Любовь – азартная игра

Девушка стояла вдали от света оплывших свечей, неподвижная, как статуя, с бескровными щеками. Она была одета в простое муслиновое платье, а в её волосах не было никаких украшений.

Она не смотрела ни на своего сводного брата, ни на одного из четверых других мужчин, которые собрались за столом посередине слишком натопленной игорной комнаты. Но знала, кто там присутствовал; она охватила их всех одним быстрым взглядом, который бросила из-под ресниц, когда входила в комнату.

Там были лорд Эмберфилд, улёгшийся на стол, положив под голову руку вместо подушки, багроволицый сэр Томас Форт с несколько затуманенным взором, дурацки улыбающийся мистер Лайонел Уинтер и Карлайон – Карлайон с взлохмаченными чёрными кудрями и мятым щегольским галстуком, лихорадочно пылающими впалыми щеками и бесшабашным выражением блестящих глаз.

И там был её сводный брат Ральф, в ответ на категорическое требование которого она встала с постели, оделась и спустилась в эту душную комнату в холодные часы раннего утра. Он привалился к спинке кресла, всё ещё сжимая стаканчик для костей в одной руке, в то же время другой пытаясь вновь наполнить свою пустую рюмку. Вино выплеснулось на суконную скатерть, покрывавшую стол; сэр Ральф ругнулся и передал бутылку своему соседу слева.

– Налей, Лайонел! Налей! – сказал он икая. – Давайте, милорд, давайте, Карлайон. Вы же хотите играть дальше, ну? Но я иссяк, понимаете? Только одно осталось поставить, и это моя сестра. – Приступ безумного хохота сотряс его; он сделал жест в сторону девушки, которая по-прежнему стояла без движения, её взгляд был устремлён в какую-то точку над красивой головой Карлайона. – Она будет моей последней ставкой, джентльмены. Кто покроет?

Мистер Уинтер сказал:

– Эт... это мисс Хелен, – и глубокомысленно кивнул.

– Будь я проклят, Морланд, это... это неправильно! – сказал сэр Томас, поднимаясь на ноги. – Мисс Морланд... Ваш покорный слуга, мэм. Эмберфилд... милорд, здесь присутствуют дамы.

Он качнулся к спящему виконту и потряс его за плечо. Лорд Эмберфилд застонал и пробормотал:

– Не трогайте карманы: все мои расписки в… в руках Карлайона.

– Фредди, мой мальчик, я говорю, что это неправильно. Нельзя ставить на леди.

Лорд Эмберфилд сказал:

– Ничего нельзя ставить. Нечего ставить. Буду спать.

Сэр Ральф бурно рассмеялся и достал игральную кость, которой гремел в стаканчике.

– Кто покроет? – потребовал он. – Что скажешь, Лайонел? Возьмёшь в жёны мою негодницу сестру?

Мистер Уинтер поднялся на ноги и стоял шатко балансируя на каблуках.

– Сэр, – сказал он, осовело глядя на хозяина дома, – позвольте сказать вам: никто не покроет не... нелеп… пую ставку.

Злые глаза сэра Ральфа устремились мимо него туда, где сидел Карлайон, глядевший на девушку из-под чёрных, как ночь, нахмуренных бровей. Возле левой руки маркиза, небрежно простёртой перед ним на столе, валялись обрывки бумаги – расписки на деньги, которые он выиграл. У локтя стояли столбики гиней, и ещё больше гиней было рассыпано под его ладонью. В помутившемся уме сэра Ральфа пронеслась мысль, что он никогда раньше не видел молодого маркиза в таком исступлённом состоянии.

Он наклонился над картами и игральными костями на столе и с издёвкой спросил:

– Вы покроете, милорд, или отказываетесь от куша?

Карлайон медленно перевёл на него глаза. Они отнюдь не были остекленевшими, однако неестественно блестели.

– Я... и отказываюсь? – произнёс он.

– Вот настоящий игрок! – вскричал сэр Ральф. – Покрывайте, Карлайон! Чего стоит эта негодница?

Мистер Уинтер схватился за спинку его кресла и с трудом выговорил три слова:

– Милорд, вы п-пьяны!

– Пьяный или трезвый, ни один человек не назначит мне ставку, которую я не покрою, – отозвался Карлайон.

Его длинные пальцы сомкнулись на ворохе расписок, сминая их в шар. Он толкнул его вперёд и столбики монет вместе с ним.

– Святые небеса, Чарльз! – воскликнул сэр Томас, ловя его запястье. – Там около двадцати тысяч фунтов. Одумайтесь, приятель, одумайтесь.

Карлайон вырвался.

– Сколько очков, Морланд, назовите сколько! – сказал он.

– Семь! – отозвался сэр Ральф и выкинул кости на стол.

Карлайон засмеялся, сунул руку в карман за табакеркой и щёлкнул ею, открывая.

– Всего пять! – объявил один из мужчин, вглядевшись в кости.

Неподвижный взор девушки дрогнул, когда в стаканчике загремели кости, и она метнула быстрый взгляд вниз на судьбу, что лежала на столе. Её брат собрал кости, потряс их все вместе и снова бросил. Они покатились по столу и остановились на пяти и единице.

– Пятёрка и единица! – назвал сэр Томас, сам себя назначив распорядителем. – Какие-нибудь пари, джентльмены; какие-нибудь пари?

Никто не ответил; маркиз взял понюшку табаку.

Кости были перемешаны в третий раз и выкинуты.

– Четвёрка и тройка! – выкрикнул сэр Томас. – Карлайон, вы… вам ч-чертовски везёт!

Глаза девушки на мгновение задержались на четвёрке и тройке, лежавших на столе; затем она подняла взгляд и посмотрела через стол на Карлайона.

Маркиз вскочил и отвесил поклон.

– Мэм, я добился вашей руки в честной игре, – сказал он и повелительно протянул свою собственную руку.

Сэр Ральф глазел на кости, надув нижнюю губу, и румянец частично сполз с его щёк. Не глядя на него, мисс Морланд обошла вокруг стола и, сделав реверанс, вложила в руку Карлайона свою.

Его пальцы сомкнулись; он осторожно повертел её руку туда-сюда и бесшабашно сказал:

– Нам пора собираться. Ты идёшь, моя золотая девочка?

Мисс Морланд впервые заговорила – спокойно, деловым тоном.

– Конечно, я пойду, сэр, – сказала она.

Взгляд Карлайона плясал.

– Я пьян, знаешь ли, – сообщил он.

– Да, – сказала она.

Он затрясся от смеха.

– Клянусь небесами, мне нравится твой дух! Тогда пойдём!

Сэр Томас двинулся вперёд, грузно качнулся к столу и схватился за него, чтобы устоять.

– Будь я проклят, вы обезумели! Ральф, так нельзя... ставка отменяется... шутка шуткой… это зашло слишком далеко!

– Или пари, или плати! – возразил маркиз, скривив губы отнюдь не в приятной улыбке.

Сэр Ральф поднял глаза и угрюмо посмотрел на свою сестру. Она отрешённо и бесстрастно вернула ему взгляд и переключила своё внимание на Карлайона.

– Думаю, – невозмутимо сказала она, – мне лучше пойти и взять плащ, если мы уходим сейчас, сэр.

Маркиз проводил её до дверей, открыл их и крикнул, вызывая свой экипаж. Мисс Морланд вышла из жаркой комнаты в переднюю и прошла через неё к лестнице.

Когда несколькими минутами позже она снова спустилась облачённая в плащ, в соломенной шляпке на голове и с картонкой в руке, её брат присоединился к маркизу в передней и стоял с мрачным видом, прислонившись к притолоке входной двери.

Маркиз надел дорожное пальто из тускло-коричневого сукна, с высокой талией и несколькими пелеринами. В одной руке он держал касторовую шляпу с загнутыми полями и пару жёлто-коричневых йоркских перчаток, а в другой – короткую трость; он отдал ещё один поклон мисс Морланд, пока она не спеша шла к нему через переднюю.

– Если ты уйдёшь, клянусь небесами, возврата не будет! – сказал сэр Ральф.

Мисс Морланд положила свою руку на предложенную Карлайоном.

– Я никогда не вернусь, – сказала она.

– Я серьёзно! – пригрозил сэр Ральф.

– И я, – ответила она. – Я была под твоей опекой три года. Думаешь, я бы скорее не умерла, чем вернулась в этот дом?

Он покраснел и обратился к маркизу:

– Ты с ума сошёл, что увозишь её!

– Сумасшедший или пьяный, какая разница? – сказал Карлайон и открыл входную дверь.

Сэр Ральф поймал его за пальто.

– Куда ты направляешься? – спросил он.

Дикий смех вырвался у Карлайона.

– Гретна! – ответил он и, обхватив за талию мисс Морланд, повлёк её из дома в туманный рассвет.

Его почтовая карета четвернёй ждала, поданная к ступенькам дома, с форейторами, дрожавшими в своих сёдлах, и с одним из слуг сэра Ральфа, державшим дверцу открытой.

Свежий утренний воздух произвёл неизбежное воздействие на маркиза. Он пошатнулся, и ему пришлось поймать за плечо лакея, чтобы устоять. Он оказался способен, однако, отдать ещё один поклон в адрес мисс Морланд и помочь ей подняться в карету.

Поскольку дом сэра Ральфа находился в Хэдли-Грин, а маркиз приехал из Лондона, чтобы присутствовать на его карточном вечере, форейторы развернули карету на юг. Получив приказ своего хозяина править в Гретна-Грин, они поначалу были до такой крайней степени удивлены, что могли только хлопать на него глазами, но, когда с помощью лакея он начал забираться в карету, верховой на одной из передних лошадей посмел указать, что Гретна-Грин находится примерно в трёхстах милях отсюда и его светлость совершенно не готов к длительному путешествию.

Маркиз, однако, только повторил: "Гретна!" – и, войдя в карету, опустился на сиденье рядом с мисс Морланд.

Форейторы прекрасно понимали, что их хозяин чрезвычайно пьян, но они знали его достаточно хорошо, чтобы быть уверенными в том, что, как бы сильно он ни пожалел поутру о приказе ехать на север, он меньше будет обвинять их в повиновении ему, чем в пренебрежении его повелениями и благополучной доставке домой. Едва была сложена подножка, как они развернули карету и пустились в направлении Большой Северной дороги.

Маркиз позволил своей шляпе скользнуть на пол и откинул красивую голову на синюю бархатную спинку сиденья. Слегка повернувшись, он ласково улыбнулся своей спутнице и сказал всё ещё с удивительной чёткостью дикции:

– Мне думается, я пожалею об этом, но я напился вдрызг, моя дорогая, напился вдрызг.

– Да, – сказала мисс Морланд. – Я знаю. Это не имеет значения. Я к этому довольно привычна.

Это был итог их беседы. Маркиз закрыл глаза и заснул. Мисс Морланд сидела рядом с ним вполне спокойно, лишь сплетая и расплетая пальцы рук, сложенных перед собой.

Миновали Поттерс-Бар, Белл-Бар, Хатфилд. Мисс Морланд заплатила за проезд на заставах несколькими завалявшимися монетами, найденными в карманах спящего маркиза. Чуть более чем через две мили от Хатфилда карета пересекла деревушку Станборо и начала долгий подъём на Дигсуэллский холм. На Брикуоллской заставе форейтор, восседавший на одном из коренников, сообщил мисс Морланд, что если его светлость желает поспешить, то в Уэлине нужно поменять лошадей.

Попытка разбудить маркиза выявилась тщетной, он только застонал и, казалось, ещё глубже погрузился в сон. Мисс Морланд, у которой было время поразмыслить над опрометчивостью этого бегства, на которое её толкнул всепоглощающий гнев, мгновение колебалась, а затем попросила форейторов править к приличному постоялому двору в Уэлине, где они смогли бы провести остаток ночи.

В скором времени карета подъехала к "Белому оленю"; хозяин был разбужен, и пара заспанных конюхов, притом ещё в ночных колпаках, вытащила маркиза из экипажа и занесла в спальню на втором этаже.

Никто, казалось, не испытал особого удивления насчёт этого странного прибытия столь ранним утром. Маркиз, хорошо известный трактирщику, был явно пьян, и это обстоятельство давало вполне резонное объяснение присутствию и его, и мисс Морланд.

– Хотя, надобно сказать, – заметил трактирщик, когда снова присоединился к своей сонной жене, – я и не знал, что он один из этих заправских пьяниц, – только не Карлайон. Беспутный, а то как же, истинно беспутный.

Маркиз не просыпался до девяти часов. Его первыми ощущениями были ощущения величайшего неудобства. Голова болела, а рот пересох. Некоторое время он лежал с закрытыми глазами, но вскоре, когда сознание целиком вернулось к нему, сообразил, что почти полностью одет.

Он открыл глаза, мутно воззрился на странную обстановку и со стоном сел в кровати, схватившись руками за виски. Обнаружил, что, за исключением снятых шейного платка и блестящих гессенских ботфортов, он действительно совсем одет, – добрые руки, которые освободили его от сапог и галстука, не преуспели в старании извлечь его из идеально подогнанного сюртука покроя мистера Уэстона.

Окинув очередной раз изумлённым взглядом комнату, маркиз потянулся к шнурку колокольчика и изо всех сил дёрнул его.

На вызов явился хозяин собственной персоной. Карлайон, всё ещё сжимая руками ноющую голову, с крайним недоверием посмотрел на него и произнёс:

– Я уже видел раньше твою подлую рожу. Где я?

Трактирщик заискивающе улыбнулся и ответил:

– Сказать по правде, милорд, ваша светлость находится в самой лучшей комнате "Белого оленя".

– Какого "Белого оленя"? – вопросил маркиз раздражённо. – Я знаю по меньшей мере пятьдесят таких!

– Ну, в Уэлине, милорд!

– Уэлин! – воскликнул Карлайон, отпуская руки. – Какого чёрта я делаю в Уэлине?

Этот вопрос трактирщик, который имел просветительную беседу с двумя форейторами, счёл благоразумным оставить без ответа. Он кашлянул и неопределённо заметил, что наверняка сказать не может. Подождал, пока память его благородного клиента сама заявит о себе, но маркиз с очередным стоном просто откинулся на подушки и снова закрыл глаза. Трактирщик ещё раз кашлянул и сказал:

– Леди заказала завтрак в отдельную гостиную, милорд.

При этих словах глаза маркиза открылись.

– Леди? Какая леди? – резко спросил он.

– Та… та леди, которая сопровождает вашу светлость, – ответил трактирщик.

– О небо! – сказал маркиз и снова сжал руками голову. Повисла пауза. – О небо, что же я наделал? – произнёс маркиз. – Где она?

– Леди провела ночь в смежной спальне, милорд, и ожидает вашу светлость в гостиной… У вашей светлости… э... похоже, нет никаких сундуков или дорожной сумки.

– Да знаю я это, анафема! – сказал маркиз, сбрасывая одеяло и ставя ноги в чулках на пол. – Проклятие на мою голову! Помоги мне вылезти из этого сюртука, болван!

Трактирщик высвободил его, правда не без труда, и предположил, что его светлость, может быть, желает побриться.

– Ибо, милорд, у меня здесь имеется весьма надёжный паренёк, и я сочту за честь предоставить вашей светлости свои собственные бритвы.

Маркиз вылил кувшин горячей воды в умывальный таз.

– Пришли его, приятель, пришли его! – сказал он. Окунул голову в таз, но снова поднял её, чтобы сказать: – Мои поклоны леди, а сам я буду иметь честь присоединиться к ней через полчаса.

Внизу, в отдельной гостиной, мисс Морланд заказала завтрак на полдесятого. Когда наконец появился маркиз, она пила кофе и выглядела такой опрятной и свежей, словно с ней были её горничная и несколько сундуков с одеждой.

Маркиза выбрили, отутюжили заломы на его сюртуке, и он ухитрился уложить свой накрахмаленный, но мятый галстук приличными складками, однако выглядел не очень свежим. Был бледен, и бесшабашное выражение исчезло с лица, оставив его озабоченным и довольно суровым. Он вошёл в гостиную, закрыл за собой дверь и, всё ещё держась за дверную ручку, помедлил, глядя на мисс Морланд со смесью раскаяния и недоумения в своих красивых глазах.

Румянец мисс Морланд усилился, но она спокойно сказала:

– Доброе утро, сэр. Прекрасный день, не правда ли?

– Я не обратил внимания, прекрасен он или нет, – ответил Карлайон. – Я должен попросить у вас прощения, мэм. У меня нет отчётливых воспоминаний о том, что случилось прошлой ночью. Я был пьян.

– Да, – сказала мисс Морланд, задержав ломтик хлеба с маслом на полпути ко рту. – Вы объяснили это в своё время. Налить вам кофе?

Он подошёл к столу и встал, глядя на неё сверху вниз в ещё большем недоумении.

– Мисс Морланд, пьяным я быть мог, но неужели был настолько пьян, что заставил вас сопровождать меня вот сюда?

– Я поехала с вами вполне добровольно, – заверила она его.

Он схватился за спинку стула, стоявшего перед ним.

– Во имя неба, что побудило вас совершить столь неблагоразумный поступок?

– Вы меня выиграли, – объяснила она. – Я была поставлена на кон моим братом.

– Припоминаю, – сказал он. – Должно быть, я обезумел, а он… – Маркиз оборвал себя на полуслове. – Святые небеса, мэм, как можно было подвергнуть вас такому унижению!

– Это было не очень приятно, – согласилась она. – Казалось предпочтительнее уйти с вами, чем остаться под той крышей ещё хотя бы на час. – Она помедлила и подняла глаза к его лицу. – Вы всегда обращались со мной с учтивостью, которой мой брат ко мне не проявляет. Кроме того, – добавила она, – вы заверили меня, что ваши намерения благородны.

– Мои намерения! – воскликнул он.

– Конечно, сэр, – сказала мисс Морланд, опустив глаза, чтобы скрыть озорной проблеск. – Вы сообщили моему брату, что отвезёте меня в Гретна-Грин. Мы сейчас как раз на пути туда.

Маркиз вытащил стул из-за стола и осел на него.

– Гретна-Грин! – сказал он. – Дорогая моя девочка, вы не знаете... Это ужасно!

Мисс Морланд слегка вздрогнула, но сказала рассудительным тоном:

– Несколько неправильно, может быть. Но если я против этого не возражаю, то уверена, что и вам нужды нет. В конце концов, в вашей репутации совершать странные поступки.

Он положил ладонь на стол.

– Если у меня такая репутация, тем больше для вас причин было отказаться поехать со мной в это безрассудное путешествие! Вы обезумели, мисс Морланд?

– О, ни в коем случае! – отвечала она, разрезая свой хлеб с маслом на узкие полоски. – Конечно, это не совсем то, что я бы выбрала для себя, но вы предложили мне способ бегства из дома, в котором я решила не проводить больше ни одной ночи.

– У вас должны быть родственники... кто-нибудь, к кому...

– К несчастью, у меня никого нет, – сдержанно сказала мисс Морланд.

Маркиз опёрся головой на руку и сказал:

– Моя бедная девочка, вы, похоже, не представляете себе скандала, который вызовет эта эскапада! Я должен доставить вас в какое-нибудь место, где вы будете в безопасности от него.

Мисс Морланд откусила от одной из своих полосок хлеба с маслом.

– В качестве вашей жены, сэр. Я ожидаю, что вы защитите меня от злых языков, – мягко сказала она.

Маркиз поднял голову и со стоном выговорил:

– Хелен, сообщение о моей помолвке появится в сегодняшней "Газетт"!

На какое-то мгновение повисла пауза. Слабый трепет пробежал по руке мисс Морланд, и она несколько побледнела. Но когда заговорила, то в тоне кроткого интереса.

– Вот как, тогда что же вас заставило принять ставку моего брата?

Он посмотрел на неё с непонятным голодом в глазах и ответил:

– Я же сказал вам, что был пьян. Пьян. Я осознавал только то, чего хотел, а не то, чего не должен делать. – Он встал и начал ходить по комнате. – Бесполезно говорить об этом. Мы в чертовски затруднительном положении, девочка моя.

– Могу я спросить, – поинтересовалась мисс Морланд, – кто та леди, с которой вы так недавно обручились?

– Мисс Фанни Уайз, – ответил он. – Это давнишний уговор. Я не могу по чести отступить от него. И это злополучное сообщение в "Газетт" – для меня невозможно его опровергнуть.

Она смотрела на него с непроницаемым выражением.

– Вы привязаны к мисс Уайз, сэр?

– Речь не о том! – сказал он нетерпеливо. – Наши родители устроили этот брак для нас, когда мы были ещё в колыбелях. Вполне понятная вещь. Вчера я официально предложил руку мисс Уайз, и она приняла её.

– Полагаю, – задумчиво заметила мисс Морланд, – что ваши выходки прошлой ночью были по сути празднованием?

Он издал короткий неприятный смешок.

– Мои выходки, мэм, были слишком кратковременным бегством от реальности!

Мисс Морланд раздумчиво созерцала кофейник.

– Если вам безразлична мисс Уайз, милорд, почему вы сделали ей предложение?

– Вы не понимаете! – сказал он. – Она была воспитана в представлении, что ей суждено стать моей женой! Я не мог поступить иначе, нежели сделать ей предложение.

– О! – сказала мисс Морланд. – Она очень любит вас?

Он чуть покраснел.

– Не мне говорить об этом. Думаю... предполагаю, что она хочет выйти за меня замуж. – Немного насмешливая улыбка скользнула по его губам. Он добавил: – И Господь да поможет нам обоим, если слух об этом приключении когда-нибудь достигнет её ушей!

Мисс Морланд налила себе ещё кофе.

– Вы намерены покинуть меня, сэр? – спросила она.

– Конечно, нет, – ответил его светлость. – Я поручу вас попечению почтенной женщины и заставлю вашего брата позаботиться о вас.

Она подняла брови.

– Но вы сказали моему брату, что женитесь на мне, – указала она.

Он перестал шагать туда-сюда и сказал:

– Я не могу жениться на вас! Господь знает, что я женился бы, но я не могу сбежать с вами в тот самый день, когда объявляется моя помолвка с Фанни!

Она улыбнулась на это, но не очень весело, и встала из-за стола.

– Успокойтесь, милорд. Я только... немного наказывала вас. Я уехала с вами, потому что была слишком сильно рассержена, чтобы рассуждать о том, что происходит вокруг. Чего я действительно хочу, чтобы вы сделали, – это доставили меня в Лондон, где я найду пристанище у своей старой гувернантки. – Она взяла свою шляпку и добавила: – Думаю... уверена... что она весьма охотно наймёт меня, чтобы я преподавала музыку и, может быть, рисование в её школе.

Он шагнул к окну и, стоя спиной к ней, сказал:

– Пансион на Квин-сквер… Хелен, Хелен… – Он оборвал себя, кусая губы, и невидящим взглядом уставился на карету, которая только что подъехала к гостинице.

Дверца кареты открылась, молодая леди выглянула наружу, и маркиз отпрянул от окна с удивлённым проклятием.

Мисс Морланд завязывала шнурки своего плаща и только вопросительно посмотрела.

– Фанни! – воскликнул маркиз. – Святые небеса, что же делать?

Мисс Морланд, моргнув, поглядела на него.

– Вы наверняка ошиблись!

– Ошибся… Думаете, я не знаю свою суженую?! – спросил его светлость взбешённо. – Говорю вам, что это она! Кто-то, должно быть, послал ей весточку... этот надоедливый болван Форт, подозреваю!

– Но мисс Уайз наверняка не стала бы преследовать вас, – сказала несколько ошеломлённая мисс Морланд.

– Не стала бы? – сказал Карлайон мрачно. – Вы её не знаете! Если у неё нет истерических приступов, мы можем считать себя счастливыми! – Он оглядел комнату, увидел дверь в противоположном конце и поспешил к ней, чтобы открыть. Был отперт вместительный чулан. – Идите туда, моя дорогая, – скомандовал Карлайон. – Я должен перехватить трактирщика и предупредить его, чтобы он держал рот на замке. – С этим он втолкнул мисс Морланд в чулан, закрыл за ней дверь и быстро направился к другой двери, ведущей в общую столовую.

Однако не успел предупредить трактирщика. Когда он выходил из гостиной, достопочтенный хозяин как раз сопровождал мисс Уайз в столовую.

Карлайон, понимая, что теперь было бы бесполезно отрицать своё странное бегство, приветствовал наречённую с едкой любезностью.

– Доброе утро, Фанни, – сказал он. – Неожиданное удовольствие.

Мисс Уайз была пухленькой маленькой леди всего девятнадцати лет от роду, с огромными мечтательными карими глазами и буйными тёмными локонами. Когда она увидела Карлайона, то выронила очень миленькую муфту из тафты и сжала руки на груди.

– Ты, – выдохнула она с явным признаком отвращения в голосе. – Карлайон!

Маркиз схватил её запястье несколько бесцеремонным образом и сердито сказал:

– Избавь меня от излияний, будь так любезна. Зайди в гостиную.

Мисс Уайз издала дрожащий стон.

– Как ты мог, Чарльз? О, лучше бы я умерла.

Маркиз практически втащил её в гостиную и закрыл дверь перед трактирщиком, едва скрывающим своё любопытство.

– Ты не тратишь много времени зря, Фанни, – сказал он. – Неужели это образчик того, чего мне ожидать в будущем? В самый день объявления о нашей помолвке.

– Не выговаривай мне, – задрожала мисс Уайз, которая, казалось, имела склонность к драматизации. – Я так подавлена, так...

– Знаю-знаю, – перебил он. – Но ты бы сделала лучше, если бы осталась дома.

Мисс Уайз, которая готова была упасть на ближайший стул, при этом снова выпрямилась и сказала:

– Нет! Никогда! Ты слышишь меня, Карлайон? Никогда!

– Я слышу тебя, – ответил он. – Точно так же, предполагаю, может слышать и любой другой в этом доме. Я многое должен сказать тебе, но это неподходящий момент. Теперь моя основная цель – предотвратить скандал. Объяснения – о да, их будет довольно трудно привести, – могут последовать попозже.

– Мне наплевать на скандал, – запальчиво заявила мисс Уайз. – Люди могут говорить что хотят – для меня это ничего не значит. Но чтобы встретить тебя здесь... чтобы ты... о, это жестоко с твоей стороны, Карлайон.

– Мне жаль, Фанни, – сказал он. – Ты сочтёшь правду неимоверной, но я обещаю, что ты услышишь от меня правду. Прошу тебя, успокойся. Я сам сопровожу тебя обратно в город…

– Не трогай меня! – сказала мисс Уайз, отступая. – Ты не заберёшь меня обратно. Я не поеду с тобой.

Он рассматривал её с каким-то усталым терпением.

– Тогда, возможно, ты скажешь мне, что намерена делать, – сказал он.

Мисс Уайз опустила носовой платок и дерзко посмотрела на него.

– Я еду в Гретна-Грин, – объявила она. – И ничего, что ты можешь сказать, не остановит меня.

– Ума лишилась? – возмутился он. – И речи нет о том, чтобы ехать в Гретну. А если бы даже и была, что, во имя небес, могло заставить тебя отправиться туда?

– Я собираюсь выйти там замуж! – сказала мисс Уайз восторженным голосом.

– О нет, не выйдешь! – отозвался маркиз властно. – Хотя это как раз по тебе изо всех сил постараться, чтобы обернуть всё драматическим образом. Если ты поедешь в Гретну, то поедешь одна.

На это мисс Уайз издала пронзительный визг.

– Святые небеса! Что ты намерен сделать? – вскрикнула она, рванувшись вперёд и обхватив его руку. – Чарльз, умоляю тебя, пощади!

Маркиз высвобождался, глядя на неё с живейшим изумлением. Даже если предположить, что она на грани сильного истерического припадка, её поведение казалось ему необъяснимым. Он как раз собирался выяснить причину её последней вспышки, когда дверь в столовую распахнулась и молодой человек в сюртуке бутылочно-зелёного цвета шагнул в гостиную и встал на пороге, в вызывающей манере воззрившись на Карлайона.

Его выправка, несмотря на одежду, выдавала военного. Он был примерно двадцати пяти лет от роду, с цветущим, симпатичным лицом и завитыми подстриженными тёмно-русыми волосами, причёсанными в стиле а-ля Брут, что ввёл в моду мистер Браммелл.

Карлайон, повернув голову, чтобы осмотреть пришельца, несколько раздражённо сказал:

– Это, дражайший сэр, приватное помещение.

Мисс Уайз выпустила руку Карлайона и поспешила к незваному гостю, на чью мужественную грудь она, казалось, скорее была расположена упасть в обморок.

– Генри! – воскликнула она. – Это сам Карлайон!

Генри заговорил в серьёзном, вполне рассудительном тоне:

– Я сообразил, что это не может быть никто иной. Однако умоляю тебя не волноваться... Милорд, я вынужден просить об одолжении сказать вам несколько слов наедине.

– О нет, он тебя убьёт! – дрожащим голосом произнесла мисс Уайз, хватаясь за отвороты его сюртука.

Маркиз приложил руку ко лбу.

– Да кто вы к чёрту такой? – требовательно спросил он.

– Не ожидаю, что моё имя известно вашей светлости, но я Добелл – Генри Добелл, капитан в …-м пехотном полку, а в настоящее время в отпуске с полуострова. Сознаю, что мой поступок должен показаться вам безрассудным; его неприемлемость я, увы, до ужаса сознаю. Тем не менее, милорд, полагаю, что если всё объяснить, то любой чуткий человек должен неминуемо...

Маркиз поднятой рукой остановил этот поток красноречия.

– Капитан Добелл, вы когда-нибудь напивались вдрызг? – сурово спросил он.

– Вдрызг, сэр? – повторил капитан, всецело захваченный врасплох.

– Да, вдрызг! – отрезал маркиз.

Капитан кашлянул и ответил:

– Ну, сэр, ну... Вынужден допустить, что каждый мужчина в тот или иной момент...

– Напивались? – перебил маркиз.

– Да, сэр, напивался!

– Тогда вы должны знать, что это такое иметь наутро голову вроде моей, и умоляю вас избавить меня от дальнейших многословных речей и сказать простыми словами, что вы здесь делаете, – проговорил Карлайон.

Мисс Уайз, обнаружив себя за рамками картины, посчитала подходящим в этот момент вставить:

– Я его люблю!

– Не нужно виснуть у него на шее, даже если так, – ответил маркиз без всякого сочувствия. – Разве он твой родственник, что ты втянула его в это дело?

– Родственник! Нет! – сказала мисс Уайз оскорблённо. – Он мужчина, которого я люблю!

– Мужчина, которого ты… – Маркиз внезапно остановился. – Святые небеса! Это что же, побег? – спросил он.

– Но... но ты же знаешь, что да! – запнулась мисс Уайз.

Маркиз, который чуть ли не пошатнулся от потрясения, пришёл в себя и устремился к капитану.

– Нет-нет. У меня не было ни малейшего представления об этом! – сказал он. – Я думал... Ну, неважно, что я думал. Позвольте принести вам свои самые искренние поздравления! Вы на пути в Гретна-Грин? Разрешите мне посоветовать вам не терять времени. На самом деле, думаю, вам надо немедленно выехать снова. За вами могут гнаться, знаете ли.

– А вы разве не приехали сюда в погоне за нами, сэр? – спросил удивлённый капитан.

– Нет-нет, ничего подобного! – отвечал маркиз, хватая его руку и горячо пожимая её. – Вам ни за что в мире не нужно опасаться меня, мой дорогой друг. Я желаю вам всяческого мыслимого счастья!

– Всяческого мыслимого счастья? – воскликнула мисс Уайз с возмущением. – Ты забыл, что я помолвлена с тобой, Карлайон?

– Ты будешь намного счастливее с Генри, – заверил её маркиз.

– Объявление будет в сегодняшней "Газетт"!

– Не придавай этому значения. Простому ли объявлению стоять на пути истинной любви? – сказал маркиз. – Я немедленно опровергну его. Предоставь всё мне!

– Разве ты не хочешь жениться на мне? – выдохнула мисс Уайз.

– Ни в коем… Не тогда, когда твоё сердце отдано другому! – сказал его светлость с пафосом.

– Но мама говорила... и твоя мама тоже... и все, что я должна принять твоё предложение, потому что ты отчаянно любишь меня, и это само собой разумелось так много лет. Только когда я это сделала, то одновременно осознала, что не смогу этого вынести, и я послала за Генри, и…

– Очень правильно и кстати, – одобрил его светлость. – Мне бы, конечно, хотелось, чтобы ты послала за Генри прежде, чем я написал объявление в "Газетт", но не волнуйся сейчас об этом. Главное, чтобы вы не теряли времени в пути.

Капитан, который ошеломлённо взирал на его светлость, сказал весьма растроганным голосом:

– Сэр, ваше великодушие делает вам честь! Вы вправе требовать объяснения поведению, которое должны считать вероломным.

– Нет-нет, умоляю, ничего не объясняйте мне! – попросил маркиз. – Моя голова отнюдь не то чтобы ясна, знаете ли. Позвольте мне проводить вас к вашей карете!

Капитан, обнаружив, что его продвигают к двери, помялся и сказал:

– Мы остановились здесь, чтобы позавтракать, сэр!

– Даже не думайте! – твёрдо сказал Карлайон. – В любой момент вас могут нагнать и вырвать Фанни из ваших рук. Вы должны во всю мочь торопиться в Гретну.

Сама мысль о том, что её вырвут из рук капитана, заставила мисс Уайз прибавить свои мольбы к словам его светлости. Капитана Добелла, всё ещё слабо протестующего, вывели из гостиницы, сообщили, что сейчас не время думать о еде и питье, и затолкали в карету. Он предпринял вторую попытку объяснить их бегство Карлайону, но по знаку маркиза форейторы подстегнули своих лошадей, и карета покатила вдоль по улице с капитаном, высунувшимся из окна и выкрикивавшим заключительную тираду к маркизу, единственно достигшими словами из которой были "бесконечная благодарность" и "вечно обязан".

Маркиз повернул обратно в дом и прошагал через общую столовую в гостиную. Мисс Морланд вышла из чулана и стояла у стола, изо всех сил стараясь не смеяться. Маркиз сказал:

– Вы слышали, Хелен?

Она кивнула.

– Да, я не могла не слышать, – ответила она с лёгкой дрожью от сдерживаемого смеха в своём обычно серьёзном голосе.

– Мы должны срочно вернуться в Лондон, – сказал маркиз.

– Да, – согласилась мисс Морланд.

– Во-первых, сказал маркиз, – я хочу сменить одежду, а во-вторых, затея с Гретной просто чушь. Я не собираюсь жениться в компании с этой парой. Нам нужно получить специальное разрешение.

– Но мы не собираемся жениться, – сказала мисс Морланд. – Это была всего лишь шутка. Я сошла с ума... Я никогда и не намерена была ехать с вами!

– Вы должны были уехать со мной! – возразил маркиз. – Я выиграл вас, и вы моя.

Мисс Морланд слегка затрепетала.

– Но...

– Я влюблён в вас уже несколько месяцев, и вы это знаете! – сказал маркиз.

– О! – заговорила мисс Морланд с престранным коротким всхлипом. – Я действительно иногда думала, что вы не... неравнодушны ко мне, но на самом деле, на самом деле это невозможно!

– Вот как? – сказал маркиз зловеще. – Посмотрим!

Мисс Морланд показалось, что он коршуном налетел на неё. Конечно, у неё не было времени убежать. Её сжали в сокрушительных объятиях и целовали так сильно и так часто, что у неё не осталось дыхания, чтобы запротестовать. Наконец маркиз перестал целовать её, но не проявил ни малейшего намерения отпустить, лишь посмотрел в глаза и спросил внушающим трепет голосом:

– Ну что? Выйдешь за меня замуж?

Мисс Морланд, всецело усмирённая таким обращением, кротко кивнула головой.

Гретна-Грин – небольшая деревня на юге Шотландии. С 1753 года в Англии и Уэльсе пары младше 21 года могли венчаться только с согласия родителей или опекуна. Это ограничение и ряд других не имели силы на территории Шотландии, где юноши и девушки могли вступать в брак, не спрашивая разрешения, соответственно с 14 и 12 лет. Для этого было достаточно в присутствии свидетеля назвать друг друга супругами. Поскольку деревня Гретна-Грин была первым населённым пунктом по ту сторону границы на дороге из Лондона в Шотландию, она на целых два столетия стала популярным местом, где несовершеннолетние влюблённые могли заключать брак в обход английского закона. Церемонию обычно проводил глава общины — кузнец, чья кузница стояла в центре деревни, на пересечении пяти старых дорог. Кузнецов Гретна-Грин называли священниками наковальни – подобно тому, как мастер соединял раскалённые металлы на наковальне, он ковал и союз влюблённых. Тысячи пар женились также на постоялых дворах и в гостиницах деревни.

Касторовая шляпа не имеет ничего общего с касторовым маслом. На латыни слово "кастор" означает "бобр". Из шерсти бобра изготавливают сукно со сглаженным ворсом. Соответственно, кастор – это шерстяное сукно. Существуют еще облегченные шерстяные ткани, изготовленные подобным способом, которые называются касторин. Из кастора изготавливали мужские шляпы и женские шляпки, шили костюмы, пальто, мундиры для офицеров. Кастор износоустойчив и отталкивает воду.

Хэдли-Грин теперь улица в Большом Лондоне, примерно в 12 милях к северу от центра Лондона. В этой луговой местности в течение сотен лет до ХХ века располагались пастбища. В настоящее время это заповедный парк.

Большая Северная дорога в XVII–XIX веках была главной магистралью между Лондоном и Эдинбургом, столицей Шотландии, и проходила по римским дорогам (или вдоль них), обустроенным в I–V веках. Сейчас её преемница – А1, самая длинная нумерованная автодорога Великобритании длиной 660 км.

Поттерс-Бар (13 миль, или 21 км к северу от Лондона), Белл-Бар и Хатфилд (20 миль, или 30 км к северу от Лондона) – населённые пункты на Большой Северной дороге в Хартфордшире, на заставах которых взимали дорожный сбор.

Уэлин, теперь Уэлин-Гарден-Сити – город в графстве Хартфордшир примерно в 32 км от центра Лондона. Уэлин-Гарден-Сити стал вторым городом-садом в Великобритании, входит в зелёный пояс Лондона.

Гессенские сапоги (ботфорты) полированной кожи, украшенные кисточками, из обмундирования немецких солдат-наёмников XVIII века стали популярны в Англии в период Регентства (1811–1820).

Джон Уэстон – самый дорогой портной Лондона эпохи Регентства и поставщик самого принца-регента.

"Газетт" (The London Gazette – "Лондонская газета") является старейшей газетой Великобритании. Основана в 1665 году как Oxford Gazette, а с № 24 1666 года издается в Лондоне и соответственно переименована. Одна из трёх правительственных газет.

Квин-сквер (площадь Королевы) расположена в районе Блумсбери в центре Лондона. Это прямоугольная площадь с садом посередине, до сих пор сохраняющая первоначальную георгианскую застройку. Многие из зданий связаны с медициной, особенно неврологией. Здесь Георг III (отец принца-регента) лечился от психического заболевания. Здание в юго-западном углу площади известно как "кладовая королевы", оно по преданию использовалось женой Георга королевой Шарлоттой для хранения продуктов для короля во время его лечения. На площади установлена статуя королевы Шарлотты.

Тафта – разновидность глянцевой плотной тонкой ткани полотняного переплетения из туго скрученных нитей шёлка или хлопка. Само слово "тафта" персидского происхождения и означает "сотканный, скрученный, свитый".

После того как актёр Тальма сыграл роль Тита в вольтеровском "Бруте", стали очень популярны стили мужских причесок а-ля Брут, Цезарь и Тит. Образцом для подражания служили античные скульптурные изображения. Волосы коротко стриглись и начесывались на лицо.

Джордж Брайан Браммелл (George Bryan Brummell), или Бо Браммел, то есть Красавчик Браммел, – английский денди, законодатель моды в эпоху Регентства, друг принца-регента, будущего короля Георга IV.

"...Генри Добелл, капитан в …-м пехотном полку, а в настоящее время в отпуске с полуострова". Речь идёт о Пиренейском полуострове (Испания), где как раз в период Регентства англичане с Веллингтоном во главе успешно сражались с наполеоновскими войсками.

Брак по специальному разрешению. Обычное специальное разрешение можно было получить у любого епископа или архиепископа. В этом случае можно было заключить брак, не зачитывая оглашения, то есть не надо было ждать две недели. (При стандартной процедуре заключения брака перед свадьбой три воскресенья подряд в церкви во время богослужения сообщалось о предстоящей свадьбе и предлагалось: "Если кто знает о причине, по которой эти двое не могут вступить в брак, — пусть сообщит об этом".) Остальные стандартные правила должны были быть соблюдены: разрешение родителей/опекунов на брак несовершеннолетних, клятвенное заверение, что вступающие в брак не являются близкими родственниками, в случае если был предыдущий брак — доказательство кончины супруга/супруги, также венчание могло состояться только до полудня, и венчаться можно было только в церкви того прихода, в котором один из вступающих в брак прожил 4 недели. Такое разрешение было действительно в течение трех месяцев с момента выдачи и стоило 10 шиллингов. Специальное разрешение второго рода можно было получить в Коллегии юристов гражданского права в Лондоне (Doctors Commons) или у архиепископа Кентерберийского (или у его представителей). В отличие от обычного специального разрешения, оно давало право заключать брак в любое удобное время и в любом месте. Все остальные правила должны были быть выполнены. Имена вступающих в брак сообщались при обращении за разрешением. За такое разрешение в 1808 году надо было заплатить 4 фунта, в 1815 году — 5 фунтов.