Эйприл жестом показывает мне следовать за ней в альков, переоборудованный под гардеробную. Она приходит вскоре после ухода Элиота. Я не уверена, как она попала внутрь.
На Эйприл платье с длинными рукавами. Я никогда не видела, чтобы ее одежда закрывала руки, особенно в помещении.
— Разве эта гардеробная не прекрасна? Если мы будем последними из живых людей в городе, мы можем поселиться здесь с этими платьями и примерять их одно за другим.
— Это было бы... занимательно, — говорю я.
— А у Элиота есть книги. И если мы останемся последними людьми на Земле, вы с ним сможете читать друг другу стихи.
— Пока ты примеряешь все свои платья?
Она встречается с моими глазами в зеркале и хмурится. Знает, что я высмеиваю ее планы. Легкомысленное выражение с ее лица стирается.
— Подозреваю, что я умру, — говорит она, изучая собственные кроваво-красные ногти. — Скажи мне, что мы проживем еще несколько следующих недель, Аравия. Пожалуйста.
Не знаю, как мы перешли от игривости к серьезности, но она бледнеет, и глаза у нее огромные. Она в ужасе.
— Прямо передо мной умер мужчина. Он шел, затем споткнулся и задрожал. Он выглядел ужасно. Сумасшествие. Кровь брызнула из его глаз. А затем он умер. Аравия, он шел и нормально выглядел мгновение назад.
Она плачет о человеке, которого никто из нас не знал.
— Прежде чем он умер, его слюна брызнула на мою обувь. Мне пришлось попросить одного из охранников принеси мне другую пару. И теперь наши слуги умирают, как дома, так и в клубе.
Она толкает меня к зеркалу, и я изучаю свое отражение. Фиолетовый цвет почти смылся с волос, в остальном я до странности привычная.
— В конце концов, это не имеет значения, не так ли? Никого не волнует, во что мы одеты или как выглядим, — Эйприл отворачивается от зеркала. За все годы нашей дружбы я никогда не видела, чтобы она отвернулась от зеркала.
Если бы не грянула чума, это имело бы значение. Люди бы беспокоились, во что Эйприл одета, и с кем она будет танцевать.
— Даже мне на это уже плевать, — продолжает она. — Я просто хочу остаться в живых. И чтобы вы с Элиотом остались в живых.
— Ты и раньше видела, как люди умирают.
— Но не так, — она убирает волосы с моего лица и открывает блеск. Это напоминает мне ночь, когда Уилл сказал, что мне стоит наносить серебряные тени, так как на мне это будет смотреться лучше.
Она подводит мне глаза чем-то жидким и темным. Ее руки не дрожат. Я отодвигаюсь, чтобы посмотреть ей в лицо, но она фокусируется на моих скулах.
— Говорят, с нами всеми будет покончено, — говорит она.
Паника поднимается изнутри меня. Флакон, который дал мне отец, кажется, весит целую тонну.
— Когда это началось, Эйприл? Когда появились первые жертвы болезни?
— Два дня назад.
Я позволяю себе выдохнуть, хотя не осознавала, что задержала дыхание.
— Люди говорят, что это конец. И нет способа бороться. Некоторые идут в церковь и молятся, а некоторые... атакуют девушек на улицах. Моя дядя не заботится о защите людей, — она наносит блеск на мои брови.
Элиот хочет защитить людей. Он заботится. Но он не планировал новую болезнь, и он защитит нас от нее. Вот почему он позволил моему отцу жить, почему он хочет его внимания.
— Аравия, мне страшно. Я слишком молода, чтобы умереть.
Это эгоистично. Тысячи людей моложе нее умирают. Она живет лучшей жизнью, чем они. Но это искренне. Она боится. Она — мой самый близкий друг. Я ее обхватываю руками.
— Я тоже не хочу умирать, — говорю я мягко.
Она возвращает мне объятия.
И мы стоим так. Моя щека прижата к ее плечу. Я хочу ей все рассказать — об Уилле, о родителях.
— Когда я встретила тебя, ты собиралась спрыгнуть с крыши.
— Я об этом думала.
— Я спасла тебя, — говорит она.
Она права.
— Если бы у меня была сестра, я бы хотела, чтобы она была совсем как ты, — говорит она.
Я должна дать ей половину флакона, что подарил мне отец. Она смотрит в зеркало и мягко смеется.
— Прости, я не хотела тебя смутить.
Прочищаю горло. Но я ждала слишком долго — она отодвигается. Я тянусь к своему карману.
Мы одновременно оборачиваемся друг к другу.
— Эйприл...
— Это платье уберет из твоих глаз зелень.
Мои глаза не зеленые. Она показывает мне на корсет глубокого зеленого цвета, притороченному к рваной юбке.
— Дядя Просперо его возненавидит, но ты будешь выглядеть неподражаемо, — говорит она.
Ее смущение передается мне. Я не знаю, как сказать ей о флаконе. Потому говорю просто:
— Спасибо, — хотя и непонятно, за что я ее благодарю.
— Я собираюсь в путешествие тоже, — говорит она. — Принц хочет оставить меня здесь, но я не позволю.
— Поедем вместе.
Она обнимает меня. Мы сегодня обнимались больше, чем за все время знакомства.
Эйприл идет к двери и отпирает ее. Двое стражей ждут ее в коридоре. Секунду спустя я слышу, как щелкает замок.
— Прости, — кричит она из-за двери. — Элиот велел тебя запереть для твоей же безопасности.
Скалю зубы, довольная, что не предложила ей половину моего драгоценного флакона.
Как они вообще смеют меня запирать в этой комнате?
Я сажусь и опираюсь подбородком на руки, осторожно, чтобы не повредить прическу или макияж.
Надо найти что-нибудь выпить, может, воды, прежде чем я надену зеленое платье, но, когда я иду к раковине, кто-то хватает меня и закрывает мне рот ладонью, чтобы я не смогла кричать.