Маска любви

Глава 7

— Мы входим в гавань, — сообщил герцог, стоя у иллюминатора.

Катерина похолодела от страха.

Было трудно весь день не говорить герцогу, как она беспокоится и как страшится той минуты, когда они прибудут в порт и нужно будет оставить яхту.

Сейчас, оглядывая каюту, девушка подумала, что, несмотря на присутствие солдата, она служила им безопасным убежищем.

Катерина знала, что герцог не преувеличивал, описывая ужасы трюма, в котором держали их команду на корабле пиратов.

Герцог спас ее от этого. По теперь настал момент, когда они должны встретиться лицом к лицу со своими пленителями.

Все истории, которые девушка слышала о банъо — берберских тюрьмах для рабов, — пронеслись в ее памяти, вызывая желание кричать.

Но Катерина знала, что должна быть храброй! Она не вынесла бы презрение в глазах герцога, если бы своим поведением напомнила ему, что он не хотел брать ее с собой, но она навязалась ему.

Оба мало спали этой ночью. Катерина удалилась в ванную комнату, чтобы умыться, а вернувшись в каюту, обнаружила, что герцог переоделся.

Он надел чистую льняную рубашку с вышитой монограммой, так же искусно, как это сделал бы Хедли, повязал свой хрустящий белый галстук и сменил сюртук.

Герцог выглядит так, подумала Катерина, будто собрался пройтись по Сент-Джеймс-стрит, встречаясь с приятелями по дороге в клуб.

Сравнивая себя с ним, девушка остро осознала, что ее платье помялось, и фишю не выглядит таким свежим, как в первый день, когда она надела его.

Все же Катерина радовалась, что платье Одетты великовато ей, иначе не удалось бы спрятать драгоценности, а так бугорки от жемчуга закрывались фишю.

— Я собираюсь записать имена всей моей команды и их описание, так что когда я пошлю деньги для выкупа, освободить их будет нетрудно, — сказал ей утром герцог.

— Беда в том, — продолжил он, сев за стол, — что в берберском флоте, как я полагаю, огромная нехватка квалифицированных людей, поэтому им предложат много соблазнов, или даже применят силу, чтобы оставить у себя парусного мастера или человека, имеющего опыт в кораблестроении.

Герцог составил список. Потом сказал Катерине как бы между прочим:

— Может, вы бы сохранили его для меня!

Он встал из-за стола, и девушка поняла, что герцог хочет, чтобы она спрятала список в платье к остальным ценностям.

Потом они играли в шахматы и разные карточные игры, чтобы не думать о том, что ждет впереди.

Но это было не так-то просто. Часто возникали более долгие, чем нужно, паузы, прежде чем герцог ходил пешкой, или Катерина замирала в нерешительности над картой, когда в действительности ее мысли убегали вперед, и она пыталась представить, что может случиться, когда они достигнут Туниса.

И вот они в порту, и девушка с трудом сдержалась, чтобы не броситься к герцогу и не спрятаться в его объятиях.

Катерина скрыла вдруг охвативший ее страх, что их могут разделить. Герцог сказал, что она его жена, но поверят ли ему? А вдруг их в любом случае поместят в разные тюрьмы?

Ее лицо было очень бледным, когда герцог отвернулся от иллюминатора и протянул ей руку.

— Вы очень храбрая, Катерина, — тихо сказал он, и когда девушка подала ему руку, поднес ее к губам.

«Он просто любезен», — подумала Катерина, но от прикосновения губ герцога ее всю обдало жаром.

Неожиданно над головой грянул пушечный выстрел, за ним — второй, третий и загрохотали мушкеты.

Катерина испугалась.

— Что… происходит?

— Все в порядке, — ответил герцог. — У пиратов так принято объявлять о своем успехе, когда они входят в гавань с добычей!

Гром пушек стих. Теперь слышались голоса, выкрикивающие приказы, шум падающих парусов, и вскоре яхта пришвартовалась к молу.

Ни герцог, ни Катерина не разговаривали. Казалось, им больше нечего сказать друг другу, они могли только ждать и спрашивать себя, что будет дальше.

Довольно долгое время они оставались в каюте со своим стражем, который менялся несколько раз в течение дня. Солдат удобно сидел, скрестив ноги и привалившись к двери.

Бормотание голосов наверху все продолжалось. Но вот, наконец, дверь открылась, и на пороге каюты появился янычар.

— Я пришел отвести вас на берег, — сказал он герцогу по-французски.

— Мы готовы, — ответил герцог. В этот момент возникла помеха.

Капитан сбежал по трапу и, протолкнувшись мимо янычара, ворвался в каюту.

— Вы не пойдете на берег, пока я не увижу, что он у меня украл! — заорал он во всю мощь. — Выкладывай все из карманов и снимай сюртук.

Чуть поколебавшись, герцог с гордой неторопливостью снял свою голубую визитку и протянул ее капитану.

Здоровяк обшарил грязными руками внутренние карманы, затем бросил сюртук на кровать.

Оглядев герцога, он понял, что у того нет других карманов, так как англичанин носил плотно облегающие панталоны, которые только что вошли в моду среди щеголей Сент-Джеймса.

— Удовлетворены? — ехидно спросил ага.

— Нельзя доверять этим христианским собакам, — ответил капитан.

— Он признался, что богат, — напомнил ему янычар.

— Ладно, — выдавил турок, — можешь увести их.

Герцог потянулся за сюртуком.

— Обойдешься и без него, — прорычал капитан, одновременно выхватывая у Катерины ее плащ, который она повесила на руку.

Было слишком жарко, чтобы надевать его, но когда капитан отобрал плащ, девушка пожалела, что не накинула его на плечи.

Но спорить не было смысла. Янычар показал рукой на выход, и они пошли впереди него по проходу и вверх на палубу.

Герцог говорил Катерине, что трофеи с корабля, за исключением того, что находится в хозяйской каюте, складываются под мачтой и делятся среди команды. Но девушка не ожидала найти такое пестрое скопление.

Она увидела платья Одетты, мебель и диванные подушки из салона. Матрасы и одеяла из ее каюты, картины, тарелки, подвесные койки для команды, даже кастрюли и сковороды из камбуза.

Все это лежало огромной грудой, вперемешку с одеждой, явно отобранной у команды.

Но разглядывать было некогда. Они спустились на причал, и девушка посмотрела на гавань с изобилием судов, пришвартованных к молу или стоящих на якоре.

В этот момент показалась лодка, на веслах идущая к берегу. Лодка, набитая мужчинами, которых Катерина узнала.

Они стояли, держась друг за друга, чтобы не упасть за борт, и все были раздеты до пояса.

Герцог тоже увидел их, и по его напряженным губам стало ясно, что он чувствует.

Но они ничего не могли сделать, кроме как продолжать идти по пристани с янычаром позади и солдатами по бокам.

Вскоре они подошли к высокой каменной стене, в середине которой были двойные двери, укрепленные большими медными гвоздями. Баньо, догадалась Катерина.

Двери были открыты и охранялись двумя солдатами. Внутри оказался обширный двор, окруженный, к удивлению девушки, стойлами.

Во дворе стояло множество столов, за которыми сидели моряки и солдаты. Все курили и пили что-то, очень похожее на вино.

Герцог говорил, что мусульмане не притрагиваются к алкоголю, но Катерина вспомнила, что среди солдатов и моряков есть люди самых разных национальностей.

В конце двора напротив главных ворот стояло большое здание, и девушка сразу поняла, что это и есть тюрьма.

Чтобы попасть туда, им пришлось пройти мимо столов с пьющими вино пиратами, мимо десятка полуголых рабов, чинящих брусчатку, и нескольких зажиточных торговцев в богатых одеждах.

Все как по команде уставились на Катерину, одни оценивающе, другие похотливо, а третьи с шуткой на губах — конечно, сальной, догадалась девушка, даже не понимая того, что говорилась.

Она гордо выставила подбородок и устремила взгляд прямо перед собой, хотя ей страшно хотелось уцепиться за герцога для ободрения.

Окна тюрьмы были заперты на засов, а дверей было три. Янычар повел их к левой.

Узкий дверной проем вел в темноту, освещенную единственным фонарем, висящим под низким потолком. Из темноты дохнуло запахом сырости, ветхости и, как показалось Катерине, страха.

Спустившись по дюжине каменных ступеней, они оказались в длинном, выложенном каменными плитами коридоре, по обеим сторонам которого виднелись двери. Вероятно, темницы.

Появился бербер, грубый и грязный на вид, с большими ключами, висящими на поясе. Янычар приказал ему что-то по-арабски, и тюремщик открыл первую дверь в коридоре.

— На ночь вы останетесь здесь, — сообщил янычар. Его голос показался неестественно громким и зловеще отразился от каменных стен. — Завтра вас отведут к бею, там объясните, кто вы, и он назначит выкуп.

— Я понял, — спокойно сказал герцог, — и я должен поблагодарить вас, мсье, за вашу доброту. Я прекрасно понимаю, что наше путешествие сюда могло быть гораздо неприятнее.

— Надеюсь, ваш выкуп пройдет быстро, милорд, — вежливо ответил янычар, повернулся и вышел.

Тюремщик захлопнул за ним дверь камеры, и они услышали, как ключ повернулся в замке.

Фонарь в камере давал достаточно света, чтобы разглядеть широкую деревянную скамью у одной стены — единственную мебель в этой темнице.

Окон не было, и Катерина подумала, что свеча в фонаре не будет гореть долго.

Она села на край скамьи, ее голубые глаза на бледном лице были большими и испуганными. Герцог подошел к двери и посмотрел в решетчатое окошко.

Он стояп там, пока не раздались шаги возвращающегося тюремщика.

Катерина даже спышапа, как звенят ключи у того на поясе.

— Ты говоришь по-французски? — спросил герцог.

— О чем ты хочешь говорить? — ворчливо спросил тюремщик на том же языке.

— Деньги — всегда интересная тема, — ответил герцог.

— Тебе оставили деньги?

— Я могу заплатить за все, что ты сделаешь для меня, — сказал герцог. — Можешь привести сюда одного из отцов-редемптионистов, которые, я слышал, помогают узникам?

— Что ты мне дашь, если я приведу его прямо сейчас? — спросил тюремщик.

— Бриллиант, — ответил герцог.

— Правда?

— Правда.

— Тогда я пошел за отцом. Но если ты обманешь меня, пожалеешь.

— Ты получишь свою плату, — сказал герцог.

Он прислушивался до тех пор, пока не убедился, что тюремщик поднялся по лестнице, потом повернулся к Катерине.

— Дайте мне вашу брошь. Девушка вытащила из-за корсажа брошь. Она была теплая оттого, что так долго лежала на ее груди. Герцог осмотрел брошь.

— Наверно, будет легче вынуть камень из браслета. Я смогу поддеть его булавкой от броши.

Катерина подала ему браслет.

— Кто такие отцы-редемптионисты? — спросила она.

— Они принадлежат к католическому ордену, основанному в средние века для организации выкупов, — ответил герцог. — Они единственные люди здесь, которым мы можем доверять.

— И они… помогут… нам?

— Уверен, помогут.

С некоторым трудом герцог извлек из браслета один из бриллиантиков поменьше. Затем вернул браслет и брошь Катерине.

— Дадите мне список? — спросил он. — Хорошо, что я не положил его в карман сюртука.

Передавая герцогу листок, Катерина посмотрела на его тонкую льняную рубашку.

— Вы же замерзнете, — обеспокоенно сказала девушка.

— Думаю, холод будет наименьшей из наших бед, — сухо заметил герцог.

Катерина только-только успела сунуть драгоценности в корсаж, как послышались голоса и шаги. Дверь отперли, и высокий мужчина в монашеской рясе вошел в камеру.

— Я привел отца, — многозначительно сказал тюремщик герцогу.

Герцог положил ему на ладонь бриллиантик. Тюремщик посмотрел на камень, и его глаза жадно заблестели.

— Вы отец-редемптионист? — спросил герцог по-французски.

— Да, — ответил священник на том же языке.

— Очень любезно с вашей стороны прийти сюда по моей просьбе, отец, — сказал герцог. — Я слышал, вы можете помочь нам.

— Помогать узникам неверных — главная задача отцов-редемптионистов, ими на себя возложенная, — ответил священник.

— Английский консул сейчас в Тунисе? — спросил герцог.

— Он здесь, но он в тюрьме.

— В тюрьме?!

— Консулов теперь заставляют заползать в присутствии бея под деревянный барьер! — воскликнул отец-редемптионист. — Английский консул возмутился и его бросили в темницу, пока не извинится.

— Не могу поверить! — воскликнул герцог.

— Я помогу вам, если сумею, — спокойно сказал священник.

— Я герцог Мелфорд, — представился ему герцог. — Я очень богат и хочу организовать выкуп для себя и для моей жены, а также для всей моей команды. Вот список их имен и занятий.

— Благоразумно ли объявлять, что вы богаты? — спросил отец-редемптионист. — Это намного увеличит цену вашего выкупа.

— Это меня не беспокоит, — ответил герцог, — лишь бы выбраться отсюда. Скажите, отец, сможет ли кто-нибудь из вашей общины немедленно, как только выкуп будет установлен, отправился за деньгами на Мальту или в Англию?

— Мальта намного ближе, — удивленно сказал отец-редемптионист. — Вы можете получить деньги оттуда?

— Глава ордена — мой личный друг, — ответил герцог. — Он знает, что все деньги, которые он потратит от моего имени, будут возвращены ему.

— Тогда с вашим выкупом не должно быть трудностей, — сказал отец-редемптионист. — Я только надеюсь, что это будет столь же легко в случае вашей жены.

— Что вы имеете в виду? — резко спросил герцог после минутного молчания.

— Не хочу вас пугать, но бей Хамуда с большой неохотой позволяет молодым и хорошеньким женщинам покидать Тунис, — медленно проговорил священник.

— Не понимаю! — воскликнул герцог. — Я слышал, что мусульмане считают женщин священными, и любой мужчина, посягнувший на женщину, будет наказан.

— Это верно для большинства мусульман, — согласился отец-редемптионист, — но бей — сам себе закон, и он не истинный мусульманин.

—Вы хотите сказать, что он может забрать мою жену себе? — спросил герцог, и Катерина услышала в его голосе ужас.

— Давайте надеяться, что поскольку мадам — замужняя женщина, и поскольку вы готовы заплатить за нее большой выкуп, то он не заинтересуется ею, — сказал священник. — Но девственницы — это совсем другое дело.

Наступила тишина.

— Расскажите, что происходит с девственницами, — попросил наконец герцог.

— Как вы, я думаю, знаете, милорд, — начал отец-редемптионист, — утром ваших людей отведут на невольничий рынок, где их продадут тому, кто предложит самую высокую цену. Дороже всего ценятся искусные ремесленники и молодые женщины.

Он помолчал.

— Огромная цена полагается за выкуп аристократа, такого, как вы, мальтийского рыцаря или очень красивой женщины. Когда торги по каждой жертве заканчиваются, бей решает, возьмет он пленника себе или позволит давшему наивысшую цену владеть им — или ею.

Священник посмотрел на Катерину и отвел взгляд.

— Бей в любом случае имеет право на одного пленника из восьми и, естественно, отбирает лучших, как ваша светлость может догадаться.

Герцог не ответил, и отец продолжил:

— Пленных мужчин, обычно полуобнаженных, осматривают на рынке, но женщин могут осматривать более интимно за закрытыми дверями.

Он снова взглянул на Катерину.

— Если пленницы девственницы, бей выбирает одну для себя, а остальных отправляют в Константинополь, где султан платит за них хорошие деньги, особенно за белокурых.

— Невероятно! — воскликнул герцог. — Неужели такое гадкое и варварское поведение все еще существует в современном мире?

— Мы часто спрашиваем себя о том же, — со вздохом ответил отец-редемптионист. — Но ничего нельзя сделать, пока пиратство не побеждено, и берберские корабли по-прежнему угрожают Средиземноморью.

В этот момент герцог почувствовал, как маленькая холодная рука коснулась его ладони. Его пальцы сжались, и он сказал спокойно:

— Я прошу вас, отец, обвенчать нас.

Глаза отца-редемптиониста подобрели, и на губах появилась слабая улыбка.

— Я надеялся, милорд, вы осознаете всю важность этого.

При этом он посмотрел на левую руку Катерины, и девушка поняла, что священник, должно быть, заметил, что у нее нет обручального кольца.

— Я охотно обвенчаю вас. Но есть одна трудность.

— Что за трудность? — спросил герцог.

— Я могу совершить обряд, который будет иметь силу, — ответил священник, — только если один из вас крещен в католической вере.

После минутной тишины Катерина, заговорив первый раз после того, как отец-редемптионист вошел в камеру, тихо сказала:

— Я католичка.

— В таком случае, я готов обвенчать вас, — сказал отец-редемптионист, вытаскивая требник из рясы. — Поскольку это смешанный брак, церемония будет короткой. Вам нужно кольцо.

Катерина посмотрела на герцога, спрашивая его взглядом, не достать ли ей из-за корсажа большое бриллиантовое кольцо?

Герцог чуть заметно покачал головой, и, немного подумав, девушка вынула шпильку из волос.

Герцог скрутил ее в кольцо.

— Назовите ваши имена, — попросил отец.

— Валериус и Катерина, — ответил герцог.

— Встаньте на колени.

Они опустились перед священником на колени, и, произнеся короткую молитву по-латыни, отец-редемптионист спросил герцога:

— Валериус, хочешь ли ты взять в жены присутствующую здесь Катерину?

— Хочу, — ответил герцог.

— Катерина, хочешь ли ты взять в мужья присутствующего здесь Валериуса?

— Я… хочу, — тихо сказала Катерина.

Вслед за отцом-редемптионистом они принесли клятву:

— Клянусь любить тебя и оставаться с тобой в радости и горести, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас.

Произнося эти слова, Катерина всем своим существом молилась, чтобы сделать герцога счастливым.

Затем священник соединил их руки и сказал по латыни:

— Ego conjungo vos in Matri-monium.

Герцог положил скрученную шпильку на требник, и отец благословил кольцо.

— Повторяйте за мной, — сказал он герцогу, и тот повторил своим глубоким голосом:

— Этим кольцом я беру тебя в жены, почитаю тебя своим телом, и наделяю тебя всем своим имуществом.

Герцог надел кольцо на палец Катерины. После чего священник благословил их, перекрестив над головой со словами:

— Dominus Deus omnipotens benedicat Vos.

Они встали.

— Будьте счастливы, дети мои, — с глубокой искренностью пожелал редемптионист. — Я помолюсь за вас.

— Мы очень благодарны вам, отец. Мы увидим вас завтра? — спросил герцог.

— Я пойду с вами во дворец бея, милорд, — ответил священник. — А пока узнаю, кто из моих братьев готов немедленно отправиться на Мальту от вашего имени, и займусь списком, который вы мне дали.

Он посмотрел на листок.

— Когда ваших людей продадут, я буду поддерживать связь с их покупателями, и как только прибудет выкуп, мы их вытащим.

— Не могу выразить, как я вам благодарен, — ответил герцог.

Отец постучал в дверь камеры, и та тотчас открылась. Катерина поняла, что тюремщик подслушивал снаружи.

Священник вышел в коридор, сказал что-то тюремщику по-арабски и направился к лестнице.

Тюремщик не запер дверь. Вместо этого он вошел в камеру и спросил герцога, понизив голос:

— Вы богаты?

— Да, как, я полагаю, ты слышал, — ответил герцог.

— Вы можете платить мне и дальше за любые мои услуги?

— Я сделаю тебя очень богатым, если устроишь нам побег.

Тюремщик замахал руками.

— Невозможно! Это слишком трудно. Ворота баньо запираются на ночь.

— Нет ничего невозможного! — резко возразил герцог. — У тебя наверняка есть друзья, которые тоже хотят денег. Если проведешь нас на корабль, который доставит нас на Мальту, твоя награда будет очень большой.

Катерина видела, что бербер думает о словах герцога, пытаясь сообразить, как заработать обещанное богатство.

— Подумай об этом, — сказал герцог, так как тюремщик молчал, — и помни, что я говорю правду. Я обещаю, что ты будешь богат — очень богат — в тот день, когда мы с женой сбежим отсюда.

— Тюремщик — бедный человек, месье, — захныкал тюремщик. — Вы не наградите меня еще за то, что я уже сделал для вас?

— Ты достаточно вознагражден, — ответил герцог, — этот бриллиант — высшего качества. Но я могу дать тебе еще лучшие бриллианты. Я могу сделать твою жизнь настолько легкой, что тебе никогда не придется работать — но не раньше, чем мы освободимся из тюрьмы.

— То, о чем вы просите, трудно, очень трудно, — пробормотал тюремщик.

Тут кто-то позвал его, и он быстро вышел из камеры, закрыл за собой дверь и повернул ключ в замке.

— Ахмед! Ахмед! — снова раздался крик, и они услышали, как тюремщик отвечает, взбегая по каменным ступеням.

Герцог повернулся к Катерине. Он все еще держал девушку за руку.

Теперь он посмотрел на золотую шпильку, скрученную в подобие вечного круга — символа нерасторжимости союза тех, кого соединила церковь.

— Странная свадьба, Катерина, — произнес герцог своим глубоким голосом.

— Я… боюсь, — ответила девушка, — боюсь… того, что рассказал нам отец-редемптионист.

— Я тоже боюсь, за тебя.

— Если бей заберет меня… от… вас, — прошептала Катерина, — я должна… умереть.

— Я знаю, — быстро ответил герцог, — но мы можем только молиться, что он не заинтересуется тобой как замужней женщиной.

Он обнял ее и притянул к себе.

— Я буду очень нежен, — сказал он мягко.

Катерина дрожала, но не от страха, а от необычного волнения.

Она подняла к герцогу свое личико, и он посмотрел в ее голубые глаза, как смотрел в тот раз, когда обнимал ее в тени дворца.

— Я так и не смог забыть, какими сладкими были твои губы. Я первый мужчина, поцеловавший тебя?

— И… единственный, — ответила Катерина.

Девушка забыла, что находится в темнице. Она забыла свой страх того, что ждет ее завтра. Она сознавала лишь неистовое волнение, охватившее ее.

Катерина уже чувствовала его однажды, в тот раз, когда стояла так близко к герцогу и знала, что его губы под черной маской совсем рядом с ее губами.

Герцог привлек ее к себе и медленно, очень медленно, словно боясь испугать, отыскал ее рот.

Его поцелуй был настолько нежен, будто он прикасался к чему-то столь же хрупкому и слабому, как цветок.

Затем, когда инстинктивно и бессознательно девушка придвинулась ближе, когда герцог почувствовал, как ее губы трепещут под его губами, его поцелуй стал более настойчивым.

Неописуемый восторг захлестнул Катерину, словно ее вдруг окутало сияющим облаком счастья.

Весь мир был забыт. Остался только герцог, чудо его поцелуя и этот восторг, для которого не хватало ни слов, ни мыслей.

Девушке казалось, будто она ожила, и все, чего она так страстно желала и о чем мечтала, сбылось.

Его прикосновение было невыразимой радостью, и обжигающее пламя возбуждения побежало по ее жилам.

Герцог поднял голову и хрипло сказал:

— Ты красива — очень красива.

Затем он снова целовал ее, более требовательно, более страстно, и, почувствовав своим телом, как бьется его сердце под тонкой рубашкой, Катерина поняла с ощущением счастья, что волнует его.

Губы герцога перешли от ее рта к щекам. Он поцеловал ее глаза, а когда коснулся ее мягкой шеи, девушку пронзила сладостная дрожь — неизъяснимое, волшебное ощущение, которого она никогда прежде не знала.

Поцелуи герцога становились все более страстными, и Катерина как будто стала частью его и не имела больше собственной личности.

Он прижимал ее к себе все крепче и крепче, так что девушка уже почти не могла дышать, и ей казалось, что герцог требует и ее сердце и ее душу, и она отдала их бесповоротно.

Его рука отвела в сторону фишю, чтобы он мог поцеловать мягкость ее белых плеч, а затем его губы двинулись ниже, пока не нашли ложбинку между ее грудей.

И когда все существо Катерины уже вибрировало, как музыкальный инструмент, в ответ на касание губ и руки герцога, вдруг раздался страшный взрыв, который потряс все здание!

Этот оглушительный, ужасающий грохот, казалось, остановил саму их жизнь!

Снова раздался тот же звук, а потом еще раз — сокрушительный, яростный, посягающий на сознание как смертельный удар.

Все еще прижимая к себе Катерину, герцог поднял голову.

— Что… это? — спросила она. Его ответ был заглушён еще одним разрушительным взрывом, и вся тюрьма снова сотряслась.

Катерина отчаянно цеплялась за герцога, когда в замке лязгнул ключ, и дверь камеры распахнулась.

— Идемте, месье, идемте скорее! — закричал тюремщик. — Это большая удача! Нас бомбардируют, и ядро пробило стену баньо.