Когда Джеймс взял трубку и назвал себя, рука его была уверенной, голос ровный. Он внимательно слушал, затем сказал:
– Понятно. Я сразу выезжаю.
– Ему хуже? – почти прошептала Мелоди. Джеймс повесил трубку, пожал плечами.
– Не спрашивайте у меня. Вы знаете этих медиков: они никогда не действуют в открытую и не скажут, что думают на самом деле. Им надо «посоветоваться» со мной относительно его лечения. Видимо, он не очень-то слушается их, чему я совершенно не удивляюсь. Я смогу узнать больше, наверное, в самой больнице.
Мелоди направилась в заднюю комнату за шубой и сумочкой.
– Подождите. Я еду с вами.
– Нет, вы со мной не поедете. Из больницы вам позвонили по единственной причине: они не смогли застать меня в отеле и решили, как оказалось правильно, что вы можете знать о моем местонахождении. Во всяком случае у вас есть свои дела. К тому же, кажется, пришли первые покупатели.
Он был прав. У нее брали на прокат костюмы для бал-маскарада, и теперь клиенты приходили, чтобы вернуть их назад.
– Но вы хоть позвоните мне и дадите знать, как дела у Сета? Ну, пожалуйста, прошу вас.
– Если хотите, – пожал он плечами в нетерпении. Мелоди знала: он предпочел бы забыть о ее существовании и согласился удовлетворить ее просьбу только потому, что хотел избежать новых препирательств с нею. Не пожелав сказать «до свидания», Логан пересек «деревенскую площадь», быстро пройдя своими длинными ногами расстояние до главного входа в дальнем конце Торгового ряда.
В то утро в бутик пришло много народу. Люди приносили взятые у нее костюмы, задерживались, чтобы перекинуться парой слов. Обычно январь в Порт-Армстронге – довольно спокойный месяц, и интерес, вызванный слухами о происшествии с Сетом Логаном. помноженными на новости о пресс-конференции и настроениях газетчиков, заглох бы уже на следующий день, случись это в разгар рождественских праздников.
– Вы были главной фигурой в одиннадцатичасовых известиях, – сообщила Мелоди одна из постоянных покупательниц незадолго до полудня. – Милая, вы меня потрясли! Неужели вы в самом деле приглашаете этих людей в свой магазин?
– К этому времени терпение Мелоди уже истощилось.
– О каких людях вы говорите, миссис Баумен?
– Конечно же, о «нежелательных», – пробормотала она уголком рта, как если бы достаточно было произнести слово, чтобы эти несчастные появились немедленно в магазине.
Проклиная в душе Роджера, пустившего в обиход прилипчивое слово, Мелоди осмотрела бархатное платье с турнюром, которое принесла клиентка.
– К сожалению, миссис Баумен, один из боковых швов разошелся и материя повреждена. Боюсь, починка обойдется дорого, потому что платье – оригинал прошлого века, а не репродукция.
– Не могу поверить, чтобы это имело значение, – обиженным тоном заявила женщина. – Если вы всерьез решили позволять нищим копаться в ваших старинных платьях, то вся эта коллекция очень скоро превратится в кучу ничего не стоящего тряпья, и – можете быть уверены – я уже не приду больше в ваш магазинчик.
– Сожалею, что вы так считаете, – сказала Мелоди.
Она подумала, почему вообще ей пришло в голову; будто сбор добровольных пожертвований такая уж хорошая идея. При нынешних темпах прогресса отдача от них для нуждающихся будет совершенно незначительна. Зато осложнения для бизнеса грозят стать очень ощутимыми, как и опасались коллеги Мелоди.
К часу дня в магазине вновь появился Джеймс Логан, но от этого на душе у Мелоди ничуть не стало легче. Ни на миг она не допускала, что хоть одно его слово может оказаться успокаивающим.
– Много работы? – спросил Логан, когда магазин наконец опустел, и они остались вдвоем. Он оперся о прилавок, а Мелоди укладывала возвращенную одежду.
– Да. Как Сет?
– Так себе.
Джеймс выглядел озабоченным, даже неуверенным в себе.
– На чем специализируется ваш магазин? – спросил он, взглянув на стопку платьев, подготовленных для отправки в химическую чистку, – их ждала особая обработка. – Торговля одеждой прошлых времен?
– Считайте, что так, – согласилась она с известной долей превосходства.
Логан сморщил свой симпатичный нос.
– И у вас хватает смелости называть ваш бутик уникальным заведением? На мой взгляд, это куча барахла.
Мелоди не видела нужды церемониться с человеком, который ведет себя вызывающе.
– Я торгую типичной одеждой разных времен, мистер Логан, и от вас не ожидаю должной оценки ее качеств и стоимости. Между прочим, к слову, мой товар – дорогостоящий.
Он безразлично пожал плечами.
– Не может быть. Мелоди глубоко вздохнула.
– Не будем затягивать этот мучительный разговор. Почему бы вам не сказать мне прямо, зачем вы вернулись сюда? Ведь мы оба предпочли бы, чтобы вы были где-нибудь в другом месте.
– Я подумал, не захотите ли вы пообедать со мной? Ее хрупкое равновесие разлетелось вдребезги.
– Чего ради?
Он поднял безупречно симметричные брови вверх.
– Просто потому что между завтраком и ужином люди обычно что-нибудь едят. Нужны ли еще какие-либо причины?
– В случае с вами – да, – ответила Мелоди, не собиравшаяся дать себя обезоружить таким внезапным поворотом.
Несмотря на прекрасные голубые глаза, великолепный рот и едва заметный шрам от бритвы, Логан оставался именно тем человеком, который, как была убеждена Мелоди, не обещал ей ничего хорошего.
– Вы, вероятно, собираетесь подсыпать незаметно в мою тарелку стрихнина?
– Обещаю, никаких мелодраматических поступков не будет. Я просто подумал: раз уж нам обоим все равно надо поесть, мы можем вместе проглотить по бутерброду, пока я поставил бы вас в известность о том, что сказали мне врачи сегодня утром. А потом, если вы захотите…
Он продемонстрировал свои ямочки на щеках, стараясь выглядеть совершенно безобидным. Если бы Мелоди столкнулась с ним в первый раз, она, возможно, растаяла бы на месте. Но сейчас…
– Вы упомянули, мистер Логан, если я захочу – о чем речь?
– Зовите меня Джеймс, – предложил он с милой улыбкой.
Она обратила внимание: не Джим, не Джимми или Джейми, а Джеймс – как звали королей и святых. Мелочь, но она усилила недоверие Мелоди к этому человеку. То ярый противник, то обаятельный кавалер, он, вероятно, самый непостоянный человек из всех, кого она встречала на жизненном пути. Он не был ей другом и приехал сюда скорее всего не для того, чтобы искать ее расположения. И эти два факта остаются неизменными.
– Итак, если я захочу – что, мистер Логан?
– Ну, потом мы могли бы, вероятно, вместе посетить моего отца. Он ведет себя довольно неразумно. В сущности, единственный человек, которого он, как сам старик дает понять, готов терпеть, это… – Улыбка несколько слиняла, и Логан сглотнул, будто в горле у него застряло что-то неприятное. -…Это, в общем, вы.
Глаза Джеймса приняли оттенок увядших цветов лаванды, их блеск угас, и Мелоди поняла, что, несмотря на внешнее впечатление, он глубоко озабочен состоянием отца, хотя стремится показать безразличие. Тем не менее она уже собиралась сказать ему, что при всем ее желании помочь чем возможно Сету она прекрасно нашла бы дорогу в больницу без Джеймса, но в этот момент в дверь вошла Ариадна, соблазнительно покачивая бедрами.
– Вот здорово! – охнула она, лаская взглядом Джеймса. – Очень и даже очень хорошо!
Ее хрипловатый голос, горящие глаза, кончик языка, выглянувший, чтобы жадно облизнуть полные красные губы, странно подействовали на Мелоди. На мгновение беспокойство за здоровье Сета отступило на самый задний план, тогда как внутри у нее созревало совершенно незнакомое ей прежде чувство. Она сразу его распознала. Обычно у нее не бывало приступов ревности, но тут ей неудержимо захотелось вцепиться в густые черные волосы Ариадны и рвать их прядями.
Напуганная собственной реакцией и пристыженная, Мелоди не могла не выбрать другой, менее жестокий путь. Укладывая в пакет дюжину кружевных воротников, чтобы их постирали вручную, она обратилась с очаровательной улыбкой к Логану:
– Конечно, я поеду с вами к вашему отцу. Одну минуту – я только возьму шубу.
Затем наступило возмездие. Как только он понял, что добился своего, его очарование куда-то исчезло, что, возможно, было и лучше. Это послужило еще одним своевременным напоминанием, что белые, правильной формы зубы и закрученные, словно лепестки пышных черных хризантем, ресницы – это просто генетические случайности, а не выражение внутренних достоинств личности, заслуживающих восхищения.
– Не задерживайтесь на полдня, – предупредил он. – Я запарковал взятую на прокат машину в недозволенном месте, и мне не хочется выяснять, сколько штрафов мне удастся заполучить в этом закосневшем городе.
Когда они уселись в машину, Логан сосредоточил внимание на управлении ею. Они ехали по улицам с трехрядным движением, которые вели на противоположный конец города, где и находилась больница. Она была построена на скале, нависшей над гаванью.
– Меня интересует один вопрос, – заметила Мелоди, осознав, что он не собирался добровольно предоставить ей больше информации о Сете.
В знак того, что он не намерен удовлетворять ее любопытство, Логан неодобрительно хмыкнул, но Мелоди это проигнорировала.
– Почему мы должны вместе ехать, чтобы навестить вашего отца? Если б я ничего не знала, я бы подумала, что вы боитесь быть с ним один на один.
Когда Мелоди произнесла эти слова, они приближались к нерегулируемому перекрестку. До этого Джеймс вел машину, можно сказать, с самоуверенной агрессивностью, какую Мелоди и предполагала у человека его темперамента: он не раздумывал долго, кто имеет преимущественное право проезда; не придерживался обозначенных дорожными знаками норм скорости. Выслушав ее последнее замечание, он начал со скрежетом переключать передачи, сыпать направо и налево ругательства.
– У вас заглох мотор, – оповестила она его с удовлетворением, которое не могла скрыть, когда машина дернулась несколько раз и остановилась на самом повороте.
– Знаю, – ответил Логан. Он снова завел мотор, машина дико взревела, и Джеймс начал опять неловко орудовать рукояткой переключения передач.
– А мы застопорили движение.
– Вы удивительно проницательны.
– Я уж не говорю о том, что водитель машины, следующей за нами, задыхается от избытка выхлопных газов. Вам обязательно нужно, чтобы мотор ревел на таких оборотах?
Машина во второй раз подпрыгнула на месте, когда он резко затормозил.
– Не хотите ли сесть за руль вы? Мелоди одарила его щедрой улыбкой.
– Конечно нет, Джеймс. Я уверена, вы прекрасно справитесь, как только охладите свой темперамент.
– Мой темперамент, – жестко отрапортовал Логан, – полностью под контролем, если только мне не приходится возиться с дотошными женщинами, которые способны довести и святого до белого каления.
Водитель машины, следовавшей за ними, засигналил.
– Вы все еще держите движение, Джеймс, – напомнила ему Мелоди.
– О, прекратите! И оставьте ваши недоумочные истории насчет моих отношений с отцом. Я абсолютно не боюсь быть с ним один на один. Это меня вовсе не заботит.
Это не заботило и Сета, как Мелоди обнаружила и первую же минуту в больничной палате. Джеймс отчаянно пытался вновь разжечь искру жизни у Сета. Ради этого, подавив свою гордость, он и попросил Мелоди вернуться к постели отца. В больных глазах старика не было огня, как вчера, он не возмущался несправедливостью мира, забывшего его в беспомощном состоянии в руках посторонних людей, которым он не доверял.
– Мы пришли узнать, как вы себя чувствуете, – сказала Мелоди, взяв в свою руку его высохшую кисть. – Мы надеялись, вам захочется кого-нибудь повидать.
– Не сегодня, милая девочка Мелоди, – возразил Сет, слегка задыхаясь. – Сегодня я гожусь только для одного – чтобы с меня сняли мерку для моего ящика.
– Нельзя так говорить! Джеймс, подойдите сюда и скажите вашему отцу, чтобы он не говорил таких вещей.
– Брось, Сет, – посоветовала ему Джеймс. – Только хорошие люди умирают молодыми, а ты под эту категорию не подходишь.
– Как и ты, – ответил Сет. – И никогда не будешь годиться. Почему бы тебе не отправиться туда, откуда ты взялся, и не дать мне спокойно умереть?
– Ничего не выйдет, – сказал Джеймс. – Привыкай к мысли о том, что я останусь, пока ты не выйдешь из этой больницы своим ходом.
Гримаса исказила лицо Сета.
– Ты всегда был противным парнем, – пробурчал старик и посмотрел на Мелоди. – Давно уже хорошенькая женщина не держала меня за руку таким манером. Надеюсь, вы сможете остаться еще ненадолго. Непроизвольно она прижалась щекой к его скрюченным пальцам.
– Если хотите, всю вторую половину дня до самого вечера.
– Хоть немного еще – будет достаточно, – пробормотал Сет, глаза его прикрылись веками. – Хоть немного еще.
Вскоре он как будто бы заснул. В течение примерно получаса Мелоди оставалась рядом. Затем, когда он, кажется, погрузился в глубокий сон, Мелоди убрала его руку под одеяло.
– Пусть отдыхает, – прошептала она и обернулась к Джеймсу, считая, что он лишь обрадуется и последует за ней к дверям.
На удивление ей, он не двинулся с места и продолжал стоять с выражением скорби на лице. Это было так непохоже на него – с его обычной самоуверенностью, которая ее пугала.
– В чем дело? – спросила Мелоди. – Ведь вы не думаете, что он умрет?
– Нет, черт побери? – возмутился Джеймс, провожая ее к выходу из палаты.
Однако в его голосе не было убежденности, а глаза остались затуманенными от наплыва чувств.
– Тогда почему у вас такой странный вид? Вы меня пугаете, Джеймс. Вам что-нибудь известно, что вы не сообщаете мне?
Он провожал Мелоди к лифту через весь зал.
– Мы – чужие, – заметил он мрачным тоном. – Это мой отец, я его сын, но мы чужие. Ни разу, как я приехал, мы не смогли… – Джеймс покачал головой и посмотрел озадаченно на Мелоди. – Вы вот вошли в его жизнь в самой негативной обстановке, но он тянется к вам, будто вы – его любимое дитя, а со мной…
Затем, как бы сообразив, насколько жалостливо звучат его слова, Джеймс с избыточной силой ткнул пальцем в кнопку лифта, будто надеялся, что кабина скорее придет ему на выручку.
– Только у Сета всегда все наоборот, – горько промолвил он. – Большинство мужчин хотят сына, но он, кажется, предпочитал дочь.
Мелоди видела: Джеймса мучает ревнивое чувство, и ей было жаль его, так же как и его отца, потому что это упрямые, гордые люди, которые не умели протянуть руку и помочь друг другу.
– Если бы вы сказали, что любите его, он мог бы держать себя по-другому, – предположила Мелоди и моментально поняла, что лучше бы ей было молчать?
– Вы что – смеетесь?! – воскликнул Джеймс. – Пусть меня лучше расстреляют.
– Он же ваш отец!
– При чем тут это?
– Это все определяет.
Мелоди опиралась на собственный опыт единственного ребенка в семье, выросшего в окружении любящих родителей, теток, дядьев и кучи двоюродных братьев и сестер, которые никогда бы не позволили ей чувствовать себя изолированной или одинокой. Джеймс Логан, вероятно, неспособен понять, что это означает для человека, но Мелоди не намеревалась из-за него отказываться от права отстаивать свою точку зрения.
– Члены семьи должны стоять друг за друга, что бы ни случилось.
Его ответ был почти точно таким, какого она и ожидала.
– Я не готов подписаться под этой лекцией из области популярной психологии. Путем шантажа меня нельзя заставить стать в позу и объявить себя приверженцем эмоциональной привязанности, основанной на случайности генетического порядка.
– Тогда мне жаль вас.
– Вы меня… жалеете? – Он говорил угрожающим ледяным тоном.
Отступать назад было слишком поздно. Мелоди забралась по колено в болото неприятностей, она, можно сказать, видела вокруг разинутые пасти крокодилов и прочей нечисти.
– Мне жаль вас, – повторила она, невзирая на опасность. – Вся эта оскорбленная мужская гордость здесь ни к чему, более чем неуместна. Она жалка и только усугубляет ваш разрыв с отцом. Я не знаю, в чем причина ваших расхождений, но из-за этого вы явно не можете чувствовать ничего, кроме ожесточения по отношению к отцу.
Джеймс, сделав резкое движение рукой, сильно сжал запястье Мелоди.
– Вы растрачиваете свои таланты, копаясь в поношенной одежде. Вы бы позабавились втройне, выступив в роли манипулятора: совали бы нос в дела других людей и учили их, как жить.
Он вскипел – только что пар не шел из ушей, но лицо, как заметила Мелоди, несмотря на загар, приобрело землистый оттенок. Пожалуй, она зашла слишком далеко – на нынешнем этапе. Но она не оставит в покое ни Джеймса, ни его отца. Эти два упрямца отказывались признать родственные узы, существующие между ними, и Мелоди в этот миг решила: если даже не осуществится ее мечта о создании общественного центра, то уж одно свое начинание она обязательно проведет в жизнь. Она добьется сближения между Джеймсом и его отцом, пусть даже земля перевернется. Нет никаких разумных причин, чтобы Сет Логан жил заброшенным, одиноким, когда у него есть сын.
– Вы делаете мне больно, – произнесла Мелоди обиженным голоском.
Джеймс взглянул на нее в ужасе и бросил ее руку, словно это были раскаленные угли.
– Я не хотел. Простите, пожалуйста. Ага, значит, он не полностью лишен чувства вины. Без колебаний Мелоди сразу же приступила к осуществлению своего плана.
– Думаю, я хотела бы в самом деле поесть, – заявила она, слегка потирая запястье. – Вы бы не очень возражали, если бы мы заехали куда-нибудь съесть по бутерброду, а потом отвезли меня назад в магазин?
Джеймс посмотрел на часы.
– Конечно нет. А кафетерий здесь, в больнице, не подойдет? Еда там не ахти какая, и атмосфера не располагает к строительству мостов доверия, но с чего-то надо начинать. Во всяком случае у нее будет возможность в соответствии с ее планом провести время с Джеймсом Логаном, чтобы преодолеть его оборонительные линии и убедить его заключить мир с отцом. Неважно, что она лично считает молодого Логана несносным. Пребывание в его компании – сходная цена за воссоединение отца с сыном.
– Кафетерий вполне подойдет, – сказала Мелоди и не стала прислушиваться к голосу совести, который подсказывал ей, что она поступает не слишком-то чистосердечно. Если даже и так, то она старается во имя доброго дела.
Путь к этой цели оказался удивительно доступным, ибо на следующий день у Сета началось воспаление легких и появилась необходимость целую неделю дежурить у постели больного.
– Неужели нет каких-нибудь чудодейственных таблеток от этого заболевания? – прошептала Мелоди, с ужасом думая о том, что в век прогресса медицины человеческой жизни угрожает все тот же неизбывный враг.
Джеймс печально покачал головой.
– Мне кажется, он не хочет жить, – сказал Логан-младший, – против этого нет никаких лекарств.
– Так заставьте его, чтобы он захотел! – горячо возразила она. – Возьмите его за руку и скажите, что он нужен вам. Втолкуйте ему, что вы не дадите ему просто так сдаться, подняв руки вверх.
Однако – Мелоди уже знала – для Джеймса эти простые вещи означали больше, чем он мог выполнить.
– Если я сделаю так, он будет абсолютно уверен, что он при смерти, – заметил Джеймс. – Мы не из тех семей, где заведены подобные нежности.
Глаза Мелоди застилали слезы.
– А, может быть, пришло время завести их, пока не поздно, – заявила Мелоди, с трудом выдавливая из себя слова.
По ее первоначальному плану такой лобовой подход не предусматривался, но в связи с внезапно наступившим кризисом у Сета она лишилась такой роскоши, как постепенные действия. Время теперь не на ее стороне, – Он одинокий старый человек. Если он устал продолжать борьбу за жизнь, не дайте ему умереть с мыслью, что вам это безразлично.
– Конечно, мне это небезразлично, – со сдерживаемым волнением выговорил Джеймс. – Прежде всего по какой, черт возьми, причине, вы думаете, я вернулся в этот город? Чтобы выслушивать его оскорбления? Что, я не могу жить без них?
Мелоди поняла, что нажимала слишком сильно. Джеймс и без того переживал трагический момент. Мелоди взяла его под локоть.
– Думаю, нам обоим нужно передохнуть немного. Сейчас моя очередь угощать кофе. Спустимся вместе в кафетерий? – предложила она.
По взаимному согласию у них вошло в привычку встречаться в больнице. Мелоди приезжала в обеденный перерыв и после закрытия магазина, а когда время визитов заканчивалось, как-то само собой они на скорую руку ужинали вместе.
После нескольких ужинов в кафетерии, которые хотелось поскорее забыть, они послушались совета ночной сиделки Сета и, чтобы сменить обстановку, отправились в маленький итальянский семейный ресторан Франческо, расположенный неподалеку, через пять домов от больницы.
– Там привыкли обслуживать наших посетителей, – сообщила сестра. – Кормят недорого, но хорошо; большой выбор вин высокого качества. Хозяева понимают, что вы переживаете тревожное время и предпочитаете, чтобы к вам не приставали.
– А если Сету станет хуже, и мы будем нужны здесь? – забеспокоилась Мелоди.
– Мы вам позвоним по телефону, – заверила ее сестра. – Номер ресторана нам известен.
Рекомендации подтвердились. В ресторане Франческо играла тихая музыка, столики расставлены так, что у каждого было свое пространство, освещался он единственной свечой, и все это создавало обстановку доверительности.
Сначала разговор вела в основном Мелоди – рассказывала какие-то эпизоды из детства. Но постепенно, день за днем Джеймс начал отходить, общаясь с ней, а потом стал делиться скупой информацией о себе.
– Родители разошлись, когда мне было тринадцать лет, – заговорил он по собственному почину как-то за ужином.
При этих словах Мелоди накрутила спагетти на вилку и попыталась сделать вид, что ее не очень волнуют его дальнейшие откровения. Мелоди было известно, с каким трудом он раскрывался. Зато, если уж у Джеймса возникало подозрение, что у него что-то выведывают, он сразу же замыкался, как прежде, в себе.
– И вы поняли почему? – спросила она.
– О, да! Моя мать перечисляла все причины каждый день в течение шести лет после этого события, – засмеялся Джеймс с мрачной улыбкой и привел их одну за другой, поочередно загибая пальцы:
– Мой отец никогда не оказывался на месте, когда бывал ей нужен. Он рыбачил и торговал рыбой, вы знали это? Далее, он предпочитал мужскую компанию. Он не был джентльменом. Он ругался, курил, пил со своими приятелями. Хотя временами в доме водились деньжата, чаще доходы были весьма скудны, но в обоих случаях отец всегда ставил на первое место содержание шхуны. Матери он объяснял: «Я не могу выходить в море в разбитой лохани, Сьюзен. Человеку нужно судно, на которое он может положиться в шторм».
Мелоди прожила всю жизнь на северо-западе Канады у Тихого океана и хорошо знала, как свирепствуют штормы зимой. Каждый год погибали люди и корабли, семьи горевали, оставшись без кормильцев. Она всегда думала, что, если человек зарабатывает на жизнь в море, то поступает разумно, заботясь о том, чтобы его судно было надежным.
– Но разве ваша мать не знала обо всем этом с самого начала? – обратилась она к Джеймсу.
– Вероятно, знала. А о Сете я могу сказать совершенно определенно: он никогда не переставал быть самим собой.
– Тогда почему же она не остановилась и вышла замуж за него?
– Она считала, что у нее нет выбора. Мелоди взглянула на Джеймса, не понимая.
– Что вы имеете в виду – «у нее нет выбора»? Браки по расчету вышли из моды в прошлом веке.
В глазах Джеймса вспыхнул огонек: он искренне забавлялся.
– Вы когда-нибудь слышали о свадьбе под дулом ружья, Мелоди?
Она почувствовала, что ее щеки вспыхнули.
– О-о! Так вы имеете в виду?..
Тут Джеймс Логан расхохотался в открытую.
– Именно это я и имею в виду. Она была беременна мною. Ей было тогда только девятнадцать. К реальностям семейной жизни с рыбаком она абсолютно не была подготовлена. Развод подействовал на нее очень болезненно. Без моего отца она чувствовала себя несчастной, но они постоянно ругались, когда были вместе, особенно из-за денег.
– Какой позор! – ужаснулась Мелоди. – Деньги не настолько важны, чтобы из-за них скандалить.
– Вам когда-нибудь приходилось задумываться, чем платить за квартиру в следующем месяце?
– Нет, – призналась Мелоди.
– Тогда вы не можете судить, что важно, а что нет. Деньги всегда имеют значение, когда их не хватает на жизнь.
Мелоди допускала, что Логан-младший прав. Она знала, что наступила на больной мозоль и что самое время сменить тему разговора.
– Вы часто общались с отцом после развода родителей?
– Очень редко, – покачал он головой. – Я жил с матерью. Мы уехали в другой город километров за шестьдесят от побережья, где она стала работать в парикмахерской. В первые годы Сет время от времени появлялся у нас, но всякий раз его визиты заканчивались катастрофически, и постепенно он их прекратил совсем.
– Но он, должно быть, сожалел, что его единственный сын рос без него.
– Если бы он сожалел, – заметил Джеймс с каменным выражением лица, то не позволил бы мелочным ссорам помешать ему быть с семьей.
– Он совершил ошибку, о которой – я уверена – сожалеет. И вы можете повторить ее в один прекрасный день, если у вас будут собственные дети.
– Со мной этого не случится, – провозгласил Джеймс с пугающей уверенностью. – Я еще в юном возрасте решил, что буду держаться подальше от брака и сопутствующих ему сложностей, из которых наихудшая – дети. Они становятся такими удобными заложниками в грязной игре. Вы хотите десерт?
– Нет, – сказала Мелоди, чувствуя себя по необъяснимой причине подавленно. В другой раз они вышли прогуляться в парк неподалеку в надежде разрядить неутомимую энергию Джеймса. Заканчивался январь. День уходил в мглу. Резкий восточный ветер разносил дым, поднимающийся из приятных для глаза печных труб на домах викторианской архитектуры.
Парк был пуст. Мелоди рассчитывала, что они сделают небольшой круг по тропинке, извивающейся под деревьями, и вернутся в теплое больничное здание, но у детской игровой площадки Джеймс взял ее затянутую в перчатку руку.
– Пошли покатаемся, – пригласил он, потянув Мелоди к качелям.
– Слишком холодно, – сопротивлялась она. Но отказ не остановил Джеймса Логана. Приподняв Мелоди, он посадил ее на один конец металлической конструкции, а сам устроился на другом и начал раскачивать качели. Он раскачивал их, пока не растратил накопленную энергию и не согласился отпустить Мелоди на землю после бесконечных взлетов и спусков. К этому времени лицо ее щипал мороз, она была уверена, что примерзла к своему сиденью.
– Вы меня удивили, – хихикнула она, когда они возобновили прогулку. – Я не ожидала, что вы способны на такую… такую непосредственность.
Джеймс смеялся вместе с нею, но после этого замечания сразу посерьезнел.
– Очевидно, вы считаете меня простачком, – насмешливо заметил он. – Вы, вероятно, привыкли к людям космополитической закваски, светским, которые развлекаются более утонченным образом.
– Нет, нет, вы ошибаетесь, Джеймс, – смешливое настроение у Мелоди пропало. – И я не нарывалась на стычку. Поэтому не начинайте новую дуэль. Но раз уж мы заговорили по вашей милости об этом, то я хотела бы попросить вас – прекратите выдвигать всякие предположения, касающиеся моей личности, и время от времени выпытывать у меня, что мне нравится и что нет.
– Прекрасно. Если вам хочется развлечься, то какого рода действия вы предпринимаете? Она секунду подумала:
– Иду танцевать или в ресторан. Я люблю французскую кухню.
– Разумеется, с шампанским?
Мелоди блаженно закатила глаза и призналась:
– В шампанском я готова купаться!
– Впечатляет, – одобрил он. – Как же вы обошлись простым добрым столовым вином, когда мы ели спагетти на прошлой неделе?
– Так же, как и в случае с вами. – Мелоди не смогла удержаться от колкого ответа. – Я принимаю плохое наряду с хорошим.
Она видела признак их растущей дружбы в том, что могла делать такого рода замечания, а Джеймс не вспыхивал тут же обидой в ответ. Вот и теперь он ограничился довольно мягкой фразой:
– Вам известно, что иногда вы превращаетесь в маленькую болтушку?
– Виновато в этом беспокойство за Сета. Из-за этого я становлюсь озорной, – ответила Мелоди, увильнув в сторону, когда он попытался толкнуть ее в кучу опавших листьев. – А вы превращаетесь по той же причине в раздражительное, ворчливое существо.
– Кстати, о Сете, – напомнил Джеймс, – надо вернуться и узнать, как он там. Я продолжаю надеяться, что ему станет лучше, но он, кажется, застрял в чистилище.
– Я знаю. – Мелоди поежилась, но не только от мороза. – Вся эта аппаратура, в которую его сейчас впрягли, у меня вызывает ужас. Мне страшно смотреть, как он пытается дышать.
– Ждать – самое неприятное, – откликнулся Джеймс. – Да простит мне Господь, но иногда я думаю: скорее бы все это кончилось – так или иначе.
– Молитесь о чуде, – призвала Мелоди, на мгновение прижав голову к его плечу.
– Со мной молитвы не пройдут, – цинично возразил Джеймс. – Я знаю, что чудес не бывает.