Анна лихорадочно рылась в своем гардеробе. Времени на выбор наряда было мало, она остановилась на темно-синем вечернем платье. Девушка сочла свой выбор оптимальным для ужина с Дэймоном.
Анна надела платье и взглянула на себя в зеркало, затем вдела в уши золотые серьги с бриллиантами и сапфирами и застегнула на руке тоненький золотой браслет. Ее взгляд упал на недавно купленные туфли на высоких шпильках.
— Куда ты меня ведешь? — спросила Анна, закрывая за собой дверь спальни.
— Увидишь, — улыбнулся Дэймон.
Шофер остановил машину возле отеля, в котором поселился Дэймон. Дэймон вышел первым, он обошел автомобиль и подал Анне руку, она осторожно вылезла. Дэймон повел ее через все фойе к лифту.
— Я думала, ресторан на первом этаже, — удивилась она.
— Да, все правильно. Именно там все и едят, но только не мы, потому что мы — особенные. Я же обещал тебе незабываемый вечер, помнишь?
Анна нахмурилась, когда увидела, что он жмет кнопку верхнего этажа.
Когда они вошли в роскошный пентхаус, Дэймон сказал:
— С твоего позволения я ненадолго схожу в душ и переоденусь, после чего нас ждет шикарный ужин.
Анна огляделась по сторонам. В центре комнаты стоял небольшой обеденный стол, сервированный на две персоны. Дверь в спальню была распахнута настежь, Анна похолодела.
— У тебя есть возражения? — ухмыльнулся Дэймон.
— У меня миллион возражений! Мне не нравится то, что ты меня обманул.
— Каким это образом? Мы с тобой давно договаривались поужинать, и ты согласилась. Я не прав?
— В ресторане, но не в твоем номере, это существенная разница!
— Да, согласен, разница велика. И поэтому мы здесь, а не в людном, шумном ресторане. Здесь нам будет значительно лучше. Ты ведь угощала меня бутербродами в собственном доме? Считай это ответным визитом вежливости.
Анна застыла в нерешительности.
— А, я понял! Ты решила, будто я завлек тебя сюда с намерением соблазнить.
— Конечно же, у тебя и в мыслях такого не было? — в этот вопрос она вложила весь свой скепсис.
Дэймон лишь усмехнулся в ответ.
— Дэймон, послушай меня, пожалуйста…
— Послушай лучше ты. Я, как и говорил, приму душ, переоденусь, а ты подожди меня в гостиной. Когда я вернусь, мы непременно продолжим эту интереснейшую дискуссию. Дай мне всего двадцать минут. В баре ты найдешь что-нибудь выпить, надеюсь, ожидание покажется тебе не слишком томительным.
Дэймон развернулся и широким шагом направился в сторону ванной комнаты, но на полпути обернулся и взглянул на свою гостью:
— Скажи, Анна, почему ты так боишься оставаться со мной наедине? Может быть, я тебя пугаю?
— Нет, — тихо прошептала она, но он ее услышал.
Анна боялась не Дэймона, не его конкретно. Она боялась бы любого наглого сладострастного мужчину, который никак не хочет оставить ее в покое, лишает чувства защищенности, преследует, домогается, совращает словами и действиями, взглядами, намеками, угрозами… Анна боялась физического насилия, она слишком хорошо помнила приставания Филиппа Стоуна, Джека Бейли и им подобных. У нее не было оснований думать о том, что Дэймон поступит иначе.
В дверь отрывисто постучали, вошел служащий и обратился к Анне:
— Я пришел убрать со стола посуду. Мистер Коварис только что звонил, сказал, что ужин отменяется.
— Вы уверены?
— Да, абсолютно. Он сказал, вы поужинаете в ресторане.
— Подождите, не убирайте. Я думаю, он поторопился с отменой. Вы не могли бы подать ужин прямо сейчас?
— Безусловно, могу. Заказ блюд остается прежним или вы желаете что-то изменить?
— Нет, пусть все будет так, как этого хочет мистер Коварис.
Через пару минут в пентхаус доставили заказанный Дэймоном ужин. Официант галантно склонился над застывшей в раздумьях Анной и предложил:
— Не желаете ли, чтобы я налил вам вина?
— Не стоит, я предпочитаю сначала поужинать, — отказалась она.
— Как пожелаете.
Но, появившись из ванной, Дэймон без спроса наполнил оба бокала, один из которых передал гостье.
— Благодарю, — Анна приняла бокал без малейшего возражения.
— Чудесно, — улыбнулся Дэймон.
После душа Дэймон переоделся в черные брюки и черную же шелковую рубашку, ему удивительно шел этот наряд. Волосы Дэймона еще не успели высохнуть, от него пахло мужским шампунем и одеколоном.
— Что тебя заставило изменить решение и остаться в номере? — спросил он Анну.
— Менять решения — это чисто женская прерогатива, я посчитала, что могу ею воспользоваться. Ты разочарован?
— Отнюдь. Я не знаю твоих мотивов, но, поскольку ужасно голоден, хотел бы приступить к ужину незамедлительно.
При знакомстве с Дэймоном ни у кого не возникало сомнения в том, что он не из тех мелочных и злопамятных людей, которые предпочитают долго помнить все ошибки и нанесенные им обиды. У Анны было уже несколько возможностей убедиться в этом, но все-таки в глубине души она продолжала бояться. Может быть, у Дэймона отличная память, и при случае он отомстит ей за то, что ему пришлось так долго уговаривать ее отужинать вместе, за ложь, за отказ сходить с ним на балет и за этот сегодняшний каприз. Анна давно успела понять, мужчины — существа весьма непредсказуемые, и, имея с ними дело, ничего нельзя знать, заранее. Сама же Анна относилась к той категории практичных и приземленных женщин, которые хотят видеть рядом с собой снисходительного и великодушного спутника, и которые, несмотря на весь свой прошлый негативный опыт, уверены в будущем успехе.
Ужин был просто восхитительным, все блюда оказались на редкость вкусными. Несмотря на необходимость соблюдать диету, Анна не смогла отказаться от десерта — сырного пирога, украшенного свежими ягодами малины.
Дэймон вел себя подчеркнуто деликатно. Он не смутил Анну ни одним словом или намеком, ни одно из его действий нельзя было оценить как обидное. Они беседовали о недавно вышедших фильмах, потом разговор плавно перетек на книги. Это было первое настоящее свидание Анны за многие месяцы. Особенно ее радовало то, что с Дэймоном можно не только пить вино и обмениваться ничего не значащими фразами, но и разговаривать.
Но и про вино они, конечно, тоже не забывали. Анна сама не заметила, как ее тревожность ушла, уступив место легкости и покою.
— Позволь убедить тебя съесть еще один крохотный кусочек пирога.
— Ни за что на свете! А вот кофе я выпью с удовольствием.
— Я думал, англичане предпочитают чай.
— Не скажу за всех англичан, но жители Лондона очень высоко ценят хороший кофе.
— Любишь Лондон?
— Безумно, я ведь родилась здесь. Я люблю этот город, несмотря на мою нелегкую юность, прошедшую в нем, и все те тяжелые времена, которые мне пришлось пережить. Трудности забываются быстро, если они приводят к заветной цели. Теперь у меня есть собственная квартира, интересная работа, известность…
— А где прошло твое детство?
— Когда мои мама и папа еще жили вместе, у нас был дом в Ноттинг-Хилле. Это были незабываемые, счастливейшие времена моей жизни. Тогда я была уверена, будто я принцесса и у меня самые лучшие на свете родители. Мне казалось, что мой папа самый умный, самый сильный и самый красивый мужчина, а моя мама самая добрая и ласковая женщина. Но после развода мама не смогла одна выплачивать деньги за ипотеку, и дом пришлось продать. Мы переехали в маленькую квартирку, а Ларс, мой отец, поселился недалеко от нас со своей очередной женой и ее детьми от первого брака.
— И как часто ты встречалась с отцом после их развода с твоей матерью?
— По условиям о совместной опеке мы должны были встречаться не реже одного раза в месяц, но Мэрион, вторая жена Ларса, не желала видеть меня в своем доме. Она внушала отцу, что я оказываю дурное влияние на ее девочек. Но это было не так, она просто ревновала отца ко мне и моей матери.
— У меня нет такого печального опыта, но смею сделать вывод из собственных наблюдений: сводные родственники всегда мучают друг друга ревностью и придирками.
— Лично я никогда бы не связалась с мужчиной, у которого есть подобного рода багаж.
— Багаж? — рассмеялся Дэймон. — Что ты подразумеваешь под багажом?
— Бывшие жены, дети от прежних браков или внебрачные. Моя мачеха чего только не предпринимала, чтобы очернить меня в глазах отца. А самое обидное, ей это удавалось без особого труда. От нее отец не требовал, чтобы она искала со мной общий язык, шла на компромиссы, зато каждая наша с ним встреча больше напоминала бесконечную назидательную проповедь о терпимости, снисхождении, понимании, человеколюбии, которые я должна была проявлять к Мэрион и ее капризным дочерям. Она даже требовала от него полного разрыва отношений со мной и мамой. Ей все было позволено! Потом у Ларса с Мэрион появились общие дети, и она буквально вынуждала его выбирать между мною и ими. А разве может быть что-то более оскорбительным для ребенка, особенно если отец не способен постоять за него?
— Но очень многие пары разводятся и обрекают детей на подобные переживания. Тысячи, миллионы детей пережили то же, что и ты. Но ведь есть и такие, чья психика никак не пострадала от развода родителей. Ты же не станешь отрицать это?
— В теории все так, но, по-моему, исключения лишь подтверждают правило. Прости, я не верю в безболезненный развод. Мне кажется, ребенок все равно будет чувствовать себя некомфортно, даже если его родители сохранят видимость дружеских отношений. При разводе родителей ребенок теряет самое ценное — веру в семью, в дом. Какими бы замечательными ни были отчим или мачеха, ребенок все равно будет чувствовать подмену, ложь. Дети не могут быть готовы к этим играм взрослых людей, они слишком ранимы, они еще не успели стать циниками.
— Похоже, ты анализировала не только свою ситуацию. Мне трудно опровергнуть твое мнение. Раньше у меня не было основания задумываться над подобными вещами. Но, прости меня за прямоту, складывается впечатление, будто твои собственные переживания заставляют тебя всех мерить под одну гребенку. Ведь и дети бывают разные. Я знаю таких, которые с самого младенчества зацикливаются на своих переживаниях и смотрят на мир только через призму своих несчастий, такие после ухода одного из родителей еще долго чувствуют себя обиженными и злятся на родителей, даже когда обзаводятся собственными семьями. Но есть и другие дети, которые пытаются понять окружающих их людей, в том числе и родителей, становятся их друзьями, сочувствуют им. Я знаю таких, которые с пониманием относятся к родительскому разводу и приветствуют желание матери и отца наладить свою жизнь с новыми партнерами. Даже если эти дети и испытывают трудности, они никого осуждают.
— Мне кажется, ты хочешь уличить меня в эгоизме?
— Я просто размышлял вслух.
— Не доверяю гипотетическим суждениям. Ты прав в одном: на свете бывает всякое.
— А как тебе жилось с матерью? Вы сильно нуждались?
— Да, мы бедствовали. До встречи с моим отцом моя мама была в числе самых одаренных молодых музыкантов с прекрасными перспективами. Но, женившись на маме, отец поставил ей условие: она должна была бросить музыку. Так она стала заурядной домохозяйкой. Отец был убежден, это его ждут великие дела, а его жена, как истинная спутница гения, должна пожертвовать собой ради его успехов. Но на поверку отец оказался всего лишь неудачником с огромным самомнением, все его бизнес-инициативы проваливались. У него не оказалось ни хватки, ни интуиции, ни целеустремленности. В конце концов, отец лишился даже самолюбия. Зато после развода мама не уставала повторять, что она всем ради него пожертвовала. Она говорила об этом так, как если бы она совершила великий подвиг, а по-моему — это просто слабость и глупость. Она не должна была соглашаться на требование отца, равно как и он не имел права требовать от нее подобных жертв.
— И как же вы жили?
— К счастью, моя бабушка ежегодно выделяла деньги на мое содержание, которых хватило на отправку меня в интернат.
— Ты очень скучала без родителей?
— Только поначалу, но я быстро справилась. В пансионе я впервые за многие годы почувствовала себя в безопасности. Я считаю, что мне повезло. Школа сделала меня самостоятельной, там я поняла, в этой жизни не на кого рассчитывать, только на саму себя.
Слушая Анну, Дэймон все более и более мрачнел. Ее позиция казалась ему надуманной, жесткость — смешной, обиды — преувеличенными, выводы — ошибочными. Он, выросший в дружной семье, в любви и достатке, не знавший в детстве и юности подобных переживаний, мог слышать в ее речи лишь злость и цинизм, а не рвущие душу откровения. Как и все счастливые люди, Дэймон не терпел проявлений душевной слабости, он склонен был все списать на эгоизм Анны.
Вместо того чтобы сомневаться в ее объективности, ему следовало бы изумиться ее жажде жизни и огромной энергии. В то время как другой человек, оказавшийся на ее месте, отчаялся бы, перестал бороться, позволил бы обстоятельствам восторжествовать над собой, она взяла себя в руки и продолжала идти к намеченным целям.
У Дэймона было слишком много собственных мелких проблем, чтобы обращать внимание еще и на проблемы Анны. После смерти жены он раз и навсегда для себя решил никогда больше не влюбляться. Дэймон менял любовниц одну за другой, никто из них никогда не бывал в его доме. Всех этих женщин он воспринимал всего лишь как сексуальных партнерш, не более. Такая жизнь целиком и полностью его устраивала.
Разговаривая с Анной, Дэймон заскучал. Он нажал на кнопку телевизионного пульта. Экран вспыхнул. Шли вечерние городские новости, репортажи сменяли друг друга, выпуск заканчивался не то светским, не то спортивным сюжетом о прошедшем накануне благотворительном забеге в Гайд-парке.
— О боже! — воскликнула Анна, глядя на экран. — Я и не знала, что мои шорты такие короткие! И почему они все время показывают меня сзади?
— Потому что спереди тебя все и так хорошо знают, — ответил Дэймон и, подсев к ней поближе, досмотрел сюжет и выключил телевизор.
— Это неприлично, — Анна наморщила нос, вспоминая кадры, мелькавшие на телеэкране.
— А по-моему, восхитительно, — он провел рукой по ее щеке.
Анна пристально посмотрела в глаза Дэймона и поняла, что от того, как она поведет себя в этой ситуации, будет зависеть очень многое.
Дэймон поцеловал Анну, это был легкий, нежный поцелуй. Девушка замерла, она старалась почти не дышать. Дэймон положил ладонь на ее затылок, пропустил сквозь пальцы пряди ее волос. Анна молчала. Он наклонился к ее шее, вдохнул аромат ее духов, коснулся своей щекой ее щеки и отодвинулся.
Дэймон изучающее смотрел на Анну. Он понял, она в его власти, но он боялся неприятностей. С одной стороны, Дэймон не хотел спешить, он не собирался рисковать своей репутацией, но с другой — не желал упустить девушку. На завоевание Анны уходит слишком много усилий, подумал он, рано или поздно она должна стать моей.
Все, что Дэймону удалось за эти дни узнать об Анне, характеризовало ее как человека вспыльчивого вплоть до агрессии, принципиального до непримиримости и решительного до дерзости. Чтобы ее не вспугнуть, следовало быть осторожным. Дэймон рассчитывал добиться ее добровольного желания отдаться ему.
Дэймон молча смотрел на Анну и медленно водил подушечками пальцев по ее шее, он заправлял пряди ее шелковистых волос за ушко, легонько теребил мочку. Он заметил, как в первые минуты девушка напряглась, но затем расслабилась и, казалось, ждала продолжения.
Когда Дэймон понял, что Анна совсем разомлела от его ласк, он слегка коснулся губами ее шеи и вновь взглянул на нее. Ее губы приоткрылись, она вздохнула. Дэймон про себя улыбнулся.
Дэймон медлил. Он провел тыльной стороной ладони по плечу Анны, затем по внутренней стороне ее руки вниз до запястья. Он взял ее кисть в свою руку, поднес к губам и легко поцеловал, касаясь полуоткрытым ртом подушечек ее пальцев. Дэймон чувствовал, Анна хочет его, но чего-то боится, ее дыхание сбилось, грудь часто вздымалась. Он, не вставая с дивана, налил в бокалы еще вина. Отдавая девушке ее бокал, Дэймон вплотную приблизился к ней и страстно поцеловал.
Анне казалось, будто по ее жилам разлился огонь. Ей так хотелось, чтобы поцелуй никогда не прекращался! Она почувствовала, что больше нет недоверия и опасений, которые стояли между ними с Дэймоном. Нет, Анна не стала больше ему доверять, но ее сомнения исчезли. Отодвинувшись от него, девушка сделала большой глоток вина.
Анна запрокинула голову, и Дэймон провел пальцами по ее шее, затем он нежно обхватил ладонью ее грудь, погладил ключицу и отодвинул в сторону бретельку платья.
Кожа Анны горела. Дэймон снова провел рукой по девичьей груди и заглянул в глаза Анны. Она сидела рядом с ним на диване полуобнаженная. Он праздновал победу.
Анна придвинулась к Дэймону, обхватила его за шею и стала целовать быстрыми неумелыми поцелуями. Она прижалась к нему всем телом, словно ища защиты. Он не спешил обнять ее, завладеть ее губами, он тихо торжествовал.
Немного позже, когда Анна слегка отодвинулась, Дэймон провел рукой по ее спине, опуская платье все ниже и ниже, пока оно полностью не сползло на талию. Приблизив губы к ее уху, он прошептал:
— Как же долго я этого ждал! Как желал любить тебя!
— Не надо, Дэймон!
— Не надо что?
— Не требуй от меня большего.
— Почему, Энни?
Анна отпрянула от него, загородив руками грудь.
— Меня зовут Анна! — крикнула она. — Ты слышишь? Меня зовут Анна! — в один миг ее щеки побелели.
— Я слышу. Что с тобой? Какая разница, как я тебя назвал? Что случилось?
— Не надо! Не смей! Я не подхожу для всего этого.
— Ты о чем?
— Я не подхожу для тебя. Нам будет плохо вместе.
— Ничего подобного, уверен, нам будет хорошо. Что тебя так напугало? Я не причиню тебе вреда.
— Не причинишь, потому что я тебе не позволю.
Анна вернула бретельки платья на плечи. Теперь она в растерянности стояла перед Дэймоном, пряча от него глаза. Девушка ужаснулась, когда услышала из его уст имя «Энни», так звал ее только отчим. Страх оказался сильнее рассудка, она словно снова услышала голос Фила.
Раздался звонок мобильного телефона Дэймона. Он не спешил отвечать.
— Ты не хочешь взять трубку? — спросила его Анна.
— Это не важно. Объясни, что стряслось?
— Ничего не будет, Дэймон. Между нами ничего не может быть.
— Но ведь только что было иначе! Почему ты передумала?
— Это не те отношения, которые мне нужны, Дэймон.
— И какие же отношения тебе нужны?
— Я пойду.
— Анна, постой… Прости меня, что я переврал твое имя.
— Забудь.
— Но ты не можешь вот так уйти!
— Ты прав. Я сначала зайду в ванную, приведу себя в порядок.
— Не только. Я хочу знать, что произошло. Я имею на это право.
Анна уединилась в ванной комнате. Проходя через спальню Дэймона, она бросила взгляд на огромную кровать. Позже, глядя на себя в зеркало, она подумала о том, что могло бы произойти, не прозвучи в ее голове голос Фила.
Анна пыталась понять, хотела ли она близости с Дэймоном? Готова ли она к ней? Готова ли она вообще к подобным отношениям? Может ли она доверять Дэймону? Станет ли она когда-нибудь смелой, уверенной в себе женщиной, которая сможет забыть о прошлом и жить настоящим?