но мое «ясновидение» оказалось глупостью. Он даже не сильно ушибся. Вот, посмотрите сами. – Открыв дверь в спальню, Элан пропустил ее вперед.

Там уже находились Рэдалф и отец Эмброуз. Оба они осматривали синяки и ссадины Криспина, а Пирс, стоя поодаль, наблюдал за ними. Завидев Джоанну, Криспин шагнул к ней, но Рэдалф остановил его, чтобы несколько раз согнуть и разогнуть ему локоть, проверяя, все ли в порядке с зятем.

– Ох, Криспин, – вскричала Джоанна, – ты ничего себе не повредил?

– Оставь нас, дочка, – приказал Рэдалф. – Мы сами позаботимся о Криспине, а потом позовем тебя.

Окрик отца возмутил Джоанну. Поставив таз около сундука с одеждой, она направилась к двери. Джоанна остановилась и с беспокойством посмотрела на Криспина. Увидев, что она не решается остаться с мужем из-за того, что отец приказал ей уйти, Элан разъярился.

– Господи Боже! – взорвался он. – Криспин – человек, а не племенной жеребец, чтобы ты случал его со своей любимой кобылой. И Джоанна самостоятельная женщина, как бы ты об этом ни думал.

– Элан! – Отец Эмброуз был ошеломлен выходкой юноши.

– По-моему, нам следует уйти, – сказал Пирс, обращаясь к Элану.

– Я остаюсь, – твердо заявил Элан.

– Можешь делать, что хочешь. – Не обращая внимания на вспышку Элана, Рэдалф обратился к Криспину: – Думаю, нам надо перебинтовать тебе ребра. Джоанна, найди Роэз и скажи, чтобы она дала тебе полосы льняного холста, которыми мы пользуемся при перевязках.

– Я знаю, где лежат бинты, отец.

– Тогда исполни, что я велел, неси их сюда. Криспин, сядь на постель и сними чулки, дай мне осмотреть твое колено. Мы не можем допустить, чтобы молодой муж захромал. Джоанна, я велел тебе принести бинты. Не стой столбом, делай, как я сказал. Вижу, от тебя мало проку. Вот оруженосец Криспина. Я лучше пошлю его, раз ты не можешь выполнить простого поручения, нерасторопная девчонка.

Рэдалф отдал распоряжение оруженосцу, затем приветливо обратился к своему телохранителю, появившемуся на пороге комнаты:

– Бэрд, наконец-то ты прибыл. Забери-ка Джоанну отсюда.

Теперь настал черед взбунтоваться Джоанне. Комната была полна мужчин… ее отец, аббат Эмброуз, оруженосец, приведший с собой двоих друзей, соглядатай Бэрд, которого она не выносила, Пирс и, главное, «он», Элан, который глядел на нее глазами, полными такой любви и грусти, что его душевная боль грозила, слившись с ее неутолимой мукой, погубить их обоих. Она так старалась быть хорошей женой Криспину, но тень первой любви стояла между ними. Она видела, что Элан пристально наблюдает за ней. Это было так мучительно. Джоанна не могла больше выносить этой пытки.

– Я не девчонка! – закричала она на отца. – И больше не подчиняюсь твоим приказам. Я теперь замужняя женщина, и это моя спальня, которую я делю со своим мужем. Убирайтесь отсюда все и оставьте нас одних. Я сама позабочусь о Криспине. Я его жена, женщина, с которой он делит ложе. Оставьте нас!

– Дочь! – Дав знак Бэрду помочь ему, Рэдалф с угрожающим видом двинулся к Джоанне. Отец Эмброуз остановил его.

– Леди Джоанна права, – сказал аббат. – Нас здесь слишком много, а Криспин пострадал совсем не серьезно.

– Я рада, что по крайней мере у одного из вас хватает здравого смысла, – съязвила Джоанна, несколько умиротворенная поддержкой отца Эмброуза. – А теперь уходите, все-все.

Она выпроводила мужчин из комнаты, яростно сверкнув глазами на Элана, когда он задержался, чтобы переставить кувшин с горячей водой на сундук. Пирс выходил последним, и она подтолкнула его в спину, чтобы он не медлил, а затем закрыла дверь и заложила засов.

– Какая ты, оказывается, свирепая. – Криспин удивленно наблюдал за «фурией» с ангельским лицом. Она подбежала к нему, осторожно коснулась его ушибов, поцеловала болезненное место на одном из ребер. – Джоанна, дорогая моя, к чему такое неистовое беспокойство? Мои ушибы – пустяки.

– Ты мог погибнуть. – Ее мучило чувство вины из-за непроходящего влечения к Элану и тревога, вызванная его словами о дурном предчувствии, касающемся Криспина. Она прижалась губами к лицу мужа, снова и снова целуя его и не переставая причитать: – Обещай мне быть осторожнее. А теперь позволь помочь тебе. Я налила в этот кувшин раствор из целебных трав, сейчас обмою твои ушибы, и боль утихнет. Я сделаю так, что тебе скоро станет легче. Ох, Криспин, Криспин.

В этот миг, когда она пробегала руками по крепкому телу мужа, ее противоречивые мучительные чувства словно слились воедино: отчаянное томление по объятиям Элана, гнев на властного отца, самовольно выдавшего за ее замуж за Криспина, уязвленное самолюбие из-за того, как он пытался выставить ее из комнаты, когда Криспин страдал и нуждался в ее помощи… Все эти разнородные чувства объединились с нежностью и растущей привязанностью к Криспину. Джоанна ощутила желание отдаться мужу, она хотела его…

– Иди в постель, Криспин, – произнесла она таким соблазнительным тоном, что было ясно: в ней говорит не забота сиделки.

– Как? Сейчас? При свете дня? – Криспин был искренне удивлен, но не рассержен.

– Да, сейчас. – Она поймала его за руку и повлекла к постели.

– Джоанна, так не поступают настоящие леди.

– Мне все равно. Я злюсь, испытываю страх. Я в ужасе от мысли, что с тобой могло случиться несчастье, а меня не было рядом. Я твоя жена и хочу… хочу…

Продолжая держать его за руку, чтобы он не вырвался, она забралась на постель и легла. Свободной рукой Джоанна вздернула юбки до самой талии, обнажив нижнюю часть своего тела, и услышала, как у него перехватило дыхание, почувствовав мгновенный отклик его тела на ее желание предаться любви. Страшась, что его природная застенчивость и чувства приличия могут заставить его подавить желание, она не отпускала его руку. Когда она потянулась к шнурку, стягивавшему на талии его чулки, ей пришлось действовать левой рукой. Это получалось неуклюже, а он ей помогал. Более того, Криспин даже сделал попытку закрепить за собой главенствующую роль в их играх.

– Джоанна, убери свою руку. Я сам скажу тебе, когда и где мы будем… о, Джоанна!..

– Я хочу твоего ребенка, Криспин. Дай мне свое дитя. Хочу чувствовать тебя внутри. – Ярость, страх потери и тоска довели ее до предела чувственности. Не было другого лекарства для жестокой раны, которая разрывала ее сердце. В объятиях Криспина она найдет забвение и радость утоленного желания.

Уравновешенный Криспин не мог дать ей того, что жаждала ее страстная горячая плоть, он не мог быть с ней яростным и ненасытным, пока она не получит ожидаемого наслаждения. Будучи Криспином, а не Эланом, он мог дать ей только нежность, так что и взрыв внутри нее, когда он наступил, был тоже ласковым и тихим и слишком кратким, чтобы утолить бушевавшую в ней отчаянную страсть, похожую на пламя. Когда он наконец свершил то, что предназначено мужчине, она расплакалась от неудовлетворенности и разочарования: бедный Криспин был лишен от природы дара плотской земной любви.

Криспин сел на край постели и покачал головой, глядя на нее. Она не шевелилась, не поправляла одежду, а так и лежала в задранном смятом платье, со сбившейся золотой сеткой на голове.

– Я никогда не мог себе представить, что воспитанная девушка может вести себя так разнузданно, – строго заметил он.

– Не сердись на меня, – молила она. – Когда я услышала, что ты упал с лошади, я так испугалась, что была вне себя от радости, увидев тебя целым и невредимым, отделавшимся легкими ушибами.

– Я не сознавал, что ты испытываешь ко мне такие сильные чувства, – словно извиняясь, сказал он. Криспин положил руку ей на бедро. – Это не оскорбляет тебя?

– Нет, милорд. – Она слегка шевельнула ногами, давая ему возможность передвинуть руку повыше.

– А что, если я сниму чулки и лягу в постель, чтобы ты смогла облить мое колено своим замечательным травяным настоем? И ребра, и локоть, – спросил он.

– Да, милорд. – Его пальцы двигались все выше по шелковистой, особо чувствительной внутренней стороне ее бедра.

– Но твое платье может от этого намокнуть.

– Я сниму его, милорд. И головной убор.

– Так будет… удобнее.

– Да, милорд. – Улыбаясь его торжественному тону, она соскользнула с постели и быстро сняла с себя всю одежду.

– Такое рвение о моем благополучии делает тебе честь, – произнес он, когда она вернулась к нему с отжатой тканью в руке. – Полагаю, тебе следует начать с колена, а дальше делать примочки, идя вверх.

Больше он ничего не сказал, но лежал тихо, позволяя ей сесть рядом и приложить ткань к колену. Когда она наклонилась вперед, ее распустившиеся волосы рассыпались у него по ногам. Он обеими руками отвел их назад и заложил ей за уши. Потом сказал:

– Я никогда не думал, что иметь жену так прекрасно.

– Спасибо, милорд. – Она поднялась, чтобы снова погрузить ткань в таз, и подлила туда горячей воды из кувшина, зная, что он следит за каждым ее движением, а на ней нет и лоскутка одежды. При мысли об этом она покраснела: они вдвоем, обнаженные, при свете дня… Однако это ее возбуждало. Снова приложила она ткань к его колену, и он глубоко вздохнул.

– Не слишком ли горячо? – беспокоилась она. – Руки мне не жгло.

– Это не от припарки, Джоанна.

– Теперь я вижу, что ты серьезно нуждаешься в моей нежной заботе, – откликнулась она, переведя взгляд от колена вверх к тому заповедному месту, которое нетерпеливо подрагивало в Ожидании ее прикосновения.

Не лаская, даже не коснувшись ее и не поцеловав, он подхватил Джоанну и усадил с размаха на себя. Ее глаза распахнулись от изумления. Ей в голову не приходило, что мужчина и женщина могут соединяться подобным образом. Его руки тяжело лежали на бедрах Джоанны, крепко удерживая ее.

– Теперь тебе придется действовать, – сказал он. – Мне слишком больно, чтобы я смог тебе помочь.

– Вы лжете, милорд. – Но тем не менее она задвигалась, сначала неумело, не зная, как сделать то, чего он хочет. Однако ее пылкость возрастала, пока она не воскликнула с радостным удивлением: «Ох, Криспин, Криспин», – и упала ему на грудь, задыхаясь в изнеможении, а он стонал в экстазе сладострастия…

– Я и не подозревал, что ты окажешься такой необыкновенной любовницей, – заметил он, когда они снова мирно лежали рядом, – забавной, страстной и бесконечно милой.

– И я не подозревала, что ты умеешь весело шутить и понимать шутки, – отозвалась она.

– Я скрываю свою любовь к шуткам и розыгрышам от чужих, – ответил он. – Лучшие друзья знают о моем пристрастии. У нас с Эланом и Пирсом было много забавных приключений.

Эланом, который совсем недавно смотрел на нее отчаянным взглядом. «Я не буду думать о нем, – снова мысленно поклялась она. – Мы скоро расстанемся. Он уедет домой. Тогда будет легче».

Вслух же она промолвила:

– Криспин, ты мне так нравишься.

– Смею ли я надеяться, что со временем это перейдет в нечто более сильное? – робко спросил он. – Я хочу, чтобы ты испытывала ко мне глубокое чувство, Джоанна.

– Я уже испытываю его, – ответила она. – И уверена, что совсем скоро оно станет еще сильнее.

– Мне не хотелось бы, чтобы ты сочла меня надоедливым, – сказал он немного погодя, – но не кажется ли тебе, что мы могли бы… еще разок… перед тем, как встанем?

– Конечно, – согласилась она.

Джоанна раскрыла ему объятия, повторяя про себя, что ее брак обязательно будет удачным. Любовь придет потом, когда она лучше его узнает. А пока она довольствовалась чувством неизъяснимой нежности, которое он в ней пробуждал.

Хотя они еще раз предавались любви поздно ночью, когда закончился пиршественный ужин, и еще раз в суматохе утра, из-за чего Криспин опоздал на свидание с Рэдалфом, Джоанна была убеждена, что именно в тот июньский вечер, когда сна пробила броню его природной сдержанности и познала его добрую чуткую душу, именно тогда был зачат их ребенок.

ГЛАВА 6

– Так вы нас покидаете? – Рэдалф не смог заставить себя произнести эту фразу с радушием гостеприимного хозяина. Слова прощания прозвучали фальшиво, в них проскользнули ноты радости. – Мои дорогие юные друзья, почему бы вам не остаться на всю неделю празднования?

Слушая Пирса, объяснявшего ему, почему они не могут остаться дольше, Рэдалф переводил жесткий взгляд с него на Элана.

– Что ж, – сказал Рэдалф, и маска любезности почти соскользнула с лица вероломного барона, – если вы не дорожите обществом драгоценного друга Криспина, тогда вам надо уезжать до того, как закончатся его свадебные торжества. Но не раньше завтрашнего дня. Я надеюсь, вы проведете еще одну ночь под моим кровом.

– Мы так и собирались, – ответил Пирс. Коротко кивнув, Рэдалф отошел от них, приказав своей тени – Бэрду – следовать за ним.

– Я ждал, что он обрадуется нашему отъезду, – заметил Элан, озадаченный настоятельной просьбой Рэдалфа остаться еще на одну ночь. – Не думаю, что он в восторге от нас обоих.

– Его отношение к нам после нынешней ночи не будет иметь никакого значения, – сказал Пирс, но, заметив, как настороженно оглядывает Элан большой зал, спросил: – Что-то неладно?

– Не кажется ли тебе, что сегодня в зале подозрительно темно?

– Просто еще не все свечи и факелы зажжены, – отозвался Пирс, – и кроме того, открыта наружная дверь. Смотри, какой яркий свет устремился в зал. От этого темные углы кажутся еще темнее.

– Возможно. – Но сомнения Элана не рассеялись. – На какое-то мгновение все потемнело. Наверное, это мне почудилось.

– Ты просто устал после сегодняшней утренней охоты. Поздно ложиться, рано вставать, долгие погони за дичью и птицей и еще более длинные пиры – это и великана свалит с ног. Я предпочитаю простую честную, жизнь рыцаря-воина, без пиров и шумных празднеств.

– Особенно во владениях Рэдалфа, – раздраженно проронил Элан.

Они были не единственными гостями, собиравшимися покинуть Бэннингфорд на следующее утро, и Рэдалф лицемерно громко сожалел об отъезде каждого. Двое баронов торопились ко двору начинать свою сорокадневную обязательную службу королю, а третий должен был вернуться домой к свадьбе сына. Чтобы отметить разъезд почетных гостей, Рэдалф приказал Роэз устроить роскошный пир в этот вечер, когда все соберутся последний раз в большом зале его замка.

Элан и Пирс еще раз оказались за верхним столом. Пирса усадили около Роэз, а Элана подальше, между статной дамой и пухленькой леди средних лет, которая, разговаривая, все время клала руку ему на бедро. В другое время такое откровенное заигрывание позабавило бы Элана. Но в этот вечер он думал только об одной женщине. Со своего места он не мог ее видеть: Криспин загораживал обожаемую Джоанну. Он понимал, что не должен даже пытаться говорить с ней наедине, но мечтал снова сказать любимой, что всегда придет на помощь, если когда-нибудь ей это понадобится. Здравый смысл подсказывал ему, что не следует повторять уже раз сказанное, но вещее сердце и растущая безотчетная тревога подсказывали иное.

– Это особое вино. – Служанка наливала рубиновую жидкость обеим леди, опустошив свой кувшин до дна. – А вот еще. – И она потянулась за новым, стоявшим на подносе, который держал Бэрд.

– Я сам налью, – сказал ей Бэрд. – Забери поднос и пустой кувшин на кухню. Я подойду через минуту и принесу еще.

– Бэрд, почему ты выполняешь эту работу? – спросил Элан.

– Это лучшее вино барона Рэдалфа. – Наполнив кубок Элана, Бэрд выпрямился и свободной рукой одернул свою неизменную зеленую тунику. – Рэдалф велел мне позаботиться, чтобы слуги не стащили его для себя и не подсунули дорогим гостям какой-нибудь кислятины.

– Разумная предусмотрительность, – заметила пожилая дама, – если за слугами не глядеть в оба, они все съедят и выпьют.

– Слугам верить нельзя, – подтвердила пухленькая соседка Элана. Положив бесцеремонно руку ему на бедро, она продолжала: – Я знаю леди, у которой украла драгоценности ее доверенная служанка. Можете себе представить? Украла все ее драгоценности прямо из спальни и сбежала с ними.

– Чудовищно, – расстроилась пожилая дама. Забавляясь их дурной манерой вести беседу, Элан медленно потягивал из кубка вино. Вкус его ему не понравился, но он решил допить до конца, чтобы не оскорбить Рэдалфа, оставив на столе почти полный кубок. Рэдалф, казалось, ждал лишь предлога, чтобы начать с ним ссору. Он будет рад покинуть завтра утром замок Бэннингфорд. Фальшь, лицемерие и грубость, царившие во владении Рэдалфа, действовали ему на нервы, а может быть, его подавленное настроение было связано с тоской разлуки. Элан едва мог дождаться рассвета. Наконец пиршество почти закончилось.

Элан увидел, как поднялся из-за стола Криспин и как Пирс проводил его к наружной двери зала. Криспин пошатывался, как будто выпил слишком много. Пирс оглянулся, встретился глазами с Эланом и слегка кивнул, показывая, что нужна его помощь. Элан поставил на стол почти пустой кубок и встал.

– Простите, – обратился он своим соседкам, – но я должен вас покинуть. Кажется, жениху нужна моя помощь.

Он неожиданно почувствовал, что ему трудно выпрямиться, голова закружилась и к горлу подступила тошнота.

– По-моему, вы и сами выпили лишнего, – укоризненно заметила пожилая дама.

– Только два кубка с начала ужина, – возразил Элан.

Путь до двери показался ему неимоверно длинным. Юноша еле шел, преодолевая ужасную слабость. Он не мог задержать на чем-либо взгляд, все плыло перед глазами. Его страшно мутило. Услышав наконец голос Пирса, он, почти теряя сознание, двинулся к другу.


Джоанна видела, как они трое покинули большой зал, и досадливо покачала головой. До чего же глупы эти мужчины. Зачем пить так много, если знаешь, что наутро будешь больным? Или даже нынче ночью, если выпьешь лишнего. Бедный Криспин.

Она оглядела зал. Отец в кои-то веки сидел один и с мрачной сосредоточенностью смотрел в кубок. Неподалеку расположился аббат Эмброуз, оживленно разговаривая с каким-то знатным человеком и его женой. Роэз, как всегда, была вся в заботах, отдавая распоряжения служанкам. Остальные гости наслаждались пиршеством, и никто из них не выглядел пьянее обычного. Пирс тоже был трезв. Странно, что вино так одурманивающе подействовало только на Криспина и Элана. Встав со стула, Джоанна последовала за мужчинами в небольшой зал перед входом, намереваясь помочь им. Она сможет подержать голову Криспина и обтереть ему лицо прохладной влажной тканью, когда его вытошнит.

В зале перед входной дверью никого не было. Даже стражника, который должен был охранять вход, хотя она увидела, как кто-то мелькнул на верхней ступеньке за дверью снаружи и быстро исчез. Наружная дверь была справа от нее, а слева каменная лестница вела вверх в спальные покои западной башни. Под изгибом лестницы в дальнем конце этого маленького зала была дверь, за которой находилась караульная комната. В ней отдыхали между дозорами стражники, стерегущие западную башню, там они оставляли свое тяжелое вооружение, чтобы оно было под рукой, если понадобится. Дверь в эту комнату была приоткрыта.

Для удобства стражников во внешней стене караульной был встроен небольшой туалет. Джоанна решила, что вероятнее всего, Криспин и Элан отправились туда, потому что это было ближайшее место, где можно было избавиться от недомогания. Какой-то звук, донесшийся из-за двери, казалось, подтвердил ее предположение. Она поспешила к двери и, толкнув ее, открыла совсем. Она оказалась посреди комнаты раньше, чем осознала весь ужас зрелища, представшего перед ней.

То, что Пирс только что поспешно выскочил из туалета, было видно по беспорядку в его одежде. Они с Эланом поддерживали Криспина, залитого кровью с головы до ног. На полу валялся длинный охотничий нож. Кровь была на полу и на одежде Элана… кровь была повсюду… алая… ярко-алая… а Криспин был бледен как привидение, голова его беспомощно моталась из стороны в сторону.

– Положи его на пол, – сказал Пирс.

Джоанна оказалась рядом прежде, чем они успели это сделать. Не заботясь, что это погубит ее роскошное шелковое платье, она опустилась на колени в липкую лужу и приподняла тунику Криспина, обнажив смертельную рану. Джоанна не отшатнулась от крови. Она за свою короткую жизнь насмотрелась на кровь: с тех пор, как повзрослела настолько, чтобы помогать Роэз перевязывать раны латников, если они участвовали в боях неподалеку от замка. Но до этих пор никто из близких ей не был ранен так тяжко и безнадежно смертельно.

– Криспин, дорогой мой! – Она заключила его в свои объятия, зная, что ничем уже не сможет ему помочь: рана его была слишком глубока и потеря крови чересчур велика.

Он узнал ее. Глаза его были широко открыты, и он глядел на нее. Губы его шевельнулись.

– Почему? – шептал Криспин. – Он… он… почему?

– Кто это с тобой сделал? – негодовал Пирс, опускаясь на колени рядом с упавшим. – Криспин, скажи нам. Мы проследим, чтобы он был наказан.

– Отец, – произнес Криспин, глядя на Джоанну, а потом на кого-то через плечо Пирса. – Отец…

– Пирс, отодвинься, пожалуйста. – Аббат Эмброуз оказался рядом. – Слава Богу, что я последовал за Джоанной поглядеть, все ли в порядке. Криспин, мальчик мой возлюбленный, ты меня слышишь?

Криспин коротко с хрипом втянул в себя воздух. Когда он выдохнул его, свет у него в глазах погас. Аббат Эмброуз перекрестил его.

– Еще будет время закончить то, что я должен буду сделать для Криспина, – сказал аббат Эмброуз. – Криспин мертв, и я должен прежде всего позаботиться о живых.

Джоанна испустила хриплый душераздирающий стон. Она все еще продолжала держать тело Криспина в своих объятиях. Голова его покоилась у нее на плече, и она укачивала его, как ребенка.

– Тише, дорогая моя. – Аббат Эмброуз опустил руку на ее склоненную голову. – Постарайся сдержать свое неутешное горе, пока я не выясню несколько важных вопросов, связанных с убийством. Джоанна, ты видела, что произошло?

Она не могла говорить, слова застревали в горле. Джоанна словно оцепенела и онемела, сознавая, что Криспин мертв, но еще не в силах была поверить в случившееся. Она от ужаса потеряла дар речи. Но она могла видеть и слышать с необычайной ясностью, и все трагические события до мельчайших подробностей запечатлелись в ее сердце и памяти так глубоко, что она запомнила их навсегда.

– Пирс, скажи мне, ты видел, кто это сделал? – не отступал аббат Эмброуз.

– Я был за ширмой, – ответил Пирс, – когда услышал шум и Элан позвал меня, я выскочил и увидел: он поддерживал обливающегося кровью Криспина.

– Элан? – Аббат Эмброуз обернулся к нему, и Джоанна тоже подняла на него глаза. Голубая туника Элана и чулки промокли от крови Криспина, лицо было бледным и измученным. У него был такой вид, словно он сейчас разрыдается. Аббат Эмброуз положил руку ему на плечо, успокаивая. – Я должен задать тебе только один вопрос, Элан, потому что узнаю этот охотничий нож. Он твой. Ты заколол Криспина?

– Я любил его, – прохрипел Элан. – Меня тошнило… мне и сейчас плохо… голова раскалывается.

– У тебя был с собой охотничий нож, когда ты сидел в большом зале? – Голос аббата Эмброуза звучал непривычно резко.

– Я… я не знаю. – Элан потер лоб, и его окровавленная рука оставила багровый след на бледной коже. – Не могу вспомнить. Может быть, позднее.

– Для тебя может не быть никакого «позднее». – Аббат Эмброуз снова перевел взгляд на Пирса. – А тебя почему не тошнит?

– Не знаю, разве что я съел только кусочек жареного мяса и выпил лишь глоток вина. Оно мне показалось горьким, а поскольку я слишком перепил и переел прошлым вечером, мне утром было очень плохо, и я решил сегодня воздержаться. – Пирс поглядел на Дверь. – А где стражники? Почему сюда никто не заходит?

– Забавный вопрос. – Аббат Эмброуз подошел к двери и закрыл ее.

– Там не было никого на страже. И больше никому не было плохо, – молвила вдруг Джоанна. Все посмотрели на нее с недоумением. Затем Пирс и аббат Эмброуз переглянулись, а Элан упал на колени около бездыханного Криспина.

– Криспин! – скорбно произнес он, гладя лицо мертвого друга.

Джоанна прижала мужа ближе к своей груди.

– Не прикасайся к нему, – воскликнула она.

– Джоанна, пожалуйста…

– Пирс, – сказал аббат Эмброуз, подбирая охотничий нож и плащ, который какой-то нерадивый латник небрежно бросил на скамью. – Я хочу, чтобы ты увез Элана из замка. Уезжайте сейчас же, пока Рэдалф не приказал закрыть ворота.

– Я не могу уехать. – Элан все еще смотрел на Джоанну, которая отвернулась от него.

– Ты должен покинуть замок, и немедленно. – Аббат Эмброуз поднял молодого человека с колен и накинул ему на плечи плащ, прикрывая окровавленную тунику. – Криспин убит твоим ножом. Ты весь в крови. Барон Рэдалф тебя не выносит из-за того, что заметил твое увлечение Джоанной. Он не упустит такого удобного случая, чтобы обвинить тебя в убийстве. Ты должен удалиться немедленно. Мой долг сообщить Рэдалфу о том, что случилось. Я не могу больше откладывать это, в противном случае кто-нибудь обнаружит нас и поднимет тревогу.

– Он прав, Элан. – Умница Пирс понял нависшую над Эланом опасность. Он взял из рук аббата Эмброуза охотничий нож и заткнул себе за пояс. – Рэдалф не даст тебе ни малейшей возможности доказать свою невиновность, Элан. Особенно если ты не в состоянии вспомнить, как это случилось. Проклятье! Если б я не зашел в туалет, может, этой трагедии и не произошло!

– Не вини себя. Я уверен, что никто из вас этого не делал. Я полагаюсь на тебя, Пирс, – сказал аббат Эмброуз. – Увези отсюда Элана живым. Я не буду говорить тебе в присутствии Джоанны, что надо сделать потом, так как Рэдалф может каким-либо способом принудить ее рассказать о их взаимной любви, тогда Элану несдобровать.

– Я понимаю вас, святой отец. Но даже то немногое, что слышала Джоанна, может помешать нам бежать, – заметил проницательный Пирс.

– Я ничего не скажу моему отцу! – Ненависть в голосе Джоанны заставила троих мужчин снова взглянуть на нее. – Я ничего не скажу барону Рэдалфу!

– Джоанна! – Элан потянулся было к ней.

– Ты не в состоянии сдержать свое обещание помогать мне, – продолжала она с едва сдерживаемой яростью. – Исчезни с глаз моих! Спасайся от мести моего отца. Докажи потом свою невиновность, если сможешь. Оставь меня с моим мертвым мужем.

– Я клянусь, – сказал Элан, – что, как только смогу, вернусь обратно. Я вернусь за тобой, Джоанна.

Эти слова она услышала и вспоминала позднее, но больше она ничего не слышала. Горе захлестнуло ее, гроза, затаившаяся в ее душе, разразилась, и слезы, которые она долго сдерживала, полились потоком. Она не знала, когда покинули комнату Пирс и Элан, не чувствовала утешающую руку аббата Эмброуза на своем плече, пока он выжидал, давая юношам больше времени для побега, прежде чем обязан будет объявить об убийстве Криспина. Слишком много случилось непредвиденного и трагического с Джоанной в последние дни, множество раздирающих душу и сердце противоречивых чувств боролись в ее душе. Теперь она не могла думать ни о чем, кроме своего горя и потери Криспина. Она замкнулась в себе, вошла в недоступный постороннему глазу мир, где ни боль, ни потери не могли вывести ее из оцепенения.

Но Джоанна не могла совсем отрешиться от того, что происходило вокруг. Она слышала, как появились в караульной Рэдалф с Бэрдом и группой латников. Она кричала и дралась с отцом и Бэрдом, пытавшимися забрать у нее тело Криспина, и отдала его только в добрые руки аббата Эмброуза. Она слышала, голос Роэз и сознавала, что происходит, когда Бэрд поднял ее с пола и, прижав к своей старой зеленой тунике, отнес наверх, в комнату, которую она делила с Криспином. Роэз сняла с нее промокшее от крови платье, вымыла руки и тело там, где кровь просочилась сквозь ткань. Затем уложила в постель, заботливо укрыла и прислонила к ногам нагретые камни, чтобы унять дрожь, сотрясавшую ее тело. Роэз принесла ей настоянное на травах вино. И тогда Джоанна наконец забылась тяжелым сном.

Внизу в большом зале Рэдалф снова устраивал жизнь своей дочери.

– Я разослал, отряды на поиск этих негодяев, – объявил он аббату Эмброузу. – Когда мы их найдем, Элан и Пирс будут повешены за то, что сделали.

– Вы можете поискать убийцу, не устраивая погоню за невинными юношами, – предложил аббат Эмброуз.

– Зачем? – Рэдалф пристально посмотрел на священника. – Вы знаете еще кого-то, кто желал бы причинить вред моему сыну Криспину? Да, именно так я о нем думаю, как о своем сыне, потому что его славный характер полюбился мне с первой встречи. И моей дочери тоже. Бедную Джоанну сокрушила эта трагедия.

– Я хотел бы повидать ее и сказать, как смогу, слова утешения, – предложил аббат Эмброуз.

– Она сейчас спит. С ней сидит моя жена. Это очень добрая мысль, аббат Эмброуз, но вам не надо беспокоиться. Мы с Роэз позаботимся о Джоанне. Я согласен похоронить его в Хафстоне, как вы желаете. Давайте сделаем это завтра, тогда вы сможете сразу отправиться в свое путешествие на Сицилию.

– Я думаю, теперь мне следует отложить мое паломничество, – возразил аббат Эмброуз. – Со смертью Криспина Хафстон остался без присмотра.

– Но это теперь моя забота, – ответил Рэдалф, – и я рад, что мы записали это в брачном договоре. По смерти Криспина я становлюсь управляющим Хафстона и опекуном его ребенка.

– Ребенка? – изумленно повторил аббат Эмброуз. – У Криспина нет детей.

– Этого мы еще не знаем. Разве не так? Джоанна, возможно, носит его дитя.

– Святые небеса! – Аббат Эмброуз печально вздохнул.

– Брак был осуществлен должным образом, – удовлетворенно продолжал Рэдалф. – Я сам ходил следующим утром посмотреть на окровавленную простыню, после того как Криспин и Джоанна вышли из брачного покоя. И после этого они ведь провели еще несколько ночей и дней вместе.

– Всего лишь два дня и две ночи после первой брачной, – уточнил аббат Эмброуз.

– Ну и что? Этого же вполне достаточно. – Рэдалф улыбнулся при мысли об этом. – Возможно, ребенок Криспина уже живет в чреве моей дочери. Наследник его и моих владений.

Аббат Эмброуз перекрестился и вознес молитву о добром здоровье и благополучии Джоанны.

– Да, святой отец, я позабочусь о ее благополучии, – не унимался Рэдалф. – Джоанна много для меня значит, а с ребенком еще больше. Ну, так что, священник? У вас не слишком счастливый вид. Вы что, хотели забрать Хафстон себе, чтобы отдать потом церкви? Или считаете, что я обманом получил власть над этими землями?

– Я считаю, – ответил аббат Эмброуз, – что вы честны, насколько это вам доступно.

– Что ж, тогда нет никаких сомнений. Вы можете отправляться на Сицилию немедленно после похорон. То есть завтра.

– Прежде чем я уеду, я хотел бы увидеть Джоанну, – настаивал аббат Эмброуз. – Я хочу помолиться вместе с ней о душе Криспина.

– Почему бы нам не подождать до завтра, – предложил Рэдалф, – пока не будем знать, как она себя чувствует?

Однако наутро он сообщил аббату Эмброузу, что Джоанна тяжело больна от потрясения и горя и не способна видеться с кем бы то ни было. Он не счел нужным рассказывать священнику о бурной сцене, разыгравшейся на рассвете между ним и дочерью в присутствии безмолвной Роэз.

– Я буду присутствовать на похоронах Криспина, – объявила Джоанна.

– Ты останешься в этой комнате, пока я не разрешу тебе выйти, – заявил в ответ Рэдалф.

– Я больше не подчиняюсь тебе, – вскрикнула она. – Я замужняя женщина.

– Ты вдова, вернувшаяся под опеку отца, слишком убитая горем, чтобы покидать свои покои, – отвечал Рэдалф.

– Я больше не буду повиноваться тебе! – Она не дрогнула, когда Рэдалф поднял свою тяжелую длань, чтобы ударить дочь. Но, опомнившись, опустил руку.

– Я потратил долгие годы, защищая свои земли от уэльских лордов, – сказал он. – Я не побью тебя, чтобы не рисковать выкидышем, если ты понесла ребенка. Я не буду рисковать счастьем получить законного наследника, который будет защищать мои земли, когда меня не станет.

– Это все, что я для тебя значу. – Она разрывалась между мыслью о том, чтобы родился ребенок Криспина и ненавистью к отцу, равнодушного ко всему, кроме своих корыстных целей. – Я всегда была только средством получить наследника. Не так ли? Просто сосудом, чтобы выносить твоего приемника. Ты ко мне равнодушен. Я не думаю, что ты вообще любишь кого-либо. Ты не способен любить, отец!

– Роэз, – обратился Рэдалф к жене, которая со страхом смотрела и слушала эту ссору, – позови слугу и вели принести в эту комнату все, что понадобится вам с Джоанной на то время, пока я не вернусь из Хафстона.

– Как же так, милорд? – растерянно переспросила Роэз.

– Поступай, как я сказал, женщина! – взревел Рэдалф.

– Но, милорд. Мне сегодня столько надо сделать, – начала возражать Роэз. – У нас много гостей, которых надо кормить и развлекать.

– Те гости, которые еще задержались здесь после вчерашнего убийства, поедут со мной в Хафстон на похороны. Я послал туда человека приказать тамошним слугам приготовить поминки. Когда они закончатся, гости могут отправляться домой или к дьяволу, мне все равно. А ты, моя дорогая и послушная жена, проведешь сегодняшний день в этой комнате с Джоанной. С той стороны двери я поставлю на страже Бэрда, чтобы быть уверенным, что вас не побеспокоят. А теперь зови слугу, потому что я тороплюсь в дорогу.

– Я хочу видеть аббата Эмброуза, – потребовала Джоанна.

– Ты никого не увидишь, кроме меня и Роэз, – прорычал Рэдалф. – И не вздумай склонять Роэз передавать какие-нибудь твои послания. Она знает, каково возражать мне. Ты ведь знаешь, Роэз?

Бросив быстрый взгляд на Джоанну, Роэз кивнула:

– Да, милорд.

– Ты сумасшедший, – сказала Джоанна отцу.

– Я не знаю ни одного человека, который назвал бы меня так, – совершенно спокойно ответил он. – Зато много найдется тех, кто сочтет, что ты обезумела от горя, раз бросаешь такие обвинения. Так что придержи свой язык, бесстыдница.


В конце погребальной службы Рэдалф поднялся сказать слово.

– Я умоляю всех вас, дорогие друзья, – обратился он к собравшимся в крохотной часовне Хафстона, – если кто-нибудь из вас узнает местонахождение двух рыцарей-злодеев, Пирса из Стоуксбро и Элана из Уортхэма, схватите их и держите под стражей и известите об этом меня. Я не допущу, чтобы убийцы Криспина остались безнаказанными. Сегодня утром я отправил послание королю Генриху с просьбой объявить Элана и Пирса вне закона. Я хочу, чтобы их обоих повесили за то, что они сделали. Да, повесили, несмотря на их знатное происхождение! Отрубить голову – слишком легкая казнь для тех, кто убил своего родственника.

А теперь давайте похороним Криспина в усыпальнице под этим алтарем, чтобы он покоился, рядом со своими предками. Я торжественно клянусь, что велю изваять лицо покойного из лучшего мрамора и поставлю на его гробнице. Я также клянусь быть рачительным управляющим владениями Криспина и сохранить их в полном порядке для будущего сына, которого, надеюсь, произведет на свет его вдова в продолжение его рода.

Эта речь вызвала восхищение у всех присутствующих, потому что хотя убийства родственников случались… и даже иногда считались необходимыми в целях самосохранения… но все-таки какие-то отдаленные представления о справедливости у них были, и в это утро Рэдалф явил себя примером всего лучшего, что есть в нормандских баронах. Объявит король Генрих Пирса и Элана вне закона или не объявит, значения не имело. Если любого из них поймают, пощады не будет. А что касается Джоанны, любой из присутствующих здесь мужчин сделал бы то же самое: утверждал, что его дочь может… всего лишь может… родить ребенка, чтобы оправдать захват земель, ранее ему не принадлежавших.

Все гости разъехались, и в замке Бэннингфорд снова наступила тишина. Барон Рэдалф, теперь хозяин вдвое большего количества земель, чем неделей раньше, был абсолютно уверен в своей неколебимой власти, когда предстал перед дочерью и женой в брачном покое, где Джоанна оставалась со смерти Криспина.

– Хватит реветь! – заорал он на Джоанну. – Может, тебе и нравилось заниматься с Криспином любовью, но это всего лишь физическое удовольствие. Ты его почти не знала. Не больше, чем я и Роэз. Прекратишь ты свое нытье?

– Он был добр ко мне. – Джоанна пыталась, как могла, выполнить бездушный приказ отца. – Если бы хватило времени, его доброта и моя благодарность за то, что он не был груб со мной, могли перерасти во взаимное доверие. Мы могли бы глубоко привязаться друг к другу. – Увидев, с каким недоверчивым видом смотрит на нее отец, она замолчала, сознавая, что он не способен понять ее скорби о благородном Криспине.

– Мое самое сокровенное желание, чтобы с тобой было все благополучно, – начал Рэдалф, – поэтому ты останешься в этой комнате до определенного времени.

– Что ты говоришь? – вскричала Джоанна. – Я что, пленница? Если так, то почему? Я не сделала ничего плохого.

– Надеюсь, что нет. Ты останешься здесь под стражей, пока мы не удостоверимся, что ты беременна.

– Но это займет несколько недель, – возразила Роэз. – Я могу понять: ты не хочешь, чтобы она ездила верхом или чрезмерно утомлялась, что может привести к выкидышу. Но, милорд, вы же позволите Джоанне проводить часть дня на верхней площадке башни, где много солнца, как она привыкла. Ее шитье…

– Шить она может и здесь, – сказал непреклонный Рэдалф. – Света здесь хватает.

Это и в самом деле была славная комната, лучший покой для гостей в замке, расположенный высоко в западной башне. Безопасный и уединенный. Так как он находился высоко за пределами полета стрел, лишь чуть ниже уровня собственной спальни барона. И окна были чуть шире узких бойниц, пробитых в толстых каменных стенах нижних этажей. В этой комнате было два окна, находившиеся так близко друг к другу, что образовывали нечто вроде алькова. Под окном в стене была высечена каменная полка, на ней лежали подушки, превращавшие ее в удобное сиденье. Для большего уюта на окнах были приделаны не только деревянные ставни, но весь альков занавешивали тяжелым шерстяным занавесом, который в зимние ночи можно было задергивать, сохраняя в комнате тепло. Вещи, принадлежавшие Криспину, и сундук с его одеждой были убраны по распоряжению Рэдалфа, но вещи Джоанны остались.

– Я не вижу в этой комнате никаких недостатков, – продолжал Рэдалф, поглядывая на две жаровни, в которых зимой жгли уголь для обогрева. – Тут уютно и удобно. Ты должна быть здесь счастлива.

– Я не могу находиться в одной и той же комнате дни и месяцы напролет, – воскликнула Джоанна.

– Именно это ты и сделаешь, – ответил Рэдалф. – Я не могу позволить тебе разговаривать или просто видеться ни с одним мужчиной, кроме меня, пока не узнаю, что ты ждешь ребенка от Криспина. Чтобы не было никаких сомнений в отцовстве.

– А если она не беременна? – спросила Роэз.

– Ну, тогда, – Рэдалф сжимал и разжимал пальцы, словно хотел стиснуть ими стройную шейку дочери, если она окажется бесплодной, – тогда я снова выдам ее замуж, как только кончится траур, за кого-нибудь еще. У меня должен быть наследник. Должен!

– Милорд, это очень жестокое обращение с девушкой, которая всего лишь выполняла ваши желания, – настаивала Роэз.

– Надо ли мне напоминать тебе, что если бы ты родила мне детей, у меня не было бы необходимости так обращаться с Джоанной? – Рэдалф обернулся к Роэз со злорадством человека, любящего унижать того, кто слабее и беззащитнее его. – Это тяжкий порок, делающий жену неполноценной. И если ты окажешься не только бесплодной, но и своевольной, я могу на законном основании расторгнуть брак и отправить тебя в монастырь.

– Но если Джоанна беременна и не будет двигаться, – продолжала Роэз, рискуя своим благополучием ради юной вдовы, – она ослабнет и заболеет и сможет родить лишь хилого ребенка вам в наследники. По-моему, милорд, в ваших интересах разрешить Джоанне прогуливаться каждый день по крепостной стене, иногда посещать сад с травами. Я буду сопровождать ее и прослежу, чтобы она ни с кем не разговаривала.

Рэдалф перевел взгляд с Роэз на дочь. Он был в нерешительности. Слова жены встревожили его. Джоанна затаила дыхание.

– Джоанна может прогуливаться по крепостным стенам вместе с тобой, – наконец смилостивился он, – но только с Бэрдом. Он будет охранять вас обеих. Бэрд уж позаботится, чтобы ни один мужчина не приблизился к Джоанне.

Это было не то, что хотелось бы услышать Джоанне. Никакой радости не будет в прогулках с Бэрдом, которого она терпеть не могла. Но радость хоть небольшой свободы возобладала над отвращением к тюремщику.

– Спасибо, отец, – кротко сказала она, несмотря на гнев, кипевший в ее сердце.

– Бэрд будет также сторожить твою дверь, – продолжал Рэдалф. – Кроме засова внутри, я поставлю тебе на дверь крепкий замок, чтобы лучше уберечь от всяких вторжений. Женщина Бэрда, Лиз, будет убирать твою комнату и приносить тебе еду. Не пытайся подружиться с ней. Бэрд позаботится, чтобы она не передавала от тебя никаких посланий.

– У меня вовсе нет желания разговаривать с Лиз, – отвечала Джоанна. – Она отвратительная женщина.

– И ты не будешь передавать никаких посланий ни от Джоанны, ни к ней, – обратился Рэдалф к жене. – Если дорожишь своей жизнью.

– Я выполню все ваши приказания, милорд.

– Как только снаружи на дверь поставят замок, лишь у меня и у Бэрда будут ключи от этой комнаты, – заметил Рэдалф. – Когда захочешь сюда войти, обратишься ко мне или к нему.

– Да, милорд. – Роэз склонила голову в знак повиновения.

Когда Рэдалф ушел, Джоанна опустилась на сиденье у окна и прислонилась головой к каменной стене.

– Неужели это все, на что мне разрешается смотреть, – воскликнула она. – Только на то, что видно из этих двух узких окошек? Я сойду с ума.

– Не теряй надежды. – Роэз села рядом с ней.

– Спасибо за желание мне помочь, – сказала Джоанна.

– Мне хотелось бы сделать больше. Без тебя моя жизнь была бы совсем грустной: не только без детей, но и без любви. Я сделаю все, что смогу, чтобы облегчить твое заточение, потому что так это и называется – заточение. Я помогла бы тебе бежать, если б сумела. Хотя куда ты можешь убежать, кроме монастыря, я не знаю.

– Не ставь себя под удар ради меня, – предостерегла ее Джоанна и горестно улыбнулась. – Что я буду делать, если отец отошлет тебя? У нас с тобой есть только мы, Роэз.

– Я буду осторожна, – пообещала Роэз. – Я постараюсь каждую ночь угождать ему в постели и предотвращать вспышки гнева.

– Самое забавное будет, если ты после этого забеременеешь, – улыбнулась Джоанна.

– Я начинаю думать, что в моем бесплодии виновата не столько я, сколько Рэдалф, – ответила Роэз и, сменив щекотливую тему, поинтересовалась: – А что ты думаешь об Элане? Ты веришь выдумке Рэдалфа, что Криспина убил он?

– Что бы ни заявлял мой отец или кто бы то ни был, – ответила Джоанна, – я сердцем знаю, что Элан не мог совершить убийства.

– Я тоже убеждена в этом, – с чувством подтвердила Роэз. – И сэр Пирс не мог. Но хотелось бы мне знать, кто же подлый убийца.

ГЛАВА 7

Аббат Эмброуз покинул Хафстон рано утром после похорон Криспина. Он путешествовал один. Это было почти безопасно даже в этой части Англии, расположенной вблизи границы с Уэльсом. При короле Генрихе I немного нашлось бы греховодников, осмеливавшихся напасть на священника. Аббат Эмброуз ехал на тихой кобылке и еще вел на поводу двоих лошадей: одну сменную кобылу для себя и одну вьючную, нагруженную его скромными пожитками и огромным для одного человека количеством провизии. Так как он не скрывал, что едет в Лондон, а затем в Гастингс, откуда собирается через Узкое Море добраться до Нормандии, то и выбрал дорогу, идущую в этом направлении. Дорога эта, больше походившая на тропу, петляла по глухим лесным чащобам. Так как день был ясным и теплым, аббат Эмброуз ехал с непокрытой головой, и его свежевыбритая тонзура[3] белела далеко окрест как символ его святости. Однако мысли его были заняты делами совсем не духовными, и, продвигаясь вперед, он снова и снова бросал испытующие взгляды в зеленые заросли по обе стороны дороги. Когда ближе к полудню на пути перед ним возникла высокая фигура, закутанная в темный плащ, он решительно натянул поводья, резко останавливая лошадь.

– Слава Богу, – воскликнул он. – Я боялся разминуться с вами или, хуже того, убедиться, что вас ночью схватили, а мне об этом не дали знать.

– Вам лучше заехать в лес, – сказал Пирс. – Мы с Эланом нашли безопасное местечко на время, пока не решили, что делать дальше.

Взяв под уздцы лошадь аббата Эмброуза, он свел ее с дороги. Две запасные лошади, привязанные к ее седлу, последовали за ней.

– Удивляюсь, как это вам позволили выехать с такими лошадьми из Хафстона, – заметил Пирс, восхищенно глядя на их великолепную стать.

– Я тоже был удивлен настолько, что решил, будто за мной следят, но пока никаких признаков преследования не заметил. – По мере продвижения в чащу аббат Эмброуз легко спрыгнул с лошади, потому что заросли стали слишком густыми. Низкие ветви деревьев и разросшиеся кусты сильно затрудняли езду. – Вы простите меня, если я скажу, что после того, как я отказался от рыцарской присяги ради святых обетов, получаю огромное удовольствие от того, что подо мной снова прекрасная лошадь и что еду на поиски справедливости в такой ясный день.

– Вы их украли? – откровенно спросил Пирс, подозрительно поглядывая на лошадей.

– Разумеется, нет, сын мой, – отозвался священник с озорной искоркой в глазах. – Они дар барона Рэдалфа церкви Святой Матери во искупление его грехов. А-а, Элан, вот ты где. Слава Богу, вне опасности.

– Я не был бы в безопасности без вашей помощи и сообразительности Пирса, – сказал Элан, выходя из своего зеленого укрытия и приближаясь к священнику. – Мы как-то незаметно ускользнули от целой армии поисковиков и собак, которых отправил по нашему следу Рэдалф. Всю первую ночь мы простояли в пруду, по горло в холодной воде, в то время как собаки лаяли и выли слишком близко, чтобы успокаиваться. Но, несмотря на холод и неуверенность в будущем, я благодарю вас обоих за спасение моей жизни.

– Если б мы сумели спасти и жизнь Криспина, – удрученно сказал Пирс, – если б сейчас нас было здесь четверо, а не всего лишь трое.

– Да. Смерть Криспина возмущает меня и мучит до глубины души, – Эмброуз склонил голову и перекрестился. – Я никогда не устану молиться за милую добрую душу моего племянника. Это все, что мы можем сейчас для него сделать.

Они стояли тесно прижавшись друг к другу, еле сдерживая слезы при мысли о навсегда утраченном родном прекрасном человеке, пока Эмброуз читал молитву.

– Препоручим Криспина заботам Всевышнего, – проговорил Эмброуз, – следующей моей святой обязанностью является забота о живых. И мне кажется, один из вас особенно в ней нуждается.

Элан из Уортхэма, которого аббат Эмброуз увидел сейчас на этой полянке, разительно отличался от того открытого и жизнерадостного юноши, который меньше недели назад прибыл в замок Бэннингфорд на свадьбу своего двоюродного брата. Лицо Элана было бледным и осунувшимся, движения напряженными, словно он был готов по малейшему знаку бежать от опасности.

– Ты снова болел? – с тревогой спросил аббат Эмброуз.

– Нет, тошнота быстро прошла. Я беспокоился за вас, – объяснил Элан. – И еще я боялся, что нас с Пирсом схватят до того, как я вспомню все, что случилось той страшной ночью, и сумею доказать, что не убивал Криспина. Ведь Рэдалф говорит именно так, верно? Что это сделал я? Мы знали, что он обвинит в убийстве меня. Дядя Эмброуз, я хочу, чтобы вы убедили Пирса отделиться. Скажите ему, что для него так будет лучше. Меня он не слушает.

– Много прошло лет с тех пор, как ты называл меня дядей, – сказал Эмброуз. – Это слово мило моим ушам, даже если это всего лишь знак уважения. Дорогой мой мальчик, я не могу советовать Пирсу бросить тебя. Что он будет делать? Вернется в Хафстон, где должен был стать рыцарем-ключарем у Криспина? Туда, где теперь распоряжается Рэдалф? Сколько времени, по-твоему, Пирс уцелеет там? Рэдалф будет настаивать… уже настаивает, что Пирс так же виновен, как и ты.

– Это была глупая идея. – Элан крепко потер лицо ладонями. – Я, кажется, до сих пор плохо соображаю.

– Может быть, из-за того, что ты давно ничего не ел, – заметил Эмброуз. – Мальчики мои, разделите-ка со мной дневную трапезу и выслушайте мои добрые советы.

– Согласен, – отозвался Пирс. – Более того, я обещаю последовать всем вашим советам.

– Вот это слова мудреца. – Легкими умелыми движениями человека, бывшего когда-то славным рыцарем и сохранившего до сих пор силу и гибкость, Эмброуз вытащил из чересседельной сумки узелок и бросил его Пирсу. Еще к седлу вьючной лошади был приторочен запечатанный кувшин с вином, который Эмброуз снял и передал Элану. Затем, поддернув свою рясу до бедер, Эмброуз уселся по-турецки на землю.

– Оставь лошадей как есть, – махнул он рукой, когда Пирс двинулся было к ним, чтобы расседлать. – Нам может понадобиться со всей поспешностью покинуть этот очаровательный уголок. Вино можешь пить спокойно, Элан. В нем нет макового настоя.

– Макового настоя? – Элан, задержав кувшин около губ, удивленно посмотрел на священника. – Так это из-за него мне было так плохо?

– По-моему, это наиболее вероятное объяснение, – заметил Эмброуз. – Маковый настой, смешанный с ядовитыми травами, вызывает такие болезненные симптомы, которые мы видели у тебя. Все, из чего приготовляется это питье, легкодоступно. У любой хорошей хозяйки в кладовой набор трав всегда наготове, чтобы давать раненым при сильных болях.

– Но не думаете же вы всерьез, что в отравлении Элана замешана леди Роэз? – забеспокоился Пирс. – Или Джоанна?

– Нет, – решительно возразил Эмброуз. – Я так не думаю. Не имея доказательства ничьей вины, я оставляю выбор преступника вашему воображению. Но готов спорить, Пирс, что если бы ты выпил за едой в ту ночь полный кубок вина, а не один глоток, то обязательно заболел. Но просто рассуждения ничего не стоят без неопровержимых доказательств. Я не сомневаюсь: вас обоих хотели обвинить в смерти Криспина.

– Но кто это сделал? – не унимался подавленный горем Элан.

– Я не знаю, – ответил Эмброуз.

– Но вы же кого-то подозреваете? – настаивал юноша.

– Я не стану называть ничье имя всуе и тем порочить репутацию возможно невинного человека, – покачал головой Эмброуз.

– Но меня же обвинили без доказательств! – воскликнул Элан. – И только небо способно помочь мне оправдаться, потому что я сделать этого не мог: я все еще не помню, что именно произошло той ночью после того, как я вышел из зала.

– Ты и не должен помнить, – вставил Пирс. – Для этого и понадобился маковый настой… чтобы нас лишить памяти.

– А с Джоанной все хорошо? – внезапно спросил Элан.

– Я не видел ее с той ночи. Отец запер ее в брачном покое. – И Эмброуз рассказал своим спутникам все, что знал о бедственном положении Джоанны и о том, как Рэдалф ведет розыски двоих молодых людей, которых во всеуслышание объявил убийцами Криспина.

– Нам надо найти способ вызволить Джоанну. – Элан вскочил, словно тут же собрался в замок Бэннингфорд.

– Об этом и не думай, – испугался Эмброуз. – В одиночку или вдвоем бессмысленно надеяться даже проникнуть в Бэннингфорд. Вас могут поймать, и я не сомневаюсь, что Рэдалф доведет вас пытками до безумия и лжепризнания, а потом повесит на крепостной стене. Сядь, Элан, и слушай. Я хочу, чтобы вы с Пирсом отправились со мной на Сицилию.

– Нет, – запротестовал Элан. – Я не покину Англию. Справедливость должна восторжествовать ради Криспина. Я обязан найти истинного убийцу и обелить свое честное имя. Я должен освободить Джоанну из этой башни.

– Верю, что со временем ты это сделаешь, – воодушевил его Эмброуз. – Но сейчас ты ничего не сможешь добиться, кроме как спасти себя.

– Я не покину Джоанну! – Лицо Элана потемнело от гнева, он крепко сжал кулаки.

– Может, мне тоже надо было добавить в вино макового сиропа, – пошутил Эмброуз.

– Элан, помолчи и послушай почтенного аббата, – попросил Пирс. – У нас, возможно, осталось мало времени до того, как сюда явятся люди Рэдалфа, которых он послал за нами.

Элан покорился Пирсу: он всегда слушал «брата», даже когда другие пытались его убедить.

– Ладно, достопочтенный сэр Пирс, я выслушаю все, что хочет сказать дядя Эмброуз.

– Тогда сядь, – приказал Эмброуз, и Элан подчинился.

– Всем известно, что я еду в Лондон, а потом в Нормандию, – сказал Эмброуз. – А это значит, что люди Рэдалфа, вероятнее всего, будут вести розыски в том же направлении, к югу и востоку, считая, что я попытаюсь помочь вашему побегу.

– Они наверняка так решат, когда узнают, что вы взяли с собой для путешествия трех лошадей, – заметил Пирс.

– Вот именно, – подтвердил Эмброуз. – Это входило в мои намерения: заставить так их подумать. Но пока Рэдалф ищет двух рыцарей и священника, направляющихся в Лондон, трое священников поедут на север, а через день или два повернут на запад в Уэльс. У меня в седельных сумках есть для вас рясы.

– В Уэльс? – переспросил Элан. – Почему в Уэльс?

– Из Уэльса, – объяснил Эмброуз, – легко перебраться в Ирландию.

– Разумная мысль, – восхитился Пирс. – Это запутает Рэдалфа. А если верно то, что я слышал о валлийцах, они не будут ему помогать, даже если он нападет на наш след.

– Пожалуй. – Особого энтузиазма Элан не выказал, но смолчал и стал слушать, что Эмброуз собирался делать дальше.

– Оказавшись в Ирландии, мы легко найдем корабль, направляющийся в Бордо, так как между странами процветает торговля вином. Из Бордо мы отправимся к Нарбонне, а оттуда к Средиземному морю, где сядем на корабль до Сицилии.

– Это долгое путешествие, – возразил Элан. – Оно займет месяцы, особенно если погода будет плохой и морские ветры будут дуть навстречу или придется долго ждать отплытия корабля.

– Тем лучше. – Эмброуз бросил лукавый взгляд на своих спутников. – Тогда у меня во время путешествия будет время продолжить ваше образование. Вам понадобится лучше, чем сейчас, знать латынь, да и некоторое знание греческого не помешает. Потом, разумеется, арабский. Я несколько лет изучал его, готовясь к своему второму путешествию на Сицилию.

– Все это хорошо для ученого человека вроде тебя, но почему я должен пытаться разговаривать словно какой-то язычник? – презрительно проговорил Элан.

– Этот вопрос выдает твое туманное представление о странах, куда мы едем, – ответил Эмброуз. – Кроме этих языков, я научу вас тому, что знаю о замечательном королевстве Сицилия, так что вы сможете найти свое место при дворе короля Роджера. Я хочу, чтобы вы избежали глупых ошибок, которые делал я, оказавшись на Сицилии по пути из Святой Земли домой. Когда я был еще рыцарем, то не ценил знаний и представившейся мне возможности восполнить свое образование. Если бы я подумал тогда о том, как лучше ими воспользоваться… А вот теперь я возвращаюсь в поисках упущенного и хочу, чтобы вы не повторили моей легкомысленной ошибки.

– Если я уеду из Англии с вами, на что еще не согласился, – сказал Элан, – то смогу сопровождать вас лишь до Ирландии, может быть, до Бордо. И только короткое время. Допускаю, что морское путешествие, возможно, прояснит мои мысли и позволит вспомнить, что произошло, когда был убит Криспин. И думаю, что мне, наверное, лучше покинуть на время Англию, пока не стихнут страсти. Но, как только смогу, я вернусь, чтобы доказать свою невиновность и вызволить Джоанну из-под власти ее изверга отца.

– Я надеялся, что доходчиво объяснил, – укоризненно покачал головою Эмброуз, – что Рэдалф позаботится о том, чтобы тебя объявили вне закона. А как только король Генрих подпишет об этом указ, любой человек в Англии сможет убить тебя, не боясь возмездия. Когда умрет твой отец, ты не сможешь наследовать его земли. Они отойдут короне.

–. Значит, я стану безземельным рыцарем вроде Пирса. – Элан пожал плечами, стараясь примириться с правдой, которую до этой минуты отказывался признавать.

– Однако, – продолжал Эмброуз, – в Сицилийском королевстве рыцарь, обладающий умом и ратным опытом, может заработать себе и земли и титул.

– Что не принесет мне никакой пользы в Англии, – отозвался Элан.

– В одном я согласен с Рэдалфом, – сказал Эмброуз, – король Генрих долго не протянет, а когда он умрет, полагаю, здесь начнется хаос. Потому что, как и Рэдалф, убежден, что большая часть английской знати не станет подчиняться правлению женщины. На эту смуту ты только и можешь надеяться: во время таких междоусобиц все эти объявления «вне закона» забываются либо теряют свою силу. Отправляйся со мной на Сицилию, Элан. Заслужи там земли, власть и богатство. И тогда ты сможешь выбрать подходящий момент, чтобы вернуться и потребовать то, что принадлежит тебе по праву.

– Но ведь это займет годы, – возразил Элан. – А как же Джоанна?

– Ты ничего не можешь для нее сделать, – ответил на его вопрос Пирс. Он с нескрываемым восхищением слушал мудрого Эмброуза. – Рэдалф будет держать Джоанну под таким строгим присмотром, что до нее никому не добраться. Он должен держать ее взаперти, изолировать от мира, чтобы без помех закрепить за собой земли Криспина, – если только Джоанна носит его наследника…

– Все это я понимаю. – Элан снова вскочил на ноги. – Не надо мне ничего повторять. Мне невыносимо думать, что они могут сделать с Джоанной.

Мне тошно от вас… от вашей рассудительности. Ни один из вас не знает, что такое любовь, когда сердце разрывается, пересыхает во рту и вы на все пойдете ради нее… на все!

– Ты искренне убежден, что я этого не знаю? – поднял брови Эмброуз. Он продолжал сидеть на голой земле, подтянув до колен рясу, с ломтем хлеба в руке. – А почему, ты думаешь, я снял кольчугу и надел эту грубую одежду священника, если не ради того единственного, кого люблю больше жизни? Ради него я готов отдать жизнь, принять мученическую смерть, если понадобится.

– Жажда возмездия за гибель дорогого человека не то же самое, что беспредельная любовь к женщине, – возражал Элан.

– Может, и нет. – Несмотря на разгорающийся гнев Элана, Эмброуз сохранял спокойствие. – В молодости я любил одну-двух женщин. Я тогда был рыцарем. И хорошо понимаю, что ты теперь чувствуешь и как тяжело тебе рассуждать разумно, когда все мысли в смятении, а тело мучительно жаждет ее прикосновения. Я прошу тебя лишь поразмыслить над тем, что сейчас помочь Джоанне ты не можешь и в бесплодных попытках скорее всего погубишь свою жизнь и причинишь любимой еще больший вред. Если же ты выждешь, все спокойно обдумаешь, тщательно подготовишься, то позднее настанет день, когда ты преуспеешь в том, что сегодня обречено на трагический провал.

– Выжидать? Не могу! – Элан бросился в лес прочь от своих друзей. Пирс сделал было попытку последовать за ним, но Эмброуз остановил его.

– Не держи его, – сказал он. – Дай ему время на размышления. Элан не дурак. Постепенно он придет к единственно правильному решению.

Элан, не глядя вокруг, продирался сквозь заросли и наконец остановился, испытывая желание разрядить гнев и стукнуть кулаком по самому толстому дереву, попавшемуся на пути. Дереву он вреда не причинил, но сильно ободрал и разбил себе руку. Боль от ссадины и ушибов привела его в чувство.

Молодой человек понимал, что Эмброуз прав. Если бы он мог освободить Джоанну и забрать ее с собой в Сицилийское королевство, он сделал бы это и никогда не пожалел об Англии. Но Элан не мог спасти ее, не отдав взамен своей жизни, и знал, что этой напрасной жертвой не поможет своей любви. Чтобы сохранить надежду на то, что когда-нибудь он вызволит Джоанну из рук ее бездушного алчного отца, он должен был срочно покинуть Англию. Он поклялся над телом Криспина, что вернется к Джоанне и выполнит клятву, когда обстоятельства сложатся благоприятно.

Элан снова ударил кулаком по дереву, испытывая почти радость от боли в руках, помогавшей ему забыть о боли в сердце, которая не оставит его до того счастливого мгновения, пока он снова не обнимет Джоанну.

Он скроет ото всех эту изнуряющую боль. Недостойно мужчины так открыто проявлять чувства, а он уже не мальчик. Его переживаний не заметит никто. Он поступит так, как советует Эмброуз: заслужит в Сицилии такие огромные богатства и власть, что Рэдалф по сравнению с ним будет просто ничтожным муравьем. Тогда он вернется, низвергнет Рэдалфа и вернет свою любовь.

– Я вернусь за тобой, моя любовь, – поклялся он, упершись лбом в дерево и прижав к губам окровавленный кулак. – Жди меня, Джоанна. Я вернусь!

ГЛАВА 8

Жаркой августовской ночью, когда Рэдалф уже лег в постель, он узнал, что его самое страстное желание в этой жизни начало сбываться.

– Милорд, – сообщила ему Роэз, – мы с Джоанной уверены, что она носит ребенка. Так как вы уже несколько недель ее не навещали, она поручила мне рассказать вам об этом. – И когда Рэдалф взволнованно посмотрел на нее, забыв снять свою пропотевшую тунику, Роэз продолжала: – Дважды не пришли к Джоанне месячные кровотечения, и ее каждое утро тошнит. Есть и другие приметы, но это самые верные признаки.

Несколько мгновений Рэдалф испытывал настоящее счастье, но немного спустя его начали мучить сомнения, омрачившие радостное известие.

– Но ведь одному Богу известно, будет ли это мальчик, – сказал он, – или у Джоанны не случится выкидыш, или этот ребенок не умрет, только что появившись на свет.

– О, мой дорогой милорд, неужели вы не можете просто надеяться на лучшее? – удивилась Роэз. – У Джоанны так поднялось настроение! Она благодарна Богу, что ей ниспослана грустная радость выразить покойному Криспину эту последнюю дань своей любви. Она с ликованием встретит первенца, будь это хоть сын, хоть дочь.

– Джоанна может утешаться пустяковыми женскими мечтами, ей-то не нужен наследник.

Рэдалф посмотрел на свою хорошенькую темноволосую жену, которая только что улеглась в супружескую постель. Над зеленым одеялом были видны ее бело-розовые плечи и длинная стройная шея. У Рэдалфа часто возникало дикое желание сжать пальцами это изящное горлышко и выдавить из него жизнь в наказание за бесплодие. Но у деспотичного барона хватало здравого смысла понять, что Роэз ему нужна, чтобы вести хозяйство и заботиться о Джоанне до того, пока не родится внук. А там будет видно…

Ну и наконец, все еще оставалась надежда, что Роэз родит ему наследника. Как было бы прекрасно иметь внука и сына! Тогда он сможет успокоиться, что не достанутся его земли этим хитрым уэльским лордам. Мысль заиметь собственного ребенка всегда пробуждала в нем вожделение. Он потянулся к Роэз, стащил с нее одеяло, разглядывая обнаженную жену, с маленькими упругими грудями, тонкой талией и длинными ногами. Он раздвинул ее ноги и опустился меж них на колени: высокий мужчина с широкой костью, светловолосый и голубоглазый, как его дочь. В молодости он был красив, но в пожилом возрасте лицо его стало багровым, а тело располнело от излишеств в еде и неумеренного питья. Постоянная тревога об отсутствии наследника заставляла его нервничать. Обладая Роэз, он спешил, не испытывая ни капли чувства. Он не любил ее, но ему было приятно, перед тем как удовлетворить свое желание, слышать, как она стонет и вздыхает, ожидая завершения супружеского долга. Она никогда ему не отказывала и, верилось, отдавалась с радостью.

В эту минуту он не мог сделать то, чего хотел: грузное тело не подчинялось проснувшемуся желанию, и мужская плоть оставалась вялой и бессильной. Он взял руку Роэз и приложил к сокровенному месту.

– Сделай мое естество твердым, – приказал он. У Роэз было удивительно гибкое тело. Она сумела с широко раскинутыми ногами, между которых стоял на коленях Рэдалф, сесть. Она стала целовать его, надеясь возбудить страсть в этом расплывшемся, лишенном страсти пожилом мужчине.

– Можешь не стараться, – проворчал он, отклоняясь назад, – все это детские забавы.

– Прошлый раз вам это понравилось, милорд. – Она пощекотала одной рукой его соски, в то время как другой гладила его ниже.

Ласковые касания ее умелых пальцев, когда они порхали, забираясь в самые сокровенные места, возбудили Рэдалфа, наконец он ощутил, как твердеет его хилая мужская плоть.

Роэз продолжала колдовать над ним. Она оседлала его бедра, а затем обвила ногами, усаживаясь на него так, что он проник в нее быстро и глубоко, испытывая острое наслаждение. Но он не подумал, что настоящий, полноценный мужчина не позволит своей женщине обрести такую власть в постели. Есть только один способ, которым настоящий мужчина берет женщину: она на спине, а он над ней, вонзая в нее свою плоть. Единственное, что останавливало Рэдалфа, было сомнение в том, сумеет ли он уложить Роэз навзничь, не выходя из ее лона, чтобы не обмякнуть снова. Но когда Роэз стала вращать бедрами, вжимаясь в него с нарастающим пылом, он решил, что стоит рискнуть.

Неуемная женщина продолжала свой возбуждающий танец, но это уже не имело значения, потому что теперь Рэдалф был там, где ему и полагалось… на ней… и, ощущая себя молодым и страстным мужчиной, с ликующим криком завершил предназначенное ему природой. Он сразу обмяк, но ему было уже все равно. Рэдалф только что доказал свою недюжинную мужскую силу. Он ждал, одобрит ли его Роэз.

– Благодарю вас, милорд, – произнесла она, как он ее учил.

– Ты хорошая жена. – Рэдалф похлопал ее по плечу в приливе великодушия после своего мужского подвига. Небольшая похвала – и Роэз будет, как всегда, покорной. Если б только она родила ему сына!

Когда Рэдалф захрапел на своем краю постели, Роэз свернулась клубочком, лицом в другую сторону, чтобы видеть пробивающийся сквозь узкие щели ставен лунный свет. Вот и еще раз благодаря ее собственным усилиям Рэдалф утолил ее желание. Но была в их интимной близости какая-то холодная пустота. Через несколько недель после их супружества Роэз поняла, что она более чувственна, чем ее бесстрастный муж. Она нуждалась в поцелуях, нежности, горячих ласках, на что бездушный Рэдалф не был способен.

В постели с Рэдалфом Роэз чувствовала себя бесконечно одинокой. Она томилась по мужчине, который согреет ее, обласкает все ее молодое трепетное тело, и она отдастся ему, испытывая не только физическое наслаждение, но и любовь. Она неясно представляла себе такого идеального мужчину. Он будет добрым и великодушным, всегда почтительным с ней. Роэз не позволяла себе дать ему имя, потому что этим допустила бы «прелюбодейство в мыслях своих». Но все равно, засыпая, мечтала о ком-то, кто будет относиться к ней с пылкой любовью, которой она жаждала, и знала, что если когда-нибудь такой необыкновенный человек появится, она сделает для него все на свете, даже невозможное.


Этажом ниже хозяйской спальни, в своей комнате Джоанна тоже не могла заснуть. Мысли, которые днем она загоняла вглубь сознания, ночью одолевали ее. Испытывая безнадежную страсть к одному мужчине, она вышла замуж за другого, овдовела через три дня и была посажена отцом под замок. И вот теперь, беременная, видела во всем, что с ней случилось, следствие своего рабского подчинения воли Рэдалфа.

Ее беспрекословное послушание причиняло вред не только ей, но и другим. А главное, послужило причиной смерти Криспина. Она все больше убеждалась в этом… Из-за ее покорности отцу Элан стал изгнанником, бежал с родины. Та же участь постигла ни в чем не повинного Пирса, потому что Рэдалф объявил юношу сообщником Элана.

Она задумалась о том, сообщит ли ей отец, если Элан погибнет, и решила, что обязательно. Тем самым докажет ей, что он, Рэдалф, победил. Но пока она не услышит этой страшной вести от отца, Джоанна будет верить, что ее возлюбленный жив. Каждый день она молилась о благополучии Элана и Пирса.

Ночью, одна, лежа в постели или сидя без сна у окна, она снова и снова переживала чудовищность отцовского поступка, сломавшего ее жизнь. В ее душе постепенно разгорелось мятежное пламя. Она будет очень осторожной, потому что ее долг – защитить ребенка Криспина. Но она найдет способ обмануть коварного Рэдалфа… ради себя, ради своего новорожденного, ради Пирса и более всего ради Элана. Он обещал вернуться за ней. Она снова увидится с ним… непременно. В этом Джоанна не сомневалась. Она будет ждать его.

Если бы Джоанна знала, сколько лет пройдет до того, как Элан снова приедет в замок Бэннингфорд, она, наверное, сдалась и, несмотря на материнский долг, бросилась бы в отчаянье с крепостной стены.

Зачатый в начале лета ребенок Джоанны родился в первый день весны года от Рождества Христова 1135.

В преддверии великого события Рэдалф привез из Честера в Бэннингфорд повитуху, чтобы наблюдать за родами дочери.

Джоанна, только глянув на грязную старуху, умолила Роэз принять у нее ребенка.

– Я ей не доверяю, – шептала Джоанна, – потому что эту развалину выбрал отец. Роэз, ты помогала нескольким женам отцовских рыцарей, так что опыт у тебя есть. Пожалуйста, я хочу, чтобы в комнате при мне была только ты.

– Я не уверена, – начала было Роэз, но Джоанна судорожно схватила ее за руки, в панике, что мерзкая повитуха коснется ее ребенка.

Они гуляли по крепостной стене, как делали ежедневно. Бэрд сопровождал их, держась на один-два шага сзади. Джоанна так раздалась в эти последние дни беременности, что если она хотела подняться по ступенькам наверх, на стену замка, приходилось просить помощи ненавистного ей Бэрда. Для нее было сущей мукой, когда он прикасался к ее руке, но выбора не оставалось. Прогулки были для нее жизненно необходимы, давая возможность двигаться и не терять необходимой связи с внешним миром. По приказу отца никто не смел приближаться или разговаривать с ней, но она могла наблюдать, как обитатели замка занимаются своими делами во внутреннем дворе, как меняется стража на крепостных стенах. Было несколько добрых людей, взявших за обычай улыбаться Джоанне, когда Бэрд не смотрел в их сторону, и тогда она не чувствовала себя узницей, оторванной от продолжающейся жизни вокруг нее.

– Роэз, ты должна мне пообещать, – Джоанна взяла мачеху под руку. – Поклянись, что, когда настанет мне время родить, ты не оставишь меня с этой грязной ведьмой.

– Посмотрю, что удастся сделать, – ответила Роэз, понизив голос, чтобы не услышал Бэрд. – Я заметила, что вчера вечером повитуха сильно напилась. Может, ее удастся подкупить.

– Делай что хочешь, только поскорее, – умоляла Джоанна. – Мне кажется, времени почти не осталось.

Джоанна оказалась права – роды начались через час после ее возвращения с прогулки: бурно сошли воды, и начались сильные схватки, следовавшие одна за другой. Роэз не покидала ее ни на минуту, но повитуха тоже находилась в комнате.

– Пожалуйста, вели ей уйти, – вскричала Джоанна при виде отталкивающего сморщенного лица и беззубой улыбки дряхлой женщины. Роэз выждала, пока боли немного стихнут, и объяснила падчерице:

– Рэдалф настаивает на ее присутствии, так что, Джоанна, ты вынуждена повиноваться. Но я заключила с ней сделку. За большой кувшин вина и несколько прибереженных мною монет она оставит нас в покое и просто будет тихо сидеть в углу. Повитуха велела Лиз принести наверх два ведра кипящей воды и согласилась сразу же отослать Лиз, чтобы мы остались одни.

– Спасибо, я рада, что буду избавлена от присутствия женщины Бэрда. Я знаю, что прошу у тебя, Роэз. Если что-то будет неладно и ребенок родится мертвым или ущербным, отец накажет не только повитуху, но и тебя. И меня тоже. – Едва успев договорить, Джоанна приготовилась к новой сильной схватке.

– Я никогда не оставлю тебя одну. – Роэз взяла руку Джоанны в свои и крепко сжала. – А теперь держись за меня.

– Он не должен идти так быстро, – пролепетала повитуха, ставя на стол свою деревянную чашу для вина и придвигаясь поближе, чтобы взглянуть на Джоанну. – Это первый ребенок, и схватки должны длиться часами, может, даже днями. – Она попыталась положить грязную руку на живот Джоанны, но роженица с отвращением отпрянула:

– Оставь меня в покое. Не прикасайся ко мне.

– Будь по-твоему. Ты еще завопишь о помощи. Скоро.

С этими словами повитуха подошла к двери, чтобы впустить Лиз с водой. Верная условиям сделки с Роэз, она быстро отправила женщину Бэрда восвояси и задвинула засов.

– Больше нас никто не потревожит, – успокоила Роэз Джоанну и, указав повитухе на угол, распорядилась: – Садись и сиди там, пока я тебя не позову.

– Делайте что хотите. Мне все равно, раз хорошо заплатили, – отозвалась она.

Теперь началась самая трудная пора: надо было помочь новой жизни появиться на свет, потому что, как отметила повитуха, Джоанна не прошла через естественные медленные начальные часы родов. Джоанне казалось, что ее чрево так же рвется вытолкнуть ребенка, как она жаждет поскорее взять его в руки. Во все время мучительных схваток и усилий Джоанны с ней была Роэз, держала ее за руку, обтирала лоб, ободряла.

Роэз заставляла ее ходить по комнате, а когда она больше не могла этого делать из-за дрожи и слабости в подгибающихся ногах, мачеха переменила тактику. Роэз велела ей присесть на корточки над соломенным тюфяком и удерживала ее, чтобы Джоанна не упала в то время, как тужилась и тужилась, пока ей не начало казаться, что она сейчас умрет от напряжения. Роэз ни на мгновение не позволяла ей отвлекаться от ее усилий, а ребенок шел так быстро, что хотя Джоанна охала, стонала и даже выругалась раз или два, устав тужиться, она не кричала почти до самого конца, когда ощутила, как что-то горячее и мокрое выскользнуло из ее тела. И тогда это был уже крик торжества, а не боли. Роэз тоже громко закричала, подхватывая ребенка и поднимая его, в то время как Джоанна опустилась на солому. Быстро обтерев новорожденного, Роэз закутала его в мягкую ткань.

Пронзительный вопль вырвался из крохотного ротика, и Роэз перевернула дитя, отвернув уголок ткани, чтобы Джоанна увидела, что это мальчик. Джоанна протянула руки, и Роэз положила в них ребенка. Джоанна прижала его к груди. Ребенок стал тыкаться в нее носиком, и она рассмеялась счастливым смехом впервые почти за целый год.

– Помоги мне снять грязную рубашку, – обратилась она к Роэз. – Мой сын Криспин голоден.

Минуту спустя ребенок с жадностью начал сосать, но вскоре задремал.

– Что ж, – проговорила повитуха, покидая свой угол и подвигаясь поближе в сопровождении облака винных паров. – Ты родила славного сына. Вот что я тебе теперь скажу: позволь мне сообщить барону Рэдалфу об этом, и я сохраню ваш секрет, что вы делали все сами, без моей помощи.

– Я же тебе уже заплатила, – начала было Роэз, но счастливая усталая Джоанна остановила ее:

– Ладно. Пусть она сообщит об этом отцу, и дай ей получить свое вознаграждение. Нам ведь это неважно, лишь бы маленький Криспин был цел и здоров. Но, женщина, дай нам немножко побыть одним, прежде чем ты отправишься вниз в большой зал.

– Это я могу, потому что вы были добры ко мне, не то что некоторые, и дали мне хорошего вина. Ты так быстро родила, девочка, что близкие, собравшиеся внизу, будут ошеломлены. – Повитуха перегнулась через плечо Роэз, глядя, как та ловко смывает кровь с бедер Джоанны. – По крайней мере, разрывов у нее нет. У тебя все быстро заживет, девочка, и ты скоро будешь готова снова принять мужчину.

Налив себе вина, повитуха удалилась в свой угол.

– Меня не интересуют мужчины, кроме одного, – прошептала Джоанна, целуя шелковые беленькие волосики сына. – Какой он светленький!

– Он должен быть таким при обоих золотоволосых родителях, – откликнулась Роэз. – Как печально, что Криспин никогда не увидит сына.

Но Джоанна ее не слышала: она была поглощена своим сокровищем.

* * *

Рэдалф был в восторге. Как только повитуха сообщила ему счастливую весть, он взлетел по ступеням и ворвался в комнату Джоанны.

– Мальчик! – восклицал он. – Наконец-то! Разверни его, Джоанна, дай мне увидеть его своими глазами.

Джоанна сделала, как он велел, и Рэдалф впился глазами в своего наследника. Ребенок сначала вздрогнул от прохладного вечернего воздуха, но потом раскинул ручки и ножки и открыл огромные синие глаза. Бережно, почти что благоговейно Рэдалф протянул толстый палец и на миг коснулся крохотного мужского органа.

– Отлично. Отлично, – проговорил он, потирая руки. – Бэрд говорит, что на одной из моих ферм есть женщина, чей ребенок умер, оставив ее с огромными грудями, полными молока. Я прикажу ей завтра явиться в замок, чтобы стать кормилицей.

– Нет. – Снова закутав своего сына, Джоанна крепко прижала его к себе, словно защищая от притязаний отца. – Я сама буду нянчить и кормить своего маленького Криспина.

– Криспина? Никогда! – Рэдалф яростно посмотрел на нее. – Мой внук будет зваться Вильям, в честь великого завоевателя, даровавшего эти земли моему роду.

– Криспин, – настойчиво повторила Джоанна, отвечая Рэдалфу таким же суровым и решительным взглядом. – Он будет назван в честь своего отца, зверски убитого каким-то мерзавцем.

– Я сказал: Вильям!

Она видела, как он разгневан. Рэдалф всегда легко выходил из себя, но на этот раз у Джоанны было оружие, и ока готова была им воспользоваться. Месяцы заключения изменили ее. Никогда больше отец не запугает ее. Возможно, внешне покажется, что она повинуется ему, но в сердце ее навсегда поселился дух свободы и мятежа.

– Он будет крещен именем Вильям Криспин, – заявила она. – Я соглашаюсь на Вильяма, а ты соглашаешься не приглашать к нему кормилицу. В конце концов, ты же не хочешь, чтобы твой внук рос на молоке крестьянки, когда я могу дать ему благородную пищу? – Она знала гордыню своего отца и рассудила верно. Со все укрепляющимся ощущением силы она следила за тем, как Рэдалф задумался и принял ее доводы.

– Хорошо, – объявил он, как бы удостаивая ее огромной чести. – Можешь сама кормить своего сына.

– И я буду присутствовать при крещении, – сказала она. – Я дала тебе наследника, которого ты желал, и никто не может усомниться в том, чей он сын. Теперь мое незаконное заточение кончилось.

– Ты так считаешь? – Рэдалф прищурился, и губы его скривились в уродливом подобии улыбки. – Возможно, ты еще не поняла, до каких пределов строгости я готов дойти, чтобы защитить мою дочь и моего внука. Ты и ребенок останетесь здесь, в этой комнате, где я могу быть уверен в вашей безопасности.

– Я буду присутствовать при крестинах Вильяма Криспина. – Никогда еще Джоанна не была столь решительно настроена. – Даже Бэрд не сможет мне помешать.

– Бэрд. – Рэдалф остановил на ней долгий взгляд, глаза его были полны холода и жестокости. Джоанна отвечала ему непримиримым взглядом, столь же холодным, пока не увидела, как в глазах его появилось совсем другое выражение. Он рассмеялся, и смех его звучал отталкивающе. Она подумала, что удивила его, и следующие слова подтвердили, что она права, хотя он произнес не то, что она думала: – Поистине в тебе течет моя кровь. Ты должна бы родиться мужчиной, Джоанна, потому что так же упряма, как и я. Ладно. Я делаю тебе лишь одну уступку. Ты можешь присутствовать на крестинах. Но не на пиру в честь рождения наследника. Сразу из часовни ты и ребенок должны возвратиться в эту комнату. Бэрд и Лиз вас проводят.

– Я сама понесу своего сына. – Было какое-то пьянящее ощущение свободы в том, что она могла ставить отцу условия как равная. – Вильям Криспин отправится в часовню и обратно у меня на руках.

– Я выберу ему крестных восприемников, – последовало новое предложение Рэдалфа. Он назвал графа Болсоувера с его женой и настоятеля соседнего аббатства Святого Юстина, известного своей набожностью. У Джоанны не было возражений ни против одного из них, но она притворилась, что обдумывает выбор Рэдалфа, и дала согласие, лишь выдержав долгую паузу.

– Я согласна, чтобы они были крестными, – объявила она. – Теперь еще одно: чтобы Вильям Криспин был здоровым, ему нужно больше свежего воздуха и солнечного света, чем ты дозволял мне. Кроме одного часа на крепостной стене среди дня, я буду выносить его на стену еще раз по утрам, начиная с послезавтрашнего дня.

– Не перегибай палку, – предостерегающе покачал головой Рэдалф, но в ее требований не отказал.

– И Роэз будет мне помогать, как делала все это время, – закончила Джоанна, пряча улыбку, потому что Рэдалф смотрел на нее с нескрываемым уважением.

– Ладно, – сказал он. – Может, твоя плодовитость заразит Роэз. Но больше ничего у меня не проси и, смотри, хорошенько заботься о моем внуке. – И, круто повернувшись, он вышел из комнаты.

– Где ты набралась духа, чтобы настоять на своем, встретить Рэдалфа лицом к лицу, – воскликнула Роэз. – Я поверить не могу, что он поддался твоим условиям.

– Не мне, – откликнулась Джоанна. – Он согласился на все ради внука. И я не добилась того, чего больше всего хотела: не получила свободы. Отец меня никогда не отпустит. Он будет держать меня взаперти, использовать в своих целях и даже не задумается о том, что должен любить и лелеять меня просто потому, что я его родная единственная дочь. И еще потому, что я честная и добропорядочная женщина, которая до последнего времени покорно следовала его указаниям. Именно безропотное дочернее послушание довело до этого позора – комната в башне, откуда не убежишь.

Джоанна не добавила еще кое-что: девять месяцев ее беременности дали ей возможность без помех обдумать события, окружавшие смерть Криспина. По мере того как шли месяцы и отступали ужас и потрясение, она обнаружила, что все отчетливее вспоминает ту ночь, все самые мелкие подробности, пока наконец не вспомнила все. Снова и снова пыталась она понять мотивы убийцы, пока не пришла к собственному выводу. Она теперь знала, кто это сделал и почему, но не могла рассказать Роэз. Она боялась подвергнуть мачеху опасности, если та узнает правду, а Джоанна не хотела, чтобы еще кто-нибудь пострадал из-за нее. Достаточно того, что жизни хороших людей были сломлены.

Глядя на маленького Вильяма Криспина, она задумалась о том, что теперь у нее две причины выжить и выдержать, что бы там ни делал Рэдалф. Во-первых, ее сын, которого страстно любила. Она позаботится о том, чтобы он вырос достойным человеком, другим, нежели ее отец. Может быть, он будет таким же ласковым и вдумчивым, каким был Криспин.

А второй ее целью было добиться возмездия убийце Криспина. Она еще не знала, каким образом этого достигнет и сколько это протянется, но была полна решимости добиться справедливости… И эта решимость поддерживала и закаляла ее.

Через неделю после рождения сына Джоанне минуло пятнадцать лет…

Загрузка...