Манул

=== Глава 1 Знакомьтесь, Манул! ===

Лето было в самом разгаре, нещадно выжаривая раскинувшуюся вокруг тракта степь, раскаляя докрасна землю, и нещадно паля головы невольных путников, рискнувших отправиться в дорогу по такому пеклу.

Тихон сердито выругался, потерев вспотевшую лысину. Он уже и сам начинал подумывать, что зря затеял поездку на еженедельную ярмарку в соседний городишко. Переждал бы спокойно недельку, от него бы не убыло. А так есть риск и скотину уморить, и самому заболеть.

— Уф, жарень. Так и заживо спечься недолго, — словно бы подтверждая невеселые Тихоновы мысли, пробурчал сидящий на соседней телеге крестьянин, пожевывая сорванный где-то по дороге стебелек ковыля.

— Не ной, Радим, — осадил его Тихон. — Мы уже большую часть пути проехали. Возвращаться все равно смысла нет. Хоть товары продадим.

— Да кто по такой жаре их покупать-то поедет? — с укоризной покачав головой, ответил крестьянин. — Жа-арко!

— Хочешь, езжай домой, — милостиво сжалился Тихон. — Мы тут и без тебя управимся, да, мужики?

— А то! — весело поддакнула остальная часть деревенских. В отличие от Радима они обладали более крепким внутренним стержнем. Их единодушие слегка смутило крестьянина. Щеки Радима покрылись легким румянцем, в принципе, не очень-то и заметным на фоне его красноватой, потной кожи.

— Да ну, чего уж там, — пошел на попятную Радим. — Поеду с вами. Одному, да без гостинцев как-то не с руки возвращаться. Женка не поймет.

— Тогда прекрати портить нам кровь, — не стал тянуть быка за рога Тихон, выразив коллективное желание путников.

Радим недовольно нахохлился, но рот все-таки заткнул. Против большинства идти он не посмел, отлично припоминая, что и без того голодные и сердитые мужики не будут терпеть в своих рядах нытиков. Пришлось ограничиться лишь сердитым жеванием ковыля. Он-то, в отличие от деревенских, ответить Радиму никак не мог.

— Как торги прошли? — спросил невысокий полноватый купец, подсаживаясь за один столик к Тихону и его компании. Его радушная улыбка не сулила для сельских ничего хорошего. Когда Матюха так радостно лыбится, значит, где-то определенно кто-то прогорит на какой-то сделке, или того хуже — попадет в долговую яму. Матюху в среде купцов не особо любили, но все же терпели. Этот крысюк обладал чертовски опасным обаянием, везением и убедительностью, сколотив на своих умениях неплохое состояние.

— Не густо, — лаконично и вежливо ответил Тихон, всем своим видом демонстрируя нежелание развивать эту болезненную для него тему. Слова нерадивого Радима оправдались: по жаре торги проходили вяло. Основная масса покупателей так и не приехала на ярмарку, чем сильно подгадила Тихону. Он-то надеялся поскорее сбыть с рук свой товар. Теперь же он в отчаянии думал, куда и как всучить хоть за какие-то гроши девять — двенадцать пудов засоленной свинины. Возвращаться домой с ней было как-то не комильфо. А уж лицезреть довольную мину своего старого друга и подавно не хотелось, особенно, после такого неудачного дня.

— Могу подсобить, — Матюха без приглашения уселся возле Тихона, а затем, обернувшись к проходящей мимо девке, крикнул: — Медовухи мне!

— А не рановато ли напиваешься? — усмехнулся Тихон, пригубив принесенное только что пиво. Оно оказалось разбавленным, но зато холодным, моментально улучшив Тихону настроение.

— Неа, — довольно крякнул Матюха, потирая усы. Именно по ним даже всякий незнакомый с купцом человек мог точно догадаться, что перед ним стоит фирменный Матюха. Густые, угольно-черного цвета, они становились объектом неприкрытой зависти всей мужской половины знакомых купца. — Я, вообще, чего пришел-то. Слыхал, ты на торги мяско привез, рисковый ты! По такой жарище только пивко идет хорошо…

— Так вчера ж холодень была жуткая. Вот я и подумал, — стушевавшись, ответил Тихон. И действительно, никто из сельских даже не предполагал, что погода вдруг решит сыграть с ними такую злую шутку. Лето в этом году выдалось необычно холодным и пасмурным, хотя и не дождливым. Просчеты были у всех, и Тихону пришлось смириться с тем, что в этот раз он точно попал впросак.

— Да ладно, не оправдывайся, не один год друг друга знаем! — Матюха дружески хлопнул Тихона по плечу, продемонстрировав ряд желтых нечищеных неровных зубов. — Знаю одного человечка, который как раз готов купить у тебя партию.

— Да? — Тихон удивленно захлопал глазами. В уме он уже просчитывал, как бы повыгоднее провернуть эту сделку.

— Только, чур, мне как посреднику сорок процентов долю, — Матюхе таки принесли медовуху, и он поспешил пригубить свой кухоль на некоторое время, отвлекшись от собеседника.

Тихон озадаченно помотал головой. То-то Матюха так радуется, крысий хвост! За такие грабительские проценты не работал ни один самый наглый посредник. Это же натуральный грабеж!

Мужик обменялся со своими согласными взглядами.

— Не, Матюх, ты, верно, шутишь? — из груди Тихона вырвался нервный смешок. Сельские согласно закивали головами. — А я думал, что мы друзья!

— Мы друзья, Тихон, — поспешил осадить его Матюха. — Видишь ли, ты не один такой сегодня растяпа с соленьями. А покупатель один. Так что, ты бы мне еще спасибо должен был сказать за то, что я решил сперва к тебе идти…

С лица разомлевшего было Тихона, спали все краски. Сначала купцу даже пришло на ум, что хитрый крыс его разыгрывает, однако одного взгляда в уверенные глаза Матюхи мигом отбили такую мысль. Видимо, на рынке нашелся еще один такой же простак.

— Да не убудет с тебя, Тихон! Не жмотись! — подал голос Божейко — сосед Тихона и по совместительству староста деревни. Это был невысокий сухонький старичок, не пропускающий ни одного торга. Никакая жара или же болезнь не могла остановить его от еженедельной поездки в Маковец. — Жалко везти обратно.

— А черт с тобой, Матюха! По рукам, — пробурчал Тихон, стремительно поднявшись из-за стола. Настроение стремительно ускакало вниз, остановившись где-то на точке «отвратно, и дальше некуда». Пить резко расхотелось, а от выпитого поплохело. Тихон, ссутулившись, побрел на выход, кинув на стол пару медяков.

— Ну, чего ты, Тихон? Неужели обиделся? — Матюха нагнал Тихона на крыльце. — Так зря ты это затеял. Я, между прочим, не только об этом говорить хотел.

— О чем же еще? — Тихон недоверчиво прищурился.

— Сына моего помнишь? Путятой звать. Парню уже осьмнадцать* лет минуло, а все один-одинешенек. Не хорошо это, сам понимаешь, — Матюха задумчиво поскреб подбородок, глядя куда-то в сторону. Тихон задумчиво прищурился, уже начиная понимать, к чему клонит купец. — А у тебя дочка, говорят, есть. Красавица, умница, чем не пара моему Путятке? Он — жених знатный, богатый, городской.

— Ладно говоришь, — Тихон моментально забыл о только что пережитой трагедии достоинством в сорок процентов. Он уже давно задумывался о том, за кого бы посватать свою единственную кровиночку так, чтобы повыгоднее, да по статусу повыше. Партия зажиточного городского купца его вполне устраивала. Поэтому долго над соблазнительным предложением Тихон не стал раздумывать. — Мы-то с Параской только рады будем… Да только ли захочет Солоха-то?

— А кто ее спросит? Ты в доме хозяин, или дочка твоя? — Матюха знал, куда бить, моментально укрепив Тихона во мнении, что дочку надо выдавать замуж, да побыстрее.

— Я! — Тихон аж раздулся от гордости, выпятив грудь и смастерив зверски серьезное лицо. Хотя, где-то на задворках его сознания все еще досадливо маячила мысль, что его себялюбивой доченьке придется такая внезапная помолвка не по нраву.

— Ой, а что это у тебя на телеге? — Матюха недоуменно повернул голову в сторону стоящих подле таверны телег. В одной из них как раз копошилось нечто странное. Из пробитой бочки с соленьями, стоящей с краю, выглядывал только пушистый, грязно серый хвост.

— Ах ты ж зар-раза! — глаза Тихона вспыхнули свирепым пламенем. Пока он тут лясы точил, какая-то зверюга успела забраться и попортить его дорогой товар. Моментально переключившись, он слетел с крыльца, стремительно рванув к телеге. — Убью, паскуду…

Увлеченный и, видимо, изголодавшийся по еде зверь не сразу заметил неладное, упустив тот момент, когда он еще мог беспрепятственно удрать. В тот же миг околицы ярмарочного городка огласил свирепый кошачий рев, смешавшийся с боевым кличем сельского купца.

— У, скотина! — в сердцах выругался Тихон, одной рукой держа за шкирку грозно шипящего кота, другой — держась за разукрашенную щеку. Из неглубокой, но болезненной ранки скромной струйкой потекла кровь.

Кот прорычал что-то на своем, кошачьем, кидая на своего мучителя уничижительные взгляды.

— О, да это же манул*! — подбежав к телеге, изрек Матюха, окинув кошака оценивающим взглядом настоящего торговца. Видимо, в уме уже прикидывал, где его можно было перепродать. По крайней мере, именно так расшифровал Тихон азартный блеск его глаз.

— Да хоть бы и серебряный барс! — рассерженно изрек мужик, потрясая в воздухе тушкой. И хотя весил манул немало, судя по габаритам, сельскому труженику мотать его из стороны в сторону не составляло труда. Зверек зашипел еще громче, посылая невежду к такой-то матери. — Прибить и все дела, чтоб неповадно было воровать у честных торговцев!

— Да ты что! — искренне поразился Матюха, картинно схватившись за сердце. — Это тебе не просто кошка беспородная. Это манул! Да ты хоть знаешь, сколько столичные фифы готовы выложить за него, а? — Тихон отрицательно помотал головой, Матюха же осекся, осознав, что только что проворонил весьма выгодное приобретение. Далее он говорил уже менее охотно: — Вот именно, ничего ты не знаешь! Это же… экзотика!

— Экзотика? — недоверчиво переспросил Тихон, с явным презрением оглядывая темно-серую, густую шерстку манула. Зверек не остался в долгу, скорчив такую гримасу, что даже бывалый Матюха невольно полез креститься. — Ох, как смотрит. Натуральный дьявол!

— Точно, но женщинам из высшего общества нравится, — поникнув, ответил Матюха, уже понимая, что зверьку убиение сегодня точно не грозит.

— Так, сколько, говоришь, за него могут дать? — задумчиво пробубнил Тихон, с откровенной неприязнью разглядывая шкуру кошака. Ему, деревенскому, было не понять столичной моды.

Манул не остался в долгу, в очередной раз замахнувшись когтистой лапой, и оскалив клыки. Вид у него хоть и был помятый и откровенно голодный, но до чертиков угрожающий. Свирепые, угольного цвета полосы на дымчатом мехе смотрелись откровенно пугающе, придавая морде кошака откровенно безумно-дикое выражение.

Изучающе осмотрев морду экзотики, Тихон философски заключил, что бабу умом не понять. Шерсти с нее много, а толку мало.

— Около десяти червонцев, так точно, — зло буркнул Матюха, понимая, что Тихон в любом случае узнает настоящую цену живого манула.

— Ого, да я ж только что чуть целое состояние в бочке не утопил! — искренне восхитился Тихон. К брезгливости и какой-то подсознательной опаске прибавилось еще и искренне удивление. Как за такое чучело могут драть такие баснословные деньги? Впрочем, не верить Матюхе у Тихона основания не было.

Мужик самодовольно усмехнулся, исподтишка глядя на поджавшего губы Матюху. Да, он потерял сорок процентов на мясе, зато приобрел манула и весьма денежного зятя. Нет, определенно, этот день был для купца Тихона чертовски удачным.

Манул в ответ лишь громко заурчал, загадочно поблескивая ярко-желтыми, выразительными глазами. Все попытки поранить наглого человечишку оказались провальными. Грязная, неотесанная мужицкая морда ни на йоту не ослабила хватки, не дав манулу даже тени надежды на освобождение. Для него этот день точно оказался не самым удачным.

=== Глава 2 Манул входит в дом ===

Раннее утро нового дня встретило мир ласковыми лучами восходящего солнца и ледяными каплями росы, поблескивающими на каждой степной травинке. Впрочем, ходить босиком по траве было только на пользу молодому организму. По крайней мере именно так казалось Солохе — первой красавице села Солнечное, и по совместительству единственной дочери купца Тихона и его женки Параски.

Девушка радостно усмехалась, направляя на выгон стадо коровок. И хотя она была дочерью состоятельных крестьян, от работы ее это не спасало. Наверное, именно это и сберегло красавицу от морального разложения. Ведь, как известно, труд облагораживает человека. Облагородил он и Солоху, выросшую себялюбивой, но честной девушкой, обладающей собственным мировоззрением и принципами.

— Давай, иди-иди! — беззлобно прикрикнула она на отставшую телку, подгоняя ее хворостиной. Буренка тихонько мыкнула, пристроившись в хвосте, лениво покачивая задом.

Чем дальше уходила Солоха от села, тем радостнее становилось ей на душе. Девушка с улыбкой припоминала, как раньше мечтала сбежать, куда подальше от сельских в степь, жить дикой и свободной жизнью. Обладая запальчивым характером, она таки претворила мечту свою в жизнь, на целый день, убежав из дому. Этот день стал для нее хорошим уроком на всю жизнь: Солоха поняла, что в одиночку без еды, без воды, и без толкового собеседника вольная жизнь будет только в тягость. Именно поэтому девушка смиренно вернулась в отчий дом, и достойно приняла наказание от взволнованных родителей. Однако от своей мечты уехать она не отказалась. Разве что заменила дикую степь столичным пансионом. По слухам, единственным образовательным заведением для девушек во всем Антском царствии.

Об этом учебном заведении Солоха услышала случайно, от покойного жреца — служителя культа Белобога, обучавшего ее в детстве грамоте. Будучи не только упертой, но и любознательной, девушка с упоением принялась грызть гранит наук, научившись читать букварь и даже выучив цифры. Правда, все ее познания ограничивались чтением по слогам и сложением-вычитанием однозначных чисел. Старому жрецу не долго суждено было учить Солоху. Его же преемник был совсем другого мнения о женском обучении, быстро напомнив девушке ее роль и место в обществе. На людях Солохе пришлось смириться с вердиктом общества. Но в глубине души до самого своего семнадцатилетия девушка хранила надежду и желание уехать и стать кем-то большим, чем просто темная селянка, крутящая коровам хвосты.

— О чем задумалась, красавица? — окликнул девушку сельской пастух. — Юрий. Молодой парубок окинул девушку оценивающим взглядом. Солоха сразу насупилась. Юрий был, в общем-то, неплохим парнем: работящий, веселый, здоровый и крепкий как бык. И если бы не извечное родительское желание выдать дочурку за «кого побогаче», то, скорее всего, первый к ней бы посватался Юрий.

— Да так, о разном, — холодно ответила девушка, даже не взглянув на пастуха. Она-то отлично понимала: только дай надежду — и уже не отвяжешься. Особенно, если дело касалось такого настырного ухажера как их пастух. Остальные сельские парубки, натыкаясь на решительный отпор, уходили, этот же только загадочно усмехался, продолжая настойчиво добиваться поставленной цели. И не важно, что к этой цели Юрий шел уже пятый или шестой год подряд. Как бы ей не было неприятно давать отворот-поворот, девушка сердцем чувствовала, что не уживется с добрым молодцем.

— Жестокая ты! — восхищенно пробормотал Юрий, почесывая макушку. — Неужели у меня совсем нет шансов?

— Да, — кивнула Солоха, отвернувшись. Разговор с пастушком успел основательно подпортить ей настроение. И теперь девушке уже не было в радость стоять босоногой среди чистого поля, жарясь в лучах начавшего припекать солнца и чувствовать назойливое присутствие Юрия. Отчего-то она чувствовала себя жутко виноватой, глядя в его открытое, добродушное лицо.

Солоха поспешила скрыться с глаз пастуха. Дел еще было невпроворот, и задерживаться на пустые разговоры и раздумья селянка не желала. Подбоченившись и гордо распрямив спину, она уверенно вошла на главную улицу села, устремившись домой за очередным поручением.

Быстро дойти не получилось. У старой черешни, что росла как раз возле дома их соседа Божейко, Солоха заприметила свою подружку — Малку. Соседка, завидев на улице знакомую фигуру, встала, преградив Солохе дорогу.

— Неужто ли опять дала Юрке отворот-поворот? — безо всякого приветствия обратилась к девушке Малка, хитро поблескивая черными, цыганскими глазками. — И не стыдно тебе, а?

— Нисколечко, — отмахнулась от нее Солоха, уже предчувствуя долгую и совершенно бесполезную беседу.

— И зря! Уведут парня, а ты в девках останешься! — Малка была настроена решительно, вновь заступив соседке дорогу.

— Тебе-то какое дело? Или, может, ты сама глаз на пастуха положила? — лучшая защита — это нападение. Именно этот важный урок усвоила Солоха раньше всего. А вступать с соседкой в дискуссии она была не настроена, выбрав кратчайший путь прекратить диалог.

Малка невольно опешила, уставившись на соседку громадными испуганными глазами. В них девушка успела прочитать и злость и искреннее негодование, что убедило ее в собственной правоте. Пущенная наугад стрела попала прямо в цель.

— Ух, Солоха, — пробормотала Малка, с силой сжав кулаки. — Язык-то у тебя острый, да только все это бахвальство и дурость. Была бы умной, не книжки бы читала, а мужика себе искала!

— Извини, но правда у всех разная, — миролюбиво заключила Солоха, подойдя к своей калитке. — Для тебя весь свет — это наше село, я же хочу расширить свой горизонт. Я пойду, мне надо работать.

Скрипнула калитка, и девушка бодрым шагом направилась в дом, оставив Малку в гордом одиночестве.

— Начетаная какая, а! — всплеснула руками девушка. — Правда, у всех разная… Ну, дает! Правильно мамка говорила: — книги это зло. От книг одни беды порядочному человеку. Забьют себе голову невесть чем, потом и ходють, бредять[1]. Тьфу, на нее!

— Свиней покормила? — раздался в сенях визгливый голос Параски — женки Тихона, матери Солохи и по совместительству самой грозной и набожной селянки, приносящей подношения не только в храм Белобога, но и не забывающей его брата-близнеца — Чернобога. Это была невысокая, полноватая бабенция с воинственно выпяченной нижней губой и тяжёлой рукой, уже не раз испробовавшей свою меткость на мужском лбу.

— Ага, — кивнула Солоха, невольно морщась. Больно звонкий был голосок у её маман. — И курам насыпала, коз подоила.

— Хорошо, можешь покуда идти передохнуть, — милостиво предложила Параска. Хоть она и была несколько сварливой и скандальной селянкой, но дочку свою любила больше жизни, всячески пособляя ей с домашней работой. Так и сегодня, решила позволить любимой дочке отдохнуть.

— Спасибо! — искренне поблагодарила Солоха. Проработав все утро на заднем дворе, она и прям чувствовала, что успела утомиться. Скинув в сенях пустые ведра и выложив на стол кадушку с яйцами, она вольной птицей выпорхнула на улицу, украдкой оглядевшись.

Мама, спровадив дочку, занялась скорым приготовлением обеда и не обращала на улицу никакого внимания. Осознав это, девушка поспешила проскользнуть в небольшой старый сараюшко, где Солоха хранила мужские штаны и холщовую рубаху.

Схватив и запихнув вещи в мешок, девушка бодрым шагом выскочила на улицу, направившись к речке. По её размышлениям, сейчас там точно не было ни души. Это было отличное время немного поплавать и половить раков.

Выйдя за околицы родного села, девушка удивленно остановилась, увидев неспешно едущий из-за горизонта воз. Отцовскую телегу она узнала без колебаний.

— Отец! — девушка замахала руками, выйдя на встречу.

Тихон, от природы обладая хорошим зрением, тоже рассмотрел хрупкую девичью фигурку, признав в ней дорогую дочурку. Крестьянин приветственно замахал ей в ответ, нацепив на лицо дежурную добродушную улыбку, внутренне при этом подготавливаясь к назревающему скандалу.

— Дочурка, а чего это ты тут бездельничаешь? — поравнявшись с девушкой, поинтересовался Тихон, соскочив с телеги.

— Матушка погулять отпустили, — покорно склонив голову, заговорила Солоха, украдкой присматриваясь к содержимому отцовской телеги. Её привлек небольшой кожаный мешочек, издающийся тихий, но многообещающий вой. К тому же он оказался еще и подвижным, то и дело норовя подкатиться к краю телеги. — А это у тебя что?

— А, это… — Тихон перевёл взгляд на подвижный мешочек. — Как раз думал поручить тебе присмотреть за ним.

Крестьянин ловко забрался наверх, подав дочке руку. Солоха, не уступая отцу, взобралась на телегу, устроившись на месте погонщика. Править она любила, особенно когда в упряжь впрягали спокойного и доброжелательного бычка Миколку. Натянув поводья, она решительно направила бычка к дому.

Миколка покорно опустил голову, покатив телегу дальше.

— А хороший бы из тебя вышел возница, — присев рядом изрек Тихон. — И не посмотришь, что девка…

Солоха обиженно поджала губы, но в споры влезать постеснялась. Её мысли занимал вожделенный мешочек. Сердцем девушка чувствовала, что содержимое его в будущем очень сильно повлияет на ее дальнейшую жизнь. Откуда была эта уверенность, Солоха не знала, но, привыкшая доверять своим чувствам, с замиранием сердца ждала, когда же за очередным поворотом покажется приметная соседская черешня и камыш родной хатки.

Миколка, почуяв родной хлев, тоже заторопился, нетерпеливо помахивая хвостом. Девушка позволила животинке немного посвоевольничать, расслабив поводья. Тихон покосился на это с сомнением, но вмешиваться не стал.

Уже через пару минут телега въехала в ворота, на пороге показалась полноватая фигурка Параски. Стоило только Тихону слезть с воза, как женщина поспешила наброситься на него с расспросами, одновременно и испугав и огорошив купца, явно не ожидавшего от любимой зазнобы такого напора.

— Ну, как съездил? Почем нынче мука? А соль? А много народу было? А кума нашего не встречал? Заморился, небось, пошли скорей в хату, я уже и борщика сварила, твоего любимого, наваристого, — разливалась соловьем Параска, преданно заглядывая в мужнины очи. Сам Тихон немного перетрусил. Поведение обычно не в меру воинственной женушки заставило его панически соображать, по какому поводу она встретила его так неожиданно приветливо.

— Мамуль, давай мы с папой разберем покупки, скотину в хлев загоним, а ты там пока сметанки вынеси из погреба, — подала голос Солоха, спустившись рядом с отцом. Тихон поспешно закивал, принявшись ворочать какой-то большой тюк.

— Да? Точно, сметану же забыла! — воскликнула женщина, хлопнув себя рукой по лбу. Достойное занятие нашлось спасительно быстро, и Параска поспешила сменить дислокацию, скрывшись в глубинах хатки. Отец и дочь принялись за разгрузку телеги. Ничего особого тяжелого Тихон в этот раз не купил, поэтому вдвоем они быстро справились. От природы крепкая и сильная Солоха работала наравне с отцом, заставляя того изредка исподтишка грустно вздыхать.

Как и всякий мужчина, Тихон в глубине души мечтал о сыне, однако судьба, словно бы в насмешку не позволила богатому крестьянину вырастить наследника. Конечно, Тихон дочку любил, но все же понимал, что наследником она никогда не станет, а за приданое еще придется как следует раскошелиться. Сейчас же он мучительно соображал, как сообщить доченьке «благую весть».

— Па, так что в мешке-то? — спросила девушка, в очередной раз, залезая в телегу. Она и не догадывалась о том смятении, которое царило в душе купца. Вещи они уже сгрузили, и оставшийся мешочек смотрелся сиротливо и жалко.

— О, ты такого, небось, и не видала! — Тихон, вспомним, что везет не репу, поспешил сгрузить мешок, развязывая тесемку. Втайне мужчина начал опасаться за сохранность дорогого животного, потому что ранее свирепо рычащая торба не подавала признаков жизни. Впрочем, мертвечиной оттуда тоже не несло, и это обнадеживало. — Это манул, — изрек Тихон, извлекая из торбы полузадохшуюся, всклокоченную тушу кошака.

Солоха охнула, прикрыв рот ладошкой. Котов по селу было много, не сосчитать. Но эдакое чудо-юдо она видела впервые и была точно уверена, что запомнит надолго. Манул оказался ростом и весом с приличного кота, только лапы были больно короткими, а серая свалявшаяся шерсть — длинноватой. Однако, несмотря на жуткий вид, в котором Тихон привез животину, девушка не смогла бы сказать, что кот выглядел уродом. Наоборот, он выглядел непривычно, но очень симпатично. Особенно девушку привлекли яркие черные полосы, окольцовывавшие его длинный пушистый хвост и голову.

— Эй, он хоть живой, — мужчина легонько потряс манула за шкирку. Зверь отозвался утробный усталым ворчанием, приоткрыв рот.

— Пап, ну нельзя же так! — вспылила Солоха, подойдя ближе, и протянув руки. — Давай его сюда.

— Ты смотри, я его не просто так привез, — отец поспешил освободить руки от царапучей бестии. — Мне Матюха сразу сказал, что за него в столице могут десять золотых заплатить. Так что, смотри за ним хорошо. А я пока узнаю, когда тут обоз в столицу ехать будет.

— Хорошо, — кивнула девушка, аккуратно придержав животину. Уставший, оголодавший и запаренный по жаре манул даже не пробовал сопротивляться. Лишь для виду поурчал, пытаясь впустить в оборки солохиного платья когти. Силы, чтобы как следует цапнуть девушку, у него уже не было. — Иди лучше обедать, мать заждалась.

Тихон кивнул, покинув сарай. Избавившись от одной своей проблемы ему оставалось решить иную, не менее важную. О мнении Параски Тихон не волновался. Характер и мысли женки во многом были сходны с тихоновыми, в особенности в отношении их единственной дочки. Сложнее дело обстояло с самой дочкой. Уже сейчас что-то подсказывало Тихону, что Солоха не сдастся без боя и выгодное предложение Матюхи отвергнет, не взглянув даже в лицо его сына.

Мужчина покачал головой и тут же подбоченившись вошел в сени. Сонные глаза его запылали редким огоньком решимости. Подтянув брюшко и стиснув руки в кулаки, он решительно опустился на лавку, огрев замершую у печи Параску гневным взглядом. В конце концов, кто тут в хате мужик?! Он, или его великовозрастная дочка?! В его время право голоса бабам вообще не давали, и жаль, что эти счастливые времена канули в Лету..

Сама же Солоха провожала отцовскую спину растерянным взглядом. Как-то странно он себя вел с момента их встречи на дороге: то начинает смотреть куда-то вдаль задумчивым кислым взглядом, то вдруг бледнеть начинает без причины, а сейчас вот вообще, дойдя до хаты вдруг выпрямился, окинул двор таким сердитым взглядом, словно увидел, как Божейко его свиней ворует.

Впрочем, Солоха не долго раздумывала над странностями отцовского поведения. Немного оклемавшийся манул решил напомнить о себе, впившись в девичьи руки тонкими, но чрезвычайно острыми зубами.

=== Глава 3 Манул осваивается в доме ===

— Ну и чего ты кусаешься, — задумчиво пробормотала Солоха, глядя прямо в янтарные глаза манула. Кошак был явно недоволен сложившейся ситуацией, гордо отказываясь от молока, угрожающе вздыбив шерсть, демонстрируя тоненькие клычки. Девушку, как и остальных сельских, он невзлюбил с первого взгляда, успев пару раз тяпнуть зазевавшуюся за палец. — Я же с добром к тебе, а ты… Неблагодарный.

Манул был другого мнения на сей счет, о чем немедленно соизволил донести Солохе раздраженным воем. Прижав уши и выгнув спину и свирепо обмахивая себя пушистым хвостом, он как никогда ранее походил на дикого тигра, по ошибке загнанного в клетку. Зверь недовольно перебирал лапами, нарезая круги в небольшой кроличьей клети.

— Дикий он какой-то, точно ли захочет благородная фифа за него деньги давать? — Божейко, успев разобрать свои пожитки, тоже присоединился к сельчанам, с опаской и интересом взирающих на невиданную ранее экзотику. Даже разобиженная Малка решила пойти на мировую, устроившись зрителем в первых рядах.

— Это уже папина забота, — неохотно ответила девушка. Несмотря на жуткий характер их нового питомца, отдавать его какой-то городской фифе, девушка не хотела. С первого взгляда она привязалась к зловредному манулу, простив ему и прокушенный палец, и исцарапанные по локоть руки. Она чувствовала, что на самом деле кошак просто запуган, она была уверена, что через какое-то время он успокоится, и перестанет кусаться. Надо было лишь проявить к нему доброту и нежность.

— И то верно, — согласился Божейко. — Ух, морда! Смотрит, будто все понимает и осуждает. Аж стыдно… — староста поспешил осенить себя знаком Белобога, словно бы отгоняя нечистую силу.

— Зато какой он пушистый! Мне б такую шубку! — кокетливо заговорила Малка, приблизившись вплотную к клетке. Манул же, воспользовавшись выпавшей возможностью от души полоснул старостину дочку по руке. — Ай! — вскрикнула девушка, отпрыгнув и схватившись за пораненную конечность. — Ууу, ска-атина! — зло выплюнула она, разом потеряв интерес к кошаку. — Ну, чего смотрите? Нечего на эту кошку облезлую глазеть! — она развернулась и вышла прочь из сараюшки, в котором после недолгих раздумий и решили установить клетку.

— А хорошо он ее, от души! — хохотнул один из соседских парубков. — Вроде и животина, а все понимает!

Сельские покивали головами, соглашаясь. Малку в Солнечном недолюбливали, поэтому единогласно признали кошачью правоту. И только староста Божейко крайне неодобрительно покосился на разом присмиревшего весельчака. Но разборку устраивать в гостях не стал.

— Ну, пошли, панове, — Божейко отлично был знаком с правилами гостеприимства, поэтому вовремя понял, что надо уходить и уводить всю сельскую толпу. — Дела ждут.

Остальные потянулись к выходу. И вправду, у каждого было полно недоделанной работы, и времени на долгие посиделки с соседями не было. В сарае осталась только Параска, Тихон и Солоха.

— Не понимаю, за что тут десять золотых платить… — пробормотала Параска. Услышав о сорванном мужем денежном куше, она милостиво простила ему и сорок процентов, и даже подозрительный пивной душок. Женщина уже прикидывала, какие обновки купит на вырученные деньги. Воображение услужливо рисовало ей легкие шелка, бусы и ярко-красные кожаные сапожки, равные которым даже панская женка Ориська не носила. Параска уже успела представить лицо белоручки Ориськи, когда она придет к ней в гости в таких. Да, манул по ее мнению был скромным, но необычайно полезным приобретением.

— Городские, что с них взять, — отмахнулся от женки Тихон. Муж, в отличие от жены все раздумывал, когда сообщать дочурке «радостную весть». Боевое настроение вновь успело испариться, оголив всю тихоновскую нерешительность.

— Па, а может, себе его оставим? — решила попытать удачи Солоха, обернувшись к родителям.

— А на кой он нам ляд? — воскликнул Тихон, машинально потирая царапину на щеке. Зажить-то он успел, но болеть не перестал. — Он дикий, только выпусти — убежит. Мне и нашей Маньки выше крыши хватает!

Солоха фыркнула. Старая, линялая полуслепая кошка вряд ли могла считаться за хорошую мышеловку, но спорить с отцом она не посмела. Уж сильно ее настораживало его странное, немного нервное выражение лица.

— Ладно, пошли отсюда, — первой надоело смотреть на манула Параске, и она поспешила уйти из дурно пахнущего сарая, потянув за собой и Тихона. Муж покорно поплелся следом за женкой.

— И я, пожалуй, пойду, — задумчиво пробормотала Солоха, подкидывая в клетку кусок сушеного мяса. — Ну, отдыхай, манул.

Девушка выбежала наружу, прикрыв дверь сарайчика. Помещение моментально укутал уютный, расслабляющий полумрак. Возможно, человеку бы этот сумрак показался опасным, но манулу тьма была нипочем. Кот наконец успокоился, улегшись на сухую жесткую соломку, положив голову на лапы.

— И как же меня угораздило вляпаться в это?! — раздался по сарайчику раздраженный мужской голос.

Не успела Солоха заметить, как солнце начало понемногу заходить за горизонт. Где-то на горизонте, по обыкновению, вспыхнул алый закат, разлив по небу кровавое марево. Он окрасил в нежно-розовый даже пролетающие вдалеке перистые облачка. Жара наконец-то спала, позволив заработавшимся за день крестьянам пойти на речку и ополоснуться перед сном. Их настроя не сбивали даже тучи мошкары, собравшиеся по такому поводу возле берегов. Впрочем, привыкшие сельские не обращали на них никакого внимания. Сквозь плотную ткань рубашек, к величайшей досаде мошкары, было тяжело пробиться, поэтому кровососущим не осталось ничего лучшего, кроме как настырно кружиться, привлекая людское внимание.

Солоха любила летние вечера, с охотой приняв приглашение сельской молодежи пойти купаться. И сейчас, сидя на прогретом со дня песочке, слушая тихий плеск речных волн, вдыхая посвежевший к вечеру воздух, она думала о своем будущем. Задумчивость сменилась легкой грустью. Жить хотелось, приняв роль более яркую и запоминающуюся, чем участь необразованной селянки. Да вот только решимости изменить свою судьбу пока что отчаянно не хватало.

Девушка с интересом следила за баловством своих одногодок. Парубки купались, ныряли, взбаламучивая воду и пугая речных жаб. Их задорный гогот разлетался на километры, достигая не только чуткого уха Солохи, но и до другой стороны реки, где купались ребята из соседнего села.

Девушки были поспокойнее, собирая полевые цветы, выплетая из сорванного венки. Ходили они тихо и незаметно, бросая многозначительные взгляды в сторону реки.

Солоха поспешила отвернуться, встретившись взглядом с Малкой. Цыганочка окинула соседку долгим, пристальным взглядом.

— Отчего грустишь, нос повесила? — раздался над головой Солохи чей-то тихий, скрипучий голос.

— И ничего я не грущу, баба Матрена, — девушка улыбнулась. Бабу Матрену она любила. Старушка появилась в соседнем селе пять или шесть лет назад, до того странствуя по миру. Она поселилась на отшибе и по какому-то странному стечению обстоятельств очень сдружилась именно с Солохой. Сама же девушка очень любила слушать Матренины байки про край земли, про райские земли вечного лета, про летающих китов и ламантинов. К тому же сельские успели убедиться, что бабка Матрена не только сказки горазда была баять, но и отлично разбиралась в лекарском деле. За эти годы она успела очень многих избавить от мигреней, ревматизма, и прочих коварных недугов.

Знала толк она и в ветеринарном деле, спасая даже больных цыплят и гусят.

— А чего тогда лицо такое невеселое? — Матрена ловко присела рядом. Несмотря на свой возраст, она отлично себя чувствовала, проявляя чудеса старушечьей ловкости. — Девушке твоего возраста не подобает хмуриться. Морщины раньше появятся. Радуйся, пока молода. Жизнь ещё успеет тебя поломать.

— Складно говорите, да только скучно мне дома сидеть. Душа простора просит, — Солоха не стеснялась говорить Матрене свои мысли. Она знала, что старушка её поймет, а может, и совет дельный даст. Невольно ее взгляд переместился на аккуратные, холеные ручки старушки. Ее всегда удивляло, как, живя в селе, Матрене удавалось так ухаживать за своей кожей. И спросить отчего-то было неловко.

— Ну, точная моя копия! — расхохоталась старуха, блеснув золотыми зубами. — Успеешь еще напутешествоваться! Живи пока лучше, уму-разуму набирайся! Как там ваш жилец, кстати?

— О, нет! — девушка замерла, как громом пораженная. За своими думами она и думать забыла о заточенном в сарае кошаке. — Простите, мне надо идти! — крикнула она, резко поднявшись. Старушка не успела и рта открыть, как проворная девка уже скрылась из виду, отчаянно бормоча что-то про «дурную, пустоголовую голову».

Матрена только головой покачала, глядя вслед Солохе.

— Прости, что так поздно пришла, — стараясь игнорировать пронизывающий взгляд манула, как бы невзначай обронила Солоха, вытаскивая из-за прутьев тарелочку. — Совсем замоталась, забыла. Небось, совсем тебе тут худо. Даже не рычишь.

«О да, ты даже не представляешь, насколько права!»

Солоха испуганно огляделась по сторонам, в поисках обладателя неведомого голоса. Сарай же оставался пуст и темен; никакого намека на посторонних: только она и сидящий в клетке кошак. Девушка равнодушно пожала плечами. Может, показалось. Впрочем, проверить девушка была не прочь.

— А я тебе молочка принесла, парного, ммм, — продолжила девушка, подставляя манулу блюдце. — Только сдоили. Сама бы не отказалась.

На этот раз обладатель неведомого голоса предпочел отмолчаться, лишь манул как-то подозрительно сощурился, показательно отвернув морду от прутьев клетки, повернувшись к Солохе задним местом. Лишь его хвост, длинный и пушистый неровно подергивался из стороны в сторону. Немного разбирающаяся в кошачьем поведении селянка истолковала это как признак недовольства.

— Тоже мне, цаца! Возись тут с ним, как с писаной торбой! А он еще и выеживается! — взорвалась праведным гневом обиженная девушка. Да, она забыла его покормить, но все же вовремя раскаялась, и даже извинилась. Хотя было бы перед кем там извиняться. — Хамло! — был бы этот кот человеком, Солоха бы и не подумала с ним даже здороваться лишний раз.

Манул ничего не ответил, правда, хвост начал дергаться по более широкой амплитуде. Сама же девушка невольно ойкнула, осознав, что начала перебранку с котом, успев даже искренне обидеться на животину. Немного посвященная в тонкости медицины девушка, не долго думая, приписала это как устрашающий диагноз душевного расстройства. Малка бы, наверное, сказала сейчас, что все беды идут от ума, и наличие ума, собственно, тоже является той еще проблемой. И почему-то в тот момент Солоха была с соседкой солидарна.

— Уф, что-то я тут разговорилась, — пробормотала девушка, поспешно пятясь из сарая. — Отдыхай, давай, и не скучай.

«Да уж, с вами поскучаешь» — фыркнуло ей в ответ.

Солоха остановилась как вкопанная, округлившимися от ужаса глазами глядя то на клетку, то на ближайшие тюки с прошлогодней пшеницей, среди которых как раз и пристроили клетку с новым жильцом. Девушка озадаченно повертела головой, тщетно пытаясь выискать незримого острослова. Увы, как и в прошлый раз, сарай продолжал безмолвствовать, а во дворе единственным источником шума оказался пес Митька, начавший вечерний сеанс собачьего бреха.

Второй раз убедить себя, что голос ей только померещился, оказалось труднее. Но человек на то и человек, чтобы обладать удивительным талантом убеждать не только посторонних, но и самого себя. Именно поэтому девушка в очередной раз списала голос на излишне разыгравшуюся фантазию. Не удивительно, что она начала голоса слышать, очеловечивая какой-то комок шерсти на ножках.

Объяснение показалось ей вполне логичным, поэтому вскоре мертвенная бледность на ее щеках сменилась привычным румянцем, а тревожно колотящееся в груди сердце — успокоиться.

Не говоря ни слова, девушка тихонько прошмыгнула во двор, закрыв за собой дверь. Впрочем, чтобы манулу было не так скучно, она поспешила убрать со стены пуки прошлогоднего камыша, освобождая небольшое окошечко.

Яркий свет уже взошедшей луны, будто только того и ждал, ворвался внутрь, разогнав темноту. Окошко как раз находилось возле клетки, высветив манулу небольшой участок. Кошак встряхнулся, приподнявшись на лапы, с нескрываемой злостью глядя на бледноватый серп невообразимо далекого и свободного светила. Манул завидовал этой свободе и вечности. Знай себе, освещай мир, глядя на людей оттуда, свысока, равнодушно выслушивая их мысли, надежды и желания.

Впрочем, очень скоро астрономически подкованного кошака ждало неприятное воспоминание: даже «свободная» луна по сути была плотно привязана к земле и к людям. И как бы ей не хотелось улететь куда подальше, притяжение пресечет все ее попытки вырваться, разве что орбиту позволит сместить. Эта едкая мысль еще более разозлила манула.

Жаждавший вырваться из клетки, он с ужасом осознал, что его силами ни за какие коврижки не погнуть толстых, скрепленых на совесть прутьев. Протиснуться же между было невозможно — габариты не позволяли.

Зверь горько засмеялся, с омерзением мазнув взглядом по заботливо уложенным с краешку куску свинины и блюдцу с молоком.

— Да, Май, теперь ты точно не заскучаешь…

=== Глава 4 Манул ведет задушевные беседы ===

Наивная Солоха полагала, что одного сюрприза в лице манула будет предостаточно для этого дня. Однако очередная новость оказалась еще более шокирующей.

— Замуж пойдешь, за Путятю, — с каменным выражением лица изрек Тихон, стоило только девушке переступить порог родной хаты. Солоха промолчала остолбенело глядя то на отца, то на мать. Выражения их лиц были необычайно серьезны и спокойны, от чего девушка быстро сообразила, что отцовское заявление не шутка, а суровая правда, вызвавшая в молодой душе отчаянный моментальный опор.

Путятю она знала хорошо. Этот проходимец в Солнечном был весьма известной персоной: такой же хитрый, как и Матюха, и настолько же наглый. С Солохой они, мягко говоря, не дружили, и его селянка меньше всего ожидала увидеть в женихах.

— Нет! — лаконично ответила девушка, решительно делая шаг к отцу. С ее щек спал весь румянец, глаза загорелись решительностью. — Я тебе не телка племенная, чтоб меня кому попало отдавать!

— Правильно, ты моя единственная дочь, и я обязан пристроить тебя в лучшие руки! — Тихон тоже не стал отступать. Обыкновенно мягкий и уступчивый в отношениях со своей дочерью, сегодня он был решителен и холоден, дав Солохе точно уяснить: обычные уловки и приемчики ее от свадьбы не спасут.

— Доченька, что же ты сразу отказываешься? — Параска решила пойти окольным путем, подойдя к застывшей дочери. Ее крепкая рука легла девушке на плечо. — Мы с Тихончиком тебя очень любим, желаем тебе только счастья.

— Так я и не спорю, — обманчиво покорным голосом пролепетала Солоха. — Вы желаете мне счастья, при этом, не поинтересовавшись, чего именно хочу я! — девушка поспешила вырваться из заботливой материнской хватки, запальчиво топнув ногой. — Не пойду я за Путятю, можете даже сватов не звать! Всех взашей выгоню!

Маска доброжелательности слетела с Параски мгновенно, оголив лицо настоящей деревенской бабы, получившей отворот-поворот. Руки женки по привычке сжались в угрожающего вида кулаки, глаза широко распахнулись. Встрепанная, нахохлившаяся она больше напоминала большого чем-то недовольно сыча.

— Ну, смотри, девка! Хотели по-хорошему, да видимо не судьба! — прошептала Параска, наступая на дочку. — Вот еще: стану я мнение великовозрастной принимать в расчет! Выдадим тебя замуж, не сомневайся! Меня тоже не по любви великой за Тихона посватали! И ничего — живем! И вы с Путятей жить будете! — на заднем плане девушка уловила согласное кивание Тихона.

Мужик был несказанно счастлив, что военные переговоры решила взять на себя его женка. Воевать с соседями, покупателями оказалось гораздо проще, нежели с родной, дорогой и любимой дочечкой. Обладавшую же стальной хваткой и волей Параску любовь к дочурке не останавливала, а наоборот, служила причиной действовать решительно.

— Ах, так! Да я лучше сбегу и в батрачки пойду, чем буду жить под одной крышей с этой ленивой недалекой свиньей! — воскликнула Солоха, внутренне холодея от своей наглости. Да, она была своенравной, умела настоять на своем. Но сегодня она начала четко осознавать, что преступила границы дозволенного. Последняя реплика стала последней каплей. Но сдерживаться девушка отчаянно не желала, отлично понимая, что жить с Путятей не будет ни при каком раскладе и ни за какие деньги. И Параскино любимое: «стерпится — слюбится» тут явно не поможет.

— Да как ты смеешь, мерзавка, наговаривать на Путятю! — взвизгнула Параска, отвесив дочери смачную пощечину. — Путятя — сын нашего дорогого друга Матюхи, важный человек, образованный! Чтоб его костерила какая-то дура сельская!

Тихон невольно охнул, подскочив с лавки. Он испуганно глядел на замерших одна напротив другой женщин. Сейчас они как никогда ранее напоминали ему двух гудящих кошек — стоят, смотрят, прожигают друг друга глазами. Младшая — смотрит затравленно, схватившись за вспухшую щеку, старшая — победно глядит на морально проигравшую соперницу, словно бы выжидая, когда же ей покажут белый флаг.

— Вот сама и иди за него замуж, коли так мил! — яростно огрызнулась Солоха, отчаянно не желая уступать родительской воле. Бунтарская, никогда ранее не сдерживаемая кровь закипела, забурлила, не позволив селянке склонить голову. — А меня в ваши игры не втравливайте!

— Да где это видано, чтобы дочка родителю указом была! — в сердцах воскликнула Параска, всплеснув руками. — Мало драли тебя в детстве!

— Вот что вырастили, тому и радуйтесь! — прошипела Солоха, стремительно развернувшись. Бой был проигран, но война продолжалась. — А замуж я все равно не пойду, и это мое последнее слово!

— Как родитель сказал, так и будет! — крикнула ей вдогонку Параска, не желая оставлять последнее слово за дочерью. Солоха отвечать не стала, видимо, попросту не расслышав, немного задобрив материнское самолюбие.

Солоха в сердцах хлопнула дверью, остановившись на крыльце. Внезапно захлестнувшее душу чувство раздражения спало, стоило только девушке покинуть дом, оставив в груди щемящую пустоту. Сама того не осознавая, девушка медленно спустилась с крыльца, неспешно пойдя в сторону злосчастного старого сараюшки. Мыслями она была далеко от этого бренного мира, с содроганием понимая, что против суровой родительской воли ей не пойти.

Конечно же, о покорности речи не шло. Замуж Солоха отчаянно не хотела, тем более за Путятю. Если бы ей приходилось выбирать, то скорее она бы отдала предпочтение добродушному босяку Юре. Он хоть и без денег, зато с душой. У Путяти же все было в точности до наоборот. Удивительный парадокс: чем больше у человека денег и возможностей, тем мельче и гаже оказывается его душа.

«Опять пришла… Что, ночевать тут собралась?»

Ехидному голосу взволнованная Солоха уже не удивилась, даже не вздрогнула, присев около клетки. Манул смотрел на нее настороженно, не мигая, словно бы раздумывал о чем-то.

— Вот скажи, почему жизнь так несправедлива? — неожиданно спросила девушка, озадачив и себя, и сидящего в клетке манула. Ей даже на секунду показалось, будто бы кошачья моська преобразилась, выражая крайнюю степень изумления. Впрочем, видение прошло так же быстро, как и явилось. — Интересно, ты тоже думаешь, что девка обязана выходить замуж по принуждению? Хотя, с кем я говорю. Ты же всего-навсего дикий кот и ничего в людских устоях не смыслишь. При этом я все равно плачусь о своей судьбе именно тебе, а не кому-то другому, — вздохнула девушка, упершись спиной о дырявый мешок с пшеницей. Стоило ей только это сделать, как пшено с тихим шуршанием начало высыпаться из дыр, застревая в волосах у Солохи. Девушка не обратила на это никакого внимания, сложив голову на согнутые колени. Из глаз потекли горькие слезы обиды.

— Не хочу идти за Путятю. Лучше уж мешок на голову и в воду… — шептала девушка, вытирая тыльной стороной ладони слезы. — Я хочу жить, жить свободно. И самой решать, когда, и главное за кого выходить замуж!

«О, Боги, за что мне это?»

— За все хорошее, — машинально буркнула Солоха, смачно шмыгнув носом. — О, я уже тебе отвечать начала. Может, скажешь что-нибудь хорошее?

«Да за кого ты меня держишь, дура?!»

— За свою личную лоху[2], гордись, — буркнула девушка.

«Лучше б я помер…»

— В кои-то веки наши мысли сходятся. Это странно. Мне баба Матрена говорила, что душевнобольные потому и страдают, что не могут достичь взаимопонимания со своим внутренним миром. Меня пугает, что я смогла так быстро с тобой договориться.

«А, то есть то, что ты со мной разговариваешь, тебя вполне устраивает?»

— Ну, надо же с кем-то умным поговорить. Пусть это всего лишь плод моего воображения.

«Таких комплиментов мне еще не делали. Жаль, что о тебе я такого сказать не могу».

— Ну, это было бы совсем дико, — охотно согласилась Солоха, улыбнувшись. Язвительный голос начинал понемногу ей нравиться. — А какие делали? — девушка невольно повернула голову в сторону клетки с манулом. Животина, по старой доброй привычке предпочла демонстрировать свой хвост, а не голову.

«Что делали?»

— Комплименты.

«Уж точно не такие приятные. Люди вообще с опаской относятся к своим выдумкам».

— Глупые они, — дипломатично согласилась Солоха. — Вот как думаешь, есть у меня шанс отвертеться от свадьбы?

«Странно, что ты этот вопрос задаешь именно мне. Но, раз уж тебе интересно узнать мое мнение, то буду честен. Ничего у тебя не получится. Не ты первая, не ты последняя. Просто смирись. Прими помолвку как должное».

— И ты туда же! — в сердцах воскликнула девушка, с силой стукнув кулаком о соседний мешок.

«Я — реалист. И смотрю на вещи трезво. И тебе пора бы».

— Куда катится этот мир, если даже ты заявляешь такое! — Солоха рассмеялась. — А может, я не хочу выходить за него. Может, я учиться хочу поехать, увидеть чужие страны, дойти до края мира!

«Не хочешь, так заявляй об этом не мне, а родителям и жениху. Выбери свой путь сама, раз так в нем уверена».

— Точно, как же я раньше до этого не додумалась! — воскликнула девушка, посветлев лицом. — Хоть это был и сумасшедший диалог, но я рада, что поговорила с тобой. Доброй ночи. Я пойду. У меня родилась идея!

«Содрогаюсь от одной мысли о том, что ты могла себе придумать!»

=== Глава 5 Манул встречает сватов ===

Путятю, сына зажиточного городского купца Матюхи, можно было без сомнения назвать человеком самодостаточным, поэтому подобно Солохе мысль о предстоящей помолвке не вызвала у него энтузиазма. Сам Путятя считал, что еще лет десять так точно должен проходить вольной птицей.

— Она, конечно, красавица. Но зачем же сразу жениться? — возмущался парубок, почесывая жиденькую рыжеватую бородку. Отцовского волосяного богатства он не унаследовал, довольствуясь малым.

— Потому что я так сказал, — отрезал Матюха. — Эта помолвка была задумана, еще когда тебя на свете не было. Солоха — хорошая партия для тебя.

— А я разве говорил, что плохая? — пошел на попятную Путятя, столкнувшись с жестким отцовским взглядом. — Я всего лишь спрашиваю, к чему такая спешка? Еще лет десять можно было спокойно подождать…

— Окстись, дурень! Девке уже семнадцать стукнуло, через десять лет уже старухой древней станет. Да и не будет Тихон столько ждать. По-хорошему надо было еще года два назад женить вас!

— Больно нам вообще эта свадьба нужна… — пробормотал Путятя, недовольно поморщившись. Солоху он хоть и считал редкой красавицей, но влюбляться до умопомрачения не спешил, отлично осознавая все прелести брачной жизни. Свободным и денежным, он мог себе не одну — телегу таких Солох позволить. Женатому же придется воздерживаться. К тому же каким-то шестым чувством Путятя понимал, что Солоха покорной своей судьбе не будет. — А если Солоха откажет, это же какой позор!

— Не откажет! — усмехнулся Матюха. В его прищуренных глазах заплясали недобрые огоньки. Путятю передернуло. Взгляд был многообещающим, не оставляя сыну путей отступления. В тот момент парень дипломатично рассудил, что гулять налево можно и окольцованным.

— Кхм, а когда сватов созывать? — деятельный парубок поспешил сменить тему, признав отцовскую правоту и согласившись на помолвку. В конце концов, Путятя не верил в любовь, он верил в деньги и их безоговорочную власть в мире. Наверное, именно поэтому он не стал долго убиваться по своей загубленной молодости, отлично осознавая, что после помолвки уж точно никакой отец не будет вправе указывать ему. Для общества он станет полноправным членом, с мнением которого придется считаться.

— Через пару деньков, как закончу с одним очень прибыльным дельцем, — Матюха поднялся из-за своего стола. — Переговори пока с нашими кумами. Как освобожусь, так и пойдем.

— Отлично, — моментально просиял Путятя. Пару дней свободной жизни ему были гарантированы. За это время можно будет преспокойно уладить все свои дела.

Дни сменялись днями, о свадьбе все до поры до времени предпочитали забыть, манул вел себя так же отстраненно, как и в первый день, не подпуская к себе никого, окромя Солохи. Девушке он даже пару раз позволил беспрепятственно коснуться кончика своего хвоста, что селянка восприняла как громаднейший шаг к их примирению.

Сама же селянка, осознав, что вопрос свадьбы отложен на неопределенный срок, выдохнула с облегчением, занявшись своей рутинной ежедневной работой, не забывая навещать манула. Втайне девушка надеялась вновь поговорить с загадочным голосом из своей головы. Но тот больше ни разу не появился с момента той памятной ночи. Понемногу Солоха начала благополучно его забывать, но привычка говорить с кошаком у нее плотно укоренилась. Вскоре девушка узнала, что обоз в столицу выедет не раньше, чем на следующей неделе, поэтому скорое расставание с экзотичным гостем Солохе не грозило.

Однако всему хорошему когда-либо свойственно заканчиваться, и в один прекрасный погожий денек за завтраком Тихон сказал те ключевые слова, которых так боялась Солоха.

— Сегодня сваты придут, невесту смотреть будут, — присев на лавочку, изрек глава семейства, принюхавшись к тарелке наваристого борща. — Подготовь ее, Параска, — повернувшись к жене, твердо, приказал Тихон, а затем, переведя взгляд на дочь, продолжил: — А ты чтоб не вздумала чудить и нас перед людьми позорить!

Солоха в ответ только фыркнула, показательно отвернувшись. Как бы сильно ей не хотелось поскандалить, она отлично осознавала, что молчание в данном случае — золото. Свой ответ сватам она уже приготовила, надо только дождаться момента истины. Девушка была уверена: такого ответа ни Путятя, ни Матюха, ни тем более Тихон не ожидают. Это уж точно послужит этим барыгам уроком, научит считаться не только со своими интересами.

Тихон подозрительно прищурился. Он явно не ожидал, что дочурка так тихо отреагирует на его слова. Он-то уже и речь подготовил, и морально настроился сражаться до последнего. А тут такая покорность. И хотя Тихон пока не мог сообразить, в чем подвох, его внутренний голос назойливо нашептывал, что доченька любимая еще покажет свой горячий норов и подкинет семье большую и жирную свинью.

— А чего ей выкобениваться? — картинно удивилась Параска, выставляя перед мужем горшочек сметаны. — У нее было достаточно времени, чтобы все обдумать и принять верное решение, верно, говорю? — женщина с упором взглянула на дочку.

— Верно, маменька, — процедила сквозь зубы девушка, внутренне похолодев. Слишком свежо было в памяти воспоминание о тяжелой материнской руке. Впрочем, даже оно не устрашило, а скорее разозлило непокорную, не привыкшую под кого-либо прогибаться девушку.

— Умница, — женщина ласково потрепала дочку по голове, изобразив на лице самую милую из своих улыбок.

Тихон вздохнул, безо всякого аппетита попробовав борщ. Вроде и вкусный, и наваристый, а охоту есть что-то отбило. И вкус какой-то гаденький на языке. С чего бы это?

— Что такое? Борщ пересолила? — озабоченно спросила Параска, поглядев на мужа с нескрываемым волнением.

— Да нет, аппетиту просто нет, — рассеянно почесав голову, ответил Тихон.

— Ты ешь, давай, не перебирай! — пригрозила ему женка. — А ты собирайся! Пойдем к панночке нашей.

Солоха коротко кивнула. Настроение начало потихонечку приподыматься. Осталось лишь дотерпеть до вечера.

— Только тихо, ладно, — заговорщически прошептала Солоха, вытащив из-за клетки внушительную торбу. Солнце начинало медленно клониться к горизонту, заставив селянку в спешке собирать свой «подарок» сватам. Вместо одной торбы, она аккуратно засунула в освободившееся между мешками пространство еще какой-то внушительный куль.

Манул тихонько мяукнул, обмахиваясь хвостом. Янтарные глаза блестели ярко, зверь с интересом следил за действиями девушки. Сама же Солоха, помахав на прощание ручкой, поспешила покинуть сарай, закинув торбу на спину.

Начинало смеркаться, окрашивая мир во все оттенки багрянца. Важная процессия из города двигалась по деревенским закоулкам, по давней традиции избегая широких, протоптанных дорог и улиц. Путь предстоял нелегкий, а темнело нынче быстро.

— Ну, на кой ляд садить так близко? — возмущался кум Матюхи — Власт. Он в очередной раз чуть было не поскользнулся, наступив на длинную огуречную плеть. За их недолгий путь Власт, ничего не смыслящий в огородных делах успел попортить как минимум половину огуречных побегов, лишив хозяев огорода возможности получить хороший урожай. Всякому сельскому было известно — топтаться по огуречной грядке надо осторожно, наступишь, и огурчики на такой плетке уже вязаться не будут. Впрочем, далекий от таких тонкостей огуречного дела кум больше волновался за свои многострадальные ноги, пострадавшие от огуречных колючек. Нежная городская кожа была явно не готова к таким испытаниям. — На кой ляд мы вообще пошли огородами?

— Традиция такая, — неохотно буркнул Матюха, ловко перескакивая через очередные огуречные заросли. Мужчина осмотрелся, с ужасом узрев, что за прошедшее время сваты не прошли и половины грядки. Самому купцу тоже начинало поднадоедать это приключение.

— Бред сивой кобылы, — пропыхтел еще один Матюхин родыч — Ждан. Как и Власт он плохо ориентировался на грядках, с успехом продолжая дело кума. Усложнял ему дело внушительный сверток, в котором деятельный сват хранил свою домбыру. Инструмент при ходьбе тихонько и жалобно позвякивал, будто бы плачась по своей нелегкой судьбе. — Надо было как нормальные люди, идти улицей.

Матюха многозначительно промолчал. Теперь-то уже было поздно об этом говорить. Легче было идти на прямую через соседский огород, чем опять влезать в непроходимые малинные дебри. По крайнее мере возвращаться туда, чтобы вернуться на нормальную дорогу никому не хотелось.

Купец повертел головой. С наступлением темноты ухудшилась видимость и активизировались комары. Они стаями вились над головами незадачливых сватов, норовя извернуться и усесться на место послаще. Больше всего от них страдал именно Матюха, в очередной раз принявшись яростно молотить воздух вокруг себя.

Идущий подле него жених издал только горестный стон. Ему, привыкшему к роскоши и комфорту, было жутко находиться на этом огороде. В каждой удлинившейся тени, веточке или же кустике ему мерещились жуткие потусторонние твари, пристально следившие за их передвижением. Парню казалось: только отвернись — набросятся. Именно поэтому он продолжал храбриться, с вызовом глядя на каждый встречный росточек.

Последней каплей его терпения стала парочка летучих мышей с тихим шелестом пронесшихся над его головой. Парень истошно пискнул, преодолев остаток грядки за считанные секунды. Даже сам Путятя не подозревал, что с его габаритным брюшком можно так резво скакать. Остальные сваты смотрели на него с плохо скрытой завистью. Он-то уже преодолел это минное огуречное поле!

— Эй, нам еще долго это терпеть? — накинулся на отца парубок, стоило только тому ступить на более устойчивую землю.

— Нет, уже, считай, дошли, — отдышавшись, выдавил Матюха, держась за грудь. Лишний вес и возраст давали о себе знать покалываниями в области сердца. — Вот их дом, — Матюха указал куда-то влево, где из-за соседского сада светился одинокий огонек. Солнце уже успело скрыться, окончательно уступив место непроглядным потемкам. Ждан и Власт поспешили зажечь свечи, продолжив путь.

Далее дело пошло легче. В саду было тяжело запачкаться, запутаться или же на что-то важное наступить, поэтому уже через каких-то десять минут сваты гурьбой высыпали во двор к Тихону. Двор встретил их сосредоточенной тишиной: бдительный Тихон успел даже своего брехливого пса запереть, дабы тот ненароком не вцепился кому-то в пятки. Приветливо светившиеся окошки аккуратненького домика убедили городских, что их уже ждут.

Не став ходить вокруг да около, вперед направился Власт. Уже подойдя к крыльцу, он начал стремительно меняться: раздражение сменилось на его лице радостной широкой улыбкой, осанка выпрямилась, шаг стал более уверенным и свободным. Мужчина молодцевато подбоченился, сдвинув свою шапку набекрень, и с силой бухнул в дверь. За его спиной поспешили выстроиться все остальные. Ждан встал рядышком, вытащив из своей котомки бережно закутанный в белое полотенце круглый хлеб. За ним пристроился Матюха, крепко держа правой рукой Путятю, — в левой он держал увесистый куль с подарками для невесты и ее родителей.

В доме завозились, и на порог выскочил принаряженный Тихон. Городские даже не сразу признали в нем своего знакомого, недоуменно замотав головами. Тихон тоже не сразу признал в стоящих на крыльце сватов, обведя команду испуганным взором, затем, выделив знакомые лица, заулыбался, демонстрируя собравшимся пару внушительного вида дырок в зубах.

— Ну что, здрасьте, здрастье! — разлился соловьем Власт, делая изящный реверанс. — У вас товар — у нас купец!*

— Милости просим, гости дорогие!* — кивнул ему Тихон, впуская всю массовку в сени.

Власт уверенно зашагал внутрь, где уже был накрыт праздничный стол. Около печи стояла наряженная и раскрасневшаяся Параска, придерживая Солоху. День упорного наведения праздничного марафета себя оправдал: даже дородная фигура Параски в корсете визуально удлинилась, создав некое подобие тонкой талии. Весь жир с талии буквально «перетек» в бюст, угрожающе выпирающий из лифа. Путятя испуганно перевел взгляд с тещи на саму невестку и тут же довольно усмехнулся. Все же Солоха оказалась редкостной красавицей: молодая и здоровая, с крепкой фигурой, ярким смелым взглядом оливковых глаз и длинной густой волной пшеничных волос, заплетенных в мудреную косу, украшенную цветами и драгоценными каменьями. не совестно было брать в жены.

— залился соловьем Власт, прихлопывая в такт музыке. Ждан, успевший вовремя достать домбыру рассмеялся, подмигнув моментально стушевавшейся Солохе.

— На наш товарец мы заморского купца найдем* — как бы невзначай ответил Тихон, уличив момент проигрыша. Власт и Ждан изобразили картинное возмущение.

— В нашем жите хорош росток! Суженого примите, а ряженую подайте!* — не сдавался Власт. Стоящий рядом Матюха важно закивал. Звуки домбыры стали все более настойчивыми.

— Просим не прогневаться; ищите лучше нас,* — отрезал Тихон, присев на лавку.

— Воля батюшкина, нега матушкина*, — прошептала Солоха, покорно склонив голову. Выбившиеся из косы прядки прикрыли задорный блеск ее глаз и коварную улыбку.

— вышел вперед Ждан, успевший вовремя закончить свою игру, протягивая застывшим родителям роскошный, богато расписанный каравай. Лишь одного взгляда хватило Параске, чтобы завистливо закусить губу. Их каравай не шел ни в какое сравнение с таким шедевром. Его даже есть было совестно.

Тихон и Параска синхронно переглянулись. Солоха, улучив момент, поднялась. Обычай требовал ответного каравая, и она поспешила выйти за ним. Рядом с испеченным хлебом у печки лежала ее заветная торбочка, которую в спешке не заметили. Солоха усмехнулась, достав оттуда что-то круглое, обмотанное вышитым в ручную полотенечком.

— Хлеб-соль берем, а вас пировать зовем*, — после недолгой паузы изрек Тихон, завидев дочурку с подношением. Он окинул рушник долгим пристальным взглядом. Что-то ему не нравилось в его практически идеальной, шарообразной форме. — Коровай вы наш встречайте.

Девушка мило улыбнулась, вручив невольно замершим сватам свой сверток. Власт, принявший ответный дар, настороженно огляделся. Больно тяжелым оказался каравай. Мужчина поспешил распаковать сверток, предъявив на свет божий бок небольшой тыквы.

Параска и Тихон охнули, встав с лавок. Маска доброжелательности моментально слетела и с Матюхи. Путятя побелел, с ненавистью сверкнув глазами в сторону невинно хлопающей глазками Солохи.

— Ну что, получил тыкву? — победно усмехнулась она, с торжеством глядя на городского женишка.

=== Глава 6 Манул отправляется странствовать ===

— Ну что, получил тыкву? — девушка повернулась к застывшим подле родителям: — Свадьбе нет, вот и весь мой ответ!

Ошарашенные родители и сваты все еще не могли отойти от шока, позволив девушке беспрепятственно выйти в свою комнату.

— И что это было? — Влест очухался первый, вырвав из рук Путяти тыкву. — И как это понимать?

— Как отказ, — зло прошипел Путятя. Парень сгорбился, закусив губу. Еще ни одна девушка так не унижала его, заставив купеческого сынка не просто почувствовать досаду — что-то поболее обыкновенного презрения. Солоха во всеуслышание заявила о том, что она равна им, что сама вольна выбирать свою судьбу. Это поразило, невольно восхитило, заставив Путятю почувствовать некое подобие уважения. — Дрянная девка…

— Ну, так что делать будем? — подскочил к Влесту Ждан. Мужчина скоренько зачехлил домбыру, всем своим видом показывая, что готов трогаться в обратный путь. Его хата-то всегда была с краю.

— Стойте, гости дорогие! — Параска метнулась к дверям, перегородив дорогу. Растрепанная и покрасневшая эта дородная тетка моментально заставила струхнуть даже купца Матюху. — Разве не видите, это все шутка? Шутка же! Ну, скажи им, Тихон!

Сидящий на лавке Тихон поспешно закивал, встретившись взглядом с женой.

— Что вы мне лапшу на уши вешаете! — не сдержавшись, крикнул побелевший Путятя. Черты его холеного лица заострились, глаза заполыхали такой ненавистью, что даже бесстрашная Параска предпочла отступить, позволив парубку подойти к двери. — Отказала мне ваша девка! Отказала! Все слышали? Мне, сыну Матюхи, отказала какая-то сельская девка! Что ж, не хочет, неволить не буду! Пошли, сваты! — парубок отворил дверь, вырвавшись на крыльцо. Следом поспешил Матюха. За ним попятились и Власт со Жданом.

— Тихон, ну что ты сидишь! — накинулась на мужа Параска. — Иди, догони их. Попробуй объяснить…

— Что объяснять? — Тихон нехотя повернулся к жене. Ее поведение начинало его понемногу злить. Впервые за многие годы в нем взыграл протест против своеволия его чересчур активной женки. — Что наша дочка не хочет выходить замуж? Так они это уже и сами поняли…

— Да что же ты такая тряпка-то! Останови их! — пуще прежнего напустилась на него женка.

— Тихо, глупая! Молчи! — не стерпев, вспылил и Тихон. Параска с непривычки замолкла, уставившись на мужа удивленными глазами. — Девочка наша ясно дала понять, что настоит на своем мнении. И я готов его принять. Такая далеко пойдет.

— Экий философ… Доморощенный! — процедила женка. — Она — девка, ее удел дома сидеть да мужа привечать.

— Это ты так думаешь, — неожиданно изрек Тихон, усмехнувшись. — Люди разные, и судьбы разные. Не равняй всех по себе.

— Интересно! — воскликнула в сердцах женщина, побледнев. — То ты с пеной у рта уламывал ее замуж идти, то сам отпускаешь! Где же твоя хваленая логика?

— Я попробовал, она решительно отказала, — нашелся Тихон.

— И что же ты с ней делать будешь, а? — Параска отступать тоже не желала. — Или примешь как должное, что твоя дочь оскорбила почетного гостя, оказала неповиновение?!

— Конечно же, нет. Накажу, как и положено, нагайкой! — Тихон решительно поднялся с лавки. — Но для начала пусть придет в себя, посидит, подумает… Иди-ка ты лучше со стола убери, Параска.

Женка охнула, невольно посторонившись, пропуская Тихона в сени. Ее губы нервно подрагивали, на покрасневшей коже выступили бисеринки липкого пота. Она недовольно сложила руки на груди, подозрительно глядя на мужа.

— А, да… — пробормотала она, метнувшись к накрытому столу. Спорить с мужем и закатывать скандал желание у нее моментально отпало. На этот раз ее внутренний голос подсказывал селянке, что криками, воплями и излюбленной скалкой дела не решить. Конечно, душа требовала скандала, но в этот час Параска впервые устыдилась своих желаний, молча, приступив к уборке.

Солоха поспешила запереть дверь своей комнатки на засов, подсев к окну. Возбуждение вместе с адреналином постепенно спадало, заставляя девушку невольно вернуться с небес на землю, а именно подумать о предстоящем разговоре с отцом и матерью.

Будучи девушкой, не глупой, Солоха решительно отмела все версии их диалога, в которой отец и мать бы не предъявили ей претензий, предоставив в дальнейшем самой выбирать свою судьбу. Немного пораскинув мозгами, она пришла к выводу, что и оскорбленный Матюха с Путятей ей произошедшего не простят.

Против тихоновского ожидания раскаиваться Солоха не спешила. Не тот у нее был склад ума и характера.

— Мне не место в этом селе… — шептала она, прислонившись к оконной раме, обтянутой бычьим пузырем. За окном уже давно царствовала ночь, и только тусклый свет одинокой лампады рассеивал царящую в комнате полутьму. По лицу, рукам и шее Солохи плясали расплывчатые тени, за окном неспешно покачивались ветви старой яблони, огонек загадочно мерцал, поигрывал и переливался своими обманчиво эластичными гранями, отражаясь в глазах девушки. Внезапно он замер на месте и потух, погрузив комнату в абсолютный мрак. По комнате распространился едкий запах паленого фитиля. — Если я не могу прогнуться под этот мир, то боюсь, миру придется прогнуться под меня… — донесся из темноты вкрадчивый голос селянки.

Так и не увидев раскаяния в дочерних глазах, Тихон мудро рассудил, что утро вечера мудренее, скомандовав идти на боковую… Параска, будучи необычайно покорной, в тот вечер моментально подчинилась. Сон у крестьян был поразительно крепким, о чем свидетельствовал сотрясающий стены храп. Именно его и ждала услышать Солоха, украдкой выбравшись из своей комнатки. Встав на цыпочки, она аккуратно проследовала в светлицу, поминутно оглядываясь на двери родительской спальни. За плечами она тащила внушительных размеров торбу, в которую, дойдя до светлицы и спустившись в погреб, нагребла всякого харча. Не побрезговала и сухарями, которые с детства недолюбливала, и даже солидным шматом сала, уложив все пожитки на самое дно своей котомки.

Выбравшись из погреба, она подошла к старинному ларцу, в котором матушка ее имела обыкновение весь свой скарб прятать. Приоткрытая крышка предательски заскрипела, и родительский храп моментально стал тише, кинув Солоху в холодный пот. Она с замиранием сердца следила за дверью родительской спальни, отлично зная, что сон крестьянина не только крепок, но и чуток.

На ее счастье, чуткость Тихона и Параску в ту ночь подвела, и уже очень скоро синхронное родительское сопение снова сотрясало стены отчего дома. Девушка облегченно выдохнула, воровато сунув руку в закрома материнского сокровища. На дне ларца она ожидаемо нащупала небольшой туго набитый серебром и злотыми мешочек, составлявший главную ценность Параски. На эти тщательно вытрушенные с Тихона деньги Параска закупала себе дорогие ткани и кружева. Мешочек никогда не пустовал, на благо дела у Тихона всегда шли хорошо.

Девушка вытащила мешочек, развязав тесьму и высыпав себе на ладонь горсть тихонько звякнувших монеток. Монетки она тут же ссыпала в еще один мешочек поменьше, где хранились ее личные сбережения. Остаток она поспешила вернуть на место, захлопнув крышку. Конечно же, воровать у родителей девушка не хотела. Но ей пришлось признать, что без звонкой монеты с ней никто говорить не будет. Именно поэтому Солоха поспешила уверить себя, что вернет родителям все до последнего грошика, как обживется в столице.

— Ну, не поминайте лихом, батюшка с матушкой, — машинально, как заученную мантру прошептала она, выйдя в сени. Сердце сельской красавицы предательски колотилось о ребра, рука против обыкновения боязливо подрагивала, а в горле липким комком застыл самый настоящий страх. Солоха была действительно решительной девушкой, привыкшей идти напролом для достижения мечты. Но стоя на пороге отчего дома с внушительным клумком за плечами она ясно осознавала, что, скорее всего, больше никогда не вернется домой, никогда не увидит своих родителей, соседей и даже добродушного пастуха Юрия. Мечта звала вперед, сердце гнало назад, и девушка так и застыла на пороге в нерешительности. Что же слушать? Куда ей идти? Какую дорогу избрать?

Девушка рассерженно замотала головой, стиснув руки в кулаки.

— Да что же ты стоишь, тряпка! — зло зашипела она, покрепче сжав в руках торбу. — Ты же все уже решила, так почему в последний момент стала такой сентиментальной?

Отвечать Солохе никто не спешил, но самовнушение помогло. Прикрыв глаза, девушка отперла замок, выскочив на крыльцо. Там ее уже встречал верный пес, начав тихонько поскуливать при появлении любимой хозяйки. От чуткого сердца верной дворняги нельзя было ничего скрыть.

— Тихо, тихо! — зашикала на него Солоха, прикрывая дверь. — А то маменьку с папенькой побудишь.

Верный пес послушно замолк, но в его глазах отразилась вся его скорбь и непонимание. Девушка поспешила отвернуться, чтобы не видеть этой скорбной морды. Проходя мимо сараюшки, она невольно остановилась, вспомнив о загодя спрятанной котомке с мужскими вещами. В ее странствии они могли сослужить ей неплохую службу.

Немного помедлив, девушка все-таки зашла внутрь, подойдя к клетке с манулом.

— Все, ухожу отсюда, — кинула она напряженно застывшему кошаку, недовольно зыркающему на нее из-за решетки. Манул помотал ушами, внимательно вглядываясь в лицо девушки. — Ну, чего так смотришь?

«Кто же за ним присматривать будет, если ты уйдешь? Никому он тут не нужен».

— Неправда, папе нужен, — машинально ответила Солоха, собирая загодя припрятанный скарб. Внутреннему голосу она уже не удивлялась.

«Верно, но для чего…»

— Продать, разумеется.

«А думаешь, ему хочется быть проданным. Ему воли хочется, как и тебе».

— Всякая тварь к воле стремится, да только мир несправедлив, — ответила девушка, натягивая вытащенные из мешочка шаровары и просторную рубаху. Оттуда же она извлекла лезвие остро заточенного ножа. Девушка с сомнением схватилась за заботливо заплетенную косу, занеся клинок для решительного удара, но, помедлив, опустила руку. На такие радикальные меры она пока не готова была идти.

«И то верно. Но, может, напоследок внесешь в него хоть толику справедливости?»

— Все равно он доброго дела не оценит. Небось, еще и кусаться полезет! — девушка невольно покосилась на зажившую ранку, оставленную недавно буйным кошаком.

«Сильно ему это надобно! На добро злом не отвечают».

— Вот как, — девушка задумчиво остановилась, скинув торбу с плеча. — Странно это, но мне действительно хочется тебя отпустить, — обратилась она к замершему манулу. И действительно, чувство это, появившееся в момент их первой встречи крепло, достигнув кульминации в тот самый исторический момент. Солоха будто бы знала, что дикому и свободолюбивому манулу в неволе долго не прожить. А еще она точно была уверена, что ее родители не стали бы заботиться о нем. За прошедшее время ни Тихон, ни Параска даже ни разу не подошли к клетке. Убирала и кормила манула именно Солоха. — Действительно, никакой фифе такой дикий и зловредный не нужен. Погубят они тебя, сердцем чую. Мне тебя жалко, живой же, — Солоха резко развернулась, подскочив к клети. Рука сама собой потянулась к заслонке. — Только больше не попадайся, ладно? — заслонка заскрипела, отворяя тяжелую створку. Не успела девушка, и оглянуться, как манул ринулся в образовавшийся проход. Кошак оказался очень проворным, несмотря на короткие лапы и внушительные размеры брюха. Уже через пару секунд он успел скрыться с глаз зазевавшейся Солохи. Девушке оставалось только смотреть ему вслед, недоумевая.

Манул ликовал, на полную вдыхая упоительно сладостный свежий ночной воздух. Он пах свободой, буквально опьяняя бывшего заключенного.

Не став долго возиться, кот забежал на задний двор, где как раз сушились выстиранные в тот день Параской штаны и тихоновы рубахи. Кошак остановился, задумчиво разглядывая веревочку и прищепки, на которых и держалось это богатство.

— Сойдет, — раздался с заднего двора хрипловатый мужской баритон.

=== Глава 7 Манул против разбойников ===

Уже по прошествии получаса вольной жизни крепкая выдержка Солохи начала давать трещину. В мечтах-то все легко и просто, реальность же до омерзения сурова, быстро обламывая крылья таким вот деятельным и излишне рьяным.

Девушка неспешно плелась по тракту, начиная понемногу корить себя за столь необдуманный побег. Ну что стоило подождать до рассвета и официально заявить о своём уходе? Хотя, очень маловероятно, что её родители бы отпустили селянку с миром… Впрочем, на момент принятия решения Солоха соображала не совсем трезво, поддавшись эмоциям. Девушке хотелось поскорее уйти из родного дома, дабы надолго отбить охоту у людей сватать своих детей без их согласия. За восставшим возмущением голоса разума Солоха не услышала. Теперь же, когда накал начал понемногу спадать, а здравомыслие вновь возвращаться, девушка начала понемногу склоняться к мысли вернуться и продолжить задуманное поутру.

— Ну, это был бы полный бред, — отмахнулась от такой мысли девушка, покачав головой и грустно вздохнув. Действительно, тогда весь ее пафос можно было бы спокойно выкинуть на свалку. Раз уж приняла такое глупое, но благородное решение — изволь дойти до конца. А иначе никакого подвига не получится, и впечатления не произведет.

Светившая на небосводе луна немного скрашивала одиночество, загадочно поблескивая из-за набежавших туч. Солоха ей была очень благодарна: в потемках она бы уже давно вернулась с повинной, так же у нее еще был шанс потихоньку добрести до соседнего села и попроситься на ночлег. По солохиным ощущениям было еще не так поздно, и она еще искренне надеялась напроситься хоть к кому-то на постой.

Повышали шансы на успех позвякивающие при ходьбе напиханные в мешочек звонкие монетки. Героического, тут конечно было мало, но, подготавливаясь Солоха все же смогла признать, что в дороге без денег ей не обойтись. Ей удалось убедить себя, что она не ворует, а всего лишь берет взаймы и потом, когда обустроится в столице, вернет все сторицей.

Дорога начала резко заворачивать влево, приободрив беглянку. Она отлично помнила этот поворот, уже прикидывая, когда доберется до соседнего села, где на отшибе как раз жила старая солохина знакомая — баба Матрена. По ее умозаключениям выходило не больше, чем через час. Желая сократить по максимуму путь, Солоха ускорилась, перестав озираться по сторонам. После недолгих размышлений девушка решила идти именно к ней, в надежде, что повидавшая мир старушка поймет ее и не прогонит на ночь глядя.

Даже в лунном свете все казалось ей чужим, пугающим и угнетающим. Лунный свет во многом уступал солнечному, привнося в мир что-то мистическое, потустороннее.

Девушка прочувствовала, какой страх испытывали герои матрениных сказок, пробираясь ночами по лесным хащам или же гиблым болотам. В такие моменты невольно начинаешь верить и в лешего, и в болотных, и даже в жутких вампиров и оборотней, подкарауливающих тебя во тьме.

Солоха прониклась атмосферой загадочности, уже не насмехаясь над сельскими рассказами, а потихоньку начиная находить их вполне реальными и убедительными.

— Да что же ты за трусиха, Солоха! — воскликнула девушка остановившись. Она с сомнением покосилась на свои подрагивающие коленки и легкий тремор рук. Как бы она ни храбрилась, подсознание отчаянно сопротивлялось, понемногу подкашивая уверенность в собственных силах. — Или и вправду вернуться хочешь?

В глубине души вернуться, конечно, хотелось, но из упрямства девушка все же не повернула назад, продолжив путь.

— А что это такая красивая девушка делает в такой неурочный час? — раздался откуда-то сбоку едкий голосок.

— Абсолютно идиотский вопрос, — на полном серьезе ответила Солоха, недовольно повернувшись. Атмосфера мистического спала, стоило только показаться первой разбойничьей роже. А в том, что окликнувшие ее были разбойниками, Солоха не сомневалась. Много ли вы на трактах таких вооруженных посреди ночи мужиков видали? — Иду, не видно, что ли?

— А куда? — на этот раз спрашивал кто-то находящийся сзади. Девушка поспешила обернуться, встретившись взглядом с каким-то бородатым и совершенно несимпатичным мужиком в ободранной рубахе.

— А вот это вас точно не касается! — крикнула девушка, переходя с быстрого шага на резвый бег. Не ожидавшие такого, разбойники сначала опешили, выиграв Солохе пару лишних секунд, а потом всей гурьбой устремились следом, крича какую-то похабную чушь.

Девушка их не слушала, заботясь только о своем дыхании, отчаянно бренчащих по карманау мешочку с деньгами и котомке с вещами пребольно стукавшей по пятой точке. Солоха могла собой гордиться: злость и испуг сделали свое дело, с каждой минутой увеличивая разрыв между ней и шайкой разбойников. Мужики, не готовые сдаваться, бежали где-то сзади с похабных шуток перейдя на угрозы. Становилось ясно, что они устают. Этого-то и надо было девушке.

Стоит только на мгновение увериться в своей победе, и тебя неминуемо настигнет извечный закон подлости. Солоха за пару мгновений успела убедиться в этом, когда ее нога зацепилась за какой-то камень и девушка с силой впечаталась в землю, проехав по твердой поверхности еще пару метров.

Запаниковав, девушка резко поднялась, но тут же рухнула обратно, схватившись за простреливающую от боли ногу. Боль была такой сильной, что не давала просто так игнорировать себя.

Пока Солоха возилась с ушибленной конечностью, разбойники успели нагнать ее, неспешно окружив.

— Ну и здоров же ты бегать! — восхищенно ухнул один из них, тот самый, бородатый. Мужчина тяжело дышал, невольно согнувшись. Солоха же невольно оглянулась, заметив вдали одинокий огонек явного какого-то жилища. А ведь казалось, победа была так близка!

— Ну что, будем по-хорошему или по-плохому? — спросил тот самый неприятный и бородатый тип, судя по манере держаться — самый главный в этой шайке. Его похотливый взгляд заставил Солоху похолодеть.

— Дяденька, пожалейте, не губите! — не своим голосом загундосила Солоха. Из глаз девушки брызнули горькие слезы.

— Ах ты дрянь! — терпение у вожака было не железное, и он решил пресечь все солохины попытки выеживаться действенным методом — замахнувшись для удара.

Солоха пораженно пискнула и затихла, инстинктивно ссутулившись и закрыв лицо руками.

— Господа разбойники, разве вы не знаете, что лежачих не бьют? — в разборку между селянкой и разбойниками вмешалось третье, появившееся как нельзя, кстати, действующее лицо. Неизвестный ловко перехватил занесенную для удара руку, буквально материализовавшись перед девушкой. По крайнее мере, никто из разбойников не смог заметить, когда он появился на горизонте, обратив на него внимание, только когда он решил подать голос. — Тем более девушек!

— Ты еще кто такой, а? — бандит тоже был озадачен не меньше своих подопечных. Возникший из ниоткуда, высокий и худощавый мужчина, одетый явно с чужого плеча, внушал ему инстинктивное чувство ужаса. Добавляли колорита болтающиеся за его спиной грабли, ловко пристегнутые к телу какой-то дикой конструкцией из ремней. Где-то на уровне подсознания бородачу что-то нашептывало, что этот тип будет еще поскотинистее его самого, а, следовательно, и на иерархической лестнице стоит гораздо выше его. — Что-то не видел тебя я тут раньше…

— Это тракт, дорогой друг. Всех вряд ли запомнишь, — незнакомец благодушно усмехнулся, обнажив чуть удлинившиеся клыки. Его яркие, янтарные глаза чуть прищурились, с интересом изучая побелевшее лицо ватажка. Мужчина же готов был поспорить на что угодно, что этот взгляд ему больше напоминал игривый кошачий. Тот самый, когда кот, перед тем как съесть мышку еще играет с ней, мучает и держит крепко мягкими, но когтистыми лапами.

— Такого я бы точно запомнил… — зло зашипел мужик, опуская руку. Его этот наглый чужак и злил и пугал. Одновременно хотелось и за саблю взяться, и удрать по добру по здорову, пока ноги позволяют. Пока что разбойник все же склонялся к первому варианту, потянувшись к поясу. — Чтоб дерзить самому Бородачу…

— Я таких бородачей ранее пачками на лопатки укладывал, — незнакомец рассмеялся совершенно искренне, в его глазах заплясали озорные огоньки. Господа бандиты начали неуверенно переглядываться и перешептываться. Дерзкая уверенность незнакомца, непринужденное поведение, вальяжная речь склоняли их к выводу, что перед ними стоит не простой противник. Впрочем, веры в своего атамана они не теряли, сузив круг, в котором невольно очутились бородач и незнакомец.

— Какое совпадение! Только с поправочкой: последнего дистрофика я без штанов еще вчера отправил, — хохотнул в ответ Бородач, вытаскивая из ножен кривоватую шашку.

— Смотри, как бы самому без штанов не остаться, — парировал незнакомец, вытаскивая из-за спины тонкие грабли. Их Солоха моментально узнала. Самодельная работа Тихона, которой отец очень гордился и уважал. В душе у девушки вспыхнуло первое подозрение.

— Тот же совет могу дать и тебе, — более лирику разводить бородач не стал, ринувшись на соперника. Незнакомец по-кошачьи увернулся, взмахнув граблями. Разбойники загоготали, повытаскивав свое оружие. В их глазах здоровое древко только мешало, а тупые острия уж точно не причинят их атаману урона. Боевой разбойничий дух был вновь поднят.

Сам незнакомец так не считал, видимо представив, что в его руках как минимум заморская нагуната[4]. Он принялся бодро мотылять граблями, поразив до глубины души не только Бородача, но и Солоху.

— Хорошо машешь, да только меня таким не побить, — заметил ватажек[5], ловко увернувшись от тупой лопасти граблей, делая очередной резкий выпад, лезвие прошло в миллиметре от щеки незнакомца: в решающую секунду он все-таки успел отклониться, и оружие просвистело мимо. Сердце Солохи ушло в пятки, лоб покрылся нервной испариной. Сам же мужчина, казалось, совсем не замечал этого, отскочив в сторону. — Что, так и будешь бегать?

Шайка, осознав, что на словах всякий храбриться может, осмелела, уже безо всякого стеснения загорланив обидные присказки в адрес незнакомца, обнажив клинки. Бородач, увидев такую поддержку, тоже осмелел, набросившись на противника с удвоенной яростью. Незнакомец не стал уходить, скрестив с атаманом свои грабли. От тяжелых и злых выпадов, которые противники наносили друг другу поочередно по трактату полетели искры, заставив замолкнуть даже самых ярых горлопанов.

Солоха смотрела на этот бой, затаив дыхание. Бородач оказался чертовки искусным мечником. Шашка в его руках пела, нанося четкие, резкие удары. Но и незнакомец слабаком не был, виртуозно отбивая атаки древком граблей. Мощное железное дерево, из которого они были изготовлены, стоически терпело, даже не треснув. Этот сорт был самым дорогим и редким в их округе. Железное дерево не брал ни жучок, ни морозы. Его было очень трудно рубить, при этом оно было по-настоящему мощным, веками не зная износу. Сейчас эти свойства спасали жизнь незнакомца. Сделанная не из самых хороших сплавов шашка явно уступала по своим параметрам древку.

С каждым ударом запал Бородача все гас. Видимо, его тактика ведения боя не была рассчитана на долгую драку. Он начал сбиваться с ритма, допускать глупые ошибки, и даже один раз чуть не подвернулся под удар.

Незнакомец же наоборот, казалось, отдыхал. Было видно, что он не тратит силы впустую. Движения его были экономные и быстрые. Невольно, он начал теснить атамана.

— Да что же ты за чёрт?! — выдохнул запыхавшийся разбойник.

— Именно, что чёрт. Верно говоришь, — хмыкнул незнакомец, ловко поддевая граблями Бородача. Мужик взвизгнул как поросенок, взлетев куда-то ввысь. Штаны остались сиротливо висеть на зубьях граблей. — Ну вот, я же предупреждал…

Незнакомец оглянулся на застывшую поодаль шайку. Он будто бы спрашивал, есть ли желающие продолжить. Желающих не нашлось. Разбойники предпочли потихонечку попятиться в сторону, прикрывая оголенный зад слабо постанывающего Бородача. Бой они проиграли и моментально смирились с участью проигравших.

Незнакомец презрительно поморщился, скидывая с граблей штаны. Какой-то из шайки припевал поспешил их подхватить, перед тем, как скрыться с глаз долой.

— Вставай, чего расселась? Или их компания тебя устраивает? — обратился к девушке незнакомец. Солоха прищурилась. Этот голос, она определенно его раньше слышала. И как она раньше этого не сообразила? Тембр тот же, что и у ее воображаемого голоса!

— Кажется, я вывихнула ногу, — пожаловалась она, со скрытой надеждой в глазах глядя на незнакомца. Сейчас, глядя на его фигуру, девушка, наконец, осознала, кого именно он ей напоминает. Рубаха и штаны с нашивкой, в которые он был одет, определенно принадлежали Тихону. Этот узор она сама шила в прошлом году, готовя отцу подарок. И узнать его она смогла даже ночью. В этом оборотень прокололся.

— И куда же это ты так спешила, девка? — бурчал незнакомец, помогая Солохе подняться.

— Какая я тебе девка! Говоришь так, словно имени моего не знаешь! — воскликнула Солоха, внутренне похолодев от своей наглости. Однако ожидаемого страха она совершенно не испытывала и это всерьез селянку удивило. С детства ей вдалбливали в голову, что все представители нечисти — это кровавые ублюдки, уничтожающие людей пачками. Что детям белобожьим следует остерегаться даже лишний раз упоминать о них, чтобы ненароком не накликать на свою голову…

И теперь стоя и рассматривая своего спасителя, она никак не могла найти в нем той самой черты кровожадности или жестокости, от которой многие поколения ее предков так ненавидели оборотней. Или может это одна она такая… слепая?

— А должен знать? — мужчина был явно крепким орешком, не дав дрогнуть ни одной мышце на его лице. — Наверное, ты меня с кем-то перепутала…

— Тебя узнаю из сотен, — уверенно заключила Солоха, про себя решив, что стоит все-таки окончательно убедиться в том, кто стоит перед ней.

— Ого, интересно, и как? — незнакомец очаровательно улыбнулся, в его глазах заплясали озорные искорки.

— Много ли у нас по округе манулов-оборотней разгуливает в краденой одежде? — не став долго ходить вокруг да около, ответила девушка, заставив незнакомца на секунду обмереть. Судя по его реакции, Солоха явно не прогадала. Справиться со своими эмоциями на этот раз оборотень не смог.

— Нужно быть либо очень смелой, либо очень глупой, чтобы говорить оборотню о его истинной сущности, — незнакомец отпираться не стал, моментально подтвердив солохины слова. На макушке у него образовалась пара небольших, явно кошачьих закругленных ушек, сзади же ног селянки коснулся пушистый длинный хвост. — А ты из каких будешь, Солоха?

=== Глава 8 Манул раскрывает свое истинное лицо ===

— Нужно быть либо очень смелой, либо очень глупой, чтобы говорить оборотню о его истинной сущности, — незнакомец отпираться не стал, моментально подтвердив солохины слова. На макушке у него образовалась пара небольших, явно кошачьих закругленных ушек, сзади же ноги селянки овил пушистый длинный хвост. — А ты, каких будешь, Солоха?

— Скорее сумасшедшая, — на полном серьезе ответила девушка, со скрытым удовольствием наблюдая за вытянувшейся физиономией оборотня. Этот тип походил на кого угодно, но только не на злого и жестокого монстра, убивающего людей без разбора.

— Убить тебя что ли, — рассеянно почесав голову, пробормотал манул, после минутной запинки. На этот раз его лицо приобрело скучающе-задумчивое выражение. Впрочем, его актерская игра Солоху не убедила.

— Хотел бы убить, не стал бы разговаривать, — лаконично осадила его девушка. — И кстати, спасибо за то, что спас меня от разбойников. Это было эффектно.

— То есть ты меня не боишься? — парень неверяще моргнул, а хвост нервно дернулся, освободив ноги селянки. Теперь Солоха смогла рассмотреть его. Длинный и просто до безобразия пушистый, отливающий серебром в лунном свете.

— А чего тебя бояться? — искренне удивилась девушка. — Ты мне помог, ты меня спас. Разве может плохой человек делать добрые дела, зная, что выгоды не получит? Нет, на такое способен только очень хороший человек, ну, или оборотень.

— Убийственная логика, — сдался парень, заправив грабли в импровизированное подобие ножен, болтающееся за его спиной. — Но вещи я возвращать пока не собираюсь, считай, я их одолжил.

— Отец этого не переживет, — вздохнула девушка, с трудом сдерживая внезапно накативший смех. Надо же было хоть в какой-то форме спустить накопившееся напряжение? Она невольно потянулась к карману, вытащив туго напитый мешочек, утвердительно звякнувший у нее в руке. Манул взглянул на него, удивленно приподняв брови, его тонкие губы изогнулись в невольной улыбке.

— Так значит, ты все-таки решила уйти? — он моментально посерьезнел. — Не считаешь свой шаг опрометчивым?

— Считаю, но ничего поделать с собой не могу, — девушка покаянно улыбнулась. — Я хочу увидеть мир, чему-то научиться, что-то узнать. Моя мечта — поступить в пансион и посетить столицу. А затем увидеть весь свет! Мечты останутся мечтами, если мы не будем действовать!

— Да, упрямого только могила исправит, — понимающе закивал оборотень. — Пошли уж.

— Ты что, решил идти со мной? — Солоха остановилась, недоверчиво глядя на оборотня. — Почему?

— Ты помогала мне всю эту неделю, заботилась, хотя и не должна была. И по нашим законам я обязан исполнить твое самое сокровенное желание, каким бы абсурдным оно ни было. Твоя цель — поступить в пансион. Отлично, я помогу тебе добиться поставленной цели. Мне как раз по пути.

— По пути?

— Да, до того, как твой отец словил меня, я как раз направлялся в Столицу… А теперь пойдем.

— Нет, — на этот раз настала очередь дуться Солохе. Парень недоуменно остановился. — Знаешь, раз уж судьба решила подкинуть мне такого своеобразного спутника, может быть она и имя его мне откроет?

— Май, — пробормотал оборотень, разом как-то погрустнев. Девушка озадаченно моргнула, но парень тут же оправился, встряхнулся и ловко подхватил зазевавшуюся селянку под руку. В глубине души Солоха была ему очень благодарна, но на виду отделалась лишь легким кивком головы и вымученной улыбкой. Нога болела сильно, заглушая всю благодарность.

— Очень красивое, — искренне восхитилась она, подумав о том, что имя оборотня звучит гораздо благороднее и достойнее, нежели имена многих знакомых ей людей. — Только знаешь, может, лучше продолжим наше путешествие поутру? — она невольно покосилась на побаливающую ногу.

— И как я мог про это забыть, — пробормотал оборотень, покосившись на ушибленную ногу селянки. — Пошли туда, — недолго думая, он ткнул пальцем в одиноко горевший вдали огонек. Тот самый, который некоторое время назад заприметила Солоха.

— Да, — с готовностью закивала головой девушка.

Идти до огонька оказалось не долго: уже через десять — пятнадцать минут баба Матрена — владелица небольшой приземистой хатки уже открывала припозднившимся гостям калитку. Стоило только странникам переступить порог, как им под ноги поспешила броситься небольшая собачонка, облагая незваных гостей отборным собачьим матом. Один из путников — молодой человек с удивительно яркими глазами зашипел, прожигая шавку ненавистным взором. Собачка, взглянув в глаза незнакомца, загудела, попятившись во двор. Лаять она не решилась, лишь тихонько угрожающе гудела, с надеждой глядя на выступившую вперед хозяйку.

— Баба Матрена! — радостно воскликнула Солоха, сделав попытку подскочить к бабуле. Нога моментально отозвалась на неловкое нажатие тянущей болью. Солоха скривилась, посетовав на свою дырявую память.

— Ну, здравствуй, доченька, — тепло улыбнулась ей старуха, переведя взгляд на ушибленную ногу. — Сильно болит?

Солоха резво закивала, отлично зная, что скрывать от Матрены ей нечего.

— Плохо это. Проходи скорее, лечить будем, — Матрена поспешила к крыльцу, приветливо распахнув двери своей хатки. — Не стой столбом, оборотень, помоги девушке, коль уж решился помогать! Я-то старая да слабая…

Солоха недоуменно захлопала глазами, удивленно глядя то на старуху Матрену, то на лукаво усмехающегося Мая. Против ожидания парень не казался ей испуганным, скорее заинтересованным. Для него, в отличие от селянки обращение Матрены не стало неожиданностью, и это было видно.

— Бабуль… — невольно вырвалось у девушки. Она неосознанно сильнее сжала руку манула. Парень недовольно засопел, но промолчал, лишь коротко кивнув Матрене, моментально исчезнувшей в недрах своего дома. — Как это…

— Для зрячей вполне само собой разумеющееся, — решил ответить ей Май, помогая взобраться на крыльцо.

— Зрячей? — переспросила его девушка, второй свободной рукой вцепившись в гладко выструганные перила.

— Ну, как бы тебе объяснить… — задумчиво пробормотал парень. — Мы таких людей зовем зрячими, то есть видящими реальную природу объекта, и умеющих контактировать с тонкими энергиями нашего мира.

Девушка пораженно выдохнула, моментально подумав о том, что формулировка какая-то уж слишком расплывчатая и не понятная получилась.

— Точно, вспомнил, — парень, заметив замешательство девушки, все же решил сжалиться над селянкой. — Кажется, у вас таких людей ведьмами и ведунами кличут.

— Ведьма? — испуганно переспросила девушка, моментально бледнея. В ее голове моментально сложился образ классической ведьмы-людоеда, насылающей мор на скот и порчу на людей. И он ну никак не состыковывался у нее с внешностью горячо уважаемой и милейшей Матрены.

— А ты видимо считаешь, что ведьмы и вправду питаются человечьим мясом и соблазняют чужих мужей? — парень фыркнул, гордо задрав нос. — Разочарую, но большинство ведьм вполне безопасны для людей, детей не едят и мор не насылают. Успокоилась? И не висни так на мне, ты не такая уж и легкая, знаешь ли!

— Это ты дистрофик, — рыкнула в отместку девушка.

За тихой перебранкой следила Матрена, ласково улыбаясь:

— Милые бранятся — только тешатся, — прошептала она, лукаво подмигнув разом посерьезневшему оборотню. — Проходите, я уж и на стол накрыть успела.

Май благодарно кивнул, помогая Солохе переступить через порог, и направиться к небольшой аккуратной лавочке. Селянке осталось только прикусить язык, стоически терпя жгучую, тянущую боль в мышце.

— Так-с, ну, перелома, слава Белобогу, нет, — изрекла Матрена, проведя своей сухой и теплой ладонью по голени Солохи. Девушка же в очередной раз восхитилась мягкости и ухоженности ее рук. — А с остальным подсоблю, как могу. Погоди минутку, сейчас компресс наложу, — Матрена вскочила с лавки, устремившись куда-то в сторону кухни.

Сев на лавку и проследив за уходом старухи, Солоха в свою очередь с наслаждением вытянула ноги, тут же смущенно поспешив припрятать их под лавку. Пока она бежала, то умудрилась потерять левый лапоть, успев, как следует измарать в придорожной грязи пятки. Невольно подняв голову, она заметила темную дорожку пятен, ведущих от лавки до крыльца. Не долго отсутствовавшая ведьма их тоже заметила, но ругаться не стала, лишь что-то прошептала и хлопнула в ладоши. В тот же миг доселе стоявшая у порога метла взвилась в воздух, перевернулась и опустилась на пол, принявшись самостоятельно заметать грязь. Солоха во все глаза уставилась на это диво, как завороженная следя за точными самостоятельными движениями метлы.

— Показушница, — недовольно хмыкнул пристроившийся около Солохи Май. Оборотня явно не впечатлила летающая метла. Солоха кинула на оборотня полный негодования взгляд.

— А ты не слишком-то и приветлив для гостя, оборотень, — Матрена была явно не из обидчивых. Она с мастерством художника принялась бинтовать солохину ногу, тихонько шепча что-то себе под нос. Солоха блаженно прикрыла глаза, чувствуя, как по ноге вверх и вниз начинает распространяться успокаивающее, убаюкивающее тепло. Потихоньку оно начало вытеснять из сознания девушки боль. Почувствовав послабление в ноге, она начала украдкой оглядываться. В детстве селянка много чего успела насочинять про ведьм, теперь же ей было интересно сравнить вымысел и реальность. И хотя в доме Матрены она бывала, ей хотелось поскорее понять, каково же это взглянуть на ее жилище с новой точки зрения. К ее огорчению, внутренность ведьминой обители была самой обыкновенной: бедненькая, но чистая светлица, озаряемая светом яркой свечи. Длинные дубовые лавки и небольшой столик, накрытый чистой скатертью, на котором красовались соблазнительно пахнущие румяные пирожки и дымящийся самовар. И никаких тебе связок летучих сушеных мышей или же лягушек! Даже метла, уже успевшая добраться до порога оказалась самой обыкновенной, старенькой и явно нелетной.

— Разочарована, небось? — старушка заговорила внезапно, немного испугав успевшую замечтаться селянку. Солоха вздрогнула, боязливо вжав голову в плечи. Где-то на заднем плане демонстративно фыркнул Май. — Дам дельный совет: никогда не верь слухам.

— Скажите, а вы и вправду ведьма?

— А то, — Матрена рассмеялась, приподнявшись. — Самая настоящая. Только это секрет! — она лукаво и совсем не по-старушечьи подмигнула разом смутившейся девушке.

— Коль уж ты решила в кои-то веки побыть с девчонкой честной, то, может, хватит морок наводить? — подал голос оборотень. Солоха удивленно покосилась на манула, начиная жалеть о принятом решении, путешествовать с ним. Такого невоспитанного оборотня следовало еще поискать! — Девчонка хоть и сельская, но явно посообразительней многих будет.

— Что, правда? — старушка начала стремительно молодеть, оглянувшись на Мая.

— Ой… — пискнула Солоха, округлившимися глазами следя за внезапным перевоплощением Матрены. Еще пару мгновений назад она была точно уверена, что видит перед собой хоть и бодрую, но старуху. Теперь же ее взору предстала молоденькая, не старше самой Солохи, девица с яркими зелеными глазами, густой иссиня-черной косой и изящной фигуркой.

— И что же меня выдало? — девица стремительно повернулась к селянке, выжидательно глядя ей в глаза. Называть ее бабой Матреной смысла уже не было.

— Руки… — прошептала селянка, потупив взор. Смотреть в ведьминские глаза оказалось выше ее сил. За какое-то жалкое мгновение ей пришлось пережить очередной шок. И если к появлению оборотня она отнеслась более-менее спокойно, то, увидев в своей давней знакомой Матрене молодую и очень привлекательную ведьмочку, ее выдержка дала серьезную трещину. Теперь она начинала понемногу осознавать, почему именно люди так бояться и недолюбливают ведьм. Обладающие удивительными талантами и красотой они во многом выигрывали у обычных людей, машинально порождая чувство зависти и ненависти, которое впоследствии эволюционировало в бессознательный страх. Однако, как и со случаем оборотня, страха Солоха не испытывала. Лишь разочарование, смешанное с грустью. Даже самый близкий по духу человек может в любой момент оказаться совсем не тем, за кого себя выдавал.

— Правда, она чудо? — рассмеялся Май, глядя на стремительно бледнеющее лицо Матрены. — Наблюдательная, но простушка.

— Небось, и тебя на такой мелочи подловила? — мстительно откликнулась ведьма. Май стушевался, моментально себя выдав. — Значит, я права, — победно усмехнулась она. — Прости меня, Солоха, — сказала она, повернувшись к селянке. — Но я была вынуждена врать всем, в том числе и себе. Ведьм, ведь не любят. Однако, даже приняв облик древней старухи, я допустила мелкую оплошность. Что поделать, на руки и вправду тяжело навести морок…

— Ага, видимо, местные еще ни разу тебя сжечь или утопить не пытались, — язвительно подметил Май. — Потому и допускаешь такие оплошности.

— Ох, не лучшего ты спутника себе нашла, — картинно вздохнула Матрена пропустив мимо ушей последнее замечание Мая. — Оборотни, они хоть и сильные, но с придурью. Сразу предупреждаю.

— Да, я это уже и сама поняла. Но он мне помог, так что я готова потерпеть его заморочки, — снисходительно улыбнулась девушка, про себя подмечая, что в какой-то степени начинает привыкать к новому облику своей знакомой.

— Так, значит, сватовство пошло не по плану? — Матрена лукаво заулыбалась, блеснув ослепительными зубами. — Решила сбежать из дому в знак протеста? Узнаю себя лет эдак в шестнадцать…

— А вы… тоже сбегали? — удивилась Солоха.

— Да, когда осознала, что являюсь ведьмой, — кивнула Матрена, задумчиво вздохнув. Воспоминания были, видимо, не из приятных. — Мне стало страшно за свою жизнь, и я сбежала. Я была молодой и искренне верила, что там, за горизонтом меня примут такой, какая я есть. И знаешь, за Пресным Морем действительно есть страны, где ведьм и ведунов почитают как богов. Но, прожив там, я поняла, что мне чего-то не хватает. Я начала тосковать по Родине. И в итоге вернулась обратно, переселившись жить в Приграничье, где люди гораздо более лояльно относятся к ведунам. Кушайте лучше пирожки, пока не остыли. Помогу я тебе, Солоха, потому что считаю, что каждый волен сам выбирать свою судьбу.

Солоха повернулась, увидев, что манул не стал ждать особого приглашения и уже во всю уплетал предложенное лакомство. Она-то, заслушавшись, совсем пропустила тот момент, когда он переключил свое внимание на угощения. Чавкал он так громко, что становилось сразу ясно — пирожки ему очень приглянулись.

Девушка задумчиво хмыкнула и тоже присоединилась к поглощению лакомства. Пирожки оказались удивительно вкусными: румяное, золоченое тесто так и таяло во рту, а тёплая начинка, умеренно посоленная, только усиливала эффект.

— Так куда конкретно путь держите? — ведьма успела устроиться напротив Солохи и Мая, колдуя над самоваром.

— В Столицу.

— О, была я там! — девушка мечтательность вздохнула, чуть выронив из рук чашку. — Рыбы-летяги, пресное море и брильянтовые набережные!

— Неужели брильянтовые? — Солоха удивленно заморгала чуть, не подавившись пирожком. Все, что она знала о Столице, сводилось к тому, что располагалась она где-то далеко на юге, где царит вечное лето, где живет огромное количество людей со всех концов света, и где возможность получить образование имели даже женщины. Ходили, конечно, и слухи про так называемые чудеса столицы, но ее отец относился к брильянтовым берегам скептически, считая это всего лишь глупыми слухами.

— Ну, они так называются, — поспешила предупредить ее ведьма. — На самом деле эти камни и вправду выглядят как брильянты, но ювелирной ценности не имеют. Слишком ломкие и недолговечные. Кстати, эти камушки ведь не только прозрачными бывают. Представь себе берег, усыпанный мелкими камушками, ярко отливающими всеми цветами радуги, омываемыми нежно-лазурными волнами пресного моря. На самом деле это вовсе не море, а всего лишь озеро. Самое огромное озеро на всем Северном Континенте, между прочим!

— А саму Столицу ты видела? Правда, что там дома аж в пять этажей встречаются? — Солоха пораженно захлопала глазами. Есть ей, стремительно расхотелось. Воображение услужливо рисовало картины удивительных набережных, говорящих чудо-рыб и, конечно же, необычных, мощных, поражающих глаз задний.

— Конечно, там большинство домов такие. Даже в кварталах иноземцев и бедняков. А в самом центре расположен царский дворец! Вот это диво дивное! Всюду позолота блестит, на свету переливается, стены белоснежные, словно из облаков сотканы, а окна там какие — мозаика. В какое ни взглянешь — шедевр. А вот внутри я не была. Но говорят, там даже полы из мрамора.

— Хватит девке голову дурить, — перебил ее гневный оклик Мая. Оборотень помрачнел, отставив, пустую тарелку. Солоха удивленно покосилась на своего спутника: почему-то в глубине души она надеялась, что путь к сердцу оборотня, аналогично обыкновенному мужчине, лежит через желудок. — Лучше расскажи ей, за какие шиши царь строит себе эти хоромы. Это будет в разы познавательнее и жизненнее.

Солоха недоуменно подняла брови глядя то на злорадствующую моську оборотня, то на в разы погрустневшее лицо ведьмочки. Только что Матрена буквально светилась счастьем, реплика оборотня же будто бы оглушила ее. Сама же селянка положительно не понимала, что такого сказал Май, поэтому решилась спросить:

— Что он имел в виду?

— Видишь ли, у всего в этом мире есть как плохая, так и хорошая сторона. Как, например учение о Гармонии Мира, в котором мы издревле чтим, как и бога света и дня — Белобога, так и его брата — покровителя тьмы и ночи Чернобога, — после небольшой паузы начала говорить ведьма. — Для того чтобы создать что-то монументальное, поражающее воображение, нужно вложить громадную сумму денег и дешевого труда.

— Ну да, когда отец сарай строил, он очень много денег потратил, — совершенно серьезно подтвердила Солоха. — Потом еще полгода ходил и убивался по затраченным средствам. Я бы не сказала, что это было дешево…

— Твой отец и царь — птицы разного полета, — не выдержав, опять вмешался манул. — Твой отец ведь платил тем, кто строил сарай, верно? Царю этого делать не надо. Ему достаточно просто махнуть рукой, согнав достаточное количество крепостных, которые будут сутками напролет гнуть спину во славу правителя. На этих стройках погибли сотни — тысячи простых крестьян, виновных только в том, что в один прекрасный день они не смогли выплатить налог в царскую казну и попали в пожизненное долговое рабство.

— Крепостные, — селянка содрогнулась. У них в селе когда-то один мужичонка попал в крепостные. В тот год его землю и дом за бесценок купил Матюха, перепродав какому-то заезжему барыге. Самого мужичка куда-то увезли. Больше никогда его в селе не видели. Как дочери весьма состоятельного крестьянина, Солохе никогда не приходилось задумываться о доле простых, лишенных лишних сбережений селян.

— Так что запомни на всю жизнь, селяночка: великие дела требуют великих жертв. И это касается не только строительства. Так что, когда приедем в столицу, в первую очередь вспомни мои слова, и представь, сколько людей замуровали в тех мраморных стенах. Поверь, тогда блеск и величие такой архитектуры для тебя немного померкнет, — говорил ей манул.

Ведьма молчала, понурив голову. Солохе говорить о чудесах столицы вдруг тоже резко расхотелось. Ее терзали внутренние противоречия: с одной стороны ей страсть как хотелось попасть в столицу и собственными глазами увидеть дворец царя, с другой же ей становилось как-то неловко восхищаться и возносить того, кто без зазрения совести может послать своих людей умирать на стройках. Было трудно признать правоту оборотня, но в глубине души Соха осознавала, что все сказанное им — тяжелая правда.

— Что-то мы заговорились, — ведьма резко поднялась, тем самым ненадолго позволив Солохе переключиться на более приземленные мысли. — Пойдемте, покажу ваши спальные места. Вам надо хорошо отдохнуть перед дальней дорогой.

Оборотень и селянка синхронно переглянулись и поднялись. Май предупредительно подхватил Солоху под руку, позволив девушке опереться на него. Она безо всякого стеснения навалилась на оборотня, позволив себе расслабить ушибленную ногу. Селянка с удивлением заметила, что болеть нога практически перестала.

— Спокойной ночи, — шепнула она, аккуратно опустившись на милостиво предложенную кушетку. Постель была чистой и мягкой, моментально нагнав сонливость.

— Спокойной, — буркнул со своей кушетки Май, повернувшись спиной к девушке.

=== Глава 9 Манул на тракте ===

Утро нового дня выдалось таким же не примечательным, как и в прошлые разы, за исключением одной детали: в это утро Солоха проснулась в доме ведьмы.

Девушка поморщилась, приоткрывая один глаз. Койка напротив уже пустовала, и льющийся из приоткрытого окна свет освещал лишь скомканную, незаправленную постель.

— Долго же ты спала. А вроде не панночка, — появившись в дверях, изрек оборотень. В дневном свете он частично потерял свои колдовские силы. Глаза его приобрели карий оттенок, клыки более не выделялись на общем фоне. Даже волосы его, серебристого оттенка потемнели, приобретя невзрачный мышиный окрас.

— Маменька меня будить привычки не имела, — позевывая, ответила селянка, поднимаясь. Настроение у неё было под стать новому дню — такое же солнечное и ясное. Отдохнувшее тело рвалось в бой, ушибленная нога больше не болела, лишь легонько покалывала не вызывая дискомфорта.

— И очень жаль. Мы пропустили обоз. Ещё неизвестно, когда будет проезжать другой.

— А зачем нам обоз? — искренне удивилась девушка. — Мы и сами можем до Пресного моря дойти.

— Чисто формально — да, можем. Но на самом деле лучше не рисковать. Тракт изобилует разбойниками. Вчера ты могла в этом наглядно убедиться. Нам придётся выходить на Солевой тракт и искать там попутчиков.

— Соляной тракт? — переспросила девушка недоуменно.

— И как ты решила добираться до Столицы, не зная элементарного? — недоумение манула было на удивление искренним. Сама Солоха лишь понурила голову, отлично понимая, что на этот раз манул прав.

— Я думала, дойти до Маковца, а там уже и узнавать дорогу, — прошептала она.

— Маковец находится ещё дальше от основного Соляного тракта, — моментально обломал её Май. — И до туда тоже надо как-то добраться. А оттуда делать громадный крюк, чтобы выйти на основную дорогу.

— И, как же мы будем действовать?

— Сейчас соберемся, и поедем в Каменск, там обычно останавливаются на постой обозы, едущие в столицу.

— Все-то ты знаешь, — ворчливо буркнула Солоха.

— В отличие от тебя я много путешествовал и хорошо знаю Приграничье, — нехотя отозвался Май после небольшой паузы. Мужчина отвернулся, и вышел прочь из комнаты, как бы подтверждая, что разговор закончен. Солоха же так и осталась стоять, проглотив очередной вопрос. Ей ведь действительно было интересно, откуда родом ее новый знакомый, но, судя по реакции оборотня, узнает она это еще очень и очень нескоро.

— Возьми, в дороге пригодится, — проговорила Матрена, протягивая девушке небольшой плотный сверточек. В уголках глаз ведьмы блеснули слезы. Утро тоже повлияло на ее чары. Она приняла свой обыкновенный, старушечий облик, предусмотрительно замотав кисти рук бинтами.

— Спасибо, бабуля, — девушка тоже еле удерживалась, чтобы не разрыдаться. Искреннее волнение ведьмы невольно передалось и ей. Уходить было страшно, уходить было больно. Но даже так Солоха от своей мечты отказаться была не в силах. Она осторожно подошла к старушке, приобняв Матрену. Не удержавшись, всхлипнула. Тепло ее рук, такое родное, невольно навевало картины счастливого детства. — За все спасибо!

— Ох, — только и смогла ответить старая ведьма, шмыгнув крючковатым носом. И хотя в их профессии привязанность к людям каралась, Матрена точно знала, что полюбила молоденькую и бойкую девчонку, признав в ней свою преемницу. Старушка искренне и надеялась, что Солоха по-достоинству оценит ее прощальный подарок. Ведьминский дар подсказывал, что встретиться им двоим более не суждено.

Стоящий у калитки оборотень только презрительно фыркал, неодобрительно косясь на прощающихся. Он-то уже успел догадаться, какой подарок вручила простушке из села старая и весьма могущественная ведьма. Правда, радовать свою спутницу этим знанием он не спешил.

— Вы там долго? Такими темпами я тут корни пустить успею! — окликнул ее Май.

Солоха нехотя разомкнула объятия, на негнущихся ногах поспешив покинуть уютный дворик ведьмы. Как бы ей не хотелось оттянуть момент прощания, заставлять ждать оборотня она не могла. Вернее, понимала, что по жаре и вправду будет гораздо труднее ехать. Да и к тому же, сколько ни откладывай «на потом», в один момент все равно настанет час прощания.

— Прощай, родной дом, — прошептала она, выходя на улицу, в последний раз обернувшись на скрывшийся за обильными зарослями акаций домик Матрены. Из зелени выглядывал только кончик соломенной крыши, и пара досок забора. Долго заглядываться ей не дал стремительно удаляющийся оборотень. Мужчина, в отличие от Солохи, располагал не самыми лучшими воспоминаниями о Приграничье. Он постоянно хмурился и кривил губы, словно бы каждый придорожный куст или же травинка были его заклятыми недругами. Солоха плелась следом, оглядываясь по сторонам, силясь запомнить каждое деревце, каждый цветущий сад, каждый соседский дом и плетеный из лозы забор. Какое-то внутреннее чувство подсказывало ей, что больше она не вернется в Приграничье, что это ее последние воспоминания о родной земле. Именно поэтому она старалась запомнить все до малейшей детали, поражаясь, как за семнадцать лет своей жизни не обращала внимания на это буйство красок, свежий воздух и простор чистых полей, пестрящих цветами, наполненных гудением шмелей и диких пчел.

Как трудно, оказалось, покинуть родной край!

— Эй, мужик, куда путь держишь? — окликнул какого-то тщедушного позевывающего мужичонку Май, поравнявшись с небольшой вяло плетущейся телегой. Сидящий на вожжах мужик нехотя приоткрыл глаза, усиленно пожевав соломинку. Он окинул Мая и Солоху долгим изучающим взглядом.

— В Накеево, — нехотя проворчал он, выплевывая изжеванную соломинку, натягивая поводья. Связываться с незнакомцами ему не очень-то и хотелось. Тощая облезлая кобылка протестующе заржала, потянувшись к зарослям одуванчиков, растущих у дороги.

— Путников возьмешь? Мы заплатим, — предупредительно побренчав солохиным кошелем, спросил Май. Девушка возмущенно охнула, но при незнакомце постеснялась устраивать разборки со своим новым знакомым. Мужичонка задумчиво перевел взгляд на кошель, затем на Мая, и неохотно кивнул, позволив оборотню взобраться на телегу. Следом пошла и Солоха, ловко залезая и подсаживаясь на мешки к Маю.

— А Накеево, это где? — спросила она, подтянувшись к уху оборотня.

— Недалеко от Каменца, — ответил он. — Город такой.

— А… — многозначительно протянула девушка отстранившись. Прожив семнадцать лет в одном селе, она знала только несколько городов: Маковец, куда отец ездил на ярмарку, соседнее село, где жила Матрена и, конечно же, далекая южная Столица, город-мечта. О существовании других городов она и понятия не имела до поры до времени. Теперь же девушка пыталась судорожно запомнить новые названия городов и приблизительно представить, как далеко они находятся друг от друга. Не обладая должными картографическими познаниями, выходило не очень-то и внушительно.

— А вы куда направляетесь? По вам не видно, что вы местные… — мужичонка, видимо отчаянно скучающий по общению решил первым завести разговор.

— Путники, — поспешил ответить за Солоху Май. Девушка кинула на оборотня гневный взгляд. Мужчина лишь равнодушно пожал плечами продолжив: — Путешествуем по Приграничью, собираем и коллекционируем легенды и поверья.

— О, это да! Куда уж Приграничью без сотни-другой баек! — увлеченно поддакнул мужик. Глаза его зажглись азартными огоньками. — Вся недобитая нечисть тут обосновалась, их с югов охотники гонят, они сюда бегут. Тут и людей поменьше и охотников нет. А за Приграничьем вообще раздолье и рай для нечисти. Люди на востоке их там чуть ли не обожествляют, охотников гонят, а нечистых приваживают. Вон хоть взять эту новую историю. Знаете благородного барона Лендларха с Севера? А он-то оказывается, оборотнем был! А, казалось бы, какой древний благородный род, никто бы на них и не подумал. Веками правил, людьми управлял. Мой зять, кстати, участвовал в облаве. Своими глазами видел, как преображается лицо благородного аристократа. Вроде и человек, а через минуту уже волком обратился. Зять так и говорит: как в глаза глянул те, чуть не помер от страха. Хорошо, что с ними тогда охотник был. Зять до сих пор не может забыть этого боя между оборотнем и охотником.

Солоха слушала раскрыв рот от удивления. Она, конечно, знала, что в Приграничье кого только не водится, но в их селе никогда ничего не происходило. Находившееся вдалеке от всех основных путей сообщения, сплетней в Солнечное долетало мало. Никаких сенсаций или же по-настоящему интересных баек в их селе не ходило. Оборотней сельские отродясь не видели, с ведьмами в основном дружили (если, конечно, считать дружбой веревку на шее), а про вампиров и гулей знали только из сплетен.

Май же наоборот слушал и кивал, впрочем, от внимательного взгляда Солохи не смог укрыться злой блеск его глаз и плотно стиснутые губы. Не обращавший на тонкости мимики внимания мужичок продолжил рассказ.

— Охотник-то попался опытный. Он этому волчаре быстро голову снес, а потом взялся за его детишек. Потом, если не ошибаюсь, обезглавили и его жену, эту как ее… баронессу Илону. Вытащили ее, ведьму, за косы, да там и сожгли. Там вроде как еще двое волчат, сынков баронских было. Моему зятю выпала честь нести голову одного из них на пике… Щедрый охотник, кстати, после этого милостиво позволил воспользоваться графским добром! Ох, и знатная потом попойка была! У барона в погребах такие вина хранились и меда! Я в жизни таких не пробовал! Сразу видно — барское, не чета тому поилу, что в местных трактирах разводят! Вот, кстати, гляньте, — мужик засунул руку под рубаху, вытащим небольшую золоченую цепочку, на которой болтался небольшой рубиновый кулончик. — Зять с волчонка снял. Натуральный камень!

Солоха невольно залюбовалась. Камень, будто бы того и ждал, ярко вспыхнув в лучах солнца, заиграв, заблестев своими гранями, невольно ослепив крестьянку.

— Ты бы лучше спрятал его куда подальше, — нехотя буркнул разом потерявший к диалогу интерес манул. Май развернулся, облокотившись о мешки. — Ворья и разбойников нынче, что пыли на дороге.

От упоминания разбойников мужичонка заметно струхнул, поспешив спрятать драгоценность. Он начал боязливо оглядываться по сторонам, напряженно вглядываясь в каждые придорожные кусты.

Солоха решила последовать примеру Мая. Мешки оказались мягкими, видимо, набитые мукой или же какой-то мелкой крупой. Мерная езда, поскрипывание не смазанных осей колес и жаркое солнце, уже успевшее доползти до зенита усыпляли и расслабляли. Солоха и не заметила, как погрузилась в сон, опустив голову на плечо слегка зазевавшегося, или же задумавшегося о чем-то своем Мая. Парень недоуменно перевел взгляд с проползавшего мимо пейзажа на умиротворенное, расслабленное личико селянки, нахмурился, видимо желая сказать какую-то колкость, но в последний момент, передумав лишь постарался устроиться поудобнее, опустив свою широкую ладонь на хрупкую девичью головку.

И хотя мужичок ехал медленно, уже к вечеру Солохе удалось увидеть на горизонте обгоревшие низкие каменные стены Накеево. Как оказалось, это место было древним городом-крепостью, столетиями красуясь прибитыми к стенам вражескими щитами варваров, во множестве атакующих неприступный городишко с Севера. Красовались не только щиты, но и шлемы варваров, во множестве развешанные по стенам подобно горшкам, которые Параска любила сушить на заборе.

В целом приземистые стены в лучах заходящего солнца выглядели не очень приветливо, настраивая не на самый благодушный лад. Наверное, всему виной была та атмосфера вечной войны, сохранявшаяся в течение столетий. И хотя с момента объединения этих земель под властью царя на Накеево больше не нападали, местные все равно относились к приезжим с большим подозрением. В этом Солоха смогла убедиться на личном опыте, столкнувшись лицом к лицу с городскими стражами, стоящими на подступе к воротам. Это был единственный вход в Накеево. Окруженный со всех сторон глубоким рвом он не оставлял купцам и путешественникам выхода, заставляя день и ночь толпиться у стен ожидая своей очереди досмотра.

Попали в такое столпотворение и Май с Солохой. Мужичонка, видимо, привыкший к таким запорам на дороге повел себя невозмутимо и спокойно, принявшись за свой ужин.

— До ночи стоять будем, — заметил он, отщипывая от своего хлебца кусочек и подавая Солохе. Девушка благодарно заулыбалась, приняв угощение.

— Спасибо, очень вкусно, — поблагодарила она, в свою очередь, отщипывая кусочек для оборотня. Май показательно фыркнул, но нос воротить не стал, с упоением вгрызшись зубами в еду. С заходом солнца его внешность начала потихоньку меняться: волос потихоньку приобретал характерную седину, а радужка просветлела. Мужичок, в отличие от Солохи присматриваться не думал, в упор не замечая этих метаморфоз. Девушка хотела было спросить у Мая, в чем причина этого, но в итоге решила отложить этот вопрос до лучших времен, когда рядом не будет лишних ушей.

Как и предсказывал мужичок, досмотр приезжих проходил до самого победного. Солохе и Маю чудом удалось пройти таможню до того, как солнце окончательно зашло за горизонт и бравые стражи принялись захлопывать перед опоздавшими створки громадных ворот. Оставшихся же бессердечно выдворили прочь, наказав являться по утру.

Расплатившись с мужичком, Май, уверенно повел Солоху куда-то вглубь узких, дурно пахнущих улочек. Девушка опасливо косилась по сторонам, с ужасом осознав, что оказалась чертовски неподготовленной к такому испытанию как город. С заходом солнца жизнь в нем казалось, не просто просыпалась — воскресала. Небольшие двух-трех этажные дома зажигались огнями широких окон, из каждой подворотни слышался похабный пьяный смех и громкие скабрезные песни. Полифония шумов, запахов, множество куда-то спешащих лиц, которые просто не удавалось запомнить, смущали, и даже слегка пугали сельскую простушку. Солоха невольно старалась держаться ближе к Маю, который, судя по всему, чувствовал себя в этих узких подворотнях как у себя дома. В отличие от девушки он не стремился разглядеть каждого встречного-поперечного уверенно шагая вглубь города, уводя Солоху все дальше и дальше от свежего воздуха и городских ворот.

— Не мотай головой, а то подумают еще чего, — зашипел он, резко остановившись и оглянувшись на поспешающую следом девушку.

— Подумают что? — непонятливо переспросила девушка, удивленно захлопав глазами.

— Например, что ты воровка, или шлюшка, — равнодушно пожал плечами манул.

— Нам еще долго идти? — моментально покраснев, спросила девушка. Город начинал понемногу напрягать ее. Этот шум и гам, такой неестественный для их села раздражал ее. А пьяные, сальные невыразительные морды жителей только укрепляли во мнении, что Накеево скорее похоже на третьесортный гигантский кабак, а не приличный город из Матрениных рассказов.

— Нет, — обрадовал девушку оборотень. — Что, тяжело переживать ломку стереотипов? — усмехнулся Май.

— Есть немного, — буркнула девушка.

— Привыкай. Большинство городов будут именно такими.

Солоха понуро кивнула, и пара путешественников продолжили путь. Улочки становились все уже и уже, а мрак — таким непроглядным, что селянке приходилось идти буквально в слепую. Скорее всего, в эти закоулки никогда не доходил солнечный свет даже в самый ясный день: тут пахло сыростью, стены покрывал плотный слой мха. Манулу же темнота не мешала, наоборот, походка его стала увереннее, плечи и спина распрямились.

— Мы пришли, — наконец изрек он, остановившись у какой-то зачуханной вывески и толкнув ручку тяжелой двери. — Заходи и ничего не бойся.

Не успела девушка спросить, чего именно ей стоит бояться, как очутилась посередине небольшого, плохо освещенного кабака, невольно привлекая внимание завсегдатаев, коих тут, несмотря на неприметность расположения, было много. Приглядевшись, девушка внутренне похолодела: ни одной интеллигентной физиономии на горизонте не наблюдалось, одни только откровенно разбойничьи моськи, без стеснения, осматривающие ее с головы до ног.

— Май, какие люди! — захрипел какой-то толстяк, приветливо махнув рукой оборотню.

— Благовест, какая встреча! — манул широко улыбнулся, ненавязчиво подхватив зазевавшуюся Солоху под руку. — И вам всем не хворать, ребята! Май вернулся в строй!

— Котяра… — фыркнул какой-то мужик, отвернувшись. Девушка, приглядевшись к нему повнимательнее, с удивлением подметив каким он был маленьким и хиленьким в среде всей рослой и откровенно разбойничьей банды мужичья. Впрочем, от него опасностью веяло так же сильно, как и от других. Солоха про себя окрестила его крысой.

— И я тебя рад видеть, крысолюд. Уж не серчай, если я когда-то пытался на тебя поохотиться, — Манул в долгу не остался, ослепительно улыбнувшись буквально посеревшему от негодования мужичку. Тому лишь оставалось скрипеть зубами в порыве бессильной ярости. Крысиная его натура не позволяла заработать кулаками, отлично понимая, на чьей стороне будет преимущество.

Девушка же обомлела от неожиданной догадки, пришедшей ей в голову. А что, если все собравшиеся тут — оборотни? Не спроста ведь Май того мужика крысолюдом назвал…

— Ничего, — прошипел он, зло, сверкнув маленькими глазками. — Настанет день, и тебя тоже как следует за усы потаскают, помяни мое слово!

— Стану я еще обращать внимания на всякий мышиный писк, — гордо задрав подбородок, ответил Май, поспешив удалиться за столик к своему другу.

Благовест оказался настолько же добродушным, насколько и толстым. Его широко посаженные глаза смотрели на мир по-детски наивным взглядом, а улыбался он такой искренне-зубастой улыбкой, что растрогал даже Солоху. Сердить такого доброго, отзывчивого и искреннего верзилу она посчитала верхом бестактности и неосторожности.

— Присаживайтесь, не стесняйтесь, — пробасил верзила, вскочив со своего места и галантно отодвинув девушке стул. Солоха поспешила сесть, благодарно кивнув мужчине. — И что же тебе надо, Май? — он поспешил занять свое место, выжидательно посмотрев на Мая.

— Решил на Юг рвануть, в столицу. Не знаешь, может, кто из купцов едет?

— Из наших — все на Север, тебе надо в Каменск ехать. Там обозы чуть ли не ежедневно отправляются на Юг, — пробасил мужчина, почесав залысину. — Хотя, постой-ка… Тут вроде как какой-то купец приезжал. Буквально вчера я с ним разговаривал. Хочет по старому тракту ехать, время экономить. Пытался нанять меня в охранники.

— Так, а это уже интересно, — в глазах манула заплясали не предвещающие ничего хорошего озорные огоньки. Солохе же оставалось только горестно вздыхать, глядя то на манула, то на Благовеста. Из их беседы она положительно не разбирала ни одного слова. Все эти купцы, названия незнакомых городов, тракты ее изрядно озадачивали и утомляли. От скуки она принялась вертеться на стуле, осматривая контингент заведения. Взглянув более внимательно вокруг, она начала с удивлением подмечать некоторые детали, которые ранее не замечала. Например, сидящий напротив них мужчина хоть и выглядел внушительно, но почему-то страха не вызывал. Он много ел, беспокойно вертел головой и казалось, даже слегка похрюкивал. А его невыразительное лицо больше напоминало селянке свиную харю. Другая же компания мужчин словно бы в противовес были поджарыми, смотрели как-то дико, неестественно скаля зубы. В них Солоха признала волчью стаю.

Чей-то пристальный взгляд заставил селянку обернуться, встретившись взглядом с недавним знакомым крысолюдом. Мужчина смотрел, не мигая, будто бы стараясь загипнотизировать ее. Солоха помотала головой, прогоняя, прочь навязчивую сонливость. В голове спонтанно всплыли строки заговора заветного из одной Матрениной сказки, где главному герою пришлось колдовать, чтобы отвести порчу. Потупив взор, она тихонько начала шептать заклинание, машинально засунув в карман кукиш. Краем глаза она заметила, как исказилось лицо крысолюда, как вспыхнули алым его маленькие, горящие злобой глаза.

— Отлично, решено. Значит, его зовут Добрик. Спасибо, — манул поднялся, жестом приказывая Солохе встать. Девушка безропотно подчинилась.

— Стой, куда это ты, на ночь, глядя, собрался? — спросил Благовест, поспешив подняться вместе с путниками.

— Буду искать место для ночлега, — ответил оборотень.

— Так зачем? Оставайся у меня, уж как-нибудь одну ночку потеснимся, не погрыземся же? — хохотнул добряк, почесав выпирающее брюхо.

— А вдруг? — внезапно спросил Май и в свою очередь тоже расхохотался, похлопав Благовеста по плечу. — Спасибо дружище, выручишь!

— Для друга не жалко! — совершенно искренне ответил мужчина. — Эй, Харфа, тащи сюда жаркое и наливки, да побольше!

Пробегающая мимо официантка понятливо кивнула и поспешила скрыться на кухне. Вскоре заказанное уже стояло на столе. Только сготовленное душистое жаркое заставило девушку невольно зажмуриться в предвкушении хорошего ужина. Мужчины же больше внимания уделили не еде, а выпивке.

— Да, брат, это тебе не то проклятое поило, которое выдают во всех трактирах! — гремел Благовест, наливая в свой кухоль очередную порцию вишневой наливки. — Сам настаивал!

— Да, по части наливок тебе равных нет, — раздобревший от выпитого манул не стал язвить благодушно улыбнувшись. — Вот именно поэтому твой кабачок по праву считается лучшим в Приграничье…

— А твоя спутница….

— Маленькая еще, — отрезал оборотень. Солоха обиженно насупилась. Пить она не планировала, но после такого ответа она переменила свое решение.

— А почему это я маленькая. Давайте и я оценю по достоинству вашу наливку! — воскликнула девушка, подхватывая из-под носа Мая чарку. Не успел манул возразить, как девушка решительно влила в себя содержимое, зажмурившись. — Ох, — только и смогла выдохнуть она, выпучив глаза. В какой-то миг ей показалось, что она выпила не наливку — кипящую магму, моментально обжегшую ей горло и желудок. Схватив вилку, она принялась с упоением заедать этот «пожар» внутренне содрогаясь. Рассмеявшиеся мужчины решили повторить, звонко чокнувшись чарками.

— Ну, я же говорил, — самодовольно мурчал Май.

Солоха виновато шмыгнула носом, с ужасом подметив, что заместо сжигавшего ее внутренности пламени пришло чувство усталости. Собственная голова показалась девушке слишком тяжелой, она даже успела подивиться, как это она раньше не замечала этой тяжести. Ее так и подымало упасть носом прямо в недоеденное жаркое и, наконец, облегченно заснуть. Впрочем, на ее счастье Благовест вовремя заметил ее состояние, поднявшись.

— Пойдемте, покажу комнату, а то что-то мы заговорились… — смущенно пробормотал он поднимаясь.

Девушка обрадованно выдохнула, осознав, что эту ночь им не придется ночевать на улице и что она, наконец, сможет прилечь и поспать. Правда, настроение ее слегка подпортил прошедший мимо крысолюд, обжегший ее таким убедительным взглядом, что весь алкоголь моментально выветрился из ее головы. Солоха так и замерла посреди прохода, озадаченно хлопая глазами.

— Не показывай своего страха, — шепнул ей на ухо Май. — Он только этого и добивается. Крысолюды питаются людскими страхами, запомни это.

— Да, — промямлила Солоха, виновато понурив голову. Предстоящая ночевка в стане оборотней ее не слишком-то и прельщала. Обнадеживало только то, что рядом будет Май. Девушка отчего-то была уверена: уж он-то ее в обиду никому не даст.

=== Глава 10 Манул нанимается в охранники ===

В тот лихой день все Солнечное узнало о бегстве Солохи. Мнения разделились на два лагеря: тех, кто поддерживал Солоху (меньшинство), и тех, кто её порицал (большинство которое преобладало). После недолгих, но тщательных поисков было выяснено, что беглянка пропала. Не видели её ни в соседнем селе, ни на тракте. Складывалось ощущение, что девица попросту исчезла. Конечно же, это было совсем абсурдное мнение. Не на метлу же она выскочила, захватив в довесок дорогостоящего манула?

Тихон в порыве горя решил организовать для дочери спасательную экспедицию, объявив о щедром вознаграждении тому, кто привезет его дочь домой целой и невредимой. Сам купец рассудительно посчитал, что молодые и явно скучающие без дела отроки справятся с такой работой в разы эффективнее, чем он сам. Никакое горе в нем не могло заглушить буквально инстинктивной практичности. Дочка дочкой, а хозяйство тоже без присмотра оставлять нельзя!

Желающих дармовых денег нашлось не мало и многие парубки, погалдев, решили отправиться на поиски непутевой дочурки. Впрочем, по настоящему за судьбу девушки в Солнечном переживали лишь несколько человек. Одним из них стал пастух — Юрий. Не желая участвовать в общем галдеже парень решил удалиться к себе в поле и поразмыслить в одиночестве. Отчего-то в одиночестве сельскому пареньку думалось лучше. Впрочем, долго оставаться наедине ему не позволила Мелашка, через некоторое время, появившись на горизонте:

— Ну что с тобой, Юра? — прыгала вокруг надоедливая девушка. — Сдалась тебе эта дура? Оглядись, сколько девок хороших у нас в Солнечном пропадает! Что толку мечтать о маре?

Юрий грозно насупился, оглянувшись на разом побледневшую селянку.

— Ты, не смей очернять её! — зло прошептал он поднимаясь. Сил более слушать надоедливую девку не было. Не чета она красавице и умнице Солохе. Глупая, завистливая, тёмная селянка. Не по душе она была Юрию. Парень поднялся.

— И что? Куда ты собрался? Не за ней же? — она в свою очередь тоже поднялась, приосанившись.

— А если я скажу, что да? — он не отводил, по своему обыкновению взгляда смотря прямо на нее. Девушка невольно потупилась. На её щеках заалел румянец.

— И как же ты собрался её искать? Мы ведь даже не знаем, куда она направилась!

Юрий озадаченно моргнул. Принимая решение, он совсем не подумал о том, куда пойдёт. Теперь же, глядя, на чуть усмехающуюся селянку он невольно начал спрашивать себя: а где ему искать Солоху? А как добраться? А что с собой взять?

В одно мгновение его поразила догадка — Столица! Тот самый далёкий южный город, куда так стремилась попасть Солоха! Не удивительно, что никто не смог её найти. Искали-то её на севере и на дороге в Маковец.

— Уже знаю, — Юрий победно улыбнулся, огорошив Мелашку. Развернувшись, Юрий быстро последовал к селу, оставив селянку стоять в гордом одиночестве.

— Постой! — закричала она, вцепившись парню в руку. — Не ходи, не надо! Лихих людей много на тракте! Как же ты меня оставишь, совсем одну? Прошу, останься!

Юрий решительно выдернул руку, но Мелашка взамен приобняла его со спины, сложив свою голову меж его лопаток.

— Я ведь… Люблю тебя, — тихо зашептала она, крепче обнимая пастуха. Парень лишь стоял, не говоря ничего, не пытаясь повернуться или уйти прочь. Взволнованная, Мелашка с тихой надеждой вслушивалась в разом участившийся стук его сердца. Все внутри неё напряглось, ждало ответа. И никогда ранее Мелашка не была так сконцентрирована, как сейчас. Еще никогда время для неё не шло так мучительно долго, ещё никогда и никому она не решалась раскрыть своих чувств.

— Прости, — еле слышно ответил ей Юрий, отстраняясь. Мелашка нерешительно взглянула в его глаза и невольно застонала. В глазах Юрия читалась печаль, грусть и искренне сожаление. И именно в тот момент, без лишних слов, Мелашка поняла, что он никогда её не полюбит. Как бы сильно она не старалась, он никогда не посмотрит на нее так, как на Солоху. Она медленно опустила руки, позволяя Юрию высвободиться из её объятий.

— Прости и прощай, — донесся до неё голос любимого. Обессиленная, она рухнула в траву, заплакав от обиды и грусти. Сердцем хотелось закричать, схватить его крепче, не дать совершить такой опрометчивый шаг, привязать покрепче к себе. Умом же она осознавала, что силой любви не добиться, что она потерпела поражение и должна с достоинством отступить. Красиво отступить не получилось, слезы душили Мелашку, из горла вырывались тихие и жалобные стоны, звук которых казалось, только усиливал тихий аккомпанемент шелестящей по ветру травы…

К дому беглянки Солохи Юрий шёл необычайно сосредоточенным. Не смотрел ни по сторонам, ни себе под ноги. Соседские кумушки, пытавшиеся немного подначивать парубка, пристыжено замолкали, встречая решительный, явно не настроенный шутить взгляд юноши.

Тузик, огорченный не меньше хозяев уходом девушки, даже не гавкнул на Юрия, позволив тому беспрепятственно пройти во двор и постучать в дверь.

На его решительный стук сначала никто не реагировал, затем, на крыльцо высунул нос Тихон, сурово сдвинув брови к переносице, стоило ему только увидеть незваного гостя. О любви Юрия к своей дочери он был отлично осведомлен, недолюбливая небогатого парубка-сироту.

— Чего пришёл? — слегка осипшим голосом поинтересовался он.

— Я слышал, за возвращение вашей дочери назначено хорошее награждение. Я верну вам ее, и хочу заранее договориться о награде.

— И чего ты хочешь?

— Если я найду Солоху, вы благословите наш брак?

— Чего?! — искренне возмутился Тихон. Где-то в глубине души он предполагал такой поворот событий, но все же надеялся, что у этого безродного юноши не хватит смелости прийти и говорить такое в лицо. Теперь же, ему хватило только мимолетного взгляда, чтобы понять: парень настроен серьёзно. Испуг, гнев или насмешка делу тут не поможет.

— Я абсолютно серьёзен. Я люблю вашу дочь и хочу жениться на ней. С вашего согласия или без него. Я её найду, можете мне поверить.

— Да что ты такое говоришь, Чернобог тебя дери! — не выдержав такой наглости, начал орать разозленный купец. Лицо его опасно покраснело, руки сжались в кулаки, а в глазах заплясали злые огоньки. — Да ты и мизинца её не стоишь, безродная шавка! Катись отсюда, пока я тебе шею не намылил!

— Дорогой, что такое? — на крики поспешила показаться и Параска. Она удивленно взглянула на Юрия, но негатива в её измученном, разом постаревшем лице, не было.

— Параска Аврамовна, прошу вас! Не откажите в моей просьбе! — заговорил Юрий. — Вы знаете хорошо, я очень сильно люблю вашу дочь. Как и вы, я обеспокоен её внезапным уходом и как вы понимаю, какая опасность грозит молодой, беззащитной и красивой девушке на тракте. Я хочу найти вашу дочь и вернуть ее домой. И в качестве награды прошу ее руки.

— Не, ну ты слыхала, каков наглец! — зло фыркнул Тихон, все же сдерживаясь от насилия в присутствии женки.

— Тихон, придержи кулаки, — голос Параски стал необычно вкрадчивым и тихим. Крестьянин невольно притих, удивленно покосившись на необычно спокойную женку. — Ты ведь и сам должен понимать, что Матюха после вчерашнего не захочет иметь с нами ничего общего. Да и к тому же это настоящий позор. Сбежавшую девку с запятнанной репутацией точно никто не захочет в жены брать. Я считаю, что мы должны дать Юрию шанс.

— Но он же…

— Он — будет любить, и ценить эту дуру. А бедность — не порок. Заработает, — уверенно заключила Параска и, не дав мужу вставить и слова заговорила, обернувшись к терпеливо ожидающего вердикта Юрию: — Мы согласны на твои условия. Как и было уговорено: любая награда по желанию нашедшего. Привезешь нам дочку живой и здоровой — будет тебе наше благословение. А коль не привезешь — больше на глаза не попадайся, понял?

— Конечно, спасибо вам, матушка! — лицо Юрия озарила радостная улыбка, склонившись, он по-залихватски челомкнул будущую тещу в ручку и поспешил скрыться прочь, пока родители Солохи не передумали.

Уже через пару секунд его фигура полностью скрылась из виду Тихона и Параски.

— И что это значит, а? — напустился на женку купец. — То тебе этот безродный не подходит, а то сама его привечаешь.

— Надо быть рассудительным, Тихон, — Параска устало выдохнула, машинально схватившись за свою тонкую, но еще не поседевшую косу. — Мы с тобой стары и для трактов уже не годимся.

— И что?! Помимо него вызвалось еще с добрую дюжину молодых парубков! Всем теперь что ль, обещать руку и сердце нашей дочурки?!

— Вызвалась дюжина, а найти сможет только он. Потому что только ему по-настоящему она важна. Эти поблуждают денек-другой по окрестностям и вернутся. Не будут они жилы рвать ради нас. А этот сиротка будет, потому что по-настоящему любит нашу дочурку. И знаешь, что я подумала?

— Да уж говори…

— Не надо было нам ей богатого искать, надо было искать того, кого она будет уважать и к кому сможет привязаться…

— Что же ты раньше такой умной не была, а? — ехидно усмехнулся Тихон.

— А потому что дурой была и тебя, дурака, слушала…

— А, так это я в итоге виноват?! — Тихон даже дышать на мгновение перестал, округлившимися глазами глядя на свою женку. Воистину верно говорил его дед: бабу умом не понять! Невольно, он начал подумывать, что зря пошел на поводу у своей жадности и не решил вопрос Солохи миром. Теперь же придется разрываться от страха за свое глупое чадо и страха за свое состояние. Что ему было все же важнее — Тихон пока решить не мог, но чувствовал, что истина кроется где-то рядом.

Добрик оказался мужчиной хоть куда. Еще не старый энергичный мужчина с живыми, озорными глазами, никак не оправдывал важного звания купца, самолично помогая своим работникам таскать мешки и ящики с товаром. Как позднее узнала Солоха, вез он ценные восточные вина и красный перец, которые в столице ценились на вес золота.

Дюжие работники уже давно свыклись с причудами своего работодателя, милостиво указывая ему на самые легкие и тяжело бьющиеся грузы, которые последний брался перетаскивать с живейшим энтузиазмом. Остальные собравшиеся за стенами Накеево купцы смотрели на это, многозначительно покручивая пальцами у висков.

— А, вы в охранники наняться хотите? — спросил он, с явным интересом разглядывая колоритную парочку. — Что-то не больно-то вы на охрану похожи, уж простите.

— Это еще почему? — искренне возмутился манул. Он-то себя явно считал великим воином, и не важно, что без оружия.

— Ну, вот что это такое? — после небольшой запинки спросил Добрик, ткнув пальцем в грабли, с которыми Мая расставаться категорически отказывался.

— Грабли, — совершенно честно ответил Май, высвобождая свое грозное оружие. Остальные наемники смотрели на этот цирк одного актера с плохо скрытыми презрительными усмешками. В отличие от шайки Бородача и Солохи, они не видели разрушительной мощи граблей в действии. — Мое оружие.

— Очень… оригинально, — хмыкнул Добрик, задумчиво покрутив куцый рыжеватый ус. Сам Добрик был тем еще оригиналом, поэтому вполне мог понять собрата по мировоззрению. Именно поэтому его интерес моментально задушил все крои здравого смысла. — И что, и воевать с ней сможешь?

— А то! — с готовностью откликнулся манул, для порядка пожонглировав не военным трофеем. Собравшиеся поглазеть на наймы работники восхищенно пооткрывали рты. — Истинный воин должен уметь воевать даже граблями!

— Вижу, что ты весьма занятен, — купец тоже был явно заинтригован редкими способностями проходимца. — Правда, ты слегка опоздал. Я уже нанял одного весьма недурного охранника. Сможешь его одолеть — пойдешь вместо него. Куйбида, выходи!

В собравшейся толпе загудели, невольно пропуская вперед дюжего детину, вальяжно поигрывающего огромной кувалдой. Один взгляд на этого богатыря отбивал всякие сомнения в его победе. Хилый и худосочный оборотень на его фоне просто мерк. Даже его виртуозное владение граблями так не вдохновило публику, как размер кувалды Куйбиды.

— Ох, и не поздоровиться же бедняге, — зашептались наемники, тыча пальцами в крохотную фигурку манула. Оборотень, хоть и слышал эти речи, на этот раз решил гордо смолчать, предоставив возможность публике воочию убедиться в том, насколько ложным бывает первое впечатление.

— А он не из робкого десятка, — одобрительно хмыкнул Добрик.

— Май, зачем нам это? Давай просто попросим довезти нас до столицы за деньги? — в отличие от манула, девушка не была так уверена в его победе, попытавшись предостеречь своего товарища от неминуемого позора.

— Дура, — шикнул на нее оборотень. — Прибереги деньги! Поступление платное, а у тебя в закромах не так-то и много золота!

Селянка лишь горестно вздохнула, отойдя от мужчины. Он был прав: она захватила достаточно меди, но золото оказалось более дорогой валютой. Проведя небольшую ревизию, девушка с ужасом осознала, что в целом у нее вышло всего пять золотых монет, вместо запрашиваемых десяти за год обучения. Эту душещипательную деталь она успела благополучно забыть и была крайне раздосадована своей недогадливостью. В отличие от нее манул отлично помнил состояние их финансов.

— Слышь, мужик, оно тебе надо? Шел бы себе в город работать, использовал бы хоть грабли по назначению, — попытался переубедить его сердобольный великан. Оборотень лишь презрительно фыркнул, заправив за ухо выбившуюся прядь волос.

Куйбида лишь равнодушно пожал плечами, нажав на рукояти кувалды какую-то хитрую кнопку. В тот же миг из тяжелой металлической пластины, украшающей топорище, выдвинулись острые шипы. Май, моментально оценил угрозу и поспешил отпрыгнуть в сторону, вооружившись граблями.

Солоха, как увидев это, уже была готова открыть рот, чтобы прекратить побоище, но тут же сникла, встретив суровый, предупреждающий взгляд манула. Она моментально осознала: вмешается — и ей несдобровать. Это бой чести, вмешиваться в который было равносильно жестокому оскорблению. Девушка тихонько пискнула, поспешив закрыть глаза. Ее затрясло от страха. Черт с ней, с той гордостью, главное, чтобы оборотень остался жив!

Пока Солоха мучилась сомнениями, Куйбида решил нанести первый удар, замахнувшись молотом. Кувалда просвистела мимо моментально уклонившегося манула. Кошак решил не менять своей тактики, отскочив в сторону. Куйбида не стал ждать, когда оборотень успеет принять стойку, нацелившись переломать верткому противнику колени. На этот раз спасла манула только инстинктивная изворотливость. Острие шипа все же задело его, разорвав штанину. На землю пролилась первая кровь. Стоило отметить — от человечьей она не сильно-то и отличалась.

Манул скривился, украдкой взглянув на тоненькую струйку крови, тянущуюся вдоль голенища. Выражение его лица начало стремительно меняться с презрительно-снисходительного до заинтересованного. Толпа пораженно ахнула. Куйбида лишь усмехнулся, поудобнее перехватив ручищами кувалду.

— Мамочки, — пискнула Солоха, приоткрыв глаз и тут же зажмурившись. По ее спине змейкой пробежал предательский холодок.

— Мелочи жизни, — заметил Май, вытирая рукой проступившую кровь. — Продолжаем.

Куйбида угрюмо кивнул, вновь замахнувшись. На этот раз манул уворачиваться не стал, блокировав удар граблями. Публика удивленно заулюлюкала. Тонкое древко с достоинством выдержало удар кувалды, даже не треснув.

— Железное дерево? — тихонечко переспросил у кого-то из своих помощников Добрик. Мужик растерянно закивал. — Отличная порода.

Куйбида невольно отошел на пару шагов, предоставив право следующего удара манулу. Май коварно усмехнулся, поднырнув великану под ноги. Не успела публика и глазом моргнуть, как зазевавшийся Куйбида получил первую боевую травму, неловко запрыгав на правой ноге, пытаясь придержать пораженную граблями левую. Кувалду он естественно, успел благополучно выронить, чем Май и воспользовался, треснув зазевавшегося великана по голове древком граблей. Куйбида пораженно охнул, повалившись в придорожную пыль. Судя по тихому сопению, серьезной травмы его головушке этот удар не нанес, лишь ненадолго погрузив в сон.

— Ну, так как, возьмете в охранники? — пафосно заложив грабли за спину, поинтересовался манул. Последний жест оказался последней каплей в сдержанности Добрика. Купец поспешно закивал головой. — Вот и отлично! — слабо улыбнулся оборотень.

— Дурак, ты хоть знаешь, как я испугалась? — напустилась на Май Солоха, стоило только толпе понемногу рассосаться, оставляя героя-победителя и его спутницу наедине. — Неужели никак нельзя такие вопросы решать более мирным способом?!

— Им нужна была демонстрация силы! Я ее продемонстрировал, — нехотя ответил мужчина, с наслаждением растянувшись на каких-то мешках со специями. Оборотень принюхался и звонко чихнул, поспешив утереть сопли. — В чем проблема?

— Тебя же ранили! Неужели тебе вообще не страшно? — девушка искренне смутилась, завозившись с сумками. Рану надо было поскорее обработать.

— Рана — чепуха. Смотри, — усмехнувшись, ответил оборотень, загнув штанину новых, выданных Добриком штанов. От неглубокой, но обширной раны остался лишь розоватый затягивающийся на глазах шрам. — Через пару часов исчезнет совсем, — прокомментировал это Май. — Не забывай, я все-таки не совсем человек.

— Даже если и так, не лезь на рожон! — смущаясь и краснея, прошептала Солоха, склонив голову.

— Можно подумать ты волновалась за меня, — вяло отмахнулся от нее манул, отвернувшись.

— Да, волновалась, — зло буркнула девушка, поспешно отвернувшись от Мая. Наверное, именно поэтому она так и не увидела, как щеки оборотня покрыл такой несвойственный ему румянец.

=== Глава 11 Манул на Старом тракте ===

Солнце находилось в самом зените, когда погрузка всех товаров была окончательно окончена и наймиты приступили к обеду. Неутолимый Добрик принялся созывать всех своих многочисленных наймитов, мотаясь от повозки к повозке, покрикивая и даже раздавая паре самых незадачливых работников дружеские пинки. Ему хотелось поскорее тронуться, а не ждать, когда все наедятся.

Солохе оставалось только стоять и смотреть, как этот импозантный мужчина наводит порядок в этом цыганском таборе. А в том, что обоз Добрика больше напоминал табор, можно было не сомневаться: в каждом углу что-то варилось, буквально окутывая поляну мясными парами, с каждой стороны слышался веселый разноязыкий мужской гомон.

Добрик был явным либералом, подходя к выбору помощников не так скрупулезно, как остальные, брезгуя расовыми факторами. В лагере девушке удалось увидеть и северных легендарных варваров-гигантов, очень сильно выделяющихся на фоне своим высоким ростом, могучим телосложением и необычайно светлой, буквально мраморной кожей и даже загадочных узкоглазых людей востока. Они держались особнячком, вежливо улыбаясь и кланяясь каждому встречному. Солохе они сразу не понравились: никогда не знаешь, чего ожидать от человека, который постоянно скрывает свою личину за приветливой улыбкой. Помимо этих народностей ей попалась и парочка совершенно темнокожих людей. Они Солоху откровенно пугали, и девушка предпочла держаться от них подальше. Ей они чем-то напоминали чертей. Такие же глазастые, крикливые и пугающие. Разве что рогов у них не было.

— Чего пригорюнилась? — окликнул девушку сидящий напротив одной из телег мужчина. Говорил он, немного неестественно растягивая гласные, тут же убедив Солоху в том, что он хоть и ее земляк, но принадлежит совсем к другой этнической группе. Судя по загару и угольно-черным волосам — с юга. — Есть хочешь? Давай к нам!

Остальные мужики согласно закивали, моментально освобождая Солохе место поудобнее. Селянка охотно подсела к наймитам. Уж слишком соблазнительно пахло от их стоянки, и слишком голодной к тому времени оказалась сама девушка.

— Ты ведь путешествуешь с этим умельцем на граблях, да? — спросил ее совсем другой парень, совсем еще молодой парнишка.

— Ага, — выдохнула девушка, с благодарностью принимая от пригласившего ее мужчины плошку с теплой, наваристой мясной кашей.

— А кем ему приходишься? — вопрос задал третий мужчина, уже седоватый старикашка. — Впервые вижу, чтобы кто-то так искусно управлялся с этой невидалью. Чувствуется в нем что-то необычное. Если он такой хороший воин, так почему еще не смог заработать на хороший клинок?

Солоха закашлялась, пытаясь сообразить, какую бы легенду сообразить, чтобы не вызвать у мужчин никаких подозрений. Вряд ли они бы хорошо отнеслись к новости о том, что странный искусный воин вовсе не человек.

— Ну, он просто не умеет копить деньги. Все, что зарабатывает, сразу же проигрывает, — ответила Солоха, внутренне похолодев от ужаса. Интересно, что с ней сделает Май, когда до него дойдут такие душещипательные подробности из его биографии? — А едем сейчас мы к моему дядьке. Он как раз подыскал для братца подходящую работу.

— Гладиатором, небось, на уличных боях, — со знанием дела фыркнул южанин. — Сам в них года три отыграл. И не жалею, что бросил. Для этого определенный склад души должен быть. Хотя, этому там, думаю, самое место. Этот взгляд зверя — его ни с чем не перепутаешь. Так смотрит азартный, охочий до хорошей войнушки воин.

— А скажите, почему купец решил по Старому тракту ехать? — девушка решила спросить первое, что пришло в голову, только бы соскочить со скользкой темы про оборотня.

— Добрику надо поскорее до Солончаков добраться. Не успеет, может двадцать пудов голубой глины потерять. Можно было бы и Новым трактом ехать, но это долго… — равнодушно фыркнул старик. — А там Добрик еще и ковры в Каменск подрядился везти. Они дорогие, восточные. Жалко будет неустойку платить если вдруг что. А он у нас и так рисковый дальше не куда. Вот и решил Старым трактом отправиться.

— А в чем его опасность? — недоуменно захлопав глазами, спросила Солоха.

— Такая взрослая, а вопросы задает, будто из совсем глухой деревни, — хохотнул южанин. Селянка невольно икнула. — Ранее, лет так пятьдесят все обозы ехали Старым трактом, но потом там что-то случилось. А что, никто не ведает. Но начала там появляться топь. Гиблое место. Кто-то проедет, а кого-то засосет. После этого купцы новый путь проложили, в обход топи. Никому, знаешь ли, не охота помирать, или же разоряться. Но Добрику все равно. Видишь вон того мужичка, — он ткнул пальцем в невысокого, худоватого странно одетого старца с совершенно дикой прической, состоящей из перьев птиц, каких-то веток и листьев. — Это шаман с севера. Обещает топь от нас отогнать.

— А вы-то не боитесь? — испуганно спросила девушка, невольно похолодев. А что будет, если этот шаман разглядит в Мае оборотня? Впрочем, пока он не обращал на манула никакого внимания, что моментально натолкнуло Солоху на мысль, что он просто ряженый шарлатан.

— Боимся, куда уж тут. Но золото и не такие проблемы решало. Откажемся, вернемся домой без денег, а не побоимся сложностей — разбогатеем, — яро воскликнул мальчонка, азартно сверкнув глазами. — К тому же шаман этот уже не раз нас выручал. На востоке столько всякой нечисти на нас нападало: и джины, и дивы, и зыбучие пески, и сладкоголосые пери. Никакие топи ему не страшны, в общем.

— Так, добры молодцы, чего расселись? — окликнул беседующих подоспевший Добрик. Купец окинул компанию полным осуждения взглядом, мигом пресекая все попытки побездельничать. Мужики нехотя поднялись, закидав кострище и пособирав казанки с кашей. Солоха добровольно решила им помочь, взявшись за мытье мисок и плошек, чем заслужила уважение наймитов и их расположение.

Обоз двигался удивительно быстро, показывая настоящий рекорд скорости. Становилось ясно, что Добрик действительно поставил все на этот переход, безо всякой жалости загоняя неповоротливых волов до седьмого пота. Животные недовольно ревели, мотали рогатыми башками, но покорно шли, покоряясь судьбе.

Солоха же заинтересовано вертелась в своей телеге, следя за проплывающим с обеих сторон пейзажем. Бескрайние дикие поля, поросшие густыми зарослями, яркими цветами и ковылем навевали воспоминания о доме. Девушка задумчиво улыбалась, представляя то ведьму Матрену, то старосту Божейко с его дочуркой, то свою семью. Интересно, как они там?

Задумавшись об этом, Солоха словила себя на мысли, что совсем не тоскует по дому. Словно бы она и не бежала из дома, словно бы не боялась никогда не вернуться. Не было у нее в сердце ожидаемой тоски, наоборот, было как-то легко и свободно, словно бы только сейчас она и начала жить по настоящему.

И это озадачило, даже разочаровало Солоху. Обозвав себя бесчувственной дурой она в очередной раз пересела с мешка на мешок, заслужив гневный возглас возницы.

— Не скачи так, а то еще днище проломишь! — не выдержав, осадил ее какой-то молодой парубок, правивший телегой. В отличие от Мая, ехавшего вместе с Добриком, Солохе пришлось довольствоваться замыкающей повозкой, которой управлял какой-то юный северный варвар, уже в свои годы поражавший своими габаритами и ростом. Хотя, на фоне остальных наемников своего клана он казался еще тем заморышем.

— И вовсе я не скачу, — возмутилась себе под нос Солоха. Спорить с варваром в открытую она не решалась. Не в той весовой категории она находилась.

— Ладно, не ворчи там. Пересаживайся сюда, — сменил гнев на милость варвар, приглашая девушку к себе. Солоха просияла, пересаживаясь на облучок[6]. — Как хоть зовут тебя? — буркнул паренек. Видимо, ему без общества тоже было тоскливо.

— Солоха, а тебя?

— Адин, — ответил он.

— Диковинное имя! — искренне восхитилась девушка. Имя варвара звучало необычно, но крайне интересно.

— Для меня твое тоже звучит как диковинное, — усмехнулся парень. — В первый раз путешествуешь?

— Да.

— И я тоже. Отец не хотел меня брать, а я все равно поехал. Ох, и получил я потом! Неделю сесть не мог! — рассмеялся Адин. Солоха и сама улыбнулась. Ее с детства учили, что северные варвары — сущие порождения дьявола, свирепые и жестокие монстры, уничтожающие все живое на своем пути. Сколько всего рассказывали в селе про кровавые битвы прошлого, в которых страдали всегда ни в чем неповинные крестьяне.

Как сходил снег в Приграничье, так сразу приходили и варвары, неся за собой только смерть и разруху. Никого не щади люди с севера. Врывались в деревни или же города — убивали и насиловали всех. Но далеко заходить им никогда не давали. Отбивали атаки из года в год. Стонало от боли и страха Приграничье, некому было защищать мирный люд.

И только пару столетий назад, с объединением Приграничья под протекторатом княжества Антского варваров окончательно оттеснили на север, в земли вечного снега и холода. Из-за своего социального устроя варварам после так и не удалось отвоевать позиции на Приграничье. Почему, не ведал даже Тихон. А Солоха спросить постеснялась.

Сейчас же, глядя в блестящие, нежно-голубые глаза Адина она просто не могла поверить, что такой веселый и улыбчивый человек вообще способен кого-то обидеть. Его открытое, искренне лицо невольно располагало. Не пугал даже необычный, белоснежный густой волос, который варвар, следуя традициям своего народа, заплел в густую, длинную косу. — Но я все равно рад, что поехал. Я увидел мир, и это стоило отцовской порки!

— И каково там, на Востоке? — по рассказам бабки Матрены Солоха знала о том, что на Востоке тоже есть земли, что там далеко не край земли. Но что там было конкретно, она не знала.

— Смотря, о какой части ты говоришь. Добрик далеко не заезжал, и загружались мы в стране вечных дождей и густых, исполинских лесов. Земля там такая богатая, что родит два раза в год. Там не бывает зимы, и люди там имеют удивительный, бронзовый оттенок кожи. Они ездят на слонах и гигантских белых тиграх. Их девушки танцуют с кобрами и скорпионами, и каждый танец — это невиданное и смертельно опасное зрелище, — начал с упоением рассказывать Адин. Его бледная кожа покрылась легким румянцем, скрасив смертельную бледность. — Их боги еще более разнообразны и удивительны, чем наши, а философия такая глубокая, что существует отдельная каста мудрецов, отвечающих за все их знания. И мудрецы эти действительно всемогущи. Они умеют лечить, даже не прикасаясь к больному, они превосходные воины, обладающие нечеловеческой силой и необычным оружием. Помимо этого я сам видел, как один такой жрец одним взмахом руки смог усмирить громадного льва, ринувшегося на него, да так и замершего с поднятой лапой. Одним только скупым жестом он заставил льва лечь, склонив голову. Их храмы — это нечто фантастическое. Золоченые, широкие, укрытые затейливыми рисунками, казалось, они царапают небеса своими острыми шпилями.

Голова у Солохи шла кругом. В тот момент все ее мировоззрение начало понемногу ломаться. Ранее мир для нее состоял из села, пары знакомых городов, а столица казалась ей чем-то далеким, практически недосягаемым. Кое-что она слышала о землях за Приграничьем, кое-что о дальних восточных землях, но они всегда лежали в какой-то другой плоскости понимания. Солоха даже не надеялась когда-нибудь не то, что посетить — хотя бы услышать про них. А о львах и тиграх она вообще представления не имела. Но спросить постеснялась, подумав, что повидавший многое Адин просто засмеет ее.

И слушая варвара, она начинала потихоньку завидовать ему. Как бы ей хотелось хотя бы разочек взглянуть на страну вечного лета, на белых тигров (увидеть тигров вообще), увидеть собственными глазами кудесников-врачевателей.

— Как бы я хотела хоть глазком взглянуть на это, — мечтательно пропела Солоха, прикрыв глаза. Случайный порыв ветра приятно охлаждал ее разгоряченную кожу, овевая, нежно касаясь лица и шеи селянки.

— Увидишь еще, — подмигнув ей, ответил варвар.

Девушка радостно улыбнулась, даже не подозревая, что случайно сказанные слова окажутся пророческими…

Дело шло к вечеру. Солнце начало свой естественный, выработанный тысячелетиями путь к горизонту, окрасив небо во все оттенки фиолетового и розового. И хотя Солоха ежедневно любовалась закатами, привычки восхищаться заходом солнца не теряла, каждый раз находя какие-то отличительные, необычные черты. Так и в этот день она была точно уверенна, что такого насыщенного оттенка пурпура она уже давно не видела.

— Правда, здорово? — Адин тоже, как и Солоха внимательно вглядывался в горизонт.

— Очень.

— А вот у нас на родине таких закатов не увидишь, — вздохнул парень, почесав голову. — У нас небо всегда серое и неприветливое. Задувают холодные ветра, и солнце показывается так редко, что люди вообще забывают о его существовании.

— И как вы там живете? — Солоха искренне ужаснулась. Как можно жить без света, без голубого неба и тепла? Да, у них в Приграничье была зима. Но длилась она не долго, и редко когда была по-настоящему морозной.

— Так и живем, — рассеянно пожал плечами Адин. — Я вырос там и искренне люблю свою родину. Вечные снега и льды мне будут всегда милее засушливой жары и лета.

— А это правда, что у вас бывают ночи длиной в целый год?

— Да, — оживленно закивал варвар. — Мы называем их полярными ночами. Обычно они длятся около пары месяцев, но когда я родился, такая ночь длилась два года. Но даже в полярную ночь наши земли не погружаются во тьму. Тогда на небесах зажигаются яркие огни. Они бывают всех цветов и оттенков, превращая ночь в день. Это духи предков и природы освещают нас и защищают от вечной тьмы.

— Однажды нам какой-то путник с севера рассказывал про танцы звездных духов. Он говорил, что тогда северные варвары целыми племенами собираются и устраивают грандиозные гуляния. Соревнуются на мечах, танцуют, поют песни и устраивают гонки на оленях.

— Как раз в прошлом году меня как совершеннолетнего пустили на такой праздник, — парень мечтательно улыбнулся, видимо вспомнив что-то очень хорошее. — Я тогда проиграл три боя старшим братьям племени, но зато станцевал лучше всех. Я ведь в своей семье считаюсь недокормышем. Куда уж мне тягаться с более сильными братьями. Зато в танцах мне равных во всех племенах нет! Думаю, Ману-мий оценил тогда мои труды, — парень радостно усмехнулся.

— А кто это?

— Это бог-хранитель нашего племени, — настроенный добродушно Адин поспешил залезть себе рукой за шиворот, вытащив небольшую деревянную фигурку божества. Одного взгляда на нее хватило Солохе, чтобы удивленно приоткрыть рот. Эти короткие лапы, хмурая, полосатая моська и до безобразия пушистый хвост! Это же манул! — Он покровительствует путешественникам, и сам много путешествует, — начал рассказывать варвар, не обращая внимания на удивление Солохи. Девушка же поспешила взять себя в руки, и внимательно закивав слушать дальше. — Он очень добрый и веселый. С ним интересно разговаривать, ведь он многое повидал!

— Говоришь так, словно бы сам его видел, — Солохе Адина было не понять. Для нее понятие божественного было чем-то в вышей степени сакральным, закрытым. Чтобы их боги-братья опускались до разговоров с простыми смертными? Бред!

— Конечно, видел, и даже танцевал! — варвар удивленно приподнял брови. — А что тут такого? В неделю Великих Праздников он, и другие боги обязательно приходят к нам, чтобы разделить хлеб и вино, а так же почтить предков. Разве у вас не так?

— Нет, — Солоха грустно вздохнула. Хотелось бы ей в живую увидеть Белобога или Чернобога. Но, такой чести она, вряд ли удостоится.

— Что же это за боги такие? — искренне возмутился Адин, озадаченно хмыкнув. — Боги на то и нужны, чтобы помогать и благословлять. У нас ни один поход без благословения Ману-мий не обходится.

— Нормальные у нас боги, — обиженно ответила девушка. — И нас они тоже наставляют и помогают, — именно тут ее поразила странная догадка: — Скажи, а ваш бог принимает человеческое обличье?

— Ну, да. А как бы он тогда танцевал?

— И правда… — задумчиво пробормотала девушка, подумав о том, что оборотней-манулов не так-то и много, а значит, Май определенно может что-то скрывать. Вопрос: что же?

Беседа Солохи и Адина была такой интересной, что молодые люди напрочь забыли о том куда, и главное где они едут. Тем временем солнце уже успело окончательно погрузить мир в сумерки. Яркие небесные краски погасли, посерели, растворившись в наступающей мгле. По тракту, под покровом темноты начал стелиться густой, молочно белый туман.

— Эй, Адин, что-то мы заболтались, — настороженно прошептала Солоха, оглядываясь по сторонам. Варвар, будто бы очнувшись от транса, принялся поспешно зажигать фитиль небольшого фонаря, тихонько что-то бормоча себе под нос. Разобрать его речь селянка была не в силах.

Свет поспешно зажженного фонаря только усугубил дело: разобрать, где они, куда едут, и где остальные обозы парень и девушка были не в состоянии, как бы не старались. Странный туман не желал рассеиваться под действием света. Фонарь отвоевывал лишь жалкие метры, вырывая из тонких безликих лап тумана то какой-то камень, то придорожный куст.

— Похоже, мы оторвались от основного состава, — стремительно бледнея, зашептал Адин. Как и Солоха в странном тумане он чувствовал только угрозу. — Эй, ребята! Вы где?! Мы потерялись! Ауууу!

Ответа не последовало. Голос уходил куда-то вглубь белесой массы, и казалось, попросту застревал в нем.

— Валор, Таннет, Эгизмас! Вы где?! — не сдаваясь, кричал Адин, выпрямившись на телеге в полный рост. Лишившийся уверенной хозяйской руки тягловый вол замер, напряженно помахивая ушами и хвостом. Он беспокойно вертел башкой, с шумом вдыхая — выдыхая воздух. Солоха поспешила занять место Адина, натянув вожжи.

— Пошел! Пошел, кому говорю! — зло закричала она, с силой стегая кнутом упрямую скотину. Зверь замычал, но с места сдвигаться не спешил. — Черт, да иди ты, упрямец! — воскликнула девушка, замахнувшись плеткой. Хлыст просвистел, содрав с бычьего бока клок шкуры. Вол взревел, свирепо боднув головой.

— Эй, ты чего? — окликнул девушку удивленный варвар. — Скотину то не тронь… Купцова же…

— Ох, — тяжело выдохнула девушка, выронив плетку. Она с нескрываемым ужасом покосилась на свою правую руку. Это был первый раз, когда она, разозлившись, выместила свое раздражение на животном. Рука легонько подрагивала. — Прости, не знаю, что на меня нашло.

— Успокойся, прорвемся, — Адин успокаивающе положил свою руку на солохино плечо. Селянка вздрогнула, а затем благодарно улыбнулась, отчаянно стиснув руку Адина в своей. Забившееся было неспокойной птицей сердце, выровняло пульс, сделав глубокий вдох, Солоха окончательно задавила тот панический червячок страха, начавший понемногу завладевать ею.

— Ату, ату, — скомандовал Адин, перенимая с рук селянки вожжи. Вол недовольно покрутил головой, но таки сдвинулся с места. Телега заскрипела, потихоньку разгоняясь. Девушка устало перевела дух, склонив голову на плечо Адина. Варвар осторожно стянул с себя свою тужурку, укутав начавшую подрагивать от холода селянку. Солоха покрепче закуталась в предложенную вещь, позволив парню приобнять себя за тали

=== Глава 12 Манул против болотника ===

Ночь окончательно вступила в свои законные права, укутав мир непроглядным, рассеиваемым только робким лучом фонаря, мрака. Оторвавшиеся от остального обоза молодые люди сиротливо ежились, прижавшись, друг к другу. С наступлением ночи температура резко упала, заставив Адина невольно вспомнить родные земли. Сам-то парень к холоду был привычен, и больше волновался за свою теплолюбивую спутницу. С каждой секундой его опасения не успеть нагнать обоз становились все крепче и крепче.

— Надо делать привал, — наконец предложил он. Прикорнувшая на его плече Солоха вздрогнула, просыпаясь.

— Что-то тут не чисто, — прошептала она. Говоря это, она обеспокоено оглядывалась по сторонам, чуть кривя губы. Ее подташнивало. Но тошнота была какая-то странная. Она не шла от отравления, она шла от дурного предчувствия. Каждая жилочка ее тела буквально вопила об опасности. — Надо поскорее проехать это плохое место.

— Но тут кругом туман, я не вижу, куда править, — возразил варвар. В отличие от Селянки его живот не беспокоил. И хотя он тоже нервничал, объективных причин для страха пока не видел. А идти на поводу у своих инстинктов не желал. — Нам надо дождаться утра. Туман рассеется, когда взойдет солнце.

— Не рассеется. Что-то подсказывает мне, что тут…

— Ау, есть тут, кто живой? — раздался откуда-то спереди громкий отчаянный оклик. — Пожалуйста, помогите!

Минутой позже к телеге из тумана вышел какой-то незнакомый седой старичок-оборванец. Солоха невольно поморщилась: от незнакомца пахло так отвратительно, словно бы он успел вываляться в большой навозной куче, а уже потом решился на разговор с ними. Его длинное, лошадиное невыразительное лицо действовало отталкивающе, а зеленоватые зубы и вовсе отвращали.

Девушка охнула. Впервые она чувствовала такую сильную, буквально рефлекторную антипатию. И хотя с виду тщедушный старикашка казался сущим святошей внутренний голос подсказывал Солохе, что внешность, порою, бывает обманчива. Она так и застыла, немигая глядя на старикашку.

— Дедушка, а вы откуда? — рассеянно почесав макушку, спросил Адин, спрыгивая с телеги. Следом поспешила и Солоха, скрутив в карманах штанов пару кукишей. Оставаться в телеге в одиночестве она побоялась. Старик перевел на нее взгляд, вздрогнул, гневно блеснув водянистыми глазами, а затем, растянув тонкие губы в улыбке, выдал:

— Ох, как я рад, что встретил вас, добрые люди! Меня зовут Юрием, ехал я сегодня к своей теще в гости, а у меня возьми и сломайся ось колеса! Так я и застрял. А Старый тракт, знамо дело, ни души вокруг. Ну, я и рассудил пойти вперед, да поискать хоть кого. Добры люди, не откажите, помогите! Моя телега как раз недалеко, вон там, — он махнул рукой куда-то влево.

— Нет, — машинально вырвалось из уст Солохи. Адин и Юрий недоуменно переглянулись.

— Солоха, да что на тебя нашло? — удивленно воскликнул варвар, изобразив на лице маску искреннего недовольства.

— Сама не знаю, — развела руками селянка, виновато захлопав глазами. Она неуверенно оглянулась на стоящего поодаль старичка. И действительно, откуда взялось такое рьяное чувство негатива? Почему она так отчаянно не желает помочь бедному страждущему? Она уже была готова раскаяться в своем резком отказе, но тут же одернула себя, взглянув на кривоватые когти, украшающие хищно скрюченные пальцы Юрия. — Но я точно уверена, что очень тороплюсь догнать обоз. У нас нет времени на такие задержки, простите.

— Ох, доченька, негоже стариков обижать, — губы Юрия изогнулись в осуждающей гримасе. Солоха еле поборола в себе желание извиниться за резкость. Однако внутреннему чутью она верила больше глаз, моментально задушив в себе всякую нерешимость.

— Ну, если ты не хочешь помогать, то я пойду сам, — Адин выбрал весьма демократичный способ решения проблемы, обескуражив и Юрия и Солоху. Внутри у селянки похолодело. — А ты пока посиди и посторожи нашу телегу.

Парень решительно развернулся, последовав за ссутулившимся старичком Юрием.

— Стой, я иду с тобой, — упавшим голосом зашептала девушка, подбежав к варвару. Украдкой она потянулась к своей котомке, которую по наказу бабы Матрены не выпускала из рук. Заветный мешочек с готовностью лег в ее руку, а затем и в кармашек штанов.

Адин окинул ее удивленным взглядом, но от комментариев удержался. Молодые люди ступили в туман, и путь им освещал только пара фонариков, едва рассеивающих плотные клубы тумана.

Солоха внимательно следила за тем, куда они идут, внутренне стараясь запомнить обратную дорогу. Однако все ее старания были тщетными. Не было никаких приметных ориентиров, которые бы позволили вернуться обратно. У девушки начала возникать навязчивая мысль, что их просто заводят подальше от дороги. И мысль эта с каждой минутой становилась все крепче и крепче. Адин же шел уверенно, будто бы никаких подозрений странный старикашка у него не вызвал.

— Ой, а где Юрий? — погрузившись в свои невеселые мысли Солоха, подобно Адину не заметила исчезновения старика. И теперь, подобно варвару недоуменно оглядывалась по сторонам. Как она и ожидала, их окружал лишь белесый густой туман и неприятный, явно болотный запах.

Солоха покосилась себе под ноги и замерла от ужаса. Твердая почва начала на глазах обращаться коварной трясиной, умудрившись уже по щиколотки погрузить ее в баганюку.

— Адин! — воскликнула она, одергивая зазевавшегося и успевшего засесть еще глубже варвара. — Да что с тобой такое, Адин! — отчаянно закричала она, пытаясь вытащить мужское, словно бы заклявшее тело из трясины. На ее окрики парень не реагировал, так и застыв с блаженной миной на губах. Его остекленевшие глаза глядели куда-то мимо Солохи.

— Можешь так не трудиться, он не очнется, — прошипел над ее ухом чей-то потусторонний голос.

Солоха молниеносно обернулась, да так и замерла, пораженно глядя прямо в глаза существа, проявившегося из тумана. В нем она без особого удивления признала Юрия. Правда, стоило признать, внешний облик его претерпел значительных изменений. Водянистые глаза его по-рыбьи округлились, рот расширился, оказавшись гигантской пастью, из которой угрожающе торчали кривые зеленоватые клыки, за поросшей густой бурой шерстью спиной извивался хлесткий склизкий хвост.

— Что ты с ним сделал? — угрожающе прошипела Солоха, внутренне поразившись своей стойкости. Да если бы в деревне, до встречи с Маем, она встретила такую харю, она бы точно как минимум упала в обморок. Теперь же, глядя на это чудо-юдо, она чувствовала лишь легкое, щекочущее чувство страха, перемешанное с брезгливостью.

— Голову задурманил, — нехотя буркнул старик, клацнув зубами. — И тебя сейчас в болото утащу!

Старик не стал долго раздумывать, бросившись на Солоху. Девушка отчаянно взвизгнула, метнувшись в сторону. Щеку обожгло что-то болезненное, сзади послышался разочарованный рев старца.

Некогда твердая почва в мгновение ока обернулась топкой трясиной, в которой девушка успела утопнуть по самые колени. Потяжелевшие от слоя грязи штаны неприятно сковывали движения, от вони кружилась голова. Солоха уже собиралась удирать без оглядки, но, спохватившись, остановилась, глядя на силуэт Адина, подле которого спокойно ждал старец. На губах монстра играла довольная улыбка победителя, его тонкий хвост по-хозяйски опутывал мощный торс варвара, поднимаясь, все выше к горлу.

В тот момент Солоха осознала, в какую передрягу угодила. Нет, тварь за ней гнаться не будет, потому что отлично понимает, что она, Солоха, покинуть своего друга не сможет. Его улыбка будто бы говорила:

«и какой выбор ты сделаешь?»

Девушка стремительно развернулась, судорожно шаря руками по карманам. Наконец, она нащупала матренин мешочек, развернув тесемку. В ее руку уткнулась холодное древко какой-то аккуратно обструганной палочки. Девушка недоуменно покосилась на странный предмет и в растерянности опустила руку.

— Ну что, ведунья, не колдуешь? Раз уж достала палочку, то изволь! Покажи мне свою силу! — расхохотался старик, прижимая к себе застывшего Адина. Парень покорно склонил ему голову на плечо.

— И что мне с тобой делать, а? — в сердцах выругалась Солоха, разочарованно опустив голову. Злорадство твари ее злило, она даже на время позабыла о своем страхе. — Хоть бы в кинжал превратился, я не знаю…

Стоило только селянке сказать эти слова, как палочка, засветившись, обратилась в тонкое лезвие изящного кинжала. Рукоятка легла точно по маленькой руке девушки, клинок оказался легким и удобным, напоминая больше небольшой кухонный ножик. Солоха моментально почувствовала уверенность, сжав покрепче теплую, и казалось бы, даже вибрирующую рукоять.

— И вот этим ты собралась меня убить? — кажется, чудо-юдо было искренне разозлено таким неуважением к своей персоне. Хвост твари моментально освободил тело Адина, изогнувшись дугой. Чудище атаковало, жестоко и молниеносно нанося удар за ударом, оглушая, ослепляя и пугая противницу. Солоха только и успевала, что махать кинжалом каким-то чудом отбивая очередную атаку когтистой, вонючей лапы чудища. Увлекшись этой работой, она совсем позабыла о хвосте, вспомнив о нем только взмыв в небо, задыхаясь от нехватки воздуха. Тугая, скользкая и холодная плеть с силой сжала ее горло, заставив Солоху моментально выронить клинок. Девушка задергалась, захрипела, округлившимися глазами глядя сверху на злой и торжественный оскал твари. Ей все же повезло. Старик хотел насладиться ее мучениями, не позволяя задохнуться быстро, выпивая ее жизнь по капле, осторожно смакуя.

— Нельзя просто так убивать ведьм, — самодовольно хохотал он. — Маленькая, совсем беззащитная, но такая яркая. Просто подарок небес…

Солоха протестующее задергалась. Адреналин и животная жажда жизни оказались сильнее любых плетей. Мышцы на ее руках и шее вздулись от напряжения, по лицу крупными каплями катился пот.

В глазах селянки все плыло, смешавшись в одну неразборчивую серо-зеленую кашу. И словно бы из вязкого тумана, до нее донесся до икоты знакомый голос:

— Увы, но он достанется не тебе.

Солоха неверяще приоткрыла глаза, со всей силы стараясь сконцентрировать взгляд на другом, чисто сером пятне, которое и оказалось фигурой оборотня, даже в человечьем облике, проявившем кошачьи черты. Длинный, полосатый кошачий хвост свирепо бил его по бедрам, кошачьи уши гневно топорщились на макушке, а большие янтарные глаза буквально метали молнии.

— Какая удача, — сладко пропел старик, приспуская хвост. — Давненько ко мне оборотни не забредали.

— Какая удача, давненько я уже болотникам рожи не бил, — в ответ рыкнул Май, заставив старика радостно рассмеяться.

Хвост, стискивающий шею Солохи наконец разжался, позволив девушке без сил повалиться в трясину. Селянка закашлялась, судорожно вдыхая спасительный кислород. Ледяное, топкое болото буквально обжигало ее разгоряченную кожу, моментально засасывая в свои глубины.

Где-то краем уха девушка слышала звуки жесткого боя двух представителей нечистой силы. На подрагивающих руках ей удалось приподняться, узрев, как Май по-звериному вгрызается в плечо болотника, а тот в ответ хлещет его хвостом по оголенной спине. Где-то рядом валялись выбитые в схватке грабли.

Май вскрикнул, отпустив истерзанное плечо болотника. Старикашка зло захихикал, моментально растворившись в болотной жиже, чтобы через пару мгновений вынырнуть за спиной манула и нанести очередной коварный удар. Май пошатнулся, очутившись на коленях.

— Глупый котенок, — задумчиво хмыкнул болотник, придерживая кровоточащее плечо. — Неужто мама не учила, что болотника на болоте даже богу не победить?

— Учила, да только я слушал плохо, — прохрипел манул, стремительно обернувшись в свой кошачий облик. Болотнику же, в напоминание остались только оброненные штаны да рубаха. Не успевший сообразить, что задумал оборотень, болотник допустил фатальную ошибку, выиграв Маю пару спасительных мгновений, за которые кошак успел схватить клинок, оброненный Солохой.

— И что? Что делать будешь? — болотник, казалось, был разочарован, неспешно настигая успевшего принять человеческий облик манула. Кошак лишь фыркнул, махнув оставшимся даже после перевоплощения хвостом.

— Глупый ты, коль ведовского оружия не уважаешь, — задумчиво ответил он, заставив болотника моментально остановиться. Глаза твари распахнулись.

— Это заговоренная сталь? — икнул он.

— Именно, — на этот раз настала очередь усмехнуться Маю. Парень резко подскочил, всадив клинок прямо в грудь болотника. — Солоха, говори слова заветные!

— Я? — испуганно пискнула Солоха, с ужасом глядя на бьющегося в стальной хватке манула болотника. Май держал крепко, лишь корчившись от боли, когда очередной удар хвоста или когтистой лапы приходился на его тело.

— Нет, я, что ли! — оборотень зло пригвоздил к земле болотника. Монстр взревел, лезвие по самую рукоятку вошло в его тело. Из раны фонтаном брызнула грязно-серая слизь, моментально засыхая на руках груди и спине Мая. — Давай быстро, пока я держу его. Любой бред, что ты придумаешь, обретет силу заклятия!

— Эммм… Тот, кто ворует чужие жизни, кто наводит ужас на Старый тракт, я — Солоха, селянка Солнечного навеки лишаю тебя твоих сил и способностей и запечатываю тебя в земле! И печать моя будет нерушима, и снять ее сможет только тот, кто наложил! Обитель твоя — сущий мрак. Сила твоя, моя сила, жизнь твоя — моя жизнь! — прокричала девушка, с удивлением наблюдая, как начинает сверкать кинжал, и стремительно распадаться тело болотника. Вместе с ним начала пропадать и топь, вновь возвращая твердую землю. Белый туман, доселе клубившийся над землей начал спадать, оголяя кусты, поле и тракт, на котором стояла покинутая телега с настороженно глядящим волом.

— Белобог меня осени… — прошептала девушка, поднимаясь.

Манул же, только стоило телу болотника раствориться, обессилено рухнул на землю, выронив кинжал, который моментально принял вид палочки. Солоха поспешила подобрать Матренин подарок, подлетев к манулу. Вид его ран не внушал ей ничего хорошего.

— Что смотришь, дура! — хрипло прорычал оборотень. — Помоги мне встать и не забудь про этого обалдуя.

Девушка безропотно подчинилась, помогая оборотню встать. Манул кривился, стонал, но стоически терпел. Из ранок тонкими струйками текла кровь.

Дойдя до телеги, Май мешком рухнул на днище, растянувшись пластом на досках. Солоха же присев рядом схватила валяющуюся рядом баклагу с водой, и, разворошив торбу, вытащила одну из своих сорочек. Мысленно вздохнув, она резким рывком порвала её на тряпки и, смочив водой, принялась мыть оборотня. Манул шипел и даже угрожающе рычал, буквально прожигая девушку злым взглядом янтарных глаз.

— Потерпи, — шикнула на него девушка. — Можешь встать?

Вместо ответа он поднялся, позволив девушке туго перебинтовать его. Стоило отдать должное силе регенерации оборотней. Промытая рана начала потихоньку затягиваться. Тем временем Солоха поспешила скинуть измазанную в жиже болотной одежку и натянуть чистую, на благо последние сменные штаны и рубаху удалось-таки выудить из сумки. Мимолетом селянка дала себе зарок отовариться, если на пути подвернется город или село. Оглянувшись он с благоговейным ужасом узрела как манул выдохнув и спрыгнув с телеги, пошел к Адину.

— Нет, я сама! — нагнав его и преградив оборотню дорогу, воскликнула девушка. Ей-то не сильно хотелось, чтобы тихонько заживающие раны вновь открылись. — Иди, отдохни!

— Уговорила, — против обыкновения манул не стал спорить, послушно удалившись к повозке. Видимо, не такими и безобидными были те раны для него. Солоха еще планировала вернуться к этой теме. Но пока проблема Адина была актуальнее.

Варвар так и застыл возле какой-то кочки, оглядывая мир взглядом пустым и бессмысленным. На окрик он не отреагировал, и даже казалось, не дышал. Видимо, чары болотника после ухода самой нежити не спешили рассеиваться.

— Адин, ну же! — закричала на него девушка, старательно заглядывая в глаза. Никакой реакции не последовало. Именно тогда Солоха, скрепив сердце, решилась на крайние меры. Замахнувшись и скорчив страшное лицо, она подпрыгнула, отвесив парнишке смачную оплеуху.

Проверенное веками средство подействовало безоговорочно, и реакция последовала незамедлительно:

— За что? — возмущенно откликнулся «оттаивающий» Адин. Он оглядел девушку полным укора взглядом, затем же, оглянувшись, крайне удивленно моргнул. Было видно, что недавние события полностью выветрились из его памяти. — А где это мы? Где обоз?

— Нет помнишь? Ты там что-то увидел, соскочил с телеги и потопал в туман. Я испугалась и пошла за тобой, нашла тебя, а ты стоишь и спишь. Пришлось будить, — что-то подсказывало Солохе, что в этом случае правду лучше не говорить. Никому не стоило знать, с кем им пришлось повстречаться, и как в итоге они одолели хозяина болот. Хоть какой бы несведущей в делах колдовских была Солоха, но даже ей было понятно, что за ведьмовскую палочку ее явно по головке не погладят. Невольно вспомнилась история из далекого детства, когда одну из их соседок обвинили в волошбе. Женщина та была неплохой, но силу свою спрятать не сумела. Увидели ее люди на Купальскую ночь, да в ту же ночь и утопили. И Солоха ни минуты не сомневалась, какая участь ее ждет в случае, если хоть кто-то из людей увидит ее с этой палочкой. Девушка приняла незамедлительное решение избавиться от опасного артефакта.

— Странно… — пробормотала парень, покосившись на телегу, откуда ему миролюбиво помахал ручкой оборотень. На счастье, он успел окончательно скрыть оборотнические черты, победно ухмыляясь. — А он что тут забыл? Он же вроде с Добриком ехал…

— Очнулся-таки, сердешный? — окликнул его манул. — Добрик-то волнуется, с какого перепугу тут задержка. Думать уже разное о вас начал…

Осознав, о чем может думать Добрик, варвар с лица спал мгновенно и все успевшие возникнуть в его голове вопросы, решились сами собой.

— Тогда едем скорее! — воскликнул он, подбегая к телеге. За ним поспешила сесть и Солоха, с сомнением покосившись на собственный карман, где лежал заветный мешочек.

— Не стоит этого делать, — словно бы угадывая ее мысли, шепнул Май, устраиваясь на мешках. Накинутая поверх бинтов рубаха полностью скрыла все следы недавней битвы. И только необычная бледность и покрасневшие глаза выдавали все, что успел пережить оборотень. Однако спешивший поскорее нагнать обоз варвар не обратил на это внимания. У него и без этого своих переживаний было выше крыши. — А почему, додумай сама.

И Солоха действительно решила додумать сама, покорно пристроившись рядом с оборотнем. Мешки были мягкими и приятно успокаивали уставшее тело. Прикрыв глаза, девушка удивленно выдохнула. Словно бы только и дожидаясь этого, в ее голове будто бы возник образ самой Матрены, зазвучал ее тихий и вкрадчивый голос. Солоха помнила этот момент, один из дней, когда старушка рассказывала ей сказки о ведьмах:

— На заре времен, когда Белобог и Чернобог только создали мир, к колдовству относились с почтением и уважением, называя колдунов ведунами. Теми, кто ведает знаниями. Тогда и к покровителю их, Чернобогу, было больше уважения. Братья были по-настоящему равнозначными, и ни у одного, даже самого темного селянина не приходило в голову топить или сжигать ведунов на кострах. Тогда ведовство не преследовалось. Не было охотников на нечисть и боязни перед колдунами. Тогда способных творить чудеса было очень много.

— А сейчас?

— А сейчас сила есть, но развития она не получает. Любой человек рождается с даром, не любой его развивает. А если дар не развивать, то он по ненужности исчезает.

— А у меня есть сила?

— Есть, конечно же, есть. У каждого ребенка он есть. Только пробудить его надобно.

— А как его будят?

— А для того должна другая колдунья обучить. Можно еще артефактом его заговоренным пробудить. Но это редко у кого удается…

Солоха вздрогнула, приоткрыв глаза. Так вот в чем заключался скрытый смысл матрениного подарка. И вспомнилось ей детство, как ведьмой быть хотела, на метле летать и папоротника цвет искать. Хотела-то она тогда, давно еще, когда не осознавала всего страха ведьминского положения.

Теперь же, как вспомнилось ей это вовсе, так и расхотелось палочку заговоренную выбрасывать. Разве ж можно подарок такой выкидывать? Разве измениться что-то, если она избавиться от артефакта? Дар-то свой она уже пробудила…

А как вспомнились ей внушительные когти болотника, так и вовсе утвердилась Солоха в мысли, что таким оружием грех разбрасываться.

— Вижу, выбор ты правильный сделала, — подал голос манул, который как оказалось, так и лежал, не сводив с нее глаз.

— Как бы я потом о нем не пожалела, — буркнула в ответ селянка.

=== Глава 13 Манул в Солончаках ===

— Бестолочь! Позор моим сединам! — гремел трубным гласом высокий варвар, напустившись на Адина. Парень весь аж посерел под суровым взором родительских очей не смел даже поднять голову. Его отец — глава варварского племени, вызвавшийся на подработку был вне себя от ярости, когда осознал, что его сын куда-то запропастился вместе с добриковскими товарами. Причем, как полагала Солоха, он больше волновался не за здоровье своего пятого сына, а за сохранность сотого мешка красного перца, на котором как раз успела выспаться селянка. Завидев, что и мешок и сын целы, отец явно вздохнул с облегчением, но от хорошего разбора полетов это Адина все равно не спасло.

Сам же Добрик, когда увидел, что до постоя доехали не все, жутко рассердился, уже было, подумав, что маленький варварский отпрыск решил попросту обокрасть его, потом, вспомнив о зловещих слухах, моментально сменил гнев на милость, выделив во главе со своим шаманом поисковый отряд. Он-то отлично понимал, что заказчик будет очень недоволен, если недосчитается последнего мешка. Везти этот груз через весь восток и растерять на каком-то тракте, по его мнению, было слишком несолидно. Однако когда поисковая группа вернулась ни с чем, купец впал в настоящую панику. Пока он паниковал, ко всему прочему исчез и его новый охранник. Это стало последним ударом для чувствительной души Добрика.

Именно поэтому, проведя ночь в глубоких раздумьях, он, увидев пропавшую телегу не то, что не стал ругать молодняк — чуть ли не расцеловал Солоху, Адина и Мая. Товар возвращен, опасный участок пути благополучно пройден, а это значит, что времени рассиживаться нет.

— Так, ну, поголосили, и хватит, — миролюбиво крякнул купец, подходя к варварам. — По молодости чего только не натворишь. Хватит разговоров, собираемся. Надо успеть до Солнчаков до ночи добраться. Вы же не хотите опять ночевать в чистом поле?

Варвар угрюмо кивнул, одарив сына очень многозначительным взглядом.

— Собираемся, — гаркнул он своим воинам. Мужики закивали, собирая поклажу на телеги. Адину более управление телегой не доверили, посадив парнишку к одному из его дядьев. Солоху же подсадили к Добрику, под бдительным присмотром оборотня.

— Эй, девка, так что там было? — Добрик, охочий до всего мистического и необычного не смог сдержаться от расспросов.

— Туман, — нехотя ответила девушка — И болото. Мы там застряли, а Май нас вытащил.

— Драть вас надо, и побольше, — с чувством уязвленного самолюбия ответил Добрик, отвернувшись. Внутренним купеческим чутьем он отлично чувствовал, что селянка явно недоговаривает, но как расспросить ее половчее, чтобы вытянуть побольше информации Добрик пока не сообразил.

День выдался жарким. Солнце палило нещадно, буквально зажаривая заживо усталых путников. Время шло медленно и тягуче, обоз шёл тихо. Не было слышно ни песен, ни веселого говора, что обычно сопровождал обоз, и тишину нарушал только жалобный скрип, не смазанных колёс.

Солоха досадливо скривилась, глядя на свои руки. За пару дней белая и нежная кожа успела напрочь сгореть. И каждое прикосновение к ней отдавало дикой болью. Появился зуд и даже небольшие волдырики, которые так и просились почесать. Преступные порывы девушка пересекала, но выдержка ей начинала изменять.

— Не чеши, заразу занесешь, — шикнул на неё манул. Сам оборотень тоже страдал от жары. Он тяжело дышал, машинально вытирая пот со лба и носа. От перегрева не спасала даже полностью мокрая рубаха, натянутая на тело.

Солоха грустно вздохнула, оглянувшись по сторонам. В тот момент она пожалела, что не вымочила свою одежду по примеру наймитов на завтраке. На горизонте не было видно ни намека на речку или ручеек — вокруг, сколько хватало глаз, простиралась голая, выжженная степь. Ни зелёного пятнышка, ни дуновения ветерка. Вот он — юг. Засушливый и жаркий.

— Чешется, просто жуть! — чуть ли не хныча, пробормотала она в ответ. Вместо ожидаемого резкого ответа манул лишь фыркнул, решительно спрыгнув с телеги. Солоха и наймиты провожали его удивленными взглядами. Недоуменный Добрик моментально скомандовал остановиться, вглядываясь в чистое поле. Скрывшегося оборотня на горизонте видно не было.

— Сказился он что ли? — ворчал купец, манерно обмахиваясь заморским, матерчатым веерком. Остальные косились на счастливца с плохо прикрытой завистью.

Ждать манула долго не пришлось: уже через пару минут он прибежал обратно помахивая внушительным веником из неизвестных селянке полевых трав.

— А чего мы стоим? — удивленно спросил он, забравшись обратно. — Кого ждём?

— Тебя! — не сдержавшись, гавкнул Добрик. — Куда это тебя понесло, а?

— В поле, — честно ответил Май.

Добрик побагровел, но благородно промолчал, отвернувшись. Обоз двинулся далее.

— Радуйся, нашёл тебе лекарство, — усмехнулся манул, ловко цапнув из рук зазевавшейся селянки её торбу. Одним взмахом вытряхнув содержимое, и не обращая внимания на возмущенный возглас, поднял из общего вороха любимую солохину сорочку.

— Ээээ — взвыла девушка, собирая свой скарб обратно в сумку.

— Тихо, — осадил её оборотень, взявшись за свою флягу. — Не мешай, а то чего не того сделаю.

С этими словами он принялся ловко перебирать собранные травы, машинально поднося и обнюхивая их. Что-то, понюхав, он, выкидывал, а что-то принялся заворачивать в солохину сорочку.

Справившись с этим, он легонько смочил её. Девушка не успела, и пискнуть, как из одной сорочки образовалась пара небольших лоскутков, которые манул тут же намотал селянке на руки и обгорелые участки спины и шеи.

— Ты что наделал? — искренне возмутились девушка, даже привстав от возмущения. Она утром уже пожертвовала одной своей рубахой. Так-то она до столицы в одних лаптях дошагает с такими темпами!

Ехавшая мерно телега тем временем наткнулась на камень, коими тракт изобиловал, и Солоха в тот же миг полетела на доски, пребольно стукнувшись носом о днище телеги. Сидящий на облучке Митяй — кучер и Добрик невольно заухмылялись. Слишком комично выглядела взлохмаченная и растрепанная селянка. Ну, натуральная ведьма!

— Ты лучше не об одежке, а о здоровье переживай, — манул добродушно усмехнулся, прикладывая на место сползшую тряпку. — Ожог лучше лечить чистой тряпкой, чтоб не занести заразы. А у тебя в закромах других чистых вещей я не нашел.

— Хорошо, — виновато пробурчала девушка поиска обратно. Её взгляд наткнулся на остаток трав. — А как ты различаешь, какие именно травы нужны?

— По запаху, — манул был явно удивлен таким вопросом.

Солоха послушно подняла пару травинок, поочерёдно обнюхав их.

— Совсем не пахнут… — обиженно пробормотала она. В тот момент селянка искренне позавидовала оборотню и его отличному обонянию. Она бы точно не смогла по запаху определить целебное растение или наоборот — ядовитое.

— Так, о чем это шепчемся, а? — Добрик, уловив интересную беседу не смог проигнорировать это, моментально обернувшись. Девушка же недовольно надулась. Ей было интересно спросить, различает ли он и людей так же, по запаху? Как пахнет «хороший» или «плохой» человек? При купце она естественно поумерила свои интересы.

— О травах, — нехотя буркнул Май. Ему добриковскоий интерес тоже был отнюдь не выгоден. — Я немного знаюсь на степных растениях.

— О как! — крякнул Добрик, фирменным жестом накручивая свой ус. — И что это? — он ткнул пальцем в являющиеся по дну телеги стебельки.

— Это львиный зев, — без тени запинки или же неуверенности ответил Май.

— Кхем, точно, — довольно буркнул купец. — Ладно, довольно лирики. Скоро мы подъезжать к Солончаками будем, так что давай, пересаживайся.

— А что это за Солончаки? — наконец решилась поинтересоваться Солоха. Название было знакомым, и девушка потратила немало сил, чтобы хоть что-то вспомнить. Увы, безрезультатно.

— Совсем ты девка, дикая! — хохотнул Митяй, обернувшись, и с явным удовольствием подмечая, как пунцовеют щеки селянки. — Это же знаменитая деревенька, где добывают чудодейственные голубые глины!

Девушка охнула поражено. И действительно, когда-то, пару лет назад на очередной ярмарке в Маковце появился купец, придающий омолаживающие грязи, имевшие нежный голубоватый оттенок. Причём, цену за свой товар ломил такую, что Параска после ещё месяц называла его душегубцем, обмазывая лицо дурно пахнущей, но выглядящей экзотично, глиной. Стоило, конечно, признать, что товар стоил потраченных средств, так как действительно улучшил состояние кожи её матушки.

— Верно, говоришь, Митька, — хлопнул кучера по плечу Добрик. — Будет обидно, если наш старый знакомый Брунька перепродаст заготовленные двадцать пудов глины кому-то другому. Так что давай, не жалей волов, я хочу к вечеру приехать к Солончакам.

То ли Митька решил-таки проявить свою железную кучерскую волю, то ли самим волам надоело плестись по тракту, но к закату Солоха узрела очертания первых хаток Солончаков. Само село оказалось на редкость маленьким — всего дворов двадцать-тридцать. Стоило также отметить, что хатки в Солончаках эти оказались хоть и приземистыми, но явно крепкими. Сделанные из лампачей[7] они выглядели очень внушительно, и казалось, могли стоять веками.

Люди, жившие в Солончаках, оказались явно привычные к обозам, охотно показав дорогу до хутора Бруньки. Удивило их только то, что они заехали в село со стороны Старого тракта. Впрочем, удивлялись они недолго. Мало ли какая нужда их заставила по тем гиблым местам проехать?

Сам же хутор появился в поле зрения Солохи сразу, стоило только выехать за пределы села. Огражденный высоким частоколом он не давал надежды понять, сколько и чего имеют здешние хозяева.

Затормозив у ворот, Добрик махнул рукой Митяю, приказывая стучать. Мужик хмыкнул, но послушно слез, начав колотить в ворота. Через пару минут левая створка слегка приоткрылась, выпуская чей-то тонкий и длинный нос, принадлежащий явно кому-то из сторожей. Солоха же, глядя на него, подумала о том, что было бы, если бы створка сейчас захлопнулась.

— Чаво надобно? — голос у стража был сипловатый и явно неприязненный.

— Передай хуторянину Бруньке, что приехал купец Добрик, за товаром, — отрапортовал Митяй.

— Не знаем такого, — хмыкнул носатый намереваясь захлопнуть дверь. Митяй насупился, поставив в щель свою ногу.

— Передай, кому сказано, окаянный! — рыкнул он.

— Чаво там происходит? — у ворот раздался другой, более звонкий и властный голос, принадлежащий явно Бруньке. Видимо, прогуливающийся к вечеру хуторянин заинтересовался запинкой у ворот, решив узнать причину.

— Да вот, Добрик какой-то пожаловал, — ворчливо ответил наймит, чтобы уже через минуту тихонько вякнуть от смачной оплеухи, звук которой услыхали и Солоха и Май.

Уже через минуту ворота были гостеприимно распахнуты, впуская обоз. На крыльце же нацепив дежурную улыбку, встречал сам Брунька, гордо выпятив живот. Хуторянин оказался типичным представителем своей породы: толстый, невысокий и явно властный.

— Кого я вижу, Добрик собственной персоной! — воскликнул хуторянин, встречая собрата по ремеслу. Наймиты с обеих сторон собрались рядом, заинтересовано оглядываясь, друг между другом и следя за переговорами. — Да ты просто кудесник, Белобог мне свидетель!

— Надеюсь, наш уговор в силе? — по-деловому осведомился Добрик, машинально обменявшись с Брунькой рукопожатиями и смачно почеломкавшись.

— Обижаешь, друже, — картинно возмутился хуторянин, озорно блеснув глазами. — Как и условились, двадцать пудов чистейшей голубой глины!

— Вот и хорошо, — довольно усмехнувшись и предвкушающе потерев руки, ответил Добрик. — Но, давай продолжим этот разговор поутру. Как известно, чернобогово время неудачно для заключения сделок.

— И то, правда, — согласился Брунька. — Пошли, что ли ужинать. Женка как раз сготовила.

То, что женка сготовила, было отлично слышно не только голодно облизывающемуся Добрику, но и всем остальным наймитам, нервно сглатывающим слюну. Запах жареного мяса сводил с ума не только проголодавшуюся селянку, но и оборотня. Его фигура и цвет волос начал по обыкновению меняться, и как ранее подметила Солоха — замечала эти метаморфозы только она. Впрочем, теперь она это могла объяснить наличием у себя того самого ведьмовского дара.

Вспомнив об этом, Солоха невольно схватилась за мешочек, который сейчас перекочевал к ней под рубаху, и крепко стиснула палочку.

— Спасибочки, — Добрик зашел на крыльцо, а затем, обернувшись, крикнул: — телеги разгрузить, вести себя прилично! Митяй, ответственный!

Стоящий на облучке мужик скорбно застонал, осознав, какая только что ответственность свалилась на его плечи. Остальные наймиты поддержали его нестройным, но дружным гоготом.

Через какое-то время часть товара осталась покоиться в бруньковых складах, телеги окончательно расположились на дворе, а наймиты — обосновались за столом, вкушая наваристую, мясную похлебку и крепкую медовуху, по случаю праздника выуженную из погребов. Жевали мужики дружно, и уже было непонятно где работники Добрика, а где Бруньки. За ними, сбиваясь с ног, ухаживали наймички, только и успевая наполнять плошки и резать краюхи хлеба с салом и луком. Среди их числа была и Солоха, помогая всеми силами хуторским девкам.

— Эй, девка, подай-ка еще лучка! — крикнул один из хуторских, буквально прожигая селянку сальным взглядом.

— Сейчас, — пропела девушка, опустив перед мужиком поднос со свежепорезанным луком.

— Эй, не уходи, — проворковал мужик, схватив жирной лапищей Солоху за талию. Селянка, выпучив глаза замерла, со смесью недоумения и ужаса глядя на собственную, чистую и последнюю сорочку, где уже отпечатался жирный отпечаток мужской ладони.

— Простите, но мне надо еще другим насыпать, — решительно ответила девушка, пытаясь вырваться из цепкой хватки явно захмелевшего мужика.

— Ох, какая ты деловая, — расхохотался мужик, напоследок отвесив селянке, звучный шлепок по филейной части. Девушка взвизгнула, невольно подскочив, вызвав грубый хохот подвыпившей сильной части человечества.

— А девки то нынче и вправду деловые! — воскликнул еще какой-то наймит, до дна осушив свой келих. Его встретили дружным гоготом.

— Ну, что расскажете, хуторские? Есть ли новости, какие? — тем временем спросил один из наймитов. Наевшиеся и сытые мужики были еще явно не готовы идти на боковую с охотой принявшись травить байки друг другу. Кто говорил про хуторскую женку, которая сама-то толком ничего в хозяйстве не смыслит, и другим дело делать не дает, вечно под руку лезет, мешается. Вспомнили и о небывалом урожае клубники, и о выводке какой-то старой квочки, которую на прошлой неделе лисица подрала.

— А слыхали вы о вовкулаке? — вдруг отозвался один, сидящий особнячком мужик. Остальные бруньковские мужики, вспомнив о досадном упущении, принялись дополнять друг друга. Поднялся шум и гам, в котором заинтригованные наймиты толком ничего и не поняли.

— Так, говорите по одному! — не выдержав, воскликнула Солоха, мигом призвав к порядку раскричавшихся и уже успевших поссориться батраков. Мужики переглянулись, остановив свой взор на зачинщике. Мужик, правильно истолковав молчание, продолжил:

— Я-то сначала думал — брешут сельские бабы-то. Вечно у них то вовкулаки то вомперы привидятся… Бабы, что с них взять! У нас тут, конечно, каких только чудес не бывает: и водяные в местной речке-вонючке живут, и домовые есть… Но это все в основном мелкие, не опасные пакостники. С ними и сожительствовать можно. А это… Буквально на прошлой неделе, когда меня и Симка отправили лес валить. Я бы и не подумал, что оно такое есть, но на волка та дрянь была не похожа. Голова собачья, хвост крысиный, шерсть вся в пролежнях, глаза, аки уголья горят, а сам он как человек — на задних лапах чешет, слюни по земле пускает. А когти, какие у него — жуть. Длинные, ну натурально шабли! Как полоснул он лапищей-то я и онемел. Еле ноги-то унес!

Наймиты неверяще вытаращив глаза загудели. Про вовкулак многие слышали, но встречали явно единицы, принявшиеся ожесточенно критиковать рассказ говорившего.

— Не, вовкулака точно не такой, — со знанием дела отметил Митяй. — Вовкулаку только в полнолуние встретить можно, а то, небось, просто морок на вас леший наслал.

— Да какой едрить его за ногу морок? Он же тогда Симка-то и задер! — не выдержав, взорвался праведным гневом рассказчик.

Батраки согласно закивали. Симка на хуторе любили, и смерть его оказалась подобна грому среди ясного неба.

Солоха же оглянулась на манула. Оборотень сидел, прикрыв глаза, и казалось, дремал. Однако ведьма чувствовала, как он судорожно вдыхает воздух, словно бы пытаясь вынюхать волкулаку.

— Хорош тут воду каламутить, — встала со своего места одна из батрачек. Судя по уверенному тону — ее на хуторе уважали моментально послушавшись. — До чертиков уже налакались, вот и мерещится всякое. А то мы не знаем, каким был Симко. Да его же без бутылки даже в чернобожий день не видно было!

— Говори, что хочешь, Химка, — осадил ее батрак, став разом необычайно спокойным. — Да только Симку мы в живот всей деревней кишки вправляли, чтоб похоронить по-людски. Не волк тогда на нас напал… Ни одному волку так с одного удара наотмашь пузо человеку не вскрыть!

Наймиты и батраки коллективно замолкли, невольно переглядываясь и недовольно ежась, поглядывая на приоткрытые двери кухоньки, откуда уже веяло откровенно ночным холодком.

— Так, а чего это вы так погрустнели? — выступила Химка. — У нас же охотник уже второй день на постое! Выловит он этого вовкулаку.

— И то верно, братцы, — подал голос еще какой-то бородатый наймит. — Не нашего оно ума дело, да только не долго тому вовкулаке бегать…

На том и порешили.

Вечерняя попойка удалась на славу. Про вовкулаку благополучно забыли, вновь принявшись за медовуху.

— Братцы, а не спеть ли нам! — воскликнул Митяй, откопав откуда-то со дна телеги старую, облупившуюся домбыру.

— Однозначно, спеть, — икнул какой-то из бруньковских работников. Остальные поддержали идею одобрительными возгласами и хлопками в ладоши.

— А давайте нашу, наймитьскую, — встав, предложил Митяй, проведя по струнам инструмента. Домбыра отозвалась приятным треньком, моментально устроив тишину. Даже заморские наймиты отставили свои плошки, прислушиваясь. Многие из них явно не понимали, о чем говорят их соседи, но общий смысл улавливали.

— Прочувственно начали мужики. Они не столько пели, сколько подвывали, создавая ощущение сходное с тем, когда мимо пролетает пчелиный рой.

Охотно присоединилась к ним и Солоха. У них в селе это была любимая песня, поэтому слова она знала хорошо, вкладывая всю душу в ее исполнение. Остальные девки и бабы охали и ахали, подпевали и стирали слезы. Жизнь наймита нелегка, тяжелы походы в дальние страны, страшно на чужбине. А еще страшнее той девке, что осталась ждать наймита дома. Ждет она милого месяцами, годами, иногда так и сивея.

Так и не узнавали многие, что там с милым случилось в чужих землях: умер ли он от болезни, или же напали на обоз разбойники, а может, дух какой встретился нечистый, или же нашлась другая у него там, далеко. Всякой девке и бабе тяжело было отправлять сына, или мужа на заработки.

Оглянувшись, девушка выискала среди наймитов Мая. Оборотень во всеобщем веселье участия не принимал, гипнотизируя огонек печи, тихо похрустывающий среди угольков. На его ожесточившемся лице танцевали загадочные тени, отбрасываемые от пламени печи, они запутывались в его серебристых волосах, отражались в ярко-золотистых глазах.

— Тебе совсем не весело с нами? — поспешила подсесть к нему девушка. В тот момент песня изменилась, и на этот раз была она грустной, заставив парочку мужичков всплакнуть.

— Я просто устал, отдыхай и не переживай за меня, — усмехнувшись ответил он.

— Ты такой из-за волкулаки и охотника?

— Я выйду. Оставайся тут, — манул решительно поднялся, стрелой выскочив из кухни, скрывшись в сумерках. Солохе оставалось только вздохнуть, сложив руки на груди. Вот всегда он так, оставляет ее одну. Никогда его не заботило ее мнение или же чувства. Сам себе на уме, сам себе господин и князь. Впрочем, это и логично. Разве ж она ему друг, али невеста? Нет, так, девка приблудная, по случайности ставшая спутницей.

Подумав над этим, Солоха пришла к мысли, что вообще не понимает, почему манул изъявил желание помочь ей дойти до столицы. Разве же он не спас ее в ту ночь от разбойников? Разве же он не отплатил ей добром за добро в ту ночь? Так почему же теперь все еще водиться с ней?

Увы, на эти вопросы селянка пока ответа дать не могла, хотя отлично чувствовала — ответ близко, гораздо ближе, чем ей кажется. И когда-нибудь она точно наберется смелости и спросит у манула прямо.

— Чего грустишь? — на этот раз окликнули уже Солоху. Девушка внутренне застонала, встретившись взглядом с подвыпившим батраком.

— И ничего я не грущу, — от неловкости она принялась приглаживать собственные волосы.

— Ну, я же вижу. Трудно, небось, обозом-то ехать?

— Терпимо.

— Вечно в дороге, ни дома, ни семьи, — словно бы и, не слыша ответа Солохи, продолжал говорить мужик, окуривая селянку пьянкими парами. — Нет, это положительно не жизнь для девки. Девке надо дом, надо семья, надо детишки…

Ну, как раз в этом Солоха могла поспорить с мужиком, но не стала, ведь говорить с пьяным себе дороже.

— И мужику семья нужна, — безо всяких переходов начал говорить батрак, буквально прижимаясь к Солохе. Девушка не выдержав, скривилась. Терпеть такого она бы врагу не пожелала. — И женка тоже нужна…

— Да, да, это все отлично, но мне пора, — начала отнекиваться девушка, высвободившись из цепких объятий пьянчуги. Выскользнув из кухни, она выпорхнула на свежий воздух. Ночь вступила в свои законные права, принеся в мир спасительную прохладу и свежие порывы ветра, успокаивая и умиротворяя.

Двор пустовал, с хозяйской части доносился смех и звон стаканов, с батрацкой — пьяный хохот и народные песни под тихие переливы домбыры. Переглянувшись и обнаружив покинутую телегу, она забралась на облучок, обхватив себя руками за плечи. Порывы ветра были резкими и холодными, вышедшая с тепла селянка не успела еще приспособиться к перепадам температур.

— Уф, — пробормотала девушка оглядываясь. За высоким частоколом не было видно села, зато свет, исходящий из окон не был в силах затмить отблески далеких звезд, яркой разноцветной россыпью раскиданных по небу. На небесном полотне расцветали сотни и тысячи дивных цветов, которые таки и манили яркостью красок и смелостью форм. Зевнув, девушка сладостно поежилась. Время Чернобога оказалось не таким жутким, как она ранее думала. Темнота дарила покой, умиротворение.

Солоха внутренне похолодела. Не ее это мысли. Никогда бы она ранее не стала восхищаться чернобоговым временем. Грустно стало в тот миг селянке, и боязно. Боязно оттого, что отлично осознавала — с силой ведьмовской долго и счастливо редко когда живут. За дар такой никто по головке в Антском царствии не погладит. Лучшая участь для ведуньи — костер, худшая — вечное заточение в подземных темницах для особо опасных преступников.

— Не ведьма я, — шептала она, приложив к разгоряченным щекам ладони. И тут ее поразила очередная гениальная догадка. Никто, даже самый опытный охотник за нечистью не сможет обвинить ее в ведьмовстве, если не сможет доказать, что она и вправду колдовала. А как кто-либо сможет подобное доказать, если она не будет колдовать? Ясное дело — никак.

— Так вот ты где, — подвыпивший мужик моментально прервал ход мыслей Солохи, заставив девушку пробормотать проклятие. — Нашла-ась!

Девушка пискнула, так и не поняв в какой момент оказалась подмятая под тяжелой тушей батрака. Его руки бессовестно залезли ей под ворот, опаляя шею горячим дыханием. Солоха отчаянно задергалась, отвесив мужику смачную оплеуху.

— Ах ты, дура! — зарычал недовольно он, впившись в губы селянки злым, требовательным поцелуем. Селянка затрепетала от ужаса, предприняв очередную серию отчаянных попыток высвободиться. Такое с ней было впервые, такого страха она не испытывала даже на болотах столкнувшись лицом к лицу с болотником. И самое главное, тут она могла и не надеяться на помощь Мая. Оборотень ушел, и вероятнее всего не вернется до утра. А тут, у телег ее вряд ли кто-нибудь услышит.

— Отстань от меня, — закричала отчаянно красавица, разорвав поцелуй и упершись руками в мужскую грудь. Ее трясло от ужаса, и осознания собственной беспомощности. — Пусти!

Мужик расхохотался. Для него это было просто игрой. Пьяный, он совсем не соображал, что творит. И Солоха это тоже понимала.

— По, — Солоху беззастенчиво заткнули. И вновь она повалена навзничь, и вновь чувствует его дыхание на своей коже. Именно в тот момент она поняла, что надо действовать решительнее. Согнув колено, она заехала батраку промеж ног, моментально почувствовав свободу.

— Дрянь, — взвыл мужик, хватаясь за самое сокровенное. Девушка же, чтобы укрепить успех заехала мужику кулаком прямо по челюсти, невольно вскрикнув. Один удар ободрал костяшки ее пальцев, отправив батрака в пьяный нокаут.

— О, ужас, — прошептала девушка, склонившись над мужиком. Приложив ладонь к его груди, она ощутила мерное и ровное сердцебиение, моментально придя к мысли, что завтра он точно не вспомнит события ночи. Зевнув, селянка нехотя отправилась обратно на кухню, где уже укладывались на боковую.

Что готовил ей день грядущий, она не знала, и все ее мысли в тот момент касались только хорошего отдыха. Приключения и злоключения, свалившиеся на ее голову за это время, сильно истощили весь запас и душевных и физических сил селянки. Именно поэтому, стоило только голове девушки коснуться подушки, как селянка забылась в крепком и здоровом сне.

Взошедшая на небосклоне растущая луна высветила всклокоченный, усато-полосатый силуэт, посеребрив шерсть и усы. Кот нервничал, нарезая круги по лесу. Он отчетливо чувствовал присутствие чужака, другого зверя, более злобного и решительного. И это заставляло шерсть от кончиков усов до кончика хвоста вставать дыбом. Май коротко рыкнул, в очередной раз, обойдя мимо злосчастного поваленного Симком древа. Он отчетливо чувствовал запахи людей, их крови и вовкулаки. Однако манул четко чувствовал, что сейчас этот зверь ему не угрожает. До его слуха донеслись голоса пьяных хуторских батраков и добриковских наймитов.

Кот фыркнул. Действительно, много ли надо для счастья этой черни? Эх, видел бы его сейчас отец, небось, поднял бы на смех и предал несмываемому позору. Впрочем, его имя и так было покрыто нескрываемым позором. Куда уж хуже. Даже поездки с поганым человеческим плебсом уже не казались Раамону Даксталь такими унизительными. Чего не сделаешь ради достижения собственных замыслов. А цель у Раамона была действительно благородная. Можно даже сказать, что теперь это была цель всей его жизни. Ради нее оказался готов даже терпеть соседство надоедливой и откровенно глупой сельской девки и остального человеческого мусора. Впрочем, на этот раз манул оперировал мыслью, что его цель оправдает все средства.

Зверь раздраженно помахал хвостом, недовольно загудев. Кто-то приближался. Знакомый и крайне неприятный запах. Кот пригнулся, с утроенным вниманием вглядываясь в растущие рядом заросли шиповника, со стороны которых и доносился раздражающий запах.

В следующее мгновение манул подскочил к шиповнику, залезая под колючие ветки. Еле сдерживаясь чтобы не взвыть от боли, оборотень с нескрываемой злостью следил за появлением на поляне нового действующего лица. Им оказался охотник.

Да, без сомнения этот благородный муж с ног до головы облаченный в зачарованный доспех был охотником, а блестевший за его спиной гигантский клеймор[9] только подтверждал худшие догадки манула.

Постояв, мужчина недоуменно оглянулся и принюхался. В тот момент манул искренне поблагодарил Чернобога, что тот наградил своих чад отличным слухом и нюхом. Обладай такими охотник, и ему сейчас бы не поздоровилось.

— Как странно, — раздался по поляне задумчивый голос мужчины. — Я был точно уверен, что почувствовал довольно сильного оборотня… А ладно!

Сказав это, грозный муж поспешил скрыться в лесной чащобе. Манул поспешно выскочил из кустов и бегом понесся в сторону хутора. Сердце оборотня бешено билось о ребра, лапы подгибались. Глядя в идеально наточенное лезвие клинка, оборотень просто не сумел сдержать нахлынувших доселе тщательно скрываемых воспоминаний.

Искаженное страхом лицо матери, отчаянный визг младших братьев и сестер, и окропленный кровью клинок громадного меча, зажатого в руках убийцы. Нет, эти воспоминания никогда не забудутся. Никогда манулу не простить людской подлости и хитрости, а так же жестокости.

«Ненавижу людей» — прошипел кот, протискиваясь промеж бревен частокола.

=== Глава 14 Манул и Вовкулака ===

Утро в тот день выдалось прохладным и пасмурным, как и настроение хутора. Батраки, провалявшись до третьих петухов, еле-еле выползали со своих коек, почесывая блестящие залысины, или животы. Да, кому-то медовуха явно была лишней.

Женщин же похмелье не освобождало от обязанностей хранительниц очага, поэтому стоило только манулу сесть за стол, как Солоха уже подала ему миску с супом и краюху еще теплого, только спеченного хлебушка. Страдавший от похмелья не хуже людей оборотень принял угощение с несвойственной ему благодарностью, чем одновременно испугал и приятно удивил селянку.

— Так что там с волкулакой? — украдкой спросила она, подсаживаясь ближе к оборотню.

— Ничего там нет, — неохотно буркнул Май, вгрызаясь в хлеб. — Чего только пьянчуги не наплетут в белой горячке.

Девушка облегченно усмехнулась, но тут же поникла, увидев в дверях знакомую макушку вчерашнего батрака. Мужик был, явно в недоумении, то и дело поднося руку к лиловому синяку, украшавшему его правый глаз. Проследив за ее взглядом, манул понимающе усмехнулся. Уж он-то успел отлично изучить мимику своей спутницы.

— И ничего у нас с ним не было, — нехотя буркнула девушка, уткнувшись носом в свою тарелку.

— А хотелось бы? — ехидно поинтересовался оборотень, оказавшись непозволительно близко от лица селянки. Девушка мгновенно вспыхнула, позабавив манула.

— Нет, — рыкнула она, отвернувшись.

— А вот это плохо… — загадочно пробормотал Май, разглядывая буквально побагровевшие уши спутницы.

— Я не это имела в виду… — сбивчиво пробормотала она, — Я имела в виду, что никогда не займусь подобным с человеком, который мне неприятен.

Оборотень присвистнул. Вроде деревенская, а так смело говорит о своих мыслях с ним. Вроде и курица безголовая, а вроде и вполне перспективная девка.

— Как бы там ни было, — Солоха продолжала свою мысль, — сперва я хочу выучиться и стать достойным человеком, а уже потом думать о таком.

— Так, дармоеды, чего сидим? Кого ждем? — Добрик был уже тут как тут, гневно метая молнии в своих подчиненных. Сам купец выглядел неважно: под глазами залегли глубокие тени, оплывшее и опухшее лицо его, выглядело просто жалко. И было видно, что уж он-то опохмелиться явно не успел, торопя наймитов с погрузкой глины.

Митяй грустно вздохнул и, поднявшись, пошел на выход. Следом за ним стали собираться и другие. Уже через пол часа вещи были погружены, товары расфасованы, а мужики окончательно протрезвевшими.

— Ну, в добрый путь, — Добрик даже приподнялся, пытаясь воодушевить всех недоспатых и переспатых наймитов.

— Удачи тебе, дружище! — провожал его хуторянин не поленившийся выйти на крыльцо для такого дела. Вместе с ним вышла и его женка с детьми. Их лица не выражали ничего кроме желания поскорее спровадить нежеланных гостей, куда подальше за ворота. И Добрик не стал задерживаться, первым выехав за ворота.

Село же казалось, вымерло, наймиты удивленно косились на пустующие хатки, силясь понять, какая сила подняла всех с утра пораньше и выгнала прочь. Разгадка не заставила себя долго ждать. Вырулив на главную улицу, наймиты сперва услышали странные крики, а затем обоз, лоб ко лбу встретился с разъяренной толпой, преследующей одного единственного парубка.

Беглецу приходилось туго. Гнали его, видимо, с самого леса. Взмыленный, весь в пене он только на каком-то животном уровне еще держался на ногах, чудом не попав на вилы передовых отрядов бабок и дедов. Солаха недоуменно захлопала глазами. Она не могла понять, что происходит. А вот помрачневший манул и парочка других наймитов явно понимали смысл этой погони.

— Лови его, — вопил передовой отряд, грозно потрясая вилами. Взмыленные и запыханые, люди сейчас не очень-то отличались от нечисти. И если бы Солоха вчера не видела приветливые улыбки этих людей, она бы и сама с удовольствием пустилась в бегство, приняв их за упырей-беспокойников.

Завидев едущую прямо на него телегу, парубок затормозил и нежаданно-негаданно встал на четвереньки, разрывая на себе одежду.

— Ненавижу вас, — прохрипел он, на глазах трансформируясь в монстра. Его конечности с хрустом удлинялись и зарастали грубой, свалявшейся шерстью, на видоизменившихся руках и ногах поросли черные, длинные криво изогнутые когти, большие, звериные глаза полыхнули болью и яростью. У человека уже не было сил, чтобы спасти себя, и за жизнь далее начал бороться зверь, с диким ревом кинувшись на телегу.

В тот момент, глядя на стремительно приближающегося волкулаку, Солоха не испытывала страха. Она будто бы чувствовала его боль, его страх и отчаяние. В один миг ей даже показалось, будто бы она сама оказалась в его шкуре. Перед глазами, подобно искре промчались обрывки чужих воспоминаний: одинокое детство дикого человека со звериным сознанием, первое неосознанное убийство, весь ужас и страх осознания преступления и полное раздвоение личности. С годами зверь в душе крепчал, подпитываемый страхами и одиночеством он становился свирепее. Его невозможно было контролировать, с ним невозможно было мириться. И от него невозможно было убежать.

Солоха видела гнев, плескавшийся в его глазах и отчаянную жажду жизни этого несчастного. А еще она видела, как буквально на глазах седеет Добрик, и улетает куда-то в кусты хитрый Митяй.

— Прыгай, идиотка, — донесся до нее голос манула. Краем глаза она видела, как оборотень выпрыгнул с телеги, схватив ее за руку. В последний момент она решительно вырвала свою руку, и манул полетел на землю один, округлившимися от злости и страха глазами глядя на свою спутницу.

— Все будет хорошо со мной, — одними губами прошептала она, попытавшись выдавить ободряющую улыбку. В тот самый момент волкулака вспрыгнул на облучок, повалив в грязь онемевшего купца, и замерев прямо перед Солохой.

Глаза в глаза смотрели они друг на друга. Человек, уличенный в оборотничестве и девушка, еще не осознавшая до конца своей силы. Его хриплое дыхание, словно сквозь какое-то марево доносилось до нее, опаляло кожу лица и шеи, откидывало пряди волос на спину. Ее взгляд, ласковый и сострадательный впервые всколыхнул что-то в душе зверя, помимо жажды убийства. Зверь колебался, так и не решаясь занести лапу для единственно верного удара.

— Тише, тише, — прошептала девушка, протянув вовкулаке руку. В тот момент ей было все равно, что скажут крестьяне. Она не могла смотреть на мучения богами обделенного. И в тот момент девушка не думала ни об охотниках, ни об общественном мнении.

Зверь недоверчиво загудел, зрачки его сузились, пристально вглядываясь в лицо селянки. Зверь искал хотя бы намек на тень отвращения или же страха в лице странной незнакомки, но не находил. А где-то на заднем плане застыли и сельские и наймиты, нерешаясь даже лишний раз вздохнуть, чтобы ненароком не разрушить той странной связи, так внезапно завязавшейся между селянкой и вовкулакой.

До разом обострившегося слуха селянки доносилось судорожное дыхание манула. Девушка чувствовала его страх, но так же и твердую уверенность: в этот раз он ей не поможет, побоится. Да и не нуждалась она в его помощи.

Вовкулака сомневался. Человек внутри сомневался, и зверь не мог пошевелить лапой, чтобы снести последнее препятствие и скрыться в огородах. Все же, они были связаны единым телом, и сегодня преимущество было на стороне человека.

Именно в тот момент какая-то бабка закричала:

— Да убейте его кто-нибудь, наконец!

Этот крик послужил спусковым механизмом и для людей и для вовкулаки. Зверь фыркнул и, отшатнувшись спрыгнул на дорогу, где и напоролся на вилы какого-то расторопного мужичка.

Заскулив, зверь отшатнулся, где его встретили уже деревенские подоспевшие мужики. На пыльную дорогу брызнула первая кровь, смешавшись с отчаянным воплем задетого мужика. Народ охнул, Солоха так и замерла, когда на только отстиранную ткань рубахи брызнула горячая кровь.

Она так и не нашла в себе сил сдвинуться с места или же попросту упасть в обморок так и глядя во все глаза как озлобленные крестьяне напирают на вовкулаку. Оборотень затравленно озирался по сторонам. В какой-то момент его взгляд вновь наткнулся на Солоху, и девушка не смогла сдержаться, засунув руку в карман, где покоился сокровенный мешочек. А в сознании, словно бы только и ожидая подходящего момента, складывались строки древнего наговора.

В какое-то мгновение, когда селянка уже была готова произнести первое слово, что-то стремительно изменилось. Это самое неведомое что-то, заставило Селянку пораженно захлопнуть рот, и, похолодев от ужаса обернуться навстречу тому самому. Этим самым оказался одинокий мужчина, с ног до головы закованный в латы. Медленно, но он все же приближался. И от каждого его шага сотрясалась, земля, заставляя Солоху беспомощно потупить взор. Она чувствовала эту силу превосходства, которая казалось, попросту оплетала охотника с ног до головы. И она испытывала страх, первобытный, животный, твердящий ей бежать немедленно.

Огромным волевым усилием селянка заставила себя замереть, обернувшись обратно к вовкулаке. Загнанный в кольцо он тоже чувствовал охотника, и он не сопротивлялся, лишь зло поскуливал, прожигая мужчину взглядом багровых глаз.

— Долго вы, пане! Еле догнали! — отчитался на подходе какой-то селянин, озадаченно чухая тыковку.

— Ну, так догнали же, — охотник усмехнулся, и словно играючи обнажил клеймор из ножен. Один взмах и семенивший подле него селянин побелел, схватившись за сердце. Невероятно длинный и тонкий он являл собой настоящее подобие красоты и гармонии. Идеальное оружие, вес которого мог выдержать только настоящий охотник за нечистью.

Не глядя ни на кого, охотник прошествовал в круг, не отрывая глаз с вовкулаки. Улыбаясь, он якобы в шутку поигрывал клеймором, заставляя крестьян каждый раз невольно охать и хвататься за сердце. Впрочем, как позже догадалась Солоха, делал он это нарочно, чтобы спровоцировать к нападению именно вовкулаку. И оборотень оправдал ожидания, ринувшись на соперника выпустив когти.

Солоха в ужасе прикрыла рот, чтобы не закричать. В придорожную пыль каскадом хлынула ярко-алая кровь из рваной раны на пузе. Вовкулака же пролетев, стукнулся головой о корпус телеги, на которой как раз сидела селянка.

Уклонившийся от атаки охотник же только улыбнулся, смахивая со стали кровавые подтеки.

— Вот видите, люди добрые, — проговорил он, обведя взглядом собравшихся. — Если кто-то из вас еще не понял, перед вами самый опасный из всех видов оборотней — вовкулака. Он силен, бесспорно, но так же и глуп. Именно поэтому убить его не так-то и сложно.

Солоха отчаянно стиснула руки в кулаки, чувствуя, что отчаянно краснеет. Она не могла без слез смотреть на вовкулаку безжизненной тушей лежащему у днища их телеги, на его судорожное дыхание и выступившие на глазах слезы.

«Нет, я должна вмешаться» — пронзила девушку очередная опасная, но по-своему справедливая мысль.

Тем временем вовкулака поднялся и отряхнулся, обляпав телегу кровью. Досталась и передовому отряду. Сельское общество начало тихую перебранку, поспешно сдвинувшись назад.

Оборотень же хромая побрел к охотнику. Его тело трясло крупной дрожью, но он все же упрямо шел, оскалив окровавленные клыки. Из его глотки вырвался устрашающий рев, заставив особо впечатлительных помянуть Белобога.

Солоха же, воспользовавшись моментом, поспешила соскочить с телеги, тихонько зашептав:

— Мать Сыра-Земля, не откажи, сына своего пощади. Суд несправедливый пресеки. Сына своего спаси, — ее колени машинально согнулись, руки коснулись придорожной пыли.

В тот же момент земля под ногами охотника и вовкулаки сотряслась от сильных подземных толчков. Околицы поглотил гул десятков перепуганных селян, поспешивших побросать вилы и разбежаться кто куда. Земля продолжала трястись, вместе с ней скорбно поскрипывая, подпрыгивали и телеги добриковского обоза. Сам же Добрик самым некультурным образом сел на пятую точку, гневно размахивая ногами. Рядом с ним суетился посеревший шаман. Заметив Солохин взгляд, он оглянулся, и девушка моментально осознала — он все понял.

В тот же миг ее стан перехватил манул, как всегда подкравшийся незаметно.

— Ты что наделала, идиотка? — зашипел он ей на ухо, оттаскивая девушку, прочь от телеги.

— Что надо было, — решительно ответила Солоха в свою очередь, глядя на побоище. Оборотень, стоило только людям разбежаться, развернулся и со всей прыти чкурнул в лес, оставив поле боя. Охотнику же приходилось не сладко: земля под его ногами начала стремительно растрескиваться, образуя небольшой, но явно опасный каньон, в который охотник-таки угодил. Полетел в сторону и его легендарный меч, и начищенный до блеску шлем, явив миру озлобленное, и явно испуганное лицо молодого мужчины. С громкой бранью тот пытался безрезультатно выбраться. Попытки его оказались провальными. Чем больше он старался вырваться, тем быстрее расходилась под ним земля.

И Солоха не смогла не признать: ей начинал нравиться этот охотник именно таким — по колени застрявший в земле, с застывшей на холеной моське выражением недоумения и злости.

«Не получилось у меня скрыть свою ведьмину суть» — как-то отдаленно подумалось девушке. Вздохнув, она покорно опустила голову, чтобы скрыть за непокорными прядями волос торжествующую улыбку. В тот же миг ее тело подобно удару молнии пронзила острая слабость. Тяжело охнув девушка без сил повалилась на землю. Последнее, что она услышала, было глубоко нецензурное высказывание Мая в ее адрес.

Накрапывал небольшой дождик, покрывая рябью мутноватую поверхность вод местной речки-вонючки. Тихо шелестел камыш под напорами слабого ветерка, мерно шептали речные волны, безбожно облизывая матерчатые лапти сидевшей на берегу Солохи. Девушка же задумчиво теребила пальцами снятый с шеи заветный мешочек. Буквально пару минут назад она пришла в себя, недоуменно оглядываясь по сторонам. Сельская дорога сменилась пустынным речным берегом, напоминала о произошедшем только ее забрызганная кровью рубаха. Девушка без особого стеснения скинула ее, оставив отмокать в холодных речных водах. На благо манул был занят гораздо более важными вопросами, совершенно не обращая внимания на разоблачение своей спутницы. Он говорил и говорил, меряя крупными шагами влажный речной песок, успев за столь недолгое время проложить там пару полноценных тропинок:

— Идиотка, курица безмозглая, — шипел Май, заставив девушку в очередной раз фыркнуть. Сколько раз она за сегодняшний день уже была идиткой? Наверное, дюжину, если не больше.

— Скажи уже хоть что-то новое, — устало отозвалась она, снимая с ног лапти.

Манул на секунду обмер. Такого резкого ответа от своей спутницы он явно не ожидал, моментально замолкнув и, наконец, осознав, что девушка осталась в одном исподнем. Недовольно пофыркивая, он следил, как девушка вытаскивает замоченную у берега рубаху и принимается отстирывать её от крови.

— Ты хоть понимаешь, какая опасность тебе грозила? — тихо прошептал он.

— Да, но по-другому поступить я не могла, — так же тихо вторила ему Солоха.

— Он низший оборотень. И это чудо из чудес, что он не раздер тебя там. Я ведь…

— Моя жизнь беспокоила тебя меньше всего, не ври, — хмыкнула девушка, резко распрямившись. Её руки ловко скрутили и выжали отстиранную рубаху.

Манул неловко потупил взор, Солоха же криво усмехнулась. Действительно, неужели она могла допустить хотя бы малейший намёк на то, что этот тип станет ей другом и товарищем?

— Не правда, твоя, — после длительного и тягостного молчания, наконец, ответил манул. — Я волновался, но пойми, что бы с нами стало, если бы хоть кто-то узнал во мне оборотня? Меня бы казнили, тебя бы казнили, понимаешь? Пока была хоть призрачная надежда, что мне не придётся раскрывать своё инкогнито…

— Я не понимаю как так можно! — решительно перебита его Солоха. — Он ведь был таким как ты! Таким же оборотнем, как и ты! Почему же ты просто стоял и смотрел? Неужто тебе его было нисколечко не жалко?!

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — прорычал манул. Его глаза просветлели, зрачок вытянулся. — В нашем мире есть четкая иерархия. Низшие оборотни подлежат уничтожению. Они опасны. Даже для нас. Их звериная сущность агрессивна, и контролировать они её не могут. Обратившись в зверя низший даже не осознаёт, что творит. А, осознав после, сходит с ума. Было бы лучше, если бы ты не вмешивалась в это. Кто знает, скольких ещё людей раздерет этот монстр! А в том, что он раздерет, я не сомневаюсь. Он уже вкусил человечьего мяса, и теперь его остановит только заговоренное железо.

Солоха не нашла, что ответить в свою защиту, виновато понурив голову. Говорить, что она что-то там почувствовала, было попросту не серьёзно. И теперь, взглянув на ситуацию с другой точки зрения она уже была не рада, что пошла на поводу у своих чувств.

— За кого ты себя принимаешь, а? — тем временем спросил манул, подойдя ближе. — Глупая селянка, возомнившая себя великой волшебницей. Поблагодари Чернобога, что вообще жива осталась. Знаешь, как мы с шаманом испугались, когда не смогли нащупать пульс? Когда нам пришлось вручную запускать твое сердце и возвращать дыхание! Наличие волшебной палочки еще не делает тебя великой колдуньей! Это тонкое искусство, требующее столетий упорных тренировок и концентрации! Призвать древний дух Матери-Земли было безрассудством! Даже самые сильные ведьмы не идут на такие крайние меры, а знаешь почему? Потому что за все надо платить! Особенно, когда дело касается духов! — в запале своей речи манул резко сбавил тон. Впрочем, его шепот показался Солохе еще более угрожающим, нежели возможный истеричный крик. Ее невольно передернуло.

Май резко отстранился. Селянка же стояла, ни жива, ни мертва. По её побелевшей щеке прокатилась одинокая слезинка. Она чувствовала себя опустошенной и несчастной. Как и ранее, дабы немного успокоиться провела рукой по волосам и содрогнулась, бросив беглый взгляд на одну из прядей. Она была полностью белоснежной, поседевшей и словно бы давно иссохшей.

— А ты думала, что дух уйдет без платы? — разгневанно отозвался на ее немой вопрос манул. — За заклинания призыва платят своей жизнью. И скажи спасибо, что ты отделалась лишь одной мертвой прядью волос…

— Она теперь…

— На всю жизнь такая, — дополнил за нее Май. — Впредь будет тебе наука не лезть туда, куда не просят. Вовкулака должен был умереть, мы должны были беспрепятственно покинуть Солончаки. Теперь же еще неизвестно, когда оклемается Добрик, и не объявят ли тебя в ведьмовстве после этого.

— Но разве это ….

— Нет, это не высшая справедливость, это юношеская глупость! — вновь перебил ее манул. В тот момент тембр его голоса слегка поменялся, в нем проскользнули явно сочувствующие нотки. — Ты спасла жизнь вовкулаке — молодец. Но при этом считай, подписала приговор многим беззащитным против него селянам! Скажи, это справедливо?

На этот вопрос Солоха не нашла, что ответить. Ей только и оставалось, что задумчиво колупать босыми ногами прохладный речной песок.

— Молчишь… Значит, понемногу доходит, — вздохнул Май.

— Неужели нельзя никак было его спасти? Что это вообще за разделение такое на низших? А что, если еще и высшие? — неожиданно подала голос Солоха, в очередной раз, огорошив манула. Оборотень замялся, явно подыскивая ответ помягче.

— Низшими мы называем тех, у кого доминирует звериное начало над человеческим, — после недолгой паузы заговорил Май. — Высшие же наоборот больше люди, нежели звери. Низшими становятся те, кого зачинали, и кто был рожден в звериной ипостаси. При этом многие из них так никогда и не получают способность обернуться человеком. Те же, кто все-таки принимают человеческий облик внутри все равно остаются зверьем. Они психически и эмоционально неустойчивы. Крайне агрессивны и опасны. Поэтому даже мы, высшие, стараемся просто уничтожать их. Единственное спасение для них — смерть.

Именно поэтому в следующий раз подумай хорошенько, прежде чем лезть со своей помощью.

Девушка хмуро насупилась. В словах манула было рациональное звено, в ее же доводах только опора на душевный бессознательный порыв. Так кому же все-таки стоит верить?

Солоха тихонько всхлипнула, подумав о том, что возможно в этот самый миг, спасенный ею вовкулака, уже нападает на какого-нибудь местного жителя. Принесло ли тогда пользу миру это ее спасение? Или же только усугубило ситуацию?

Действительно, кто она, собственно, такая, чтобы решать где, правда, а где ложь. Что, если манул прав и вовкулака вновь начнёт убивать? Стоило ли спасать существо заведомо ориентированное лишь на убийство? Можно ли надеяться, что пристыдившись оно изменит своей природе?

Солоха не знала ответа, и это её удручало. Знать и догадываться, что на твоей совести могут быть убийства невинных людей — выше всяких доводов совести и внутреннего голоса, вопившего о справедливости и равенстве.

— Пусть это станет тебе уроком на будущее, — миролюбиво отозвался манул, после продолжительной паузы. Все это время он ни на миг не отводил взгляда от лица селянки, отлично понимая, о чем она думает, и к какому выводу пришла. — Пошли скорее обратно. Шаман как раз должен был приготовить успокаивающий отвар.

=== Глава 15 Манул и танцы ===

Новый день Солнечное встретило на редкость спокойно. До того самого момента, когда на главную улицу до хаты старосты вопя, что есть мочи не примчался вороватый босоногий цыганченок. Горлопанил он так знатно, что в считанные минуты двор старосты окружили заинтересованные соседи. Среди них затесалась и Параска, заинтересовано прищуриваясь, пытаясь расслышать в общем гомоне, что там говорил мальчишка.

— Уууу — не своим голосом ныл пацаненок, показательно дуя на ушибленную коленку. — Баба Матренааа!

В тон ему отзывались деревенские, поднялся шум и гам, сродни тех, какие устраивают обычно на ярмарках. В центре же этого кипиша выступал покрасневший староста Божейка, силясь перекричать своих соседей.

— А ну рты заткнули! — не выдержав, гаркнул он, заставив на миг замереть даже цыганченка. Парнишка осоловело, хлопнул глазами, моментально замолкнув. Вслед за ним стихли и крестьяне. — Толково говори, что там стряслось!

— Так я же и говорю, — с надрывом хлюпнул носом парнишка. — Я, значиться с утра бегал-бегал, а потом упал… Во, видите, коленку разбил! — он плаксиво ткнул пальцем в костлявое колено. — Решил к бабе Матрене забежать, захожу, а она…

На этом драматичном моменте парнишка вновь зашелся в сдавленных рыданиях. И, рыдания его были такими звонкими, что Божейко пришлось попросту зажать уши. Не сдержавшись, он отвесил мальчишке смачную затрещину.

— А она что? — миролюбиво спросил он.

— Так я же и говорю. Захожу, а там лежит… Белобог мне свидетель, это была ведьма! Мертвая!

Бабы заохали и запричитали, мужики тихонько помянули Чернобога. В Приграничье ведьм не жаловали, а потому заявление циганченка вызвало в дружной толпе сельских некоторый разлад. Божейко задумчиво почесал переносицу, глядя на бушующее честное общество. Верить парнишке у него оснований не было, но проверить, что там, да и как с соседкой все-таки не мешало, а потому он, подбоченившись гаркнул:

— Радим, Охрисько и Палюра — за мной, — названные испуганно переглянулись и с откровенной тоской в глазах глянули на Божейко. Староста недовольно сдвинул брови, и мужики виновато понурив головы, закивали. — А ты, пойдешь с нами, — Божейко вовремя сцапал порывавшегося уже было дать стрекоча мальчишку за ухо. — Остальным — ждать!

Прямого приказа слушаться никто не пожелал, и четверо мужиков вышли из деревни с настоящим настороженным эскортом, в составе всего села, и даже пары собак, которые всю дорогу путались под ногами Божейко. Поэтому до матрениной хатки добирались быстро и шумно.

— Дяденька, а можно я туточки постою? — загундосил цыганченок.

— Стой уж, — махнул на него рукой староста, бесстрашно вступив во двор. — Матрена Никитишна, вы дома? Мы заходим!

Следом за Божейко бесстрашно пошли и остальные. Идти старались тихо, буквально след в след. И хотя двор пустовал, каждый чувствовал, что на участке что-то изменилось. Даже стоящий у калитки цыганченок и все честное селянское общество не решались подать лишнего шума. Потому акустическим сопровождением деревенским смельчакам стал только тихий шелест листвы и настораживающий скрип плохо смазанной калитки. Даже бесстрашный староста был вынужден признать — от этого звука у него волосы не то, что на голове — на пояснице зашевелились.

Остановившись у запертой двери, мужик невольно замер, судорожно сглотнув. Откашлявшись, он как бы невзначай осенил себя знаком Белобога и решительно вошел внутрь, чтобы в тот же миг замереть на месте. Сзади в него впечатались Радим и компания, оглянулись, побелели, да так и замерли, не решаясь даже вздохнуть лишний раз.

Матрена была мертва, и это было бесспорно. Прямо над тем местом, где в неестественной позе лежало тело умершей, в потолке зияла громадная, будто бы расцарапанная изнутри дыра. Обстановку дополняли так же сломанные лавки и стол, битая посуда валялась по всему полу, смешавшись с остатками целебных, высушенных трав. Содранные с корнями занавески были испачканы кровью, именно они и прикрывали абсолютно нагое тело покойницы. На стенах же красовались глубокие борозды от чьих-то когтей. В воздухе же смешавшись с запахом целебных растений, ощутимо веяло чем-то гнилостным, могильным.

Но даже не это стало причиной ступора мужиков. Настоящая причина крылась в застывшей на лице Матрены посмертной маски невыносимой муки. Неестественно выгнутая шея, сбившиеся в клоки пряди седых волос, руки, в неистовстве царапавшие доски, искореженное тело. Последние минуты Матрены были явно незавидными.

— Белобог меня защити, — машинально пробормотал Радим, поспешив отвернуться. Возможно, для столичного жителя подобное не вызвало бы такого яркого шока, но в приграничной тиши, которое являло собой Солнечное подобное было в новинку. О ведьмах здешний люд хоть и слыхивал, но воочию не видел. А тем более не знал, какой смертью умирает нагрешившая ведьма. Наверное, именно поэтому бравые мужички еще долго не решались, что-либо сказать, во все глаза, таращась в окровавленный пол.

— Вот тебе и целительница, вот тебе и Матрена Ивановна, — хрипло вторил ему Охрисько через некоторое время. — Надо бы ее похоронить поскорее, покуда беспокойником не поднялась.

Божейко же стоял молча, пристально вглядываясь в лицо умершей. Наконец, тяжко вздохнув, он подошел к умершей, и, склонившись над трупом, накрыл ее веки парой завалявшихся медяков. Негоже мертвой на людей смотреть — еще за собой в могилу утащит.

— Охрисько, зови жреца, Радон — беги за мужиками, яму рыть будете, а ты Палюра за бабками знающими сбегай. Пусть обмоют ее, да в гроб по всем понятиям положат, обед поминальный подготовят.

— Ведьме? И обед поминальный? — взорвался праведным гневом Палюра. Его руки малодушно подрагивали. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, какую думу думал божейкин кум.

— Да, хоть и ведьма, но она многое для нас сделала. Али не помнишь, как она тебя от тифа лечила? — Божейко вдруг резко поднялся над Палюрой. Глаза его налились кровью, ноздри раздулись. — Похороним ее, как и подобает обычаю. Но и замолить ее грехи перед Белобогом нужно. Она хоть и ведьмой была, но многих спасла. Может, по молодости она и грешила, да только от нее нам одна польза была. Так что, мигом за работу, охламоны!

Мужики угрюмо покивали, поспешив покинуть хату ведьмы. Никого не тянуло спорить со старостой. Хотелось наоборот побыстрее с той бисовой хаты убраться. И хотя в душе у того же Палюры крепчал протест, идти против воли Божейко он не решился, угрюмо зашагав в сторону соседнего села, к знающим в делах похоронных бабках. Божейко же остался в одиночестве, задумчиво оглядываясь по сторонам.

— Внезапная смерть не всегда внезапна, — неожиданно пробормотал он. — Кому же ты успела передать свой дар, Матрена Никитишна?

Солохе было дурно. Хмуро глядя на расстилающийся по сторонам степной пейзаж она все не находила себе место. Вроде и не болело у нее ничего, и жажда с голодом не мучили. А не сиделось ей на месте. Так и норовило тело встать, да бежать куда-то, бежать без оглядки.

Возня селянки не прошла незамеченной ни для купца Добрика, ни для шамана, представившегося спутникам Улулуком, ни для сидевшего подле нее манула. Впрочем, Добрик не стал приставать к девушке, списав такое поведение на встречу с вовкулакой.

Да, на счастье Солохи ее роль в чудном спасении вовкулаки не подтвердилась. Не сведущие в колдовстве селяне и наймиты списали поведение девушки на шок. Действительно, стоит ли ожидать выдержки от глупой сельской девки?

Охотник отбыл сразу же, как только его вытащили из земли, унесшись в сторону лесов. При том он успевал источать такие трехэтажные и отборные, что заставило даже самых ярых любителей нецензурщины разочаровано покачать головой. Ослепленный яростью он и не подумал искать причину землетрясения в лице хрупкой, поседевшей от страха и дрожавшей как осиновый лист на ветру девице. Действительно, что толку искать магию в темной, грязной оборванке? Уважающая себя ведьма по его соображению никогда бы так не вырядилась, и тем более не стала бы с людьми якшаться.

Магию же он списал на проделки раненого вовкулаки и только больше зажегся мыслью выследить и снести ему голову.

Шаман же, как и догадывалась девушка не спешил раскрывать наймитам глаза. Угостив ее успокоительным настоем из каких-то трав, он молчаливо ушел обратно к варварам. Его место поспешил занять запаханный Адин.

Как и всякий юноша, он буквально светился от пережитого чувства настоящей опасности. За своими переживаниями, душевных метаний Солохи он не замечал.

— Впервые видел вовкулаку своими глазами! — восторженно бубнил он, размашисто жестикулируя. Сидящий на облучке Митяй лишь по-отечески усмехался, выслушивая этот бессвязный восторженный лепет. Ехавшая же за добриковской телега варваров следила за пятым сыном с плохо прикрытым презрением. Глядя на надутое лицо Сураона, отца Адина, Солохе осталось только посочувствовать своему новому товарищу.

— Тебя что-то беспокоит, я прав? — спросил манул, покосившись на нервно теребившую края своей рубахи девушку.

— Я сама не знаю… — виновато откликнулась Солоха, растерянно оглянувшись. — Как-то в груди щемит, — она виновато улыбнулась, дотронувшись рукой до груди. — Муляет, понимаешь?

— Надеюсь, это не из-за вовкулаки? — манул нахмурился, пристально глядя на свою спутницу. Девушка же задумчиво покачала головой.

— Нет, это что-то совсем другое… Словно бы меня что-то зовет, а что, понять не могу.

Манул озадаченно хмыкнул. Что-то на подобии этого он уже когда-то слышал, пытаясь припомнить от кого, и когда. Внезапная догадка стала для него настоящей неожиданностью. Исподтишка разглядывая нервно мотающую головой девушку, он пришел к выводу, что его опасения подтвердились. Неосознанно, но Солоха чувствует смерть своей наставницы. Чувствует, что нить их связывающая оборвалась.

Впрочем, когда-то это должно было произойти. Старая ведьма все равно должна была помереть, не сегодня так завтра.

Манул не смог не восхититься находчивости старой ведуньи. И силу она передать успела, и опасный артефакт спрятать, и надежную охрану обоим состряпать.

— Интересно, почему это я должен ей помогать? — манул презрительно скривился. Людей он не любил, а ведьм особенно.

— Ну, может потому что у Раамона Даксталь есть невыполненное обязательство одной весьма почетной и уважаемой колдунье? — Матрена хитро сощурилась, проведя рукой по лицу. Манул охнул, его зрачки просветлели, выпущенные ногти с силой впились в густую траву.

— Это вы! — воскликнул он пораженно. Та самая ведьма, что однажды спасла ему жизнь, та самая, обучившая его всем ведьмовским премудростям.

— Именно. К тому же, как мне известно, ты и сам вроде как направлялся в Столицу, я права?

— Верно.

— Тогда, совмести приятное с полезным, и твой долг жизни будет зачтен. В противном случае, ты и сам знаешь, что тебя ждет…

— Знаю, вы сами мне когда-то рассказали об этом, — Май понурил голову. Его обыграли, обставили как глупого котенка. — Если она вам так дорога, то почему сами не отправитесь с ней?

— А разве ты не видишь, что я умираю? — уголки губ старой ведьмы дрогнули, в глазах заблестели слезы. — Плохо же ты слушал мои рассказы, оборотень. В течение долгих лет я умираю, медленной и мучительной смертью. Моя душа не покинет этот мир, покуда я не передам свой дар кому-то другому. А как только я это сделаю, я начну выгорать. Я даже не хочу думать о том, что меня ждет. Я слишком много грехов совершила по молодости. Боги за это меня не пощадят. Поэтому, пожалуйста, защити мою избранницу. Чтобы она не повторила мою судьбу, и дар не стал для нее таким же проклятием, как и для меня.

Старуха плакала. Тихо катились крупные слезы по ее щекам, поблескивая серебром в лунном свете. И в тот миг. Глядя в ее настоящее, старое и несчастное лицо манул понял, что как бы ему не было противно. И как бы сильно он не любил ведьм и людей, он исполнит волю старой ведьмы.

— И еще, до поры до времени не говори ей всю правду. Я хочу, чтобы девочка запомнила меня только с хорошей стороны. Моей участи это не облегчит, но все же…

— Хорошо, я ведь ей тоже задолжал. Спишу на это, — кивнул оборотень.

— И еще, надень, пожалуйста, штаны, а то еще простудишь самое святое, — ведьма озорно подмигнула, растворяясь в ночном тумане. Манул же тихонько выругался. Заговорился и не заметил даже как трансформировался. Обернувшись, оборотень поспешил стянуть с веревки чьи-то мужские штаны.

— Да, неплохо живут крестьяне в этом захолустье, — фыркнул оборотень, подпоясывая штаны тонким кожаным пояском.

Устало, вздохнув, манул опустился на гору дорогих восточных ковров, перекочевавших с чьей-то повозки в телегу к Добрику. Ковры оказались удивительно мягкими. Прикрыв глаза, оборотень и не заметил, как начал дремать. Говорить об истинной причине своего решения он пока не будет. Действительно, пусть Солоха запомнит свою наставницу как доброго и честного человека, но не как ведьму-убийцу.

Эту ночь обоз встретил в диком поле. Стоило только солнцу окончательно скрыться за горизонт, как вокруг, вдоль тракта растянулась цепочка ярких, весело горящих костров. Возле каждого стояло по две — три телеги, стоял веселый разноголосый гомон, пахло подгоревшей кашей.

Солоха сидела на облучке, безо всякого вдохновения жуя недоваренную пшеничную кашу. Недалеко суетился Добрик, пытаясь помочь наймитам собрать некое подобие шатра для купца. Как и обычно, его стараниями очередное чудо инженерной мысли прожило около пары минут, а после скорбно покосилось, заставив работяг недовольно переглянуться. Стало понятно, что от добриковской помощи больше вреда, нежели пользы.

Манул же держался как всегда обособленно, с явным удовольствием созерцая уже третью провальную попытку поставить толковый шатер. Ему-то шатра точно было не предусмотрено, потому, видимо, и веселился.

— Позор, позор моим сединам! — картинно заламывал руки купец, с ненавистью покосившись на рухнувший шатер. — Все, посплю без него!

— Куда уж вам, Добрик Владисловович, — залебезил перед ним Митяй, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Остальные наймиты тоже втихую усмехались только больше разъяряя купеческую кровь. — Комары закусают, да и холодно ночами спать. Мы-то привычные, а вы…

— А я сказал, значит, по-моему, будет. Расстелите мне на моей телеге, — упрямо замотал головой купец.

Мужики недоуменно переглянулись, но спорить не стали, спешно убрав шатер. Желание клиента — закон.

Следующим внимание Солохи привлек шум с соседней стоянки, где как она знала, расположились северные варвары. Шум был весьма необычным, более напоминая выстукивание каких-то маракасов и барабанов. Заинтригованная, селянка отложила недоедки и поспешила покинуть собственный лагерь, тихонечко подойдя к костру варваров.

Стоило отметить, что в разведении огня варварам в обозе не было равным. Костер получился воистину громадным. Через такой, только на Ивана Купала и прыгать, как справедливо заметила Солоха.

Мощного света костра было достаточно, чтобы на многие метры осветить поле и то, что на нем происходило. И только мимолетного взгляда хватило селянке, чтобы понять — такой громадный костер разожгли не зря.

На специально расчищенной площадке выступало пару молодых парубков, среди которых Солоха признала и Адина. С краешку же пристроился жрец, выигрывая на небольших, глухо звучащих барабанах. Рядом с ним стоял еще какой-то варвар, помахивая в такт маракасами. Еще один играл на странного видах гуслях. Струн там было около десяти, которые мужчина поддевал острыми длинными коготками. Звук, который издавал этот странный инструмент, невольно заставил красавицу замереть, не в силах пошевелиться. Волшебная, совершенная неземная мелодия на какой-то миг попросту вывела ее из состояния реальности. Музыка была тихой, и танец под нее исполнялся соответственный. Медленный и спокойный.

Девушка, кивнув музыкантам, поспешила занять место среди зрителей, коих на полянке оказалось тоже не мало. В основном это были многочисленные дядья Адина, но были там и соотечественники Солохи и даже странные люди с Востока. Они как раз, по наблюдениям селянки слушали и смотрели очень внимательно, и казалось, даже не дышали.

— Садись к нам, Солоха, — предложил ей шаман, стоило только мелодии затихнуть, освобождая место подле себя.

Благодарно улыбнувшись, девушка села, с интересом взглянув на необычные гусли.

— Это кото, — проследив за ее взглядом, заговорил шаман. — Хочешь попробовать поиграть? Мальчикам надо немного отдохнуть.

Солоха с готовностью закивала, с благоговейным трепетом коснувшись натянутых струн кото. Струны отозвались еле слышным переливом, и, осмелев, девушка вновь пробежалась по струнам пальцами. На ее счастье, когти у нее успели вырасти вполне приличные, да и кое-какие навыки игры на инструменте она имела. Раньше, покойный служитель храма Белобога обучал ее игре на гуслях, и сейчас давно забытые уроки начали понемногу вспоминаться.

Заигравшись, девушка и не заметила, как невольно привлекла внимание остальных варваров на себя, а, заметив, смутившись, передала инструмент законному владельцу.

— Спасибо большое, — прошептала она.

Варвар кивнул, принимая кото. В тот же миг на Солоху налетел восторженный Адин:

— Это было очень хорошо для новичка! — он буквально задавил Солоху своим энтузиазмом. — Вот меня, сколько не учили, а толку никакого! А хочешь с нами потанцевать?

— Хочу! — охотно откликнулась сразу же взбодрившаяся девушка. И если в игре на гуслях она была, мягко говоря, середнячком, то уж в танцах выигрывала по всем статьям. К тому же необычайная мелодия кото неосознанно успокоила ее, развеселила, немного отвлекла от мрачных мыслей. Ноги селянки так и просились в пляс, а потому девушка охотно приняла разгоряченную, вспотевшую руку Адина вступив в круг.

Музыка началась внезапно, как и новый, совершенно непредсказуемый танец. Больше всего он напомнил Солохе древние обрядовые танцы, которыми раньше увлекались жрецы. Теперь-то о них в народе остались одни воспоминания.

И если в начале девушка пару раз сбилась с ритма, вызвав снисходительную усмешку варварского племени, то чуть позже, освоившись, она и сама повела танец, смело вытанцовывая по земле. Девушка и не заметила, как неожиданно полянка опустела, оставив в кругу только ее и Адина. Очарованная свежим, ночным воздухом, магией странной музыки, и загадочным блеском глаз своего напарника она охотно пошла за ним следом, до неприличия сократив расстояние между варваром и собой. Впрочем, в тот момент никого это и не волновало. Мистика ночи и танца захватила всех зрителей без исключения. Единство танцующих, их молодость, смелость выражений и движений, чарующая красота танца заставила зрителей по окончанию действия громко поаплодировать выступающим.

Раскрасневшаяся от пережитых эмоций и жара костра Солоха смеялась, отвесив публике глубокий поклон.

— Еще танцев!

— Больше танцев! — галдели на десятки глоток варвары и остальные собравшиеся гости.

— Ну что, хочешь еще станцевать? — спросил Адин, вновь сомкнув руку на тонкой девичьей кисти кисти. И девушка не смогла отказать, в тот же миг оказавшись где-то высоко над землей.

— Аааа, — пискнула девушка, отчаянно размахивая ногами. Ответом ей стали только лукаво прищуренные глаза Адина, да гулкий гогот развеселившихся мужиков.

На этот раз мелодия не была спокойной. Кото сменилось в руках музыканта на какой-то явно духовой инструмент, заигравший не просто веселую — озорную мелодию. Ее рваный ритм не единожды заставил впоследствии Солоху визжать от страха, оказавшись где-то в свободном полете. В остальное же время Адин бессовестно кружил ее в своих крепких объятиях, или же заставлял невольно выполнять такие гимнастические трюки, после которых Солоха всерьез начинала волноваться за здравие собственных мышц.

Однако все же, какими бы ни были сложными движения и высоким ее полет, Солоха искренне радовалась необычному танцу. От него кровь бурлила сильнее, заставляя все крепче и крепче прижиматься к мужской, горячей груди. От него становилось так легко и свободно на сердце. Он зажигал сердце, заставляя двигаться быстрее и забыть обо всех своих горестях.

В какой-то момент веселая и зажигательная мелодия резко оборвалась, заставив растерянных партнеров, отскочить друг от друга, недоуменно оглядываясь по сторонам.

— Это что еще тут за балаган? — взревел уже знакомый Солохе мощный профундо[10]. Толпа мгновенно схлынула, явив лик разгневанного отца Адина.

Селянка внутренне похолодела, стоило ей только взглянуть на эту мощную, подобную скале двухметровую мужскую фигуру. На полыхающие неприкрытой злостью глаза варвара. Его искаженное неприкрытой злостью надменное лицо.

Действительно, по сравнению с отцом, Адин выглядел просто недокормышем.

Именно глядя на этого мощного человека, Солоха вспомнила легенду, по которой северные варвары считались потомками ледяных великанов. Теперь же она начала серьезно сомневаться в том, что это была только легенда.

— Отец, я все могу объяснить, — потухший взор Адна красноречивее всего говорил несогласованности танцев с высшим начальством. — Это…

— Стоило только на минуту отвернуться, чтобы ты, бисов сын, устроил из моего лагеря цыганий табор! Еще и эту, — Сураон презрительно ткнул пальцем в фигурку Солохи, — привечаешь. Забыл что ли все мои наказы? Али плети давно не получал?

— Но отец, — попытался возразить Адин.

— Молчать! — рыкнул варвар, стремительно приблизившись вплотную.

В тот момент селянке показалось, будто бы фигурка и без того не самого высокого варвара в этом лагере еще больше визуально уменьшилась. Отец давил на сына и физически и духовно. В какой-то момент Солохе показалось, будто бы она видит этот самый пресс. И сил смотреть и стоять на избиение слабых у нее не нашлось.

— Простите, но Адин тут ни при чем, — девушка и сама не поняла, как встала между отцом и сыном, а, опомнившись тушеваться, не спешила. Не на ту напали. — Это я виновата!

— То есть? — Сураон отступил на шаг, недоверчиво оглянувшись на своих сородичей, словно бы ища моральной поддержки. Частично разбежавшиеся по своим делам варвары ответили дружным молчанием. Видимо, и сами где-то в глубине души были согласны, что за веселье не наказывают и прилюдно не унижают. Адин-то хоть и пятый, но все же сын вождя. Негоже ему выступать перед своими соотечественниками в таком свете.

— То и есть. Адин много рассказывал про обычаи вашей родины, и я попросила его станцевать. Простите, я не думала, что вам это не понравится, мне так жаль. Не ругайте, Адина, прошу — в тот момент Солоха призвала на помощь все свои недюжие актерские данные и выдавила такое неподдельное разочарование, что невольно смутила Сураона. Про себя же селянка усмехнулась, глядя в явно успокаивающееся лицо командира варваров. Права была ее матушка, Параска Прохоровна, когда говорила, что истинное женское оружие — хитрость и эмоциональность.

— Кхе-кхем, ну… ладно, — закашлялся варвар, уже не так воинственно косясь на сына. Адин же, почувствовав послабление, не смог украдкой не подмигнуть своей спасительнице. — Но это в первый и последний раз! — снова гаркнул он, заставив девушку невольно вздрогнуть. — И чтоб я тебя больше в своем лагере не видел, поняла?

— Да! — бодро откликнулась девушка, и дабы не нервировать грозного отца семейства и всего племени шустренько скрылась в наступающем ночном сумраке.

Девушка тихонько посмеивалась, прикрыв рот ладонью. Настроение, не смотря на прерванный праздник, явно повысилось. Испортить его не смог даже по-обыкновению ворчливый тон манула и даже грому подобный храп купца Добрика, успевшего устроиться на ее месте в телеге.

Правильно когда-то говорила бабка Матрена: молодости не свойственна долгая печаль. И теперь, глядя из-под полуприкрытых век на сияющие вдали звезды, Солоха была с ней согласна.

— Интересно, как вы та поживаете, баба Матрена? Мне вас, порою, очень не хватает… — пробормотала она, окончательно засыпая. Вопрос заставил ее сердце болезненно тьохнуть о грудную клетку. Но уставшая за вечер девушка списала это на усталость, окончательно засыпая. Наверное, именно по причине своей сонливости она и не заметила, как странно напрягся манул при упоминании старой ведьмы.

Зверь был напряжен, человек тоже. Еще никогда им не приходилось сталкиваться с такой человеческой махиной, а тем более еще никогда их общее сердце так часто не билось, испытывая небывалое волнение. А она, их хозяйка, смогла безо всякого оружия, одними только словами одолеть его. Это ли не значит, что хозяйка самая лучшая и мудрая?

Да, в кои-то веки человеческое начало вздохнуло спокойно: зверь, хоть поначалу и сомневался, теперь же был полностью на его стороне. И это чувство непривычного покоя и единения окрылило оборотня. Зверь заснул, позволив вздохнуть на полную грудь, хоть на пару минут осознать себя настоящим человеком, с человеческим сознанием. И хотя сейчас зверь в душе спал, человек отлично понимал — это не на долго. Он проснется, и скоро. Но теперь он точно сможет найти с ним общий язык, ведь у них есть настоящая хозяйка, которая примет их обоих!

Оборотень вздохнул, растянувшись в траве, когти начали медленно втягиваться, шерсть опадать. Уже через пару секунд молодой мужчина потянулся и смачно зевнул.

— Что ты здесь забыл? — неизвестный голос заставил, уже было мирно задремавшего оборотня подскочить. — Ты хоть разговаривать-то умеешь, а?

Оборотень заурчал, неверяще втягивая носом прохладный ночной воздух. Этот мужчина, стоящий напротив него, это ведь его он всю дорогу наблюдал подле хозяйки! Так почему же от этого мужчины так и веет кошачьим духом? Почему от одного взгляда в его глаза делается так страшно?

— Ты ведь тоже… оборотень? — глухо отозвался он, с трудом выговаривая давно забытые звуки. Он уже давно не говорил, но знания, накрепко вбитые покойной матерью, все же сохранились.

— Верно, — снисходительно усмехнулся незнакомец, блеснув удлинившимися тонкими клыками. — Так что ты тут забыл, вовкулака? Преследуешь нас? Я твой поганый запах весь день сегодня был вынужден наблюдать, и это меня не радует, поверь.

Вовкулака напрягся, моментально опустившись на четвереньки. Но минутой позже, опомнившись, поднялся, смело, взглянув прямо в глаза, несомненно, опасного, но все же сородича.

— Не преследую, охраняю.

— Кого?

— Хозяйку.

— Вот как… — незнакомый оборотень казалось, смеялся. На какое-то мгновение вовкулаке показалось, будто бы он сейчас махнет рукой и уйдет, оставив его в покое. Но оборотень разрушил все вовкулачьи мечты. — Не хочу разочаровывать, но ты ей не нужен. Убирайся. Немедленно.

— Нет! — прорычал человек. Зверь начал просыпаться, и как обычно, он был зол. Контролировать эту злость человек не стал, позволив когтям вновь принять свое боевое положение. — Она моя хозяйка. И только она вправе прогнать меня!

— Сам напросился. Видит Чернобог, я не хотел проливать кровь, но моей спутнице не нужен такой опасный слуга, — с этими словами незнакомец резко взвился, нанеся первый, но на счастье вовкулаки, не последний удар.

Зверь внутри затрепетал от предвкушения. Незнакомый оборотень силен, его кровь так необычно пахнет, манит и дразнит. И человек вновь не стал сдерживать зверя, ринувшись вместе со своей второй личностью в злую и ожесточенную схватку.

Незнакомый оборотень был силен, чертовски силен и быстр. Зверь не улавливал его движений, бил наотмашь и всегда промахивался. А вот когти неизвестного всегда достигали цели, методично и жестоко нанося рану за раной, причиняя боль. И, наверное, человек бы сдался боли, не выдержал, убежал. Но взбешенный зверь был сильнее. Запах собственной крови дурманил, заставлял снова и снова подыматься и нападать.

В какой-то момент человек содрогнулся, очередной выпад неизвестного оборотня, нанесенный в ногу, заставил тело споткнуться и повалиться ничком на землю. Зверь отчаянно загудел, пытаясь хотя бы перевернуться на спину. Левая нога была полностью обездвижена. Видимо неизвестный, специально повредил связки и сухожилия, дабы поскорее обездвижить соперника.

Боль же от ранения была такой, что заставила растеряться даже зверя. Этой-то заминкой и воспользовался неизвестный, позорно оседлав вовкулачью спину.

— Даю последний шанс, — прошептал он у самого уха.

Зверь и человек запротестовали одновременно и дружно. Этот оборотень мешает, именно из-за него они не решились подойти к хозяйке, именно из-за его существования им приходится сейчас истекать кровью!

— Нет, — вырвалось из полностью трансформированной волчьей пасти.

Ответа не последовало, но он был и не нужен вовкулаке. Собравшись из последних сил и упершись о передние лапы, зверь все же перевернулся на спину, чтобы увидеть, как странно исказилось от боли лицо незнакомого оборотня, падая с покатой спины. Эта внезапная боль дала вовкулаке шанс на реванш. И зверь не постеснялся им воспользоваться, заключив шею неизвестного оборотня в кольцо когтистых лап.

Вовкулака грозно нависая над неизвестным, глухо порыкивая. Оборотень в ответ лишь тихо стонал, не пытавшись защищаться или же отбиваться. Вовкулака чувствовал, как рвано бьется сердце его оппонента, видел какую-то болезненную испарину на его лице, и чувствовал под своими лапами судорогу, сковавшую шею, руки и ноги противника. Именно она вызвала эту внезапную перестановку сил. Именно она, возможно, спасла этой ночью вовкулачью жизнь.

Зверь ликовал, поднеся свободную лапу. Один удар, и от головы соперника останется лишь кровавая каша. Один удар освободит путь к такой желанной хозяйке. И зверь был готов убить.

Но в самую решающую секунду человек все же воспротивился. Лапа задрожала. Когти только чиркнули по лицу незнакомца. Зверь был убийцей, человек — нет. Человек точно знал, хозяйка не одобрит убийства незнакомого оборотня, зверь негодовал, почему хозяйка такая мягкосердечная. Человек уговаривал не бить, зверь сомневался. Человек торжествовал, сегодня он победил зверя. Хозяйка значила для зверя так же много, как и для человека.

Лишь мгновение, и фигура вовкулаки скрылась из виду, обильно истекая кровью, оставив неизвестного оборотня хоть живым, но явно не боеспособным.

Вовкулака бежал быстро, несмотря на все еще не работающую заднюю лапу. Человек внутри ликовал. Впервые за столько лет он проконтролировал зверя. Зверь же получал удовлетворение от мысли, что в будущем его, возможно, хозяйка похвалит. Ради нее и зверь и человек были готовы на все, даже на борьбу со своим агрессивным началом.

=== Глава 16 Манул в Краснокаменске ===

Как и подозревала Солоха, дни в пути потянулись однообразно и скучно. И то, что в начале ей пришлось пережить столько происшествий свидетельствовало скорее о чрезвычайной везучести девушки, но не об увлекательности пути. День в обозе начинался с обильного завтрака, после которого обычно следовала гневная, и абсолютно неинформативная лекция Божейко на тему: «Какие вы все лентяи и лоботрясы, обжоры, Чернобога на вас нет!». Еда, кстати, тоже разнообразием не отличалась. Может быть, Добрик в силу купеческого звания и мог позволить себе разнообразное меню, но вот обычным работягам приходилось довольствоваться не всегда доваренной пшенкой или ячкой. сдобренной шматом копченого сала или жирного масла. Запивали это дело обычной, речной водой, от которой однажды Солоху начало не слабо мутить. На благо в тот день ей на помощь пришел шаман. Пошептал-пошептал, травяной настой споил, и боли как не бывало.

Весь день обоз монотонно двигался вперед по пустующему тракту. Лишь изредка попадались на пути странников телеги с местными крестьянами, другие купеческие обозы. Отдельным событием стала встреча с настоящим королевским гонцом, скакавшим куда-то на север с целым отрядом суровых, плотно закованных в латы воинов. Глядя на их сосредоточенные лица, селянка еле сдержалась, чтобы не спросить, удобно ли им по такой-то жаре в латах и кольчуге.

К слову, жара была действительно немилосердной. И если раньше Солоха искренне возмущалась распутным столичным нравам ходить с оголенными плечами и спиной, теперь сама не удержалась и скинула верхнюю рубаху, оставшись в тонкой майке и изрядно укороченных шароварах. Змей на облучке не водилось, а в дикое поле Солоху не тянуло.

Вечерами же следовал привал, очередная плошка с ненавистной кашей и песни. Любили наймиты прохладными вечерами, когда солнце окончательно скрывалось за горизонтом, а в воздухе начинали жужжать комары, устраиваться у костров и травить байки всякие, песни горланить, в игры играть.

Вот вечера-то Солоха и любила. Сядешь вот так в круг, улыбнешься Митяю и остальным наймитам, возьмешь в руки еще горячую плошку и станешь, прикрыв глаза слушать, что взрослые говорят. А говорили старшие много, вспоминали молодость, прошлые походы, дальние страны, девок веселых, да чудищ разных.

Так говорили они и в тот вечер:

— Вот помниться, было мне лет осьмнадцать, так и ушел я с батькой плавать. Помню как теперь — небо синее, вокруг чайки крикливые летают, на головы гадят. Солнце печет, рыба из воды прямо на борт бросается. Странная такая рыба, вроде с плавниками, а вроде и с крыльями, — баял старик Румон, покряхтывая от удовольствия и убивая очередную кружащую над головой мошку. — Мы тогда к островку причалили, воды запасы пополнить, дичины набить. А остров тот дикий. Вокруг тишь да спокойствие. И дичи там было видимо-невидимо. И вода родниковая, чуть ли ни из-под каждого камушка сочиться. Зелень везде, пестрит в глазах от цветов дивных и оперения птичьего. Мы тогда и не поняли, да только попали тогда в царство к дриадам, духам природы. Ох, и сладостные были девки… — многозначительно заканчивал старик, вздыхая о чем-то своем сокровенном. — Помниться одна уговаривала меня остаться с нею, а я дурак не захотел…

— А что, хороши дриады-то те? — хмыкнул заинтересованно Прунько, местный шалопай и сорванец. Взял его с собой тятька на заработки, да только не заработки волновали юный ум. В этом на своем опыте смогла убедиться Солоха. Впрочем, деревенская выучка дала себя знать и долго еще, потом болело пруньково ухо, как доказательство его недобрых помыслов.

Именно после этого всем охальникам пришлось поумерить пыл. Уж Солоха-то их быстро заставила вспомнить и о женах горячо любимых, о девушках, ждущих милых дома.

— Хороши, — Румон мечтательно причмокнул, видимо вспоминая дриад. — Вот зря я тогда не остался… Путешествовать хотел. А как мы остров тот покинули, так никогда и не смогли к нему причалить. И сколько я потом в молодости не искал…

— И хорошо, что покинули, — вставил свою лепту манул. Обычно молчаливый, он все-таки изредка присоединялся к компании. И тут уж Солоха почувствовала себя великой провидицей. Если в битвах равным оборотню было мало, то в азартных играх ему положительно не везло. Играть манул не любил, но пару раз поддавшись уговорам, таки с треском проиграл, отыгрываясь вот такими репликами. Однако Солоха еще не скоро забудет выражение его холеного лица в тот момент, когда выигравший Митяй отвешивал оборотню ровно десять шалбанов. — Тут и слепому ясно, что вы угодили в логово морских дев. Чудо еще, что живы остались.

— Эх, ничего ты не смыслишь, юнец. — Румон улыбался снисходительно, — Да уж лучше на дне морском с такими-то девами, чем тут, на земле век горбатиться. Впрочем, по молодости я так не думал.

— Это-то тебя и спасло, — ехидно возразил Май, заставив Румона в очередной раз подавиться.

— Так, добры молодцы, чего не спим? Завтра трудный день! Подъезжаем к Краснокаменску! — на горизонте нарисовалась как всегда чем-то недовольная рыжая макушка Добрика. Как заметила за время странствий Солоха, нраву он был не то, чтобы поганого, скорее просто ворчливого. В особенности ворчливость его всплывала по утрам и вечерам.

Мужики несогласно загудели, но послушно повставали, в спешке доедая кашу. Солоха же, улучив момент, обратилась к манулу:

— А что это за Краснокаменск?

— Город такой, завтра сама увидишь, — отмахнулся от нее оборотень.

— И еще, добры молодцы, думаю, вы уже поняли, что завтра намечается праздник Зеленых Святок[11]! Традиции мы чтим, а это значит, что после разгрузки части товаров я выдаю вам вольную. У кого есть надобность, подойдете, выдам часть отработанного, — гораздо тише продолжил, говорить Добрик. Впрочем, услышали и поняли его все без исключения. Это-то и приободрило наймитов. Особенно Солоху, моментально вспомнившую, что в крупных городах на праздники обычно организуется большая ярмарка.

Наймиты восприняли эту новость так же очень благосклонно. Зеленые Святки — праздник действительно большой и важный для всех верующий в Белобога и Чернобога. Хотя, этому празднику так же сильно обрадовались и варвары, и наймиты с далекого востока. Хороший отдых не помешает никому.

К утру, как и предсказывал Добрик, на горизонте замаячили стены Краснокаменска. Стоило отметить, что город не зря назвали именно так: кладка его действительно была составлена из мелкого ярко-красного кирпича, придававшего стенам угрожающий кровавый оттенок. Уже на подъезде девушке пришлось воочию убедиться, что на пересечении двух крупных торговых путей город вырос не просто огромным — гигантским. По крайнее мере, он не шел ни в какое сравнение с Накеево. Со всех сторон, с мелких едва заметных троп, по Соляному тракту туда стекались небольшие обозы: ехали купцы, селяне шли целыми семьями. Стоял крик и гам. По обочинам веселилась малышня, играя в догонялки и салки, за ними с веселым лаем гонялись собаки. Ревели волы, ржали кони, в воздухе витал аромат навоза. Больше всего же людей Солоха узрела по берегам рек. И стар и млад, безо всякого стеснения оголялся, отправляясь в мутноватые, быстрые воды широкой ленты-реки, несшейся как раз подле стен Краснокаменска. По берегам рек девушка увидела громадные кучи заготовленного хвороста.

— Ох, как они тут праздник отмечают! — воскликнула девушка. В Солнечном Зеленые Святки считались, чуть ли не самым главным праздником летнего сезона. В этот день все селяне, и малые детишки, и седые старцы, шли в храм молиться братьям Белобогу и Чернобогу, украшали дома цветами и ветками березы, символизировавшей гармонию, устраивали народные гулянья, водили хороводы, пели обрядовые песни, и, конечно же, гадали на суженого. Особенно ярким зрелищем был ежегодный символический бой между братьями богами. По поверьям считалось, что если в поединке победит Белобог — то год будет удачным, если же наоборот — жди беды. Поверьям в их селе не очень-то и верили, но смотреть на зрелищный поединок любили. Особенно купцы, отлично осознавая, что с такого представления можно хорошенько подзаработать.

Сам же праздник возник от легенды, на которой строилась вся суть вероисповедания в Чернобога и Белобога. Именно в этот день, по легенде боги-братья, сотворившие мир, окончательно разделили сферы влияния, создав день и ночь, свет и тьму, людей и нежить. Некогда, по легенде, братья жили в мире и гармонии, управляя миром вместе. Но по прошествии многих тысяч лет Чернобог — создатель ночи и тени, попытался свергнуть своего брата, возжелав единоличной власти. Белобог — покровитель дня и света, не пожелал мириться с братом, вступив в кровопролитную битву, длившуюся долгую тысячу лет. Братья сражались, позабыв о сне и еде. Никто не желал уступать, и лишь по случайности в какой-то миг Белобогу удалось выбить клинок из рук брата. Будучи мудрым правителем Белобог отлично осознавал, что их общему детищу — миру людей, не выжить без силы мятежного братца, как дню не существовать без ночи. Поэтому он пощадил Чернобога, заточив того в недрах земных, отрезав его крылья, чтобы мятежник никогда не смог взлететь на небо.

Лишившись своих крыльев, брат-мятежник остался властелином ночи и покровителем всей нечистой силы. И хотя в народе служителей культа мятежного бога недолюбливали, но всегда исправно носили подношения и возносили молитвы. Ведь каждого с младенчества приучали, что свет и тьма равнозначны, и что никакому добру не выжить без зла. Именно эту победу и праздновали ежегодно на празднике Зеленых Святок.

По случаю праздника въездную пошлину с оборонительных стен Краснокаменска убрали, позволив людям беспрепятственно шнырять туда-сюда через ворота. Стража следила только за тем, чтобы не создавались заторы для обозов и телег, и чтоб никакой смутьян не решил затеять драку у ворот.

Стоило только обозу войти внутрь, как его тут же подхватило и захлестнуло в общий стремительный людской поток. Добрик ругался и покрикивал то на своих наймитов, то на волов, то на соседей, преграждающих ему дорогу. Солоха же так и замерла с открытым ртом. Еще никогда в жизни они не видела такого людского столпотворения. Даже Накеево по сравнению с этим казалось просто зачуханным диким селом.

Людей было много, сотни и тысячи лиц шныряли из стороны в сторону, приходили всего лишь на мгновение, чтобы потом затеряться в лавине таких же соотечественников. Пестрели яркие ленты, белели льняные платьица, вышитые вручную вышиванки. Где-то на все лады горланили веселые песни ряженые чертами и ведьмами молодые парубки и девушки, у каждого дома, в руках у каждого человека красовалась небольшая веточка березы.

— Да, в такой толкучке много не наторгуешь, — растерянно почесав залысину, заключил Добрик, стоило только обозу вырулить на главную площадь, где власти уже успели убрать все прилавки, освободив место для ночных гуляний. — Ладно, сейчас сдадим заказчику ковры и попробуем напроситься к кому-то на постой. Надеюсь, старик Валирий помнит о своем обещании оставлять для меня местечко в своей забегаловке.

С коврами никаких проблем не возникло. Заказчик товаром остался доволен, прикинув пару золотых премиальными моментально раздобрив Добрика. Купец таким поворотом событий был несказанно доволен. Обосновавшись обозом на постоялом дворе того самого Валирия, купец щедрым жестом отсыпал каждому наймиту заработанное. Манулу при распределении перепало пять золотых, которые оборотень, пожав плечами, отдал Солохе.

— Ты вроде жаловалась, что тебе нужна одежда. Этого с лихвой хватит, — объяснил он, попытавшись куда-то улизнуть. Впрочем, селянка ему этого не позволила, подхватив начавшего было возмущаться манула под локоть.

— Тебе тоже одежку следует прикупить, так что пошли! — приказала она, потащив оборотня по направлению к торговой площади. И хотя города Солоха не знала, купеческая кровь, взыгравшая в ее жилах, вела ее четко по адресу. И уже через пару кварталов спутники вышли к громадной площади, занятой под праздничную ярмарку. Вокруг, сколько хватало глаз, волновалось людское море. Кричали торговцы, визжали торговки, бессовестно выхваляя свои товары, стараясь привлечь как можно больше покупателей и перекричать конкурентов. Беспощадно слепило солнце, поднявшись к зениту. Воздух был напоен ароматами иноземных благовоний, парфюмов, смешавшихся с запахами людского пота. Эта безумная какофония запахов не сильно впечатляла Солоху, зато на повал убила Мая, так и застывшего не в силах двинуться с места. Вот почему он бы предпочел голым идти до Столицы, но не опускаться до праздничной ярмарки.

— Что такое? Голову напекло? — участливо поинтересовалась селянка, поднявшись на цыпочки и похлопав спутника по макушке. — Надо бы тебе еще что-то на голову прикупить.

Не успевший возразить манул оказался втянут в бешеный ритм торговой жизни. Солоха юрким хорьком протискивалась из одного людского потока в другой, буквально волоком таща совершенно сбитого с толку оборотня. Маю оставалось только следить, как шустро удавалось его спутнице обскакать всю площадь, прицениться и успеть поторговаться у каждого лотка. Да, глядя на ее раскрасневшееся лицо, подбоченившуюся фигуру и свирепо сверкающие глаза Маю пришлось признать, что в облике купчихи Солоха смотрелась бы куда органичнее, нежели в облике ученицы пансиона. Он даже боялся подумать о том, что ждет это достойное учебное заведение, когда в него вступит эта… бойкая девица. Если она все вопросы будет решать, так же как и торгуется, ему уж точно не следует переживать за ее сохранность. Такая все равно своего не упустит.

— Так, мне надо шляпу для вот него, — вывела Мая из состояния задумчивости селянка, остановившись у очередного прилавка. Сидящая у прилавка старая бабка презрительно сощурилась, сплевывая шелуху от семечек.

— Ну, дык смотрите, все что есть — лежит на прилавке… — ворчливо буркнула она.

Солоха кивнула, по-хозяйски принявшись рыться в содержимом прилавка. Покупательницей она была привередливой и после долгого поиска выбрала всего одну простенькую шляпу, тут же шлепнув ее на голову оборотня. Май благоразумно промолчал, хотя по его скромному разумению шляпа была явно лишней. Впрочем, инстинкт зверя подсказывал ему, что с Солохой на базаре лучше не спорить.

— Два серебряных, — назвала цену старуха.

— Шо?! — взвилась Солоха, — За простенькую соломенную шляпу два серебра! Да вы шутите, бабулька! Ей шесть медяков золотая цена!

— Ишь ты, знаток шляп нашелся! Не устраивает цена — катись калачиком под горку! — гаркнула старуха поднявшись. Манул машинально снял шляпу, намереваясь положить ее на прилавок. Солоха тут же перехватила его руку.

— Да, знаток! По мне не скажешь, но раньше я шляпы делала, — хмыкнула она, буквально силой нахлобучивая шляпу на исконное место. — Вот тут, например солома выбилась, может быть дырка! И за это два золотых! Поимейте совесть! Да это лучшая из шляп у вас не спорю. Остальные просто еще хуже…

— Совсем подурела, девка! Оскорблять меня, старуху Галюню! Да я всей области шляпы мастерю! Никто не жаловался!

— Шо брешешь, старая карга! Да твои шляпы покупают только из нужды! — крикнула какая-то продавчиха из конкурентов. — Вот, глядите, дивчина лучше какие у меня шляпки. Загляденье и стоят не дорого!

— Хм, дайте-ка на них взглянуть… — Солоха отошла, направившись к кричащей продавчихе. Увидев это, старуха Галюня решила сменить гнев на милость, заголосив:

— Та нашо вам утруждаться! Та берить уже тую шляпку за шесть медяков, так и быть, из уважения к коллеге…

Солоха моментально обернулась, победно усмехнулась и, отсыпав ровно шесть монеток, ушла прочь, решительно прихватив за собой и манула.

— И зачем было брать эту шляпу, если она такая плохая? — поворчал он.

— А за тем, что эта шляпа действительно чудо как хороша, — огорошила ответом Солоха. — Неужели не понял? Эта старуха приняла меня за дурочку, попыталась обмануть… увидела деньги. А я специально подняла, хай, выдумав несуществующий изъян. Естественно, что ее конкурентка решила отбить покупателей. А старухе и самой деньги нужны. В идеале, такая шляпка и до одного серебра дотянет… Так что мы очень хорошо сэкономили.

— То есть ты ее обманула?

— Да нет же… — ответила Солоха. Именно в этот момент ее внимание привлек ярко расписной фасад местного храма. По старой традиции селянку с детства приучали, что на Зеленые Святки честный крестьянин просто обязан сходить в храм и помолиться. А потому девушка тут же остановилась, решая, есть ли у нее время на молитвы. После недолгих раздумий набожность все-таки победила. И девушка решительным шагом направилась к храму.

Май, сообразивший, куда они направляются, принялся громко показательно фыркать.

— Ну что опять не так? — не выдержав его сердитого сопения над ухом, поинтересовалась Солоха. — Не хочешь идти в храм?

— Не хочу, — не стал кривить душой оборотень. — Меня просто с души воротит, когда вижу эти безумные моськи молящихся, задаром кормящих целый пласт чрезвычайно хитрых и изворотливых людей.

— Что ты такое говоришь? — девушка испуганно распахнула глаза, глядя на усмехающееся лицо манула. По спине девушки пробежал едкий холодок. Она и сама нередко задумывалась, куда уходят их подношения. И хотя она не была набожной, как ее мать, она любила на праздники прийти и помолиться, высказать незримому собеседнику все свои переживания, попросить совета. Сама аура храмов ее подкупала: тихие, светлые, где повсюду витает аромат целебных трав и эфирных масел, где люди были необычно спокойные и сосредоточенные. А еще храм всегда напоминал ее первого учителя, давшего ей мечту. Именно поэтому Солоха на дух не переносила тех, кто отзывался о религии с таким пренебрежением. Нет, ее чувства манул вряд ли ранит, но вот чувства других, более ранимых и по-настоящему верующих людей он может обратить в ничто.

— А что такое? Для умного человека не секрет, что религия была создана для того, чтобы стричь овец. Я же бараном себя не считаю, поэтому вестись на эту разводню, не желаю. Пойдем.

— Ну, уж нет, — девушка сердито насупилась. — Я пойду туда, куда сама захочу. А если ты не хочешь — твое дело.

Сказав это, селянка развернулась, бодрым шагом направившись в храм. Манулу только и оставалось, что провожать ее слегка растерянным взглядом.

Внутренне убранство этого храма было в десятки раз богаче и пышнее сельского. С первого взгляда на широкие, искусно выделанные позолотой барельефы Солохе стало понятно, что паства и приход тут не чета ихнему. Впрочем, девушка моментально поняла, что ей тут нравится. Основная толпа верующих уже схлынула, остались только самые фанатичные единицы, тихонечко молящиеся у алтаря Белобога. Алтарь же его брата пустовал, поэтому Солоха, не долго думая, направилась именно туда, вытащив из кошелька пару медячков. Остановившись около чаши для подношений, она аккуратно ссыпала их, прикрыв глаза. Приятный полумрак, озаряемый лишь пламенем небольших свеч, успокаивал. В доме Чернобога не было места яркому и решительному свету, поэтому даже в самый ясный солнечный день жрецы заботились о том, чтобы атмосферу интимного полумрака ничто не могло нарушить.

Где-то вдалеке тихо журчала вода, а рядом, умопомрачительно пахла ладанка с благовониями. Приоткрыв глаза, девушка с интересом изучала высеченный в камне облик божества-мятежника. Идеальная фигура настоящего воина, суровое необычайно красивое лицо, широко распахнутые глаза с веретенообразным зрачком, которые, казалось так, и прожигали насквозь. Довершали картину обрубки роскошных крыльев, высеченных за могучей спиной повелителя ночи. В своей левой руке грозное божество сжимало хопеш[12], а в правой длинную плеть — символы власти и подчинения.

— Как необычно видеть в такое позднее время такую молодую девушку, — из какой-то ниши появилась сгорбленная фигура старого жреца — служителя культа Чернобога. Это было заметно по черному балахону, в который служители культа мятежника закутывались целиком, скрывая не только свою фигуру, но и лица.

В народе считалось дурным знаком, если служитель культа Чернобога решал заводить разговор. Обычно слуги его показывались в ночное время, когда в храме уже не было просителей. Видели черных жрецов редко и только по самым большим праздникам.

Солоха же, не обладая сильными забобонами лишь вежливо улыбнулась в ответ. Она считала так: как себя человек настроит, так все и выйдет. Если будешь искренне верить во все плохие приметы, то для тебя они точно сработают.

— Здравствуйте, у вас тут очень уютно, — ответила жрецу селянка.

— Редко, когда я слышу такое от человека, — беззвучно рассмеялся жрец, моментально заставив Солоху побледнеть. — Но это всего лишь значит, что в тебе больше от Чернобога, дитя.

— Мне мама в детстве тоже так говорила, особенно, когда я шкодила, — попыталась свести все к шутке девушка.

— Да, не каждому дано постичь суть гармонии нашего мира.

— О чем вы?

— Видишь ли, наивные люди считают, что ночь и тьма — это плохо, люди боятся пауков и ненавидят мышей, убивают духов природы. И только единицы осознают, что ночь создана для отдыха людского, а пауки поедают мух и комаров. Мышами питаются другие важные человеку хищники. Мир состоит из вечного противостояния, из единства тьмы и света. Именно мы культивируем у человека, если не чувство уважения, то, хотя бы терпимости к тьме и всем ее проявлениям, — снисходительно ответил жрец. Солохе даже на мгновение показалось, что он улыбается. Впрочем, увидеть так это или нет, ей было не дано. Плащ, покрывающий голову жреца, был слишком плотным. — Однако уже сейчас наш культ вымирает. Людям не выгодно содержать сразу двух богов, дитя. Появились охотники на нечисть, пришедшие из-за моря, а жрецы Чернобога утратили почет и уважение.

— Это прискорбно, — пробормотала явно смущенная такой откровенностью селянка. Невольно ей вспомнилось, что даже ее набожная мать охотнее шла молиться именно к жрецам Белобога. При этом, стараясь, лишний раз не подходить к алтарю Чернобога. Аналогичное девушка не раз подмечала и за другими крестьянами. — Только вот почему вы это говорите именно мне?

— Потому что ты отличаешься от остальных прихожан. Взгляд слишком добрый, видно, что судьба тебя еще не успела потрепать, — хрипло рассмеялся жрец. — Именно такие люди обычно и волнуются о тонких материях. Простому прихожанину это не нужно. Ему нужно задобрить богов, и быть уверенными, что на их поле не нападет саранча или еще какая погань. А по таким вопросам обращаются отнюдь не к нам, верно?

— И все же я не понимаю…

— Не все сразу, дитя, — качнул головой жрец. — Я — последний жрец Чернобога в этом храме и уже очень скоро умру. Преемников у меня нет и уже не наметиться. Я должен выговориться и по возможности попросить об услуге.

— Меня? — девушка удивленно приподняла брови.

— Тебя, именно тебя. Я не могу оставить это тут… — жрец воровато заозирался, вытащив из-под балахона какой-то небольшой сверток. — Он сам велел передать это тебе.

— Но, я не могу… — попыталась отнекиваться Солоха. От одного взгляда на странный сверток у нее задрожали коленки, а сердце пропустило пару сильных, практически болезненных ударов. Привыкшая верить своим чувствам селянка моментально классифицировала нечто, находящееся в пакете как нечто очень важное, и опасное. — Должно быть, произошла какая-то ошибка.

— С его указами не спорят! Бери! — в голосе жреца послышались явно угрожающие нотки. Он решительно шагнул к замешкавшейся селянке, буквально всучив ей в руки сверток. — И помни: мир строиться на вечном противостоянии. Это и есть суть гармонии!

— Постойте, я не… — девушка удивленно обернулась. Пока она разглядывала сверток, жрец успел исчезнуть, оставив ее в гордом одиночестве наедине с грозной фигурой Чернобога и алтаря. — И что это еще за он… — прошептала сбитая с толку девушка, растерянно сжимая в руках продолговатый сверточек. Прощупав, его девушка пришла к выводу, что содержимое точно не камень и не оружие. Что-то явно гибкое и необычайно легкое. Впрочем, смотреть на неожиданный подарок Солоха не стала, поспешно запрятав его в левой штанине своих шаровар. Грубая, свободная ткань идеально скрыла присутствие постороннего подарка.

Молиться резко расхотелось, Солоха поспешила покинуть стены ставшего разом негостеприимным храма.

=== Глава 17 Манул и Белобог ===

И хотя Солоха внутренне очень боялась, что за время, проведенное в храме, она успеет разминуться с Маем, на входе ее ждал небольшой сюрприз. Уходить манул отчего-то не захотел, за что и был привлечен деятельной толпой ряженых, успевших заключить оборотня в плотное кольцо.

Увидев это, Солоха похолодела, кинувшись на помощь. В ее голове уже проносились картины ужасающих мучений рассекреченной личины Мая.

— Ну, чего ты, Май? Нам Добрик все уши прожужжал рассказами о тебе! Неужели испугался? — заливисто кричал вышедший к манулу из толпы молодой парень. Солоха тут же остановилась, чуть было не впечатавшись в спину какому-то ряженому берендеем громиле. Затормозить она успела весьма вовремя, лишь легонько толкнув мужчину.

— Испугался? Кого? Тебя что ли? — от презрительной усмешки и вальяжной речи говоривший побледнел, закусив губу. Солоха же непонимающе огляделась. Меньше всего это сборище походило на разъяренную толпу, уличившую Мая в принадлежности к оборотням.

— А что тут собственно происходит? — не сдержавшись, спросила она у того самого ряженого берендеем.

— А то не понятно! — ворчливо буркнул он, не соизволив даже обернуться. — Чернобога выбираем! Самое время символического боя между братьями.

Девушка облегченно выдохнула. Тогда становилось ясным, почему Май так спокоен, а его собеседник буквально кипит от переполняющего его негодования. Уж кто-кто, а Солоха точно знала, что оборотень терпеть не любит все эти людские забавы. Правда почему, она не знала. И спросить откровенно побаивалась.

Заинтересованная селянка и не заметила, как начала машинально проталкиваться вперед. Худенькая и малогабаритная, она с легкостью подныривала и протискивалась мимо более плотных мужчин и женщин. Тогда-то она в очередной раз оценила свое худосочное тело.

— Тогда чего же ты отказываешься? — не стал сдаваться говоривший с Маем. — Давай, покажи нам всем свое мастерство! Или боишься, что проиграешь, как и Чернобог, приняв его роль? Так можешь не боятся, крыльев-то все равно нет!

Публика сочла реплики говорящего достаточно смешными, чтобы разразиться громогласным хохотом. Солоха же оглянулась на Мая. Ни один нерв не дернулся на его лице, только глаза посветлели, отливая характерным золотым оттенком.

— Думаю, в этот раз крылья оторвут кому-то другому… — удлинившихся клыков манула никто как обычно не заметил, кроме наблюдательной Солохи. — Так и быть, только чтобы ты не скакал возле меня.

Добродушно настроенная толпа бурно отреагировала и на ответ Мая, заставив его соперника покраснеть.

— Чернобог найден! — закричал кто-то из стоящих ближе к манулу ряженых чертями парней. Они весело загоготали, размахивая березовыми ветками. На Мая поспешили надеть ритуальное одеяние Чернобога — черные роскошные шаровары, вышитые золотой тесьмой и просторную черную рубаху.

— Э, парниш, а что это у тебя на спине? — спросил один из переодевавших оборотня. Солоха моментально навострила уши, поспешив протиснуться к манулу. Увиденное ее не обрадовало. Вся спина оборотня была исполосована уже порядком затянувшимися шрамами. Вид действительно был устрашающим, моментально напомнив Солохе о случае с Болотником. Это были те самые раны, которые нечисть успела оставить напоследок. И если ранее девушка наивно полагала, что раны успели затянуться, теперь была попросту сбита с толку. Как так получилось, что она этого не доглядела? Почему ни разу не потрудилась хотя бы поинтересоваться у манула о его здоровье?

— Ничего, — рыкнул Май, натянув ритуальное одеяние, моментально скрывшее шрамы от глаз заинтересованной публики.

— Май, стой! — Солохе таки удалось протиснуться в первые ряды. Подскочив к манулу она уверенно заявила: — Тебе нельзя с такими ранами выступать!

— Что мне еще нельзя делать? — очень тихо и вкрадчиво поинтересовался манул, буквально прожигая свою спутницу взглядом янтарных глаз. И по этому тону Солоха сразу поняла, что говорить с оборотнем сейчас не следует — не послушает. Это, конечно, злило.

— Делай что хочешь, — в ответ кинула селянка, поспешив скрыться в толпе. И вроде бы уже не впервой упрямый оборотень игнорирует ее просьбы, но почему-то именно сегодня этот его тон разбудил в Солохе чувство протеста. Она ведь как лучше хотела! Почему же он так резок с ней в такие моменты? Неужели, не доверяет? Злость моментально уступила место разочарованию. Девушка тихонько всхлипнула, со злостью стерев выступившие на глазах слезы.

Пока девушка боролась с порывами своей впечатлительной души, Манула продолжили облачать, водрузив на голову оборотня угрожающий шлем с рогами и символический, сплетенный из ивовых прутиков хлыст, который тот немедля закрепил на боку. Довершала образ странная черная, кожаная обтягивающая накидка, с характерными прорезями для отрубленных крыльев.

Высокий и необычно худой, с серой густой гривой волос оборотень очень гармонично влился в образ Чернобога. Правда, традиционного хопеша ему не дали, заявив, что где-то его в пылу праздника посеяли. Манул лишь пожал плечами, подобрав сброшенные вместе со своей одеждой ножны с граблями, чем вызвал очередную бурю хохота у толпы. Конечно же, ее мнения оборотень явно не учитывал. А потому смешки быстро прекратились, не встретив отпора. Не унывал только тот самый парнишка, который вызвался быть Белобогом.

— Эй, ребят, что вы над человеком издеваетесь? — ряженный откровенно веселился, оглядывая толпу победным взором. Его наряд был полной противоположностью чернобоговому — белоснежные, легкие одежды, украшенные ярко-красным огненным узором смотрелись очень эффектно, но все же не так органично, как манул в образе Чернобога. Оружием ему служил боевой трезубец, который символично горожане украсили цветами и ветвями березы. — Дали бы ему хоть палку, какую… Шрамы-то твои как? Может, все-таки послушаешь свою девчонку?

— Шрамы старые, — отмахнулся Май. — Не стоит беспокоиться. Я привык к своему оружию.

— Ну, как пожелаешь! — воскликнул Белобог, подняв трезубец, с которого сразу же послетали все украшения.

Как и обычно, нападать первым манул не спешил, глядя, на красующегося Белобога. Его же оппонент тоже не спешил воевать, жонглирую трезубцем и, посылая «лучи добра» в народ. Мужики в ответ кричали что-то одобряющее, девушки томно вздыхали, с явным интересом наблюдая за «битвой богов». Пока что их мнения явно разделились. Кому-то пришелся больше по душе молчаливый и загадочный Чернобог, нежели шумный и крикливый Белобог. Солоха тоже не спешила уходить, но и в первые ряды не выбивалась, издалека наблюдая за ходом поединка.

В груди неприятно покалывало, и это было совсем не похоже на то, с чем она минутой назад так увлеченно боролась. Солоха во все глаза следила за каждым движением фигуры оборотня, за каждым жестом, чувствуя, что скоро должно случиться что-то очень плохое. Она с силой стиснула кулаки, нахмурившись. Ну почему этот оборотень такой упертый! Почему заставляет ее волноваться! Почему, зная о своих шрамах, все же не отказался от поединка? Нет, воистину мужская логика порою выигрывает у женской своей абсурдностью.

Белобог, явно заметивший, что интерес толпы начал понемногу спадать все-таки решился на пробный выпад, попытавшись с первого удара насадить на зубья оборотня. Кошак же лишь возмущенно фыркнул, увернувшись. Не став медлить Белобог начал теснить «брата» к краю, ловко подмечая, в какую именно сторону захочет увернуться манул. Маю явно приходилось туго, но атаковать в ответ он почему-то не спешил, приведя в изумление не только своего оппонента, но и публику.

— Что, тяжеловаты грабельки? — хохотнул какой-то мужик, не сдержавшись. Толпе начинали надоедать эти увертки. Кто-то начал шептать о том, что Добрик явно преувеличил силу своего охранника.

— Ну и хорошо. По всем законам победить должен именно Белобог, — говорил еще один мужчина, в котором Солоха с удивлением узнала жреца Белобога. Она его мельком видела в храме.

Словно бы только и дожидаясь этих слов, манул резко взмахнул граблями. Белобог вовремя заметил выпад и успел отскочить, на свою удачу. Зубья граблей просвистели буквально в паре сантиметров от носа ряженого. Зоркая Солоха с каким-то скрытым чувством удовлетворения смотрела, как кожа паренька покраснела, а по вискам начали катиться капельки пота. В его расширившихся зрачках ясно читался страх. Впрочем, он явно был не из пугливых, лишь покрепче стиснув в руках ритуальный трезубец.

Манул предвкушающе усмехнулся, начав в свою очередь наступать на соперника. Грабли так и летали в его искусных руках, не давая Белобогу и шанса на передышку. Паренек держался молодцом, но было видно, что силы его покидают. Удары его становились все более тяжеловесными, он начал переходить в глухую защиту.

Май торжествовал, и это было видно и по азартно блестящим глазам и по самодовольной ухмылке. Все же, как бы он не отнекивался, а ничто людское ему не было чуждо.

И вот наступил миг последнего, решающего удара. Манул размахнулся, с твердым намерением выбить из рук Белобога оружие, да так и застыл за заведенной для удара рукой. На мгновение маска торжества на его лице сменилась гримасой боли, разом потяжелевшая рука безвольно опустила оружие, которое тут же вывалилось из ослабевших пальцев, скатившись к ногам явно недоуменного Белобога.

Парнишка ошарашено смотрел то на грабли, то на недоуменно оглядывающегося по сторонам Мая. Солоха, почувствовав неладное поспешила протолкаться вперед.

— Май! — закричала она, подбегая к словно бы манулу.

— Ну что тебе надо? — резкий ответ немного сбил с толку селянку. Девушка нерешительно замерла, встретившись взглядом с оборотнем. — Чего раскричалась, а?

— Итак, думаю, сами небеса указали нам бесспорного победителя, — вперед поспешил выйти жрец Белобога, подходя к изумленному пареньку-победителю. — В этом году побеждает Белобог! — Толпа против ожидания промолчала, люди неуверенно переглядывались и перешептывались, тыкая пальцами то в Мая, то в победителя. Жрец, почувствовав, что дело начинает пахнуть жареным, торопливо заговорил: — Разве не видите, сам Белобог шлет нам свое благословение! Возрадуйтесь, глупые дети!

Народ нестройно захлопал в ладоши, кто-то подскочил с поздравлениями к победителю. Каждый понимал, что победу ряженый получил лишь чудом. Кто-то в толпе заикнулся, что тысячу лет назад настоящему Белобогу тоже «подфортило». Клеветника тут же подвергли публичному осуждению, и добрый молодец поспешил умолкнуть.

Солоха неловко коснулась рукой края его рубахи, с ужасом почувствовав странное, неестественное напряжение мышц, более похоже на судорогу. Да, кажется, ее предчувствия не подвели.

— Май, можешь идти? — тихонько прошептала она, — Помочь?

— Вот приставучая деревня! — зашипел на нее оборотень. — Сколько раз тебе повторять, что со мной все хорошо?

— Тогда что же это только что было? — не пожелала сдаваться Солоха. У манула начала нервно дергаться бровь.

— Простая судорога, — прорычал он, резко отстранившись от подошедшей вплотную селянки.

— Эй, Май, — к оборотню поспешил подойти сам победитель. Парень неловко переминался с ноги на ногу и почесывал затылок. — Я знаю, что выиграл лишь благодаря счастливой случайности. Поэтому хочу пригласить тебя поучаствовать в воловьих бегах!

— Какие еще бега? — спросил оборотень. Солоха заинтересовано приблизилась к говорившим. В отличие от манула она представляла себе, что это за забава.

В Солнечном тоже практиковались подобные бега. Но из-за того, что народ в их родном селе и окрестных селениях был небогатым, гонки проводились очень скромно и нерегулярно.

— Ты что, с Луны упал, Май? — удаленно захлопал глазами парень. Мая невольно передернуло, но заметить это успела только Солоха. Сама она тоже очень удивилась: как житель Приграничья может спрашивать о таком? Если же, конечно, он житель именно Приграничья… Продолжить свою мысль Солохе не дали, Май решил-таки ответить.

— Может быть, и упал, — спокойно ответил он, вызвав на губах паренька улыбку. — Извини, но мне это неинтересно. Пошли, Солоха! — манул решительно подхватил зазевавшуюся селянку под руку.

Солоха возмущённо фыркнула, неожиданно вырвав свою руку из хватки оборотня. Май удивленно обернулся.

— Ну, уж нет, не указывай мне что делать! — спокойно заговорила селянка. Девушке стало обидно: почему это ей приказывают, что делать и куда идти? Непримиримая к подобному обращению она моментально загорелась желанием любым путём попасть на любимые гонки. — Если хочешь, иди к постоялому двору. Там и встретимся.

— Хорошо, мы пойдем на эти гонки, — в очередной раз огорошил девушку манул, после недолгого молчания. Против ожидания спорить с девушкой он не стал. Хотя, по его удлиненным веретенообразным зрачкам и разом заострившимся когтям, селянка поняла, что оборотень в тихом бешенстве. Впрочем, это вызвало в ее душе только скрытое чувство удовлетворенности, но никак не раскаяние. — Мы пойдем, но только в качестве зрителей.

Солоха довольно кивнула. Конфликт так и не возник, оставив девушку в легком замешательстве. С чего бы это такая покладистость? Да, верно говорила Матрена когда-то, что душа мужчины — сущие потемки…

— Вот и отлично, пошли! Поболеешь за меня! — радостно воскликнул Белобог, ослепив Солоху ярким светом своей улыбки. — Меня кстати Ольхом зовут.

— Приятно, очень. А я Солоха! — селянка дружелюбно усмехнулась, поспешив передислоцироваться поближе к новому знакомцу. Одновременно наслаждаясь тихим гулом явно недовольного оборотня. Впрочем, как она уяснила, в природе манула вообще не было такого слова как удовлетворенность.

=== Глава 18 Манул на гонках ===

Предусмотрительные городские власти успели загодя подготовиться к предстоящему зрелищу, очистив дорогу для телег и установив некое подобие зрительских рядов.

Ольха милостиво предоставил манулу и его спутнице лучшие места. Оказалось, что его отец был одним из градоначальников Краснокаменска. Для любимого сына ему было ничего не жалко.

И хотя до гонок было ещё далеко, трибуны уже были практически полностью наполнены. Пришедшие были в основном молодежью. Шумная, буквально брызжущая позитивом и весельем она вносила в атмосферу гонок то самое неповторимое ощущение чего-то необычайного, но при этом близкого всем.

Манул недовольно морщился. До его чуткого уха долетали сотни и тысячи шумов, сплетающихся в одну целостную невыносимую какофонию, которую ему приходилось терпеть на ярмарке. Та же судьба постигла и его чуткий нос. От многообразия запахов еды у порядком изголодавшегося оборотня разгорелся не слабый аппетит. Сдерживать обильное слюноотделение и выпирающие изо рта клыки становилось все труднее. А потому проблему пришлось решать кардинально: покупать у визгливой торговки пережаренный и пересоленный беляш. Впрочем, от него многострадального манула вконец сгубили обильные колики в животе. Довершало картину странное покалывание между лопатками, как раз там, где его ранил Болотник. Его манул улавливал и ранее, но сегодня оно становилось по-настоящему навязчивым, порою выливаясь в не контролируемые вспышки гнева.

И только непомерно раздутое чувство гордости не позволило сообщить об этом сидящей рядом и наслаждающейся жизнью спутнице. Впрочем, это не помешало оборотню окинуть фигурку девушки испепеляющим взглядом. Увы, его жест остался незамеченным. Все солохино внимание было обращено к полю.

Она-то и подумать не могла, что такую забаву можно проводить с таким размахом. Из участников она насчитала около сорока телег, и, судя по пустующим местам, это были явно не все участвующие. Дорога же была заботливо огорошена колышками, окрашенными ярко-красной краской. Перескочить через такое ограждение было невозможно даже близорукому.

В отличие от медленно мрачнеющего изнывающего от головной боли и мучающегося животом манула, девушку атмосфера торжества только радовала. Видя веселые, улыбчивые лица молодых парней и девушек ее и саму тянуло рассмеяться. И она не сдерживала своих душевных порывов, во всю окунувшись в весёлый водоворот празднества. Уже через пару минут она познакомилась с парой молодых девушек, и неловко извинившись, пересекла к ним, покинув Мая. Оборотень был ей за это только благодарен, прикрыв глаза и постаравшись хоть немного отстраниться от шума и гама.

— А ты откуда? — спрашивала Солоху одна из новых знакомых. Сидели они как раз за манулом, и оборотню не составляло труда слышать их разговор.

— Из Солнечного, а вы?

— Ого, далеко же ты доехала! Прям с самого края Приграничья! А я из Малых Шахт, это тут, недалеко. Знаешь знаменитые краснокаменские краски? Так вот это мы сырье добываем! — щебетала девушка. Судя по восторженному тону голоса, своей жизнью она гордилась. Май невольно фыркнул. Действительно, чего ещё для счастья надо этим деревенским клушам?

— А я из Капустянки, — вмешалась ещё одна девица. Голос у неё был тоненький, из чего оборотень заключил, что она совсем ещё дитя. — А ты, почему из дома уехала?

— Учится еду, в пансион, — гордо ответила Солоха. Манул, уже не скрывая, хохотнул. Действительно, где ещё деревенская клуша может получить образование? Жаль только, что клуша городская не многому сможет научить клушу деревенскую.

На счастье Мая, его организм быстро переработал все яды, и боль от коликов начала постепенно сходить на нет, позволив бессовестно подслушивать.

— А, тогда понятно! — говорила младшенькая. — Какая ты храбрая! Мои родители были бы против такого…

Судя по неловкому мычанию Солохи, её родители тоже были явно не в восторге от девичьей затеи. И это вызвало очередной смешок оборотня. Уж он-то еще не скоро забудет эту битву века! Одновременно с этим Манул с удивлением подметил, что за подслушиванием у него прошла головная боль.

— Смотрите, началось! А за кого ты болеешь? — говорила явно старшенькая. Май лениво приоткрыл левый глаз, мельком взглянув на выстраивающихся в ряд гонщиков, их телеги и грузных волов. Послушав от Солохи сбивчивое описание воловьих бегов, он про себя заметил, что не представляет, как эти неповоротливые животные будут бегать.

— Братцы, Сявва ногу сломал! — неожиданно воскликнул кто-то с задних рядов. Манулу имя загадочного Сяввы ничего не говорило, но публика была видимо, хорошо знакома с этим персонажем, разразившись горьким стоном разочарования. Кто-то забубнил себе под нос проклятия, исподлобья глядя на входящих по рядам дельцов. Видимо бедолага поставил на неизвестного Сявву крупную сумму.

— А кто такой, этот Сявва? — раздался голос Солохи, заинтригованной сложившимся переполохом.

— А, ты же не местная, — ответила ей одна из новых подружек. — Сявва Резвый — лучший погонщик всей области! Да на него половина города поставила! Десять лет подряд участия — и ни одного проигрыша. Как же так случилось?

— Да прокляли его видать! — вмешался в разговор девушек чей-то грубый возглас. — Говорят, шел себе и на ровном месте упал, и ногу сломал. Разве же бывают такие совпадения?! Я на него пять золотых поставил, знаете ли!

— Все эта Химка проклятая виновата! — вторил незнакомцу еще один визгливый, явно старушечий голосок. — Ведьма она, вот что! Вот он как повадился к ней ходить, так его удача сразу и покинула! Охотника бы позвать, а то развелось нечисти всякой!

Манул не удержавшись, хрюкнул. Как же он любил таких вот бабулек, взваливающих все беды людские на плечи зловредных ведьм и оборотней, порою злостно забывая, что в большинстве случаев именно человек повинен в каком-либо своем горе. Люди же, увы, привыкли искать виноватых везде, но только не в самих себе. Вот за это-то Май людей и не любил. Впрочем, безосновательно оскорблять неведомую Химку долго не дали.

— Последи за языком старая карга! Пьяница этот ваш Сявва лютый! Небось, принял по случаю праздника и свалился в какую-то яму! Нечего на девушку порядочную наговаривать!

— Порядочную? Это Химка-то порядочная? — бабуська была из той распространенной категории людей, не привыкших сдаваться стоя на смерть за свое мнение. — Да весь Краснокаменск знает, где у нее та порядочность! Беспризорная девка, выросшая на улице по определению порядочной не может быть!

Манул зевнул, поспешив ментально отгородиться от собеседников, обсуждающих Химку. Ему-то уж точно не было дела до этих городских разборок. Оборотень поспешил сосредоточить свое внимание на арене, куда уже неспешно подъезжали пустые телеги. Волы шли нарочито медленно, будто бы и вовсе не осознавая, что такое гонки. Май в очередной раз поразился людской изобретательности. По его мнению, заставить такую тушу бежать не сможет даже свихнувшийся разбуженный посреди зимы берендей-шатун.

— Слыхали, владелец телеги срочно Сявве замену ищет? — тихонько перешептывались подле оборотня какие-то мужики. Судя по дорогой, чистой одежде и манере держаться на людях — кто-то из купцов или мелкой шляхты. — Он ведь вложился в этом году солидно. Телегу под процент купил дорогую, вола нового. Общиплют его барыги. Правильно говорила моя теща: гонки — дело ненадежное! Кто же сейчас пойдет ему править? Все наши возницы уже при делах. Кария спасет только чудо…

В тот момент манул искренне возненавидел свой абсолютный слух и веселые сборища. Ему сейчас больше улыбалось пойти, растянуться где-нибудь на соломке и понежиться в тишине под лучами ясного солнышка. Усугублял ситуацию не на шутку разболевшийся шрам. Оборотня так и подымало залезть туда своей когтистой лапой и всласть почесать больное место.

— Ну, я пошла… — донесся до погрузившегося в свои думы манула голос Солохи.

— Куда? — воскликнул он, моментально вскочив на ноги и еле сдерживаясь, чтобы не скривиться от острой боли, пронзившей мышцы его спины.

— Заменю Сявву, — совершенно спокойно ответила девушка, и поспешно добавила: — Ты не бойся, у нас в Солнечном я была одной из лучших возниц! Даже в гонках один раз выиграла.

— Нет, ты не пойдешь, — решительно оборвал ее на полуслове оборотень, хмуро сдвинув брови.

— Пойду, и ты меня не остановишь! — не уступая манулу в решительности, возразила Солоха, сердито насупившись. С того самого момента, как она услышала про гонки, девушка решила принять в них участие. А случившееся с Сяввой по ее мнению было просто божьим провидением. Упускать такую возможность показать себя и развлечься Солоха была просто не в силах. И мнение манула ее по этому поводу не заботило. Он же успел развлечься. Так почему она должна сидеть?

На благо каких-то четких правил по поводу пола участников на гонках не существовало. Новые подружки это подтвердили. Просто, данная забава считалась прерогативой молодых парней, но участвовать девушкам не воспрещалось. И некоторые молодые девицы все же решались попытать счастья в гонках и нередко выигрывали.

И девушка отлично осознавала, что ее желание вызовет такой решительной отпор со стороны манула. Но не привыкшая кому-либо уступать она тут же утвердилась во мнении, что точно хочет поучаствовать. А раз желание только окрепло, то и обращать внимания на протесты манула не стоит.

Именно поэтому Солоха поспешила перескочить со своего ряда, помчавшись куда-то вниз, где как раз виднелось растерянное лицо незадачливого купца. Как и предсказывали мужики, наниматься к нему особо никто не спешил. Все, кто хотел участвовать, уже стояли на старте, ожидая сигнала начала.

Оборотень, стиснув зубы, поднялся, последовав за чересчур энергичной подругой.

Когда он добрался до места, то, как раз успел к проведению переговоров между незадачливым купцом и Солохой:

— Я, конечно, все понимаю, но девушка на гонках… — бормотал он, глядя куда-то в пол. Было видно невооружённым взглядом, что он колеблется в выборе.

— И что? Я, чем-то хуже парубка? — не сдаваясь, наступала Солоха. Купец поспешно закивал головой.

— А не боитеся? — спросил он.

— А что тут такого? — девушка искренне удивилась, окончательно утвердив купца в принятом мнении.

— Ну, хорошо, уговорила, девка! — вздохнув, ответил купец. — Пропадать, так с музыкой!

— Отлично! — всплеснула руками селянка, вспрыгнув на облучок — Я вас не подведу!

— Да-да, иди уже, — проворчал купец, отходя от повозки.

Солоха привычным жестом натянула вожжи. Стоящий и мирно жующий траву громадный бык недовольно фыркнул, приподняв холеную, лоснящуюся от жира голову, которую венчала пара белоснежных круто изогнутых рогов.

Девушка беззаботно рассмеялась, потрепав жуткое, по меркам манула, чудовище.

— Я тебя не пускаю, слезай! Не позорься! — решил внести свою лепту Май, преградив повозке путь.

Бык зло боднул головой, заставив манула отпрыгнуть в сторону. Солоха помрачнела, чем-то, напомнив выражением своего лица того самого разгневанного быка.

— Кто ты мне? Сват? Брат? — воскликнула она, выжидательно взглянув прямо в глаза оборотня. Май отрицательно покачал головой. — Тогда какое право ты имеешь указывать мне что делать?

Вопрос оказался риторическим. Девушка решительно взмахнула поводьями, бык перешёл на резвый шаг, моментально скрывшись с глаз в клубах поднявшейся придорожной пыли.

Манул зло выругался, пнув ногой первый попавшийся камень, поспешив обратно на трибуну. Сердце его обеспокоено трепетало, будто бы пророча беду. Хотя он и считал волов неповоротливыми, что-то внутри подсказывало ему, что по первому впечатлению эту животину судить не стоит.

Он со скрытой злостью наблюдал, как повозка Солохи выруливает на старт и равняется с остальными участниками.

— Какая она смелая! — восторженно прошептала какая-то девушка сзади.

— Скорее глупая и самонадеянная, — прошамкала та самая давнишняя старушка. — Куда уж девке в мужские забавы лезть. Смех, да и только!

Пока трибуны обсуждали нового участника, подошло время начала старта. Вперёд выступил плотный полноватый мужичонка, приподняв над головой вызывающего ярко-красного цвета платок.

Стоило только ему сделать это, как все шумы синхронно стихли на мгновение, смутив оборотня. Манул недоуменно обернулся, пытаясь понять причину этого.

Тем временем приподнятый в руке платочек резко ушел вниз, погрузив манула в состояние лёгкой прострации. Трибуны вновь разразились громогласным рёвом сотен глоток. Со всех сторон как из рога изобилия сыпались ободряющие кричалки, шутки и просто радостный визг фанатов.

А в поднятых клубах пыли было совершенно непонятно, что происходит на дороге. Прищурившись, манул изо всех сил пытался рассмотреть знакомые девичьи черты. Каким же было его удивление, когда он увидел Солоху в числе лидеров. Девушка моментально вырвалась вперёд, оставив позади себя добрую часть гонщиков. Телега под её умелым руководством казалось, просто летела над землёй, а запряженный громадный чёрный бык и вовсе казался каким-то древним монстром, покорно повинующимся воле селянки. Для повышения эффекта девушка даже встала, распустив свою длинную искрящуюся золотом косу.

— Удивительно! Великолепно! — кричали с трибун восторженные фанаты. Оглянувшись на толпу, манул не без злости смотрел на лица молодых парней смотревших на новую звезду с явным обожанием. Сам того не осознавая, оборотень в прямом смысле выпустил когти впившись пальцами в скамеечку. К своему счастью увлечённые гонками люди не заметили появившихся на скамейке глубоких борозд, оставленных Маем. Парень негодовал, чувствуя доселе неведомое ему чувство. Особенно оно обострялись при взгляде на лица юных парубков…

Фурор Солохи длился не долго. Из пыльного облака вырвалась ещё одна телега, которой правил молодой и явно подающий надежды гонщик. Он быстро поравнялся с Солохой, начав теснить девушку к обочине.

Обладая хорошим зрением, манул отчётливо видел гримасу недоумения, перемешанную со страхом, появившуюся на лице селянки. Девушка стиснула зубы, подстегнув быка. Она готовилась к рывку, чтобы вырваться из клещей. Бык утробно заревел, переходя на галоп. Девушка пошатнулась, чуть было, не упав с телеги. Трибуны загалдели пуще прежнего.

На счастье она не упала, ухватившись за край. Подстегнутый бык попытался вырваться, но соперник, увидев это, жестоко оттеснил телегу к самому краю дороги. В этот момент обе телеги въехали на первую полосу препятствий организованную предусмотрительно ми городскими властями. Препятствием стал ров, расстилающийся под полотном неровной просёлочной дороги.

Манул обеспокоено подскочил, уже прорываясь броситься на помощь. Его сердце взволнованно колотилось о ребра, на лбу выступила испарина.

— Дурная девка, — шептал он, пытаясь протиснуться через ряд возбуждённых галдящих на сотни голосов обывателей. Продвижение к выходу проходило медленно, парень старался не упускать из виду скрывшиеся на горизонте телеги.

Солоха упорно сражалась со своим оппонентом. Одной рукой она судорожно сжимала вожжи, в другой — гибкий кнут, которым время от времени подстегивала своего быка. Разозленный, он работал на износе, борясь за право выйти на дорогу. Девушка же, то и дело оглядывалась по сторонам, глядя в глубокие бока рва. Профессиональное чутье подсказывало ей, что один раз свалившись туда гонки продолжить уже не получиться. Именно поэтому она сделала то, что не решалась ещё никогда делать: она решила сама столкнуть телегу оппонента, освободив себе путь.

Свирепого вскрикнув, она жёстко хлестнула своего быка по крупу, заставив зверя завыть от злости. Его рогатая башка дернулась вбок, заставив вола противника испуганно отпрянуть. Возница чертыхнулся, пытаясь призвать к порядку свою скотину. Отвлекшись от Солохи, он дал селянке шанс вырваться вперед, чем она не побрезговала воспользоваться. Увидев это, мужчина решил пойти на гнусность, стегнув кнутом не своего быка, а Солоху. Девушка вскрикнула, выронив свой кнут и инстинктивно схватившись за пораненную щеку. В этот момент подлец-противник решительно столкнул телегу селянки в ров.

Манул так и застыл, расширившимися от ужаса глазами глядя за тем, как телега его подруги скрывается из виду. Да, Солоха предупреждала его о том, что гонки — опасный, а потому захватывающий дух вид спорта. А он, дурак, ей не поверил…

Зрители разразились руганью. В правилах запрещалось наносить увечья противникам. Впрочем, дисквалифицировать нарушителя сейчас не смог бы никто.

— Пропустить! — не своим голосом заревел Май, еле удерживаясь, чтобы прямо посреди трибун не обратиться. Он решительно заработал кулаками, расталкивая, пропихивая и пиная всех, кто вставали на его пути. В глазах у него рябило: мимо приносились десятки и сотни разнообразных рассерженных и растерянных однообразных лиц и запахов. Но Маю не было до них дела. Перед глазами у него стоял образ упавшей Солохи.

— Смотрите, братцы! Девка-то! — чей-то возглас заставил манула вновь обратить внимание на поле.

Солоха управления не потеряла, каким-то образом ухитрившись провести телегу по дну рва, вырулив на дорогу практически у самого финиша. Манул так и замер во все глаза, глядя на уверенную фигуру своей подруги. Ещё пара минут и она на полной скорости выехала на финишную прямую, оставив далеко позади всех своих конкурентов. Ещё минута и она уверенно пересекла итоговую черту, вызвав целый шквал аплодисментов и настоящую неразбериху на трибунах. Люди выли, галдели, кто-то уже покрывался сбежать вниз, поприветствовать победителя, кто-то наоборот, радоваться не спешил, исподлобья глядя на девушку.

Сама Солоха приветственно махала всем рукой, и только в тот момент манул заметил, что помимо ярко красного росчерка на шее и щеке все её руки были буквально окольцованы кровавыми ранами, оставленными вероятнее всего кожаной пряжкой вожжей. Однако, не смотря на раны, она выглядела по-настоящему счастливой. Её глаза казалось, смеялись, а на губах расцвела торжествующая, полная надежды и радости улыбка. Наверное, именно эта улыбка на время примирила манула, позволив ему контролировать себя во время долгого спуска к победительнице.

К моменту, когда он все-таки добрался до телеги, Солоху уже успела окружить толпа восторженных почитателей, буквально осыпая селянку цветами.

Помимо них, к победительнице уже спешили распорядители и градоначальник. Увидев его, оборотень зло рыкнул, но скандал все же решил оставить на потом. Пока что ему нужно было срочно привести в порядок все еще надрывно колотящееся сердце и подрагивающие ноги.

При виде важной процессии люди смолкли.

— Приветствуем, отважная дева, — пафосно изрек градоначальник — невысокий коренастый мужчина с плотной залысиной, ярко блестевшей в свете солнца. — Ты проявила недюжий талант и восхитительную смелость, ловко управляясь с телегой. Чего только стоила езда по тому рву! И по твоим рукам я вижу, что это было невероятно сложно, а потому мы, общим голосованием решили признать тебя победительницей в этом году. И я, Анапест Краснодум с гордостью вручаю тебе венок победителя!

Распорядители засуетились, и в руки Анапеста лег тонкий, серебряный обруч, имитирующий собой венок из ветвей березы и плакучей ивы.

Солоха радостно вздохнула, однако заслуженную награду успеть не получила:

— Стойте, она блефовала! — воскликнул тот самый парень, спрыгивая со своей телеги. Народ ожидаемо завыл, в не честного игрока полетели тухлые помидоры. — Я видел, как она колдовала! Она — ведьма!

Народ в тот же миг застыл, с сомнением глядя то на Солоху, то на обвинителя. Заявление было смелым, поэтому некоторые симпатии переместились на сторону обвинителя. Да, нашлись среди болельщиков и те, кто вообще не воспринимал женщин на гонках как равноправных участников.

— Если сможешь доказать честным людям, что я колдовала — то победа твоя, — ни один мускул не дрогнул на лице Солохи во время ответа. — Или же ты просто завидуешь моему таланту?

Смелое, открытое улыбающееся лицо Солохи моментально укрепило всех во мнении, кто из участников самый больший врун. Даже ярым противникам женщин-участниц пришлось признать, что вряд ли бы ведьма смогла так спокойно отреагировать на такое обвинение. Да и окровавленные руки победительницы… Была бы ведьмой, небось, не стала бы терпеть такую боль.

Не нашедший вовремя что сказать парень был вынужден возмущенно заткнуться, буквально испепеляя победительницу взглядом. Солоха в ответ только радостно улыбнулась, водрузив на голову честно заслуженный приз.

=== Глава 19 Манул гадает ===

— Победительнице почет! — Солоха с удивлением и благоговением смотрела на ряженых, веселящихся парней и девушек. Гонки закончились, нарушивший правила парень водворен в тюрьму до решения суда, а Ольх под конец предложил ей пойти вместе с остальной молодежью к реке. Сама же девушка так и не успела свыкнуться со своим статусом победительницы, все еще с опаской поглядывая на тонкую диадему обруча, и на трясущиеся от пережитого адреналина руки. Смущало ее и внимание, которое ей оказывала молодежь Краснокаменска.

Солоха с надеждой оглядывала толпу, окружившую ее, пытаясь среди людских лиц вычленить, разыскать своего спутника. Но Мая видно не было. Лишь единожды Солохе показалось, будто бы промелькнули где-то неестественные янтарные глаза и серебро чьих-то волос.

Грусть — вот что испытала селянка, стоило ей только осознать, что оборотень бросил ее. А она ведь так надеялась, что он похвалит ее, что ее игра поразит его. Но, видимо ее фурор его не впечатлил…

— Чего нос повесила, красна дивчина? Победителю грустить не пристало! — рассмеялся высокий ряженый чертом парубок — друг Ольха, подхватывая задумавшуюся девушку под руки. Имени его девушка к своему стыду так и не запомнила, будучи слишком занятой выискиванием оборотня.

Селянка тихо охнула, оказавшись неприлично близко к широкой груди черта, но тут же позволила себе скромную улыбку, отстранившись. Действительно, чего это она грустит, когда вокруг царит такая праздничная, веселая атмосфера? От чего ее так заботит реакция и мнение манула? Он ведь и сам уже, какой раз подчеркивал, что не видит в ней друга, только обузу для себя (Почему только возиться тогда?). А потому смысла грустить у заведомо разбитого корыта попросту не было. Эта-то мысль и приободрила селянку.

— А давайте веселить красну дивчину! — воскликнул еще один черт, перехватывая Солохину правую руку. В левую кто-то в этот момент всунул небольшую березовую веточку, на голову водрузили небольшой веночек. На этот раз из живых березовых веток и ивовых прутьев. Серебряную же диадему Солоха предусмотрительно спрятала за пазуху.

— А ладно! — Солоха наконец перестала сопротивляться поддавшись на уговоры краснокаменской молодежи.

— С праздником! — воскликнула толпа, рассмеявшись. — Скорее к реке! Самое время танцев и гаданий!

Селянка так и не успела сообразить, когда поле для гонок сменилось бескрайним берегом широкой реки. Слишком все это было пестрым, ярким, шумным. Слишком быстро текла людская река, а потому окончательно прийти в себя девушка успела, только оказавшись на загодя подготовленной полянке для костра и танцев. Как раз ее-то она и видела сегодня утром, только знакомясь с Краснокаменском.

— Давай вместе танцевать, — к селянке подошла какая-то миловидная девчушка, лучезарно улыбнувшись. Солоха кивнула, взяв девочку за руку. По виду ей можно было дать лет четырнадцать. — Ой, это же победительница! — девочка, явно не узнавшая по началу победительницу виновато покраснела, а затем, ослепительно улыбнувшись, выдала: — Здоровьечка вам, Солоха! Меня, кстати, Малкой зовут!

— Солоха, ну, ты уже в курсе — представилась и селянка, в свою очередь, протягивая руку еще одной миловидной простоволосой девушке, представившейся Ониськой. Она охотно схватилась за солохину руку.

Охотников поводить хоровод было достаточно, и уже через несколько минут Солоху закрутило-завертело вокруг яркого задорно пылающего костра. Жар от близости пламени и взятый быстрый темп разукрасил щеки девушек и парубков в легкий багрянец, расплел густые девичьи косы.

— Понеслись в высь сотни девичьих голосов, исполняющих неспешную обрядовую песнь. Поднявшийся вечерний ветер разнес на многие мили ее, достигнув и до чуткого уха манула.

— Как же я ненавижу все эти праздники, — пробормотал он, проведя когтистой, трансформированной лапой по лопаткам. Боль к вечеру только усиливалась, становясь просто невыносимой. Действия манула только усугубили дело. Застонав, оборотень откинулся на траву, прикрыв глаза. Пару раз вздохнув, и выдохнув он все же нашел в себе силы подняться: — Надо идти за ней, а то чего доброго опять влезет в какую-нибудь переделку…

.

В глубоких космических просторах расцвели первые звезды, кокетливо подмигивая с небес. Рядом скромно ютился уходящий серебряный серп луны. Ее мистический свет не был в состоянии посеребрить ни ленту реки, ни густые травы. Свет десятков костров был сильнее лунного, создавая мистику несколько другого, более приземленного рода.

Оранжевые отблески окрашивали аккуратную полянку в кирпичный оттенок, отражаясь в тихих речных водах. Утомившиеся за время танцев девушки отдыхали у берегов, играясь с камышинками и ивовыми прутиками.

— Ну, я и наплясалась! — искренне радовалась Малка, перебирая пальцами длинную пахучую траву. — Это ведь в первый раз меня матушка танцевать отправила!

— Да, хороший в этом году праздник устроили! — Ониська была более сдержана в своих эмоциях, лишь приподняв уголки губ. — Надеюсь, вы все готовы к гаданиям?

Остальные девушки смущенно переглянулись, машинально потянувшись к венкам. Практически у каждой уже был на примете какой-нибудь парубок, и каждой из них не терпелось узнать, ждет ли ее счастливое и долгое семейное счастье с избранником.

Солоха же оказалась в числе тех немногочисленных девушек, которые моментально спали с лица, окинув счастливиц печальным взглядом. Селянка помнила, как неудачно запускала венки в прошлые годы: либо венок выплывал на середину реки, да там и застывал, суля неудачу, либо течение прибивало его к таким запрудам, куда ни один добрый молодец добровольно не полезет.

— Чего так посмурнела? — Ониська первая заметила смущение своей новой знакомой. — Али совсем нет никого на примете?

— Нету, — вздохнув, ответила Солоха поднявшись. — Я, наверное, пойду. Нам завтра с утра в дорогу выступать надо.

— Останься, не робей, — Малка капризно надула губки. — Мне тоже страшно, но и желанно одновременно. Я же по глазам вижу, что тебе тоже хочется погадать на венке.

— Это просто хорошая традиция, — начала уговаривать ее и Ониська. — А потом пойдем к моим родычам. Мама с бабулей как раз на стол накрывают. Посидим, пообщаемся, песни попоем, травы пособираем. Не уходи, ты ведь самое интересное пропустишь!

Солоха в тот момент и сама не осознавала, какая сила толкнула ее согласиться на эти гадания. Просто в какой-то момент она решительно развернулась, стянув с головы свой венок, схватила один из ивовых прутиков, вплетя в украшение по-особому закрепив его в венке, и подошла к воде. Следом пошла и Ониська с Малкой. Она покраснела, вплетя в свой веночек цветок бессмертника. Склонившись к воде, девочка с жаром что-то зашептала, чуть ли не утыкаясь носом в водную гладь.

Солоха, последовав примеру новых подружек, склонилась к воде. Взглянув на собственное размытое от волнения изображение и прошептав слова заветные, первой пустила в воду свой венок. Против обыкновения он тут же уверенно поплыл вдоль берега, заставив селянку удивленно замереть, а затем неуверенно последовать за ним по берегу. Сзади она еще успела услышать разочарованный вздох Малки, чей венок унесло на середину реки, и топот ног Ониськи, кинувшейся следовать за своим венком.

Солоха уверенно брела вдоль берега, перескакивая через коряги, обходя стороной заросли камыша, раздвигая гибкие плети плакучих ив, в избытке росших у берегов, не спуская глаз с уверенно плывшего по течению венка. Ее сердце взволнованно стучало, рука сама собой ложилась на сердце, дыхание сбивалось, где-то далеко позади расплелась ее новая лента, позволив золотистым прядям в беспорядке рассыпаться по плечам и спине девушки.

Замечтавшись, она и не заметила, как заросли кончились, а она вывалилась на широкий, покрытый мелким песочком пустынный берег. Венок ее, осторожно прибитый волнами к берегу уже сжимал в руках какой-то мужчина. В его высокой по приграничным меркам, мускулистой фигуре Солоха узнала Адина.

— Солоха, вот ты где! — радости варвара не было предела. — Не подскажешь, что это? Я шел по берегу, уже десятка три понаходил таких венков. Это как-то относиться к вашему празднику?

Солоха пораженно застыла, глядя на варвара, столь небрежно держащего ее заветный венок. Впрочем, ее обиду моментально погасил справедливый голос разума. Как мог он, никогда ранее не видевший праздника Зеленых Святок знать, зачем девушки плетут венки, а затем, уподобившись шустрым хорькам, бегают вдоль берегов, высматривая, куда прибьет их украшение, и кто его подберет.

— Относится, — кивнула она, подойдя к нему поближе. — Наши девушки пускают их, чтобы найти своего суженого.

— Странный обычай, — недоуменно приподняв брови, ответил варвар. — А если венок утонет, или его подберет какой-нибудь старик? Ведь, наверное, потом той девушке будет очень грустно.

— О традициях не спорят, — дипломатично пожав плечами, ответила Солоха.

— Интересно, а чей это венок? — Адин наконец приподнял солохино украшение, с интересом разглядывая витиеватое плетение из цветов и ивовой лозы. Солоха же, залившись румянцем, виновато отвела глаза. Нет, не стоило ей идти на поводу у своих желаний и плести венок. Ведь знала же, что ничем хорошим это не кончиться!

— Тугодум ты, — третье лицо вмешалось по обыкновению в самый неподходящий момент, заставив дыхание девушки сбиться. По какой-то иронии судьбы этим третьим лицом оказался так неудачно пропавший оборотень, неспешно выходя к берегу с дороги. Судя по заметно помятому виду манула, Солоха заключила, что во время праздника он успел знатно попрыгать, побегать и потанцевать в свое удовольствие. Селянка подозрительно прищурилась. Она-то успела догадаться, что сейчас скажет оборотень и недоумевала: как и главное когда он сам об этом прознал? Его ведь на празднике не было. Не следил ли он за ней? — Солохин это венок, разве не ясно?

Адин испуганно покосился на побледневшую Солоху. Девушка с вызовом глянула в насмешливые, янтарные глаза Мая. Варвар попятился подальше от сердитой пары, внутренне недоумевая: поведение их совсем не было похоже на взаимоотношения любящего брата и сестры. Ему стало неловко. Черт его дернул в эту ночь пойти купаться! И ведь как старался уйти подальше, чтобы никому не мешать, и все равно все испортил.

— Я… я не хотел, — искренне смутившись, ответил варвар, простодушно подойдя к моментально стушевавшейся девушке и протягивая ей венок. — Возьми, я не вправе владеть им.

Солоха резко вырвала из его рук венок и, повернувшись к реке, зашвырнула его в самую гущу камышей. В уголках ее глаз блестели горькие слезы обиды. Ее руки неловко тряслись, покрасневшие щеки скрывались за разметанными по лицу волосами.

— Прости, это и вправду всего лишь глупые поверья, — ответила она, решительно откинув с лица мешающие пряди. — Я пойду, уже поздно.

=== Глава 20 Манул проводит мучительную ночь ===

Девушка развернулась, зашагав прочь от реки. Все очарование праздника в тот момент померкло в ее глазах. В груди образовалась колючая пустота. Впервые она чувствовала эту жгучую обиду отверженной девушки, хотя по факту ни в чем не могла упрекнуть простодушного варвара. Впервые ей было так неловко находиться рядом с парубком.

Проходя мимо оборотня, она не смогла удержаться, приподняв голову. Хотела хотя бы взглядом выразить ему свое негодование. И каким же было ее удивление и ступор, когда вместо насмешливого блеска его глаз увидела искаженную болью гримасу, скривившую мышцы лица манула.

— Май, — прошептала она, моментально забыв про все свои обиды. Оборотень ответить уже не смог. Первый приступ боли сбил его с ног, второй заставил завыть в голос, извиваясь от накативших судорог.

Девушка, внутренне похолодев, бросилась к оборотню, заметив, что тот, начиная терять контроль, позволяя проявиться кошачьим чертам.

— Май, Май, — жарко зашептала она, склонившись над ним. Манул приоткрыл глаза, застонав. Его когтистая лапа впилась ей в плечо. Длинный кошачий хвост с силой ударил по спине.

— Не подходи, все в порядке, — прохрипел он, сверкнув удлинившимися звериными клыками. Из его широко раскрытого рта потекла бурая кровь.

— Это же Мануу-ши! — раздался с боку реки недоуменный, подрагивающий голос Адина. Парень так и замер, во все глаза глядя на кошачий хвост и уши Мая.

— Кто? — прошептала девушка, оглянувшись с опаской на варвара. Она ожидала увидеть на его лице страх, или же ужас, но то выражение благолепия и широкой радостной улыбки сбили ее с толку. А когда парень, вдруг прикрыв глаза, опустился на одно колено, шепча что-то на своем родном языке, девушка и вовсе впала в состояние легкой прострации. И только очередной удар кошачьего хвоста смог привести ее в чувство: — Хватит комедию ломать, иди и помоги мне! — гаркнула она сердито, заставив молящегося вздрогнуть.

— Ох, что-то я и вправду сглупил… — виновато пробормотал варвар подскочив. Он сориентировался быстро, подхватив яростно воющего и царапающегося оборотня на руки. В тот момент Солоха была искренне благодарна провидению. Сильный от природы варвар был на порядок крепче манула, не обращая ни малейшего внимания на его выходки.

— Куда ты направился? — Солоха поспешила пойти следом, стараясь не отставать от Адина. Правда, это было очень трудно. Когда варвар действительно хотел идти быстро, то не уступал в скорости лошади.

— К нашей стоянке. Отец и остальные как раз направились на празднество, а охранники уже давно спят. Как я понял, великий Мануу-ши путешествует анонимно, и я просто не имею права предавать своего господина. Думаю, на то была веская причина, чтобы скрываться от своего народа…

По мере того как Адин говорил, Солоха прозревала. Теперь-то она вспомнила тот день своего знакомства с Адином и то, с какой теплотой он отзывался о боге-покровителе их племени, том самом Мануу-ши, который был до безобразия похож на Мая. Жаль, что из-за истории с Болотником пережившая шок селянка попросту не вспомнила, и ни о чем не спросила оборотня.

Теперь же, глядя на страдающего, беспомощно повисшего в руках варвара манула она не могла сдержать слез. Неужели он все-таки бог? Тогда как довел себя до такого плачевного состояния? Или все же Адин ошибается, и Май вовсе не бог?

Молодые люди поспешили скрыться прочь с речного пляжа, направившись в лагерь северных варваров. По какой-то странной прихоти Сураона его разбили за городом, выбрав для этого небольшую симпатичную полянку возле реки и небольшой березовой рощицы.

Как и предсказывал Адин, его соотечественники всем составом направились в город, оставив только пару сонных стражей охранять лагерь. Они мирно посапывали на своих постах, даже не дернувшись, когда мимо них прошмыгнул Адин, неся постанывающего оборотня. Судорога видимо потихоньку начала отпускать его, но сознание к манулу так и не вернулось.

Шатер Адина выглядел действительно внушительно снаружи, и очень уютно внутри. Одного мимолетного взгляда хватило селянке, чтобы осознать высокий статус ее знакомца. Впрочем, ни времени, ни желания на разглядывание варварского интерьера у девушки не было.

— Вот так, — пробормотал Адин, укладывая оборотня на свое импровизированное ложе из шкур. — Ох, что это? — парень приподнял ворот рубашки, а затем одним рывком сорвал ее, оголяя спину Мая, и демонстрируя почерневший незаживший шрамы.

Солоха прикрыла рот ладонью, чтобы не закричать, стоило ей только взглянуть на жуткую память, оставленную Болотником. Буквально сегодня днем она видела эти шрамы, но тогда они не выглядели так устрашающе, и от них не пахло смертью. О да, этот странный душок, наполнивший комнату, девушка различила и опознала моментально. А еще она совершенно отчетливо видела странную черную дымчатую сеточку, оплетающую спину манула. Было видно, что корнями эта сеточка уходила в шрамы, с каждой секундой становясь все плотнее, и противно пульсируя. Девушка отшатнулась от этой штуки, похолодев, когда одно из тонких кружев черной паутинки потянулось к ней.

— Что там такое? — Адин недоуменно покосился на девушку, попытавшись коснуться одного из шрамов. Его руку моментально перехватила Солоха, не своим голосом зашептав:

— Не прикасайся к нему! Что бы не случилось, просто стой на месте!

Одного взгляда в неестественно расширенные зрачки подруги, и ощущение девичьих подрагивающих рук в ту же минуту убедило варвара опустить руки. Нет, такой испуганной он Солоху еще не видел, и в будущем надеялся, что больше не увидит. Ожидаемо черной сетки он не видел, что и дало селянке возможность предположить, что это проклятье, то самое предсмертное проклятье Болотника.

— Что ты видишь? — спросил варвар, попытавшись прищуриться. — Да, шрамы довольно странные, но они не выглядят так жутко…

— Это проклятье Болотника! — воскликнула девушка, перебив Адина. Она старательно зажмурилась, схватившись руками за голову. Время, его так не хватало. И знаний тоже не было. В голове было непривычно пусто и звонко. Было лишь четкое осознание, что время на исходе. Это-то и сводило девушку с ума. Каково это знать, что смерть твоего друга неизбежна, стоять рядом и четко осознавать, что не в твоих силах его спасти? Ранее девушка даже не догадывалась, насколько сильно привязалась к Маю. Перед ее внутренним взором мелькали десятки воспоминаний, связанных с оборотнем. Вспоминались все пережитые за долгое время путешествия чувства, от страха первой встречи, до отчаяния последних минут.

— Болотник проклял Ману-ши?! — Адин неверяще охнул, схватившись за голову. Да, наверное, ему тоже было тяжело предположить, что его глубокоуважаемое божество может умереть от проклятия. — Но это невозможно! Бога невозможно проклясть!

— Да не бог он! — не в силах более слушать эти размышления, выкрикнула девушка, и тут же стушевавшись, обреченно оглянулась. Не сдержалась, ляпнула глупость. Варвар ведь потому и помогал, что был свято уверен в божественном происхождении Мая. И если раньше Солоху снедали сомнения по этому вопросу, то теперь она точно знала — перед ней обыкновенный оборотень.

— Не бог? — Адин так и захлопал глазами, глядя то на оборотня, то на Солоху.

— И что? Теперь бросишь его? — распалившись, рыкнула девушка, буквально прожигая взглядом варвара.

— И в мыслях не было! — на этот раз настало время распалиться варвару. — Кончай истерить! Я не брошу его, даже если он всего лишь обычный оборотень! Он меня спас тогда на болотах! Я задолжал ему, и сделаю все, чтобы вернуть долг! Пусть он и не Ману-ши, но он похож на него, как родной сын, и я не брошу его, и свято сохраню его тайну! А теперь мы должны спасти его!

— Улулук…

— Он в городе, вместе со всеми, — досадливо скривившись, ответил Адин. Он задумчиво огляделся, и прошептал: — Вспомнил. Однажды одного из наших воинов проклял демон. Тогда я помогал Улулуку снять порчу. Нужен травяной настой из ромашки, бессмертника, зверобоя и березовых почек… По крайнее мере именно такие компоненты смешивал Улулук. У вас ведь растет такое?

— Да, я знаю, как выглядят эти травы. Я пойду, а ты… Могу я надеяться на тебя? — Солоха поторопилась отойти к выходу, на последок обернувшись.

— Можешь. Я дал слово, что помогу тебе его спасти. А потом, жизнь покажет…

Девушка кивнула. Внутренний голос подсказывал ей, что Адину можно верить, именно поэтому она, скрепя сердцем вышла прочь из его шатра, побежав обратно к полю. В принципе она знала и могла различить компоненты травяного сбора. Вопросы вызывали только березовые почки. Их собирали по весне, сейчас же, летом найти их было весьма проблематично.

Ступив на поле, она принялась судорожно искать ингредиенты, с радостью схватившись за цветки ромашки, бессмертника и зверобоя. Она рассеянно огляделась, вступив в березовую рощу. Никаких почек она, естественно не нашла.

— Что-то ищешь? — окликнула ее бледная, невысокая девушка, раскачиваясь на ветвях молодой березки. Одета она была в вышитую длинную сорочку, кокетливо прикрывающей все выпирающие прелести.

— Почки березовые, — устало откликнулась девушка, совершенно не удивившись очередному представителю нечисти. Русалку в живую она видела впервые, и совершенно не знала, как себя вести. То что, казавшаяся с виду безобидной красавица была вовсе не так проста, ей уже было ясно. Сказался прожитый опыт с Болотником. А, зная о мифах, она могла смело утверждать, что девушка решила ее утопить. Эта мысль, на удивление не испугала Солоху. Девушка уже поняла, как можно было использовать эту встречу в свою выгоду.

— Глупенькая, — рассмеялась русалочка, замотав босыми пятками. — По весне собирать их надобно было.

— А мне сейчас надобно, у меня друг при смерти, — глухо ответила селянка.

— Жалко его, — согласилась русалка, спрыгнув. — Как бы твоему горю подсобить? А, знаю! — ее глаза зажглись хитрыми дьявольскими огоньками. — Отгадаешь мою загадку — дам тебе то, что другу твоему поможет. И сразу скажу, это не почки. Не поможет ему простой настой. Болотники, они-то обидчивые… Только мы, русалки, владеем секретом редкостной настойки, способной развеять любое проклятье и даже обратить смерть вспять, — В руке у нечистой, словно из воздуха показался небольшой флакончик из темного стекла.

— Загадку? — Солоха внутренне усмехнулась. Пока что все выходило точь-в-точь, как рассказывалось в сказках.

— Да, и соглашайся поскорее. Не далек час рассветный. С первым лучом рассветного солнца жизнь покинет его, и в этом случае не поможет даже мой элексир. Болотники, они-то обидчивые…

— Хорошо, — кивнула девушка, внутренне похолодев. Не хотелось ей соглашаться. Чувствовала: обманет ее русалка.

— Коль не отгадаешь — душу потеряешь, — рассмеялась русалочка, обнажив ряд острых небольших зубок. Утопленница более не скрывала свою истинную суть, позволив белесой коже посинеть, а ногам — покрыться прозрачной рыбьей чешуей.

— Идет.

— Ну, хорошо, как зовут короля Георга? — огорошила русалка селянку.

— А кто это? — захлопав глазами, спросила девушка.

— А мне почем знать? — развела руками русалка, ехидно оскалившись.

— Тогда, как же я могу назвать его настоящее имя?! — Солоха возмущенно фыркнула, взглянув в русалочьи, светившиеся откровенной издевкой глаза. — Эту загадку решить невозможно!

— Почему это? — русалка, по-птичьи склонила голову на бок, вплотную подойдя к начавшей стремительно бледнеть девушке. — Ты просила загадку — вот она. Все честно. Ты же не ставила условий, что загадка обязательно должна быть логической и иметь ответ.

— Ты ведь специально это делаешь, да? — зашипела, прозрев Солоха, гневно сжав руки в кулаки. Невольно, она отступила на шаг. А ведь чувствовала, что обманут ее. Почему же тогда согласилась?. Как раз в паре метрах от места, где она стояла, протекала река, глубокая и холодная.

— А ты думала, я буду играть честно? — расхохоталась ей в лицо утопленница. Визуально, он стала казаться девушке сильнее и больше, уверенно наступая, сокращая расстояние между собой и Солохой. — Знаешь ли ты, скольких людей я так сгубила? И тебя на дно речное утащу, — ее когти в тот же миг сомкнулись на девичьей шее, с силой дернув к реке. — Даю на ответ пять минут, ведьма.

Солоха дернулась. Засмотревшись, она и не заметила, как русалка пошла в наступление и оказалась сзади. Пытаясь высвободиться из цепкой железной хватки нечисти, девушка тихо засопела. Все ее попытки высвободиться были тщетными: опытная в делах удушения смертных русалка держала ее крепко, не давая задохнуться, но и не позволяя выпрямиться. Кончики растрепанной солохиной косы почти полностью успели погрузиться в мутную воду, холодные волны нежно лизали ее затылок.

Селянка запаниковала. Опытная утопленница, заметив мимолетное движение ее рук, вовремя спохватилась, заломив их за спиной, коварно расхохотавшись.

— Нет, я так не играю, — капризно отозвалась она, запустив свободную руку в карман солохиных шаровар. — Ну, как, даешь ответ? — девушка отчаянно затрепыхалась, чувствуя, как русалка вытаскивает из кармашка заветный Матренин мешочек.

— Думаю, было бы глупо говорить, что короля Георга звали Георгом, да? — прохрипела она.

— А ты догадливая, и логичная. Но в алогичных загадках никакая логика тебе не поможет, — хихикнула русалка. — У тебя еще две минуты. Мучайся.

Солоха закашлялась. С каждой секундой русалка немилосердно сдавливала когти на ее шее, постепенно, по капле выпивая ее жизнь, ее страх и отчаянное нежелание умирать. В тот момент, осознав, что спасения ждать неоткуда девушка решилась на решительный шаг.

— Алогичный, говоришь? — прошипела она, сделав то, от чего ее отучали все детство. Она до хруста в позвонках вывернула шею, и плюнула прямо между глаз зазевавшейся нечисти. Русалка недовольно взвизгнула, на мгновение, ослабив хватку. Солоха, воспользовавшись заминкой, дернулась вперед, ударив оплеванную нечисть лбом. Утопленница зашипела, но против ожидания не разжала пальцев.

Солоха закашлялась. Разозленная утопленница перестала играть, показав свою настоящую силу. Её длинные пальцы с силой сдавили тонкую шею селянки. И на этот раз Солоха начала по-настоящему задыхаться.

— Время вышло… — прошипела торжественно русалка, коварно усмехнувшись. — Коль проиграешь, душу потеряешь! Надеюсь, ты это помнишь!

И Солоху потянуло, потянуло вниз под воду с нечеловеческой силой. Ледяная вода обжигала почище пламени, забивая нос и уши. Русалочья лапа тем временем покинула шею, переместившись на ноги.

Девушка же отчаянно затрепыхалась, отчаянно размахивая руками и головой. В висках оглушающе стучала кровь, перед глазами вместе с пузырьками воздуха проносились обрывки каких-то водорослей, блестела чешуя мелких рыб. И с каждой секундой света становилось все меньше. Начал бледнеть и растворяться в водной дымке серп луны.

«Неужели это конец?» — пронеслась в голове девушки вялая мысль. Она начала сдаваться, выдыхая скудные крупицы воздуха.

В какой-то момент она уже была точно уверена, что умерла. Солоха со скрытым ужасом увидела собственное тело, распростертое безвольно в толщах мутных речных вод. Увидела синяки, украшающие шею и бледный, голубоватый, трупный оттенок, в который медленно окрашивалось ее тело.

— Уже скоро… — донесся до нее тихий шелест подводного течения, в котором слышался игривый смех утопленницы. — Скоро ты станешь нашей сестрой.

«Не хочу!» — попыталась выкрикнуть девушка, попытавшись выплыть. И каким же шоком стало для нее понимание, что тела больше нет, что ее уносит куда-то прочь от земной оболочки.

Последним, что увидела Солоха перед тем, как окончательно потерять сознание стала странная темная фигурка, решительно плывущая прямо к распростертому в толще речных вод мертвому телу. И страшный удар когтистой лапы, разорвавшей на части выплывшую навстречу русалку.

— Слишком поздно… — словно бы подтверждая ее мысли, прошептала утопленница, сверкнув ослепительной чешуей. Ее ледяная рука уверенно коснулась щеки девушки. — Ты уже умерла. Пойдем к сестрам. Пойдем домой.

Девушка часто-часто захлопала глазами. Она точно еще пару секунд назад помнила, что такое дом, и еще, она точно знала, где ее дом. Сейчас же она не помнила ничего. Ни кто она, ни откуда…. Пустота пугала, от нее болело где-то внутри.

Девушка смотрела на приветливо улыбающуюся русалку, на собственные руки, покрытые нежными чешуйками пытаясь понять, что же только что произошло. И почему русалка говорит, что уже слишком поздно.

Открыв рот, попыталась спросить свою знакомую и тут же захлопнула. Вместо слов куда-то ввысь поднялся целый столб смешных пузырьков.

«Интересно, куда они подымаются? Что там, на верху?» — подумала она, прищурившись.

— Ну же, дай мне руку! Скорее! — поторапливала тем временем девушку русалка. Странно, но сама она не касалась девушки, лишь бестолково плавала возле, то и дело протягивая руку. — Сестры будут волноваться!

Девушка неуверенно протянула руку, глаза русалки в тот момент зажглись какими-то недобрыми огоньками, она медленно приблизилась.

«Сестры… странно, но я абсолютно не помню, что у меня были сестры. Я вообще ничего не помню. Почему я должна идти за ней? Почему от нее меня так трясет? Кто она? А кто я?» — тем временем, подобно грому вспыхнула очередная мысль в сознании девушки.

Кто я…

Вопрос, словно бы обретя форму, завис между русалкой и девушкой. Она решительно одернула руку, испуганно оглядываясь по сторонам. Вокруг лишь мгла и мрак, а еще вязкая сырость, окутывающая тело. Эта сырость причиняла боль, осязаемую, которую невозможно было терпеть.

Вместе с одним вопросом тем временем начали вспоминаться и другие.

«Кто я? Откуда? Что делала? Как попала сюда?» — проносился перед внутренним взором целый хоровод вопросов. От них дико заболела голова. Застонав, девушка сжалась, пытаясь закрыть уши, замотав головой.

Почему эти вопросы подобны ударам кувалды? Почему они заставляют ее так мучаться?

Где-то на краю сознания бесновалась русалка. Она пыталась подплыть, пыталась схватить девушку за руку, что-то кричала. И злым огнем полыхали ее глаза, а чешуя встопорщилась наподобие длинной шерсти.

Но как бы она не старалась, подплыть не могла, вынужденная бессильно злобствовать рядом.

«И это моя сестра? Нет, она не моя сестра. Она врет, она враг» — подобно молнии ударила девушку очередная мысль. И подобно молнии она рассеяла ту дымку, что накрыла сознание девушки. Лишь мига хватило ей, чтобы все вспомнить. И с каждым воспоминанием бледнела русалка, расступалась мгла, а девушка ощутила долгожданное тепло. Запрокинув голову, она увидела свет, где-то там, наверху. Он манил, звал. И девушка была не в силах ему сопротивляться, стремительно кинувшись навстречу.

— Вернись! — выла где-то внизу русалка. — Вернись, сестра!

— Я тебе не сестра! — в последний миг, обернувшись, ответила девушка. В тот момент ее уже не интересовал вопрос, как она смогла заговорить. Она просто вспомнила свое имя, и это еще больше укрепило ее во мнении, что надо идти. — Я человек! Я Солоха, из села Солнечное! Я ведьма, убившая Болотника, я та, кто дала обещание спасти своего друга! Прощай, меня ждут!

Сознание возвращалось к Солохе медленно. И первым ощущением, которое она почувствовала, стал чей-то настойчивый поцелуй. Вместе с ним в тело приходил спасительный воздух. Девушка резко распахнула глаза, инстинктивно дернувшись и заклявшись. Неизвестный отступил мгновенно, позволив ей самостоятельно приподняться.

Обессиленная, Солоха не долго смогла удержаться и рухнула обратно на землю. Незнакомец тут же услужливо метнулся, смягчив ее удар. И теперь, когда он вновь нависал над ней, селянка смогла рассмотреть его получше.

Высокий, но при этом сутулый и болезненно костлявый, с копной густых свалявшихся черных волос он больше походил на дикаря. Безумно блестели его гранатового оттенка глаза. Взгляд у него был острый, настороженный. А искусанные губы его то и дело кривились, обнажая неестественно длинные резцы.

Каждое его движение было дерганым, каким-то нервным. Словно бы в любой момент он был готов убежать, и лишь выискивал повод для бегства. Широко раздутыми ноздрями он с шумом вдыхал-выдыхал воздух, то и дело беспокойно вертя головой. При этом с намокшей гривы прямо на лицо селянки капала холодная вода.

— Тише, тише, — она и сама не заметила, как коснулась своей рукой его заросшей щетиной щеки. Незнакомец моментально застыл, не решаясь даже лишний раз вздохнуть. Только его узкие зрачки еще больше утончились. — Пожалуйста, не надо так бояться…

Даже мимолетного касания хватило Солохе, чтобы услышать безумное биение чужого сердца, ощутить нестерпимый жар тела и необычайный для такого телосложения тонус мышц.

— Простите, хозяйка, — одними губами прошептал он, моментально отстранившись. Наверное, он бы убежал, если бы девушка вновь требовательно не схватила его за руку.

— Ты ведь тот самый вовкулака, да? — она попыталась улыбнуться. Незнакомец округлившимся глазами следил за ней, не в силах уйти, кивнув в ответ.

— Спасибо, что спас меня… — прошептала она. Да, это выражения глаз, этот нездоровый блеск сумасшедшего, больного существа определенно мог принадлежать только низшему оборотню. Тому самому, о котором предупреждал Май.

И, словно бы только дожидаясь этого момента, в голове послушно проступило очередное воспоминание:

…Единственное спасение для них — смерть.

Девушку внутренне перекосило. Это было сказано тоном не терпящими возражений, тоном человека полностью уверенным в своей точке зрения. Но сейчас, рассматривая исхудалое лицо вовкулаки, его впалые щеки, заостренные скулы она поняла, что это существо не виновато в том, каким уродилось. Это просто несчастный страдалец, обреченный всю жизнь мучаться. И самое страшное он тоже хотел жить, жить назло всему.

— Как тебя зовут? — спросила она миролюбиво, заставив низшего испуганно вжать голову в плечи. Грязные пасма волос моментально прикрыли его лицо. Поэтому рассмотреть, какая гамма эмоций снедала вовкулаку, было невозможно.

— Лан, — еле слышно пробормотал он. Да, когда-то давным-давно именно такое имя дала ему мать. Давно забытое, оно прозвучало неожиданно приятно. Сам вовкулака и не думал, что сможет вспомнить его.

— Красивое имя. А меня зовут Солохой, — собрав все свои силы, селянка поднялась, откинув со лба замершего вовкулаки мешающие пряди. — Пожалуйста, не бойся меня. Я не желаю тебе зла. Давай лучше будем дружить.

Предложение было детским, наивным. Но Солоха точно знала, что это именно то, чего в глубине души так сильно хотел Лан. Знать, что рядом есть хоть кто-то, кто не предаст, кто защитит и поймет. Кому будет наплевать на предрассудки, кто сможет помочь и наставить на путь истинный.

«Да, Май меня точно проклянет после этого…» — мысленно хмыкнула девушка и тут же тихонько охнула, вскочив на ноги. Она так увлеклась судьбой низшего, что совсем забыла, почему вообще оказалась в этой роще. Осознание стало подобно ведру ледяной воды, внезапно окатившей с неба.

Не окрепшее тело отреагировало предательским головокружением. И если бы не вовремя подоспевший Лан, она бы точно рухнула обратно в траву.

Опершись о него девушка обеспокоено оглянулась и обреченно застонала, осознав весь ужас своего положения. Звезды на небосводе гасли, уступая место предрассветной заре. Вспомнились и слова утопленницы, которым Солоха предпочла поверить.

— Не бойтесь, хозяйка, — словно бы читая ее мысли, пробормотал вовкулака. — Я забрал у той русалки эликсир. Можете не волноваться, я помогу вам спасти вашего друга. Вы так много говорили о нем, когда находились без сознания… — с этими словами он продемонстрировал селянке вынутый из карманов своих штанов бутылек. Тот самый, который недавно показывала и утопленница.

— Спасибо! — Солоха, не в силах сдержать нахлынувших эмоций крепко прижалась к вовкулаке, заплакав от облегчения. Неужели у нее есть шанс спасти друга?

— Нужно торопиться, — оборвал ее Лан. — Я понесу вас, — с этими словами он поспешил отстраниться. Солоха внутренне похолодела, глядя, как по исхудалому телу волнами накатывают судороги. В какой-то момент ей даже подумалось, что тело вовкулаки просто не выдержит — сломается. Но ее опасения были беспочвенными. Уже через пару секунд перед ней возвышалась громадная и мускулистая шкура черного волка.

Она даже неосознанно попятилась, встретив безумный взгляд горящих, подобно угольям глаз спасителя, увидела громадные клыки, выпирающие из длинной пасти, будто бы специально созданной, чтобы разрывать жертву на части.

Лан сделал шаг вперед, навстречу селянке виновато опустив тонкий облезлый хвост. Из громадных подушечек лап, царапая землю, показались громадные когти. Зверь тихонько заскулил, опустившись перед девушкой.

Солоха так и застыла в нерешительности. Инстинкт самосохранения буквально вопил о бегстве, но обессиленное тело не торопилось убегать, а разум твердил забираться на спину вовкулаке. И девушка решила послушать разум, скрепя сердце, подойдя вплотную к грозному зверю, и осторожно закинув ногу на его бок.

Стоило только ей устроиться поудобнее, как вовкулака резко подскочил, понесшись стремительно вперед. Девушка тихонько вскрикнула, со всей силы вцепившись в длинную лохматую шерсть зверя.

Безумно свистел в ушах ветер, мимо проносились: лента реки, полянки и поля, испуганные или же недоумевающие лица людей, которые были просто не в силах сообразить, что это за свирепая черная тень только что промчалась перед ними. А самой селянке казалось, что они не бегут — летят по воздуху.

Все закончилось так же резко, как и началось. Девушкам просто осознала, что больше нет ветра, и что вовкулака больше не бежит, а пытается привести ее в чувство, тихонько поскуливая.

— Ох, мы уже приехали… — пробормотала Солоха, аккуратно слезая со спины вовкулаки и оглядываясь. Действительно, вовкулака ухитрился доставить ее прямо к дремлющему посту охранников. — Спасибо тебе огромное, я в большом долгу перед тобой!

Зверь резко поднялся и громко протестующее рыкнул, сердито махнув хвостом. Он тут же подошел к ней, толкнув носом по направлению к палаткам, словно бы поторапливая. Солоха поняла его отлично, кивнув и кинувшись к палатке Адина.

Сам же зверь развернулся, намереваясь скрыться в ближайших зарослях. Пару уверенных шагов, и он замер, помотав мордой. Зверь и человек вновь вступили в жесткую схватку. Зверь твердил, что хоть хозяйка и добра, но люди до добра не доводят. Человек же всей душой стремился вернуться, понимая, что никогда не сможет смириться с участью вечного наблюдателя. Ее искренняя улыбка и самоотверженность — это ли не гарантия того, что она примет их обоих? Не это ли гарантия на счастливую жизнь?

Лапы зверя затряслись, и медленно, одна за другой повернули прочь от кустов. Зверь вновь проиграл человеку. Ему тоже хотелось быть ближе к хозяйке. Ему тоже было приятно ее тело, и касания ее рук. И это желание, желание стать ближе к ней начало превращаться в зависимость. Правда, пока ни сам вовкулака, ни Солоха этого не осознавали.

Зверь громко фыркнул, молнией проскочив мимо спящей охраны. Подскочив к стоящему неподалеку шатру он тихонько просунул морду внутрь, осторожно принюхиваясь. Человечий дом пустовал, зато человеческая одежда была на месте. Она-то и была нужна вовкулаке.

=== Глава 21 Манул исповедуется ===

— Принесла, что я просил? — Адин встретил Солоху у входа. Парень выглядел очень неважно: под покрасневшими глазами красовались темные круги, довершали образ мелко подрагивающие пальцы рук.

— Лучше, смотри, — девушка продемонстрировала варвару драгоценный бутылек. — Слезы русалки.

Адин не успел ничего возразить, так как девушка, отойдя от него, подошла к Маю. Он больше не рвался и не метался. Прошедшая ночь высосала из него все силы. Все что он мог, так это лежать, открыв рот и глупо смотреть в потолок, высунув опухший, почерневший язык. Его осунувшееся лицо было бледно, по вискам и скулам каскадами стекал пот.

Солоха, не став затягивать откупорила бутылек, влив пару капель в широко раскрытый рот оборотня. Май закашлялся, моментально подскочив, стоило только жидкости коснуться его неба. Глаза его свирепо полыхнули, когтистая лапа, вспоров воздух, чиркнула по щеке зазевавшейся девушки. Брызнувшая из ранки кровь заставила оборотня загудеть, обнажив удлинившиеся клыки.

— Тихо, — начала успокаивать его Солоха, взяв лицо замешкавшегося манула в свои руки. — Все хорошо, тебя никто не обидит.

Оборотень зашипел, встопорщив шерсть на хвосте. Его взгляд недоверчиво блуждал по лицу девушки. Когти то сжимались, то разжимались. Сзади тихонько выругался Адин, опасливо глядя на оборотня.

— Давай я помогу тебе, — ласковым, успокаивающим голосом заговорила девушка, демонстрируя начатый пузырек. Зрачки манула сузились, спина выгнулась, губы растянулись в угрожающем оскале. Очередная судорога поразила его как раз не вовремя, заставив рухнуть обратно на ложе. Из приоткрытого рта потекла густая пена. Воспользовавшись этим, Солоха коварно влила еще пару капель.

Манул взвыл, заметавшись на ложе. Его тело изогнулось дугой, вздувшиеся змеями мышцы бешено пульсировали, шрам на спине начал потихоньку приобретать ярко-алый оттенок.

— Нет! — не своим голосом закричал он, спрыгнув с лежанки. — Нет! — его лицо исказилось жуткой болевой гримасой. Из закушенной губы потекла бордовая кровь. Он повернул голову, глядя на притихшего Адина, смерив варвара ненавистным взглядом: — А вот и ты, Самаель, что, отрубить и посадить голову барона на пику тебе оказалось мало? Пришел и с меня шкуру содрать? А не выйдет!

Не успели Адин с Солохой опомниться, как сбредивший оборотень накинулся на варвара, свалив парня с ног. Наверное, на этом моменте бы и закончилась история Адина, если бы в тот же миг в шатер не влетел вовкулака, оттолкнув манула в сторону.

Май захрипел, пытаясь подняться с колен. По его подбородку и оголенной груди стекала смешанная с кровью слюна, из приоткрытого рта вывалился опухший язык. Его свирепый, налитый кровью взгляд остановился на Лане.

Не успела Солоха моргнуть, как взбесившийся кошак с диким ревом понесся на вовкулаку. Никакая боль не могла заглушить огня его ярости и приглушить жажду мести.

Лан предвкушающе облизнулся, опустившись на лапы, выпустив свои когти. Казалось, каждая мышца его тела пела, и девушка была уверенна, что он не пощадит Мая.

— Лан, не убивай его, слышишь? — закричала Солоха. Огромная волчья туша дрогнула, словно бы даже уменьшилась в размерах. — Просто слови его. Лекарство должно скоро подействовать!

Пока Лан боролся со своей внутренней кровожадностью, Адин искал свой меч, а Солоха внутренне молилась, манул напал. Он накинулся сверху на массивную волчью шкуру, крепко вцепившись пальцами в холку и впившись клыками в горло противника.

— Нечистый меня раздери, что это с ним?! — подбежав к Солохе, недоуменно просипел Адин. На его шее явственно алел отпечаток когтистой лапы оборотня. Парень всеми силами пытался удержать в дрожащих руках свой меч.

— Он бредит, разве не видишь? — закричала побелевшая Солоха в ответ. Она не могла отвести взгляда от битвы двух оборотней, молясь всем известным ей богам, чтобы Лан в приступе гнева просто не разорвал манула на части, и чтобы лекарство подействовало поскорее, усмирив Мая.

Лан стоически терпел, очень аккуратно скинув с себя кошака. Хлеставшая из прокушенной шеи яркая кровь заставляла зверя внутри него негодовать от боли и злости. И если бы не та просьба хозяйки, он бы не стерпел — убил бы этого оборотня одним ударом. Сейчас же приходилось сдерживаться, терпеть боль ради хозяйки. Но в будущем Лан смиренно надеялся на справедливое возмездие. Хозяйка-то не всегда будет рядом с этим оборотнем.

— Опять убегаешь, да, Самаель? Где твой знаменитый клеймор, которым ты обезглавил сотню демонов? — зло шипел оборотень, подобно угрю, выловленному из реки пытаясь вылезти из-под мощной волчьей лапы, намертво пригвоздившей тело кошака к земле. — Опять используешь кого-то?! Какой же ты после этого глава цеха, а? Если даже убить меня поручаешь жалкому оборотню!

— Май, прекрати! — Солоха не могла больше терпеть. В ее глазах блеснули первые слезы. Стоять и смотреть на мучения своего спутника оказалось выше ее душевных сил. — Это не Самаель. Уж не знаю, кого ты так ненавидишь, но это Адин, один из наймитов Добрика. Приди же в себя, прошу!

— А вот и ты, предательница, — слова Солохи бредивший манул решил пропустить мимо ушей. На этот раз обращался он именно к ней, заставив девушку дрогнуть. — Продажная сучка, сколько тебе заплатили, за то, чтобы ты сделала это? — манул опять попытался высвободиться, зло захрипев. Вовкулака безо всякой жалости вдавил тело оппонента еще сильнее. Хруст костей сбрендившего смог услышать даже Адин.

— А ведь он тебя любил, — после небольшой паузы продолжил манул, устало. — Маму так не любил как тебя! Жалкие вы твари, люди! За деньги готовы подставить, кого угодно, убить, кого попросят! Как же я вас ненавижу! Иди сюда, Самаель, и сразись со мной по честному! Хотя бы раз убей оборотня не хитростью, а собственным мечом в схватке!

Манул свирепо блеснул глазами, схватившись лапами за волчью ногу. В тот же миг тело оборотня накрыл очередной спазм, буквально вывернув наизнанку кишечник Мая.

— Неужели, получилось, — прошептала Солоха, на подрагивающих ногах подходя к затихающему оборотню. Предусмотрительный вовкулака поспешил убрать свою лапу и отскочить к выходу.

Тем временем шрам на спине оборотня начал розоветь, дыхание выровнялось, давление в крови опускаться, разглаживая мышечные волокна. Притихший Май моментально отключился, тихонько посапывая.

— И, что это было? — икая, подал голос Адин, рискнув аккуратно приблизившись к Маю. Оборотень стремительно шел на поправку. Его уши и хвост начали понемногу растворяться, полностью исчезнув с первыми лучами солнца, проникшего сквозь полы шатра. Кожа приобрела естественный, бледно-розовый оттенок, когти втянулись, а черты лица разгладились. От устрашающего шрама остался лишь небольшой яркий росчерк, да и тот стремительно исчезал. После снятия проклятия организм оборотня спешно затягивал раны.

— Не знаю… — ответила ему Солоха, обведя взглядом внутренне убранство шатра. Обстановка сейчас больше смахивала на большое кровавое побоище, и девушка отлично понимала, что возвратившись поутру в лагерь Сураон точно не погладит их по головке за такой разгром. — Некогда нам сейчас раздумывать над этим. Приберем тут.

Варвар согласно кивнул, помогая девушке уложить тело спящего обратно на лежанку. Лан же, убедившись, что опасность для хозяйки миновала, поспешил убежать прочь из лагеря варваров. Только чья-то одежка, валявшаяся у входа, свидетельствовала о том, что вовкулака тут все-таки был.

Солнце было в самом зените, нестерпимо подпаляя неприкрытые макушки наймитов, купца, Солохи и оборотня. Последний страдал больше всех, будучи необыкновенно тихим и задумчивым. Даже Добрик удивился произошедшим изменениям, задумчиво косясь на своего охранника, но встречая его решительный неприязненный взгляд, лишь рассеянно пожимал плечами, не рискуя лезть на рожон.

Как и было задумано — на рассвете обоз тронулся в путь, оставив далеко позади отсыпающийся после праздника Краснокаменск. На счастье Адина и Солохи варвары, придя после долгой и бурной ночи, были так заняты поспешными сборами, что не сильно обратили внимание на кровавые разводы на коврах (Сама же Солоха внутренне очень гордилась, что за такой короткий срок они смогли привести в относительный порядок шатер Адина). Вернее, варвары все-таки обратили на испачканные ковры внимание, но расспросами не мучили. Сураон просто многозначительно хмыкнул, коснувшись суровой отчей рукой висящей на поясе плети, метнул уничтожающий взгляд на Солоху и торжественно объявил, что наказывает сына. Прилюдно. Из-за этого сборы слегка задержались. По этой же причине Адин еще очень долго не мог нормально сесть в своей телеге, все время хватаясь за самое сокровенное, вызывая откровенные смешки своих дядьев.

— Солоха, а что это у тебя со щекой? — вдруг спросил купец, логично связав угрюмое поведение охранника с очень красочным шрамом, рассекающим щеку селянки. Рана хоть и казалась не страшной, вызывала некоторые сомнения и наводила на раздумья.

— Порезалась камышом, — нехотя буркнула девушка тоже не горя желанием рассказывать о своих ночных похождениях. Аналогично манулу, она в тот день была мрачнее любой грозовой тучи, своим угрюмым взглядом слегка припугнув даже бесстрашного Митяя.

— Никак, гадала на венке? — удивленно приподняв брови, спросил Добрик. Его угрюмость селянки не пугала.

— Да, — девушка помрачнела еще больше, невольно вспомнив, как небрежно мял в своих лапищах ее венок северный варвар. Конечно, по сравнению с ее последующими приключениями это были даже не цветочки, но все же, это неприятное воспоминание не потеряло своей яркости на фоне остальных. Отличный праздник был в ту ночь у Солохи, а главное — запоминающийся!

— Ты это, не бери в голову дурного… — смутившись, заговорил Добрик, покровительски погладив сидящую подле него селянку по голове. — Все эти гадания — бред сивой кобылы. Вот у моей женки венок постоянно тонул, и ничего. Живы-здоровы…

— Рада за вас, — девушка выдавила из себя улыбку моментально отбив у купца желание беседовать дальше. Добрик неодобрительно покачал головой.

— Эй, Митька, а у тебя как вечер прошел? — окликнул он наймита.

Погонщик пробормотал что-то явно не желая делиться воспоминаниями о своих ночных похождениях, лишь задумчиво почесал щеку, над которой призывно горел здоровенный синяк. Да, видимо, погонщик тоже надолго запомнит ночь Зеленых Святок.

Взгляд Солохи медленно переместился на фигуру идущего подле телеги оборотня. Выглядел он не просто мрачным, скорее даже озлобленным на что-то, хмуро рассматривая землю под ногами.

Придя в себя в шатре и выдавив из Солохи с Адином информацию о яде и своём бреду, он поспешно извинился, попытавшись скрыться из виду. Впрочем, долго побыть в одиночестве ему не позволило положение охранника, обязывающее неотступно следовать за Добриком.

Манул смирился со своей участью, но максимально попытался отстраниться от коллектива. Остальные наймиты не решались его беспокоить, оставив наедине со своими мыслями и переживаниями.

Глядя на его ссутуленную спину, девушка невольно освежила в памяти утреннее происшествие. Она впервые задумалась о том, что она, собственно, знает о своём спутнике. Оказывается, она не ведает ни откуда он родом, ни кто его родители. Она даже не уверена, назвался ли он своим настоящим именем.

— Май, можно задать вопрос? — решившись, спросила она, соскочив с телеги, поравнявшись с оборотнем.

— Задавай, — неожиданно милостиво откликнулся он, не поднимая головы.

— Кто такой Самаель?

Манул вздрогнул, его спина резко распрямилась, а янтарные глаза оборотня обратились в сторону моментально стушевавшейся девушки. Она уже была и не рада, что вообще решилась говорить об этом.

— Охотник на нечисть. Глава цеха охотников на нечисть. Он убил мою семью.

— А как же…

— По глупому стечению обстоятельств меня тогда не было рядом… — перебив ее, закончил оборотень. — Просто запомни: если увидишь охотника — беги. Они не жалеют никого, в ком увидят хоть каплю сверхъестественного.

— Но…

— Ладно, уговорила. Я расскажу кое-что о себе. Кажется, этот вопрос тебя сейчас тоже гложет. В качестве извинения я тебе это расскажу, но впредь попрошу не разглашать эту информацию, — вновь перебил девушку оборотень. — Добрик, мы отойдем ненадолго, хорошо?

Купец лишь рукой махнул, отлично поняв, что его разрешение тут, скорее, для галочки. Впрочем, своим купечьим чутьем он чуял, что этим двоим нужно поговорить. А потому он решил в этот раз закрыть глаза на такое вопиющее неуважение к своим обязанностям.

Дождавшись, когда обоз отъедет достаточно далеко манул заговорил:

— Наверное, сначала нужно начать с моего имени и положения. Имя, данное мне при рождении, принадлежало наследнику очень влиятельного рода, но в силу кое-каких обстоятельств носить я его оказался недостоин.

— Ты бастард! — осенило Солоху в тот же миг. Девушка охнула, тут же прикрыв рот рукой. Манул лишь кивнул в ответ. С виду было не понять, обидела ли его такая догадливость, или же нет.

— Верно, но обнаружить это смогли не скоро. А потому до семи лет я носил имя Раамона Даксталь. Когда же обман вскрыли меня стали называть по месяцу рождения. Я родился в мае и стал Маем. Имя это приросло ко мне гораздо крепче, нежели Раамон. А потому я предпочитаю использовать его.

И если до этой фразы девушка еще не особо понимала, как может быть связан охотник на нечисть с уважаемым родом, то имя Даксталь тут же расставило все кусочки пазла на свои места. Да, в Приграничье имя Даксталь имело вес. Баронство, через земли которого пролегал весь северный тракт, семья, контролирующая все северное Приграничье, единственный аристократический род, состоящий в дружбе с северными варварами. Подробностей Солоха не знала, но слышала в Маковце, что именно барона Лендларха Даксталь считали негласным королем севера. Правда, как говорили они, барон не имел бастардов…

— Неужели барон Лендларх — твой отец? — испуганно прошептала она, тут же вспомнив первый день путешествия и того веселого мужичка, треплющего о том как казнили уважаемого человека, оказавшегося оборотнем-волком. — Но как, же тогда…?

— Я не его сын, — усмехнувшись, ответил Май, окончательно сбив с толку селянку. Девушке оставалось только глупо хлопать глазами, пытаясь хоть как-то сложить все свои мысли в какое-то подобие логической цепочки. — Мой отец имел неосторожность влюбиться в темную холопку и возвысить ее до баронессы. Увы, волки так безрассудны, когда влюблены. Нацепив тряпки баронессы, моя мать так и осталась обычной девкой, которая и до знакомства с бароном не страдала целомудрием. Именно поэтому она моментально нашла себе любовника на стороне. Я даже не знаю, кто это был, — Май отвернулся, горько усмехнувшись. — Любовник, погостив неделю в фамильном замке Даксталь, вскоре уехал, а моя матушка оказалась обрюхачена. Увы, мать тоже не сразу поняла, что ребенок не от Лендларха, иначе бы убила меня еще в своей утробе. До семи лет я рос как будущий наследник, но ни разу не перекинулся в волка. Барон знал, что иногда дети, рожденные от союза человека и оборотня, не приобретают звериную суть. А так как я в детстве был похож на мать, ее измена осталась незамеченной. Время шло. Я рос и крепчал… Мне никогда не забыть глаза барона, когда я вошел в его кабинет, сжимая в руках убитую мышку. Это был как раз мой седьмой день рождения. Мои уши и хвост, позолотевшие кошачьи глаза моментально выдали измену и мое настоящее положение. В тот же день меня вычеркнули из наследства и бросили в темницу. Лендларх был так зол, что хотел убить меня, заморив от голода и жажды. Я сидел в полнейшей темноте, сырости и холоде. Вокруг меня пищали голодные крысы, только и ждущие того часа, когда я обессилев засну. И я заснул. Усталость взяла свое. И тогда они накинулись на меня. Все вместе. Именно благодаря им я смог осознанно перекинуться в кота, разодрать их и насытить свой голод. Таким меня и застал барон, когда пришел навестить. Окровавленного, сжимающего в зубах крысиный труп, среди горы умерших тварей. Вместе с ним зашла еще какая-то женщина. Женщина эта оказалась ведьмой, очень могущественной и опасной колдуньей, которой очень сильно задолжал Лендларх. В обмен на долг она заставила барона сохранить мне жизнь, и даже выбила право жить и работать на конюшне во дворце. После недели тьмы и голода я готов был целовать руки и ноги своей спасительницы и был по-настоящему счастлив. После этого уже я стал ее должником. И она еще пару лет обучала меня всему, что я должен знать о чернобожьем племени. Наверное, именно благодаря ей, я тогда не сломался, не уподобился плебсу, остался в душе бароном. Тогда, правда, я не знал, что же эта коварная ведьма потребует взамен спасения и обучения… — манул резко притих, словно бы пытаясь подобрать нужные слова. Солоха не посмела его перебивать, хотя вопросы по ходу повествования у нее возникли. — До пятнадцати лет я был помощником конюха, проводя все сутки напролет на заднем дворе. Меня оформили как крепостного. А после пятнадцати барон отдал меня в рекруты как одного из своих крепостных. Надеялся, что я там и издохну видимо. Увы, я выжил, и даже кое-чему обучился за десять-то лет! На мое счастье в армии очень любят молоденьких мальчиков. Я в своем полку был самым юным. Моя худоба, некоторая аристократичность манер и поведения привлекли внимание одного из наших командиров. Славился он не только как бесстрашный воин, но и как знатный извращенец. Как оказалось, он и впрямь очень любил мальчиков. В обмен на сносную армейскую жизнь я стал его «пажом». Меня перестали бить во время муштры и не морили голодом. У меня была сносная одежда и командир лично обучал меня искусству ведения боя. Он был очень искусен, этот командир Дорский. Обучал меня как своего любимца. Для него я был чем-то вроде экзотичной зверушки. Увы, но тогда я еще плохо контролировал себя и Дорский быстро распознал во мне оборотня. Он не стал меня убивать, хотя и должен был. Сказал лишь, что так ему со мной играть даже интереснее. Хах, он все же был знатный мерзавец, этот Жорих Дорский! И я ничуть не жалею, что убил его. Пришлось, конечно, подставить одного своего напарника, тоже его фаворита, но дело того стоило. Дорский мертв, его верный любовник тоже, а я все еще жив. Копчу это небо своим существованием, — Май зло рассмеялся. Солоха даже немного отодвинулась от него. Конечно, ей всегда было интересно, кто научил Мая так лихо драться, но она даже подумать не могла о том, что ее спутник был рекрутом. Провел десять лет в настоящей тюрьме. Удивительно, но она не осуждала его за убийство. Просто в какой-то момент поняла, что маленькому мальчику, закинутому в логово зверей не выжить, если самому не уподобиться зверю. А в том, что армия — место ничуть не уступающего по своей атмосфере тюрьме, селянка была отлично осведомлена. Ни один парубок, находясь в здравом уме, не спешил идти в рекруты, а потому набор состоял в основном из уголовников, крепостных и должников, Тех, кому уже было нечего терять. Тех, кто готов был на все, чтобы просто выжить, иметь кров над головой, и хоть какое-то подобие одежды и еды.

Об армейских нравах в Солнечном сочиняли целые легенды. И мужеложество там занимало лидирующие позиции. Ходили слухи, что пользуясь неограниченной властью и безнаказанностью, многие командиры делали из рекрутов своих фаворитов, унижали их всеми мыслимыми и немыслимыми способами, давая взамен некоторое подобие привилегий. Естественно, что Солоха, как и многие селяне не верила в эти байки. Она знала, что армия — место суровое, но никак не могла вообразить, чтобы там происходили подобные подлости. А потому откровения Мая ее сначала просто испугали.

— Почему ты рассказываешь это мне? — не удержавшись, прошептала она. Слишком уж необычными были эти откровения, особенно в лице такого, с виду независимого оборотня как Май.

— Потому что терпеть воспоминания об этой боли унижения и ненависти, у меня просто больше нет сил. Знаешь, ведь пока я валялся в беспамятстве, я успел заново прожить все это. Встретиться со всеми давно забытыми кошмарами своей молодости. Я просто хочу исповедоваться. Чтобы окончательно оставить в прошлом и мое грешное детство и юность, — неожиданно печально ответил оборотень. Девушке даже почудилось, будто бы она увидела слезы, блеснувшие в его глазах. Немного промолчав и собираясь с духом, оборотень продолжил: — Мою вину не смогли доказать и отстали. Я стал уже стар и потаскан для других командиров, а потому перестал быть фаворитом и последние три года провел как рядовой рекрут. Но тогда я уже вошел в силу как оборотень и смог стерпеть. После прохождения службы я надеялся, что барон забудет обо мне, и я смогу уехать и жить спокойно, где-нибудь далеко за Пресным Морем. Но после службы меня буквально под расписку сдали обратно в пользование барону. Видимо, он все же опасался меня, потому хотел держать ближе к себе. Дома я и познакомился с Самаэлем, а так же его верной шавкой — Клариссой. Эта хитрая бестия вскружила голову моему отцу и быстро выведала его секрет. Естественно, после этого у Самаэля были развязаны руки. Правда, чутье мне подсказывает, что не стал бы этот хитрец ехать в такую даль, чтобы просто разрушить баронство. Он явно искал что-то важное, какую-то очень важную вещь, или информацию… — Май ненадолго смолк. А Солоха смогла выкроить еще пару секунд, чтобы переварить все услышанное.

— В тот памятный день меня как раз отправили в деревню на подмогу к остальным деревенским валить лес, — продолжил манул. — Когда же до меня дошли слухи о казни Даксталь, я не поверил и побежал домой. Представь себе мой страх и злость, когда я увидел, как бывшие слуги барона грабят мой дом, тащат на пиках головы матери, барона и младших детей! Да, я не любил Лендларха и много раз представлял себе, как убью и займу его место. Но тогда, глядя на его беспомощно насаженную на пику окровавленную волчью морду, я понял, что прощаю его, прощаю и свою гулящую мать, а вот людей, разграбивших и уничтоживших замок и род Даксталь не прощу никогда. Я загорелся желанием мести, причем я пожелал убить не только самого Самеля, но и всю его семью. После я надеялся-таки покинуть Ансткое княжество. А потому бежал в Столицу. У меня не было ни денег, ни еды, ни одежды, а потому я решил путешествовать в кошачьем обличье. Я не рассчитал своих сил. Страх и паника, завладевшая моей душой ослабили человеческое и усилили звериное. Манул взял верх надо мной, и я попался твоему отцу, когда оголодалый полез в его телегу воровать соленья.

Солоха не нашлась что ответить. В один момент на нее свалилось слишком много информации, о которой она могла только догадываться все это время. Ей оставалось только посочувствовать Маю. Вся его жизнь была лишь сплошной борьбой, а потому не удивительно, что он так ненавидит людей. Наверное, он и оборотней ненавидит тоже. В любом случае поводов любить людей или нечесть Маю никто не давал.

А еще Солоху очень заинтересовало, кем же была та самая ведьма-спасительница. Какой-то настойчивый голос где-то внутри намекал, что с ведьмой этой селянка уже знакома.

— Ту ведьму часом не звали Матреной? — после недолгих раздумий спросила девушка.

— Твоей интуиции стоит отдать должное, — ответил оборотень.

— Ты говорил, что задолжал ей что-то.

— Уже нет. Я медленно, но верно отдаю свой долг.

Солоха озадаченно нахмурилась, исподтишка глядя на откровенно ухмыляющегося оборотня. Ее невольно посетило чувство, что она играет с ним в «угадайку». Впрочем, девушке и самой было интересно узнать, как же Май отдает долг Матрене. Она-то в их последнюю встречу ничего такого не услышала.

«Если он все еще отдаешь долг, значит, что-то делает… Но я не заметила, чтобы он выполнял какую-то работу помимо охраны Добирка. Вряд ли бы Матрена поручила ему это… Май занят только моим сопровождением, если так подумать. Он много раз спасал меня, хотя людей на дух не переносит, даже устроился к Добрику, чтобы подзаработать денег на… мое поступление?! И как же я раньше не догадалась?! Наш уговор не предусматривал таких жертв с его стороны! Такое чувство, будто бы он кровно заинтересован в моем поступлении в пансион!» — подумалось селянке. И от внезапной догадки она еле удержалась на ногах, спросив:

— Может ли быть так, что сопровождать меня до Столицы попросила у тебя именно Матрена? Ведь если так подумать, долг передо мной ты вернул, когда спас от разбойников.

— И все же ты большой тугодум, Солоха, — подтвердил ее умозаключения оборотень.

— Но почему?

— Ты ведь ее единственная преемница. Она просто обязана была обеспечить тебя надежной охраной.

— Говоришь так, словно она умерла, — неловко попыталась отшутиться девушка и тут же осеклась. Она испуганно коснулась груди и, похолодев спросила: — Она что, умерла, да?

— Ведьма может умереть только тогда, когда передаст свои знания и силу ученице, — манул невольно потупился. — Матрена прожила очень долгую и грешную жизнь… Годами она мучилась, потому что не могла умереть. Она даже отправилась в это путешествие по Приграничью выискивая девочку себе на замену. Все, ради того, чтобы наконец отправиться в лучший мир.

— Грешную? Да она была сущей святошей! Всех лечила, спасала. Даже тебя спасла! — Солоха гневно сверкнула глазами, подбоченившись. Да как этот оборотень только может так говорить?!

— Поверь, я знаю, что говорю. Думаю, даже такая темная деревня как ты знает о том, что случилось семьдесят лет назад… — осадил ее Май.

Девушка озадаченно скривилась. Историю она знала из рук вон плохо.

— Вроде как князя убили… да?

— Именно, его отравили. И сделала это его верная соратница, тогда еще ведунья и советница Селена, нынче же более известная как Матрена Никитишна.

— Нет, этого не может быть… — в глазах у Солохи потемнело, она пошатнулась, согнувшись. Сердце взволнованно бухалось о ребра, отдавая в руки и ноги. Во рту как-то стремительно пересохло. — Как? Зачем?

Мгновенно вспомнился один из рассказов Матрены. Касался он ведьмовской измены. Тогда покойная ведьма особенно подчеркнула, что нарушение священной клятвы является сильнейшим проступком среди нечисти. И карается он соответственно.

— Этого-то я не ведаю, — Май резко подхватил девушку, помогая удержать равновесие. — Какой бы не была причина, она не имела право это делать.

Селянка машинально кивнула, уставившись пустым взглядом в пол. Какими мотивами руководствовалась Матрена? Почему пошла на такое?

Девушка и не заметила, как начала тихонько плакать. Она вспоминала Матрену, ее теплую улыбку, крепкие руки и добрый, ласковый взгляд. Солоха знала, что такой человек никогда бы не пошел на убийство или же предательство. И она не смогла признать в Матрене преступницу. Не пожелала принимать точку зрения манула.

Да, в чем-то оборотень был прав. Матрена предала свою клятву служить и оберегать князя когда-то. Но девушка была уверена — старая ведьма пошла на это вынуждено. И Солохе очень захотелось узнать, что же заставило Матрену идти на предательство. Девушка была уверена, что получит ответы на все свои вопросы именно в Столице.

— Так, хватит прятаться и подслушивать! Вылезай! — неожиданно рявкнул Май, резко выпустив когти. Солоха шикнула, отскочив. Кажется, на ее рубахе прибавилось дыр…

Она удивленно оглядела расстилающуюся перед ними степь, пытаясь понять, к кому обращается оборотень. Тот, впрочем, затягивать со своим появлением не стал.

— Лан! — удивленно воскликнула Солоха, глядя на аккуратно высунувшуюся из зарослей степных трав волчью морду.

Вовкулака не громко рыкнул, словно бы приветствуя селянку, и одним широким прыжком очутился на дороге. Он недоверчиво покосился на Мая, оскалившись.

— Я сегодня чертовски добрый, а потому предлагаю тебе не рычать, а перекинуться и поговорить.

Вовкулака кажется, был растерян. Он моментально умолк, покосился на Солоху и звонко гавкнул.

— У него нет одежды. Он не хочет смущать меня, — усмехаясь, перевела девушка. Все же, не таким злым и жестоким оказался этот вовкулака! Скорее просто диким и запуганным.

— Ишь ты, джентльмен нашелся, — невольно фыркнул оборотень. — Ну, хорошо. Тогда для начала хочу сказать спасибо. Наверное, если бы ты не подоспел вовремя, я бы просто убил тех двоих. — Волк при этих словак как-то замялся, словно бы и не ожидал подобной похвалы. — И последнее. Мне до чертиков надоело наблюдать за тем, как ты преследуешь нас. И если ранее я был просто готов убить тебя, чтобы не мешался, теперь понимаю, что это непрактично. Да, еще более опасно оставлять тебя живым, но ты все же спас меня. А потому я предлагаю тебе присоединиться к обозу и разрешаю в открытую сопровождать Солоху. Скоро мы достигнем Столицы, и мой долг будет зачтен. Ей не помешает твоя поддержка.

При этих словах настала очередь грустить Солохе. Девушка умом отлично понимала, что после прибытия в Столицу навеки распрощается с Маем. Но вот сердцем к расставанию явно была не готова, ни сейчас, ни тем более в Столице. За прошедшее время она привыкла к компании порою язвительного, холодного, но все-таки честного оборотня. Сама того не замечая Солоха привязалась к нему, привыкла к его ворчанию, стала ощущать его как часть своей компании, практически как члена семьи.

А вот манул явно не питал к ней привязанности. Воспринимал как обузу, несправедливо навязанную покойной колдуньей. И от этого девушке становилось только горше.

— Ладно, пошли скорее, а то будем до вечера нагонять этот обоз, — скомандовал Май. — А ты пока беги полями, — обратился он к оборотню. Действительно, громадная волчья туша вряд ли бы понравилась купцу. И если Солоха надеялась уговорить Добрика взять человека, то вовкулаке в обоз вход был явно закрыт. — Вечером вынесем тебе одежку, и пристроим к наймитам.

Зверь кивнул, растворившись в полях. Двигался он бесшумно и незаметно, а потому быстро скрылся из виду для Солохи.

— Солоха? Ты идешь? — девушка замотала головой, сфокусировавшись на мануле.

— Да, — кивнула она, улыбнувшись. Осталось совсем немного до Столицы — какая-то неделя или две. Селянка поняла — на грусть у нее времени нет. Она должна приложить все усилия, чтобы эти последние недели запомнились ей только с лучшей, самой светлой стороны. И после, чтобы они стали ее самыми любимыми воспоминаниями. — А знаешь, я рада, что встретила тебя, Май. Плевать, бастард ты там или нет. Ты стал моим хорошим другом, и я буду помнить о тебе всю жизнь.

Девушка была так поглощена в свои мысли, что не заметила как начала говорить вслух.

— Да, я тоже вряд ли смогу забыть такую… — прилетело ей в ответ.

Девушка остановилась в ступоре, округлившимися от удивления глазами глядя на откровенно смеющегося оборотня.

— Такую непосредственную бестолочь, — подмигнул ей оборотень.

Конец первого раздела.