Блэр все еще не могла прийти в себя. Итак, Джейку была известна правда. И какой она оказалась дурой, что не поняла этого сразу, не поняла, что он может быть опасен для Линдсей. Или она преувеличивает опасность? Блэр встала и, потянувшись за своей сумкой, увидела в дверях Фейт, устремившую на нее пристальный немигающий взгляд. На Фейт было облегающее розовое платье на чехле.
— Я не слышала, как ты вошла.
Лицо Фейт оставалось неподвижным, как маска. Она и сама была неподвижной как статуя. Потом статуя заговорила:
— Сначала ты украла у меня дом, а теперь пытаешься отобрать мужа?
— Фейт, я приехала сюда не затем, чтобы что-то украсть — ни этот дом, ни Джейка.
— О, брось!
От неподвижности Фейт не осталось и следа. Она бурей ворвалась в библиотеку.
— Вы обнимались на Купер-стрит как подростки! — закричала она, бросая свою черную сумочку из крокодиловой кожи на диван. — Как ты посмела?!
Блэр была потрясена бурным проявлением ее чувств.
— Это было ошибкой и никогда не повторится снова…
— Ты считаешь меня полной дурой? Я знаю, что Линдсей — дочь Джейка. Черт бы тебя побрал, Блэр, за то, что ты причиняешь мне зло. Ты ведь всегда мне завидовала, всегда зарилась на все, что принадлежало мне.
На мгновение Блэр оцепенела. Слова Фейт больно ударили ее, и ведь, возможно, Фейт была и права.
— Я была влюблена в Джейка с шести или семи лет, в ту ночь я плохо соображала, что делаю. Это просто случилось, и мне жаль, если я причинила тебе боль. Но в чем-то ты и права. Возможно, когда-то я хотела иметь все это. — Блэр обвела взглядом комнату. — Но теперь у меня своя жизнь, у меня и у Линдсей.
— Я хочу, чтобы ты продала этот дом мне! — рявкнула Фейт. — В противном случае я буду с тобой судиться.
Блэр хотела ответить: «Да, я продам его тебе, Фейт», — но не смогла заставить себя произнести эти слова. Даже заново обставленный дом хранил отпечаток личности и вкусов Рика, казалось, Рик незримо присутствовал здесь.
— Должно быть, мой отец был не в своем уме, когда составлял это завещание, — сказала Фейт. — И если твои мысли не так чисты, как ты хочешь их представить, то… Ты ведь похожа на свою мать, Блэр. Ты маленькая интриганка, охотница за деньгами. Ты ни перед чем не остановишься, чтобы получить желаемое. И тебе не важно, кто в результате пострадает.
Дрожащая Блэр с трудом набрала воздуха в грудь.
— Я не хочу отбирать у тебя этот дом, — вымолвила она наконец. — Но ведь у меня тоже есть права.
Блэр отвернулась, ощутив приступ дурноты. Поднявшись, она вышла из библиотеки и, пройдя через холл, открыла входную дверь. В машине Блэр включила кондиционер на полную мощность и позволила прохладному воздуху овевать ее лицо и грудь. Возможно, она получила по заслугам. Она вернулась в Хармони, и теперь ей следовало быть честной хотя бы перед собой. Она хотела снова увидеть Джейка, потому что никогда не переставала его любить и, не считаясь с очевидностью, все еще надеялась на его любовь.
«Мне нужно выбираться отсюда», — решила Блэр. Автоматически ее нога нажала на педаль газа. Однако она не могла просто собраться и уехать. Мэтт просил ее остаться. Ей стало трудно дышать. Блэр почувствовала, что едет слишком быстро, когда впереди неожиданно заметила резкий поворот и еле вписалась в него — только шины заскрипели. Она с силой нажала на тормоза, взглянула на спидометр и выровняла машину, благодаря Бога за то, что на дороге не оказалось встречной машины.
Образ Мэтта вдруг всплыл в ее сознании, и она подумала о том, определил ли он уже, кому принадлежала винтовка. При этой мысли сердце ее болезненно сжалось.
Блэр ехала теперь со скоростью не более тридцати пяти миль в час и вдруг узнала дорогу впереди и пересекавшее ее шоссе. Если память ей не изменяла, это была Фигероа-стрит. Одиннадцать лет назад здесь жили родители Мэтта. Теперь «хонда» ползла как черепаха. Фрэнк и Эмма Рэмси были самыми добрыми и сердечными людьми из всех, кого она знала. Блэр гадала, живут ли они еще в доме номер двадцать два.
Вдруг решившись, Блэр свернула к дому, с трепетом предвкушая возможную встречу. Если они все еще жили в этом двухэтажном сельском домике, то, вероятно, примут ее с распростертыми объятиями. Она миновала несколько белых домиков с просторными дворами, окруженных яблоневыми садами и пастбищами, примыкавшими к ним. Нужный ей дом был впереди, на левой стороне улицы.
Этот дом был покрашен белой краской. Над черепичной крышей выступали две кирпичные каминные трубы, и, если Блэр не ошиблась, кто-то пристроил с левой стороны дома еще одно крыло. Рядом с домом располагалось большое поле, ничем не засеянное. На нем возвышались только тенистые дубы. Забор из штакетника отделял участок от соседнего. На заднем плане виднелся старый сарай для садового инвентаря. Рядом с домом она заметила гараж. Дверь его была открыта. Внутри Блэр углядела старый фургон и была взволнована чуть ли не до слез. «Значит, он у них сохранился», — растроганно подумала Блэр. Это была первая машина, на которой начал ездить Мэтт, когда получил права.
Блэр свернула на короткую подъездную аллею и припарковала машину рядом с новенькой «севильей». Она осталась сидеть в машине и долго смотрела на парадную дверь дома, вспоминая времена, когда ей было одиннадцать или двенадцать. Несколько раз Мэтт привозил ее сюда после школы. Они вместе работали над каким-то внутришкольным проектом, и миссис Рэмси угощала их домашним печеньем, когда они занимались в комнате Мэтта.
Блэр вспомнила, как они сидели на покрытом ковром полу и держали свои тетради и книжки на вытянутых ногах. Стены его комнаты были увешаны плакатами. На одном из них была изображена Брук Шилдс[2]. В комнате Мэтта всегда был беспорядок. Там валялись вперемешку бейсбольные биты, мячи, книги, одежда, спортивные медали и награды, полученные за успехи в школе. Оба они были такими серьезными, вспоминала Блэр, вдруг впав в сентиментальность, их проект получил высшую оценку.
И вдруг всплыло давно забытое воспоминание. Они дурачились, кувыркаясь на ковре, и Мэтт вдруг оказался на ней. Их глаза встретились, и Блэр расхотелось смеяться. Внезапно их юношеские гормоны разом сработали, и в этот момент они поддались одному и тому же чувству. И за этим последовал короткий и будто ворованный поцелуй.
— О мой Бог! — пробормотала Блэр и вышла из машины. Этот инцидент совсем ускользнул из ее памяти. Почему же она вдруг вспомнила о нем? Стараясь держать себя в руках, она подошла к парадной двери и позвонила в колокольчик. Фрэнк, отец Мэтта, открыл почти тотчас же.
— Что вам угодно? — спросил он, явно не узнавая ее.
С тех пор как Блэр в последний раз видела его, он набрал фунтов двадцать пять, а то и больше. Он был на несколько дюймов ниже Мэтта, но глаза у него были точно такие же. Блэр улыбнулась:
— Здравствуйте, мистер Рэмси. Надеюсь, я вам не помешала, но я просто не смогла проехать мимо и не остановиться. Я старый друг Мэтта, Блэр Андерсон.
Его глаза расширились от радостного удивления.
— Блэр! Маленькая Блэр Андерсон? Блэр с косичками и в платьице из грубой хлопчатобумажной ткани? Та самая маленькая Блэр!
Прежде чем она успела кивнуть, он заключил ее в могучие объятия, чуть не приподняв над порогом и едва не сбив с ног.
— Эм! — крикнул он. — Иди сюда! Ты не поверишь своим глазам!
Блэр, улыбаясь, вошла в дом и тотчас отметила про себя, что в гостиной были другие обои, новая мебель и современный музыкальный центр. И все же, несмотря на все новшества, здесь оставалось прежним ощущение теплоты, уюта, чего-то знакомого и милого.
Из кухни, вытирая руки о передник, появилась Эмма Рэмси, пухленькая женщина с глазами такими же синими, как у мужа, и в очках на маленьком носике. Она молча смотрела на Блэр.
— Эм, это маленькая Блэр Андерсон, — радостно пояснил Фрэнк.
Глаза Блэр вновь наполнились слезами. Она с трудом подавляла желание разрыдаться. Эмма бросилась обнимать ее.
— Надеюсь, я не нарушила ваши планы, заглянув к вам, — пролепетала Блэр.
Эмма схватила ее за руку, но взгляд ее, устремленный на Блэр, был непривычно пытлив.
— Мы ждали, что ты заедешь к нам. Я говорила Мэтту только вчера, что он должен привести тебя к нам на обед. Он обещал и сказал, что скоро пригласит тебя.
— Мы гордимся тобой, Блэр, — сказал Фрэнк. — Мэтт говорил нам о том, какую карьеру ты сделала в Нью-Йорке. Я слышал также, что у тебя прекрасная дочь.
— Да, это правда, — ответила Блэр, спрашивая себя, насколько откровенен был Мэтт со своими родителями и что рассказал им.
— Когда же мы увидим Линдсей? — спросила Эмма. — Когда приедешь к нам, дорогая, захвати ее с собой.
Блэр кивнула, переводя взгляд с Фрэнка на Эмму и обратно. Теперь она понимала, почему пришла к ним. Чета Рэмси не изменилась. У них была настоящая семья. В их отношениях царили любовь и теплота. И Мэтту повезло, что он вырос с такими родителями. Блэр не могла себе даже представить, что значит иметь мать и отца, которые любят тебя.
Фрэнк разглядывал Блэр. Повернувшись к жене, он обменялся с ней взглядом, который Блэр заметила, но смысла которого не поняла.
— Эм, почему бы нам не пригласить Блэр выпить кофе с твоим печеньем? Пойдем, Блэр. — Он ободряюще улыбнулся ей. — Эм жалуется, что я стал скверным собеседником. Я теперь изготовляю новые полки для гостевой спальни, и работа в самом разгаре.
Через минуту Блэр уже сидела в кухне в обществе Эм и пила свежесваренный кофе, а на столе перед ней стояла тарелка с печеньем. Она оглядела деревянные шкафы, покрашенные белой краской, белую кухонную посуду, стулья светлого дерева. Потом, выглянув в окно, посмотрела на зеленое поле за сараем, затененное дубами.
— Вы переоборудовали кухню, — сказала она. — Красиво.
— Фрэнк удалился от дел два года назад, — бодро сообщила Эмма, наливая свежий ароматный кофе в две чашки. — И с тех пор он трудится на благо дома.
Блэр, усаживаясь на стул, внимательно посмотрела на нее. На пухлом лице Эммы сияла улыбка.
— Сколько лет прошло, миссис Рэмси? — не удержалась от вопроса Блэр.
— О! Ты имеешь в виду, сколько лет мистер Рэмси и я вместе? Сорок три года, — сказала она с гордостью. — Мне было четырнадцать, когда я встретила Фрэнка, с тех пор я и люблю его.
Блэр кивнула, понимая, что снова близка к слезам, и испугалась, что совсем утратила контроль над своими чувствами.
— Это чудесно, — сказала она совершенно искренне, стараясь представить себе, что это такое — быть любимой, как Эм Рэмси.
Эмма протянула к ней руки через кухонный стол и сжала их.
— Дорогая, ты так расстроена. Понимаю. Мы с Фрэнком тоже скорбим о Рике. Он был прекрасным человеком.
Блэр почувствовала, что напряжение ее начинает мало-помалу спадать. Она кивнула, опустив глаза.
— Дело ведь не только в смерти Рика, верно? — сочувственно спросила Эм. — Я знаю, что твоя мать в городе.
Блэр с трудом удалось глотнуть воздуха, и, к ее ужасу, слезы заструились по ее щекам.
— О, моя бедняжка! — вздохнула Эмма.
Она встала, обошла стол, обняла Блэр и принялась баюкать ее, прижимая к груди и гладя по голове.
— Если слезы помогают, то дай им волю — поплачь. Это снимает тяжесть с души, дорогая.
Блэр удалось наконец подавить желание плакать, и она улыбнулась:
— Извините, миссис Рэмси. Не знаю, что со мной творится в последнее время.
— Трудно возвращаться домой через столько лет. Тебя осаждают воспоминания, и, я уверена, по большей части грустные.
Блэр встретила ее взгляд.
— Вы всегда были добрейшими из всех известных мне людей, — сказала она после паузы.
— Мне кажется, что в мире всегда не хватает доброты, — улыбнулась Эмма. — Хочешь поговорить об этом?
Блэр колебалась.
— Н-нет, — ответила она, — не думаю. Просто я в затруднении.
Она потерла виски. Потом подняла глаза.
— Я питаю к Мэтту особые чувства, — вдруг сорвалось у нее с языка.
Эмму, казалось, не особенно удивило это признание, и она не перестала улыбаться.
— О Господи!
Блэр взвилась со стула со скоростью ракеты. Она и сама не сознавала, что в ее сердце зреет чувство, пока не сказала о нем вслух, а теперь не знала, что ей делать.
— Возможно, это оттого, что сейчас я чувствую себя неудачницей, — сказала наконец она, но от этого не почувствовала себя лучше.
Эмма потрепала ее по руке.
— Есть гораздо худшие вещи, чем любовь к моему сыну, дорогая, — сказала она, и глаза ее заблестели.
Блэр внимательно посмотрела на нее. Потом сказала:
— Да, я думала о Джейке Каттере слишком хорошо и всегда находила оправдание его поступкам.
Улыбка исчезла с лица Эммы:
— Не хочу говорить дурного ни о ком, и одному Богу известно, как плохо когда-то обходились с Джейком, но Рик любил его и делал все, что было в его силах, чтобы дать ему еще один шанс в жизни.
Блэр обхватила себя руками за плечи. Она могла бы закончить речь Эммы, добавив: «Но он все пустил на ветер»… Однако не успела этого сделать.
— Это интересно, — услышала она за спиной голос Мэтта.
Блэр резко обернулась, смущенная тем, что, как оказалось, он стоял в дверях, высокий, широкоплечий, узкобедрый, и на его красивом лице было такое выражение, будто его что-то очень позабавило. Взгляд его синих глаз был направлен на нее.
Блэр молила Бога о том, чтобы оказалось, что он слышал не весь ее разговор с Эммой.
— Я не вовремя? — спросил он, входя.
Мэтт направился прямо к матери, поцеловал ее и передал ей картонную коробку из булочной.
— Это булочки с отрубями, которые вы с папой так любите. Ну, те, в которых вместо сахара фруктовые соки.
— Спасибо, сынок, — сказала Эмма, вставая.
Блэр поймала себя на мысли о том, что не отрываясь смотрит на Мэтта, внимательно его разглядывая. И то, как он смотрел на мать, и его тон, когда он заговорил с ней, и то, как он стоял с небрежной грацией, в которой угадывалась недюжинная сила, и то, как ладно сидели на нем форменные брюки, и его широкая спина, и короткая стрижка — ничто не укрылось от ее взгляда. Потом она заметила, что Эмма наблюдает за ней, и покраснела. Эмма улыбнулась.
— Я забыла, что у меня в прачечной заложено в машину белье, — сказала она. — Оно еще мокрое, и его надо переложить в сушку, чтобы не пришлось стирать заново.
Мэтт улыбнулся:
— Да, мамочка, конечно.
Эмма поспешила выйти из кухни, напевая какой-то церковный псалом.
Блэр вцепилась в свою чашку с кофе. Сердце ее больно колотилось. Почему она так волнуется?
— Я был удивлен, когда заметил твою машину возле дома, — сказал Мэтт.
Блэр пришлось поднять голову и посмотреть в его ярко-синие глаза.
— Это было всего лишь импульсом, и ничем иным. — Она помолчала. — Мне нравятся твои родители. И всегда нравились. Они чудесные люди, Мэтт.
— Знаю.
Он не спеша обогнул стол, направляясь к ней. Блэр почувствовала, как щеки ее заливает краска, и снова уставилась в свою чашку. Костяшки ее пальцев побелели, с такой силой она ее сжимала. Биение крови в ушах было оглушительным. Она утратила способность соображать.
— Мне приятно, что ты здесь, — сказал Мэтт, останавливаясь возле ее стула.
Блэр ответила, как ей самой показалось, глупо:
— Здесь приятно находиться. — Потом добавила, подняв на него глаза: — Здесь я чувствую себя в безопасности.
Он смотрел на нее пристально, будто пытался разгадать какую-то тайну.
— Я всегда сумею защитить тебя, Блэр, но между мужчиной и женщиной может быть нечто большее, чем желание обрести твердую почву под ногами.
Блэр вскочила на ноги, чуть не опрокинув свой стул.
— Между мужчиной и женщиной? — переспросила она и сама почувствовала, что тон ее был неоправданно взвинченным.
— Почему ты так нервничаешь? Я не такой ходок, как Джейк Каттер. Я не действую нахрапом.
— Знаю. А как насчет ружья?
Лицо Мэтта помрачнело.
— Нет сомнения, что оно принадлежит Джейку.
Блэр снова обхватила себя за плечи.
Его глаза потемнели, а руки потянулись к ней и легли ей на плечи.
— Ты все еще готова защищать его? После того как он так с тобой обошелся? Использовал тебя!
Блэр встретила его взгляд.
— Нет. — Она покачала головой. — Он знает о Линдсей, Мэтт. Я боюсь. Боюсь, что он попытается отобрать ее у меня, просто чтобы напакостить мне.
Мэтт провел по ее щеке тыльной стороной ладони. Потом дотронулся до губ.
— Не волнуйся. Джейк — неудачник. Если он и попытается это сделать, ни один суд не согласится дать ему право опекунства над Линдсей, Блэр. Особенно учитывая то, что ты растила ее одна. Тебе не о чем волноваться.
Мэтт снова провел рукой по ее щеке, и это прикосновение вдруг обожгло все тело Блэр, оставив после себя ощущение пугающей ее потребности в новом прикосновении. Он понял это, потому что опустил руки. Блэр неуверенно отступила на шаг:
— Я доверяю тебе, Мэтт. Думаю, и всегда доверяла. — Она посмотрела через плечо на дверь. — Пожалуй, мне пора домой.
— Нет!
Блэр замерла. Мэтт заключил ее в объятия. Блэр хотела было воспротивиться, когда он поцеловал ее, она попыталась понять, есть ли у нее желание протестовать, но когда она почувствовала твердость его мужского естества, ощутимого сквозь тонкую ткань трикотажной юбки, сначала упиравшегося в ее живот, а потом коснувшегося лонного бугорка, она больше уже не думала ни о чем. Блэр прильнула к его широкой груди, вцепилась в его плечи. И нежность ее женственности так идеально подходила к его уверенной твердости и мужественности, что бедра ее раздвинулись сами, чтобы лучше почувствовать его близость. Единственной мыслью, всплывшей в ее сознании, было: «Почему он медлил так долго?»
Мэтт обнял ее еще крепче и притянул к себе так, что она ощутила все его тело, крепкое как скала, а его лицо оказалось где-то возле ее уха. Казалось, что их сердца бьются в унисон.
Мэтт чуть отстранился от нее, ноздри его раздувались, а щеки пылали. Лицо его выражало такое же неистовое желание, какое испытывала она.
— Черт возьми! — прошептал он, притягивая ее руку к своему восставшему органу. Как только Блэр ощутила его плоть под рукой, ей показалось, что в мозгу у нее взорвался целый звездный мир, и ее тело содрогнулось от сладостных конвульсий. Мэтт подхватил ее снизу под ягодицы. Руки его оказались под ее юбкой, и он продолжал держать ее так, широко разведя ее ноги.
Блэр вскрикнула, ощутив его руки на своем обтянутом шелком теле, и снова в ней будто что-то взорвалось. Мэтт опустился на колени, прижался ртом к треугольнику ее трусиков и продолжал осыпать ее поцелуями, дразня и лаская языком. Блэр испытала новый оргазм, неожиданный и краткий, и не успела дрожь, сотрясавшая ее тело, прекратиться, как новый пароксизм потряс его. Блэр вскрикнула, не в силах сдержаться, и принялась умолять Мэтта перестать.
Но он сорвал с нее трусики, и его язык оказался в самом сокровенном месте ее тела; он ласкал и возбуждал ее языком и словами, и снова тело Блэр потрясла отчаянная судорога и она выкрикнула его имя. Когда сотрясавшая ее дрожь улеглась, она оказалась лежащей на полу, а Мэтт стоял возле нее на коленях и торопливо срывал с себя одежду — брюки и белье. Он отбросил свою одежду в сторону поверх еще раньше сброшенных сапог и некоторое время оставался неподвижным, стоя на коленях над ее распростертым телом. Блэр разглядывала каждый дюйм его обнаженного тела. Потом закрыла глаза, удивляясь, почему до сих пор она была такой слепой и глупой.
— Блэр, я хочу, чтобы ты смотрела на меня.
Она послушно открыла глаза. Он взял ее за руку. Она позволила ему притянуть ее руку к своему органу и заставить ее обвить его пальцами. Мэтт принялся двигать им в ее руке, не переставая смотреть ей в лицо. Потом он отстранился и вошел в нее, и в полном забвении они принялись ритмично раскачиваться. Их тела повлажнели от пота, и Блэр снова испытала высочайший пик наслаждения, прижимая Мэтта к себе и понимая теперь, как никогда, разницу между тем, что хорошо, а что плохо. Она сказала ему об этом, и он ответил, что испытал то же самое. Блэр прильнула к его губам, будто пыталась испить наслаждение до дна, не в силах оторваться от него. Когда все было кончено, Мэтт перекатился на бок, не выпуская ее из объятий и крепко прижимая к себе, и тела их все еще были соединены. Постепенно дыхание Блэр становилось ровнее. Глаза ее были закрыты, щека прижималась к влажной груди Мэтта. Она никогда еще не чувствовала такого покоя и умиротворения и была изумлена этим. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного. Никогда оргазм у нее не наступал так быстро и не был таким потрясающим. Ей казалось, что сейчас вместо сердца у нее воздушный шарик, наполненный радостью. О Господи!
С Джейком она вообще не испытала наслаждения. Возможно, потому, что была девственницей. Она делала все, чтобы угодить ему, не думая о себе. И, вспоминая об этом, испытывала жалость к прежней Блэр, восемнадцатилетней девушке, наивной и потерянной.
— О чем ты думаешь? — спросил Мэтт.
Блэр прикусила губу, подняла голову и заглянула ему в глаза.
— Я думаю о тебе, — прошептала она. И это было правдой. — Это было божественно. У меня не хватает слов, Мэтт.
Он обезоруживающе улыбнулся. От уголков его глаз побежали добрые лучики морщинок.
— Да, это было прекрасно. Но ты и сама прекрасна. Для меня ты — совершенство. — Мэтт помолчал и вдруг рассмеялся. — Ты хоть сознаешь, что лежишь голая на полу в кухне моих родителей?
— О Господи! — воскликнула Блэр, вырываясь из его объятий и пытаясь натянуть влажную порванную юбку.
— Я знаю, радость моя, что ты не слышала, но мама крикнула, что она и папа уезжают в город за покупками.
Блэр почувствовала, как кровь прилила к ее лицу. Мэтт медленно поднялся на ноги. Он оглядел ее долгим взглядом, потом улыбнулся, и улыбка его была полна обещания. На мгновение их взгляды встретились, и Блэр вдруг ощутила уверенность, которой ей так не хватало в последние дни. Ее сердце переполнилось благодарностью, радостью и любовью. Мэтт словно почувствовал это и потянулся к ней.
Блэр позволила ему привлечь ее к себе, потом отстранилась.
— Ты испортил мою одежду, — прошептала она.
— Я куплю тебе новую, — успокоил ее Мэтт.