1
Общага потихоньку заполнялась народом, оживала. По гулким коридорам гуляло эхо шагов, раздавались голоса, всё чаще кто-то норовил ввалиться в комнату под самыми разнообразными предлогами: что-то одолжить, проверить, приехали жильцы или нет, и прочее, и прочее, и прочее, насколько у каждого отдельного визитёра хватало фантазии.
Таня тоже вернулась не прямо накануне начала семестра, а за целый день до него. На вопрос Полины «Почему?» ответила собственным вопросом:
– Не пробовала жить там, где полгода полярная ночь? – и, выуживая из огромной сумки вещи и запасы продовольствия, продолжила эмоционально разглагольствовать: – Раньше как-то естественно воспринималось. А теперь, когда привыкла, что здесь всё как у людей, день-ночь, день-ночь – каждые сутки, чувствую себя идиоткой, которая, вместо того, чтобы спать, куда-то прётся и пытается что-то делать. И даже то, что другие поступают точно так же, не успокаивает. В то, что кругом тоже одни идиоты, верится очень даже легко.
Оставаясь одна, Полина обычно держала дверь запертой: не нуждалась она ни в чьём обществе. Потому и не поехала на каникулы домой, посчитала, достаточно и того, что побывала там в новогодние праздники, а теперь мечтала провести время в покое, отдохнуть от всего: от учёбы, от толпы, от вечного чужого присутствия рядом, от навязываемых жизнью и окружающими забот. Даже на настойчивый стук не всегда отвечала – нет её ни для кого, нет. А Таня ввалилась в комнату, сгибаясь под тяжестью сумки, и о замке, конечно, не вспомнила. И словно кто-то специально отлавливал момент. Пятнадцати минут не прошло после появления соседки, как дверь приоткрылась и в образовавшийся проём просунулась голова.
Парень. Полине совершенно незнакомый. Если и встречала его когда-нибудь, то не обратила внимания или забыла, слишком была занята учёбой, потому что во вменяемом состоянии наверняка бы запомнила. Он симпатичный, очень даже, ещё и по-особенному: забавно, трогательно симпатичный.
Светлые волосы. Не белые, а именно светлые, не так часто встречающегося оттенка: пепельно-русые. А уложены очень просто, по принципу: спал человек, очень сладко спал, может, даже головой под подушкой, а потом резко вскочил и побежал.
– О, Танюха! – прозвучало с радостным воодушевлением. Брови парня, тоже довольно светлые, взлетели вверх, глаза, голубые или серые – Полина не рассмотрела, – широко распахнулись и сверкнули улыбкой. – Ты уже здесь. Это хорошо.
Таня развернулась к двери, одарила нежданного гостя нарочито суровым взглядом.
– Мартин, тебе никто никогда не говорил, что прежде, чем врываться в чужую комнату, стучаться надо?
– А что тут может быть такого, чего я не видел?
Парень не то, чтобы смутился, а скорее заинтересовался, обвёл помещение любопытным взглядом, в надежде отыскать скрываемое от него потрясающее зрелище. Ничего, конечно, не обнаружил, кроме незнакомой девушки – Полины, то есть, – уставился на неё и сообщил, как будто тоже исключительно ей:
– Ванёк из Швеции вернулся. Зовёт отметить.
Упоминание Швеции произвело на Полину впечатление, а вот имя Ванёк не сказало совершенно ни о чём. Да и слова предназначались без сомнений другой, потому что следом сразу же прозвучало:
– Танюх, что скажешь по этому поводу?
– Скажу, что не возражаю, – откликнулась соседка. – Только мне для начала переодеться надо. – Она намекающе дёрнула бровями, по-прежнему глядя прямо на визитёра, но тот опять уже уставился на Полину.
– А ты?
– Так я же…
Она хотела честно объяснить, что с первого курса, что никакого Ванька не знает, даже никогда о нём не слышала, но соседка опередила, распорядилась категорично:
– Собирайся, идём! – И, понимая, что очередной намёк тоже будет проигнорирован, заявила прямо: – Мартин, дверь закрой. С той стороны.
В ответ парень ухмыльнулся, и прежде, чем исчезнуть в коридоре, выдал скороговоркой:
– Ванёк, кстати, уже здесь. На машине. Ждёт. Поэтому побыстрее, особо не увлекайтесь: нарядиться, накраситься. И так сойдёт.
Последние фразы смутили Полину, показались слишком неоднозначными.
– Для чего сойдёт?
Таня сначала посмотрела с непониманием, потом хохотнула, запрокинув голову.
– А я думала, у тебя все фантазии только по поводу отличной учёбы и будущей блестящей карьеры.
Полина насупилась и демонстративно отвернулась. Не случилось у неё никаких фантазий, просто она предпочитает быть в курсе ситуации, чтобы потом не чувствовать себя дурой. И, между прочим, она ни с кем не напрашивалась, нет ей никакого дела до Ванька, прибывшего из Швеции. Лучше уж она и правда останется. Полина даже демонстративно уселась на кровать, потянулась к валявшейся на ней книге, но соседка проворковала миролюбиво:
– Пойдём. Никто от тебя ничего не потребует. – Но всё-таки не сдержалась и беззлобно подколола: – Если сама не захочешь. Да и тут легко не получится. Ванечка и сам слишком разборчивый. Да к нему и близко не подпустят. А Мартина можно просто послать. Он поймёт и даже не обидится.
Полина отложила книгу, и даже расстегнула пуговицу на рубашке, которую обычно таскала в общаге: не идти же в настолько затрапезном виде, даже если специально просили не наряжаться. Но тут в голове вспыхнула ещё одна разумная мысль, заставившая Полину вздохнуть, и, смущённо глянув на Таню, поинтересоваться с осторожностью:
– А куда мы пойдём? У меня с деньгами не очень.
– Не заморачивайся! – стаскивая с себя влажную от пота футболку, воскликнула соседка. Голова её целиком исчезла в трикотажном мешке, и следующие слова прозвучали приглушённо: – Если Ваня позвал, он за всё и платит. – Футболка полетела на кровать, Таня сдёрнула с плечиков тонкий свитерок приятного сиреневого цвета, и развернувшись к Полине, сообщила: – У него твоих проблем нет.
Да что ж это за Ванечка такой? Вернулся из Швеции и сразу собирает компанию, чтобы отметить событие. Причём не в общаге, а планирует везти всех куда-то на машине. Интересно: на своей или такси вызвал? Редко у кого из студентов имеется собственный автомобиль, а уж у тех, кто обитает в общаге – и подавно. А, возможно, он и не студент вовсе. Никто же об этом не говорил. И опять возникла мысль «А не лучше ли остаться?» Но, будто услышав её, Таня решительно скомандовала:
– Полька, идём! А то сидишь тут, как мышь в норе, ничего, кроме учебников не видишь. Мне даже неудобно как-то. И не переживай. Я тебя в обиду не дам. Да, если честно, и обижать тебя некому. Я же говорила: все адекватные, слова понимают. – Соседка подхватила куртку, замерла на месте, поджидая Полину, а уже в дверях пихнула её тихонечко локтем в бок, хихикнула: – Главное, сама слишком не расслабься, если настолько принципиальная. – А потом добавила, вполне серьёзно: – Но обычно такие легче всего с катушек и слетают.
Наверное, Таня права. Полина прекрасно о таких случаях знала, когда у избавившихся от навязчивой родительской опеки, почувствовавших полную свободу первокурсников крышу капитально сносило. Не справлялись.
Совсем недавно было, во время сессии – отец примчался за дочкой. Потому что она домой на выходные перестала приезжать и на звонки толком не отвечала. Искал её по общаге, стучал во все подряд двери, расспрашивал каждого встречного, а потом выловил в комнате у парней, пьяную, полуодетую, сгрёб в охапку, вместе с вещичками и увёз, не спрашивая. Но её всё равно бы отчислили. Она и на занятия в последнее время не ходила, и задолженностей накопила – вряд ли бы её до экзаменов допустили.
Но с Полиной подобного точно не случится, и не стоит применять к ней слово «обычно». Это не про неё. И с катушек она не слетит. Потому как не собирается терять то, что досталось с таким трудом.