Малиновка поёт лишь о любви...

1. Возвращение наследника

- Куда опять запропастилась эта бесноватая? – толстая леди Кандида остановилась прямо под деревом, на котором сидела Дьюлла, поджав ноги и прижавшись спиной к стволу.

Леди Кандида дышала тяжело и с завыванием – будто все северные ветры разом дули в печную трубу. От пота лицо наставницы лоснилось. Блестящая женщина! Чтобы не рассмеяться, Дьюлла зажала рот ладонью. Пусть ищет, сколько хочет, а она не намерена в такой замечательный день сидеть за прялкой.

- Только бы она ничего с собой не сделала! – запричитала ее помощница – леди Мевро.

- Ничего она с собой не сделает, - отрезала леди Кандида, доставая из рукава крохотный платочек и обмахиваясь им, только это мало помогло. – А вот когда она вернется к ужину – а она вернется, можете мне поверить! – я ее выпорю так, что сидеть неделю не сможет.

Леди Мевро льстиво засмеялась.

Если бы они подняли головы, они обязательно обнаружили бы девушку среди листвы. Но наставницы (а Дьюлла называла их не иначе, как надсмотрщицами) никогда не смотрели вверх. Их не интересовали ни кроны деревьев, ни птицы, летящие среди облаков, ни луна, ни звезды – ведь от всего этого не было проку на земле. Вот пусть и рыщут вокруг, уткнув носы в землю, как свиньи, отыскивающие трюфели. Только она, Дьюлла – не трюфель. И ее не найдут.

Отдышавшись, наставницы затрусили дальше, оглашая рощу истошными криками:

- Леди Дьюлла, где вы? Леди Дьюлла!

Подождав, пока они скроются из виду, девушка спрыгнула на землю, попутно зацепившись подолом нижней юбки за сучок. Порядочный клок ткани остался на ветке. За это предстояло выслушать еще порцию нотаций и нравоучений. Пороть, конечно, никто не станет, но леди Кандида наказание придумает – или вышить сотню незабудочек на никому не нужной тряпке, или положить сто поклонов на вечерней молитве. Или больно вытянуть прутом поперек ладоней.

Но это все будет потом, а теперь впереди был целый день свободы.

Крадучись, она миновала кусты жимолости, прошмыгнула за старую часовню и в перелезла через стену, безошибочно находя, куда ступить и за что ухватиться – она лазала здесь уже не раз. И сегодняшний день не будет последним.

Спрыгнув по ту сторону стены, Дьюлла потянулась и вздохнула полной грудью. Корсет остался в замке – он нужен только леди Кандиде, вот пусть и носит. А ей хорошо и без него. Она так привыкла и менять привычки не собирается.

Путь к озеру Чаши был долгим, но Дьюлла наслаждалась прогулкой и никуда не торопилась. Нет ничего лучше, чем купание в прохладной воде, когда солнце палит совсем по-летнему. И пусть наставницы пришли бы в ужас, узнав, что она купаюсь под открытым небом, да еще и без рубашки, но кто купается в рубашке?!

Озеро Чаши и в самом деле походило на чашу – идеально круглое, небольшое, притаившееся в ладонях леса, как чайная чашечка. С одной стороны находился небольшой водопад – несколько серебристых струй падали в озеро с высоты человеческого роста. Девушка любила приходить сюда, и кроме нее здесь никого никогда не было, потому что графские земли были под запретом для местных джентри и вилланов, а обитатели графского замка были слишком ленивы, чтобы бродить по окрестностям. Ленивы все, кроме Дьюллы. Но сказать по правде, она и не была жительницей замка. Пленница, привезенная сюда против воли – вот она кто.

Оглядевшись, чтобы еще раз удостовериться, что находится в лесу одна, Дьюлла разделась и бросилась в воду. Вдосталь наплававшись, она взобралась на камень под водопадом, и с наслаждением закрыла глаза, пока вода разбивалась о макушку. Если зажмуриться, то можно представить, что снова находишься дома, где под грабом стоит ветхая, но такая родная хижина, где матушка Зайчиха доит по вечерам козу, и птицы заливаются, словно поют для ангелов небесных.

Конское всхрапывание заставило девушку в одно мгновение прилететь от грабовой рощи к озеру Чаши. Открыв глаза, она отбросила с лица мокрые волосы и увидела в кустах на том берегу конскую морду. Конь раздвинул кусты и склонился к озеру, жадно глотая воду. Серебристый налобник особенно ярко выделялся на темной атласной шкуре, а поводья были из красной кожи с серебряными бляшками.

Держал поводья всадник, чье лицо наполовину скрывали ветки жимолости, но Дьюлла разглядела смуглую крупную руку с золотым перстнем-печаткой и темные глаза, смотревшие прямо и пристально.

Надо было прикрыться или броситься в воду, чтобы спрятаться от мужского взгляда, но как это бывает, когда застигнут врасплох – не можешь двинуться с места, а драгоценные секунды идут и идут.

Дьюлле казалось, они с всадником смотрели друг на друга очень долго, хотя, скорее всего, не прошло и половины минуты.

Конь опять всхрапнул, а всадник отпустил ветку и натянул поводья, заставляя коня отойти от озера. Животное сначала воспротивилось – вода была так близко, но потом покорилось хозяину.

Девушка стояла под водопадом еще сколько-то, пристально вглядываясь на кусты, листья которых еще покачивались, и только потом поплыла к берегу. Она опасалась, что всадник захочет перехватить ее, проехав берегом озера, поэтому схватила одежду и туфли в охапку и бросилась прочь от озера. Но пробежав шагов двести, она остановилась. В лесу было тихо, и никто за ней не гнался. Спрятавшись за валун, хотя никто уже не мог ее видеть, она торопливо обулась, натянула нижнюю рубашку и платье, отчаянно борясь с тканью, которая не хотела налезать на мокрое тело, потом сунула под мышку нижние штаны, без которых покамест можно было обойтись, и припустила к замку.

2. Каков отец, таков и сын?

Первое, что Дьюлла увидела, открыв глаза – смуглая рука держит её руку. Пальцы девушки казались тонкими, как веточки, и белыми, как яичная скорлупа, по сравнению с этой крепкой, будто прокопченной, рукой.

Девушка лежала на боку, корсет был чуть распущен, и поэтому можно было дышать почти беспрепятственно. Хотелось стащить с себя эту дурацкую, никому не нужную принадлежность дамского туалета, но Дьюлла по-привычке затаилась, хотя еще больше, чем стащить корсет, ей хотелось избавиться от чужого прикосновения.

- Что с ней? – спросил мужской голос, который она сразу узнала. – Почему она потеряла сознание?

Кривобокий Рик. Это он держит её за руку. Откуда такие нежности, объясните, пожалуйста?

- Ох, милорд! Должна вам сказать – девушка немного не в себе, - леди Кандида разразилась ахами, вздохами и всхлипами. – Она совершенно не разговаривает и ведет себя… странно. Ну и намучились мы с ней!

- Не разговаривает?

- Молчит, как рыба! – подхватила леди Мевро. – С того самого дня, как ваш батюшка привез ее, она не сказала ни слова. Да и с покойным милордом, с его слов, была совсем не разговорчива.

Вот глупые курицы! С чего ей быть разговорчивой с похитителем?!

Кривобокий Рик по прежнему держал Дьюллу за руку, да еще и начал бережно ее поглаживать, проводя большим пальцем по костяшкам. От этого прикосновения девушку передернуло. Он почувствовал движение и тут же сунул голову под полог, уставившись Дьюлле в лицо.

Господи! Вблизи он был еще уродливее! Мало торчащей прядки надо лбом, так у него еще и брови почти срослись на переносице – прямые, черные, сейчас он немного хмурился и от этого, вкупе с длинным прямым носом, казалось, что на лице нынешнего милорда кто-то щедро намалевал букву «Т». Рот тонкогубый, широкий, а подбородок упрямо выступал. Глаза были маленькие, раскосые, темные, как угли. В них, как в глубине пересохших колодцев, плескалось что-то на самом дне – грусть? затаенная горечь? или то и другое вместе?

- Она пришла в себя, - Кривобокий Рик улыбнулся, но улыбка больше походила на оскал.

Зубы у него были мелкие, острые, и здорово смахивали на волчьи.

Дьюлла хотела зажмуриться, чтобы не видеть этого оскала, но пересилила себя и продолжала смотреть.

- Как вы себя чувствуете? – спросил он, тут же отпуская её руку.

- Она вам не ответит, милорд, - брюзгливо сказала леди Кандида. – Я же говорю – совсем странная девушка. Она, может, и не понимает человеческих слов. Глупа, как…

- Помолчите, - бросил он, даже не посмотрев. – А вы, - он снова изобразил оскал вместо улыбки, обращаясь к Дьюлле, - кивните, если с вами все хорошо.

Говорил он очень приятно – красиво и складно, и голос его достигал сердца, как глубинная вода своей цели потайными ходами. Сразу ясно, что это – настоящий благородный лорд, а не косноязычная деревенщина, вроде нее. От этого девушка еще больше смутилась и помрачнела, но, подумав несколько секунд, медленно кивнула, чем явно обрадовала Кривобокого Рика, потому что хмурое лицо немного прояснилось, и даже буква «Т» теперь проступала не так четко.

Он исчез за пологом, но тут же снова появился – держа бокал:

– Давайте я помогу вам присесть. Сделайте глоток воды – станет легче.

Скосив глаза, Дьюлла чуть не отправилась в обморок второй раз, увидев на указательном пальце Кривобокого Рика золотую печатку. Значит, это он видел ее, купающуюся в озере. Неужели, небеса могут шутить столь жестоко?..

После такого открытия было не до воды. И хотя милорд помог ей сесть, поддерживая под спину, девушка умудрилась пролить половину себе на платье, а сделав глоток подавилась и закашлялась, нечаянно выплеснув остальное на Кривобокого Рика. Леди Кандида и леди Мевро бросились исправлять оплошность Дьюллы, отобрав у нее бокал и оттирая платочками камзол милорда, но Кривобокий Рик велел им отойти.

- Я же не сахарная голова, - усмехнулся он, - не растаю от пары капель.

- Так неловко получилось, - начала леди Кандида, но он не стал ее слушать.

- Я не успел представиться, Дьюлла, - сказал он. – Вы же позволите так вас называть? Я ваш кузен, меня зовут Рик… Вальдерик. Мы не были знакомы до этого, но теперь, надеюсь, сможем узнать друг друга получше и поладим, как старший брат с маленькой сестренкой.

Кузен? Старший брат?..

Брови Дьюллы поползли вверх, и Кривобокий Рик поспешил объясниться:

- До недавнего времени я и не знал, что у меня есть сестра. А как узнал – сразу примчался. Ваша мать – леди Ловис, была родной сестрой моего отца – милорда Джерарда Босвела. Когда вы родились, мне было девять лет. Ведь вам теперь семнадцать?

Помедлив, она кивнула, а леди Кандида поспешила вставить:

- Покойный милорд говорил, что ее день рождения как раз в пятнадцатый день июля, в середину лета угодила – так он сказал. Стало быть, сейчас ей семнадцать лет и десять месяцев.

- Я умею считать, благодарю, - ответил Кривобокий Рик, показывая, что не желает вмешательства в разговор. – Вы помните свою мать? Леди Ловис? Она умерла, когда вам было три года.

3. Семейный ужин

К ужину все гости уехали, как и обещал Кривобокий Рик. Дьюлла слышала, что многие были недовольны, рассчитывая на поминальный пир в честь почившего милорда Босвела и погибшего лорда Вальдетюра, но новый хозяин распорядился ограничиться заупокойной службой в церкви и велел раздать милостыню нищим и малоимущим по всей округе.

- Был бы жив господин Вальдетюр, он почтил бы папеньку, как следует, - сплетничала леди Кандида, наряжая девушку к ужину. – А этот… ни себе, ни соседям.

- Вы же его с младенчества знали, любезная Кандида? – льстиво спросила леди Мевро, хотя Дьюлла по голосу почувствовала, что ее совсем не занимал Кривобокий Рик.

Девушке же было до смерти интересно, и она навострила уши.

- С пеленок, - фыркнула Кандида.

Она снова запихнула воспитанницу в корсет, но на сей раз остереглась затягивать слишком сильно, и за это Дьюлла была ей почти благодарна – теперь хоть и с трудом, но можно было дышать.

- Родился маленький, писклявый, тощий – как мышонок, - рассказывала наставница, одну за другой засовывая пятнадцать шпилек в прическу Дьюллы, чтобы удержать копну кудрей, упрятанную в золотую сетку. – Покойный милорд посмотрел на него – и скривился, даже на руки не взял. Но он прав – там и смотреть было не на что. Пока рос – все время болел. Все время! Бледный, из носа течет, рот всегда открыт… Леди Дьюлла! Вы-то тоже рот закройте. Неприлично благородной девушке сидеть с открытым ртом. Ух, какой у вас глупый вид!

Дьюлла немедленно закрыла рот, но слушать не перестала.

- И волосы торчат, как петушиный гребень! Не ребенок – а тролль! Сколько уж леди Босвел плакала, глядя на него – не высказать. А к десяти годам он заболел совсем сильно, и позвоночник у него скривился. Свился спиралью, как вот локоны у леди Дьюллы. С тех пор так и остался кособоким.

- Но и кособокий он выиграл войну против Салезии, - заметила леди Мевро.

- Выиграл, - пожала плечами леди Кандида, придирчиво рассматривая воспитанницу в зеркале. – Пусть он и слаб здоровьем, но дух у него тверд, как у всех Босвелов. Если что задумал – всего добивается, и неважно, какими путями. А он всегда хотел быть воином. Вот и стал.

В комнату заглянула Мисси, доложив, что ужин на столе, а милорд за столом.

- Все, пойдемте, леди. Не будем заставлять милорда ждать, - наставница быстренько опрыскала воздух вокруг воспитанницы благовониями из стеклянного флакона – благородная женщина не должна благоухать слишком сильно. Побыть немного в душистом облаке – и довольно. Сильно душится тот, кто плохо пахнет.

Дьюлла пошла за ней, как на виселицу. В замке у Босвелов она находилась уже три месяца, но за все это время так и не притронулась к еде за общим столом. На то были причины, но раскрывать их она никому не собиралась, хотя заранее плакала кровавыми слезами, представляя те вкусности, что сейчас подадут, и которых ей не попробовать ни кусочка.

Кривобокий Рик уже ждал в малой гостиной, где накрывали только для членов семьи и близких гостей. На памяти Дьюллы тут ни разу не столовались, и вот теперь постелили праздничную белую скатерть, принесли серебряные канделябры, а фаянсовую посуду заменили на фарфор и хрусталь. Приборы стояли не на противоположных концах стола, как полагалось, а рядом.

Сам милорд сидел в кресле у окна, приподняв штору, и смотрел на закатное солнце, которое наполовину скрылось за лесом. При появлении Дьюллы он поднялся и пошел навстречу, немного подволакивая левую ногу.

Его тело было странно непропорциональным – ноги казались слишком длинными по сравнению с туловищем. Оттого, что одно плечо было выше, создавалось впечатление, что милорд Рик идет дурашливо подбоченясь, как лицедей на ярмарке. Правая рука у него была длиннее левой - совсем чуть-чуть, это не бросалось в глаза, но можно было заметить, если присмотреться. Он походил на паука – особенно в черных одеждах, длинноногий, с непослушными волосами, торчащими над макушкой.

Подав девушке руку, чтобы проводить к столу, Кривобокий Рик объяснил:

- Я хотел поговорить с вами, кузина. Предпочитаю делать это спокойно, а не кричать через весь стол. Поэтому попросил поставить наши кресла рядом. Вы ведь не станете возражать?

Не станет?! Да она готова была завопить об этом в голос – что не хочет сидеть рядом с ним, тем более за таким нарядным столом, где ложек и вилок больше, чем перемен блюд! Но Дьюлла только плотнее стиснула губы и приняла протянутую руку.

Она не ожидала, что он захочет услужливо пододвинуть кресло, и поэтому не рассчитала движения и плюхнулась на мягкие подушки, как переевший поросенок, за что была вознаграждена гневным взглядом леди Кандиды.

Кривобокий Рик перехватил этот взгляд и едва сдержал усмешку, а Дьюлла покраснела, как вареный рак.

- Попробуйте суп, - предложил он, когда слуга в безукоризненном камзоле, удерживая на сгибе руки белоснежную салфетку, зачерпнул длинной серебряной ложкой прозрачный и ароматный бульон, в котором плавали зеленые листья шпината, чуть обжаренные в масле, и прекрасные пухлые клецки из дичи, пшеничной муки и зелени. – Вам понравится, мне сказали, вы очень любите клецки.

Три месяца Дьюлла стойко переносила эти, поистине, нечеловеческие мучения, но сегодня ее броня дала брешь. Он даже озаботился расспросить о ее любимых блюдах. Девушка почувствовала, как слезы закипают на глазах, и наклонила голову, боясь, что они прольются при всех.

4. Милорд присылает подарок

- Просыпайтесь, леди Дьюлла! Да просыпайтесь же!

Обычно наставница будила Дьюллу, тряся за плечо, но сегодня ограничилась воплями над ухом. Девушка вскочила, протирая глаза и не понимая спросонья, что происходит.

- Милорд прислал вам подарок! – сказала леди Кандида. – Немедленно поднимайтесь.

По мнению Дьюллы, подарок мог бы и подождать, нечего устраивать из-за этого переполох, но любопытство одержало верх. Интересно, что дарят настоящие лорды? В ее прошлой жизни подарки были незамысловаты – иногда ей дарили вафли, купленные на ярмарке, а один раз с матушкой Зайчихой расплатились шелковой лентой – алой, ужасно красивой. Матушка Зайчиха подарила ленту Дьюлле, и та каждый вечер прятала ее в берестяную коробку, чтобы не запачкалась, а днем носила ленту так гордо, словно она была златотканой.

Отодвинув полог, Дьюлла спустила ноги на пол и, благополучно позабыв про туфли, босиком пробежала к порогу, где служанка держала в руках крохотную корзинку из ивовых прутьев. Корзинка была закрыта, а на длинной ручке была завязана пышным бантом алая шелковая лента. Сама лента была восхитительным подарком, а тут еще и корзиночка… В нее можно положить щетку для волос, например. Нет, щетка слишком большая для такой крохотной вещицы.

- Милорд сказал, что у него такие же зеленые глаза, как у вас, - сказала служанка, протягивая корзинку с почтительным поклоном.

У него зеленые глаза? Дьюлла нахмурилась. Ей помнилось, что у Кривобокого Рика глаза были темные, но тут раздался тихий и жалобный писк, и Дьюлла чуть не уронила корзинку.

Приподняв крышку, она увидела внутри котенка, у которого только что открылись глаза. Серое чудо с белой грудкой запищало и полезло вон, и Дьюлла, помогла ему – подставила руку. Котенок устроился в ее ладони, испуганно дрожа коротким тощим хвостиком.

На столе уже приготовили завтрак, не особенно надеясь, что он будет съеден, но в этот раз юная леди схватила молочник, чего не делала с самого первого дня приезда в замок. Но молоко полилось не в чашку, а в блюдце, из которого было безжалостно выброшено печенье. Вопреки возмущению леди Кандиды, котенок был усажен прямо на столешницу и ткнут носом в молоко.

Облизав усы, подарок милорда увлеченно принялся за угощение, а Дьюлла смотрела на него, поставив локти на стол и подперев ладонями подбородок. Глаза у котенка и правда были зелеными.

- Что передать милорду? – спросила служанка с улыбкой. – Подарок пришелся по душе?

Дьюлла не услышала ее, и леди Кандиде пришлось повторить вопрос.

Девушка несколько раз кивнула и снова занялась котенком.

- Передайте милорду, - церемонно произнесла леди Кандида, - что его подарок был принят с радостью.

- Так и передам, - служанка поклонилась леди Кандиде и вышла.

Провозившись с котенком, Дьюлла позабыла про упрямство. Она позволила леди Кандиде причесать ее и не противилась, когда повели к утренней службе. Разумеется, котенок, которому было дано имя Крубне – Маленькие Лапки, посетил церковь в ивовой корзинке, хотя наставница ворчала, что бездушные твари в божьем доме – это уже слишком.

Кривобокий Рик был здесь. Сидел в первом ряду, среди мужчин, набожно склонив голову. Время от времени Дьюлла посматривала на него, но он ни разу не оглянулся. И как только смог просидеть спокойно столько времени? Что касается ее, она вертелась, как волчок. То сиденье казалось жестким, то приключался нестерпимый зуд в пятках, а уж посмотреть, кто заходит в церковь – это было обязательное дело. К тому же, Крубне был такой хорошенький, что невозможно не приоткрыть корзинку и не пощекотать мягкое брюшко.

Когда вынесли облатки, Дьюлла пошла к алтарю вместе с Крубне в корзиночке, но леди Кандида отобрала корзиночку и сопроводила воспитанницу напутственным тычком в плечо – так, чтобы никто сторонний не заметил. Кривобокий Рик, получивший облатку первым, задержался возле священника, и когда подошла Дьюлла, зачерпнул из каменной чаши освященной воды и протянул девушке:

- Желаю вам хорошего дня, Дьюлла.

Она кивнула, одновременно поблагодарив его и окропив лоб святой водой. Одна капля оказалась торопливее своих товарок и не пожелала высохнуть на выпуклом белом девичьем лбу – она скатилась между золотистых бровей, спустилась по переносице и хотела замереть на самом кончике точеного носа, но Кривобокий Рик прекратил эту дерзость и промокнул каплю собственным платком, который проворно достал из-за отворота рукава. Произошло это так быстро и ловко, что даже леди Кандида ничего не заметила. Платок пах приятно, но Дьюллу встревожил этот чужой запах. Хотя почему он должен был ее встревожить?..

- Не надо утираться рукавом, - шепнул Кривобокий Рик Дьюлле, и та покраснела, потому что и вправду собиралась так поступить.

Ей пришлось вернуться к наставнице, потому что подходили другие причастники. Леди Кандида с недовольным видом сунула ей в руки корзиночку с котенком, а сама последовала к причастию с самым важным и торжественным видом.

Дьюлла не стала ее дожидаться и убежала, прекрасно зная, что получит после этого настоящий водопад недовольства на свою голову. Но скучать в церкви, когда снаружи был такой прекрасный день, оказалось выше ее сил. К тому же – Крубне хотелось размять свои маленькие лапки, так она себе сказала. Выбежав из церкви, она все-таки вытерла нос рукавом, хотя необходимости в этом не было. Но чужой запах – он показался ей похожим на запах дубового мха – преследовал. Даже после того, как она энергично утерлась, он не оставлял ее. Дьюлла на бегу сорвала пару листиков мяты, растерла в пальцах и щедро намазала лицо. Теперь Кривобокий Рик не будет напоминать о себе даже запахом.

5. Прекрасная безотцовщина

Несомненно, это была самая красивая девушка на свете. Сам обделенный физической красотой, Рик был весьма чувствителен к красоте других. В Дьюлле все было без изъяна. Она оказалась настолько же совершенной красавицей, насколько Рик - совершенным уродом.

Его кузина. Кто бы мог подумать, что у него есть кузина? И открылось это только после смерти брата, когда отец, наконец-то, соизволил призвать к себе его, Кривобокого Рика, младшего и нелюбимого сына. Он успел в самый последний момент, и до самого конца не верил, что его отец – Непобедимый Босвел, умрет. Но лекарь покачал головой, давая понять, что надежды нет, и отец, безбожно ругаясь, велел подать меч и заставил Рика поклясться, что он не оставит без попечения Дьюллу.

- Кто такая Дьюлла, милорд? – спросил Рик, потому что среди родственниц не было ни одной с подобным именем.

- Она… дочка… Ловис… - прохрипел Непобедимый Босвел, не желая сдаваться последнему своему противнику – смерти, заведомо зная, что проиграет. – Заберешь ее… в замке Свон… береги ее… за ней… - тут началась агония, священник оттеснил Рика, читая молитвы, и через четверть часа все было кончено.

Сначала лишиться брата, потом отца – и все за несколько месяцев. Теперь из Босвелов были только он и дядя, который давно обосновался в Сильвании. У дяди родились дочери, и Босвелы из Сильвании скоро исчезнут. А в Бретани остался только один Босвел. И у него осталась сестра.

Сестра…

Только вот сердце его и все чувства никак не хотели признавать эту красавицу родной по крови. Ведь он видел ее там, на озере, и это видение до сих пор пронзало, как молния, и прижаривало, как адская сковорода. Белоснежная кожа, самое прекрасное тело, прикрытое лишь распущенными волосами. Она стояла под водопадом, и водяные струи ласкали ее – везде и всюду. Так бесстыдно, так соблазнительно. Разве в тот момент он сам не пожелал бы скользить по этому телу, как вода?.. Везде и всюду, не встречая преград.

Но он пересилил себя, уехал прочь от озера, унося в сердце образ обольстительной сирены.

И новый удар прямо в сердце – когда он увидел сирену во второй раз. Благородную леди, величественную, как королева, желанную, как фея, и… его кузину. Мечты разбились, оказавшись греховными, недозволенными. Но если он был поражен ее красотой, то Дьюлла была поражена его уродством. Только посмотрела – и упала, как подкошенная. Еще один удар – точно в две мишени, и в сердце, и по самолюбию.

Он никому не позволил прикоснуться к ней и сам перенес в комнату. Тело девушки показалось ему почти невесомым, он пытался уловить ее дыхание, но щека не почувствовала даже малейшего движения воздуха от ее ноздрей. Он чуть не умер тогда от страха, опасаясь, что кузина оказалась настолько впечатлительной, что не вынесла лицезрения кривобокого урода. И как же обрадовался, когда она пришла в себя! Только радость снова сменилась тревогой – его сестра не произнесла ни слова, да еще леди Кандида, приставленная к ней наставницей, подлила масла в огонь – немая, с ней невозможно ладить, буйная, чуть что не по ней – убегает, сумасшедшая, дурочка!..

Может, именно поэтому отец поселил ее в захудалом замке? Не представил семье, а прятал ото всех?

Но разве такая красота может вмещать глупость? Рик не мог в это поверить. Девушка смотрела на него совсем не безумно, а ему приходилось встречать и сумасшедших, и бесноватых. К тому же, он был уверен, что небеса не бывают так жестоки, и красивый сосуд должен быть наполнен, а не пуст. Понаблюдав за ней, он убедился, что она не может быть немой от природы – немые не слышат, а Дьюлла не страдала отсутствием слуха. Она понимала всё или почти всё, что ей говорили. В чем же дело? Почему она молчит?..

Он следил за ней – и когда они находились вместе в церкви или в гостиной, и когда она думала, что одна, удирая в сад. Странно, но в ее внешности он не замечал фамильных черт Босвелов. В его семье почти у всех были темные волосы, резкие, рубленые черты, длинные носы и надменные, тяжелые подбородки. Это было красиво, некоторые даже называли Босвелов «величественными», но вся эта монументальная красота не шла ни в какое сравнение с красотой Дьюллы.

Девушка была похожа на фею, на лесную пугливую птаху – легкокрылую, проворную. Такая же верткая и такая же яркая, как ее тёзка-малиновка – с золотисто-рыжими кудрями до самого пояса, с нежным овалом лица и точеным носиком – чуть вздернутым, придававшим особое очарование. А глаза… он взглянул в них – и утонул, как в лесных озерах. Зеленые, прозрачные, маняще-притягательные… Может, Дьюлла похожа на своего отца, а не на Ловис?

И только тут он подумал: а кто отец этой красавицы?

Покойный граф Босвел ни словом не обмолвился об этом, да и тетушка Ловис уже давно закончила свои дни в монастыре, добровольно приняв монашеский постриг. И никто не слышал ничего про ее мужа…

Незаконнорожденная!.. Он испытал острое чувство жалости к Дьюлле – тогда становится понятным, почему ее столько времени прятали. Его отец прижил несколько бастардов, но к ним отношение было совсем другое. Одно дело – бастарды от благородного лорда, и совсем другое – от благородной леди, которая пала так низко, что согрешила с неизвестным мужчиной без брака.

Неужели, сестра его отца была именно такой? И поэтому ушла в монастырь – замаливать грехи? Расспросив слуг, он с удивлением узнал, что Дьюлла объявилась в замке всего полгода как. Отец привез ее ночью, в спешке, грязную и уставшую, в каких-то невероятных лохмотьях, распорядился отмыть, накормить и приодеть, назначил леди Кандиду - вдову, жившую из милости на его землях, на должность наставницы при юной леди, и отбыл, так ничего толком и не объяснив.

6. Как разговорить молчунью

Не проходило и дня, чтобы Дьюлла не получала подарка от новоявленного кузена. Подарки были прелесть, что такое, но в то же время смущали девушку. Ей казалось, что Кривобокий Рик делает подарки не из добрых побуждений, а потому что хочет что-то разузнать. Всякий раз его посланцы внимательно следили за ней и тактично, но настойчиво пытались выяснить – понравилось или нет.

Осторожность нашептывала Дьюлле не выказывать чувств, но как можно было не радоваться, получая такие красивые вещички? Или как можно было не огорчиться, получив в подарок… книгу? В тот вечер Дьюлла проплакала в подушку, и дня два не смела прикоснуться к дорогому подарку. Лишь на третий день она осторожно раскрыла книгу – и была поражена яркими картинками. На них кот – вылитый Мартин! – с хитрым выражением на мордочке ловил мышей, крал сметану, удирал от собак и красовался в самых настоящих сапогах, кланяясь принцессе.

Ах, как хотелось знать, о чем идет речь! Но те страницы, где не было картинок, покрывали таинственные знаки, похожие на ползущих ровной дорожкой муравьев. Они были разные, но некоторые походили друг на друга. Дьюлла знала, что эти таинственные жучки обладали, поистине, колдовской силой – они умели рассказывать интересные истории. И те, кто постиг их тайну, умели читать. Леди Кандида иногда читала в толстой книге, доставая ее по субботним вечерам. Иногда истории были скучны до зевоты, а иногда – такие интересные, что Дьюла кусала костяшки пальцев, чтобы не завопить от любопытства и восторга.

Но никто не научил ее этому волшебному знанию, и для нее шеренги жучков так и оставались непонятными каракулями. Это приводило в отчаяние, но, разумеется, она никому не могла признаться в этом. Тем более это было бы позорно сейчас, когда Кривобокий Рик прилюдно назвал ее кузиной.

Порой ей очень хотелось поблагодарить его за подарки, но она не представляла, как сделает это со своим неуклюжим говором, над которым так потешался покойный граф Босвел. Потешался и впадал в ярость.

Вдруг и этот милорд разъярится, когда услышит, что она говорит, как последняя кухарка? Конечно, пока ей не в чем было упрекнуть Кривобокого Рика – он был к ней добр, предупредителен, и никогда не давал ей почувствовать себя дурочкой. Когда они встречались, он брал на себя ведущую роль в беседе, и умудрялся так построить фразы, что Дьюлле не приходилось мучительно соображать, что сделать – кивнуть или помотать головой, говоря «да» или «нет». Он словно не замечал ее молчания, за что она была страшно признательна, но не представляла, сумеет ли объяснить ему это.

В тот вечер они опять ужинали вместе, и их кресла снова стояли рядом. Подали великолепную ягнятину с зеленым луком, а на сладкое – чудесные пирожные. Один раз Дьюлле удалось попробовать их, и нежный вкус крема до сих пор вспоминался ей, как самое вкусное на свете.

Но, как и раньше, она сидела за столом неподвижно, стараясь думать о совсем других вещах, чтобы не сойти с ума от запахов и оного лишь вида кушаний.

Кривобокий Рик, как обычно, ел мало – попробовав по кусочку от каждого блюда, а потом позвал ее прогуляться.

Дьюлла собиралась отрицательно замотать головой, но милорд опередил ее:

- Если вы согласитесь, это будет знак того, что мои скромные подарки вам нравятся. Иначе я посчитаю, что в чем-то ошибся и обидел вас.

Она вскинула на него полные ужаса глаза. Обидел?!

- Нет? – он протянул девушке руку. – Тогда сделайте меня счастливым в этот вечер, подарите мне прогулку.

Что-то было в его взгляде, и в голосе, и даже в том, как настойчиво его рука тянулась к ней. Дьюлла медленно кивнула, соглашаясь, и вложила пальцы в его смуглую ладонь.

- Видите, это ведь совсем не страшно, - сказал он с улыбкой, предупредительно помогая девушке подняться из-за стола, чтобы слуга, стоявший позади, опять не получил спинкой кресла в грудь.

Держа Дьюллу за руку, милорд подозвал жестом мажордома и что-то шепнул ему на ухо. Тот услужливо поклонился.

- Я давно не был здесь, - развлекал девушку разговором Кривобокий Рик, пока они спускались по лестнице. – Отец никогда не заботился о саде, но мне нравилось играть там, когда я был ребенком. А вам тут тоже понравилось?

Подумав, она кивнула, не услышав сарказма в его словах. Повинуясь жесту милорда, наставницы, слуги и служанки не пошли за ними, и Дьюлла вздохнула с облегчением. Она чувствовала себя свободно, как птица, вырвавшаяся из клетки, когда рядом не было леди Кандиды.

- Вам тоже не по душе, когда все они тащатся следом? – спросил Кривобокий Рик. – До сих пор не могу к этому привыкнуть, хотя милорд я уже месяц.

Дьюлла снова кивнула, кусая губы. Этот человек располагал к себе – невероятно располагал, так хотелось ему поверить, но… страх и осторожность, ставшие её постоянными спутниками последние три месяца, удерживали.

- Как поживает Мартин? – спросил Кривобокий Рик. – Такой же воинственный, как при нашей последней встрече?

Упоминание о котенке позволило Дьюлле расслабиться. На сердце потеплело, и страх постепенно ушел. Она несколько раз кивнула, пряча улыбку.

- Уверен, что ему хорошо у вас. Я видел, как вы играли с ним возле стены, там, где плющ. Хотите, покажу мое любимое место в саду?

7. Теперь всё будет по-другому...

Самая прекрасная девушка на свете сидела рядом с ним и плакала. Рик мгновенно облился потом, вообразив, что это он чем-то огорчил ее. Вся куртуазность улетучилась, как дым, и теперь он попросту не знал – что делать.

Но Дьюлла не убегала, и сдерживала слезы изо всех сил. Если бы он обидел ее, она не осталась бы на берегу. Боясь спугнуть девушку, Рик осторожно поднялся на колени, отодвинув поднос, и сел совсем рядом, ощущая ее близость всем своим существом. Уместно ли будет обнять ее? Наверное, да. Почему бы ему не обнять свою кузину? Но, поразмыслив, он все же побоялся сразу лезть с объятиями. Сначала погладил по голове, и Дьюлла вдруг приникла к нему, спрятав лицо на его груди. Рубашка тут же промокла от ее слез, и от этого было и горячо, и холодно одновременно. Рик медленно, словно во сне, поднял руку, и обнял девушку, сжав округлое нежное плечо.

Надо было сказать какие-то слова утешения, но теперь он молчал, совсем как Дьюлла. Потому что не знал, чем надо утешать и от чего.

Но она и не требовала утешений, а все теснее прижималась к нему, и обхватила за талию, вздрагивая от рыданий.

Рик чувствовал себя наполовину на небесах, а наполовину – дураком. Вот она в его объятиях, плачет, и он чувствует ее совсем рядом, испытывая томление во всем теле, нежность и тепло. Но сидит, как болван, не зная, что сказать.

- Главное, что говорить ты умеешь, - прошептал он, поглаживая золотистые кудри Дьюллы, рассыпавшиеся до самой земли. – А с остальным – разберемся постепенно. Какой у тебя великолепный вальширский акцент! Значит, до Свона ты жила в Вальшире?

- Не знаю, - выдохнула она и расплакалась с новой силой.

Они просидели на берегу гораздо дольше, чем полчаса, и бледный серп месяца уже поднялся над лесом, а со стороны замка то и дело слышалось многозначительное покашливание, Рик махал рукой, не оглядываясь, и их с Дьюллой не смели беспокоить. Один раз только толстая наставница, презрев всё, нарушила их уединение, чтобы принести девушке накидку. Это было очень кстати, потому что от пруда тянуло прохладой, да и из леса начал задувать холодный ночной ветер.

А Рику не было холодно даже в тонкой рубашке. Дьюлла рассказывала ему историю своей жизни – быстро, захлебываясь словами, словно боялась, что он не дослушает. Если верить слугам, она молчала полгода, а вот сейчас заговорила. Речь ее была ужасной – так разговаривают простолюдины из подворотни, коверкая слова, неправильно употребляя окончания и проглатывая половину звуков. Но Дьюлла заговорила! И она вовсе не была дурочкой, какой ее представила наставница леди Кандида. Как-то совсем незаметно Рик с Дьюллой перешли на «ты», и это сблизило их еще больше.

- Матушка Зайчиха сушила летом травы, а зимой меняла на хлеб и крупу. Мы хорошо жили. Я тоже немного разбираюсь в травах, она меня научила! Милорд Босвел приехал однажды утром, - поверяла Дьюлла, схватив Рика за руку. – Я очень его испугалась. Он был похож на медведя! Даже страшнее! Он схватил меня и забросил в седло. Я хотела спрыгнуть, но он удержал меня за волосы. Матушка Зайчиха выскочила из дома, увидела его – и замерла. А ведь она никого не боялась. Даже когда к нашей лачуге вышли пять пьяных лесорубов, она ни капельки не струхнула – схватила полено и отходила их до кровавых синяков. Но милорда Босвела сначала испугалась. Но она знала его, потому что потом бросилась к нему, схватила меня за колени и закричала: «Вы же не увезете ее просто так, милорд Босвел? Дайте хоть попрощаться!» - но он пнул ее в грудь, чтобы отстала. Матушка Зайчиха упала, и я даже не знаю – жива ли она…

- Отец всегда был жесток, - сказал Рик, чувствуя ее пальцы на своей коже, как раскаленное железо. – И с братом, и со мной. Мне жаль, что и тебе досталось от его нрава.

Она посмотрела на него с благодарностью. Или так ему показалось в сумерках. Но от этого взгляда тепло разлилось в груди. Никогда еще красивая девушка не смотрела на него с такой признательностью, и это было приятно. Удивительно приятно. И сердце застучало барабанной дробью.

- Он отвратительно вел себя со мной, - тут она не выдержала и снова заплакала. – Едва я начинала спрашивать, кто он такой и куда меня везет, кричал, что я – бесполезное существо, деревенщина с босяцким говором, и не смею оскорблять его слух.

- Он не бил тебя? – спросил Рик, холодея от ужаса. То, какой тяжелой была у отца рука, и как скор он был на наказания, ему было прекрасно известно.

- Нет, - она помотала головой, размазывая по лицу слезы. – Но иногда слова бьют больно, очень больно.

Рик сделал движение, чтобы снова притянуть ее к себе, но вовремя опомнился и уселся смирно. «Как святоша на воскресной проповеди», - подумал он, иронизируя над собой.

- Он меня пальцем не тронул, - продолжала Дьюлла, - хотя я очень боялась сначала. Но когда пыталась заговорить с ним… Он ругал меня... Приказывал заткнуться…

- И тогда ты решила молчать?

- Да, - она быстро и стыдливо кивнула. – Решила молчать.

- И отказалась от еды в знак протеста?

- Ой! – она закрыла лицо руками.

- Что такое?

- Не спрашивай, это так глупо…

8. Неогранённый алмаз

Следующим майским утром, когда Рик закончил дела с арендаторами ближних земель, он сразу же поспешил к милой кузине, убеждая себя, что просто должен пожелать ей доброго дня.

Дьюлла играла в саду с котенком, расположившись в тени деревьев, а ее благородные наставницы мирно похрапывали в беседке. Рик решил не беспокоить их и подошел к сестре. Она услышала его шаги, испуганно вскинула голову, но тотчас лицо ее просияло улыбкой, и Рик почувствовал, что сердце тает, как воск на солнце. Он приложил палец к губам, делая знак молчать, и поманил девушку вглубь сада. Дьюлла вскочила, схватила в охапку котенка и вприпрыжку побежала за братом.

- Леди Кандида с ума сойдет, когда проснется и не увидит меня, - хихикнула она, довольная проказой.

- Впредь будет выполнять свои обязанности добросовестней, - сказал Рик.

- О! Ты коварный! – Дьюлла в притворном ужасе округлила глаза, а потом засмеялась.

- Через час я должен уехать, - сказал Рик, глядя на смеющуюся девушку, как завороженный. Опомнился и отвел глаза, но Дьюлла ничего не заметила. – Потому решил провести с тобой немного времени.

- И правильно! Я ужасно соскучилась! – заявила она.

- Я тоже, - Рик не смог удержать улыбки.

Ее восторг был приятен, хотя он понимал, что она обрадовалась бы и черту лысому, если бы он проявил хоть немного доброты по отношению к ней.

Они устроились на берегу Зеркального пруда, где и вчера. Рик озаботился, чтобы на траве расстелили скатерть и принесли ветчину, вареные яйца под горчичным соусом, хлеб и напитки. Основательно подкрепившись, они с Дьюллой приступили к работе над ее речью.

- Чем отличается речь аристократа от простолюдина? – спросил Рик.

- Твоя речь – она красивая, - немедленно ответила Дьюлла. – Она как ручеек – течет-течет, а не булькает, как моя…

- Потому что ты ее упрощаешь.

Рик объяснил, что простолюдины не выговаривают все звуки, да еще вместо того, чтобы разграничить такие разные «С» и «З» заменяют их мягким «Т», придыхая при этом. А аристократы четко все выговаривают, да еще и «Р» произносят, как перекатывают во рту горошину. Поэтому их речь ясна, чиста и вызывает настоящее благоговение.

Поначалу язык не слушался Дьюллу, но постепенно сложные свистящие покорились ей. Она взволнованно вытерла вспотевшие ладони о траву – произносить все эти аристократические «С» было гораздо сложнее, чем искать редкий розовый корень! Еще бы не забывать, когда надо свистеть, а когда звенеть.

- А чтобы речь была ровной, - наставлял ее Рик, - и не спотыкалась на каждом слове, ты должна и думать ровно.

- Как это сделать? – немедленно спросила она. Обучение необычайно увлекло ее, а Рик стал представляться кем-то вроде небожителя, которому известно все и обо всем.

- Только читать. И тренироваться – говорить каждый день. Если стесняешься – говори сама с собой, пока никто не слышит. Говори со мной, потому что тебе меня нечего стыдиться. Но старайся не только говорить правильно, а еще и мыслить правильно и плавно. Я подарил тебе книгу, ты читала ее?

Лицо Дьюллы приобрело прекрасный пурпурный оттенок. Запылали даже уши.

- Я не умею читать, - призналась она, готовая расплакаться от собственной ничтожности.

Рик потрепал ее по руке, утешая:

- Мы исправим это, Дьюлла. Я попрошу леди Кандиду…

- О! Только не ее! – взмолилась она. – Не мог бы ты сам… учить меня?

- Вряд ли мне хватит на это время и умения, - сказал Рик мягко, стараясь ее не обидеть. – Но если ты против леди Кандиды, мы что-нибудь придумаем.

Она вздохнула с таким счастливым облегчением, что он не мог не рассмеяться. Повинуясь порыву, Дьюлла прижалась к нему, обняв за пояс и положив голову на грудь. Рик невольно вздрогнул, ощущая томление во всем теле. Эта девочка сама не знала, какую силу получила от природы. Но он понимал, что она – не драгоценный камень, а неограненный алмаз, который принимают за обыкновенный булыжник – корявый, серый и не очень-то красивый, не зная истинной ценности этого камня. Что произойдет, когда алмаз будет отшлифован и засияет всеми гранями? Многие прозреют и захотят его.

Пока Дьюлла доверчиво жмется к нему, но что будет потом?

- Ах, как хорошо, что ты появился, - сказала Дьюлла, и ее грубоватая речь никак не вязалась с милым личиком.

Она подняла голову и посмотрела на него с такой нежностью, что сердцу впору было перевернуться.

- Я была совсем одна, - продолжала она, - но теперь ты со мной. Одной холодно, а с тобой тепло.

- Тебе никогда больше не будет холодно, - сказал Рик, как поклялся.

- Леди Дьюлла! – раздался далекий истошный вопль.

Рик и Дьюлла посмотрели друг на друга и одновременно прыснули со смеху.

9. Проказы Тиберта

Дело с обучением решилось просто – Рик попросил местного священника заниматься с Дьюллой три раза в неделю. Священник проявил понимание и такт к страной благородной девице, и Дьюлла, поначалу дичившаяся, постепенно заговорила свободнее, и вскоре уже читала шепотом по слогам. На время занятий леди Кандиду отсылали с каким-нибудь поручением, а леди Мевро изгоняли в кухню – приглядывать за служанками.

Что касается Рика, то большую часть дня он был занят делами замка. Отец порядком запустил его, не уделяя должного внимания содержанию, и после обхода комнат Рик нашел их неподобающими для проживания благородной и прекрасной леди. Дьюлла заслуживала всего самого лучшего, тем более после того, как провела детство и юность в лесной хижине.

Девушку временно переселили в северное крыло, а в южном начались масштабные перестройки. Рик так увлекся домашними делами, что почти позабыл о прежней жизни. Король Эдвард, королевский двор, обязанности лорда Босвела – все это казалось далеким и ненужным. И хотя король отпустил его не навсегда – всего лишь приказал поправить здоровье на свежем деревенском воздухе, Рику не хотелось даже думать о возвращении. Оставались лишь воспоминания о Стелле-Гертруде, но и они поблекли.

Все заслонила Дьюлла. Прекрасная, ясноглазая Дьюлла. Певчая птичка, малиновка, проказница и хохотунья. Она занималась с таким усердием и делала такие успехи, что Рик не уставал ею восхищаться. А она только краснела в ответ на его похвалы.

Много времени они проводили вместе. Чаще всего наслаждались маем, сидя на берегу Зеркального пруда. Иногда болтали, иногда Дьюлла читала что-нибудь или декламировала наизусть, демонстрируя, чему научилась у отца Ансельма.

В один из последних дней месяца они так же сидели у пруда. Дьюлла листала книгу, которую ей подарил Рик, а сам щедрый кузен глядел на черную гладь воды, жевал травинку и думал, что никогда не испытывал такого спокойствия и тихой радости, как после появления в его жизни кузины Дьюллы. Конечно, абсолютно спокойным рядом с ней мог остаться разве что мертвец, и Рику приходилось постоянно напоминать себе о морали, покаянии и рыцарской учтивости, но это того стоило.

- О! Вот эта басня очень интересная! – прервала его размышления Дьюлла.

- Прочти, - сказал он.

С каждым днем она читала все бойче, да и речь ее улучшалась. А книги приходилось отбирать, чтобы заставить Дьюллу поесть или лечь спать вовремя. Рик строжился, но втайне был доволен – благородную кровь не скроешь даже обносками. Так и Дьюлла - сбросив лохмотья, которые злоумышленники заставили ее носить, она обрела свой истинный облик. Хотя многие считали, что женщине не следует быть слишком грамотной, Рик не запрещал сестре читать даже труды восточных философов Дьюлла слишком неопытна, она мало с кем общалась – пусть познает мир хотя бы через мудрость других. Так меньше допустит ошибок.

Дьюлла тем временем начала с выражением читать басню об очередных похождениях кота Тиберта. Тот задумал поживиться госпожой Мышью, которая славилась своим благочестивым образом жизни и выходила из дома лишь в церковь, поэтому кот и не мог ее поймать. Тогда он пошел на хитрость – стал призывно мяукать и ласково мурлыкать перед окнами госпожи Мыши, носил к ее порогу пшеничные зерна и кусочки сала, и всем вокруг говорил, что нет прекраснее существа, чем госпожа Мышь, и что ее серая шкурка мягче и нежнее, чем шуба королевы. Постепенно госпожу Мышь охватило тщеславие, и она возомнила себя первой красавицей города. Она уже не пряталась целомудренно в доме, а выходила на улицу часто, красуясь напоказ. Хитрый кот всегда был рядом и всячески пытался услужить объекту своего внимания – то он подавал ей лапку, когда она выходила из кареты, сделанной из половинки грецкого ореха, то постилал в грязь хвост, чтобы госпожа Мышь перебежала мостовую, не запачкав сапожек.

Вскоре госпожа Мышь перестала бояться кота и с удовольствием слушала его мурлыканье, устраиваясь у окошка. Они вели задушевные беседы, и чего только кот не говорил мыши! И что глаза ее – как блестящие маковые зернышки! И что лапки ее – как маленькие розовые раковины жемчужниц! И что хвостик ее подобен стреле, пронзившей его сердце! Госпожа Мышь влюбилась в кота без памяти, и когда он попросил ее прийти к нему под покровом ночи, чтобы поехать в церковь и тайно обвенчаться, доверчивая мышь сбежала от родителей и явилась в сад, где поджидал ее коварный кот-обольститель.

- «И тогда Тиберт схватил госпожу Мышь острыми коготками, - читала нараспев Дьюлла. - «Что вы делаете, сударь?! – возопила госпожа Мышь. – Не вы ли клялись мне в вечной любви?!» «Прошу прощения, сударыня! – ответил Тиберт, облизывая усы. - Но я кот, и не могу противиться своей природе!» И он съел госпожу Мышь вместе со шкуркой. Так пусть это будет моралью всем доверчивым девицам. Не верьте господам котам, если хотите сохранить свою шкурку незапятнанной до брачного ложа».

Рик запоздало понял, что басню она выбрала крайне неудачную, и заерзал, надеясь, что Дьюлла перейдет к чтению другой. Но девушка оторвалась от книги и недоуменно нахмурилась.

- Господин Тиберт поступил нехорошо, - сказала она, накручивая на палец золотистый локон. – Но причем тут доверчивые девицы? И что значит – сохранить свою шкурку незапятнанной до брачного ложа?

- Не думаю, что стоит говорить об этом сейчас, - сказал Рик небрежно. – Что там в следующей басне?

10. Покушение на шкурку

Рик запоздало понял, что она поймала его в ловушку.

- Ах ты… - он не удержался от смеха. – Ты – маленькая змейка!

- Я слушаю, - напомнила она ему с притворным смирением, но уголки губ лукаво подрагивали.

- Хорошо попробую объяснить, - Рик призвал на помощь все свое воображение. – Эта басня – иносказание. Тиберт здесь представляет коварного мужчину, который хочет похитить у девушки нечто ее самое драгоценное. И автор предостерегает девушек от излишней доверчивости. Только после того, как сыграна свадьба, мужчина может… э-э… доказать девушке свою преданность. Говорить, что любит ее, целовать…

- Целовать? – повторила она, слушая очень внимательно.

- Да, - поспешил он перевести разговор в другое русло. - Но до свадьбы крайне опасно уединяться с ним, тем более – сбегать от родителей.

- Доказать свою преданность… - Дьюлла сосредоточенно что-то обдумывала, морща лоб. - Разве это плохо? Когда мужчина доказывает женщине свою преданность?

- Нет, не плохо, - пояснил Рик, старательно подыскивая слова, - но люди тем и отличаются от животных, что не дают воли чувствам. Это можно делать только после свадьбы, ни в коем случае не спешить. Госпожа Мышь поторопилась – и погибла.

- Почему?

- Что – почему?

- Почему доказывать преданность мужчина может только после свадьбы?

- Потому что это нарушает правила приличия. Сначала надо получить разрешение церкви.

- Но кто установил эти правила? Почему мне надо чье-то разрешение на любовь? Почему я не могу выказывать свои чувства тому, кто мне по душе? Сказать ему, что люблю, поцеловать…

- Потому что этот «тот» может оказаться котом Тибертом, - отшутился Рик, - и он съест тебя, как бедную мышку.

- Ну не съест, - глубокомысленно сказала она, - но заберет мое самое драгоценное, так ты сказал?

- Да, - промычал Рик, не зная уже, как прекратить этот разговор.

- Так я и не отдам всяким котам свое самое драгоценное! – возвестила она с торжеством. – Я выберу лучшего, того, кто не обманет.

- Это правильно, - тут же подхватил Рик, - но ты еще слишком молода, плохо разбираешься в людях, поэтому с выбором самого лучшего мужчины юным девушкам помогают родственники.

- То есть ты будешь помогать мне? – спросила она, что-то уясняя для себя.

- Разумеется, это моя обязанность. Я твой единственный родственник и смогу оградить тебя ото всех котов, - заверил он.

- Ты выберешь мне мужа? А если он мне не понравится?

Личико ее выразило страх и замешательство, и Рик взял ее руку, нежно пожимая, чтобы прогнать страхи. Хотя на самом деле, ему хотелось прикоснуться к ней. Ощутить, что она рядом, что она существует – его маленькая пташка малиновка, которая доверилась ему безоговорочно.

- Обещаю, что никогда не выдам тебя замуж за того, кто будет тебе противен, - сказал он. – Я обязательно узнаю твое мнение и не стану принуждать.

- Благодарю, - она улыбнулась, бросив на него ласковый взгляд из-под ресниц.

Этот взгляд разил почище стрелы, и Рик подумал, что когда он представит ее при дворе, в королевском замке будет стоять сплошной звон от разбитых сердец.

Он полагал, что разговор закончен, но Дьюлла не торопилась возвращаться к книге:

- И все же, это очень приятно, - сказала она, посмотрев на Рика уже другим взглядом – долгим, задумчивым и… оценивающим.

Рик вздрогнул, почуяв неладное, и благоразумно промолчал, сделав вид, что не расслышал ее слов. Но она повторила, уже громче:

- Я говорю, что это приятно – когда мужчина доказывает женщине свою преданность. Если бы это было неприятно, люди бы перестали этим заниматься.

- Видишь ли, это приятнее мужчинам, чем женщинам…

- Неправда, - возразила она. – Я много раз видела, как в наш лес бегала Рыжая Сюзан. Ей было очень приятно. О, она задыхалась от восторга, когда мужчины доказывали ей свою преданность.

- Это была не преданность! – воскликнул Рик, так и подскакивая.

- Но ты говорил… - Дьюлла растерянно теребила оборки платья. – Когда говорят, что любят, когда целуют… Что же это тогда было?

-А-а… э-э… - Рик тер переносицу, призывая на помощь все свое красноречие. – Это было именно то, о чем я тебе объяснял на примере животных – порядочные люди так не поступают. Они сначала женятся, а потом мужчина доказывает преданность женщине. И женщина счастлива.

- Вот как… - Дьюлла помолчала. – Но я видела и мужей с женами – в церкви. Они не выглядели такими счастливыми, как Рыжая Сюзан…

- Они просто вели себя, как подобает!

- Ты думаешь? – усомнилась она. – Почему же тогда эти мужья тоже бегали с Рыжей Сюзан в лес? Было похоже, что им приятнее проводить время с ней, чем со своими женами.

11. Танцы и соблазны

На счастье Рика, появился дворецкий и попросил его пройти в замок – приехал нарочный с сообщением.

- Прости, мне надо идти, - впервые за последнее время Рик оставлял Дьюллу по собственной охоте. Обычно он тянул с расставанием как можно дольше, но сейчас почти убегал от настырной девчонки с ее опасными расспросами.

«А ты доказывал кому-нибудь свою преданность?»

Его бросило в жар, едва он вспомнил ее приглушенный голос. И не понимал, зачем она спрашивает об этом. Разве он мог рассказать о случайных связях, которых сам же потом стыдился, или о том, как с упорством, достойным тени, следовал за Стеллой-Гертрудой?

Теперь он остро чувствовал собственную ущербность не только телесно, но и душевно. Несмотря на фривольные рассуждения, Дьюлла была чиста, как слеза. Прикоснуться к ней – почти осквернить ее. Но ведь кто-то прикоснется?

От таких мыслей Рик совсем пал духом, и весь день был в отвратительном настроении, что почувствовали даже слуги. Но его муки на том не закончились. В этот вечер у Дьюллы был урок придворных танцев. Рик нанял старенького капельмейстера, который руководил балами еще при дедушке покойного короля, а теперь доживал свой век на природе, в крохотном домишке – по счастливой случайности совсем недалеко от замка Свон.

Дьюлла оказалась понятливой ученицей – она легко запоминала перемены фигур и двигалась с природной грацией. Наставник был доволен, а Рик пребывал в немом восхищении, подглядывая за уроками из-за полуоткрытой двери.

Но сегодня его попросили прийти, чтобы юная ученица смогла танцевать в паре с мужчиной, а учитель мог посмотреть на ее успехи со стороны.

Двое музыкантов сидели в уголке зала – один с лютней, другой с маленьким барабаном.

Дьюлла – важная и сосредоточенная, просияла улыбкой, увидев Рика. Она подбежала к нему, подставляя лицо для поцелуя, и Рик коснулся губами нежной щечки, почувствовав знакомое головокружение – как всегда при близости сестры.

- Начните с низких танцев, пожалуйста, - велел мастер Эстампи, - леди, помните, что в низком танце важна горделивая осанка. Ножки почти не отрываем от пола! Держите спинку прямо, а голову поднимите! Выше подбородочек, выше!

Рик искоса посматривал на кузину, которая, подчиняясь указаниям мастера, вытянулась в струнку. По его мнению, осанка у нее и так была королевская – можно было особенно не стараться.

Они прошли круг в паване, потом повторили все фигуры аллеманды.

- Ты очень красиво танцуешь, - сказала Дьюлла восхищенно, когда они начали сарабанду.

Рик запоздало понял, что это он должен был похвалить кузину. Вот уж хорош! Не догадался сделать комплимент девушке, только глупо таращился.

- Даже не запинаюсь, - отшутился он, но похвала была приятна. В свое время он очень старательно репетировал танцевальную походку, чтобы изяществом движений искупить неизящество тела.

- Ой, не скромничай! – засмеялась она и пощекотала кончиками пальцев его ладонь.

Невинная ласка взволновала Рика до глубины души, а Дьюлла смотрела проказливо, довольная, что удалось его смутить.

- Сальтареллу, пожалуйста! – велел музыкантам мастер Эстампи, и те послушно заиграли бодрую, ритмичную мелодию, пристукивая вместо кастаньет башмаками.

Никогда раньше Рик не думал, что сальтарелла может быть таким испытанием!

Что такое сальтарелла? Высокий танец, в котором партнеры движутся вприскочку, стуча каблуками, а кавалер обнимает даму за талию и кружит вокруг себя, поднимая ее над полом. Что значит взять Дьюллу за талию? Это значит, ощутить девичье тело совсем рядом, почувствовать его сладкую тяжесть, вдохнуть аромат распущенных волос.

Дьюлла скакала, как козочка по горам. Щеки ее раскраснелись, волосы рассыпались по плечам. Иногда их шелковистые прохладные пряди касались лица Рика, и он замирал от восторга, путая фигуры. Мастер Эстампи недовольно кривился, но Дьюлла даже не замечала этого, и Рик от души любовался ею – такой веселой, такой легкой и такой… недосягаемой.

Не один он  восхищался юной проказницей. Музыканты то и дело брали фальшивые ноты, и Рик, оглянувшись через плечо, увидел восторженные физиономии. Правда, музыканты сразу заметили его гневный взгляд и сосредоточились на мелодии.

- Мне больше всего нравится этот танец! – объявила Дьюлла, когда музыканты закончили игру. – Давай повторим, Рик! Давайте повторим, господа! – взмолилась она.

- Подождите, барышня! – мастер Эстампи потряс тростью, с которой не расставался ни на миг. – Вы танцевали ужасно! Так танцуют вилланки на лугу в мае! Благородные дамы так не безумствуют!

- О! – краска мигом сбежала со щек девушки, и она испуганно посмотрела на Рика. – Я даже не думала об этом, простите…

- Мастер слишком суров, - утешил ее Рик. – Мне очень нравится, как ты танцуешь. Всегда приятно, когда девушка весела и резва, а не болтается в твоих руках, как дохлая рыбешка.

- Милорд! – ахнул потрясенный Эстампи, а Дьюлла рассмеялась.

- Но не будем его шокировать, - прошептал Рик на ухо кузине, вдыхая аромат цветов и леса, исходивший от нее (и что это за духи?), - потом я закажу музыкантов, и ты натанцуешься вдосталь, а пока подчиняйся ему.

12. Королева мая

«Как бы мне хотелось… докажи свою преданность», - голос Дьюллы преследовал Рика день напролет. И хотя он понимал, что она вкладывает в эти слова совсем другой смысл, его все равно бросало и в жар, и в холод. Совсем другой смысл? Но какой? До этого они говорили о… поцелуях и словах любви. И про эту чертовку Сюзен, которая бегала в лес, задирать подол перед каждым встречным.

Рик злился на неведомую Сюзен, которая умудрилась смутить Дьюллу, а через нее – и его самого. Хотя, Дьюлла вовсе не выглядела смущенной. И когда он после ее опрометчивых слов попросту сбежал, отговорившись делами, она улыбалась и махала рукой вслед.

Святая простота!

И как объяснить, что благородной девице не подобает вести себя так распущенно?!

Но помимо воли, он снова и снова вспоминал о ней. Вспоминал ее голос, прикосновения. Мечтал, чтобы это повторилось, и тут же укорял себя за непотребные мечты.

Правильнее было бы уехать, отправиться в паломничество по святым местам, чтобы постом и покаянием вымолить у небес прощение и помощь, но Рик не смог этого сделать. Влечение к Дьюлле было грехом, но каким сладким! Он убеждал себя, что его чувства останутся лишь в его сердце, и что он никогда ничего не сделает девушке во вред, к тому же, оставлять ее одну было бы даже опасно – ее наивностью мог бы воспользоваться кто-то другой, не столь благородный…

Кто-то другой. Можно было умереть, представив Дьюллу с кем-то другим. С чужим мужчиной, на которого она станет смотреть с доверием, восторгом и… с любовью.

Но пока она принадлежала только ему. И хотела, чтобы он доказал свою преданность. Разве можно было ей отказать?

Одним прекрасным утром Рик появился под окнами спальни Дьюллы еще на рассвете. Утро и в самом деле обещало быть прекрасным – ясным, солнечным, наполненным птичьим щебетом и нежностью мая. Рик знал, что леди Кандида спит в смежной комнате, и поэтому без опаски запустил камешек в окно. Камешек стукнулся о стекло и свалился на землю, а Рик задрал голову, ожидая, что сейчас ставень приоткроется и выглянет Дьюлла – розовая ото сна, милая, как ангел. Но кузина не выглянула, и Рик запустил второй камешек, а потом третий…

- Что за баловство?! – загремел голос наставницы. – Кто швыряется камнями?!

Ставень поехал в сторону, и Рик спешно ретировался в кусты, чтобы не быть застигнутым на месте преступления. Это было глупо – чтобы граф Босвел сидел в кустах, но в следующее мгновение Рик заметил в соседнем окне Дьюллу – она поставила локти на подоконник и беззвучно смеялась, закрывая ладонями рот.

Когда леди Кандида угомонилась, и ставень на ее окне плотно закрылся, Рик вышел из своего укрытия.

- Надо думать, вы хотели увидеть вовсе не леди Кандиду, милорд, - поддразнила его Дьюлла. – Вы бежали, как сарацины от наших рыцарей! А я-то думала, храбрее вас нет никого на свете!

Разумеется, она и не подумала набросить что-то на себя, вскочив с постели, и сейчас Рик мог видеть не только точеные руки, оголенные до самых плеч, но и стройную шею, и волнующие округлости, лишь формально скрытые белой пеной кружев.

- Разве не это – твоя спальня? – спросил Рик, указывая на окно, откуда только что раздавался трубный голос леди Кандиды.

- Была моя, - ответила Дьюлла, ложась грудью на подоконник, чтобы лучше видеть кузена. – Но вчера я переехала. Мне больше нравится эта комната, а с некоторых пор леди Кандида стала чрезвычайно услужливой, - она хихикнула. – Когда поняла, что я умею говорить. А зачем ты хотел меня разбудить?..

- Есть кое-что, что хочу показать, - сказал Рик, любуясь девушкой. В раме окна она казалась прелестным портретом, только этот портрет говорил, смеялся и кокетливо трепетал ресницами – искушение для всех мужчин, кому еще не исполнилось сто лет.

- Показать? – она так и загорелась.

- Спускайся, но не разбуди леди Кандиду, иначе она прочитать нам тысячу лекций, почему девушке нельзя выходить из дома до утренней росы.

Он думал, что Дьюлла проскользнет мимо наставницы и спустится по лестнице, но к его ужасу, кузина вдруг перебросила ногу через подоконник. Это был коварный удар – вот так увидеть ножку прекрасной дамы от пятки до… до… Рик стремительно отвернулся, хватая ртом воздух и пытаясь придти в себя, но так же стремительно повернулся обратно к окну.

- Ты куда?! – заорал он бешеным шепотом, потому что кузина вполне серьезно собиралась спускаться из окна на землю по стеблям плюща.

- Ты же сам сказал – спускайся, - ответила Дьюлла недоуменно. Она смотрела на него через плечо, уже стоя обеими ногами на узком приступочке, не более ладони в ширину.

- По лестнице!!

- Хорошо, хорошо, что же ты так кричишь? – она пожала плечами и полезла в комнату.

Рик едва успел закрыть глаза, чтобы не стать свидетелем еще большей откровенности, и дал себе слово объяснить Дьюлле всю непристойность ее поведения. Объяснить… обязательно рассказать, что нельзя вот так бесстыдно показывать… показывать…

Он не успел додумать мысль, потому что Дьюлла выбежала из-за угла замка и бросилась ему на шею. Кузина и не подумала накинуть халат или платье, и теперь красовалась в ночной сорочке без рукавов. Длинный подол скрывал ноги, но тонкая ткань позволила ощутить и тепло, и нежность, и упругость. Рик поспешно отстранился и взял Дьюллу за руку.

13. Путешествие в прошлое

Путь в Вальшир вместе с дорогим, милым, обожаемым Риком казался Дьюлле путешествием в райские земли. Они ехали медленно, наслаждаясь прекрасной погодой и живописными окрестностями. Дьюлла наслаждалась скачками на Шефрефей, а когда уставала – пересаживалась в карету. Рик почти все время ехал верхом, и девушка не замечала в нем ни малейших признаков усталости, и восхищалась этим. Впрочем, ее восхищало в кузене все – она не видела в нем недостатков, да и не пыталась их увидеть, уверенная, что недостатков просто быть не может.

Подумать только! Он решил отыскать матушку Зайчиху! И подарил такую красивую лошадь! Самый, самый лучший! Дьюлла смотрела на брата, и сердце ее переполнялось восторгом, счастьем и нежностью.

В один из ясных дней, когда они, переночевав в гостевом доме, отправились дальше на юг, Дьюлла чувствовала себя особенно счастливой и беспечной. Они с Риком ехали рядом, и девушка незаметно горячила Шефрефей, понукая ее ускорить шаг.

- Думаешь, я не вижу, что тебе не терпится пустить Шефрефей вскачь? – спросил Рик со смехом.

- Давай наперегонки до тех дубов! – крикнула Дьюлла уже через плечо, перестав сдерживать лошадь.

Всадники держались наравне, но у дубов Рик чуть придержал коня, чтобы Дьюлла оказалась победителем.

- Обманщик! – сказала она, задыхаясь от счастья. - Это прекрасно! Это чудесно! – она схватила его за руку. – Рик, я словно летела!

«Малиновка моя, не улетай», - вспомнил Рик строки старинной песни. [1]

- Подождем остальных, - он спрыгнул на землю и придержал стремя Дьюлле, помогая ей спуститься. – И лошади пока отдохнут.

- А ты сейчас почти не хромаешь, - сказала Дьюлла, глядя, как он оглаживает разгоряченных скачкой лошадей, успокаивая их.

- Хромота - не уродство, - говорит Рик, - если ты думала об этом. Просто ранили. Сейчас рана уже почти зажила.

- Ранили! Как страшно! – ахнула Дьюлла.

- Нет, - добродушно возразил Рик, - это совсем не страшно. Могло быть и хуже.

- Как с твоим братом, - тихо произнесла она.

- Да, как с Вальдетюром, - ответил Рик, и вся веселость тут же испарилась.

Дьюлла поняла и подошла ближе, ласково погладив Рика по плечу. Почему-то Рик вздрогнул от ее прикосновения, и она, подумав, убрала руку.

- Ты, наверное, очень любил его, - сказала она, испытывая жалость и сострадание не к погибшему Вальдетюру, а к Рику, который пережил потерю брата, а потом отца, хотя по погибшему графу Босвелу она ничуть не горевала.

- Да, наверное, - ответил Рик.

Странный ответ. Дьюлла нахмурилась – она что-то не то сказала? Или Рик не хочет говорить о своем горе? Да, конечно, она разбередила только что зарубцевавшуюся рану, полезла с расспросами туда, куда не просили.

- Я не хотела огорчить тебя, - произнесла она покаянно. – Прости…

- Ты не огорчила, - он покачал головой, но не смотрел на нее, отчего Дьюлла почувствовала себя еще больше виноватой.

Сцепив руки, она не знала, чем загладить вину. Рик повернул голову, взгляды их встретились, и Дьюлла, повинуясь порыву, бросилась кузену на шею.

- Ну что такое, малышка? – изумился Рик, обняв ее за талию, и в его объятиях Дьюлла почувствовала себя пташкой, которую пригрели сильные, добрые руки.

Они провели в дороге несколько удивительно беззаботных и счастливых дней, и каждое утро Дьюлла вскакивала чуть свет, готовая петь, как ее тезка-птаха, во весь голос. Еще большую радость  принесло то, что она узнала местность – именно этой дорогой милорд Босвел вез ее в Свон. Рик распорядился расспрашивать всех местных, и вскоре они нашли деревню, а затем и хижину, в которой прошли детские годы Дьюллы. Но здесь их ждало разочарование – хижина оказалась пустой, а матушка Зайчиха пропала без следа. Единственным утешением для девушки было то, что со слов деревенских, ушла травозная сама, а значит, была жива и здорова, но вот куда она отправилась – не знал никто.

Они с Риком целый день бродили в лесу, и Дьюлла показывала кузену знакомые тропки, водопад, в котором любила купаться, и лисью нору, и дупло с дикими пчелами, откуда воровала мед.

- Останемся здесь на несколько дней, если хочешь? – предложил Рик, и Дьюлла чуть снова не расплакалась.

Конечно, ей ужасно хотелось задержаться. И не только чтобы побродить по знакомым местам. Вдруг матушка Зайчиха  где-то поблизости? Она узнает, что Дьюлла приехала, что ищет ее, и придет…

На ночь они устроились в гостином дворе «Лесной приют». Комнаты были не слишком удобными, но чистыми, и Дьюлла, еще полгода назад жившей в лачуге, не испытывала никакой неловкости, хотя сопровождавшие ее три горничные все время стенали по поводу жестких матрасов и отсутствия удобств. В конце концов Дьюлла упросила Рика отправить их в ближайший город, чтобы забрать на обратном пути.

- Они надоели мне, как стая лесных котов в марте, - говорила она брату, - мяукают так же надоедливо и пронзительно! Я спать не могу, когда они рядом! – она убедила Рика, что прекрасно обойдется без горничных, и что это будет даже приятно – отдохнуть от постоянной опеки.

14. Невинные поцелуи и опасные тайны (часть первая)

Держать в объятиях богиню красоты, которая покрывает тебя поцелуями – это было слишком для бедняги Рика. Кровь застучала в висках и не только там. Зацеловать ее в ответ, унести в кровать, а там…

- Дьюлла… - произнес Рик сдавленно, словно ему внезапно не хватило воздуха для дыхания.

- Что? Ты не ранен? – испуганно спросила девушка, вскидывая голову.

И в это время небеса проявили несказанное милосердие к рыцарю, который готов был уже поступиться рыцарскими принципами – Рик увидел кровь на плече своей прекрасной феи.

- У тебя кровь! Это ты ранена! – он поспешно внес Дьюллу в комнату, усадил в кресло и достал из дорожной сумки бинты и баночку с мазью – все нарочито четкими, резкими движениями, хотя самого так и сотрясала дрожь, стоило только вспомнить прикосновение нежных девичьих губ. Она целовала его, обнимала – и это было греховно, но сладостно, и так хотелось повторения.

Дьюлла, похоже, только сейчас заметила рану, и смотрела на порезанное плечо с удивлением, словно не понимая, как такое могло произойти. Потом личико ее передернулось от боли, и она всхлипнула, отчего у Рика перевернулось сердце. Он думает о поцелуях, а его малиновка страдает от боли! Да и поцеловала она его всего-то в знак благодарности!..

Ему стало стыдно и смешно за глупые надежды, и, открыв деревянную коробочку с мазью, он попросил:

- Приспусти немного ворот, надо смазать рану.

Вместо ответа Дьюлла распустила вязки и потянула рубашку, открывая плечо, и рубашка свалилась почти до пояса.

Коробочка с мазью выпала из рук Рика и покатилась под стол.

Он поспешно натянул на кузину рубашку, но перед глазами так и стояли белые полные грудки с розовыми торчащими сосками.

- Мне больно, - пожаловалась Дьюлла.

- Да, прости, - прошептал Рик, переживая сейчас всплеск самой дикой страсти в своей жизни.

Испытание и в самом деле было нешуточным – Дьюлла в его спальне, прикрытая лишь волосами и тонкой тканью, испуганная, льнущая к нему… Он полез под стол, отыскивая мазь, и несколько раз судорожно сглотнул, призывая себя к благоразумию. Дьюлле нужна помощь, она ранена… И как в такой момент можно думать о чем-то еще?!

Но он думал, и руки отчаянно дрожали, когда ему пришлось коснуться оцарапанного девичьего плеча.

- Как же это страшно, - сказала жалобно Дьюлла, вздрагивая всякий раз, когда Рик касался раны. – Я думала, что ничего не боюсь, но тут струхнула не на шутку! – она снова перешла на простонародный говор и не заметила, а Рик не стал поправлять. Дьюлла слишком много пережила, сейчас не время поучать ее. - Если бы не ты…

- Не надо об этом, - остановил он ее воспоминания. - Все закончилось, не о чем больше переживать.

Он перебинтовал ей плечо и крепко завязал узелок, чтобы повязка не свалилась.

- Я должна буду вернуться в ту комнату? – спросила Дьюлла в ужасе, надевая рубашку.

- Нет, останешься со мной, - ответил Рик, и девушка издала вздох облегчения. – Ложись в мою постель.

Дьюлла нырнула в его постель и завозилась там, устраиваясь поудобнее, как птаха в гнезде, и вдруг сообразила, что кровать в комнате всего одна.

- А как же ты? – воскликнула она, приподнимаясь на локте. Рубашка натянулась и коварно обрисовала высокую грудь.

- Переночую в кресле, - Рик тут же уселся в продавленное гостиничное кресло, показывая, как отлично проведет ночь.

Но Дьюлла с сомнением покачала головой:

- Завтра нам ехать целый день, глупо спать сидя.

- Было время, когда я прекрасно высыпался и стоя, - пошутил Рик, закрывая глаза и делая вид, что засыпает. Хотя ни о каком сне сейчас не могло быть и речи. Прелести Дьюллы, которые она все время неумышленно ему демонстрировала, зажгли в крови настоящий пожар, и невозможно было даже помыслить о способах, которыми можно было его погасить.

- Нет, так не пойдет, - раздался недовольный голос Дьюллы. – Почему бы тебе не лечь со мной? Кровать широкая…

- Исключено, - сказал Рик довольно резко. Мысль о том, что можно вот так запросто лечь рядом с самой прекрасной девушкой на свете подействовала на него вроде удара по голове.

Но сама прекрасная девушка отказывалась понимать его рыцарское поведение.

- Что за глупости, Рик?! – возмутилась она и тут же полезла вон из постели. – Неужели ты думаешь, что я смогу заснуть, зная, что ты просидишь всю ночь в кресле? Тогда и я буду сидеть с тобой, - и она тут же устроилась в кресле напротив, с непримиримым видом скрестив на груди руки.

После долгих препирательств, Рик сдался. Дьюлла, довольная, улеглась под одеяло, а он лег поверх одеяла, стараясь не шевелиться, и понимая, что не сможет уснуть до рассвета.

Какое-то время они лежали молча, а потом Дьюлла спросила:

- Зачем они хотели… зачем они напали на меня?

Она не сказала «хотели убить», но оба понимали, что именно за этим и приходили ночные гости.

- Мы узнаем, кто были эти люди, - сказал Рик. – И узнаем, что им было нужно от тебя. А пока постарайся уснуть и ничего не бойся, я радом.

15. Невинные поцелуи и опасные тайны (часть вторая)

Он осмелился погладить золотистые пряди, распавшиеся по подушке, а потом прикоснулся губами к руке кузины. Пальцы девушки тихонечко дернулись – нет, она не проснулась, но Рик поспешил подняться и отойти, чтобы не быть застигнутым. Наивная Дьюлла хотела, чтобы он спал в постели с ней, когда он сгорает, от одного только взгляда! Куда там выдержать прикосновения!..

Ночь он провел дурно, и не потому, что кресло было неудобным, а потому что стоило закрыть глаза, как его преследовали видения – одинаково непристойные, но и сводящие с ума. Только под утро ему удалось задремать без сновидений, только поспать не удалось, потому что Дьюлла проснулась и растолкала его, рассерженная, что он сбежал из постели.

Она обиделась на него, и не разговаривала за завтраком, игнорируя каждый вопрос Рика, как будто снова превратилась в немую. Еще больше она обиделась, когда поняла, что с верховыми прогулками покончено. Опасаясь новых нападений, Рик настоял, чтобы кузина ехала в карете, причем окна должны быть зашторены.

На привалах, когда Дьюлле разрешалось выходить, Рик самолично проверял местность, и все его люди были наготове. Но никто на караван не нападал, и Дьюлла все чаще фыркала над осторожностью Рика.

- Дорога здесь – как на ладони, - упрашивала она его, - разреши прокатиться верхом? Ну что может случиться? Ведь ты рядом?

Скрепя сердце, он разрешил ей проехать верхом, и сразу же об этом пожалел, потому что оказавшись на свободе, его пташка сразу устремилась в небеса – а точнее, погнала Шефрефей галопом, весело хохоча.

Рик догнал ее не без труда и схватил лошадь под уздцы, заставляя остановиться.

- Только не ругай меня! – привычно взмолилась Дьюлла, спрыгивая на землю.

- Как можно тебе верить после такого?! – возмутился Рик, тоже оставляя седло. – Одно дело – открытая дорога, а здесь везде заросли!..

Они почти доехали до ленной Босвелам деревни, и Рик собирался прочитать сестре долгую нотацию, чтобы объяснить, как опасно проявлять подобное непослушание, но не успел. Из кустов вдруг вывалилось странное существо – в заплатанном плаще с капюшоном-дудкой, который, несмотря на жару, был натянут до носа и закреплен вокруг шеи.

Рик оказался быстрее, и сгреб Дьюллу в охапку, одновременно выхватывая кинжал. Предосторожности оказались излишни, потому что существо сдвинуло капюшон и оказалось обыкновенной нищенкой – еще не очень старой, но грязной, как тысяча лягушек в болоте и с ужасными язвами на щеке. Бояться нищенку не стоило, но кинжал Рик не опустил, и сказал:

- Проваливайте, матушка, и впредь не выскакивайте из кустов, если хотите жить, - он все еще не выпускал Дьюллу из объятий, чувствуя, как доверчиво и нежно она льнет к нему. Пожалуй, он был даже благодарен нищенке.

Он хотел подсадить кузину в седло, но Дьюлла взвизгнула и вырвалась, бросившись прямо к нищенке. Рик не успел ее остановить, и Дьюлла обняла женщину, покрывая ее поцелуями.

- Рик! – она обернулась, глядя на него глазами, полными слез. – Это же моя милая матушка! Матушка Зайчиха!

Теперь Дьюллу было не вытащить из кареты, и Рик даже подосадовал – матушка Зайчиха появилась, и все внимание кузины теперь было направлено только на нее. Пару раз он стучал в дверцу, но неизменно слышал голос Дьюллы, отвечавшей, что все хорошо.

Из кареты слышалось непрестанное бормотание и иногда – звонкий смех девушки. О чем можно было столько болтать?!

Рик был озадачен, увидев матушку Зайчиху после того, как она умылась и сбросила лохмотья – миловидная женщина средних лет, и никаких следов язв на щеках.

- Это чтобы отпугнуть всякий сброд, что тут шныряет, - объяснила ему кормилица Дьюллы. – Да и господа иной раз пристают. А налепишь воск на лицо – будто язвы, так от тебя каждый шарахнется.

- Она такая выдумщица! – восхитилась Дьюлла, хлопая в ладоши.

Когда восторги по поводу неожиданной встречи поутихли, Рик смог расспросить кормилицу Дьюллы о прошлом. Но матушка Зайчиха рассказала очень мало – после того, как милорд Босвел забрал Дьюллу, недели через две, приезжали какие-то люди и искали девушку.

- Я убежала от них, милорд, - рассказала кормилица, оглушая Рика тем же самым Вальширским акцентом, с каким говорила поначалу и Дьюлла. – По мне, так у них на уме было что-то недоброе.

- Как они выглядели, вы запомнили? – спросил Рик.

- А как же, - матушка зайчиха возвела глаза в небу и заговорила, припоминая: - Оба высокие, крепкие, одеты в черное – вроде, как простые, но лошади у обоих были – ух! красавчики! Можете мне поверить, в лошадях я разбираюсь. На таких лошадках не сеют и не пашут – а летят, как ветер. И кошелечки у этих двоих были бархатные, они мне золотой совали. Чтобы сказала, куда делась девушка. Я не будь дура - отправила их в соседнюю деревню, сказала, что Дьюлла ушла туда травы продать. Они поверили и уехали, а я тем временем и сбежала. Думала, доберусь до милорда, может, позволит, хоть посмотреть на мою пташечку… - она любовно погладила Дьюллу по золотистым волосам, а та прильнула к ней – и правда, как птенец. – Но как же я благодарна вам, милорд! Она и раньше была красавица, а теперь – так настоящая принцесса! И одели вы ее, и обули - и в шелк, и в бархат! Я ведь даже и подумать не могла, что она – ваша сестра!

16. Еще более опасные тайны

По возвращении в Свон, жизнь, казавшаяся Дьюлле прекрасной, стала казаться еще прекраснее. Страхи, связанные с нападением, были забыты.Еще бы! Ведь в замке ей ничего не грозит, а рядом с ней сейчас были все, кого она любила – Рик, матушка Зайчиха и Мартин. Конечно же, и Мартин был рядом! В один из солнечных летних дней Дьюлла играла с котенком в саду, а матушка Зайчиха подшивала рубашку, устроившись в тени.

- Что-то милорд второй день к нам не заглядывает, - сказала матушка Зайчиха как бы между прочим.

- У Рика всегда много дел, - вздохнула Дьюлла, дразня котенка травинкой. – А в последнее время их стало как-то очень много… Он все время занят и занят…

- Он такой обходительный, новый милорд, - сказала матушка Зайчиха, затягивая на шитье узелок и откусывая нитку. – Такой учтивый, добрый…

- Рик – самый-самый лучший, - улыбнулась Дьюлла, заваливая Мартина в траву. – Я ужасно его люблю.

- Да и он к тебе неравнодушен, - поддакнула Зайчиха. – Я бы сказала – глаз с тебя не сводит.

- Глупая, - засмеялась Дьюлла, - конечно, я же его сестра!

- Что-то мне кажется, смотрит он на тебя, не как на сестру, - покачала головой кормилица.

- Ты о чем это? – Дьюлла оставила котенка и заинтересованно подсела поближе. – Как он на меня смотрит?

Но матушка Зайчиха замолчала, многозначительно улыбаясь.

- Эй! Отвечай, если заговорила! – потребовала Дьюлла.

Ей пришлось долго упрашивать женщину, а та забавлялась ее нетерпением, но в конце концов сказала:

- Тут только слепой не заметит, что он влюблен в тебя, дурочка.

- Влюблен? – Дьюлла почувствовала, как кровь отхлынула от лица, а сердце затрепетало тонко-тонко. – В меня?

 - Как по мне, так с ума сходит, - подтвердила кормилица. – Я сразу это поняла, еще когда первый раз увидела вас вместе. Помяни мое слово – он и не показывается сейчас только потому, что не знает, как избавиться от страсти.

- От страсти? То есть у него ко мне страсть? А как ты это поняла? Он что-то сказал? Когда? – затеребила кормилицу Дьюлла.

- Тише! – матушка Зайчиха подмигнула ей и поманила поближе, а когда Дьюлла придвинулась почти вплотную, зашептала ей на ухо: - Когда ты вчера пела, он смотрел на тебя, не отрываясь, и все ерзал, хотя кресло было мягкое, я потом пощупала. А это верный знак – когда мужчина ерзает.

- Да что ты?! – изумилась Дьюлла. – И почему это?

- Потому что у него все дыбом становится, - авторитетно заявила кормилица и для пущей убедительности выставила стоймя вверх большой палец руки. – Поняла?

- Но я же ему сестра! – изумилась Дьюлла еще больше, но как будто горячая волна накатывала на нее, захлестывая, увлекая в безумную круговерть – голова и в самом деле пошла кругом, стоило только представить, что Рик испытывает к ней нечто иное, чем братскую любовь.

- Вы всего-то двоюродные брат и сестра! – фыркнула кормилица. – Король и королева Салезии – тоже кузены. Смотри, не прощелкала бы ты клювом, пташка. А то схватят твоего Рика и уволокут под венец, а ты будешь локти кусать.

- Уволокут? – растерянно переспросила Дьюлла.

- А что ты думала? Он теперь граф, сам король его привечает, единственный наследник – да за ним любая побежит, только поманит, и на кривой бок не посмотрит. Или подожди – набегут и так, звать не надо. Это ты у меня проста, а девицы, знаешь, какие ушлые бывают?

- Но Рик не позволит, чтобы какая-то девица его уволокла! Он очень умный, его не обманешь!..

Кормилица посмотрела на нее с сочувствием:

- Когда мужчина влюблен, то глупеют даже мудрецы. Сдается мне, что милорд уже поглупел, и скорее женится на какой-нибудь вертихвостке, чем признается тебе.

- Но почему?..

- Откуда же я знаю? – пожала плечами матушка Зайчиха. – Может, такой правильный, что для него капля родственной крови – запрет, а может – боится, что ты откажешь ему. Мужчины в этом деле трусы.     

- Рик – очень храбрый! – возмутилась Дьюлла, отбирая у кормилицы шитье и пряча за спину. – Он воин, он защитил меня от разбойников!

- Сдается мне, - кормилица уже начала сердиться, - что милорд Рик храбрее на поле боя, чем в сердечных делах. Так и будет умирать за тобой, но слова не скажет.

Рик умирает из-за нее? Сердце Дьюллы застучало быстро-быстро. Она посмотрела на Мартина, который завладел клубком ниток, затеяв игру, но впервые возня котенка ее совсем не умилила.  

- Нет, ты, наверное, ошиблась, - сказала Дьюлла неуверенно. – А как ты поняла при встрече, что Рик меня… что я ему… - она не договорила, жадно глядя, и в глазах были тысячи вопросов.

- Что тут понимать? – кормилица ласково потрепала ее по щеке и отбросила с плеча Дьюллы золотистый локон, выбившийся из головной сетки. – Как он пытался защитить тебя! Как самое дорогое сокровище! Можешь поверить мне, моя милая, я в этих вещах разбираюсь. Так что не упусти добычу из коготочков, моя кошечка!

17. Поздравления имениннику

Найти дом, где жила Дьюлла в столице, стало для Рика навязчивой идеей. Возможно то таинственное письмо все еще хранится жильцами дома, и в нем отец рассказал о рождении девушки больше, чем передал на словах.

Он подробно расспросил матушку Зайчиху, как выглядел дом и в каком районе находился, и его постигло разочарование – столичный дом Босвелов находился совсем в другой стороне. Легче было бы поехать в столицу самому и разузнать все на месте, но король еще не посылал за ним, и Рику не хотелось оставлять замок, и Дьюллу. Ведь ей угрожает опасность! Кто-то покушался на ее жизнь и может повторить покушение. Нет, ему надо остаться.

Отправив в столицу доверенных слуг, он снова пересмотрел все отцовские бумаги, но не нашел ни счетов об оплате по аренде дома, ни ежемесячных расходов по десять золотых, и снова подосадовал на безалаберность покойного во всем, что касалось документов. Его-то делами и бумагами заведовал Адалмер - ушлый малый, в прошлом секретарь в королевской монетной гильдии. Рик сразу приметил его – парень был тщедушный, но дотошный во всем, что касалось порядка счетов и писем. Став графом, Рик первым делом переманил его к себе на работу и был доволен его усердием. Именно Адалмер и отправился в столицу, чтобы найти дом, а возможно и письмо.

Спустя две недели Адалмер вернулся с неутешительными новостями. Тот район города, что описывала кормилица, выгорел во время войны подчистую. Найти владельцев домов сейчас невозможно и письмо, скорее всего, тоже погибло в огне. 

Секретарь приехал поздно ночью, и почти до третьих петухов Рик не мог уснуть, ворочаясь в постели и обдумывая все, что у него было о прошлом Дьюллы. Но думай – не думай, толку от этого не было, и изводить себя понапрасну тоже было лишним.

Он уснул и во сне видел Дьюллу – она бежала по лесу, оглядываясь через плечо, маня за собой, и смеялась. Он пытался догнать ее, но легконогая кузина убегала, ускользала из его рук.

Еле разлепив глаза, он рывком сел в постели, натянув покрывало на голую грудь – ведь перед кроватью, как продолжение сна, прохаживалась Дьюлла. Совершенно невозмутимая, она оглядывала комнату, а в руках держала охапку свежесрезанных лилий.

- Что это ты тут делаешь, позволь спросить?! – еле выговорил Рик. – И как ты вошла?!

- Как вошла? – она услышала только второй вопрос, но и на него не ответила. – Рик, у тебя есть какая-нибудь ваза, чтобы поставить цветы?

- Цветы?!

Вот тут она посмотрела на него, удивленно вскидывая брови:

- Ну да, цветы. А зачем я, по-твоему, ищу вазу?

- Какие цветы? – Рик чувствовал себя настоящим болваном, не зная, что говорить и делать. – Как ты сюда попала? Дверь заперта изнутри!

- Но окно открыто, - подсказала Дьюлла.

- Ты залезла в окно?!

- Ой, не будешь же ты ругать меня за это? – не найдя вазы, она сунула лилии в кувшин для умывания и переставила его на стол. – Ну вот, не ваза, но тоже очень красиво. Тебе нравится, Рик?

- Это третий этаж, Дьюлла! – заорал он. – Ты понимаешь, что могла упасть?

- Я? Упасть? – она засмеялась и села в изножье кровати. – Да это легче, чем подняться по лестнице. С днем ангела, Рик!

- Что? – он все еще не мог представить, как эта девчонка забралась в его комнату по совершенно отвесной стене, да еще с охапкой цветов, умудрившись не помять их.

- С днем ангела, Рик! Сегодня день святого Вальдерика! Я хотела поздравить тебя первой! – и она набросилась с поцелуями, едва не стащив с него покрывало.

Бедняга Рик вынужден был выдержать по-настоящему страшную атаку, одновременно стараясь не потерять забрала – то есть тонкого покрывала, которое было единственной преградой между ним и Дьюллой. Сам он по привычке спал голым, а милая кузина заявилась к нему (спасибо, не голой!) в одной нижней сорочке – короткой, чуть прикрывающей колени, и без рукавов. Он увидел на ее плечах свежие царапины. Глупая, отчаянная девчонка!

- Ты поранилась! – воскликнул он, хватая ее за локоть, в то время как она пыталась обнять его за шею.

- А, пустяки! – ответила Дьюлла беззаботно.

- Не пустяки! Ты могла упасть!

- Да не могла я упасть, - заверила она его, целуя в щеку и приникая к плечу.

- Дьюлла, я же просил… - он не закончил, потому что она положила ладонь ему на грудь, выслушивая сердце.

- Как стучит! Это потому что ты испугался за меня? – глаза ее довольно блестели.

- Я разозлился, - сказал Рик, сбрасывая ее руку. – Когда ты начнешь думать, прежде чем совершать очередную… - он хотел сказать «глупость», но вовремя прикусил язык, чтобы не обидеть кузину обвинениями в глупости, и закончил: - шалость? Как ты себе представляешь вернуться? Выйдешь полураздетая из моей комнаты? Что скажут слуги, когда это увидят?!

- Могу и не выходить, - ответила она, уютно устраиваясь рядом с ним на подушке. – Ой, Рик, какая у тебя мягкая перина! Гораздо мягче, чем моя! Можно я залезу к тебе? У меня страшно озябли ноги.