Мама для чужой дочки

Глава 1

Полина

– Ну что сказал врач, Поль? – голос подруги, наполненный волнением, режет по незатянувшейся ране.

Щипаю себя за переносицу. Стараюсь не разреветься, как маленькая. Мне даже думать о словах врача больно. А пересказывать… Массирую виски, в которые впивается тысяча иголочек. Перед глазами стоит лицо гинеколога, а в ушах стучит набатом приговор.

Вероятность забеременеть в будущем равна десяти процентам.

– П-о-о-о-о-ль, – подруга пытается второй раз добиться моего адекватного ответа.

– Да мне нечего сказать тебе, Светик. Хорошего мало. Стать матерью у меня процентов десять из ста.

– Это все из-за того случая, да?

Угукаю. Прислоняю ключ к домофону и захожу в прохладный подъезд.

– Кстати, ещё раз спасибо за временный кров, Светик. Я это ценю и все ещё настаиваю…

– Если ты про деньги, то лучше заткнись! Я не возьму ни копейки. Только цветы вовремя поливай. Я пальму сантиметром измерила.

Смеюсь. Она могла, даже не удивляет.

– Если честно, я не ожидала, что так резко расселят нашу общагу и я останусь почти на улице.

Подруга в ответ недовольно цыкает.

– Меня все равно не будет ещё три месяца. Квартира в твоем полном распоряжении. Только без котов, у меня аллергия. Ну ты в курсе.

Открываю рот, чтобы ответить, но мой ответ тонет в громком плаче ребенка. От неожиданности телефон чуть ли не вылетает из руки.

– Это что такое, Полин? – испуганный голос подруги доносится сквозь шум в ушах.

Плач не прекращается. И раздается он над моим этажом.

– Я перезвоню.

– Эй!

Светка не успевает договорить. Прерываю звонок. Прислушиваюсь, а то, может, это кто-то из соседей не в силах успокоить свое чадо. Но плач не прекращается, только становится немного тише. А ещё я понимаю совершенно точно, что ребенок не в квартире и, кроме его надрывного плача, ничего больше не слышно.

Срываюсь с места и, перескакивая через несколько ступенек, несусь наверх. Стопорюсь, когда вижу на лестничной площадке переноску, из которой доносится хныканье. В ушах долбит от пробежки, а я пытаюсь выровнять дыхание.

Осматриваю лестничную клетку на этаж выше и ниже. На всякий случай даже поднимаюсь на полтора этажа. Никого. Ребенок тут один. Лежит на холодном полу. В опасности.

Делаю неуверенный шаг к двери кого-то из новых временных соседей, а у самой внутри все дрожит от напряжения и страха.

Кто мог так поступить с крохой? Кто мог оставить его одного тут?

Присаживаюсь на корточки и приоткрываю пледик, которым прикрыли малыша. Ну хоть догадались, что тут можно замерзнуть.

– Ты чей, малыш? – наклоняюсь над переноской, в которой плачет крошка.

Изучаю покрасневшие серые глазки, а внутри все сжимается. Ворочается тяжелым комом от волнения за маленькую жизнь. Я не перестаю прислушиваться к звукам в подъезде. Но мы тут все ещё вдвоем.

Никто не спешит забрать переноску с ребенком.

Кроха снова заходится горьким плачем и начинает извиваться.

– Ты, наверное, замерз? – трогаю носик.

Сердце застывает, когда чувствую, насколько он холодный.

– Боже, сколько ты тут уже лежишь, если успел так замерзнуть? – поднимаю переноску и прижимаю к себе, пытаясь передать хоть каплю своего тепла.

Не могу заставить себя достать малыша из его маленького укрытия.

Да матерей, которые совершают подобное, нужно садить на пожизненное! Что за гадина такое сотворила?

Прикусываю губу до боли, чтобы не зареветь вместе с ребенком. На вид ему не больше семи месяцев. Совсем кроха, совсем беспомощный. Кто-то оставляет родных детей, как ненужную вещь, а кого-то лишают надежды стать матерью.

К горлу подступает комок разочарования и огорчения.

– Ну-ну, – качаю малыша, пытаюсь успокоить, – я тебя не брошу, крошка. Мы найдем твою маму, хорошо?

Непонятно, кого пытаюсь успокоить: себя или ребенка.

Опыта общения с такими малышами у меня нет совсем. На работе, которую я недавно потеряла, я имела дело с детьми двух лет. А тут…

Опускаю глаза на успокоившуюся кроху.

– Ну и как тебя зовут, малыш?

До меня доносится приглушенный шум, и сердце радостно подскакивает в надежде, что за малышом вернулись родители и то, что он тут, – это какая-то чудовищная ошибка.

Но ошибка – это мои мысли…

Дверь рядом с нами резко распахивается, и мои глаза упираются в до боли знакомую татуированную грудь. Мне даже не нужно смотреть на лицо, чтобы понять, кто передо мной. Но я все же набираюсь храбрости и встречаюсь взглядом с бывшим парнем.

Вот уж не думала, что мы когда-то пересечемся ещё раз. Но планета круглая…

– Полина? – серые глаза округляются, и Олег делает маленький шаг назад.

Но я его замечаю. Бывший явно не рад встрече. Губы кривит презрительно. Но мне ровно на его реакцию.

– Привет, Олег, – настроение портится.

Почему именно он? Ну почему именно он? Человек, который вырвал мне сердце и потоптался по нему в самой изощренной манере.

– Это что ещё за фигня? – недовольно косится на кричащего ребенка. – В выходной и то не дают поспать.

Во мне тут же взрывается желание защитить невинное дитя.

– Это не фигня, Олег! Это ребенок.

Бывший складывает руки на груди и лениво приваливается к косяку. На его лице появляется наглая усмешка.

– Я вижу, что это ребенок, который орет на весь подъезд. Какого черта ты с ним делаешь возле моей двери?

И как ему объяснить, чтобы он понял правильно?

– Я просто шла…

Он поднимает руку, прерывая меня. Послушно захлопываю рот.

– Хотя я, кажется, понял. Можешь не продолжать. Плохая идея – вешать на меня чужого ребенка, Поль. Не прокатит.

Хлопаю глазами. До меня не сразу доходит, что он думает, будто ребенок мой. Кроха, словно чувствует, что речь о ней… замирает.

– Прости, что ты сказал?

Олег делает шаг ко мне, и я замечаю красные прожилки в глазах от недосыпа. С его работой неудивительно, что у него такой видок.

– Я сказал, что если ты решила выдать этого ребенка за моего, то у тебя ни черта не получится, Поль.

Отталкиваю его одной рукой, второй продолжая держать ребенка.

– Ты идиот? – моментально вскидываюсь на него. – Я в жизни бы такого не сделала, – мотаю головой, но взгляд непроизвольно падает на милое личико, – это не мой ребенок, Олег.

Понижаю голос. Похоже, кроха заснула. Даю себе секундочку полюбоваться нежным личиком. У меня вообще может такого пупса никогда не быть. А я бы очень хотела. Такую кроху от любимого человека.

Олег хмурится. Бросает быстрый взгляд на переноску.

– А чей тогда? – выгибает бровь бывший.

Ну раз уж он в таком тоне начал разговаривать, то и мне есть что ответить.

– Видимо, твой. Потому что я нашла его под твоей дверью.

Тыкаю на ступеньки в подтверждение своих слов. Олег бледнеет.

– Хреновая шутка, Поль.

Хмыкаю.

– А ты видишь, что я веселюсь?

Олег шумно выдыхает сквозь зубы.

– Положи его обратно, и сделаем вид, что его тут не было.

Таращусь на него, а у самой от таких слов внутри все холодеет. Он же не может быть настолько бесчувственным? Не может же?

– Ты сбрендил? Это же совсем маленький ребенок! – в моем голосе прорезаются истерические нотки.

– Это ты сбрендила. Он чужой. Не твой и не мой. Давай я просто вызову ментов, и пусть они разбираются.

Взгляд цепляется за кусочек белой бумажки.

– Подожди, кажется, тут какая-то записка.

– Полин, я не спал четверо суток. Ты думаешь, мне до каких-то там записок?

Выхватываю листок.

– Подержи, пожалуйста, – протягиваю переноску в сторону Олега.

Он шарахается от меня, как от смертельно больной. Хмыкаю.

Мужчины такие мужчины.

– Не думала, что ты такой трус.

Олег пронзает меня возмущенным взглядом.

– Это чужой ребенок. У меня своих-то нет ещё, а ты предлагаешь рискнуть его сохранностью и взять.

Закатываю глаза.

– Тогда читай, что там, – делаю вторую попытку и тяну руку с запиской, – Олег, мне, вообще-то, тяжело.

–Ну так поставь переноску, где взяла.

Прикрываю глаза. Делаю глубокий вдох. Мысленно приказываю себе терпеть. Олег прав: он понятия не имеет, что такое маленький ребенок. И я даже готова закрыть глаза на его идиотские предложения.

– На холодный и грязный? – выгибаю бровь.

Олег шумно вздыхает.

– Да тут моют полы чаще, чем я у себя.

– А ты моешь полы? – не могу упустить возможность позлить его.

– А они не сами моются? – изображает шок бывший и хватается за все ещё обнаженную грудь.

Взгляд против моей воли прилипает к татуировкам, которые я все это время пыталась забыть. Но сейчас все дни, которые мы провели вместе, навалились с новой силой.

– Записка, – резко перебиваю наш содержательный диалог, – нужно что-то делать с ребенком.

– Я уже предложил, – недовольно бурчит, но вытягивает из моих пальцев бумажку.

Придвигаюсь к нему поближе и тут же жалею об этом. Его тепло и запах заставляют сглотнуть.

А когда-то я думала, что именно с ним у нас может получиться. Ошиблась…

Олег косится на меня. Перехватываю переноску поудобнее, малыш все ещё дремлет, пригревшись в моих руках. А я все сильнее ощущаю, как меня к нему тянет. Хоть и мысленно твержу, что этот ребенок случайный и его нужно будет отдать в соответствующие органы, чтобы разыскать его родителей.

– Бред какой-то, – рычит бывший.

Опускаю глаза на строки, написанные аккуратным почерком, и мои брови ползут вверх от содержания записки.

«Привет, Олег! Если ты читаешь это, значит, ты уже нашел нашу кроху. Да, это твоя дочь. Лизочка. Ей восемь месяцев. Ты, возможно, и не помнишь меня уже. Мы с тобой встречались полтора года назад, и наш роман закончился быстро, а дочь осталась. Умоляю, не бросай её на произвол судьбы. Ей нужна помощь врачей, а у меня совсем нет времени и возможности. Врачи поставили мне страшный диагноз, и через месяц меня может не стать. Одна надежда на тебя, Олег. Я очень надеюсь, что ты не бросишь нашу малышку на произвол судьбы и не отправишь в детский дом. Она там не выживет.

В переноске все документы на нашу дочь, которые тебе пригодятся. Все выписки и карточка из поликлиники.

Спаси нашу девочку.

Таня».

– Бред, – как заведенный повторяет Олег, – да такую записку можно написать любому.

Он напрягается, и это напряжение передается и мне.

– Это же можно проверить, – рискую подать голос.

Олег передергивается и опускает на меня стеклянный взгляд.

– Что тут проверять? Это ребенок с улицы, и его могла подкинуть любая, – трясет запиской, злится, – а таких записок я могу написать штук двести! Я вызываю ментов.

Делает шаг в квартиру. Успеваю схватить его за руку.

– Каких ментов, Олег? Давай разберемся.

Малышка просыпается. Смотрю на неё, и сердце жмет от переживания за эту крохотную жизнь. Вот так за неё все решили и не спросили даже, сможет ли Олег о ней позаботиться.

– Привет, Лизуня, – малышка хлопает глазами, – я Полина, а это Олег. Кажется, он твой папа, если верить твоей мамочке.

Поднимаю голову и смотрю на Олега. Челюсть сжата, рука в кулак.

– Да ты смотри, у неё даже цвет глаз твой.

Получаю в ответ возмущенный взгляд.

– Ты серьезно? – гаркает он на весь подъезд. – У меня что, какой-то особенный цвет глаз? Таких детей можно по миру сколько угодно собрать, и что, все будут моими? – распаляется бывший.

– Давай посмотрим документы.

– Слушай, – рубит воздух рукой, – у меня нет ни сил, ни времени разбираться во всем этом дешевом сериале. У меня нет детей, а этот ребенок может быть чей угодно, Полин!

– Отлично, делай что хочешь, только не вызывай никого, – усаживаюсь на ступеньку.

– Куда на холодный пол? – дергается в мою сторону Олег, но убирает руку, когда получает в ответ предостерегающий взгляд.

Матерится и скрывается в недрах квартиры. Надеюсь, не для того, чтобы воплотить угрозу и вызвать полицию.

– Давай-ка мы посмотрим, что там у тебя, – аккуратно обшариваю дно переноски, – так, ага. Нашла, кажется.

Вытягиваю папку с аккуратно сложенными документами. Сердце в очередной раз сжимается, когда встречаюсь взглядом с крохой. Она пытается засунуть в рот кулачок, но попытка проваливается, и на глазах малышки появляются слезки.

– Ой, ты голодная, – открываю замок на переноске в поисках бутылочки и еле сдерживаю стон, когда нахожу почти пустую. – Да уж, и чем же тебя кормить?

Олег снова появляется, но уже в толстовке и кроссовках.

– Разогрей, а? – протягиваю бутылочку.

Он выгибает бровь.

– Поль, ты серьезно?

Пересекаемся взглядами.

– Что именно? Её нужно покормить. Ребенок – это живое существо, которое хочет кушать, как ты и я.

Смотрит на бутылочку, как на гранату, но берет с неохотой.

– Как греть? – недовольно бубнит. Но лед определенно тронулся.

– Секунд десять, с учетом количества.

Он быстро возвращается и усаживается рядом со мной на ступеньку, перегибается через плечо.

Вручаю бутылочку малышке, а сама продолжаю читать документы. И судя по всему, девушка не врала и ребенок Олега.

– Это свидетельство о рождении, – поднимаю документы, – а это доверенность на тебя. Все твои данные, – вторая бумажка, – скорее всего. Не знаю твоих паспортных данных.

Олег перехватывает доверенность и пробегается глазами по напечатанным строкам. Скрипит зубами.

– Я уже ни черта не понимаю. Это какой-то гребаный сон.

Судя по его словам, все данные бывшего, а не другого Олега Жданова.

Проводит по лицу ладонями и шумно выдыхает.

– Это сюр какой-то. Какой ребенок? Что за ребенок? Я все же думаю, что стоит о нем сообщить.

Захлебываюсь возмущением. Ну что за непробиваемый носорог? Уже и документы нашлись, а он как попугай.

– Куда? Чтобы её отвезли в детдом?

– Мне-то что? Это чужой ребенок! – вскакивает с места и запускает руки в растрепанные волосы. – Там хотя бы знают, как с ними обращаться.

– Понятно, – встаю и прижимаю переноску, – спать с женщинами ты умеешь, а брать ответственность – нет. Ожидаемо.

– Что ожидаемо? – бесится Олег. – А что ты предлагаешь?

– Отвечать за свои поступки. Или не спать ни с кем, если не готов потом расхлебывать последствия. Да, да, после секса иногда рождаются дети, Жданов.

– Слушай, – поднимает указательный палец.

Отталкиваю его руку и делаю несколько шагов в сторону.

– Нет, это ты слушай, Олег. Это маленький ребенок, а не кукла, от которой можно избавиться. Маленький ребенок с документами на тебя, и теперь ты за него несешь ответственность.

Олег со злостью долбит по двери.

– Да эта доверенность может быть липовой! Ты что как розовые очки напялила, Полин.

– Супер! Я тебя услышала.

Разворачиваюсь на пятках.

– Куда ты собралась?

– Домой. Если ты не готов взять ответственность на себя за дитя, то это сделаю я.