Все дальнейшее происходит словно в замедленной съемке черного-белого кинофильма.
Увидев Ивана, веду себя ровно, как в детстве.
Закрываю левой ладонью глаза. Только что не кричу: “Я в домике!”
Правой - пытаюсь разметавшиеся полы халата запахнуть, но разъехавшиеся в стороны груди не дают мне это сделать.
Безрезультатно стараясь, правой стянуть ткань вместе, через пальцы левой подсматриваю за происходящим.
Пытаюсь понять, как бы мне сползти со стола под него. Ну, и там отсидеться, как в домике.
Вижу, как Михайло вынимает пирожок из рта и с рыком поднимается с меня.
“Бурый мишка” совершает два резких движения.
Первым - свободной рукой подхватывает с кресла пиджак и накрывает меня им.
Вторым - делает шаг вперед и закрывает стол своей широкой спиной.
Я быстро сползаю на пол, натягиваю на плечи огромный пиджак “топтыгина” и наблюдаю за молчаливым поединком двух Медведей.
Михаил, оттесняя брата, становится так, что у меня появляется возможность, обогнув стол с другой стороны проскользнуть вне зоны глаз братьев.
Что я успешно и делаю.
И даже незаметно вышмыгиваю за дверь и без шума прикрываю ее.
Тихо на цыпочках, забыв как дышать, бегу по коридору к лестнице.
Опрометью спускаюсь по ступеням.
И вот первая и самая большая незадача...
На площадке между первым вторым этажами сталкиваюсь с мамой-медведицей Настасьей Петровной.
Налетев на женщину, начинаю глупо извиняться.
От волнения заикаюсь на каждом слове.
- Т-там…Т-там…В к-кабине-те Михаила. Он с Иваном. Они…Они…М-могут подраться, - выдыхаю то, что мне кажется главным.
Настасья Петровна смотрит на меня милейшим взглядом. Протягивает бутылку воды.
- Я не пила. Вот. Выпей и успокойся, Маш. Эка, невидаль Ванька с Мишкой подерутся. Они с малышей на кулачики друг на друга ходят и носы свои квасят, - хмыкает с улыбкой медвежья мама. - А ты чего такая румяная и заполошная?
- Я? Я это…Пирожки с чаем относила, - мямлю, кусая губу.
Понимаю, что выгляжу на самом деле подозрительно и смешно. Хотя вот самой не до смеха совершенно.
- Зачем относила? Могла бы бармена попросить или официанта. На худой конец поручила бы это Зинаиде. Она на то и управляющая, чтобы такие вопросы решать, - приподнимая красивую бровь, не скрывает удивления “мама-медведица”.
- Ага, - соглашаюсь, быстро и жадно глотая воду из бутылки.
Пью так, словно только что вернулась из пустыни.
Мама “топтыжек”, смотрит на меня с лукавым интересом, который даже не пытается скрыть.
- С-спасибо! - выдыхаю, выпив залпом все пол литра.
- Машуль, а ты чего в Мишкином пиджаке? - будто между делом, словно ее это мало интересует, уточняет Настасья.
- А это? Это…Ну…Ага…Михаил Михайлович дал. У меня это.., - снова глупо мямлю.
Понимаю, что в данной ситуации лучше сказать правду, чем придумывать какую-нибудь еще более нелепую причину.
- Я стала ставить поднос с блюдом и чаем на стол. Ну…И тут…
На меня нападает “хи”, потому что вспоминаю, как со звуком “чпок” отскочили пуговицы и отлетели в неизвестном направлении.
- Китель, когда шили, я сразу сказала, что он мне в грудях туговат. В натяжку прямо. Только кто меня слушал. Вот пуговицы и отскочили.
В подтверждение слов распахиваю пиджак среднего Медведя.
Мама-медведица опускает глаза и не сдерживает улыбку.
Следую за ее взглядом и вижу на своих грудях красные отметины от пальцев Михаила и огромный алый засос. Будь он неладен!
- Извин-ните, т-так н-неловко п-получилось, - снова заикаюсь, запахиваю полы пиджака, не зная куда от стыда деть свои глаза.
Настасья Петровна смотрит на меня взглядом женщины, которая все прекрасно понимает и без моих тупых объяснений.
- Ничего страшного, Машенька. Мы, когда с Михаилом Иванычем были молоды, еще и не так шалили. Ну, ты иди, детка… Работай... А я пойду медвежаток своих проверю…
После встречи с мамой-медведицей в кулинарный цех мчусь в припрыжку окольными путями.
Совершенно не хочется, чтобы хоть кто-то из сотрудников увидел меня в пиджаке хозяина.
Слава Богу, все заняты своими делами.
До подсобки добегаю незамеченной.
Ну или мне так кажется.
Заскочив в помещение, снимаю пиджак Михайло, но не кидаю на стул, а как самую большую ценность вешаю на плечики.
Прохожусь мягко пальцами по лацканам, словно глажу не материю, а кожу “топтыгина”.
Убираю невидимую пыль.
Утыкаюсь носом. Нюхаю.
Втягиваю в себя хищный мужской запах, смешанный с густыми древесными нотками парфюма.
Повесив плечики с пиджаком на вешало, осматриваю свою грудь.
Со стоном отмечаю, что красных горошин-отметин на полушариях, что изюму в тесте.
Да и засос ни один, а целых три.
Смотря на себя в зеркало, стону и расстроенно корчусь.
- Вот поросенок, - ругаю вслух МихМиха. - И когда только этот “топтыжка” успел так на паскудничать. И все же хорошо, что зашел Иван. Иначе даже страшно и представить… Ой, нет! Этого, вообще, не может и не должно случиться! Ну, не с Михало точно. Он же мой начальник. Сын людей, поверивших мне! Господи, а если бы Настасья Петровна зашла бы в самый тот- не тот пикантный момент. Мне сейчас стыдно…А тогда бы…
От мыслей пошло-порочных меня прошибает озноб. Тело мое покрывается гусиной кожей и испариной.
Понимание, что совсем недавно я находилась всего в нескольких мгновения от падения в пучину разврата, заставляет меня поежиться.
Делаю “быр”, “быр”! Мотаю головой, словно стряхивая с себя наваждение.
Быстро меняю дурацкий халат-китель на свободную робу.
Убираю распатланные кудри под колпачок и выхожу в цех.
До самого вечера работаю вместе с другими поварами-кондитерами, практически не присаживаясь.
В голове моей все время свербят две мысли.
Первая - только бы Иван Михайлович, надумав всякого разного, не пришел и не устроил бы мне взбучку при людях. А что еще хуже, не выставил бы меня прямо сразу за дверь со словами: “Поди прочь порочная, распущенная девка!”
Вторая - лишь бы Михаил Михайлович не нафантазировал себе чего лишнего. Ну, и тоже бы не пришел…
Я настолько занята своими мыслями, что об окончании рабочего дня узнаю тогда, когда сотрудники по очереди начинают со мной прощаться.
Всем желаю хороших выходных, и каждому вручаю по презенту - небольшому пирогу с малиной и мягким сыром по бабушкиному рецепту.
Объясняю, что это дегустационный вариант.
Прошу в понедельник поделиться своим мнением.
Проводив последнего человека, чтобы отвлечь себя от разъедающих мою душу мыслей, сама убираю и намываю кондитерский цех.
Совершенно обессилев, прихожу в подсобку.
Сажусь на диван, прикрываю глаза и уплываю в царство морфея.
Сначала ничего не вижу. Но…
После ко мне приходит приятный сон. В нем я и Михайло. Он гладит меня по голове.
Снимает белую шапочку. Перебирает пальцами рассыпавшиеся кудри. Нюхает их. А после…
Берет меня на руки и словно ребенка куда-тот несет.
Я плыву в его объятиях.
И мне так так хорошо. И хочется, чтобы этот сон никогда не заканчивался. Но…
Мой неугомонный мозг начинает свою игру под названием “Правда или вымысел”.
“Я обо всем подумаю завтра. А сейчас во сне пусть это будет правдой..,” - думаю, вдыхая приятный для меня мускусный аромат хищника.