Я металась по квартире, собирая вещи и помирая от злости. Разумеется, злость была абсолютно бессильной и оттого еще более противной. Лесик сидел — против обыкновения — на серванте и с тревогой следил за мной своими янтарными глазищами. Примерно в половине второго ночи до меня дошло, что надо куда-то пристроить и его. Он, конечно, способен проспать и больше недели, но кормить-то его кто-то должен?
Я позвонила Маринке. Во-первых, она любила кошек, во-вторых, кошек и непосредственно Лесика любил Маринкин Стасик, в-третьих, я очень надеялась на то, что сейчас они оба спят и мне удастся их разбудить.
Я их не разбудила, но оторвала от стола — пришлось утешаться только этим. Маринка была оживлена и весела, и я ее прекрасно понимала. Нормальные люди все так живут! Ходят по пятницам в гости или зовут друзей к себе, в субботу отсыпаются, а воскресенье проводят дома, или идут в театры, библиотеки, в парк, наконец… И только ненормальные неудачницы, чей карьерный рост заключается в выгуливании собачек главного редактора, мечутся среди ночи с перекошенным лицом, пытаясь сообразить, что нынче носят в Карауле.
Кстати, это было действительно важно. Мне не хотелось особенно выделяться из общей массы, но и демократичные спортивные костюмы я на дух не переносила. Кроме того, там же комары, наверное?! И всякая разная мошка, от которой меня с моей аллергией разнесет немедленно и навсегда.
Внутренний голос ехидно напомнил, что я все-таки еду к доктору, но тут трубку наконец-то взяла Маринка.
— Але? О, сосуд скорби! Привет. Не спится?
— Марин, у меня завтра… командировка, можно тебе Лесика закинуть на недельку?
— Ой, Жень, а мы со Стасиком в среду улетаем… Сейчас соображу. Давай так: до среды я его подержу, а потом переброшу Ольге, она уходит в отпуск, потому что у нее ремонт. Идет?
— Идет…
Радости в моем голосе не было никакой совсем, потому что я вдруг представила себе моего несчастного кота, привыкшего к тишине и покою, среди ободранных обоев, побелки и краски. Хотя дареному коню в зубы не смотрят…
Короче, утром я встала совершенно разбитая, не выспавшаяся, с заплывшими щелочками вместо глаз и огромной картофелиной вместо носа. Возможно, на взгляд постороннего все выглядело и не так страшно, но ощущала я себя именно так.
Вадик позвонил снизу, но подниматься отказался наотрез. Я, шаркая ногами, спустилась во двор — и некоторое время пребывала в ступоре, рассматривая ультрамариново-голубую «тойоту», ослепительно сиявшую на солнце. Если карауловцы не сведут эту красоту в первую же ночь, то я — маршал Буденный…
А вот Матильда меня порадовала. Она бросилась мне навстречу с истеричным лаем, встала на задние лапки и страстно задышала открытым ртом. Она явно мне обрадовалась, и мне это было приятно, хотя в носу защекотало мгновенно.
Вадик выглядел суровым и несколько недовольным. Судя по всему, он надеялся, что я спущусь прямо с вещами, сяду в машину, и он сможет помахать нам с Матильдой рукой, а заодно и удостовериться, что я действительно уехала. Однако я была тверда и сообщила, что без кофе я не человек, а до Караула по самым максимальным прикидкам часов пять, не больше… Короче, с шефом мы простились довольно холодно.
Зато встреча Матильды и Лесика напоминала встречу Тристана и Изольды. Матильда перешла на ультразвук еще в лифте, нетерпеливо скуля и подвывая, и, едва я открыла дверь, ринулась в квартиру, словно маленькая лохматая торпеда. И тут мой ленивый, вечно спящий, флегматичный кот с проникновенным мявом свалился с кровати и поскакал навстречу этой швабре с бантиком! Они начали топтаться посреди ковра, причем Лесик в тревоге обнюхивал Матильдину физиономию — не случилось ли с ней чего непоправимого в разлуке? — а Матильда часто-часто лизала Лесика в нос крохотным розовым язычком.
Пока я смотрела на эту идиллию, в голове моей оформлялась все более четкая мысль. Я перезвонила Маринке и все ей рассказала, взяв с нее страшную клятву хранить тайну… Ну, вы понимаете. Через полтора часа я погрузила в багажник сумку со своими вещами, на переднее сиденье положила карту автомобильных дорог России, пачку влажных салфеток, упаковку кларитина, темные очки, мобильник, бутылку воды и пакетик леденцов; на заднее же сиденье были торжественно водружены две переноски, обитые стеганым материалом. Дверцы я открыла и чуть развернула их лицом друг к другу. Из голубой испуганно выглядывал несколько ошарашенный Лесик, из розовой, сердито — Матильда. Подавив в себе неуместное желание перекреститься, я села за руль — и Приключение началось.
В первую аварию я чуть не влетела на первом же перекрестке, потому что именно на этом месте раздался звонок мобильника. Нет, самого звонка я не испугалась, но когда поняла, КТО это мне звонит…
Голос Андрея в трубке был спокоен и чуть насмешлив. Я немедленно вообразила, что теперь он подумает, будто я нарочно подстроила историю с этой статьей, чтобы добраться до него. Однако он ничем себя не выдал, коротко и очень понятно объяснил, как лучше ехать, а напоследок даже проявил своеобразную заботу, сказав:
— Если не взяла, то купи по дороге резиновые сапоги. Лучше литые.
И отключился. Я припарковалась аккурат под знаком «Остановка запрещена» и торопливо распечатала пакетик леденцов, размышляя, что может значить слово «литые» применительно к сапогам, после чего впала в некоторое оцепенение. Куда я еду? Зачем я туда еду? Как можно было поверить в бредятину, которую нес Вадик? В любом случае, каким образом я могу противостоять порче, напущенной на героев наших репортажей?
Из ступора меня вывел милиционер. Он стоял совсем рядом с моей машиной и сокрушенно качал головой. Я торопливо опустила стекло и заискивающе улыбнулась на всякий случай. Милиционер не обратил на меня никакого внимания и продолжал сокрушенно пялиться на капот моей машины. Матильда на заднем сиденье встрепенулась и решила размяться. Встав передними лапами мне на плечи, она оглушительно затявкала прямо мне в ухо. Одновременно у меня зачесалось в носу, и я шумно чихнула, а Лесика от переживаний стошнило на коврик. Милиционер, привлеченный всем этим шумом, выпрямился и посмотрел на меня с явным отвращением.
— Вот есть же такие… ав-то-лю-би-те-ли!
— Я что-то нарушила?
— В том-то и дело, что нет. Вы остановились в сантиметре от границы знака. Вот еще бы этот маленький сантиметрик — и я бы уже составлял протокол. Или договорились бы…
— Так я могу ехать?
— Можете. Всего хорошего.
Скрывшись от милиционера, я припарковалась в более уединенном месте, выпустила Матильду погулять, почистила машину и дала Лесику водички. Потом звери улеглись на заднем сиденье, Матильда занялась вылизыванием задней лапы Лесика, а я съела второй леденец и сверилась с картой. В принципе, в таком темпе мы доберемся до Караула через каких-то пару дней…
Рассказ о пробке на выезде из Москвы я опускаю, потому что за эти два часа не произошло ничего интересного, кроме того, что укачало нас всех троих. Уже на загородном шоссе движение пришло в норму, и теперь я мирно тащилась со скоростью пятьдесят километров в час, провожая настороженным взглядом летящие мимо машины и периодически прикладываясь к бутылке с водой. Звери икали на заднем сиденье. В два часа позвонила Маринка.
— Салют. Как дела?
— Плохо. Зверей укачало, меня тоже.
— В тебе я не сомневаюсь. Впрочем, ты же едешь к доктору — вот он тебя и подлечит.
— Ох, плохо это кончится!
— Жень, ну ведь это же не твоя идея? С тебя и взятки гладки.
— Я могла отказаться.
— Отказаться от чего?
— Ну…
— Гну! Отказываться от возможности провести неделю-другую на лоне природы, в компании офигительно красивого ветеринара, с которым тебя связывают воспоминания о не самой кислой ночи? Это глупо, Семицветова.
— Можно подумать, что я еду на свидание! Да мне даже пальцем нельзя его трогать!
— Это почему?
— Потому что у него сердце больное!
— Ну, не умер же он в прошлое ваше… общение?
— Ему противопоказан затяжной стресс, а тут являюсь я, да еще с Матильдой и Лесиком. От такой компании и без всякого секса инфаркт можно получить.
— Так я и поверила, что ты неделю протянешь с ним под одной крышей без этого дела!
— Тихомирова, есть разница между нынешней ситуацией и случайной встречей в полутемном баре? Теперь мы знакомы.
— Ну и хорошо. Сама говорила, что он симпатичный и тебе хотелось бы завязать с ним нормальное знакомство.
— У меня аллергия!
— Дурь у тебя, Семицветова, а не аллергия. Вот что, мне надо бежать, потому что Стасик купил билеты в кино. Звони мне на мобильный и постарайся настроиться на позитив.
— Нет у меня никакого позитива! А я тоже хочу, как у вас со Стасиком! И в кино меня сегодня Кононыхин приглашал — а я еду черт те куда!
— У тебя все будет, как только ты перестанешь возиться со своим придурочным Вадиком и займешься собой. Чао!
Я с отвращением бросила трубку на сиденье и мрачно вцепилась в руль, решив настраиваться на позитив прямо сейчас. Для начала неплохо бы сообразить, где это мы находимся…
Чем дальше мы удалялись от Москвы, тем интереснее становились дорожные указатели. Мы проехали деревеньки со следующими именами: Кармановка, Хохол, Хреновое, Васильевский Остров, Омутище, Зекинское и Воробушки. После Воробушков, к большой моей радости, началась настоящая природа. На горизонте виднелся темный лес, по обе стороны от дороги расстилались поля, пока еще в основном черные, но кое-где уже покрытые зеленой порослью. Я не могла гарантировать, что это будущая золотая нива, но дышалось здесь определенно свободнее, если не считать пристроившегося впереди трактора, из выхлопной трубы которого валил густой черный дым.
Когда звери стали икать совсем угрожающе, я подыскала небольшую полянку в окантовке из тонких березок и елочек и осторожненько съехала на обочину. Вышла из машины и решительно распахнула заднюю дверь. Отважная Матильда выкатилась из машины и пошла нюхать травку, а мой бедный Леонард замер на самом краю сиденья, подозрительно оглядываясь по сторонам. Я ласково подпихнула его в пушистый зад и уселась на его место, с умилением наблюдая за тем, как проходит знакомство двух до крайности избалованных домашних зверей с дикой природой.
Потом мы перекусили, после чего Лесик удалился в кусты и вернулся оттуда страшно гордый и довольный. Матильда застолбила за собой практически всю полянку по периметру, и я уверена, что дикие звери еще долго будут обходить ее стороной. Территорию Матильда метила со зверским выражением на морде и с глухим рычанием.
Небо стало лиловым у нас над головой и розовым на горизонте. Дорога шуршала под колесами, указатели информировали меня, что до Уржума, к примеру, осталось всего-ничего, а вот до Уфы еще ого-го сколько, я потихоньку клевала носом, но при виде надписи «Караул 15 км» воспрянула духом и проснулась.
Мобильник у меня перестал работать через полчаса после того, как я поговорила с Маринкой, а автоматы меня не интересовали, поскольку я не знала домашнего телефона Андрея (да вряд ли он у него и был). Поэтому, въехав в город Караул, я сбросила скорость и поползла вдоль тротуара, приставая к редким прохожим с вопросом, где у них тут деревня Караул. Ответы поражали разнообразием. Некоторые утверждали, что «речку переехать надотъ, но паром все одно закрыт». Другие настаивали на этом берегу, но километров на десять назад. В конце концов я решила пристать к правоохранительным органам, и вот тут они меня удивили.
Московский гаишник надменен и подозрителен. Он в человеке за рулем видит исключительно потенциального нарушителя и потому отвечает нехотя и сквозь зубы, сверля вопрошающего подозрительным взглядом: мол, если не знаешь, как проехать, зачем вообще туда собрался?
Здешние милиционеры собрались вокруг моей заляпанной, но все еще шибающей в глаза ультрамарином машинки и стали наперебой предлагать мне возможные варианты поиска деревни Караул. Постепенно я уяснила суть происходящего.
Областной центр Караул когда-то, до революции, был большим и богатым селом. Здесь стоял храм Георгия Победоносца, по воскресеньям разворачивалась громадная ярмарка, а от пристани ходили большие пароходы.
С течением времени богатое село превратилось в бедный райцентр, но поскольку уезжать отсюда было особо некуда, жители расползлись по окрестностям. Географически они создали много мелких населенных пунктов, но топографически продолжали оставаться все тем же Караулом. Разумеется, в наличии имелись и Верхний, и Нижний, и Средний, и даже Малый Караулы, обязательное Заречье официально именовалось Караул Зареченский — и вот тут я потихоньку впала в панику.
К счастью, один из милиционеров задал гениальный в своей простоте вопрос:
— А вы к кому, я извиняюсь, едете?
В Москве никому и в голову не придет искать адресата, спрашивая у окружающих, где живет Иван Иваныч. Но я-то была не в Москве!
Услышав «доктор Андрей Долгачев», блюстители порядка хором издали радостный вздох облегчения. После этого ДВЕ машины с мигалками взяли меня в клещи и торжественно повели нашу маленькую колонну через весь город в направлении далекой россыпи огоньков на фоне черной стены леса.
Меня сопроводили до развилки, на которой стоял небольшой кемпинг, откозыряли и извинились, что не могут довезти прямо до дома доктора — дорога возле деревни разбитая, моя машина пройдет, а ихние «жигули» нипочем.
Я со слезами благодарности попрощалась с прекрасными милиционерами, после чего довольно уверенно припарковалась на крохотной стоянке, торопливо запихнула свой зверинец в переноски и рванула в приветливо светившееся кафе «У Зои».
Посетителей в кафе, считай, не было, только за стойкой бара сидела полная добродушная тетка с ярко-рыжим перманентом на голове, да за ближайшим столиком лысый дядечка с усами вслух разгадывал кроссворд.
Я подлетела к стойке и страшным шепотом выпалила:
— Простите ради бога, у вас здесь есть туалет?
Тетка подпрыгнула от неожиданности и немедленно просияла от счастья.
— А как же! Федор, проводи барышню!
Лысый дядечка бросил кроссворд и затопал в угол зала, гремя ключами. Тетка приняла у меня переноски и тут же заворковала с Лесиком, чем еще больше расположила меня к себе. Дядечки я немного стеснялась, но природа все сильнее требовала наплевать на условности…
А туалет у них оказался шикарный. Сверкающий, стерильно-чистый, благоухающий лавандой и розой. Я с наслаждением умылась и причесалась, закапала в глаза визин, в нос — галазолин, закинула в рот кларитин и вернулась в кафе обновленной и счастливой.
Лесик сидел на стойке и ел свежую куриную печенку, урча и плотоядно порыкивая. Что интересно, дома он ее есть не соглашался, более того, смотрел на меня с ужасом и неодобрением. Вот что делает свежий воздух!
Матильда лакала из блюдечка какую-то белесую жидкость с белыми комочками. Судя по жадности, с которой она это делала, лучше к ней было сейчас не подходить. В ответ на мой удивленный взгляд тетка застенчиво улыбнулась.
— Это сыворотка с творожка, только слила, свеженькая. Ее, бедненькую, тошнило, вот я и дала кисленького — первое дело!
Я в ужасе огляделась, ища следы Матильдиной слабости, но тетка замахала руками:
— Я убрала, господи, ерунда это. А какой у вас котик красавец, я не могу! Федька, подлец, нашего извел, а мне так уж с ним хорошо было. Бывало, сядет рядом, трется об меня, муркает — ровно разговаривает.
Я с опаской посмотрела на усатого Федьку. Неужели такой незлобивый дяденька мог поднять руку на животное?
Лысый заметил мой взгляд и хмыкнул.
— Напугала девку, Зойка. Не слушай ее, доча. Жив ее обормот, живее прежнего. Я его просто на пару дней в бане запер. Мыши нас одолели, должно к морозам. А ейный лентяй привык сметаной питаться — даже не глядит на них. Ну, я и свел его тихонько, да в бане и запер.
— Аспид!
Я заинтересовалась.
— И что получилось?
— Известно что. Проголодался наш Барсик, стал мяукать, дверь скрести, только баня у нас на отшибе, а она, Зойка-то, вона, целый день в столовой…
— В кафЭ, деревня!
— Ну в кафЕ, один хрен, занята. Короче, Барсик бился-бился, да и начал мышей жрать. Теперь первый охотник на деревне. Давеча бабка Коростелева попросила его у нас на время, чтоб с крысами справился.
Зоя поставила передо мной чашку горячего кофе и тарелку с бутербродами. Я зажмурилась от счастья и обхватила горячую чашку руками.
Немного выждав, Зоя осторожно поинтересовалась:
— А вы проездом, или как?
— Я еду к доктору Долгачеву. Долго искала дорогу, надеюсь, теперь доберусь. Вы его знаете?
Федор хмыкнул.
— Да здесь, доча, почитай, на пятьдесят верст вокруг кажная собака Андрюху знает. Он тут нам первый помощник, да и вообще мужик хороший. А чего ты к нему? Или, не дай Бог, заболело зверье твое?
— Нет-нет, я к нему по другому делу. Я из журнала. Буду писать об Андрее статью… или даже книгу. О его работе, о том, как вам тут живется…
Федор приосанился, расправил усы и начал напевно:
— Ну, живем мы тут, конечно, не ахти, но и не так, чтобы караул…
Зоя неслышно подошла к мужу и беззлобно треснула его по затылку.
— Не об тебе книга-то, балабон! О Андрей Сергеиче. Она, слышь, его будет спрашивать, а не тебя, дурака. Вы, стало быть, у него и заночуете?
Я почувствовала, что краснею,
— Н-ну… насколько я знаю, у него большой дом, и мое начальство с ним договорилось…
— И правильно. Я к тому, что в городе-то гостиницы есть, да и у нас тут номеров десять, только лучше дома. Там и водичка из колодца, и молочко из-под коровки, и яички свежие, и воздух… И зверюшкам раздолье. У Андрей Сергеича собак полно.
Я невольно задумалась, не дала ли я маху с Матильдой и Лесиком? Наверняка у Андрея живут не болонки и даже не спаниели…
Зоя между тем разливалась соловьем.
— И так все удачно складывается, потому как одна-то вы и не доехали бы до него, впотьмах-то? У него ж не дорога, а гать, один только его танк и пролазит. А у нас ваша машинка простоит, сколько надо, и ничего с ней не случится, у нас же тут пост ОМОНа рядышком…
Я ошалело посмотрела на безмятежную Зою, потом перевела взгляд на Федора.
— Тогда… мне придется позвонить… Андрей Сергеевич не знает, что я уже…
— А чего звонить? Вон, сталбыть, танк, а вот и танкист!
И тут позади меня раздался спокойный и хорошо знакомый мне голос:
— Здравствуйте, Евгения Васильевна. С приездом. Я уж думал снаряжать поисковую экспедицию.