Любовь и поцелуи

Глава 1

1817 год

Арилла оглядела неухоженную, заваленную мусором подъездную аллею и вздохнула. Говоря по правде, она и не ожидала, что он приедет, однако в глубине души все же на что-то надеялась.

Девушка в отчаянии всплеснула руками, но тут заметила вдалеке какое-то движение и поняла, что к дому приближается экипаж. С радостным возгласом Арилла взбежала по заросшим мхом разбитым ступенькам, ведущим к парадной двери. Приглядевшись, она убедилась, что была права. По аллее мчался роскошный фаэтон, запряженный великолепной парой гнедых. Огромные глаза девушки, казавшиеся слишком большими для ее худенького личика, широко раскрылись. Лошади подлетели к самому крыльцу и встали как вкопанные. На секунду она, казалось, потеряла дар речи. Только когда кучер снял цилиндр и встряхнул копной темных волос, она воскликнула:

— Гарри! Я знала, что ты приедешь!

Джентльмен бросил поводья груму и спрыгнул на землю. Фаэтон был высоким, но ниже тех, которые несколько лет назад ввел в моду принц-регент. Зато он был легче, с надежными тугими рессорами и, очевидно, более приспособлен к дорогам, превращавшимся во время дождей в непролазную трясину.

Джентльмен не спеша обошел вокруг экипажа, и прежде чем подняться на крыльцо, окинул взглядом дом. Девушке показалось, что на красивом лице мелькнуло пренебрежительное выражение, и неудивительно: здание давно нуждалось в покраске, а большая часть стекол в окнах была разбита. Дикие ползучие растения вились по стенам.

Джентльмен, элегантно одетый, в шикарном галстуке, завязанном искусным узлом, который, как предположила Арилла, был последним криком моды среди членов клуба «Сент-Джеймс», посещаемого почти исключительно дипломатами, взошел на крыльцо и заметил:

— Я добрался сюда ровно за два часа, каково? Ну, рассказывай, кто был у тебя в гостях с тех пор как мы виделись в последний раз. Надеюсь, никто не побил мой рекорд?

— Никто не может править лошадьми лучше тебя, Гарри! — с полной убежденностью ответила Арилла. — И, конечно, у нас не было никаких гостей, тем более с таким шикарным выездом! — И, заметив, как дрогнули в усмешке его губы, добавила: — Надеюсь, эти лошади — твои?

Ответ оказался примерно таким, как она ожидала:

— Мои на один день! Я, как обычно, позаимствовал их!

— О Гарри! Ты опять сидишь без гроша?

— Конечно! А ты как думала?

Они вошли в холл, еще более убогий, чем помнилось Гарри, и направились в гостиную — когда-то лучшую комнату в доме, но теперь, как и все остальное, заброшенную и обветшалую. Гардины выцвели, ковры вытерлись, обивка стен порвана, и только темные квадраты выдают места, где когда-то висели зеркала и картины.

Гарри Вернон бросил шляпу и перчатки на столик, пригладил рукой волосы и сказал уже совсем иным тоном:

— Мне было очень грустно услышать о смерти твоего отца.

Арилла тихо вздохнула и, не глядя на него, ответила:

— Мы были с ним очень близки, Гарри, с самого моего детства, но, знаешь, даже к лучшему, что так случилось.

— Неужели все было так плохо? — сочувственно осведомился Гарри.

— Весь последний год был сплошным кошмаром, — покачала головой Арилла и, помедлив немного, продолжала: — Папа лежал без сознания и почти не узнавал меня, а на докторов и лекарства денег не было.

Гарри, нахмурившись, резко спросил:

— Почему ты не сообщила мне?

— Какой в этом смысл, если у тебя тоже нет денег?

— Верно, — согласился он. — Но я все равно попытался бы помочь.

— Знаю, — кивнула Арилла, — но вряд ли ты смог бы что-то сделать. — Немного поколебавшись, девушка добавила: — Видишь ли, Гарри, по-настоящему папа умер год назад.

Гарри Вернон прекрасно знал, что имеет в виду кузина. Вследствие неудачного падения с лошади во время охоты отца девушки полностью парализовало, и несчастный сэр Родерик Линдсей превратился в живого мертвеца. Доктора не могли привести больного в сознание, но тот продолжал цепляться за жизнь. Это стало настоящей трагедией для его единственной дочери, которая долгие месяцы преданно ухаживала за ним.

Только теперь Гарри полностью осознал, как нелегко ей пришлось, однако исправить что-то было уже невозможно.

Словно прочитав его мысли, Арилла воскликнула:

— Не думай об этом! Все это в прошлом, но зато сейчас ты мне очень нужен! Пожалуйста, Гарри, помоги мне, потому что больше мне просить некого!

— Ты ведь знаешь, что я сделаю для тебя все возможное, — ответил Гарри, — правда, возможности мои весьма ограниченны, — добавил он.

Смущенно улыбнувшись, он подошел к окну и стал рассматривать заросший травой и сорняками сад. Правда, сейчас, весной, под деревьями золотым ковром цвели нарциссы, а сирень и чубушник разливали в воздухе благоухание. Сад выглядел таинственно прекрасным; буйная растительность придавала ему вид дремучего леса, и Гарри вспомнил, как любил здесь играть в детстве. Родители часто привозили мальчика в Литл-Марчвуд, где его с радостью принимали сэр Родерик и леди Линдсей, двоюродная сестра отца.

Не имея собственного наследника, они любили Гарри, как родного сына, и принимали в нем деятельное участие. Именно сэр Родерик сумел убедить его довольно упрямого отца отправить мальчика в Итон. Именно сэр Родерик уговорил Вернона-старшего записать сына в лейб-гвардейский конный полк, хотя тот твердил, что ему по карману лишь пехотный.

Вероятно, размышлял Гарри, именно сэр Родерик привил мне столь расточительные вкусы.

Вслух же он сказал только:

— Я помогу тебе, конечно, помогу, Арилла, но боюсь, что это будет нелегко.

— Я не прошу у тебя денег, Гарри.

Он резко обернулся, и девушка заметила удивление в темных глазах.

— Но ты… — начал он.

— Позволь сначала объяснить, что я задумала и зачем мне понадобилась твоя помощь.

— Я буду слушать тебя столько, сколько ты пожелаешь, — объявил Гарри.

— Но сначала тебе нужно выпить. Я предложила бы раньше, но меня слишком разволновал твой приезд. Осталась всего одна бутылка лучшего папиного кларета. Если бы я не припрятала ее, доктора давно бы уже расправились с ней.

— Не заставляй меня терзаться угрызениями совести, я и без того виноват перед тобой, — умоляюще попросил Гарри и, покачав головой, направился в дальний угол гостиной, где на подносе стоял графин с кларетом и дорогой хрустальный бокал. Налив себе, Гарри вежливо осведомился: — Ты не выпьешь со мной?

— Нет, спасибо, — решительно отказалась Арилла, — а вот тебе это необходимо.

— Какую проделку ты задумала на этот раз? — с любопытством спросил Гарри. — А знаешь, Арилла, я только сейчас по-настоящему разглядел, как ты похорошела со времени нашей последней встречи.

Девушка благодарно улыбнулась, показав прелестные ямочки на щеках, глаза ее, цвета синего гиацинта, лукаво блеснули.

— Я надеялась, что ты это скажешь.

— Но я и не думал льстить, это чистая правда, — возразил Гарри, поднося бокал к губам. — И пусть ты стала немного худощава, это все-таки лучше, чем та пухленькая крошка, которая встречала меня здесь в прошлый раз.

— Не такая уж крошка! — вспыхнула Арилла. — Мне уже девятнадцать, Гарри! Девятнадцать! Я чувствую себя настоящей старухой!

— А мне двадцать семь! Почти мафусаиловы лета![1] Оба рассмеялись, и Гарри очень осторожно, поскольку его бриджи цвета шампанского, в полном соответствии с последней модой, были сильно заужены, опустился в кресло.

Прежде чем заговорить, Арилла поставила перед ним графин с кларетом и, вместо того чтобы устроиться в кресле напротив Гарри, присела у его ног на каминный коврик.

— Я хочу, чтобы ты хорошенько и беспристрастно разглядел меня, Гарри, словно я незнакомка, а не твоя кузина, которую ты знал с колыбели.

Она подняла к нему лицо, и Гарри немедленно и правдиво ответил:

— Я не лгу, Арилла, ты действительно очень хороша собой, и даже можно сказать, красива.

— Ты действительно так считаешь? Честное слово?

— Стоит тебя нарядить в новое платье и причесать по моде, как все мужчины будут у твоих ног!

Заметив, какой радостью сверкнули глаза девушки, он мысленно выругал себя за глупость. Какой смысл говорить ей все это, когда ее красотой некому восхищаться, кроме птичек, пчел да еще разве нескольких деревенских стариков.

Больше в Литл-Марчвуд никого не было.

— Очень приятно, что ты так думаешь, — едва слышно пробормотала Арилла, словно говорила сама с собой, — честно говоря, я это подозревала, потому что все говорят, что я похожа на маму. Значит, я не ошиблась.

— Не ошибалась, — подтвердил Гарри. — Но какое это имеет значение в этой дыре? Неужели в округе появился новый сосед?

— Говоря иными словами, ты хочешь знать, есть ли тут хоть один человек, за которого я могла бы выйти замуж? Откровенно говоря, нет и вряд ли будет.

Гарри нахмурился, и Арилла поняла, что кузен прикидывает, нет ли какой возможности привезти ей подходящего жениха из Лондона. Но если это ему и удастся, она даже не сумеет подать им приличный обед, не говоря уже о винах.

— Да, но теперь, когда ты осталась совсем одна, тебе следует переехать к кому-нибудь из родственников.

— Ты знаешь всех наших родственников так же хорошо, как и я! Они либо так стары, что одной ногой стоят в могиле, либо еще беднее нас. Единственный богатый человек среди них — это герцог, но ты же знаешь его.

— Герцог! — презрительно бросил Гарри. — Кстати, напомни мне потом рассказать историю о последней его выходке: его светлость скоро совсем рехнется от жадности и скупости. Но давай лучше поговорим о тебе.

Арилла мысленно велела себе не забыть расспросить Гарри о его кузене, главе семейства Вернонов и вечном источнике забавных анекдотов для всех членов этого семейства.

Герцог Вернонуик считался самым большим подлецом во всей Англии. Он ни разу не согласился помочь ни одному родственнику, в каких бы стесненных обстоятельствах тот ни очутился. Уже давно семейным развлечением стало коллекционировать шутки о герцоге и передавать их из уст в уста. Самым смешным было то, что лишь немногие из них были преувеличены.

Гарри вспомнил, как его отец однажды с горечью сказал:

— Единственное, что мы получили от герцога, — возможность посмеяться над ним.

Никто лучше Ариллы не знал, что родители Гарри перед смертью были едва ли не беднее ее собственных, и Гарри принимали в высшем обществе лишь потому, что он принадлежал хоть и к обедневшей, но благородной фамилии. Кроме того, он был настолько обаятелен и красив, что стал одним из ближайших друзей принца-регента.

— Возвращаюсь к тому, с чего мы начали, — продолжала Арилла. — Ты назвал меня хорошенькой и заверил, что, имей я модные туалеты, выглядела бы такой же прелестной, как мама. — И, на секунду запнувшись, докончила: — Так вот, именно поэтому я решила отправиться в Лондон!

Гарри долго изумленно смотрел на нее, потом наконец спросил:

— Но как тебе это удастся?

— Сейчас все объясню. Именно для этого мне и понадобилась твоя помощь.

Она устроилась поудобнее на каминном коврике и объявила:

— Я решила, что у меня есть только два выхода: либо оставаться здесь и голодать, либо стать женой богатого человека.

Гарри открыл было рот, но тут же снова закрыл, видя, что Арилла не собирается ограничиться этим заявлением.

— Как ты уже успел заметить, здесь, в Литл-Марчвуд, жених с неба не свалится. И нет ни малейшего шанса на то, что чьи-нибудь лошади опрокинут карету как раз перед нашим домом, с тем чтобы я смогла преданно сидеть у постели их богатого владельца, пока к тому не вернется здоровье. Подобные вещи случаются только в дешевых романах.

Гарри мысленно согласился с кузиной, но не стал ее перебивать, и Арилла продолжала свою, по-видимому, давно заготовленную речь.

— Поэтому я и намереваюсь поехать в Лондон и стать одной из «Несравненных», с твоей помощью, конечно.

— Но это невозможно! — воскликнул Гарри. — Ты не понимаешь…

— Подожди минуту, — перебила Арилла, поднимая руку. — Я еще не закончила. Конечно, я понимаю, что такую, как сейчас, меня никто не назовет «Несравненной». Кроме того, если я решусь дебютировать в лондонском свете и регулярно выезжать, придется обзавестись компаньонкой и потратить огромные деньги на бальные платья. Однако позволить себе такие расходы я сейчас просто не могу.

— Тогда каким же образом… — снова начал Гарри, но Арилла жестом велела ему молчать.

— Я решила, что предстану перед лондонским обществом под видом молодой вдовы сэра Родерика Линдсея.

Гарри был настолько потрясен, что не смог ничего возразить, и просто уставился на кузину, словно та неожиданно лишилась рассудка.

— Вдова своего отца?!

— Именно это я и хочу сказать. Кроме тебя и деревенских жителей, никому не известно, что папа умер. Ведь у меня не было денег, чтобы поместить объявление в «Газетт» или «Морнинг пост». Да и вообще я посчитала слишком большой роскошью извещать о его смерти родственников, живущих Бог знает где и никогда не питавших к нему никаких теплых чувств.

— Вполне с тобой согласен, — кивнул Гарри, — но, должно быть, я слишком туго соображаю и потому никак не могу понять, зачем тебе понадобилось выдавать себя за вдову отца.

— Ты и вправду глуп, — засмеялась Арилла. — Дело в том, что в отличие от дебютантки богатой молодой вдове вовсе не обязательно иметь компаньонку…

— Богатой?! — почти прокричал Гарри.

— Именно так ты представишь меня обществу — обществу, в котором прислушиваются к твоему мнению.

Гарри едва не вскочил с кресла и прижал руку ко лбу.

— По-моему, ты просто сошла с ума! Где ты возьмешь деньги?

— Они будут существовать в нашем с тобой воображении.

— Как ты все это представляешь практически?

— Именно это я и пытаюсь тебе объяснить.

— Думаешь, нам поверят?

— Не нам, а тебе. Все, что от тебя требуется — это сообщить своим друзьям, которые пользуются влиянием в свете, что в Лондоне появилась очень обаятельная, скромная, благовоспитанная вдова, которая к тому же молода и необычайно хороша собой. При этом упомяни, что она ведет замкнутый образ жизни.

Заметив недоуменное лицо Гарри, девушка засмеялась:

— Все они будут страшно заинтригованы и наконец уговорят тебя пригласить ее на какой-нибудь прием. И вот тут-то загадочная «леди Линдсей» произведет сенсацию!

— И при этом будет выглядеть так, как сейчас? — безжалостно бросил Гарри.

— Напрасно ты смеешься, — спокойно ответила Арилла. — Я довольно долго все обдумывала, почти с той самой минуты, как поняла, что папе больше не поправиться.

Немного поколебавшись, девушка продолжала:

— Я знала, что после его смерти останусь одна и мне будет даже не с кем поговорить, кроме старых Джонсонов, которым давно пора уйти на покой.

— Вся эта идея безумна, но договаривай, — разрешил Гарри.

— Ты знаешь, что почти все, стоившее хоть несколько пенсов, давно уже продано, у меня остался мамин жемчуг. Она подарила его мне вместе с алмазной звездой, которую очень любила сама.

В глазах девушки заблестели слезы, но она тут же взяла себя в руки.

— Я очень любила их и никогда в жизни не рассталась бы с ними, но поняла, что именно эти драгоценности обеспечат мое появление в обществе. Это другой мир, в котором так хотела видеть меня мама. Знаешь, наверное, именно она заронила в мою голову эту мысль.

Гарри ничего не ответил, и Арилла, секунду подождав, добавила:

— Я просто уверена в этом. Мне часто кажется, что мама незримо присутствует рядом со мной, и я знаю, что она одобрила бы мой план.

— Твоя мать не одобрила бы план, осуществить который невозможно.

— Почему это невозможно? — рассердилась Арилла. — Ты же сам сказал, что я хорошенькая, а продав алмазную звезду и жемчуг, я смогу купить новые платья. Так что у тебя не будет причин меня стыдиться. Кроме того, оставшуюся сумму можно будет растянуть, чтобы как-нибудь прожить месяца два.

— Кажется, я что-то слышал про богатую вдову, — напомнил Гарри.

Арилла засмеялась, ив комнате словно зазвенел серебряный колокольчик.

— Так и думала, что ты скажешь это, но тебе известно не хуже меня, что состоятельные люди не бросают деньги на ветер. Сам вспомни, сколько раз ты говорил мне, что тот или иной человек богат, однако не позволяет себе никакой роскоши.

— Наверное, ты права, — нехотя согласился Гарри.

— Наш чудаковатый герцог — не единственный в своем роде. Взять хотя бы лорда Колтона, нашего соседа. Говорят, у него огромное состояние, но ведь он ни разу и шестипенсовика не пожертвовал на благотворительность, а когда приглашал гостей, если верить папе, к столу подавались совершенно несъедобные кушанья и оскорбительно дешевые вина.

— Да, все это так, — немного помедлив, кивнул Гарри. — Теперь я припоминаю, что многие мои знакомые и пенса зря не потратят!

— Помнишь мою крестную? — хмыкнула девушка. — У нее столько денег, но она всегда присылает мне на Рождество открытку, уже полученную от кого-нибудь годом раньше!

Гарри невольно усмехнулся, и Арилла продолжила:

— Видишь, Гарри, достаточно просто сказать людям, что прекрасная леди Линдсей невероятно богата. И доказательств никто от меня не потребует, довольно и того, что я буду хорошо одета.

— Но где ты намерена остановиться? — поинтересовался Гарри.

Арилла бросила на него быстрый взгляд, но тут же отвела глаза.

— Я думала… может быть, ты… сумеешь мне помочь. Хорошо бы снять дом на два месяца… но у меня будет не так много денег, а ведь нужно еще купить платья…

— Ну вот видишь! — упрекнул Гарри, словно радуясь, что нашел изъян в этом фантастическом плане, но, заметив разочарование в глазах девушки, воскликнул: — Погоди! Я кое-что придумал!

— Неужели? — взволнованно выдохнула Арилла.

— Как раз в тот момент, когда я получил твое письмо с извещением о смерти отца и просьбой приехать, моя приятельница собралась уехать на два месяца в Париж.

Арилла, не перебивая, слушала с трогательным выражением надежды в глазах.

— Она не вхожа в высший свет и вряд ли относится к тем женщинам, с которыми я стал бы тебя знакомить, но зато владеет весьма элегантным домиком в Излингтоне. Она сама сказала, что в случае необходимости я могу у нее остановиться, по крайней мере слугам будет чем заняться.

— О Гарри! И ты думаешь… — начала Арилла.

— Да, это превосходная возможность! — перебил Гарри. — Тогда ты будешь тратить только на еду, ну и, конечно, придется дать приличные чаевые слугам.

Арилла тихо вскрикнула от восторга и, придвинувшись ближе к Гарри, пробормотала:

— Так ты… ты в самом деле сделаешь это для меня?

— Я считаю, что это безумная, сумасбродная и рискованная авантюра, — ответил Гарри, — но все же это лучше, чем сидеть здесь и ждать у моря погоды!

— О Гарри…

В больших глазах Ариллы стояли слезы. Долго сдерживать их она не смогла — соленые ручьи хлынули по щекам. Положив руки на колени Гарри, она взглянула на него снизу вверх и прерывающимся голосом прошептала:

— Я всегда знала… что ты самый добрый… самый лучший… двоюродный брат на свете.

— Не стоит меня благодарить, — поспешно остановил ее Гарри. — Я всего лишь согласился участвовать в скачках, но мы должны будем преодолеть миллион препятствий, прежде чем достигнем финишной черты.

Арилла совсем по-детски утерла слезы ладошкой и кивнула:

— Я знаю и обещаю тебе: мы разделим поровну все, что мне удастся выиграть.

— Что ты имеешь в виду? — осведомился Гарри, и девушке показалось, что в его голосе появились высокомерные нотки.

— Не будь таким гордым и глупым, — резко сказала она. — Мы всегда делились, когда были детьми, и я не вижу причин изменять этому правилу! Все, больше не желаю на эту тему даже говорить!

— Зато я желаю, — провозгласил Гарри. — Может быть, ты выразишь свою мысль яснее?

— Если я выйду замуж за состоятельного человека, то постараюсь, чтобы у тебя было все, чего ты сейчас не можешь себе позволить.

Гарри хотел что-то сказать, но она прикоснулась кончиками пальцев к его губам.

— Гарри, я не стала бы все это затевать только ради себя одной, и если ты отказываешься от своей доли, мне и подавно ничего не надо. Что ж, буду сидеть до конца дней своих в глуши и ждать, как ты выразился, у моря погоды!

Гарри невольно рассмеялся:

— Нет смысла ссориться из-за того, что может никогда не случиться, но если через два месяца ты все еще будешь висеть на моей шее, я продам тебя по дешевке старьевщику.

— Думаю, до этого не дойдет, — улыбнулась Арилла. — И запомни, Гарри: мне будет легче, если я буду знать, что стараюсь и ради тебя тоже.

Девушка горько вздохнула.

— Мне больно думать, что ты не можешь купить хорошую одежду и лошадей на собственные деньги и потому вынужден пользоваться милостями своих друзей, чтобы иметь возможность появляться в свете.

— Если ты продолжишь в том же духе, — пошутил Гарри, — я расплачусь. Перестань, Арилла! Лучше давай хорошенько поразмышляем и сочиним правдоподобную сказку, чтобы случайно не выдать себя и не оказаться в лапах злого чудовища или в пасти дракона.

— Если ты мне поможешь, я обещаю быть очень осторожной, — сказала Арилла.

— Конечно, я тебе помогу, раз ты просишь об этом, но, видит Бог, если правда выплывет наружу, меня упрячут в Бедлам.

Оба расхохотались, затем Арилла наполнила бокал Гарри и предложила:

— Выпьем за наш успех, и пусть этот единственный бокал на двоих станет символом нашего союза.

— Скорее символом бедности, с которой мы решили покончить, — возразил Гарри.

Хохот стал еще громче, и наконец Гарри, подняв бокал, провозгласил:

— За несравненную леди Линдсей! Да сбудутся все ее желания!

Выпив, он передал вино Арилле, и та, подражая кузену, объявила:

— За Гарри — архангела, который откроет мне врата рая!

Она сделала маленький глоточек и, поставив бокал на стол, сказала, возбужденно сверкая глазами:

— Теперь ты должен подробно объяснить мне, как себя вести, чтобы не наделать ошибок.

— Постараюсь, — ответил Гарри, — но только если ты обещаешь во всем меня слушаться.

— Что я и делаю всю свою жизнь. Помнишь, как однажды ты приказал мне быть твоей рабыней и заставил работать до изнеможения? А когда ты играл в крикет, я была обязана подбирать мячи и подавать их тебе!

— А я вечно удивлялся, для чего еще нужны девчонки, — поддержал Гарри.

— И что ты думаешь по этому поводу теперь? — осведомилась Арилла.

— Я думаю, ты сама поймешь это в Лондоне!

Две недели спустя, усаживаясь в присланный Гарри экипаж, Арилла чувствовала себя так, словно в груди трепетали тысячи бабочек. И хотя день выдался теплым, руки девушки были ледяными. Она вспомнила, как предавалась грезам долгими тоскливыми вечерами, когда отец лежал наверху без сознания и не с кем было перекинуться словом, кроме престарелых слуг, которые вечно жаловались на ревматизм и лишнюю работу из-за многочисленных докторов, посещавших дом.

И вот мечты начинают сбываться. Это казалось настолько невероятным, девушка с трудом удерживалась, чтобы не ущипнуть себя.

После их разговора Гарри вернулся в Лондон, захватив с собой драгоценности, и вскоре написал, что после длительного торга ему удалось выручить за них немного больше, чем они ожидали, и теперь он посылает кузине шляпку и дорожный костюм, в которых та должна появиться в Излингтоне.

Арилла попыталась выяснить, что из себя представляет таинственная приятельница Гарри, но он упорно уходил от разговора на эту тему и отвечал очень уклончиво. Она поняла только, что леди, которой кузен, по-видимому, очень симпатизировал, отправилась в Париж вместе с джентльменом, подарившим ей дом.

Арилле показалось странным, что мужчина способен тратить столько денег на женщину, даже не принятую в обществе. Правда, она смутно догадывалась, что некоторые джентльмены готовы платить за удовольствие бывать в обществе красивых, непритязательных и доступных дам.

Арилла не сомневалась, что сумеет соблюсти все тонкости этикета. Ее мать, которая умерла еще до того, как девушке исполнилось шестнадцать лет, постаралась обучить ее светским манерам в надежде, что когда-нибудь дочери пригодятся ее уроки. Миссис Линдсей постоянно напоминала своим домочадцам, что, несмотря на бедность, они должны вести себя «как полагается».

И пусть обеды их были простыми и скудными, родители всегда переодевались в вечерние костюмы, и когда Арилла выросла настолько, чтобы быть допущенной к столу взрослых, она стала поступать точно так же.

Если же в какой-нибудь из дней готовилось особенно сложное блюдо, миссис Линдсей всегда сама хлопотала на кухне, участвуя в его приготовлении, после чего старый Джонсон подавал его в столовую. Затем приходила мать, раскрасневшаяся и, как всегда, прелестная, усаживалась за стол и продолжала беседу как ни в чем не бывало. Отец при этом держался так, словно ничего необычного не происходит.

Кроме того, Ариллу обучили принимать гостей и занимать их беседой. Ей внушили, что хозяйка должна следить, чтобы никто не был обойден ее вниманием. И хотя их дом навещали только викарий, доктор или кое-кто из деревни, мать всегда настаивала, чтобы дочь вела себя так, как предписывает этикет. Она приветствовала обыкновенных людей с тем же почтением, что и жену лорда-наместника или влиятельных друзей отца, и если делала при этом ошибку, позднее мать всегда указывала на нее.

— Ты должна всегда смотреть людям в лицо, когда тебя представляют, — объясняла мама. — Нельзя опускать глаза в пол, даже если ты смущена, потому что это будет расценено как обыкновенная грубость. И учись правильно держать руку, которую пожимаешь.

Арилла знала, как нужно приседать в реверансе перед королевой, на случай, если молитвы матери будут услышаны и девушку представят ко двору. Но еще больше ей хотелось увидеть принца-регента, которого она считала куда более интересным.

— Возможно, теперь, — говорила она себе под стук колес, уносивших ее в Лондон, — мне выпадет случай познакомиться с принцем-регентом, ведь Гарри — его друг.

Но тут девушка вспомнила, что принц предпочитает женщин постарше. Даже до деревни дошли слухи, что до женитьбы на принцессе Каролине Брунсвикской (какой несчастливый брак!), принц-регент был уже тайно женат, на миссис Фитцгерберт, которая была гораздо старше Его Королевского Высочества.

«На ком бы он ни женился, все равно это так волнующе — удостоиться чести быть ему представленной! — подумала Арилла, но тут же вспомнила, что должна сосредоточиться лишь на том, как найти себе богатого мужа. — Если все получится, нужно будет заплатить долги Гарри и обязательно подарить ему лошадь и нанять грума».

Она знала, как неприятно Гарри одалживать у друзей экипажи каждый раз, когда он собирается куда-нибудь ехать.

Девушка гордилась братом и очень радовалась за него, когда после битвы при Ватерлоо сам герцог Веллингтон наградил Гарри медалью за отвагу.

— Какая трагедия, что после войны Гарри пришлось уйти в отставку! — посетовал как-то отец.

— Но почему он сделал это, папа? — удивилась дочь.

— Потому что не мог позволить себе таких расходов. — И, покачав головой, добавил: — Это я виноват. Ему следовало бы служить в пехоте, это гораздо дешевле. Но он так прекрасно смотрится в седле, и к тому же я надеялся, что он попадет в полк, в котором служил я сам. Я почему-то не сомневался, что мальчик сумеет отличиться.

Да, Гарри должен получить лошадей, твердила себе девушка. И поскольку родные не помогают ему, нужно будет постараться, чтобы его полюбил мой муж. Тогда он всегда будет иметь приют под крышей нашего дома, лошадей и место, где сможет развлекать друзей.

Однако сколько девушка ни размышляла, все-таки не смогла представить себе мужчину, за которого могла бы выйти замуж. Почему-то перед ее глазами все время вставал образ добродушного пожилого толстяка, возможно, немного похожего на отца, который, по утверждению матери, ради друзей был готов снять с себя последнюю рубашку.

— Как жаль, что твой отец не родился богатым, — часто говаривала Арилле мать. — Но зато у него доброе сердце и чистые помыслы, и именно за это я его и люблю!

— В таком случае он богаче всех богатых, мама! — воскликнула Арилла.

— Знаю, — улыбнулась мать, — и мы обладаем таким драгоценным сокровищем, какое не купишь ни за какие деньги! — И, заметив недоуменный взгляд Ариллы, пояснила: — Я имею в виду любовь. Любовь, которую я питаю к твоему отцу, которую он испытывает ко мне. И каждый день я благодарю Бога за свою обожаемую дочурку.

После смерти матери Арилле показалось, что солнце навек ушло из дома. Она знала, что отец уже никогда не будет таким, как прежде. Первое время он даже не хотел ни с кем разговаривать. Его характер и поведение совершенно изменились. Отец мог мчаться на коне, пренебрегая всеми правилами езды, стал много пить и часто бывал резок и груб с дочерью, которая слишком напоминала ему жену.

Арилла была совершенно уверена, что безрассудные поступки отца объяснялись тем, что он пытался хоть как-то заглушить непрекращающуюся боль в сердце.

Когда он упал с лошади и его принесли на снятой с петель калитке, Арилла отчаянно рыдала, не в силах поверить, что потеряет вслед за матерью и отца.

— Пожалуйста, Боже, не дай ему умереть, — молилась она. — Ведь я останусь совершенно одна, одна на всем белом свете!

Но время шло, отец по-прежнему не приходил в сознание и лежал на постели бесчувственным телом, в котором уже не было души. И тогда девушка поняла, что смерть может стать благословенным избавлением — не только для него, но и для нее самой.

Ужасно было наблюдать, как отец день за днем лежит неподвижно — как всегда красивый, но смертельно бледный, — и знать, что он никогда больше не услышит ее голоса. Это было ясно уже по тому, как доктора покачивали головами, выходя из комнаты.

Дни превращались в недели, недели перетекали в месяцы, и девушка начала чувствовать, что постепенно теряет не только отца, но и самый смысл жизни.

В поисках утешения Арилла обращалась к матери, образ которой всегда сопровождал ее в трудные минуты:

— Я буду жить счастливо и богато, так, как ты и хотела, мама. Кто знает, может быть, совсем скоро — через несколько недель или месяцев — все переменится.

Девушка твердо решила покончить с бедностью и начала разрабатывать план. План становился все более четким, по мере того как она продумывала каждый свой шаг, каждый поступок на пути к успеху в обществе и, зная, как бы это порадовало мать, упражнялась перед зеркалом, повторяя все, чему успела выучиться. Ей необходима постоянная практика, чтобы выглядеть грациозной, изящно кланяться, красиво ходить и говорить.

Она приучила себя интересоваться не только тем, что происходит в округе, но и теми событиями, которые касаются страны в целом. Это было нелегко, поскольку в ее бедственном положении было настоящим расточительством покупать газеты. Но она знала, что одну газету выписывает викарий, другую — отставной управляющий банком, и третью, которую отец называл «скандальным листком», получал мясник.

Конечно, было ужасно стыдно и унизительно просить их одалживать ей газету, после того как они ее прочитают. Викарий пообещал отдавать ей «Тайме» трехдневной давности, отставной управляющий банком согласился присылать ей «Морнинг пост» только два дня спустя после получения, а мясник твердо заверил, что будет пересылать ей еженедельную «Реформисте реджистер», если только не будет забывать, что в нее не следует заворачивать мясо.

Иногда он действительно забывал. Однако из симпатии к ее отцу и покойной матери всегда при этом пространно извинялся и даже отдавал экземпляр, который, как подозревала Арилла, не успевал прочитать сам.

Но как бы то ни было, девушка была от души благодарна своим благодетелям — ведь это такая радость, читать обо всем, что случилось в огромном мире.

Иногда ей даже казалось, что она живет на другой планете и читает о чем-то совершенно нереальном. Читая газеты, она пыталась представить, какие вопросы могли бы ей задать в светской беседе о тех или иных событиях и как бы она на них ответила. Девушке было известно, что знакомые Гарри — люди остроумные и занимательные, и надеялась, что они сумеют оценить ее мягкий юмор.

Как ей хотелось блистать в изысканном обществе и познакомиться с людьми, которые так отличались от тех, кого она до сих пор знала.

— Помоги, мама, ты должна мне помочь, — повторяла она про себя и, вспоминая, каким блестящим молодым человеком был когда-то отец, верила, что он тоже сумел бы понять свою дочь.

И вот теперь чудо, о котором Арилла столько грезила, произошло — она едет в Лондон. Гарри прислал за ней модный элегантный экипаж, на кучере плащ с тройной пелериной, на лакее — яркая ливрея. Арилла воображала, что сидит в колеснице, уносящей ее по небу к самому солнцу.

Я должна чувствовать себя богиней, твердила она себе, сознавая, что внешность ее вполне соответствует этому определению.

Гарри прислал ей костюм, совершенно непохожий на те простенькие муслиновые платья, которые девушка носила дома — поношенные и выцветшие, из которых она давно выросла. Наряд был небесно-голубого цвета, затейливо отделанный тесьмой, с длинными рукавами и кружевными манжетами, ниспадавшими на запястья. Талии, как и во время войны, по-прежнему носили завышенные, но отделка туалетов становилась все более роскошной. Гарри также прислал ей шляпку, и как же отличалась эта шляпка от тех, что она видела до сих пор! Чего стоили одни синие ленты, завязывающиеся под подбородком! Поля были обшиты кружевом, а тулью украшали маленькие, туго завитые страусовые перья!

Глядя в зеркало, девушка с трудом узнавала себя в этой прекрасной незнакомке.

Я не подведу Гарри! — поклялась она. И сбегая по ступенькам крыльца, где уже ожидал экипаж, запряженный парой отлично вышколенных лошадей, подумала, что с этого самого момента начинается ее необыкновенное приключение. Что бы ни произошло в будущем, она никогда не пожалеет о том, что решилась на это.