Маленькая леди

6

Следующее утро началось для Джим с занятий. Ее разбудил настойчивый стук в дверь и голос Грэмси:

– Вставай, Джим! Мистер Вондерхэйм велел тебя разбудить! Спускайся, я уже приготовила завтрак…

– Угу… – сонно пробормотала Джим, поднимаясь с кровати. Какого черта Майлс будит ее в такую рань!

Она по привычке попыталась найти свои джинсы, но вспомнила, что вчера сменила их на более дорогую одежду. Теперь придется натягивать на себя что-то из нового гардероба. Хорошо хоть, ей удалось уговорить Майлса не выбрасывать ее старые вещи. Как ни крути, они были ей дороги. Ведь Джим носила эти джинсы, кроссовки и курточку несколько лет. Они спасали ее в самые страшные холода и вытаскивали из разных передряг…

Джим залезла в шкаф и извлекла из него тонкую кофточку темно-зеленого цвета и бежевую юбку по колено, из-под которой выглядывало тонкое белое кружево. Достала из-под шкафа три коробки с обувью и выбрала единственные туфли без каблука, которые позволил купить ей Майлс. Джим натянула на себя «девчачьи» вещи и заглянула в зеркало. Годится! Только придется пройтись расческой по волосам, а то она похожа на ежика… Джим терпеть не могла процедуру расчесывания, но знала, что Майлс будет придираться, если она не причешет волосы. Что поделаешь – придется терпеть. Еще целых три месяца… Джим вздохнула.

Когда она выходила из комнаты, вслед ей звякнул «ветерок». Наверное, он говорит мне «до свидания», улыбнулась Джим.

– Пока, мой Ветерок, – тихо прошептала она, оглядываясь по сторонам. А вдруг кто-нибудь услышит ее и примет за сумасшедшую. Например, Змеюка, который постоянно таращится на нее своими мерзкими круглыми глазами…

«Змеюкой» Джим прозвала дворецкого Питера, который действительно следил за ней, опасаясь, что Джим сбежит с коллекцией дорогих запонок хозяина или еще какими-нибудь ценностями. Прозвище «Змеюка» так понравилось Грэмси, что она тут же подхватила его и вслед за Джим начала так же называть Питера. За глаза, разумеется. Иначе Питер, который очень любил жаловаться хозяину, непременно доложил бы Майлсу Вондерхэйму о своем новом прозвище…

Джим спустилась в гостиную, но Майлса там не было. Наверное, он сам еще не встал, решила Джим. А меня поднял в такую рань. У, Волосатый! Но Грэмси, сервирующая стол к завтраку, опровергла предположение Джим.

– Мистер Вондерхэйм принимает ванну. Он встал больше часа назад.

– И что же, все это время он сидит в ванной? – удивилась Джим.

– Да, – ответила Грэмси, смахивая со стола крошки от сандвичей. – Мистер Вондерхэйм может принимать ванну два или три часа.

Джим не удержалась и покатилась со смеху. Майлс барахтается в ванной несколько часов! Ну совсем как девчонка! Все-таки не зря Джим подозревала его в девчоночьих повадках… Грэмси бросила на Джим строгий взгляд, и девушка смолкла.

– А что такого? – спросила она Грэмси. – Уж и посмеяться нельзя. Ведь Майлс, правда, как девчонка…

Грэмси не выдержала и улыбнулась. Она не могла оставаться серьезной рядом с этой смешной девчушкой, больше похожей на озорного ребенка. Бог не дал Грэмси своих детей, поэтому она с удовольствием нянчилась с чужими. Джим, пришедшая в дом Вондерхэйма, была для нее манной небесной. Вот с кем можно было по-настоящему отвести душу…

– Мистер Вондерхэйм просил, чтобы я пресекала твою… гм… гм… чрезмерную активность, – посерьезнела Грэмси. – Чтобы следила за твоей речью и твоими манерами. Конечно, мне сложно это делать, ведь я и сама – простая женщина. Но ты должна мне помочь, Джим. Ты ведь не хочешь, чтобы из-за тебя у меня были неприятности.

Конечно же, Джим не хотела, чтобы у доброй Грэмси были неприятности. Но она отдала бы все что угодно за то, чтобы эти неприятности были у Змеюки-дворецкого. Он, как обычно, незаметно вошел в гостиную и наблюдал за женщинами. Джим увидела его лишь тогда, когда уронила на пол вилку, которую подала ей Грэмси.

– Черт, Змеюка… – прошептала она вполголоса. – Опять таращится…

– Вы что-то сказали, юная леди? – сухо поинтересовался Питер.

– Ничего, ничего, Питер, – ответила Джим, с трудом перебарывая великое желание наговорить Змеюке гадостей. – Вам, наверное, послышалось. Я беседую с Грэмси.

– Кухарка, – пренебрежительно произнес Питер, – не лучший собеседник для юной леди, которая хочет завоевать положение в свете…

– Дворецкий, – тем же тоном произнесла Джим, – вряд ли может указывать юной леди, с кем ей общаться…

Грэмси прыснула. Питер же густо покраснел. Джим чувствовала, что играет с огнем, – от Змеюки исходил густой душок негатива, – но все же не смогла сдержаться. Если бы Змеюка осуждал ее саму, Джим еще как-то смогла бы справиться с собой, но дворецкий хотел унизить Грэмси. А этого Джим не могла ему спустить.

Через полчаса в гостиной наконец появился Майлс. Он был, как всегда, безупречно одет – темно-синяя рубашка прилегала к телу так, будто всегда была на нем, а черные шелковые брюки обтягивали бедра и подчеркивали стройную фигуру Майлса. От дорогого одеколона, которым надушился Майлс, у Джим защекотало в носу. Майлс сел напротив нее, и Джим тут же чихнула.

– Будь здорова, Джим. И прикрывай нос и рот во время чихания. – Майлс оглядел девушку критическим взглядом, от которого у Джим по коже побежали мурашки. – Прекрасно выглядишь. Эта одежда идет тебе куда больше прежней… Но, – Майлс покосился на колечко Джим, которое раздражало его с того самого момента, когда он увидел его на девушке, – когда же ты наконец снимешь эту штуку?

Джим тяжело вздохнула. Наверное, это никогда не кончится…

– Я же объясняла, Майлс… Когда ты наконец поймешь? Это счастливое кольцо. Если его снять – меня покинет удача.

– Джим, неужели ты еще не выросла? Как можно верить в такую ерунду, как «счастливое колечко»? Как можно носить на пальце всякую дрянь? Если ты снимешь его, я сделаю тебе подарок: настоящее кольцо. Золотое. С топазом. А? Или с жадеитом? Он такой же зеленый, как твои глаза…

Джим почти растаяла, услышав о своих глазах, зеленых как жадеит. Но ее не так-то просто было одурачить. Она тут же вспомнила о том, сколько раз «счастливое колечко» спасало ей жизнь, и замотала головой.

– Ничего я не хочу. И с колечком я не расстанусь. Ты, конечно, можешь не верить, но оно и вправду приносит удачу.

Майлс разочарованно вздохнул. Кажется, уговорить девчонку избавиться от кольца будет не так-то просто. Но капля, как говорится, камень точит…

– Сегодня тебе придется хорошенько потрудиться. Я нашел учителей, которые смогут заниматься с тобой культурой речи, историей, философией и азами юриспруденции. Конечно, за три месяца ты не изучишь этих дисциплин полностью, но поверхностных сведений тебе хватит для того, чтобы общаться с людьми моего… нашего круга. А еще я подобрал тебе стопочку книг. Это – художественная литература. Надеюсь, что ты прочитаешь все те книги, которые я приготовил для тебя. Ты должна знать, о чем говорят люди, включаться в разговоры. Общение – очень полезная вещь, Джим.

– Надеюсь, это будет интереснее, чем таскаться по магазинам, – хмуро вставила Джим. Перспектива проводить целые дни в обществе учителей и скучных книг не очень-то ее радовала.

– Не таскаться, а ходить, Джим, – поправил ее Майлс. – Большинству первое нравится куда больше второго. Надеюсь, ты – исключение.

– Почему?

– Потому что люди, занятые лишь покупками, скучны. С ними не о чем говорить. – Майлс тут же вспомнил о матери, и ему стало грустно. Он рассказывает Джим о том, как ценно разностороннее общение, в то время как его мать говорит лишь о драгоценностях и живет только ими… – Ты ведь хочешь, чтобы людям, с которыми ты общаешься, было с тобой интересно?

– Да. Но только если эти люди интересны мне.

Майлс удивленно посмотрел на Джим. Такой простой подход, однако Майлс никогда над ним не задумывался. Много ли он встречал людей, которые были интересны ему? Ответ отрицательный… У Майлса пропало настроение продолжать лекцию на эту тему.

– Скоро к тебе, я подчеркиваю, к тебе, а не ко мне, придет учитель истории, мистер Мэнброд. Очень милый человек, которого ты, надеюсь, не доведешь до исступления. Он позанимается с тобой, а потом придет учитель…

– Этой… как ее… культуры речи, а потом фиклософии, а потом… азапруденции, – запинаясь, произнесла Джим. – Не парься, видишь, я все запомнила…

Майлс помрачнел. Имеет ли смысл поправлять эту девчонку, когда она переврала все слова? Кажется, дела с обучением пойдут хуже, чем он предполагал.

– Не «фиклософии», а философии. Не «азапруденции», а азам юриспруденции. А это твое «не парься» вполне можно заменить словом…

– Не волнуйся, – улыбнулась Джим.

Она встала из-за стола и сделала шутливый реверанс.

– Я постараюсь быть умницей, Майлс. Не волнуйся, – повторила она. – Просто мне тяжело привыкнуть ко всему… сразу.

У Майлса отлегло от сердца. То ли потому, что Джим все же пыталась говорить правильно. То ли потому, что ее улыбающееся лицо и горящий жадеитовый взгляд вселяли в него надежду на то, что она будет прилежно учиться. А может быть, ему просто нравилась ее улыбка? Майлс отмел последнее предположение, как самое невозможное. Джим – милая девочка. Но не в его вкусе. Ему нужна такая, как Виктория Исприн. Ни больше, ни меньше…

Майлс не соврал. Учитель истории, мистер Мэнброд, действительно оказался очень приятным человеком. Он был тучным мужчиной, которому перевалило за пятьдесят, с пронзительными голубыми глазами и наидобрейшей улыбкой. Джим он понравился сразу же, и она почувствовала, что так же понравилась ему.

И урок начал мистер Мэнброд особенно. Он не стал открывать учебник, не стал зачитывать огромное вступление. Он просто поинтересовался у Джим, нравился ли ей предмет истории в младшей школе. И попросил объяснить свой ответ.

Джим честно призналась, что история ей нравилась, но она, хоть убейте, не помнит ни одной даты. Так, некоторые события, да и то с трудом… Но она припоминала, что история была увлекательным предметом. Вот только учитель был занудой, нет-нет, мистер Мэнброд, к вам это не относится…

Услышав последнюю фразу, Дэвид Мэнброд рассмеялся. Смех у него был таким же добрым, как улыбка.

– Да уж. Меня еще никто не называл занудой. Надеюсь, мы с вами поладим, мисс Маккинли.

– О, я уверена, – весело отозвалась Джим. Если все ее учителя окажутся такими очаровашками, то обучение превратится в веселый аттракцион.

Но, увы, надежды Джим не оправдались. Учитель юриспруденции оказался скучным очкариком, а учитель философии – стариканом с монотонным голосом и дурной привычкой клацать зубами после каждой фразы, которую он считал значимой. Но лучик солнца все же забрезжил на горизонте Джим в облике Альфреда Джейсона, учителя по культуре речи. Он оказался очень приятным молодым человеком, который отвечал на все ее вопросы. В отличие от Майлса, который легко раздражался из-за очередного «почему?», которое изрекала Джим.

После уроков Джим добралась до книг, которые оставил ей Майлс. Она просмотрела все и пришла к выводу, что большая часть из них будет ей интересна. В этой внушительной стопке был и Мильтон, и Байрон, и Данте, и Диккенс, и Мопассан, и Драйзер, и даже Мартин Эмис, современный писатель, которого Майлс очень настойчиво советовал ей прочитать.

Джим начала с «Оливера Твиста», который привлек ее больше всего, наверное, потому, что злоключения этого несчастного мальчишки напомнили Джим о ее собственных бедах. Правда, Диккенс был мрачноват, но Джим понимала, что по-другому передать атмосферу нищеты и лишений было бы невозможно. Она так увлеклась «Оливером Твистом», что не заметила, как в библиотеку вошел только что вернувшийся Майлс.

Он улыбнулся, обнаружив Джим за чтением книги, тихо подошел к столу и осторожно заглянул ей через плечо. «Оливер Твист», догадался Майлс. Нет ничего удивительного в том, что Джим начала именно с этой книги. Майлс был уверен, что жизнь Оливера Твиста напомнила Джим ее собственную. Лицо девушки было сосредоточенным и одухотворенным. Майлс невольно залюбовался им. Он видел разную Джим: Джим в гневе, раздраженную Джим, спящую Джим, радостную Джим. Но Джим, увлеченную книгой, Майлс видел впервые.

Внезапно ему захотелось склониться к девушке и поцеловать ее в непослушный завиток, который выбился из аккуратной шапочки волос. Это желание было настолько спонтанным и сильным, что Майлс с трудом подавил его. Неужели ему хочется подтвердить слова Богарда о влюбленном Пигмалионе?!

Майлс счел за лучшее выйти из библиотеки так же незаметно, как он появился в ней. Но стоило ему отступить от стола, за которым сидела Джим, всего на один шаг, как девушка обернулась. Она застала Майлса врасплох. Он густо покраснел и с ужасом понял, что не может смотреть ей в глаза. В сущности, Майлс ничего плохого не сделал, и не было причины чувствовать себя виноватым. Но он стоял перед Джим, алый как пион, и чувствовал себя, как нашкодивший ребенок. Самым страшным было то, что Джим молчала. Ее молчание Майлс расценивал как недоумение, а это, пожалуй, было хуже всего. Но он и сам не мог заговорить. Какая-то липкая лента обмотала язык и приклеила его к небу.

Первой прервала затянувшееся молчание Джим:

– Интересно, почему воспитанный мистер Вондерхэйм не постучал, прежде чем войти? – поинтересовалась она, прищурив жадеитовые глаза.

Майлс пытался понять, шутит она или сердится, но так и не смог. Джим улыбнулась, разглядев его смущение. Шутит, с облегчением подумал Майлс. Он обошел стол и, пытаясь скрыть смущение, небрежно бросил:

– Хотел напугать тебя, но ничего не получилось. Ты повернулась раньше.

Джим всплеснула руками. Видно было, что она настроена на шутливый тон. Но Майлс все еще никак не мог прийти в себя после дикого желания поцеловать ее.

– Неужели суровый мистер Вондерхэйм способен на детские шалости? Никогда бы не подумала! – Джим захлопнула книжку и показала Майлсу ее название. – Я читаю «Оливера Твиста», – похвасталась она. – А тебе понравилось?

Майлс кивнул. Что ему нравилось больше всего, так это то, что Джим заговорила по-другому. Она пыталась правильно строить предложения и почти не использовала свои дурацкие словечки. Майлс ощутил в себе любопытство экспериментатора. Ему было интересно, что именно повлияло на речь Джим: сам процесс учебы или желание соответствовать новому статусу… Майлс не стал спрашивать об этом Джим. Он лишь поинтересовался тем, как прошел ее день.

– Отлично, – радостно затараторила Джим, раскачиваясь на стуле. – От мистера Мэнброда я просто в восторге, да и Альфред Джейсон – парень что надо.

Услышав имя Альфреда Джейсона, Майлс ощутил где-то внутри неприятное покалывание. Этот мужчина с самого начала вызвал в нем негативные эмоции. Для учителя Альфред был слишком молод. Разве были какие-то гарантии, что он не… испортит девочку, не научит ее плохому? Майлс посмотрел на Джим и тут же понял абсурдность своих предположений. Хоть она и была маленькой по росту, но не была таковой по возрасту. Все-таки, восемнадцать лет – это не пятнадцать… И потом, у Джим за плечами была такая житейская школа, которая Майлсу и не снилась. Но это не мешало ей быть наивной в других вопросах… Майлсу хотелось бы спросить об этом Джим, но ему было неудобно. Заниматься половым воспитанием восемнадцатилетней девушки – это уж слишком. Хотя что-то подсказывало ему, что Джим неопытна в таких вещах. Уж слишком часто она подчеркивала, что не хочет быть «как девчонка»…

– И что Альфред Джейсон? – хмурясь, поинтересовался Майлс. Он вошел в образ грозного старшего брата, который никому не даст в обиду свою сестру.

Джим недоуменно взглянула на его сердитое лицо. Интересно, что Майлс имеет против Альфреда? Ведь он сам нанял ей этого учителя…

– Да, в общем, ничего. Просто он парень – что надо, – повторила Джим, смущенная взглядом Майлса. – В отличие от зануды-философа с его постоянно лязгающими челюстями и противного очкарика, того, что учит меня юрис… юриспруденции. – Джим медленно выговорила это сложное слово и расплылась в довольной улыбке.

– Вижу, уроки не прошли даром. – Майлс все еще хмурился, но видно было, что успехи Джим не могли его ни радовать. – Только смотри, осторожней с этим Альфредом. И, если что-то будет не так, сразу же сообщи мне.

– А что может быть не так? – удивилась Джим.

– Ну мало ли… – Майлс закатил глаза, пытаясь придумать какую-нибудь причину. Он же не может сказать Джим в лоб: смотри, не влюбись в него. – Вдруг он начнет уделять тебе больше внимания…

– Мистер Джейсон – мой учитель, – пожала плечами Джим и поднялась со стула. – Разве плохо, если он будет относиться ко мне внимательно? – Она взяла со стола книгу и прижала ее к груди. Точь-в-точь, школьница с учебником.

И зачем только Майлс пристал к ней с этими расспросами? Она все равно не понимает, что он имеет в виду. Наивность Джим показалась ему очаровательной. Раньше он думал, что опыт красит женщину, делает ее более загадочной. Но теперь, глядя на Джим, Майлс понял, что и наивность – не менее интересна. Джим привлекала его своей наивностью, своим ребячеством. И, пожалуй, привлекала не меньше, чем Виктория Исприн, на счету которой было множество романов…

Майлс проклял свое любопытство и поспешил перевести разговор на другую тему. И почему эта девчонка вызвала в нем такой интерес? Майлс почувствовал раздражение и досаду, которые тотчас же отразились на Джим. Он заговорил с ней холодно, по-деловому, надеясь, что это остудит его невесть откуда взявшийся пыл.

– У меня сегодня будут гости, Джим. – Майлс нарочно выделил слово «гости», чтобы Джим почувствовала важность этого мероприятия. – Мне бы очень хотелось, чтобы вечером ты легла спать пораньше. Или хотя бы… не заходила в гостиную.

Джим посмотрела на него так, как будто он только что совершил какой-то гнусный поступок. В ее зеленых глазах читались недоумение и горечь.

– В чем дело, Джим? – раздраженно поинтересовался Майлс. – Тебе что-то не нравится?

Не нравится? Нет, Волосатый, ты неправильно выбрал слово! Твое предложение встало у меня как кость в горле, как… Джим была готова разреветься как девчонка. Слова Майлса не укладывались у нее в голове. Неужели он считает, что может поступить с ней, как с домашним животным?! Просто не показывать ее гостям! Не показывать, чтобы Джим не опозорила его перед этими «приличными» людьми! Это предательство! Настоящее предательство! А Джим только начала доверять ему… Она так надеялась на то, что Майлс – не такой, как все эти люди, для которых деньги и положение значат гораздо больше, чем человеческие отношения…

– Ты… – выдавила Джим, с трудом сдерживая слезы. – Ты… Настоящий засранец!

– Что? – вспыхнул Майлс. – Да как ты смеешь? Что я такого тебе сделал?! Почему ты позволяешь себе оскорблять меня такими словами?!

Его лицо пылало от гнева, но Джим ни капельки не боялась. Она чувствовала себя униженной, втоптанной в грязь дорогими ботинками Майлса Вондерхэйма.

– Что сделал? Ты поступаешь со мной, как с домашним животным! Ты стыдишься меня!

– Послушай, Джим, я не намерен выслушивать оскорбления. И потом, разве ты хочешь общаться с моими друзьями? Тебе с ними не о чем будет говорить! Ты шокируешь их своим поведением!

– Конечно, они же такие умные, такие воспитанные! А я – дура набитая, грязная девчонка из подворотни, которую стыдно показать людям!

Джим давно уже не чувствовала себя такой оскорбленной. Ярость закипала внутри нее, как огненная лава, грозила вылиться наружу и залить все вокруг. В этот момент Джим ненавидела Майлса Вондерхэйма. Ей хотелось сделать ему больно, очень больно, так, чтобы он почувствовал то же, что испытывает она.

– Иди к себе, Джим, – сухо бросил Майлс, и этого оказалось достаточно для того, чтобы лава внутри Джим заклокотала и вырвалась наружу.

Не помня себя от ярости, Джим взмахнула толстенным Диккенсом, которого все это время прижимала к груди, и изо всех сил стукнула Майлса по голове. Майлс схватился за голову и медленно опустился на стул. Он не верил, что Джим способна на такое. Книга оказалась тяжелой, и голова Майлса тут же загудела, как пчелиный рой. Он поднял на Джим обвиняющий взгляд. Глаза девушки были полны ужаса и раскаяния. Казалось, она сама не понимала, как могла такое сделать. Майлс встал со стула и, все еще держась руками за голову, подошел к двери. Джим с ужасом ждала своей участи.

– Питер! – крикнул Майлс, открыв дверь. – Поднимитесь ко мне!

Питер не заставил себя ждать. Не прошло и минуты, как дворецкий уже стоял на пороге библиотеки. Летает он, что ли? – подумала Джим. Проклятый Змеюка наверняка обрадуется тому, что они с Майлсом поссорились. Правда, Джим все еще не понимала, что задумал Майлс. Может быть, он погонит ее взашей? А может быть, сделает что-нибудь похуже…

– Питер, сейчас вы отведете мисс Маккинли в ее комнату и запрете там. А потом принесете мне льда. Вам все ясно? – переспросил Майлс ошеломленного, но обрадованного дворецкого.

– Да, мистер Вондерхэйм.

Джим закусила губу. Ей было наплевать на злорадство дворецкого, но перспектива сидеть в комнате как пленнице ее совсем не прельщала.

– Я не пойду, – решительно заявила Джим. Она сжала кулаки, готовая оказать сопротивление.

– Еще как пойдешь… – почти прошипел Майлс. Он всем своим видом давал Джим понять, что сейчас с ним шутки плохи. Его глаза потемнели и напоминали по цвету созревшие плоды каштана. – Еще как пойдешь, дорогая Джиллиан… – Джим вздрогнула, услышав собственное ненавистное имя. Если уж Майлс назвал ее так, значит, дела совсем плохи… – И не вздумай сопротивляться, – кивнул он на ее сжатые кулачки. – Потому что в этом случае я не поленюсь позвонить в полицию. – Вот теперь Джим по-настоящему испугалась. Только полиции ей и не хватало… Если фараоны сцапают ее, то непременно докопаются до ее отнюдь не чистого прошлого. Ведь наверняка найдутся люди, которые смогут опознать в Джим воровку, лихо расправлявшуюся с их сумочками и кошельками… – И не думай, я не шучу. – Как будто у Джим оставались какие-то сомнения… – В твоих интересах послушаться меня и отправиться в свою комнату. Пока я добрый.

Ты так и лучишься добротой, Волосатый. Запереть меня в комнате, как щенка, который путается под ногами, – блестящая идея, мрачно подумала Джим. Она смотрела на Майлса исподлобья, взглядом затравленного зверька. И ему стало жаль девушку. Но головная боль не дала Майлсу поддаться этому чувству.

– Прошу вас, Питер, – пробормотал он, прикладывая руку к голове, – заприте это маленькое чудовище в комнате и принесите мне лед.

– Хорошо, мистер Вондерхэйм. – Питер ехидно покосился на Джим и с ироничной галантностью открыл перед ней дверь. – Пойдемте, мисс.

Джим, одарив Майлса ненавидящим взглядом, поплелась за Питером. Маленькое чудовище… Вот кем он на самом деле ее считает… Значит, все его улыбки и видимость доброжелательства – всего лишь маска, за которой он скрывает свое истинное лицо. А Джим поверила ему! Какая наивная… Богачи – все одинаково злые. Даже по отношению к своим родственникам… Ну ничего! Она еще покажет Майлсу Вондерхэйму, на что способна девчонка с улицы!