Любовь искупительная

1

Калифорния, 1850 Ангелочек слегка приподняла край полотняной занавески — совсем немного, достаточно для того, чтобы увидеть грязную улицу. Она поежилась, когда холодный полуденный воздух ворвался в комнату, неся с собой разрушение иллюзий.

Парадиз находился в Калифорнии недалеко от золотоносных приисков. Это было худшее место из всего, что она когда–либо видела и могла себе представить, — город лачуг, построенных из парусов заброшенных кораблей, где каждый старался осуществить свою «золотую мечту». Это было ни что иное, как лагерь, населенный изгнанниками и аристократами, искателями приключений и бывшими собственниками, некогда жившими в роскоши, а теперь нищими. Покрытые парусиной бары и игральные дома выстроились вдоль убогих улиц: здесь царили неприкрытая похоть и жадность, одиночество и невероятные иллюзии. Бурное ликование сочеталось в этом жалком местечке с отчаянием и отвратительным привкусом неудачи.

Презрительно улыбаясь, Ангелочек смотрела на мужчину, стоящего на углу и проповедующего спасение. Рядом стоял его брат, который со шляпой в руке обдирал и без того несчастных людей. Всюду, куда бы она ни взглянула, были обделенные судьбой люди, изгнанные из дома, отвергнутые семьей, чьи надежды на лучшее будущее с каждым днем ослабевали.

И эти глупцы называли ее Венерой и искали утешения там, где уж точно ничего не найдут, — в ее постели.

Они приносили много денег, стремясь завоевать ее расположение, — четыре унции золота, которые отдавали в качестве аванса Хозяйке «Дворца», — палаточного публичного дома, в котором она теперь жила. Каждый, кто заплатил эту сумму, получал Ангелочка на полчаса. Ее проценты от заработанного содержались под замком у Хозяйки и тщательно оберегались громадным женоненавистником по имени Брет Магован. Другие — все те печальные неудачники, у которых не хватало денег, чтобы на себе проверить ее способности, — стояли по колено в грязи на так называемой Главной улице, ожидая возможности хоть одним глазком «взглянуть на Ангелочка». Уже почти год она жила в этом городке, который был непригоден ни для чего другого, кроме этого занятия. Когда же все это кончится?

Как могли все ее отчаянные планы завести ее в это ужасное место, переполненное грязью и разбитыми надеждами?

— На сегодня все, — услышала она голос Хозяйки, которая отсылала прочь нескольких мужчин. — Я знаю, что вы ждали, но Ангелочек устала, а вы ведь хотели бы получить от нее по максимуму, не так ли? — Мужчины умоляли и угрожали, просили и торговались, но Хозяйка знала, когда Ангелочек достигала предела своих возможностей. — Ей нужен отдых. Приходите вечером. А пока идите и выпейте.

Убедившись, что клиенты, наконец, убрались, Ангелочек опустила край занавески и прилегла на смятую кровать. Она лежала и рассматривала матерчатый потолок. За завтраком Хозяйка сообщила, что уже почти завершено строительство нового помещения, и завтра девочки будут переезжать. Ангелочек приготовилась жить в новых четырех стенах. Тогда, по крайней мере, холодными ночами ветер не будет задувать в каждую щель. Она не задумывалась над тем, как много значат для нее четыре стены, пока не собрала свои вещи и не отправилась в Калифорнию. Все, о чем она тогда думала, это возможность сбежать. Все, что она видела, это шанс обрести свободу. Мираж растаял вскоре после того, как она поднялась по трапу и поняла, что кроме нее на палубе есть еще две молодые девушки, а остальные — сто двадцать молодых энергичных мужчин, которые только и думали, что о грядущих приключениях. Две проститутки с жесткими холодными глазами немедленно приступили к работе, а Ангелочек попыталась уединиться в своей каюте. В течение следующих двух недель она поняла, что у нее остается только две возможности: вновь заняться проституцией или быть изнасилованной. Но какая разница? И потом, что еще она умеет? К тому же она может наполнять свои карманы золотом так же, как и другие. Но тогда, может быть, если у нее будет достаточно денег, она сможет выкупить свою свободу?

Она пережила суровое морское путешествие, морскую болезнь, прошла через унижения и грубость ради того, чтобы заработать достаточно денег, прежде чем они пристанут к берегам Калифорнии, и начать новую жизнь. КЬгда же, наконец, показались берега Калифорнии, на нее обрушился новый удар.

Две проститутки, которые плыли с ней на корабле, ворвались к ней в каюту и стали ее избивать. Когда она обессилела и больше не могла бороться, они, забрав все ее деньги и вещи, поспешили сойти на берег. У нее осталось только нижнее белье. Что было еще хуже — на борту уже не оказалось ни одного матроса, чтобы хоть как–то помочь ей.

Избитая и оцепеневшая от боли и позора, она два дня просидела съежившись на носу корабля, пока не пришли воры. Взяв, наконец, все, что они смогли взять от нее и оставшегося на брошенном корабле барахла, они помогли ей перебраться на причал. Шел сильный дождь, и пока они спорили и делили добычу, она тихо ушла прочь.

Несколько дней она бродила по улицам, пряча лицо в грязном одеяле, которое дал ей один из воров. Ей хотелось есть; она замерзла; она отчаялась. Свобода была несбыточной мечтой.

Несколько дней она работала на площади, до тех пор пока Хозяйка, женщина с сомнительным прошлым танцовщицы, которая теперь использовала свой проницательный ум для бизнеса, не подобрала ее и не отправила в край, где добывают золото.

— На меня работают еще четыре девочки — одна француженка, из Парижа, узкоглазая красотка Ах Той, и две девочки из Ирландии, которые выглядят так, будто их не кормили целое столетие. Немного пищи поможет им встать на ноги. Ну и теперь, ты. Как только я тебя увидела, я подумала, что эта девочка может стать очень и очень богатой при правильном руководстве. Такая красавица, как ты, сможет в этих местах быстро подняться и схватить удачу за хвост. Эти молодые трудяги вытрясут все свои заначки, будут драться и жребий бросать — только бы первыми сложить к твоим ногам золото.

Они заключили договор. Ангелочек должна была отдавать восемьдесят процентов своего заработка, а взамен получала гарантии безопасности.

— Я также позабочусь о том, чтобы у тебя была лучшая одежда, пища и комната.

Ангелочек про себя усмехнулась. Она смогла сбежать от Хозяина и попала в руки Хозяйки. Какая удача!

Вопреки всей кажущейся доброжелательности, Хозяйка была жадной и деспотичной. Ангелочек знала, что она берет взятки за «правильно выпавший» жребий, и что до сих пор даже крупинка из всей полученной ею золотой пыли не осела в карманах девочек. Даже небольшие подарки за хорошо оказанные услуги подлежали дележу. Май Лин, служанка Ах Той, однажды попыталась спрятать свое золото. Тогда Магован, жестоко улыбаясь и потирая свои громадные руки, пошел «поговорить с ней».

Ангелочек ненавидела свою жизнь. Она ненавидела Хозяйку. Ненавидела Магована. Ненавидела собственную беспомощность. Больше всего она ненавидела мужчин за их постоянное стремление получать удовольствие. Она отдавала им свое тело и ничего больше. А может, у нее просто больше ничего не осталось? Она не знала. И казалось, что мужчин это совершенно не волнует. Все, что они видели, была ее внешняя красота, безупречная маска, прикрывающая ледяное сердце. И они были очарованы. Они смотрели в ее ангельские глаза и терялись в них.

Но они не могли ее обмануть своими нескончаемыми признаниями в любви. Они хотели ее точно так же, как то золото, которое искали. Похоть. Они боролись, чтобы получить возможность быть с ней. Они дрались, рисковали, пытались получить ее — все, что у них было, они не задумываясь и ничуть не сожалея могли потратить на нее. Они платили, чтобы впасть в рабство. Она давала им то, что они считали небесами, и отправляла их в ад.

Ну и что? Терять ей было нечего. Ей было на все наплевать. Ее существо переполняла ненависть, но куда с большей силой ее охватила усталость, которая высасывала и иссушала душу. В восемнадцать она уже устала от жизни и смирилась с тем, что больше ничего не сможет изменить. Она задумывалась о том, для чего она вообще рождена. Наверное, для этого. Принимай, как есть. Это Божьи истины. Единственным способом вырваться из замкнутого круга было убить себя. Но всякий раз, когда она думала об этом и когда была возможность это сделать, у нее не хватало смелости.

Единственным ее другом была старая шлюха по прозвищу Лаки[1], которая становилась все толще из–за своего пристрастия к бренди. Но даже Лаки не знала, как Ангелочек появилась здесь и как она стала тем, кем была сегодня. Другие проститутки думали, что она слишком скрытная. Они много говорили о ней, но никогда не задавали вопросов. С самого начала Ангелочек дала всем понять, что ее прошлое было неприкосновенной территорией, на которую никто не имеет права ступать. Кроме Лаки, молчаливой пьянчужки Лаки, к которой Ангелочек испытывала что–то вроде нежности.

Лаки часто говорила:

— Тебе нужно как то планировать свою жизнь, Ангелочек. Нужно на что–то надеяться в этом мире.

— Надеяться? Зачем?

— Иначе ты ничего не сможешь изменить.

— У меня все отлично получается.

— Как?

— Я не оборачиваюсь назад и не заглядываю далеко вперед.

— А как насчет сегодня? Тебе нужно думать хотя бы о сегодняшнем дне, Ангелочек.

Ангелочек холодно улыбалась, расчесывая свои длинные золотистые волосы.

— Сегодня не существует.

2

Михаил Осия разгружал ящики, заполненные овощами, и составлял их у задней двери магазина. Вдруг прекрасная молодая женщина, которая шла мимо по улице, привлекла все его внимание и заставила остановиться. Она была одета во все черное, подобно вдове; рядом с ней шел огромный, устрашающего вида мужчина с пистолетом, висящим в кобуре сбоку. Все мужчины, оказавшиеся в этот момент на Главной улице, прекращали свои дела, снимали шляпы и смотрели ей вслед. Она же, проходя, ни с кем не здоровалась, никому не говорила ни слова. Шла, не глядя по сторонам. Она двигалась грациозно, прямо держа спину и высоко подняв голову.

Михаил не мог отвести от нее взгляд. Она подходила все ближе, а его сердце билось все быстрее. Он жаждал, чтобы она взглянула на него, но она не услышала его мольбы. Задержав дыхание и даже не сознавая этого, он сделал глубокий вдох только тогда, когда она, наконец, прошла мимо.

«ЭТО ОНА, ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ».

Михаил почувствовал скачок адреналина, смешанного с радостью. «Господь! Господь, Ты ответил!»

— Не правда ли, она чудо? — проговорил Иосиф Хотшильд, подходя к нему. Владелец магазина, мужчина крепкого телосложения, стоял рядом, с мешком картошки на плече, и ухмылялся. — Это Ангелочек. Самая красивая девочка к западу от перевала и, готов спорить, к востоку тоже. — Закончив речь, он поднялся по ступенькам и исчез в магазине.

Михаил взвалил на плечо ящик с яблоками.

— Что ты о ней знаешь?

— Думаю, не больше, чем все остальные. Она прогуливается подолгу. Это ее привычка. Она гуляет каждые понедельник, среду и пятницу после обеда примерно в это время. — Он кивком указал на мужчин, толпившихся на улице. — Все они приходят для того только, чтобы взглянуть на нее.

— А тот, который ее сопровождает, кто он? — мрачная мысль внезапно пришла в голову Михаилу. — Ее муж?

— Муж? — усмехнулся Иосиф. — Скорее, телохранитель. Его зовут Магован. Он следит за тем, чтобы никто ее не беспокоил. Никто не смеет даже приблизиться к ней, пока не заплатит.

Михаил слегка нахмурился и пошел в магазин, откуда из подсобных помещений продолжал разглядывать ее. Она затронула какую–то очень сокровенную часть его существа. Все в ней излучало степенное, печальное достоинство. Когда вошел хозяин магазина, неся следующий ящик, он задал вопрос, который жег его душу:

— Иосиф, как я могу встретиться с ней? Хотшильд печально улыбнулся.

— Прежде всего нужно занять место в длинной очереди. Хозяйка проводит лотерею — каждый день выбирает, кто сегодня получит право увидеть Ангелочка.

— Какая хозяйка?

— Хозяйка, — он кивнул головой в другую сторону улицы. — Дама, которой принадлежит «Дворец», самый крупный бордель в этом городе.

Михаил почувствовал, что его словно ударили ниже пояса. Он уставился на Хотшильда, но тот не обращал на него внимания, так как был занят пересыпанием моркови из мешка в ведро. Михаил взвалил на плечо еще один ящик яблок.

«Господь? Я, наверно, что–то не так понял? Похоже на то. Она не может быть той самой».

— Несколько раз я платил унцию или две золотом только для того, чтобы мое имя внесли в список для жребия, — заговорил Иосиф, подойдя к нему. — Потом я понял, что надо платить больше и только тогда у тебя есть шанс попасть в нужный список.

Михаил с силой грохнул ящиком об пол.

— Она что, из «ночных бабочек»? Эта девушка? — Он не хотел верить.

— Она не просто одна из многих запятнанных, что были здесь раньше. Ангелочек — это что–то совершенно бесподобное, так люди говорят. Как–то особо подготовленная. Но, к сожалению, я так и не смог проверить это лично. Когда мне это надо, я встречаюсь с Присси. Она чистая, исполняет свою работу просто и аккуратно и стоит не слишком дорого. Золото нам достается с таким трудом…

Михаилу едва хватало воздуха. Он вышел на улицу. Не в силах сдержать себя, он смотрел и смотрел на девушку в черном. Она возвращалась, идя но другой стороне улицы, и снова прошла мимо него. На этот раз ему было еще труднее это перенести.

Хотшильд выгрузил ящик репы.

— Ты похож на быка, которого только что ударили дубиной по башке. — Он криво усмехнулся. — Или, может быть, ты слишком много времени провел на своей ферме?

— Давай заканчивать, — предложил Михаил громко и вошел внутрь, неся последний ящик. Ему нужно было постараться вернуть свои мысли к делам и перестать думать о ней.

— Когда мы закончим, у тебя будет достаточно золота, чтобы повстречаться с ней, — заметил Хотшильд. — Более, чем достаточно. — Освободив последний ящик и убрав его в сторону, он поставил весы в угол. — Свежие овощи здесь стоят дорого. Эти молодые парни, что работают в ручьях, питаются хлебом, водой и соленым мясом. Потом они приходят в город со вздутыми кровоточащими деснами и цингой и ищут врача. Но все, что им на самом деле нужно, это овощная диета и немного ума. Давай–ка посмотрим, что мы имеем. Две бочки яблок, два ящика репы и моркови, шесть ящиков кабачков и двенадцать фунтов вяленого мяса.

Михаил назвал свою цену.

— Что? Да ты грабишь меня!

Михаил слегка улыбнулся. Нет, он не был жадным. Просто он потратил основную часть золота, которое у него было, и он знал, что нужно людям. Помимо всего прочего, им нужна была пища, а ее–то он мог доставить сюда.

— Ты заработаешь на этом вдвое.

Хотшильд открыл сейф, стоящий в углу, и вынул два мешочка с золотым песком. Кинув один Михаилу, он отсыпал немного из второго в свой кисет. Бросив остальное обратно в сейф, захлопнул его и проверил замок.

Пока Михаил высыпал золото в специальные отделения в ремне, Хотшильд наблюдал за ним. Его губы искривились в улыбке.

— У тебя теперь достаточно, чтобы хорошо провести время. Хочешь познакомиться с Ангелочком? Тебе нужно просто пойти во «Дворец» и поговорить лично с Хозяйкой. Используй часть того, что ты только что заработал. Она отведет тебя прямо к ней в комнату.

Ангелочек. Его поразило даже имя.

— Не сегодня.

Иосиф понял, что разговор закончен, и кивнул. Михаил Осия был тихим человеком, но отнюдь не мягкотелым. Что–то в его взгляде заставляло относиться к нему с уважением.

Не только из–за его роста и силы, хотя и то и другое впечатляло. Но из–за чистоты и уверенности в его глазах. Он знал себе цену, даже если весь мир не знал ее. Он нравился Иосифу, и тот безошибочно понял, что Ангелочек потрясла его воображение. Но если Михаил не желает обсуждать это сегодня, он с уважением отнесется к его решению.

— Как планируешь использовать этот золотой песок?

— Куплю пару голов скота.

— Хорошо, — одобрительно кивнул Хотшильд. — Выкорми их побыстрее. Мясо стоит еще дороже, чем овощи.

Уезжая из города, Михаил проехал мимо борделя. Это было большое красивое здание, переполненное мужчинами, в основном молодыми. Все они были пьяны или собирались напиться. Несколько человек играли, сквернословие сливалось в общий хор, одно ругательство грубее другого.

«И она здесь живет, — подумал он. — В одной из комнат с кроватью и соответствующей обстановкой». Он подстегнул лошадей и продолжил путь, хмурый, словно туча.

Вернувшись домой в свою долину, он никак не мог избавиться от мыслей о ней. Он представлял, как она проходит мимо него по грязной улице, эта стройная девушка, вся в черном, с таким прекрасным бледным, каменным лицом. Как она появилась здесь?

— Ангелочек, — произнес он, пробуя на вкус, как звучит ее имя. Только имя. Но он знал, еще боясь себе в этом признаться, что его ожидание закончено.

— Господь, — с тяжестью проговорил он. — Господь, это не совсем то, чего я ждал и о чем мечтал.

Но в эту минуту он уже знал, что ему предстоит жениться на этой девушке.

3

Ангелочек вымылась, надела чистый, из голубого шелка халат и села на кровать в ожидании стука в дверь. Еще двое, и на сегодня она сможет закончить. Ей было слышно, как в соседней комнате громко смеется Лаки. Она всегда в приподнятом настроении, когда пьяна, а в этом состоянии она пребывает почти все время. Когда перед ней бутылка виски, она теряет голову.

Однажды Ангелочек попыталась напиться вместе с ней, чтобы понять, может ли она так же забыться. Лаки наливала, а она пыталась удержаться на ногах. Вскоре у нее закружилась голова и желудок не выдержал. Лаки поставила рядом с ней таз, не переставая смеяться. Она сказала, что кто–то может удержать в себе все выпитое, а у некоторых это не получается и, наверное, Ангелочек как раз из их числа. Она помогла ей добраться до ее комнаты и уложила в кровать.

Этим вечером, когда первый клиент пришел и постучался к ней в комнату, Ангелочек сказала, — отнюдь не в самых изысканных выражениях, — чтобы он убирался. Обозленный, он пошел к Хозяйке и потребовал обратно свой золотой песок. Хозяйка поднялась к ней в комнату, мельком взглянула на Ангелочка и послала за Магованом.

Ангелочку не нравился этот человек, но она никогда его не боялась. Магован никогда не беспокоил ее. Всегда сопровождал во время прогулок, не говоря ни слова. Он просто был рядом, наблюдая, чтобы никто не мог встретиться с Ангелочком за стенами особняка. Она знала, что это делается не для ее охраны, но в интересах Хозяйки.

Он был с ней, чтобы она всегда возвращалась.

Май Лин никогда не рассказывала о том, что Магован сделал с ней, когда его послали к ней в комнату. Но каждый раз, когда он приближался к китаянке, Ангелочек видела страх в ее глазах. Стоило ему только улыбнуться ей, как девушка моментально бледнела и покрывалась потом. Ангелочек про себя посмеивалась. Чтобы она кого–то испугалась, потребуется что–то большее, чем просто слова или улыбка.

В тот вечер, когда Магован пришел к ней, Ангелочек разглядела лишь чью–то черную тень, появившуюся рядом.

— Ты не получишь сегодня удовольствий за свои деньги, — бросила она. Затем пригляделась. — Ах, это ты, Магован. Уходи. Я не иду сегодня на прогулку.

Он приказал принести ванну с водой. Как только слуги вышли, он склонился над ней, зловеще ухмыляясь.

— Я знал, что рано или поздно у нас состоится разговор. — Он схватил ее. Протрезвев, она начала вырываться, но он поднял ее с кровати и окунул с головой в ледяную воду. Задыхаясь, она попыталась выбраться, но он взял ее за волосы и опять окунул под воду. Испуганная его железной хваткой, она пыталась сопротивляться. Когда в легких закончился кислород и она почти потеряла сознание, он отпустил ее. — Достаточно? — задал он единственный вопрос.

— Достаточно, — прохрипела она, глотая воздух.

Он снова окунул ее в воду. Она брыкалась и пиналась, царапалась, пытаясь вырваться. Когда он опять поднял ее голову из воды, она кашляла и отплевывалась, ее рвало. Он смеялся, и она поняла, что он наслаждается происходящим. Он стоял перед ней, широко расставив ноги, и вновь тянулся к ее голове. Непреодолимая злость вырвалась наружу, и она нанесла резкий мощный удар кулаком. Когда он, ослабив хватку, упал на колени, она вырвалась из его рук.

Поднявшись, он снова набросился на нее, и она громко закричала. Он опять схватил ее. Она дралась, не жалея сил. Он протянул руку к ее горлу, и в этот момент дверь с треском распахнулась. На пороге стояла Хозяйка. Захлопнув за собой дверь, она криком приказала обоим остановиться.

Магован подчинился, злобно глядя на Ангелочка.

— Я убью тебя. Клянусь.

— Достаточно! — произнесла раздраженно Хозяйка. — Я слышала ее вопли с лестницы. Если мужчины услышат, как ты думаешь, что случится?

— Они повесят его, как собаку, — сказала Ангелочек. Она сидела, положив ногу на ногу, и смеялась.

Хозяйка размахнулась и дала ей пощечину. Ангелочек отшатнулась, шокированная.

— Больше ни слова, Ангелочек, — предупредила Хозяйка. Выпрямившись, она опять взглянула на Магована. — Я просила поставить ее на ноги, Брет, и поговорить с ней. Это все, что ты должен был сделать. Ты понял? — Она взяла колокольчик и позвонила.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Пощечина отрезвила Ангелочка. Она знала, что Хозяйка с трудом сдерживает ярость, готовую вырваться наружу. И с Магованом лучше не шутить: еще один глупый выпад с ее стороны, и он опять сорвется с цепи.

Послышался тихий стук, Хозяйка приоткрыла дверь и заказала хлеб и кофе. Закрыв дверь, она прошла по комнате и села на стул.

— Я послала тебя сделать что–то совсем несложное, Брет. Тебе нужно делать только то, что сказано, не больше, — вновь заговорила она. — Ангелочек права. Они тебя повесят.

— Ей нужен хороший урок, — сказал Магован, сверкнув глазами в сторону Ангелочка. Вся ее смелость испарилась окончательно. Она отчетливо увидела, как что–то темное и злое промелькнуло в его глазах. Она узнала этот взгляд. Ей уже приходилось видеть подобное выражение в глазах другого мужчины. Она никогда не воспринимала Брета всерьез до сегодняшнего дня, а он как раз был серьезен. Она понимала также, что страх, это последнее, что стоит ему показывать. Это напитает в нем жажду крови, и тогда даже Хозяйка не сможет его остановить. Поэтому она сидела тихо и смирно, как мышь в своей норе. Хозяйка посмотрела на нее долгим взглядом.

— Ты ведь будешь хорошо себя вести и начнешь работать, Ангелочек?

Та медленно выпрямилась и грустно посмотрела на Хозяйку.

— Да, мадам. — В эту минуту она почувствовала, что ее трясет от холода.

— Дай ей одеяло, пока она не простудилась. Магован снял с кровати одеяло и бросил Ангелочку.

Она завернулась в него, словно в царскую мантию, даже не взглянув на Магована. Бессильная ярость и страх переполняли ее.

— Подойди ко мне, Ангелочек, — позвала Хозяйка. Ангелочек подняла голову и взглянула на нее. Она помедлила немного, и Магован схватил ее за светлые волосы и приподнял. Она сжала зубы, чтобы не вскрикнуть, доставив ему тем самым удовольствие.

— Когда она что–то просит, тебе лучше делать это, — прорычал он, толкая ее на пол.

Ангелочек упала на колени у ног Хозяйки.

Женщина погладила ее по волосам. Она ощутила нежность ее прикосновения — это было таким контрастом после жестокости Магована, разрушившей ее уверенность и остатки дерзости.

— Когда принесут поднос, Ангелочек, съешь хлеб и выпей кофе. Брет побудет здесь и проследит, чтобы ты все сделала правильно. Как только ты закончишь, он уйдет. Я хочу, чтобы ты была готова к работе через два часа.

Хозяйка встала и пошла к двери. Оглянулась на секунду.

— Брет, больше не трогай ее. Она наша лучшая девочка.

— Не трону, — повторил он холодным эхом.

Он сдержал слово. Больше не коснулся ее, но сказал, что сделает с ней, и от каждого его слова кровь застывала в жилах. Она проглотила хлеб и кофе, зная, что чем быстрее она закончит, тем раньше он уйдет.

— Ты достанешься мне, Ангелочек. Через неделю, а может, через месяц, ты выведешь Хозяйку из себя или будешь требовать слишком многого. И тогда она отдаст тебя мне на блюдечке с голубой каемочкой.

С того вечера она старалась быть хорошей девочкой, и Магован не беспокоил ее. Но он ждал, и она это знала. Она старалась не дать ему ни малейшего шанса получить удовольствие, как Май Лин. Всегда фальшиво улыбалась, когда он входил в комнату. И с тех пор старалась делать все, что от нее требовалось, чтобы Брет Магован не мог прикоснуться к ней.

Но стены вновь начали сжиматься. С каждым днем все больше. Давление внутри нее все возрастало, а постоянные попытки сохранять спокойствие иссушали ее силы.

«Еще один, и я смогу отдохнуть», — думала она. Она посмотрела на свои руки. Они дрожали. Дрожало все ее тело. Она поняла, что теряет контроль над собой. Слишком много притворства в течение слишком долгого времени. Она тряхнула головой. Все, что ей нужно, это хорошенько выспаться, тогда к завтрашнему дню все будет отлично. «Всего один», — снова подумала она, надеясь, что этот не задержится надолго.

Раздался стук, и она поднялась на ноги. Открыв дверь, впустила мужчину, стоявшего в ожидании. Он был выше и чуть старше, чем большинство этих мальчишек; и мускулистее. Больше никаких особенностей она не заметила. Но она ощутила… Что? Необычную для нее тревогу и смущение. Ее трясло все больше. Нервы скакали, почти вырываясь из–под контроля. Она опустила голову и несколько раз медленно глубоко вдохнула, пытаясь оттолкнуть странную реакцию и собирая в кулак остатки воли.

«Еще один, и на сегодня я свободна».

Несмотря на свои двадцать шесть лет, Михаил чувствовал себя, словно зеленый юнец, стоя за дверью ее комнаты в коридоре борделя, залитом приглушенным светом. Он едва мог дышать, его сердце готово было выскочить из груди. Она казалась еще красивее и изящнее сейчас, чем тогда, когда он впервые увидел ее. Красота ее стройного тела была подчеркнута голубым шелковым пеньюаром, и стоя перед ней, он старался смотреть только в ее лицо.

Она отступила, пропуская его внутрь. Михаилу сразу же бросилась в глаза ее кровать. Она была заправлена, но мозг сразу нарисовал непрошенные картинки, которые лишили его присутствия духа. Он вновь посмотрел на нее. Она слегка улыбнулась. Это была улыбка опытной женщины, соблазнительная и манящая. Она словно могла читать его мысли, даже те, которые он старательно гнал от себя.

— Что желаете, мистер?

Ее голос был низким и мягким, говорила она прямо и откровенно, что застало его врасплох. Она могла не произносить ни слова, ему и так было ясно, чем она занимается и зарабатывает на жизнь. Это понимание острой болью билось в его сердце, и без лишних слов он ощутил сильнейшее физическое притяжение к ней.

Когда он вошел, Ангелочек закрыла за ним дверь и отступила, освобождая проход. Она ждала, когда он ответит на заданный вопрос, и осматривала его беглым оценивающим взглядом. То непривычное чувство, которое она испытала несколько мгновений назад, утихало. Он не слишком отличался от остальных. Разве что чуть старше и шире в плечах. Он не был мальчиком, но почему–то казалось, что он чувствует себя неуютно, очень неуютно. Может быть, он женат и ощущает вину. Может быть, дома его ждет верующая матушка, и сейчас он думает, как она отнесется к тому, что он был с проституткой. Этот точно не задержится надолго. Хорошо. Чем меньше времени, тем лучше.

Михаил не знал, как себя вести и что говорить. Он думал о встрече с ней весь день, и сейчас, стоя в ее комнате, он словно онемел, сердце ушло в пятки. Она была так красива и будто развлекалась. «Боже, что теперь? Я даже думать не могу из–за всех этих чувств». Она подошла к нему, каждым движением приковывая внимание к своему телу.

Ангелочек прикоснулась к его щеке и услышала, как он переводит дыхание. Она обошла его, улыбаясь.

— Не стоит стыдиться меня, мистер. Просто скажите, что вам угодно.

Он взглянул на нее.

— Тебя.

Михаил смотрел, как она прошла по комнате к умывальнику. Ангелочек. Имя точно ей подходило, этой безжизненной, синеглазой фарфоровой кукле с бледными щеками и золотистыми волосами. Может быть, мрамор больше подходит для ее описания. Фарфор хрупкий. А она выглядит слишком жесткой. Настолько жесткой, что ему больно смотреть на нее. Почему? Он не ожидал подобных ощущений. Он был слишком сосредоточен на том, как преодолеть то желание, которое она возбуждает в нем. «Боже, дай мне сил преодолеть это искушение».

Она налила воду в фарфоровый кувшин и взяла кусок мыла. Все, что она делала, было полно грации и соблазна.

— Почему бы вам не подойти ко мне, мистер? Я вас помою.

Он почувствовал жар во всем теле, кровь прилила к щекам. Он закашлялся, ему показалось, что воротник душит его.

Она мягко рассмеялась.

— Обещаю, больно не будет.

— Это совершенно необязательно, мадам. Я пришел не Для секса.

— Ну конечно же нет. Вы пришли, чтобы нам вместе почитать Библию.

— Я пришел поговорить с вами.

Ангелочек скрипнула зубами. Пытаясь скрыть раздражение, она взглянула на него вызывающе. Он заерзал, чувствуя неловкость от ее взгляда. Она снова улыбнулась.

— Вы уверены, что пришли поговорить?

— Я уверен.

Он, казалось, был полон уверенности. Со вздохом она повернулась и вытерла руки.

— Все, что вам угодно, мистер. — Она села на кровать и скрестила ноги.

Михаил прекрасно понимал, что она делает. Он пытался преодолеть в себе томительное желание принять то, что она без слов говорила ему. Чем дольше он стоял в молчании, тем отчетливее в его разуме всплывали различные образы, и она это знала. Он видел это в ее глазах. Она что, смеется над ним? Он в этом не сомневался.

— Ты живешь в этой комнате, когда не работаешь?

— Да. — Она склонила голову. — Где же еще? Неужели ты думаешь, что я живу в одном из тех небольших уютных домиков? — Она улыбнулась, стремясь придать своим словам наиболее язвительное выражение. Она ненавидела мужчин, которые задавали вопросы и пытались вмешиваться в ее жизнь.

Михаил оглянулся, изучая обстановку. Ничего личного, нет фотографий на стенах, никаких украшений на маленьком, покрытом скатертью столе в углу, никаких безделушек, свойственных женщинам. Все было чистым, убранным, скромным. Шкаф, стол, керосиновая лампа, умывальник в углу, желтый кувшин и стул. Вот и все, что наполняло ее комнату. Да еще кровать, на которой она сейчас сидела.

Он взял стул и сел перед ней. Ее шелковый халат слегка приоткрылся. Он знал, что она играет с ним. Она сидела, равномерно покачивая ногой, — как будто маятник отсчитывал его время. Шестьдесят секунд в минуту, тридцать минут, полчаса. Это все время, которое у него было.

«Боже, мне понадобятся миллионы лет, чтобы достичь эту женщину. Ты действительно предназначил ее для меня?»

У нее были синие бездонные глаза. Он ничего не мог в них прочитать. Она была будто глухая стена, бесконечный океан, затянутое облаками ночное небо, настолько черное, что ничего нельзя увидеть на расстоянии вытянутой руки. Он видел только то, что она показывала ему.

— Вы сказали, что хотите поговорить, мистер. Итак, говорите.

Михаил был опечален.

— Я не должен был приходить к тебе так. Нужно было найти другой способ.

— И какой же?

Как ему убедить ее в том, что он отличается от других мужчин, которые приходят к ней? Золото. Он говорил с Иосифом, затем пошел к Хозяйке, выслушал все, что она рассказала ему об Ангелочке. Для нее Ангелочек была товаром: красивым, драгоценным, хорошо охраняемым товаром. Вначале плати, затем говори. Оплата золотом казалась наиболее простым, легким способом. Цена его не волновала. Теперь он понял, что самый простой способ не всегда бывает лучшим.

Ему нужно найти иной способ и другое место. Здесь она была готова к работе и совсем не готова слушать. А его слишком просто было смутить и сбить с толку.

— Сколько тебе лет? Она слегка улыбнулась.

— Много. Очень много.

Он понял, что был прав. Она не желает говорить о возрасте. Он сомневался в том, что может ее чем–то удивить. Казалось, она готова ко всему. И тем не менее, он чувствовал что–то еще — то же чувство возникло у него, когда он впервые увидел ее. Лицо, которое она ему сейчас демонстрировала, не было ее настоящим лицом. Это было маской. «Господь, как мне увидеть ее настоящую?»

— А сколько вам лет? — спросила она, возвращая ему вопрос.

— Двадцать шесть.

— Слишком стар для того, чтобы быть золотоискателем. Большинству из них восемнадцать–девятнадцать. Я редко встречала среди них нормальных мужчин.

Ее прямота помогла ему встать на твердую почву.

— Почему тебя называют Ангелочек? Из–за внешности? Или это твое настоящее имя?

Она плотно сжала губы. Единственное, что у нее осталось, это ее имя, и до сих пор она никому его не говорила, даже Хозяину. Единственным человеком, который называл ее по имени, была мама. И она была мертва.

— Зовите меня, как вам угодно, мистер. Это не имеет значения. — Если он не пожелал получить то, за что заплатил, это совершенно не значит, что она должна отдать ему что–то еще.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Я думаю, Мара[2] тебе подойдет.

— Что, так зовут кого–то из ваших близких?

— Нет. Это имя означает «горечь».

Она взглянула на него и замерла. Что это за игра?

— Вы так думаете? — Она равнодушно пожала плечами. — Хорошо, мне кажется, это имя так же хорошо, как и все другие. — Она снова стала покачивать ножкой, отмеряя время. Как долго он еще здесь будет? И как долго ей еще придется играть с ним?

Он продолжил.

— Откуда ты?

— Отовсюду.

Он слегка улыбнулся, пытаясь пробиться через ее упорство.

— Откуда именно?

— Просто отовсюду, — ответила она. Она прекратила покачивать ногой и слегка наклонилась вперед. — Как насчет вас, мистер? Как вас зовут? Откуда вы приехали?

У вас есть жена? Вы боитесь сделать то, чего на самом деле хотите?

Она выравнивала весы, но вместо того, чтобы испугаться, он расслабился. Эта девушка становилась сейчас более естественной, чем та, которая встретила его у двери.

— Михаил Осия, — проговорил он. — Я живу в долине на юго–западе, я не женат, но скоро женюсь.

Она поежилась от вновь возникшего ощущения неловкости. Ей было не по себе от его взгляда. Возникшее напряжение лишало ее присутствия духа.

— Что это за странная фамилия такая — Осия? Он сдержанно улыбнулся.

— Пророческая.

Он что, продолжает шутить?

— Может, расскажешь мне мое будущее, пророк?

— Ты выйдешь за меня замуж, и я заберу тебя отсюда. Она рассмеялась.

— Отлично, третье предложение на сегодня. Я польщена. — Тряхнув головой, она снова наклонилась вперед, холодно улыбаясь. Неужели он думает, что удивил ее? Неужели он думает, что это так необходимо? — Когда я должна начать играть свою роль, мистер?

— Сразу после того, как мы обменяемся кольцами. А сейчас я просто хочу узнать тебя чуть лучше.

Она ненавидела его за то, что он затягивал игру. Напрасная потеря времени, лицемерие, бесконечная ложь. У нее была тяжелая ночь, и она не в том настроении, чтобы отвечать на его шутки.

— То, что я делаю, ясно говорит о том, кто я. Все, что требуется от тебя, сказать, что ты от меня хочешь. Но поторопись. Время кончается.

Михаил понял, что сегодня у него ничего не получится. На что он надеялся? Прийти, сказать несколько слов и уйти с ней под ручку из этого борделя? Похоже, что она просто хочет вытолкать его отсюда и поскорее. Он злился на себя за то, что был таким наивным глупцом.

— Ты не говоришь о любви, Мара, а я здесь не для того, чтобы использовать тебя.

Ровное звучание его голоса и это имя — Мара — еще больше обозлило ее.

— Нет? — она выпятила подбородок. — Ну что ж, я думаю, я поняла. — Она поднялась с кровати. Он продолжал сидеть, и она подошла к нему вплотную, положив руки за голову. Она чувствовала его напряжение и наслаждалась этим.

— Дайте угадаю. Вы хотите узнать меня. Узнать, что я думаю и чувствую. И больше всего вам интересно узнать, каким образом такая милая девушка, как я, попала в это место.

Михаил прикрыл глаза и сжал зубы, пытаясь противостоять силе ее прикосновения.

— Получите то, для чего вы пришли сюда, мистер. Михаил аккуратно отстранил ее от себя.

— Я пришел поговорить с тобой.

Она внимательно посмотрела на него и рывком затянула полы пеньюара. Она по–прежнему очень неуютно чувствовала себя под его пристальным взглядом.

— Вы ошиблись адресом, мистер. Вы хотите знать, что можете получить от меня. Я скажу вам. — И она сказала, очень недвусмысленно. Он не покрылся румянцем, даже не отреагировал.

— Я хочу знать тебя, а не то, что ты можешь дать, — сказал он жестко.

— Если жаждешь общения, пойди в бар, побеседуй с подвыпившими дружками.

Он встал.

— Поехали со мной, будь моей женой. Она резко усмехнулась.

— Если ты ищешь жену, закажи в агентстве или дождись следующего поезда с порядочными девушками.

Он подошел к ней.

— Я могу обеспечить тебя всем необходимым. Мне все равно, как ты попала сюда и где жила до этого. Пошли со мной.

Она посмотрела на него насмешливо.

— Для чего? Там все то же. Послушай, сотни мужчин до тебя говорили мне то же самое. Ты увидел меня, полюбил и не можешь жить без меня. Ах, ты сможешь сделать меня счастливой! Какие громкие слова!

— Я смогу.

— Все сводится к одному.

— Нет, ты не права.

— Это моя позиция. Полчаса вполне достаточно для всех, кто желает обладать мной, мистер.

— Ты хочешь сказать, что эта жизнь устраивает тебя и ты ничего не хочешь менять?

А кому интересно, чего она хочет?

— Это моя жизнь.

— Так не должно быть. Если бы у тебя был выбор, чего бы ты хотела?

— От тебя? Ничего.

— От жизни.

Ее переполнила ощущение пустоты. Жизнь? О чем это он? Она, кажется, устала от его расспросов, поэтому она попыталась защититься, одарив его надменной холодной улыбкой. Разведя руками, она оглядела свою комнату.

— Все, что мне нужно, здесь есть.

— У тебя будет крыша над головой, пища и приличная одежда.

— И работа, — добавила она натянуто. — Ты забыл о моей работе. Я очень хорошо ее исполняю.

— Ты ненавидишь ее.

Она настороженно помолчала.

— Ты только что напомнил мне об одной из самых ужасных ночей. — Встав, она подошла к окну. Сделав вид, что рассматривает что–то на улице, она закрыла глаза и попыталась взять себя в руки. Что с ней происходит? Что в этом человеке так сильно коснулось ее? Она предпочла бы полное оцепенение этому взрыву эмоций. Надежда была мучителем; надежда была ее врагом. А этот мужчина был словно колючка в боку.

Михаил подошел к ней и положил руки ей на плечи. Он почувствовал, как она напряглась от его прикосновения.

— Поехали со мной, — мягко предложил он. — Будь моей женой.

Ангелочек раздраженно сбросила его руки и отстранилась.

— Нет, спасибо.

— Почему нет?

— Потому что я не хочу уезжать, вот почему. Это достаточная причина для тебя?

— Если ты не хочешь уйти со мной, то позволь мне хотя бы узнать тебя ближе.

«Наконец–то. Началось».

— Следует сделать шесть шагов для этого, мистер. Все, что от вас требуется, это просто передвинуть ноги.

— Я не об этом, Мара.

Все ее чувства, казалось, замедлили бег и, постепенно ускоряясь, рванулись наружу, словно утекая через маленькое отверстие.

— Ангелочек, — бросила она с досадой. — Меня зовут Ангелочек. Ты это понял? Ангелочек! И сейчас ты отнимаешь мое время и тратишь свои деньги.

— Я ничего не теряю.

Она снова села на кровать и глубоко вздохнула. Склонив голову на бок, взглянула на него.

— Знаете, мистер… Большинство мужчин довольно честны, когда приходят ко мне. Они платят, берут, что хотят, и уходят. Есть несколько человек, которые похожи на тебя. Им не нравится быть такими, как все. Поэтому они начинают рассказывать мне о том, как сильно они обеспокоены моей судьбой, что не так в моей жизни и как они могут все исправить. — Ее губы скривились. — Но, как ни странно, они быстро забывают об этом и получают то, за чем действительно пришли.

Михаил вздохнул. Она говорит не выбирая слов. Отлично. Тогда и он может говорить прямо.

— Мне стоит только взглянуть на тебя, и я тут же вспоминаю, что я мужчина. Ты прекрасно знаешь, как играть на слабостях. Да, я хочу тебя, но ты даже не представляешь, как сильно и как надолго.

Она пришла в еще большее недоумение.

— Но тебе не стоит стесняться этого. Все мужчины таковы.

— Глупости.

— Вот как? Теперь ты хочешь рассказать мне что–то о мужчинах? Не забывай, что это моя профессия, это как раз тот предмет, о котором я знаю все, мистер. Мужчины.

— Ты ничего не знаешь обо мне.

— Каждому мужчине нравится думать, что он отличается от других. Ему нравится думать, что он лучше остальных. — Она похлопала по кровати. — Подойди, и я покажу тебе, как вы все похожи. Или ты боишься, что я окажусь права?

Он мягко улыбнулся.

— Ты бы спокойнее чувствовала себя со мной в этой постели, ведь так? — Он отошел и сел на стул, нисколько не смущаясь. Слегка наклонился к ней, положив руки на колени. — Я не говорю, что я лучше других. Я просто хочу большего.

— Например?

— Всего. Я хочу даже того, что ты сама не знаешь, что у тебя есть.

— Некоторые мужчины ожидают слишком многого за пару унций золотого песка.

— Послушай, что я хочу предложить тебе.

— Я не вижу большого различия между тем, что ты мне предлагаешь, и тем, что у меня уже есть. — Кто–то дважды стукнул в дверь.

Облегчение прокатилось волной по телу Ангелочка, и она даже не пыталась этого скрывать. Ухмыльнувшись, она передернула плечами.

— Ну что, ты получил то, что хотел, не правда ли? — Она встала и пошла к двери. Она сняла с вешалки его шляпу и протянула ему. — Пора уходить.

Он выглядел расстроенным, но не побежденным.

— Я вернусь.

— Возвращайся, если тебе будет от этого лучше. Михаил прикоснулся к ее лицу.

— Измени свое решение. Пойдем со мной. Тебе точно будет лучше, чем здесь.

Сердце Ангелочка быстро стучало. Ей показалось, что он имеет в виду то, что говорит. Но в тот злополучный день так же говорил и Джонни. Он был такой обаятельный и говорливый. Когда все было сказано и сделано, оказалось, что ему нужно было что–то отобрать у Хозяина, а ее он решил использовать для этого. Все, что нужно было Ангелочку, — вырваться оттуда. Они оба проиграли, и заплаченная цена оказалось слишком высокой и страшной.

Ангелочек ждала, когда же, наконец, этот фермер уберется.

— Тебе лучше потратить свой золотой песок в другом месте. У меня нет того, что ты ищешь. Попробуй Мэгги. Она у нас философ. — С этими словами она открыла перед ним дверь.

Михаил рукой взялся за дверь и закрыл ее.

— У тебя есть все, что мне нужно. Иначе я бы не почувствовал это в первый раз, как только увидел тебя. И я не чувствовал бы то же самое сейчас.

— Ваше время истекло.

Михаил понял, что она не будет его слушать. Во всяком случае, сегодня.

— Я вернусь. Все, что мне нужно, это полчаса твоего времени.

Она вновь открыла дверь.

— Мистер, через пять минут, чтобы духу вашего здесь не было.

4

Осия вернулся следующим вечером, потом приходил еще и еще. Каждый раз, когда Ангелочек видела его на пороге, ее беспокойство возрастало. Он говорил, и она чувствовала, как ее начинает съедать отчаяние. Но она знала, чему и кому можно верить. Не так–то просто заставить ее поверить словам первого встречного. Этот урок она усвоила, и он достался ей очень болезненно. Надежда была мечтой, сном, и если поддаться этому, жизнь превратится в невыносимый кошмар. Ее уже невозможно заманить пустыми словами и обещаниями. Больше она не позволит ни одному мужчине убедить себя в том, что где–то может быть лучше, чем здесь и сейчас.

И все же она не могла преодолеть то напряжение, которое наполняло ее каждый раз, когда она, открывая дверь, видела его. Он ни разу не прикоснулся к ней. Он говорил, рисуя портрет свободы, и это воскрешало ту старую, болезненную жажду, которую она ощущала с детства. Эта жажда никогда не умирала. Но всякий раз, когда она убегала, делая попытки обрести вожделенную свободу, на нее обрушивались несчастья. И все же она продолжала попытки. В тот последний раз жажда свободы заставила ее бежать от Хозяина, а в результате она попала в это грязное, вонючее место.

Что ж, она наконец–то усвоила урок. Ничего нельзя изменить к лучшему. Все становится только еще хуже. Было разумнее просто смириться и выживать.

Почему же этот мужик никак не хочет понять, вбить себе в голову, что она никуда не пойдет, с ним или с кем–то другим? Почему он не может признать свое поражение и оставить ее в покое?

Он приходил снова и снова, сводя ее с ума. Он не был мягок и обаятелен, как Джонни. Он не применял силу, как Хозяин. Он не был таким, как сотни до него, которые платили и играли роль. По факту, он вообще не был похож ни на кого из знакомых ей мужчин. И вот это ей больше всего не нравилось. Она не могла поместить Михаила Осию ни в какие известные ей рамки.

Всякий раз, когда он уходил, она пыталась его забыть, но не могла, и это продолжало терзать ее душу. Вдруг она поймала себя на том, что думает о нем в перерывах между работой, и ей приходится заставлять себя переключиться на что–то другое. Но когда это удавалось, о нем напоминали другие.

— Что это за парень был у тебя вчера вечером? — поинтересовалась за ужином Ревекка.

Ангелочек попыталась скрыть, раздражение и откусила большой кусок бутерброда.

— Кто именно? — спросила она, повернувшись и глядя на полногрудую женщину за соседним столом.

— Высокий красавец. Кто ж еще?

Ангелочек откусила очередной кусок, пытаясь насладиться бутербродом с олениной. Ей очень не хотелось обсуждать, кто вчера входил и выходил из ее комнаты. Кому какое дело, кто это был? Да и вообще, через некоторое время начинает казаться, что они все одинаковые.

— Ну, давай, Ангелочек, колись, — нетерпеливо продолжала Ревекка. — Не делай вид, что не слышишь. Это тот мужик, который был вчера последним. Я видела его на лестнице, когда поднималась к себе. Во весь рост. Темные волосы, голубые глаза. Широкоплечий. Как скульптурный. Походка как у военного. Когда он мне улыбнулся, я просто растаяла.

Лаки, обменяв кусок мяса на бутылку красного вина, заговорила:

— Да тебе хоть рябой карлик улыбнется, ты вся растаешь от макушки до пальцев на ногах.

— Сиди молча и пей свое вино. Я не с тобой разговариваю, — ответила презрительно Ревекка. Она терпеть не могла оскорбительных выпадов Лаки. Немного остыв, она опять стала расспрашивать Ангелочка. — Только не говори, что не знаешь, о ком я говорю. Ты просто не хочешь мне рассказывать.

Ангелочек раздраженно посмотрела на нее.

— Да не знаю я ничего. И хотела бы с удовольствием доесть свой ужин, если позволишь.

Тори засмеялась.

— Почему бы ей не придержать его для себя? — произнесла она с явным британским акцентом. — Может, Ангелочек наконец–то встретила кого–то, кто ей нравится. — Все сидевшие за столом засмеялись.

— А может, она просто не хочет, чтобы ей надоедали, — вступилась Лаки.

Ревекка, смеясь, продолжала:

— Ангелочек, пожалей меня. Я встретила мальчика, которого еще не попробовала. Давай махнемся.

Тори отодвинула свою тарелку.

— Если бы кто–нибудь похожий на этого парня пришел ко мне в комнату, я бы его заперла там и не выпускала.

Ангелочек налила себе стакан молока, втайне желая, чтобы они, наконец, оставили ее в покое.

— Это уже второй стакан! — крикнула Рене с дальнего конца стола. — Хозяйка приказала, чтобы мы пили по одному стакану, потому что молоко очень дорогое. А ты наливаешь второй!

Лаки ухмыльнулась.

— Перед ужином я ей сказала, что если она отдаст мне свое вино, то может взять мою порцию молока.

— Это нечестно! — завизжала Рене. — Я тоже люблю молоко! Почему она всегда получает, что хочет?

Лаки усмехнулась.

— Молоко тебе вредно. У тебя и так жира много! Начиналась перебранка, Ангелочку захотелось заорать и выбежать из–за стола. Голова трещала. И даже бесконечные реплики Лаки стали раздражать ее. И Ревекка никак не хотела оставить в покое этого проклятого мужика.

— Ему приходится вкалывать, и дела, похоже, идут неплохо, раз он смог попасть в твою комнату трижды. Как его зовут? Не говори, что не знаешь!

Все, чего хотелось Ангелочку, это просто остаться одной.

— Он не золотоискатель. Он фермер.

— Фермер? — заржала Тори. — Кого ты пытаешься надурить, милая? Он не фермер, это точно. Фермеры тупые, как та земля, которую они ковыряют.

— Он сказал, что он фермер.

— Как его зовут? — не унималась Ревекка.

— Я не помню. — Неужели этот человек будет досаждать ей даже тогда, когда сидит у себя дома?

— Ну да, не помнишь! — Ревекка по–настоящему разозлилась.

Ангелочек смяла и бросила салфетку на стол.

— Послушай! Я не спрашиваю имен. Мне плевать, кто они. Я даю им то, за что они платят, и они уходят. Это все.

— Тогда почему он опять приходит?

— Я не знаю. Мне все равно.

Лаки налила себе очередной стакан вина.

— Ревекка, да ты просто завидуешь, что он приходит не к тебе.

Ревекка с ненавистью глянула на нее.

— Почему бы тебе не заткнуться? Давай, пей дальше, и Хозяйка выкинет тебя на улицу!

Ничуть не смутившись, Лаки усмехнулась.

— Я еще не так плоха.

— Если бы женщин было достаточно, уже б давно никто не стучал в твою дверь! — с презрением прошипела Тори.

Лаки была готова к бою.

— Да я пьяная лучше делаю свою работу, чем все вы трезвые!

Ангелочек ушла в свои мысли и не слушала перебранку, радуясь, что ее оставили в покое. Но теперь она снова думала о нем.

Рядом с ней сидела Мэгги — за весь вечер она не произнесла ни слова. Она посмотрела на Ангелочка, молча понаблюдала за тем, как та размешивает ложку драгоценного сахара в кофе, и спросила:

— И какой же он, этот чудный парень? Кроме всего прочего, у него есть хоть немного мозгов?

Ангелочек окинула ее мрачным взглядом.

— Пригласи его к себе и проверь.

Мэгги вскинула брови и отстранилась, улыбаясь.

— Правда? А может, мне и правда так сделать — чтоб удовлетворить любопытство наших подруг? — Она внимательно посмотрела на Ангелочка. — А тебе разве все равно, если он пойдет ко мне?

— Почему меня это должно беспокоить?

— Я первая его увидела! — воскликнула Ревекка. Лаки усмехнулась.

— Да тебе сначала придется его вырубить, а потом уже затащить в свою комнату!

— Хозяйке это не понравится, — проговорила Рене, ее худое лицо было перекошено злобой. — Ты знаешь, что он за Ангелочка платит больше. Хоть я и не понимаю почему.

— Потому что она отменно выглядит, даже когда устает, как собака, — куда лучше тебя в твой самый лучший день, — ликующе вставила Лаки.

Рене запустила в нее вилкой, которую Лаки без труда отбила. Вилка со звоном ударилась в стену.

— Пожалуйста, тише, Лаки, — попросила Ангелочек, понимая, что на шум может прийти Магован. Когда Лаки была пьяна, она не задумывалась о последствиях своих поступков.

— Значит, тебе и правда все равно, — сказала Ревекка.

— Я тебе дарю его вместе с моим благословением, — ответила Ангелочек. Она устала от его постоянных визитов и не хотела, чтобы он и дальше надоедал ей. Он хотел ее. Она чувствовала, как это горит в его теле. Но он никогда не переступал черту. Он говорил. Он задавал вопросы. Он ждал, хотя чего ждал, она никак не могла понять. Она устала постоянно лгать, чтобы удовлетворить его любопытство. Каждый раз он задавал одни и те же вопросы, но несколько иначе. Он не сдавался. Он всегда был полон решимости. В последний раз Маговану пришлось дважды подходить к ее комнате: в конце концов, он заорал через дверь, что парню лучше быстро одеться и выметаться, если он не хочет проблем на свою голову. Осия и в тот вечер даже не расстегнул пуговицу на рубашке.

Всякий раз, когда он уходил, он говорил одно и то же:

— Поехали со мной. Выходи за меня.

— Я уже сказала «нет». Трижды. Неужели ты до сих пор не понял? Нет. Нет. Нет!

— Ты несчастлива здесь.

— Я не буду счастливее с тобой.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю.

— Оденься так, чтобы тебе было удобно ехать, и поехали со мной. Прямо сейчас. Не думай слишком долго. Просто делай.

— У Магована свое мнение на этот счет. — Говоря это, она прекрасно видела, что мнение Магована ему нисколько не интересно. Она подумала, что было бы, согласись она жить с таким человеком, который, кажется, ничего и никого не боится. Но потом вспомнила, что Хозяин тоже никого не боялся и какой была при этом ее жизнь.

— В последний раз говорю тебе, нет, — произнесла она твердо и потянулась к дверной ручке.

Он поймал ее кисть.

— Что удерживает тебя здесь? Она вырвалась.

— Мне нравится здесь. — Она распахнула дверь. — А теперь уходи!

— Увидимся завтра, — сказал он и вышел. Ангелочек захлопнула дверь. Каждый раз, когда его время заканчивалось, у нее жутко болела голова. Тогда она садилась на кровать и начинала массировать виски, пытаясь ослабить боль.

Та же самая боль досаждала ей сейчас. Эта боль усиливалась, когда вопросы Осии всплывали в памяти. Что удерживает ее здесь? Почему она не может просто уйти?

Ее руки сжались в кулаки. Сначала ей нужно забрать золото у Хозяйки, и совершенно очевидно, что она не захочет отдать все сразу. Она сможет получить только часть. Этого будет достаточно на несколько дней, но не хватит, чтобы хоть как–то устроиться. Хозяйка не позволит себе такую щедрость.

Но даже если золота хватит, чтобы какое–то время прожить, что дальше? Все может закончиться так же, как тогда на корабле, когда ее избили и бросили умирать, а потом пришли воры. В те первые несколько дней в Сан–Франциско она как никогда была близка к гибели. Замерзала, хотела есть и боялась умереть. Оглядываясь назад, на свою жизнь у Хозяина, она страстно желала вернуться. Хозяин. Хозяин мира.

Ее охватило отчаяние. «Я не смогу уйти. Магован и Хозяйка просто разорвут меня на куски».

Ей не хотелось рисковать, уезжая с Михаилом Осией. Тем более, что она ничего о нем не знала. Он же для нее просто темная лошадка.

Михаил истратил почти все свое золото и время. Он не знал, как можно достучаться до этой женщины. Он видел, что она отстраняется, отгораживается от него, как только он заходит к ней в комнату. Он говорит, а она смотрит сквозь него, делая вид, что внимательно слушает, но на самом деле не слышит его. Она всего–навсего ждет, когда истекут его полчаса, чтобы с огромным удовольствием выставить его за дверь.

«У меня хватит золота для еще одной попытки. Господь. Пусть она услышит!»

Поднимаясь по лестнице, он обдумывал, что скажет ей сегодня, как вдруг наткнулся на полногрудую, рыжеволосую женщину. Он отпрянул в смущении. Она положила руку на его плечо и улыбнулась.

— Не беспокой Ангелочка сегодня. Она сказала, что я должна тебе понравиться.

Он пристально смотрел на нее.

— Что еще она сказала?

— Что она будет благодарна тому, кто поможет ей избавиться от тебя.

Он стиснул зубы и убрал со своего плеча ее руку.

— Спасибо, что предупредила.

Поднявшись по ступенькам, он пошел по коридору. Стоя напротив двери Ангелочка, он пытался справиться с переполнявшим его гневом. «Иисус, Ты слышал? Что я здесь делаю? Я пытался. Ты знаешь, что я пытался. Она не хочет воспользоваться тем, что я предлагаю. Что я должен делать? Вытащить ее отсюда за волосы?»

Он дважды постучался, стук гулким эхом разнесся по коридору. Она открыла дверь, мельком взглянула на него и сказала:

— О, это снова ты.

— Да, это снова я. — Он вошел и захлопнул за собой дверь.

Она приподняла бровь. Раздраженный мужчина бывает непредсказуемым и опасным. Этому много усилий не потребуется, чтобы доставить ей немалые неприятности.

— Итак, мы с тобой никуда не едем?

— Я не виновата, что ты тратишь на меня свое время и деньги, — тихо сказала она. — Я предупредила тебя в самый первый раз. Помнишь? — Она села на край кровати. — Я не пыталась обмануть тебя.

— Мне нужно вернуться в долину и поработать.

— Я не держу тебя.

Его лицо было бледным и суровым.

— Я не хочу оставлять тебя в этом Богом забытом месте!

Она удивленно заморгала глазами.

— Это не твоя забота.

— Это стало моей заботой с той самой минуты, когда я тебя увидел. — Она начала покачивать ножкой взад–вперед, взад–вперед, отмеряя его время. Сидела и спала с открытыми глазами. Словно ушла в себя. Ее голубые глаза ничего не выражали.

— Ты опять хочешь поговорить? — Прикрыв рот рукой, она зевнула. — Начинай. Я вся внимание.

— Мои слова тебя усыпляют?

Она уловила раздражение в его голосе и поняла, что он теряет терпение. Хорошо. Может быть, еще немного, и он все–таки займется тем, для чего приходит.

— Это был очень длинный и тяжелый, тяжелый день. — Она потерла поясницу. — И в этой болтовне для меня уже давно нет ничего нового.

Он вспылил.

— Тебе больше понравится, если я буду с тобой в постели, да?

— По меньшей мере, ты ушел бы с чувством, что получил что–то за свой золотой песок.

Сердце Михаила забилось быстро и гулко. Он подошел к окну, дрожа от гнева и возбуждения. Отодвинул занавеску и выглянул наружу.

— Тебе нравится вид отсюда, Ангелочек? Грязь, низенькие домики и палатки, мужчины, которые пьют и орут пошлые песни, постоянная борьба за выживание?

Ангелочек. Он впервые назвал ее так. Странно, но от этого ей стало больно. Она знала, что, наконец, достала его, и ждала продолжения. Он скажет обычные слова, возьмет то, что ему причитается, и уйдет. На этом все закончится. Ей нужно только убедиться в том, что он не заберет с собой часть ее.

— А может внизу, в баре? — спросил он насмешливо. — Может, там тебе больше нравится? — Он опустил занавеску и посмотрел на нее. — Ты чувствуешь себя сильной женщиной, когда заставляешь меня каждый раз выпрашивать твое расположение?

— Я не прошу тебя это делать.

— Да, ты не просишь. Ты не просишь ничего. Тебе не нужно ничего. Ты не хочешь ничего. Ты не чувствуешь ничего. Почему бы мне просто не пойти в комнату к той рыжеволосой? Ты этого хочешь? Ты просила ее взять меня?

Вот оно что. Она смогла задеть его самолюбие!

— Я только хочу, чтобы ты уехал из города с улыбкой на лице.

— Ты хочешь увидеть мою улыбку? Тогда назови меня по имени.

— А как твое имя? Я не помню. Он схватил ее и поднял с кровати.

— Михаил. Михаил Осия. — Теряя над собой контроль, он взял в руки ее лицо.

«МИХАИЛ!»

Ощутив мягкость ее кожи, он забыл, зачем он здесь, и поцеловал ее.

— Время кончается. — Она прижалась к нему, разжигая в нем желание. Ее руки двигались по его телу, и он понимал, что если сейчас не остановит ее, то проиграет — не только одно сражение, но всю войну.

Когда она расстегнула его рубашку и начала гладить его тело, он отпрянул.

— Господи, — произнес он. — Господи!!! Ошеломленная, она смотрела на него. Только теперь она стала что–то понимать.

— Как ты умудрился дожить до двадцати шести лет и ни разу не быть с женщиной?

Он открыл глаза.

— Я принял решение дождаться той, которая предназначена для меня.

— И ты действительно думаешь, что это я? — Она улыбнулась, глядя на него. — Ты несчастный глупец.

И все–таки она его допекла.

«Господь Иисус, я, наверно, не так Тебя понял. Она не может быть той единственной, которую Ты приготовил для меня».

Он может так до конца жизни убеждать ее. Ему хотелось схватить ее, хорошенько встряхнуть и доказать, что она глупая; а она стояла перед ним и улыбалась, словно смогла, наконец, выявить его сущность и повесить ярлык.

Михаил окончательно вышел из себя.

— Если ты хочешь так, пусть будет так. — Он распахнул дверь и выскочил в коридор. Спустился по лестнице на первый этаж, прошел мимо казино, толкнул входную дверь и вышел на улицу. Продолжая быстро шагать, он надеялся, что холодный вечерний воздух охладит его заведенные чувства.

«МИХАИЛ…»

«Забудь, Господь! Просто забудь, что я просил жену! Я не так уж сильно в ней нуждаюсь». «МИХАИЛ…»

«Я уж лучше останусь холостяком». «МИХАИЛ, ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ…»

Он продолжал быстро шагать по улице. «Боже, ну почему именно она? Скажи мне. Почему не скромная, порядочная девушка, нетронутая до самой брачной ночи? Почему не боящаяся Бога вдова? Боже, пошли мне тихую женщину, добрую и терпеливую, которая могла бы работать со мной бок о бок в поле, сеять, обрабатывать посеянное и собирать урожай! Женщину, у которой будет грязь под ногтями, но не будет грязи в крови! Женщину, которая сможет родить мне детей или у которой уже будут дети, если Ты не дашь мне собственных. Почему Ты повелел мне жениться на проститутке?»

«ЭТО ТА ЖЕНЩИНА, КОТОРУЮ Я ДЛЯ ТЕБЯ ИЗБРАЛ».

Михаил остановился, раздраженный.

— Я не пророк! — бросил он в темнеющее небо. — И я не один из Твоих святых. Я обычный человек!

«ВЕРНИСЬ И ЗАБЕРИ ЕЕ».

— Ничего не получится! Это все было ошибкой. «ВЕРНИСЬ».

— Она хороша для секса, о, в этом я уверен. Но она сможет дать мне только это и ничего больше. Ты хочешь, чтобы я за этим вернулся? Я никогда не смогу получить от нее что–то большее, чем несчастные полчаса ее времени. Я поднимаюсь к ней с надеждой, а ухожу в полном поражении. Где же Твоя победа? Ей все равно, вернусь я или нет. Она даже пытается передать меня другим, словно я… Нет, Господь. Нет! Я всего лишь еще один безликий человек в длинной очереди таких же безликих мужчин в ее жизни. Это не может быть Твоим планом! — Он поднял кулак. — И уж точно, я не об этом просил!

Он провел руками по волосам.

— Она очень ясно все объяснила. Я могу пользоваться ей и получить все, что захочу. С головы до ног. За исключением сердца. Я всего лишь мужчина, Господь! Неужели Ты не знаешь, что я чувствую рядом с ней?

Начался дождь. Холодный дождь, который все усиливался.

Михаил стоял посреди темной, грязной дороги в миле от города. Дождь хлестал его по лицу. Он закрыл глаза.

— Спасибо, — произнес жестко. — Огромное спасибо. — Горячая от гнева кровь быстро бежала по венам. — Если Ты хочешь таким способом остудить меня, это не слишком хорошо получается.

«ИСПОЛНИ МОЮ ВОЛЮ, ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ. ИЗ ВОД МНОГИХ Я ИЗВЛЕК ТЕБЯ, Я ИЗБАВИЛ ТЕБЯ И ВЫВЕЛ ТЕБЯ НА МЕСТО ПРОСТРАННОЕ, И ПОСТАВИЛ НОГИ ТВОИ НА КАМНЕ. ВЕРНИСЬ ЗА НЕЙ».

Но Михаил прикрылся злобой, как щитом.

— Нет, я больше не могу. Последнее, чего я хочу в жизни, это женщина, которой все безразлично. — Он опять пошел по дороге, направляясь к конюшне, где оставил своих лошадей.

— Плохое время для поездок, мистер, — заметил конюх. — Приближается буря.

— Время такое же, как всегда, к тому же мне до тошноты надоело это место.

— Как и всем нам.

Дорога, по которой Михаил выезжал из города, шла мимо «Дворца». Пьяный смех и громкая музыка еще больше рассердили его. Проезжая, он даже не взглянул на ее окна. Зачем? Она, скорее всего, работает. Как только он вернется к себе в долину и сможет забыть это бесовское отродье, все снова станет на свои места.

И в следующий раз, когда он станет молиться Богу о жене, он будет намного конкретнее просить, что ему нужно.

Ангелочек стояла у окна, когда Осия проезжал мимо. Она узнала его, хотя он ссутулился, укрываясь от ливня. Она ждала, что он посмотрит на ее окна, но он даже не повернул голову в ее сторону. Она глядела на него, пока он не скрылся в темноте.

Что ж, наконец, она добилась своего и смогла прогнать его. Она хотела этого с самой первой встречи.

Так почему же она чувствует себя так, словно у нее отобрали что–то очень ценное? Разве она не рада, что, наконец, от него избавилась? Он не будет больше сидеть в ее комнате и говорить, говорить, говорить — пока ей не начнет казаться, что она вот–вот сойдет с ума.

Сегодня он назвал ее Ангелочком. Ангелочек! Она приложила к стеклу дрожащую руку. От пальцев холод пробежал по всему телу. Она прижалась лбом к стеклу и слушала, как по нему барабанит дождь. Звук падающих капель напомнил ей лачугу в порту и мамину улыбку перед смертью.

«О, Боже! Я задыхаюсь. Я умираю».

Ее трясло с головы до ног. Она опустила занавеску. Может быть, это единственный выход. Смерть. Если она умрет, никто больше не будет ее использовать.

Она села на кровать и притянула колени к груди. Прижавшись лбом к коленям, она стала убаюкивать себя. Зачем он пришел к ней? Ведь она уже приняла то положение вещей, в котором вынуждена находиться. Она пыталась прорваться. Почему он решил разрушить ее внутренний покой? Она сжала ладони в кулаки. Она не могла выбросить из головы Михаила Осию, который уезжал из города сквозь пелену дождя.

Подступило ужасное, гнетущее чувство, что она только что упустила свой последний шанс.

5

Буря продолжалась много дней. Дождь, подобно слезам, стекал по стеклам, смывая с них грязь и рисуя удивительные образы внешнего мира. Ангелочек работала, спала и смотрела из окна на низенькие хибарки, палатки, светящиеся тысячами светлячков до самого рассвета. Нигде не было видно зелени. Только серость и грязь.

Анри заканчивал готовить завтрак, но есть не хотелось, и еще больше не хотелось сидеть за одним столом с другими девушками и слушать очередную перебранку и нытье.

Дождь усиливался, и вместе с ним пришли воспоминания. Она вспомнила их с мамой игру в дождливые дни. Всякий раз, когда начинался дождь, в лачуге становилось холодно, и мужчины шли в другие места, где было уютнее, — в гостиницы или бары, а Роб оставался с ними. Мама усаживала Сару к себе на колени и укрывала одеялом. Сара любила бури, потому что в такие дни мама принадлежала только ей. Они вместе смотрели, как большие капли соединялись в ручейки и сбегали по стеклу. Мама рассказывала о своем детстве. Эти были добрые и счастливые рассказы. Мама никогда не говорила о том, как ее отец отказался от нее.

Она никогда не вспоминала Алекса Стаффорда. Но когда она вдруг затихала, Сара понимала, что ей на память пришло что–то очень плохое и ей очень больно. Мама крепко прижимала к себе Сару и убаюкивала, напевая песенку. «В твоей жизни все будет иначе, — говорила она и целовала Сару. — Все будет по–другому. Вот увидишь». И теперь Ангелочек увидела.

Вырвавшись из воспоминаний о прошлом, она опустила занавеску и села к столу, покрытому скатертью. Она засунула воспоминания обратно, в самый потаенный угол души. Лучше пустота внутри, чем боль.

Осия не вернется. После их последнего разговора не вернется. Она крепко зажмурилась, ее маленькие руки сжались в кулаки. Зачем она вообще о нем вспоминает? «Пойдем со мной. Будь моей женой». Конечно, до тех пор, пока он не устанет от нее и не отдаст кому–то другому. Как это делал Хозяин. Как получилось с Джонни. В жизни ничего не меняется.

Она легла на кровать и с головой укрылась тонким одеялом. Она вспомнила, как зашивали простыню, в которую была завернута мама, вспомнила ее безжизненное улыбающееся лицо и ощутила внутреннюю пустоту. Если когда–то у нее была надежда, то сейчас все умерло, иссякло. Не осталось ничего, за что можно было ухватиться. Все рушилось.

— Я все смогу сама, — произнесла она в окружавшей ее тишине и будто услышала смеющийся голос Хозяина, который говорил с насмешкой: «Конечно, ты сможешь, Ангелочек. Так же, как и в прошлый раз».

Кто–то постучал в дверь, и она вернулась к действительности, отвлекаясь от мрачных воспоминаний.

— Могу я войти, Ангелочек?

Она поздоровалась с Лаки. Подруга напоминала ей маму — с той лишь разницей, что Лаки напивалась, чтобы быть счастливой, а мама — чтобы забыться. Сейчас она не была пьяна, но принесла с собой бутылку и два стакана.

— Ты долго не появлялась, — сказала Лаки, садясь на кровать. — У тебя все в порядке? Ты не больна? Может, что случилось?

— Все нормально, — ответила Ангелочек.

— Ты не вышла к завтраку, — продолжала Лаки, водружая на стол бутылку и стаканы.

— Мне не хотелось есть.

— Да ты еще и не выспалась. У тебя круги под глазами. Тебе просто грустно, правда? — Лаки нежно потрепала Ангелочка по волосам. — Что ж, это случается даже с такой старой шлюхой, как я, что говорить о лучших из нас. Она любила Ангелочка и беспокоилась о ней. Ангелочек была так молода — и так несчастна. Ей нужно научиться смеяться хоть немножко. Она была так красива, а это всегда помогает в их работе. Лаки нравилось просто смотреть на Ангелочка. Она была как цветок среди отбросов, была какой–то особенной. Остальные ее за это не любили. А еще за то, что она жила отстраненно. Всегда погруженная в себя.

Лаки была единственным человеком, которого Ангелочек подпускала ближе остальных, но и для нее существовали правила. Она могла говорить обо всем, исключая мужчин и Бога. Лаки никогда не задумывалась о причинах подобных ограничений и не задавала вопросов. Она просто была благодарна Ангелочку за возможность быть ее подругой.

Сегодня Ангелочек была особенно тихой. Ее прекрасное лицо покрывала бледность.

— Я принесла бутылку и стаканы. Хочешь еще разок попробовать напиться? Может, сегодня все будет не так плохо. Мы будем осторожнее.

— Нет, — содрогнулась Ангелочек.

— Ты уверена, что не больна?

— Наверно, больна. — Она была больна от жизни. — Я думала о маме.

Это было первое упоминание о чем–то из ее прошлого, и Лаки почувствовала себя польщенной возможностью узнать о ней хоть что–нибудь. Появление Ангелочка было загадкой, о которой все много говорили. Никто не знал, кто она и откуда появилась.

— Я не знала, что у тебя была мама. Ангелочек сухо улыбнулась.

— Может, и правда не было. Может, мне все это приснилось.

— Ты знаешь, что я не это имела в виду.

— Я знаю. — Ангелочек лежала, рассматривая потолок. — Я просто сама иногда задумываюсь над этим. — Был ли когда–нибудь в ее жизни дом с садом, наполненным цветами, аромат от которых проникал в открытые окна и наводнял комнату? Разве ее мама могла когда–то смеяться и петь? Бегали ли они когда–то по лугам?

Лаки дотронулась до ее лба.

— У тебя жар.

— У меня болит голова. Это пройдет.

— Как долго это у тебя?

— С того дня, как этот фермер стал докучать мне.

— Он приходил с тех пор?

— Нет.

— Я думаю, он любит тебя. Ты жалеешь, что не уехала с ним?

Ангелочек внутренне сжалась.

— Нет. Он обычный мужик, как все остальные.

— Ты хочешь, чтобы я ушла? Ангелочек взяла руку Лаки в свою.

— Нет. — Она не хочет оставаться одна. Только не сейчас, когда ее одолевают мысли о прошлом, от которых она не может избавиться. Только не сейчас, когда она не может думать ни о чем, кроме смерти. Всему причиной дождь, вечный, назойливый дождь. Ее все раздражало.

Они долго сидели молча. Лаки налила себе стакан вина. Ангелочек почувствовала беспокойство, вспомнив, что мама пила точно так же — напивалась до беспамятства. Она вспомнила, как печальна была мама, когда выпивала, какой виноватой она себя чувствовала, вспомнила ее бесконечные рыдания. Вспомнила Хлою, которая, напившись, изливала ей свою горечь, протестуя против самой жизни и рассказывая «истины Господни» о мужчинах.

Лаки не была похожа ни на маму, ни на Хлою. Она была веселой и несдержанной, любила поговорить. Знакомые слова текли, словно бальзам. Если Ангелочек просто послушает историю Лаки, тогда, может быть, она забудет свою.

— Моя мать сбежала, когда мне было пять лет, — заговорила Лаки. — Я ведь тебе уже рассказывала?

— Расскажи еще раз.

— Меня взяла тетка. Она была настоящая леди. Ее звали мисс Присцилла Лантри. Она не вышла замуж за богатого молодого человека, потому что ее отец заболел и нуждался в помощи. Она ухаживала за стариком пятнадцать лет, пока тот не умер. Он еще не остыл в своей могиле, когда моя любящая мамочка выгрузила меня на ее крыльцо с запиской. В записке было написано: «Это Бонни». И подпись: «Шэрон». Она рассмеялась.

— Тетя Присцилла была не в восторге от того, чтобы растить чужого ребенка, да еще такого, от которого отказалась ее шальная сестрица. Все соседи стали почитать ее за святую, когда она приняла меня в свой дом. — Лаки налила себе очередной стакан вина. — Она решила проследить за тем, чтобы я выросла хорошим человеком, не похожим на свою мать — так она говорила. Если она не применяла плетку, по крайней мере, дважды в день, она думала, что не выполняет свои обязанности. Запастись розгами и наказывать ребенка. Это было ее любимым и самым главным правилом.

Лаки отставила бутылку в сторону и отбросила прядь черных волос, сползшую на лицо.

— Она пила. Не так, как я, конечно. Она все делала правильно. Она потягивала спиртное. Не виски, что ты! Мадеру. Начинала с утра. То тут чуть прихватит, то там чуть–чуть. Мадера была как жидкое золото в ее стакане. Когда соседи заходили на чай, она была такой вежливой и милой. — Лаки, хмыкнула. — Им всем безумно нравилось, как она очаровательно шепелявит.

Лаки сидела и рассматривала янтарную жидкость, которая плескалась в ее стакане.

— Самая злая женщина из всех, кого я знала. Злее Хозяйки. Как только гости выходили за дверь, она бралась за меня. — Теперь она заговорила, растягивая слова. — Бонни, ты не сделала реверанс, когда миссис Абернати вошла. Ты взяла два бисквита со стола, когда тебе было позволено взять только один. Учитель сказал, что ты вчера не подготовила арифметику.

Лаки дошла до половины стакана.

— Потом она заставляла меня сидеть и ждать, пока она найдет подходящую розгу — толстую, как ее указательный палец.

Она подняла стакан и, прежде чем выпить все до дна, посмотрела через него на свет.

— Однажды она пошла в гости к жене священника. Собиралась обсудить мое поступление в пансион для благородных девиц. Пока ее не было, я спилила дерево. Оно упало на крышу, проломило ее и рухнуло прямо посреди уютной гостиной, разбило весь ее хрусталь. Я убежала, до того как она вернулась домой.

Лаки мягко рассмеялась.

— Иногда я жалею, что не дождалась ее. Так хотелось увидеть выражение ее лица. — Она держала в руках пустой стакан и смотрела сквозь него. — А иногда хочется вернуться и извиниться. — Она встала с остекленевшими глазами, взяла бутылку и проговорила: — Мне лучше уйти сейчас и выспаться хорошенько.

Ангелочек взяла ее за руку.

— Лаки, постарайся не пить так много. Хозяйка сказала, что выкинет тебя вон, если ты не прекратишь пьянствовать.

— Не беспокойся обо мне, Ангелочек, — сказала Лаки со слабой улыбкой. — Я слышала, что в наших краях на одну женщину приходится двадцать мужчин. Счет точно в мою пользу. Смотри лучше за собой. Магован тебя ненавидит.

— Магован — это бесполезный кусок лошадиного дерьма.

— Это правда, но Хозяйка встречалась с ним на днях, и он наговорил ей, что ты стала ленивой и дерзкой. Так что будь осторожна. Пожалуйста.

Ангелочку было абсолютно все равно. Какая разница. Мужчины все так же будут приходить и платить, чтобы немного позабавиться, до тех пор, пока в их жизни не появится скромная приличная девушка. А с ней они будут обращаться так же, как с ее мамой. При встрече будут делать вид, что не знают ее. Добропорядочные женщины так же будут отворачиваться от нее, а их дети — таращить глаза и спрашивать, кто это, не получая ответа. И она будет работать — конечно же, с наступлением темноты — до тех пор, пока не станет уродливой или слишком больной, чтобы привлекать к себе внимание.

Если бы только она могла жить так, как живут люди в горах. Охотиться, как они, добывая себе пропитание, построить кров и никогда не отвечать ни перед кем за свои поступки. Просто жить наедине с собой. Это, наверное, похоже на небеса.

Она поднялась и пошла к умывальнику. Налила воды в кувшин и сполоснула лицо, но прохладная вода не принесла ей облегчения. Она приложила полотенце к глазам и стояла так довольно долго. Потом села у маленького столика у окна и выглянула за занавеску. Увидев на улице пустую повозку, она вспомнила Осию. Почему мысли о нем опять пришли ей в голову?

«А если бы я уехала с ним? Может, от этого что–нибудь изменилось бы?»

Она тут же вспомнила, как однажды уже пыталась сбежать с мужчиной. В свои четырнадцать лет она была еще слишком неопытна, чтобы распознать намерения Джонни. Ему нужен был билет в роскошную жизнь, а ей хотелось избавиться от Хозяина. Когда все закончилось, ни один из них не получил того, к чему стремился. Она закрыла глаза; воспоминания о том, что сделал Хозяин, когда их вернули, навели на нее ужас. Бедный Джонни.

Все у нее было прекрасно, пока не пришел этот фермер. Он напомнил ей Джонни. Он показал ей надежду, как приманку. Рисовал ей картинки новой жизни и обещал свободу. Но она уже не верит красивой лжи. Она не верит, что можно обрести свободу. Она уже не мечтала о свободе… пока не пришел Осия. А теперь она уже не может освободиться от этих мыслей.

Она задернула занавеску.

— Я должна выбраться отсюда. — Ей было безразлично куда. Любое другое место казалось раем.

Должно быть, она уже заработала достаточно денег, чтобы построить небольшой домик и некоторое время прожить без работы. Все, что ей было нужно, это набраться смелости, спуститься вниз и потребовать у Хозяйки принадлежащее ей золото. Она знала, что это опасно, но даже это не было для нее препятствием.

Когда она спустилась вниз, Пит, бармен, натирал и расставлял стаканы.

— Доброе утро, мисс Ангелочек. Хотите пойти на прогулку? Если хотите, я пойду и разыщу Брета.

Ее смелость пошатнулась.

— Нет.

— Вы голодны? Анри только что приготовил обед для Хозяйки.

Может быть, немного еды сможет укрепить ее и поможет избавиться от назойливой дрожи во всем теле. Она кивнула, он поставил стаканы и вышел за дверь, во внутреннее помещение. Вернувшись, он сказал:

— Ангелочек, через минуту Анри принесет поесть. Смуглый, маленького роста француз принес поднос, на котором дымилась тарелка с жареной картошкой и куском бекона. Кофе был чуть теплым. Он извинился, сказав, что еды не слишком много. Ангелочек попробовала поесть. Первый кусок застрял в горле. Она проглотила кофе и попыталась побороть страх, однако он тяжелым камнем придавил ее душу.

Пит посмотрел на нее.

— Ангелочек, что–то случилось?

— Нет. Все нормально. — Ей нужно это сделать. Вернув тарелку Питу, она встала.

Апартаменты Хозяйки располагались на нервом этаже, сразу за казино. Ангелочек стояла перед тяжелой дубовой дверью и ощущала, как предательски дрожат и потеют пальцы. Вытерев руки о юбку, она глубоко вздохнула и постучала.

— Кто там?

— Ангелочек.

— Заходи.

Хозяйка аккуратно вытирала губы салфеткой. Ангелочек взглянула на тарелку, где лежал сырный омлет. Одно яйцо стоило два доллара, а сыр невозможно было купить ни за какие деньги. Она не могла вспомнить, когда в последний раз ела яйца. Лживая корова. Страх уходил, росло негодование.

Хозяйка улыбнулась.

— Почему ты не спишь? Ты отвратительно выглядишь. Ты чем–то расстроена?

— Я слишком много работаю на вас.

— Глупости. У тебя просто плохое настроение. — Сказав это, она расправила красный шелк халата, который не мог скрыть огромные скопления жира на ее талии. Щеки Хозяйки были полными, у нее начал расти второй подбородок. Седеющие волосы собраны на затылке и скреплены розовой заколкой. Вся она словно источала грязь и разврат.

— Присядь, дорогая. Я вижу, что в твоей голове бродят нехорошие мысли. Брет сказал мне, что ты не вышла к завтраку. Хочешь чего–нибудь? — Хозяйка великодушно махнула рукой, указывая на тарелку с оладьями.

— Я хочу свое золото.

Хозяйка никак не выказала удивления — казалось, она вообще не удивилась. Усмехнувшись, она налила себе кофе. Добавила сливок. Ангелочек задумалась, где она смогла их достать и сколько они стоят. Хозяйка подняла чашку тонкого фарфора и отхлебнула, изучающим взглядом рассматривая Ангелочка.

— А зачем оно тебе? — вопрос прозвучал так, будто был задан из простого любопытства.

— Оно принадлежит мне.

Теперь взгляд Хозяйки был полон материнской терпимости: она смотрела на нее, словно мать на ребенка, который только что сказал забавную глупость. — Налей себе кофе, и давай обсудим это.

— Я не хочу кофе и не желаю ничего обсуждать. Я хочу свое золото прямо сейчас.

Хозяйка покачала головой.

— Ты могла бы попросить чуть повежливей. У тебя вчера был надоедливый клиент? — Ангелочек не ответила, и Хозяйка уставилась на нее, прищурившись. Поставив чашку на блюдце, она продолжила. — Зачем ты просишь свое золото, Ангелочек? Что ты хочешь купить на него? Безделушек? — Тон ее голоса оставался прежним, но в глазах мелькнула настороженность. — Скажи, что тебе нужно, и я постараюсь тебе помочь. Если, конечно, это в принципе можно достать.

Как яйца и сливки. Как свобода.

— Я хочу собственный дом и независимость, — сказала Ангелочек.

Хозяйка изменилась в лице, потемнела.

— Чтобы работать на себя? Не слишком ли ты амбициозна, дорогая?

— Я не буду вам конкурентом, будьте уверены. Я буду в сотнях миль отсюда. Я просто хочу выбраться. Хочу, чтобы меня оставили в покое.

Хозяйка посмотрела на нее с состраданием.

— Ангелочек, у каждой из нас были подобные глупые мысли. Уж поверь мне. Ты не можешь остановиться.

Слишком поздно. — Наклонившись, она снова поставила чашку на стол. — Я ведь достаточно хорошо забочусь о тебе, верно? Если у тебя есть обоснованные жалобы я, конечно же, тебя выслушаю, но я не могу позволить тебе просто так уйти. Это дикая страна. И ты не сможешь защитить себя. Столько всего ужасного может произойти с прелестной молодой девушкой, когда она пытается выжить в одиночку. — Ее глаза блестели. — Тебе нужно, чтобы кто–то присматривал за тобой.

Ангелочек слегка выпятила подбородок.

— Я всегда смогу нанять телохранителя. Хозяйка расхохоталась.

— Кого–нибудь вроде Брета? Не думаю, что он тебе нравится, как он нравится мне.

— Я могу выйти замуж.

— Замуж? — снова рассмеялась хозяйка. — Ты? О, у тебя богатое воображение.

— Мне предлагали.

— О да, не сомневаюсь, что тебе предлагали. Даже твоей маленькой подружке, пьянчужке Лаки предлагали, но у нее хватило ума понять, что из этой затеи ничего не выйдет. Мужчина никогда не возьмет в жены проститутку. Мужчины могут наговорить множество глупостей, когда они одиноки или когда им нужна женщина, а вокруг никого нет. Но они довольно быстро получают все, что им нужно. Да и тебе самой не понравилась бы такая жизнь.

— По крайней мере, я смогу работать на одного мужчину.

Хозяйка улыбнулась. — А тебе захочется стирать его одежду, готовить и убирать за ним? А ведь кроме этого придется дать ему все остальное? Тебе это нужно? Может, ты думаешь, что он позволит тебе целыми днями заниматься собой, а работать будут слуги? Может, где–нибудь в другом месте ты и смогла бы так жить, но только не здесь. Не в Калифорнии. И конечно, не сейчас.

Ангелочек молча слушала ее.

Хозяйка скривила губы.

— Ты создаешь мне проблемы, когда начинаешь слишком много думать о себе и слишком высоко себя оценивать, Ангелочек. — Она покачала головой. — Иногда у меня возникает чувство, что я связалась с малыми детьми. Итак, моя дорогая. Давай вернемся к цели твоего визита. Сколько ты хочешь? Тридцать процентов?

— Я хочу все. Сейчас.

Хозяйка смотрела на нее хмурым, тяжелым взглядом.

— Ну, хорошо, если ты этого хочешь, ладно. Но тебе придется подождать. Я вложила твои деньги, чтобы ты смогла получить прибыль.

Ангелочек сидела без движения. В душе росли раздражение и ярость. Она сцепила руки.

— Верните то, что вложили. Я знаю, что у вас в сейфе сейчас достаточно денег, чтобы рассчитаться со мной. — Она кивнула на поднос. — У вас достаточно, чтобы покупать сыр и сливки для себя. Мне нужно примерно столько, — она показала приблизительный размер мешочка. — Один из мужчин, которого вы послали в мою комнату прошлым вечером, был бухгалтером. Он сделал по моей просьбе кое–какие расчеты.

Хозяйка пристально смотрела на нее.

— Ты, моя дорогая, говоришь как неблагодарная дура. — Она встала, всем видом показывая, насколько сильно уязвлено ее достоинство. — Ты, кажется, забыла все то, что мне пришлось сделать для тебя. Тогда, когда мы встретились с тобой, цены не были такими, как сейчас. Сегодня все гораздо дороже. Твоя одежда стоит целого состояния. Шелк и кружево не продаются в этом городе, я думаю, ты это заметила. То, что ты ешь, стоит огромных денег. К тому же, это помещение нам досталось не бесплатно!

Негодование и горечь, которые переполняли Ангелочка уже долгое время, оказались сильнее страха и рационального мышления.

— Мое имя стоит в договоре? Хозяйка замолчала. — Что ты сказала?

— Вы прекрасно слышали. Мое имя стоит в договоре? — Ангелочек поднялась, теряя контроль над собой. — У вас есть сливки, кофе, яйца и сыр для завтрака. Вы покупаете дорогую одежду. Пьете кофе из китайской посуды. — Взяв чашку со стола, она бросила ее в стену. Фарфор разлетелся вдребезги. — Скольких мужчин я обслужила, чтобы вы смогли набивать себе брюхо, как свинья, и одеваться, как жалкая пародия на королевскую особу? Хозяйка над кем? Хозяйка чего? Да вы всего–навсего растолстевшая старая проститутка, которую ни один мужик уже не хочет!

Хозяйка стояла с побелевшим от гнева лицом. Сердце Ангелочка билось все сильнее и быстрее. Она ненавидела ее.

— Вы уже давно не продаете меня и мое время за четыре унции золота. Я хочу знать, насколько сейчас подорожали мои услуги? Шесть? Восемь? Я должна была уже достаточно заработать, чтобы уйти отсюда!

— А если нет? — тихо спросила Хозяйка. Ангелочек вздернула подбородок.

— Что ж, я достаточно взрослая, чтобы позаботиться о себе.

Хозяйка вдруг успокоилась.

— Взрослая и к тому же умная девочка никогда бы не позволила себе говорить со мной подобным образом.

Ангелочек почувствовала угрозу в ее голосе и только теперь поняла, что натворила. Она притихла, сердце ушло в пятки.

Хозяйка подошла к ней и прикоснулась к волосам.

— После всего, что я сделала для тебя, — сказала она огорченно. — У тебя короткая память, и ты, кажется, уже забыла свои первые дни в Сан–Франциско, не так ли? — Она взяла Ангелочка за подбородок и приподняла ее лицо. — Когда я впервые тебя увидела, на тебе живого места не было. Ты жила в паршивой лачуге и голодала. — Ее пальцы больно впились в щеки Ангелочка. — Ты была никто. Я вытащила тебя из грязи и сегодня ты стала кем–то.

Ты живешь как королева в своей комнате. — Она отпустила ее подбородок.

— Королева чего? — мрачно поинтересовалась Ангелочек.

— Ты так неблагодарна. Я думаю, тебе стоит пообщаться с Бретом. Ты избалована особым отношением.

Ангелочек дрожала всем телом. Ее гнев утих. Она взяла Хозяйку за руку и прижала к своей холодной щеке.

— Пожалуйста. Я больше не могу так жить. Мне нужно выбраться.

— Может быть, тебе действительно нужно что–то изменить, — заговорила Хозяйка, потрепав Ангелочка по волосам. — Мне нужно подумать. А сейчас иди к себе и отдохни. Мы обсудим это позже.

Ангелочек послушалась. Она сидела на краю кровати и ждала. Когда в комнату без стука вошел Магован, она знала ответ. Она встала и отпрянула от него, пока он тихо прикрывал за собой дверь.

— Хозяйка сказала, что сегодня ты поведала ей много интересного. Что ж, голубушка, теперь моя очередь поговорить. Когда я закончу, ты будешь так же послушна, как Май Лин. А я получу удовольствие. Я так долго ждал этой возможности. Ты ведь знаешь это, правда?

Ангелочек посмотрела на закрытое окно, потом на дверь.

— Тебе не сбежать от меня, — проговорил он, снимая пиджак.

Ангелочек вспомнила высокого, темноволосого мужчину в черном вечернем костюме. Этот образ встал перед ее глазами вместе с пониманием того, что выхода нет. По крайней мере, для нее. Не было и никогда не будет. Что бы она ни делала, что бы ни пыталась изменить, она снова попадала в ловушку, хуже прежней.

— Не волнуйся. Я сделаю все аккуратно, никто ничего даже не заметит. И сегодня вечером ты будешь работать, хочешь ты этого или нет.

Ее наполнили страх и отчаяние. Она вспомнила все то, что с ней сделали с тех пор, как она ребенком жила в лачуге, и до сегодняшнего дня. Лучше ей никогда не становилось. И не станет. Все, чего она могла ожидать от жизни, — это что все станет только хуже. Мир был полон хозяек, хозяев, магованов и мужчин, стоящих в очереди. Всегда будет кто–то, жаждущий использовать ее, получать прибыль от ее тела и крови.

Был только один выход.

Наверное, она всегда знала, что это единственный выход. Она даже чувствовала присутствие смерти в своей комнате, чувствовала ее силу и то, как она стояла рядом в ожидании. Темная и манящая. Сегодня она была готова подчиниться этому зову. Несколько удачно подобранных обидных слов, и Магован все сделает сам. И она сможет, наконец, обрести свободу — навсегда.

Маговану не понравился ее взгляд, но ей было безразлично. Она больше не боялась. Она ухмылялась ему в лицо.

— Что это с тобой такое? — Ее глаза сияли диким светом, она начала хохотать. — Что тебя так развеселило?

— Ты. Такой большой и сильный. А на самом деле, цепной пес Хозяйки. — Она засмеялась еще громче, увидев тупое выражение его лица. Ее смех становился немного странным. Ей было весело, невероятно весело. Почему она раньше этого не замечала? Вся ее жизнь была одной бесконечной шуткой. Даже когда Магован приблизился, она не смогла перестать смеяться. Даже когда он ударил ее один раз, затем другой. Потом третий.

После четвертого удара Ангелочек не слышала ничего, кроме звериного рычания в ушах.

6

Михаил не мог избавиться от мыслей об Ангелочке. Он пытался сосредоточиться на работе, но вдруг ловил себя на том, что думает о ней. Почему эти мысли не дают ему покоя? Почему его преследует ноющее, тяжелое чувство внутри, будто с ней что–то случилось? Каждый день он работал дотемна, а потом сидел у огня, мучимый все теми же мыслями — о ней. Он видел ее лицо в языках пламени, оно манило и притягивало к себе. Притягивало в ад, несомненно. Неужели он уже попробовал его на вкус?

Он вспомнил выражение скорби на ее лице, когда она впервые прошла мимо него. Он подумал о том, каким черствым было ее сердце. Он поклялся, что больше не пойдет к ней, и теперь каждую ночь видит ее во сне. Он не мог убежать от нее. Она танцевала перед ним, как Саломея перед царем Иродом. Он протягивал к ней руку, а она отстранялась, словно дразня его. «Ты ведь хочешь меня, Михаил, ведь правда? Тогда возвращайся. Возвращайся».

Через несколько дней сны обернулись ночными кошмарами. Она убегала от чего–то. Он бежал за ней, умолял остановиться, но она продолжала бежать, пока не достигала обрыва. Она оборачивалась и смотрела на него. Ветер с силой трепал ее волосы, и они хлестали ее бледное лицо. «Мара, подожди!»

Она отворачивалась, широко раскинув руки, и прыгала.

«Нет!» — Михаил с криком проснулся. Все его тело было мокрым от пота. Грудь давила тяжесть; сердце бешено колотилось, казалось, от сердцебиения сотрясается все тело. Он обхватил голову дрожащими руками.

— Иисус! — воззвал он в темноту. — Иисус, освободи меня от этого!

Почему она преследует его? Он встал и открыл дверь, прислонившись к косяку. Снова шел дождь. Он устало прикрыл глаза. Он не молился уже много дней.

— Я буду глупцом, если вернусь, — произнес он громко. — Глупцом. — Он посмотрел в темное, плачущее небо. — Но ведь Ты этого хочешь, Господь? И Ты не вернешь мне мир до тех пор, пока я не сделаю этого?

Он взглянул в небеса тяжелым взглядом и почесал затылок.

— Я не представляю, что хорошего может из этого выйти, но я вернусь, Господь. Мне все это не слишком нравится, но я сделаю то, что Ты хочешь. — Когда он снова лег, то спал глубоким сном, без сновидений и кошмаров — впервые за долгое время.

Утром на небе не было ни облачка. Михаил загрузил повозку и хлестнул лошадей.

Когда, наконец, ближе к вечеру, он подъехал к «Дворцу Парадиза», то заметил, что окно в комнате Ангелочка плотно зашторено. Он почувствовал острую боль в груди. Скорее всего, она работает.

«Боже, Ты сказал, чтобы я исполнил Твою волю, и я стараюсь изо всех сил. Неужели это должно причинять столько боли? Мне нужна женщина, и я ждал избранную Тобой. Почему Ты дал мне это? Почему я опять приехал в этот вертеп, а сердце готово выскочить из груди? Она ведь не желает иметь со мной ничего общего!»

Ссутулившись, он продолжил свой путь, решив сначала уладить практическую сторону дела. Чтобы войти к ней, нужно золото. Подъехав к магазину Хотшильда, он спрыгнул с повозки и быстро вбежал по ступенькам. В окне висела табличка: «Закрыто». Не обращая на это внимания, Михаил громко постучал. Изнутри раздался голос Хотшильда. Он разразился отборным потоком ругательств, которые могли бы смутить даже бывалого моряка. Когда он все же открыл дверь, его гнев моментально исчез.

— Михаил! Ты! Где ты был? У меня все закончилось несколько недель назад, а тебя все нет и нет… — Небритый, полупьяный, в незаправленной рубахе, Иосиф вышел на улицу и заглянул в повозку. — Полная. Слава небесам! Мне все равно, даже если там жуки и гниль. Беру все, что ты привез.

— Ты из тех, с кем мне нравится иметь дело, — сказал Михаил, слегка улыбнувшись. Он поставил ящики один на другой и стал заносить их по два. — Но ты ужасно выглядишь. Ты болен?

Иосиф мрачно усмехнулся. — Слишком много пил. Ты торопишься? Может, поговорим?

— Сегодня не могу.

— Собираешься все потратить во «Дворце»? Это одна из самых больших мужских проблем, не так ли? Нужда в женщине…

Челюсти Михаила сжались.

— С каких пор ты стал разбираться в моих личных проблемах?

— Как будто это трудно понять: ты тогда приехал, а через четыре дня я опять видел тебя в городе. — Хотшильд взглянул на Михаила, тихо присвистнул и сменил тему. — У нас тут была забастовка — в трех милях вверх по реке. — Он рассказал подробности. — Увеличилась добыча золотого песка, поэтому я могу поднять цены.

Михаил принес последний ящик и пристроил его в угол. Цена на Ангелочка, скорее всего, тоже выросла.

Хотшильд расплатился. Почесал начинающий седеть висок. Обычно Михаил вел себя по–дружески, но сегодня был настроен иначе и выглядел мрачным.

— Приобрел стадо?

— Нет еще. — Все золото, с таким трудом заработанное, он потратил на визиты к Ангелочку. Михаил ссыпал золото в кисет.

— Ходят слухи, что Ангелочек временно прекратила работать, — сообщил Иосиф.

Звук этого имени захватил все его внимание. Михаила как будто ударили в грудь. — Она заработала отпуск?

Иосиф приподнял бровь. Это не было похоже на Михаила. Наверное, что–то с ним случилось. Покачав головой, Иосиф криво усмехнулся.

— Забудь, что я сказал о ней, ладно?

Он проводил Михаила до двери и смотрел, как тот запрыгивает в повозку.

— В городе в прошлую среду появился священнослужитель. Если хочешь послушать, он проповедует в салоне «Золотой самородок».

Михаил думал об Ангелочке. Взял в руки вожжи.

— Увидимся через пару недель.

— Ты бы лучше дал лошадям отдохнуть. Похоже, ты гнал что есть силы.

— Сейчас поставлю их в конюшни. — Поглубже надвинув шляпу, он поехал вниз по Главной улице. Одна взятка и короткий разговор, и сегодня же он встретится с Ангелочком. Он оставил двух измотанных лошадей и повозку у Макферсона, пошел в центр города и снял комнату в гостинице рядом с «Дворцом Парадиза».

Впервые в жизни Михаилу захотелось напиться до полного забытья. Вместо этого он пошел прогуляться и подышать свежим воздухом. Он решил немного подождать, чтобы совладать с чувствами и обдумать то, что он ей скажет.

В сумерках он возвращался в гостиницу. На душе было ничуть не лучше. У дверей «Золотого самородка» собралась толпа — видимо, послушать, как новоприбывший проповедник кричит о том, что наступают последние времена, описанные в книге Откровение. Михаил остановился послушать. Еще раз бросил взгляд на окна Ангелочка. Он успел заметить, как кто–то быстро задернул занавеску и отошел вглубь комнаты.

Он подумал, что пора идти и говорить с Хозяйкой. От этой мысли он покрылся холодным потом, сердце часто заколотилось. Нужно еще немного подождать.

Кто–то прикоснулся к нему сзади, он повернулся и увидел потрепанного вида женщину с налитыми кровью глазами. Ее темные вьющиеся волосы небрежно спадали за низкий вырез ярко–зеленого в блестках платья.

— Меня зовут Лаки, — сказала она. — Я подруга Ангелочка. Она была пьяна и с трудом выговаривала слова. — Увидела вас на улице. — Она кивнула на особняк. — Вы ведь тот человек, который просил Ангелочка уехать с ним? Злоба закипела в нем, словно пламя.

— Что еще она вам рассказала?

— Не злитесь, мистер. Просто идите и попросите ее еще раз.

— Она вас послала? — Неужели она сейчас стоит за занавеской и смеется над ним?

— Нет. — Она покачала головой. — Ангелочек никогда ни о чем не просит. — Глаза женщины наполнились слезами, и она вытерла нос рукавом. — Она даже не знает, что я с вами говорю.

— Что ж, спасибо, Лаки, но в последний раз, когда мы виделись, она не могла дождаться, когда же я, наконец, уберусь. Она ясно дала мне понять, что надеется больше меня не увидеть.

Лаки посмотрела на него.

— Заберите ее отсюда, мистер. Даже если вам уже все равно и даже если Ангелочку уже все равно. Просто заберите ее отсюда.

Внезапно очнувшись, Михаил схватил ее руку в тот самый момент, когда она уже собралась уходить.

— Что с ней, Лаки? Что вы пытаетесь сказать мне? Лаки снова вытерла нос.

— Я больше не могу говорить. Я должна идти, пока Хозяйка не заметила, что меня нет. — Она перешла улицу, но вместо парадного входа пошла к задней двери.

Михаил посмотрел на окна Ангелочка. Что–то здесь не так. Похоже, что все очень плохо. Он перебежал через улицу и вошел в дверь. Внутри он не увидел никого, кроме двух мужчин, которые играли в карты и выпивали. Охранника не было, и никто не помешал ему подняться наверх. В коридоре было темно и тихо. Слишком тихо. Из комнаты Ангелочка вышел какой–то мужчина, за ним Хозяйка. Она первой увидела Михаила. — Что вы здесь делаете? Никто не может подниматься, пока не поговорит со мной!

— Я хочу увидеть Ангелочка.

— Она сегодня не работает.

Он посмотрел на черную сумку в руках мужчины.

— Что с ней?

— Ничего, — резко ответила Хозяйка. — Ангелочек решила отдохнуть несколько дней. А теперь убирайтесь. — Она попыталась удержать Михаила, но он отстранил ее и вошел в комнату.

Хозяйка схватила его за руку. — Не подходите к ней! Док, остановите его!

Доктор смерил ее холодным взглядом и произнес:

— Нет, мадам, не буду.

Михаил подошел к кровати и увидел ее. — О, Боже…

— Это Магован, — тихо проговорил доктор из–за его спины.

— Это не моя вина! — поспешила сказать Хозяйка, в страхе отпрянув под взглядом Михаила. — Я не виновата!

— Это правда, — подтвердил Док. — Если бы Хозяйка не пришла вовремя, он наверняка убил бы ее.

— Теперь вы, наконец, соблаговолите убраться и оставить ее в покое? — спросила Хозяйка.

— Я уйду, конечно, — отвечал Михаил. — И я заберу ее собой.

Ангелочек пришла в себя от чьего–то прикосновения. Хозяйка снова что–то болтала. Ангелочку захотелось провалиться обратно, в темноту. Ей не хотелось чувствовать боль, но сейчас рядом был кто–то еще, так близко, что она могла чувствовать тепло его дыхания.

— Я заберу тебя домой, — произнес тихий мужской голос.

— Вы хотите забрать ее домой, хорошо. Я дам что–нибудь, во что ее можно завернуть, — сказала Хозяйка. — Но сначала вы мне заплатите.

— Мадам, неужели у вас нет ни капли порядочности? — услышала она другой мужской голос. — Будет большая удача, если эта несчастная вообще выживет и сможет нормально двигаться.

— Конечно же она выживет. И не смотрите на меня так! Я знаю таких, как она. Ангелочек будет жить. И он не получит ее просто так, даром. Я скажу вам еще кое–что. Она сама виновата в том, что случилось. Маленькая ведьма точно знала, чего хотела. Она заставила Брета пойти на крайние меры. У меня были с ней одни только проблемы, с того самого дня, когда я подобрала ее в Сан–Франциско!

— Берите свое золото, — прозвучал тот самый голос, который выдернул ее из небытия. Но сейчас этот голос был жестким и гневным. Неужели она опять сделала что–то не так? — Но убирайтесь отсюда, пока я не сделал ничего такого, о чем потом буду жалеть.

Дверь захлопнулась. Боль пронзила голову Ангелочка, и она застонала. До ее слуха по–прежнему доносились голоса двух мужчин. Один из них сказал: — Прежде чем мы вместе уедем, я хочу жениться на тебе.

Жениться на ней? Она усмехнулась.

Кто–то взял ее за руку. Сначала она подумала, что это Лаки, но рука той была мягкой и маленькой. Эта же была жесткая и большая, вся в мозолях.

— Просто скажи «да».

Она согласится сочетаться браком с самим сатаной, если это поможет ей выбраться из «Дворца».

— Почему бы и нет? — сказала она.

Она плыла в море боли и тихих голосов. Комната было полна голосов. Здесь были Лаки, и Док, и кто–то другой, чей голос казался таким знакомым, но она никак не могла его вспомнить. Она почувствовала, как кто–то надевает кольцо ей на палец. Затем ей аккуратно подняли голову и дали выпить чего–то горького.

Лаки взяла ее за руку. — Они устраивают его повозку, чтобы вы могли ехать домой. Они тебе дали лекарство, и ты теперь проспишь всю дорогу. Ничего чувствовать не будешь. — Она ощутила, как Лаки прикасается к ее волосам. — Ты теперь замужняя дама, Ангелочек. У него на шее, на цепочке, было обручальное кольцо. Он сказал, что это кольцо его матери. Его матери. Ангелочек. Он надел тебе на палец обручальное кольцо своей матери. Ты слышишь меня, милая?

Ангелочек хотела спросить, за кого она только что вышла замуж, но какое это имеет значение? Боль постепенно утихала. Она так устала! Может быть, она, наконец, умрет? Тогда все закончится.

Она услышала звон стакана. Лаки опять выпивала. Ангелочек слышала ее плач. Она слабо сжала руку Лаки. Та пожала ее руку и тихо всхлипнула.

— Ангелочек. — Она погладила ее волосы. — Что ты сказала Брету, что он сделал с тобой такое? Ты так сильно хотела, чтобы он убил тебя? Неужели в жизни все так уж плохо? — Она продолжала гладить ее по волосам. — Держись, Ангелочек. Не сдавайся.

Ангелочек почувствовала, что снова проваливается в спасительную, уютную темноту, куда доносился голос Лаки.

— Я буду скучать по тебе, Ангелочек. Когда ты уедешь и будешь жить в маленьком домике, с садом, полным цветов, иногда вспоминай обо мне, хорошо? Помни свою старую подругу Лаки.

7

Ангелочек очнулась, почувствовав чудесный аромат готовящейся пищи. Она попыталась сесть, но сразу вскрикнула от боли.

— Осторожнее, — произнес мужской голос, и сильные мужские руки, взяв ее за плечи, аккуратно приподняли. Она почувствовала, как под ее спину и голову что–то подложили, для опоры. — Сейчас голова перестанет кружиться.

Ее глаза распухли и были полузакрыты, так что она с трудом могла видеть мужчину в высоких ковбойских сапогах, рабочих брюках и красной клетчатой рубашке. Он подкладывал дрова в камин и время от времени помешивал что–то в большом чугунном горшке.

Утренний свет проникал в окно напротив ее кровати. Глазам было больно. Она увидела, что находится в доме, который казался не больше ее комнаты в особняке Хозяйки. Деревянный пол, камин, выложенный из крупных камней разного цвета. Кроме кровати она увидела неясные очертания стола, четыре уставленных снедью полки, плетеный стул, сундук для белья и другой сундук, большой, черный, с покрывалами на крышке.

Мужчина в ковбойских сапогах вернулся и сел на край кровати.

— Как ты себя чувствуешь? Можешь что–нибудь поесть, Мара?

Мара.

Она похолодела. Обрывки воспоминаний вернулись к ней… Магован, избивающий ее, голоса, кто–то спрашивает ее…

Ее сердце замерло. Она ощупала свои пальцы — на одном из них было кольцо. Шум в голове усилился. Она могла поклясться, что из всех мужчин на земле она точно знает одного, в чьем доме сейчас находится. Это он.

— Это тушеная оленина. Ты, наверно, хочешь есть.

Она открыла было рот, чтобы сказать ему, куда отправить все это, как вдруг новый приступ боли пронзил ее и заставил замолчать. Осия встал и подошел к камину. Когда он вернулся и снова сел на кровать, в его руках была миска и ложка. Она поняла, что он собирается ее кормить. Она сказала что–то грубое и непристойное и отвернулась, но даже это простое движение далось ей с большим трудом.

— Я рад, что ты чувствуешь себя лучше, — сказал он сухо. Она крепко сжала губы, отказываясь от еды. Но желудок предательски заурчал. — Покорми зверя в своем чреве, Мара. Потом сможешь попробовать сражаться с другими, кого считаешь врагами.

Она сдалась. Ей и правда очень хотелось есть. Смесь из мяса и овощей, которой он кормил ее, была лучше, чем все то, что когда–либо готовил Анри. Шум в голове утих. Скулы страшно болели, рука была перевязана.

— У тебя было вывихнуто плечо, — продолжал Михаил. — Еще сломано четыре ребра, трещина на ключице и сотрясение мозга. Доктор ничего не мог сказать насчет внутренних повреждений.

От боли и напряжения ее лицо покрылось потом. Она заговорила медленно и сдавленно.

— Итак, после всего, что случилось, ты все–таки получил меня. Тебе повезло. Так это твой дом?

—Да.

— Как я сюда попала?

— На моей повозке. Иосиф помог мне сделать что–то вроде гамака, и я увез тебя из «Дворца».

Она посмотрела на простое золотое кольцо на своем пальце. Сжала руку.

— Как далеко я от «Дворца Парадиза»?

— На расстоянии жизни.

— В милях, пожалуйста.

— Тридцать. Мы находимся на северо–западе от Нью–Хелветии. — Он предложил ей еще одну ложку. — Попробуй еще немного поесть. Тебе нужно слегка прибавить в весе.

— На моих костях недостаточно мяса, чтобы угодить вам?

Михаил промолчал.

Ангелочек не знала, понял он ее сарказм или нет. Его можно разозлить, но сейчас не самое лучшее время для этого. Она проглотила очередную ложку супа и попыталась не показать, что ей страшно. Он вернулся к горшку с едой и наполнил еще одну миску. Сел за небольшой стол и начал есть сам.

— Как давно я здесь? — спросила она.

— Три дня.

— Три дня?

— Ты почти все время была в бреду. Жар спал вчера после обеда. Ты помнишь что–нибудь?

— Нет. — Она и не пыталась. — Я думаю, что должна поблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь, — с горечью добавила она. Он продолжал молча есть. — Итак, что дальше, мистер?

— Что ты имеешь в виду?

— Чего вы хотите от меня?

— Пока ничего.

— Просто поговорить. Правильно?

Он взглянул на нее, и она почувствовала себя неуютно от этого пристального спокойного взгляда. Когда он встал и подошел к ней, ее сердце забилось, быстро и громко.

— Я не причиню тебе боль, Мара, — проговорил он нежно. — Я люблю тебя.

Она далеко не впервые слышала, как мужчина говорит ей о любви.

— Я польщена, — сказала она сухо. Он ничего не ответил, и она, взяв одеяло в кулак, продолжила: — Да, кстати. Я не Мара. Меня зовут Ангелочек. Вам нужно было запомнить мое имя, если уж вы надели кольцо мне на палец.

— Ты сказала, что я могу называть тебя, как хочу. Мужчины называли ее разными именами. Некоторые ей нравились, некоторые нет. Но она не хотела, чтобы этот человек называл ее как–то иначе. Только Ангелочек. Он женился на Ангелочке. И получит Ангелочка.

— Имя Мара — библейское, — заговорил он снова. — Оно из «Книги Руфь».

— Да, я помню, вы говорили, что читали Библию. Наверно, вы решили, что имя Ангелочек слишком хорошо для меня.

— Дело не в том, хорошо или плохо. А в том, что это не твое настоящее имя.

— Я Ангелочек.

Его лицо стало жестким.

— Ангелочек была проституткой в Парадизе, и ее больше нет.

— Ничего не изменилось. Все остается по–прежнему: не важно, как вы решите меня называть.

Михаил сел на край кровати.

— Многое изменилось, — возразил он. — Ты теперь моя жена.

Ее трясло от слабости, и все же она решилась на ответный выпад.

— Ты и правда думаешь, что это что–то меняет? Почему? Ты заплатил за меня так же, как и раньше.

— Я заплатил Хозяйке, чтобы как можно быстрее и проще от нее избавиться. Я думал, ты не обратишь на это внимания.

— Да, мне все равно. — Ее голова дрожала.

— Тебе лучше лечь.

У нее не осталось сил противиться, когда он приподнял ее и, убрав подушки, начал укладывать. На своей коже она чувствовала его руки, мозолистые и теплые.

— Потихоньку, — сказал он, натягивая на нее одеяло. Она попыталась хорошенько рассмотреть его, но не смогла.

— Я надеюсь, вам не трудно подождать. Я не в том состоянии, чтобы отплатить вам благодарностью прямо сейчас.

Она почувствовала улыбку в его голосе.

— Я терпеливый.

Его пальцы слегка прикоснулись к ее лбу.

— Я зря позволил тебе так долго сидеть. Тебе можно подниматься только на несколько минут. — Она хотела было спорить, но поняла, что это глупо. Михаил знал, что ей очень больно. — Где больше болит?

— Все, к чему прикасаешься! — Она закрыла глаза, мечтая о том, чтобы прямо сейчас умереть, потому что только тогда пройдет боль. Когда он прикоснулся к ее вискам, ей стало так больно, что перехватывало дыхание.

— Расслабься. — В его прикосновениях не было чего–то интимного, поэтому она расслабилась. — Кстати, — словно о чем–то вспомнив, произнес он. — Меня зовут Михаил. Михаил Осия. Если вдруг ты забыла.

— Я забыла, — солгала она.

— Михаил. Не слишком трудно запомнить.

— Как вам угодно.

Он тихо засмеялся. Она знала, что в тот последний вечер в борделе она вывела его из себя. Зачем же он увез ее с собой из Парадиза? Когда он ушел тогда, хлопнув дверью, она поняла, что больше он не вернется. Так почему же он вернулся? Какая польза от нее может быть в этом состоянии?

— Ты снова напряжена. Расслабь мышцы на лбу, — сказал он. — Мара, постарайся просто ни о чем не думать.

— Почему ты вернулся?

— Бог послал меня.

Ну точно, он сумасшедший. Все ясно. Он просто свихнулся.

— Попытайся не думать так много. За окном поет пересмешник. Послушай.

Его руки гладили ее так нежно. Она сделала то, что он сказал, и боль стала ослабевать. Он мягко что–то говорил, и она почти заснула. В ее жизни было много мужских голосов, но ни один из них не был похож на этот голос. Такой глубокий, спокойный, мягкий.

Она почувствовала огромную усталость. Ей захотелось заснуть и не просыпаться. Она с трудом боролась со сном.

— Тебе и Богу лучше не ожидать слишком многого от меня, — едва слышно пробормотала она.

— Я хочу все.

— Что ж, молись. — Он может надеяться и ожидать чего угодно. Но получит только то, что осталось. Пустоту. Только пустоту.

8

Ангелочек не задумывалась над тем, сможет ли она вообще когда–нибудь встать. Внутри были привычные тяжесть и пустота. Она хотела закончить свою несчастную жизнь, и в момент отчаяния попыталась достичь этой цели — и вот, опять проиграла. Вместо того чтобы обрести покой, к которому она так стремилась, она ощущала страдание. Вместо того чтобы обрести свободу, она попала в рабство к другому мужчине.

Почему ничего не получается? Почему все ее планы рассыпаются?

Осия был тем мужчиной, к которому она меньше всего хотела бы попасть, и вот теперь он обладает ею. И у нее не осталось сил, чтобы бороться. Что еще хуже, ей приходится полагаться на него и позволять ее кормить, поить, укладывать спать… Эта полная зависимость от него раздражала ее и приводила в отчаяние. Это делало ее беззащитной. И поэтому она ненавидела его все больше.

Если бы Осия был обычным мужчиной, она бы точно знала, как с ним бороться, но он не был обычным. Что бы она ни говорила, его это не беспокоило и не огорчало. Будто он был сделан из гранита. Ей не удавалось обидеть или задеть его. А его неизменная спокойная уверенность ее просто злила. Что–то было в нем, не поддающееся описанию. Однажды он сказал, что, пока у нее был жар, он многое узнал о ней, но что именно не стал говорить. Она размышляла о том, что он имеет в виду, когда говорит, что хочет «всего», — ее это тревожило. Когда бы она ни проснулась, он всегда был рядом. А она хотела остаться одна.

Ангелочек поняла, что ловушка захлопывается. Это не был каменный дворец. Это не была дешевая палатка, сшитая из парусины, или двухэтажный бордель, но это была ловушка неизвестности, и все ключи от нее были у этого ненормального.

Чего он хочет от нее? И почему ей постоянно кажется, что он еще более опасен, чем другие мужчины, которых она знала до этого дня?

Через некоторое время она смогла оставаться дома одна, пока Михаил работал несколько часов. Она не знала, чем он занимается, и не спрашивала. Ей было все равно. Она чувствовала облегчение оттого, что он не вертится вокруг нее, гладя ее по лбу или по волосам, и не пытается засунуть ей в рот очередную ложку супа. Ей хотелось побыть наедине с собой. Ей хотелось подумать, и она никак не могла этого сделать, когда он был рядом.

Желание побыть одной обернулось в одиночество, и размышления — это все, что ей оставалось делать. Шел дождь, капли стучали по крыше… Вместе с этим звуком нахлынули воспоминания. На намять пришли лачуга в порту, мама и Роб. Мысли о Робе повлекли за собой воспоминания о Хозяине и обо всей последующей жизни, и ей вдруг показалось, что она сходит с ума. Может быть, она начнет разговаривать с Богом так же, как этот ненормальный, надевший на ее палец обручальное кольцо своей матери?

Почему он это сделал? Почему он женился на ней?

Наконец, он появился в дверях — большой, сильный, молчаливый. С этим своим обычным взглядом. Ей хотелось не замечать его, но он просто наполнил весь дом своим присутствием. Даже когда он сидел у огня и читал все ту же старую, потрепанную книгу, он словно занимал собой все пространство, как будто был везде. Даже закрывая глаза, она видела его перед собой.

С тех пор, как она впервые увидела его в борделе, она так и не смогла понять, что он за человек, но что–то в нем за это время изменилось. Он не был прежним. И, кстати, говорил не слишком много. Даже скорее, очень мало говорил. Он улыбался ей, спрашивал, как она себя чувствует, не нужно ли чего–нибудь, и уходил по своим делам. День за днем повторялось одно и то же; он надевал шляпу, и она знала, что сейчас снова останется одна.

— Мистер, — спросила она однажды, решив никогда не называть его по имени, — зачем вы привезли меня сюда, если все время оставляете меня одну в этом доме?

— Я даю тебе возможность подумать.

— О чем?

— О чем хочешь. Ты встанешь, когда сможешь. — Он снял шляпу с крючка и вышел.

Через открытое окно в комнату ворвался солнечный свет. В камине потрескивал огонь. Ее желудок был полон, ей было тепло. Казалось бы, что еще нужно для счастья? Можно просто расслабиться, лежать и ни о чем не думать. К тому же она остается одна.

Что же с ней не так?

Может быть, все дело в тишине. Она привыкла к шуму, который наполнял особняк. Мужчины стучат в двери, мужчины говорят ей, что им нужно, что она должна делать; крики, песни, доносящиеся из бара. Иногда грохот разбиваемых о стену стульев, звон стаканов и Хозяйка, которая без устали повторяет ей, какой благодарной она должна быть. Магован, предупреждающий кого–то, что его время истекло и что если он прямо сейчас не натянет штаны и не уберется, то пожалеет об этом.

Но еще никогда она не слышала такой тишины, звенящей в ушах.

Она пожаловалась.

— Повсюду очень много звуков, — ответил Осия. — Просто прислушайся.

Заняться ей пока было нечем, и она прислушалась. Оказывается, он был прав. Сквозь тишину она услышала самые разные звуки. Она вспомнила, когда в дождь подставляла под падающие капли жестяные баночки. Она начала различать отдельные звуки в хоре голосов вокруг. Под кроватью живет сверчок; за окном поселилась жаба. Затем обнаружилась целая толпа пернатых соседей, которые обосновались под крышей дома — малиновки, ласточки и шумная сойка.

Однажды днем Ангелочек смогла, наконец, подняться на ноги.

Поискав какую–нибудь одежду, она ничего не нашла. До сих пор она не задумывалась о том, что ей ничего здесь не принадлежит.. Здесь не было ее вещей. Где они? Неужели он не привез их? Что же ей теперь носить? Его одежду?

У него тоже было не много. В ящиках небольшого комода было нижнее белье, потертые джинсы, рабочий комбинезон, толстые носки — и все это было ей слишком велико. В углу стоял черный старый сундук, но она слишком устала, чтобы открыть его и рыться в поисках одежды. Раздетая и уже слишком уставшая, чтобы стащить одеяло с кровати, она просто прислонилась к подоконнику и вдыхала свежий холодный воздух.

Маленькие птички перелетали с ветки на ветку большого дерева. Птичка побольше осмелела и слетела на землю совсем рядом. Она была такая дерзкая. Ангелочек улыбнулась. Легкий бриз наполнял свежестью комнату — вместе с этим ветром она вдруг почувствовала запах, такой знакомый… Точно так же пахли цветы рядом с маминым домом… Она закрыла глаза и вдыхала аромат из далекого прошлого.

Снова открыв глаза, она посмотрела вдаль.

— О, мама, — дрогнувшим голосом произнесла она. Слабость вскарабкалась по позвоночнику, и опять заныли ребра. Появилась дрожь, голова закружилась. Вошел Михаил. Увидев, что она раздетая стоит у окна, он, ни слова не говоря, снял с кровати покрывало и накинул ей на плечи. Она пошатнулась под тяжестью ткани. Он подхватил ее на руки.

— Ты давно встала?

— Не слишком давно, чтобы меня опять запихивать в кровать. — Он держал ее на руках, как ребенка, и согревал своим теплом. От него пахло землей и солнцем. — Ты можешь посадить меня. Только не в кровать. Я всю жизнь провела в кровати и меня тошнит от этого.

Михаил улыбнулся. Она не собиралась делать что–то в полсилы, даже вставать на ноги. Он усадил ее на стул у огня и подбросил дров в камин.

Боль пронзила ее тело. Она впилась руками в подлокотники, ощущая каждую частичку своего тела, к которой Магован приложил свой кулак и свой сапог. Он оставил не слишком много здоровых мест на ее теле. Осторожно она прикоснулась к своему лицу и нахмурилась.

— У тебя есть зеркало?

Михаил взял блестящий кусок жести, который использовал для бритья, и протянул ей. Несколько минут она в ужасе рассматривала себя. Насмотревшись, вернула ему зеркало.

— Сколько ты за меня заплатил?

— Все, что у меня было. Она слабо усмехнулась.

— Мистер, вы глупец. — Как он вообще мог смотреть на нее в таком виде?

— Не волнуйся, у тебя нет неизлечимых повреждений.

— Да ну? Xopionio, что хоть все зубы чудом остались на месте. Это единственное, что уцелело.

— Я женился не на твоем лице.

— Ну конечно, нет. Ты женился на мне, потому что тебе понравился мой характер. Или тебе Бог сказал это сделать?

— Может быть. Он, наверное, увидел, что рога на твоей голове подходят по размеру к отверстиям в моей.

Ангелочек положила голову на спинку стула.

— Я знала, что ты сумасшедший, еще в самый первый раз, когда тебя увидела. — Она устала от долгого противостояния боли и подумала, как здорово было бы опять лечь на спину на этом соломенном матрасе. Она смогла встать на ноги, но, сделав шаг, упала на пол, чуть было не сломав себе нос.

Михаил подошел к ней и нежно поднял ее, не обращая внимания на ее протест.

— Мистер, я же сказала, что пока не хочу ложиться.

— Отлично. Сиди в кровати.

— Что случилось с моими вещами?

— Я забыл про них. Да и то, что ты носила тогда, теперь тебе не пригодится. Жена фермера не носит шелк и кружева.

— Естественно. Надо полагать, она носится голая по грядкам моркови и бобов.

Он усмехнулся, в глазах мелькнул огонек. — Это было бы интересное зрелище.

Ангелочек понимала, почему Ревекка была им так очарована, однако внешность не могла обмануть ее. Хозяин тоже был красивым мужчиной. Опытный соблазнитель.

— Послушай, — бросила она резко. — Я хочу попробовать выбираться отсюда и хочу делать это одна. Лучше, если я буду одета.

— Я позабочусь об одежде, когда она будет тебе нужна.

— Она нужна мне сейчас. Кончики его губ приподнялись.

— Пожалуй, я согласен, — ответил он спокойно. Его спокойствие так раздражало ее! Подойдя к старому сундуку, он открыл его, вытащил узел и отдал ей. — Подбери что–нибудь из этого на первое время.

Она с любопытством развязала узел. Серая шерсть распахнулась, и она поняла, что это была поношенная накидка. Внутри обнаружились две юбки: одна когда–то была коричневой, другая черная; две блузки — одна в прошлом, наверное, белая, а сейчас почти желтая, а другая — с выцветшими голубыми и розовыми цветочками.

Обе блузки застегивались до самого подбородка и имели длинные рукава. Две шляпки, в тон блузкам; под ними, стыдливо прикрытые, лежали два простых лифа, панталоны и черные заштопанные чулки. Последнее, что она нашла, была пара высоких черных ботинок на низком каблуке.

Она в недоумении посмотрела на него и сказала с иронией: — Я, наверно, должна быть бесконечно благодарна за этот щедрый подарок.

— Я знаю, что это не похоже на то, к чему ты привыкла. Но надеюсь, ты скоро увидишь, что эти вещи теперь подходят тебе больше всего того, что ты носила раньше.

— Я попробую, и проверим, насколько ты прав. — С этими словами она вытащила юбки.

Он слегка улыбнулся.

— Через пару недель ты уже сможешь выполнять некоторые обязанности.

Она подняла голову, но он уже выходил за дверь. Обязанности? О чем он, интересно, думает? Доить корову? Готовить? Может быть, он хочет, чтобы она нарубила дрова и принесла воды из ручья? О, и конечно же, его одежда! Он хочет, чтобы она стирала и гладила. Это же смешно! Она умела хорошо делать только одно дело и больше ничего. Он, наконец, очнется, когда она начнет выполнять свои «обязанности».

Он вернулся с дровами.

— Мистер, я не знаю ничего о том, что должна делать жена фермера.

Он сложил дрова на иол.

— Я и не ожидал, чтобы ты это знала.

— Тогда скажите, какие такие обязанности я должна буду выполнять?

— Готовить, стирать, гладить, ухаживать за садом.

— Я только что сказала…

— Ты умная. Ты быстро научишься. — Он подбросил Дрова в огонь. — Тебе не придется делать ничего слишком тяжелого, пока ты окончательно не поправишься, а произойдет это не раньше, чем через месяц.

Слишком тяжелого? Что это значит? Вместо того чтобы спросить, она решила еще раз укусить его побольнее. На ее губах появилась годами отработанная улыбка.

— А как насчет других обязанностей жены?

Михаил оглянулся. — Когда ты перестанешь воспринимать это как работу, мы к ним приступим.

Она была потрясена его откровенностью. Где тот фермер, который краснел и отскакивал от ее прикосновений? Разозлившись, она продолжала:

— Хорошо, мистер. Я буду делать все, что вы захотите. Я отплачу вам час за час, день за день с того дня, когда вы начали заботиться обо мне.

— А когда ты поймешь, что мы в расчете, ты уйдешь? Ты это хочешь сказать?

— Я вернусь в Парадиз и возьму то, что мне принадлежит.

— Нет, ты не сделаешь этого.

— Я обязательно сделаю это. — Она вытрясет деньги из Хозяйки, даже если ей придется содрать со старухи шкуру. Потом наймет кого–нибудь, кто сможет построить ей дом, похожий на этот, достаточно далеко от города, чтобы ей не слышать шума и не чувствовать вони, но достаточно близко, чтобы можно было покупать все необходимое. Она купит пистолет, большой пистолет, и много патронов, и когда какой–нибудь мужчина постучится к ней в дверь, она непременно воспользуется пистолетом, если, конечно, ей не нужны будут деньги. Тогда ей придется впустить его и обслужить. Но если она будет достаточно осторожна и умна, она сможет долго прожить на те деньги, которые заработала. И ей совсем не хотелось долго ждать этого. Она никогда еще не жила для себя, и это в ее мечтах было похоже на небеса.

«Ты осталась одна на неделю, — словно издеваясь, произнес тихий голос где то внутри, — и ты была несчастна, помнишь? Признай, что одиночество совсем не похоже на небеса. Да еще когда столько бесов составляют тебе компанию».

— Вы, может быть, заплатили очень дорого за меня, но вы не владеете мной, мистер.

Михаил внимательно и терпеливо смотрел на нее. Она была маленькой и слабой, но обладала железной волей. Это сквозило в ее дерзких голубых глазах и во всем ее поведении. Она думает, что сможет одержать над ним верх. Она ошибается. Он исполнял Божью волю, и, кроме того, у него были свои планы, которые все разрастались, но сегодня он сказал все, что должен был сказать. Пусть она все обдумает.

— Ты права, — прервал он молчание. — Я не владею тобой, но тебе не стоит убегать.

Они поели в противоположных углах комнаты. Она — на кровати, пристроив тарелку на колени, он — за столом. В комнате стояла тишина, и только дрова потрескивали в камине.

Ангелочек поставила тарелку на стол. Она дрожала, но упрямо отказывалась ложиться. Она пыталась понять его. Рано или поздно у нее это получится. Он ведь мужчина, не так ли? Он не может быть чем–то слишком сложным для понимания. Она разберет его по кусочкам.

«У каждого мужчины есть слабости и недостатки, дорогая, — сказала ей однажды Салли. — Тебе нужно научиться читать их и понимать, чего на самом деле они хотят. До тех пор, пока ты сможешь делать все необходимое, чтобы они были счастливы, дела будут идти отлично. В противном случае они будут злиться». — Как Хозяин, когда ему перечили. Ангелочек знала о Хозяине все после первой ночи. Ему нравилось чувствовать свою власть. Он желал мгновенного подчинения. Не важно, нравится тебе то, что приходится делать, или нет, тебе лучше делать это. С улыбкой. Если она колебалась, он смотрел на нее своим холодным, страшным взглядом. Протест — пощечина. Сопротивление — грубая сила. Если она пыталась убежать от него, то получала ожог кончиком его дорогой сигары. К тому времени, когда она надоела ему, чтобы пользоваться ею лично, она выучила основной урок: притворство. Не имеет значения, что она чувствует, — злится, ощущает испуг или отвращение, — нужно делать вид, что ей нравится все, что мужчины от нее требуют и за что они заплатили. Если не получается, нужно научиться отключаться, словно все безразлично. В этом она стала настоящим мастером.

Салли ее понимала, но и у нее были свои правила.

«В твоей жизни произошел крутой поворот, когда этот пьяный осел приволок тебя к нам. А с другой стороны, может быть и нет. Раз твоя мама была проституткой, я думаю, ни один парень из этого города не захотел бы связаться с тобой, пусть ты хоть раскрасавица. Но, Ангелочек, что есть, то есть. Здесь ты и останешься».

Она взяла Ангелочка за подбородок и заставила посмотреть ей в глаза.

«И я больше не хочу видеть у тебя такое выражение лица. Что бы ты ни чувствовала, это касается только тебя. Поняла? У каждой из нас есть своя грустная история, некоторые из них гораздо хуже твоей. Тебе нужно научиться читать мужчину, давать ему то, что ему нужно, и отпускать на все четыре стороны с улыбкой на лице. Если ты будешь так делать, я буду относиться к тебе как мама, которую ты потеряла. Если нет, тогда ты увидишь, что Хозяин по сравнению со мной — ангел Божий».

Салли оказалась человеком слова, и Ангелочку скоро стало известно о мужчинах все, что только возможно. Некоторые из них знали, чего хотели; другие только думали, что знают. Некоторые говорили одно, имея в виду совсем другое. Некоторые отличались смущением. Большинство — наглостью. Но как бы там ни было, все всегда сводилось к одному и тому же. Они отдавали свои деньги за кусок ее. В начале, за каждую частичку, истекающую кровью. Спустя некоторое время, — за каплю. Разница заключалась лишь в том, как они платили. Некоторые тихо засовывали деньги под шелковые простыни, другие небрежно бросали их на кровать, третьи отдавали ей в руки, глядя прямо в глаза.

Она смотрела на Михаила Осию. Что из себя представляет этот мужчина?

Перебирая поношенную одежду, она шевелила губами. Может быть, он хочет упаковать свою покупку в длинные юбки, чтобы не видеть некоторых деталей? Может, он просто не хочет видеть ее в прежнем качестве? Не надо света, и пусть кольцо будет на пальце, чтобы мы могли притворяться, что все правильно. Тогда ему удастся убедить себя в том, что все происходящее не является чем–то аморальным. Она сможет для него сыграть роль невинной девицы. Она даже сможет сыграть благодарность, если это потребуется. Огромное спасибо за мое спасение! Она сможет сыграть любую роль, если это будет продолжаться не слишком долго.

«О, Боже! Я так устала играть роли. Я так устала от этой жизни. Ну почему я не могу просто закрыть глаза и умереть?»

— Мне достаточно, — сказала она, ставя тарелку на поднос. Более, чем достаточно.

Михаил наблюдал за ней.

— Я не попрошу у тебя больше, чем ты сможешь дать. Ангелочек взглянула на него и поняла, что он говорит не о домашнем хозяйстве.

— А как насчет вас, мистер? Вы думаете, что сможете вынести все то, что я дам вам?

— Испытай меня.

Ангелочек наблюдала, как он ест свой ужин. Он не беспокоился ни о чем. Каждый сантиметр его существа словно говорил, что он знает, кто он и для чего живет. Даже если она не может этого понять. И она поняла, что если она не сможет быстро поправиться и убраться из этого дома, то ей, в конце концов, не сдобровать.

На следующее утро Ангелочек оделась, как только Осия вышел за дверь. Надела лиф и затянула истрепавшиеся тесемки. Ткань, плотная и непрозрачная, целиком закрывала ее грудь. Она никогда не носила ничего более простого, более милого и дешевого.

Кто носил эту одежду до нее? Что случилось с этой женщиной? Судя по одежде, ее хозяйка была аккуратной и много работавшей — похожей на тех женщин, которые отворачивались, когда ее мама проходила мимо.

Нащупав в левом ботинке крючок, Ангелочек обулась. Обувь сидела достаточно хорошо. Вошел Михаил, и она посмотрела на него. Приподняла бровь.

— Ты вроде бы говорил, что у тебя никогда не было женщины.

— Это вещи моей сестры Тесси. Они с Павлом, ее мужем, отправились на Запад вместе со мной. Она умерла от лихорадки на Зеленой Реке. — Боль воспоминаний пронзила его. Он вспомнил, как они похоронили Тесси прямо посреди дороги. Каждая повозка проходящих мимо фургонов проезжала по ее могиле, так что, конечно, от нее не осталось и следа. Что поделаешь, они с Павлом не хотели, чтобы Тесси выкопали индейцы или дикие звери. Это был единственный способ.

Он все еще не мог смириться с тем, что пришлось похоронить его дорогую сестренку таким образом, без креста, не оставив даже камня, чтобы можно было запомнить место. Тесси заслуживала лучшего. Его очень печалил тот факт, что даже если бы он сейчас поехал на то место, он точно не смог бы найти ее могилу. Бедная милая Тесси.

— А что случилось с ее мужем? Он тоже умер? Михаил сбросил куртку. — Его земли находятся на самом краю долины. Но он моет золото на Ююбе. У Павла никогда не хватало терпения заниматься чем–то одним. Любовь к Тесси удерживала его, но когда она умерла, он опять одичал.

Ангелочек безрадостно улыбнулась.

— Так значит, твой зять — один из тех, кто выжимает золото из потоков Калифорнии…

Михаил внимательно посмотрел на нее.

Ангелочку показалось, что она поняла, чем он озадачен.

— Если он мужчина и промышляет на Ююбе, он, скорее всего, уже был во «Дворце», — проговорила она и, как ей показалось, угадала. Не обращая внимания на его реакцию, она продолжала: — Я не могу сказать, был ли он в моей комнате. Опиши его. Может, я вспомню.

Ее слова звучали жестко и холодно, но Михаил понял, что причина не в этом…

Она изо всех сил старается оттолкнуть его. Почему? Он молчал, и она занервничала.

— Тебе не нужно беспокоиться о том, знает он меня или нет. Я уйду до его возвращения.

— Ты останешься здесь со мной.

Она холодно улыбнулась. — Рано или поздно в Сан–Франциско наедет полно девственниц, ну, всех таких достойных в их скромных, поношенных юбках. Вот тогда тебе придется разобраться в своих чувствах. Иначе настанет тот день, когда тебе придется сказать: «Познакомьтесь, это моя жена. Я купил ее в борделе несколько лет назад».

— Неважно, кто сюда приедет. Я женат на тебе.

— Что ж, эту проблему достаточно легко решить. — Она сняла с пальца обручальное кольцо. — Видишь? Мы больше не женаты. — Она протянула ему кольцо, держа его на ладони. — Проще простого.

Михаил изучал ее лицо. Неужели она ив самом деле думает, что это так просто? Просто сними кольцо и все, брак расторгнут, и все снова стало, как было?

— Вот тут ты ошибаешься, Мара. Мы все еще женаты, носишь ты кольцо или нет. Но я в любом случае хочу, чтобы ты надела его.

Она слегка нахмурилась, но сделала то, что он просил.

— Лаки говорила, что это было кольцо твоей матери.

— Это правда. Она опустила руки.

— Только скажи, и я тебе его сразу верну.

— Я никогда этого не скажу.

Она положила руки на колени и вяло посмотрела на него. — Как угодно, мистер. Это было крайней точкой.

— Я ненавижу эту фразу. Как угодно. Как будто ты предлагаешь кофе. — Все, что угодно. Она предлагала свое тело именно так. — Нам нужно кое–что решить раз и навсегда, — сказал он твердо. — Я женат на тебе, что бы ни произошло, до тех пор пока смерть не разлучит нас. Я поклялся перед Богом и не собираюсь нарушать своего обещания.

Ангелочек кое–что знала о Боге. Делай все правильно, или Он просто раздавит тебя, как насекомое. Это был ее Бог. Однако она посмотрела в потемневшие глаза Осии и ничего не сказала.

Мама верила в Бога. Уж у нее–то была вера. Ее душа была открыта для Него. Отче наш, сущий на небесах, был для нее, наверное, не менее реален, чем Алекс Стаффорд. Но Ангелочек не настолько глупа, чтобы открывать свою душу перед кем–либо, и уж тем более перед ним. А если этот парень решил, что сможет заставить ее… Она рано выучила истину о том, что, если во что–то не веришь, то это не причинит тебе вреда.

— Ты что–нибудь помнишь о нашем бракосочетании? — спросил Михаил, уводя ее от мрачных мыслей.

— Я помню, как человек в черном говорил что–то над моей кроватью мрачным голосом.

— Ты сказала «да». Ты это помнишь?

— Я не сказала «да». Я сказала «почему бы и нет?».

— Сойдет.

9

Надевать на себя одежду было единственным, на что хватало сил у Ангелочка в первые несколько дней, когда она стала подниматься с кровати. А спустя неделю она, наконец, вышла из дома. Когда Михаил увидел ее в одежде Тесси, он почувствовал странную тяжесть в груди. Эти две женщины были на удивление разными: Тесси — милая и заботливая, простая и открытая; Мара — холодная и равнодушная, закрытая и полная комплексов. Тесси — темноволосая и крепкая; Мара — светловолосая и тоненькая.

Михаил не пытался убедить себя в том, что она вышла во двор, потому что ей одиноко, и она хочет побыть с ним. Скорее всего, ей просто наскучило все время быть в четырех стенах.

Но Ангелочек и в самом деле чувствовала себя одиноко. И именно поэтому она злилась и занимала оборонительную позицию всякий раз, когда Михаил пробовал с ней заговорить. Последнее, чего она хотела, это чтобы он что–то истолковал в свою пользу.

— Когда я должна начать работать в поле? — сухо спросила она.

— Осенью.

Она внимательно посмотрела на него.

Михаил рассмеялся и убрал волосинку с ее плеча.

— Как насчет небольшой прогулки?

— Далеко?

— Пока не скажешь «хватит». — Он взял ее за руку, пытаясь не обращать внимания на то, что ее рука больше напоминает мертвую рыбу — такая же холодная и безжизненная. Пассивное сопротивление. Он показал ей хранилище для кукурузы и сарай с инструментами. Сводил к мосту через ручей с ледяной водой. Там он собирался построить холодильное помещение, чтобы хранить мясные и молочные продукты, когда сможет купить корову. Потом они прошли к конюшне, он показал ей лошадей. Показал ей поля вдали, которые он вспахал и засеял. Затем они вышли на открытый луг. — У меня было восемь волов, когда я отправился на Запад а теперь осталось два, они перед тобой.

— Что случилось с остальными?

— Одного украли индейцы, пять умерли по дороге. Все давалось тяжело, — ответил он. — На этой дороге умирали не только животные. — Михаил взглянул на нее и увидел, как она бледна. Она вытирала пот со лба тыльной стороной ладони. Он спросил, не хочет ли она вернуться. Она сказала «нет». Но он все же пошел обратно. Она совсем сникла, но была слишком упряма, чтобы в этом признаться.

«Господь, она что, будет упорствовать и перечить мне во всем?»

На обратном пути он показал ей, где хочет насадить виноградные лозы.

— В жаркие дни мы сможем сидеть в тени беседки из виноградника. Нет ничего лучше запаха винограда, который созревает на солнце. А к дому мы пристроим спальню, и кухню, и веранду на западной стороне, чтобы вечерами смотреть на закат солнца и звезды. В жаркие дни мы будем потягивать яблочный сидр и наблюдать за тем, как растет наша кукуруза. И за нашими детьми, если Бог даст… У нее заныл желудок.

— У тебя такие большие планы.

Михаил слегка приподнял ее подбородок и взглянул прямо в глаза.

— Это планы до конца жизни, Мара. Она высвободила подбородок.

— Не возлагайте больших надежд на меня, мистер. У меня свои планы, и вас они не включают. — Остаток пути она прошла одна.

Прогулка возымела положительный эффект, но она очень устала. Несмотря на это, ей все еще не хотелось идти обратно в дом. Она вытащила стул, чтобы посидеть во дворе и погреться на солнце. Ей хотелось вдыхать свежий воздух. Легкий теплый ветерок играл с ее волосами, и она ощущала запах земли, сильный и насыщенный. Она расслабилась и закрыла глаза.

Михаил пришел с работы и нашел ее спящей. Ни синяки вокруг глаз, ни распухшая скула не могли скрыть мирного выражения ее лица. Он взял локон ее волос и потер между пальцами. Они были словно шелк. Она зашевелилась. Он посмотрел на ее тонкую белую шею и увидел пульсирующую жилку. Ему захотелось склониться и припасть к ней губами. Вдыхать ее аромат.

«Господь, я люблю ее, но неужели я всегда буду чувствовать то же, что сейчас? Чувствовать боль внутри, от которой я никогда не смогу избавиться?»

Ангелочек проснулась. Она открыла глаза и увидела, что Осия стоит рядом. Солнце садилось за его спиной, поэтому она не могла видеть его лица и понять, о чем он Думает. Она вытащила прядь волос из его рук, посмотрела в сторону.

— Как долго я здесь просидела?

— Ты выглядела такой умиротворенной. Прости, если разбудил тебя. А щеки у тебя немного порозовели.

Она потрогала их и ощутила тепло.

— Добавила красного цвета к своим синякам.

— Ты хочешь есть? Она была голодна.

— Ты, кстати, мог бы научить меня готовить. — Поднимаясь со стула, чтобы войти в дом, она сморщилась от боли. Ей обязательно нужно научиться готовить себе пищу, потому что придет день, когда она сможет жить одна.

— Для начала нужно как следует разжечь огонь. — Он пошевелил угли и добавил дров. Потом вышел и принес кусок соленой оленины. Порезал на куски и бросил в кипящую воду. Ангелочек почувствовала душистый запах приправ, когда он, взяв щепотку пряностей, растер их между пальцев и бросил в котел.

— А теперь пусть поварится немного. Пойдем во двор. — Он взял корзину, и они вместе вышли в огород. Наклоняясь к грядкам, он бросал в корзину морковь и лук и объяснял ей, какие из плодов уже поспели. Выдернул из земли куст картофеля. Она не хотела признаться, но была изумлена. Если бы кто–то спросил у нее, откуда берется картофель, она бы наверняка сказала, что его завозят из Ирландии. Картошки с одного этого куста вполне может хватить на несколько дней.

Выпрямившись, Ангелочек увидела, как Осия склоняется в нескольких шагах от нее и, вырывая растения, отбрасывает их в сторону. Перед ее глазами вдруг четко всплыла картина из прошлого. Ночь, луна и мама, которая срезает цветы и злобно разбрасывает их в разные стороны. Мороз пошел по ее коже.

— Зачем ты вырываешь то, что посадил?

Михаил оглянулся, удивленный ее тоном. Ее лицо было бледным и искаженным. Он выпрямился и вытер руки о штаны.

— Я вырываю сорняки, потому что они пожирают все остальное. У меня для этого не было времени. Потом, попозже я попрошу тебя ухаживать за садом. Когда ты сможешь это делать.

Он взял корзину и кивнул в сторону холмов.

— Там есть много разных дикорастущих, но съедобных растений. Цикорий, горчица и салат. Я объясню тебе, что нужно собирать. Вниз по ручью, в полумиле от нас, есть смородина. Она созревает к концу лета. Вверх по ручью растет черника. У нас есть яблоки и лесные орехи. — Он отдал ей корзину. — Помой эти овощи в ручье.

Помыв овощи, она вернулась в дом. Михаил показал ей, как чистить и резать лук, морковь и картошку, и оставил ее за этим занятием. На огне кипело мясо, он взял железную кочергу и передвинул горшок чуть дальше от огня.

— Помешивай время от времени, а я пойду, посмотрю за скотом.

Оленина кипела медленно, поэтому Ангелочек, взяв кочергу, снова передвинула горшок на сильный огонь. Содержимое стало кипеть слишком сильно, и она поспешила подвинуть горшок обратно, подальше от огня. Так она вертелась, помешивая и подвигая, подвигая и помешивая. Жара и работа утомили ее. Она смахнула со лба мокрую прядь волос. Глаза резало от дыма.

Вернулся Михаил с вёдром воды. Быстро плюхнул его, расплескав воду на пол.

— Осторожнее! — Он схватил ее за руку и оттащил от огня.

— Что ты делаешь?

— Твоя юбка дымится. Еще минута, и ты бы могла загореться.

— Мне же нужно стоять близко, чтобы мешать оленину! — Крышка на горшке подпрыгивала, жидкость кипела и переливалась через край на раскаленные докрасна камни. Не подумав, она схватилась за ручку. Вскрикнув, выругалась и наклонилась за кочергой.

— Аккуратнее! — успел предупредить Михаил, но она словно оглохла. Дернув слишком сильно, она вырвала решетку, на которой стоял горшок. Он с грохотом упал, содержимое вылилось. Огонь зашипел, по комнате полетели искры. Облако дыма наполнило комнату резким запахом горелой оленины.

Она даже с этим не может справиться! Ангелочек бросила железную кочергу в камин и села в плетеное кресло. Наклонившись вперед, она держалась за ноющее ребро.

Михаил открыл окна и двери, дым понемногу рассеивался.

Сжав зубы, Ангелочек смотрела на кусок оленины, догорающий в огне.

— Ваш обед готов, мистер. Он сдерживал улыбку.

— В следующий раз у тебя получится. Она взглянула на него.

— Я не умею готовить. Не могу отличить сорняк от моркови, и если ты поставишь меня за плуг, у тебя не будет ни одной прямой борозды, на которой можно хоть что–нибудь посадить. — Она поднялась. — Ты хочешь, чтобы я работала. Хорошо. Я буду работать. Буду делать то, что умею. Вот здесь. — Она указала на кровать. — Если угодно, прямо сейчас. Если кровать не удовлетворит ваших фантазий, можно на полу, или в конюшне, или где вам будет угодно. Только скажите.

Он глубоко вздохнул.

— Это был всего лишь горшок с олениной, Мара. Она кипела от разочарования.

— Как мог такой святоша, как ты, выбрать меня? Ты что, испытываешь свою веру? Правда? — Быстро пройдя мимо него, она вышла во двор.

Ей хотелось убежать, но она не могла. Каждый шаг отдавался болью. С трудом она дошла до поля, но там вынуждена была остановиться и передохнуть. Он слишком сильно дернул ее, оттаскивая от огня, и теперь все тело болело; но физическая боль ничего не значила по сравнению с той досадой и унижением, которые она сейчас испытывала. Она тупая! Она ничего не умеет! Как она будет жить одна, если не может приготовить простой обед? Она даже не знает, как развести огонь. Она не знает ничего, что помогло бы ей выжить. «ТЫ НАУЧИШЬСЯ».

— Нет, у меня не получится! Я не буду просить егоо помощи! Я не хочу быть обязанной кому–то. — Она сжала в кулак обожженную руку. — Я не просила, чтобы он вернулся! Я ничего этого не просила!

Спустившись к ручью, она сидела, опустив руку в холодную воду, и лелеяла свою обиду.

10

Когда она вернулась, в камине и в доме все было прибрано, но Осии не было. Она думала, что благодаря его отсутствию ей станет легче, но ошиблась. Вместо этого внутри была пустота, и ей казалось, что она куда–то плывет в этой бесконечной пустоте. Он был где–то недалеко, наверно придумывал подходящее наказание за ее выходку.

Какой же идиоткой он, должно быть, ее считает. Она могла поспорить, что его сестра умела разжечь огонь, приготовить отличный обед, вспахать поле и сделать все, что требовалось. Она, наверное, знала каждый дикорастущий овощ от Атлантики до Тихого океана. Она, скорее всего, могла учуять дикого зверя, а потом застрелить его и снять шкуру.

Удрученная, Ангелочек села на пол перед камином и смотрела на потухшие дрова. «Моя жизнь так похожа на этот камин: голая, холодная, бесполезная дыра в стене». Она была глупой и неловкой. Однако она была красавицей. Она прикоснулась к своему лицу. Вот именно: была.

Она поднялась. Нужно хоть что–то делать. Что угодно. Ей нужны свет и тепло. Она часто смотрела, как Осия разводит огонь. Может быть, у нее тоже получится. Она взяла щепки и сложила в кучку, затем положила лучину и небольшие поленья. Взяв кремень и огниво с полки над камином, попыталась разжечь огонь. Но, несмотря на все усилия, она не смогла высечь ни одной искры.

Михаил стоял в дверях, наблюдая за ней. Он уже выходил за ней раньше, когда она сидела у ручья, такая расстроенная, что даже не замечала его. Он был совсем рядом и смотрел на нее, пока она не пошла обратно в дом. Он словно был ее тенью–невидимкой. Она была так глубоко погружена в свои мрачные мысли, что ничего вокруг не видела. Особенно его.

Проклиная все на свете, она прижала кулаки к глазам.

Михаил нежно положил руку ей на голову и почувствовал, как она дернулась от испуга.

— Давай, я покажу тебе, как это делать. — Он присел рядом с ней и протянул руку. Она отдала ему инструменты. — Во–первых, трудно ожидать, что это получится с первого раза. Нужно пробовать несколько раз. Это занимает время. «Так же, как с олениной, — подумал он. — Так же, как и начать жить новой жизнью».

Ангелочек наблюдала за тем, что он делает. Вот появилась искра, и он дул на нее, пока стружка не задымилась и не начала гореть. Потом он добавил мелкие щенки, затем поленья побольше. Через минуту огонь полыхал вовсю.

Михаил сел, подперев голову, поставив локти на колени. Он собирался наслаждаться теплом огня и близостью Мары, но у нее были другие соображения. Она взяла прут и разбросала дрова, лучины и щепки, затушив огонь.

Подвинувшись ближе, она уложила все точно так же, как только что делал он. Все сделала правильно, попыталась разжечь огонь. Смогла даже высечь искру, но она затухла. Попыталась снова, еще более решительно, и снова неудача. Обожженная рука болела невыносимо, но она продолжала терзать инструменты — так упорно, что покрылась потом.

С каждой новой неудачей она чувствовала, как боль в груди становится все сильнее и заполняет все ее существо. Наконец, она присела около камина, прекратив попытки.

— Я не могу! Что толку?

Сердце Михаила заныло от жалости к ней. Она никогда не плакала, даже когда была в болезненном жару. Бог знал, что ей это необходимо.

— Перестань, Мара.

— Хорошо, — она положила инструменты на пол. — Тогда это будешь делать ты.

— Я не это имел в виду. Ты слишком стараешься. Ты хочешь все сделать правильно сразу. Это невозможно.

— Я не понимаю, о чем ты. Все, чего я хотела, это разжечь огонь.

— Мы с тобой говорим на разных языках, — с грустью ответил он. С таким же успехом он мог бы пытаться поговорить с мексиканской девушкой. — Ты будто борешься со мной, хотя не понятно зачем.

Она не смотрела на него. — Разожги огонь еще раз: я хочу понять, что я не так сделала.

Он сделал то, что она попросила. Она смотрела очень внимательно и поняла, что делала все правильно. Почему же у нее никак это не получалось? Огонь в камине снова полыхал, у него это вышло всего за несколько минут. Она даже не смогла поджечь дрова, а его огонь пылал и будет гореть до утра.

Ангелочек резко вскочила на ноги и отступила. Она ненавидела его опытность. Она ненавидела его спокойствие и уверенность. Ей хотелось все это разрушить, и у нее было единственное оружие, которым она владела в совершенстве.

Она медленно потянулась, зная, что он смотрит на нее.

— Я думаю, что в конце концов, у меня получится, — проговорила она, садясь на кровать. — У меня болят плечи. Ты можешь сделать мне массаж, как раньше?

Михаил встал рядом с ней и стал разминать ее спину, снимая с нее напряжение, которое зато теперь начало возрастать в нем самом.

— Как хорошо, — произнесла она томным голосом, и его сердце забилось быстрее. Ее волосы, как шелк, скользили по его рукам. Когда он поставил одно колено на кровать, она положила на него руку.

«Ах, вот оно что», — с грустью подумал он. Она поняла, что не может разжечь огонь в камине, но легко может разжечь его. И ей не потребуется слишком много времени. Он отступил, намереваясь уйти.

Но Ангелочек последовала за ним. Она обвила его руками, крепко прижимаясь к его сильной прямой спине.

— Я знаю, что мне нужен кто–то, кто смог бы позаботиться обо мне, и я рада, что ты вернулся за мной.

«Господь, дай мне силы!» — Михаил закрыл глаза. Когда ее руки заскользили по его телу, он поймал ее кисти и выскользнул из ее объятий.

Повернувшись, он увидел, что Ангелочек приготовилась играть свою роль, которую она прекрасно знала. Она знала, что сказать. Мягкие, прерывистые слова… Слова, которые проникали в его сердце, такие вымеренные, рассчитанные. Слова, намекающие, что его отказ ранит ее. Слова, разжигающие чувство вины в его бурлящей крови. Она вынуждала его сдаться и предлагала для этого и причину, и оправдание. Его и так уже ослабил тот последний вечер в борделе. Он был как агнец, идущий на заклание.

Ангелочек вновь приблизилась к нему. Она полностью заглушила свои эмоции. Теперь ею управляли воля и разум. Встав на цыпочки, она притянула его голову к себе и поцеловала его. Михаил запустил пальцы в ее волосы и ответил на поцелуй.

В войне против него она использовала самое мощное оружие из всего, что было ей знакомо. Она ничего не знала о том, как готовить еду или разжечь огонь, но в этом была профессионалом.

Он освободился из ее объятий, взяв ее за плечи.

— Ты безжалостна, — сказал он, не желая сдаваться. Ангелочек посмотрела на него и поняла, что не смогла его одурачить. Он точно знал, что она делала и почему. Она попыталась вырваться, но он не отпускал ее.

— Все не обязательно должно быть так, как ты привыкла.

— Пусти меня! — Она вырывалась изо всех сил. Увидев, что она делает себе больно, Михаил отпустил ее. Она отошла подальше от него.

— Ну что, сейчас ты чувствуешь себя лучше?

— Да! — прошипела она сквозь зубы.

— Да поможет мне Бог!

Она хотела, чтобы он ощутил нечто большее, чем просто физическое неудобство. Она хотела уничтожить его. Хотела, чтобы он извивался, как червяк на крючке. Она уселась на плетеный стул и смотрела прямо перед собой.

Михаил уныло посмотрел на нее. Ее молчание звенело проклятием в его ушах. Она думает, что проиграла, но неужели она решила, что он выиграл? Он вышел на улицу. «Есть ли у этой женщины в характере хоть одна покладистая черточка? Или же мне придется всю жизнь бороться с ней? Господь, она сражается нечестно».

«ОНА СРАЖАЕТСЯ С ТОБОЙ ЕДИНСТВЕННЫМ ОРУЖИЕМ, КОТОРОЕ ЗНАЕТ».

Михаил спустился к ручью и встал на колени, ополаскивая лицо ледяной водой. Он стоял так довольно долго. Потом встал и пошел в сарай за большим металлическим корытом.

Когда он вернулся в дом, Ангелочек продолжала сидеть, повернувшись к нему спиной. Он поставил корыто у огня. Она посмотрела на него и снова отвернулась, не говоря ни слова. Он что, чувствует себя грязным теперь? Ему нужно принять ванну, чтобы смыть ее с себя? Весь следующий час он продолжал носить воду из колодца и подогревать ее в большом черном котле. В кадку он бросил кусок мыла.

— Я пойду прогуляюсь, — проговорил он и вышел.

Удивленная, она подошла к двери и приоткрыла ее. Он удалялся и вскоре совсем скрылся за деревьями. Нахмурившись, она закрыла дверь. Потом разделась и залезла в кадку. Стала энергично натирать мылом волосы и тело, потом поливалась водой, смывая мыло; быстро вымывшись, она выбралась из кадки. Она хотела закончить до его возвращения. На спинке стула он оставил полотенце, она вытерлась и обернула им голову. Быстро оделась. Села у огня и сняла полотенце с головы. Волосы были в беспорядке, и она стала руками распутывать их.

Осии не было больше часа.

Когда, наконец, дверь открылась, она посмотрела на него. Его темные волосы намокли. Она заподозрила, что он мылся в ледяном ручье, и испытала смесь вины и сомнений. Он, не останавливаясь, ходил по дому. Она продолжала заниматься своими волосами, наблюдая за ним. Открыв сундук, он что–то достал и захлопнул крышку. Проходя в очередной раз мимо нее, бросил ей на колени щетку для волос. Она подняла ее. В горле встал ком. Взглянув на него, она начала медленно расчесываться. Он остановился, присел на стол и смотрел на нее. Она не знала, о чем он думает. Она не знала, что сказать.

— Не поступай так со мной больше, — сказал он.

Он был бледен, и она вдруг почувствовала, как что–то шевельнулось внутри нее, скручиваясь и проникая глубоко–глубоко.

— Я не буду, — ответила она, зная, что говорит правду. Михаил сел в плетеное кресло у огня, расслабился.

Долго смотрел на языки пламени.

— Мне кажется, я получил хорошее представление о том, что тебе приходилось чувствовать.

Она удивленно взглянула на него. — Что ты хочешь этим сказать?

Он посмотрел на нее.

— Когда тебя используют, чувство довольно–таки мерзкое. Какова бы ни была причина.

Что–то словно оборвалось внутри нее. Она положила щетку на колени и печально смотрела на нее.

— Я не знаю, что я делаю здесь с таким человеком, как ты.

— В тот момент, когда я в самый первый раз увидел тебя, я знал, что женюсь на тебе.

— Ты так мне и сказал, — кивнула она головой. — Послушайте, мистер. Позвольте мне объяснить вам несколько фактов из жизни. Фермер проводит долгое время в одиночестве посреди глуши и однажды приезжает в город. Он может с таким же успехом взглянуть кобыле на задницу и сказать, что она для него предназначена.

— Это было твое юное, каменно–холодное лицо, — заговорил Михаил. Печально усмехнувшись, продолжил: — А потом уже все остальное. — Его взгляд словно хлестнул по ней. — Ты была вся в черном, как вдова, и Магован был с тобой. Я полагаю, он следил за тем, чтобы ты не сбежала.

Она долго молчала. Закрыв глаза, попыталась ни о чем этом не думать, но комнату словно наполнило зловоние. Она не могла от него избавиться. Оно просачивалось через чистый, приятный запах мыла, которым она недавно пользовалась. Эта вонь была внутри нее, в ее крови.

— Помнишь, ты спросила, что за имя Осия, и я ответил, что оно пророческое? — Она снова стала расчесывать волосы, медленно и аккуратно, но Михаил знал, что на этот раз она его слушает. — Осия был пророком. Бог повелел ему жениться на проститутке.

Она посмотрела на него с издевательской усмешкой.

— То есть это Бог сказал тебе жениться на мне?

— Да, Он сказал.

Она насмешливо продолжала:

— И Он говорит с тобой лично?

— Он со всеми говорит лично. Просто большинство людей не пытаются слушать.

Лучше было потакать ему.

— Извини, что прервала. Ты рассказывал мне историю. Что было дальше? Этот пророк женился на проститутке?

— Да. Он понял, что у Бога на это есть Свои причины. Хорошие причины.

То же самое, очевидно, сделал и он.

— И что, Осия выбил грех из нее? Я думаю, она приползла к нему на коленях и целовала ему ноги за то, что он спас ее.

— Нет, она вернулась к прежним занятиям.

У нее заныло в желудке. Она попыталась посмотреть ему прямо в лицо. Он встретил ее взгляд своим серьезным, спокойным, загадочным взглядом.

— Так значит, получается, что Бог не так уж и всемогущ? — тихо спросила она.

— Бог сказал ему пойти и привести ее обратно. Она слегка нахмурилась.

— А он?

— Он пошел.

— Только потому, что Бог ему сказал? — Ангелочек знала: ни один мужчина так бы не поступил.

— Да, но еще и потому, что он любил ее.

Она встала и подошла к окну, где было видно темнеющее небо.

— Любил? Нет, я не думаю, что это было настоящей причиной. Это была его гордость. Старый пророк просто не мог признать, что не может удержать ее.

— Гордость заставляет мужчину уйти, Мара. Она заставила меня уйти от тебя в тот последний вечер в Парадизе. — Ему нужно было послушаться Господа и вернуться. Ему нужно было вытащить ее из этого проклятого места, не обращая внимания на ее крики и сопротивление.

Ангелочек посмотрела на него через плечо.

— И она осталась с пророком после этого?

— Нет. Она снова ушла. Ему пришлось выкупать ее из рабства во второй раз.

Ей не очень нравилась эта история.

— Ну, тогда–то она осталась?

— Нет. Она продолжала уходить. У нее даже были дети от других мужчин.

Она почувствовала тяжесть в груди. Пытаясь защититься, она издевательски продолжала.

— И в конце концов он побил ее камнями до смерти. Правильно? В конце концов он отправил ее туда, где ей место. — Он не ответил, она снова повернулась к нему спиной. — Что вы хотите сказать, мистер? Просто скажите.

— Придет день, когда тебе придется сделать выбор.

Он больше ничего не сказал, и она задумалась о том, как же все–таки закончилась эта история. Она сжала зубы. Она не спросит его, осталась ли проститутка с пророком, или он отказался от нее.

Михаил поднялся, открыл две банки бобов и высыпал в горшок. Они быстро сварились, и он разложил еду по тарелкам.

— Сядь и поешь со мной, Мара.

Она села с ним за стол. Когда он склонил голову для молитвы, у нее внутри поднялось раздражение. Стараясь не обращать внимания на Михаила, она начала есть. Когда он взглянул на нее, она улыбнулась натянутой, вызывающей улыбкой.

— Знаешь, что я думаю? — заговорила она. — Я думаю, Бог приказал тебе жениться на мне в наказание за какой–то большой грех, который ты совершил в прошлом. Вы испытывали похоть плоти ко многим женщинам, не так ли, мистер?

— Этот грех досаждает мне от случая к случаю, — ответил он с мрачной улыбкой. Остаток ужина они провели в тишине.

Она позавидовала тому спокойствию и самодисциплине, которыми он обладал. Когда он закончил ужин, она взяла его тарелку и поставила на свою.

— Раз ты готовил, я мою посуду. — Ей не нравилась темнота, но это было лучше, чем остаться с ним в доме. Он может начать рассказывать очередную неприятную историю. Что–нибудь веселенькое на этот раз, например, о прокаженном или о ком–нибудь с гноящимися язвами…

Закончив с посудой, она присела у ручья. Все тело ныло, она слишком много работала сегодня, но мелодичное журчание протекающей мимо воды успокоило ее натянутые нервы.

— Что я делаю здесь? — спросила она себя. — Что я делаю здесь с ним?

Легкий ветерок шевелил листья плакучей ивы, и она могла поклясться, что услышала тихий голос. Она обернулась, но вокруг никого не было. Дрожа, она быстро пошла обратно и увидела Осию. Он стоял, опираясь о дверной косяк, держа руки в карманах, и ждал ее. Обойдя его, она зашла в дом и поставила тарелки на место. Она устала и хотела спать.

Сняв с себя одежду, Ангелочек быстро скользнула под одеяло. Потом лежала и думала о девушке, вернувшейся к проституции. Может быть, у нее тоже была Хозяйка, которая забирала ее деньги. Может быть, тот пророк почти свел ее с ума — так же, как этот фермер сейчас сводит ее с ума. Может, ей просто хотелось остаться одной. Интересно, думал пророк когда–нибудь об этом?

Ангелочек вся сжалась, когда Осия лег в кровать рядом с ней. Что ж, она сама виновата. Дай им попробовать вкус поцелуя, и они сразу хотят получить остальное. Что ж, чем скорее все кончится, тем скорее она сможет, наконец, спать.

Она села и стала расчесывать волосы. Бросила на него взгляд, полный мрачной готовности.

— Нет.

Она удивленно посмотрела на него и еще больше удивилась, увидев его нетерпеливый взгляд.

— Нет?

— Нет.

— Послушайте, мистер. Я не могу прочитать ваших мыслей. Вы должны сказать мне, чего вы от меня ожидаете.

— Я хочу спать в собственной постели рядом со своей женой. — Он взял прядь ее волос и слегка потянул. — И это все у чего я хочу.

Совсем запутавшись, она снова легла. Она ждала, что он изменит свое решение. Скоро его дыхание стало ровным. Она осторожно повернула голову и посмотрела на него. Он спал. Она некоторое время изучала его профиль, потом отвернулась.

Она попыталась отодвинуться от него, оставив между ними свободное место, но Михаил Осия наполнял собой кровать так же, как и весь дом.

Точно так же, как он начал наполнять и ее жизнь.

11

Ангелочек застонала, когда Хозяин склонился над ней. Он тихо рассмеялся.

— Неужели ты думаешь, что смогла бы сбежать от Альфы и Омеги?

Кто–то позвал ее издалека, но Хозяин продолжал говорить ровным, спокойным голосом.

— Ты думала, что четыре тысячи миль — это весьма большое расстояние, но я здесь.

Она отстранилась от него, пытаясь услышать и понять, кто ее зовет.

Хозяин привлек ее к себе.

— Ты принадлежишь мне. О, да. Навсегда, и ты это знаешь. Я и только я всегда буду обладать тобой. — От него пахло пряностями, которые он жевал, выкурив очередную сигару. — Я знаю, о чем ты думаешь, Ангелочек. Я могу читать твои мысли. И всегда мог. Ты можешь надеяться на что угодно, но я никогда не умру. Даже когда ты перестанешь существовать, я все еще буду жить. Я вне времени.

Она боролась с ним, но он не был чем–то реальным, что можно было оттолкнуть прочь. Он был тенью, покрывающей ее и уносящей назад, вниз, в глубокую черную яму. Она почувствовала, как ее тело поглощает его, продолжая падать. Он проникал во все поры ее существа, пока тьма не захватила ее, и она не начала раздирать собственное тело.

— Нет, нет!

— Мара. Мара!

Она внезапно проснулась от своего немого крика.

— Мара, — повторил Михаил нежно, сидя на краю кровати. Она пыталась унять дрожь, тогда как он гладил ее по волосам. — У тебя много ночных кошмаров. О чем они?

Его тихий голос и прикосновение помогли ей немного расслабиться. Она сняла его руку.

— Я не помню, — солгала она. Хозяин отпечатался в ее памяти. Неужели он ищет ее до сих пор? Она знала ответ, внутри все похолодело. Его лицо отчетливо стояло перед глазами. Оно было таким, словно она убежала от него вчера, а не много месяцев назад. Он когда–нибудь сможет найти ее. И когда это произойдет…

Она не могла думать об этом без содрогания. Она боялась заснуть. Кошмар вернется вновь, и ей, как всегда, будет сниться одно и то же.

— Мара, расскажи мне, чего ты боишься.

— Ничего, — ответила она натянуто, — просто оставь меня в покое.

Михаил положил руку ей на грудь, ее мышцы напряглись.

— Если твое сердце будет так сильно биться, оно может выскочить из груди.

— Ты что, надеешься отвлечь меня и заставить думать о другом?

Михаил убрал руку.

— Между нами есть нечто большее, чем просто секс.

— Между нами ничего нет, — ответила она и отвернулась к стене.

Михаил стащил с нее одеяло.

— Я покажу тебе, что есть еще что–то.

— Я сказала, оставь меня в покое! — Она устала от ночных кошмаров, устала от него, сидящего рядом. Вырвав у него одеяло, она снова укрылась.

Михаил сорвал одеяло. Свернув, бросил на сундук в углу. — Вставай. Прямо сейчас. Ты пойдешь, нравится тебе это или нет.

Ангелочек испугалась его, тенью нависающего над ней. Она ощутила, что он раздражен, но пытается контролировать себя.

— Мы немного пройдемся, — продолжал он.

— Сейчас? Посреди ночи? — Было холодно и темно. Она задохнулась, когда он поднял ее и поставил на ноги.

Надевая брюки, он продолжал:

— Ты можешь одеться или идти, как есть. Для меня это не имеет значения.

Ей не нравились тени, которые прятались в углах, но еще больше не нравилась идея выходить из дома в темноту.

— Я никуда не иду. Я остаюсь здесь.

Она потянулась за одеялом, но он перехватил ее руку и вывернул. Когда она сжалась и подняла руку, чтобы защититься от удара, его гнев моментально исчез. Неужели она ожидала, что он ударит ее, даже спустя все это время?

— Я никогда не сделаю тебе больно. — Он взял покрывало и укутал ее. Нашел ее обувь и протянул ей. Она не взяла.

— Ты можешь обуваться или идти босиком. Как хочешь. Но ты идешь со мной.

Ангелочек взяла обувь.

— Чего же ты на самом деле боишься, Мара? Почему бы нам не обсудить это?

Она отшвырнула рожок для обуви и выпрямилась.

— Я не боюсь ничего и меньше всего такого грязного фермера, как ты.

Он открыл дверь. — Ну, пошли, если ты такая храбрая. Она пошла было к конюшне, но он взял ее за руку и направился к лесу.

— Куда ты меня ведешь? — Она ненавидела себя за дрожащий голос.

— Увидишь, когда придем на место. — Он продолжал идти вперед, увлекая ее за собой.

Ангелочек с трудом могла различать предметы, она видела только их силуэты. Они были опасные и темные, некоторые двигались. Она вспомнила, как они с Робом долго шли в ночной темноте, и испугалась еще больше. Ее сердце бешено заколотилось.

— Я хочу вернуться. — Она споткнулась и едва не упала.

Он поддержал её и поставил на ноги.

— Хотя бы раз ты можешь мне довериться? Разве я хоть раз причинил тебе боль или сделал что–то плохое?

— Доверять тебе? Почему я должна это делать? Ты сумасшедший, притащил меня посреди ночи в лес. Отведи меня домой! — Она дрожала.

— Нет, пока ты не увидишь то, что я хочу тебе показать.

— Даже если тебе придется меня тащить?

— Если тебе понравится передвигаться на моем плече. Она высвободила руку.

— Иди вперед.

— Хорошо, — сказал он. Ангелочек развернулась было, чтобы идти обратно, но за деревьями не было видно ни дома, ни конюшни. Повернувшись назад, она не смогла разглядеть Осию и встревожилась.

— Подожди, — крикнула она. — Подожди! Михаил взял ее за руку.

— Я здесь. — Он почувствовал, как она дрожит, и прижал ее к себе. — Я не оставлю тебя одну в темноте. — Он взял ее лицо в свои руки и нежно поцеловал. — Когда же ты, наконец, поймешь, что я люблю тебя?

Ангелочек обвила его руками и прижалась сильнее.

— Если ты любишь меня, пойдем обратно. Нам будет тепло и уютно в постели. Я сделаю все, что ты попросишь.

— Нет, — твердо ответил он, пытаясь справиться с собой. — Пойдем со мной.

Она попыталась удержать его. — Подожди, пожалуйста. Ну, хорошо… Я боюсь темноты. Это напоминает мне о… — она замолчала.

— О чем?

— О том, что было со мной в детстве. — Он подождал, но она молчала. Она не хотела говорить о Робе и о том, что с ним случилось. Она не хотела еще раз вспоминать ужас той ночи. — Пожалуйста. Пойдем обратно.

Михаил запустил пальцы в ее волосы и слегка поднял ее голову, чтобы видеть ее лицо в лунном свете. Она была так сильно напугана, что даже не могла это скрыть.

— Я тоже боюсь, Мара. Не темноты, не прошлого, но тебя и того, что я чувствую, когда прикасаюсь к тебе. Ты используешь мое желание как свое оружие. То, что я чувствую к тебе, это — подарок. И я знаю, что мне нужно, но когда ты прижимаешься ко мне, все, что я ощущаю, это твое тело и мое желание. Ты заставляешь меня дрожать.

— Тогда отведи меня обратно в дом…

— Ты не слышишь меня. Ты ничего не понимаешь. Я не могу отвести тебя обратно. Мы не можем поступить так, как ты хочешь. Это произойдет по–моему или не произойдет вообще. Михаил снова взял ее за руку. — Пойдем. — Они опять двинулись через лес. Ее пальцы были горячими и влажными, и рука уже не лежала в его руке, словно мертвая рыба. Она держалась за него так крепко, будто вся ее жизнь сейчас зависела от этого.

Ангелочек повсюду слышала звуки. Жужжание и потрескивание не переставая доносились со всех сторон, проникая в ее мозг. Стояла кричащая тишина. Ей хотелось вернуться в дом, подальше от черных кружащихся теней. Крылатые демоны, они смотрят и ухмыляются. Это был мир Хозяина.

Она замерзла и устала.

— Еще далеко?

Михаил подхватил ее на руки и понес.

— Мы почти пришли. — Их окружали деревья, луна освещала холмы зловещим светом. — На этом холме.

Поднявшись на вершину, он поставил ее на ноги, и она робко осмотрелась. Вокруг не было ничего. Только холмы и в отдалении — горы.

Михаил смотрел, как ночной ветер шевелит ее волосы, заставляя их танцевать. Она укуталась в одеяло и взглянула на него.

— Здесь ничего нет.

— Все, что нужно, здесь есть.

— Идти так далеко, для чего? — Она не знала, что она ожидала здесь увидеть. Может быть, памятник. Хоть что–то. Она села, уставшая и дрожащая от прохладного ночного воздуха. Одеяло не помогало. Десять одеял не спасли бы ее сейчас. Холод был внутри. Что он хотел сделать, когда тащил ее на этот холм среди ночи? — Что здесь такого особенного?

Михаил сел позади нее. Вытянув сильные стройные ноги по бокам от нее, притянул ее к себе.

— Просто жди.

Она хотела освободиться от его объятий, но ей было слишком холодно, чтобы с ним бороться.

— Ждать чего?

— Утра.

— Я могла дождаться его в доме.

Он рассмеялся. Приподняв ее волосы, он поцеловал ее в шею.

— Ты не поймешь, пока не увидишь. — Он прижался губами к мягкой коже под ее ухом. Она слегка дрожала. — Поспи немного, если хочешь. — Еще сильнее прижал ее к себе. — Я разбужу тебя вовремя.

После долгой прогулки спать ей уже не хотелось.

— Ты часто делаешь подобные вещи?

— Не так часто, как надо бы.

Они помолчали, но от этого молчания ей не было неуютно. Тепло его тела наполняло ее. Она почувствовала тяжесть его руки и то, как уверенно он держит ее. Она посмотрела на звезды, такие маленькие драгоценные камешки на темном бархате неба. Она никогда не видела их так близко, как сейчас, — казалось, она может дотянуться до них рукой и прикоснуться к каждой из них в отдельности. Ночное небо было так прекрасно! Из окна оно таким не казалось. И запах — густой, влажный запах земли. Даже звуки вокруг стали походить на музыку, напоминая пение птиц в саду и музыку дождя, играющего на маленьких жестяных баночках в их с мамой лачуге. Внезапно тьма стала рассеиваться.

Сначала медленно, едва заметно. Звезды становились все меньше и меньше, чернота вокруг была уже не такой густой. Ангелочек встала, кутаясь в одеяло, и смотрела. Позади все еще была темнота, но перед глазами разгорался свет: бледно–желтый, все ярче сияющий бриллиант, золотая вспышка, затем красная и оранжевая. Ей приходилось наблюдать за восходом солнца из окна, но так, как сейчас, было впервые — чтобы прохладный ветерок обдувал лицо, а вокруг был лес. Никогда ничего более прекрасного она не видела.

Утренний свет медленно разливался по горам, по долине, добежал до дома и устремился дальше в лес, на холмы. Она почувствовала сильные руки Осии на своих плечах.

— Мара, это жизнь, которую я хочу подарить тебе. Солнечный свет был настолько ярким, что больно резал глаза, ослепляя ее больше, чем совсем недавно темнота. Она ощутила его губы на своих волосах.

— Это то, что я тебе предлагаю. — Его дыхание согревало ее кожу. — Я хочу наполнить твою жизнь всеми красками. Я хочу наполнить ее светом и теплом. — Он обнял ее и прижал к себе. — Дай мне шанс.

Тяжесть спустилась и осела внутри Ангелочка. Он говорит красивые слова, но жизнь не такая. Жизнь не может быть такой простой и ясной. Ее жизнь была запутанной и искаженной, искривленной с самого ее появления на свет. Она не может просто стереть из памяти последние десять лет или первые восемь — до того, как Роб привел ее по темным улицам в бордель и оставил в вечное владение Хозяину. А началось это все еще раньше.

Она была виновата в самом своем рождении.

Ее собственный отец желал, чтобы ее выкинули из утробы матери, словно мусор. Ее родной отец. Мама так бы и сделала, если бы знала, что, оставляя ее жить, она потеряет его. За годы бесконечных рыданий мамы Ангелочек в этом убедилась.

Нет, сотни и даже тысячи рассветов не смогут изменить того, что было. Истина была утверждена на века — как и сказал ей во сне Хозяин. Ты не можешь убежать от действительности. Не важно, как сильно ты стараешься, но ты не можешь сбежать от истины.

Она улыбнулась грустной улыбкой, ее душа ныла и болела. Может быть, этот человек на самом деле тот, за кого себя выдает. Может быть, он имеет в виду каждое сказанное слово, но она знала что–то, чего не знал он. Никогда не будет так, как он хочет. Так просто не может быть. Он мечтатель. Он требует от нее невозможного. Озарение сойдет на него, и он очнется.

Ангелочка не будет рядом, когда это случится.

12

Михаил заметил, что Ангелочек изменилась 'после той ночи, но это изменение не сделало его счастливым. Она отгородилась от него и держалась на расстоянии. И хотя синяки исчезли с ее лица и ребра зажили, она все еще была изранена. Она не подпускала его слишком близко. Она прибавила в весе, вернув килограммы, которые потеряла после того ужасного избиения. Она окрепла физически, но Михаил ощущал ее глубокую внутреннюю уязвимость. Он давал ей задания, чтобы наполнить ее жизнь смыслом, чтобы бордель стал забываться. Но в ее глазах не было жизни.

Большинство мужчин были бы удовлетворены, будь у них такая послушная и работящая жена. Михаил был не из таких. Он женился на ней не для того, чтобы приобрести работницу. Он хотел, чтобы эта женщина была частью его жизни — частью его самого.

Каждая ночь была испытанием. Он ложился рядом с ней, вдыхая аромат ее тела, пока не начинала кружиться голова. Она ясно давала понять, что он может использовать ее тело так, как хочет, и тогда, когда хочет. Она смотрела на него каждый вечер, снимая одежду. В ее глазах читался немой вопрос. У него пересыхало во рту, но он не сдавался. Он ждал и молился о том, чтобы ее сердце смягчилось.

У нее продолжались ночные кошмары. Она часто просыпалась, дрожа от страха, покрываясь потом. В эти минуты она запрещала ему даже прикасаться к ней. Только после того, как она снова засыпала, он обнимал ее, прижимал к себе. Она расслаблялась, и он знал, что где–то глубоко внутри она понимает, что с ним она может чувствовать себя в безопасности.

Это радовало его, но естественные нужды его тела все сильнее давали о себе знать — тем сильнее, чем дольше они были вместе. Его разум старательно рисовал образы того, как они занимаются любовью, все в точности так, как описано в книге Песни Песней. Он почти физически ощущал ее руки и медовые поцелуи. Затем, вырвавшись из своих грез, он чувствовал себя еще более разочарованным и несчастным, чем прежде.

Конечно, он может прямо сейчас получить все, что захочет. Им обоим это было бы удобно. Она бы оказывала ему услугу. В этом она эксперт. Но он знал, что она по–прежнему будет далеко от него — считать бревна на потолке или продумывать завтрашние дела, делать все, что угодно, лишь бы отгородиться от него. Она не посмотрит ему в глаза, ей будет все безразлично, хотя он до смерти жаждет ее любви.

Картина из недавнего прошлого внезапно всплыла в памяти Михаила: Ангелочек сидит на краю своей кровати во «Дворце», покачивая ногой взад–вперед, словно маятником. Теперь, если он подчинится своему физическому влечению, будет то же самое. Это будет Ангелочек, не Мара. Она будет просто ждать, когда он все закончит, чтобы она могла забыть его, как и других мужчин, которые использовали ее тело.

«Боже, что мне делать? Я схожу с ума. Ты слишком многого от меня ожидаешь. Или это я слишком многого ожидаю от нее?»

Ответ остался прежним: «ЖДИ».

Больше всего Михаилу хотелось, чтобы она назвала его по имени. «Только один раз, Иисус. Боже, пожалуйста. Только раз». Михаил! Признание его существования. Чаще всего она смотрела сквозь него. Ему хотелось быть чем–то большим, чем просто человеком на периферии ее души, от которого она ожидает только одного. Что по ней снова пройдутся и опять будут ее использовать. Любовь для Ангелочка была грязным словом.

«Как мне научить ее тому, что такое настоящая любовь, тогда как даже мои собственные инстинкты становятся на пути? Господь, что я делаю не так? Она еще дальше от меня сейчас, чем тогда, в Парадизе».

«БУДЬ ТЕРПЕЛИВ, ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ».

Раздражение Михаила нарастало, и он начал вспоминать слова своего отца, который утверждал, что каждая женщина жаждет власти над собой.

Тогда он этому не верил и не верит сейчас; однако временами ему хотелось поверить. Вера в эту ложь сделала бы его жизнь с Ангелочком проще. Каждый раз, когда ее взгляд, не встречая преграды, просачивался через него, он вспоминал отца. Каждый раз, когда во сне она прижималась к нему, он знал, что сказал бы его отец по поводу его добровольного обета безбрачия.

Он слышал и другой голос, темный и властный, вечный, как время:

«Когда ты будешь вести себя, как мужчина? Иди и возьми ее. Чего ты ждешь? Возьми ее. Она принадлежит тебе, ты с этим согласен? Поступи как мужчина. Насладись ее телом, если не можешь получить большего. Чего ты дожидаешься?»

Михаил боролся с этим голосом. Он не хотел его слушать, но голос гремел, нажимая на него тогда, когда он был особенно уязвим.

Даже стоя на коленях в молитве, он мог слышать этот голос, насмехающийся над ним.

Беспокойство поднималось в душе Ангелочка. Что–то происходило внутри нее, что–то неторопливое, тайное и угрожающее. Ей нравилось жить в этом маленьком доме. Она чувствовала себя уютно и безопасно, исключая Михаила Осию. И ей не нравились те чувства, которые все чаще пробуждались в ней и заставляли сомневаться в принятых ранее решениях. Ей не нравилось, что до сих пор она не смогла понять его, подогнать под одну из известных ей формул; ей не нравилось, что он был человеком слова, что он не использовал ее, но относился к ней иначе — совсем не так, как всегда относились другие.

Он не злился, когда она ошибалась. Он хвалил и ободрял ее. Он рассказывал о собственных ошибках с таким юмором, что ей становилось легче переносить свои. Он дал ей надежду, что она может всему научиться, и радость, когда у нее получалось. Она могла теперь разжечь огонь. Могла приготовить обед. Отличить сорняки от рассады. Она даже слушала истории, которые он читал каждый вечер, хотя не верила ни одной.

«Чем раньше я уйду, тем лучше».

У нее были незаконченные дела в Парадизе. Кроме того, когда она получит причитающуюся ей часть золота, она сможет купить себе такой же маленький домик, как этот. И сможет жить одна.

Ангелочек пыталась оценить, сколько времени и денег Осия потратил на ее лечение и обучение. Она решила, что до того, как уедет, оплатит ему все — за каждый час и каждую потраченную унцию.

Она ухаживала за его садом, готовила, убирала, стирала, гладила, зашивала одежду. Когда он убирал в хлеву, она нашла лопату и стала помогать. Когда он заготавливал на зиму дрова, она заносила их в дом и укладывала аккуратными стопками у камина.

Спустя четыре месяца ее кожа стала бронзовой, спина сильной, руки крепкими. Однажды она посмотрелась в зеркало и обрадовалась тому, что ее лицо опять стало нормальным. Даже нос остался прямым. Настало время планировать возвращение.

— Как ты думаешь, мы сможем получить мешочек золота, если отвезем в Парадиз овощи, за которыми я ухаживала? — спросила она его однажды за ужином.

— Сможем получить достаточно много, — ответил Михаил, взглянув на нее. — На это золото мы сможем купить пару голов скота.

Она кивнула, радуясь услышанному. Может быть, он купит корову, и у них тогда будет молоко. Может, он научит ее, как делать сыр. Ангелочек нахмурилась. О чем она думает? Какое это имеет значение, даже если он купит стадо коров? Ей нужно вернуться и все решить в Парадизе. Она опустила глаза и продолжала медленно есть. Приближался тот день, когда она сможет снять со своего пальца кольцо его матери и забыть о нем.

Ангелочек мыла посуду и гладила белье, а Михаил в это время читал вслух Библию. Она, не слушая, продолжала орудовать утюгом до тех пор, пока он не остыл. Она поставила его на решетку камина. Она живет в этом доме, с этим мужчиной вот уже много месяцев. Она работает, как рабыня. Ей никогда не пришлось бы так работать во «Дворце». Она посмотрела на свои руки. Все ногти были сломаны, ладони в мозолях. Что по этому поводу скажет Хозяйка? Она снова взялась за утюг.

Она пыталась обдумывать свои планы, но ее мысли возвращались к саду, птенцам в гнезде над окном спальни, к выразительным интонациям в голосе Михаила, читавшего Библию. «Что со мной происходит? Почему я опять чувствую тяжесть внутри? Я думала, она ушла».

«Она не уйдет до тех пор, пока ты не вернешься в Парадиз и не заберешь то, что тебе должна Хозяйка».

Да, это, наверное, так. Пока она не съездит в Парадиз, все будет так же неопределенно. Старая ведьма обманула ее. Ангелочек не могла допустить, чтобы она распоряжалась ее деньгами.

Кроме того, Ангелочек думала, что почувствует облегчение еще и потому, что ее жизнь с этим фермером подходит к концу. Но почему–то облегчение не приходило. Она чувствовала себя в точности так же, как в тот вечер, когда он уезжал из Парадиза, а она смотрела из окна ему вслед. Словно в ее теле было отверстие, через которое вытекала жизнь, — не быстро, но маленькой красной струйкой, окрашивая землю иод ней.

«Ты должна вернуться, Ангелочек. Ты должна. Ты никогда не обретешь свободу, если не вернешься. Ты заберешь свои деньги. Их будет много, и тогда ты будешь свободна. Ты сможешь построить себе такой же дом, и он будет твоим собственным. Тебе не нужно будет делить его с мужчиной, который слишком многого ожидает от тебя. Он хочет того, чего у тебя нет и никогда не было. Кроме того, он просто сумасшедший, который молится несуществующему богу и читает книгу мифов, будто в ней можно найти ответы на все вопросы».

Продолжая работать, она шевелила губами. Снова поставила утюг на решетку, чтобы его нагреть.

— Когда мы поедем в Парадиз за покупками? Тридцать миль не слишком близкий путь.

Михаил прервал чтение. Посмотрел на нее.

— Я не вернусь в Парадиз.

— Никогда? Но почему? Я думала, ты продаешь свою продукцию тому еврею на Главной улице.

— Иосифу. Его зовут Иосиф Хотшильд. Да, я работал с ним. Но я решил, что лучше не возвращаться. Он знает. Есть много других мест. Марисвилл, Сакраменто…

— Тебе нужно, как минимум, вернуться и забрать свои деньги.

— Какие деньги?

— Золото, что ты заплатил за меня. Его губы сжались.

— Это не имеет для меня никакого значения. Она взглянула на него.

— Это должно тебя волновать. Или тебе все равно, что тебя кинули? — Она снова приступила к глажке.

Михаил внимательно посмотрел на нее и понял, что она хочет вернуться. Прожив здесь столько времени, она продолжает тосковать по жизни в Парадизе. Он напрягся. Она продолжала гладить, будто все было нормально, не обращая на него никакого внимания. Ему захотелось схватить ее и вбить ей в голову хоть немного здравого смысла и человеческих чувств.

«Неужели она совсем бесчувственная? Неужели? Смог ли я хоть немного повлиять на ее жизнь? А может, я слишком загрузил ее работой? Или ей просто скучно от такой тихой размеренной жизни? Иисус, что мне делать? Привязать ее, как собаку, на цепь?»

Внезапно ему в голову пришла идея, как можно удержать ее здесь еще немного. Это будет некрасивый, нечестный поступок, но в результате она останется дома еще недели на две. Может быть, к тому времени она хоть что–то поймет.

— Я хотел бы, чтобы ты помогла мне сделать кое–что завтра, — предложил он. — Если не возражаешь.

Она планировала отправиться завтра, но расстояние было не близким, а она даже не знала, по какой дороге идти. Она сомневалась, что он укажет ей верное направление. Что ей оставалось делать? Спросить его Бога?

— Что ты хочешь? — сухо поинтересовалась она.

— Недалеко растет дерево черных орехов. Орехи попадали. Я бы хотел, чтобы ты собрала их. В сарае есть тележка. Их нужно собрать и разложить в саду для просушки.

— Хорошо. — Ответила она. — Все, что угодно.

Он скрипнул зубами. Опять одно и то же. Что угодно. Если бы она произнесла еще хоть слово, он бы применил теорию своего отца на практике.

— Пойду, проверю инструменты, — сказал он и вышел за дверь.

Он пошел к загону.

— Как мне достучаться до этой женщины? — говорил он сквозь зубы. — Чего Ты хочешь от меня? Может, я просто должен был взять ее к себе для лечения и восстановления, чтобы она потом вернулась обратно? Чью же волю я сейчас исполняю?

Он думал, что больше не может услышать тихий голос.

В эту ночь ему было особенно тяжело. Он готов был последовать зову своего тела, вместо того чтобы подчиниться сердцу и разуму. Он знал, что этого от него как раз и ожидают. Он встал и пошел к ручью. Вода помогла снять напряжение, но не смогла убрать причину того, что его беспокоило.

«Почему Ты так поступаешь со мной, Господь? Зачем Ты дал мне эту упрямую женщину, которая теперь сводит меня с ума? Она выворачивает меня наизнанку».

Ангелочек слышала, как он поднялся с кровати. Она недоумевала, куда он мог опять направиться? Ей не хватало его тепла. Когда он вернулся, она притворилась спящей, но он, вместо того чтобы лечь в кровать, сел в плетеное кресло у камина. Что его тяготит? Коровы? Или посадки?

Когда она проснулась утром, он по–прежнему сидел в кресле и спал. Ангелочек сняла с себя его старую рубашку и приготовила свою одежду. Обернувшись, она увидела, как он смотрит на нее, и поняла, в чем была его ночная проблема. Она часто видела этот взгляд на лицах мужчин и знала, что он означает. И это все, что его так беспокоило? Что ж, почему бы просто не сказать ей?

Она выпрямилась, медленно опустив руки но бокам, чтобы он мог рассмотреть ее. Улыбнулась своей старой улыбкой.

Она увидела, как напряглись все его мускулы. Встав, он снял свою шляпу с крючка у двери, и вышел. Она нахмурилась, недоумевая.

Потом приготовила завтрак и стала ждать его. Вернувшись, он поел, не говоря ни слова. За все время, пока они были вместе, она ни разу не видела его в таком дурном расположении духа. Он мрачно посмотрел на нее.

— Ты решила, будешь собирать орехи или нет?

Ее брови удивленно взлетели.

— Я соберу. Не знала, что ты так спешишь. — Она задвинула стул на место и пошла в сарай за тележкой. Чтобы ее наполнить, ей потребовалось несколько часов. Вернувшись, она вывалила орехи в саду, гордая своей работой.

Михаил пилил бревна. Остановившись, он вытер лоб ладонью и кивнул на кучу орехов.

— Это все?

Улыбка испарилась с ее лица.

— А что, этого недостаточно?

— Я думал, там больше. Она замерла.

— Ты хочешь сказать, что тебе нужны все орехи?

— Да.

Сжав губы, она двинулась обратно.

— Он что, белка что ли? Зачем ему столько орехов? — ворчала она себе под нос. — Может, он решил продавать их вместе с овощами и мясом? — Упрямо и зло, она продолжала работать до и после обеда. «Пусть сам приготовит себе поесть. Хочет орехи, ну и получит орехи».

Смеркалось, когда она вывалила в саду последнюю тележку. Спина ныла от боли.

— Я порылась в опавших листьях и больше ничего не нашла, — доложила она. — Ей хотелось бы погрузиться в горячую ванну и долго там лежать, отмокая. Но подумав о том, какое количество воды надо натаскать и согреть, она отказалась от этой замечательной идеи.

Он улыбнулся.

— У нас теперь больше чем достаточно, мы можем поделиться с соседями.

Поделиться?

— Я не знала, что у нас есть соседи, — бросила она раздраженно, смахивая с лица прядь светлых волос. Она работала так упорно не для того, чтобы раздать все чужим людям. Пусть они сами собирают орехи, если им нужно.

«Какая тебе разница, Ангелочек? Тебя же здесь не будет».

— Я сейчас умоюсь и приготовлю ужин, — сказала она, направляясь к ручью.

— Давай, — ответил Михаил, усмехнувшись и вонзая вилы в стог сена. Он стал насвистывать веселую песенку.

Через полчаса Мара вихрем влетела в дом.

— Посмотри на это! — Она показала ему свои руки. Пальцы и ладони были покрыты чернотой. — Я терла мылом. Жиром. Скребла песком. Как еще можно это смыть?

— Это краска от скорлупы.

— Ты хочешь сказать, что ее невозможно смыть?

— Недели две.

Ее синие глаза пристально уставились на него.

— И ты знал, что так будет?

Он слегка улыбнулся и воткнул вилы в стог.

— Почему ты мне не сказал?

Михаил оперся на вилы. — Ты не спросила.

Ее руки сжались в кулаки, а лицо покраснело от злобы. Она больше не казалась безразличной и надменной. Он добавил дрова в огонь, который и так уже полыхал. — Орехи надо очистить от шелухи и высушить, а потом мы разложим их в мешки. Мы с тобой будем их есть долгими вечерами зимой.

Он увидел, как краска хлынула к ее лицу; она готова была взорваться.

— Ты сделал это специально!

Целая буря скопившихся в нем чувств уже готова была вырваться наружу, поэтому он предпочел промолчать.

— Как я смогу вернуться назад с такими руками? — Она почти слышала, как Хозяйка смеется над ее руками, черными от скорлупы орехов. Живо представила себе ядовитые замечания, которые полетят в ее адрес.

Губы Михаила скривились в сухой усмешке.

— Знаешь, Мара, если бы ты на самом деле хотела вернуться в Парадиз, ты бы сделала это уже давно.

Она покраснела, и это только добавило ей ярости. Она не помнила, когда она краснела в последний раз.

— Зачем все это? — с жаром спросила она. — Я давно уже отработала все твои деньги!

Он воткнул вилы в стог сена. — Я ничего от вас не получил до сих пор, сударыня. Ничего стоящего. Кровь ударила ей в голову.

— Может, ты просто не можешь быть мужиком, как все! — Она резко развернулась и пошла прочь из сарая, бормоча ругательство в его адрес.

Терпение Михаила лопнуло. Он схватил ее и повернул к себе.

— Зачем же бурчать себе под нос, Мара! Давай! Скажи мне все в лицо. Покажи свои настоящие чувства!

Она вырвалась. Ругательства сыпались из ее уст, как из рога изобилия. Их она знала много. Увидев, как сильно она его рассердила, она слегка задрала голову, бросая вызов.

— Ну, давай, ударь меня! Может, это тебе поможет мужиком стать!

— Не похоже, но, кажется, ты этого хочешь? Чтобы тебя избили? — Его кровь кипела, и, уже теряя контроль над собой, он готов был вот–вот ответить на ее вызов. Его трясло от ярости и гнева. — Потому что это все, что ты знаешь. И из–за своего идиотского упрямства ты не хочешь узнать, что в мире есть что–то другое!

— Не смеши меня! Ты думаешь, ты отличаешься от остальных? Я ухожу. Я отплатила тебе за все — час за час. Я отработала твое золото!

— Чушь! Ты бежишь, потому что боишься. Потому что тебе здесь нравится.

Она замахнулась, чтобы ударить его, но он перехватил ее руку. Она замахнулась вновь, он схватил ее за запястье.

— Наконец, я завладел твоим вниманием! — Он отпустил ее руку. — По крайней мере, сейчас ты смотришь на меня, а не сквозь меня.

Ангелочек развернулась и быстро пошла через сад. Войдя в дом, она захлопнула дверь. Михаил ожидал, что сейчас в окно полетят стулья, но ничего такого не произошло.

Его сердце громко стучало. Он глубоко вздохнул и провел рукой по волосам. Теперь начнутся открытые боевые действия. Что ж, пусть будет так. Это все же лучше, чем ее безразличие. Поразмышляв еще немного, он опять приступил к работе.

Когда он вернулся в дом, Мара выглядела спокойной. Она посмотрела на него и улыбнулась милой улыбкой, накладывая ему в тарелку суп. Соли в этом супе оказалось вполне достаточно, чтобы замариновать его живьем. В булочках скрипел песок, а когда он взглянул на кофе, то увидел, что в дымящейся чашке плавает муха. Усмехнувшись, он выплеснул кофе за дверь. Что еще она для него приготовила?

— Почему бы нам не поговорить о том, что тебя на самом деле беспокоит?

Ангелочек положила руки на стол.

— Я хочу сказать только одно. Я не останусь с тобой навечно. — Он взглянул на нее с такой тошнотворной, загадочной улыбкой, что ей захотелось надеть горшок ему на голову. — Я не останусь, — еще раз повторила она.

— Мы будем жить всего лишь день за днем, любимая. — Взяв с полки банку с бобами, он начал есть. В ее глазах горела ярость. Он же, присев на стол, доедал свой холодный ужин.

Она смотрела на него.

— Я тебе не принадлежу, и ты это прекрасно знаешь.

— Где же ты думаешь, твое место? В борделе?

— Это мне выбирать, не так ли?

— Ты даже еще не знаешь, что у тебя есть выбор. Ты думаешь, что есть только одна дорога, а она ведет прямиком в ад.

— Я знаю, чего я хочу.

— А мне ты не скажешь?

— Я хочу убраться отсюда! — Она встала и вышла во двор — слишком велики были ее раздражение и злость. Она больше не могла его видеть.

Михаил поставил банку и, встав в дверях, прислонился к косяку.

— Я тебе не верю.

— Я знаю, но я не считаю, что моя жизнь как–то связана с твоей. — Услышав это, он усмехнулся, но отнюдь не весело. Она, обернувшись, посмотрела на него. Ее глаза сверкали. — Что ты имел в виду, когда говорил, что хочешь все?

Какое–то время Михаил молча обдумывал ответ. Он думал о том, сможет ли убедить ее. Сможет ли найти слова, чтобы объяснить?

— Я хочу, чтобы ты любила меня, — заговорил он и увидел ухмылку на ее лице. — Я хочу, чтобы ты, доверяла мне достаточно, чтобы позволить любить себя, и я хочу, чтобы ты осталась со мной, и мы могли строить жизнь вместе. Вот, что я хочу.

От его искренности ее злость утихла.

— Мистер, неужели вам непонятно, что это невозможно?

— Все возможно.

— Ты ведь даже не представляешь, кто я такая, кроме того, что ты сам себе придумал!

— Тогда расскажи мне.

«Давай, Ангелочек. Расскажи ему».

Он даже представить себе не может, что делали с ней, и что делала она. Ну да, она может рассказать ему. Разрядить всю обойму. Оба ствола. В упор. Прямо ему в сердце. Уничтожение. Это быстро положит конец всему. Почему она медлит?

Михаил вышел во двор.

— Мара, — произнес он, и звук его голоса как будто сыпал соль на ее раны.

— Я не Мара! Меня зовут Ангелочек. Ангелочек.

— Нет. Я буду звать тебя так, как я вижу тебя. Мара, огорченная жизнью; Фирца[3], возлюбленная моя, которая разжигает во мне огонь, пока я не почувствую, как плавится душа. — Он подошел к ней. — Не пытайся убежать. Разве ты не видишь? — Он остановился перед ней. — Останься здесь. Останься со мной. Вместе мы справимся со всеми невзгодами. — Он прикоснулся к ней. — Я люблю тебя.

— Знаешь, сколько раз мне говорили эти слова? Я люблю тебя, Ангелочек. Ты такая чудная маленькая лапочка. Я люблю тебя, дорогая. О, крошка, я люблю, когда ты делаешь это. Скажи, что любишь меня, Ангелочек. Скажи так, чтобы я поверил. До тех пор, пока ты делаешь то, что я говорю, я буду любить тебя, Ангелочек. Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя… Я до смерти устала все это выслушивать!

Она зло посмотрела на него, но его взгляд сразил ее. Она крепко обхватила себя руками. «Не верь. Не позволяй себе что–то чувствовать. Он сломает тебя, если ты поверишь». Она попыталась думать о другом.

Ночное небо было необыкновенно ясным, звезды сияли, а луна казалось огромным серебряным глазом, молчаливо взирающим на нее. Ее ум и душа все еще кипели. Она пыталась использовать свои старые способы самозащиты, но они как будто стали бессильными. Ей снова захотелось подняться на тот холм и увидеть восход. Она вспомнила его слова: «Мара, это та жизнь, которую я хочу подарить тебе». Кого он пытался обмануть? Она знала, что этого никогда не случится, даже если он этого еще не понял.

К ее глазам подступили слезы.

— Я хочу вернуться в Парадиз и чем раньше, тем лучше.

— Мои слова задели тебя за живое? Она повернулась к нему.

— Я не останусь здесь с тобой! — Она пыталась успокоиться и придумать причину, которая покажется ему достаточно веской. — Послушай, если бы ты узнал хотя бы половину того, что я сделала за свою жизнь, ты бы сам быстренько отвез меня назад…

— Испытай меня. Давай, а потом посмотрим, что изменилось.

Ангелочек пришла в ужас от этой мысли. Тайники ее памяти были открыты и никак не закрывались. Ужасные воспоминания воскресли из мертвых. Ее отец. Мертвая мама, сжимающая четки. Роб с петлей на шее, который в тот жуткий вечер узнал, что Хозяин вовсе не был человеком высокой морали, и поплатился за это. Хозяин, насилующий ее снова и снова. И сотни разных мужчин на протяжении всех этих лет присоединились к нему. И пустота, бесконечная, ноющая пустота внутри.

Ее лицо было белым в лунном свете. Он не знал, о чем она думает, но был уверен, что ее мучает прошлое. Он прикоснулся к ее щеке.

— Если бы сейчас я мог забраться в твою голову. — Может быть, они вдвоем смогли бы справиться с этой тьмой, которая пыталась поглотить все ее существо? Он хотел обнять ее, но она отстранилась от него. «Боже, как мне спасти ее?»

Ангелочек посмотрела на него и увидела слезы в его глазах. Это потрясло ее.

— Ты плачешь? Из–за меня?

— А ты думаешь, что ты не стоишь этих слез?

Что–то внутри нее словно треснуло, надломилось. Она попыталась убежать от этого чувства, но оно было повсюду. Оно росло от его легких прикосновений к ее плечам, от каждого нежного слова, которое он произносил. Ей казалось, что, если сейчас она приложит руку к своему сердцу, она покроется кровью. Неужели он этого хочет? Хочет, чтобы ее сердце истекало кровью из–за него?

— Говори со мной, Амэнда, — прошептал он. — Говори со мной.

— Амэнда? Что значит это имя?

— Я не знаю, но оно звучит как нежное имя любимой. — Он слегка улыбнулся. — Наверно, оно понравится тебе больше, чем Мара.

Он был мужчиной со странностями. Куда подевалось ее оружие защиты? Куда испарилась злость? Ее решимость?

— Что вы хотите услышать, мистер? — спросила она, пытаясь придать голосу насмешливый тон, но у нее это не получилось. Что бы такое рассказать ему, чтобы он хоть что–нибудь понял?

— Все. Обо всем.

— Нет. Никогда.

Михаил нежно взял руками ее лицо.

— Тогда хотя бы скажи мне, что ты чувствуешь сейчас?

— Боль, — сказала она, не пытаясь ничего выдумать. Оттолкнула его руки и вернулась в дом.

Ей было холодно и хотелось согреться. Она подошла к камину, присела на корточки, но тепло огня не могло согреть ее душу. Даже если бы она легла на угли, жуткий холод внутри все равно продолжал бы ее мучить.

«Беги от него, Ангелочек. Беги сейчас».

«ОСТАНЬСЯ, ВОЗЛЮБЛЕННАЯ».

Голоса боролись в ее голове, сражаясь между собой и мучая ее душу.

Михаил зашел в дом и сел на пол рядом с ней. Он молча смотрел, как она сидит, прижав колени к груди. Он понял, что она вновь пытается закрыться от него. Он не будет помогать ей в этом.

— Отдай мне свою боль, — проговорил он. Удивленная, Ангелочек посмотрела на него. Она жила здесь в уединении с этим человеком. Она стремилась найти в этом окружении хоть что–то знакомое, какую–то дорогу, чтобы выбраться из этой неизвестности. Она не могла вспомнить, когда в последний раз слезы подступали к ее глазам. У нее давно не осталось слез. Осия совсем сбил ее с толку.

— Я много всего сделала для тебя, кроме того, что знаю лучше всего. — Она заглянула в его глаза. Выражение его лица изменилось, а она почувствовала, как изменилось ее отношение к нему. Он был уязвим, и, как ни странно, она почувствовала, что не хочет атаковать его беззащитность. — Ты боишься? Это удерживает тебя? Ты думаешь, я выставлю тебя посмешищем, потому что ты никогда не был с женщиной?

Михаил взял в руки локон ее волос и обвил вокруг пальцев. Куда подевались все его логичные, обдуманные ответы?

— Хм, я думаю, кое–что из этого есть в моей голове. Но еще больше я хотел бы понять зачем?

— Что зачем? — переспросила она, не понимая.

— Зачем ты хочешь переспать со мной?

— Зачем? — Ей никогда не понять этого человека. Все мужчины, которых она знала раньше, ожидали, что она будет «благодарить» их даже за коробку конфет или букет цветов. Этот мужчина спас ей жизнь и ухаживал за ней, пока она не поправилась. Он научил ее всему, что ей пригодится в жизни. И теперь он спрашивает, почему она предлагает ему свое тело. — Благодарность будет достаточно веской причиной?

— Нет. Не от меня зависело, умрешь ты или выживешь. Все зависело от Господа.

Ангелочек отвернулась.

— Не говори мне о твоем Боге. Он не вернулся за мной. Ты вернулся. — Она опустила голову на колени, не говоря больше ни слова.

Михаил хотел было возразить, но тихий голос остановил его.

«МИХАИЛ, ВСЕМУ СВОЕ ВРЕМЯ».

Он прислушался к этому голосу. Она была не готова слушать то, что он хотел бы сказать. Если он скажет это сейчас, это будет для нее едкой кислотой, а не целебной мазью. Поэтому он промолчал.

«Господь, пожалуйста, веди меня».

В камине потрескивал огонь, и Ангелочек начала успокаиваться, вслушиваясь в эти тихие звуки.

— Я хотела умереть, — произнесла она. — Я ждала этого. А когда я думала, что, наконец, умерла, появился ты.

— Ты все еще хочешь умереть?

— Нет, но я тем более не знаю, зачем мне жить. — Эмоциональное напряжение спало. Она слегка повернула голову и посмотрела на него. — Может это как–то связано с тобой. Я больше ничего не понимаю.

Радость поднялась в сердце Михаила, но лишь на короткий миг. В ее глазах пылала боль, а вовсе не счастье; смущение, а не уверенность. Ему захотелось прикоснуться к ней, но он боялся, что она может неверно истолковать это прикосновение.

«ДАЙ УТЕШЕНИЕ МОЕЙ ОВЕЧКЕ».

«Если я сейчас к ней прикоснусь. Господь…»

«ДАЙ УТЕШЕНИЕ СВОЕЙ ЖЕНЕ».

Михаил взял ее руку. Она напряглась, но он не сдался. Он взял ее маленькую ладонь с почерневшими пальцами в свою, целиком накрыв ее.

— Мы пройдем через это вместе, Амэнда.

— Я не понимаю тебя, — сказала Ангелочек.

— Я знаю, но дай мне время, и ты поймешь.

— Я не думаю, что когда–нибудь смогу тебя понять. Я не знаю, чего ты хочешь от меня. Ты говоришь, что тебе нужно все, а не берешь ничего. Я вижу, как ты смотришь на меня, но ты еще ни разу не наслаждался мной как своей женой.

Михаил покрутил золотое кольцо на ее пальце. Она была его женой. Пришло время что–то предпринять по этому поводу. Если она не понимает разницы между сексом и любовью, ему придется показать ей. «О, Боже, мне страшно от того, как сильно меня влечет к ней». Больше всего он боялся, что не сможет сделать так, чтобы ей было хорошо.

«Господь, помоги!»

Ангелочек увидела, что он смотрит на кольцо на ее пальце.

— Ты хочешь забрать его?

— Нет. — Он переплел свои пальцы с ее пальцами и улыбнулся. — Просто для меня брак — это так же необычно, как и для тебя. — Покой наполнил его душу, и в эту минуту он понял, что все будет хорошо.

Ангелочек отвернулась. Женатые мужчины часто приходили к ней, и она знала все, что они думают о браке. Их жены не понимают их. Они женились, чтобы получить выгоду или родить потомков. Им было скучно с одной и той же женщиной и хотелось сменить обстановку, словно речь шла об ужине, когда вместо оленины можно приготовить бифштекс, или жареную рыбу вместо курицы. Большинство из них говорили, что их женам секс не нужен или не доставляет удовольствия. Они, наверное, думали, что ей доставляет…

— То, что я знаю о браке, совсем не радостно, мистер.

— Может быть, — Михаил поцеловал ее руку. — Но я считаю, что брак — это соглашение между мужчиной и женщиной, когда они решают строить свою жизнь вместе. Это обещание любить друг друга, что бы ни случилось.

— Ты знаешь, кто я. Почему ты решил дать такое обещание мне?

— Я знаю, кем ты была.

Она почувствовала боль внутри.

— Ты никогда не научишься, да?

Наклонившись, Михаил повернул ее лицо к себе и поцеловал. Она не отстранилась, но продолжала сидеть без движения. «Господь, а сейчас мне потребуется помощь». Запустив пальцы в ее волосы, он снова поцеловал ее.

Он словно испытывал ее. Что ж, она может это перенести. Может даже помочь ему.

Михаил отстранился. Он не собирался позволить своим желаниям неистовствовать. Он не собирался предпочесть секс любви, даже если она считает, что так проще и комфортнее.

— Так, как я хочу, а не ты. Помнишь? — Он встал. Ангелочек в смущении смотрела на него.

— Что ты об этом знаешь?

— Подождем и посмотрим.

— Почему ты все для себя так усложняешь? Все сводится к одному. Не будет моего или твоего пути. Все будет так, как есть и как всегда было.

Она имела в виду сексуальный акт, а он не знал, как показать ей, что это лишь часть настоящего праздника любви.

Все, что она видела, это его решимость. Она медленно встала и приблизилась к нему.

— Если ты хочешь, чтобы все было по–твоему, хорошо. Будет по–твоему. — Вначале.

Михаил заглянул в ее глаза и не увидел прежней жесткости. Но не увидел и понимания. Он не был уверен, какую часть себя ему больше хочется слушать. Его сильно влекло к ней физически. Она была так прекрасна…

— Давай, я помогу тебе, — проговорила она и взяла его за руку.

Михаил сидел в плетеном кресле, его сердце стремилось выскочить из груди, когда она встала на колени и стянула с него сапоги. Он быстро терял контроль над собой. Встав, он отошел в сторону. Расстегнул рубашку и быстро снял. Раздеваясь, он думал об Адаме в Эдемском саду. Что Адам чувствовал, когда Ева впервые пришла к нему? Он был, наверное, напуган до полусмерти, в то же время чувствуя, как жизнь вливается в него.

Повернувшись, Михаил увидел, что его жена стоит раздетая, у огня, дожидаясь его. У него перехватило дыхание, так же, как, наверное, и у Адама, когда он впервые увидел Еву. Михаил, потрясенный, подошел к ней.

«О, Господь, она так совершенна, как ни одно творение в мире. Моя часть». Он заключил ее в свои объятия и поцеловал.

Когда они опустились на кровать, он поразился тому, как она сочетается с ним, плоть к плоти, сотворенная точно под него.

— О, Господь, — прошептал он, охваченный благоговением от божественного подарка.

Ангелочек почувствовала, как он дрожит, и знала, что причиной этому является его долгое добровольное воздержание. Странно, но ее это не отталкивало. Напротив, она испытала несвойственное ей сочувствие. Она отодвинула свои чувства, блокируя разум, — и каково же было ее удивление, когда он тут же отпрянул от нее, ища ее глаз. В его глазах отражалось такое многообразие чувств, что она, не выдержав, отвернулась.

«Подумай о своих деньгах, Ангелочек. Подумай о том, как ты поедешь и возьмешь их у Хозяйки. Подумай о том, что у тебя, наконец–то, будет что–то свое. Подумай о том, что ты обретешь долгожданную свободу. Не думай о нем». В прошлом у нее это получалось. Почему–то не получается теперь. «Давай же Ангелочек. Вспомни, как ты умела отключать свой ум. У тебя получалось это раньше. Сделай это сейчас. Не думай. Не чувствуй. Просто играй свою роль. Он никогда не поймет».

Но Михаил не был как все, и он понимал. Ему не нужно было умирать, чтобы понять, что его вознесли до рая небесного, но захлопнули ворота перед самым носом.

— Любимая, — заговорил он, поворачивая ее лицо к себе. — Почему ты не позволяешь мне приблизиться к тебе?

Она попыталась рассмеяться.

— Насколько ближе ты хочешь быть? — Она ощущала отличие этого мужчины от других каждой частичкой своего тела и пыталась защититься.

Михаил увидел отстраненность в ее синих глазах, и это болью отдалось в его сердце.

— Фирца, ты продолжаешь отталкивать меня, останься со мной.

— Так теперь я уже Фирца? «Господи! Помоги мне».

— Перестань убегать от меня!

Ангелочку хотелось крикнуть: «Не от тебя! От всего этого. От бессмысленной, эгоистичной жажды удовлетворения, получения удовольствий. Их и твоей жажды, не моей.

До меня никому никогда нет дела!» — Но она промолчала. Вместо этого она бросила ему вызов, пытаясь разозлить.

— Почему тебе так хочется поговорить? — Она старалась изо всех сил, но он был тверд. Почему он все время лезет в ее мысли, пытаясь от нее чего–то добиться? Он продолжает вызывать в ней смешанные чувства, смущая и заставляя их бурлить. Обняв ее, он посмотрел ей в глаза и понял, о чем она думает… и вдруг что–то словно надломилось глубоко внутри нее.

Ее испуг нарастал, и она закрыла глаза.

— Посмотри на меня, любимая.

— Нет.

— Что, нет? Не любить тебя? Не быть частью тебя? Я уже часть тебя.

— Таким образом?

— Во всем.

— Нет, — сказала она, все еще пытаясь бороться.

— Да! — Он смягчился. — Это все может быть таким чудесным. Все совершенно иначе, не так, как тебя научили. Это благословение. О, возлюбленная моя, скажи мое имя…

Почему он решил, что это что–то замечательное, а не простой, низкий, физический акт? Она знала об этом все. Разве Хозяин не научил ее всему? И все остальные. Так этот фермер и правда хочет узнать, на что это похоже? Что ж, она покажет ему.

— Не надо. — Его резкий голос смутил ее.

— Ты не хочешь, чтобы я доставила тебе удовольствие?

— Ты хочешь доставить мне удовольствие? Тогда скажи мое имя. — Его дыхание смешалось с ее дыханием. — Ты сказала, что сделаешь все, о чем я тебя попрошу. Помнишь? Я хочу, чтобы ты сказала мое имя. Ты сказала, что сделаешь все. Ты можешь сдержать слово? — Его спокойствие испарилось. — Назови меня по имени!

— Михаил, — выдавила она. Он взял ее лицо в свои ладони.

— Посмотри на меня. Скажи еще раз.

— Михаил. — Ну, теперь–то он доволен? Она ожидала, что увидит победоносную ухмылку, но вместо этого увидела его глаза, в которых сияло обожание, и услышала его нежный голос.

— Продолжай…

Когда все кончилось, Михаил прижал ее к себе, говоря, как сильно он ее любит и какую огромную радость она ему доставляет. Он больше не казался сомневающимся, неуверенным. Его уверенность возрастала с каждой секундой, а ее… сомнения словно поглотили ее без остатка.

Какое–то неизвестное и нежелательное чувство вдруг родилось глубоко внутри, в сердце Ангелочка. Что–то жесткое и натянутое становилось все мягче, словно ослабли оковы. Но голос из тьмы требовал все настойчивее и громче: «Беги от этого человека, Ангелочек. Тебе нужно уходить! Спасайся, беги. Беги!»

13

Как только Михаил отправился по своим обычным утренним делам, Ангелочек пошла к дороге. Она шла, вглядываясь в едва заметный след, оставленный повозкой Михаила во время его поездок в палаточные лагеря, куда он отвозил товар. Вскоре она окончательно потеряла след и заблудилась. Все вокруг было таким незнакомым, что она испугалась. Идет ли она по нужному пути, или прошла по кругу, и сейчас опять выйдет к дому Осии?

Темнело, тяжелые серые облака нависли над землей. Ангелочек крепче завязала шаль, но тонкая ткань не помогала укрыться от холодного воздуха.

Она шла, ориентируясь на горы, полагая, что Парадиз где–то в той стороне: если она будет идти в этом направлении, то вскоре достигнет цели. Кроме того, чем дальше она уйдет на восток, тем дальше окажется от Михаила Осии. А чем дальше от него, тем лучше.

Что–то между ними изменилось. И не потому, что он, наконец, переспал с ней. Было что–то еще, более глубокое, что лежало в основании и было выше ее понимания. Но она знала, что если когда–то собирается жить для себя и быть себе хозяйкой, то ей необходимо уйти от него. Сейчас.

Но где же дорога к свободе? Она продолжала искать нужное направление, но все было напрасно.

Увидев ручей, она поняла, что хочет пить. Опустившись на колени, стала зачерпывать воду ладонью и сделала несколько больших глотков. Осмотревшись, она подумала, что это, должно быть, тот же ручей, который протекает рядом с домом Михаила. Если так, то она точно выйдет на дорогу, если перейдет его и взберется на этот холм.

Ручей казался неглубоким и тихим. С ботинками пришлось долго повозиться, прежде чем удалось их стащить. Подняв юбку, она закрепила ее спереди и спрятала ботинки в складках — для большей сохранности — и стала перебираться на другой берег.

Камни резали ее нежные ступни, а вода была до боли холодной. Несмотря на это, она двинулась вперед, осторожно выбирая дорогу. Поскользнувшись, уронила ботинок в воду. Ругаясь на чем свет стоит, она потянулась за ним и упала. Быстро поднявшись, она все же успела промокнуть. Что еще хуже, теперь оба ботинка уплывали вниз по течению. Сорвав с себя шаль, она отбросила ее на далекую отмель.

Один ботинок наполнился водой и утонул. Ангелочек без труда выловила его из воды и запихнула в блузку. Другой ботинок застрял в ветках упавшего дерева. По воде она направилась к нему.

Поток становился глубже, течение усиливалось, но она понимала, что не сможет босой пройти всю дорогу до Парадиза. Ей нужно достать этот ботинок. Задавшись целью во что бы то ни стало вернуть свой ботинок, Ангелочек подняла повыше юбку и, преодолевая течение, подбиралась к заветной цели.

Ноги скользили по илистой жиже дна. Она схватилась за ветку и потянулась к ботинку. Ей удалось дотянуться до него пальцами, и в этот момент ветка треснула. Вскрикнув, она поскользнулась и с головой погрузилась в холодную воду.

Чувство самосохранения немедленно проснулось в ней и, барахтаясь, она забралась иод упавшее дерево. Ухватилась за ствол, подтянулась и глотнула воздух. Юбка зацепилась за ветки. Изо всех сил она стала карабкаться на дерево и вырвала юбку из плена. Стала хвататься за ветки кустов. Колючки больно врезались в ладони, но она продолжала бороться и, наконец, оказалась на безопасной отмели, упав от усталости. Ее трясло от холода и страха.

Разозлившись, она стала бросать в ботинок камни, пока он не упал в заросли камыша, откуда Ангелочек без труда смогла его достать.

Замерзшая, уставшая и разочарованная, она натянула злосчастные ботинки на ноги и направилась вверх по холму, уверенная, что сможет найти дорогу.

Но не нашла.

Начинался дождь. Сначала несколько капель, потом еще и еще, пока она окончательно не промокла. Ей было холодно, она заблудилась, устала, все тело болело и ныло. Единственное, на что остались силы, это сесть и спрятать лицо в ладонях.

Что пользы, даже если бы она нашла эту несчастную дорогу? Она не смогла бы пройти столько миль пешком. У нее ничего не получится. Она уже измучена, изранена и голодна. И, несмотря на все усилия, так и не смогла найти дорогу.

Кто поможет ей добраться до Парадиза? Что, если это будет кто–нибудь вроде Магована?

Мысли о теплом камине, о тяжелом лоскутном покрывале и сытной еде стали мучить ее. Она не догадалась прихватить с собой что–нибудь съестное. Пустой желудок ныл.

Удрученная, но исполненная решимости, Ангелочек встала и продолжила свой путь.

Она прошла еще с милю, но так сильно растерла ноги, что пришлось снять ботинки и кое–как засунуть их в карманы юбки, — ей было безразлично, даже если она их потеряет.

Когда Михаил вернулся и обнаружил, что Ангелочек ушла, он запряг лошадь и отправился на ее поиски. Он проклинал себя за то, что потерял бдительность, перестав ожидать подобного поступка. Он же видел выражение ее глаз, когда заставил ее назвать его по имени. Лишь на короткий миг, но ему удалось прорваться сквозь все ее стены, и это ей не понравилось.

Он отправился в путь по той же дороге, по которой немного раньше пошла она, и вскоре подъехал к ручью. Нашел шаль Тесси. Увидел отпечаток ноги на песке и погнал лошадь вверх по склону холма.

Начинался дождь. Беспокойство Михаила нарастало. Она, должно быть, уже замерзла, промокла и устала. Было очевидно, что она не знает, где находится и куда ей нужно идти.

Он нашел ее ботинки.

— Господь, она уходит от дороги. — Выехав на вершину холма, он осмотрелся. И увидел ее, идущую по полю далеко впереди. Сложив ладони рупором, он позвал:

— Мара!

Она остановилась и оглянулась. В этот момент он понял — это нельзя было не понять, даже издалека — все ее тело кричало о том, что она приняла решение уйти. Он медленно поехал ей навстречу. Приблизившись, он спустился с лошади и пошел к ней. Ее лицо было в грязи, блузка изорвана в клочья. На юбке подсыхали пятна крови. А выражение глаз заставило его промолчать.

— Я ухожу, — заговорила она.

— Босая?

— Если нужно.

— Давай поговорим. — Когда он взял ее за локоть, она быстро отпрянула и дала ему пощечину.

Михаил в изумлении сделал шаг назад. Вытерев окровавленную губу, он посмотрел на нее: — Это за что?

— Я сказала, что ухожу. Ты можешь притащить меня силой назад, и я опять уйду. Сколько нужно времени, чтобы вбить это в твою тупую башку?

Михаил стоял молча. Его гнев горел ярче, чем щека от удара, но он знал, что позже пожалеет обо всем, что сейчас скажет.

— Ты слышишь меня, Михаил? Мы живем в свободной стране. Ты не можешь заставить меня остаться. — Он по–прежнему стоял и смотрел на нее, не говоря ни слова. — Я тебе не принадлежу, и не важно, сколько ты заплатил Хозяйке!

Бог учит нас терпению. Что ж, похоже, терпение — это именно то, на что он обречен. Михаил отер кровь с губы.

— Я довезу тебя до дороги, — с этими словами он пошел к своей лошади.

Ангелочек продолжала стоять с открытым от удивления ртом. Он оглянулся. Она вздернула подбородок, но не двинулась с места.

— Ты едешь или нет? — спросил Михаил. Она пошла за ним.

— Наконец–то ты все понял.

Он подсадил ее в седло и запрыгнул сам. Подъехав к дороге, он аккуратно спустил ее на землю. Она стояла, ошеломленно глядя на него. Отвязав флягу с водой, он бросил ей. Она поймала и прижала к груди. Достав ее ботинки из кармана, он бросил их к ее ногам.

— Парадиз в той стороне, — сказал он. — Примерно в тридцати милях, все время вверх по холму. Магован и Хозяйка ждут тебя в конце пути. — Кивнув в противоположном направлении, он продолжил. — А в той стороне дом. Вниз по холму всего одна миля. Там тепло, там тебя ждет горячая еда и я. Но лучше будет, если ты кое–что поймешь прямо сейчас. Если ты вернешься, мы продолжим с того места, где остановились прошлым вечером, и будем играть по моим правилам.

Он уехал, а она так и осталась стоять посреди дороги.

Уже стемнело, когда Мара открыла дверь. Михаил поднял голову от чтения, но ничего не сказал. Она постояла немного в дверях, бледная, уставшая и грязная от дорожной пыли. Вошла, крепко сжав губы.

— Я подожду до весны, — проронила она с горечью и бросила пустую флягу на стол.

Она села на стул, все ее мышцы болели, ей было холодно, но она была слишком упряма, чтобы подойти к огню и погреться.

По ее лицу было легко понять, что она ждет, когда он начнет высмеивать ее.

Михаил поднялся и достал кусок оленины из горшка, вынул булку из–под полотенца. Поставил еду перед ней на стол, улыбнулся. Тень удивления пробежала по ее лицу, когда она, подняв глаза, взглянула на него.

Чувствуя дикий голод, она приступила к еде. Он налил ей кофе. Она, прихлебывая, наблюдала за тем, как он наполняет таз горячей водой. Когда он, положив локти на стол, посмотрел на нее, она опустила голову и продолжала есть.

— Сядь сюда, — сказал он, когда она закончила с едой. Усталость была такой сильной, что она с трудом могла подняться со стула, но сделала, что он просил. Он встал на колени, поставил таз у ее ног и снял с нее ботинки.

Весь обратный путь она представляла, как он будет торжествовать и насмехаться над ней, попирая ее и без того сломленную гордость. Вместо этого, он склонился перед ней и моет ее грязные уставшие ноги. Борясь с комом в горле и сдерживая слезы, она посмотрела на его темноволосую склоненную голову и испытала целую бурю чувств. Она надеялась, что чувства умолкнут, но они кричали все громче. С каждой минутой они причиняли ей все больше боли.

Его руки были так нежны. Он был так заботлив. Намылив ее ноги, он начал растирать их, массируя и облегчая боль. Вылил грязную воду за дверь и налил новую. Поставив таз ей на колени, он взял ее руки в свои и тоже намылил их. Он поцеловал ее грязные изодранные ладони и натер их мазью. Затем обернул чистыми бинтами.

«А я его ударила. У него текла кровь…»

Постыженная, Ангелочек сжалась. Когда он поднял голову, она всмотрелась в его глаза. Голубые, как чистое весеннее небо. Она никогда раньше не замечала этого.

— Почему ты делаешь это для меня? — тихо спросила она. — Почему?

— Потому что для некоторых одна миля может быть длиннее тридцати. Он расчесал ее волосы, распутывая и убирая с них грязь, раздел ее и уложил в постель. Не раздеваясь, он лег рядом. Не говоря ни слова, ничего не спрашивая.

Ей хотелось все объяснить. Ей хотелось извиниться. Но она не могла произнести ни слова. Слова застряли в груди, и, словно маленькие горячие камешки, они давили на нее все сильнее.

«Я не хочу это чувствовать. Не могу. Я этого не переживу».

Михаил приподнялся, опираясь на локоть. Стал гладить ее, убрал волосы со лба и висков. Она вернулась в его маленький домик и выглядит еще более несчастной и потерянной, чем раньше. Ее тело словно лед. Он прижал ее к себе, стараясь согреть.

Ангелочек не пошевелилась, когда он поцеловал ее. Если ему нужен секс, он его получит. Все, что желает. Что угодно. По крайне мере сегодня.

— Попытайся уснуть, — заговорил он. — Ты дома, в безопасности.

Дома. Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. У нее не было дома. Она опустила голову ему на грудь, ровное биение его сердца успокаивало. Она долго лежала так, но, несмотря на усталость, не могла уснуть. Отстранившись, улеглась на спину и уставилась в потолок.

— Поговорим об этом? — спросил Михаил.

— О чем?

— Почему ты ушла.

— Я не знаю.

Михаил внимательно посмотрел на нее, нежно провел пальцем по ее щеке.

— Я думаю, ты знаешь.

Она тяжело сглотнула. Сейчас она боролась с новыми чувствами, с которыми до сих пор не сталкивалась, поэтому не могла понять, что ее мучает.

— Я не могу, это объяснить.

Он обвил ее локон вокруг пальца и нежно потянул.

— Когда я попросил тебя сказать мое имя, ты больше не могла делать вид, что между нами ничего не происходит, правда? Я хотел попасть внутрь твоего сердца, — сказал он тихим низким голосом. — У меня получилось?

— Немного.

— Хорошо. — Он снова провел пальцем по ее лицу. — Женщина — это либо стена, либо дверь, возлюбленная.

Она слабо усмехнулась и посмотрела на него.

— Ну, тогда я, наверно, дверь, через которую прошли тысячи мужчин.

— Нет. Ты стена, каменная стена, десяток футов толщиной и сотни футов высотой. Я не смогу проникнуть к тебе один, без помощи. Но, как видишь, продолжаю пытаться. — Он поцеловал ее. — Мне нужна помощь, Фирца. — Она ответила на поцелуй, прикоснувшись к его волосам. Начав возбуждаться, он отодвинулся. Он знал, как сильно она утомлена.

— Повернись на бок, — сказал он нежно. Крепко прижав ее к себе, он обнял ее и провел губами по волосам. — Спи. — Она расслабилась. Через несколько минут сон овладел ею.

Она лежала под защитой объятий Михаила. Ей снилась толстая высокая стена. Он был рядом, сажая виноградные лозы. Как только они попадали в почву, то сразу же начинали расти, распространяя вокруг жизнь и пробиваясь сильными зелеными побегами сквозь стену. Стена потихоньку рушилась.

Михаил лежат в темноте, сна не было. Он устал надеяться, что когда–нибудь сможет пробиться к ее сердцу. «Как мне достичь ее, Господь? Подскажи мне как!»

Он закрыл глаза и уснул мирным, спокойным сном, забыв о враге, который все еще правил миром. Битва еще не была выиграна.

Павел возвращался домой.

14

Остановившись на холме, Павел бросил на землю свои немногочисленные вещи. Он увидел Михаила, работавшего в поле, и, сложив ладони рупором, позвал его. Михаил оставил плуг и побежал к нему навстречу. Они обнялись. От объятий этих сильных и надежных рук Павел готов был разрыдаться.

— Михаил, как же я рад тебя видеть, — сказал он с дрожью в голосе от усталости и избытка чувств. Радость и облегчение были так велики, что ему пришлось бороться со слезами. Наконец, он справился с собой, придав лицу уверенное выражение. Он не брился уже несколько недель, его волосы отрасли. Месяцами ходил в одной и той же одежде. — Видок у меня, должно быть, — он усмехнулся. — Это было ужасно. — Тяжелая работа за гроши, а иногда вообще ни за что, пьянки, чтобы забыться, женщины, о которых лучше не вспоминать, и вечная борьба за выживание.

Михаил положил руку ему на плечо.

— Ты будешь выглядеть гораздо лучше после того, как помоешься и пообедаешь. — Павел слишком устал, чтобы протестовать, когда Михаил поднялся на холм и взвалил его скарб себе на плечо. — Как дела на Ююбе?

Лицо Павла скривилось в кислой гримасе.

— Уныло и холодно.

— Нашел то, что искал?

— Если там и есть золото, мне не удалось найти слишком много. Того, что я добывал, с трудом хватало, чтобы выжить. — Он посмотрел вдаль и подумал о Тесси. Последние несколько дней он только и делал, что думал о ней. Он вспоминал о том, как они мечтали переехать в Калифорнию и построить себе дом. Когда он ее потерял, его повлекло на добычу золота. Каждый раз, думая о ней, он чувствовал, как боль поднимается снова.

«Тесси, у дорогая… Зачем ты умерла?»

Против желания его глаза наполнились слезами. Он так нуждался в ней. Он не знал, что будет делать без нее. Жизнь после ее смерти потеряла смысл.

— Ты надолго домой? — спросил Михаил. Павел кашлянул.

— Я еще не знаю, — честно признался он. — Я просто устал. — Сегодня он был слишком измотан, чтобы найти в себе силы думать о том, что будет завтра. — Я бы не пережил зиму в горах. Я не знал, смогу ли вообще добраться до дома, — Теперь, когда он был дома, он вновь ощутил боль из прошлого. Слава Господу, что он может провести зиму с Михаилом. Он мечтал о долгих умных беседах. Все, о чем говорили мужчины у потока, было золото и женщины. С Михаилом можно поговорить о многом, например, о больших проектах, которые вселялись бы в разум и пробуждали надежду.

Он устремился за золотом, рассчитывая таким образом поймать удачу за хвост. Михаил было поехал с ним, но пробыл там всего несколько месяцев. «Это не то, что я хочу от жизни», — сказал он однажды и попытался уговорить Павла вернуться домой. Но гордость заставила Павла остаться. Однако было холодно, иллюзии рушились одна за другой, и, в конце концов, голод повлек его домой. Даже не недостаток еды или богатства, но глубокий духовный голод.

Михаил опустил руку ему на плечо.

— Я рад, что ты дома. — Он усмехнулся. — Поля поспели для жатвы, брат, а делателей мало.

У Михаила всегда получалось все обернуть в шутку. Павел сухо улыбнулся:

— Спасибо. — Он последовал за братом. — Честно говоря, я не нашел там того, чего ждал.

— Не нашел сокровища Али–Бабы?

— Даже близко ничего такого. — Он уже чувствовал себя лучше. Он останется. Лучше пахать, чем сломать себе хребет. Лучше чистить хлев, чем стоять в ледяной воде, пытаясь отыскать несколько крошек золота в ржавом котелке. Тихая, размеренная жизнь фермера — вот, что ему сейчас нужно. Постоянство и однообразие день за днем. Наблюдать за тем, как что–то вырастает из земли, а не пытаться самому что–то из нее выковыривать.

— Что нового произошло здесь, пока меня не было? — Он осмотрелся и увидел, что Михаил кое–что построил и очистил новый участок земли.

— Я женился.

Павел остановился, как вкопанный, и уставился на Михаила.

— О, нет. — Сказав это, он понял, как некстати это прозвучало. — Извини, но с тех пор, как мы переехали, я не видел здесь для тебя ни одной подходящей женщины. — Он увидел взгляд Михаила и попытался смягчить его реакцию. — Она, должно быть, прелесть, если ты выбрал ее. — Михаил ведь всегда говорил, что будет ждать ту, которая создана именно для него.

Павел попытался порадоваться за него, но у него никак не получалось. Он ревновал. Всю дорогу домой он мечтал о том, как они вместе будут сидеть у огня и разговаривать, и вот, пожалуйста. Михаил женился. Вот незадача.

Ему нужен был совет Михаила. Нужна была его дружба. Михаил умел слушать и понимать даже то, что не говорится вслух. В тяжелые времена он мог зажечь в сердце свет надежды, дать почувствовать, что все получится — так, как должно, и что все будет хорошо. Михаил давал надежду, и знает Бог, как сильно ему сейчас нужна надежда. Он ожидал, что, когда вернется, все будет по–прежнему.

Женщины преследовали Михаила всегда. Как же этой удалось поймать его?

— Женат, — пробормотал Павел.

— Да, женат.

— Мои поздравления.

— Спасибо. Ты не выглядишь радостным. Павел поморщился.

— Михаил, ну ты же знаешь, что я эгоист. — Они двинулись к дому. — Где ты ее нашел, кстати?

— Мне просто повезло.

— Расскажи мне о ней. Как она выглядит? Михаил кивнул в сторону дома.

— Заходи и познакомься с ней.

— О, нет. Не в таком виде, — ответил Павел. — Если она только меня увидит, то сразу же подумает, что я разбойник с большой дороги. Как ее зовут–то?

— Амэнда.

— Амэнда. Мило. — Он слегка ухмыльнулся. — Она красивая, Михаил?

— Она прекрасна.

С таким же успехом она может оказаться уродиной, ведь если Михаил полюбил ее, для него она будет красавицей. Павел решил, что пока сам не увидит ее, выводов делать не стоит.

— Давай–ка я сегодня заночую в сарае, — заговорил он. — Я с ног валюсь, а с твоей женой я лучше познакомлюсь потом, когда отмоюсь.

Михаил принес ему одеяло, мыло и смену одежды. Павел был настолько измотан, что даже не мог подняться на ноги. Все, на что у него еще хватало сил, это прислониться спиной к стене и вытянуть ноги. Михаил вернулся с горячей едой.

— Тебе нужно поесть, старик. От тебя остались кожа да кости.

Павел слабо улыбнулся. — Ты сказал ей, что у вас в сарае заночует грязный попрошайка?

— Она не спросила. — Воткнув вилы в стог сена, Михаил предложил:

— Закутайся в одеяло, заройся в сено, тогда ночью тебе будет тепло.

— После того, как я много месяцев спал на твердой земле, это как небеса. — Наконец, спустя долгое время, у него над головой была крыша. Он попробовал оленину и удивленно поднял бровь. — Ты отхватил себе отличного повара. Поблагодари ее от меня, хорошо? Проглотив остатки еды, он улегся на сене. — Как я устал. Так сильно никогда еще не уставал. — Его глаза слипались. Последнее, что он увидел, был Михаил, склонившийся над ним и накрывающий его толстым одеялом. Напряжение последних месяцев наконец–то оставило его.

Павел проснулся от громкого лошадиного ржания. Поднявшись, он размял затекшие руки и ноги и выглянул из сарая. Михаил копал яму, чтобы установить столбы для забора. Прислонившись к стене, Павел долго наблюдал за ним. Потом вернулся к сеновалу и взял одежду.

Он вымылся в ручье, чтобы своим видом не напугать и не оскорбить жену Михаила. Побрился. Одевшись, пошел ему помогать.

Опираясь на лопату, Михаил отдыхал.

— Я все думал, когда же ты проснешься. Ты два дня спал беспробудным сном.

Павел усмехнулся.

. — Лишний раз доказывает, что охотиться за золотом тяжелее, чем устанавливать заборы. Михаил рассмеялся.

— Пойдем в дом. Амэнда уже приготовила завтрак. Павел теперь с нетерпением ожидал, когда же, наконец, увидит эту женщину. В глубине сердца он надеялся увидеть Девушку, похожую на Тесси, такую же тихую и славную, набожную и воспитанную. Он шел за Михаилом, горя желанием поскорее познакомиться с ней. У огня стояла стройная девушка, спиной к ним. На ней была такая же юбка, как на Тесси, когда они шли по орегонским долинам. Та же блузка. Странно. Он слегка нахмурился. Она наклонилась над горшком, и он убедился, что со спины она выглядит очень даже ничего. Когда она выпрямилась, он заметил тонкую талию и длинные золотистые волосы, спускавшимися в косе до пояса. Что ж, пока ему все нравилось.

— Амэнда, познакомься, это Павел.

Когда она повернулась, Павел почувствовал, как у него заныл желудок. Он еще раз присмотрелся с недоверием, боясь ошибиться, но это была она, дорогостоящая проститутка из Парадиза. Он уставился на Михаила, который улыбался ей так, словно она была солнцем, луной и всеми звездами небесными разом.

— Павел, я хотел бы представить тебе мою жену Амэнду.

Павел смотрел на нее и не знал, что делать и что сказать. Михаил стоял рядом, ожидая его реакции, и было очевидно, что если он сейчас же не придумает вежливый ответ, ситуация усложнится. Павел натянуто улыбнулся.

— Простите, что глазею на вас, мадам. Михаил предупреждал меня, что вы прекрасны. — Она была прекрасна. Так же, как Саломея, Далила или Иезавель[4].

О чем думал Михаил, когда женился на этой женщине? Он знал, что она проститутка? Наверное, нет. Этот человек и в борделе–то никогда не был. За всю свою жизнь он не переспал ни с одной женщиной. Не потому, что у него не было возможности. Но против всех земных законов, которыми руководствуется все творение, Михаил принял решение дождаться женщины, приготовленной для него. И вот, посмотрите, что он получил за все свои старания и чистоту. Ангелочка!

Что за историю выдумала эта ведьма? И что ему теперь делать? Прямо сейчас рассказать все Михаилу?

Михаил удивленно смотрел на него.

Ангелочек улыбнулась. Это не было дружеской улыбкой. Ее ярко–синие глаза стали вдруг мертвенно холодными. Она знала, что он ее узнал, и давала ему понять, что ей это глубоко безразлично. А если ей безразлично, то очевидно, что она не вышла замуж за Михаила по любви.

Он улыбнулся в ответ. Улыбкой еще более холодной, которая недвусмысленно говорила: «Как ты смогла ухватить его своими клешнями?»

Ангелочек прочитала немой вопрос в глазах стоявшего перед ней мужчины. У нее сразу же возникло чувство, что ее как будто забрасывают камнями. Ее улыбка стала более язвительной. Этого мужчину она читает и видит насквозь. Ей было нетрудно понять, что он о ней думает.

— Могу я предложить вам кофе, сэр?

Михаил перевел взгляд с Павла на нее и нахмурился.

— Присаживайся, Павел.

Павел сел на предложенный стул, пытаясь не смотреть на нее. Молчание затягивалось, становилось напряженным. Что он мог сказать?

Михаил слегка отстранился и взглянул на него.

— Теперь, когда ты немного отдохнул, не расскажешь нам о Ююбе?

Павел заговорил, что было делать? Ангелочек подала ему тарелку овсяной каши и чашку кофе. Он сухо поблагодарил. Она была прекрасна, слишком прекрасна — холодное, развращенное, гипсовое божество.

Она не села с ними за стол, не присоединилась к разговору. Павел подумал, что она, наверное, знает о Ююбе больше, чем он. Только мужчины, добывшие лучшее золото, могли оплатить ее услуги. Что она здесь делает? Какую милую ложь она нашептала Михаилу в уши? Что будет, когда он узнает правду? Он, наверняка, выбросит ее прочь. Она этого заслуживает.

Павел спросил о ферме и выиграл немного времени, пока Михаил рассказывал, как обстоят дела. Ему нужно было все обдумать или, по меньшей мере, попытаться. Он посматривал на Ангелочка. Неужели Михаил не знает? Почему он не проверил? Чем еще может такая прелестная девочка зарабатывать на хлеб в этих местах? Для здравомыслящего человека ответ был очевиден.

Но с другой стороны, стоит только взглянуть в эти синие глаза, и все, ты попался. Михаил не был донжуаном. Он был честным и любящим парнем. Она могла наговорить ему с три короба, и он, конечно же, поверил. Такая девочка, как она, могла из него веревки вить. «Мне нужно рассказать ему правду о ней, но как? Когда?»

Михаил поднялся, чтобы налить себе еще кофе, а Павел посмотрел на Ангелочка. Она встретила его взгляд, приподняв подбородок, в глазах отразилась издевка. Она была настолько уверена в себе, что ему захотелось тут же выкрикнуть всю правду. Но как только он устремил глаза на Михаила, то не смог произнести ни слова.

Ангелочек сняла шаль с вешалки.

— Пойду, принесу воды, — сказала она, поднимая ведро. — Вам, наверно, есть, о чем поговорить. — Выходя за дверь, она посмотрела Павлу в глаза.

Это подстегнуло его, как плевок в лицо. «Ей, кажется, плевать, что я могу ему все рассказать». Михаил направил на него серьезный взгляд.

— О чем ты думаешь, Павел?

Ему никак не удавалось облечь мысли в слова. Он хрипло усмехнулся и попытался говорить в своей обычной манере, с легкой иронией, но ему это не удалось.

— Извини, но она лишила меня дара речи. Как ты с ней познакомился?

— Божественное вмешательство.

Божественное? Михаил угодил на самое дно ада, даже не подозревая об этом. Он потерял голову ради этих синих глаз и золотистых волос, и тела, которое повлечет любого мужчину за собой ко греху и смерти. Михаил встал.

— Давай выйдем. Хочу показать тебе, что изменилось с тех пор, как ты уехал на поиски удачи.

Выйдя во двор, Павел увидел, что Ангелочек стирает его одежду. Хороший ход. Уж не думает ли она, что таким образом сможет заставить его промолчать? Она не смотрела в их сторону. Возможно, ему не удастся докричаться до Михаила, но абсолютно точно, что ее он просто так не оставит в покое.

— Подожди минутку, мне нужно подойти к твоей жене. Я так разглядывал ее, что произвел не очень хорошее впечатление. Хочу поблагодарить ее за завтрак и за заботу о моей одежде.

— Хорошо. Встретимся у ручья. Я строю склад, и ты сможешь мне в этом помочь.

— Я буду через минуту. — Павел направился к Ангелочку. Внимательно посмотрел на нее и убедился, что не ошибся. Она носила одежду Тесси. Его кровь вскипела от бешеной злобы. Как мог Михаил дать ей эти вещи? Он очнулся от своих мыслей как раз тогда, когда она закончила выжимать его выстиранные старые джинсы. Он ожидал, что она обернется, но она оставалась стоять спиной к нему. Она знала, что он рядом; он был в этом уверен. Она просто игнорировала его.

— Привет, Ангелочек, — бросил он, подумав, что это быстро поможет ей вспомнить все. Она повернулась, на ее лице застыло холодное выражение человека, погруженного в себя. — Ангелочек, — повторил он. — Так ведь тебя зовут, не правда ли? Ты не Амэнда. Поправь меня, если я ошибаюсь.

— Я вижу, ты хорошо знаешь, кто я, верно? — Она бросила его джинсы на веревку, которую Михаил натянул для сушки белья. — Ты думаешь, я могу тебя вспомнить?

Бесстыдная шлюха.

— Я думаю, лица кажутся одинаковыми при твоем роде занятий.

— Так же, как и все остальное. — Она посмотрела на него и усмехнулась. — Тяжело найти удачу на золотых приисках, мистер?

Она была еще хуже, чем он ожидал.

— А он знает, кто ты и что ты из себя представляешь?

— Почему бы тебе не спросить его?

— И тебя нисколько не волнует, что он будет чувствовать, когда я все расскажу ему?

— Ты думаешь, он не выдержит?

— Как тебе удалось зацепить его своими клешнями?

— Он связал меня, как гусыню, и привез к себе.

— Милая сказочка. — Ее скучающий взгляд разозлил его еще больше. — Как ты думаешь, что он сделает с тобой, когда узнает, что я видел тебя раньше, в борделе в Парадизе?

— Я не знаю. А ты как думаешь? Он побьет меня камнями?

— Больше чем уверен.

Она подняла пустой таз и прижала к бедру.

— Можете сказать ему все, что угодно, мистер. Мне все равно. — Сказав это, она пошла прочь.

Догоняя Михаила, Павел твердо решил рассказать ему все, но потом не смог осуществить задуманного. Целый день они работали бок о бок, и он никак не мог набраться смелости. Когда они вернулись, Павел отказался от ужина, сославшись на усталость. Вместо этого пошел в сарай и доел остатки своих запасов. Ему не хотелось сидеть с ними за одним столом. Он не мог притворяться, будто счастлив, что его зять женился на лживой шлюхе. Собрав свои вещи, он направился к себе домой, на противоположную сторону долины.

Михаил стоял у открытой двери, видя, что он уходит. Почесав шею, он отвернулся.

Ангелочек взглянула на Михаила и почувствовала, как в ней опять нарастает напряжение. Она сидела на плетеном стуле, который он сделал для нее, и наблюдала за тем, как он закрывает дверь и садится у огня. Он снял свои ковбойские сапоги и стал натирать их воском, чтобы придать им водонепроницаемость. Он не смотрел на нее. Ему не хотелось говорить, и он не читал свою Библию. Судя по всему, прошлая ночь была забыта.

— Ты ведь думаешь об этом, правда? — спросила она. — Почему бы тебе просто не спросить?

— Я ничего не хочу знать.

— Ну, конечно, — сухо продолжала она. В горле пересохло. — Я все равно хочу тебе кое–что сказать, чтобы внести ясность. Я лично его не помню, но в моем деле это не имело никакого значения. Тебя я тоже не помнила, даже после второго визита.

Михаил знал, что она говорит неправду, хотя услышанное причиняло боль.

— Не лги, Амэнда. Неужели ты до сих пор не можешь понять, что я люблю тебя? Ты теперь моя жена. А все, что происходило раньше, теперь в прошлом. Пусть там и остается.

Затишье перед бурей кончилось. Шторм обрушился на них со всей своей силой.

— Две недели назад ты говорил, что хочешь знать обо мне все. Ты все еще хочешь знать все?

— Оставь это!

Она встала. Повернувшись к нему спиной, она дрожащими руками поправила шаль.

— Ты все еще не понял, наверно? Даже если я захочу что–то изменить, люди, которые меня знают, этого не допустят. Как и твой честный братец. — Она холодно улыбнулась и спросила, упершись взглядом в стену. — Ты видел его лицо, когда он узнал меня?

— Мне жаль, что он сделал тебе больно. Она повернулась к нему.

— Ты и правда так думаешь? — Коротко усмехнувшись, она продолжала: — Он не сможет задеть меня. И ты тем более не сможешь. — Она больше никогда не даст им такой возможности.

Павел провел целый день, приводя в порядок дом и размышляя об Ангелочке. Ему необходимо вернуться и поговорить о ней с Михаилом. Он не может молчать. Михаил должен узнать об ее обмане. Как только он узнает все, он поступит правильно и вышвырнет ее. Как паршивого котенка.

Брак можно аннулировать. Скорее всего, он даже не был подтвержден и одобрен священником, поэтому от него не потребуется дополнительных расходов. Михаил сможет просто забыть этот печальный опыт. Каждый день в Калифорнию прибывают все новые фургоны, переполненные женщинами, и он уж точно подберет себе другую, которая поможет ему забыть Ангелочка.

Пришел Михаил, и они вместе заготавливали дрова. Они разговаривали, но не так, как раньше. Павел был слишком озабочен, а Михаил чем–то опечален.

— Приходи к нам на ужин, — предложил Михаил, направляясь к двери, но Павел не мог даже представить себе, как он будет сидеть за одним столом с Ангелочком.

Михаил казался раздосадованным.

— Ты обидишь Амэнду.

Павел готов был расхохотаться. Обидит? Что может обидеть матерую шлюху? Теперь он точно знал, что она задумала. Она возводит стену между ним и Михаилом. Она хочет разрушить их дружбу. Хорошо, если она так этого жаждет, забудем о правилах и приличиях…

— Я приду завтра.

Когда он пришел, Ангелочек выколачивала одеяла, развесив их на веревке. Она остановилась на мгновение и взглянула в его лицо. Ей не потребовалось много времени, чтобы прочитать вызов в его глазах.

— Он строит склад у ручья. Почему бы тебе не сбросить груз со своей души, пока он заживо тебя не съел?

— Ты так уверена, что я не сделаю этого?

— О, я уверена, что сделаешь. Ты не можешь дождаться этой минуты.

— Ты его любишь? — ухмыльнувшись, поинтересовался он. — Ты думаешь, что сможешь сделать его по–настоящему счастливым? Рано или поздно он очнется и увидит, кто ты есть на самом деле.

Ее рука, державшая колотушку, побелела. Пожав плечами, она отвернулась.

— Тебе ведь наплевать на всех, не так ли?

— А почему должно быть иначе? — спросила она и опять стала выколачивать одеяло.

Павлу захотелось схватить ее и кулаком пригладить ее высокомерное лицо.

— Ты напрашиваешься, — выдавил он и направился к ручью.

Ангелочек почувствовала слабость, которая внезапно навалилась на нее. Она тяжело опустилась на пень, пытаясь успокоиться и боясь признаться себе в тех чувствах, которые сейчас поднялись в ее душе.

— Ты вовремя пришел, — сказал Михаил, выпрямляясь и вытирая ладонью пот со лба. — Помоги мне с этими бревнами, ладно?

Павел помог ему развернуть бревно.

— Михаил, мне нужно с тобой поговорить, — произнес он напряженно, разворачивая бревно. Михаил бросил на него мрачный взгляд, смысл которого он не понял. Внутри него кипела злоба, которая заставила его продолжить. — Я хочу поговорить не о том, что происходило на Ююбе, и даже не о том, почему я никак не могу осесть на одном месте. Все дело в твоей жене.

Михаил медленно выпрямился и посмотрел на него.

— Почему ты думаешь, что тебе надо что–то говорить?

— Потому что тебе нужно знать. — Ее надменное лицо все еще стояло у него перед глазами. — Михаил, она не та, за кого себя выдает.

— Я знаю, кто она, и прежде всего, она — моя жена. — Он попробовал снова сосредоточиться на работе.

Она, должно быть, успела его хорошо обработать. Не пытаясь скрыть раздражения, Павел приготовил следующее бревно. Обернувшись, он бросил взгляд в сторону дома. Она стояла в дверях. В одежде Тесси. Ему захотелось подбежать и сорвать с нее все. Захотелось избить ее и прогнать из долины. Михаил попался. Михаил, со своим сильным характером и высокими идеалами. Михаил со своей чистотой. Это было необъяснимо и невероятно. Это было непристойно.

— Я не смогу все так оставить. Не смогу. — Однако Михаил даже не смотрел на него. Павел схватил его за руку. — Послушай меня. Задолго до того, как она стала твоей женой, она стала проституткой. Ее настоящее имя Ангелочек, а не Амэнда. Она работала в борделе в Парадизе. Она была самой дорогостоящей «бабочкой» во всем городе.

— Отпусти мою руку, Павел. Павел отпустил.

— Ты скажешь хоть что–нибудь? — Он никогда еще не видел Михаила таким рассерженным.

— Я все это знаю. Павел уставился на него.

— Ты знаешь?

— Да. — Михаил наклонился за новым бревном. — Возьми другой конец, хорошо?

Павел машинально выполнил просьбу.

— Ты узнал об этом до или после того, как надел кольцо ей на палец? — поинтересовался он цинично.

— До того.

Павел опустил бревно на место.

— И ты все же решил жениться на ней? Михаил выпрямился.

— Я женился на ней и женюсь еще раз, если придется все повторить. — Он сказал это тихим, спокойным голосом, но его глаза пылали гневом.

Павел почувствовал себя так, словно его только что отправили в нокаут.

— Она одурманила тебя. Михаил, она тебя одурачила. — Нужно попытаться вразумить его. — Это бывает. Ты месяцами не видел женщины, а у нее такие милые голубые глазки и такое красивое тело, что ты просто потерял голову. Ты можешь, конечно, провести с ней несколько приятных ночей, но не пытайся убедить себя в том, что она будет приличной и скромной женой. Та, которая однажды была проституткой, останется ею навсегда.

Михаил сжал зубы. Он говорит в точности то, что Ангелочек думает и говорит о себе.

— Перестань судить!

— Не будь глупцом!

— Заткнись, Павел. Ты не знаешь ее. Павел рассмеялся.

— Мне не нужно знать ее. Я знаю достаточно. Это ты ничего не знаешь. Сколько раз ты встречался с подобными женщинами? Ты всех и все видишь сквозь свои принципы, но, поверь мне, мир устроен совсем иначе. Она не стоит всех тех мучений, которые тебе придется перенести из–за нее. Послушай меня, Михаил! Неужели ты хочешь, чтобы женщина, которая обслужила своим телом сотни мужчин, стала матерью твоих детей?

Михаил внимательно смотрел на него. Не с этим ли сталкивалась Ангелочек всю свою жизнь? Осуждение и слепая ненависть.

— Я думаю, что тебе лучше замолчать прямо сейчас, — сквозь зубы сказал он.

Но Павел не собирался молчать.

— Что скажут твои знакомые, когда узнают о ней? Думаешь, они одобрят? А как насчет соседей, ведь они скоро появятся? Хорошие люди. Добропорядочные люди. Как ты думаешь, что они будут говорить, когда узнают, что твоя маленькая красавица–жена была высоко оплачиваемой проституткой?

Михаил взглянул на него потемневшими от злости глазами.

— Я знаю, что я об этом думаю и что Бог думает, и это все, что меня волнует. Может, тебе стоит привести в порядок свою жизнь, прежде чем осуждать мою жену?

Павел замолчал, ему стало больно. Михаил никогда не упрекал его, и эти слова прозвучали как удар. Неужели он не понимает, что ему хотят помочь? Он всего лишь хотел помочь Михаилу избежать того разрушения и позора, которые ему принесет эта ничтожная женщина.

— Ты мне как брат, — сказал он тихо. — Ты видел мои худшие времена. Я не хочу, чтобы твоя жизнь была испорчена этой ведьмой. Ей удалось так ловко приручить твое сердце, что ты не замечаешь, как идешь к собственной гибели!

Желваки на скулах Михаила напряглись.

— Хватит, ты достаточно сказал!

Но Павел уже не мог остановиться. Все, что он видел, это паршивая проститутка в одежде его возлюбленной Тесси.

— Михаил, она же просто кусок дерьма. — Он не успел заметить кулак. Не успел понять, что произошло. Внезапно острая боль разлилась по скуле, и он обнаружил, что лежит на спине. Михаил стоял над ним со сжатыми кулаками и мертвенно–бледным лицом.

Михаил схватил его за рубашку, поднял на ноги и стал трясти, словно тряпичную куклу.

— Если ты любишь меня, как говоришь, тогда изволь также любить ее. Она моя часть. Ты понял? Она часть моей плоти и моей жизни. Когда ты что–то говоришь против нее, ты идешь против меня. Когда ты обижаешь ее, ты обижаешь меня. Тебе понятно?

— Михаил…

— Ты меня понял?

Впервые в жизни Павел испугался своего зятя.

— Я понял.

— Хорошо, — произнес Михаил, отпуская его. Он повернулся к Павлу спиной, пытаясь справиться с гневом.

Павел почесал ушибленный подбородок. Она стала причиной разногласий между ними. Она была виновата. «Я все правильно понял, Михаил. Гораздо лучше, чем ты сам».

Михаил почесал шею и посмотрел на него.

— Прости, что я тебя ударил. — Глубоко вздохнув, он подошел ближе. — Мне нужна помощь, а не препятствие. Она очень изранена, ты даже представить себе не можешь, как сильно. — Он сжал руки в кулаки, на лице отразилась глубокая печаль, глаза наполнились слезами. — И я люблю ее. Я люблю ее так сильно, что готов умереть за нее.

— Прости.

— Не извиняйся. Просто молчи!

Павел молчал все оставшееся время, пока они работали, но никто не мог заставить его не думать. Он думал о том, что поможет Михаилу самым лучшим способом, какой он только знает. Он просто вынудит ее уехать. Как–нибудь. И чем скорее, тем лучше. Он придумает способ.

Михаил прервал затянувшееся молчание.

— Тебе нужно съездить в город и купить запасы на зиму. У меня недостаточно, чтобы поделиться с тобой.

— У меня нет золотого песка.

— Я отложил немного. Он твой. Ты можешь воспользоваться моей повозкой и лошадьми.

Павел почувствовал легкий укор стыда. Но почему он должен стыдиться? Он пытался помочь Михаилу избежать страданий. Михаил всегда был думающим человеком. Он все поймет. Его самая большая проблема в том, что он старается не замечать недостатков других. Он увидел в шлюхе человека, достойного его любви.

Павел вскипел. Она встала между ними. Она явилась источником их разногласий. Ему нужно придумать способ, как вытащить Ангелочка из ее удобного гнездышка и вернуть назад, к тем, кому она принадлежит. И он должен сделать это прежде, чем она разобьет сердце Михаила на маленькие кусочки.

Они установили последнее бревно на нужное место. Стены были готовы. Михаил сказал, что с крышей справится сам. Он положил руку на плечо Павла и поблагодарил его за помощь, но напряжение между ними все еще висело тяжелым грузом.

— Тебе лучше завтра поехать в Парадиз. Скажи Иосифу, что я подъеду к нему через пару недель. Он поможет тебе найти все, что тебе нужно.

— Спасибо. — Парадиз. Может быть, ему удастся узнать чуть больше об Ангелочке и ее слабых местах, пока он будет в городе. Хозяйка, без сомнения, пожелает вернуть свою лучшую девочку и отправит за ней того неуклюжего гиганта, который охранял ее, словно драгоценный бриллиант.

Когда, уже в темноте, Михаил вернулся домой, Ангелочек не спросила, что ему рассказал Павел. Она поставила ужин на стол и села рядом с ним, высоко подняв голову и выпрямив спину. Он не произнес ни слова. Он, скорее всего, обдумывает все, взвешивает и принимает решение. Пусть будет так.

Тяжесть вновь заполнила все ее внутренности, и она опять пыталась убедить себя, что ей это безразлично. Когда Михаил взглянул на нее, она приподняла подбородок и выдержала его взгляд. «Ну, давай же, скажи все, о чем ты думаешь. Мне все равно».

Михаил положил руку на ее ладонь.

Боль пронзила ее сердце, и она отдернула руку. Она не могла смотреть на него. Взяв салфетку со стола, она аккуратно стряхнула ее и положила себе на колени. Подняв голову, она увидела, что он смотрит на нее. И его глаза… эти глаза…

— Не смотри на меня так. Я тебе раньше говорила, что мне абсолютно все равно, что он думает обо мне. Он может говорить, что угодно. Все, что он скажет, правда. Ты знал это. И мне плевать на это. Он не первый, кто смотрит на меня сверху вниз, и, наверно, не последний.

Мне все равно. — Она вспомнила, как мужчины, которые приходили в их лачугу к маме, переходили на другую сторону улицы, когда мама шла мимо, словно были с ней не знакомы.

— Я, может, и поверил бы тебе, если бы ты так не злилась.

Ангелочек вздернула подбородок.

— Я не злюсь. С какой стати я должна злиться? — У нее пропал аппетит, но она заставила себя поесть, чтобы не дать ему возможность сделать выводы. Закончив, она собралась мыть посуду. Михаил подбросил дров в огонь.

— Павел уезжает на пару дней. Ему нужно закупить запасы на зиму. Он завтра утром придет за лошадьми и повозкой.

Ангелочек медленно подняла голову, она задумалась. Налив воды в таз, помыла тарелки. Михаил никогда не поможет ей уехать обратно, туда, где ее место, но Павел точно будет рад посодействовать. Чтобы спасти бедняжку Михаила от нее.

Что–то засосало внутри, как только она задумалась об отъезде. Тогда она постаралась представить себе, какое глубочайшее удовлетворение она испытает, когда встретится с Хозяйкой и заберет свои деньги. Она всегда сможет заручиться поддержкой хозяина бара, если ей потребуется помощь. Он был огромный, как Магован, а его кулаки помнили немало драк. Как только она получит назад свое золото, она обретет долгожданную свободу. Свободу!

У нее заболело в груди, и она прижала ладонь к сердцу.

Михаил этой ночью привлек ее к себе, и она не противилась. Через несколько минут он отстранился, дрожа от возбуждения, покрывшись потом. Он с трудом перевел дыхание.

— Что ты делаешь?

— Я хочу доставить тебе удовольствие, — ответила она и постаралась, чтобы он испытал наслаждение, которого он заслуживал, как никто другой.

На рассвете Павел пришел за повозкой и лошадьми, которых Михаил помог ему запрячь. Он дал ему золото и письмо для Иосифа Хотшильда.

— Жду тебя обратно через четыре или пять дней.

— Я заметил оленя по дороге к тебе, он был огромный.

— Спасибо, — поблагодарил Михаил. — Как только Павел выехал, он вошел в дом и снял ружье с крюка. — Павел заметил оленя неподалеку. Пойду, может, еще мяса на зиму принесу.

Всю ночь напролет Ангелочек размышляла, как ей уехать из дома, ничего не говоря Михаилу. И вот он, случай. Она подождала, пока он скроется из виду, и быстро сняла кольцо, положив его на Библию. Она была уверена, что так он его быстро обнаружит. Схватив шаль и накинув на плечи, она поспешила вслед за Павлом.

Повозка не могла уехать слишком далеко. Подняв юбку, она бегом бросилась вдогонку.

Павел услышал ее крик. Он натянул поводья и подождал, размышляя, что ей может быть нужно. Она, наверное, попросит его привезти ей что–нибудь. Или, может быть, станет умолять, чтобы все оставалось, как прежде. Что ж, пусть. Не слишком это ей поможет.

Ангелочек раскраснелась и запыхалась, когда, наконец, смогла догнать повозку.

— Мне нужно ехать в Парадиз.

Он спрятал удивление под язвительной улыбкой.

— Так что, ты от него уже убегаешь?

— А ты надеялся, что я останусь? — ответила она с иронией.

— Садись, — предложил он, не собираясь ей помогать.

— Спасибо, — сухо поблагодарила она, взбираясь на повозку и садясь рядом с ним.

Павел почти всю ночь провел в размышлениях о том, что делать с запятнанной женой Михаила, и вот она сама помогает ему в решении проблемы. Он не надеялся, что она уедет так просто. Без подкупа. Без уговоров. Она уезжала добровольно. Он взял поводья в руки, и они двинулись в путь.

Павел смотрел, как она вытирает лицо кончиком шали Тесси. Он едва сдерживался, чтобы не сорвать с нее эти вещи.

— Как ты думаешь, что почувствует Михаил, когда увидит, что ты уехала?

Она смотрела прямо перед собой.

— Он это переживет.

— Тебе ведь плевать на его чувства, правда? — Она не ответила. Он посмотрел вперед, потом снова на нее. — Ты знаешь, ты права. Он тебя забудет. Через несколько лет в Калифорнии будет предостаточно порядочных милых девушек, из которых он сможет выбрать одну для себя. Женщины всегда преследовали Михаила.

Она глядела на проплывавшие мимо деревья, всем видом показывая полное безразличие. Павлу хотелось побольнее ударить ее, резать без ножа, чтобы она почувствовала то же, что будет чувствовать Михаил, когда поймет, что она сбежала от него без оглядки. Разве он ему не говорил? Он должен сделать ей больно. Это правильно.

Посмотрев на нее, он спросил с нескрываемым любопытством: — Почему ты решила уехать?

— Не могу назвать конкретную причину.

— Я думаю, тебе просто стало скучно от тихой, размеренной жизни, которой живет Михаил. Или тебе захотелось сменить партнера? — Она не ответила. Теперь Михаил поймет, что Павел был прав. Через некоторое время он признает свою ошибку. Женщины всегда любили Михаила. Кроме привлекательной внешности он объединял в себе силу и нежность, на что они липнут, словно мухи. Он легко сможет снова жениться, если захочет, и ему не придется долго искать себе пару. И новая девушка уж точно будет получше этой.

— Хозяйка будет рада твоему возвращению. Я слышал, ты приносила огромные прибыли в ее казну. Она даже не упрекнет тебя за побег.

Ангелочек слегка повернула голову и презрительно улыбнулась.

— Не утруждай себя изысканными беседами.

Он холодно ухмыльнулся. Ему удалось малость зацепить ее. Он копнул поглубже.

— Мне кажется, разговоры не слишком ценятся в твоем бизнесе, верно?

Ангелочек почувствовала бешеную злобу, которая вскипала, поднимаясь изнутри. Паршивая свинья. Если бы до Парадиза было не так далеко, она бы сейчас же убралась с этой повозки и остаток пути прошла пешком. Но она не настолько глупа и не станет рассчитывать, что у нее хватит сил дойти. Что ж, пусть развлекается. Она уж как–нибудь выдержит один день в обществе необразованного лицемера. Она отвлечется мыслями о золоте. Помечтает о собственном маленьком домике в лесу. Представит себе, что наступит день, когда ей не придется терпеть таких вот мужиков.

Павлу не нравилось, когда на него не обращают внимания, особенно такие женщины, как она. Что она о себе возомнила? Он хлестнул лошадей, разгоняя повозку. Он не пытался объезжать ухабы и выбоины на дороге — ему хотелось ее разозлить. Ей пришлось держаться изо всех сил, чтобы сохранять равновесие и не вылететь из повозки. Глядя на ее мучения, он наслаждался. Она крепко сжала зубы, но не издала ни звука. Он гнал лошадей, пока они не выдохлись, и только тогда ему пришлось замедлить скорость.

— Ну что, теперь ты доволен? — насмешливо поинтересовалась она.

С каждой милей он ненавидел ее все больше.

Когда солнце было уже высоко, он свернул с дороги, остановил лошадей и слез с повозки. Распряг лошадей, отпустив их пастись. Потом быстро ушел в лес. Когда вернулся, увидел, что она уходит за деревья в противоположную сторону. Она двигалась так, словно испытывала дикую боль.

Его сумка лежала под передним сиденьем. В ней было завернуто яблоко, кусок мяса и банка орехов. Он с удовольствием начал есть свои запасы. Вернувшись, она посмотрела на него и уселась под тенью сосны. Он откусил большой кусок мяса и уставился на нее оценивающим взглядом. Она казалась уставшей. И, похоже, проголодалась. Какая неудача. Ей следовало захватить с собой что–нибудь.

Павел открыл флягу с водой и, сделав несколько глубоких глотков, вновь закупорил. Он взглянул на нее и нахмурился. Раздосадованный, он поднялся и подошел к ней. Покачивая флягой взад–вперед у ее лица, он нехотя спросил:

— Хочешь пить? Скажи «пожалуйста», если хочешь.

— Пожалуйста, — еле слышно произнесла она.

Он бросил флягу ей на колени. Она открыла ее, вытерла горлышко и сделала глоток. Потом снова закрыла и протянула ему.

— Спасибо, — проговорила она, а в ее синих глазах не было ничего, кроме пустоты.

Павел вернулся под деревья и доел мясо. Чувствуя раздражение, он взял яблоко. Съев половину, бросил взгляд на нее.

— Хочешь есть?

— Да, — просто ответила она, не глядя на него.

Он бросил ей остаток. Поднявшись, сходил за лошадьми и снова запряг их. Оглянувшись, он увидел, как она очищает грязь и сосновые иголки с остатков яблока, прежде чем откусить. Ее холодное, молчаливое достоинство было ему неприятно.

— Давай, поехали! — сказал он нетерпеливо.

Она поморщилась от боли, снова усаживаясь в повозку рядом с ним.

— Как ты познакомилась с Михаилом? — спросил он, натягивая вожжи.

— Он пришел во «Дворец».

— Не смеши меня! Михаил не мог прийти в эту вонючую дыру. Он не пьет, и не увлекается картами, и уж точно никогда не связывался с проститутками.

Она усмехнулась.

— Тогда ты расскажи мне, как все произошло.

— Я думаю, что такая девочка, как ты, смогла что–то придумать. Наверно, ты встретила его на рынке и пожаловалась, что твои родители умерли по дороге и ты осталась совсем одна в этом большом жестоком мире.

Она рассмеялась ему в лицо.

— Что ж, мистер, теперь вам не нужно ломать над этим голову. Теперь, когда я ушла, Михаил остается в вашем распоряжении на всю зиму.

Он вцепился в вожжи с такой силой, что его пальцы побелели. Она что, пытается делать грязные намеки? Или она ставит под сомнение его мужские способности? Натянув поводья, он свернул с дороги и остановился.

Она замерла, насторожившись. — Почему мы остановились?

— Ты должна мне кое–что за поездку.

Она медленно выговорила: — И что же ты хочешь?

— А что у тебя есть? — Ему хотелось содрать с нее кожу. — Ты, наверно, думаешь, что если тебе делают одолжение, то ты ничем не обязана? Правильно? — Она отвернулась. Он крепко схватил ее за руку, и она опять повернулась к нему; ее лицо было бледным. Он уставился в ее бесстыжие синие глаза. — Ты ошибаешься. Ты должна мне за эту поездку. — Он резко дернул ее.

На этот раз она не отвернулась. Просто сидела, глядя на него спокойным, равнодушным взглядом.

— Ты знаешь, мне ни разу не удалось подняться к тебе во «Дворце», — заговорил он, нанося следующий удар. Развязал кожаный шнурок в ее волосах. — У меня не хватило денег даже для того, чтобы мое имя записали на бумажку. — Распустил ее волосы. — Я всегда пытался представить себе, на что это похоже, попасть в святое святых Ангелочка.

— И теперь хочешь попробовать.

Павлу хотелось, чтобы она испытала неловкость, смущение, съежилась в ожидании ответа.

— Возможно.

Ангелочек почувствовала, что внутри нее как будто начала сжиматься пружина. Она уже забыла, что в этом мире за все надо платить. Она вздохнула и посмотрела на него.

— Ну, что мешает тебе осуществить задуманное? — спросила она, спускаясь с сиденья.

Павел взглянул на нее. Потом спрыгнул с повозки и подошел к ней. Она выглядела уставшей, ее лицо покрывала бледность. Он не мог сказать, блефует она или нет. Неужели она думает, что сможет пройти пешком тридцать миль? Нет, он не позволит ей передумать и вернуться.

— Ну, и что будем делать?

— Что вам угодно, мистер. — Она сняла шаль и бросила на сиденье. — Ну и? — Ее презрительная улыбка бросала ему вызов.

Она что, думает, что он не сможет? Разозлившись, он схватил ее за руку и поволок в лес, в тень деревьев. Он был груб, торопился, единственным желанием было унизить и ранить ее. Она не произнесла ни слова. Словно онемела.

— Тебе не потребовалось много времени для того, чтобы вернуться к прежним занятиям, верно? — Он смотрел на нее с отвращением.

Медленно поднявшись, Ангелочек отряхнула листья с юбки. Поправила волосы.

Павел испытывал к ней глубокую неприязнь.

— Тебе это все безразлично, не так ли? У тебя же просто змеиная натура.

Она медленно подняла голову, улыбнувшись холодной мертвой улыбкой.

Ему стало неуютно, и он направился к повозке. Он не мог дождаться, когда же эта поездка подойдет к концу.

Ангелочек почувствовала, что у нее начинается дрожь. Завязав лиф, Она застегнула блузку и заправила ее в юбку.

Дрожь усиливалась. Она отошла за деревья, подальше от Павла, где он не мог ее видеть, и упала на колени. На лбу выступил холодный пот. Она почувствовала страшный холод по всему телу. Закрыв глаза, она боролась с тошнотой. «Не думай об этом. Ангелочек. Это не коснется тебя, если ты не пустишь это в сердце. Живи, словно ничего не произошло».

Она до боли вцепилась пальцами в кору деревьев, и ее, наконец, вырвало. Озноб прошел, дрожь прекратилась, и она поднялась на ноги. Некоторое время стояла, пытаясь успокоиться.

— Поторопись! Я хочу приехать в город засветло! Подняв подбородок, она направилась к дороге. Павел смотрел на нее с сиденья.

— Знаешь что, Ангелочек? Твоя цена завышена. Ты не стоишь больше пятидесяти центов.

Что–то надломилось у нее внутри.

— А сколько стоишь ты? Он взглянул на нее.

— Что ты имеешь в виду?

Она подошла ближе и взяла из повозки шаль.

— Я знаю, кто я. И я никогда не играла чужие роли. Никогда! — Она положила руку на край повозки. — А теперь посмотри на себя. Ты пользуешься повозкой Михаила и его лошадьми, тратишь его золото и наслаждаешься его женой! — Она рассмеялась. — И как ты после этого себя назовешь? Его братом?

Он побледнел, потом пошел красными пятнами и снова побелел. Сжал кулаки, казалось, что сейчас он убьет ее.

— Я могу бросить тебя здесь. Тебе придется остаток пути пройти пешком.

Успокоившись и взяв себя в руки, Ангелочек залезла в повозку. Она улыбнулась и расправила юбку.

— Ты не можешь, я ведь тебе заплатила.

За весь остаток пути они не сказали ни слова.