Любовь и полный пансион

Глава 4

– Боги, да что же это такое?! – выдохнула я, уставившись на Патрика, понимая, что спросила у мальчика обо всем сразу и ни о чем одновременно. – Что могло там взорваться?!

– Не знаю, мисс Робин! – отозвался он растерянно. – Кажется, бабахнуло со стороны порта… Но если мы сейчас же побежим на волнорез, то можно будет все увидеть!

– Погоди! – поймала я его за руку, потому что он уже собрался бежать. – На волнорез мы с тобой еще успеем. – Во второй раз взрываться ничего не спешило, так что с этим можно было повременить. – Что было там, в бассейне?!

– В каком бассейне, мисс Робин? – переспросил мальчик, округлив глаза. – Там ничего не было!

– Я все видела, Патрик! Там… Там было что-то зубастое! И мне показалось, очень опасное!

На всякий случай зажгла еще один светлячок, осветивший пустое белое нутро бассейна, и добавила магии к нашей защите.

– Вам показалось, мисс Робин! – вполне уверенно произнес мальчишка.

– Я видела это своими глазами, – возразила ему. – К тому же я еще не впала в старческий маразм.

Хотя уже начинала в этом сомневаться.

– Это котики, – неожиданно признался Патрик. – Бездомные котики, мисс Робин! Такие же, как мы с Юной. Вернее, мы-то с сестрой не котики, но иногда их подкармливаем. Они очень смешные…

– Смешные?! – переспросила я, засомневавшись в том, что в бассейне могли быть котики.

И еще, что с таким количеством зубов животное может быть смешным.

– Наверное, они забились в старые трубы. Они всегда так делают, мисс Робин, когда мимо проходят старый Чарльз или Мона. А теперь они испугались вас и взрыва, и их еще долго не выманишь!

– Тот, кого я видела, не очень-то походил на кота, – упрямо выдохнула я.

На это Патрик лишь пожал плечами.

– Они просто большие, мисс Робин, и любят хорошо поесть. Но бежим же скорее, а то все интересное сгорит без нас!..

И принялся подпрыгивать на месте, переживая, что все и точно сгорит без нас.

– Погоди, Патрик, мы сейчас уже побежим. А сколько их там, твоих… гм… смешных котиков?!

Этот вопрос меня тоже порядком тревожил.

– Два, – пожал он плечами. – Однажды они пришли и стали жить вместе с нами. Они очень ласковые, мисс Робин, и не кусаются, хотя зубы у них ого-го! Я вас обязательно с ними познакомлю, когда они вылезут из труб. А можно мы уже побежим?!

И я, с сомнением покосившись на темный бассейн, в трубах которого прятались те самые ласковые и смешные зубастые котики, зажгла еще один магический светлячок, чтобы не свернуть себе шею и ноги, после чего сказала Патрику, что можно.

И мы побежали.

Сперва по лестнице вниз, придерживаясь за перила, затем вдоль пляжа – на что я украдкой вздохнула, решив, что здороваться с морем стану позже. Спешили, проваливаясь чуть ли не по щиколотку во влажный песок, после чего забрались на волнорез.

Он находился в конце территории «Охотничьего Уголка», отгороженной от собственности Мольена высоким дощатым забором – на стороне «Звезды» я увидела подстриженную траву и множество фонарей, освещавших вымощенные плитками дорожки и ухоженные газоны. Но волнорез, сложенный из огромных валунов, располагался на нашем участке, так что нарваться на неудовольствие Мольена нам с Патриком не грозило.

Уходил волнорез на добрых пятьдесят метров вглубь моря, но до самого его конца мы так и не добрались.

Если вначале передвигаться получалось вполне сносно, то чем дальше он забирался в море, тем все опаснее становилось перебираться или перепрыгивать с одного камня на другой. Сложены они были как Боги на душу положат, на часть из них постоянно накатывали волны, поэтому камни поросли скользкими, бурыми морскими водорослями.

Наконец, остановились где-то на середине, и Патрик заявил, что теперь-то ему все ясно. Как он и думал, взорвалось что-то в порту или же, скорее всего, рядом с ним – так сразу и не разглядеть, хотя пламя отсюда хорошо видно.

В этом Патрик был прав, я разглядела черный, в частых огоньках фонарей берег и оранжевое пятно там, где, по моим прикидкам, находился центр Монрея.

– Скорее всего, даже не в порту, – произнес мальчик глубокомысленно, – а на Воздушном Вокзале. Туда прилетают и садятся дирижабли.

Оказалось, Патрику нравилось на них смотреть, и он даже водил сестру, чтобы и та увидела, как они приземляются. К тому же как раз в это время должен был прибыть дирижабль из столицы, он знал все расписание наизусть.

Наверное, это он так и бабахнул, а теперь горит…

Услышав это, я неверяще покачала головой.

– Неужели взорвалась «Слава Атрии»?! – выдохнула в ответ, неожиданно подумав, что если бы я не сдала свой билет, то сейчас…

Нет же, разум упрямо отвергал эту мысль, и я решила, что такого попросту не могло быть. Путешествия на дирижаблях абсолютно безопасны – так кричали почти на каждом углу Хардена, засовывая в руки прохожим печатные листовки.

Скорее всего, пожару есть другое объяснение. Мало ли, взорвался порох на военном корабле или в арсенале либо керосин в городском хранилище? Или же магические накопители Монрея – вдруг они расположены как раз возле Воздушного Вокзала?

Тут раздался истошный звук клаксона, а за ним громкий звон колокола, на что Патрик, повернув ко мне худенькое лицо, уставился на меня круглыми глазами.

– Дело труба, мисс Робин! – произнес он с серьезным видом. – Это пожарный расчет со станции в нашем конце города… Но раз они туда едут, все очень и очень плохо!

На это я кивнула, кусая губы, почему-то нисколько в этом не сомневаясь.

***

Говорили мы об этом за ужином – Мона приготовила к нашему приезду мясное рагу и яблочный пирог. Нана, слава Богам, молчала, хотя на ее губах время от времени появлялась торжествующая улыбка. Наверное, няня мысленно предвкушала, как покажет остальным, что такое настоящее рагу и румяный, с хрустящей корочкой яблочный пирог.

Впрочем, сейчас я почти не чувствовала вкуса еды, порядком взволнованная происходящим. Да и остальные с трудом находили себе место, а все разговоры за столом сводились только к одному – что именно могло взорваться в центре Монрея, ближе к порту.

Выходило, что дирижабль, на котором я должна была прилететь, но этот факт с трудом укладывался у меня в голове.

Ужинали мы в просторной столовой – накрыли большой стол, за который уселись всемером, несмотря на то, что старый Чарльз попытался сопротивляться, поинтересовавшись, где это видано, чтобы сидеть за одним столом с господами?!

Но я не была их госпожой, мысленно прикидывая, каким образом мне сообщить семейству Ксавье, что я не в состоянии выплачивать им жалование – тут бы самим с Наной продержаться до момента, пока я найду себе работу!

При этом я давно уже решила, что Мона, ее отец и дети смогут остаться в доме.

Места здесь достаточно, и гнать никого я не собиралась. Правда, нужно будет решить вопрос с продуктами, потому что я не знала, как долго у меня получится всех прокормить, а Мона в начале разговора вскользь упомянула, что кладовые почти пусты.

Но дети, конечно же, голодными у меня не останутся.

Думала об этом, но решила, что сейчас не самое подходящее время для такого разговора. И все потому, что через распахнутые окна столовой до нас долетало не только дуновение теплого морского ветерка, наполненного трелью цикад и пением ночных птиц, но и посторонние, крайне тревожные звуки.

То и дело раздавался звон колоколов, резкие оклики возниц и ржание лошадей, тянувших за собой нагруженные повозки. Они ехали по Большой Морской, направляясь к Королевскому Госпиталю Монрея.

К тому же Патрик только что вернулся от ворот – я не успела уследить, и он сбежал из-за стола, но, вернувшись, подтвердил мои догадки.

– Еще две подводы в госпиталь! – заявил он с торжественным видом.

Затем уселся на свое место и деловито переложил половину того, что у него было на тарелке, своей сестре.

Юна была на год его младше, такая же черноволосая, с тонкими чертами лица, но худенькая, словно ее вот-вот сдует ветер. Сидела и таращилась на меня во все глаза, позабыв о еде, и даже не заметила благородного поступка брата. И лишь когда я ей улыбнулась несколько раз, сказав, что мне будет приятно, если она с нами поужинает, неверяще взяла в руки вилку.

Но так до сих ничего и не съела.

– Мона, если можно, подложите Патрику еще рагу, – попросила я, потому что меня не оставляло ощущение, что дети давно уже недоедали.

Это мне тоже предстояло выяснить – была ли причина в том, что Мона их не кормила, решив, что ее доброта закончилась, когда она дала им крышу над головой? Или потому, что Мона с отцом и сами жили впроголодь?

К тому же меня интересовало, почему дом и земля Вестона оказались в таком запустении. Я наконец-таки вспомнила, чем занимался бывший владелец «Охотничьего Уголка» – отец как-то упоминал о нем в наших разговорах. Но это было давно, поэтому его имя не сразу пришло мне в голову.

Вестону принадлежала крупная судовладельческая компания, и его корабли бороздили воды тридцати двух известных нам морей, развозя товары по всему обитаемому миру. Что уж тут скрывать, Чарльз Вестон был демонически богат, и я не сомневалась в том, что он был в состоянии присылать достаточную сумму на содержание старого дома, даже если этот дом оказался нисколько ему не нужен.

Но все выглядело так, словно Мона с Чарльзом экономили на всем подряд. Пусть «Охотничий Уголок» выглядел чистым, даже вылизанным до блеска, но он уже успел порядком прийти в запустение.

Тогда где же деньги?!

Об этом мне тоже хотелось поговорить с Моной, но, опять же, не этим вечером, потому что через окна в столовую вновь проник тревожный звон колокола, сопровождаемый стуком колес по мостовой.

– Четвертая подвода в госпиталь! – торжественным голосом возвестил Патрик.

Подскочил было с места, но на этот раз я не зевала.

Сказала мальчику, чтобы он тотчас же сел за стол, взял вилку в руки и нормально поел. Никто и никуда не побежит, пока мы не закончим с ужином. И тут же демонстративно положила в рот кусочек тушеного картофеля. Прожевала, после чего не забыла похвалить Мону за вкусное рагу.

Она расплылась в улыбке, на что Нана уставилась на нее ревнивым взглядом.

– Значит, четвертая подвода с ранеными в Королевский Госпиталь… – все же, не выдержав, произнесла я, нарушая воцарившееся за столом молчание. – И, судя по колоколам, она далеко не последняя.

Потому что звон снова нарастал, приближаясь со стороны центра Монрея.

– Интересно, куда они денут всех этих пострадавших? – пробормотала Мона. – Милостью Богов в госпитале хорошие доктора, а маги, говорят, лучшие на всем побережье. Только места в нем очень мало, а одно крыло сейчас и вовсе закрыто на карантин из-за кори. Нет же, туда больных не положить, они не станут так рисковать… А в другом крыле мест человек на двадцать-двадцать пять, не больше. Мне ли этого не знать! – добавила она со значением, покосившись на хмурого отца. – Наверное, если привезут больше людей, то придется оставить их на улице. Но мы будем молиться, чтобы не пошел дождь, потому что с гор в эту пору года к ночи обычно спускаются облака…

Тут раздался очередной тревожный звон – еще одна подвода проехала мимо «Охотничьего Уголка». Мы с Лилли переглянулись, потому что, подозреваю, нам в голову пришла одна и та же мысль.

– Пожалуй, на этом я закончила, – сказала я всем остальным, после чего, нахмурившись, уставилась на Патрика. – А вот ты, дорогой мой, обязательно доешь все, что у тебя на тарелке, и еще проследи за тем, чтобы сестра тоже осталась сытой. – Затем повернулась к Моне. – Спасибо вам за ужин! – хотя я знала, что впредь готовить в этом доме будет Нана.

– Вот, я тоже уже все доел! – с набитым ртом воскликнул мальчик. – А Юна уж как-нибудь сама… Правда, Юна?!

Его сестра заторможенно кивнула, все еще не спуская с меня испуганных глаз. Быть может, потому что я не шамкала челюстью и бриллианты не оттягивали мне шею, грозя упасть и рассыпаться под ногами?!

– Можно мне с вами?! Ну пожалуйста, мисс Робин! – заныл Патрик. – Вы ведь пойдете в госпиталь?! Возьмите и меня!..

– Робин, можно мне с тобой? – спросила Лилли. – Нас в монастыре учили ухаживать за больными. Надеюсь, что смогу быть полезной!

На это я кивнула – и на ее вопрос, и на нытье Патрика, – после чего поручила Нане присмотреть за тем, чтобы Юна все-таки поела, и напомнила Моне, что той стоит застелить постель для Лилли.

– И вот еще, – я остановилась в дверях столовой. – На всякий случай начинайте готовить и остальные комнаты. Чем Боги не шутят…

Впрочем, я ни в чем не была уверена, но уже очень скоро шагала по дорожке к воротам «Охотничьего Уголка» бок о бок с решительно настроенной Лилли. Если та и страдала от усталости и головокружения, то сейчас либо это умело скрывала, либо ее слабость чудесным образом испарилась.

Девушка выглядела полной сил и решимости.

Впереди нас бежал Патрик, показывая дорогу, хотя в этом не было никакой необходимости. Как тут потеряться, если мы вышли за ворота и сразу же его увидели – Королевский Госпиталь Монрея был всего лишь в трех сотнях метров от «Охотничьего Уголка»?!

Не прошло и пяти минут, как мы уже стояли возле каменного трехэтажного здания с освещенными окнами и распахнутыми дверьми. На крыльце и прилегающей к госпиталю территории вовсю суетились доктора и маги, стояли те самые подводы с пострадавшими, а еще подъезжали новые, как с пострадавшими, так и с досками и бригадой плотников.

Правда, подвод с ранеными оказалось куда больше, чем тех, которых мы насчитали за ужином, – возможно, они подъезжали к госпиталю по другим улицам. Пострадавших тоже было очень и очень много, и я быстро поняла…

Да, поняла, что во всем этом хаосе с лежащими повсюду людьми – некоторых опускали прямиком на траву, а над ними склонялись встревоженные доктора, маги или монахини… Последние были все в белом и в необычных шапочках, и я узнала в них Сестер Милосердия из Ордена Святой Виргилии…

Так вот, очень скоро я поняла, что здесь и сейчас никому нет дела до наших с Лилли благих намерений. Но мы не собирались сдаваться – пока моя подруга разговаривала с одной из монахинь, я заметила неподалеку доктора. Кинулась к нему – мне показалось, что у него было усталое, но доброе лицо и он обязательно меня выслушает.

К тому же мне повезло – судя по всему, он был здесь за главного. По крайней мере, отдавал приказания строгим и уверенным голосом, и все его беспрекословно слушались.

Но вместо того, чтобы подойти и заговорить, я долго таскалась за доктором следом, не решаясь его отвлечь. Он склонялся то над одним пострадавшим, то над другим, затем, разгибаясь, зычным голосом интересовался, когда прибудут еще плотники, чтобы поскорее возвести палатки – не дай Боги сейчас пойдет дождь, а они не в состоянии работать в таких условиях!

Затем заявлял, что вот того господина срочно к магам, а этого в операционную, иначе они не дотянут до рассвета.

Так вот, я долго бегала за ним хвостом – доктор не обращал на меня внимания, – все время пытаясь набраться смелости и заявить, что я тоже могу… Но потом, вдоволь насмотревшись на тех, кто лежал на подводах или на земле, на их страшные раны и ожоги, поняла, что нет…

Я не смогу.

Это было выше моих магических сил и человеческих умений – я попросту не в состоянии срастить эти переломы и убрать то, что сделал с людьми огонь взрыва. Такими вещами должны заниматься лекари и целители – те самые, с дипломами и опытом.

Но, быть может, есть те, кто не так сильно пострадал?

У меня неплохой дар, я научена снимать боль, заливать магию, запускать процессы регенерации или же погружать в магический сон – вот, с Лилли же удалось! – чтобы эти процессы шли как можно активнее.

На такое моих способностей вполне бы хватало.

А еще я могу подавать инструменты, таскать на себе раненых, бинтовать… Или же мы с Лилли можем принести еду и питье персоналу или больным… Правда, тут я немного засомневалась в собственных возможностях, потому что понятия не имела, что именно оставалось в кладовых «Охотничьего Уголка».

Так я и сказала доктору, все же набравшись смелости к нему обратиться. При этом моментально убрала нотки неуверенности из своего голоса, постаравшись, чтобы моя речь не была столь же бессвязной, как мои мысли.

– Единственное, в чем вы можете сейчас нам помочь, юная леди, – заявил тот – Густав Легран, вот как его звали! – когда все-таки удостоил меня пронзительного взгляда через пенсне, – это сию же секунду достроить к госпиталю еще одно крыло. Потому что вот-вот начнется дождь, – он поднял глаза к черному небу, на котором не было видно звезд – их как-то слишком быстро затянуло облаками, – и больным это вряд ли пойдет на пользу. – Затем покачал седой головой: – Монрей никогда еще такого не видел – чтобы так много пострадавших за один раз! Признаюсь, я тоже такого не видел, хотя прожил на свете добрых шестьдесят лет.

Его голос прозвучал устало.

– Нет же, – отозвалась я, – еще одно крыло достроить выше моих сил, зато у меня есть дом, и он совсем рядом. Вот, его даже отсюда видно! Он всего лишь в нескольких минутах ходьбы от госпиталя, а на подводе так еще быстрее. Если вы все время прожили в Монрее, вы должны его знать. Это «Охотничий Уголок»…

– Дом Вестона? – заинтересовался доктор.

– Да, и я его новая владелица. Дом продали мне, – сказала ему, решив не забивать голову доктору еще и своими проблемами. – Мы могли бы… Быть может, мы можем забрать к себе часть пострадавших, которым уже оказали первую помощь? Ну, чтобы они не мокли под дождем. – Потому что он как раз начался, этот самый дождь. С неба срывалась изморось, добавляя новых проблем к уже существующим. – Поди пойми, когда еще построят эти палатки!

Их уже строили, молотки стучали зло и яростно, но до завершения еще было очень и очень далеко.

Доктор уставился на меня внимательным взглядом, а затем дал свое согласие.

Довольно скоро мы обо всем договорились – в этом немалую помощь оказала Лилли. И все потому, что доктора были загружены так, что им и не оторваться, поэтому перевозку раненых в «Охотничий Уголок» организовывали монахини, с которыми она быстро нашла общий язык.

– Скольких мы можем взять, Робин? – спрашивала у меня Лилли, бегая между подводами от меня к сестрам, а я никак не могла взять в толк, которая из них самая главная. Они были для меня на одно лицо – виной тому бесформенные монашеские одеяния и странные головные уборы, надвинутые на лбы и скрывавшие волосы. – Потому что они могут отдать нам многих… Но многих нам не отдадут, так как большая часть здесь из высших кругов, поэтому в дом Вестона хотят отправить именно их. Чтобы потом не было скандалов, потому что у нас… Вернее, у тебя куда уютнее, чем в коридорах госпиталя.

– Или же на траве, – кивнула я. Затем добавила: – Вот что, передай старшей сестре или с кем ты договариваешься, что мы возьмем к себе всех, кому не нашлось места, а не только богатых и с титулами. У нас есть целых десять спален, но в доме можно разместить и больше народа. Мы с тобой и Наной вполне можем устроиться на первом этаже или даже во флигеле. Кстати, о флигеле… Помнишь, Мона говорила, что там много свободных мест? Так что мы с радостью примем столько пациентов, сколько нужно.

– Хорошо! – кивнула Лилли. – Да, я так и скажу сестре Флоренс. – Затем почему-то кинулась ко мне и обняла. – Боги не забудут твоей доброты, Робин!

На это я пожала плечами, после чего спешно отправила Патрика, а затем и сама побежала в «Охотничий Уголок», чтобы предупредить Мону и Нану о том, что у нас будут гости прямиком из лазарета под открытым небом.

И еще, что я понятия не имею, сколько нам привезут этих самых гостей.

Затем снова побежала к госпиталю, чтобы помочь организовать отъезд. И уже очень скоро к крыльцу моего нового дома одна за другой прибыло несколько подвод. На них лежали больные, с которыми только что закончили маги и доктора, и теперь им требовался покой и уход.

По крайней мере, на эту ночь. А дальше уже будет видно.

К этому времени железные ворота «Охотничьего Уголка» были распахнуты, фонари от ограды до крыльца зажжены, а старый Чарльз встречал всех у распахнутых дверей дома, почему-то одетый в парадную ливрею. Лицо у него было спокойным, даже торжественным, и я, глядя на него, тоже постепенно успокоилась.

Мы все делам правильно, сказала я самой себе.

Все мы.

И Мона с Наной, и даже Патрик с Юной – его сестру мы так и не уговорили лечь спать, хотя казалось, что девочка едва держалась на ногах. И Лилли – как же без нее?!

Признаюсь, я испытала истинную гордость за этих людей. За Лилли, спокойно и с достоинством общавшуюся со старшей сестрой, выспрашивая у нее имена пациентов, а потом помогая их размещать и устраивать поудобнее на подводах.

Правда, носили не мы – нашлись крепкие мужчины из госпиталя и близлежащих домов.

За Патрика и Юну, которые стелили кровати наравне со взрослыми; за Мону и Нану, без чьей расторопной помощи девять комнат не стали бы похожими на гостиничные номера за столь короткое время, – и мне лишь оставалось руководить процессом, показывая, куда нести и укладывать пациентов.

Не прошло и часа, как все комнаты на втором этаже были заняты, и у нас оказался полный дом нежданных гостей.

На этом оказалось все – тот самый усталый пожилой доктор лично поблагодарил меня за помощь, пожав руку. Его ладонь была сухой и крепкой, после чего Густав Легран поправил пенсне, повернулся и отправился по своим делам.

Вот и я тоже пошла.

Вернулась в «Охотничий Уголок», двери которого уже закрывал старый Чарльз, после чего занялась нашими гостями.

Уже знала их по именам, которые решила написать на бумажке, прикрепив к дверям вместе с выведенными от руки цифрами. Подумала, что так будет проще для трех сестер из Ордена Святой Виргилии, оставшихся ночевать в «Охотничьем Уголке», чтобы ухаживать за больными, и докторов, пообещавших навестить пациентов следующим утром.

В комнату номер два – потому что первая так и осталась за нами с Наной и Лилли – поместили пожилую даму с сыном. Она была без сознания, только что после проведенной операции, погруженная в магический сон.

Зато ее сын – лет ему было тридцать-тридцать пять – с наложенной на ногу шиной, перебинтованной головой и сочившейся кровью из-под повязки на шее – мне сказали, что он выжил лишь чудом, – уже ковылял сам.

Сам поднялся на второй этаж и напрочь отказался покидать свою мать. Так и заявил сестре Лючии, на что получил ее благословение и два молитвослова. Я собиралась отдать ему первую комнату, но вместо этого их с матерью поместили во второй, и он устроился в гостиной, расположившись на софе.

Звали их лорд и леди Корвин и Филия Диксоны.

В третьей комнате тоже в магическом сне пребывал светловолосый молодой мужчина с волевым лицом. Он серьезно пострадал, и, когда сестра Лючия назвала его имя, то добавила, что очень скоро он сам его назовет.

Но уже не людям, а на Высшем Суде Богов.

На это я упрямо качнула головой, нарисовав на листе бумаги цифру «3» и подписав, что в этой комнате лежит Рекс Миллиган.

Дела нашего четвертого гостя из четвертого номера по сравнению с остальными оказались довольно хороши. По крайней мере, до двери он тоже доковылял сам, хотя на его руки и лоб были наложены повязки, от которых фонило целительской магией – я уже знала, что именно так лечили ожоги.

Зато у пациента оказалось собственное мнение насчет необходимого ему лечения. Он потребовал тотчас же принести бутылку виски, заявив, что это, несомненно, ускорит выздоровление.

Но я покачала головой, возразив, что лечения крепким алкоголем ему не прописано, а вместо этого ему требуются полный покой и сон. Затем прикрепила к дверям комнаты бумагу с номером 4 и подписала: Перси Страут, который… все так же упорно продолжал требовать у меня виски, заявляя, что завтра же напишет жалобу в городской совет на наш госпиталь, обвинив в бесчеловечном обращении с больными.

Не успела я объяснить господину Страуту, что он не в госпитале, как снова подоспела сестра Лючия. Я уже научилась различать трех монахинь, оставшихся в доме, – она была крупной, выше меня на полголовы и шире почти в два раза, с пробивающимися черными усиками над верхней губой.

Так вот, сестра Лючия уверенно завила, что Перси Страуту помогут молитвы и обезболивающая настойка. После чего выдала молитвослов и настойку, заявив, чтобы тот немедленно отправлялся в кровать, иначе она уложит его сама.

В устах сестры Лючии это прозвучало как угроза, и господин Страут покорно поковылял в спальню.

Мы же отправились дальше, к комнатам 5 и 6, где лежали товарищи Перси Страута – Ангус Эванс и Харри Кирк. Я уже знала, что три биржевых дельца решили отметить выгодное дельце, поэтому отправились на выходные в Монрей.

Но вместо веселого праздника в дорогом приморском отеле они очутились в моем доме. Перебинтованные, под воздействием лечебных заклинаний, а двое все еще были погружены в магический сон.

Пусть они крепко спали под действием магии, но сестра Лючия уверенно положила на прикроватный столик каждого по молитвослову, заявив, что им не помешает и что это верный путь к исцелению. А даже если исцеления не наступит, то уж тем более не помешает!..

Так и сказала.

В седьмой комнате лежала худенькая светловолосая девушка, тоже после серьезных лечебных манипуляций и тоже погруженная в магический сон. Звали ее Эстер Миллс, и со слов сестры Лючии выходило, что после взрыва Эстер кинулась спасать тех, кто был в беде.

Потому что она – магичка, только вот огонь все равно оказался сильнее ее. Эстер серьезно пострадала и теперь застыла на грани жизни и смерти.

Да, ее нужно было оставить в госпитале под круглосуточным наблюдением магов и лекарей, но так как Эстер привезли в госпиталь одной из последних, то все места давно уже закончились, и даже в коридоре для нее не нашлось.

Впрочем, если Эстер Миллс доживет до утра, то сестра Лючия собиралась похлопотать, чтобы магичку обязательно перевели в госпиталь.

– Ее жизнь в руках Богов, – произнесла монахиня таким голосом, что я поняла: особой надежды на выздоровление у девушки нет. И даже молитвослов на прикроватной тумбочке сестра Лючия оставлять не стала, что говорило само за себя.

Мне было несказанно жаль смелую магичку.

Ее и Рекса Миллигана – из всех гостей именно эти двое оказались в самом тяжелом состоянии. Возле них постоянно дежурила сестра Доротея, которую я про себя называла ангелом смерти. У монахини было худое, серое и непроницаемое лицо, она постоянно переходила из третьей комнаты в седьмую, бормоча молитвы.

Зато в восьмой разместили пожилую даму – леди Доротею Флетчер. Она тоже была погружена в магический сон, но я с явным облегчением увидела на прикроватной тумбочке молитвослов и ту самую обезболивающую настойку.

В девятой поселили молодого человека, который давно уже пришел в себя. Он рвался на волю, заявляя, что в Монрее у него невеста, и она, наверное, сейчас места себе не находит. Ее нужно обязательно известить, что с ним все в порядке, иначе его Молли сойдет с ума от тревоги.

Он засобирался было отправиться к невесте сам, но сестра Лючия его не отпустила, сказав, что сперва ему придется получить на это разрешение докторов.

Затем мужчина решил написать записку, но тоже не смог: на руках у него были лечебные повязки, снимавшие боль и исцеляющие ожоги. Поэтому текст под его диктовку написала я, пообещав, что завтра с самого утра отправлю Патрика по указанному адресу. Сейчас уже слишком поздно, поэтому ему тоже нужно лечь и постараться поспать.

Наконец, я вышла из комнаты и даже не стала писать его имя на бумажке с номером 9, понимая, что эти стены надолго Алекса Блейси не удержат – если утром его не отпустят доктора, он сам сбежит к своей невесте.

В последней, десятой комнате лежал пожилой и, судя по его лицу, крайне угрюмого нрава лорд Воррен. Он чем-то напомнил мне Мольена, но я покачала головой, разгоняя не слишком приятные воспоминания.

Лорд Воррен пребывал в магическом сне, на его тумбочке лежал молитвослов и стояла обезболивающая настойка, так что я решила, что с ним все обязательно будет хорошо.

Наконец, закончив обход, я спустилась вниз и… без сил упала в кресло в гостиной. Уставилась в сторону полутемного вестибюля, подумав, что даже звериные головы меня нисколько не тревожат.

Мне казалось, что наш с Наной приезд в Монрей, волнения о том, как меня встретят в «Охотничьем Уголке», и размышления, кем был аноним, подаривший мне дом, – все это осталось далеко позади.

В какой-то другой жизни.

В этой я оказалась хозяйкой «Охотничьего Уголка», ставшего на время филиалом Королевского Госпиталя Монрея, и рассиживаться у меня попросту не было времени.

Поэтому, переведя дух, я поднялась из кресла и продолжила заниматься делами. Принялась устраивать сестер из Ордена Святой Виргилии, потому что на помощь им прибыла еще и третья – сестра Флоренс.

Детей все же удалось отправить отдыхать – старый Чарльз недавно наведался во флигель и сообщил мне, что Патрик с Юной преспокойно спят. Поблагодарив его, я пригласила монахинь отужинать в столовую, потому что Нана к этому времени улучшила рагу и испекла новый пирог.

Кстати, Мона свою отставку с кухни приняла безропотно и даже, как мне показалось, с явным облегчением. Наверное, понимала, что от нее куда больше толку будет в другом.

Вместе с Лилли они носили одеяла и постельное белье, а потом и я пришла к ним на помощь. К тому же я зажгла в каждой из комнат по несколько магических светлячков, чтобы монахиням было проще нести дежурство, а пришедшие с ночными или же утренними визитами доктора и маги не тратили силы и время на заклинания – пусть лучше они потратят их на лечение.

Старого Чарльза мы с трудом, но все-таки отправили спать – он вымотался до такой степени, что едва стоял на ногах. Но во флигель упрямый старик возвращаться отказался – вместо этого заявил, что останется ночевать в привратницкой, чтобы, если понадобится, он смог впустить тех самых докторов или магов.

К этому времени монахини успели поужинать, а Мона застелить им кровати – одну из сестер мы устроили в маленькой комнатушке рядом с кухней, а двух других разместили в Музыкальном и Цветочном Салонах. Правда, сестра Долорес шелестящим голосом заявила, что спать она не станет, потому что собирается провести ночь возле кроватей умирающих.

На это Лилли всхлипнула, но я успокаивающе прикоснулась к ее руке.

– Они все еще живы, – сказала ей, – поэтому мы не станем никого хоронить раньше времени. Надежда есть и у них, и у нас.

Никогда не сдаваться – этому всегда учил меня отец.

Наконец, все разошлись по своим делам.

Именно тогда Нана шепнула мне на ухо, что успела осмотреть припасы на кухне и взглянуть на содержимое кладовых. Продуктов при таком раскладе – вернее, при таком количестве народа в доме – у нас осталось максимум на два дня.

Хорошо, она сотворит чудо, и мы сможем протянуть три или даже четыре дня, после чего придется залезть в мои сбережения.

Это, по мнению Наны, никуда не годилось.

– Вам стоит поговорить с докторами или же обсудить этот вопрос с представительницами местных Богов, мисс Робин! – глубокомысленно произнесла няня, явно намекая на монахинь.

Затем добавила: она прекрасно знает, что с раннего детства я старалась всем помочь, но нужно подумать и о себе. Раз уж нам выдали такую ораву ртов, то пусть заодно и выдают средства на их содержание и прокорм.

На это я покивала, заявив, что обязательно поразмыслю над этим вопросом и попытаюсь что-нибудь сделать. Но не сейчас, когда все устали до полусмерти, а сестра Долорес со скорбным лицом уже поднималась по лестнице, после чего направилась, бормоча молитвы, а комнату номер три к Рексу Миллигану.

Остальным тоже не помешало бы немного поспать – так я всем и сказала, – потому что завтра нас ждал не менее сложный день.

…Заперли на засов входную дверь, после чего Мона сообщила, что уходит ночевать во флигель. Дом она покинет через черный ход, после чего закроет дверь на ключ. Выдала мне еще один, заявив, что ее отец спит чутко, так что, если понадобится, он нас разбудит.

И еще, пусть сразу же будят и ее!..

Попрощавшись с ней до утра, я отправилась наверх, прихватив с собой Лилли. Сестры Лючия и Флоренс разбрелись по своим комнатам, чтобы немного отдохнуть. Одна лишь Нана все еще возилась на кухне, но я знала, что скоро придет и она.

Бедняжка Лилли устала до такой степени, что с трудом поднималась по лестнице. Где-то на середине пути силы у нее закончились, и мне пришлось буквально тащить девушку на себе. При этом я с легким удивлением поняла, что она не вызывала у меня никакого отчуждения – я успела к ней привязаться.

Лилли казалась мне хрупкой, но в то же время на удивление сильной. И еще – я чувствовала в ней что-то родное.

Родную кровь, хотя это было невозможно – у меня не осталось никого из семьи.

В комнате помогла ей справиться с завязками платья – иначе она бы упала на застеленную софу и заснула вот так, в одежде. Спросила у Лилли, откуда она родом. Оказалось, из маленького городка в Воршире, о котором я и слухом не слыхала, да и у Дорсонов в тех местах не было даже самой дальней родни.

Напоследок я все же уточнила, в каком пансионате она воспитывалась. Пожала плечами – нет, никогда о таком не слышала! – после чего укрыла ее одеялом, потому что Лилли уже спала.

Я же отправилась в ванную комнату, где смыла с себя пот и тревоги длинного дня, после чего легла в кровать, дожидаясь, когда придет Нана.

Вскоре раздались ее тяжелые шаги – няня поднималась по лестнице. Скрипнула дверь, а дальше я уже не помнила, потому что в тот самый момент тоже провалилась в сон.