Любовь на берегах Миссисипи

11

— В колонию приезжает русская княгиня!

— Боже милосердный! Княгиня! О, умоляю вас, Жозефа, расскажите! — взвизгнула мадемуазель Александрина.

Естественно, первой узнала новость госпожа де Сент-Эрмин.

Флорис и Адриан с любопытством слушали красных от волнения Попюлюса и Гаэтана, которые взахлеб рассказывали потрясающие вести. Молодые дворяне, не желая разочаровывать своих друзей, помалкивали, хотя слишком хорошо знали санкт-петербургский двор — сколько зловещих воспоминаний было с ним связано, — и потому не могли понять, о какой княгине идет речь.

А слухи между тем все множились. Город гудел, словно потревоженный улей. Утверждали, будто пресловутая княгиня — это не больше не меньше как двоюродная сестра царицы Елизаветы, которую Флорис, на свое несчастье, страстно полюбил.

Княгиня прибыла на корабле под названием «Санкт-Петербург». Она соизволила нанести визит только губернатору, и тот, будучи опытным дипломатом, немедля предложил ей остановиться в собственном дворце.

Говорили, что богатейший вельможа господин де Бель-Иль несколько раз навестил своего друга маркиза де Водрея, однако никто не мог сказать, был ли он принят княгиней.

Всеобщее возбуждение достигло предела, когда тайна разрешилась: разгадка предстала в обличье трехсот картонных карточек — господин герцог де Бель-Иль приглашал избранных на грандиозный бал по случаю победы при форте Розали. Торжества была намерена почтить своим августейшим присутствием ее императорское высочество великая княгиня Аврора Русская…

Более в пригласительном билете ничего не сообщалось. Знатные дамы кинулись на Орлеанскую улицу и опустошили все модные лавки. Господин Аженор, мастер по изготовлению париков, трудился не покладая рук. Учитель танцев господин Баби сновал из дома в дом, обучая дам реверансам, принятым при императорском дворе. Словом, город кипел — все лихорадочно готовились к великому событию.

Бал был в полном разгаре, когда Флорис и Адриан прибыли во дворец маршала де Бель-Иля. Камергер провозгласил их имена, и хозяин дома поспешил к ним навстречу. Казалось, он был на седьмом небе от счастья.

— Граф де Вильнев-Карамей… Маркиз де Портжуа… я очень рад… я безмерно рад принять вас, наших героев, в этом скромном жилище…

Флорис и Адриан подумали про себя, что господин де Бель-Иль чересчур прибедняется. Все знали, что он чудовищно богат, а если кто-нибудь в этом сомневался, то мог убедиться собственными глазами, ибо роскошь обстановки превосходила все, что доводилось видеть новоорлеанцам. В серебряных канделябрах сверкали пять тысяч свечей. Хрустальные люстры с подвесками освещали залы и террасы, яркостью соперничая с солнцем. Лакеи в напудренных париках и рабы, одетые на французский манер, разносили разноцветные прохладительные напитки. Господин де Бель-Иль обернулся и схватил за руку юную девушку с длинными черными ресницами и бархатными щечками. Она залилась нежным румянцем, присев в реверансе перед Флорисом и Адрианом.

— Господин граф, господин маркиз, позвольте представить вам мою дорогую Эмилию… Это моя единственная дочь (господин де Бель-Иль особо выделил слово «единственная»). Она жаждет танцевать ригодон[28] с победителями чикачей!

— Окажите мне честь, мадемуазель!

Флорис и Адриан одновременно поклонились красивой дурочке. Им было известно, что герцог подыскивает Эмилии жениха. Приданое было огромным, а девица очень мила. Вероятно, отцу не составит труда пристроить ее. Флорису нравилось, когда на него смотрели со смущенным обожанием, и он устремил на робкую барышню властный взор своих зеленых глаз.

— Мадемуазель, прошу вписать меня на первую гальярду[29].

Эмилия, еще больше покраснев, пролепетала:

— Я осень лада, судаль, потому сто сегодня вы мой гелой!

Флорис не нашелся, что ответить. Он еще никогда не слышал, чтобы девушка так шепелявила, и ему стали понятны хлопоты господина де Бель-Иля — даже с богатым приданым ему будет нелегко выдать замуж свою дочь.

— Ну, ну, Эмилия, не болтайте так много и оставьте нас на минутку… мне надо переговорить с этими господами!

Герцог повлек Флориса и Адриана в середину большой залы.

Флорис машинально обернулся и увидел, что девушка грациозно обмахивается веером. Неисправимый соблазнитель, слегка усмехнувшись, незаметно подал ей знак, ясно показывавший: подождите меня, я сейчас к вам вернусь!

Эмилия захлопала ресницами и приоткрыла рот. «Если забыть о злосчастном сюсюканье, — подумал Флорис, — то она чертовски хорошенькая». И он поспешил за братом, предвкушая приятный вечер. В этот момент господин де Бель-Иль проворковал с восторженным придыханием:

— Дорогие друзья… сейчас я представлю вас ее императорскому высочеству, княгине Авроре Романовой… великой княгине Дубинской и Петербургской… родной племяннице ее императорского величества…

Флорис и Адриан ошеломленно переглянулись. Казалось, люстра с тремя сотнями свечей свалилась им на голову. При российском дворе был только один князь Дубинский и один князь Петербургский — эти титулы царица даровала в день своего коронования Флорису и Адриану де Вильнев-Карамей!

Еще не увидев великую княгиню, молодые дворяне поняли, что это самозванка. Но кто же она?

Не замечая смятения своих гостей и чрезвычайно гордясь честью, оказанной его дому, герцог де Бель-Иль повел Флориса и Адриана к плотной группе в центре зала. Офицеры в новых, с иголочки, мундирах и дорогих перевязях, придворные в расшитых золотом камзолах, дамы в великолепных бархатных платьях окружили роскошно одетую княгиню.

Она стояла спиной к Флорису и Адриану. Обоим бросилась в глаза изящная линия длинной шеи, белоснежный парик с тонкими пластинками китового уса и серебристый корсаж. Раздался взрыв смеха. Княгиня явно имела успех у своих новых обожателей.

Перед хозяином дома расступились, и господин де Бель-Иль с поклоном произнес:

— Ваше императорское высочество, позвольте мне представить вам героев дня!

— Мы позволяем, господин герцог, мы позволяем!

Княгиня повернулась с любезной улыбкой. На застывших лицах Флориса и Адриана не дрогнул ни один мускул. Это была Батистина. Она смотрела на молодых дворян приветливо, но сохраняя должную дистанцию, как и подобало особе царских кровей. Господин де Бель-Иль счел нужным добавить:

— Граф Адриан де Вильнев-Карамей и маркиз Флорис де Портжуа выступили в поход против чикачей добровольцами и выказали отменную доблесть, ваше высочество…

— Прекрасно, господа, прекрасно!

Княгиня протянула молодым людям свою «августейшую» руку. Они безмолвно поклонились. Флорис выпрямился первым и устремил пылающий взор в огромные голубые глаза «княгини». Та спокойно выдержала его взгляд.

— Итак, господа, вы принимали участие в этой победоносной кампании? Я обожаю рассказы о сражениях! — С этими словами княгиня повернулась к своим обожателям.

Согласно правилам этикета это означало, что представление завершилось. Флорис сжал кулаки и двинулся вперед, чтобы помешать княгине ускользнуть.

— О, вашему высочеству (на этом слове Флорис сделал ударение), конечно, известно, что гораздо легче взять в бою форт, нежели образумить упрямую женщину!

Княгиня соблаговолила улыбнуться в ответ на эту реплику. Придворные хихикали и шушукались. Попюлюс де Проте и Гаэтан д’Артагет, также состоявшие в свите знатной особы, поспешили на помощь своему другу.

— Черт возьми, Портжуа, мы все немного загрубели на войне… Ее высочеству еще надо свыкнуться с простотой здешних нравов… не сердитесь на маркиза, ваше высочество, он, как и мы, совсем недавно вернулся после схватки с дикарями!

Княгиня томно обмахивалась веером.

— Я нисколько не сержусь на маркиза… У нас в Петербурге не такой строгий этикет, как в Версале… Знаете, господа, однажды моя любимая тетушка-царица…

Последние слова потонули в гуле голосов. Княгиня в сопровождении своих обожателей направилась к террасе.

Флорис и Адриан словно приросли к полу. Они были настолько потрясены чудовищной наглостью Батистины, что едва слышали восторженные возгласы гостей.

— Какая красавица!

— Что за величавость, черт возьми!

— Изящество, мой милый!

— Вы видели ее украшения, Жозефа?

— Сокровища короны, дорогуша!

— Сразу видно особу царских кровей!

— А воспитала ее французская гувернантка!

— Вот почему она так хорошо говорит!

— Весь город лежит у ее ног!

— Зачем ей понадобилась колония, Маргарита?

— Ревность императрицы!

— Король принимал ее в Версале?

— Конечно, моя дорогая, со всеми почестями!

— Она приехала на Миссисипи со своим «двором» — фрейлинами и слугами!

Флорис, погруженный в свои мысли, внезапно вздрогнул — кто-то тянул его за рукав.

— Гальялда, судаль, я плисла!

Молодой дворянин опустил глаза — перед ним стояла малышка Эмилия. Взвизгнули скрипки, и по залу полетели танцующие пары. Флорис повел Эмилию, но тут Адриан кивнул ему, незаметно показав на даму, которая буквально прилипла к стойке одного из роскошных буфетов. Мрачное лицо Флориса осветилось саркастической улыбкой.

— Я… прошу простить меня, мадемуазель, я вернусь к вам на павану!

Это было редкостным хамством. Флорис стремительно удалился, оставив несчастную Эмилию посреди залы. Он подошел к брату, и оба они осторожно подкрались к особе, привлекшей их внимание. Дама не заметила их, поскольку была поглощена своим занятием — перед ней стояло огромное блюдо с крабами и рисом, а стоящий рядом раб постоянно подливал ей в бокал мускат.

Несмотря на роскошный парик и розовое атласное платье, выгодно подчеркивавшее пышные формы, Флорис и Адриан без труда узнали толстуху, с которой беседовали на хлопковом поле.

— Добрый вечер, мадам Деде! — прошептал Флорис ей на ухо.

Упитанная особа едва не выронила тарелку. Она переводила глаза с одного на другого, не в силах произнести ни слова, и только разевала рот, словно выброшенная на берег рыба. Если бы это было возможно, она провалилась бы под землю или хотя бы уползла на четвереньках под буфетную стойку. Однако Флорис не дал ей времени опомниться. Он схватил ее за руку, а Адриан вежливо принял у нее тарелку и стакан.

— Как здесь жарко, дорогая!

— Не прогуляться ли нам при лунном свете?

Подхватив толстуху под руки, братья бесцеремонно повлекли ее в сад.

— Я… я вас не… отпустите меня… или я…

— Или что, дорогая? Вы пожалуетесь вашей самозванной княгине?

И Флорис злорадно ущипнул несчастную Деде.

— Что… что вам от меня надо? — пролепетала бедняжка, готовясь упасть в обморок.

Адриан похлопал ее по щеке.

— Ну, ну… держите себя в руках… вам еще понадобятся силы!

Адриан не успел объяснить, что именно потребуется от толстухи, поскольку услышал взволнованный крик:

— Госпожа графиня де ла Мойка… Госпожа графиня!

К троице со всех ног бежал Попюлюс де Проте.

— Кажется, вас зовут! — насмешливо шепнул ей Флорис.

Попюлюс, оказавшись рядом, объявил:

— Ее высочество собираются отбыть… где шаль княгини?

— У меня… я… я сейчас принесу! — вскричала толстуха, не скрывая радости.

— Идите же, графиня, долг призывает вас! — торжественно произнес Адриан, и оба брата изящно поклонились.

Некоторое время они еще стояли в саду, вдыхая опьяняющий запах цветущей магнолии. Сердце у них сжималось от муки и тревожного ожидания несчастья. Они не обменялись ни единым словом, ибо не могли говорить.

Наконец они медленно и словно бы нехотя вернулись в освещенный зал. Княгиня и ее фрейлины уехали в фаэтоне, который предоставил им герцог де Бель-Иль.

Лакеи разносили бокалы с шампанским.

Словно в тумане, Флорис услышал вдруг, как хозяин дома хлопнул в ладоши, призывая всех к молчанию.

— Тише… тише…

— Господин де Бель-Иль хочет что-то сказать нам…

— Перестаньте болтать, Жозефа!

— Придержите язык, Маргарита, только вас и слышно!

Гомон сменился наконец благоговейной тишиной, которую нарушали лишь крики розовых фламинго. Господин де Бель-Иль заговорил:

— Дорогие друзья… Ее императорское высочество разрешает мне сообщить вам важную новость… Княгиня Аврора Русская дала согласие стать герцогиней де Бель-Иль…

Со всех сторон раздались восторженные возгласы и поздравления.

Дальнейшего Флорис уже не видел. Он мчался прочь из этого проклятого дома.

12

— Я пойду!

— Нет! Идти должен я!

— Тогда мы пойдем вместе!

— Нет, Флорис… Я тебе запрещаю!

— Ты мне запрещаешь?

Флорис задохнулся от негодования. Никогда еще Адриан не позволял себе так говорить с ним.

— Да, запрещаю! Я старший… и на сей раз ты подчинишься. Приказываю тебе оставаться здесь и ждать меня… твой… твоя пылкость только все испортит!

Жорж-Альбер спрыгнул со шкафа из кленового дерева, откуда наблюдал за спором, если не сказать ссорой, двух братьев. Те вновь поселились на постоялом дворе «Серебряный лев» — впрочем, после урагана на нем появилась помпезная вывеска «Золотой лев», и этот облагороженный облик царя зверей послужил хозяину единственным доводом для повышения цен, которые взлетели так, что за ними было не угнаться даже вышедшей из берегов Миссисипи!

«Дорогой Адриан хотел сказать «твой дурной характер», и он совершенно прав, слово обезьяны! Прямо не знаю, что делать… как же мне тяжело с этим молодым безумцем… Бог свидетель, чего я только с ним не пережил! Но теперь он окончательно взбесился… жестокие сомнения терзают меня… как поступить?» — размышлял Жорж-Альбер.

Не обращая никакого внимания на проблемы обезьянки, Флорис метался по комнате.

— Прекрасно! Просто нет слов! Хорошего же ты обо мне мнения! Дьявольщина, я же сумел сдержаться на балу, хотя мне чертовски хотелось влепить пощечину княгине Авроре Дубинской и Петербургской! Да и почему я должен церемониться с этой интриганкой… с этой авантюристкой! Ты меня разочаровываешь, Адриан… как ты мог так судить обо мне…

Адриан прервал этот словесный поток, сопровождавшийся ударами сапога по туалетному столику.

— Флорис, Флорис… мой дорогой брат, с тобой никто не сравнится в доблести и силе, ты один способен сдержать целую армию… и ты это много раз доказал! Без тебя никогда нам не удалось бы возвести на трон царевну Елизавету, без тебя мы проиграли бы битву при Фонтенуа маршалу Саксонскому… но сейчас я взываю к твоему разуму… Здесь нужно пустить в ход дипломатию… Я должен первым поговорить с ней… заглянуть в ее душу… услышать ее объяснения… ее доводы!

— Превосходный план! — с горечью воскликнул Флорис. — Я заранее знаю все ее объяснения! Ты хоть понимаешь, что она натворила? Завела трех женихов, не считая меня! Вдова пирата! И достойная супруга еще одного бандита! А теперь она желает выйти замуж за богатого старика, человека, которому она в дочери годится! И не забудем «промежуточные» фигуры… король… принц Вильям… Морис Саксонский… Но и это пустяки в сравнении с последними подвигами мадам. Узурпация титула! Захват корабля! Вероятно, кража драгоценностей тоже на ее совести! Укрывательство беглых рабов! Шашни с девками! И это наверняка еще не все!

— Тише, Флорис! Если бы нас услышали…

— То ее схватили бы и колесовали на Гревской площади, как родного дядюшку и воровку-мать.

Флорис почти рычал от бешенства. Адриан грустно покачал головой. Конечно, Флорис был прав — по материнской линии Батистина была племянницей знаменитого бандита Картуша. Вероятно, невзирая на полученное в замке Мортфонтен аристократическое воспитание, кровь взяла свое, и она вернулась к повадкам своей разбойничьей родни. Но внутренний голос твердил Адриану, что Батистина сбилась с пути по их вине, вернее, по вине Флориса. Молодой граф не решался сказать это, опасаясь еще больше разъярить брата.

«Нам следовало разрешить ей выйти замуж за этого славного Жеодара, — обреченно подумал Адриан, — или же стать фавориткой короля… Все было бы лучше, чем это бегство и последующие скитания по морям».

— А что вы скажете, друзья? — повернулся Адриан к слугам.

Федор взволнованно засопел.

— Вашей милости нужно идти поговорить с барышней!

Казак понурился под испепеляющим взглядом Флориса, но идти на попятный не захотел — он высказал свое мнение, как подобает честному украинцу!

— А ты, Ли Кан, что думаешь? — спросил Флорис, надеясь обрести союзника в китайце.

— Саду мудрости ведомо, что неверный полет стрекозы с голубыми крыльями продлится тысячу раз по двенадцать ночей, прежде чем найдет она достойный ее цветок… Пусть Счастье Дня наставит на путь истинный Голубую Стрекозу!

Ли Кан с довольным видом почесал свою косу. На сей раз он изложил свою точку зрения с удивительной ясностью.

— Очень хорошо, все против меня! Покоряюсь большинству! — сказал Флорис угрюмо и демонстративно улегся на кровать.

«Ох, не нравится мне это напускное спокойствие!» — подумал Жорж-Альбер, прыгая на постель к хозяину.

— Федор, подай треуголку! Ли Кан, табакерку!

Адриан посмотрел на себя в зеркало и увидел высокого стройного кавалера. Его золотистые волосы вполне могли обойтись без парика, обязательного на вечерних приемах, поэтому он просто связал их сзади бантом. Его фиалковые глаза, знаменитые глаза прекрасной графини Максимильены, сверкали решимостью — слишком часто Адриан из любви к Флорису уступал избалованному младшему брату, но на сей раз намеревался держаться твердо, тем более что получил благословение своих «воспитателей».

Флорис небрежно заложил руки за затылок. Черные кудри упали на лоб, прорезанный глубокой морщиной, глаза искрились гневом. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

Адриан направился к двери, но с порога вернулся. Его длинные пальцы коснулись мускулистого плеча Флориса.

— Ты знаешь, что я хочу тебе только добра, брат… Пусть все будет сделано с твоего согласия… Навеки вместе!

В словах Адриана прозвучала такая нежность, что Флорис рывком поднялся и бросился на шею брату. Очарование молодого дворянина заключалось, помимо его ослепительной красоты, в этих молниеносных переходах, подобных грозовому ливню, за которым следует радуга.

— Ты прав, Адриан… ты самый мудрый из нас… а я слишком порывист… Иди, брат, и скажи ей… Нет, ничего не говори… Мне больше нечего ей сказать…

В устах Флориса подобная фраза звучала странно. Адриан вышел со смутным ощущением тревоги. С молодым хозяином остались Грегуар, Жорж-Альбер и Цицерон. Федор и Ли Кан сопровождали Адриана.

Граф де Вильнев направился к губернаторскому дворцу, заново отстроенному на месте прежнего деревянного, сгоревшего в прошлом году.

— Соблаговолите сообщить ее императорскому высочеству о моем визите и спросите, можно ли получить частную аудиенцию у княгини Дубинской графу де Вильнев-Карамей!

Величественный мажордом, выслушав Адриана, удалился, затем появился вновь и торжественно произнес:

— Ее императорское высочество ожидает господина графа!

Адриан с облегчением вздохнул. В глубине души он опасался, как бы Батистина не указала ему на дверь. Федор и Ли Кан в ожидании хозяина скрестили руки на груди.

Сердце Адриана неистово забилось. Он шел за черным рабом в белоснежном парике. В новом дворце было три этажа. Апартаменты княгини располагались напротив покоев маркиза и маркизы де Водрей. Ее высочество могли, таким образом, принимать кого угодно, не беспокоя и не оповещая хозяев дома.

Адриан вошел в очаровательную гостиную, обитую индийским шелком. Два балкона с фигурными решетками выходили на Миссисипи. Окна были застеклены — неслыханная роскошь для колонии! Из соседней комнаты послышался женский смех. Адриан задумчиво смотрел на мутные воды реки. За стеной все стихло.

Распахнулась дверь, и Адриан спиной почувствовал легкое дуновение. Он резко повернулся — на пороге спальни стояла «княгиня». На губах ее сияла нежная улыбка, а руки были протянуты к нему.

— Батистина… Батистина… маленькая моя!

Адриан прижал сестру к груди. Они долго не размыкали объятий — оба были слишком взволнованы. К тому же им нужно было многое сказать друг другу, но они не знали, как к этому приступить.

Наконец Адриан, решившись, повлек Батистину к плетеным креслам.

— Дорогая моя… любимая… как я счастлив увидеть тебя в полном здравии…

Говоря это, Адриан пожирал Батистину глазами. Никогда еще она не была такой красивой. Длинные и густые белокурые волосы свободно струились по плечам, легкий загар делал ее похожей на итальянку, губы стали ярче и чувственнее… Но главное заключалось не в этих деталях, а в совершенно изменившемся взгляде небесно-голубых глаз. Детская наивность испарилась без следа — на Адриана смотрела женщина, познавшая муку и страсть, умеющая владеть собой и повелевать другими.

Годы бегства преобразили Батистину. Она стала чуть выше, но не утратила прежней стройности и изящества. Розовый атлас платья подчеркивал очаровательный изгиб талии, а декольтированная грудь, укрытая воздушными кружевами, заметно округлилась. Во взоре Батистины читалась спокойная уверенность.

В соседней комнате вновь послышалось шушуканье и приглушенный смех. Батистина, взяв брата за руку, прижалась щекой к его ладони.

— И я тоже… я тоже счастлива увидеть тебя, Адриан… О, мне тебя очень недоставало!

Ее улыбка была загадочной, как у сфинкса. Адриан не мог понять, говорит ли она правду или издевается.

— Дорогая сестра… тебе пришлось много пережить после… после того, как ты с нами рассталась!

Адриан чувствовал себя не в своей тарелке и предпочитал осторожное прощупывание грубому напору. Батистина одобрительно кивнула:

— Да, это так! Мне пришлось немало пережить… Что-то было забавно, кое-что неприятно… но теперь с этим покончено. Все прекрасно… А надеюсь, ты доволен моим браком с господином де Бель-Илем? Это блестящая партия… даже для принцессы крови.

Батистина слегка улыбнулась при последних словах, а Адриан не нашелся, что сказать. Она продолжала:

— Тебе не надо ни о чем тревожиться… Когда все закончится, я скажу мужу, что мы с тобой находимся в отдаленном родстве… Конечно, признаться, что мы брат и сестра, невозможно… но кузен и кузина — это тоже неплохо, правда? Поверь мне, все уладится!

Батистина говорила очень легко и непринужденно, не хвастаясь и не рисуясь. Эта безмятежность больше всего пугала Адриана, хотя он пытался скрыть свои чувства под принужденной улыбкой.

— Дорогая моя… этот… этот брак может привести к большим осложнениям… Господин де Бель-Иль искренне убежден, что ты настоящая русская княгиня и…

— И что же? — спокойно промолвила Батистина. — У меня есть все бумаги.

Адриан не мог не восхититься величавым достоинством, с каким были произнесены эти слова. Положительно, Батистина вошла в роль. А девушка, поднявшись с места, распахнула дверь в соседнюю комнату и позвала:

— Тонтон, милочка моя! Принеси мою шкатулку.

Батистина вновь села рядом с братом. Тот хотел что-то сказать, но тут в гостиную вошла «мадам де ла Мойка». Толстуха выглядела гораздо более уверенной в себе, хотя и не поднимала глаз. Присев в реверансе, она протянула изящный ларец своей хозяйке. Батистина представила ее:

— Моя подруга… и в настоящий момент фрейлина… баронесса де ла Мойка… она…

Адриан прервал сестру с некоторым раздражением:

— Да, да… мы уже успели познакомиться!

Батистина весело рассмеялась.

— О, это правда, Тонтон призналась мне, что разговаривала с вами на хлопковом поле… Милочка моя, Тонтон, как тебе пришло в голову назваться Деде? Уверяю тебя, титул баронессы звучит гораздо лучше… Ах, Адриан, не хочешь ли ты чего-нибудь выпить? — заботливо осведомилась Батистина.

Адриан только отмахнулся. Лоб у него покрылся потом, но не жара была тому причиной. Батистина открыла шкатулку:

— Вот, смотри, Адриан… как видишь, беспокоиться не о чем!

И девушка с невинным видом протянула брату роскошный пергаментный свиток. Адриан развернул его и быстро пробежал глазами: «Мы, Елизавета, императрица всея Руси, даруем нашей возлюбленной племяннице княгине Авроре Батисте Марии Александре титулы великой княгини Дубинской и великой княгини Санкт-Петербургской в знак нашего расположения и в благодарность за верную службу… Скреплено печатью и подписано в 1745 году от Рождества Христова, июля 10 числа».

Росчерк царицы красовался под великолепным оттиском красного воска с императорским орлом. Адриан поднял голову. Ему все стало понятно.

— Но, Батистина… это же фальшивка!

В голосе его прозвучал ужас. Батистина задорно улыбнулась.

— Конечно, Адриан! Но превосходная… просто превосходная! В Маракаибо есть мастер на все руки… подлинный артист! Никто не заметит подделки, так что тревожиться тебе не надо! — повторила Батистина, небрежно обмахиваясь веером.

Адриан откинулся на спинку кресла. Битва с чикачами выглядела детской игрой в сравнении с этим разговором. Казалось, на сестру не действуют никакие доводы. Он вынул из кармана тонкий батистовый платочек с графским гербом в углу и вытер лоб, затем заговорил медленно, четко выговаривая слова, словно боялся, что его плохо поймут:

— Дорогая моя… ты не княгиня… у тебя нет никаких прав на этот титул… ты…

Батистина фыркнула.

— Но, Адриан… ты говоришь нелепые вещи… Прости меня, это даже смешно… Кто будет задавать мне вопросы? Это ведь никому не нужно… Кроме того, ты имеешь законные права на титул герцога Дубинского, а я, как твоя сестра, могу его у тебя на время позаимствовать… Что здесь плохого? Разоблачить меня может только родной брат, но ведь ты же этого не сделаешь? Как видишь, никакой опасности нет, и в сущности все это вполне естественно…

— Нет… Послушай, Батистина, ты же могла предупредить меня. И потом…

Адриан слышал собственный запинающийся голос и понимал, что слова его не имеют смысла. У Батистины был настоящий дар превращать тех, кто с ней спорил, в безумцев или идиотов.

В дверь, выходившую в коридор, постучали.

— Войдите! — произнесла мадам де ла Мойка, ревностно исполнявшая обязанности фрейлины.

Появился черный слуга маркиза де Водрея.

— Мисси губернатор просит аудиенции, княгиня!

— Конечно же, мы примем любезного маркиза! — весело промолвила Батистина.

— Как спалось вашему высочеству?

На пороге возник губернатор и тут же застыл, явно недовольный присутствием Адриана у «княгини». А та протянула ему тонкую белую руку для поцелуя.

— Прекрасно, мой дорогой маркиз… мы весьма довольны… Новый Орлеан нам чрезвычайно нравится, а ваше гостеприимство выше всяческих похвал… впрочем, это так свойственно французам… мы положительно растроганы… и расскажем об этом нашему кузену Людовику, когда вернемся в Версаль вместе с господином де Бель-Иль!

Адриан, не веря своим ушам, молча слушал, как сестра его называет себя «мы» на манер царствующих особ и величает короля Франции своим кузеном! Ему казалось, что это какой-то кошмарный сон.

— Ах, мадам, нет сомнений, что визит вашего высочества в колонию принесет счастье всем обитателям здешних мест… Если вашему высочеству понадобится что-либо, ваш покорный слуга готов исполнить любую просьбу с выражением бесконечной признательности.

И господин де Водрей попятился к двери, приложив руку к сердцу. Батистина склонила голову, будто и в самом деле была царицей. Адриан тяжело вздохнул. Эта колдунья многих завлекла в сети своих чар — бедный губернатор готов был заложить душу дьяволу, лишь бы завоевать ее расположение. Он не первый… и, видимо, не последний! Чтобы выиграть время и обдумать ситуацию, Адриан решил сменить тему разговора:

— Как поживает Элиза? — спросил он, едва лишь за губернатором закрылась дверь.

— Очень хорошо… Правда, путешествие ее немного утомило, поэтому она предпочла остаться на плантации… Жанно уже почти все восстановил… он должен приехать ко мне с новостями сегодня… разумеется, я не желаю вызывать никаких кривотолков, поэтому всем будет сказано, что я купила земли госпожи де Гонджибурно…

Адриан открыл рот, но Батистина не дала ему и слова сказать.

— Не беспокойся, Адриан, у меня есть бумаги!

И Батистина извлекла из своего бездонного ларца Очередной свиток, перевязанный синей лентой.

Это уже было слишком. Адриан, схватив сестру за плечи, с силой тряхнул ее.

— Батистина, очнись же! Это безумие… Поедем с нами, мы хотим вернуться во Францию… Король простит тебя… а если тебе это неприятно, мы поедем в другое место… Мир так велик! — поторопился добавить Адриан, увидев внезапно окаменевшее лицо сестры.

Девушка вырвалась из его объятий и прошлась по комнате, затем подошла к окну, уставившись помрачневшим взором на Миссисипи, чьи волны сверкали на солнце. Вдруг Батистина резко обернулась и посмотрела прямо в глаза брату.

— Ты должен кое-что понять, Адриан… Я никогда и никуда не поеду вместе с вами… У меня своя жизнь… я свободна… да, я счастлива увидеть тебя, но никогда я не вернусь во Францию со склоненной головой, с мольбой о прощении… Если я и появлюсь при дворе французского короля, то лишь в качестве герцогини де Бель-Иль… богатой и могущественной…

— Но, Батистина, король был…

— Нет, я никогда не прощу ни ему, ни…

Она не сумела выговорить имя, однако Адриан понял.

— Ни Флорису… Батистина, я уверен, что Флорис все еще любит тебя… он многое осознал… он готов протянуть тебе руку… Подчинись воле нашего отца… выйди замуж за Флориса, ведь он тоже поклялся сделать это.

— Замолчи! — выкрикнула Батистина, задрожав всем телом.

Изумленный Адриан увидел, как она внезапно преобразилась. К щекам ее прихлынула кровь, в голубых глазах вспыхнули молнии, ноздри гневно раздулись.

Тонтон замерла с разинутым ртом, глядя то на Адриана, то на Батистину. «Фрейлина» явно не понимала, о чем идет речь, однако готова была защищать свою «княгиню», как тигрица.

Адриан не желал признаваться в поражении. Он схватил Батистину за руку и привлек к себе, с удивлением ощутив, что у него самого подрагивают пальцы.

— Батистина, маленькая моя… Именно ты спасла Флорису жизнь… Наши хирурги прикончили бы его со своими пиявками и кровопусканиями… Если бы не твой Жанно, мой брат уже лежал бы в земле… Нет, дай мне договорить, я знаю все… Ты приходила к нему под маской помощника врача. Зачем… зачем ты это сделала, Батистина? — спрашивал Адриан, заглядывая ей в глаза.

Батистина опустила голову, но он настаивал:

— Дорогая, ответь… Значит, чувство твое не умерло! Отринь свою гордыню, признайся мне!

Адриан умолк, увидев слезы в громадных голубых глазах. Батистина встряхнула головой, словно пытаясь прогнать мучительное воспоминание.

— Нет, нет, Адриан…

Молодой граф знал, кому адресовано это упрямое «нет», но продолжал уговаривать сестру:

— Ведь ты сама пришла, чтобы спасти его… Никто тебя не заставлял… Зачем же ты это сделала, если так ненавидишь Флориса! Зачем?

У Батистины дрожали губы.

— Ты хочешь знать зачем? Я… я это сделала… из христианского милосердия! Все очень просто! К тому же Элиза плакала и умоляла меня!

Адриан разжал руки. Как ему хотелось понять, какие мысли скрываются за этим прекрасным белым лбом! Однако торопиться не следовало.

— В любом случае, Батистина, ты свободна в своих чувствах… Если ты не хочешь выходить замуж за Флориса, я не стану докучать тебе с этим, но прошу вернуться вместе со мной… Со всех сторон тебя подстерегают опасности… ты хоть знаешь, что пригрела нашего лютого врага, эту канониссу… Юлия де Менгден еще в России поклялась погубить нас!

При этих словах Батистина обменялась понимающим взглядом с Тонтон.

— Да, конечно, это Иностранка! Но тревожиться не стоит, мы с ней поссорились как раз накануне урагана… и она исчезла, сбежала, испарилась навсегда!

К Батистине уже вернулось прежнее веселое спокойствие.

— А этот пират, объявивший себя твоим мужем! — с упреком промолвил Адриан, не упоминая, какая судьба, судя по всему, постигла Иностранку в бухте Баратария.

— О, этот омерзительный субъект взял меня в жены на пиратский манер… после того как убил бедного Фоккера, о котором я сожалею, потому что он был, в сущности, очень мил. А Пилон Шери… Ты же знаешь, как я с ним расквиталась… Мы потопили все его корабли и…

Батистина вновь заговорила непринужденно, явно считая свои похождения делом совершенно естественным. В соседней комнате опять послышались смешки.

— Кто у тебя в спальне? — спросил Адриан.

— О, это мои подруги! Мои спутницы… мы странствовали вместе.

Батистина открыла дверь и сказала:

— Идите все сюда, я представлю вас моему брату. Не бойтесь, он никому ничего не выдаст.

Пять «фрейлин» вошли одна за другой — как и Тонтон, они не поднимали глаз и держались с большим достоинством.

— Вот мадам де Киев… мадам де Царское Село… мадам де Рига… мадемуазель де ла Балтик… мадемуазель де Баку…

Адриан чувствовал, как волосы поднимаются у него на голове. За этими фальшивыми титулами молодой дворянин угадывал прозвища парижских девок, перечисленных в списке пассажиров «Красавицы из Луизианы»: Вертушка, Крючница, Людовик, Золотая Ляжка, Свинья, Дитя, Персик…

Адриан увлек сестру в нишу окна и зашептал:

— Батистина, ты сошла с ума? Ведь это же клейменые шлюхи! Их выслали в колонию за развратное поведение!

— Да! — вызывающе ответила Батистина. — Но это мои подруги… они славные и очень, очень смелые… И здесь еще не все! Некоторые остались на плантации…

— Слава Богу! — не удержавшись, промолвил Адриан.

— Они приедут ко мне после свадьбы, тогда я смогу защитить их… Спасибо, дорогие мои, — громко сказала Батистина, — вы так понравились моему брату! Ступайте переодеваться, мы едем к моему жениху господину де Бель-Иль… Нас пригласили на легкий ужин.

«Фрейлины» поспешно ретировались, заметно обрадовавшись возможности ускользнуть от слишком уж пристального взгляда графа де Вильнев-Карамей. Тонтон, неловко поклонившись, последовала за ними.

На сей раз чаша терпения Адриана переполнилась, и легендарное спокойствие изменило ему. Он не мог справиться с собой и заговорил дрожащим голосом:

— Что, если кто-нибудь опознает этих воровок, Батистина?

— Какой же ты пессимист, Адриан… Никто уже и не вспоминает, что на «Красавице» были эти женщины… и рабы.

— Рабы, вот именно! Давай поговорим и о них… Где эти люди?

Батистина сокрушенно вздохнула.

— Большей частью на плантации… впрочем, они свободны!

— Свободны? Значит, ты их купила?

— У меня есть все бумаги!

Батистина потянулась за ларцем, но Адриан остановил ее.

— Не трудись зря! Их тоже сфабриковал твой артист из Маракаибо?

— Я против рабства! — величественно промолвила Батистина.

— Я тоже! — завопил Адриан. — Но существуют законы! Ты хоть знаешь, что рабов можно купить только у торговца, обладающего патентом? Без этого документа любая сделка недействительна… Если же кто-либо купил раба на законных основаниях, то может освободить его… но иным способом это сделать нельзя!

Батистина, надувшись, воскликнула:

— Да знаю я! Но это несправедливо!

Адриан воздел руки к небу.

— Согласен, однако с этим приходится мириться… Не я же издаю законы и эдикты, а король…

— Стало быть, король не прав… Откровенно говоря, Адриан, это бессмысленный спор, и я могу опоздать из-за тебя… Прости, мне пора переодеться!

— Несчастная, а как же господин Вейль! — воскликнул Адриан, пораженный внезапной мыслью. — Хирург знает обо всем и может разоблачить тебя!

Батистина расхохоталась.

— Мой бедный Адриан, ты слишком долго воевал с чикачами… Господин Вейль отбыл во Францию на последнем корабле…

— А остальные… эти твои женихи… Граф дю Роше, драгун, моряк… Я потерял их из виду, но они-то точно в Луизиане… Что скажут они, когда вернутся в Новый Орлеан?

Батистина уже держалась за ручку двери. Она обернулась и пояснила терпеливо, словно бы разговаривала с тяжелобольным:

— Я уже виделась с ними, Адриан! Они здесь, по крайней мере двое первых… и все прошло просто замечательно!

— Как? Что же ты им сказала?

Адриан во все глаза смотрел на Батистину. На губах у нее появилась ангельская улыбка.

— Что страшная семейная тайна вынудила меня утаить свои титулы, выдавая себя за простую дворянку, и что я взываю к их чести в надежде, что никто не узнает о нашем прежнем знакомстве… Эти господа, разумеется, немедленно поклялись мне на своих шпагах хранить молчание!

— А твой официальный жених, ну, словом, бывший жених (Адриан уже начинал путаться в словах), граф дю Роше… он-то как отнесся ко всему этому?

Батистина удивленно подняла брови.

— Прекрасно!

— Как это может быть? Несчастный приехал сюда за тобой… Он любит тебя до безумия!

— Именно! И я обещала ему, что выйду за него замуж, как только овдовею!

Произнеся это, Батистина упорхнула в соседнюю комнату, а Адриан застыл в изумлении посреди гостиной. Дверь вновь приоткрылась, и Батистина высунула голову.

— Как поживает Жорж-Альбер?

— Жорж-Альбер? Хорошо… да, очень хорошо.

Адриан проговорил это машинально, явно думая о другом.

— А Федор, Ли Кан, Грегуар?

— Хорошо!

— Тем лучше! Поцелуй их от меня!

Дверь захлопнулась. Адриан услышал веселый голос Батистины:

— Да нет же, Нене! Я надену голубое… Нет, лиловое! Или зеленое? Тонтон, тебе очень идет красный цвет… Останься в этом наряде!

Адриан покачал головой и направился к лестнице. Внизу его ожидали Федор и Ли Кан.

— Ну что, барин?

— Она вас целует!

Ответ Адриана и мрачное выражение его лица ясно показали слугам, что дело плохо. Молодой дворянин не знал, как рассказать Флорису о провале своей дипломатической миссии.

«Если он об этом узнает, то, пожалуй, придушит ее!» — думал Адриан, все больше мрачнея по мере того, как подходил к постоялому двору.

Оказавшись в «Золотом льве», он вздохнул с облегчением: Флорис куда-то отправился верхом в сопровождении Цицерона и с Жоржем-Альбером.

— Ты знаешь, к кому он поехал, мой добрый Грегуар? — спросил Адриан.

— Да, господин граф… он сказал, что хочет нанести визит господину герцогу де Бель-Илю!

— Черт возьми! В седло! — в ярости воскликнул Адриан.

13

— Кто тебе велит это…

Сильный удар веером по руке заставил умолкнуть мадам де ла Мойка.

— Я тебе сто раз повторяла, Тонтон, что надо следить за своим языком, иначе никто не поверит, что ты моя фрейлина. Это замечание относится и ко всем остальным, поскольку выражаетесь вы, как на Новом мосту! А теперь повтори свой вопрос!

Батистина везла своих спутниц во дворец господина де Бель-Иля. Герцог прислал за ними роскошный экипаж. Упряжка из великолепных рыжих коней англо-нормандской породы, кучер и два лакея в ливреях производили внушительное впечатление.

Жанно, поспевший к выезду, восседал на банкетке рядом с кучером — одет он был в малиновый атласный камзол с императорским гербом! Он часто оборачивался к Батистине, которую боготворил.

Девушка остановила свой выбор на деликатном белом платье — «в стиле простушки», как любили говорить при дворе. Кружевные рукава доходили до локтей, плиссированные складки на корсаже выгодно подчеркивали полуобнаженную грудь. На золотистых волосах красовалась задорная маленькая шляпка с полевыми цветами, придававшая ей невинный и одновременно лукавый вид. Словно белая лилия, царила она в окружении «фрейлин», пышно разодетых в разноцветные платья. Кто бы узнал высланных в колонию девок и воровок в этих веселых нарядных Дамах?

Разговаривая со своими спутницами, Батистина слегка кивала, отвечая на реверансы дам и поклоны кавалеров. Экипаж выехал на прекрасную мощеную дорогу к протоку Жантийи. Здесь было много гуляющих. Мужчины обнажали голову, а рабы с зонтиками в руках помогали своим хозяйкам сойти на обочину.

Батистина улыбалась. Ей нравились эти знаки почтения. Положительно, она не ошиблась, приехав в Новый Орлеан. Все складывалось великолепно. И она напустила на себя серьезный вид, одобрительно слушая Тонтон, которой пришлось совершить над собой большое усилие:

— Не собла-аа-гово-олит ли ва-аа-ше высоче-ее-ство объяснить, кто тебе велит…

— Нет, нет и нет! — воскликнула Батистина. — Ты это делаешь нарочно! Объяснить, зачем нужно разыскивать госпожу канониссу… Ты поняла? Вот как все вы должны говорить!

В подтверждение своих слов Батистина слегка притопывала каблучком. Мадам де ла Мойка, де Киев, де ла Балтик и де Баку понурили голову, однако мадам де Рига, то есть Нене, решилась вступиться за своих подруг.

— Да будет тебе, княгиня, тебя-то всему научили… с твоим рылом и в королевы можно… а по нам сразу видать, что мы с «Красавицы из Луизианы», прямехонько из трюма, правда, девки?

— Эх! Никогда мы не сможем… никогда! — Мадам де Царское Село, вернее, Свинья, повторила последнее слово с отчаянием.

Батистина дружески хлопнула ее по плечу.

— Да нет же, милые мои… все получится! А не то я рассержусь! Смелее, мы приехали сюда, чтобы всех вас выдать замуж за достойных людей! Вам нужно быть поувереннее… посмотрите на этих кавалеров! Они же пожирают вас глазами! Нам с вами все удавалось, и так будет всегда!

Решимость Батистины оказала свое воздействие. Золотая Ляжка, принявшая титул мадемуазель де ла Балтик, подтолкнула своих товарок локтем.

— Истинная правда, дуры, нечего кукожиться, нам есть что показать мужикам, а уж граф это или герцог — эка важность! Принцесса, ты племянница Картуша, короля воров, а потому ничего не боишься и прешь смело, куда тебе надо! Я от тебя ни на шаг, может, и мне обломится! Надо постараться, бабы, другие калякают, значит, и мы сможем!

Эта энергичная, полная оптимизма речь была встречена одобрительным ропотом.

— Эх, уж мы расстараемся, Батистина!

— Таким девкам, как мы, все по плечу!

— Затрещим, как епископ на проповеди, ей-Богу!

— Бабы мы свободные, не рабы какие-нибудь!

— Хоть с твоим брательником-графом начну! Он таких сисек сроду не видел! — с гордостью промолвила Тонтон.

Батистина не ответила. Не обращая никакого внимания на болтовню спутниц, она думала о своем Перед ее взором возник Флорис — каким бешенством сверкали его великолепные зеленые глаза вчера вечером, на балу! Княгиня! По спине у нее прошел сладкий озноб. Да, она исцелила его раны, но только для того, чтобы нанести удар по его безмерной гордыне. Пусть он раскаивается всю жизнь, пусть видит триумф Батистины, пусть скрежещет зубами при мысли о том, что она счастлива с другими мужчинами! Это будет возмездием за все, что она претерпела от него.

Прошел год, но в ушах ее по-прежнему звучали — издевательские слова Флориса: «За кого ты себя принимаешь? Твоя мать была воровкой… висельницей! Ты незаконнорожденная, незаконнорожденная!»

Нет, этого Батистина никогда не забудет! Зачем, зачем она отдалась ему? Нет, не отдалась — он взял ее силой, против воли, он воспользовался ее слабостью И все же странная тоска овладела ею, когда она узнала, что он умирает. «Это была просто жалость» — с ожесточением повторяла про себя молодая женщина, конвульсивно сжимая перламутровый веер.

— Сколо плиедем, маленькая плинцесса!

Жанно обернулся с широкой улыбкой. Да, он был ей безгранично верен! Какая удивительная судьба связала ее с рабами и ссыльными девками! Когда Батистина вспоминала свои похождения, ей казалось, будто это долгий сон.

Сколько же всего произошло с тех пор, как она сбежала от Флориса и короля после битвы при Фонтенуа!

Яан Легалик и Фоккер-Дьявол своей любовью помогли ей справиться с мукой. Она принимала их ласки с мстительным наслаждением, но больше ни одному мужчине не удалось тронуть ее сердца. Порой она просыпалась слишком жаркими ночами, и все тело ее начинало сладко ныть при воспоминании о безумных поцелуях Флориса, но она безжалостно уничтожала саму память о нем, и это ей удавалось, поскольку ее жизнь была полна опасностей.

Флорис и Адриан частично размотали клубок ее похождений, но многие детали от них ускользнули. После вынужденного брака с Пилоном Шери, который, кстати, так и не успел стать ее мужем, Батистина вместе со своими спутниками захватила «Красавицу из Луизианы» и скрылась из бухты Баратария, предварительно потопив пиратские корабли.

Сначала беглецы обосновались на Кошачьем острове. Вскоре между Батистиной и Иностранкой начались новые серьезные раздоры. Тогда девушка решила вступить во владение своей плантацией — права на эту землю были подарены ей Жанной-Антуанеттой Пуассон, подругой детства (а ныне маркизой де Помпадур), проявившей великодушие и щедрость, чтобы разлучить ее со слишком уж влюбчивым королем.

Чтобы не привлекать внимания колонистов, фрегат спрятали в одной из бухточек острова. Жанно с помощью других негров построил из бамбука джонку, и на ней беглецы поднялись по протокам до Миссисипи — этот путь в свое время нарисовал на карте Фоккер-Дьявол.

Явившись в контору в седом парике и под вуалью, изменив фигуру с помощью накладок, девушка попросила внести плантацию в регистр на имя госпожи де Гонджибурно (анаграмма от Бургиньон) и обменяла десять тысяч туренских ливров Жанны-Антуанетты. Бывшие рабы и сосланные воровки тут же обосновались в новом доме. Однако деньги таяли быстро.

Украсть драгоценности предложила Иностранка. Батистина поначалу восприняла все это как забавный фарс — ей просто захотелось побывать на балу и станцевать под маской котильон.

Первый, кого она заметила на улицах Нового Орлеана, был Флорис. Этот высокомерный гордец на голову возвышался над всеми… А на балу! Она вспыхивала от ярости каждый раз, когда вспоминала любовные игры Флориса с этой мерзкой рыжей шлюхой… с этой виконтессой Мари-Бланш де Понтальба. Желая насолить ему, Батистина велела Жоржу-Альберу похитить его парик. Флорис, ФЛОРИС, ВЕЧНЫЙ ФЛОРИС! Но у Батистины и в мыслях не было, что Иностранка устроит преступный поджог… конечно, пожар сыграл на руку воровкам, для которых Батистина оставила открытой калитку сада. Пока все глазели на Флориса, спасавшего черных нянюшек на горящей крыше, проворные девки избавили дам от драгоценностей. «Добычу» передали Батистине, сидевшей в портшезе, и она благополучно отбыла, успев увидеть отчаянный прыжок Флориса с негритянками с крыши горящего дома.

— Идиот, как я его ненавижу, он готов шею себе сломать, лишь бы покрасоваться! — бушевала Батистина на пути к реке, где ее ожидала джонка. Жанно с друзьями гребли мощно и быстро, поэтому вся компания оказалась в безопасности задолго до прибытия посланных на розыски солдат. Они спустились по Миссисипи до излучины, заросшей тростником и почти незаметной для постороннего взгляда. Здесь, у подножия столетнего кипариса, они закопали награбленное, а на следующее утро стали подниматься к плантации. Судьбе было угодно еще раз столкнуть Батистину с Флорисом и Адрианом. С какой горделивой радостью приказала она неграм стрелять по крокодилам! И как смеялась эта безжалостная кокетка, видя всех своих женихов в одной мутной купели! Именно тогда ей пришло в голову следить за Флорисом — это деликатное поручение было возложено на Жанно. Тот исправно доносил о всех передвижениях Флориса, и Батистина бесилась, узнавая о его ночных забавах.

— Связался со шлюхами, что еще от него ждать! Он заслуживает только презрения, и я имею полное право ненавидеть его! А Адриан готов ему все простить! Лишь о нем я жалею, а еще о моей милой Элизе!

«Похищать» старую кормилицу отправился Жанно. Как они обе радовались! Затем Элиза попыталась образумить Батистину, уговаривая вернуться к своим.

— Если ты осуждаешь меня, дорогая, поезжай к ним, но мне так будет плохо без тебя!

Кто смог бы устоять перед вкрадчивой нежностью Батистины? Элиза осталась. Заглушая угрызения совести, она твердила себе, что ее присутствие поможет Батистине примириться с братьями.

Затем драгоценности перевезли на Кошачий остров, защищенный коралловыми рифами. Единственный узкий проход постоянно охраняли негры из отряда Жанно. Пираты трижды пытались прорваться, но потерпели позорное поражение. Из бухты Баратария захватить остров было невозможно. Батистина часто наведывалась сюда. На джонке с сильными гребцами можно было обернуться за полтора дня — спуститься по Миссисипи, а потом вновь подняться к Новому Орлеану. Со своего островка она наблюдала за действиями Пилона Шери, обстреливала его лагерь и открыто бросала ему вызов. Наконец ей пришла в голову адская мысль — пустить по течению ящики со спиртным, которого было вдоволь запасено на «Красавице».

Между тем во время одной из отлучек Батистины плантацию навестили Флорис и Адриан. Это сильно встревожило ссыльных девок и рабов. Они находились слишком близко от Нового Орлеана и здесь становилось небезопасно. Несчастные жили в постоянном страхе, что их вновь схватят: пока у них не будет официальных бумаг, им суждено оставаться вне закона Жанно предлагал уехать куда-нибудь подальше, обосноваться в испанских колониях, а затем пешком добраться до Панамы. Надежное место, ведь там их никто не знает! Батистина не желала ничего слушать, выдумывая всевозможные предлоги, чтобы остаться на Миссисипи. Тем временем отношения ее с Иностранкой окончательно испортились. Батистина, невзирая на опасность быть узнанной, часто приезжала в Новый Орлеан и гуляла по улицам в мужском наряде. Она не желала признаться себе, что делает это в надежде увидеть Флориса. В один прекрасный день она стала свидетельницей дуэли молодого дворянина с Жеода-ром, Яаном и Эрноданом на рыночной площади Дальнейшее известно.

«Нет, я не люблю его… я испытываю к нему презрение и ненависть… да, ненависть… просто я, как подобает христианке, воздала добром за зло Совесть моя совершенно чиста!» — думала Батистина, комкая в руках кружевной платочек.

Ее спутницы обменялись понимающими взглядами Они хорошо знали Батистину и понимали, что сейчас ее не следует тревожить. Это были славные женщины — они были благодарны Батистине за спасение и преклонялись перед ее образованностью.

После урагана канонисса исчезла. Девки высказали на сей счет единодушное мнение:

— Хоть бы она подохла!

Батистина и ее спутники покинули разгромленную плантацию, перебравшись на Кошачий остров. «Красавица из Луизианы», уцелевшая во время шторма, была заново выкрашена неграми, и ей дали новое имя — «Сан Пауло». Именно тогда Батистине пришла в голову мысль сделаться настоящей княгиней В детстве она наслушалась фантастических рассказов Федора и Ли Кана о приключения братьев при императорском дворе в России, а также в Китае и Версале! Почему бы не взять титул, способный защитить ее и спутников от любой опасности? Батистина не видела в этом ничего дурного: плутовка знала, что король не отказал бы ей ни в чем, если бы она осталась во Франции.

Нене знала одного скупщика краденого, промышлявшего заодно и изготовлением фальшивых документов. За свои проделки он был трижды клеймен каленым железом, а теперь обосновался в Маракаибо и, по слухам, преуспевал. Девки с энтузиазмом встретили идею Батистины. Они мечтали об одном — забыть прошлое и превратиться в порядочных женщин, обвенчавшись «перед кюре». В один прекрасный день «Сан Пауло» вышел в море из гавани на Кошачьем острове.

Элиза также находилась на борту корабля — она готова была отправиться хоть на край света со своей голубкой. Батистина, хоть и уверена была в правоте собственных поступков, скрыла от старой кормилицы украденные бриллианты, с помощью которых намеревалась купить свободу для девок и рабов.

Остров Пилона Шери был совсем близко, и Батистина не смогла противостоять искушению еще раз поглумиться над мерзкой жабой. С удовольствием разглядывая в подзорную трубу пиратов, в панике метавшихся по берегу и на скалах, Батистина вдруг вздрогнула, увидев группу людей, укрывшихся за пальмами. Среди них она узнала Адриана, Федора и Ли Кана.

— Прекратить огонь! — приказала девушка, страшась попасть в своих.

Сердце у нее мучительно сжалось. Она видела начавшуюся схватку и старалась найти ЕГО. ОН был там и сражался, как дикий зверь. Из-под разорванной рубахи виднелась мускулистая грудь. Черные кудри упали ему на лоб, разлетаясь в стороны при каждом ударе.

Батистина отвернулась, не в силах больше смотреть. Отчего у нее так странно заныло в левом боку? Она со стоном произнесла:

— Как хорошо, что я уезжаю… как хорошо!

Девушка ушла на полуют, чтобы обсудить с Жанно и Нене дальнейший путь. Мысли ее витали далеко, ибо думала она только о нем. Внезапно она почувствовала, что не может вынести неизвестности — она должна была узнать, кто взял верх. Батистина вновь подняла к глазам подзорную трубу. ОН стоял на мысу и тоже смотрел на уходивший от острова «Сан Пауло». У Батистины внезапно пересохло в горле: он явно узнал ее, потому что резко повернулся к ней спиной и стал смотреть на Адриана. Батистина видела его затылок. Она вздрогнула. ФЛОРИС!

В Маракаибо жизнь была довольно скучной, можно сказать, заурядной. Никого здесь не было, кроме моряков и всякой портовой швали.

Новоявленная княгиня и ее фрейлины смертельно скучали. Было решено отправиться под русским флагом на Испаньолу[30], однако кастильцы, хотя и выказали величайшее почтение знатной гостье, на деле оказались людьми крайне несговорчивыми: претенциозные дамы в черных платьях и губернатор недвусмысленно дали понять ее высочеству, что задерживаться на острове, принадлежащем испанской короне, не стоит. Батистина приказала взять курс на Баррадос.

«Сан Пауло», ставший «Санкт-Петербургом», чтобы подчеркнуть русское происхождение «княгини», с невероятной дерзостью ускользал от пиратских судов Когда же одному английскому корсару удалось захватить корабль, «великая княгиня» быстро прибрала к рукам капитана, заявив, что Вильям Английский — ее кузен. Естественно, Батистина предпочла не рассказывать, как несчастный монарх проиграл по ее вине сражение при Фонтенуа. Англичанин ни на секунду не усомнился в том, что имеет дело с настоящей княгиней. В полном восторге он устроил для Батистины и ее дам роскошный прием. Это был красивый белокурый юноша, однако Батистина отвергла его ухаживания с высокомерием царственной особы. Сама не зная почему, она не могла больше выносить мужских приставаний. Впрочем, этот успех придал ей уверенности равно как и ее спутникам. Они бросили якорь на Ямайке, но Батистина сочла, что Пор-Ройяль[31] чрезмерно грязен. Она капризничала, злилась, поносила всех и вся, а особенно англичан, говоривших только по-английски и не желавших понимать французский! Язык Шекспира был не по зубам и девкам, а ведь они грезили о замужестве…

В конечном счете беглецы, собравшись на палубе, решили вместе обсудить свою дальнейшую судьбу Пропаганда Батистины принесла свои плоды. На следующий день «Санкт-Петербург», после шестимесячного пребывания в Карибском море, вошел в Мексиканский залив, а затем стал подниматься по Миссисипи.

Весть о приезде русской княгини в Новый Орлеан распространилась мгновенно. Ах, как ликовала Батистина, оказавшись вновь на французских землях! Сам маркиз де Водрей примчался в порт встречать ее и тут же пригласил обосноваться в губернаторском дворце вместе со всеми фрейлинами. Лишь одна мысль отравляла ей радость. Остались ли в Луизиане Флорис и Адриан? Она надеялась на это и одновременно страшилась. По ее просьбе Жанно незаметно навел справки и выяснил, что оба брата были в числе победителей, взявших форт Розали.

Господин де Бель-Иль каждый день появлялся во дворце, настойчиво ухаживая за княгиней. Бедный герцог влюбился в Батистину с первого взгляда. С кошачьим коварством она намекнула ему на свое «императорское одиночество» и дала понять, что хотела бы выйти замуж за представителя знатного французского рода Пятидесятилетний вдовец упал к ногам великой княгини, предлагая в дар свою жизнь, честь, титулы и состояние. Он сам не смел верить такому счастью. Батистина, потребовав ночь на «размышление», соизволила согласиться. Именно ей принадлежала мысль устроить по этому случаю бал, ибо она прекрасно знала, кто будет в числе приглашенных.

При виде пораженного до глубины души Флориса она испытала подлинно садистскую радость. Она действительно была счастлива встретиться с Адрианом на следующий день и пропустила мимо ушей все предостережения брата — в Новом Орлеане ее ожидало блестящее будущее! Она станет герцогиней де Бель-Иль и будет утопать в роскоши, а гнусный Флорис познает все муки искупления! Батистина смаковала эту фразу, и щеки ее розовели от удовольствия. Она даже рассмеялась вслух, и девки снова переглянулись — положительно, их предводительница вела себя все более странно.

Экипаж въехал в громадный парк. На китайских оливковых деревьях насмешливо щебетали неведомые тропические птицы. Дворец господина де Бель-Иля был уже отстроен — еще более роскошный и внушительный, чем прежний, с тремя крыльями кирпичной кладки Он походил теперь на настоящий замок с верандами и шпалерами, изящными колоннами и белоснежными балконами, заросшими вьюнком.

Рабы и лакеи выстроились в два ряда, чтобы приветствовать ее высочество. На пороге стоял господин де Бель-Иль, тут же бросившийся навстречу княгине Батистина, небрежно обмахиваясь веером, пристально смотрела на него. Что ж, для пятидесятилетнего мужчины он был совсем неплох. Довольно высок, хорошо сложен, с упругой походкой и живым выражением лица, чуть полноват, но зато изысканно вежлив, а серые глаза очень хороши. Да, герцог де Бель-Иль вполне еще мог нравиться женщинам.

— Немного похож на Мориса… вероятно, потому что они оба маршалы.

При мысли об этих одинаковых титулах в огромных голубых глазах девушки зажегся лукавый огонек Жанно, спрыгнув на землю, уже опускал ступеньки.

— Благодарю… Посторонись-ка, малый…

Господин де Бель-Иль подал руку Батистине, и та кокетливо оперлась на нее. Она разрумянилась от удовольствия и с восторгом оглядывалась вокруг.

— Мне очень нравится ваш дом, дорогой герцог!

— Ах, мадам, я счастлив это слышать! — вскричал господин де Бель-Иль и, понизив голос, добавил:

— Этот дом скоро станет вашим, мадам, равно как и титул французской герцогини… Все будет принадлежать вашему высочеству!

Герцог был трогателен. Батистина благосклонно улыбнулась ему и легко выпорхнула из кареты. Для этого свидания она выбрала платье с таким глубоким декольте, что при каждом движении груди едва не вываливались из корсажа.

Невозмутимый Жанно раскрыл большой зонт, оберегая хозяйку от лучей солнца.

— Нет, нет, любезный… Теперь это моя обязанность! — проворковал господин де Бель-Иль, хватаясь за ручку зонтика.

Из кареты, скромно потупившись и без единого слова, гуськом выходили «фрейлины».

— Милые дамы, я рад приветствовать вас в Бель-Иле!

Герцог изящно поклонился, а дамы безмолвно присели в реверансе.

— Надеюсь, вам нравится жизнь на Миссисипи!

Ответом любезному герцогу были шесть очаровательных улыбок.

— Пойдемте же, дорогой мой! Мне не терпится осмотреть ваш дворец!

Батистина взяла под руку герцога, несколько удивленного немотой придворных дам.

— Конечно, ваше высочество… Конечно… вы уже видели мои гостиные, они находятся в центральном крыле До настоящего времени в правом крыле располагались мои покои и апартаменты Эмилии… Но малышка скоро выйдет замуж…

Последние слова герцог произнес многозначительным шепотом, ибо они означали: «Мы с вами останемся здесь одни».

— Мои рабочие уже строят для нее дом недалеко от дороги на Поншартрен, — продолжал господин де Бель-Иль, — и в распоряжение вашего высочества будет отдан весь второй этаж правого крыла, с двумя гостиными, будуаром, двумя кабинетами, прихожей и тремя спальными комнатами… гм… одна для вас, вторая для камеристок, а третья… гм… имеет выход в центральное крыло… разумеется, она тоже будет принадлежать вашему высочеству, поскольку я… гм… намереваюсь перебраться в левое крыло…

Маршал искоса взглянул на Батистину, стараясь понять, одобрен ли его план военных действий.

— Прекрасно… прекрасно! «Нам» будет здесь так же удобно, как в императорском дворце в Санкт-Петербурге! — томно произнесла Батистина, не отвергая прямо ни левое, ни правое крыло, ибо инстинктивно научилась обходить, подобно настоящей принцессе крови, затруднительные вопросы.

Господин де Бель-Иль обернулся. Шесть придворных дам следовали за ними, не отставая ни на шаг. Герцог, которому их присутствие изрядно мешало, наклонился к Батистине.

— У вас прелестные фрейлины, ваше высочество, и, если вы позволите, я хотел бы представить их кое-кому. Я специально пригласил на ужин двух холостяков… это молодые дворяне из знатных семей… Быть может, они понравятся дамам, и дело дойдет до брачных уз… О, конечно, ваши фрейлины могли бы претендовать и на лучшую партию, но Луизиана все-таки не Версаль! А господа д’Артагет и де Проте носят звучные имена и получили отменное воспитание!

Шесть придворных дам не упустили ни единого слова из этого монолога, и глаза у них засверкали. Маршал и Батистина уже подходили к изящной беседке, увитой зеленью. Около нее стояли приглашенные молодые люди. Представив их Батистине, герцог повернулся к фрейлинам со словами:

— Милые дамы, ее высочество благосклонно позволяет вам провести время в обществе господина шевалье Гаэтана д’Артагета и господина барона Попюлюса де Проте… Господа, вы имеете честь представлять здесь нашу колонию, и я надеюсь, что вы сумеете должным образом принять мадам де Баку… мадам де Киев… мадам де Царское Село… де Рига…

Каждая из спутниц Батистины, услышав свое имя, приседала в глубоком реверансе.

Господин де Бель-Иль, очень довольный своей «стратегией», увлек княгиню на аллею парка, а Гаэтан и Попюлюс с придворной галантностью немедля устремились в атаку.

— Милые дамы, не желаете ли оранжада? — осведомился д’Артагет.

Тонтон, Людовик и Нене захлопали ресницами.

— Не хотите ли присесть под этим зеленым дубом? — любезно предложил Попюлюс, беря под руки Свинью и Золотую Ляжку, иными словами, мадам де Царское Село и де Ла Балтик.

Вся компания устроилась на зеленой скамейке под сенью дуба.

— Наверное, ваша жизнь при императорском дворе в Санкт-Петербурге была захватывающей и очень бурной? — спросил д’Артагет.

Тонтон, Людовик и Нене с важностью кивнули.

— Говорят, ваши танцы совсем непохожи на нашу павану или паспье? — игриво предположил Попюлюс.

Свинья, Золотая Ляжка и Персик лишь подняли брови в ответ.

— Ах, милые дамы, к счастью для нас, вы расстались с холодной Россией ради жаркой Луизианы! — промолвил Гаэтан, придвигаясь к Нене, чьи округлые формы ему чрезвычайно нравились.

Молодая женщина томно вздохнула, а Тонтон и Людовик принялись неистово обмахиваться веерами.

Попюлюс немедленно вмешался в разговор.

— О, эта знойная Миссисипи! Слава Богу, милые дамы, что вам не довелось пережить недавний ужасный ураган… если бы вы видели этот шторм!

При этих словах коварное колено Попюлюса в плотную придвинулось к бедру Золотой Ляжки, которая целиком соответствовала его понятиям о женской красоте.

Впрочем, молодая женщина даже не шелохнулась при этом знаке внимания. Гаэтан поспешно подхватил реплику своего друга:

— Жуткое зрелище! Такой бури не бывало на людской памяти… Ветром сносило крыши с домов… гм…

— Да, — пришел на выручку Попюлюс, — а потом взбунтовались чикачи, и мы все отправились спасать форт Розали!

— Но, к счастью, — продолжил Гаэтан, — вернулись вовремя, иначе нам не удалось бы познакомиться с самыми очаровательными созданиями, какие только можно представить!

Д’Артагет в изнеможении умолк и взглянул на Попюлюса. Тот лишь пожал плечами.

Наступила мучительная пауза, когда слышалось лишь щебетанье птиц, порхающих среди зелени. Молодые люди покосились на дам. Все шестеро сидели неподвижно, словно статуи.

— Гм… что вы на это скажете, Попюлюс? — спросил д’Артагет.

— Быть может, они немые? — высказал предположение барон де Проте.

— Говорят, царица в наказание приказывает вырывать язык!

— Боже мой!

Молодые дворяне с любопытством уставились на фрейлин. Те сосредоточенно рассматривали носки своих туфель, правда, Тонтон и Трюи все еще продолжали с остервенением обмахиваться веером.

— Или же они глухие! — воскликнул д’Артагет, с грохотом роняя шпагу.

Все шесть фрейлин одновременно подскочили от неожиданности.

— Нет, нет! Не в этом дело! — вскричал Попюлюс, хлопая себя по лбу. — Я все понял, Гаэтан, они говорят только по-русски… вы не говорить по-французски?

— Вы говорить по-русски?

— Вы не понимать?

Увлеченные своей идеей, молодые люди жестикулировали и гримасничали, стараясь объясниться с дамами, которые пребывали в явной растерянности. Наконец Тонтон решилась открыть рот.

— Ну да… говорим только по-русску, цыпленочек!

Попюлюс и д’Артагет, услышав это, вытаращили глаза. Секунд десять оба не могли выговорить ни слова. Попюлюс первым пришел в себя и возопил с великой радостью:

— Говорят только по-русску, цыпленочек! Ха-ха! Каково, приятель? Вот это да! Очаровательно, просто очаровательно! Где еще такое услышишь?

Д’Артагет также пришел в бурный восторг.

— Восхитительный акцент! А мы говорить только по-французску!

— Наши дамы им в подметки не годятся!

— О, прелестные русские курочки, цыпленочек обожает вас!

Молодые люди в восхищении стали целовать фрейлинам ручки, осыпая их комплиментами и всячески с ними заигрывая. Девки не знали, что и думать. Постепенно они уступили буйному натиску своих обожателей — сначала улыбнулись, а потом искренне рассмеялись. Вся компания сотрясалась от безумного хохота. Лед был сломан.

— Говорите же! Скажите еще что-нибудь! — умолял Попюлюс.

— Об чем, миленький? — жеманно осведомилась Золотая Ляжка.

— Славные ребятки, правда, бабоньки? — добавила Нене.

Попюлюс и Гаэтан в восторге всплеснули руками Они были очарованы и покорены девками с Нового моста.

Тем временем Батистина и господин де Бель-Иль осматривали хозяйственные пристройки.

— В Бель-Иле вполне хватит места и для ваших рабов, дорогая княгиня…

И герцог широким жестом обвел хижины, расположенные рядом с конюшней.

— У меня нет рабов… Это мои друзья! — безмятежно возразила Батистина.

— Клянусь святой Богородицей! Ваши друзья? — вскричал господин де Бель-Иль, задохнувшись от изумления.

— Да, они свободные люди… Впрочем, так принято у нас в России! — не моргнув глазом, солгала Батистина.

— О! А я слышал, что мужиков бьют кнутом и…

— Гнусные домыслы! — резко оборвала его Батистина.

— Да? Прекрасно… прекрасно… — бормотал герцог, постепенно приходя в себя. — Вы… быть может, вам слишком жарко здесь? Пойдемте по этой тенистой аллее!

— С большим удовольствием!

Маршал с невестой направились под сень раскидистых дубов. Густая листва укрывала их от нескромных взоров. Зонтик теперь был ни к чему, и герцог быстро избавился от него, прислонив к стволу одного из деревьев. Все вокруг благоухало запахом цветущей акации и розового лавра. Господин де Бель-Иль упорно молчал.

— Какая дивная природа! — вздохнула Батистина, желая нарушить эту паузу.

— Ах, мадам, красота природы не идет ни в какое сравнение с вашей прелестью! — пылко воскликнул господин де Бель-Иль и опустился на одно колено, чтобы сорвать цветок.

Батистина взглянула на своего жениха. Тот покраснел от натуги, едва лишь наклонился к земле.

— Берегитесь, сейчас я вас поймаю!

В ответ на эту угрозу раздался звонкий смех. Батистина нервно обернулась к аллее, обсаженной лимонными деревьями. Молодой дворянин, снявший камзол и жилет, догонял девушку, а та бежала, грациозно придерживая рукой подол пышного платья. При виде Батистины и герцога юная особа остановилась и немедленно присела в глубоком реверансе. Она раскраснелась и запыхалась, но явно чувствовала себя счастливой. — Герцог, выпрямившийся не без труда, шепнул Батистине на ухо.

— Это Эмилия резвится со своим женихом! Господин де Портжуа скоро сделает официальное предложение руки и сердца… очень милый молодой человек, ваше высочество! Дети мои, подойдите ближе! — произнес герцог громко. — Поклонитесь ее высочеству!

Батистина не помнила себя от ярости. Закусив нижнюю губу до крови, она взглянула на юную пару таким взором, что ей могла бы позавидовать сама царица.

«Ох! Лучше не показываться им на глаза! Сейчас здесь такое начнется! Уйду-ка я по-английски!» — подумал Жорж-Альбер, следивший за играми своего хозяина с Эмилией, прыгая с ветки на ветку, а теперь незаметно соскользнувший вниз с намерением укрыться за огромной пальмой.

Маленькая обезьянка отличалась мудростью. Зная гордыню Флориса и Батистины, Жорж-Альбер предпочел не вмешиваться.

В глазах Флориса вспыхнул иронический огонек. Он подчинился герцогу и вместе с Эмилией направился к княгине. Розовая девица опять присела. Батистине хотелось выдрать эти мерзкие кудряшки. Флорис же поклонился с изысканной любезностью.

— Безмерно счастлив и горд увидеть вновь ваше императорское высочество! — произнес он, выделив последние слова.

Батистина боролась с желанием ударить его веером по лицу. Однако ей необходимо было ответить, и она сказала ледяным током:

— В самом деле, сударь, мы часто встречаем вас. Пойдемте, мой дорогой!

И она повернулась спиной к молодым людям. Герцог, взяв ее под руку, двинулся к роще апельсиновых деревьев. Лицо его омрачилось.

— Праведное небо, неужели господин де Портжуа чем-то досадил вашему высочеству? — шепотом спросил он.

— Нет, нет и нет! Я просто желала остаться с вами наедине, дорогой герцог!

«Лгунья!» — подумал Жорж-Альбер, сощурив глаза, а затем со вздохом полез на пальму.

Батистина задорно улыбалась. У господина де Бель-Иля побагровели щеки. Он не смел верить своему счастью. Никогда еще он не испытывал такого волнения — ведь эта молодая и прекрасная княгиня прозрачно намекала, что хочет отдаться ему еще до того, как станет его женой. Он буквально бредил этой красавицей. Овдовев, господин де Бель-Иль имел дело только с девицами мадам Гобаль и рабынями. Плотские желания все реже навещали его, но великая княгиня внезапно пробудила в нем прямо-таки юношескую страсть. Флорис с Эмилией исчезли в глубине парка. Герцог повлек Батистину на скамью.

— Ах, мадам… вы свели меня с ума… Дьявольщина, я просто изнемогаю… О, моя Аврора!

С неожиданной силой он повалил Батистину, слишком ошеломленную, чтобы протестовать. Будучи опытным стратегом, он атаковал ее быстро и уверенно. Его влажные губы скользили по открытой груди, поднимались к шелковистой шее, ухватывали мочку уха, затем вновь спешили вниз, к розовым соскам. Нетерпеливые, мужские руки пытались раздвинуть колени, пролезали под юбку, расстегивали крючки.

Батистина похолодела от ужаса, невыразимое отвращение охватило ее, и она чуть было не закричала: «Флорис, Флорис!» Он был так близко! Конечно, он пришел бы ей на помощь! Значит, Адриан был прав, говоря, что она обезумела? Зачем же ей звать этого гнусного Флориса, если она жаждала навсегда избавиться от него и сама стремилась к браку с господином де Бель-Илем?

«У меня немного расшатались нервы, это пройдет!» — мысленно произнесла Батистина.

Герцог де Бель-Иль уже завладел ее ртом. Нет, этого она допустить не могла, это было свыше ее сил! Изогнувшись совсем не по-императорски, она выскользнула из объятий герцога. Тот в удивлении едва не свалился со скамьи. Он хотел было схватить молодую женщину, но тут прямо в нос ему угодил лимон, пущенный чьей-то меткой рукой. Услужливый Жорж-Альбер не преминул помочь своей подруге. Господин де Бель-Иль, несколько оглушенный, поднялся на ноги. Батистина была уже на середине аллеи. Она не видела, как обошелся Жорж-Альбер с ее женихом и небрежно бросила через плечо:

— Идемте же, мой дорогой!

Господин де Бель-Иль, побагровев от смущения, приблизился к княгине, бормоча:

— Простите меня… я схожу с ума… вы заставили меня потерять голову, Аврора… Ваше высочество… Ах, я мечтаю о том сладком мгновении, когда вы будете принадлежать мне!

Батистина, напротив, предпочитала не задумываться об этой роковой минуте. Она решительно направилась к белоснежному замку.

— А что же наш ужин, друг мой?

«Кокетлива, как подобает женщине и княгине! — игриво подумал господин де Бель-Иль, следуя за своей невестой. — Какая тонкая талия… какая осанка… она совсем невысокая… головой достает мне до плеча… ах, увидеть ее обнаженной, прижать к груди! У нее должна быть шелковистая кожа…»

На виске герцога проступила фиолетовая вена. Не замечая ничего вокруг, он был поглощен одним волшебным видением, и в ушах у него гудело. По лужайке навстречу им шел какой-то дворянин.

— О, какой сюрприз, вот и граф де Вильнев-Карамей! — воскликнул герцог.

Батистина недовольно сдвинула брови. Небрежно поздоровавшись со своим братом, она уселась за столик, накрытый под грабом.

Рабы тут же принесли прохладительное и сладости — пирожные, засахаренные орешки, кунжут, конфеты.

Господам была предложена абрикосовая водка, а также шампанское, мускат, васильковый ликер и сидр по-акадийски. Жорж-Альбер уютно устроился под розовым миртом, откуда мог все видеть, а при случае ухватить со стола недопитый бокал.

Флорис с Эмилией присоединились к небольшой компании. Молодой дворянин уже успел надеть камзол и жилет. Он вновь с ироническим почтением поклонился великой княгине. Та безжалостно терзала мягкую почву лужайки своими острыми каблучками — к счастью, за пышными широкими юбками нельзя было заметить этих нервических движений. Внешне Батистина выглядела безмятежной и веселой. Она с нежностью смотрела на жениха, томно обмахивалась веером и полулежала на шезлонге, который тихонько покачивал один из рабов.

Флорис также наслаждался приятным вечером и обществом своей невесты. Он громко смеялся, шутил, брал Эмилию за руку, чтобы предсказать будущее.

— Ах, дорогая Эмилия, удача улыбается вам… вы будете счастливы… Да, очень счастливы… Я вижу, что скоро вы выйдете замуж!

Эмилия, заливаясь краской и млея от восторга, ворковала:

— Ах, папа, вы слысите, сто говолит господин де Полтсуа… А детиски у меня будут?

— Минутку, я должен взглянуть внимательно…

Флорис взял в руки ладони девушки, оглаживая их, сгибая и разгибая пальцы, целуя нежную кожу. Напустив на себя серьезнейший вид, он наконец поднял голову:

— О да, дорогая Эмилия… У вас будет дюжина детей!

— Ах, это списком много, Флолис!

Эмилия со смехом вырвала руку и уселась на траву. Широкая розовая юбка легла мягкими складками. Девушка с обожанием смотрела на Флориса. Надо отдать Эмилии справедливость она была просто восхитительна, когда молчала.

Раздался сухой треск. Стеклянный бокал сломался в руках Батистины.

— Ах, благодарение небу, ваше высочество не поранились! Живо, Ганнибал, подай другой бокал… нет, серебряный кубок! Да, мадам, металл устоит даже против ваших прекрасных ручек!

Господин де Бель-Иль поцеловал слегка дрожащие пальцы невесты. Он заметил ее возбуждение, однако истолковал его по-своему.

«О, у нее огненный темперамент… Мне говорили, что никто не сравнится с русскими женщинами… Ей не терпится, как и мне… надо было смелее действовать там, на скамейке, она только этого и ждала!»

Погруженный в свои мысли герцог не заметил Попюлюса и д’Артагета, подошедших к столу вместе с фрейлинами.

— Ну что, дадут здесь хлебнуть что-нибудь славным ребяткам?

— Славным ребяткам? — повторил в изумлении господин де Бель-Иль.

— Вот именно, цыпленочек!

Попюлюс и Гаэтан, заливаясь смехом, объяснили присутствующим смысл этих экзотических выражений. Батистина с упреком взглянула на своих дам, а те, вновь впав в немоту, смущенно потупились.

— Мы говорить только по-русску! — с улыбкой декламировал господин де Бель-Иль.

Вечерело. Солнце медленно опускалось на волны Миссисипи. Прекрасные голубые глаза Батистины скользили по роскошному парку. Внезапно все показалось ей не таким красивым, как прежде. Она горько сожалела, что решила вернуться в цивилизованный мир. И она встала, намереваясь уйти.

Все остальные смеялись, обступив фрейлин. Даже Адриан ни разу не взглянул, словно бы забыл о ней.

— Дивный вечер, ваше высочество, не правда ли?

Перед Батистиной стоял Флорис. Она быстро сомкнула веки, чтобы не видеть этих зеленых глаз, которые, она чувствовала это, искали ее взгляд.

— Неужели вы уже покидаете нас, мадам? — прозвучал тот же ироничный голос.

Флорис наклонился к руке княгини, и той ничего не оставалось, как протянуть ему предательски дрогнувшие пальцы. Флорис приложился к ним губами, задержавшись намного дольше, чем позволялось правилами этикета.

Батистина побледнела. По спине ее прошел озноб — очевидно, виной тому была вечерняя прохлада. Она почти вырвала руку и торопливо направилась к своему экипажу.

Оставшись одна в своих покоях, Батистина перестала сдерживаться. Слезы хлынули из ее васильковых глаз. Она схватила фарфоровую вазу и швырнула ее об пол, но это ей не помогло. Рыдания рвались у нее из груди, и она бессильно рухнула на постель.

— О! Зачем… зачем он это делает… Как он может… Я ненавижу его! Ненавижу!

14

Колокола монастыря урсулинок и нового собора из кирпича звонили во всю мощь. Народ толпился на площади д’Арм, чтобы не упустить ни единой детали свадебных торжеств.

Господин де Бель-Иль умел устраивать празднества. Вино лилось рекой — всем желающим наливали из двух пожертвованных маршалом бочек. На жаровнях готовили рагу из цыплят, приправленных по сезону листьями сазафрасса. Толстые рабыни герцога с улыбкой обслуживали гурманов. И это было только начало свадебных торжеств! На плантации готовились к грандиозному балу и пиру.

Карета господина де Бель-Иля показалась на углу Орлеанской улицы. Толпа взревела.

— Да здравствуют новобрачные!

— Да здравствует великая княгиня Аврора!

— Да здравствует господин герцог!

— Да здравствует невеста!

— Да здравствует Россия!

— Да здравствует господин маршал!

— Да здравствует господин губернатор!

— Да здравствует король!

Все гвардейцы гарнизона оказались при деле — лишь с их помощью удавалось сдерживать возбужденный народ.

— Мадам принцесса, доброй ночи с мужем!

— Мадам принцесса, ты королева!

— Мадам принцесса, хорошей брачной постели!

— Мадам принцесса, пора тушить свечи!

— Мадам принцесса, ты спать не одна!

Приветствия рабов действовали Батистине на нервы. С какой стати воспевать перед всем городом брачную ночь с маршалом! Как раз об этом девушке меньше всего хотелось думать. Еще вчера господин де Бель-Иль, уверив, что желает показать ей роскошный ковер, затащил ее в голубой будуар. Своим «спасением» Батистина была обязана лишь весьма своевременному приходу губернатора с супругой, явившихся, чтобы обсудить с герцогом последние детали церемонии.

Этот брак превратился в государственное дело. Господин де Водрей заявил, что сочтет за честь лично повести княгиню Аврору к алтарю, тогда как маркиза будет шествовать под руку с господином де Бель-Илем, заменяя отсутствующую тещу.

Лестный рокот одобрения встретил Батистину, когда она вошла под своды нефа, набитого битком — все знатные господа не преминули стать свидетелями обряда венчания. Дамы с завистью и восхищением разглядывали белоснежное платье со шлейфом и расшитую золотой нитью фату. Мужчины же, по примеру рабов, грезили о ночных утехах, ожидающих маршала де Бель-Иля. Впрочем, некоторые злоязычные особы, и в первую голову госпожа де Сент-Эрмин, перешептывались, что невеста слишком уж бледна. Батистина плохо спала накануне и не раз просыпалась, измученная ужасными кошмарами. Она задыхалась, дрожала, стонала, охваченная недобрыми предчувствиями.

Напрасно пытались успокоить ее подружки, тщетно отпаивала свою голубку отваром из зеленых тюльпанов Элиза, вернувшаяся с плантации, — ничто не действовало на Батистину. Она рыдала, не желая говорить, что с ней. Впрочем, объяснить это было невозможно. Около пяти утра Батистина, желая приободрить своих спутниц, заявила, что ей хочется как можно скорее покончить со всеми этими скучными церемониями и перебраться к мужу в Бель-Иль.

Из-под своей золотистой вуали, скрепленной тремя драгоценными булавками, Батистина видела всех. В глаза ей бросился Жеодар Кастильон дю Роше, и она невольно подумала о браке с ним, который расстроился в прошлом году из-за этого чудовища, Флориса. Граф стоял теперь, прислонившись к одной из колонн. Он согласился принять на веру «искренние» объяснения бывшей невесты. Батистина поклялась ему, что вынуждена была скрывать ужасную тайну своего происхождения. Жеодар не был идиотом, и Батистине вряд ли удалось бы обмануть его, если бы еще в Версале он не наслушался самых странных толков об этих Вильнев-Карамеях. Достойнейшие люди открыто говорили, что Флорис по крови Романов, что он сын самого Петра Великого! Жеодар поверил Батистине и собирался… дождаться ее вдовства — именно об этом она его попросила. К графу дю Роше подошла женщина в вуали, и он машинально повернул к ней голову. Это была красавица Карлотта. Квартеронка пожирала глазами Флориса, чей белый парик возвышался над толпой приглашенных. Жеодар нахмурился. Его соперник казался совершенно счастливым — он нежно улыбался Эмилии, повисшей на его руке и взиравшей на него с обожанием. Сегодня вечером должны были официально объявить о помолвке маркиза де Портжуа с наследницей миллионного состояния. За спиной Жеодара послышался глубокий вздох. Он покосился через плечо и увидел, как виконтесса Мари-Бланш Шьендель де Понтальба смахивает слезу с бархатистой щеки. Жеодар на секунду заколебался, какую из молодых женщин избрать, но, будучи обогащен опытом отношений с Батистиной, решил, что со светскими дамами иметь дело слишком опасно. Поэтому он сделал шаг в сторону Карлотты и низко ей поклонился. А на его место тут же проскользнули два дворянина. Оба были очень бледны. Эрнодан только что вернулся из форта, куда его послали служить, а Яан Легалик — из длительного морского путешествия. Накануне Эрнодан притворился, будто принимает объяснения Батистины, ибо поручение короля все больше превращалось для него в сугубо личное дело; что до Легалика, то он был согласен на все и ни в чем не усомнился, поскольку еще на «Красавице» пришел к убеждению, что Батистина может быть только принцессой крови. Вздохи виконтессы привлекли внимание Эрнодана. Гасконец был галантным кавалером, а потому тут же протянул рыжеволосой красавице кружевной платочек, тогда как Легалик любезно посторонился, пропуская вперед Жольетту де Ла Бюисоньер.

Все эти передвижения не ускользнули от взора Адриана.

«Я бы предпочел, чтобы этих господ здесь не было!» — подумал молодой граф де Вильнев-Карамей.

Он был мрачен, сознавая свое бессилие. Эта церемония должна была окончиться каким-нибудь скандалом, однако приходилось на все это смотреть. Ему казалось, что перед ним разыгрывается зловещий фарс. И в этом убеждении он был не одинок. Грегуар и Цицерон угрюмо взирали на церемонию с хоров, а Федор и Ли Кан укрылись в исповедальне, причем Жорж-Альбер бесцеремонно занял место священника.

— Барышня делает большую глупость! — печально пробормотал Федор.

Жорж-Альбер в ответ на эту реплику только пожал плечами.

«Эх! И чего еще ожидал славный казак? Ни на что иное Вильнев-Карамеи просто неспособны!»

Ли Кан, очевидно, был согласен с обезьянкой, ибо произнес наставительным тоном:

— Голубая Стрекоза недолго задержится в золоченой пагоде вожделеющего старца, так как благоуханная рука Будды…

— Помолчи, старый друг, давай-ка лучше послушаем!

Задетый словами грубоватого украинца, Ли Кан надулся и принялся яростно теребить свою косицу.

Свадебный кортеж уже подходил к алтарю.

— Передаю ваше высочество в руки супруга на всю оставшуюся жизнь! — проворковал губернатор.

Фрейлины устремились к невесте, чтобы поддержать шлейф, когда она будет садиться в кресло. Торжествующий маршал занял место рядом с невестой.

Батистина опустила глаза. Отец-иезуит начал вершить свадебный обряд. Каждый погрузился в свои мысли.

«Я скажу ему сегодня вечером, что слишком устала… как галантный кавалер, он должен будет удалиться в свои покои!» — думала Батистина, искоса поглядывая на жениха.

«Я прикажу накрыть ужин в ее спальне. Камеристки помогут ей снять фату, и через несколько секунд войду я… Я всех их отошлю прочь и сам расстегну ей все крючки… У нее подрагивают пальцы… какой огненный темперамент! Дьявольщина! Интересно, девственница она или нет? Все-таки княгиня, хотя кто знает… Ну, сегодня мы это выясним, а неизвестность еще больше возбуждает… Я начну очень нежно… Настоящая атака будет в конце… Сначала прикушу ей соски, потом обцелую ее всю… Она будет в восторге! Любопытно, а там у нее волосы тоже золотистые? О, я больше не могу терпеть!»

На виске у маршала запульсировала толстая вена, пальцы судорожно впились в подлокотники кресла.

— Что… Как это?

Вздрогнув, он стал озираться мутным взором. Батистина положила ладонь на его руку.

— Встаньте, друг мой!

Девушка повторила это в третий раз. Священник стоял со сложенными руками, а служка подошел к жениху с невестой, держа поднос, на котором лежали обручальные кольца.

— Гм! Конечно! Гм!

Маршал поднялся, смущенно покашливая. Он опасался, что безупречные белые штаны выдадут его совсем не благочестивый настрой. Слова священника едва-едва доносились до него.

— Присутствующие здесь христиане… Они решились соединиться святыми узами брака… приказываем вам… возвестить громогласно… если известны вам причины, по которым таинство это не может быть совершено!

Голос иезуита гремел под сводами собора. Воцарилось благоговейное молчание. Адриан сжал кулаки. Ему хотелось выкрикнуть «нет», прервав тем самым литургию, известную всем наизусть, однако он знал, что промолчит. На них с Флорисом уже лежала вина — ведь это они расстроили свадьбу Батистины с Жеодаром! Нет, на сей раз молодой граф де Вильнев-Карамей оставит все, как есть.

А Флорис пристально глядел на тонкую коленопреклоненную фигурку у алтаря. Батистина опустила голову, и он заметил выбившуюся из-под белоснежной вуали золотистую прядь. Какая-то навалившаяся на грудь тяжесть мешала Флорису дышать. Лоб его покрылся потом. Он боролся с желанием сорвать с себя ненавистный парик и ринуться на свежий воздух.

«Ну вот, через секунду все будет кончено… но на сей раз я не стану вмешиваться! Зачем она явилась лечить меня вместе со своим Жанно? У нее был взгляд влюбленной женщины, если все это мне не почудилось… Зачем взяла мой старый талисман? Из мести или на память… на память о чем, о нашей первой ночи? Ах, Батистина… В тот вечер у нее дрожали руки… И она избегала моего взгляда… Батистина, ни одна женщина не приносила мне столько мук… быть может, это даже к лучшему? Пусть эта чертовка станет герцогиней… а я буду ее пасынком и зятем! Черт возьми, ее зятем! Какая ирония… она будет видеть меня каждый день, и я заставлю ее пожалеть о своем выборе! Предпочла мне старика!»

Ободренный этими мыслями, Флорис взглянул на Эмилию, хлопавшую глазами. Никто не отозвался на призыв отца-иезуита, и тот торжественно провозгласил:

— Господин маршал Годфруа — Жеодар — Гийом-Арман — Луи герцог де Бель-Иль, согласны ли вы взять в супруги ее императорское высочество, великую княгиню Аврору — Батисту — Марию — Александру Русскую герцогиню Дубинскую и Санкт-Перербургскую…

— Да, отец мой! — рявкнул маршал, и мысли его понеслись вскачь. «О да, да, да, трижды да! Клянусь кровью господней, я покажу моей герцогине в постели все, на что способен… уж ради нее стоит постараться… О, она преклонила колени… я прямо-таки вижу ее прелестную попку! Какая она, должно быть, розовая и свежая… я тихонько разведу в стороны ягодицы и…»

— Да, отец мой! — произнесла Батистина, протягивая руку мужу.

Тот стал надевать ей кольцо, но сумел это сделать только с третьей попытки, не в силах унять дрожь в руках. Золотой ободок блеснул на безымянном пальце Батистины. Она выпрямилась. Колокола неистово звонили. Гремел орган. Все присутствующие поднялись со своих мест. Торжествующая Батистина, не удержавшись, метнула взор на Флориса. Тот не смотрел на нее. Сердце ее мучительно заныло, как если бы в него воткнули раскаленную иглу. Флорис нежно улыбался Эмилии. Он даже поглаживал ей пальцы.

— Дорогая, теперь вы моя! — прошептал господин де Бель-Иль, беря свою супругу под руку.

Батистина взглянула на мужа. ОНА СТАЛА ГЕРЦОГИНЕЙ ДЕ БЕЛЬ-ИЛЬ.

Новобрачные медленно прошли между двумя рядами приглашенных. Громадные двери собора были распахнуты настежь. В солнечных лучах Батистина предстала еще более ослепительной.

«О, я не смогу дождаться ночи! Как только мы вернемся на плантацию, я отправлюсь за ней в ее покои… под предлогом, что хочу преподнести бриллиантовое колье… Она наденет его, а я повалю ее на постель…»

Это было последнее, о чем успел подумать господин де Бель-Иль. Вдруг все поплыло у него перед глазами, и он тяжело повалился к ногам молодой жены. Из толпы, заполнившей площадь д’Арм, вырвался вопль. Все устремились к маршалу, толкаясь и наступая друг другу на ноги.

— Расступитесь, ему не хватает воздуха… Пропустите же!

Друзья герцога проталкивались вперед. Фрейлины поддерживали под руки княгиню. Шлейф ее волочился по земле, уже затоптанный каблуками. Сновавшие в толпе воришки воспользовались паникой и разжились кошельками зевак. Батистина почувствовала, что ее увлекают к ризнице, где было потише.

— Не смотри на этого олуха, принцесса, все уладится! — шепнула ей славная Тонтон.

Батистина и не смотрела на олуха — она была очень спокойна, словно вся эта суматоха не имела к ней никакого отношения.

Губернатор преградил посторонним вход в ризницу. Батистина, как в тумане, заметила, что Флорис и Адриан оказались в числе допущенных. Она ощущала их взгляды, но оставалась безучастна к ним. Только повизгивания Эмилии действовали ей на нервы. Маршала положили на стол, предназначенный для белых стихарей. Вбежал хирург со своей сумкой. Он пустил герцогу кровь из уха, и на кружевной ворот рубашки хлынула черная волна. Врач разорвал тонкий батист и приложился к груди господина де Бель-Иля, затем поднес зеркало к его губам. Зеркальная поверхность не затуманилась.

— Господин маршал покинул нас! — прошептал хирург.

Отец-иезуит, вновь превратившийся в центральную фигуру, тут же стал читать молитвы, а маркиз де Водрей низко поклонился Батистине.

— Госпожа герцогиня… гм… госпожа герцогиня… Мне выпала тяжелая обязанность сообщить вам, что господин герцог де Бель-Иль отдал Богу душу… Пусть вам послужит утешением, мадам, то обстоятельство, что он скончался в святом месте, в храме Господнем!

Губернатор, разумеется, не подозревал, что явилось причиной смерти несчастного молодожена. Как бы то ни было, Батистина, едва вступив в брак, стала богатой и свободной вдовой.

Все присутствующие двинулись скорбным шествием перед молодой красивой княгиней, дабы выразить ей вместо поздравлений соболезнования.

— Это был настоящий герой, госпожа герцогиня!

— Какое несчастье!

— Он ушел от нас в такой прекрасный день!

— Все восхищались им, ваше высочество!

Из огромных голубых глаз Батистины хлынули искренние слезы: ее растрогали эти изъявления всеобщей печали, к тому же она терзалась запоздалыми муками совести.

«Бедный маршал, — думала овдовевшая герцогиня, — я была с ним не слишком ласкова… как он был бы счастлив, если бы я позволила ему немного порезвиться… О, если бы я знала, что с ним случится такое, то, конечно бы, уступила! В конце концов, какое это имеет значение, а для него была бы такая радость!»

Батистина поднесла к глазам платок, но тут же вздрогнула, услышав иронический голос:

— Мадам, я преклоняюсь перед вашей скорбью!

Это был Флорис. Он глядел на нее с насмешливым вызовом. Батистина едва не разрыдалась. В это мгновение ей нужна была нежность и сострадание. Она хотела объяснить ему все, чтобы он перестал изводить ее, однако Флорис уже презрительно отвернулся, подавая руку Эмилии, о которой все как-то забыли, торопясь утешить вдову. Флорис держал себя как официально признанный жених. Острая боль пронзила грудь Батистины, и слезы градом полились по ее щекам.

— Позвольте мне предложить вам руку, ваше высочество!

Губернатор повлек Батистину к дверям собора. На площади д’Арм царила невообразимая сутолока. Ошеломленные печальной новостью, жители Нового Орлеана устремились к карете, куда уже положили тело маршала. Самые проворные успели увидеть счастливую улыбку на мертвом лице.

— Горе бедным неграм!

Рабы герцога де Бель-Иля жалобно причитали. Маршал был добрым хозяином, и несчастные не знали, как намерена поступить с ними вдова. Быть может, она захочет продать их? Разлучит ли она матерей с детьми и мужей с женами, как это часто происходило после передачи имущества по наследству?

Жанно, стоя на подножке второй кареты, старался успокоить своих соплеменников.

— Принцесса добрая… вы не бояться!

Говоря это, славный малый вдруг поежился. Возвышаясь над толпой, он мог видеть набережную, где стояло здание новой казармы. У ворот два капуцина в сапогах и широких плащах с капюшонами о чем-то говорили с лейтенантом. Один из монахов держал в руках пергамент, а второй мстительным жестом указывал на паперть, куда в этот момент вышли Батистина с губернатором. Жанно не знал, отчего эти двое внушают ему страх, но животный инстинкт предупреждал бывшего раба о надвигавшейся опасности.

Внезапно капюшон одного из монахов приподнялся под порывом ветра.

— Ах ты гадина! — пробормотал сквозь зубы славный малый.

Под коричневым сукном сверкнули угольно-черные глаза. Полный ненависти взгляд был устремлен на Батистину и Флориса, который вел под руку Эмилию, следуя к карете прямо за спиной вдовы.

— Беги, парень, а потом дай мне знать о себе!

Услышав эти сказанные шепотом слова, Жанно опасливо оглянулся. Адриан де Вильнев-Карамей стоял рядом с подножкой, однако выглядел он таким неприступно-холодным, что Жанно никак не мог понять, действительно ли граф говорил с ним. Жанно вновь взглянул на здание казармы. Оба капуцина исчезли, а лейтенант в сопровождении гвардейцев, рассекая толпу, направлялся к собору.

— Поторопись и ни о чем не беспокойся, я тебя прикрою!

На сей раз сомнений не оставалось — этот шепот исходил именно от графа де Вильнев-Карамей. Жанно не стал дожидаться повторного приглашения и, соскочив на землю, затерялся в толпе, мешавшей губернатору с Батистиной подойти к карете. Люди толклись на паперти, слишком тесной для такого сборища.

— Вот горе-то!

— Приехать издалека, чтобы так быстро овдоветь!

— Какая хорошенькая!

— Пропустите же! — кричали швейцарцы.

— Дорогу! Дорогу его превосходительству! — надрывались церковные служки.

Друзья покойного старались оттеснить любопытных. Некоторые сорванцы ухитрились оторвать на память клочок подвенечной фаты.

— Идемте, госпожа герцогиня!

Губернатор увлекал вперед Батистину. Той удалось наконец добраться вместе со своими фрейлинами до экипажа. Адриан протянул руку сестре, помогая ей подняться в карету. Он что-то шепнул, но она не расслышала, поглощенная мыслью о Флорисе и Эмилии. Выворачивая шею, она пыталась углядеть, что делается у нее за спиной. Флорис следовал за ней по пятам, ведя под руку невесту.

Слезы вновь потекли из глаз Батистины.

— Ах, госпожа герцогиня, ваше горе разрывает мне душу! — просюсюкал губернатор, поднимаясь на подножку.

Он даже осмелился взять за руку прекрасную вдову, чтобы запечатлеть почтительный поцелуй. Про себя господин Водрей думал, что роль утешителя дает ему в будущем некоторые надежды. Фрейлины, рассаживаясь на бархатных подушках, посматривали на него искоса.

Эти взгляды действовали губернатору на нервы, хотя своими огромными кринолинами шесть дам приносили несомненную пользу — господин де Водрей мог теснее прижаться к княгине. Он чувствовал ее бедро под шелковой тканью и воспламенялся все больше. Высунув голову из окна, маркиз хриплым голосом приказал:

— Вперед, кучер!

— Минутку, ваше превосходительство! Одну минутку!

Лейтенант и его гвардейцы уже просто отшвыривали в сторону зевак, чтобы скорее добраться до кареты.

— Позже, Прадель! Сейчас не время! — раздраженно воскликнул губернатор, мысли которого были заняты совсем другим.

Но офицер, не слушая, вскочил на подножку и протянул пергаментный свиток.

— Приказано срочно передать вашему превосходительству!

Лейтенант с любопытством заглянул в карету, и Батистине почудилось, что он смотрит на нее с какой-то наглой дерзостью.

— Простите, ваше высочество… Долг службы!

Губернатор развернул свиток. Мгновенно лицо его побагровело, он с испугом уставился на Батистину, а затем обратился к офицеру:

— Гм… Прадель… откуда… гм… кто передал вам этот документ?

— Два капуцина из монастыря в Поншартренс, ваше превосходительство!

— Но… но каким образом он попал к ним в руки?

— Умирающий отдал им его на исповеди, ваше превосходительство!

Губернатор вытер лоб платком. Мысли у него путались, руки дрожали, лицо приобрело желто-зеленый оттенок.

«Боже милосердный, если все это правда, моей карьере пришел конец!» — подумал несчастный маркиз.

Нене, Тонтон и Золотая Ляжка вытягивали шею, стараясь разглядеть, что написано в таинственном документе. Они совершенно забыли, что не умеют читать.

Батистина же, сохраняя скорбное выражение потрясенной горем вдовы, даже не шелохнулась.

— Покорнейше прошу извинить меня, мадам!

Маркиз де Водрей выскочил из кареты. Знатные особы, стоящие на паперти, начали перешептываться, догадываясь, что произошло из ряда вон выходящее, событие.

— Лейтенант, приказываю вам проводить госпожу герцогиню в Бель-Иль в сопровождении ваших гвардейцев! — громко распорядился губернатор, а шепотом добавил:

— И не выпускать ее из дворца ни под каким предлогом!

Адриан машинально схватился за эфес шпаги, однако сражаться одному было бы чистейшим безумием. Флорис, увлеченный Эмилией, казалось, ни на что не обращал внимания.

Молодой граф де Вильнев-Карамей склонил голову под ударом судьбы. Карета тронулась в окружении солдат. Никаких сомнений не оставалось.

БАТИСТИНА БЫЛА АРЕСТОВАНА.

15

По парку неторопливо двигались амазонка и всадник.

Батистина опустила муслиновую занавеску.

— Ну что ж, пусть катается со своей шепелявой дурехой, мне это совершенно безразлично!

Герцога де Бель-Иля похоронили двадцать три дня тому назад. По утрам к Эмилии пунктуально являлся Флорис, и оба отправлялись на прогулку верхом — с каждым днем все более продолжительную. Именно в эти минуты и могла видеть Батистина молодого дворянина из окна своих покоев, где сидела взаперти вместе с фрейлинами.

Великолепная плантация охранялась солдатами Никто не имел права встречаться с княгиней. К великой ярости Батистины, и Флорис не подавал прошения об аудиенции. В Бель-Иль он приезжал только ради прекрасных глаз Эмилии.

Напротив, граф Жеодар Кастильон дю Роше, Эрнодан де Гастаньяк, Яан Легалик и, разумеется, Адриан де Вильнев-Карамей обратились к губернатору за разрешением нанести визит герцогине де Бель-Иль. Всем им губернатор ответил решительным отказом. Надо признать, что несговорчивость несчастного маркиза имела основания — почти каждый день он получал новые устрашающие сведения о «княгине».

Началось следствие. Пока два чиновника занимались сбором доказательств, Батистину содержали под стражей в собственном дворце. Заключить ее в тюрьму означало бы вызвать неслыханный скандал. Господин де Водрей колебался, не мог ни на что решиться. Если великая княгиня действительно была племянницей царицы, то реакцию короля нетрудно представить — подобная ошибка могла бы стоить губернатору головы!

Желая обезопасить себя, господин де Водрей предпочел дожидаться инструкций из Версаля. Если ветер будет благоприятствовать, через полгода их можно будет получить.

Зато в Новом Орлеане новости, благодаря госпоже де Сент-Эрмин, распространялись очень быстро. Уже через несколько дней губернатор убедился в своем бессилии что-либо утаить. Ошеломленные жители Нового Орлеана узнали, что княгиня обвиняется в следующих преступлениях: узурпация титула, подделка документов, кража рабов и драгоценностей, полигамия, вооруженный захват корабля, связь с воровским миром, колдовство, участие в черных мессах и всевозможных оргиях и т. д. и т. п. Нет нужды говорить, что последние злодейства были добавлены к списку госпожой де Сент-Эрмин и прочими кумушками, которые с наслаждением смаковали ужасающее прошлое великой княгини!

Почти каждый день губернатор наведывался в Бель-Иль, один или в сопровождении двух следователей, чтобы допросить преступницу, которую вынужден был по-прежнему именовать герцогиней де Бель-Иль, ибо бракосочетание совершилось по всем правилам.

— Господь Всемогущий! Ну и ситуация!

Господин де Водрей вытирал лоб платком, выходя из кареты перед замком Бель-Иль. Каждый допрос превращался в муку для бедного маркиза. «Княгиня» откровенно забавлялась, отвечая, как ей вздумается, а судейские чиновники, страшась ответственности, предоставляли губернатору самому вести дебаты.

Единственное, что удалось достоверно установить, — это таинственное исчезновение всех цветных слуг княгини. Они словно бы испарились. В доносе говорилось, о плантации возле озера Поншартрен — губернатор послал туда солдат, но никаких результатов это не дало. Дом был совершенно пуст, хотя маисовые и хлопковые поля содержались в должном порядке.

В замке Бель-Иль дело обстояло ничуть не лучше. Старая кормилица княгини, некая госпожа Элиза, упорно не желала отвечать на вопросы, а на упреки господина де Водрея ворчливо огрызалась:

— И когда вы отстанете от моей голубки со всем этим вздором!

Виновность же фрейлин можно было бы доказать одним путем — заставить раздеться с целью убедиться, действительно ли у них на плече клеймо в виде цветка лилии, как утверждалось в доносе. На такую крайность, однако, господин де Водрей решиться не мог.

— Что здесь происходит, Прадель?

Губернатор обращался к своему лейтенанту — именно этому офицеру было поручено охранять герцогиню де Бель-Иль. Из негритянских хижин доносились странные завывания. Лейтенант пожал плечами.

— Да ничего особенного, ваше превосходительство… Кажется, мадемуазель Эмилия де Бель-Иль продала нескольких рабов!

— Эти причитания действуют мне на нервы, Прадель! Прикажите этим черномазым заткнуться! Гм как дела там, наверху?

Губернатор ткнул пальцем в окна княгини Лейтенант Прадель покачал головой.

— Не слишком-то хорошо, ваше превосходительство. Госпожа де Бель-Иль меня в грош не ставит…

«Вас тоже!» — едва не сказал маркиз, но вовремя прикусил язык, а лейтенант продолжал:

— Не знаю, как быть… Госпожа де Бель-Иль просто насмехается надо мной… Она требует экипаж желает, видите ли, прокатиться со своими дамами С другой стороны, она грозит пожаловаться и уже написала длинное письмо его величеству.

— Вы хотите сказать, ее величеству императрице?

— Нет, ваше превосходительство, его величеству королю!

— Господи помилуй, королю! — задохнулся от ужаса господин де Водрей, уже предчувствуя неминуемую отставку. — И… и что же она написала? — пролепетал маркиз.

— Этого, ваше превосходительство, госпожа де Бель-Иль не соизволила мне сказать… Она просто объявила своим фрейлинам так громко, что нельзя было не услышать: «Дорогие мои, Людовик не потерпит, чтобы со мной обращались таким образом», и тут же швырнула в окно три фарфоровые вазы…

Господи Боже! Людовик… Она сказала Людовик!

Чистилище маркиза де Водрей на глазах превращалось в ад. Ноги у него подкашивались, и ему пришлось сесть в плетеное кресло, стоявшее на веранде.

— Кроме того, ваше превосходительство, я… гм… воспользовался, как вы мне советовали, моментом… когда госпожа де Бель-Иль села ужинать со своими фрейлинами, я заглянул в ее шкатулку… и нашел среди прочих бумаг одну записку… весьма меня встревожившую… Судите сами, ваше превосходительство…

Господин де Водрей дрожащей рукой взял листок и с ужасом прочел:

«Мое сердечко!

Ты бросила бедного смертного в унынии и одиночестве. После твоего отъезда меня повсюду преследует твой смех… несчастный затворник не может сам отправиться за тобой, а потому посылает к тебе храброго капитана де Гастаньяка — пусть он поговорит с тобой, убедит тебя, сделает так, чтобы ты вернулась ко мне по собственной воле… заранее согласен на все твои условия. Ты моя златовласая принцесса. Я жажду тебя.

«Пленник».

Написано в Фонтенуа после твоего отъезда».

Господин де Водрей поднял на лейтенанта испуганный взор.

— Но, Прадель… ведь это же… это же почерк короля!

— Мне тоже так показалось, ваше превосходительство!

— Вам известно, где обитает этот капитан де Гастаньяк?

— Я позволил себе привезти его в Бель-Иль, ваше превосходительство. Он ожидает в большой гостиной!

— Вам просто цены нет, Прадель… Я сейчас же иду… Нет, лучше пригласите его сюда! — вздохнул маркиз, впервые радуясь тому, что приехал без судейских чиновников.

Чем меньше людей будет об этом знать, тем лучше. Завывание в хижинах становилось все громче.

— Черт возьми, Прадель, пусть эти негры заткнутся! И без них тошно!

Губернатор и в самом деле выглядел неважно. Прадель отправился распорядиться, но тут же обернулся.

— Кстати, ваше превосходительство, госпожа де Бель-Иль выразила протест и по этому поводу. Она заявляет, что только ей, как единственной наследнице герцога, дозволено решать судьбу рабов!

Господин де Водрей воздел руки к небу в бессильном отчаянии. Только этого недоставало. Какой кавардак! А лейтенант Прадель продолжал изливать душу:

— Мадемуазель де Бель-Иль без конца жалуется на мачеху. По правде говоря, эти дамы доведут меня до ручки.

— Они что же, встречаются?! — завопил губернатор вне себя.

— Нет, ваше превосходительство, но это не мешает им поносить друг друга последними словами.

Сказав это, Прадель наконец ушел. Господин де Водрей вынул табакерку, но руки у него настолько тряслись, что он даже не сумел взять понюшку В его пылающей голове проносились самые мрачные мысли И какой дьявол принес в колонию эту белокурую ведьму!

— Вы звали меня, ваше превосходительство?

Перед губернатором стоял капитан де Гастаньяк. Маркиз посмотрел на него в смятении, ибо не сумел бы сказать, сколько времени ждал — минуту или час. Эрнодан улыбался, держа под мышкой свою треуголку. Открытое симпатичное лицо молодого драгуна внушило господину де Водрею некоторую надежду.

— Да, капитан… мне надо расспросить вас об одном… об одном деликатном деле… вам известно, какие серьезные обвинения тяготеют над герцогиней де Бель-Иль… гм… и вот в наши руки случайно… гм… попало одно послание… Вы можете ответить мне честно и откровенно, кто его автор?

Эрнодан взглянул на письмо, и улыбка моментально исчезла с его лица.

— Прошу прощения, ваше превосходительство, но на эту тему я не имею права распространяться!

— Очень хорошо… Такая сдержанность делает вам честь, — примирительно заметил губернатор, — однако вы не станете отрицать, что получили приказ его величества доставить в Версаль герцогиню де Бель-Иль?

Маркиз попытался прочесть ответ во взгляде Эрнодана. Тот застыл, глядя в одну, точку.

— Прошу прощения, ваше превосходительство, но на эту тему я не имею права распространяться!

Господин де Водрей нетерпеливо взмахнул рукой.

— Хорошо, согласен… однако ваша миссия или ваша клятва не должны препятствовать тому, чтобы вы искренне поведали мне, полномочному представителю его величества в колонии, является ли герцогиня герцогиней, то есть, является ли госпожа де Бель-Иль русской княгиней или нет?

— Не могу ответить вашему превосходительству и на этот вопрос!

— Сударь, я прикажу заключить вас в крепость! — вскричал губернатор, пнув маленькую пальму, чтобы выместить ярость.

— Как будет угодно вашему превосходительству!

— И вы все же упорствуете?

Гасконец печально покачал головой.

— Простите, ваше превосходительство, я ведь не говорил на этот раз, что не имею права ответить… я сказал, что не могу ответить… согласитесь, это разные вещи!

— Гм… у вас интересная манера выражаться… А когда вы передали это послание госпоже де Бель-Иль? Ведь не станете же вы отрицать, что она получила его в собственные руки?

— Действительно; на этот вопрос я могу ответить вашему превосходительству… Я увиделся с госпожой де Бель-Иль за несколько дней до свадьбы и отдал ей письмо!

— И что же она сказала?

— Ничего, ваше превосходительство!

— Клянусь Богоматерью, вы невыносимо упрямы! Отвечайте мне, кто такая герцогиня?

Эрнодан де Гастаньяк вновь покачал головой.

— Мне очень жаль, ваше превосходительство, но я человек чести и поклялся на шпаге… Только госпожа де Бель-Иль может освободить меня от данного ей слова!

— Госпожа де Бель-Иль, вечная госпожа де Бель-Иль! С меня довольно! В колонии все идет кувырком, потому что из-за этой истории я совершенно забросил дела… И я сейчас подпишу приказ заключить ее в тюрьму форта Розали! Герцогиня или нет, а придется ей примерить кандалы!

От ярости у господина де Водрея съехал набок парик.

— Прошу прощения, ваше превосходительство, но на вашем месте я бы этого не делал! — со значением произнес Эрнодан де Гастаньяк.

— Ах так, сударь? Ну, мы еще посмотрим! — с угрозой вскричал губернатор.

Гравий на главной аллее захрустел под копытами лошадей. Флорис и Эмилия возвращались с прогулки.

Маркиз ринулся к окну, а затем повернулся к драгуну.

— А этот Портжуа зачем крутится здесь, притворяясь, будто ухаживает за мадемуазель де Бель-Иль? И почему граф дю Роше умоляет допустить его к герцогине? А еще этот Леталик или Легалик, не говоря уж о графе де Вильнев… Все они без конца досаждают мне! Отвечайте, капитан, я приказываю — какова роль этих господ в том, что касается госпожи де Бель-Иль?

— Прошу прощения, ваше превосходительство, но я не имею права распространяться на эту тему. Могу только посоветовать вашему превосходительству обратиться лично к господину графу Адриану де Вильнев-Карамей, господину маркизу де Портжуа, а также к господам дю Роще и Легалику…

— Благодарю вас, сударь, пока вы мне больше не нужны! — сухо промолвил губернатор. — Однако вы не должны покидать Новый Орлеан, это приказ!

Эрнодан де Гастаньяк с явным облегчением поклонился и вышел, а губернатор остался на веранде один.

— Чем же берет эта ведьма? Бедняга Годфруа так приободрился… прямо-таки воспылал! Не иначе, она использует какое-нибудь зелье, неизвестное девкам мадам Гобаль!

У господина де Водрея закружилась голова, и он поспешно плюхнулся в кресло.

Тем временем Флорис помогал Эмилии сойти с лошади. Затем они вдвоем вошли в дом, вернее было бы сказать, втроем, ибо Жорж-Альбер, выпрыгнув из седельной сумки, поспешил за хозяином, однако, завидев Эрнодана, глубже надвинул треуголку на лоб Флорис столкнулся с гасконцем нос к носу.

— Как видно, сударь, мне нельзя и шагу ступить чтобы не повстречать вас на своем пути!

Флорис, как всегда, первым ринулся в атаку.

— Поверьте, сударь, меня это тоже огорчает! — ответил драгун, кланяясь Эмилии.

Девушка вцепилась в руку жениха.

— Сто это са солдат, Флолис?

— Несносный тип! — ответил молодой дворянин так тихо, что Эрнодан и Эмилия его не расслышали. — Пойдемте же, дорогая, — произнес он громко, — я буду счастлив помузицировать в вашем обществе!

И счастливая пара направилась в гостиную.

Жорж-Альбер, признаться, не слишком любил музыку Воспользовавшись рассеянностью хозяина, он ускользнул на лестницу, Жанно вручил ему послание для пленница — только маленькой обезьянке было под силу проникнуть сквозь охрану в покои Батистины.

— Смотрите, мартышка господина де Портжуа! — воскликнул один из гвардейцев, занимавший пост в коридоре второго этажа.

Жорж-Альбер силился сохранить спокойствие и достоинство. Назвать его мартышкой! А кто, простите, выиграл сражение при Фонтенуа?! Не обращая внимания на гогот тупых солдат, Жорж-Альбер вылез в окно, расположенное в самом конце коридора, ухватился за ветку бугенвилии, перебрался на карниз и добрался до покоев Батистины.

На первом этаже Флорис с Эмилией обходили роскошные гостиные. Камердинер, привезенный маршалом из Франции, с достоинством распахивал двери перед молодой парой.

— Скажите, Жирон, что за странные завывания мы слышали, когда гуляли по буковой аллее?

— Рабы очень возбуждены, господин маркиз, потому что торговец купил Ганнибала без Катон… А детей должны вот-вот отправить в Новый Орлеан! Госпожа герцогиня велела передать, что забирает их себе, но к желанию госпожи герцогини не прислушались!

Камердинер говорил бесстрастным тоном, не осуждая и не обсуждая принятое решение. Флорис нахмурил брови и повернулся к Эмилии.

— Дорогая, мне кажется, произошло какое-то неприятное недоразумение. Не можете же вы продавать отдельно жен и мужей, да еще и разлучать их с детьми?

Эмилия по-петушиному вздернула голову.

— Это се смесно, Флолис… Эти неглы долсны помалкивать, как моя масеха… они плинадлесат мне, и бедный папоська был слиском добл с ними Этот Ганнибал много о себе вообласает, и я хосу от него исбавиться! А негритят сахотела взять моя подруга Сенаид де Калес, стобы они ей делзали зонтик… и я ей их подалила… Пойдемте се, дологой Флолис, мы будем петь и иглать на клавесине!

Флорис двинулся следом за Эмилией. За последние дни она предстала перед ним в новом свете — за хорошеньким личиком скрывались непомерная гордыня и жестокое сердце.

«После свадьбы я приведу ее в чувство и улажу все эти дела с рабами!» — подумал молодой дворянин садясь за инструмент.

Пальцы его заскользили по клавишам, однако мыслями он был далеко. Над головой он слышал легкое постукивание каблучков. Он со злобой нажал на педаль и громовым голосом запел:

— Но, Флолис, как вы мосете такое петь я се девуска! — жеманно протянула Эмилия.

Не говоря ни слова, Флорис обхватил богатую наследницу за талию и приник губами к белоснежной шее. Пальцы его проникли за корсаж, и он начал оглаживать мгновенно напрягшиеся соски Скольких красавиц, покорно склонивших голову ему на плечо уже прижимал к себе Флорис? Вот и эта была готова отдаться до свадьбы. Он ощущал нарастающую ярость телом жаждал обладать Эмилией, но думал только о молодой женщине наверху. А ведь он искренне считал, что освободился от любви к ней!

Над его головой снова послышался звук шагов Флорис напряженно прислушивался — он был уверен, что теперь там ходят двое. Более тяжелая поступь явно была мужской… значит, с Батистиной был мужчина. Конечно, она не отказывала себе в развлечениях, даже находясь под стражей! Флорис крепче прижал к себе Эмилию и стал оглаживать ей бедра и зад. Языком он раздвинул ее губы. Эмилия приникла к нему, безмолвная, теплая, покорная. Идеальная подруга жизни! Флорис взглянул на потолок. Хождение там вдруг прекратилось, и он разжал объятия. Она должна была узнать, как он влюблен и как счастлив с Эмилией.

— Дорогая, я совершенно теряю голову! Давайте споем дуэтом!

И Флорис красноречивым жестом показал вверх. Эмилия поняла его жест по-своему.

— Вы плавы, с этой масехой пола покончить, я хосю быть с вами совсем одна, дологой Флолис!

Молодой человек не успел остановить свою невесту, и та, бросившись к окну, с грохотом его распахнула.

— Я сдесь хосяйка, а вовсе не вы, мадам! Вы алестантка, вы полное нистосество! Вы опозолили бедного папоську! Я плодам всех неглов, если захосю, и вы нисего не смосете сделать! Авантюлистка! Фальсивая княгиня! Слюха!

Эмилия выкрикнула последние слова, задыхаясь от бешенства, однако от окна отступила очень своевременно, поскольку сверху с грохотом упал цветочный горшок Это был ответ герцогини своей падчерице.

Эмилия вернулась к клавесину. Флорис уже сидел за инструментом. К счастью, Эмилия не увидела его насмешливую улыбку. Молодой дворянин ударил по клавишам, и жених с невестой громко запели старинный романс:

Флорис время от времени невольно поглядывал на потолок Люстра вдруг закачалась, подвески звякнули. Что они там делают? Он старался теперь играть потише, потому что был уверен: в комнате наверху на пол упал какой-то предмет.

— Не плась, Лисандл, твоя голубка сдет… — с упоением выводила Эмилия.

Послышался сильный шум. Сомнений не оставалось — наверху происходила борьба. Флорис в смятении вскочил. Не сходит ли он с ума? Ему явственно послышалось, будто назвали его имя.

— Флорис! На помощь, Флорис!

Забыв об Эмилии, Флорис устремился на лестницу На площадке второго этажа не было ни гвардейцев, ни слуг. Из-за последней двери по коридору послышался звон сброшенной на пол вазы.

Флорис побежал на этот звук. Дверь была закрыта на ключ, но молодой дворянин высадил ее одним ударом плеча. Представшее перед ним зрелище могло бы привести в безумную ярость и гораздо более сдержанного человека.

Батистина в одной тонкой батистовой рубашке отчаянно билась в руках маркиза де Водрея.

— Ах, каналья! — взревел Флорис, не помня себя от бешенства.

На столике с тремя ножками стояла роскошная мраморная статуэтка. Флорис обрушил ее на голову губернатора, и тот беззвучно повалился на пол.

16

— Боже мой, ты убил его!

Батистина закусила губы, глядя на безжизненное тело. Флорис пожал плечами. Он подошел к двери и стал прислушиваться. К величайшему его удивлению, все было тихо. А ведь Эмилия должна была последовать за ним… И где же все-таки гвардейцы?

Флорис повернулся к Батистине, дрожавшей от возбуждения. На секунду он задержал взор на прелестной груди молодой женщины, которую почти не прикрывали разорванные кружева.

— Каждый раз, когда я нахожу тебя, ты оказываешься полуголой в объятиях мужчины, — мрачно произнес Флорис, взволнованный донельзя, но не желавший этого показать.

Батистина стучала зубами, не в силах объяснить что же произошло. Флорис взглянул на нее иронически.

— Откуда вдруг такая щепетильность? Бывало и похуже…

— Если… если ты решил устроить мне сцену, то выбрал неудачное время! — с негодованием воскликнула Батистина, прикрывая грудь руками.

Перед глазами у Флориса поплыли красные круги, и он отвернулся. Платье Батистины и нижние юбки — валялись на кушетке целехонькими — это доказывало, что она разделась сама, по доброй воле. Флорис побледнел. Почудилось ему или Батистина действительно позвала на помощь? Очередная ее дьявольская хитрость — а ведь он поклялся себе, что никогда больше не поддастся ей! Справившись с яростью, Флорис взял цветастый халат и, не глядя, швырнул его в сторону Батистины.

Пока девушка одевалась, он прошел к двери, ведущей во вторую комнату.

— Ты одна? — вырвалось у него в удивлении.

— Да… он… ну, словом, губернатор разрешил моим фрейлинам прогуляться в обществе лейтенанта де Праделя!

— Разумеется, этот старый козел хотел остаться с тобой наедине… Впрочем, ты ему изрядно помогла… как только тебе удалось все это устроить? Я считал, что эта лицемерка Элиза не расстается с тобой с тех пор, как ты овдовела!

Батистина, как и подобает знатной даме, не обратила внимания на колкость. Запахнувшись наконец в халат, она обрела прежнее хладнокровие.

— Элиза с разрешения губернатора спустилась на кухню вместе с Жоржем-Альбером… Очень странно, они должны были бы давно вернуться! — произнесла молодая женщина с невинным видом.

Флорис подошел к окну, чтобы посмотреть на парк. Ни на аллеях, ни возле дома не было ни единой живой души. Что-то в тоне Батистины вывело его из себя… быть может, он вспомнил счастливые дни Мортфонтена… Флорис резко повернулся.

— Спасибо, что сказала… теперь я знаю, что этот мерзавец Жорж-Альбер навещает тебя… и хватит с меня твоих фокусов! Ты лжешь, как всегда лгала! Они, видите ли, не возвращаются! Ты же сама отослала их, чтобы остаться наедине с этим похотливым боровом!

Батистина не выдержала такой вопиющей несправедливости.

— Пожалуйста, можешь думать обо мне, что хочешь! Я по крайней мере не распеваю серенады, услаждая всю колонию!

Взбешенный Флорис бросился к девушке и сильно тряхнул за плечи.

— Ты просто язва и всегда такой была! Немедленно забери свои слова обратно!

Батистина гордо выпрямилась, бесстрашно глядя ему в глаза.

— Не дождешься! Ты всегда обвинял меня, даже не выслушав!

Она казалась такой маленькой рядом с ним. Флорис вдруг осознал, что впервые видит ее одну со времени бегства после битвы при Фонтенуа. Она запомнилась ему более высокой и не столь хрупкой Ноздри у него трепетали. Он забыл, какие у нее огромные и выразительные глаза. Внезапно в этой бездонной голубизне что-то блеснуло. Батистина поспешно отвернулась, но Флорис готов был поклясться, что это слезы. Он отпустил ее, проклиная себя за слабость. Эта ведьма одним своим присутствием была способна уничтожить все мстительные чувства, обуревавшие Флорисом!

— Нужно решиться! — пробормотал молодой дворянин, склонившись над мертвецом.

Батистина с отвращением отпрянула от тела. Она знала, что Флорис отчасти прав. Когда губернатор появился в ее комнате для допроса, плутовка Батистина сразу поняла по его заблестевшим глазам, какой маневр следует применить.

Прежде всего она подумала о своих спутницах, считая, что им грозит куда большая опасность, нежели ей. Получить у маркиза разрешение на прогулку оказалось сущим пустяком. Батистина знала, что Праделю с его гвардейцами ни за что не справиться с парижскими девками — те найдут способ бежать, а потом укроются либо на Кошачьем острове, либо на плантации у Жанно. Не ошибся Флорис и в том, что Батистина сама отослала Элизу с Жоржем-Альбером под предлогом, что ей захотелось горячего бульона. Оставшись наедине с губернатором, Батистина решила, что станет его любовницей. После этого он наверняка прикроет следствие и объявит Батистину невиновной. Очень довольная своим планом, девушка начала наступление с небольшого обморока.

— Сударь, простите меня, я всего лишь слабая женщина… Меня незаслуженно преследуют, и я так несчастна, что мне не хочется жить! О, все плывет у меня перед глазами!

С этими словами Батистина бессильно опустилась на кушетку. Лицо у нее побледнело, глаза закатились. Господин де Водрей с трудом сглотнул слюну. Он тут же ринулся на помощь, поднес к носу герцогини флакончик с нюхательной солью — от острого запаха Батистина едва не чихнула, но сумела сдержаться и привстала с великолепно разыгранным смущением.

— Ах, сударь, вы были другом моего дорогого супруга, как же вы можете так со мной обходиться?

Батистина приникла к маркизу, показывая ему почти все свои прелести.

— Я, мадам? О, вы несправедливы ко мне… я горю одним желанием — доказать вашу невиновность!

— Но, сударь, я же предъявила вам все свои бумаги! — со стоном промолвила Батистина.

Маркиз поймал ее руку и приложился к ней губами.

— Увы, мадам, этого недостаточно!

— Боже мой, что же еще вам нужно?

На сей раз удивление Батистины было непритворным.

— Мадам, ваших фрейлин обвиняют в том, что они клейменые шлюхи… то же самое говорят и о вас! Единственный способ опровергнуть слухи… гм… вы же понимаете!

Батистина мгновенно поднялась на ноги.

— Вы хотите сказать, сударь, что если на моем теле нет клейма, то…

— Именно так, мадам!

— Вы прикажете освободить меня?

— Да, мадам!

— И моих фрейлин тоже?

— Да, мадам!

— Но, сударь, вы могли бы обратиться за содействием к врачу!

Батистина напустила на себя вид крайнего смятения.

— О, мадам, нам пришлось бы создать в этом случае комиссию из двенадцати медиков, дабы они произвели освидетельствование!

Господин де Водрей удрученно потупился. Батистина закрыла лицо ладонями.

— Сударь, сударь… даете ли вы мне слово дворянина, что если на теле моем не окажется клейма.

— Разумеется, мадам! — не дал ей договорить маркиз, дрожавший от возбуждения.

— Хорошо, сударь, отвернитесь!

Батистина быстро расстегнула корсаж, сбросила тяжелые юбки и посмотрела на себя в зеркало. Сквозь тонкую рубашку можно было увидеть достаточно.

— Сударь, вы можете повернуться, но только не приближайтесь ко мне! — распорядилась Батистина.

Маркиз был явно разочарован.

— Простите меня, мадам… но я стою так далеко, что ни в чем не могу ручаться!

— Подойдите чуть ближе! Прекрасно! Посмотрите теперь на мои руки и плечи! Разве вы не видите, что они нетронуты?

С этими словами Батистина опустила лямки рубашки. Она вздрогнула. Этажом ниже кто-то занимался музицированием. Прислушавшись, она узнала голос Флориса. Господин де Водрей кружил вокруг Батистины, пожирая ее глазами, но она ничего не замечала — до нее донеслись визгливые возгласы Эмилии. Под изумленным взглядом губернатора молодая женщина схватила цветочный горшок и швырнула его в раскрытое окно. Это подействовало на маркиза как разряд тока. Устремившись к Батистине, он повлек ее к кушетке, одной рукой разрывая рубашку на груди, а второй задирая подол. Полуголая Батистина предстала перед ним во всем своем очаровании.

— Отпустите меня, негодяй! — в ярости воскликнула Батистина.

— Ты меня невероятно возбуждаешь! Сейчас я тебе покажу… Я знаю, что ты всего лишь авантюристка, но мне это все равно! Поцелуй меня, стерва, и я подпишу все, что ты скажешь! Нам чиниться незачем красавица моя!

Пальцы маркиза скользнули между ног Батистаны, и она с отвращением стиснула колени, пытаясь выскользнуть, однако губернатор со смехом поймал ее за волосы.

«Не плачь, Лисандр, твоя голубка ждет…»

Голос Флориса звучал все громче.

— Ну же, малютка, дай мне свой язычок!

Маркиз тянулся к губам Батистины. Всхлипнув, она отвернулась, не понимая, что с ней творится. Ведь это было такой безделицей, и она к этому стремилась… Батистина почти уже смирилась с неизбежностью, но тут господин де Водрей позволил себе сделать омерзительный жест: продолжая держать Батистину одной рукой, он поспешно расстегнул белые штаны, и молодая женщина увидела вставший торчком член.

— Ну-ка, угости его собой, он принадлежит тебе!

Она застонала — маркиз с силой давил ей на затылок, заставляя наклониться к своему животу, однако Батистина хорошо запомнила уроки своих подруг с Нового моста и нанесла удар коленом, совершенно не подобающий великой княгине.

— Дрянь! Шлюха!

Маркиз согнулся надвое. Батистина бросилась к дверям, но он нагнал ее посреди комнаты. Какое-то время они боролись в молчании. Батистина царапалась, кусалась и шипела, как взбешенная кошка.

— Фальшивая княгиня, бесстыдная воровка, я тебя отправлю в солдатский бордель! — взревел губернатор, крепко обхватив Батистину.

— На помощь… на помощь, Флорис!

Этот крик вырвался из груди Батистины. Ах! Зачем она позвала его? Теперь Батистина сожалела об этом.

Флорис перевернул тело губернатора. Огромное синее пятно разлилось по его виску. Молодой человек с отвращением увидел расстегнутые штаны, однако ничего не сказал и лишь взглянул на Батистину Та махнула рукой; этот жест вполне мог означать: «Что бы я ни говорила, ты все равно мне не поверишь!»

Флорис молча приложил ухо к губам губернатора.

— Я уверена, что он мертв… ты… тебе надо бежать, Флорис… Если тебя схватят, тебя отправят на галеры! — прошептала Батистина.

Флорис схватил губернатора за ноги и втащил его в комнату Батистины.

— Что ты делаешь? — изумленно воскликнула девушка.

Флорис уложил губернатора на кровать Батистины головой к стене и задернул кисейный полог.

— Его присутствие здесь позволит нам, выиграть время… Когда солдаты обнаружат его здесь, они подумают, что губернатор решил вздремнуть после удовольствия, которое ты ему доставила!

Потупив взор, Батистина смущенно пролепетала:

— Флорис… Флорис, клянусь тебе…

Флорис резко сжал ей руку.

— Замолчи! Лучше не клянись, а иди за мной!

Батистина безропотно последовала за ним. Флорис даже растерялся: он не ожидал от нее такого послушания. Не выходя на главную лестничную площадку, они сразу свернули направо, чтобы спуститься по черной лестнице, предназначенной для слуг. На первом этаже было тихо. Эти тишина насторожила Флориса. Охранники губернатора таинственно исчезли. Также не было никого из слуг.

— Иди за мной, и не смей поднимать шума! — глухо рявкнул Флорис и потащил Батистину в музыкальный салон.

— Черт побери, что происходит?

Перед клавесином, где только что сидела Эмилия, никого не было; вокруг валялись разрозненные листы партитуры.

Флорис нагнулся, чтобы поднять крошечный кружевной, платок. Разогнуться он не успел. На его затылок обрушился страшный удар. Прежде чем потерять сознание, он успел заметить, как двое мужчин куда-то поволокли Батистину. Он хотел подняться, но новый удар окончательно сразил его.

Привязанный к стволу кипариса мужчина испускал пронзительные вопли. Его обнаженное тело было вымазано медом. Укусы бесчисленных москитов причиняли ему неимоверные страдания, а распухший и посиневший член безжизненно болтался между ног.

— Отвяжите меня! Вас всех поймают, вам отрежут руки и уши! Негодяи!

В ответ на вопли несчастного раздавались лишь взрывы хохота. Он попытался оглядеться, чтобы понять, что происходит, но глаза его никак не хотели раскрываться, ибо веки, искусанные насекомыми, вспухли словно подушки. Дружными стройными рядами москиты продолжали наступать на него.

— Ррраааа… Я прикажу вас всех повесить, грязные черномазые!

От этого крика Флорис пришел в себя и открыл глаза. Он не знал, как долго он пробыл без сознания, однако, судя по густому синему мраку между деревьями, стояла глубокая ночь. Молодой человек хотел приподняться и помассировать ноющий затылок, но обнаружил, что кисти рук и щиколотки прочно связаны. Флорис принялся извиваться, пытаясь принять сидячее положение. Он не знал, где находится. Похоже, его бросили в загон для коз. С поляны доносились взрывы хохота и протяжный напев, подчинявшийся странному ритму. Время от времени эти звуки перекрывались воплями привязанного к дереву мужчины.

Над ухом Флориса раздалось знакомое поскрипывание.

— О! Жорж-Альбер, ты как раз вовремя! — прошептал Флорис. Маленькая обезьянка только что соскользнула с ветвей кипариса.

— Развяжи меня поскорей! — Флорис протянул ему руки.

Своими острыми зубками Жорж-Альбер быстро освободил хозяина. Флорис принялся растирать запястья, чтобы восстановить кровообращение. Он уже собрался расспросить Жоржа-Альбера, куда они попали, но хруст ветвей под ногами дал им понять, что кто-то направляется к загону. Флорис сделал знак Жоржу-Альберу спрятаться и, закрыв глаза, снова вытянулся на земле.

— Мне кажется, что ты слишком сильно его ударил, Жанно!

Флорис с трудом унял дрожь. Это был голос Батистины.

— Не надо тлевожиться, маленькая плинцесса! Он иметь твелдую голову! — отвечал здоровенный молодой негр.

«Хотелось бы мне посмотреть, какова будет его голова, когда я ударю по ней хорошенько!» — недовольно подумал Флорис.

— Хорошо, Жанно, а теперь оставь меня, я хочу видеть, как он проснется… И пора готовиться к отъезду… Скажи им, чтобы они поторопились, здесь оставаться опасно!

Батистина испустила глубокий вздох. Шаги Жанно стали удаляться. Флорис рискнул приоткрыть глаза. Батистина сидела на опрокинутой деревянной колоде. Она была одета в мужское платье — узкие штаны до колен и рубашку с пышным жабо, расстегнутую на груди. Ее длинные светлые волосы были перехвачены черной бархатной лентой, а на голове надета маленькая треуголка, так что, если бы не вздымающаяся на груди тонкая ткань сорочки, ее вполне можно было бы принять за юношу. Ворвавшийся в загон теплый ветерок принес с собой дурманящие ароматы тропических цветов. Грозные выкрики несчастного сменились рыданиями и мольбами.

— Я никого не выдам… отвяжите меня… прошу вас… я богат… я вам все отдам… Возьмите ее, это она во всем виновата!

Батистина была поглощена своими мыслями. Казалось, она ничего не слышала. Флорис испустил сдавленный вздох. Батистина тотчас встрепенулась. Он быстро закрыл глаза и почувствовал, как девушка склонилась над ним.

— Флорис… Флорис… тебе лучше?

Она ощупала его лоб. Правильно ли он истолковал ее поступок? Или ему только показалось, что голос Батистины дрожал? Он решил застонать сильнее.

— Господи… О! Жорж-Альбер, вот и ты… быстрей, иди и принеси воды!

На этот раз в голосе Батистины звучала искренняя тревога. От удовольствия у Флориса по спине забегали мурашки. Она расстегнула ему камзол и жилет, затем проделала то же самое с воротом рубашки, отстранила пышное жабо и приложила ухо к обнаженной груди.

— Батистина… Батистина! — зашептал Флорис.

Она мгновенно выпрямилась. Очарование было разрушено. Вернувшись со стаканом воды, Жорж-Альбер весьма бесцеремонно выплеснул его в физиономию хозяина.

— Нет, Жорж-Альбер, так не пойдет! — запротестовал Флорис, вытирая лицо. Выразительная гримаса на мордочке маленького зверька дала понять Флорису, что Жорж-Альбер был абсолютно уверен в правоте своего поступка. Скрестив руки на груди, в нескольких шагах от обезьянки стояла Батистина, смотревшая на Флориса и Жоржа-Альбера.

— Браво… вы оба меня провели… так тебя уже развязали? Тогда позволь спросить, как давно ты очнулся от своего так называемого обморока?

Флорис, шатаясь, поднялся. Его боль была притворной лишь наполовину.

— Послушай, не знаю, что ты хочешь сказать, но я пришел в сознание только что! Почему меня связали?

В полумраке зеленые глаза Флориса грозно засверкали. Затем он укоризненно взглянул на Жоржа-Альбера.

— И ты туда же, Жорж-Альбер! Кто тебе позволил развязать меня? — спросил Флорис притворно недовольным тоном. Вместо ответа маленький зверек что-то проворчал сквозь зубы. Это наверняка были ругательства, ибо только так умная и вежливая обезьяна могла ответить этим непоследовательным существам с недоразвитыми мозгами. Оскорбленный до глубины души, Жорж-Альбер скрылся в густой листве вершины рядом стоящего дерева.

Бесшумно, словно змей, Флорис приблизился к Батистине. Пение на опушке становилось все громче, оно было назойливым и в то же время возбуждающим.

— Где мы, Батистина? — шепнул Флорис.

— В двух лье от замка, позади хлопковой плантации Бель-Иля.

— Что происходит?

Вместо ответа Батистина в первый раз взглянула Флорису прямо в глаза.

— А ты не станешь вмешиваться?

— Клянусь тебе.

— Хорошо, тогда идем со мной, я тебе доверяю, но не пытайся ничего предпринимать, иначе я ни за что не отвечаю!

Батистина поманила Флориса за собой. Они вышли из загона и под прикрытием темноты отправились в небольшую конюшню. Шаткая дверь была распахнута настежь. Батистина и Флорис быстро проскользнули внутрь. Батистина тотчас закрыла дверь. На ощупь она принялась искать лестницу. Флорис понял ее намерения. Взяв за руку, он повел ее к ступенькам. Внезапно у него закружилась голова. Он был один на один с Батистиной: вокруг них за стенами был охваченный безумием мир. Такой минуты больше не будет. Да и чего ему ждать от завтрашнего дня? Он только что убил губернатора. Через несколько часов он превратится в несчастного беглеца, преследуемого законом. Флорис схватил Батистину за плечи. Затем хватка его ослабла, однако руки не выпустили девушку, а властно заскользили вниз, на талию; словно тростинку, он принялся сгибать стоявшую на ступенях Батистину.

— Оставь меня! — простонала она.

Урча от возбуждения, Флорис погрузил лицо в пышную копну ее волос, а губы искали рот девушки. Он знал всех мужчин, которые вот так же держали ее в объятиях, но какое сейчас это имело значение. Страстное до боли желание охватило его. Привыкнув соблазнять и побеждать, Флорис знал: чтобы избавиться от навязчивого желания, лучше всего опрокинуть ее, подмять под себя, мощным ударом войти в нее, и она, как и все остальные, превратится в источник бурного, но скоротечного наслаждения.

— Подлец!

Батистина отвесила ему звонкую пощечину. Вздрогнув, Флорис выпустил ее. Он страшно побледнел. Его зеленые глаза сверкали во тьме.

— Прости меня, я не знал, что ты так остервенеешь… Мне показалось, что я тебя понял!..

Из груди Батистины вырвался звук, напоминавший рыдание.

— Ты — понял… да ты вообще никогда ничего не понимал!

Флорис примиряюще взмахнул рукой.

— Ах! Нет, не подходи, — приглушенно вскричала Батистина, хватая вилы, — будь ты хоть самый распоследний мужчина на всей земле, я все равно не дам тебе до меня дотронуться!

Флорис догадывался, как она была хороша в эту минуту: разрумянившаяся от гнева, с разметавшимися по плечам кудрями. Он холодно развернулся.

— Как бы плохо ты обо мне ни думала, я не из тех, кто берет женщину против ее воли, пусть даже после многих других мужчин! Тебе нечего бояться, дорогая… ну, может, ты все-таки объяснишь мне, что здесь происходит? — спросил Флорис, подходя к маленькому окошечку.

— ЭТО ВОССТАНИЕ РАБОВ!

Когда Батистина произносила эти слова, голос ее дрожал. Все еще во власти ревности, Флорис не заметил ее волнения. Холодно отстранив девушку, он вскарабкался по ступенькам и сверху оглядел поляну и поле позади амбаров. Повсюду царила лихорадочная суета. Повинуясь приказам Жанно и еще одного великана, в ком Флорис признал раба по имени Ганнибал, с десяток негров готовили лошадей: насыпали им овса, обтирали соломой, а некоторых сразу же впрягали в коляску, фаэтон или двуколки. Женщины, дети и старики теснились вокруг большого костра. Это они пели странную заунывную песню. Один из стариков отбивал ритм на маленьком круглом барабане: с одной стороны барабан был обтянут кожей, а с другой на него были натянуты две струны. Флорис никогда не видел такого музыкального инструмента.

Крики пленника возобновились. Флорис нахмурился. Зрелище связанного обнаженного мужчины отнюдь не приводило его в восторг.

— Да это же Жирон! — внезапно воскликнул молодой человек, узнав наконец в распухшем от укусов москитов человеке лакея герцога де Бель-Иля. То и дело какая-нибудь женщина из сидевших; вокруг костра, вставала, подходила к лакею и плевала на него, а потом возвращалась на свое место.

Батистина поднялась к Флорису. Она тоже заглянула в окошко, стараясь, впрочем, не слишком приближаться к молодому человеку.

— Мы не можем оставить несчастного в таком состоянии! — тихо произнес Флорис.

— Я же тебе сказала, чтобы ты ни во что не вмешивался! Тем более что он — отвратительный тип и вполне заслужил свое наказание! — спокойно заявила Батистина.

— Что ты говоришь!

Неожиданно Флорис обнаружил, что перед ним стоит совсем другая женщина: уверенная в себе, не имеющая ничего общего с той хорошенькой девушкой, которую он всегда знал.

— Ничего особенного. Рабы подвергли Жирона такому же наказанию, какому он обычно подвергал их самих. Я давно говорила моему… словом, герцогу де Бель-Илю, чтобы он уволил своего лакея… Жанно предупреждал меня! На плантациях всем распоряжался Жирон. Из-за малейшего пустяка он привязывал людей обнаженными к дереву и оставлял так на целую ночь, отдавая их на съедение тучам москитов, а сам в это время отправлялся насиловать женщин в хижины, оставшиеся без мужчин… Как это отвратительно… Будь моя воля, я бы освободила всех рабов, но твоя гадюка успела их продать, и вот результат! — с упреком заявила Батистина.

Флорис даже подскочил.

— Черт побери, что они сделали с Эмилией?

Только теперь он осознал, что совсем забыл о ней. Батистина уселась на охапку соломы. Вид у нее был вполне удовлетворенный.

— Бог мой, они собирались убить ее, но, если бы я знала, что ты так огорчишься, я бы приказала им просто отрезать ей язык!

— Хватит! Каким же чудовищем ты стала! — выкрикнул Флорис, дрожа от возмущения.

И тут, словно уличая Батистину во лжи, раздался вопль, от которого волосы становились дыбом:

— А-а-а-а-а! На помощь! Вас всех накажут! Поймают! Схватят! Вас всех колесуют, грязные негры! Я не желаю, слышите вы?! Отпустите меня! А-а-а-а! Пустите меня!

Флорис устремился к окошечку и облегченно вздохнул. Двое рослых негров несли Эмилию к коляске. У нее были связаны щиколотки и запястья. Крики ее напоминали визг свиньи, которую хотят зарезать. Во всяком случае, слушая ее вопли, можно было с уверенностью сказать, что язык ее до сих пор на месте. Она отбивалась, изрыгала проклятия, пыталась укусить своих конвоиров и ревела все громче и громче. Подбежал Ганнибал и заткнул ей рот солидным кляпом.

Визги превратились в сдавленный писк. Когда крики Эмилии утихли, Флорис почувствовал внутреннее облегчение. Он знал, что, сидя в полутьме, Батистина с усмешкой внимательно наблюдает за ним. Он постарался принять подобающий вид.

— Почему они увозят ее с собой?

— Сожалею, но мы вынуждены лишить тебя твоей очаровательной невесты! Ради нашей безопасности мы берем ее с собой! — уверенно ответила Батистина.

— Нашей? Значит, ты уезжаешь с ними?

— Да, Флорис… и совершенно добровольно!

Флорис мгновенно пришел в отвратительное расположение духа. Внизу Жанно, Ганнибал и другие рабы помогали женщинам и детям забираться в повозки. Среди беглецов мелькали белые лица. Это были проститутки и старая Элиза. Женщины усаживались потеснее, забирая на колени малышей. Мужчины садились верхом на коней. Они собирались ехать так, как обычно разъезжали по хлопковым плантациям и полям сахарного тростника: без седла и босиком. Оборванные снизу холщовые полосатые штаны у мужчин и потрепанные платья у женщин составляли все достояние рабов.

— Быстло, быстло… На лассвете мы должны быть уже далеко! — кричал Жанно.

— Вам не испугать меня, собаки! Вы все будете болтаться на виселице!

Два молодых негра вывели из овчарни еще одного пленника, изо всех сил пытавшегося сохранить надменный вид. Это был лейтенант Прадель. Его закинули в коляску рядом с Эмилией и проститутками. Свинья встретила его увесистым тумаком; негры поняли, что за офицером будут присматривать, как за новорожденным младенцем!

— Эй! Давай к нам, принцесса! — в один голос завопили Тонтон и Золотая Ляжка.

Батистина высунулась в окошко.

— Я иду, друзья мои!

— А как же он, маленькая плинцесса? — недоверчиво выкрикнул Жанно.

Взоры несчастных изгнанников обратились к Флорису, чей силуэт угадывался за спиной Батистины. Флорис метнулся в сторону, но было поздно. Растревоженные рабы соскакивали с лошадей. С присущей их племени кошачьей грацией они быстро окружили конюшню.

— Я же просила тебя не высовываться! — укоризненно произнесла Батистина.

— Куда вы направляетесь? — спросил Флорис, презрев упрек Батистины.

Девушка горделиво выпрямилась.

— На север, в Новый Йорк, туда, где нет рабства!

Флорис вскинул голову.

— С женщинами и детьми вы не пройдете, и ста лье!

— А это мы еще посмотрим! — задорно ответила Батистина.

— Батистина, ты ввязываешься не в свое дело… — строго начал Флорис. Он не понимал этой жажды великодушия и стремления к приключениям. Разве предназначение женщины состоит не в том, чтобы быть объектом чувственного желания? От нее требуют не героизма, а нежных объятий, раскрытых навстречу мужчине, вернувшемуся с поля боя. Совершать отважные поступки — мужское дело. С чего это вдруг девица решила поменять все роли, спутать все карты, изменить все правила игры?

— О! Я ненавижу тебя… Ты слишком жесток… ты ничего не понимаешь… Я их люблю, их всех!

По щекам Батистины катились слезы. Флорис умолк.

Несчастные беглецы ворвались в сарай. Они были вооружены серпами и вилами. В их черных глазах, уставившихся на Флориса, читалась решимость людей, которым нечего терять.

Флорис подошел к лестнице. Он принял решение.

17

— Мисси Адриан… Мисси Адриан…

Цицерон задыхался, и голос его звучал еле слышно. Рядом с ним стояла девушка, ее била нервная дрожь.

— Мисси Адриан… Мисси Адриан здесь?.. — повторил негр.

— Да, это ты, Цицерон? Что случилось?

Граф де Вильнев-Карамей распахнул ставни. В свете луны он различил два силуэта, стоявшие под дубом.

— Скорей, мисси Адриан… открыть мне… это ужасно!

Адриан взглянул на лежащую в постели Жольетту де Ла Бюисоньер.

Друг мой, ваш негр положительно сошел с ума, вам следует отколотить его палкой, сейчас наверняка часа два ночи!

— Спите, дорогая, я пойду открою ему.

Адриан запечатлел на прекрасной груди красавицы нежный поцелуй, в ответ она схватила его за руку:

— Возвращайтесь поскорей!

Ее воркующий голос дал понять молодому человеку, что возвращение для него будет весьма и весьма приятным. Натянув штаны, он, обнаженный по пояс, спустился вниз и откинул деревянную щеколду. Цицерон мгновенно шмыгнул в дом.

— О! Мисси Адриан… я быть возле гостиницы в Новом Орлеане. Тебя там нет, нет мисси Федор, нет мисси Ли Кан, нет никого, я бежать мэм Гобаль, тебя там не быть… я туда…

— Успокойся, ты меня нашел, и что дальше? — перебил его Адриан, зажигая свечу. Цицерон в изнеможении рухнул на стул.

— В Бель-Иль бунтовать негры. Все бежать… Мисси Флорис укокошить губернатор.

— Что ты говоришь? Ты с ума сошел! Флорис — и убил губернатора?

— Точно так, мисси Адриан, точно так!

Цицерон громко стучал зубами от страха. Адриану пришлось сделать над собой неимоверное усилие, чтобы удержать себя в руках.

— Успокойся… подумай хорошенько… Выпей вот это и давай рассказывай все с начала… А кто эта девушка, что пришла с тобой?

Адриан наконец-то обнаружил молодую негритянку; она робко жалась в прихожей.

— Это моя невеста, мисси Адриан… Босси, рабыня мэм де Водрей…

— Иди сюда, на свет, Босси, садись рядом с Цицероном, здесь тебе нечего бояться. Говори же, приятель!

Адриан оседлал стул напротив Цицерона и приготовился слушать. После глотка водки негр явно приободрился.

— Да, мисси Адриан… вот, сегодня после полудня я, как всегда, уезжать с мисси Флорис в Бель-Иль, видеть мамзель Эмилия… ало… ало… как сказать…

— Я понял: ты, как обычно, ждал Флориса в конторе! — нетерпеливо бросил Адриан.

Цицерон изобразил на своем лице удивление. Во время рассказа он вертелся как уж, ежеминутно бросая взоры на Босси.

— Не совсем так, мисси Адриан… я быть с Босси…

— У маркизы де Водрей?

— Нет, мисси, мэм маркиза одолжить…

— Ах!.. Значит, маркиза одолжила! — раздосадованно повторил Адриан.

— Да, мисси, — отозвался Цицерон, и с прежним упорством продолжал: — Мэм маркиза одолжить Босси мамзель Эмилия, потому что Босси делать очень хороший прическа, а мамзель Эмилия хотеть иметь хороший локоны для мисси Флориса…

— Прекрасно, значит, ты был с Босси! — вновь прервал негра Адриан, которого совершенно не интересовала проблема локонов Эмилии.

— Да, мисси Адриан… мы уходить в хлопковое поле, потому что там ходить тогда, когда… когда…

— Я тебя понял, — кивнул Адриан, — продолжай…

— Так вот! Мисси Адриан… о-о-о… моя птенчик… когда мы возвращаться в Бель-Иль… Босси и я иметь очень мало… Все рабы садиться в телеги… сильно шуметь… В кустах вязать солдат… схватить мэм герцогиня де Бель-Иль. Рабы говорить: «Иди быстрей… все скоро уезжать на север. Мисси Флорис убивать губернатор в моя комната, мисси Флорис быть невредим…» Тогда два негра вязать мисси Флорис и относить в телега… о-о-о… Мисси Адриан, я и Босси, нас быть так мало, что мы прятаться в сене, ты нас понимать… Она все уезжать очень большой галоп… Не оставлять лошадей, нет ни одна лошадь… Босси и я, мы быстро бежать к тебе в гостиница… тебя там не быть…

Дальше Адриан уже не слушал: негр начинал повторяться. Несмотря на свое привычное спокойствие и самообладание, Адриан весь дрожал. Значит, Флорис убил маркиза де Водрей, а Батистина бежала на север вместе с мятежниками.

— Ждите меня!

Со скоростью пушечного ядра Адриан взлетел вверх по лестнице. Быстро довершив одевание, он разбудил Жольетту, успевшую снова заснуть.

— Я в отчаянии, дорогая… Едемте со мной, здесь вам оставаться небезопасно. Судя по тому, что мне сейчас удалось узнать, в Бель-Иле произошло восстание рабов.

— Господи, опять эти дикари… неужели они кого-нибудь убили?..

— Точно не знаю! — чистосердечно признался Адриан, разумеется, умолчав о том, что ему удалось узнать о подвигах своего брата, равно как и его похищении. Через минуту Жольетта была готова. Цицерон и Босси оседлали двух коней. Усадив женщин позади себя, они поскакали к Новому Орлеану. Вокруг было спокойно, однако еще час — и все уже будут знать о том, что случилось в Бель-Иле.

По совету Адриана Цицерон тотчас же отвел Босси во дворец маркизы. Юный дворянин проводил Жольетту в дом к Маргарите Фокон дю Мануар: в двух ее старых рабах он был вполне уверен. Затем он отправился разыскивать Федора, Ли Кана и Грегуара.

Ни один из этой доблестной троицы не вернулся в гостиницу. Адриан обошел все таверны, чьи двери еще были открыты для посетителей, но безрезультатно. Разбуженный страшным известием, город постепенно просыпался. На каждом углу зажигали факелы. Новость передавалась из уст в уста. Возбуждение нарастало. Рабы, решившие последовать примеру беглецов Бель-Иля, устремились в протоки. Белые готовились отправиться в погоню. Колонисты переговаривались через распахнутые окна и двери. Претендовавшие на исключительную осведомленность личности утверждали, что дома на протоке Жантийи уже горят и на улицах льется кровь.

— Надо бы для острастки линчевать парочку чернокожих, чтоб не зарывались, — твердили самые неистовые преследователи.

На рассвете наиболее оголтелые горожане принялись охотиться на одиноких негров. Несколько здравомыслящих человек попытались воспрепятствовать им и раскрыли свои двери насмерть перепуганным несчастным рабам.

Около пяти утра в гостинице появился Федор. Адриан, облаченный в безупречный костюм, ждал в просторной гостиной; настроение его было не из лучших.

— Я искал тебя всю ночь, ты что, не знаешь, что происходит? Где ты был?

Словно нашкодивший мальчишка, великан-казак опустил голову.

— Барин, гм… я был… я был у одного человека!

— Положительно, от страсти вы все ослепли и оглохли, — подытожил Адриан. — Во всяком случае, в следующий раз будь любезен сообщить мне адрес счастливой избранницы, чтобы я без труда мог тебя найти!

— Гм… барин… гм… А что случилось? — спросил Федор, так и не открыв имени своей Дульсинеи.

Едва Адриан закончил рассказывать украинцу о событиях нынешней ночи, как на пороге появился Ли Кан. Коса его была заплетена чрезвычайно небрежно.

— Ты знаешь, что случилось? Где ты был? — повторил свои вопросы Адриан.

— Зачарованный полет влюбленного бизона над розовой пагодой столь же неслышен, как полет шмеля над пестиком цветка!

Скромность Ли Кана в отношении его дамы сердца делала ему честь. Адриан снова принялся рассказывать все, что он знал о случившемся, не скрывая от товарищей страшной правды.

Усердно обдумывая план предстоящего сражения, Федор так напрягся, что шрамы на его лице побагровели. Китаец задумчиво теребил свою косичку. Наконец Адриан спросил:

— Но где, черт возьми, носит Грегуара?

Казак и китаец удивленно переглянулись. В эту минуту распахнулась дверь и перед друзьями предстал старый дворецкий. Роскошные седые волосы пышным ореолом окружали его розовощекое лицо, а взгляд был донельзя игрив и шкодлив.

— Я не спрашиваю тебя, где ты был, но то, что происходит сейчас в городе, чревато серьезными неприятностями, и мне кажется, что в такой обстановке вы могли бы честно мне сказать, где вы проводите ночи, чтобы я не бегал по всему городу и не ломился во все двери! — с упреком произнес Адриан.

— О! А что случилось, господин граф? — спросил Грегуар, следуя примеру своих товарищей и не разглашая имени предмета своей пылкой страсти.

Адриан в третий раз повторил свой рассказ.

Речь молодого человека была прервана появлением их четвертого товарища. Это был Жорж-Альбер. Утомленный, запыленный, голодный и томимый жаждой, он явно провел ночь в гораздо менее приятных условиях, нежели Федор, Ли Кан и Грегуар.

Адриан прекрасно знал привычки маленького зверька. Поэтому сначала он поставил перед ним на стол все необходимое, чтобы тот мог подкрепить свои силы — кувшинчик с водкой и крылышко пулярки, а затем приготовился выслушивать его объяснения. По мере того как Жорж-Альбер «говорил», Адриан все больше мрачнел. Дела обстояли гораздо хуже, чем он мог предположить.

— Милость Господня… если их схватят, то вздернут без суда и следствия… По коням, друзья мои, быть может, нам удастся приехать вовремя и предотвратить самое худшее!

— О-о-о, моя хороший? Злые белые очень нервничать, они меня три раза чуть не убивать.

В комнату ворвался запыхавшийся Цицерон. Адриан знал, откуда он прибыл. Спустя несколько минут молодой граф де Вильнев-Карамей и пятеро его верных спутников: Федор, Ли Кан, Грегуар, Цицерон и, разумеется, Жорж-Альбер, устроившийся в седельной сумке, направлялись к городским воротам. Жители Орлеана, вооружившись дубинками, ружьями, пистолетами, шпагами и вилами, толпились возле дверей своих жилищ. Перепуганные рабы прятались в домах своих хозяев. По улицам, громко вопя, бегала какая-то женщина, уверяя всех, что ее чернокожий раб пытался ее изнасиловать. Создавались отряды самообороны. Адриан с отвращением смотрел, как горожане готовились к охоте на людей. С улицы Шартр раздались пронзительные крики. Адриан обернулся: две молодых негритянки бежали через перекресток, спеша укрыться в доме мадам Гобаль, несколько вооруженных мужчин пытались их задержать.

— Отпустите их, — крикнул Адриан, направляя коня в сторону преследователей.

Федор, Ли Кан, Грегуар и Цицерон поскакали за ним.

— Ффффррррффсс! — кривлялся Жорж-Альбер, высовываясь из седельной сумки Адриана.

— Успокойтесь… успокойтесь, не стоит так волноваться из-за каких-то негритянских шлюшек, — бросил один из преследователей, отпуская девушек. Те, не дожидаясь продолжения, помчались к дому, известному всему новому Орлеану своим гостеприимством. Мужчины, угрожающе ворча, направились в ближайшую таверну.

— Барин… барин, ты видел? Мне показалось, что это был Жопорез…

Федор указал своему хозяину на капуцина, который, нагнав недовольных, вслед за ними скрылся в дверях какого-то притона. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что подобное заведение отнюдь не было подходящим пристанищем для святого отца. Адриан обреченно махнул рукой. Сейчас он не мог себе позволить ввязаться в драку.

— Едем, у нас нет времени исполнять обязанности полицейских, дорога каждая минута!

Шестеро всадников продолжили свой путь. Жорж-Альбер, покачиваясь позади Адриана, размышлял:

«Что бы они там ни говорили, но это я напугал бандитов… На месте Адриана я бы непременно отправился за Жопорезом, но разве они когда-нибудь меня слушались? Чего уж тогда ждать и в этот раз…»

Со стороны улицы Бьенвиль донеслись крики:

— Моя ничего не сделать… ничего не сделать!..

Двое трапперов развлекались тем, что пытались накинуть лассо на шею молодого негра, чья главная вина, несомненно, состояла в том, что он был на удивление красив и обладал поистине образцовой мускулатурой. Адриан и его товарищи уже собирались вмешаться, но тут из-за поворота на всем скаку вылетели Гаэтан д’Артагет и Попюлюс де Проте.

— Остановитесь, негодяи… Этот парень ни в чем не виноват… оставьте его!

Адриан облегченно вздохнул: значит, еще остались дворяне, не утратившие разум и способные предотвратить резню.

Молодые люди приветствовали друг друга.

— Понимая, что наш вопрос может показаться вам нескромным, мы все же хотели бы знать, Вильнев, куда вы направляетесь?

— Ваш вопрос нисколько не смутил меня, господа, ибо мы выехали без определенной цели, просто разведать, каково сейчас положение дел.

Попюлюс и д’Артагет были слишком хорошо воспитаны, чтобы настаивать на более вразумительном объяснении, но, судя по взглядам, которыми они смерили набитые седельные сумки и дорожные костюмы путешественников, стало ясно, что они не поверили ни единому слову Адриана.

— Мы очень беспокоимся за… за дам, сопровождающих принцессу, вы же знаете, поместье Бель-Иля было разграблено… — продолжил Попюлюс.

— Если хотите, поедем вместе! — предложил д’Артагет.

Мозг Адриана лихорадочно работал: чтобы отказаться от их предложения, надо было найти достаточно благовидный предлог. Как бы ни были ему симпатичны эти молодые люди, не к чему посвящать посторонних в свои семейные проблемы.

— Рассказывают ужасные вещи! — понизив голос, произнес Попюлюс.

— Говорят, что негры убили губернатора!

Грохот колес по вымощенной булыжниками улице избавил Адриана от необходимости отвечать назойливым попутчикам.

— Дорогу… дорогу! — выкрикивали мчавшиеся галопом гвардейцы.

Следом за ними тряслась телега для перевозки сена. Лошадьми правил рослый рейтар, а за его спиной, на вязанках соломы, подпрыгивал бедный губернатор.

— Гони… гони! — что есть мочи вопил «мертвец».

Адриан и его товарищи недоуменно переглянулись. Сомнений не было, маркиз Риго Кавеньоль де Водрей был жив. Правда, он лишился парика, но вполне сохранил свой зычный голос.

— Сюда… следуйте за мной! — заорал губернатор, заметив молодых людей.

Адриану пришлось сделать хорошую мину при плохой игре и вместе с Попюлюсом и д’Артагетом присоединиться к губернаторскому эскорту. Обернувшись, Адриан убедился, что Федор, Ли Кан, Грегуар и Цицерон следуют за ним. В иных обстоятельствах Адриан наверняка бы весело рассмеялся, ибо ему только что удалось проникнуть в «тайну» своих товарищей: трое весьма уважаемых в Новом Орлеане дам во все глаза смотрели на его спутников. Возле окна своего дома стояла мадам де Сент-Эрмин (кто бы мог подумать!) и украдкой посылала воздушные поцелуи Федору, в то время как мадемуазель Александрина во все глаза смотрела на Ли Кана. Что же касается Грегуара, то оказалось, что старый пройдоха сумел смутить покой жены аптекаря. Выгоды подобного знакомства были очевидны: аптекаря часто вызывали ночью, чтобы помочь хирургам! Однако, как все ловко устроились. Адриан искренне восхитился оборотистостью своих спутников.

— Гнусный лицемер, ты подцепил самую большую сплетницу во всем новом Орлеане! — свистящим шепотом произнес Адриан.

— О, барин!

Федор покраснел до самых ушей. К счастью, сейчас молодого хозяина занимали отнюдь не любовные похождения его верного слуги.

Всадники прибыли к губернаторскому дворцу, когда губернатор уже выбрался из повозки. Вокруг толпились дворяне, прибывшие, чтобы узнать новости и получить надлежащие распоряжения. На самой макушке лысого губернаторского черепа Адриан заметил огромную пламенеющую шишку. Черт побери, Флорис ударил от души. Однако дальнейшие размышления Адриан решил оставить при себе. Подняв голову, он увидел маркизу де Водрей. В чепце и ночной рубашке она выглянула из окна второго этажа.

— Господи, а я уж испугалась, что вы мертвы! Что тут происходит?

По ее тону никак нельзя было понять, радуется она или скорбит, обнаружив, что небо пожелало вернуть ей супруга. Уже ступив на порог дома, губернатор обреченно махнул рукой.

— Успокойтесь, Артемиза, идите спать! Господа, я объявляю чрезвычайное положение! Пятьдесят рабов на плантации Бель-Иля подняли мятеж. И вот, пока я всеми доступными мне способами пытался прояснить двойственное положение вдовы герцога де Бель-Иля, негодяи напали на меня сзади…

Возмущенный хор голосов стал ответом губернатору. Несколько человек, чей ум отличался особой живостью, подметили, что де Водрей не сказал: герцогини де Бель-Иль. Значит, губернатор обнаружил доказательства ее вины?

— Но, ваше превосходительство, что же стало со всеми дамами? — робко спросил Попюлюс де Проте.

— Господа, у меня имеются все основания полагать, что мятежники их похитили так же, как и мадемуазель де Бель-Иль и моего отважного офицера, господина Праделя…

Вбежал запыхавшийся солдат. Он протянул губернатору пакет. Из всех углов просторного вестибюля слышались ругательства:

— Дьявол меня раздери, опять эти черномазые скоты чем-то недовольны!

— Это не люди, это животные, черт бы их побрал!

— Клянусь Господом, мы должны спасти женщин!

— Черт возьми, в погоню!

Посреди всеобщей суматохи Адриан с удовлетворением отметил, что губернатор не упомянул Флориса. Словно отвечая молодому человеку, господин де Водрей начал вызывать:

— Граф Кастильон дю Роше!

Жеодар выступил вперед.

— Здесь, ваше превосходительство.

— Превосходно, господин де Гастаньяк…

— К услугам вашего превосходительства.

— Господин Легалик.

— Легалик готов служить вашему превосходительству! — выкрикнул моряк, выбираясь из толпы.

— Граф де Вильнев-Карамей! Вы здесь, граф! Вас четверых я попрошу пройти ко мне в кабинет и подождать меня там! — приказал маркиз.

Подобный оборот дела совершенно не устраивал Адриана: он не любил, когда нарушали его планы, к тому же он совершенно не представлял, как ему следует обходиться с «тремя женихами». Внезапно став глухим, Адриан, прячась за спинами собравшихся, бесшумно заскользил к выходу. Попюлюс де Проте и д’Артагет заметили его маневр, но промолчали.

— Где же граф де Вильнев-Карамей? Куда он подевался? — недовольно повторил губернатор.

— Он был здесь, ваше превосходительство!

Многие принялись усиленно озираться. Адриана едва не «засекли», но тут в вестибюль ворвался солдат в мундире французской гвардии. Дворяне с шумом расступились. Гвардеец держал в руке окровавленный кинжал и лист бумаги, также со следами крови.

— Что случилось, Ла Флам? — спросил губернатор.

— Ваше превосходительство, только что в восьми лье отсюда, за хлопковыми плантациями Бель-Иля, найдено тело одного из слуг. Он был привязан обнаженным к дереву, и из груди его торчал вот этот кинжал. А это послание было надето на рукоятку кинжала!

Губернатор схватил бумагу и принялся читать.

— Пресвятая Дева, ну и скоты!

— Негодяи! Чего мы ждем?

— Помоги мне, пресвятая Богоматерь, я их не пощажу!

Дворяне пришли в возбуждение. Со всех сторон доносились угрозы и оскорбительные выкрики в адрес мятежников, шпаги покидали ножны. Губернатор поднял руку, призывая к тишине. Он был страшно бледен.

— Господа, сейчас я прочту вам послание, найденное на теле несчастного слуги. Оно адресовано мне.

«Господин губернатор, это всего лишь предупреждение! Я решила возглавить мятежников! Всех, кто осмелится стать у нас на пути, ждет та же участь!»

Подписано: принцесса Аврора де Дубино.

В прихожей воцарилось зловещее молчание. Поселенцы, мелкопоместные дворяне, младшие отпрыски знатных семейств, богатые сеньоры — никто не верил своим ушам. Де Водрей передал им окровавленное письмо, дабы каждый мог убедиться в его подлинности.

Воспользовавшись всеобщим замешательством, Адриан выскочил на улицу. Товарищи ожидали его перед дворцом. Адриан вскочил в седло. Он был так бледен, что ни Федор, ни Ли Кан не осмелились его расспрашивать.

«Мы должны настичь их раньше, чем за ними будет отправлена погоня!» — в ужасе думал Адриан. Он знал, что меньше чем через час отряды всадников, подгоняемые жаждой мести, помчатся по всем дорогам в поисках мятежников. У Адриана перед ними имелось лишь одно преимущество: он знал, в каком направлении скрылись беглецы. Стоило Адриану задуматься о том, что произошло, как он почувствовал, что сходит с ума. Неужели Батистина могла хладнокровно убить человека? И к чему такое кровожадное послание? Это на нее не похоже. Какова участь Флориса? Был ли он пленником или сообщником? Ясно одно: он не мог стать соучастником подобного преступления.

Адриан мчался, ощущая, как жуткий, леденящий душу ужас постепенно обволакивал его с головы до ног: ему казалось, что какое-то неведомое чудовище решило погубить Батистину.

— Скорей… скорей, друзья мой, поспешим!

— Лошади не могут быстрей, барин! — возразил Федор.

Пришлось остановиться в укромном месте на берегу Миссисипи и напоить коней. Спешившись, всадники ступили на черный песчаный берег. При их приближении во все стороны разбежались водяные крысы. Маленькие зеленые цапли, напротив, не удостоили их своим вниманием и как ни в чем не бывало продолжали ловить рыбу. Большие белые ибисы нежно щекотали длинные шеи своих самочек.

При виде ослепительной красоты природы сердце Адриана сжалось. Внезапно он понял, что им небезразлична судьба этой страны, и это чувство не позволит им повернуть вспять.

— Барин, если что-то случилось, тебе лучше поделиться с нами!

В голосе казака открыто звучал упрек.

— Простите меня, друзья… — извинился Адриан. Он коротко посвятил товарищей в подробности драмы, о которой узнал в доме губернатора…

Федор прищурил свой единственный глаз.

— Клянусь святым Константином, барин, я никогда не поверю, что того слугу убила наша барынька!

Ли Кан сокрушенно покачивал своей косой.

— Острый Клинок прав, Голубая Стрекоза, словно богиня Зу, иногда может помечтать о красном корабле, но стоит дикому быку ударить ее своим золотым рогом, как ее священная гора снова источает сладость!

— Да, но пока, друзья мои, она по-прежнему убегает от нас, — вздохнул Адриан.

— О Господи, малышка моя, Батистина, мальчик мой Флорис, как я боюсь за вас!

Беспокойство достойного Грегуара выразилось в полном забвении дорогого его сердцу «этикета».

— Моя казаться, что все такая беспорядка!

Цицерон что-то быстро шептал на ухо Жоржу-Альберу. Последний явно был согласен с негром. После бессонной ночи обезьянка чувствовала себя утомленной и теперь с удовольствием растянулась на зеленом пригорке.

«Уф! Пожалуй, надо бы поспать, я устал и совершенно разбит!» — думал зверек.

Но стоило ему уснуть, как Адриан, забыв об усталости, словно истый спартанец, прервал его сиесту.

«О, дьявол! Ну и поганцы!» — вздыхал Жорж-Альбер, занимая свое место в седельной сумке. Его шубка кишела муравьями, ибо он ухитрился заснуть на муравейнике! В сущности, Адриан спас Жоржа-Альбера от бесславной кончины, совершенно недостойной столь многоумной обезьяны.

Всадники скакали целый день. Они проехали через немецкие поселения Хоффен и Мариенталь. Толстая баварка приготовила им омлет с салом из четырех десятков яиц. Адриан ловко выспрашивал местных крестьян. Через мирных индейцев до них уже дошли слухи о бунте, но никто в поселениях не видел ни повозок, ни карет мятежников. Они наверняка постарались обогнуть озеро Понтчартрейн и форт Морпа и прямым ходом направились в поселок Батон Руж.

— А как ты считаешь, Федор? — спросил Адриан, всю дорогу старавшийся загладить свою неловкость по отношению к казаку.

— Гром и молния, вполне возможно, барин. Надо же им где-то запастись провизией!

— Цицерон, в каком месте им было бы проще переправиться через Миссисипи?

Услышав вопрос Адриана, достойный малый скорчил рожу.

— Идти на запад, мисси Адриан, невозможно без кораблей… они наверняка ходить к Красной реке, чтобы находить мост!

— К Красной реке?

— Да, мисси, а потом подниматься вверх, чтобы идти по землям туакасов… туакасы не злые… а если они переходить Миссисипи возле Батон Руж и обходить форт Розали, они двигаться на восток, заходить в большую пустыню и попадать в руки злых шаткасов…

«Только этой радости нам и не хватало! Я-то, по крайней мере, еще дорожу своим скальпом!» — ворчал Жорж-Альбер. Он панически боялся индейцев, так как был уверен, что они тотчас же сдерут с него его замечательную пушистую шубку.

Адриан внимательно слушал объяснения Цицерона. Дорога на север в обход западных территорий была более пустынной; там было мало фортов, а индейцы апачи казались не особенно опасными — возможно, потому, что белые, которым доводилось забираться в эти края, оттуда не возвращались и не могли ничего рассказать. Однако внутренний голос подсказывал Адриану, что беглецы наверняка отправятся на север самым коротким путем, то есть по восточным землям. Шестьдесят лье отделяли Новый Орлеан от Батон Ружа.

— За сегодня мы уже проделали двенадцать лье. Они имеют перед нами преимущество часов в восемь-десять. Загнав лошадей, мы можем настичь их раньше, чем они вступят на землю натчезов… если, конечно, предположения мои правильны.

Но Адриан выбросил из головы мысль о том, что он может оказаться не прав. После полудня и до самых сумерек они молча мчались галопом. Наконец решили сделать привал. Федор разжег костер. Грегуар распаковал одеяла. Ли Кан приготовил кукурузную похлебку с бобами и салом.

— Я поймать жирные черепахи!

Торжествующий Цицерон притащил двух пресноводных черепах. Жорж-Альбер презрительно сморщил нос. Будучи гурманом, он испытывал отвращение к любым наспех приготовленным блюдам.

Адриан прислонился к белоствольному ореху. Ночные соколы вылетали из своих укрытий и кружились над дикими гусями.

Вдали, в направлении Батон Руж, алое солнце опускалось в воды Миссисипи. Его кровавый диск, казалось, предвещал новые грозные события.

Адриан не был суеверен, но тут он почувствовал, как по спине его побежали мурашки.

Флорис и Батистина двигались навстречу смертельной опасности.

18

— Мы могли бы остановиться здесь!

Флорис указал на своего рода полуостров, образовавшийся при слиянии рек Миссисипи и Уача. Лучшего места для стоянки трудно было придумать: с одной стороны его защищала излучина реки, с другой — густые заросли тутовых деревьев. На воде, насколько хватало глаз, покачивались маленькие зеленые островки. Флорис устремил взгляд на восток. Горные вершины голубели на фоне сумрачного неба. На западе, на другом берегу, насколько хватало глаз, простирались мирные луга, огражденные величественными деревьями, шелестевшими от теплого дуновения ветра.

Флорис был неспокоен. Завтра предстояло решить, в какую сторону идти. Несмотря на палящее солнце, за сегодняшний день беглецы проделали двадцать лье. Женщины и дети валились с ног от усталости. Как только было решено сделать привал, они тотчас же буквально попадали на землю. Неумолимые мужчины устроили поистине адскую гонку, останавливаясь только за тем, чтобы напоить коней. Вот и сейчас после нескольких часов сна они предполагали мчаться с прежней скоростью.

— Моя идти смотлеть, нельзя ли что-нибудь подстлелить! — сказал Жанно, взяв лук.

— Я пойду с тобой!

Флорис бросился догонять молодого негра. Он прошел мимо Батистины. Та даже не подняла головы. Она помогала женщинам устраиваться на ночлег. Девицы, недовольно ворча, возвращались к своим прежним привычкам — жить под открытым небом без каких-либо удобств. Роскошь последних месяцев расслабила их.

— У меня вся задница раскалывается! — ныла Персик.

— Эй, девочки, и когда только мы найдем прочную крышу? — вторила ей Тонтон.

— Не раньше, чем через несколько дней, а точнее — когда переправимся через реку Мобил, если, конечно, будем двигаться на восток! — не оборачиваясь, ответил Флорис, спиной почувствовав взгляд Батистины.

— Флолис, Флолис, какой вы слюска, вы совсем не саботитесь обо мне!

На каждой остановке Эмилия принималась хныкать. Ее слезы действовали Флорису на нервы, однако он, как мог, старался облегчить страдания наследницы.

Собрав несколько ягод, он поднес их Эмилии.

— Ешьте, Эмилия, и ложитесь, мы скоро вернемся и принесем более подходящей пищи!

— У меня ноют луки… Помогите мне улесься, у меня все тело в синяках! — сюсюкала девушка.

Она протягивала ему свои связанные руки. Флорис выпрямился и покачал головой. Он не смог добиться от рабов позволения развязать ее.

— Оставьте его, мадемуазель, разве вы не видите, что господин де Портжуа встал на сторону негров!

Лейтенанта Праделя привязали к стволу дерева. Он никогда не упускал случая подбодрить или пожалеть Эмилию. Впрочем, если забыть про веревки, то взбунтовавшиеся рабы обращались с обоими пленниками вполне прилично, деля с ними пищу и воду.

— Послусайте, Флолис… Я вас не понимаю, я так несастна… Ах! Ах! Ах!

— Успокойтесь… успокойтесь, Эмилия!

Флорис рассеянно стер с пыльной щеки своей «невесты» несколько слезинок. Действительно, вид у нее был весьма плачевный. Ее кудри, оставшиеся без щипцов Босси, висели жалкими сосульками, а ее очаровательное шелковое платье было изодрано и запачкано грязью.

— Помоги мне набрать воды, Тонтон!

Спокойным и уверенным тоном Батистина подозвала свою подругу. Флорис удовлетворенно улыбнулся. Каждый раз, когда он подходил к Эмилии, Батистина тотчас же находила предлог, чтобы позвать на помощь кого-нибудь из женщин, окружавших узницу Это было хорошим знаком. Мачеха и падчерица больше не разговаривали друг с другом. Последняя их беседа состоялась позавчера:

— Слая сенсина, я пликасу отлубить вам голову!

— А я, если захочу, прикажу бросить вас на съедение крокодилам!

Изящный ответ Батистины заткнул клювик Эмилии. С тех пор соперницы хранили гордое молчание.

Изгнанники двигались уже трое суток, избегая дорог, фортов и поселений, разбросанных вдоль Миссисипи. Они ехали по зарослям тростника и болотных трав; отчаяние придавало им мужества и ловкости. Иногда какая-нибудь из повозок застревала в грязи. Приходилось выгружаться, толкать, тянуть и вытаскивать увязшее колесо. Все поломки чинились незамедлительно. Несчастные рабы прекрасно знали, какая участь ждет их, если их поймают.

Их отношение к Флорису менялось с каждым днем. Вначале, когда в конюшне Бель-Иля Флорис внезапно решил бежать вместе с ними, они не скрывали своего недоверия, даже враждебности к нему.

— Бросьте оружие, не бойтесь меня… я еду с вами!

Между главарями мятежников — Жанно, Ганнибалом и Резедой — тотчас же состоялся краткий военный совет. Все трое сочли разумным отклонить помощь столь сомнительного союзника. Для рабов Флорис был человеком «с другой стороны баррикад», женихом «мамзель Эмилии», то есть той, что продавала и разлучала их.

Только Батистина после некоторых колебаний, решительно встала на его сторону:

— Друзья мои, он только что убил губернатора, поэтому так же, как и мы, вынужден бежать… я отвечаю за него…

— Благодарю за доверие, Батистина! — шепнул Флорис, вскакивая на коня; на этот раз он был искренен.

Надменная и холодная Батистина повернула голову. Со времени побега она еще ни разу не взглянула на него. Она не замечала его или же бросала в его сторону фразы типа:

— Карета Като вот-вот развалится. Мужчины, не могли бы вы починить ее?

И Батистина мчалась к началу каравана, чтобы присоединиться к Жанно и Ганнибалу.

Флорис приходил в ярость. Ни одна женщина не осмеливалась так обходиться с ним. Однако он понимал, что совершил большую ошибку, когда в конюшне начал действовать слишком напористо.

«Господи Боже мой, ну почему она ненавидит меня? — думал Флорис, перебирая в уме имена мужчин, которых он называл «предательствами» Батистины. — Ведь были же дю Роше, король, Кастаньяк, Морис Саксонский, принц Вильгельм, Фоккер-Дьявол и Пилон Шери, и, наконец, Бель-Иль… Черт побери, уж она-то вполне могла простить ему несколько интрижек перед свадьбой… А этот злосчастный де Водрей… Но, черт побери, зачем тогда она позвала меня? Из кокетства? Мести? Или из ревности? С ума можно сойти!»

Постепенно Флорис становился для беглецов совершенно незаменимым человеком. Обладая врожденной способностью очаровывать, он вскоре завоевал симпатии всех девиц, чернокожих женщин и детей. Он сумел оценить мужество и достоинство, с которым они переносили выпавшие на их долю несчастья. Только Ганнибал, Резеда и Жанно по-прежнему вели себя с ним сдержанно, не доверяли ему и все время были начеку.

Не лучше дела обстояли и с Элизой. Встретив Флориса, старая нянька проворчала сквозь зубы:

— А вот и ты, повеса!

Флорис ответил ей тем же:

— А вот и ты, предательница!

С тех пор по примеру Батистины Элиза больше не разговаривала с ним.

Флорис присоединился к Жанно. Они молча продирались сквозь прибрежные заросли бамбука. Сильный запах, напоминающий запах диких коз, ударил им в ноздри. Они тихо дошли до излучины реки. Огромные дикие буйволы, склонив горбатые загривки, пили воду. Длинные челки падали им на глаза, ветер, дувший в сторону охотников, не давал учуять притаившуюся в кустах опасность. Жанно поднял лук. Неожиданно Флорис схватил его за руку. Внизу по течению реки раздался легкий шум, привлекший внимание Флориса. Молодой человек взобрался на бугорок и осторожно раздвинул тростник.

Три индейские пироги поднимались вверх по течению. Жанно встал рядом с Флорисом.

— Ну и глаз у тебя! — восхитился негр. Впервые слова Жанно прозвучали дружелюбно.

— Как ты думаешь, кто они? — спросил Флорис, прищуриваясь.

— Может быть, шауки или шаткасы!

— Нет, не похоже!

Лодки приближались, лопатообразные весла с тихим плеском рассекали воду. Гребцы были почти полностью обнажены, в лучах заходящего солнца их стройные тела отливали медью. Ярко-красные полосы, нанесенные киноварью над надбровными дугами и по обе стороны переносицы, и тонкий пояс из птичьих перьев составляли все их облачение. Однако внимание Флориса уже переключилось на «пассажиров» пирог Индейцев сопровождали трое капуцинов, облаченных в широкие рясы с капюшонами. Разумеется, скорей всего, это были святые отцы, отправившиеся нести свет Евангелия дикарям, однако винтовки, лежавшие на коленях монахов, и зоркий взор, которым они из-под своих капюшонов окидывали берег, опровергали подобное объяснение.

Словно три призрака, три пироги скользили по водам Миссисипи и скрылись в излучине реки Уачи Флорис выпрямился.

— Как ты думаешь, Жанно, они для нас не опасны?

— Думать, что нет… с ними доблые католические пастолы, нет, думать, что нет… жаль, мы не иметь таких же пилог, чтобы ехать быстлей! — посетовал Жанно.

— Да, но тогда бы все работающие на плантациях и все жители городов и поселков, расположенных вдоль Миссисипи, увидели бы наши лодки… Мне кажется, завтра нам надо отправляться прямо на северо-восток, никуда не сворачивать и избегать больших поселений…

— А лазве мы не заходить в Батон Руж и не блать еду?

— Если ты уложишь одного из этих мастодонтов, его мяса нам хватит надолго.

И два новых друга продолжили свой путь к берегу. Проплывающие пироги вспугнули буйволов, и они, прекратив свое занятие, быстро уходили в луга. Медлить было нельзя. Стрела Жанно попала одному быку под лопатку. Флорис возмутился про себя таким неуклюжим выстрелом, однако бросился на зверя и ударом кинжала перерезал ему глотку. Жанно одобрительно следил за ним. До сих пор он считал молодого человека одним из тех знатных и тщеславных сеньоров, которые, когда речь заходила о деле, оказывались ни на что не способными.

Остальное стадо галопом помчалось прочь. Флорис и Жанно затащили добычу под дерево. Вскоре явились Ганнибал и Резеда, чтобы помочь им разделать тушу. Через несколько часов все беглецы уже крепко спали, насытившись запеченным мясом.

Флорис вызвался дежурить первым. Он не был уверен, что ему уже полностью доверяли. Скорей всего, Резеда исподтишка наблюдал за ним. Но как бы там ни было, в полночь его должен был сменить Ганнибал. Они договорились, что каждый будет дежурить по три часа.

Флорис не чувствовал усталости. Прислонившись к стволу акации, он устремил взор в небо: глаза его сами отыскали Полярную звезду. Сколько раз на сибирских тропах или затерявшись в пустынях Монголии, он вместе с Федором и Ли Каном определял направление по звездам! Флорис тяжело вздохнул. Положительно, сегодня в голове его царил полный хаос. Он надеялся, что Жорж-Альбер сумел добраться до Адриана и рассказать ему о случившемся.

«Разумеется, Адриан отыщет нас, но когда… Нам надо выбрать самую лучшую дорогу… О! Отец мой… дорогой мой отец… Петрушка, помоги мне своей мудростью, помоги мне не только спастись самому, но и спасти ее, и всех этих славных людей… Что я должен сделать?.. Я снова изгнанник на этой земле… Неужели такова моя судьба?» — думал Флорис.

Он закрыл глаза и увидел царя Петра — таким, каким он остался в его памяти: высоким, величественным, доблестным и нежным. Царь склонялся над семилетним мальчуганом: столько лет было Флорису в день смерти Петра Великого.

Вдалеке ухнула ночная птица. Неожиданно Флорису захотелось пить. Он направился к догоравшему костру, где стоял кувшин с водой. Женщины, свернувшись клубочком, спали на мягком мху: было слышно их ровное дыхание. Бледные лица бывших проституток выделялись среди темных голов негритянок. Во мраке он попытался разглядеть спящую Батистину, но так и не увидел копну ее золотых волос, Флорис встревожился. Лошади были привязаны к деревьям. Пересчитав их, он убедился, что все на месте. Его внимание привлек шепот, доносившийся из одной кареты. Затаив дыхание и стараясь ступать как можно тише, он подкрался к экипажу, рискуя быть замеченным за столь малопочтенным занятием, как подслушивание. Дверца была открыта, в карете сидели Батистина и Жанно. Они тоже смотрели на звездное небо и тихо разговаривали.

— Как ты думаешь, Жанно, сумеем ли мы уйти от погони?

— Почему бы к нет, маленькая плинцесса… вот уже год, как все, что ты делать, удаваться!

— Да, но… это совсем другое!

Казалось, Батистина хотела что-то сказать, но не решалась.

— Совсем не длугое… мы по-плежнему не быть свободны… бедные беглые лабы!

— Мы убежим отсюда, Жанно, клянусь тебе!

— Я тебе велить… и тепель я велить ему, сегодня он был совсем плавильный. Ты знать, я не любить его… я думать, что он к тебе плохо относиться… он твой влаг… он всегда хотеть пличинить тебе зло… но тепель я считать, что он не любить мамзель Эмилия, может быть, он даже не быть счастлив…

При этих словах Жанно сердце Флориса сильно забилось. Он с нетерпением ожидал ответа Батистины. Неужели, наконец, он узнает сокровенные помыслы этой чумовой девчонки? В карете воцарилась тишина. Ее нарушил голос Батистины:

— Расскажи мне о твоей стране, Жанно…

Флорис в ярости сжал кулаки. Он впервые встречал такую упорную и своенравную особу, если не считать самого себя. При этой мысли он улыбнулся. Конечно, он и Батистина так похожи! Вот почему они все время ссорятся и никак не могут, договориться.

— Это не холошо, вспоминать глустно… маленькая плинцесса!

— Нет, рассказывай, Жанно… Посмотри на меня: иногда, когда я закрываю глаза, я снова вижу Францию и Мортфонтен… В такие минуты я счастлива, Жанно, и я жду…

— Значит, тебе плохо с нами?

— Да нет же, нет, это совсем другое! Не упрямься, расскажи мне о твоей стране, мне так хочется послушать!

Флорис понимал, что это была своего рода игра, ритуал, правила которого были известны только этим двоим. Словно капризный ребенок, Батистина канючила: «Расскажи мне эту сказку, хотя я ее уже наизусть знаю».

— В Афлике, маленькая плинцесса… я жить в очень класивом селенье на белегу моля, мы иметь очень класивые лодки, чтобы ловить лыбу, мы также охотиться в лесу… Очень класивый лес, с большими делевьями… Я быть сталший сын великого вождя, его все очень уважать… моя отец и моя мать, оба быть кололевской клови… Каждое утло я и мои блатья плавать в моле и не бояться акул. В Афлике я ничего не бояться… Я хотеть жениться на сталшей дочели длугой вождь, но плиходить злые белые на больших колаблях, забилать всех челных юношей и увозить их в лабство… Но ты понимать, плекласная плинцесса, что тепель все быть очень далеко… Мало-помалу я уж забыть Афлика… Если мы стать свободны, мы с ладостью оставаться здесь… очень класивая стлана… жалкое солнце, как в Афлике… О! Да ты меня не слушать, маленькая плинцесса… ты спать… бедняжка!

Жанно укрыл девушку одеялом, выбрался из экипажа и направился в лагерь.

Флорис подождал немного, а потом вышел из своего укрытия и подошел к Батистине. Она спала, поджав ноги, словно молодой олененок. Вид у нее был измученный. При свете луны ее длинные ресницы отбрасывали на щеки густые тени.

«Интересно, с чего это она так подружилась с этим молодцом?» — думал Флорис, и сердце его сжималось от ревности.

Никогда Батистина не говорила с ним так пылко, так нежно и так искренне, как с этим негром.

Солнце еще не встало, когда Ганнибал растолкал задремавшего на часах Флориса. Беглецы стали решать, по какой дороге двигаться дальше.

Флорис и Жанно считали, что надо идти на восток, к Аппалачским горам. Ганнибал, Батистина и Резеда, напротив, думали, что безопасней будет переправиться через Миссисипи и направиться на северо-запад, пройдя через земли осаджей[32] или падуков[33].

— Давайте подойдем к Батон Руж, — предложил Флорис, — и я отправлюсь на разведку. Одного меня они вряд ли заметят… В зависимости от того, что мне удастся узнать, мы и примем решение!

Это было мудро. Конечно, негры неохотно отпускали Флориса одного, но они прекрасно понимали, что ни один раб не может незаметно появиться в поселке.

Во дворах уже пели петухи, когда Флорис достиг первых домов поселка. Батистина, рабы и девицы ждали его, затаившись в зарослях сахарного тростника. Ганнибал же, как самый недоверчивый, крался за ним по пятам, прячась в поле среди кукурузных стеблей, держа в руках заряженное ружье, готовое в любую минуту выстрелить. Флорис знал, что за ним следят Воспитанный Ли Каном, он никогда не забывал, что на затылке тоже должны быть глаза. Он понимал, что только время разрушит стену недоверия между ним и беглецами.

В поселке хозяйки уже хлопотали возле очагов, мужчины выпускали из стойла скотину. Флорис спешился и вошел в маленькую гостиницу, единственную на весь Батон Руж. Зал для посетителей был пуст. Флорис спокойно сел за стол и эфесом шпаги постучал по столешнице. Через несколько секунд в зал вкатился маленький человечек, чья толщина значительно превосходила его рост. Он торопливо вытирал свои жирные, словно сосиски, пальцы, о грязный передник.

— Чем папа Лардо может услужить вам, сударь?

Флорис не стал расспрашивать, что занесло итальянца в Луизиану. В этом и состояла прелесть Нового Света: здесь можно было встретить кого угодно.

— Я бы хотел супу и стаканчик вина!

— Мне очень жаль, сударь, но я только что опорожнил свою последнюю бочку. Зато у меня есть превосходный сидр!

— Хорошо, давайте сидр… Что нового в Батон Руж? — небрежно спросил Флорис.

Трактирщик бросил лукавый взор на пыльные сапоги Флориса.

— Господин едет издалека… Господин тоже ищет бунтовщиков?

Флорис поздравил себя с удачным началом. Похоже, папа Лардо был в курсе всех последних новостей.

— Вы правы, я действительно приехал из Нового Орлеана! Бежала партия рабов, и если мы их нагоним, то их песенка спета… Они здесь не проезжали?

Трактирщик перекрестился.

— Клянусь святым Комо, святой Мартой и святой Марией, к счастью, нет, сударь… А вот и мама Ларда с вашим супом!

Во время их беседы женщина необъятных размеров, еще более низенькая и кругленькая, чем ее супруг, орудовала возле очага. Теперь она поставила на стол дымящуюся миску с супом. Кухня мамы Ларды не отличалась изысканностью, но Флорис с наслаждением погрузил ложку в горячую овощную похлебку, в то время как папа Лардо, энергично размахивая руками, продолжал говорить:

— Ах, сударь, у этих негров нет ничего святого, говорят, что они увезли с собой белых женщин… Если бы вы, сударь, приехали хотя бы на полчаса раньше, то смогли бы присоединиться к отряду, который тоже разыскивает беглецов…

Флорис с трудом унял дрожь. Итак, они потеряли свое преимущество во времени. Преследователи шли за ними по пятам, готовые в любую минуту схватить их, если только не…

— Жаль, я бы хотел присоединиться к этому отряду. Сколько их было?

— О! Не меньше дюжины, сударь, и все настроены очень решительно… Это они выпили все мое вино и отправились на восток разыскивать беглецов!

Флорис отодвинул пустую тарелку. Разочарованный, он бросил на стол три пистоля. Нет, это не мог быть Адриан с товарищами. Их должно быть шестеро, к тому же Флорис хорошо знал брата и был уверен, что тот ни за что не присоединится к охотникам за неграми.

— Благодарим вас, сударь… Благодарим… — Хозяева, согнувшись в три погибели, проводили Флориса до самой двери. Таким преувеличенным знакам внимания он был обязан своей поистине королевской щедрости.

Выходя из гостиницы, Флорис едва не сбил с ног спешащего монаха-капуцина.

— Проходите… проходите, сын мой! — произнес глухим голосом монах, прижимаясь к двери.

— Простите, отец мой, я вас не заметил!

Флорис заинтересовался святым отцом. Не был ли он одним из той троицы, что плыла вчера в пирогах вместе с индейцами? Но если их целью был Батон Руж, зачем они оставили Миссисипи и стали подниматься по Уаче? Флорис попытался разглядеть лицо капуцина, укрытое капюшоном, но тот еще ниже нагнул голову и принялся перебирать четки.

— Идите, сын мой, и да сохранит вас Господь! — свистящим шепотом произнес монах, осеняя его крестом.

Флорис поклонился и вышел. К стволу вяза был привязан мул капуцина. Копыта и ноги животного были испачканы красной глиной. Флорис тряхнул головой, отгоняя невесть откуда возникшую тревогу. Вскочив на коня, он помчался на восток. Когда, наконец, последние хижины поселка скрылись из виду, он повернул коня и обогнул Батон Руж. Возле табачной плантации Флорис спешился и неслышно прокрался на кукурузное поле. Увидев среди початков голову Ганнибала, он усмехнулся.

— Сожалею, но ты уже мертв! — прошептал Флорис на ухо негру.

Тот в растерянности обернулся.

— Я… я, приходить, чтобы тебя…

— Знаю, ты мне не доверяешь… Но подумай, приятель, я уже десять раз мог выдать тебя, и ты бы давно висел на соседнем дереве! Пожалуй, мне придется обучить тебя искусству выслеживания… Пошли!

Флорис и Ганнибал поползли к гостинице. Ждать им пришлось недолго. Вскоре в дверях показался монах-капуцин. Он вскарабкался на мула и направился к реке. Флорис знал, что он поступит именно так: испачкаться в красной глине можно было только на берегу Миссисипи. Капуцин спешился, сунул два пальца в рот и свистнул. Из зарослей тростника выплыла пирога: в ней сидели шестеро индейцев. Когда она приблизилась, монах легко прыгнул на борт. От резкого движения капюшон слетел с его головы. И хотя он тотчас же вновь надвинул его на глаза, Флорис успел разглядеть его лицо.

— Ты знать, кто это? — спросил Ганнибал.

— Да. ЭТО ПРИЗРАК!

Флорис провел рукой по лбу, проверяя, сошел ли он с ума или просто бредит? Ему показалось, что под грубым монашеским одеянием скрывалась ЮЛИЯ МЕНГДЕН, та самая Юлия Менгден, которая когда-то поклялась погубить его и которую он давно считал мертвой!

— Пошли, вернемся к остальным! — прошептал Флорис.

Он решил пока ни с кем не делиться своим открытием.

— А как же мул? — напомнил практичный Ганнибал, указывая на животное, мирно пасшееся в тростнике. Флорис вовремя удержал его: в этот момент из зарослей показался молодой индеец. Он взял мула за узду и повел его к хижине, расположенной вверх по течению. У этих людей все было предусмотрено.

Вскоре Флорис и Ганнибал присоединились к друзьям. Несмотря на то, что все были встревожены их долгим отсутствием, никто не отважился покинуть тростниковые заросли.

Впервые Батистина подошла прямо к Флорису. Она была бледна, ей с трудом удавалось сохранять обычное хладнокровие. Очевидно, ожидание показалось ей слишком долгим.

— Что случилось?

Она пытались прочесть ответ на его лице, но он отвел взгляд. Флорис ограничился тем, что коротко рассказал товарищам об отряде, посланном за ними в погоню и двигавшемся на восток.

— В таком случае, я считаю необходимым в ближайшую же ночь переправиться через Миссисипи, — предложила Батистина.

Все согласились. Флорис покачал головой.

Теперь их путь лежал на запад.

19

Белые струйки дыма поднимались вверх.

Флорису было жарко, и он снял треуголку. Раскаленное солнце светило изо всех сил, заливая нестерпимым жаром долину, чья растрескавшаяся земля была словно окрашена густой охрой. Приложив руку к слезящимся от солнца глазам, он вглядывался в закругленные вершины, где поднимались к небу белые спиральки дыма.

— Думаешь, это индейцы? — спросила Батистина.

— Да, но мы можем не опасаться их. Пока мы остаемся в долине, мы им не мешаем!

Флорис не хотел тревожить девушку, но вот уже несколько дней его не покидало смутное беспокойство. Он чувствовал, что за ними кто-то наблюдает, и на каждой остановке ждал нападения. И это в то время, когда ему следовало бы только радоваться: после ночной переправы через реку на «позаимствованной» габаре Батистина была почти любезна с ним. Надо признать, что без Флориса беглецам вряд ли удалось перебраться на другой берег Миссисипи в полном составе, включая женщин, детей, лошадей и повозки. Флорис умело организовал переправу. Через два часа все уже находились на противоположном берегу. Нечаянная оплошность чуть не стоила жизни Сенегалу, старшему сыну Ганнибала и Като. Огромный конь, испугавшись шаткой габары, взбрыкнул и поднялся на дыбы. Маленький Сенегал упал в бурную реку. Прежде чем кто-либо успел опомниться, Флорис уже бросился в воду. Чтобы справиться с норовистым течением Миссисипи, нужно было быть таким опытным пловцом, как Флорис. Настигнув в последний момент малыша, чья курчавая головка могла окончательно уйти под воду, он схватил его за волосы и доставил ошеломленным родителям — промокшего до костей, но целого и невредимого. После этого дети быстро подружились с Флорисом. До сих пор эти малыши знали лишь рабский труд на хлопковых плантациях, а Флорис научил их стрелять из ружья. И вскоре они торжественно притащили своего первого койота. Мясо дикого кота не шло ни в какое сравнение с мясом буйвола, но для маленьких негритят это не имело никакого значения. Старики одобрительно кивали головами. Флорис завоевал сердца всех бывших рабов.

С той ночи Батистина часто скакала бок о бок с Флорисом. Молодой человек стал очень осмотрителен и говорил только о том, что непосредственно относилось к побегу. Флорис постепенно открывал для себя новую Батистину — незнакомую, отважную. Эта Батистина умела командовать людьми и никогда ни на что не жаловалась. Она ничем не напоминала постоянно хнычущую Эмилию. В конце концов Флорис добился, чтобы с мадемуазель де Бель-Иль и с лейтенанта Праделя сняли веревки. Ведь если хорошенько подумать, куда они могли убежать? Во все стороны от каравана простиралась бескрайняя пустынная равнина. Эмилия и лейтенант сидели в экипаже и под бдительными взорами бывших проституток вели нескончаемые беседы. Элиза, совершенно не переносившая Эмилию, перебралась в повозку Като к чернокожим женщинам. Господин де Бель-Иль оказался весьма предусмотрительным, приобретая кареты и повозки только отличного качества. Здесь, на ухабистой и изрезанной рытвинами почве, они подверглись суровому испытанию и выдержали его. Несмотря на все препятствия, экипажи беглецов неуклонно продвигались вперед. Каждый вечер, устраиваясь на ночлег, мятежники с удовлетворением отмечали, что пройдено еще двадцать лье. Роскошная растительность уступила место бесплодной красноватой почве.

— Если мы и дальше не встретим воду, нам придется спуститься к Красной реке или же вернуться обратно на берега Миссисипи, — мрачно произнес Флорис.

Вместе с Батистиной он галопом поскакал вперед. Они пытались отыскать пересохшее от жары речное ложе в надежде найти там хоть каплю драгоценной влаги. Батистина спешилась. Ее голубые глаза в отчаянии скользили по незнакомой пустынной местности; красота окружавшей природы подавляла и пугала девушку. Она знала, что повернуть назад — значит добровольно сунуться в пасть к волку. Для них цивилизация могла явиться только в облике солдат короля. Она нагнулась, чтобы сорвать пучок высохшей травы.

— Но можно же как-нибудь…

— Не двигайся! — голос Флориса звучал глухо.

Батистина замерла на месте. В нескольких дюймах от ее руки, готовясь к атаке, застыла огромная гремучая змея. Завороженная, Батистина не могла отвести взор от гадины, чей хвост ритмично выстукивал адскую мелодию.

Раздался выстрел, и змея свалилась в заросли сухой травы.

— Батистина… Батистина!

Соскочив с лошади, Флорис успел подхватить девушку на руки. Она была так бледна, что на секунду Флорис подумал, что выстрелил слишком поздно и змея успела укусить ее.

— Батистина… ответь… прошу тебя!..

Он взял ее руки, внимательно осмотрел каждый палец, закатал тонкие рукава рубашки до локтя, желая убедиться, что смертоносные зубы не оставили на нежной коже ни одной царапины, ни одного укуса.

Оцепеневшая Батистина была не в состоянии ни пошевелиться, ни произнести хоть слово. Ужас, испытанный ею перед смертельным укусом змеи, сменился лихорадочным волнением. Флорис прижался лицом к ее золотистым волосам.

— Скажи хоть что-нибудь, дорогая, прошу тебя… Ты так напугала меня!

Он целовал ее лоб, гладил разметавшиеся шелковистые кудри.

Батистина едва не задохнулась от нахлынувших на нее чувств. Флорис прижимал ее к себе укачивал ее, гладил ее тело с такой нежностью, на которую, как ей всегда казалось, он никогда не был способен. Она не знала, что и думать, чему верить. Ведь Флорис всегда был жесток, надменен и горд до безумия!

«Нет, я уверена, он хочет превратить меня в свою рабыню, а когда получит желаемое, отшвырнет, как всех своих любовниц!» — думала Батистина. Она попыталась сопротивляться, но невесть откуда набежавшая горячая волна захлестнула все ее тело, грудь сладостно затрепетала.

Флорис заметил перемену, произошедшую в состоянии девушки. Он смотрел на очаровательную головку, прильнувшую к его плечу. Батистина открыла глаза. Он вздрогнул: на него смотрела влюбленная женщина.

Флорис склонил голову. Его губы уже готовы были завладеть устремившимися навстречу губами Батистины, но тут со стороны лагеря послышались выстрелы.

Мгновенно опомнившись, Флорис и Батистина поднялись, быстро вскочили на коней. Пол-лье, отделявшие их от каравана, они проделали так быстро, что даже кирасиры его величества, получив приказ идти в атаку, вряд ли могли бы мчаться быстрей.

Навстречу им столь же стремительно мчались их товарищи. Словно выпущенная из лука стрела, впереди всех летел Ганнибал. Жанно и Резеда, хлопая бичами, подгоняли упряжки. Остальные негры, кто верхом, кто устроившись на корточках в повозке, стреляли из ружей, целясь в клубящуюся позади каравана тучу пыли цвета охры.

— Индейцы… Индейцы! — в страхе вопили вцепившиеся друг в друга белые и черные женщины.

Стрелы с красным оперением со стуком впивались в борта и дверцы карет и повозок.

— Следуйте за мной!

Флорис круто развернул своего коня. Батистина последовала его примеру.

— У-у-у-ууу! — раскатисто прозвучал вдали боевой клич краснокожих.

— Йэх-а! Прекратите стрелять! Быстрей! Быстрей! Поспешим!

Увлекая за собой повозки, Флорис мчался к обрывистому холму, замеченному им по дороге к пересохшему руслу реки.

— Эй! Живей! Сюда! Опрокидывайте возки… всем залечь в укрытия! заряжайте ружья!.. Подпустите их поближе, на расстояние выстрела!

Флорис организовал «казачью оборону»: давным-давно в украинских степях его обучал этому искусству его крестный отец, великий гетман Саратов.

Жанно, Резеда и Ганнибал понимали Флориса с полуслова и действовали с исключительной сообразительностью и быстротой. Они мгновенно разместили женщин и детей в середине образовавшегося круга.

— Ради Бога, дайте мне оружие! — взмолился лейтенант Прадель. Флорис не колебался. Он бросил ему одно из многочисленных охотничьих ружей Бель-Иля. Убегая, рабам пришла в голову счастливая мысль спрятать их под скамьями кареты.

Флорис пробрался к Батистине. Устроившись на земле рядом с Резедой и Жанно, она вглядывалась в индейских воинов, с воплями круживших вокруг скалистого холма, предоставившего преследуемым хотя ненадежное, но все же укрытие.

— Все в порядке? — шепотом спросил Флорис.

— Да, кажется, никто даже не ранен.

Батистина смотрела Флорису в глаза, ноздри ее трепетали, а сапфировые глаза излучали сияние: она была прекрасна и желанна. Флорис знал, что сейчас не время для признаний, но ему страшно хотелось крикнуть: «Я люблю тебя, Батистина… и я просто умираю от желания… Скажи, что ты тоже меня любишь, и, черт побери, мы будем счастливы и умрем вместе!» Однако вместо этого он прошептал:

— Пойду посмотрю, как там Элиза.

Батистина признательно улыбнулась.

— О, благодарю! Это так любезно с твоей стороны!

Флорис развернулся и по пути хлопнул по плечу Жанно, заряжавшего ружье.

— Еще рано стрелять, надо хорошенько измотать их!

— Понимать, мисси Флолис…

— Ты и твои друзья доставите мне огромное удовольствие, если, наконец, перестанете называть меня месье. Я Флорис, просто Флорис. Понятно, Жанно?

— Понимать, мисси… понимать, Флолис!

В подтверждение своих слов Жанно дружески ткнул Флориса локтем в бок.

Флорис повернулся и пополз к Элизе и негритянкам, в страхе прижимавшим к себе своих малышей.

— Батистина просила узнать, как ваши дела.

В ответ на Флориса обрушился целый поток возмущения.

— Нашел время, когда заботиться обо мне, сорванец, ты всегда делал глупости, вот и теперь мы из-за тебя угодили в ловушку… Ах! Если бы не твоя бедная матушка, поручившая тебя моим заботам, я бы давно уже голову тебе оторвала, мерзавец ты этакий! За что ты так гнусно обошелся с бедным губернатором, ведь он же ничего тебе не сделал…

— Послушай, Элиза, ты слишком нелюбезна со мной, я этого не заслужил… я просто пришел спросить, не страшно ли тебе! — запротестовал ошеломленный ее нападками Флорис.

— Страшно, ну и дела… разве мне было страшно в Московии, когда на нас напала стая волков, или когда меня вместе с тобой бросили в Петропавловскую крепость… Иисус, Мария, я еще посмотрю, кто это тут боится этой размалеванной банды в птичьих перьях, что визжит так, что уши отваливаются… Еретики поганые! Как только им не совестно разгуливать полуголыми и раскрашивать себя, словно непотребные девки! Гнусное отребье! Попугаи дикие! Бродяги! Нахалы! Ничтожества! Скоты! Грубияны! Наглецы! Паршивцы!

Последние ругательства Элиза выкрикивала так громко, что обратила на себя внимание индейцев Дикари в растерянности остановились и начали совещаться. В конце концов они нашли единственный достойный ответ: на лагерь дождем посыпались стрелы.

— Ой-ой-ой! Я хосю домой! — нервно зарыдала Эмилия.

— Заткнись, дуреха! — Свинья, разозлившись, залепила наследнице пощечину, и тут случилось чудо: мадемуазель де Бель-Иль внезапно прекратила вопить.

— Эй, султан! Ты забыл, что у нас тоже есть руки и мы умеем попадать прямо в яблочко? — крикнула Флорису Золотая Ляжка. Сбившись вместе за опрокинутой повозкой, бывшие проститутки и воровки готовились к обороне.

— Да, у нас еще осталось три ружья! — улыбнувшись в ответ, кивнул Флорис. Его предубеждение против этих оборванок постепенно проходило, к тому же Золотая Ляжка была довольно красива. Не удержавшись, Флорис подумал, что, если бы рядом не было Батистины, он был бы не прочь убедиться, насколько соответствует истине кличка красотки.

Флорис вернулся к Ганнибалу, Жанно и Резеде. Поведение индейцев было для него загадкой: они кружили вокруг лагеря беглецов, но не пытались ни приблизиться, ни атаковать.

— Какому племени принадлежат эти индейцы? — спросил Флорис.

Бывшие рабы в нерешительности переглядывались. Они никогда не видели воинов с желтыми и фиолетовыми полосами на лбу. На шеях у индейцев постукивали ожерелья из костей и кусочков дерева, обнаженные торсы покрывала зеленая татуировка. Воин с длинными волосами, перевязанными на самой макушке и украшенными пучком птичьих перьев, похоже, был вождем.

— Я попробую вступить с ними в переговоры! — неожиданно произнес Флорис, поднимаясь. Лейтенант Прадель удержал его за рукав.

— Остерегитесь, сударь… Когда я служил в гарнизоне форта Орлеан на Миссури, мне описывали племя индейцев-падуков, славящееся своей изощренной жестокостью… Но раскраска этих воинов опровергает мое предположение… Падуки разукрашивают лицо ярко-красной и белой красками…

Флорис вздрогнул и обменялся понимающим взглядом с Жанно. Именно ярко-красные и белые полосы были на лицах индейцев, сопровождавших отцов-капуцинов. Неужели это они поднимались тогда вверх по Миссисипи?

— А разве падуки когда-нибудь доходили до Батон Руж? — спросил Флорис.

— Насколько я знаю, сударь. Не дай нам Бог попасть к ним в руки: рассказы об их жестокости заставляют содрогаться самых отважных людей…

Голос лейтенанта Праделя звучал отнюдь не ободряюще. Флорис бросил беспокойный взгляд в сторону женщин и детей: он чувствовал ответственность за их судьбу. К счастью, они ничего не слышали.

— Что же нам делать, Флорис?

Батистина не пропустила ни единого слова лейтенанта и теперь, повинуясь какому-то внутреннему чувству, подползла поближе к Флорису. Жанно, Ганнибал и Резеда последовали ее примеру. Все ждали от Флориса чуда: великий стратег и тактик что-нибудь придумает, и они ускользнуть от этих раскрашенных чучел!

«Если бы только Адриан, Федор и Ли Кан были со мной, мы бы наверняка нашли какой-нибудь выход, как это было всегда. Но теперь со мной только этот лейтенант, готовый в любую минуту расписаться в собственном бессилии, и горстка негров, людей, несомненно, мужественных, но привыкших работать на плантациях и ничего не смыслящих в военном деле… Черт возьми, что же я все-таки им скажу?» — с тревогой подумал Флорис, но вслух уверенно произнес:

— Спокойствие, друзья мои… Говорят, что индейцы нападают только после захода солнца… Надо как следует подготовиться к ночи и создать сторожевые посты, которые будут меняться каждые два часа… Я и Ганнибал будем первыми… Жанно и Резеда — вторыми… Лейтенант войдет в третью группу, вместе… со мной и…

Неожиданно перед Флорисом возникла Батистина. Дерзко глядя на молодого человека, сна заявила:

— Мне очень жаль, дорогой, но двух мужчин для охраны лагеря явно недостаточно, Тонтон и Людовик присоединятся к первой группе… Я, Золотая Ляжка и Персик будем сторожить вместе с Жанно и Резедой… А на третью вахту я пошлю Свинью и Вязальщицу!

Флорис не любил, когда обсуждали его приказы. У него просто чесались руки наградить эту юную нахалку хорошим шлепком пониже спины. Куда она вздумала совать свой нос? Война — не женское дело. Более того, эта вздорная девчонка не захотела нести вахту вместе с ним и подсунула ему двух девиц, чья красота была далека от совершенства, с собой же взяла самых хорошеньких — Золотую Ляжку и Персика. Однако Флорис решил не показывать своих чувств. Сжав кулаки, он улыбнулся самой изысканной улыбкой:

— Прекрасная мысль, Батистина. Прикажи разделить поровну еду и выдать каждому по порции воды. Потом всем нужно отдохнуть…

Было тихо. Невдалеке светились вражеские костры. Индейцы, по-видимому, спали, выставив часовых. Флорис внимательно посмотрел на своих товарищей. Он хотел дождаться смены караула, чтобы приступить к решительным действиям. Подошла вторая смена.

— Все в порядке, можешь идти спать!

Флорис увлек Жанно в сторону и тихо прошептал:

— Внимательно наблюдай за скалами у нас за спиной!

— Быть спокоен.

Уверенный, что на слово молодого негра можно положиться, Флорис направился к месту своего ночлега. Поразмыслив, он решил не предупреждать товарищей о своих планах. Батистина и девицы стояли к нему спиной, наблюдая за лагерем противника. Жанно зорко всматривался в нагромождение острых камней.

Флорис незаметно прополз под повозкой и, сливаясь с ночной тьмой, змеей заскользил к индейскому лагерю. Через несколько минут он уже различал спящих на земле краснокожих. Флорис решил выкрасть вождя индейцев, а уж потом начинать переговоры.

Чем ближе он подползал к лагерю, тем больше его начинали одолевать сомнения. В стане индейцев было так тихо, что даже дыхания спящих не было слышно. Вокруг не было заметно ни одного часового. Внезапно Флорис все понял. Сорвав одеяло с лежащего на земле индейца, он обнаружил охапку соломы и кучу тряпок. В ночи заржала лошадь. Флорис вскочил на ноги, и словно сумасшедший, бросился бежать к стоянке беглецов. Раздался одинокий выстрел. Со скал с воплями прыгали вниз тени, падая прямо на бывших рабов и подавляя их своей численностью.

Флорис выхватил из-за пояса пистолет, с которым никогда не расставался. Тут же на него набросилось не меньше десятка индейцев; их гибкие тела в падении увлекли его на землю. Парализованный превосходящими силами противника, Флорис не смог ни выхватить шпагу, ни достать кинжал. До его ушей донеслись приглушенные крики и стоны. Когда Флорис, которого крепко держали несколько индейских воинов, смог наконец подняться, товарищи его уже прекратили сопротивление.

— Флорис, Флорис!..

Это кричала Батистина. Индейцы связали женщин, побросали их в повозки и теперь увозили в неизвестном направлении. Кони, освещенные неверным светом луны, громко ржали и мчались галопом.

Мужчинам связали за спиной руки и тоже посадили на коней. Индейцы молча окружили их и, угрожающе потрясая копьями, погнали вперед.

Флорис упрекал себя за то, что не догадался о коварных планах врага и индейцы застали беглецов врасплох. Он не мог понять, почему Жанно так поздно выстрелил: индейцы уже бурным потоком хлынули со скалистых уступов.

«Жанно умен и отважен, значит, нас кто-то предал!..» — подумал Флорис, скача вместе со своими связанными и беспомощными товарищами.

Мрачная кавалькада, подгоняемая индейцами, двигалась вперед. Тучи заволокли бледное ночное светило. Глядя на горизонт, Флорис вздрогнул, охваченный страшным предчувствием. На обрывистом утесе четко вырисовывалась фигура монаха-капуцина.

20

Флориса и Батистину мучила жажда. Их привязали к красно-черным столбам, украшенным грубой резьбой, изображавшей фантастических птиц.

Молодые люди потеряли представление о времени. Неумолимое солнце обжигало им кожу. Они ничего не знали о судьбе своих товарищей. Доставив ранним утром пленников в поселок, состоящий из нескольких хижин, индейцы тотчас же разделили их. Белых поместили в загон, а черных, поволокли на опушку леса. Только Флориса и Батистину оставили связанными на площади. Несмотря на весь трагизм их положения, Флорис ликовал: их не разлучили!

Первые часы обитатели хижин проявляли к пленникам некоторый интерес. Женщины теребили белокурые локоны Батистины, мужчины дергали ленту, которой были завязаны волосы Флориса, и играли с его великолепными часами с эмалью. Но вскоре им это надоело, и они удалились, чтобы продолжить свои повседневные занятия.

Воины смывали фиолетовые полосы и раскрашивали себя ярко-красной краской. Сомнений больше не было: беглецы попали в лапы свирепых падуков. Оставалось только просить Господа послать им мгновенную смерть. Как будто в подтверждение этих мрачных мыслей, на площади появились индейцы, таща с собой вязанки хвороста. Не говоря ни слова и даже не взглянув на пленников, они свалили их перед столбами, а затем медленно удалились в свои хижины.

— Черт побери, мне кажется, эти краснокожие намереваются поджарить нас, словно цыплят, но клянусь, я еще задам им хлопот! — ругался Флорис, яростно пытаясь разорвать свои путы. Он посмотрел вверх: высоко в небе кружили ястребы, предчувствуя легкую добычу.

Грудь Батистины содрогалась от рыданий. Флорис попытался повернуть к ней голову, но сумел только разглядеть распущенные светлые волосы, скрывавшие лицо. Рубашка ее была разорвана, оставляя обнаженной грудь. Флорис провел языком по распухшим губам.

— Батистина, милая… малышка моя… не плачь… не бойся… не…

Флорис бормотал первые приходившие ему в голову слова, стараясь ее утешить и помочь мужественно встретить уготованную им жестокую смерть. На мгновение представив, как они будут мучить ее прекрасное тело, он забился в бессильной ярости. Он не сумел защитить ее, не умел любить ее, не умел прощать ее измены. Но какое это имело значение теперь, когда не было никакой надежды вновь увидеть ее живой, такой прекрасной и непосредственной?

— Прости меня, прости!

Но Батистина ничего не слышала: от жары она потеряла сознание и лишь тихо шептала в бреду:

— Адриан! Адриан, пусть он поспешит… в нашем замке будет праздник… нашем замке, Флорис… Флорис, сердце мое чисто… я хочу войти с тобой в золотые ворота… Нет… нет, алмазной стрелы не будет… мы построим город в долине… О! Флорис… скажи же… где ты?.. Ты меня слышишь?.. Я хочу пить… дай мне воды… Флорис… Хорив… Хорив…

— Ах! Я проклят, проклят!

Флорис готов был отдать ей собственную кровь, лишь бы она смогла утолить жажду. От отчаяния в его зеленых глазах заблестели слезы. Значит, Батистина не забыла их детские игры. Она помнит, как они строили город, такой же, как в легенде о белом граде Киеве. В его возбужденном мозгу внезапно всплыли полузабытые слова старого казацкого гетмана из далекого прошлого…

Свежесть вечерних сумерек оживила Флориса. Он встрепенулся, готовый бороться изо всех сил, лишь бы спасти Батистину. Тело девушки соскользнуло вдоль столба и безжизненно повисло на веревках. Она все еще была в обмороке; ее белоснежная кожа покрылась солнечными ожогами.

— Батистина… малышка моя! — прошептал Флорис.

Вдали послышалось пение. На краю поселка показалась процессия. Впереди, в окружении воинов, торжественно шествовал вождь падуков. При его приближении женщины падали ниц, а меднокожие воины грозно потрясали копьями.

— Батистина, милая… очнись… Батистина… очнись!..

Нежный голос Флориса привел девушку в чувство. Открыв глаза и увидев приближавшихся падуков, она содрогнулась от ужаса.

— Прошу тебя, любовь моя, постарайся сделать вид, что тебе совсем не страшно! — прошептал Флорис.

Батистина молча выпрямилась… Он сказал «любовь моя»… Ну почему именно сейчас, когда она поняла, как он ее любит, им придется умереть! Тихая радость охватила Батистину. К ней вновь вернулось мужество, и она приготовилась достойно встретить врагов.

Индейцы окружили сваленные в кучу вязанки хвороста. В руке у одного из них полыхал факел. Он бросил его на костер. Тотчас же к темному небу взметнулся столб пламени и дыма. Блики огромного костра заиграли на перепачканных лицах Батистины и Флориса. Вождь приблизился к пленникам. Он поднял руки, и воцарилась тишина. Над площадью, заставив соплеменников умолкнуть, зазвучал его раскатистый голос:

— Мои отважные воины будут вознаграждены за свою храбрость! Руку их направляла богиня Черной Луны, она помешала чужестранцам причинить вред народу падуков… О чужестранец с зелеными глазами, ты осмелился ступить на землю Великого Солнца и бросить ему вызов… ТЫ БУДЕШЬ НАКАЗАН!

Последние слова Великого Солнца были адресованы Флорису. Вождю падуков нельзя было отказать в величии. Он говорил медленно, на корявом, но вполне понятном французском языке. Это был молодой и сильный мужчина, под его золотистой кожей играли могучие мускулы, а на широкой груди ярко-красной краской изображены животные и растения. Шкура косули служила ему набедренной повязкой, а длинные черные волосы были украшены пестрыми пучками перьев.

Прижавшись к столбу, Флорис выпрямился во весь свой рост и сверху вниз посмотрел на индейца.

— Великое Солнце правильно сказал: я чужестранец… Мы шли на север и заблудились… у нас не было никакого умысла против великого народа падуков… Мы готовы возместить ущерб, причиненный племени, если Великое Солнце позволит нам следовать дальше…

Чуть раскосые глаза индейца внимательно разглядывали Флориса и Батистину. Благодаря нежным словам Флориса, девушка обрела присущее ей мужество. Она даже попыталась улыбнуться. Несмотря на страшные ожоги, Батистина была удивительно хороша. Ее длинные волосы, ниспадавшие на полуобнаженную грудь, делали ее еще более прекрасной и обворожительной. Звонким нежным голосом она произнесла:

— Великое Солнце — справедливый и отважный вождь… Он, конечно, не захочет, чтобы из-за него рыдали невинные женщины и дети, поэтому он отпустит их на плодородные земли, где они смогут жить по справедливости, оберегая свое достоинство и свободу…

Великое Солнце посмотрел на Батистину так, словно только что ее увидел.

— Женщина с волосами цвета солнечных лучей, с острым языком и мыслью, быстрой, словно кобылица с верхних плато!

Подобное сравнение явно звучало комплиментом в устах вождя падуков. Внезапный интерес индейца к Батистине встревожил Флориса. Народ падуков в почтительном молчании окружил вождя, ожидая его решения. Отблески пламени играли на бронзовых лицах.

— Великое Солнце правильно понял: эта женщина следует за мной, как горная кобылица следует за своим жеребцом!

При этих словах индеец, явно разочарованный, повернулся к молодому человеку.

— Так значит, эта женщина принадлежит тебе, чужестранец?

Флорис выдержал взор черных глаз вождя.

— Да, Великое Солнце, эта женщина принадлежит мне…

— Лжец! Гнусный лжец!

Индейцы, стоявшие позади вождя, почтительно расступились, пропустив вперед капуцина. Монах приблизился к Флорису и Батистине. Из-под капюшона злобно сверкали серые глаза, длинные черные волосы, подобно змеям, выбивались наружу.

— Иностранка! — удивленно прошептала Батистина, увидев перед собой свою бывшую товарку. Флорис дерзко рассмеялся.

— Дражайшая Юлия, как же быстро вы добрались сюда из Батон Руж!

Бывшая придворная красавица при русском дворе, любимая фаворитка несчастной регентши Анны почти вплотную подошла к юноше. Подняв голову, она злобным взглядом впилась в лицо своего врага.

— Флорис де Вильнев-Карамей, Петербургский рыцарь, господин де Портжуа… Неужели ты считаешь, что еще на что-то способен? Ошибаешься, теперь ты в моей власти… Одно слово, сказанное мной Великому Солнцу, и ты сгоришь в огне…

Флорис ощущал пряное дыхание рокового создания. Ему казалось, что он навсегда избавился от чувства вожделения, возникавшего у него при виде этой женщины. Однако, даже облаченная в грубую рясу, Юлия Менгден источала тлетворное очарование, заставившее Флориса содрогнуться.

— Так, значит, в Батон Руж мне не удалось тебя обмануть? — спросила она, скрестив руки на груди и упиваясь своим торжеством.

Флорис вздрогнул: он уже где-то видел эти руки Разумеется, как это он раньше не додумался? Это были руки канониссы. Зная слабые места коварного создания, он решил разозлить ее.

— О! Моя дорогая Юлия, ваша маленькая комедия на плантации мадам Гонджибурно меня очень позабавила, но должен признать, сейчас вы превзошли самое себя… Итак, вы снова вступили в монашеский орден, монахиня Елена! — усмехнулся Флорис.

Юлия Менгден презрительно свистнула.

— Довольно, наглец, ты еще пожалеешь о своих словах и сторицей заплатишь мне за все свои оскорбления!

Во время этого обмена любезностями индейцы молча стояли вокруг своего вождя, с неослабевающим вниманием наблюдавшего за Батистиной. Девушка же думала о том, откуда Иностранка так хорошо знает Флориса. Она была достаточно проницательна, и быстро догадалась, что ответ надо искать в его прошлом Стрела ревности впилась в грудь Батистины: она почувствовала, что между Флорисом и Иностранкой существует молчаливый сговор, основанный на взаимной ненависти. Батистина вспомнила о демонической похотливости адского создания. И разве она сама чуть не пала жертвой ее извращенной страсти?

«Она была его любовницей!» — ревниво подумала Батистина.

Юлия Менгден больше не обращала внимания на девушку Она с почтительным видом обернулась к вождю падуков.

— Помнит ли Великое Солнце о нашем уговоре?

В ответ индеец кивнул украшенной перьями головой.

— Богиня Черной Луны знает, что у Великого Солнца только одно слово… Этот мужчина принадлежит ей! Она может делать с ним все, что хочет!

— Да будет благословенна честность Великого Солнца! Этот человек оскорбил богиню Черной Луны! ОН БУДЕТ НАКАЗАН!

После такого неутешительного обещания Юлия Менгден приблизила свое искаженное ненавистью лицо к Батистине. Сердце ее колотилось от ярости; некоторое время она оценивающе разглядывала золотоволосую красавицу. Зубы ее скрипели, челюсть непроизвольно двигалась.

— Что же касается тебя, самозванная принцесса, то Великое Солнце скоро отправит тебя к твоему настоящему мужу!

Вождь взмахнул рукой. Четверо воинов отвязали Флориса от столба и, опутав веревками с ног до головы, потащили прочь. Молодой человек испускал дикие вопли.

— Оставьте ее, Юлия… оставьте ее! Она вам ничего не сделала… Она невиновна и не имеет ничего общего с мятежниками!

— Флорис!.. Флорис!.. — кричала Батистина, в ужасе от того, что ей предстоит в одиночку стоять перед костром и целой толпой индейцев.

Юлия расхохоталась.

— Как это трогательно! Нет, право, дорогая, действительно трогательно… Подумать только, неужели вы могли изменить бедняжке Пилону Шери? А он-то умирает от страсти к вам… ничего, он должен прибыть сюда с минуты на минуту и, честное слово, наконец-то он получит свою жену!

— Пилон Шери! Нет, только не это! — выдохнула Батистина.

— А если бы он вас услышал?.. Приятной ночки, дорогая!

Юлия Менгден почтительно обратилась к Великому Солнцу:

— Как и обещано, друзья Черной Луны будут здесь на рассвете. Они привезут Великому Солнцу — оружие, с помощью которого он победит белых людей. В обмен они попросят вернуть им женщину с золотистыми волосами, чья нечистая совесть отягощена многими преступлениями. Что же касается прочих пленников, то Великое Солнце может оставить их себе или предать смерти — словом, поступить так, как ему подскажет его фантазия!

Во время этой исполненной ненависти речи Великое Солнце неотрывно смотрел на Батистину. Девушка откинула назад голову. Слезы тихо текли из ее окруженных серыми кругами глаз. Не говоря ни слова, Великое Солнце поднял руку, давая сигнал к началу веселья. Воины тотчас же приволокли тушу лося и принялись жарить ее на костре.

Великое Солнце сел возле огня напротив Батистины. Вынув изо рта трубку, он повернул голову к Юлии, ожидавшей его ответа.

— Наша благодарность Черной луне за ее помощь велика… Великое Солнце воспользуется ее советом и поступит так, как надлежит поступать великому вождю падуков!

Батистина была слишком поглощена своими печальными мыслями, чтобы заметить, что Великое Солнце отвечает, как истинный нормандец[34]. Юлия отогнала от себя это мимолетное впечатление. Не имея возможности настаивать, она, пятясь, отступала к стоящей на сваях хижине, куда падуки уволокли пленника.

— Пять лет… пять долгих лет я ждала этого дня! Спасибо, Вельзевул! Значит, дьявол еще не покинул эту землю! — прошептала грозная мегера, поднимаясь по ступеням лестницы, грубо вытесанным в стволе толстой ели.

На площади начались танцы и песни. Издали Юлия видела дрожащие тени индейцев и окутанный клубами дыма столб, к которому была привязана пленница.

В хижине не было двери, ее заменяла занавеска из грубой домотканой холстины с густой бахромой, которую Юлия быстро отдернула. Ее серые глаза мгновенно отыскали в полутьме Флориса. Тотчас же послышался насмешливый голос молодого человека:

— Наконец-то мы одни, дорогая!

Не говоря ни слова, Юлия зажгла фитиль, плавающий в плошке с жиром, и приблизилась к пленнику, желая убедиться, что он крепко связан. Индейцы отлично исполнили свою работу. Флорис, опутанный веревками с ног до головы, словно колбаса, лежал на деревянной скамье, покрытой пестрым покрывалом. Под лежанкой находился каменный очаг, в который в холодные ночи индейцы кладут раскаленные угли. Флорис надеялся, что Юлии не придет в голову превратить его кровать в жаровню.

Пока же мрачная красавица удовольствовалась тем, что склонилась над ним, зловеще улыбаясь.

— Если ты помнишь, в последнюю нашу встречу я отправила тебя в Сибирь… На этот раз твой путь лежит на тот свет. А твоя очаровательная красотка отправится следом. Ха-ха-ха… И ты знаешь, что я не обману!

В серых глазах Юлии Флорис увидел такую неистовую злобу, что невольно вздрогнул: он испугался не столько за себя, сколько за Батистину, оставшуюся один на один с индейцами. Флорис был уверен, что Юлия не станет убивать его сразу. Она была слишком возбуждена и хотела насладиться своей победой. Со своей стороны, Флорис, желая выиграть драгоценные минуты, должен был действовать крайне осторожно. Черные волосы дьявольского создания коснулись его лица. Он вздохнул:

— Должен признаться, дорогая, что даже под этой грубой рясой вы еще прекрасней и желанней, нежели являлись в моих воспоминаниях!

Юлия Менгден со смехом выпрямилась.

— Не пытайся разжалобить меня, лицемер… Великое Солнце скоро отдаст твою красавицу в руки Пилона. Шери… Он тоже долго ждал своего часа, чтобы отомстить, и сейчас я расскажу тебе, что он с ней сделает… Сначала он прикажет ее связать так же, как тебя… только она будет совершенно голой. О! Я прекрасно его знаю… Эта скотина всю ночь будет заниматься с ней любовью… Конечно, он может одолжить ее на время Жопорезу или же они вместе позабавятся с ней… Но ведь твоя маленькая шлюха обожает такие игры!

Флорис до боли сжал кулаки, мышцы его крепко прикрученных к телу рук напряглись. С поистине адской изобретательностью Юлия находила слова, причинявшие ему неимоверные мучения. Выплеснув свой яд, она направилась к деревянному сундучку. Не испытывая ни малейшего стыда, она стянула через голову рясу. Тонкая сорочка почти не прикрывала ее мускулистого, как у мужчины, тела. Флорис разглядел темный треугольник внизу живота. Она накинула широкий багрово-красный бархатный плащ и принялась его застегивать. По лицу ее блуждала злобная улыбка. Она вскинула голову, и копна черных волос разметалась по плечам. В этом мужском платье Юлия Менгден более всего соответствовала облику того существа, в которое она уже давно превратилась: наполовину женщина, наполовину мужчина — истинный демон, источающий дурман губительного очарования.

Юлия вернулась к Флорису и снова склонилась над ним. В правой руке она держала длинный золоченый кинжал.

— Видишь, я могла бы убить тебя уже сейчас, но мы еще немного подождем, красавчик Флорис. Я хочу, чтобы ты услышал крики твоей возлюбленной, когда Пилон Шери заключит ее в свои объятия. Заметь, сначала это будут крики восторга… я ее знаю… она была моей любовницей на борту «Красавицы»!..

Флорис больше не мог разыгрывать равнодушие. Он зарычал от боли.

— Вы лжете, Юлия… Лжете, как лгали всегда… Вы самое мерзкое создание, которое мне когда-либо доводилось встречать! Гнусная, порочная потаскуха, прогнившая и…

— Значит, ты ее любишь!

Кончик кинжала уперся Флорису в горло. Из-под него выступило несколько капель крови. Юноша дернулся. Лезвие вошло еще глубже.

— О нет, красавчик, ты все услышишь… Это будет моя месть… Не одну ночь мы с Батистиной провели вместе на борту «Красавицы», наша любовь помогала нам забыть о тяготах долгого путешествия… Она любила меня, ласкала мое тело, как это делала бедняжка Анна… Ну, шпион, надеюсь, ты навсегда запомнил, какое наслаждение я доставляла регентше? Так вот, Батистина была более утонченной любовницей, и удовольствие, которое дарили ей мои губы, было изысканнее, нежели то, что она получала от мужчин…

Флорис прервал поток ядовитых речей:

— Почему вы ненавидите ее?

— Она бросила меня ради Фоккера-Дьявола. Они на целый день запирались в его каюте, и до нас доносились их сладострастные вопли. Надеюсь, тебе будет интересно об этом узнать… Я поклялась отомстить сначала ЕЙ, а потом ТЕБЕ… Вот уже несколько месяцев, как я следую за вами по пятам… Я знаю о вас все… В Новом Орлеане твою красотку обвинили в убийстве Жирона… Да-да, того самого слуги, которого вы столь неосмотрительно бросили на произвол судьбы, привязав к дереву. Бедняга получил удар кинжалом в грудь, такой же ожидает и тебя, Флорис де Портжуа. Когда ты будешь умирать, вспомни, что Юлия Менгден никогда не забывает нанесенных ей оскорблений!

Дьяволица выпрямилась во весь рост. Неужели сейчас она занесет руку с кинжалом над своим пленником и нанесет ему удар между шестым и седьмым ребром, как это она прекрасно умела делать?

— Я ее ненавижу, Юлия, я ее ненавижу! Дайте и мне отомстить!

Вопль Флориса прозвучал совершенно искренне. Язык ненависти был единственным языком, доступным Юлии Менгден. Она присела на край деревянного ложа, скрестив свои длинные, обнаженные до самых бедер ноги. Мысль о том, что он спеленут, как мумия, и не может пошевелить ни рукой, ни ногой, приводила Флориса в отчаяние. Поэтому голос его прозвучал проникновенно и убедительно:

— Развяжите меня, и вы увидите, на что способен мужчина, который никогда не мог равнодушно взирать на вас!

Юлия прищурилась, вокруг ее серых глаз собрались мелкие нервные морщинки. Она наклонилась над стянутым веревками телом Флориса.

— Ха… Флорис, если бы ты хотел, мы бы могли совершать великие дела, мы с тобой, ты и я… Пилон Шери просто скотина, у него нет размаха…

Дьявольская особа пронзила своего пленника недоверчивым взором. Столь внезапный поворот его мыслей не мог не взволновать ее. Она вся задрожала от возбуждения: ей всегда хотелось быть любимой прекрасным Флорисом. Он был единственным мужчиной, который всегда вызывал желание у этого извращенного создания.

Флорис настаивал:

— Вы же знаете, Юлия, что я говорю искренне… Я всегда хотел вас… В России пути наши разошлись, но это в прошлом… Здесь, в колонии, мне бы хотелось иметь подле себя умную и волевую женщину, честолюбивую, как и вы… честно говоря, эта маленькая распутница мне совершенно безразлична. Разве можно сравнить ее с такой женщиной, как вы? Нельзя… Ну же, развяжите меня и дайте мне доказать, что, несмотря на пять лет разлуки, мои чувства к вам столь же свежи… ты прекрасна вечной красотой богини, Юлия… я всегда мечтал о тебе, всегда сожалел, что нам пришлось расстаться! тебя нельзя забыть…

Флорис заговорил по-русски, речь его была пылкой и проникновенной. Однако он вынужден был умолкнуть. Юлия впилась в его губы, и он почувствовал привкус крови: как уже было прежде, она больно укусила его. Ее язык змеей проскользнул в его рот. Он с непритворной страстью ответил на ее поцелуй. Юлия легла на него. Неподвижно распростершись под горячим телом женщины, Флорис подумал о том, что еще никогда не оказывался в подобном положении. Опытные пальцы Юлили небрежно, но уверенно пробегали по его телу: она не могла не догадаться о его желании.

Рубашка Флориса давно уже превратилась в лохмотья. Она сорвала с него последние ее клочки и вытянула их из-под веревок. Флорис почувствовал ее горячее дыхание на своей обнаженной груди. Постепенно ее губы приблизились к черному треугольнику и погрузились в него, стремясь добраться до мужской плоти. Юлия как полновластная хозяйка то кусала, то вновь принималась рассеянно ласкать трепещущее мужское тело. Флорису хотелось выть. Жгучее, непереносимое наслаждение раскаленной волной захлестывало его. Откинув назад голову, он весь напрягся, отдаваясь ласкам адских губ он был готов забыть обо всем. Внезапно Юлия встала. Флорис услышал шуршание платья и открыл глаза. Юлия сбросила с себя всю одежду. Она стояла в двух шагах от его ложа. Глядя на ее матовую кожу и маленькие упругие груди, он испытывал какое-то низменное удовлетворение. Он посмотрел на ее плоский втянутый живот, а в воображении возникла Батистина, припавшая к курчавому треугольнику Юлии. Едва не задохнувшись от ярости, Флорис протяжно и горестно застонал. Юлия недоверчиво усмехнулась.

— Не волнуйся, я сейчас вернусь!

Она направилась в глубь хижины. Флорис следил за ней беспокойным взглядом. Она быстро вернулась, неся в руках объемистый флакон и стакан. Наполнив его до краев, она опустилась на колени подле Флориса и поднесла к его губам таинственную жидкость. Она бесстыдно стояла рядом с ним, широко расставив ноги Длинные волосы падали ей на грудь.

— Это яд? — насмешливо поинтересовался Флорис.

Юлия Менгден склонилась над своей жертвой. Губы ее коснулись губ Флориса.

— Я хочу, чтобы ты был моим… это любовный напиток!

Чтобы доказать, что питье не отравлено, она выпила половину, потом приподняла его голову и помогла ему выпить сладкий и очень крепкий напиток. Жидкость пролилась на небритый подбородок Флориса. Острым язычком Юлия быстро осушила терпкие капли. Флорис не очень-то верил в разную колдовскую чепуху, однако стоило ему проглотить этот так называемый «любовный напиток», как ему показалось, что кровь его закипела и превратилась в жидкий огонь. В кожу его впились тысячи иголок: ощущение это было сладостным и мучительным одновременно. Его возбужденная плоть жаждала обладания этой женщиной. Кровь стучала в висках, сердце бешено колотилось в груди. Он больше не был человеком, он превратился в самца, учуявшего вожделенную самку.

«Черт побери, впервые в жизни я не имею возможности ни выбирать, ни решать!» — с горечью подумал Флорис, издав звериное рычание.

Юлия победоносно расхохоталась. Она вновь легла на него, плотно прижавшись к его животу, и принялась томно раскачиваться.

— Признайся, что твои придворные жеманницы никогда не доставляли тебе такого рода удовольствий… разве это не наслаждение — быть изнасилованным слабой женщиной…

Флорис был готов признать все, что угодно. Он закрыл глаза. Его напрягшееся, словно натянутый лук, тело отдавалось неведомым доселе ощущениям. Он отрешенно стонал, упиваясь лаской дьявольских губ.

Юлия Менгден ласкала Флориса с неторопливой ловкостью, свидетельствовавшей о ее богатом опыте в подобного рода занятиях. Ее губы безошибочно находили источники поистине невообразимых наслаждений. Она не ошиблась: несмотря на свою долгую и блистательную карьеру соблазнителя, Флорис впервые испытывал столь острое и мучительное удовольствие. Внезапно Юлия вскочила, глаза ее пылали. Напиток подействовал и на ее извращенные чувства. Подобное положение ее больше не устраивало. В ее руке вновь блеснул золоченый кинжал. У Флориса даже не было времени подумать о том, что, быть может, уже через минуту он будет хладнокровно убит. Веревки, стягивавшие его, рвались одна за другой. Наконец он был свободен. С радостным ревом Флорис схватил Юлию в охапку и опрокинул ее.

21

— Сукин сын! Мразь! Скотина!

Юлия пыталась сопротивляться. Собрав все свои силы, Флорис с трудом удерживал ее на лежанке. Одной рукой он пытался заткнуть ей рот, а другой крепко связывал. Глядя на содрогающееся обольстительное тело Юлии, он испытывал острое желание изо всех сил поколотить ее.

Она корчилась в бессильной злобе, не понимая, каким образом он сумел преодолеть действие возбуждающего напитка, который она заставила его выпить.

Теперь они поменялись ролями: Флорис склонился над Юлией. Взгляд ее серых глаз был красноречив: если бы он мог превратиться в дула пистолетов, Флорис был бы уже убит.

— Ты ядовитая гадюка… но я не могу убить тебя, потому что ты слишком красива! — прошептал Флорис, вспомнив насмешливые слова, брошенные им некогда Юлии в спальне регентши.

— Рррраааа хххооооо! — От переполнявшей ее ярости Юлия Менгден потеряла сознание.

Флорис задул фитиль и выскользнул из хижины. Снаружи все было спокойно. Он спрыгнул с помоста и устроился между сваями, чтобы оглядеться и немного прийти в себя. Флорис чувствовал себя слабым, как дитя, ноги его нервно дрожали, перед глазами плыли красные пятна. От неутоленного желания по телу разливалась томительная боль. Усилие, с которым он подавил свою страсть и заставил себя связать Юлию, было лучшим доказательством его любви к Батистине.

Однако страшные обвинения, брошенные злобным созданием в адрес Батистины, огненными буквами отпечатались в его мозгу. Вдыхая полной грудью свежий ночной воздух, он попытался изгнать их из головы. Несколько глотков сумеречной прохлады принесли ему облегчение. Он осторожно пополз к соседней хижине. Возле нее выстроились кувшины для сбора дождевой воды. Флорис взял один из них. Он пил большими глотками, надеясь ослабить вредоносное действие возбуждающего питья. Кожа его горела. Он с наслаждением умыл лицо, заросшее двухдневной щетиной. Приведя себя в порядок, он продолжил свое продвижение к площади.

Представление еще не закончилось. Надо отметить, оно было не лишено определенной живости. Пьяные воины, вооруженные луками и томагавками, кружились вокруг догоравшего костра. Юноши и девушки выделывали невообразимые па, повинуясь странному ритму, заданному музыкантами, исполнявшими свою мелодию на сухой ореховой скорлупе, наполненной мелкими камешками. Усевшись в кружок, старики беззубыми ртами с аппетитом жевали мясо, время от времени оглашая воздух громкими радостными возгласами.

Флорис вздрогнул от ужаса. Батистины у столба не было. При мысли о том, что дикари могли ее съесть, он чуть не сошел с ума. Стелящийся по траве дым разъедал глаза. Флорис заполз за ближайшую хижину и привстал, чтобы лучше разглядеть всю картину. Надежда вновь вернулась к нему: падуки доедали остатки жареного лося. Но напрасно Флорис внимательным взором многократно обшаривал площадь Батистины нигде не было. Великое Солнце также покинул праздник.

— Черт побери, неужели Пилон Шери уже здесь!

Пират и его гнусный прихвостень Жопорез наверняка уже вступили в сговор с вождем индейцев, и тот, быть может, успел отдать им девушку в обмен на оружие.

Флорис огляделся. Еще будучи привязанным к столбу, он заметил неподалеку хижину, высотой и размерами значительно отличавшуюся от окружавших ее строений. Скорей всего, это и был «дворец» Великого Солнца. Сейчас в ней горел слабый огонек Флорис тотчас же пополз на этот свет Индейцы продолжали праздновать победу. Флорис на секунду заколебался: может, лучше сначала освободить товарищей, а уж потом отправляться на поиски Батистины? Однако, страх прибыть слишком поздно и не успеть спасти ее побудил молодого человека действовать незамедлительно. Если Батистина еще была жива, она, несомненно, подвергалась большей опасности, нежели остальные беглецы. Флорис обогнул большую хижину. Вокруг царила тишина.

Внезапно за сплетенными из веток и обмазанными глиной стенами раздался серебристый смех. Флорис замер на месте. Ужасные слова Юлии теснились в его голове.

«Этот скот будет пользоваться ею всю ночь… а потом одолжит ее Жопорезу! А может, они вдвоем позабавятся с ней… впрочем, твоя маленькая шлюха обожает подобные игры, я ее знаю…»

Флорис вытер мокрый от пота лоб. Он не поверил, что Батистина могла уподобиться распутной и похотливой Юлии Менгден… Смех возобновился — совсем рядом, и вскоре сменился неразборчивым воркованием. Этот голос Флорис узнал бы среди тысячи голосов. Первым его желанием было с ходу ворваться в хижину. Однако он поступил иначе: найдя в стене просвет между прутьями, он приник к нему и принялся наблюдать. Сознавая, что поступает низко, он был не в силах оторваться от своей щели. Он должен был узнать, на что в действительности способна Батистина. Флорис прекрасно видел все, что происходило в просторной хижине, и от ярости то и дело сжимал кулаки. Великое Солнце сидел на корточках перед двумя наполовину опустошенными мисками. Он уже успел вынуть перья из волос и смыть краску с лица. Обнаженный по пояс, без боевой раскраски, вождь казался гораздо более юным; он с нескрываемым интересом разглядывал сидящую напротив Батистину.

— О, Великое Солнце! Клянусь, я еще никогда так не смеялась!

Батистина удобно устроилась на шкуре дикой козы. Вместо разорванной рубашки и столь же рваных штанов до колен на ней теперь было надето платье индейской женщины. Только красноватые пятна от солнечных ожогов на ее лице напоминали о том, что сегодня она пережила не самый лучший день. Сейчас же, похоже, она была в превосходном настроении и, словно игривая кошечка, аккуратно приканчивала блюда и напитки, расставленные возле ее ног.

— Женщина с золотистыми волосами должна понимать, что охота для воина не всегда бывает удачной.

— О! Великое Солнце… все, что вы говорите, так забавно! Вы превосходный рассказчик… При французском дворе вы бы имели бешеный успех… Ах, как бы мне хотелось поохотиться вместе с вами на койотов! — томно произнесла Батистина, награждая индейца ослепительной улыбкой.

Флорис чуть не задохнулся от возмущения. Волна гнева едва не захлестнула его. Он спешил, опасался самого худшего, а нашел ее вовсю кокетничающей с индейским вождем. Как и все страстно влюбленные мужчины, Флорис был несправедлив: вместо того чтобы обрадоваться, что Батистина здесь, рядом, здоровая и невредимая, он упрекал ее за то, что она жива, а не позволила себя замучить или принести в жертву; а еще лучше было бы, если бы она умерла с его именем на устах! Ему страшно хотелось наброситься на Великое Солнце и как следует проучить его, но вождь падуков встал с циновки и приблизился к Батистине. Взяв длинную светлую прядь, он начал нежно перебирать ее своими смуглыми пальцами.

— Если женщина с золотыми волосами поедет вместе с Великим Солнцем, койоты и бизоны сами сбегутся к ней и падут к копытам ее коня! — пылко произнес он.

— О! Это мило! Как вы прекрасно изъясняетесь, Великое Солнце! — восхищенно воскликнула Батистина.

Ободренный своим успехом, вождь падуков отважился взять ее за руку.

— Великое Солнце смущен. Он желает, чтобы женщина с волосами цвета меда не держала на него зла. Он хочет, чтобы при воспоминании о том, как с ней обошлись его воины, сердце ее не уподоблялось бы злой гиене! Великое Солнце знаком с обычаями страны, где живут светловолосые женщины, ему известны нравы бледнолицых… Добрые отцы из миссии научили Великое Солнце языку женщины со светлыми волосами; Великое Солнце уважает бледнолицых, но он также опасается их алчности… Вот почему великий вождь падуков решил напугать бледнолицых людей, чтобы они больше не приходили в страну падуков и оставили в покое его народ… Женщина с золотыми волосами молчит. Если сердце ее уподобилось лисице, изгнанной из своей норы, Великому Солнцу не хватит всей жизни, чтобы загладить свою вину…

Вождь говорил на ломаном французском языке, что придавало его речам определенное очарование. Батистина отрицательно покачала головой и одарила индейца таким взглядом, который смутил бы всех святых в раю.

— Честно говоря, я не держу на вас зла, Великое Солнце… Сегодня после полудня все было очень плохо, да и вечером, когда зажгли огонь, должна признаться, я чувствовала себя весьма неуютно, но теперь, когда я с вами, мне очень хорошо. Я вижу, что Великое Солнце благороден и справедлив!

Восторженное рычание вырвалось из горла вождя.

— Женщина с золотыми волосами не ошиблась… Великое Солнце справедлив… но сейчас он опечален, потому что ему придется нарушить свое слово…

— Разве это возможно, Великое Солнце?

Батистина удивленно заморгала. Ослепленный взором ее голубых глаз, юноша опустил свои черные глаза.

— Великое Солнце решил не отдавать женщину с золотыми волосами зловонному козлу, который должен прийти за ней, и…

Батистина, весело засмеявшись, прервала его:

— О! Великое Солнце, как вы чисты и великодушны… Пилон Шери отвратителен, вы будете иметь от него одни неприятности. Великое Солнце, вот вам моя благодарность: я вас просто обожаю!

И Батистина звучно расцеловала индейца в обе щеки. Тот был так изумлен, что долго не мог прийти в себя, а плутовка, не давая ему опомниться, продолжала:

— Как только я увидела Великое Солнце, я поняла, что он слишком благороден, чтобы быть сообщником бледнолицых с черными сердцами… Среди моих друзей есть люди с черной кожей; есть среди них и бледнолицые: это люди из моей страны, которая лежит далеко за морем. Все они верны и отважны, как самые доблестные воины падуков… Великое Солнце велик и могуч и он не оставит бледнолицего, сопровождавшего меня, в руках богини Черной Луны…

Батистина умоляюще взглянула на вождя. Ее длинные локоны рассыпались по плечам. Издав победоносный клич, Великое Солнце резко обнял девушку. Он шептал ей непонятные слова, наверное, на своем родном языке. Руки его лихорадочно пытались развязать шнурки украшенного бахромой платья Батистины.

— Хау! Женщина с волосами цвета меда умеет хорошо говорить: с первого взгляда она зажгла пожар в сердце Великого Солнца!

Индеец опрокинул Батистину на козлиную шкуру и принялся лихорадочно искать ее губы. Облегченно вздохнув, она сама подставила их ему Ее руки обвились вокруг шеи Великого Солнца: она льнула к нему словно ласковая кошка.

— Великое Солнце… чтобы боги благословили нашу ночь… прошу тебя, прикажите вызволить белого человека из когтей богини Черной Луны…

Она слегка отстранилась от него. Вождь заметил ее движение. Похоже, он был не только сообразителен, но и весьма проницателен. Во всяком случае, он вовсе не выглядел дураком. Его пылающее страстью лицо внезапно помрачнело.

— Кобылица с золотой гривой действительно принадлежит мужчине с зелеными глазами и должна следовать за ним, как за своим жеребцом?

Батистина покачала головой.

— Нет, вовсе нет, Великое Солнце… это… это просто мой молочный брат, вот почему я люблю его… его надо пожалеть, ибо разум его слаб, да, это бедный слабоумный… белые доктора лечат его поврежденный ум… Великое Солнце должен понять, почему я так забочусь о нем…

Речь Батистины была трогательна до слез. Вождь падуков наверняка тоже любил своих родственников, ибо он тут же встал на ноги и простер руку над ней.

— Великое Солнце желает, чтобы в ночь любви с большим влюбленным быком сердце женщины с золотыми волосами было спокойно… Он прикажет своим верным воинам поместить несчастного бледнолицего с зелеными глазами в безопасное место!

Умиротворенная Батистина, потягиваясь, проворковала:

— Жду тебя с нетерпением, мое дорогое Великое Солнце!

Индеец бросил на нее исполненный страсти взор затем откинул домотканую занавеску, прикрывавшую вход в его «дворец» и выбежал в ночь.

Оставшись одна, Батистина вновь растянулась на козлиной шкуре. Она взяла недоеденный кукурузный початок и принялась его грызть, вполне удовлетворенная ходом происходящих событий. Откинувшись назад, она вдруг поняла, что чувствует себя более взволнованной, нежели ей казалось. Молодой и красивый индеец возбудил ее чувства. Уже давно ее тело не знало мужской ласки, а к вождю падуков у нее не было отвращения, подобного тому, какое она испытывала к маркизу де Водрею или к герцогу де Бель-Илю. Так как же ей поступить, отдаться или нет? Интересно, а что сейчас делает Флорис с Иностранкой? Батистина ощутила на губах привкус горечи. Она глубоко задышала, пытаясь унять тревожное волнение, ибо была уверена, что эта развращенная особа попытается соблазнить его Батистина закрыла глаза: ей предстояло принять непростое решение.

— И почему только я не оставил тебя твоему влюбленному буйволу, предательница!

При звуках этого голоса Батистина испуганно открыла глаза. Флорис резко дернул ее за руку, заставив мгновенно вскочить на ноги.

— Но… я…

— Да, знаю, мне надо благодарить тебя… Идем, и не смей поднимать шума!

Флорис крепко держал ее за руку Они осторожно выглянули из хижины и споткнулись о тело вождя.

— О, Господи, ты убил его!

— Прекрати! Опять ты говоришь ерунду! Я всего лишь оглушил твоего меднокожего кавалера! — проворчал Флорис, раздражение которого нарастало вместе с недоверием. С быстротой, доказывавшей его большой опыт в подобных делах. Флорис стащил бесчувственное тело Великого Солнца под сваи, закидал его ветками и вновь железной рукой схватил запястье Батистины. Молодые люди обогнули поселок. На площади догорал костер. Вокруг него прямо на земле спали индейцы Их шумное дыхание говорило о том, что сну их во многом способствовала обильная пища и большое количество алкоголя.

Флорис направился к поляне. Луна спряталась за огромные черные тучи.

— Ой-й-й!

Батистина споткнулась об острый сук. Флорис подхватил ее на руки. Действие возбуждающего напитка еще не прошло. Он крепко прижал к себе Батистину, и та ощутила, как горяча его плоть.

«Прекрасно, по крайней мере, теперь я знаю, что ей не удалось получить желаемое!» — удовлетворенно подумала Батистина.

Раздался шорох приминаемой листвы. Флорис вздрогнул и тотчас же отстранился от Батистины. Из-за огромного камня выступила тень. Флорис метнулся к ней, схватив ее за горло.

— Эй… потише, мой холошенький! — сдавленно прохрипел придушенный.

— Жанно?..

— Флолис… и с тобой маленькая плинцесса… Вот и холошо, ходить сколее!..

Ни о чем не спрашивая, молодые люди поспешили по крутой тропинке следом за молодым негром. Флорис по-прежнему сжимал руку Батистины. Мелкие камешки сыпались у них из-под ног. Обогнув каменистую осыпь, они добрались до склона горы, нависавшего над поляной.

— Длузья, они быть здесь! — выдохнул Жанно, указывая на вход в грот.

В полумраке пещеры двигались черные призраки, обматывавшие тряпками копыта коней.

— Все здесь? — шепотом спросил Флорис.

Перед молодыми людьми возникли Ганнибал и Резеда.

— Да, Флорис… ты молодец. Жанно, мы уже беспокоиться за маленькую принцессу и тебя… Теперь вы приходить, и мы ехать дальше!

— Вы могли уехать, не дожидаясь нас! — промолвил Флорис.

Жанно и Ганнибал дружно хлопнули Флориса по плечу.

— Флорис, говорить, за кого ты нас держать?

— За своих сиятельных друзей! — восхищенно прошептал Флорис.

Он знал, как меняются люди перед лицом опасности, и был уверен, что на месте беглецов мало кто стал бы его дожидаться.

— Женщины и дети уже ехать вперед вместе с лейтенант Прадель и Наго! Мы ехать скорей!

Негры подвое сели на лошадей. Оставалась одна лошадь без седла. Флорис вскочил на нее, протянул руку Батистине, легко поднял ее и посадил позади себя. Всадники ехали медленно, стараясь ничем не выдавать своего присутствия. Обернутые тряпками копыта коней бесшумно ступали по камням. Беглецы хотели поскорей очутиться в долине и ждали, когда же наконец опять появится луна и они смогут пустить коней в галоп.

Батистина крепко обхватила руками Флориса. Она изо всех сил льнула к нему, покачиваясь в ритм конской поступи. Чувствовать тепло женского тела, ощущать юную грудь, прижавшуюся к его спине, было для Флориса мучительнейшей пыткой. Он испытывал болезненное желание повернуться и взять ее прямо здесь, на конском крупе. Рот его пересох, по лбу градом катился пот. Он то и дело нетерпеливо дергал узду. Вскоре морда коня покрылась кровавой пеной, а бока животного — мыльной пеной.

Беглецы скакали около получаса, когда, наконец, вдалеке, возле скалистых уступов, заметили темные силуэты.

— Эй! Кто это тут? — раздался дребезжащий голос Тонтон.

— Это мы. У вас все холошо?

— А где наша маленькая принцесса, черт вас всех задери? — послышалось возмущенное ворчание Персика.

— Ты здесь, моя голубка? — прозвучал взволнованный голос Элизы. Наго с трудом удерживал ее на своей лошади.

— Я здесь, мои дорогие, все в порядке, я здесь!

— Ах, как шаль! — пропищала Эмилия, впрочем, достаточно громко, чтобы ее услышали.

Флорис направил коня в ту сторону, откуда донесся визгливый голос. Эмилия сидела на лошади позади лейтенанта Праделя, крепко обхватив его руками.

— Мужество, проявленное мадемуазель де Бель-Иль в трудную минуту, заслуживает всяческого восхищения, сударь! Впрочем, вас, кажется, ничем не удивишь! — ядовито бросил Флорису лейтенант.

— О! Эмиль! Эмиль! — заквохтала Эмилия. — Как доблестно вы засисаете меня!

— Смотрите-ка, оказывается, лейтенанта Праделя зовут Эмиль! — рассмеялась Батистина.

Успокоившись за судьбу своей «невесты», обретшей, наконец, родственную душу в лице Праделя, Флорис почел за лучшее отступить. Батистина же не упустила возможности выпустить очередную парфянскую стрелу:

— Ах, душечка, ваши кудри совсем развились!

— Слюска…

— Здорово сказано, принцесса. Так ей, ишь, еще возникает, вошь серая! — восхищались девицы.

Мужчины властно приказали дамам умолкнуть. Караван двинулся на восток.

«Если все будет хорошо, на рассвете мы достигнем реки Арканзас!» — думал Флорис, пытаясь всеми способами избавиться от своего наваждения. Батистина прижалась лицом к его спине, он ощущал ее горячее дыхание как раз между лопаток.

«Слабоумный… ничего более достойного она придумать не могла, чтобы представить меня этому индейцу!» — думал Флорис, пытаясь пробудить в себе ненависть к Батистине, но это ему не удалось. Затем с помощью различных уловок он постарался утихомирить свои животные желания, но и тут потерпел полное поражение.

Ранним утром, когда солнце медленно поднималось над горизонтом, Флорис все еще пребывал в состоянии жестокого возбуждения. Надо было дать отдых лошадям, утомленным двойной ношей. Беглецы остановились и спешились.

— Ах, бедная моя задница, она вся промокла, словно ею яблочный пирог раздавили! — хохотнула Свинья, оправляя юбку. Флорис, следящий за каждым движением Батистины, напоминал распаленного охотой сатира… Золотая Ляжка и Персик время от времени насмешливо смотрели в его сторону. Немного отдохнув, Батистина встала и отправилась искать ягоды. Сверкая глазами, Флорис тотчас же последовал за ней. Она повернулась к нему спиной. Бесшумно, словно волк, Флорис приблизился к ней, когда она нагнулась над кустом дикой смородины. Он схватил Батистину за талию и крепко прижал к своим пылающим чреслам. Он был готов к резкому отпору, но девушка изогнулась, повернулась и обвила руками его шею.

— Флорис, Флорис…

О, этот нежный, ласковый голос… Зверь был укрощен.

— Если бы ты провел ночь с Иностранкой, я бы тебе этого никогда не простила! — прибавила она с ангельской улыбкой. Выскользнув из его объятий, она присоединилась к своим товаркам. Флорис тяжелым взглядом следил за ней.

— Маленькая распутница… она обо всем догадалась и теперь торжествует!

Беглецы уже сидели на конях, когда Резеда воскликнул:

— Там, внизу, смотреть!

И он указал на тучу пыли.

— Ложись! — завопил Флорис, мгновенно забыв о своих похотливых мыслях. Долина зазвенела от гортанных криков: падуки мчались в погоню.

Флорис был уверен, что рабы увели из поселка всех лошадей. Теперь же, видя, сколь многочисленны их преследователи, молодой человек быстро сообразил, что Великое Солнце призвал на помощь своих соплеменников из разбросанных по горам окрестных селений.

Раздались выстрелы. Флорис оглянулся: во главе индейцев скакали Юлия Менгден и Великое Солнце.

— Всем в разные стороны! — крикнул Флорис.

Ганнибал и Резеда мгновенно все поняли. Махнув рукой и увлекая за собой человек двадцать, они поскакали на запад, по направлению к пересохшему ручью. Флорис, Жанно, Эмиль де Прадель, Наго и другие продолжали мчаться на восток. Флорис поздравил себя с удачно выбранной тактикой. Не обратив внимания на отряд Ганнибала и Резеды, индейцы продолжили погоню за Флорисом и его товарищами. Юноша прекрасно понимал, почему падуки устремились именно за ними. Обернувшись, он бросил разъяренный взор на Батистину и прокричал:

— Твое Великое Солнце хочет завершить столь доблестно начатую ночь!

— Да, как и твоя Юлия! — с не меньшей яростью ответила ему Батистина.

Флорис не пожелал продолжить эту неуместную перепалку: расстояние между ними и преследователями неуклонно сокращалось. До его ушей долетел пронзительный вопль Юлии Менгден:

— Живыми… они нужны мне живыми!..

Дьявольская скачка беглецов не могла длиться вечно. Внезапно Флорис почувствовал, как конь его слабеет. Забыв обо всем, он принялся ногами колотить его по бокам. Несчастное животное по самые ноздри покрылось мылом, из ушей сочилась кровь. Сделав еще несколько неверных скачков, конь рухнул замертво. К ним тотчас подскакал Жанно.

— Спаси ее! — прокричал Флорис, хватая Батистину, чтобы забросить ее на лошадь позади молодого негра. Но время было упущено. Падуки, грозно потрясая луками, неуклонно приближались. Это был конец. Флорис прикрыл собой Батистину. Как еще он мог ее сейчас защитить? Только голыми руками, но руки — ненадежное оружие против целой армии индейцев. Сотни стрел нацелились в обнаженную грудь Флориса. Великое Солнце поднял руку.

— Ха, победа! — бесновалась Юлия Менгден, на губах которой играла жестокая улыбка. Наконец-то враги полностью в ее власти. Раздался выстрел. Конь Юлии взвился на дыбы. На белой сорочке расплывалось кровавое пятно, а серые глаза с ненавистью взглянули на Флориса и Батистину.

— Я отомщу!.. — воскликнула она, падая на шею коню.

Великое Солнце и его воины замерли. Флорис удивленно обернулся. К ним на помощь мчались всадники на свежих лошадях. Их ружья были нацелены в индейцев. Флорис с радостью узнал Адриана, Федора, Ли Кана, Грегуара, Цицерона, а также Гаэтана д’Артагета, Попюлюса де Проте и… бывших женихов Батистины: графа Жеодара Кастильона дю Роше, Эрнодана де Гастаньяка и Яана Легалика. Впервые со дня своей высадки в Луизиане, Флорис удостоил их любезной улыбкой.

Когда первое удивление прошло, падуки быстро перестроились. Несколько воинов увели лошадь Юлии Менгден.

Ружье Адриана еще дымилось.

— Все в порядке, брат? — крикнул Адриан, ружье которого еще дымилось. Совершенный поступок никак не отразился на его бесстрастном лице: Адриан де Вильнев-Карамей покарал Юлию Менгден за все ее злодеяния.

— По коням!

Великое Солнце галопом мчался к беглецам. Адриан снова вскинул ружье.

— Нет, нет, не стреляй!

Вопль Батистины остановил его. Великое Солнце придержал коня и взметнул копье над своей украшенной перьями головой.

— Бледнолицым нечего бояться. Женщина с золотыми волосами, я благодарю тебя за твое великодушное вмешательство… Ты и твои люди можете беспрепятственно покинуть страну падуков!

Молодой вождь указал на движущуюся линию на горизонте. Батистина рванулась к юноше, но Флорис, схватив за волосы, удержал ее.

— О! Великое Солнце, мне действительно очень жаль, что все так произошло… Да, спасибо за обед, он был действительно превосходен!

При этих словах Великое Солнце поклонился, развернул коня и поскакал к своему племени. Индейцы скакали в сторону багрово-красных земель.

— Подумать только, вот это настоящий джентльмен! — восторгалась Батистина, взбираясь на круп лошади позади Адриана.

— Да уж, парень хоть куда! — громко произнесла Тонтон.

Персик и Золотая Ляжка были очень рады встретить Гаэтана и Попюлюса. Грегуар ободрял Элизу. Жорж-Альбер прыгнул на плечо хозяина. Цицерон пожимал руку Жанно. Флорис вскочил на коня позади Федора. По дороге Адриан в двух словах рассказал, как им удалось их отыскать.

— Я был уверен, — что ты поедешь на восток… Эти господа, нагнав нас в Батон Руж, заверили меня в своих добрых чувствах к тебе и Батистине… Мы остановились в гостинице…

— У папы Лардо? — улыбнулся Флорис.

— Да, и ловко выспросили этого итальянца… Он описал нам отряд, а затем одинокого всадника с черными кудрями и зелеными глазами. Я тут же понял, что речь шла о тебе!

— Но итальянец должен был сказать, что я поехал на восток следом за солдатами!

— Ты прав, Флорис, но не забывай, что я хорошо тебя знаю! — ответил Адриан, шутливо приподнимая треуголку.

Флорис остановил его движение, указывая в сторону реки Арканзас.

— А ВОН ТЕХ, ТЫ ИХ ЗНАЕШЬ?

Флорис ущипнул Батистину за талию.

— Теперь ты поняла, почему твое Великое Солнце был так великодушен?

Сотня солдат преграждала вход в долину. Повернуть обратно означало вновь попасть в руки падуков.

Гвардейский капитан выехал вперед.

— Господа, по приказу его превосходительства губернатора Луизианы, вы все арестованы. Соблаговолите передать нам женщин и негров: их отправят в Новый Орлеан, где будут судить!

— А если мы откажемся? — взорвался Флорис.

— В таком случае, сударь, у меня есть приказ схватить вас!

Офицер взмахнул рукой. Гвардейцы вскинули ружья. В минуту беглецы были окружены. Им оставалось только сдаться.

Батистина откинула со лба светлую прядь и посмотрела на Флориса. Он отвернулся, чтобы она не увидела его волнения. Девушка ошибочно истолковала его движение. Лицо ее посерело.

Она соскользнула с коня Адриана и медленно направилась к солдатам короля.