Оборотень по объявлению. Майконг

Глава 2

Майконг

Почти все мужчины уверенно скажут, что им нравятся нежные чуткие создания с доброй улыбкой, понимающим взглядом и любящим сердцем. И ни один из них не признается, что его сердце забилось чаще после того, как на него как следует гаркнули.

Но именно так и произошло с Майконгом.

Во время спасения пассажиров автобуса саванный лис то и дело жадно впитывал эмоции девушки и был в конце добит в самую звериную суть. Помогая людям выбраться, оборотень только казался отрешенным, на самом деле он просто не мог остановиться и считывал эмоции девушки в синем платье. Максимальную собранность, когда она помогала старушке. Участливое выражение лица, когда поймала на руки сломавшую кисть девочку-подростка. Злость на молодого мужчину, который оттолкнул пенсионерку и выпрыгнул первым. Откровенную радость, что беременная женщина выбралась живой. Но больше всего Майконгу понравилось, как она беспокоилась за него и крикнула на него в сердцах. В этот момент в глазах незнакомки было такое непоколебимое желание помочь любой ценой, что внутри оборотня все свело. Эта хрупкая девушка силой воли могла потягаться с любым главой оборотней. Глядя в ее глаза, Майконг даже забыл на миг, что сейчас все рванет.

Зато зверь не забыл. Погнул прутья самоконтроля в один миг и выбрался, стоило полыхнуть в хвосте автобуса. И плевать на тест, плевать на мир сверхов, плевать на себя. Ее бы спасти!

Железо стало мягким, как бутоны розы. Кресла расплющило, выпотрошило поролоновым дождем, раскатало по стенам. Даже дым пугливо убежал назад, не смея подходить к зверю, зависшему над девушкой.

Майконг чуть не наступил ей на плечо, двигая железо. Чуть не раздавил ее хрупкие кости, но даже испуг не заставил зверя обернуться в человека.

Девушка лежала между его лап, а Майконг даже не мог ее спасти!

Попробовал потянуть за платье и понял, что оно порвется. Попытался захватить лапой и чуть не распорол кожу когтями. Он рычал от бессилия и никак не мог обернуться.

Опять застрял в звере, как тогда.

Дым снова попытался пробраться, и зверь мощным фырком отогнал его прочь.

Он должен найти выход. Языки пламени скоро будут лизать его лапы.

И Майконг ударил лапой по крыше автобуса, делая в ней дыру. Вот так, отлично, боковой ход есть!

– Твою лисью маму! – В дыре показалось лицо Никса, его хорошего друга и командира спецотряда лис. – Ты хоть понимаешь, что происходит?

Никс посмотрел на девушку, потом на зверя и со всей силы стукнул кулаком по железу автобуса от бессильной злости.

– Дружище, если ты не обернешься обратно, тебя спалят здесь вместе с ней и со мной! Бери свою пушистую задницу в руки и натяни на себя вот это!

Никс кинул в зверя свертком с черной одеждой, какая была и на нем, и напряженно застыл, прошептав:

– Зверю отсюда не дадут выбраться, Майк. Там слишком много людей.

***

Раньше Майконг очень гордился своим уникальным зверем и именем нарицательным. Одно терпеть не мог – когда его путали с шакалом. Саванный лис – это вам не пес-падальщик, это единственный представитель своего рода. Все ближайшие родственники этого вида вымерли, и Майконг раньше с удовольствием выпячивал свою уникальную натуру напоказ. Тем более цвет его зверя был не как у всех саванных лисов – он был весь палевый, а по хребту шла черная полоса. Неплохой повод для гордости, не правда ли?

Майконг кичился этим, пока на пути не появился один хитросделанный кошак. Леон нагадил каждому своему противнику, бил по самому больному месту. Например, Никсу, лучшему другу Майконга, он нагло врал, что истинная командира беременна от самого Леона. Дмитрию, главе клане гибридов, сказал, что заменил его дочь на подделку. На глазах Макса, главы клана лис, он пустил пулю в любимую. И только к Майконгу он не знал, как подобраться, но все-таки нашел его слабость. Его зверя.

Леон сделал животную половину Майконга воистину огромной. Настолько, что ее невозможно было контролировать, невозможно спокойно бегать по лесу, невозможно жить, не подвергая риску других оборотней. Но Майконг не был бы собой, если бы так легко сдался. Саванный лис старался изо всех сил совладать со зверем и не подставлять сверхов, но все равно проигрывал.

После того как не стало МСО – межкланового совета оборотней, у руля встали главы кланов. И вроде бы все шло хорошо, пока Майконг не обернулся в монстра прямо в баре на глазах у людей. Мировая контрольная служба оборотней приехала устранять его всего через пару часов, и тогда главы всех столичных кланов встали за него горой. Поклялись своей жизнью, что Майконг справится.

А он не справился. Провалил тест. И что самое поганое, сейчас его пугает не то, что головы глав полетят вместе с его собственной, а то, что эта девушка в синем платье наглотается дыма так, что не сможет жить после его смерти. Пугало до дрожи, до мурашек, до звериной икоты.

Лапы медленно, очень медленно, стали превращаться в руки. Просто мучительно долго.

Майконг зарычал от боли, как бывало всегда после «обновления». Превращение обратно в человека было сравнимо с десятью переломами и парочкой огнестрельных.

– Вот так, молодец, дружище! Ты сможешь! – Никс внимательно следил за тем, как Майконг становится человеком. – А теперь прыгай в одежду, балаклаву на голову и спасай наши задницы!

Майконг не думал о задницах ни друга, ни глав кланов. Он думал об одной, одновременно мягкой и упругой, под синим платьем. Уверен, она была именно такой.

Лисы прикрывали его выход из автобуса с ношей на руках.

– Ты не можешь взять ее с собой. – Никс положил руку Майконгу на плечо.

– Знаю, – процедил сквозь зубы саванный лис и посмотрел на лицо девушки.

Зверь снова собрался наружу. Он не планировал оставлять ее.

– Майк, ты сможешь найти ее, когда справишься со зверем. Нельзя привязывать к себе девушку, если ей могут принести твою голову, верно?

Майконг с трудом положил девушку на зеленую полосу газона, но не мог оторвать от нее рук.

Зверь вернет контроль, если он выпустит ее из рук.

– Майк?

– Не могу, – глухо произнес саванный лис.

Майконг закрыл глаза, представил всех глав кланов, которые за него поручились, которые верили в него, и покачал головой.

– Не могу, – снова выдавил он из себя.

– Твой зверь всегда ее найдет. Просто оставь с ней что-нибудь… Пометь ее, в конце концов. Так ты успокоишь зверя и сможешь уйти. – Никс подал дурную идею, но зверь довольно зарычал.

– Нет! – Майк не мог представить, как коснется зубами ее нежной кожи. Этот ритуал давно канул в лету, ни один современный оборотень так не делает, разве что за исключением главы клана лис и его истинной медоедки. И дело даже не в том, что Майк не хочет, он просто может не сдержать силу зверя и навредить незнакомке.

Взгляд Майконга упал на кольцо на кармане черной формы для крепежа карабинов. Что, если он его раскатает и превратит в кольцо-обещание? Это усмирит его зверя?

Света

– Так вот что случилось! – Юлька протянула ко мне руку со своего раздвижного кресла-кровати.

Старенькая софа скрипнула подо мной, пока я поворачивалась, чтобы погладить сестру по пальцам.

– Прости, я потеряла твои платья на вырост. Но ничего, я заработаю и куплю тебе новые.

– Ты же копишь на прохождение экзамена в НАКС! Мне не нужны платья. – Юлька быстро спрятала руку под одеялом, словно черепаха голову в панцирь.

А я снова потрогала кольцо на безымянном пальце и попыталась его снять. Вот зараза! Никак!

Сколько бы я ни пыталась – все тщетно. И с мылом, и с маслом – нулевой результат. Его будто кто-то сжал круговыми тисками на моем пальце так, что оно даже с трудом крутилось.

Юлька недовольно засопела в ожидании моего ответа, и я сказала:

– У человека должна быть мечта? Дай мне помечтать подольше! Я из шестидесяти тысяч накопила девять. Кажется, это ближе к новому платью, чем к экзамену.

– Свет, а правда, что если ты получишь удостоверение НАКС, то будешь получать больше? – тихим шепотом, так, чтобы не услышала мама из соседней комнаты, спросила сестра.

Эх, если бы не Юлька, я бы никогда не позволила так на себе ездить. Но чем старше становилась сестра, тем чаще я злилась на мать. Да, она готовила и кормила нас, не давала мне и шагу ступить на кухню. Да, она всегда водила Юльку в школу и забирала. Но той уже десять, она давно просится ходить сама, как одноклассники.

– С этим удостоверением можно устроиться на хорошую работу. Но туда еще надо попасть. Знаешь ли, к девушкам в моей профессии относятся очень предвзято.

– А ты никогда не думала сменить ее?

– Нет. Никогда.

– Из-за папы?

Я промолчала.

Сварочную маску я тоже потеряла. И пусть стекло треснуло, пусть ее давно надо было менять, я жутко горевала о вещи, которая осталась от отца. Это память. Я положила бы ее в ящик и доставала, когда маму особенно заносит. Как сейчас. Когда хочется послать ее лесом, громко хлопнуть дверью и сказать, что все ее болячки – выдуманные.

Я достала бы маску и, как всегда, вспомнила отца, которого нет с нами уже почти одиннадцать лет. И повторила бы клятву, однажды данную самой себе: я не позволю свести себя в могилу, как отца.

Еще чуть-чуть продержаться. Совсем скоро Юлька сможет добираться до школы на автобусе, оставаться одна дома. Тогда я поставлю матери ультиматум.

– Юль, давай спать. Завтра у тебя контрольная по математике.

Засыпая тем вечером, я и понятия не имела, через что мы пройдем утром.

Будильник тихо запел. Я открыла глаза, потянулась, встала и пошла умываться. Состояние было такое, будто я пила всю ночь, – совершенно измотанное. Но когда я увидела себя в зеркало ванной, испытала настоящее потрясение.

– Мама?! – Я еще никогда так не орала.

Моя коса, такая любимая отцом коса, была отрезана.

Юлька выскочила из комнаты, сонно протирая глаза:

– Что случилось?

Я увидела сестру и схватилась рукой за умывальник.

– Свет, а что с твоими волосами? Ой, а что с моими? – Юлина нижняя губа затряслась от приближающегося извержения слез.

Мама медленно выплыла из своей комнаты, сложив руки на груди.

– Я просто избавилась от лишнего. Ребенку нужны колготки, а нам продукты.

И так подушечками пальцев о локти постучала и в мою сторону мстительно посмотрела, что я почему-то сразу вспомнила ее претензию про маникюр.

Голова закружилась от чувства невероятности происходящего. Мама не могла так поступить! Не могла же? Но поступила!

Мама. Ма-ма. Ма-а-а…

Внутри меня в этот момент что-то надломилось. Я не узнала собственного голоса, когда сказала:

– Юля, собирайся. Ты больше ни на минуту не останешься с этой сумасшедшей.

***

– Как хотите подстричься? – Мастер в салоне красоты растерянно переводила взгляд с зареванного Юлькиного лица в зеркале на меня, стоящую рядом с креслом.

– Юль, а помнишь, ты хотела по-модному – ассиметричное каре? – нашлась я.

Сестренка всхлипнула. Она еще не отошла от ужасной истерики, устроенной матерью. В ее возрасте она еще только начинала понимать, что мама – это не всегда самый лучший человек на земле. Что у нее есть свои достоинства и недостатки, свои привычки, свой характер. Я тоже не сразу поняла, что единственный человек, которого мама действительно любит, – она сама.

– Не надо. Давай ты меня лучше дома… сама… – Юлька опустила взгляд.

– Я? Нет! Лечить должен врач, а стричь – парикмахер. Тем более такую красотку, как ты! – Я широко улыбнулась и подмигнула сестре.

Сегодня она прогуляла школу, а я отпросилась с работы. Я просто не могла позволить Юльке получить свою порцию насмешек над внешностью, потому что мама обкромсала волосы так, что стыдно выйти. Да и нам теперь надо найти, где жить.

– Свет, только если ты тоже, – вдруг выставила ультиматум Юлька.

Я не хотела «тоже». Я могла и так – сама ножницами ночью подровняла бы, да и ладно. Волосы отрастут, не зубы, повторяла я себе.

Но каждый раз внутри все дрожало от невыплаканных слез. Как ты могла, мама? Как?

Стоило об этом подумать, как голову вело от дурноты, а я не могла раскисать. Теперь Юлька на мне, у меня миллион нерешенных дел и всего один день отгула. Я никак не могу утонуть в жалости к себе.

Взгляд сестры, который я ловила в зеркале, был очень упрям. Ей сейчас тяжело еще больше, чем мне. Она знала только мать, отца не стало, когда она еще была в животе. Для нее мама – это целый мир. А тут я вытащила ее из него.

Я испытала чувство вины и укол сомнения. Справлюсь ли я? Конечно же, да! У меня просто нет другого выбора! Я смогу.

Оставлять ее с матерью, которая решилась остричь собственного ребенка ради денег, невозможно. На что та пойдет в следующий раз?

Сейчас она почувствовала угрозу своему положению, подумала, что у меня могут начаться отношения, и решила пресечь все на корню. Махровая эгоистка! Ни дня в своей жизни не проработала, постоянно прикрывалась букетом болячек сначала перед отцом, потом передо мной.

Мне было всего шестнадцать, когда я была вынуждена взять папин сварочный аппарат и пойти работать. Мне было шестнадцать, когда надо мной смеялись взрослые дяди-сварщики, ради потехи давая варить болванки. Мне было шестнадцать, когда я принесла первую зарплату.

А сейчас у меня сбережений – девять тысяч, а нам с Юлькой еще надо найти крышу над головой, питаться до аванса.

Какие тут стрижки?

Я еще раз взглянула в лицо сестре и со скрипом души кивнула. Чую, иначе уйдем подранные ножницами вдвоем.

Может, это и хорошо. Говорят, что новая прическа – новая жизнь. Если женщина хочет подстричься, значит, она поменялась внутри.

Я точно уже другая. Эра, когда я позволяла собой манипулировать ради сестры, закончена.

Майконг

– Майконг, ты не можешь. – Никс держал транквилизатор наготове.

Никогда не подумал бы, что будет наставлять его на друга, да еще добровольно, но со зверем Майконга шутки плохи. Он только угомонился и опять психует.

– Я хочу порвать ее мамашу! – Майконг смотрел из окна машины на две жмущиеся друг к дружке фигурки, которые поднимались на крыльцо занюханной гостиницы, и его всего трясло от злости.

– Нельзя, мужик! Это ее мать. Кто знает, может, будущая теща, если тебе повезет укротить зверя.

– В аду я видел таких тещ! С вилами, которые они вставляют в задницы несчастным! Эта дамочка ошиблась местом и открыла филиал преисподней на земле. Она воскрешает во мне все самое плохое. – Рука Майконга мигом превратилась в лапу монстра и черными когтями вскрыла обивку сиденья.

– Держи себя в руках, Майк! Если снова сломаешь мою новенькую машину, я тебе этого не прощу! И вообще, подумай: она ее мать, как ни крути. Света тебя не простит. Разве ты уже не выпустил пар и не дал воли зверю? Мне показалось, что ты лапой пошевелить не мог. Работникам машинной свалки теперь не нужно включать пресс после твоего буйства. Я боялся, ты не придешь в себя.

– Как я мог остаться в звере, когда она в неизвестности? – Майконг дергано заозирался. Где черти носят Антона? Сейчас просто идеальное время!

– Значит, когда главы кланов почти потеряли свои должности, ты мог спокойно сидеть в звере? Ты вообще понимаешь, как нам повезло в этот раз, что, когда ты встретил истинную, перевернулся автобус? Если бы ты не проявил тогда человечность и не спас столько людей, мы все сложили бы головы. Ты полностью провалил тест, мужик! Ты не можешь подойти к ней, у тебя официальный запрет. Нарушишь его – тебя устранят.

– Знаю. Но я могу помочь. Тш-ш! Антон как раз к ним подошел! Наконец-то! – Майконг напрягся и зашипел от боли, когда лапа вновь превратилась в руку. Рукав рваными лоскутами накрыл мощный бицепс

– Думаешь, они поверят невиданной доброте администратора отеля? – Никс скептически покачал головой.

– А что им остается? На те крохи, что у нее в кармане, не снять даже кормушку. Она уже столкнулась с тем, что надо заплатить трехкратную сумму за месячный съем. Весь день мотались, ища варианты, и все твердят одно: одну месячную оплату отдай риелтору, а еще два за этот и следующий месяц аренды. Сейчас она оплатила номер в гостинице, у нее на еду даже на неделю не хватит. Она просто захочет поверить в чудо. После черной полосы непременно наступает белая. – Майконг не сводил глаз с девушки и прошептал: – Девочка, теперь я твоя белая полоса.