Айшет. Магия разума

Глава 3

Нашел меня Корс.

Мама спохватилась, что меня долго нет, попросила братика поискать, а Корс проявил смекалку.

Увидел тела на берегу, нашел меня, лежащую практически рядом…

Братик у меня умничка и молодец. Он тут же бросился за мамой, и вдвоем они кое-как, на волокуше, дотащили меня домой. Потом мама отправилась заметать следы, а Корс остался сидеть со мной.

Отец вернулся вечером, я пришла в себя только утром. Тогда и рассказала все родителям.

Скрывать что-то мне и в голову не пришло. Это же мама и папа! Самые мои родные и близкие люди! Кому еще и знать все, как не им?

Я понимала, что меня будут ругать, что поступила плохо…

И не удивилась, когда, открыв глаза, увидела над собой грустное мамино лицо.

– Шани, Шани… что же ты наделала, детка?

– Я защищалась.

Говорить было сложно, но я хотела, чтобы мама знала. Я никогда бы первая не нанесла удар.

Меня хотели убить, с меня сняли браслет. Не я, нет… У кошки есть когти, а у меня когтей нет. Я дралась тем, что дала мне судьба.

Но я никогда не применю это против своих родных. Я люблю их!

Мама качала головой. Она все понимала, но… ее тревожило нечто другое?

Что?

– Ты не понимаешь, детка. Ты просто не понимаешь…

С другой стороны подошел отец, сел рядом с матерью, обнял ее. На кровать взобрался Корс.

Мои родные. Мой мир.

На что я пойду ради них?

Странный вопрос. На все.

Папа тоже был непривычно хмур и сосредоточен.

– Шани, ты использовала свою силу?

– Да, пап…

– Расскажи, как это было. Подробно расскажи.

Вспоминать было неприятно. Но – необходимо. И я честно вспоминала все. От слов Рианы до своих ощущений.

Отец достаточно долго сидел молча, потом вздохнул…

– Шани, повтори еще раз, как из тебя выплеснулась сила?

– Как будто кто-то заключил меня в кристалл льда. И все стало простым, понятным и… холодным.

– Холодным?

– Как будто не совсем я думала. Кто-то другой, более спокойный, жестокий…

– Это неудивительно, – вздохнула мама. – Я знаю, когда применяешь эту силу, все чувства отключаются. Остается только разум. Шани… сестра рассказывала.

– И это так – всегда?

– Ты просто не умеешь себя контролировать. Все выплеснула, вот тебе и плохо стало.

– А сейчас станет еще хуже, – пообещал отец. – Вы с Корсом через два дня уезжаете.

– Папа?!

Отец тряхнул головой.

– Да, Шани. Выбора у нас нет.

– Но почему?!

– Все-то ты продумала. Риана на дне, ее братики друг друга прирезали, только одного не просчитала. Ты выплеснула силу. Сразу нас не найдут, но спустя какое-то время… уж поверь, такой всплеск никто не пропустит.

Я замотала головой.

– Пап… но кто?

– Храм, к примеру. Хочешь всю оставшуюся жизнь молиться?

Я замотала головой. Нет, не хочу. Но…

– Или хочешь поглядеть в глаза Миху?

А вот этого я не хотела – втройне.

Глядеть в любимые глаза и знать, что я убийца…

Вины я за собой, кстати, не чувствовала. Оправдываться… да, я пыталась объяснить, что произошло, но не винила себя. Хотя и убила. Почему?

– Потому что эти люди хотели убить тебя. Ты ударила первой – вот и все, – спокойно разъяснила мама. – Или тебе так хотелось умереть?

Мне хотелось жить. Но…

– Так просто?

– Нет, Шани. Не так и не просто. Сколько людей в такой ситуации промедлят, начнут сомневаться, пожалеют негодяев, не найдут в себе сил убить… и рано или поздно умрут. Основной закон – убей врага, пока он не убил тебя.

Я поежилась.

– Они ведь не были врагами?

– Были. И ты сама это понимаешь. Разве нет?

Я понимала.

Более того, я видела их душонки насквозь. Все их мелкие мысли, всю грязь, и не испытывала никаких угрызений совести. Но, наверное, так неправильно?

Отец покачал головой в ответ на мой вопрос.

– Что – неправильно, Шани? Что в ответ на зло мы даем подлецу возможность ударить второй раз?

– Ну…

– Ты ее не дала. Ты сберегла свою жизнь, и я хочу, чтобы ты и впредь поступала так же. Но была осторожнее.

Я вспомнила то ледяное чудовище и поежилась.

– Пап, ты хочешь, чтобы я и дальше использовала свою силу?

Отец пожал плечами:

– Не могу сказать, что буду от этого счастлив. Но волшебник уже вышел из темницы, и обратно его не загонишь. Значит, надо с этим жить, научиться пользоваться…

Пользоваться – этим? Но как?

– У меня было такое ощущение, что пользуюсь не я. Пользуются мной.

– Ты не привыкла к своей силе. Это как ярмарочный силач и воин. Там, где первый будет размахивать дубиной, второму хватит одного укола кинжалом.

– Но смогу ли я научиться?

И отец отводит глаза в сторону. Что он может мне сказать? Только правду, иного я не приму.

– Не знаю, Шани. Не знаю…

Я прикусила губу.

– Куда мне надо уехать?

– Не тебе. Вам с Корсом.

– Почему мне?

– Почему нам?!

Два негодующих вопля слились в один. Родители переглянулись.

– Потому, Шани, что дети – наше уязвимое место, – объяснил отец. – Шантажируя нас Корсом, легко заставить выдать тебя. А еще его можно похитить, убить, пытать…

Я перевела взгляд на братика.

Похитить?

Пытать? Корса?

Да разве такое вообще возможно? Это же… это надо быть даже не человеком, а полной мразью. Хуже гниды!

Отец фыркнул.

– Нет, Шани. Достаточно верить, что, мучая Корса, эти люди спасают мир от чудовища. Догадаешься, от кого?

Я медленно кивнула.

Да. От меня. И ведь они будут недалеки от истины.

– Я уверен, что ты позаботишься о брате. А мы отобьемся – и приедем к вам.

А Мих?

Сердце кольнула иголочка боли, но я не позволила ей вырасти до кинжала. Только не сейчас.

– Куда нам надо уехать? И когда?

– Послезавтра. Я знаю, где и когда будет проходить караван, я договорюсь о вас. А куда… Там вас никто искать не будет точно.

– Где же это?

– А у всех на виду, – улыбнулся отец. – На самом открытом месте.

Что полагается делать убийце?

Магу разума?

Ведьме?

Конечно, спрятаться где-нибудь в глуши и не показывать носа.

А как насчет Дилайны? Симпатичного городка неподалеку от столицы Риолона? Шумного, веселого, стоящего на торговом пути, а потому вечно кипящего то приезжими, то отъезжающими. Там-то люди друг за другом не следят, за кошельками уследить бы. Согласна, в городе должно быть проще затеряться. Но… как мы там будем жить?

– А вот за это не волнуйся, – отмахнулся отец. – И денег дам, и не просто так отправляю. Есть у меня знакомый…

Знакомый, да…

Пятнадцать лет назад, когда принц Александр Раденор громил Тиртан, бежали многие. Под горячую руку его высочество не разбирал, кто прав, кто виноват. Он просто спускал на города своих некротворений, с приказом не трогать женщин и детей. Но мужчинам-то легче от этого не было?

Допустим, мертвяки жену и детей не тронут. А от голода – оно лучше сдохнуть? Они хоть и будут и пахать, и косить, и скотину обиходить, но не справятся без мужика… А налоги?.. Да и самому умирать неохота.

Вот и бежали тиртанцы.

Бежали семьями, в Риолон, в тот же Раденор, в глубь страны, куда не дотягивался некромант. Бардак творился – страшный.

А на чужбине страшно. Холодно, голодно…

На судне контрабандистов еще тогда, давно, Шем познакомился с Ташаном.

Молодой мужчина тоже удирал с семьей из Тиртана, правда, перспективы у него были похуже. Детей трое, жена беременная, а денег – кот наплакал. И то – кот был подозрительно довольным и долго плакать не пожелал. Месяц-два, может, и прокормятся. А там…

Что двигало Шемом и Айнарой, когда они отдали часть золота Ташану?

Сострадание?

Да, безусловно, они пожалели бедолагу. Но не только.

Это деньги не имеют примет, а украшения, которые дарят наложницам, именные, приметные, у лучших ювелиров заказанные…

Как украшения – их можно отследить. А переплавить на лом – рука не поднимается. И красиво, и подешевеет вчетверо, кабы не больше. Иная работа дороже золота стоит.

Так что Ташан получил два браслета и тяжелое витое колье.

Был благодарен, кланялся земно, обещал долг отдать. И отписать, как устроится.

Первое письмо отец получил от знакомого лет десять назад. Что поделать – родители путешествовали, примерялись, искали местечко поглуше, я же не могла свой дар контролировать – значит растить меня надо вдали от людей. А Ташан не колебался.

Выбрал городок побойчее и прикупил себе трактир.

Отмыл его, отчистил и принялся готовить тиртанские блюда. Порядки похожие завел, чтобы по полу в обуви не ходили, чтобы подушки вместо лавок, маленькие столики… и пошло дело!

Да как пошло!

Беженцев из Тиртана было много.

Кто-то подработает, кто-то передохнет пару дней в знакомой обстановке, а риолонцам просто интересно прийти, как в королевский зверинец. Считай, полюбоваться, как на ярмарке, на скоморохов.

Денег у Ташана хватило, и долг бы отдал, просто не знал, куда высылать. И так они друг друга на пять лет потеряли, договорились, что весточку, ежели что, оставят в одном трактирчике, в прибрежном городке, но отец туда долго выбраться не мог…

Ташан писал, что все у него хорошо, деньги готов отдать, пусть только старый друг скажет…

Старый друг отписал, что без денег пока перебьется, не нуждается, так что пусть дружище Ташан их в дело вкладывает, раз уж так хорошо получилось. Шем дает добро!

Ташан не упустил своей выгоды.

Сын у него сейчас торговал тканями и ездил по Риолону с караванами, дочерей он удачно выдал замуж, младший сын пока помогал отцу, но скоро тоже оперится, ему караваны водить хочется, вот Ташан подумывал, чтобы пристроить его в помощники к знакомому караванщику. Покамест за конями в караванах ухаживать, а там – кто знает? Пусть мальчишка к ремеслу приглядится, знакомства заведет, тропки разведает…

Вот к Ташану-то отец и собирался отправить нас с Корсом.

– А вы?

– А мы отправимся в другую сторону, – просто ответил отец. – Будем отводить опасность и от вас, и от себя. Здесь оставаться нельзя.

Я вздохнула.

В теле ощущалась противная слабость. Гадкая такая, гнусная…

– Это все я виновата…

– Нет, Шани. – Отец махнул рукой, отметая мои угрызения совести. – Это не ты. Это мы с мамой виноваты перед тобой. Легко было надеть на тебя блокиратор, легко не говорить о твоих способностях, просто жить, быть счастливыми… Учить, возиться, опасаться выплеска силы было бы намного сложнее.

– Я же была ребенком.

– Через пару лет, – мама осторожно подбирала слова, – ты стала бы иной. У магов так, у них короткое детство, долгая юность и длинная зрелость.

– А старость?

– Старых магов не бывает. Сила позволяет отодвинуть старость – до смерти. И маг даже в двести лет будет выглядеть вчетверо моложе.

Я заинтересовалась. Рано, конечно, об этом думать, но приятно ж!

– Я бы повзрослела? Или поумнела?

– Ты бы лучше себя контролировала. Когда девушка роняет кровь, у тебя это произошло около года назад, помнишь?

Я помнила.

Знаю, некоторым женщинам бывает больно, а я даже не поняла, в чем дело. Просто из меня кровь потекла… так странно!

– И что?

– Магия созревает вместе с телом человека. Это как с танцами, которым я тебя учила, понимаешь?

Я понимала. Да, это как танцы. Маленький ребенок их не повторит, разве что упражнения делать сможет, а сами танцы потом, когда тело начинает созревать, когда лучше контролируешь себя – и получается лучше.

– Моя магия окончательно созрела бы годам к семнадцати?

– У мамы, твоей бабушки, так было. Но ты намного сильнее, поэтому мы с отцом точно не знали. Просто подстраховались. Мы бы поговорили с тобой – позднее, объяснили все, и постепенно ты бы смогла взять свою силу под контроль. Не получилось.

И я даже знала – почему. Угораздило меня влюбиться не ко времени!

Мих…

– А как мне быть с Михом?

– Уедешь не попрощавшись, – коротко отрезал отец. – Я с ним сам поговорю, по-мужски.

– Папа!

– Ничего страшного, Шани.

Кому – как!

– Шани, детка… – Мама взяла меня за руку, вынуждая поглядеть ей в глаза. – Скажи мне, Мих сможет принять твой дар?

Нет. Не сможет.

– Уехать с тобой? Скитаться по чужим краям? Беречь тебя, как меня – Шем?

И вновь тот же ответ. Не сможет. Это – не его.

Мих создан для этого мира. Для этого леса, этой деревни, этих полей и лугов. Вытащи его в город – и он растеряется. Он… он как камень. С удовольствием проживет здесь свою жизнь, женится… как женился бы на Риане Респен, не попадись ему навстречу я.

И все же…

Осталась бы я с ним – здесь?

Да.

Была бы счастлива?

Да. Если бы не мой дар. А…

– Пап, мам, а можно избавиться от этого дара?

Родители переглядываются.

– Можно перегореть. – Мама не врала никогда и сейчас врать не станет. – Если слишком сильно выплеснуть дар… я точно не знаю. Вроде бы можно. Только тебя это не спасет.

– Почему?

– А дети?

Я прикусила язык. Действительно, дар уже есть, он никуда не денется, а дети, мои дети, так же могут нести его. И чтобы защитить их – и себя, лучше уж обладать даром, а не выжигать его. Что-то подсказывает мне, что желающие использовать меня всегда найдутся. А не меня, так детей…

И так плохо, и этак…

– Интересно, а для меня вообще возможно счастье?

Кажется, ответ я уже знаю…

Мама улыбается.

– Счастье, Шани, возможно для всех. Рано или поздно, так или иначе…

Почему-то сейчас меня эти слова не утешают. Но мама ведь счастлива? И бабушка тоже была…

Что ж, буду собираться. Завтра, с утра. А сейчас – поспать бы…

Когда к старосте в дверь заколотили, Брох Лемерт как раз подносил ко рту кружку с элем.

Рука дернулась, эль полился на штаны.

– Темный в лес!

Сам староста, конечно, дверь открывать не побежал, не по чину. Младший сынок открыл и увидел на пороге мельника – Дерка Респена.

Встрепанного, запыхавшегося, измученного – и с совершенно отчаянными глазами. Мужчина буквально вломился в дом, едва не снеся по дороге Милаву, и почти упал на лавку рядом с Брохом.

– Брох! Выручай!!!

Тут уж и староста понял, что дело нешуточное. И впихнул в руки мельника кружку с элем.

– Пей! А то хрипишь, что умирающий!

– Детки мои! Детки пропали.

У Милавы, которая как раз хотела обновить кувшин с элем, руки разжались. Хорошо, в них пустой кувшин был, но черепки собирать все одно пришлось!

Дерк в один глоток осушил кружку и принялся рассказывать старосте о своей беде.

Это – деревня. Бездельников здесь не водится, равно как и лентяев. И та же Риана с утра до вечера крутилась по дому, то помогая матери с младшими, то со скотиной…

А старшие сыновья помогали на мельнице.

Все было как всегда… вот только утром ни Рианы, ни сыновей – двух старших, Шерка и Борка – в доме не оказалось.

Нигде их не было.

Сначала Дерк даже не встревожился. Бывало и такое, мальчишки были дружны и по бабам порой вдвоем ходили. Приглядели кого, да и пригрелись под боком. Мельник точно знал – случалось такое.

Риана?

Сестрицу они любили, да и Риана старших братьев выделяла, таскалась за ними хвостом, а то и сбегать предупредить могла, если что. Бывало. Дело житейское, дело обыденное.

Дерк прождал детей до девяти утра – и встревожился уже всерьез. Побежал по деревне, расспрашивать, что и как, но никто не видел его детей. Послал еще одного сына в соседнюю деревеньку, хоть и далеко, поехал по лесным хуторам…

Никто ничего не знал.

К Броху он приехал уже напоследок. Поднимать народ.

Староста задумался.

Только вот не был бы он старостой, если б в своем доме беду не заметил. Милава, которую обычно было из-за стола не выгнать, в этот раз держалась подальше. Гремела чем-то у печи…

– Жена, поди-ка к нам? – ласково окликнул старостиху Брох.

Милава не торопилась. Пришлось еще раз позвать, и только тогда дородная женщина явилась пред светлые мужские очи. Стояла, а руки-то передник теребили… кому как, а Брох сразу понял, что совесть у жены нечиста.

– Что знаешь, мать? Выкладывай давай…

Не только Брох хорошо знал свою жену. Милава тоже понимала, когда лучше не вилять, а то ведь приложит так приложит…

– Не знаю я…

– Но?

– Риша ко мне подходила недавно, – честно призналась женщина. – Они ведь с Михом с детства вместе, и для нее ударом было…

– Короче! – рыкнул Брох, уже догадываясь.

– Ну, сказала я ей про эту стерву! И что? Должна была девочка узнать, что и как, должна!

Объяснять, о какой стерве речь идет, не понадобилось. Мужчины примерно догадывались.

Брох переглянулся с Дерком.

– Ты своих детей лучше знаешь. Могли они… помочь сестре? Разобраться с проблемой?

Дерк схватился за бороду, пропустил ее через кулак, словно оторвать хотел с куском челюсти.

– Ох… могли.

– Тогда… к Шему надо идти.

Мужчины переглянулись. Дело было вечером… до домика лесника идти даже днем – часа три, а уж ночью – вдвое. Стемнеет скоро…

– Я сам съезжу, – решил Дерк.

Брох вздохнул.

– Сейчас Миху скажу. Втроем поедем.

Все ж мельник в деревне – человек не последний. Не стоит с ним ссориться, а то, может, и породнятся еще? Лесник-то человек неглупый… много воды за два года утекло бы.

И почему это соплячье никогда взрослых не слушает?

Или…

Мих отправился седлать коней, телегу решили не брать, Дерк пошел помогать ему, а Брох таки поймал жену за косу.

– Точно? Учти, что узнаю – месяц не встанешь, стерва!

Милава прищурилась:

– Я что сказала, то и сказала. А взгляды… да, плохой взгляд был у Ришки, так что ж удивляться? Переживает девчонка.

Брох кивнул.

Да… худшие его опасения подтверждались.

Лес, лесник, трое сопляков, которые на его дочь руку подняли… тут можно и концов не найти. Знал староста про разбойников, которых Шем положил в рядок, да и браконьерам от него доставалось. Опасный он человек. А искать все равно придется.

Что еще хуже: лесник – это не просто так себе мужик с хутора. Это – человек барона.

Личный. Облеченный доверием. И поднять на него руку – это барону прямое оскорбление. За такое и вся деревня пострадать может. Если Рианка с братьями и правда чего натворила…

Закон прост.

Поднял ты руку – ну так и получи. Женихов уводить не запрещено, отродясь девки таким баловались. И за косы друг друга драть – тоже. Побеги Рианка одна с лесничьей дочкой ругаться, ей бы с рук сошло. Но если она братьев попросила…

Тут лесник в своем праве. Мог головы всем троим открутить, и никто слова не скажет.

А Дерк за детей рогом упрется. Опять деревне убыток… вот как поступить?

Что ж это соплячье взрослых-то никогда не слушает?

Староста мечтательно поглядел на хворостину. Может, еще не поздно воспитывать-то? Родных чадушек? Авось, чего и дойдет?

Я спала.

Вопреки всем рассказам, у меня все было в порядке. Кошмары не снились, мертвецы во сне не приходили. Куда им, бедолажным?

Мама потрясла меня за плечо.

– Шани, проснись.

Утро? Уже?

Я перевела взгляд за окно.

Темнота… ночь. Что случилось?

– Староста приехал. С сыном и мельником. Респеном.

Я вздрогнула.

– И? Мам?

– Мы с ними поговорим. А ты… – Мама потупила глаза, а потом как в омут бросилась. – Поговори с Михом. Можешь сказать ему, что мы тебя ненадолго в город отсылаем. Но к семнадцати вернешься. Или еще как… сама подумай.

Я посмотрела маме прямо в глаза.

– Спасибо.

Мы обе понимали – не вернусь. Но вот дала нам с Михом судьба последнюю встречу, и это уже счастье. Я не выброшу его в колодец.

Хоть раз, хоть одна встреча, но пусть у нас будет! Хоть попрощаться, погреться у его тепла. Я знаю, это нехорошо, но я потом уйду. Отпущу Миха в другую жизнь, и он будет спокоен и счастлив, а у меня… пусть у меня хоть воспоминания останутся!

Мама взъерошила мне волосы.

– Про Риану и ее братьев ты ничего не знаешь. Не были, не приходили. Поняла?

Я кивнула.

Все я поняла. Спасибо, мама…

И принялась спешно одеваться.

– А Корс?

– Спит.

Кажется, я себя немного переоценила. Ноги пока еще подкашивались. Слабость такая, дурная, словно после болезни. Тошнотная, гадкая…

Но к Миху я слетала птицей. И повисла на шее.

Последний раз.

Впитать в себя тепло, уют, последний раз поглядеть в его глаза, ощутить золотистое сияние его любви…

Эгоистично?

И пусть! Я ведь тоже его люблю.

Ночные гости посмотрели неласково, но я уже вылетела во двор.

– Мих!

– Шани!

И это золотистое сияние ласкового солнышка… Шелковистое, ласковое, пронизывающее весь мир, и меня в том числе. Не такое, как моя сила. Не холодное, словно лед, а теплое, уютное, нежное…

Несколько минут мы просто молчали. Потом я заговорила первой.

– Мих… отец меня к тетке отсылает.

– Что?!

Для парня это стало ударом. Я видела.

Золото продернулось красными нитями боли. Помутнело, дрогнуло стеклом…

– Сказал – на зиму.

– Но ты же вернешься?

– Я тебя тоже люблю.

Соврать впрямую я так и не смогла, но Мих понял мои слова по-своему. И привлек меня к себе.

– Шани… жить без тебя не смогу.

Сможешь, родной мой. И я смогу. У нас просто нет выбора.

– Мы еще будем счастливы. Я знаю…

Я не лгала.

У Миха есть шанс стать счастливым – без меня. А у меня… даже если его нет – это не значит, что я сдамся.

– Отец говорит, что если я тут останусь, мы что-то да утворим.

Мих потупился. Ну… разве нет? Я уже натворила, только не совсем то, о чем думал парень. Он-то мечтал о сеновале, а у меня получилось совсем иное.

Ледяная вода, которая утянула Риану, горячая кровь, которая пролилась на землю…

Да, я виновата. Но не я начала это первой.

– Шани… Никуда тебя не хочу отпускать.

И прозвучало это как приговор. Может, и не хочет. Но отпустит, и послушается старших, и… Мих, ах, такой Мих…

Добрый, послушный, ласковый…

Я коснулась его щеки ладонью, вглядываясь в серьезные глаза.

В последний раз.

И вдруг ожгло, словно хворостиной. Зло так и плеснуло по округе, надрывное, черное, с красными прожилками боли…

– Ради этой дряни ты мою дочку оттолкнул?

Тут и догадываться не пришлось. Мельник. Респен.

Я медленно обернулась. Он стоял на крыльце, смотрел на нас и аж весь плескал по округе злостью и болью. Так и хотелось закрыться, отшатнуться…

Не дождешься!

За его спиной виднелись фигуры родителей. И они ждали…

Я точно знала, это был первый урок. Сумею я сейчас сдержаться? Справлюсь? Разрешу ситуацию если и не миром, то хоть без применения силы?

Значит, меня можно считать взрослой.

Я вскинула голову:

– Я вам не дрянь! А сердцу не прикажешь! Не все на деньги меряется! Ничего, вы еще кого другого своей дочке купите!

Мельник аж зашелся в черноте.

– Ты, б…

– Я девушка еще! Любая повитуха скажет. А про вашу дочь такое сказать можно?

И…

Я не просто попала в цель. Я задела всех присутствующих.

Побледнел, вздрогнул Мих. Осекся на полуслове мельник. Кхекнул староста.

И потянуло от любимого чем-то таким… вина? Да, желтоватая, мутноватая, как желток от тухлого яйца. Он и Риана…

Не просто так взъелась девчонка. Они же с детства сговорены, вот и не дотерпели чуток. И все знали, и одобряли, если бы Мих со мной не встретился, может, к зиме и надел бы он Риане браслет.

Что тут скажешь?

Что сделаешь?

Я не знала. И потому доверилась интуиции, которая приказала мне коснуться пальцами руки Миха.

– Все хорошо. Я все понимаю… и не виню тебя.

И вышло так искренне.

Староста Лемерт вновь кхекнул. А мельник шагнул вперед.

– Что, простишь мужика? Да, было у них, так что если Ринка в подоле принесет…

На миг окатило волной ужаса.

Я убила… четверых? И нерожденного ребенка – тоже?

Но потом схлынуло. Нет, не была Риана в тягости, она бы совсем иначе виделась, это точно. Откуда я это знаю?

Не понять. Но я убила троих, не четверых. Хотя меня это и не оправдывает.

– Сучка не захочет, кобель не вскочит, – поговоркой отозвалась я. – Ваша девка, ваш приплод.

– Ребенка без отца оставишь?

– Не я вашу дочь под мужика толкала. Не мне и отвечать.

Уже и никому другому. И – наплевать!

Здесь и сейчас я ни о чем не жалела. Уезжаю?

И отлично! Неприятно было и от ситуации, и от Миха, который откровенно прятался за меня, не желая нести ответственность… он любил меня, да! Но кто сказал, что он так же не любил Риану? Когда заваливался с ней на сеновал?

Мельник смотрел злыми, ненавидящими глазами, но сказать ничего не сказал. Рядом вырос тенью мой отец.

– Я вашу дочь сегодня не видел. И давно не видел. Шани… думаете, если б они столкнулись, моя дочь цела бы осталась?

От мельника потянуло чем-то… злорадство?

– Нет. Ринка б вашей дочери косы выдрала.

– Сами видите, косы целы, Шани тоже цела, никаких следов на ней нет. Так что ищите дальше.

– Шем… – начал староста. Осекся, вздохнул…

Отец все понял без слов.

– Староста, я обещаю. С утра тоже поиски начну. А дочь отправлю к тетке. От греха.

Теперь и от мельника потянуло удовлетворенным злорадством. И то… Будь Риана жива, он бы мигом ее под Миха подложил. А если дите появится, тут жениться придется, хочешь, не хочешь…

Это деревня. Здесь порядки свои.

И блудливой девке ворота дегтем вымажут, и блудливому мужику вилы в зад засунут. Всякое бывает.

Незваные гости ушли, и мы остались одни.

Я, папа, мама…

Отец обнял нас обеих и потянул за собой в дом.

– Пойдемте, девочки. Посидим… тут уж немного до рассвета осталось.

Мы сидели за столом, пили травяной взвар с мятой и медом, грызли маленькие сухарики с солью, и папа рассказывал о чем-то смешном.

И плясал в очаге огонь, и сопел наверху братишка, и тепло наших сердец согревало всю комнату, заливая ее лучами любви.

Я спрашивала, буду ли я счастлива?

Глупая… вот оно – счастье.

Тревога поднялась рано утром.

Мих не сообразил, где искать Риану, но… все наши ручьи и речушки идут к большой реке, к Соларе. И, видимо, или камень сдвинулся, или течение оказалось сильнее, или…

Риану вынесло в Солару.

Тело неудачно застряло, и его нашли с утра рыбаки.

В деревне поднялся шум и гам. Рыдали родители Рианы, переживали и сочувствовали кумушки. Но оставались еще и братья.

И тут пришел отец. И привез их на телеге.

Не зря, ох, не зря он оставил тела на ночь на той поляне. У нас не слишком мирные леса. Есть волки, лисы, есть даже медведи… последних трупы не дождались, а вот волки и лисы их изрядно порвали за ночь. Опознать еще можно было, но понять, кто и кого убил – уже нет.

Староста принялся расспрашивать отца, но что мог сказать лесник?

Решил пройтись вдоль речушки, там и нашел. Обоих.

Вроде как дрались. А может, и нет.

Трава была вытоптана, но поди разбери там сейчас… где нашел? Да, конечно, может показать. И проводить может, и проводит… бедные родители. Врагу такого не пожелаешь.

Сочувствие было не слишком искренним, но сошло и так.

Деревня бурлила и кипела.

Мы с Корсом собирались.

Мама сама контролировала и проверяла нас, не давая взять ничего лишнего. Недрогнувшей рукой вытряхнула из мешка Корса кучку всяких полезных вещей вроде палки с резьбой, занятного камушка, корня, изогнутого в виде медведя…

Собрала наши летние и зимние вещи, проверила все еще раз, тщательно уложила обувь…

Загнала меня в мыльню, и мы обе тщательно выкрасили волосы в черный цвет. Получился, скорее, темно-каштановый, но и так было неплохо, всё неприметная рыжина.

– Ты у меня и так слишком красивая, – вздохнула мама. – Веснушек бы тебе, да не получится…

Темный цвет мне не слишком шел. Кожа бледная, вот и выглядит не очень. Но у мамы и на это была настойка зеленых плодов ореха-головняка[3]. Так что стали мы смуглыми. И пузырек отправился мне в сумку. Теперь надо раз в несколько дней выбирать время и протирать лицо, руки, шею… хорошая штука. И водой не смоется слишком легко.

Я видела, как маме плохо от осознания разлуки. Но она уверенно работала, не поддаваясь унынию, которое окрашивало ее в болотные тона.

Надо.

И этим все сказано.

На рассвете следующего дня мы вышли из дома.

Отец и мать отдельно – мы с Корсом отдельно. Все еще семья, но уже не вместе, уже порознь…

Отец навьючил мешки на двух осликов, которые смирно стояли в конюшне и жевали овес. Осликам тоже придется расстаться – чуть позднее.

Никто из нас не произнес ни слова.

Мы медленно пошли через лес. Солнце вставало из-за горизонта, окрашивая небо в розоватые тона, протягивая первые лучики через ветви деревьев, золотя паутину и превращая росу в бриллианты. Еще не скоро оно войдет в зенит.

Птицы пели, звонко и чисто, подхватывая и продолжая песни, перекликаясь на разные голоса. Корс прыгал рядом с отцом, я разговаривала с мамой.

– Мы постараемся дать о себе знать сразу же, как только будет возможно. До тех пор слушайся Ташана, он человек неплохой…

– Да, мам…

– С парнями лучше не крути. Сама понимаешь – сила у тебя такой природы. Их к тебе может тянуть, даже неосознанно, не будешь поощрять – все пройдет. А начнешь подолом крутить – рано или поздно возникнет… ситуация.

Я опять кивнула.

– А если что-то случится? Мало ли?

– В твоем случае – никаких «если» быть не может. Себя погубишь и брата.

Да, брата. Я отвечаю за Корса. И пока я жива, никто не посмеет причинить ему вред.

Мама потрепала мои волосы, заплетенные в тугие косы.

– Не грусти, Шани. Все будет хорошо. Мы обязательно найдем безопасное место и опять будем жить семьей.

– А потом нам придется опять бежать?

– Снова. Может, ты еще и замуж выйдешь к нашему приезду.

– Угу… то не смотри на парней, то замуж выйдешь…

– А ты так… не глядя.

Мама подшучивала вполне беззлобно, и я улыбалась в ответ. Ах, как же хорошо идти вот так по лесу и ни о чем не думать. Жаль, это ненадолго.

На дорогу мы вышли ближе к вечеру. Шли весь день, почти не останавливаясь, Корс под конец вообще ехал верхом на папе, у меня ныли ноги, но надо – так надо.

И мы были с избытком вознаграждены, когда перед нами открылся большой тракт. Отец удобнее устроился на камушке, достал флягу, сделал пару глотков, передал ее маме.

Я поступила так же и отдала воду братишке.

– Ну, теперь ждем караван.

Ждать пришлось не слишком долго, каких-то час-полтора, когда они показались на дороге. Впереди – ведущий каравана, пешком, как и полагается, потом фургоны, телеги, люди, вьючные животные…

Отец вышел на середину дороги и подошел к ведущему, не останавливая караван. Мы спешно нагрузили все на своего ослика.

Мама крепко прижимала к себе одной рукой меня, второй Корса. И я видела – ей больно. Она подчиняется необходимости, но как же ей сейчас больно и тошно…

– Мое имя Руш Каран. – Отец не собирался говорить правду. – У меня брат в Дилайне, детей вот к нему отправляю. В деревне красная сыпь, не хочу, чтобы заболели.

– Мое имя Ленер Райлен. – Ведущий каравана улыбнулся. Был он немолод, уж лет пятидесяти, седина посеребрила его голову, но карие глаза смотрели по-прежнему внимательно. И эмоции, которые он испытывал, были далеки от старческого равнодушия.

Любопытство, дружелюбие, уверенность в себе… неплохой человек.

– Детей моих возьмешь?

– Если здоровы.

– Это не сомневайся, – махнул рукой отец. – Двое ребят, один ослик… дочка – Шанна и сын Корт.

Сильно наши имена отец не менял.

Ленер прищурился на нас.

– Шанна Каран и Корт Каран. Ага, вижу… ты, Руш, человек рисковый.

– Да я так…

– Такую красоту без охраны отправлять.

– Шанна сама кому хочешь руки отшибет, – отмахнулся отец. – Вот за это не волнуйся, подолом у меня дочь не крутит. Если ты еще приглядишь, вовсе хорошо будет.

– Пригляжу. Что у вас за деревня?

– Колючка.

Эта деревня была дальше от нас, но ближе к тракту. Иногда мы и туда ездили… правда, сейчас прошли мимо, по лесу, даже не приближаясь, чтобы ненароком не заметили.

Ведущий кивнул.

– Это вам пришлось достаточно далеко пройти?

– Знаю, есть места поближе, но мы жили в лесу, – объяснил отец. – Когда началось, я своих схватил в охапку – и в лес, в землянку. Я охотник… так что есть чем заплатить. Шкурками возьмешь – или деньгами лучше?

Ленер задумался.

– Если шкурки есть, я бы поглядел.

Отец кивнул на ближайшую телегу. Все это время мы шли рядом с караваном, никто не собирался останавливаться ради нас. Ленер сделал несколько шагов, отец вытряхнул на свет содержимое мешка… однако!

Выдра. Куница. Белка. И завернуто все это в роскошную волчью шкуру, зимнюю, уютную. Отец сам добывал зверя, сам меха выделывал…

Райлен оценил.

– До Дилайны по-любому хватит. Тебе с питанием детей – или свое есть?

– Свое есть, но лучше с питанием. С телегой… сам видишь, у меня мальчишка мал еще…

Корс надулся, но ноги-то и впрямь гудели.

Волка Ленер отложил сразу, теперь еще добавил к нему с десяток шкурок.

Отец покачал головой:

– Бери всё.

– Тут больше, чем нужно, – честно сказал ведущий.

– Я не просто так, я за пригляд. Чтоб в дороге ничего не случилось, а в Дилайне ты их проводил до дома. Сможешь?

– Либо я, либо помощник… проводим, – согласился Ленер. – По рукам?

Отец протянул ему мешок из-под шкурок.

– Как раз все поместятся. По рукам!

Ленер кивнул на одного из своих помощников, высокого черноволосого мужчину лет тридцати.

– Орас. Орас, ты будешь отвечать за малявок, понял? Если кто руки к девчонке протянет, ноги вырву. И за мальчишкой пригляди…

– Хорошо. – Голос у Ораса оказался неожиданно низкий и грубый. – Давайте, малышня, прощайтесь – и на телегу, я вам сейчас местечко найду!

Мама всхлипнула. И крепко-крепко прижала нас к себе.

– Маленькие мои… как же я вас люблю!

Притих даже Корс, который не терпел объятий. Я обняла маму в ответ.

– Мам, все будет хорошо. Мы дождемся, когда вы напишете или пришлете за нами…

Мама поцеловала Корса.

– Береги сестру, малыш. Ты теперь старший мужчина в семье.

Корс приосанился и кивнул. Отец подхватил его на руки и что-то зашептал, а мама притянула меня к себе.

– Ты справишься, Шани, я знаю. Я в тебя верю… береги и себя, и брата. Мы вас обязательно найдем, что бы ни случилось!

– Или мы – вас.

– Вот этого не надо. Никогда нас не ищите… Если мы сами не придем, значит, что-то не так. Вам лезть не надо, себя погубите и нас не спасете!

– Мам?

– Береги себя, малышка. И брата береги. Я вас люблю.

Мама толкнула меня к отцу, который как раз усадил Корса на телегу. Я ткнулась носом в надежное папино плечо, замерла, впитывая всей сутью исходящее от него ощущение безопасности. Надежное, светло-коричневое, как благородное полированное дерево…

– Папа…

– Ты у меня умничка, Шани. Ты справишься.

– Д-да… – Я все же не удержалась, всхлипнула.

Отец погладил меня по волосам.

– Это дорога, малышка. А любая дорога рано или поздно приводит к родному дому.

– Разве?

– А иначе не стоит по ней и идти. Помни это…

– Да, пап…

– Береги мелкого. И себя береги.

Я хлюпнула носом – и заняла свое место в телеге. Орас сноровисто привязывал к ее задку нашего ослика. Корс прижался ко мне покрепче, забился под мышку… я притянула его к себе.

Мы смотрели на родителей, пока караван не ушел слишком далеко. Но и тогда сил повернуться и поглядеть вперед не нашлось.

Орас ехал рядом, но молчал. И это было неплохо.

Зла я от него не чувствовала, ровные синеватые тона. Мы для него всего лишь работа, он к нам ничего не испытывает. Но человек надежный, ответственный… это неплохо.

Караван медленно двигался по направлению к Дилайне. И идти нам туда было еще почти двадцать дней.

Когда караван скрылся за поворотом, Айнара поглядела на мужа. Шем потер левый глаз.

– Напылили тут…

Женщина сделала вид, что поверила. У нее и самой глаза были на мокром месте. Но выбора не было. Они слишком хорошо знали, чем грозит необдуманный поступок Шани. И готовы были на все, чтобы отвести беду от детей.

– Пойдем, что ли?

Шем приобнял жену за плечи, второй рукой цапнул за повод ослика, и двое направились в лес. Айнара прижалась покрепче к мужу.

– Как в молодости. Когда мы путешествовали по лесу…

– Сегодня мы ее точно вспомним! – Шем храбро шутил, хотя на душе кошки скребли. И даже нагадили, судя по ощущениям. – Ты, я, костер, медвежья шкура… а ослу я завяжу глаза, чтобы не подсматривал.

Айнара улыбнулась.

Вот в такие минуты она и понимала, за что полюбила своего мужа. За эту несгибаемую решимость. Им может быть как угодно плохо, но между ней и миром всегда встанет Шем. Оберегать, защищать, поддерживать, как это и до́лжно настоящему мужчине.

– Ему надо просто найти пару. Купим по дороге?

– Вот еще я ослам личную жизнь не устраивал! – возмутился Шем.

Так, разговаривая и перешучиваясь, Ланаты и ушли в лес. И если бы они видели, что творится сейчас в деревне, они бы еще раз порадовались своей предусмотрительности. А тем временем в Больших Щепках…