Любовь Носорога

Глава 8

Я с утра зарылась в бумаги, приводя все в порядок и прикидывая, в какой очередности завершать. В принципе, если не добавит начальство радости, то в две недели уложусь.

Никак не захотел меня главбух рассчитывать одним днем. Даже при условии невыплаты зарплаты. А я готова была и на это, лишь бы убраться поскорее. Утром шла через вестибюль, со стыда сгорая. Потому что, наверняка уже все коллеги… Да что там коллеги! Все здание было в курсе, кто в лифте гендиру отсасывал… Странно, что пальцами не показывали. Но за спиной точно шептались и смеялись.

Я же, после бессонной ночи, да еще и такой, выглядела и чувствовала себя крайне измочаленной. Измученной. Да еще и утренний допрос не привычной к такому моему выверту Ленки не прибавил сил и настроения.

Правда, к чести сеструли, она не особо донимала. Так, поржала только над моим истерзанным видом и потом, ввалившись без стука в ванную, удивленно присвистнула, обозревая поле боя.

– Ну ты даешь, Поль. Ощущение, что тебя зверь потоптал…

Ага… Носорог, блин…

Поэтому я долго бодаться с главбухом была не готова, и так морально поистрепавшись, пока шла к месту работы под оценивающими, как мне казалось, взглядами коллег.

Две недели, так две недели…

Выдержу как-нибудь.

Уныло перещелкивала файлы, перебирала папки, помечала в блокноте то, что надо сделать в первую очередь.

На телефон поначалу не среагировала, увлекшись.

Затем опомнилась и ответила.

– Мелехова, что происходит? Где ты шляешься, на рабочем месте тебя нет? – Ядовито и зло заорала трубка голосом главбуха.

И вам здравствуйте еще раз, Максим Юрьевич…

– Бегом папку с личными делами по СТРке в зубы и на директорский этаж. Там тебя встретят!

– Аааа…

Но я не успела задать сакраментальный вопрос: «Почему я?». Начальство отключилось.

А я так и осталась сидеть, опустив руки в бессилии. Знала я, кто меня встретит на директорском этаже. Отлично знала. Потому что иных причин, чтоб меня, да и вообще кого-либо из бухгалтерии, кроме главбуха, таскали пред светлы очи руководства, не было. За все три года моей работы здесь, такого не случалось ни разу.

И вот, случилось. И Максим Юрьевич злой до невозможности. И смотрел на меня с утра так… Едко, понимающе. Тоже все знает. Конечно, знает. Все все знают… Господи, позорище какой… И зачем я опять Носорогу? Ну явно же не для того, чтоб за чудесную ночь поблагодарить?

Чего еще ему надо от меня? Все уже получил. Вдоль и поперек использовал на полную катушку.

Сколько еще унижений мне предстоит? За одну-единственную ошибку? Совершенную глупость?

Опять телефон.

– Ты какого хера еще на рабочем месте, Мелехова???

Голос, срывающийся на визг, подстегнул меня.

Встала, взяла папку, пошла. Как на казнь. А так и есть. Вот она, моя зеленая миля, как у Кинга. Длинный коридор до лифта.

Поднялась на директорский этаж. Там уже караулила высокая, очень симпатичная девушка, секретарь гендира. И, если до этого у меня все же теплилась иррациональная надежда, что мне не туда, не к нему, что в самом деле позвали, чтоб документы принесла, то после такой встречи даже и этой надежды не осталось.

Потому что мне именно туда. К нему. К Носорогу.

Я молча пошла следом, сжав в руках папки до белых костяшек на пальцах, смотрела в пол и пыталась унять бешено стучащее где-то в районе живота сердце.

Кабинет, крепкая, массивная дверь. Захлопнулась за спиной капканом.

Он сидел за рабочим столом, поднял на меня взгляд черных глаз, уже привычно придавливая словно бетонной плитой к полу.

– Привет.

– З…здравствуйте…

Я мялась у дверей, сжимала в руках папки и, наверняка, выглядела крайне жалко. Впрочем, чувствовала себя еще ужаснее. Опять накатил страх. Беспричинный. Вот, казалось бы, чего бояться? Ты уже была с этим мужчиной, во всех смыслах. Спала с ним. Откуда страх? Откуда это ощущение, будто на тебя поезд скорый едет, сейчас разметет по путям, только ошметки оставив?

Паша еще даже не вышел из-за стола, а я уже дышать не способна. И думать.

– Проходи, садись.

– Ссспасибо… Постою…

Вот уж нет! Уменьшать расстояние между нами по своей воле? Как бы не так! Наоборот, шаг назад сделать… А, черт, дверь же!

Паша с интересом пронаблюдал за моими трусливыми метаниями и особенно за выражением лица, когда спиною в дверь уперлась.

Встал.

Обошел стол.

И пошел ко мне!

Не надо! Не надо этого! Сиди на своем рабочем месте! Не подходи ко мне! Пожалуйста, пожалуйста, пож…

– Ну что, Полина Мелехова, боишься все еще?

Он упер ладонь на уровне моего лица в дверь, наклонился.

И все.

И я опять не могу дышать. Нет воздуха рядом с ним. Только ядовитый дурман, отравляющий мозг. Сводящий с ума, заставляющий дрожать колени, неметь пальцы ног, сохнуть губы… Нестерпимо хотелось облизнуть. Не буду.

И в глаза ему посмотрю. Страшно, как же страшно! Но надо.

Посмотрела, уже не дыша, не чувствуя сердце. И погибая окончательно. Потому что глаза его… Это не омут, нет. Это не похоже ни на что из тех сравнений, что приходили на ум раньше. Это… Это что-то дьявольское. Вот когда смотришь и понимаешь, что у тебя секунда есть свободы, милисекунда, которая уже ничего не решит, но даст мозгу осознание грядущего кошмара. И лучше бы ее не было, этой милисекунды. Лучше бы не осознавать такое.

– Боюсь… – я сама не поняла, как умудрилась произнести, как смогла. Но сказала. Тихо, практически шепотом. Не отрывая взгляда от него.

– Зря. – Он наклонился еще ниже, и тело мое глупое заныло сладко сразу во всех тех местах, где он успел побывать этой ночью. Оно было готово к повтору. Оно ждало его. В отличие от меня. – Говорил же, поздно бояться.

Больше он ничего не сказал. Напал на меня, как зверь, атакуя поцелуем, жестоким и подчиняющим, прижимая за талию к себе одной рукой и молниеносно перенося мою, несопротивляющуюся тушку на диван.

Я успела только выдохнуть. Вдох мне дарил уже он. И был его кислород отравой. Сладкой и жестокой. Потому что я все прекрасно понимала в этот раз, но ничего не могла сделать. Не подчинялось мне тело. Само по себе было, извиваясь, распахивая ноги, обнимая руками за крепкую шею, подставляя грудь под поцелуи-укусы, позволяя опять рвать на себе нижнее белье, и не думая, не думая, не думая…

А Паша особо не торопился, смакуя каждую секунду нашей близости. Оглядывая меня своими черными глазами, лаская тяжело и по-собственнически, небрежно вытаскивая из одежды, словно подарок распаковывая, только клочья летели по всему кабинету. И с удовольствием проводя жесткими пальцами по своим же следам, оставленным прошлой ночью. И обновляя их.

– Мне нравится, как на тебе мои пальцы смотрятся, – прохрипел он, примеряясь, – так и ходи…

– Голая? – и как это у меня хватило сил съязвить? Наверно, его неосторожные движения, причиняющие боль, все же немного привели в сознание.

– Разговорчивая… – хмыкнул он, резко задирая мою ногу себе на плечо и врезаясь в меня без всякой подготовки. Наклонился сильнее, прихватывая губами подбородок, запрокинутый назад, от резкой, но такой, как оказалось, желанной боли, двинулся на пробу жестко, вырывая крик, – поговорим? А? Лисичка?

Я выгнулась еще сильнее, полностью поглощенная странными болезненно-приятными ощущениями. Здесь было все. И дискомфорт от того, что он во мне, а там еще с ночи все очень живо, и надо бы аккуратно, но где Паша Носорог, а где аккуратность? Это в одном предложении несовместимо… И странно-щемящее удовольствие от тяжести его тела на себе, горячего дыхания, твердых пальцев, властно возвращающих мой подбородок вниз, чтоб в глаза мне смотреть. Пока трахает. Так сильно, что диван, тяжеленный, кожаный, ходуном ходит. И ему это нравится. Нравится, как я вскрикиваю от каждого его движения, нравится, как смотрю, как сжимаюсь на нем. И как кончаю, наверно, тоже нравится. Потому что Паша ловит меня в самый пик, и делает пальцами внизу так хорошо, что я, не докричав один раз, тут же захожу на второй круг. И уже не понимаю ничего, не соображаю, не сдерживаюсь. Наплевав на все на свете. На секретаршу, что наверняка все слышит в приемной, на собственное измученное тело. И на Пашу наплевав тоже, потому что внезапно обмякаю, и ему приходится, выругавшись, в пару толчков завершать начатое. Хотя, наверняка, хотел бы подольше поиграть со мной. А вот нет! Игрушка уже сломалась. Совсем сломалась.

Потом он отпускает меня, садится рядом на диван, ищет сигареты, прикуривает. Гладит меня, лежащую на боку и безучастно глядящую перед собой, по голому бедру.

– Увольняться решила?

Я кивнула, не смотря на него. И не имея сил, после двух оргазмов, переживать свое очередное моральное падение.

– Давай.

Ну вот и все. Теперь окончательно все. И, наверно, это хорошо. Не будет же он мне палки в колеса вставлять, когда я другое место найду? Очень на это надеюсь…

– Нехер работать, дома сиди.

Это как?

Я вскинулась, удивленно глядя на него, затем, охнув, опять повалилась на диван. Нет, все же два дня подряд секс в таком бешеном темпе, это чересчур для организма…

– Сегодня людей пришлю, вещи соберешь.

– Зачем?

Голос предательски хрипнул опять.

– Переедешь ко мне.

– Зачем?

Паша посмотрел на меня, усмехнулся.

Ну да, глупый вопрос какой… В доме-то трахать проще, всегда в доступе…

– А если… Я не хочу?

Паша опять посмотрел, выдохнул дым, поправил одежду, хлопнул меня по бедру и поднялся.

– Сейчас можешь идти. Я скажу, чтоб водитель тебя отвез домой и подождал. Бери основное. Все остальное потом, если надо будет тебе.

– Павел…

– Да, давай, бля, на вы и по имени отчеству! Совсем башка не варит после секса?

Так. Спокойно. Спокойно. Спокойно!!!

Надо просто поговорить, объяснить просто…

– Паша, вы… Ты… Я не поеду никуда!

Он повернулся ко мне от стола, посмотрел молча, с тяжелой иронией, как на глупого ребенка, который говорит бред, но этот бред надо терпеливо выслушать, иначе не отстанет.

Я выдохнула, собираясь с силами. Понимая, что это мой шанс. Единственный, наверно. Нельзя мне к нему, ну никак нельзя! Не игрушка я, не кукла для секса, что бы он по этому поводу ни думал, и как бы я, своими прежними действиями, не подтверждала это. Я не собраюсь жить с ним, исполнять его прихоти… Я не люблю его!

Господи, да я его боюсь до сих пор! Это же Паша Носорог! Да весь город знает, какими путями он деньги заработал! Это страшный, невозможно опасный и безбашенный тип! Мне не место рядом с ним! То, что произошло, это случайность, стечение обстоятельств. Я не искала этого, не ждала и не хотела.

И сейчас не хочу.

– Паша, я… Думаю, что это неверное решение. Я не готова к такому. И не хочу.

– Я хочу.

Черт! Черт, черт, черт, черт!!!!! Ну как мне пробиться?

– Я. Не. Поеду.

Я сказала это четко, глядя ему в глаза, уже без боязни, хотя, наверно, от страха чуть в трусы не наделала. И наделала бы, если б они у меня были!

Потому что взгляд его стал страшным. Реально страшным. Жестоким. Злым. И опять тяжелым. Давящим. Могильной плитой меня придавил. До смерти. Не вздохнуть, с груди не снять камень.

Но я держалась. Исключительно на своем упрямстве, на злости, неожиданно обнаружившейся во мне. Встала, оправила юбку, вшагнула в туфли, попыталась застегнуть блузку.

И Паша понял. Оценил мой отчаянный вид, мои нервные, но твердые движения.

– Пошла вон отсюда.

О как! Отлично! Вон так вон!

Я, твердо печатая шаг, вышла из кабинета, провожаемая удивленным взглядом секретарши, и пошла к лифту. По пути встретился туалет, и это было кстати.

С минуту я оторопело изучала себя в зеркале. Потом, вхлипнув, попыталась привести одежду в порядок.

Трусы не спасти, висели на одной веревочке, колготки сняла, обтерла сперму с бедер и юбки, как смогла, приладила полуоборванную лямку на бюстике, застегнула блузку правильно, удивляясь, что пуговки удержались. Подняла ворот до горла, чтоб скрыть следы засосов. Пригладила влажными руками волосы, спрятав за уши. Умылась, остужая щеки и губы.

И, пока делала это, разозлилась. Сильно. Очень сильно.

Значит, так, господин Колосов? Паша Носорог? Пошла вон?

А вот хер тебе! Не пойду!

У меня ипотека! И сестра – дура!

Мне надо деньги зарабатывать! И при этом уважать себя! Не как временную подстилку. А как человека! Поэтому хер тебе, а не пошла вон!

Сама – не пойду! И заявление заберу! А уволишь – компенсацию выплатишь! Как положено! И подъемные! Я тебе не бесправная овца, не знающая законов. Я их очень даже хорошо знаю!

И вон я пойду только с деньгами, положенными мне по закону! Так что это ты иди! Вон!

Я выпрямилась, посмотрела последний раз на себя в зеркало, ища следы своего очередного морального и физического сегодняшнего падения. Все в порядке.

Я – в порядке!

И вышла из туалета.

И первое, что сделала, вернувшись на свой этаж, это отозвала заявление об увольнении. Потому что по законодательству я имела полное право это сделать.