17

Ной сглотнул и выпрямился. Ему стоило больших усилий сказать:

— Я хочу чтобы ты помогла мне убежать отсюда.

— Почему ты не попросишь Виктора? — сказала я спокойно, не подумав.

— Марлен. — То, что он произнес мое имя, заставило меня насторожиться и занервничать. Его голос звучал проникновенно, почти жалостливо. — Не оставляйте меня. Я здесь как в тюрьме.

Казалось, в моем горле собрался ком. Что он сказал?

— Но я видела, как ты с Виктором возвращался на джипе.

— Я уже много лет не ездил в джипе, — сказал Ной.

— Но… — Я начала размышлять — я услышала звуки джипа и захлопывающихся дверей автомобиля; затем Ной вышел из леса и прошел через ворота, за ним Виктор с пакетом покупок — все это, строго говоря, никак не доказывает, что Ной ездил вместе с Виктором, как я думала.

— Ты никогда нигде не был? — спросила я тихо.

Моя агрессия исчезла быстро, как хищная птица, страшная тень которой лунной ночью скользит по темной глади озера.

— Пару раз, — сказал он. — Первый выезд, который я могу вспомнить, случился, когда мне было пять лет. До этого я долго терроризировал сестру Фиделис и отказывался от всего до тех пор, пока она не выполнила мое самое заветное желание.

— Когда тебе было пять лет?

Я все еще была не в состоянии поверить в то, что он говорил, и только эхо его слов доносилось до меня.

Он продолжил свой рассказ:

— Нас было трое — сестра Фиделис, Виктор и я. Мы ехали около двух часов. Виктор припарковался и остался в автомобиле. Мы вышли. — Он рассказывал это так, будто совершая некое таинство. — Мы прогулялись… Впервые в своей жизни я услышал шум нескольких машин. Я услышал, как один человек на улице поприветствовал другого и как они потом говорили друг с другом. Я услышал, как пожилая женщина что-то говорила своей собаке, которую она вывела на прогулку. За полчаса я встретил больше людей, чем за всю свою жизнь до тех пор. Я услышал звук велосипеда и шум тележки с продуктами. Прежде я не знал, что существует нечто подобное. Я думаю, это был совсем небольшой город, возможно, даже не город, однако по сравнению с одним домом это место было полно жизни. Я и сегодня еще помню все запахи и звуки, которые успел уловить в тот день. Я почувствовал свободу, мир. Но затем случилось непредвиденное. Мы отправились на детскую площадку, и вдруг по дороге мне стало очень плохо. Мои ноги подкосились, я упал, почти бездыханный. Виктор сразу же оказался рядом. На детской площадке я так и не побывал. Мы отправились обратно. Во время дальнейших выездов также случались неприятности. Обыкновенно все заканчивалось тем, что я целыми днями был вынужден лежать в постели. Врачи, не знаю, сколько их было, помогали мне, круглые сутки находились рядом со мной до тех пор, пока мне снова не становилось лучше. Никто не знал, что происходит со мной там, вне дома.

Я все еще не могла понять значение его слов.

— Тогда они решили скрыть тебя от внешнего мира. Они хотят защитить тебя. А ты все равно хочешь уйти? Несмотря на то, что ты болен? — Эти слова прозвучали как родительские причитания.

Он саркастически усмехнулся.

— Ты полагаешь, что я болен? — Он не ждал ответа. — Что же это за болезнь? Ты когда-нибудь слышала о такой?

— Нет… но это звучит серьезно… — Я запнулась.

— Посмотри на меня, я не знаю, куда деть свою энергию. Я чувствую себя здоровым настолько, насколько это вообще возможно. Что там, во внешнем мире иначе, чем здесь, на вилле? Выхлопные газы? Трафик? Заводы? Это по силам выдержать любому. — Он сделал паузу и затем решительно проговорил: — Я думаю, что перед каждой поездкой меня специально травили.

Я обхватила себя руками. Мне становилось все холоднее. Я по-прежнему крепко сжимала камень в своей руке — он нагрелся.

— Но зачем им это?

— Чтобы убедить меня, что за пределами этого дома я умру. Поэтому меня нужно оберегать от любого стресса, и я должен провести здесь всю оставшуюся жизнь, не задавая никаких вопросов.

— Но почему?

— Я не знаю… — Послышался крик хищной птицы. — Они скрывают меня — только это мне известно. Только та настойчивость, с которой они это делают, мне непонятна. Должна быть причина, почему они прячут меня здесь. Эту причину я хочу узнать… и не могу, потому что я один. Пару раз я пытался сбежать, но каждый раз это заканчивалось катастрофически. Территория особняка окружена электрическими заборами и стенами, водоемами, непроходимыми лесами и скалами. Обычно не проходит и часа, а они уже вытаскивают меня с вывихнутыми конечностями из какой-нибудь ямы, в которую меня завели отчаянные попытки вырваться на свободу. Я не смогу сделать это один. Но я хочу уйти отсюда! Я хочу узнать наконец, кто я и что они хотят сделать со мной.

Он повернул ко мне свое лицо, и я могла поклясться, что в этот момент он смотрел на меня с надеждой.

— Ты поможешь мне?

Я опустила голову, не понимая, что делать со всем этим.

— Пожалуйста! — умолял он.

Господи, больше всего мне хотелось бы сейчас же сбежать вместе с ним, минуя все горы, обнять его и никогда не отпускать.

— Подумай… Что делать, если ты заболеешь и умрешь? Я плохо знаю тебя. Кто сказал, что завтра ты не захочешь снова от меня избавиться, что завтра ты не будешь со мной так же холоден?.. — Я почувствовала, как слезы подступают к горлу, и сглотнула. — Как я могу тебе доверять?

— Марлен.

Так нежно и умоляюще никто и никогда прежде не произносил мое имя. Мою шею сдавило. Это на самом деле происходит со мной? Стоило ему произнести имя — и я поплыла. Наркотик. Ной — это наркотик, вызывающий сильную зависимость.

— Я так груб с тобой потому, что волнуюсь за тебя, потому что я надеюсь, что ты уйдешь, пока еще не слишком поздно.

— Тебе это почти удалось. Если бы ты не отправил мне эту записку, я еще днем обратилась бы к сестре Фиделис с просьбой об отъезде.

— Боже, как я глуп! — сказал он в ужасе. — Ты на самом деле хотела сделать это? Ты хотела уехать? — Он еще раз пригладил волосы на лбу. — Если бы я знал… Я думал, ты упрямая и обязательно захочешь остаться… Бог знает для чего.

— Может быть, чтобы посмотреть, как ты тонешь? — Это должна была быть шутка, хотя после всего, что я узнала, мне было не до смеха. Но это было не смешно. Ной не понял смысл моей фразы.

— Вздор! — сказала я.

— Зачем тогда?

Потому что я привыкла к тебе и не хочу расставаться.

— Я совсем не хотела оставаться, — сказала я. — Хотя на самом деле я могла бы остаться, но ты был так пренебрежителен со мной, и я подумала, что лучше уйти.

— Марлен, — сказал он еще раз и положил свою невероятно теплую руку на мое плечо. — Ты мне поможешь? В одиночку у меня нет шансов.

— Я не могу, — прошептала я и еще раз сглотнула подступающий к горлу ком. Он так отчаянно просил о помощи. — Представь, я помогу тебе выбраться, и ты умрешь.

— Я… не… болен! — сказал он, как бы повторяя это тысячный раз за свою жизнь. — Я не болен. И я не умру. Я просто хочу быть свободным.

— Но почему тогда каждый раз случались неприятности?

— Потому что мне подмешивали яд в хлопья. Боже, я знаю, это звучит странно. Но это так. Как я могу убедить тебя?

— Дай мне немного времени. Для начала я должна все это обдумать. Также с системой наблюдения. Не думаешь ли ты, что внушил сам себе эту мысль? Это же жутко преувеличено. Я имею в виду… ты… ну… ты же слепой. Что же ты должен был натворить? В доме нет Интернета.

— Чего?

— Ничего, — пробормотала я в шоке от того, что он на самом деле не знал, что это.

— Ты помнишь, как я чуть не утонул? Мы едва успели вый ти из воды, как вошла сестра Фиделис. Тебе не показалось это странным?

Я вынуждена была признать, что это меня уже раздражало. Но это не могло быть случайностью.

— На вилле я нигде не видела камеры.

— Я тоже.

На этот раз пошутил он, и я поняла это лишь тогда, когда смеяться было слишком поздно.

— Нет, серьезно, — сказал Ной. — Я никогда не держал камеру в руках. Я понятия не имею, как она выглядит, но она должна там быть, иначе это невозможно объяснить. Всю жизнь я чувствовал, что за мной следят. Всякий раз, когда происходит что-то непредвиденное, сестра Фиделис, Ансельм или Виктор оказываются рядом так неожиданно, как будто они все время стояли позади меня. Они постоянно хотят знать, где я и что я делаю.

Глухое уханье донеслось в этот момент из леса, словно невидимый звукорежиссер нажал кнопку с голосом совы.

— Поэтому мы встретились здесь, в лесу, — сказала я, обращаясь больше к самой себе. — Куда ты ведешь меня?

— А… у меня есть любимое место. Я хотел показать его тебе. — Он смущенно откашлялся.

— Место, где ты обнимал лису?

— Откуда ты знаешь… А, я понимаю… ты следила за мной, — сказал он подавленно. — Нет, не туда. Ты никому не расскажешь об этой истории с лисой? Виктор не должен знать, что я по-прежнему иногда встречаюсь с ней. Много лет назад он приложил немало усилий, чтобы отучить ее от меня. Лисы — дикие животные, а не щенки болонки… Хотя я их ни разу не видел.

— Можно тебя спросить?

Он кивнул.

— Каким образом в самый первый вечер, играя на фортепиано, ты понял, что я была в комнате?

— Духи… Я так понимаю, духи Ирины… Я думаю, они тебе не подходят — слишком сладкие, слишком цветочные. Ты и без духов пахнешь очень хорошо.

Что он сейчас сказал?

— Будет лучше, если мы пойдем назад.

Ной вдруг заторопился и встал. Следом за ним поднялась и я. Неподвижно мы стояли друг напротив друга. Я посмотрела на него. Дрожа, он поднял руку, словно желая коснуться моей щеки.

— Не трогай меня! — вырвалось у меня, и в тот же миг мне стало его жалко. Однако я опасалась, что завтра он будет вести себя совершенно иначе и сделает мне больно.

Испугавшись, он отдернул руку:

— Прости… я не хотел. Я даже не знаю… ты делаешь со мной что-то… что-то, чего со мной никогда еще не случалось. Ты другая… ты меня смущаешь… — Он запнулся и отвернулся от меня.

— Пойдем, — сказала я быстро и стала переходить через лужайку по направлению к тропинке. Через несколько метров я остановилась. Где же Ной?

Я обернулась и увидела, как он ощупью пробирался по поляне, неуверенно следуя за мной. Увы! Я уже настолько привыкла к тому, что он сам везде находит дорогу, что просто забыла о нем. Я быстро подошла к нему.

— Извини, — сказала я. — Забыла…

Не спрашивая, я взяла его за запястье, как будто он кукла, и потащила за собой. Как только мы вышли на тропу, он освободился от меня. Друг за другом мы спускались по X-пути. Прежде чем ступить на гравиевую площадку, он остановился.

— Лучше, если мы войдем в дом в разное время. Сначала ты.

— А ты?

— Я побуду какое-то время в моем любимом месте. В любом случае я не смогу уснуть. Увидимся завтра в семь на занятии.

Я кивнула:

— Ладно.

При мысли о том, что он останется в темном лесу, у меня сжалось сердце.

— Ты подумаешь? Да? Да? Марлен? Ты еще здесь?

— Я подумаю, — сказала я. — Дай мне немного времени.

— Столько тебе нужно. Но не слишком долго, да? Спасибо, Марлен. Я…

— Спокойной ночи, Ной, — сказала я и побежала к дому, мимо бука и далее через террасу, где по-прежнему были разбросаны окурки Виктора.

При входе я остановилась и прислушалась. Откуда-то доносились звуки, очень тихие, но вполне различимые. До сих пор я думала, что это шум проводов. В доме было темно. Луна давала ровно столько света, чтобы можно было разглядеть очертания предметов. Что, если Ной был прав и сейчас за ширмой скрывается Ансельм, наблюдающий за каждым моим движением? Дрожь пробежала по моему телу. Бесшумно я пробралась в свою комнату. Если верить Ною, то здесь тоже небезопасно.

Я включила свет и спугнула огромного ночного мотылька, порхавшего перед окнами, с глазами на крыльях. Я протерла лицо. Наверное, я сошла с ума. Мне нужно было сохранять ясную голову. Где могут быть спрятаны камеры? Под деревянным потолком? За ширмами? В зеркале? В изразцовой печи? Господи, я сама уже начала понимать, что страдаю манией преследования. Я решила не раздеваться и залезла в постель в футболке и трусиках.

Заснуть не получалось. Когда я представляла красный чемодан и мысленно держала его в руках, это как-то успокаивало меня. Ной рассказывал о скелетах и могилах, о кольце, которое он нашел, принадлежавшем его учительнице по фортепиано. Снова и снова настойчивый вопрос: что, если он все это выдумал? Что, если эти люди желали ему только добра, защищая от смертельной болезни? Они были добры к нему. Они делали все, чтобы ему было хорошо. Они только не позволяли ему никуда выходить.

Прошло много времени. Времени, которое я даже не заметила. Я больше не знала, сколько мне лет, какой сегодня день, какой месяц, какой год. Я знала только, что в моем кулаке по-прежнему лежал камень, который он дал мне. Теплый камень Ноя, который я в эту ночь уже не выпускала из рук.

Когда рассвело, я услышала вдалеке звуки печатной машинки. Я погрузилась в тяжелый сон. Мне снилась всякая гадость. Вот я одна в ночном лесу. За деревьями разгорелось яркое пламя. Огненный шторм. Я хотела бежать от огня, но мои ноги до колен утопали в земле, которая расступалась подо мной. Вцепившись в землю, я пыталась выбраться. Земля была рыхлой, повсюду бегали муравьи. За считаные секунды они перекинулись на меня, начали ползать по моим рукам, плечам, лицу. Они заползали в мои глаза, в ноздри, в уши и впивались в уголки рта. Кусали и царапали. За мной огонь буквально пожирал лес. Лишь когда огонь почти догнал меня, муравьи отбежали, но ненадолго. Я бросилась бежать, за мной миллионы муравьев, которые становились все быстрее и образовали фигуру человека. Человек-муравей преследовал меня вместе с огнем. Когда он хотел положить мне на плечо свою муравьиную руку, я проснулась в холодном поту от шума выстрела.

Я сидела в вертикальном положении на кровати. Кто стрелял? Был ли кто-то ранен? Ной? Я быстро положила камень, который все еще лежал в моей руке и покрылся потом, под подушку и со страхом вышла на балкон. Было раннее утро. Снова будет безоблачный день. Вблизи озера, окутанного туманом, двигался человек. Он похож на Виктора. Рядом с ним на земле я увидела темное пятно. Это был Ной? Виктор стрелял в Ноя? Ной в луже крови? Ной мертв?

В одних трусах и майке я побежала вниз и чуть не налетела на сестру Фиделис.

— Там кто-то стрелял! — воскликнула я.

— Успокойтесь, — сказала она, глядя на меня хмуро. — Это был Виктор. Он заботится о том, чтобы популяция оленей не распространялась слишком быстро.

— Олени? Ной лежит убитый там, — сказала я и показала в сторону озера.

— Ирина. — Сестра Фиделис коснулась меня. — Успокойтесь. С Ноем все в порядке. Вы думаете, мы допустили бы такое? Мы здесь, чтобы присматривать за Ноем.

Его паранойя, кажется, уже заразила меня.

— Но… но… я думала, что олени здесь вымерли.

Сестра Фиделис улыбнулась:

— Еще в XIX веке, да. — Я чувствовала себя ужасно глупой. — Популяция начала восстанавливаться. Виктор просто сделал свою работу. Как насчет того, чтобы одеться?

— Конечно. Извините.

Совершенно убитая, я пошла обратно, зашла в свою ванную и плеснула себе в лицо ледяной водой. Мои глаза отекли. Но это не важно. Ной все равно не увидит. Ной! Виктор не убил его. О чем он говорил мне прошлой ночью? Невольно я начала искать признаки наблюдения, закрывала глаза и напряженно прислушивалась. Здесь не было никакого шума. Совсем. В телефоне прозвонил будильник. Без четверти семь.

Я чувствовала себя бодрой, хотя этой ночью провела не больше двух часов в кошмарном забытьи. Спал ли Ной? Я не могла дождаться момента встречи с ним. В коридоре никого. Где-то Ансельм гремел посудой. Пахло кофе и свежеиспеченными булочками.

Я вошла в бассейн. Было еще так темно, что я не могла увидеть свою вытянутую руку. Так уже не раз бывало. Но совсем недавно я пугалась, когда Ной приветствовал меня раньше, чем я включала свет. Я немного посидела в темноте. Сегодня она не казалась мне такой страшной. Затем я включила свет. Бассейн был пустым. Я села в одно из мягких кресел и выжидающе посмотрела на дверь. Когда она открылась, я испугалась. Это был не Ной.

Загрузка...