Мадемуазель Судьба

Глава 4

Раскачиваясь на стуле, Валька мужественно ждала, когда Юрий Яковлевич наконец-то освободится и сможет с ней поговорить. Все время он увиливал от разговора, задаривая подарками, отвлекая на разную ерунду. Должен же Юрий Яковлевич понять, что ей и на работу нужно (отпуск пока дали только на неделю), и к Наташке, и вообще… Наследство – это хорошо, и его даже хочется (интересно, шляпы английской королевы тоже ей достанутся?), но нельзя ли сделать так, чтобы она вернулась домой? А главное – какие новости? Очень приятно, когда тебя оберегают и балуют, но не для того же она согласилась остаться, чтобы валяться целыми днями перед огромным плоским телевизором, набивать живот пирожными и выбирать одежду в толстых глянцевых каталогах (которая, между прочим, не особо-то выбирается).

Валька не привыкла к такой жизни. Это жизнь оболтусов и тунеядцев, какая уж тут радость, какое удовольствие! Конечно, раньше не хватало заботы и внимания, но когда и того и другого чересчур много, то…

«Я не хочу тебя волновать», – мысленно повторила Валька недавние слова Казакова. А она бы поволновалась, понервничала, а то очень скучно. И еще, она бы сейчас что-нибудь постирала и погладила, помыла полы и даже окна. Но, во-первых, здесь абсолютная чистота, а во-вторых, если Казаков застанет ее за подобным занятием, то наверняка схватится за сердце и попросит валидол. Принцессы, а Юрий Яковлевич иногда ее так называет, по его твердому убеждению, уж точно не должны заниматься «подобными глупостями».

Стул резко качнулся, и Валька с грохотом рухнула на пол.

– Нда-а-а, – протянула она, поднимаясь с шелковистого, украшенного орнаментами, ковра.

Казаков очень хороший и относится к ней по-волшебому, наверное, нужно воспользоваться его добротой и выклянчить весомую порцию свободы.

Отрепетировав про себя длинную речь, сдобренную аргументами, клятвенными заверениями и словами, давящими на жалость, Валька направилась к кабинету Казакова. Шмыгнув в приоткрытую дверь, она остановилась посреди комнаты и, не обращая внимания на улыбку, заигравшую на лице покровителя, точно заученное стихотворение, стала чеканить слова:

– Юрий Яковлевич, я очень благодарна за все, что вы для меня делаете. За последние два дня я хорошо отдохнула, много чего съела и получила кучу подарков… – Валька сбилась. Речь выходила немного натянутой, и искренней признательности в ней присутствовало мало. Ситуация требовала немедленного исправления. – Миленький Юрий Яковлевич, я ценю, правда ценю вашу заботу, честное слово! Но нельзя ли мне хоть куда-нибудь съездить?..

– Садись, – произнес Казаков, указывая на стул. «Такая же упрямая, как Николай, только с виду маленькая и хрупкая… Юная еще, вот сразу и незаметно». Он улыбнулся и, явно уступая, добавил: – Не перехитришь тебя никак. Хотел, но вот не получается. – Казаков улыбнулся шире. – Наверное, ты права, нельзя тебя здесь держать, как птицу в клетке. Поверь, мои запреты связаны лишь с беспокойством, я очень долго находился в стороне и очень мало делал… – Юрий Яковлевич откинулся на высокую мягкую спинку кресла и положил руки на стол ладонями вниз. Валька представила, что перед ней король, собирающийся огласить указ. – Я навел некоторые справки и… – Казаков замолчал с таинственным выражением лица.

– Что?!

– У тебя действительно есть еще один родственник. Но не проси и не уговаривай, я ничего не расскажу. Во-первых, – Казаков поднял палец, – куда интереснее узнавать все и сразу, во-вторых, меня мучают некоторые сомнения… А в-третьих, на данном этапе информации маловато. К сожалению! Скажу только, что этой истории много лет и речь пойдет об одной измене и о незаконнорожденном ребенке… Пока мне даже не удалось выяснить, какого он пола: мужского или женского.

Произведенным впечатлением Юрий Яковлевич остался доволен. Еще бы! Валька сидела на стуле замерев, чуть приоткрыв рот и округлив глаза. Если так и дальше пойдет, то скоро она наверняка окажется втянутой в какой-нибудь международный конфликт или случится что-то еще похлеще («Может, шляпы английской королевы не брать?..»). В который раз ей захотелось воскликнуть: «Я просто собиралась купить босоножки!»

Валька шумно вдохнула, выдохнула и произнесла:

– Наверное, когда все закончится, я уже не смогу чему-либо удивляться. Я просто разучусь! Такое ощущение, будто я попала в книгу… Надеюсь, эта книжка с хорошим концом, а не кровавый ужастик. – Валька засмеялась, глядя на Казакова с благодарностью. Нет, в своем привычном гордом одиночестве она бы ни за что не справилась с такой ситуацией, как же хорошо, что Юрий Яковлевич написал приглашение, а Сергей приехал за ней к магазину. – Пожалуйста, расскажите хоть что-нибудь! – выпалила Валька, сгорая от любопытства. Кто же кому изменил и как найти этого ребенка? Хотя ее неведомый родственник уже вовсе не ребенок, а взрослый мужчина или женщина.

– Ни за что, – весело ответил Казаков. – Позже, Валентина, я обо все расскажу позже.

– Пожалуйста.

– Ни за что.

Ничего не оставалось, как только смириться. Или разговор можно немного отложить… Вдруг за обедом или ужином Юрий Яковлевич сам не утерпит и «выдаст тайну золотого ключика». Глаза Вальки хитро блеснули, она выпрямилась и решила, пользуясь случаем, выторговать для себя приятных бонусов. «Я дала слово, что не буду приставать со звонками Наташе… Ладно, потерплю немного…»

– Юрий Яковлевич, расскажите, пожалуйста, об отце, – попросила Валька. Заерзав на стуле, она покосилась на рамку с фотографией, стоящую на письменном столе. – Хотя бы немного.

Казаков сцепил пальцы, нахмурился, а затем кивнул, скорее своим мыслям, чем в ответ на просьбу. Вальке было бесконечно приятно, что воспоминания дороги не только ей, но и Юрию Яковлевичу. Она и не думала, что на свете есть такой человек…

«Здорово», – пронеслось в голове. Валька коротко улыбнулась и стала медленно погружаться в прошлое…

В семье бывало по-разному, впрочем, как у многих: то тихо и мирно, то ссора родителей и длительная тишина дня на три или даже четыре. Во время перебранок Валька частенько пробиралась к двери и бессовестно подслушивала, пытаясь понять, кто прав, а кто виноват, и достанется ли ей заодно или, наоборот, родители не обратят внимания на очередную тройку в дневнике и изрезанные ножницами джинсы. Каким-то странным образом получалось, что отец всегда прав, а мама придирается по мелочам: то громко укоряет в ерунде, то тихо шипит, гремя посудой: «И Валентина вся в тебя! Такая же вредная и упертая! Ничего путного из нее не вырастет».

Лет с четырнадцати Валька стала заступаться за отца, в дискуссию не вклинивалась, но при случае обязательно говорила матери: «Вот ты папу ругала, а он ничего плохого не делал» или «Я папу понимаю». Очень хотелось поспорить и доказать свою правоту, но Валька получала в ответ лишь «Больно умная!», и ничего не оставалось, как только идти в свою комнату и браться за книгу или уроки. Может, поэтому со временем между ней и матерью выросла стена, они все меньше и меньше разговаривали друг с другом.

После смерти отца (тот часто болел и жаловался на сердце) началась «новая» жизнь. Как прокомментировал происходящее гадкий и пакостный Сухоруков, «Закуролесила Антонина Андреевна, ох, едрить, закуролесила! Чему только дочь учит!»

Из дома стали пропадать вещи, зато потом начали появляться молодые мужчины… Вот тогда-то Валька и сблизилась с Наташкой: сидела у нее на кухне, ела пироги, болтала ни о чем и слушала радио, подперев щеку кулаком. «Две подружки по несчастью, – с удовольствием комментировал Сухоруков. – Одна рыжей родилась, и никто замуж не берет, а у второй мать больно влюбчивой оказалась». Валька тихо усмехнулась, вспоминая, как Наташка хорошенько размахнулась и шандарахнула врага сумкой по костлявой ноге. Это сейчас «многоуважаемый» пенсионер Сухоруков немного отъелся – при общей худобе у него появился маленький дряблый животик, – а еще год назад он походил на стопроцентного Кощея с большим носом-баклажаном.

– Николай был прекрасным человеком. Уверен, ты это и без меня знаешь, – сказал Казаков, поднимаясь из-за стола. – Добрый, честный, искренний. И очень любил тебя.

– Да. – У Вальки на лице засияла солнечная улыбка. – Но я не знала, что папа увлекался охотой.

– Вовсе нет, – покачал головой Юрий Яковлевич. – Я всего два раза затащил его в лес. И, поверь, наши потуги на этом поприще больше походили на ленивую прогулку, чем на охоту. Ни я, ни твой отец не нашли это занятие интересным, да и стрелять мы так и не научились. – Казаков развел руками: мол, негодными мы оказались, что уж тут поделаешь.

Валька хмыкнула. Несмотря на признание в неудаче, она безошибочно поняла, что Юрий Яковлевич считает свою молодость бравой, и никто бы не удивился, если бы вдруг выяснилось, что Казаков и на рыбалку ходил, и в походы, и по горам лазил. Хотя… Валька оглядела плотную, склонную к полноте фигуру Юрия Яковлевича. «Нет, по горам, наверное, не лазил…»

– А еще, – потребовала она, подаваясь вперед.

– Николай любил картины и за двадцать лет собрал хорошую коллекцию. Не дорогущую, конечно, – Казаков махнул рукой, – но весьма интересную.

– А это для меня не новость! – выпалила Валька. – Папа мне часто показывал картины.

– Я догадывался об этом, – лукаво подмигнув, ответил Казаков.

В семье всегда был достаток. Нет, Валька не ела черную икру ложками и не утопала в дорогих игрушках, бриллианты не вываливались из ее шкатулочек и одежда не была украшена марками известных модельеров, но холодильник всегда был полон, и отец часто давал дочери деньги на карманные расходы. Он очень много работал, а Валька хоть и скучала, однако понимала: так надо.

Дождавшись вечером щелканья дверного замка, она бежала к шкафу, хватала книгу потолще, а потом пулей летела в коридор – пусть папа почитает. Подольше! Засыпая на его коленях, прижавшись к колючему свитеру, маленькая Валька счастливо вздыхала, мечтая, чтобы завтрашний день пролетел как можно скорее.

Однажды отец взял дочь за руку, усадил за стол и положил перед ней небольшой сверток. «Смотри, кроха, какую красотень я принес». Развернув плотную бумагу, Валька увидела картину – речка, камушки, корни деревьев и ярко-оранжевый цветок, тянущийся к солнцу. Почти как в учебнике природоведения. Не особо понимая, чем тут любоваться, Валька глубокомысленно изрекла универсальное слово «супер». Но вот когда отец отнес картину в свою комнату, она вдруг расстроилась и, не сдержавшись, попросила посмотреть еще раз. Отец захохотал, щелкнул Вальку по носу и важно сказал: «Моя порода». Гордость ее захлестнула, и потом, даже если и не нравились портреты или пейзажи в деревянных прямоугольных рамках, Валя всегда говорила: «Супер!» Не потому что хотела обмануть, а потому что изо всех сил старалась дотянуться до любимого отца. «Где ты берешь картины?» – как-то спросила она. «Иногда гуляю по Арбату, а иногда заглядываю в какие-нибудь сказочные местечки». И отец опять щелкнул ее по носу.

Он бывал грустный или пропадал на несколько дней. Валька к этому привыкла и лишних вопросов не задавала. Как-то из детского любопытства залезла в запретный ящик отцовского стола и, не удержавшись, взяла в руки маленькую, вкусно пахнущую записку, но прочитать не решилась – страшно и стыдно.

– Да, у папы была коллекция картин. После его смерти мы передали ее в галерею на Большой Никитской – выполнили его волю, – отчиталась Валька.

– Я в курсе, но вы передали не все картины, – ответил Казаков.

– Разве? У нас ничего не осталось.

– Твой отец завещал галерее всю коллекцию за исключением одной картины неизвестного автора, она не очень дорогая. В библиотеке, на третьей полке справа, лежит каталог – толстый журнал в зеленой обложке. Если будет желание, можешь сходить посмотреть.

– А как называется картина? – заинтересовалась Валька.

– «Женщина в черном».

– Но я никогда ее не видела.

– Правильно, потому что твой отец хранил ее в сейфе в моей московской квартире. Он ею очень дорожил. За несколько дней до смерти Николай приехал ко мне, рассказал пару анекдотов, попил кофе, забрал картину и отправился по своим делам. Если бы я тогда знал… – Поняв, что может расстроить Валентину, Казаков спохватился и несколько отошел от темы. – Уверен, Николай никогда бы не продал столь значимую для него вещь, полагаю, «Женщина в черном» и сейчас пылится в каком-нибудь углу. Ну да ладно, ты, кажется, хотела прогуляться? Я, конечно, не прав, что держу тебя практически взаперти. Куда бы ты хотела поехать? Выбирай любое место, и Сергей отвезет тебя хоть на Северный полюс!

– На Северный полюс можно, а домой нельзя? – хитро уточнила Валька.

– Нежелательно, – изображая на лице строгость, ответил Казаков. – Я все же надеюсь на твое благоразумие. Немножко терпения, и жизнь вернется на круги своя. Сначала я должен выяснить, кто тобой интересуется и почему.

– Вообще-то я готова поделить наследство на две части. Зачем мне куча денег? – Валька пожала плечами. – Половина мне, а остальное этому… ну… внебрачному ребенку. Чьему ребенку, я только не знаю. – Она помолчала, а потом прыснула от смеха. – Поделились бы и все – делов-то!

– Ты, может, и готова делиться, но вот неизвестно, о чем думает твой таинственный родственник. Почему следит за тобой, прячется? Нет, здесь что-то нечисто. Не стоит торопиться.

– Тогда можно поехать на дачу? Она в плачевном состоянии, но я люблю это место. Вдруг найду картину? Хоть какое-то занятие…

Немного помолчав, Юрий Яковлевич дал согласие.

– Сергей присмотрит за тобой. Ты даже не представляешь, как меня это утешает, – с улыбкой добавил он.

Вальке так захотелось успокоить Казакова, что она, не задумываясь, выпалила:

– А хотите, я изменю внешность до неузнаваемости? Волосы покрашу и постригусь. Да меня никто не узнает! Наташка даже, не то что какой-то там дальний родственник.

Эта идея неожиданно захватила Вальку. Так бывает, собираешься что-то изменить, и все откладываешь, откладываешь, а потом – щелк! – и решение дается легко. Она представила себя брюнеткой, с каре. Челка прямая или… Необязательно!

– Хорошо, – одобрил Юрий Яковлевич. – Так мне будет гораздо спокойнее. Я приглашу мастера. Только, пожалуйста, на даче не отходи от Сергея ни на шаг.

Валька поклялась три раза подряд и весело устремилась в свою комнату. Да здравствуют перемены!

«Ладно уж, не стану я от него отходить, – ворчливо подумала она, оставляя лестницу позади. – Пусть будет моим телохранителем, если хочет. То есть, если так хочет Казаков».

Валька постаралась больше не думать о Сергее, но мысли о нем, как назло, настойчиво лезли в голову. Да что лезли, они, точно стадо бизонов, неслись вперед, поднимая пыль, заглушая топотом все «подумаешь!», «вот еще!», «глупости!».

«Он просто выглядит хорошо и высокий, а в остальном – ничего особенного», – вновь проворчала Валька.

Сергей вчера приезжал, и она мужественно игнорировала его целых десять минут. Но очень трудно игнорировать человека, который стоит и смотрит на тебя, а еще подшучивает. Дурацкие шуточки, между прочим. А потом Сергей остался на обед и все подкладывал и подкладывал ей на тарелку салаты и мясо. А зачем ее кормить? Она не маленькая! Ну, худенькая, да, но это же не повод…

Валька сморщила аккуратный носик и посмотрела на часы. Еще немного, и она превратится в сногсшибательную красавицу, и пусть потом хоть кто-нибудь посмеет ей сказать: «Давай ешь, а то ветер тебя скоро унесет и мне догонять придется».

Ножницы издавали уверенное «чик-чик», длинные светлые пряди обреченно падали на пол, шея чесалась, хотелось чихнуть, попросить зеркало и посмотреть на свое преображение. Но Валька терпела – лучше потом оценить все сразу. Сюрприз! Сюрприз!

– А вы меня в какой цвет покрасите? – спросила она у молчаливой белокурой девушки, колдующей над ее новым имиджем.

– Предлагаю шоколадный – теплый, густой цвет.

– Хорошо.

Валька расплылась в довольной улыбке – это именно то, что всегда хотелось и на что никогда не хватало решимости. На свете столько краски для волос, а выбрать нужно лишь одну – невообразимо сложно.

«Ну и жизнь у меня теперь», – Валька выпрямила спину и замерла.

После двух часов мучений, постриженная, перекрашенная, отштукатуренная с ног до головы, она подошла к огромному зеркалу. На нее смотрела худенькая, невысокая, большеглазая брюнетка с короткими волосами, растрепанными ежиком на макушке.

– Наташка меня не узнает, – тихо и ошарашенно произнесла Валька, осторожно прикасаясь к косой челке.

– Оставляю вам косметику, думаю, разберетесь. Результат устраивает? – поинтересовалась девушка-мастер.

Результат очень даже устраивал – в груди подпрыгивала детская радость, и отчего-то нестерпимо жгло, будто вспыхнула спичка, которая никак не желала потухать.

– Да, спасибо, – только и смогла выдать Валька, продолжая внимательно изучать собственное отражение.

Через полчаса в комнате творился умеренный бардак: одежда лежала небольшой кучей на кровати, со стула свешивалось махровое полотенце, пустые коробки рядком стояли на полу, подоконник заняли баночки с тенями, пудрой, румянами, а на диване, прижавшись друг к дружке, уютно устроились две пары новых босоножек. Валька перепробовала и перемерила все, что только можно, и теперь чувствовала себя еще более счастливой и усталой. Не зря же говорят: все что ни делается – к лучшему! Теперь она совсем другая, и это ей бесконечно нравится.

– Ничего себе, – раздался за спиной насмешливый голос Сергея.

Валька резко обернулась, чуть не выронив тонкий кожаный поясок, так замечательно подходивший к короткому бежевому платью.

– Это ты про меня или про погром? – пряча неловкость, быстро спросила она.

– Ну-ка покажись. Ты теперь похожа на француженку, только еще неоперившуюся.

– Сам ты неоперившийся, я суперженщина, понятно?

– Нос не дорос.

На лице Сергея заиграла улыбка. Валька, отметив, как идет ему такая одежда: серые джинсы и простая белая футболка, – разозлилась, растерялась и выдала первое, что пришло в голову:

– Я все Юрию Яковлевичу расскажу.

По-детски показав язык, Валька хотела демонстративно отвернуться, но не сделала этого. Неведомая сила остановила ее и заставила заглянуть в карие глаза. Что там? Но, к сожалению, ничего интересного уловить не получилось.

– Ябеда, – засмеялся Сергей, подходя к Вальке ближе. Он явно нарочно дернул носом и нахмурился. – А чем от тебя пахнет?

Она в ответ протянула два небольших, но очень красивых флакона с умопомрачительным парфюмом.

– Такие хорошие и… вкусные.

– Сразу двумя-то зачем? – Сергей «удивленно» приподнял брови.

– Не знаю, как-то само собой получилось, – ответила Валька, пожав плечами. – Начала пробовать, а остановиться не смогла. – Она засмеялась, расслабилась, поставила флаконы на край журнального столика и отошла к дивану. Ну, да, не смогла она выбрать один из двух, что уж тут поделаешь.

– Маленькая, смешная девчонка, – подмигнув, сказал Сергей. – В кино, что ли, тебя пригласить?

– Это еще зачем? – поинтересовалась Валька и скрестила руки на груди. Выдержав короткую паузу, она с вызовом добавила: – Что ли пригласи.

– А целоваться ты умеешь, а то я без этого не могу.

Встретив испытующий лукавый взгляд, Валька схватила босоножки и запустила их в Сергея.

– Дурак!

Он ловко увернулся и захохотал. Девчушка ему нравилась все больше и больше – была в ней изюминка размером с чернослив. Новый имидж изменил Вальку – внешне сделал немного взрослее, холоднее, – но душа-то осталась прежней. Сергей знал: лоск и шик скоро спадут, вернется мягкость, и по лицу вновь можно будет безошибочно читать мысли и настроение. Впрочем, он мог это делать и сейчас.

– Так ты пойдешь со мной в кино? – серьезно спросил Сергей.

Валька нарочно решила не отвечать: хотя согласие уже рвалось на свободу – гордость настойчиво просила потянуть время. «Терпи, терпи», – шептала она, подкидывая другие фразы.

– У тебя очень красивые и необычные часы, – сказала Валька щурясь, – я еще вчера обратила на них внимание. Это подарок?

– Нет, – ответил Сергей, – мне их сделали на заказ. Одноклассник подался в ювелиры, и я воспользовался его великим талантом. Если честно, не думал, что понравятся, не очень люблю побрякушки. Но положился на вкус этого гения, – последние слова Сергей произнес весело, – и вышло не так уж плохо. Механизм от старенького «Ролекса», а корпус и браслет друг сам сотворил.

– А два красных камушка как называются? – Валька вытянула шею, пытаясь получше разглядеть циферблат.

– Гранат вроде. Ты мне зубы не заговаривай, – Сергей улыбнулся и сделал шаг к Вальке. – Пойдешь в кино или нет?

Она посмотрела на потолок, на свое отражение в зеркале, потом ее привлекла розовая азалия на подоконнике, затем взгляд запрыгал с горки одежды на коробки и обратно, и только после этого пришло время ответа:

– Я подумаю.

– До чего же ты важная птица, Валька, – усмехнулся Сергей и, кивнув, направился к двери.

«А если он больше не спросит меня об этом? – Валька закусила нижнюю губу и нахмурилась. Досада и злость мгновенно встали на защиту: – Умею ли я целоваться, умею ли я целоваться… Да я чемпионка мира… нет, чемпионка планеты, а может быть, даже вселенной по целованию всяких дураков! В кино он меня пригласит! Размечтался! Сама схожу, без провожатых. И точка».

Длинным списком влюбленных в нее мужчин Валька похвастаться не могла. Собственно, серьезный роман в ее жизни случился только однажды. Около года назад, натянув на свое тощее тело вечернее платье с объемной розочкой на плече, Валька отправилась на корпоративную вечеринку. Произведя неизгладимое впечатление на программиста Сашку Семина, она стала с ним встречаться. Через пять месяцев случилось тихое расставание. Когда Наташка поинтересовалась причиной, Валька задумчиво ответила: «Не срослось». Коротко и ясно.

– Больно надо с тобой целоваться, – переходя на старушечье ворчание, пробурчала Валька. Бросив взгляд на закрытую дверь, она вздохнула и улыбнулась, вспоминая разговор с Сергеем. «В кино, что ли, тебя пригласить?..» Никто же его не заставляет приглашать, и значит…

«Наверное, я ему нравлюсь. Немного».

Эта мысль добавила еще одну порцию радости. Но через секунду выражение лица Вальки изменилось, махнув рукой на устроенный беспорядок, она заторопилась в библиотеку Юрия Яковлевича. Все тело неожиданно охватило нетерпение, а в голове застучало: «Быстрее, быстрее, быстрее!», будто кто-то толкал в спину, торопил.

По ступенькам вверх и налево.

Тяжелая дверь, темная массивная мебель, желтый свет большой люстры, старомодная мягкая ковровая дорожка…

Пальцы пробежались по корешкам, глаза по названиям, запах книг влетел в нос и показался знакомым.

«Где он?»

Каталог Валька нашла довольно быстро, он напоминал большой настенный календарь с отрывными листочками. Поправив съехавшую зеленую обложку, потрогав закругленный уголок, она с замиранием сердца стала листать жесткие страницы. Большая фотография картины «Женщина в черном», точно красный кружок светофора, остановила спешные движения. Валька коснулась глянцевой бумаги и затаила дыхание – вот ты какая… Прямой черный силуэт: длинная юбка до земли с частыми, мелкими оборками внизу, приталенная кофта со слегка расклешенными рукавами, нитка черного жемчуга на белой шее и удивительно прекрасное лицо с прямым острым носом.

– Красивая, – прокомментировала Валька, задумчиво склонив голову набок. – Интересно, кто ты такая?

Деньги имеют дурную привычку заканчиваться. Плотная стопка купюр, с трудом помещающаяся в кармане джинсов, за несколько дней растаяла на добрую половину. А жить на что-то нужно… Федор потер небритую щеку и мысленно стал перебирать варианты трудоустройства. Собственно, с учетом его внешности и перерывом в работе их получалось не слишком-то много.

– А хочешь, я сделаю тебе массаж?

– Нет, – ответил Федор, переворачиваясь на спину. Деньги, деньги, деньги…

– Почему ты такой скучный, чем только твоя лысая голова забита? – Оксана надула губы.

– Мне нужно подумать, не мешай.

– А хочешь, я котлет нажарю?

– Нет.

Скотина, настоящая скотина. Но, черт побери, до чего же хорош! Зверь. Оксана скинула одеяло и потянулась. После неудачного замужества и хихиканья подружек за спиной ей очень хотелось вновь очутиться в светлом здании загса. Федор на роль мужа подходил идеально: жилплощадь рядом, можно продолбить стену и жить припеваючи, квартира к тому же у него шикарная. Опять же подружки умрут от зависти… Заполучить такого мужика – большое везенье, на него только посмотришь, и сразу в постель бежать хочется! С Федором не будет пресно и скучно, не то что с бывшим муженьком-валенком. Только как заманить зверя в сети? Ничего-то ему не надо – сколько волка ни корми, все в лес смотрит. Пока Федор безработный, но это временно, ни за что такой мужчина не станет сидеть на шее у женщины. И, между прочим, раньше его карьера явно шла в гору… Оксана положила руку на свой живот и издала легкий стон с оттенком упрека.

– Мне надо ехать, – ровно произнес Федор.

– Куда?

– На кудыкину гору.

– Почему ты такой грубый?

– Не нравятся вопросы.

Встав с кровати, Федор накинул рубашку и обернулся, Оксана смотрела так страстно, так призывно.

– Пожалуй, я побуду еще немного.

На ее лице заиграла победная улыбка.

Жара к вечеру спала, напрашивался дождь, но нависшие тучи, не роняя капель, медленно проплыли мимо. Асфальт был сухой и еще горячий. Федор немного постоял у подъезда и направился к машине. Сев за руль, он выкурил две сигареты подряд. В голове билась только одна мысль: как решить финансовый вопрос? Можно вспомнить старые связи, но свое пребывание в Москве пока обнаруживать не хотелось – друзья и знакомые сейчас никак не вписывались в его жизнь. Придется что-то объяснять, отвечать на вопросы, слушать советы… Нет, нужно искать другие пути. Позже он займется чем-нибудь серьезным, пока же необходимо прийти в себя, привыкнуть к такой новой старой жизни.

Федор достал мобильник и набрал номер. В ответ: «Абонент не отвечает или временно недоступен». Пришлось вытягивать из памяти другие цифры.

– Кашина можно?

– А кто его спрашивает? – раздался дребезжащий старческий голос. – Спрашивает-то его кто?

Матвей Кашин по школьной кличке Барсук давным-давно выклянчил у Федора три тысячи долларов. Выклянчил и пропал. Пил, гулял и играл в карты. Нарисовался только через два с половиной месяца, развел руками, пустил крокодилову слезу и заверил, что долг вернет в ближайшее время. Федор знал, кому давал деньги, и особо на их возвращение не рассчитывал – махнул рукой и благополучно забыл о Барсуке. Встречались потом несколько раз, но о трех тысячах не вспоминали – один стыдливо отводил глаза и в качестве отвлекающего маневра начинал рассказывать байки и анекдоты, второй улыбался, не держа в душе зла на расточительного и разгильдяйского приятеля.

– Знакомый.

– Звать как?

– Федор Рябов.

– Подожди, милок, – старушка зашуршала бумажками. Спустя три минуты она гордо объявила: – В списках значишься.

Услышанному Федор не удивился. Барсук частенько попадал в разные истории и очень трепетно относился к безопасности, наивно полагая, что жалкие маневры в случае угрозы спасут его паленую шкуру от многих бед. Своей престарелой матери он оставлял список лиц, которым можно было сообщать о его местонахождении. Список изредка сокращался и с такой же частотой пополнялся – поссорившись с одним приятелем, Барсук гневно вычеркивал соответствующую фамилию, помирившись, вписывал вновь. Нелепость заключалась в том, что о его убежищах знали все, кому не лень. Покосившийся домик в деревеньке (на расстоянии семидесяти километров от Москвы) и квартира зазнобы Люськи в Подольске – вот и все места дислокации.

Раз старуха зашуршала бумажками, значит, Кашин в бегах, а если в бегах, то денег у него, конечно, нет. Федор поморщился, провел рукой по лысой голове, взвесил все «за» и «против» и решил ехать – даже если не повезет с деньгами, то он повидает старого знакомого и пообщается с ним «за жизнь».

– Отправляйтесь в деревню, там он сейчас обитает. Кефира купите и булок, оголодал, поди, мой Мотя.

Федор купил бутылку водки, копченую скумбрию, банку маринованных огурцов, шпроты, батон варено-копченой колбасы под многообещающим названием «Пикантная», две буханки бородинского и обещанный кефир. Кто знает, может, сейчас Барсуку и кисломолочные продукты деликатесом покажутся. Федор улыбнулся, представляя лицо друга, когда тот увидит зеленый пакет с надписью «Кефир».

Деревенька была бесподобной, предприимчивые любители живой природы с бульдозерами и новыми архитектурными проектами еще не добрались до этих мест. Уже стемнело, но память дорисовывала невидимые детали. Дома с облупившейся краской, щуплые кустики красной и черной смородины, заботливо прополотые грядочки, коричневые бочки по углам домов, обтянутые ржавыми кольцами, старушки в ярких платочках, чаевничающие на верандах, – кусочек спокойной, размеренной жизни.

Дверь оказалась открытой.

– Конспиратор хренов, – буркнул Федор, заходя в комнату с низким потолком, обклеенную выцветшими серо-зелеными обоями. На маленькой электрической плитке бухтел чайник – пар тонкой струйкой вырывался из носика, крышка с брякающим звуком подскакивала, а мелкие обжигающие брызги летели во все стороны. – Мотя, ты где?!

На втором этаже послышались шаги.

– Че надо?

– Зашел сказать, что чайник вскипел, – бросил Федор.

– Кто там?

– Рябов!

Увидев старого приятеля, Барсук расплылся в добродушной улыбке, стыд по поводу невозвращенного долга умер в душе давным-давно.

– Вот это да! Уж не думал, что свидимся. Как ты меня нашел?

– Догадайся с трех раз, – снимая чайник с плитки, ответил Федор.

– Маманя свое дело знает, в обиду родного сыночка не даст, – одобрительно кивнул Кашин.

– Просила кефирчиком тебя побаловать… Водка и закуска в пакете.

– Вот спасибо, вот молодец, а то жру всякую гадость: консервы с морской капустой, консервы с гречневой кашей и консервы с зеленым горошком. Больше ничего сюда не привозят, да и денег нет. Кстати, о деньгах… Ты за ними приехал?

– Почти. Как я понимаю, взять с тебя нечего?

– Продулся опять в пух и прах, – развел руками Барсук. Он был младше Федора, однако выглядел лет на сорок. Лихая жизнь изрядно потрепала Мотьку Кашина, поэтому он напоминал печеный картофель, но не унылый, а весьма оптимистичный и бодрый. – Раньше что было? Игральные автоматы! В карманах пусто – до свиданья! Бездушные железные машины… А теперь сядешь в кабаке за столиком с друганом, разложишь картишки пару раз и… По уши в долгах! Честным людям развернуться негде. Страдаю через это дело страшно сказать как!

– Сочувствую, – не особо старательно нарезая колбасу, усмехнулся Федор. Посмотрел на приятеля и вновь застучал ножиком о старую доску, прожженную с одного края. Он с удивлением отметил, что не знает, почему Кашина прозвали Барсуком – то ли из-за длинного тонкого носа, то ли из-за белой седой пряди на макушке, появившейся в школьные годы, а может, еще из каких соображений.

Плюхнувшись за стол, Барсук заботливо уложил шпротку на кусок ароматного хлеба и, счастливо воскликнув «эх!», засунул почти весь бутерброд в рот.

– Вот ведь жизнь – странная штука, – изрек он, чавкая, – лучшие годы гоняемся за черной икрой, а по-настоящему вкусными нам кажутся незамысловатая тощая килечка да сдобренная специями колбаска. Это бабы нам головы дурят: то одно им подавай, то другое, а я бы сидел на бережку с удочкой и в ус не дул, плевал бы на картишки. А помнишь, какие я побрякушки делал? А часы? Любо-дорого посмотреть!

– Помню. И много женщин тебя с пути истинного сбило? – усмехнулся Федор. – Небось до сих пор у Люськиной юбки крутишься. А она к барахлу равнодушна, тебя, дурака, любит, так что не мути воду зря.

– Люська! Люська – человек, не спорю. – Барсук расстегнул рубашку и почесал дряблый живот. – Но все одно: бабы до добра не доводят.

– Расскажи лучше, что в мире делается, давно меня в Москве не было.

Барсук, разлив водку по невысоким стаканчикам, покачал головой и с умным видом пустился рассказывать были и небылицы. Через час, разомлев, он уже врал без остановки про случайную встречу с президентом в трамвае и про нашествие комаров-убийц, откусывающих головы прохожим. Федор слушал бред старого приятеля со снисходительной улыбкой. За этот пустой вечер, возвращающий его к прежней жизни, он простил бы Барсуку куда больше, чем три тысячи долларов.