Любовь всей его жизни (ЛП)

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Симптомы

У Маркуса не было связано с Лос-Анджелесом много теплых воспоминаний. Он женился в Лос-Анджелесе, но там же и развелся. Ему очень нравились первые три года их жизни в городе в полуразвалившемся доме с тремя спальнями и панорамным бассейном с видом на песчаный, тогда еще латиноамериканский район, Эхо-Парк. Кроме четырех последних в уединенном особняке в Голливуде, купленном им только для успокоения Бьянки, которые были поистине адскими. Его бывшая жена давила на него так сильно, что, когда наконец-то оставила его ради другого мужчины, он почувствовал что-то близкое к благодарности. Это было до того, как она получила самого лучшего в округе Лос-Анжелес адвоката и выпотрошила его в борьбе за опекунство, прежде чем он нанял Синтию.

Маркус признал всю насмешку судьбы, даже когда жаловался про себя, пока осуществлял свою детскую мечту сыграть три вечера подряд при полном аншлаге в Голливуд-Боул³³, его любимом месте. С микрофоном в руке, распевая во весь голос перед очередной толпой, он старался не думать о возможности потерять детей во второй раз. Никто: ни его друзья по команде, ни даже Смитти, не хотел слышать о проблемах богатой рок-звезды. Маркус знал, в чем дело: ведь он не имел права жаловаться, потому что был богат и знаменит. Совершенно невозможно представить, что у него могли быть какие-нибудь реальные проблемы, поэтому лучше не делиться никакими заботами и обидами даже с ближайшими друзьями.

Тогда его осенило: тот, кто держал свои чувства в себе, хранил их – это был старый Маркус. Новый Маркус – тот, кто на самом деле хотел раскрыться и поделиться подробностями личной жизни, приятными и болезненными – недавно был разбужен. Кем – Райан? Она была той, с кем он хотел разделить свои истинные чувства? Он решил, что это вполне может быть.

Маркуса злило, что он не мог исследовать эту новую возможность в его жизни без той кучи мудаков в Твиттере, что высказывали свое мнение о том, имеет ли он право чувствовать то, что он чувствовал. Даже на этом концерте, где предположительно почти все, за исключением имеющих журналистские удостоверения, потратили большую часть своих с трудом заработанных денег на билет, несколько человек в передних рядах забросали его между песнями вопросами.

— Где няня, Трой? — громко кричал один.

— Если она больше не с тобой, то я свободна! — визжала другая.

— Классные сиськи! — орал третий неандерталец.

Он бы легко мог игнорировать этих троллей, если бы они не имели такое большое влияние на его жизнь. Но они создавали сплетни о нем, хихикали над обработанными изображениями и текстами, которые выставляли его в ложном свете, и выплевывали обратно информацию, пока она не становилась похожа на правду – новую, запретную и убийственную правду – что вызывало у него огромную обиду и боль.

Маркус чувствовал слабость, жар и дискомфорт. Его гитара, казалось, весила 50 килограммов. Ему нужна была еда или вода, или еще что-то, но все это придется ждать до конца этой песни. Он понял, что эти последние несколько дней скучал по Райан почти так же, как и по Майлзу. Он знал, было глупо преследовать ее, зацикливаться на ней. Она была не просто сотрудником, она была работником, на которого ему приходилось больше всего полагаться. Если бы была даже малейшая возможность, что его отношения с Райан отвлекли бы ее от обязанности быть самой лучшей няней, он обманул бы своих детей и разрушил основу, что заложил летом. Хуже всего то, что он подтвердил правоту Бьянки: даже при том, что между ними ничего не было, но то, что они пару раз держались за руки, и картинки в сети говорили о бурной, преувеличенной истории, Бьянка была права.

Но сердцу не прикажешь, и Маркус уже давно перестал пытаться контролировать свои эмоции. Вопреки всему, он уже начал думать о возможностях, которые могут открыться после того, как закончится тур. Райан согласилась работать у него только на лето. Она собиралась продолжить где-то обучение – он даже не мог вспомнить где, возможно, на Среднем Западе или на юге – сразу после того, как завершится тур, чтобы получить степень магистра. Маркус хотел, чтобы вместо этого она запланировала остановиться около Бигфорка. Конечно, это было глупо, но ему очень хотелось пригласить ее на нормальное свидание, когда все это закончится. Он хотел бы забрать ее в Эльдорадо и съездить в то новое место на горнолыжном курорте, где делают самую вкусную пиццу. Или еще лучше, пока не стало слишком холодно, он мог бы пригласить ее на прогулку на каноэ вниз по реке Суон, устроить пикник и выпить на закате бокал вина...

Конечно же, эти фантазии пришли к нему, когда он стал петь «Любовь всей моей жизни», – песню, которая с самого начала принесла так много неприятностей. Поэтому, когда он начал чувствовать слабость и головокружение, он посчитал, что это эмоции берут над ним вверх. Но когда после третьего куплета его желудок скрутило, он понял, что не летал высоко в своих мечтах о будущем с Райан. А находился в опасной близости от того, чтобы заболеть прямо здесь, на сцене, перед 20 000 поклонников. Он еле допел куплет и, пошатываясь, скрылся за барабанной установкой.

Смитти, воспользовавшись тем, что в это время клавишник исполнял эффектное соло, медленно приблизился к нему, и спросил:

— У тебя там все в порядке, босс? Ты неважно выглядишь.

Маркус не смог ответить. Тошнота накатывала на него как цунами, и, понимая, что не успеет убежать за кулисы, вырвал как можно незаметнее за бесценным черным усилителем «Фендер Твин» Смитти. Неважно, наемный работник или нет, но Смитти надерет ему задницу, если он повредит усилитель; это был его ребенок. Но ничего не поделаешь.

Роуди, увидев, что произошло, бросился к Маркусу с влажным полотенцем и бутылкой воды, которая будет ему необходима позже. Смитти, зная, что нужно заполнить паузу, начал долгое, дикое соло, в то время как Маркус вытирал лицо полотенцем. Затем он прополоскал рот водой, выплюнул ее и вернулся на сцену. Он закончил песню, слегка обессиленный, но толпа ничего не заметила. Шоу должно было продолжиться. И оно продолжилось.

***

Райан больше не могла молчать. Не прошло и минуты после того, как она попала на заднее сиденье лимузина с Бьянкой и Майлзом, и мальчик уснул, положив голову на колени матери и опираясь коленками в ребра Райан, а салон автомобиля погрузился в тишину. На шоссе 101 они попали в ужасную пробку; Райан могла поклясться, что слышала медленное, ровное дыхание водителя лимузина. Ей не верилось, что она будет сидеть рядом с бывшей Маркуса, матерью, за детьми которой она был нанята присматривать одному Богу известно сколько времени. Что Бьянка знала о ней и Маркусе? Или, что более важно, что Бьянка думала, что она знала?

Была бы она одна, Райан, вероятно, приветствовала бы немного покоя после волнения, вспыхнувшего, когда Бьянка представилась часом ранее. Какой ошибкой было оставить Майлза одного, даже если она просто была за дверью. И как не повезло, что его мать появилась как раз тогда, когда он снова почувствовал себя плохо. Они открыли дверь, чтобы найти Майлза блюющим прямо на журнальный столик, вот ведь ужасная неприятность, и страдания Майлза произвели то еще первое впечатление о Райан, как о няне, ухаживающей за ребенком.

В ужасе, она побежала в ванную, чтобы намочить полотенце и прибрать ужасный беспорядок. Ползая на четвереньках, она позволила Бьянке утешить ребенка. Майлз, достаточно счастливый, когда пару минут назад свернулся около нее, выглядел изнуренным. Одинокая слеза скатилась по щеке, хотя он не издал ни звука. Он, вероятно, задремал, пока тошнота не подарила ему столь суровое пробуждение. Она знала, что не надо было давать ему эти проклятые крекеры.

В лимузине Бьянка, наконец, заговорила.

— Это так типично для Маркуса. Он всегда был безответственным, но на этот раз он действительно доигрался, — она гладила сына по волосам снова и снова, и Райан подумала, что эта картина похожа на обсессивно-компульсивное расстройство (пройдя слишком много курсов психологии... два года назад, она бы просто сказала, что Бьянка выглядела так, будто была немного не в себе). Она также спрашивала себя, следует или нет Бьянке обсуждать недостатки Маркуса в присутствии Майлза. — Он говорит, что хочет взять детей на гастроли, но когда один из них заболевает, — и поверь мне, кто-нибудь всегда заболевает – он оставляет его с няней, а сам собирает вещи и едет дальше в следующий город. Без обид, Рейчел, но это просто жестоко. Особенно, когда я нахожусь меньше, чем в двух часах езды. Он мог бы отправить обоих детей ко мне домой. Разве в этом не было бы больше смысла?

Райан ничего не сказала, – она даже позволила Бьянке назвать ее Рейчел – разумеется, она не знала, что Бьянка жила в этом районе, но даже если бы и знала, решение принимала не она.

С уверенным видом Бьянка объяснила, что Майлз останется с ней, пока не будет снова здоров на сто процентов. Пусть это и было неудобно, но Райан настояла на звонке Маркусу, чтобы убедиться, что тот не против нового плана, – он вздохнул и сказал, что, наверное, это больше не имеет значения, и попрощался прежде, чем объяснить, что это значит – потому что, если память ей не изменяла, она работала на Маркуса, а не на Бьянку.

После того, как Райан отключила сотовый, Бьянка склонила голову набок и стала хладнокровно рассматривать ее, словно тщательно изучала снятую с вешалки дизайнерскую одежду.

— Могу я дать тебе бесплатный совет? — обратилась Бьянка с вопросом к Райан, которая не могла не чувствовать себя неловко.

— Давай, вперед. Излагай, — Райан взяла себя в руки. Фраза «бесплатный совет» означала, конечно, что бывшая Маркуса видела видео и фотографии, читала все сплетни и пришла к тем же выводам, что и мать Райан (и весь остальной мир).

— Ты вроде хорошая девушка, но ты молодая – очень молодая. И я знаю, может показаться, что Маркус – это невероятный улов. Он богат, знаменит, красив.

— С ним все в порядке, — Райан напустив на себя легкомысленный вид, немного пошутила, чтобы поднять настроение, но либо ее шутка не удалась, либо у Бьянки не было чувства юмора. Она решила вернуться к своим привычным молчаливым кивкам. И просто позволить этой женщине высказывать свое мнение и покончить с этим.

— Хочу лишь просто сказать тебе, как женщина женщине. Этот мужчина не умеет быть спутником жизни. Ни мне, ни тебе, ни кому-либо другому.

«Кто говорил про «спутника жизни»? – хотелось закричать Райан, однако она последовала своему собственному совету и заткнулась. – Все, что сделал этот мужчина – лишь взял меня за руку!»

— Он классический нарцисс, — продолжила Бьянка. Она, казалось, сделала свою собственную курсовую по психологии, или, по крайней мере, перелистала несколько книг по самосовершенствованию. — Он вкладывает всю эту любовь и сострадание в свои песни, так что весь мир считает, что он потрясающий парень. Он отдает всего себя своей музыке, и, по сути, ничего не оставляет для всех остальных. У него не было времени для своих детей, и, конечно же, не было времени для собственной жены.

— У него есть время для меня, мамочка, — сказал смиренно Майлз.

— Ох, милый, я не знала, что ты не спишь, — Бьянка вела себя, будто только что говорила о ценах на масло или о достопримечательностях вдоль дороги, а не о самом важном человеке в жизни ее сына. И, что самое ужасное, участие Майлза в разговоре не заставило Бьянку понять, что обсуждаемая тема была, может быть, просто может быть, неуместной. — Маркус живет в своем собственном мире, и ни одна женщина не изменит это. Музыка всегда на первом месте, и так будет всегда.

«Для танго нужны двое», – подумала Райан. – «Расскажи лучше о том, как сама заблудилась в своем собственном мире». Она посмотрела на Бьянку и попыталась представить, какой была эта женщина прежде, чем успехи Маркуса навсегда изменили ее жизнь. Она всегда была такой эгоистичной, или богатство и известность изменили ее на всю жизнь? Райан поняла одно: она никогда бы не хотела, чтобы это случилось с ней.

— Итак, Рейчел, хватит о нас, — заявила Бьянка. — Расскажи мне о себе.