Люся, которая всех бесила

Глава 37

«Абонент временно недоступен, но вы можете оставить ему свое сообщение…»

Черт, черт и черт.

И без оружия ведь еще.

— Я не знаю, — сказала Люся Виктору Дмитриевичу, — он же к вам поехал! Может, вы разминулись?

— Во сколько он выехал? Я прождал его сорок минут.

— Да вовремя он выехал… Но в городе пробки… Подождите, я позвоню его заму!

Ветров-папа стоял все еще в коридоре, все еще в пальто, но он казался насмешливым, а не напуганным.

В отличие от Люси.

— Может, не стоит разводить панику? — спросил Виктор Дмитриевич, когда она трясущимися руками листала свой тупой кнопочный телефон в поисках Смирнова. — Может, Пашка просто налево свернул? А я приперся и испортил ему всю малину.

Однако раскаяния в его голосе не было.

Люся была не той подружкой сына, с которой было бы жалко испортить отношения.

— Да ну вас с такими намеками! — рявкнула она и едва не взвыла, услышав в трубке про недоступного абонента.

Они там пропали без вести всем отделом, что ли?

— Ну-ну, деточка, вы же не думаете, что единственная у моего сына, — Виктору Дмитриевичу, кажется, нравилось подливать масла в огонь.

Вот сволота.

Люся глубоко вздохнула и решительно набрала Великого Моржа.

Звонить ему в такое время суток категорически не рекомендовалось.

Но что было делать?

— Да? — с явным неудовольствием отозвался Китаев.

— Паша пропал, — выдохнула Люся, ненавидя себя за истеричные нотки в голосе, — поехал на встречу с отцом и не доехал.

— Повиси, — велел Великий Морж, и в трубке заиграла заунывная мелодия.

Виктор Дмитриевич закатил глаза:

— Вы же не собираетесь обзванивать больницы и морги? Паша взрослый человек…

— Паша взрослый человек, — отчеканила Люся, до крайности взбешенная, — на которого было совершено покушение. Убирайтесь отсюда, что вы вообще делаете в моей квартире?

— Как это — покушение? — тут, кажется, Ветрова-папу наконец проняло. — С какой стати кому-то покушаться на него?

— Вы как будто не помните, где работает ваш сын.

— Трясовица не была случайностью?

Тут мелодия прервалась, и к разговору вернулся Великий Морж.

— У видовиков операция, — сказал он, — по делу навей. Видимо, Ветрова так резко выдернули, что он не успел никого предупредить. Не нервничай, дежурный заверил меня, что все в штатном режиме, они давно вели подозреваемого.

— А, — не то чтобы Люсю это сразу успокоило, но хотя бы руки перестали трястись. — Спасибо большое. А то тут еще Виктор Дмитриевич, тоже волнуется.

— Где это «тут»? — резко спросил Великий Морж.

— Прямо в моей квартире.

— Гони его прочь, — велел он и повесил трубку.

— Пашу вызвали на работу, — сказала Люся Ветрову-папе. — Так что езжайте домой.

— И не подумаю, — заявил тот, нагло улыбаясь. — У меня коньяк с собой. Выпьем, Людмила Николаевна?

— Да не буду я с вами пить, — отказалась она недружелюбно.

— Мы с вами плохо начали, — и он, потеснив ее плечом, прошел на кухню прямо в обуви. — Но, наверное, следует дать нашим отношениям еще один шанс. В конце концов, вы живете с моим сыном, это же хоть что-то да значит.

Люся, обхватив плечи руками, молча следила за тем, как он хлопает дверцами кухонных шкафов в поисках бокалов.

— Паша тяжелый человек, — разглагольствовал он, — с ерепенистым характером. Но за те деньги, которые есть у нашей семьи, можно и потерпеть, верно? Ваша амбициозность, Людмила Николаевна, не перестает меня восхищать.

Виктор Дмитриевич наконец нашел бокалы и разлил в них коньяк.

— Ну же, — он сделал приглашающий жест, — прошу вас, моя дорогая.

— Олег Степанович Китаев, — произнесла Люся спокойно, — велел вас гнать прочь. Я ему сейчас звонила.

— Кому? — глухо переспросил Виктор Дмитриевич, он по-бычьи наклонил голову, и в его позе появилась неясная угроза. — Что вас связывает с Китаевым?

— Многолетнее сотрудничество.

— Ах вот как. Это все объясняет.

Виктор Дмитриевич залпом, как водку, выпил коньяк из одного бокала и сразу из другого. Тут же разлил снова.

— Я-то все думал, с чего у такой сопливой студентки появилась видеозапись с Пашкиного ДТП. А с того же, с чего Горелов так оборзел, что судиться со мной вздумал! Случайности не случайны, да? А вы молодец, Людмила Николаевна, умеете заводить полезные связи и ложиться под кого надо.

— Интересно вы налаживаете отношения, — усмехнулась Люся.

— Китаев служил с моим отцом, — в его голосе зазвучали отвращение и ненависть, — вечно заглядывал ему в рот. А потом убил его. Найдите себе покровителя получше, милая моя.

— А я думала, — проговорила Люся, которая потеряла всякую осторожность от его высокомерия, — что ваш отец умер от стыда. Когда узнал, как сильно вы облажались.

Она понятия не имела — как. Дело было явно не в махинациях с тендерами.

Но попала куда-то в очень больную точку, потому что Виктор Дмитриевич вдруг двинулся на нее, белки его глаз налились кровью, а лицо, наоборот, побелело от бешенства.

Мамочки, да не придушил бы он ее ненароком, запоздало перепугалась Люся, отступая к входной двери.

Как жаль, что домовики могли защищать дом только тогда, когда находились внутри, а не за стенкой.

Помощь ей сейчас явно не помешала бы.

Но Нина Петровна, скорее всего, безмятежно смотрит очередной сериал и понятия не имеет, что тут происходит.

Заорать разве что погромче?

В дверь длинно, уверенно позвонили.

Виктор Дмитриевич остановился.

Люся, слишком перетрусившая, чтобы поворачиваться к нему спиной, не глядя нащупала замок и отодвинула собачку.

— Людмила Николаевна, — мужской вежливый голос, — нас Олег Степанович прислал. У вас тут все в порядке?

Эфэсбэшники, дежурившие у нее в паркинге.

Ее личная, мать твою, охрана.

Подавитесь, Виктор Дмитриевич.

— Проводите, пожалуйста, моего гостя, — попросила она, от облегчения едва не разревевшись, — он уже уходит.

У Ветрова-старшего задергалась жилка над глазом. Он сделал еще шаг вперед и остановился так близко, что Люся ощутила запах перегара на своем лице.

— Веди себя хорошо, девочка, — негромко сказал он, — тише воды ниже травы. Китаев ведь тоже не панацея.

И ушел, насвистывая.

Люся суматошно закрыла за ними дверь, привалилась к стене.

Ее колотило.

Чего именно она так испугалась?

Ну не убил бы он ее в самом деле! И вряд ли позволил бы себе распустить руки.

Это как-то… совсем уже перебор.

Однако она нутром ощутила опасность — вполне себе настоящую, а не выдуманную.

Как будто в лицо ей смотрело дуло пистолета.

— Черт знает что, — пролепетала Люся, метнулась на кухню, вылила коньяк в раковину, бросила бутылку в мусорку. Ей не хотелось, чтобы в квартире остались хоть какие-то следы Ветрова-старшего.

Он казался ей омерзительным.

Вымыла и убрала бокалы.

Сполоснула лицо холодной водой.

Спокойно, Люся, спокойно.

Это всего лишь один старый охамевший кимор.

Ничего выдающегося.

В первый раз, что ли, она встречается с этим типом людей?

Зазвонил телефон.

Люся поспешно ответила, но звонил не Пашка, а Великий Морж.

— Что у вас произошло? — спросил он. — Ребята сказали, он угрожал тебе.

— Я не поняла, Олег, — призналась Люся жалобно, — он приехал, потому что Паша не пришел на встречу. Говорил какие-то гнусности. А потом я сказала про тебя, и тут он прям взбесился. Заявил, что ты убил его отца. А я завернула про то, что он тоже напортачил.

— Стоп, — перебил ее Китаев, — что ты вообще об этом знаешь?

— Да ничего я не знаю! Просто ляпнула ему назло.

— Ладно, все хорошо, — голос у Великого Моржа был уверенным и твердым. — Просто не лезь к этому мерзавцу. Я прослежу, чтобы он быстрее убрался из города. К тебе приехать?

— Не надо приезжать, — Люся представила себе, как обрадуется Паша, застав тут Китаева, и едва подавила нервный смешок, — я просто накрутила себя. Есть новости от видовиков?

— Есть. Они взяли Дмитрия Юрьевича Лихова во время нападения на навь. Подробности тебе Ветров расскажет, я не вникал.

— А… Ну то есть все живы, все хорошо?

— Ну конечно, все живы, Люсь. Сейчас пока оформят, пока то, пока се, выпей лучше валерьянки и ложись спать.

— А новости о Синичке? — с телефоном в руках Люся прошла в спальню, но свет не стала выключать. Ее все еще потряхивало. Забралась под одеяло. — Расскажи мне хоть что-нибудь, Олег, пожалуйста, что угодно. Ты ведь можешь сейчас говорить?

— Не могу, — в его голосе послышалась улыбка, — но буду. Синичкину мы объявили в федеральный розыск. Пока она забилась в какую-то нору, но рано или поздно выползет оттуда. Ориентировки на нее буквально везде. Участковые обходят свои участки, проверяют съемные дома и квартиры.

Тема явно была неудачная.

При мысли о том, что Синичка, которая так много лет была частью Люсиной жизни, сейчас прячется от полиции, стало только хуже.

— Нина Петровна сказала, что переезжает весной, — проговорила она, обреченно понимая, что и это не самая лучшая тема.

Они же могут поговорить о чем-то нейтральном? Или нет?

— И ты меня ненавидишь за это?

— Ты ведь не заставил ее?

— Я попросил. Она могла отказаться. Серьезно, Люсь, у нее был выбор. А вот у меня его нет. Я вынужден хвататься за любую соломинку.

— Я могу что-то для тебя сделать?

— Держись подальше от Виктора Ветрова, — серьезно попросил Великий Морж.

— Ладно, — пообещала ему Люся, и они распрощались.

Она полежала, глядя в окно.

И что рассказать Паше о произошедшем?

И надо ли рассказывать?

Ничего ведь особенного не случилось?

И тут от Пашки пришло сообщение: «Вижу пропущенный от тебя, прости, очень занят. Буду поздно, жив, здоров, при исполнении. Жди меня голенькой».

Дурак такой.

Паша пришел под утро, Люся дремала беспокойно и чутко и мгновенно подскочила от поворота ключа в замке.

— Я тебя прибью, — завопила она через всю квартиру, — если ты еще раз помчишься кого-то там ловить, не предупредив меня! А если бы я была истеричкой? Или еще хуже — ревнивой истеричкой?

До нее донесся тихий смех.

— Чем это ревнивая истеричка хуже просто истерички? — крикнул он в ответ. — Я, может, нуждаюсь в толике ревности. А то тебя не поймешь…

Его голос приближался, а вскоре его нагнал и сам Паша, появляясь на пороге.

— И что именно тебе непонятно?

— Да примерно все, — он ловко двигался в темноте, сбрасывая пиджак, галстук, рубашку. — Ну, само собой, то, что ты никогда никого так не хотела, как меня, я запомнил. Но маловато будет, девочка моя.

— А вот и фирменная мареновская жадность, — развеселилась Люся. — А то придумал тоже, квартирами разбрасываться! Я аж испугалась, что твой столбняк вызвал необратимые повреждения мозга.

Он аккуратно повесил на кресло брюки и упал на кровать рядом с ней.

— Дежурный сказал, что среди ночи Китаев звонил. Ты так и будешь бросаться к нему за помощью при любом раскладе?

— Да иди ты к дьяволу! — взбеленилась Люся. — Уже не смешно, Паш. Ты недоступен. Капитан Смирнов недоступен. Твой отец топчется на моем пороге, потрясает бутылкой коньяка и намекает, что ты свинтил по бабам. Кому еще мне было звонить?

— Отец приезжал? — после паузы уточнил Ветров. Кажется, он был не расположен раздувать ссору. А вот Люся поскандалила бы — хотелось выпустить пар. Но она постаралась не поддаваться шальным эмоциям.

— Приезжал, — подтвердила коротко, — его визит был недолгим. Вы правда взяли Лихова?

— Правда. Он уже несколько ночей кружил по городу, как одержимый призрак. Мы думали, ему все равно, какую навь насадить на осину, а оказалось, не все равно. Он выслеживал Сашу, помнишь, которая была с Гореловым в ресторане? Спасал ее от порока, видишь ли. Прилюдные отношения умертвия и человека всколыхнули в его душе сложные чувства.

— Спаситель, — нахмурилась Люся. — Значит, в «Вишенке» тоже он?

— И в «Вишенке» тоже он. У него был доступ к клубу, он знал систему видеонаблюдения, мог свободно войти и выйти, к нему там привыкли, и его появления никого особо не удивляли. Лихов все-таки спятил после смерти дочери, а никто этого так и не заметил. Лиза покончила с собой и превратилась в навь. Дмитрий Юрьевич не стал ставить ее на учет, а прятал в деревне. Однажды приехал — а она там с одним парнем прогуливается. Вроде ничего такого, они просто разговаривали. Но Лихова переклинило.

— Он уничтожил свою дочь? — поразилась Люся.

— На допросе его знатно корежило. Даже после смерти, ругался он, Лиза осталась все той же похотливой ярилкой. Что ему было делать, говорит, только спасти ее от самой себя.

— Бедная девочка. Она ведь не знала свободы ни при жизни, ни после смерти.

— При этом Лихов внаглую заявился к тебе, потребовав отдать ему навь, которую ты вывезла с пожара в клубе. Он реально не поверил в то, что кто-то будет всерьез расследовать их исчезновение. Чувствовал полную безнаказанность — кому какое дело до умертвий, они ведь не люди.

— А трясовица?

— С трясовицей открылось такое днище в работе отдела по постановке умертвий на учет, что волосы дыбом. Они принуждали навей работать на них, а трясовиц не уничтожали, как того требует закон, а держали на продажу, представляешь себе.

— В смысле? — Люсю передернуло. — На продажу кому?

— Тому, кому надо ненавязчиво отправить ближнего своего на тот свет. Трясовицы по нынешним временам — штучный и очень дорогой товар. Девочка, которая меня укусила, содержалась в заброшенном бараке под присмотром навей. Она была уже третьей, двух предыдущих вывезли в другие регионы. Мы заколебемся их искать. Этой девочке как раз искали покупателя, когда Лихов послал ее по адресу твоей Синички. Собственно, он эту систему и создал, когда возглавлял отдел. Социальные службы сливали им информацию о неблагополучных семьях со смертельно больными детьми. Эти семьи пасли и в нужное время отправляли за трясовицей навей.

— Жесть какая, — Люся натянула одеяло повыше, ощутив озноб. — Как он узнал про квартиру Синички?

— А она ему сама о ней сообщила. Лихову пришла электронка — мол, Павел Ветров обязательно появится по этому адресу в самое ближайшее время. Лихов уже чувствовал, что расследование слишком далеко зашло, он потерял осторожность, начал психовать. Он, конечно, знал о серийном убийстве архов, связей полно в полиции. И понимал, от кого именно могло прийти столь заманчивое предложение. Лихов решил, что хорошо бы вывести меня из строя. То ли от переизбытка чувств, а то ли надеялся притормозить следствие. Я же один такой упертый, кто в этих навей вцепился, как в живых, другой опер даже вникать бы не стал.

— А как Синичка узнала про Лихова? И зачем она с ним связалась?

— Как узнала — понятия не имею, — он зевнул. — Поймаем, спросим. А зачем — тут есть догадки. Наверное, через меня она хотела добраться до тебя. Ты же расстроилась из-за моего боевого ранения, Люсенька?

— Тебя укусили за палец, — фыркнула она. — Тоже мне.

— Ты развалишься, если проявишь участие и поддержку?

Может, и развалится.

На участие и поддержку требовалось очень много сил, а Люся сама едва-едва держалась на плаву.

Стоит дать слабину — и утонешь в страхах.

— Так что завтра звони своему Носову, — вздохнул Паша, — пусть мчится в нашу пресс-службу, они ему передадут материалы обоих дел — и по «Вишенке», и по трясовицам. Мне нужен резонанс, потому что впервые в мировой истории нави будут давать показания в суде. Нужно перебороть закостенелость системы, а то наша консервативная прокуратура может вообще завернуть рассмотрение с такими свидетелями.

— Резонанс — это запросто, — меланхолично согласилась Люся, которая все никак не могла прийти в себя от новостей о Деде-Дубе. Вроде она и подозревала, что с ним все непросто, а все равно — как обухом по голове. А уж как перевозбудится Носов от таких новостей! — А интервью с тобой? Новый начальник видовой полиции против старого! Раскрыта грязная схема продажи трясовиц!

— Хватит мыслить заголовками, — хмыкнул он. — С интервью я, пожалуй, пойду на телевидение. Мое обаяние достойно профессиональных камер.

— Убью, — предупредила его Люся свирепо и для пущей наглядности сунула ему кулак под нос.

Ветров его перехватил и поцеловал.

— Все, Люсь, — проговорил он и сгреб ее в охапку, — у меня глаза слипаются. Убьешь меня завтра, ладно?

И он почти сразу уютно засопел ей в макушку.

А ей почему-то от этого сопения захотелось плакать — до того оно было успокаивающим.

Мир ужасное место, да, а люди — мерзкие твари.

Но вот Люся лежит в своей любимой кроватке, и Паша Ветров сопит и обнимает ее, и слышно, как спокойно бьется его сердце.

И вроде ничего.

Жить можно.

— Люсь, а Люсь?

— Ммм.

— По-моему, Паша на меня дуется.

— По-моему, тоже. Нина Петровна, вы удивлены?

Утро выдалось ясным и солнечным, а стало быть, морозным.

Старушка стояла у окна, глядя на город.

Хорошенькая, опрятная, милая.

Паша, видимо, принимал душ, в ванной лилась вода.

— Нина Петровна, — прошептала Люся, — вам ведь Китаев сказал про свою внучку? Ну…

Старушка быстро переместилась к кровати, положила палец ей на губы.

— Не надо, — строго сказала она. — Ни к чему об этом говорить.

— А Пашке?

— И тем более Пашке. Изменить он ничего не сможет, а волноваться начнет вдвое сильнее.

— Мне не нравится ему врать.

— Ну, деточка, а кому же нравится! — иронично протянула Нина Петровна. — Но иногда приходится. Что делать, правда бывает весьма неприятной штукой.

Люся села на кровати, разглядывая старушку.

Она казалась такой хрупкой.

— Зачем вы меня обманули, Нина Петровна?

— Не тебя, Люсь. Просто так получилось. Когда мы с тобой познакомились, ты была всего лишь чужим человеком, с которым я не собиралась заводить близкого знакомства. Кто просил тебя бегать ко мне то с фруктами, то с конфетами, то с компотом?

Люся улыбнулась, вспомнив тимуровские настроения, охватившие ее тогда.

Нина Петровна выступила той самой старушкой, которую можно было перевести через дорогу, чтобы поставить себе плюсик в карму.

— Мне будет вас так не хватать, — призналась она и обняла соседку. — Вы, конечно, старая мошенница, но все эти годы ближе вас у меня и не было никого.

— Девочка моя, так ведь я оставляю взамен себя Пашку.

— Какая-то неравноценная замена, — грустно засмеялась Люся.

— Кхм. Ну, знаете ли, вы, девушки, раните меня в самое сердце, — сказал Ветров.

Он стоял на пороге спальни и скептически взирал на их обнимашки.

— Давайте завтракать! — торопливо воскликнула Нина Петровна, вскочила и убежала на кухню.

— Глазам не верю, — заметил Ветров, глядя ей вслед, — кажется, она растрогалась. Ну ты даешь, Люсь, довела железобетонную старушку.

— Да никакая она не железобетонная, — вздохнула Люся, — самая обыкновенная.

— И ты так легко спустила ей с рук вранье?

— Она же не моя родня, — засмеялась она. — Мне с ней делить нечего.

Ветров неодобрительно только головой покачал. Сам он переезд бабушки к Китаеву явно не собирался понимать.

— Нина Петровна, — сказала Люся, с аппетитом уплетая золотистую пшенку с тыквой, — между прочим, один очаровательный кавалер мечтает с вами познакомиться.

— Ах, разве это удивительно? — томно произнесла старушка. — Мы, домовихи, способны осчастливить любого. В прежние столетия за девушками моего вида стояла очередь из женихов, устанешь выбирать.

— Полагаю, что его заинтересовала не ваша видовая принадлежность, а ваш интерес к древним рукописям. Говорит, вы утащили у него из-под носа сразу несколько манускриптов на онлайн-аукционах.

— Ах ты батюшки, — воскликнула Нина Петровна и самым потрясающим образом густо покраснела. — Да уж не про Знойного Ловеласа ли ты мне толкуешь?

— Про кого? — поразилась Люся и расхохоталась.

Ветров, по-утреннему хмурый и ворчливый, завтракал молча. Он не выспался и сейчас тихо ненавидел весь мир. Люся ощущала его раздражение как назойливое жужжание комара над ухом, и ей очень хотелось прихлопнуть этого несуществующего комара.

Ну или хотя бы слопать.

— Вполне может быть, — продолжала резвиться она, любуясь розовой мордашкой старушки, — Николай Иванович действительно знойный ловелас. Он был женат четыре раза, но все еще верит в брачные узы. С последней дамой своего сердца он расстался потому, что она отказалась выйти за него замуж. Не захотел, понимаете ли, жить во грехе.

— Люсь, а можно менее настойчиво подсовывать моей бабушке престарелого бабника? — буркнул Ветров.

— Гляньте на него. Теперь его бабники не устраивают! Напомнить тебе, что своей предыдущей девушке-ярилке ты изменил с ее же подругой?

— Паша! — ахнула Нина Петровна. — Как это после такого у тебя стручок не отсох!

Люся почувствовала, что от таких захватывающих аллегорий у нее челюсть бухается вниз.

Она так и покатилась со смеху, а у Ветрова окончательно испортилось настроение.

— Ну вот, — он обвиняюще указал ложкой на бабушку, — теперь Люся будет припоминать мне этот стручок вечно!

— Так тебе и надо, — безмятежно отозвалась Нина Петровна, — так что там с моим поклонником, Люся?

— Ну, он художник. И коркор.

— Да господи, — процедил Ветров, — а поприличнее экземпляра не нашлось?

— Ого, — восхитилась Нина Петровна, — я чувствую заманчивый флер зловещих стереотипов. А фото есть?

— Сколько угодно. Мы писали с ним материал.

— Ах, тот чудесный музейный юноша, который делает керамические фигурки!

— Да-да, тот самый.

— Прелестные фигурки.

— И прелестный юноша.

— Да ну вас, — скривился Ветров и ушел в гостиную, прихватив с собой кружку кофе.

— И чего он так бесится? — спросила Люся.

— Утро, — пожала плечами старушка.