Мечты о полёте

Серия: Нарушенные соглашения. Книга 2

Автор: Келли Ст. Клэр


Переводчик: enzhii

Редакторы:Gosha_77, TatyanaGuda, _Kirochka_, Marina_lovat

Переведено для группы https://vk.com/booksource.translations


При копировании просим Вас указывать ссылку на нашу группу!

Пожалуйста, уважайте чужой труд.




ГЛАВА 1


— Закрывайте, парни! — кричат голоса из конца коридора.

Шум прерывает равномерный храп из соседней комнаты.

Там есть стена, но ты никогда об этом не узнаешь. Виновник возобновляет свои ритмичные хрипы. Это будет продолжаться всю ночь — мой постоянный спутник в течение последнего месяца. Из дальней комнаты доносится эхо гитары. Играет один из бойцов, я ещё не разобралась, кто именно. Но, когда песни достигают меня, они звучат скорее печально, чем красиво.

Моя комната в этом комплексе маленькая. Я могу дотянуться до дальних полок только из узкого пространства рядом с кроватью. Из-за этого комната в башне, где меня держали взаперти большую часть детства, кажется дворцом.

Я нахожусь здесь с ночи, когда я сбежала от ассамблеи во Внешние Кольца. Я воспользовалась своим шансом во время перехода в замок Первого Сектора. Заблудившаяся и находящаяся в большой опасности, я последовала за Алзоной, владелицей этого боевого комплекса, по разрушающимся крышам и вошла в её крепость, спрятанную в глубине переулка. Тогда было темно, но я до сих пор помню, как лунный свет освещал шипы, вбитые в наружные стены, и ряд запертых дверей, через которые мы прошли.

Я еще не дралась на ринге. Участники соревнований не должны бороться, если они травмированы. Это одно из многих правил Алзоны. А я была вся в полузаживших, зарубцевавшихся ранах — последствие жестокого избиения и путешествия через Оскалу, которое представляет собой путь между двумя нашими мирами. Это правило могло бы сработать в мою пользу, но отсутствие боёв означает отсутствие оплаты. Оплата для меня — это часть денег, заработанных в результате успешного поединка. Что ещё важнее, если я участвую в поединке, то получаю полдня отдыха, для поиска поставщика стрел из дерева Седира. Стрел, одна из которых убила Кедрика. Это мой наивысший приоритет. Моя вторая задача — найти новую вуаль. Без неё я не смогу восстановить своё положение Татумы Осолиса из-за моих голубых глаз. Даже если я попаду в замок, Король Джован, старший брат Кедрика, убьёт меня, если обнаружит меня без вуали. Он обещал это ещё в предыдущем Секторе.

— Ладно, Новенькая, можешь остановиться, — Алзона кричит со своей позиции рядом.

Невозможно было сказать ей моё настоящее имя, Олина, поэтому мне дали имя «Новенькая». Моё настоящее имя слишком легко было бы отследить дозорным Короля Джована. Но «О» в начале моего настоящего имени также типично для культуры Солати, что означает, что я всё ещё не замужем. Это имя необычно для Гласиума и вызовет подозрения.

— Мы закончили?

Я задыхаюсь, морща нос от запаха застарелого пота. Мы находились в небольшой комнате, где были разбросаны маты и гири. Она тренировала меня отдельно от других бойцов.

— Ты готова, — уже уходя, говорит она.

Алзона нормального для Брумы роста, что ставит её в один ряд с большинством здешних мужчин. Черты её лица такие же острые, как и её язык. Она не красива в привычном смысле этого слова, но настолько поразительна, что не сразу понимаешь, что перед тобой всего лишь уверенность на обычном лице.

Когда я последовала по крышам за Алзоной, я полагала, что она сама была бойцом. Примерно через пять минут после первой тренировки я поняла, что она ни разу в жизни не дралась. Неделю я наблюдала за тем, как она выкрикивает бесполезные приказы относительно тренировок в зале, а потом начала вносить предложения. Она последовала моему совету, хотя несколько дней после этого была более раздражительной, чем обычно. Я хотела бы спросить, почему она держит меня отдельно. Но это нарушит правило — «Никаких вопросов».

Единственное время, когда я вижу других бойцов, это во время еды. Их пятеро, все мужчины, и они до сих пор не сказали мне ни слова. Их имена слишком нелепы, чтобы быть настоящими, но я не решаюсь спросить. Вьюга, Лёд и Шквал часто обмениваются историями о яме, в которой проходят поединки. Я знаю, что так они пытаются отпугнуть меня. Иначе, зачем они так часто стали бы обсуждать тот факт, что среди участников нет других женщин. Двое других, Осколок и Лавина, обычно едят молча.

— Чёрт, Лавина, не хочешь попробовать немного пожевать? — говорит Вьюга огромному мужчине, когда мы входим в столовую.

Я сдерживаю улыбку. Его слова грубы, но его наблюдение перекликается с моими собственными мыслями. У Лавины есть своя тарелка, которую они называют «собачьей миской». Она в четыре раза больше моей. Но он почти в четыре раза больше меня. Он больше, чем Король Джован и Рон — самые большие люди, которых я знаю. Лавина, должно быть, страшная штука. Надо будет спросить делегатов, что это такое, когда я вернусь в замок.

Огромный мужчина поднимает голову от своей тарелки и пристально смотрит на Вьюгу.

— Шучу, здоровяк, успокойся. Подобная злость не может быть на пользу человеку твоего размера.

Остальные хихикают над его ответом. Лавина просто возвращается к своей еде.

Алзона встаёт у дальнего конца стола, за которым она ест вместе с юной Кристал. В конце концов, мужчины перестают разговаривать и обращают на неё внимание. Осколок пихает локтем Лавину, который всё ещё запихивает еду в рот. Он отправляет в рот последнюю порцию, размером с половину моей порции, и тоже поворачивается.

— Завтра утром Новенькая присоединится к остальным в главном зале. На этой неделе она будет драться на ринге, — объявляет она.

Она едва успевает произнести эти слова, как раздается поток жалоб.

— Нельзя бросать женщину на ринг. Это неправильно.

— Я не буду с ней драться.

— Это слишком низко даже для тебя, — говорит Вьюга.

Алзона поворачивает к нему голову. Он встаёт и смотрит на неё.

Сначала она отвечает мягко:

— В последний раз, когда я проверяла, это были мои казармы. Это означает моя еда, мои кровати, мои правила, — она загибает пальцы, пока говорит. Её голос становится громче, пока она не начинает кричать. — Так что, если я говорю, что вы тренируетесь с ней, вы, блять, будете тренироваться с ней.

Моё сердце колотится, когда я смотрю на эту пару. Несколько мгновений Вьюга борется с собой, а затем отбрасывает стул назад. Он падает рядом с ванной, в которой хранится наш запас воды. Он выбегает, оглядываясь назад. Лёд и Шквал обмениваются взглядами, прежде чем последовать за ним.

— Она надерет вам задницы, — кричит она им в след, садясь с одышкой. — Мужчины — идиоты.

На следующее утро остальные едят в угрюмом молчании. После завтрака Кристал направляет меня к изношенным двойным дверям, через которые я ещё не проходила. Мне не терпится увидеть, что находится за ними. Именно там каждый день исчезают другие бойцы.

Я веду Кристал за собой по короткому коридору.

Мы входим в спортивный зал, вдвое больший, чем тот, в котором я тренировалась. Одна часть комнаты захламлена различными гирями, штангами и системами тяг. Пространство в углу покрывают маты. Оставшаяся половина в основном открыта и не загромождена, но с одной стороны есть выложенное камнем кольцо. Оно похоже на круг для собраний в замке Короля, который вмещает двадцать пять человек, но вместо сидений здесь стены примерно вдвое выше меня, огораживающие круг.

Осколок и Лавина немедленно направляются в противоположный конец зала, как можно дальше от меня. Я получаю их послание.

Мы начинаем разминаться раздельно. Осколок и Лавина бегают взад-вперёд по свободному пространству. Я выполняю серию упражнений Аквина на ковриках, двигаясь всё быстрее и быстрее, кружась и отталкиваясь ногами. Я останавливаюсь, когда по моему лицу катится пот. Обычно к этому времени моя вуаль уже намокала и прилипала к лицу. Это один из маленьких плюсов моего решения снять её и притвориться уроженкой Гласиума. Конечно, я планировала, что моя вуаль будет в сохранности, когда я вернусь в замок после нескольких коротких дней во Внешних Кольцах. Но она была испорчена до основания во время моей схватки с охотниками за шлюхами.

— Где эти три болвана? — Алзона огрызается на Кристал.

На её месте я бы бежала в Четвёртый Сектор. Внимание хозяйки немного пугает.

Кристал бросает на неё взгляд и игнорирует просьбу, вместо этого переходя на своё место, чтобы порыться в стопке бумаг. Кристал — загадка, которую я не могу разгадать. Блондинке с клубничным отливом в волосах на вид было около пятнадцати лет. Остальные думают, что мне столько же. Я их не поправляю. Она симпатичная, и самая невысокая из всех женщин Брум, которых я когда-либо видела. Кажется, она помогает вести общее хозяйство. Я не думаю, что она сражается.

Удивительно, но Алзона только улыбается, когда девушка отступает, а затем хмуро смотрит на остальных.

— Вы можете начинать. Мы начнем с ринга. Новенькая, смотри и учись.

Я подхожу к внешней стороне «ринга». Маленькие квадратики в сплошных стенах позволяют мне заглянуть внутрь. Единственный способ войти или выйти — тяжелая дверь с одной стороны.

Осколок и Лавина выходят на ринг.

— Кристал, ударь в колокол, а потом, пожалуйста, скажи остальным, что, если их не будет здесь через две минуты, они могут собирать вещи и убираться к чёртовой матери, — говорит Алзона позади меня.

В действительности я больше не слушаю. Я сосредоточилась на том, что должно произойти.

С громким скрежещущим звуком Лавина закрывает за собой дверь и сталкивается лицом к лицу с Осколком.

Звонит колокол.

Я не успеваю даже моргнуть прежде, чем они бросаются друг на друга.

— Когда они остановятся? — наконец спрашиваю я, не отрывая глаза от пары.


Алзона лишь смеётся.

Их поединок продолжается десять минут. Я внимательно изучаю их стили и навыки. Жестокость их боя настораживает. Иронично, учитывая, что я убивала без раздумий. Но я думаю, есть разница между боем ради спасения своей жизни и боем просто так.

— Хорошо, теперь можете заканчивать. Стоять! — кричит она, чтобы привлечь их внимание. Осколок отходит от Лавины. — Я не хочу, чтобы вы друг друга прикончили. Вы оба будете практиковаться с Новенькой.

Мой желудок подпрыгивает от её слов. Я хороший боец, но из-за необходимости соблюдения строжайшей секретности я спарринговала только с тремя людьми — моим братом, Кедриком и Аквином. А во время моего обучения в Осолисе мы обычно использовали какие-то накладки или затупленное оружие. Этот бой голыми кулаками не был ничем смягчен. Он был грубым и, к несчастью для меня, он был также искусным.

У входа в зал раздаются шаги.

— Ты же не серьёзно.

Я узнаю голос Вьюги и оглядываюсь через плечо. Лёд и Шквал стоят по обе стороны от него, их руки скрещены на груди.

Алзона игнорирует их.

— Кого из них ты хочешь побить первым? — спрашивает она меня.

Я смотрю на двух мужчин, стоящих в ринге. Лавина огромный, но в данном случае, это не означает, что он лучший боец.

— Его.

Я указываю на Лавину. Мне нужно подготовиться к бою с Осколком. Я стаскиваю ботинки и иду к двери.

Осколок выходит за ограждение. Кровь бурлит, я переступаю через камень, обрамляющий нижнюю часть входа, и закрываю за собой дверь. Я оглядываюсь на остальных через маленькие отверстия. Вьюга качает головой, а Лёд, сидящий на площадке рядом с ним, выглядит забавляющимся. Алзона маниакально ухмыляется.

Звонит колокол.

Я переключаю внимание на человека передо мной и едва успеваю крутануться в сторону, как он проносится через пространство, где я находилась несколько секунд назад. Моя стратегия заключается в том, чтобы использовать мою скорость против его силы. Лавина медлителен и слишком часто наносит удары. Я приближаюсь к нему, держась на расстоянии вытянутой руки. Он клюет на приманку и делает выпад вперёд. Я выхожу из зоны его досягаемости. Он слишком сильно наваливается на меня и не успевает восстановить равновесие. Я отступаю назад на левую ногу и наношу сильный удар. Он пошатывается, когда удар достигает цели.

— Добей его! — говорит Алзона.

Я хмурюсь на неё. Что она имеет в виду? Я не собираюсь убивать его.

Я жду, пока он придёт в себя.

— Ты должна вырубить его, — снова кричит она.

Лавина нападает. Я уклоняюсь и на этот раз следую вплотную за ним. Когда он поворачивается, я подпрыгиваю и наношу колющий удар сверху. Он падает на колени. Я отступаю в обратном направлении.

— Если ты не покончишь с ним сейчас, я брошу тебя у гнезда охотников за шлюхами, — рычит Алзона.

Я не сомневаюсь в ней, но ещё на короткое мгновение я удерживаю на ней взгляд, чтобы показать, что я не напугана.

Он снова встает. Я не даю ему времени, чтобы собраться. Я подбегаю и отпрыгиваю назад, нанося ему удары прямыми ногами, один за другим. Я помогаю ему упасть на землю, нанося правый удар в челюсть. Он не встаёт. Я сопротивляюсь желанию проверить его.

Алзона движется по кругу к двери и открывает её.

— И вот так ты уходишь с ринга, — говорит она.

Её смех граничит с карканьем. Пугающе.

— Вьюга. Лёд. Вытащите его.

Реакция остальных варьируется от любопытства до шока с открытым ртом. Кристал улыбается позади них, единственный человек, который видел мою тренировку до этого момента. Она быстро подмигивает мне, прежде чем вернуться к своим бумагам.

— Осколок, Лёд. Поднимайтесь. Покажите, что вы не хрена не делали, пока я была с Новенькой.

Она крепко хлопает меня по спине, когда я прохожу мимо. Знак одобрения Алзоны.

Обед в тишине. Алзона ест с ухмылкой на лице. Кристал тоже, кажется, что-то веселит. Все мужчины, кроме Осколка, дуются.

Осколок посылает мне взгляд, полный веселья. Он, единственный, кого я не смогла побить. Алзона остановила его прежде, чем он смог закончить бой. Вьюга и я были наравне, но, в конце концов, я и его одолела. Алзона хотела, чтобы я привыкла к окончанию боя, поэтому сегодня я нокаутировала четырёх из пяти бойцов. Не лучший способ заводить друзей, но, может быть, это научит их уважению.

Я лежу в своей кровати, уставившись в осыпающийся потолок. Такая комната уже должна была свести меня с ума. Замкнутые пространства обычно давят на меня. Но я могу уйти в любой момент, если понадобится. Я понятия не имею, куда бы я пошла. По крайней мере, такая возможность есть, и она помогает мне оставаться в здравом уме. Я достаю из-под матраса стрелу Кедрика и медленно вращаю её по кругу.

Если бы кто-то год назад сказал мне, что меня ждет, я бы решила, что он не в своём уме. Я пережила смерть Кедрика, похищение и путешествие через Оскалу. Не говоря уже о том, что я пережила время целого Сектора при иностранном дворе. Я была так близка к тому, чтобы найти убийцу, что чувствовала, как он скрывается за гранью моего понимания. Поиск ответа превратился в навязчивую идею. Кедрик был первым человеком, которого я полюбила, и гораздо большим. Единственный друг среди всех моих врагов, родственная душа. Его жизнь оборвалась как раз в тот момент, когда он реализовывал свой потенциал.

Принц Кедрик был одним из делегатов мира из Гласиума, нашего соседнего мира, с которым у нас был непрочный союз. Каждые три года, или перемену, наши миры поочередно посылали двенадцать делегатов в другой мир, чтобы обновить и перезаключить договор. Это единственный контакт между нашими мирами и, несмотря на то, что со времени войны прошло почти тридцать три перемены, это скудное общение едва терпимо для обеих сторон. Наши народы слишком разные, согласно распространенному мнению: Брумы слишком грубы, Солати слишком консервативны. У меня есть свои, менее популярные взгляды на этот вопрос, которые разделял Кедрик. Даже мой брат, Оландон, был бы потрясен, узнав о моих планах на то будущее, когда я стану Татум. Если такая возможность ещё доступна мне. Я уже не знала.

У меня сильно щемит сердце, надеюсь, что Оландон в безопасности. У меня иногда возникает страх, что в моё отсутствие моя мать могла обратить свой гнев на него. Я не думаю, что это вероятно. Татум всегда питала ко мне особую ненависть. Я имею в виду, что она ненавидела меня, била и высмеивала с самого рождения. Её издевательства прекратились только тогда, когда после убийства Кедрика меня взяли в заложники одиннадцать оставшихся Брум. Даже сейчас последствия жестокого обращения со мной не исчезли полностью. Я даже не уверена, что знаю, в какой степени это на меня повлияло, и смогу ли я когда-нибудь по-настоящему освободиться от неё.

Я узнала причину её отвращения, когда набралась достаточно мужества, преодолела свои страхи и впервые в жизни сняла тёмную вуаль.

У меня голубые глаза. Типичный знак жителей Гласиума и цвет, которым не должен обладать ни один Солати, особенно Татума — следующая в очереди. Мои глаза — доказательство того, что мать сделала что-то, чего не должна была делать. Должно быть, она переспала с одним из делегатов мира во время переговоров о заключении договора. Это было единственным объяснением цвета моих глаз и её ненависти ко мне.

Я снова и снова пересчитывала годы, когда приезжали делегации, но мой возраст просто не сходится. Сейчас мне более шести перемен, или восемнадцать с половиной лет. Это означает, что я была зачата между визитами делегаций. Я должна быть моложе или старше, чем мне говорили. Или, может быть, мать каким-то образом встретилась с делегатом Брумой между переменами. Это кажется маловероятным. Хотя не менее маловероятно, чем то, что моя мать вообще спала с дикарем — дикарь — это её любимый термин для жителей Гласиума.

От попыток понять это у меня голова идёт кругом, и я хотела бы, чтобы Оландон был здесь и помог разобраться в этом. Он лучше разбирается в цифрах. Это значит, что мне придется сначала открыть ему свой секрет. Только Король Джован, Татум и я знаем. Достаточно сказать, что, если об этом станет известно, это повергнет Осолис в анархию. Солати не будут подчиняться правителю, который скрещивается с неприемлемой расой, или правителю, который похож на Бруму.

В конце концов, мне нужно будет выяснить, кем были члены делегаций до и после моего рождения. Если Король Джован не посадит меня под замок, когда я вернусь, я попрошу доступ к их архивам. Это большое «если». Король уехал в месячный тур до того, как я сбежала. Даже если его не разыскали, когда я сбежала, теперь он точно знает о моём исчезновении. Мысль о его ярости, когда я неизбежно вернусь, не дает мне спать по ночам. Чаще всего я жду, что он выломает двери комплекса и притащит меня обратно. В каком-то смысле правитель Гласиума — именно такой, каким я представляла его себе до прибытия в этот холодный мир. Он был пугающим, сильным и свирепым, но со временем я обнаружила в нём совершенно другую, почти оберегающую сторону. Сомневаюсь, что эта оберегающая сторона спасёт меня, когда мы встретимся снова.

Я прислушиваюсь к протяжному звуку струн сквозь храп Шквала. Я найду убийцу, а затем вернусь к своим обязанностям и положению. Джован не будет слишком зол, когда увидит, что я нашла. В конце концов, Кедрик был его братом.

Я скоро вернусь в замок.


ГЛАВА 2


Бойцы не тренируются за день до выхода на ринг. Ещё одно правило, но единственное, с которым я согласна. Я сомневаюсь, что Алзона руководствуется нашим здоровьем, скорее, это риск потерять свои деньги, если мы будем в плохой форме. Она деловая женщина до мозга костей. Полагаю, она предупредила меня об этом в первую ночь.

Лёд разговаривает с Кристал, которая выглядит неловко от такого внимания. В казарме во время еды разговаривают между собой, не обращая на меня внимания. Если я думала, что меня примут после тренировок с мужчинами, то я ошибалась.

— Осколок, мне нужно, чтобы ты отвез меня к Трюкачу, — Алзона не поднимает глаз от своих бумаг, когда произносит просьбу. — Взамен, можешь отдохнуть после обеда.

Осколок кивает, как будто в этом нет ничего нового. Остальные, похоже, не заинтересованы в их договоренностях. Остальные, должно быть, покидают комплекс и отправляются куда-то во Внешние Кольца. Это самая безопасная возможность сориентироваться, когда я начну поиски. Это был лабиринт, когда я бежала через него в первую ночь. Я предполагала, что самый бедный район будет похож на деревни на Осолисе, где много открытых мест, дети бегают и смеются, и можно спокойно пройтись. Сказать, что я просчиталась с опасностями на Внешних Кольцах, значит преуменьшить, но я ожидаю, что при дневном свете они станут более понятными.

Я прочищаю горло. Никто не поднимает взгляд, за исключением Кристал, которая оглядывает стол, ожидая ответа остальных. Она усмехается мне, когда они не отвечают.

— Могу ли я сопровождать вас? — спрашиваю я, пытаясь сохранить нейтральное выражение лица и голос.

— Что означает «сопровождать»? — спрашивает Шквал у Льда.

Я не пытаюсь исправить сказанное, хотя чувствую, что мои порозовевшие щеки выдают меня. Я не хочу привлекать больше внимания к промашке. Алзона смотрит на меня со своего места во главе стола. Она наклоняет голову в сторону, тёмные волосы свободно струятся, оценивая меня.

Она усмехается. Это не похоже на улыбку, которая мгновение назад была у Кристал.

— Почему нет, — говорит она.

Я роюсь в своем мешке в комнате-кладовке. Мои руки приостанавливаются. Остальные останутся здесь, когда я покину комплекс. Я опускаю взгляд на уличающее содержимое рюкзака. Одна испорченная вуаль, одна сломанная стрела и одежда наилучшего качества. Гораздо лучшего качества, чем выданные мне серая туника и брюки, которые носили остальные. Даже та одежда, которую я видела на мужчинах в их выходные дни, изорвана в клочья. Что если кто-то заглянет в мою комнату, пока меня нет? А именно Лёд. Я колеблюсь, осматривая комнату в поисках укромных мест.

Я достаю порванную чёрную ткань и бегло изучаю крупные дыры на ней, вспоминая ночь, когда это произошло. Банда мужчин, напавших на меня, планировала продать меня в секс-рабство. Теперь все они были мертвы, а их золото было моим. Я вырываю в углу матраса внушительную дыру и запихиваю остатки вуали внутрь. Я натягиваю свои самые изношенные брюки и оставляю тренировочную тунику, отказываясь от блестящего мехового плаща. Холод Первого не сравнится с пробирающей до костей температурой Третьего. Я уверена, что смогу выдержать несколько часов. Остальные вещи — одежду, которая мне сегодня не понадобится — я запихиваю под матрас. Стрела, самая уличающая меня вещь, отправляется внутрь моих начищенных сапог.

Остальные ждут у входа в комплекс. Нет, не в комплекс. Другие называют это казармой. Я тоже должна начать так говорить.

— Наконец-то, — говорит Алзона.

Она поворачивается, чтобы отпереть первые ворота. Кристал следует за ней наружу.

Осколок бросает беглый взгляд на мои брюки и выходит вслед за двумя женщинами за дверь. Я задерживаю дыхание и спешу вдогонку. Моя одежда прошла проверку.

По сравнению с тёмным переулком, ведущим к главной аллее, гулкие стены казармы кажутся почти домашними. Высокие стены блокируют любой слабый свет, который иначе мог бы достичь Внешних Колец. Чтобы добраться до неровных мощеных дорожек, требуется несколько минут. Узкий переулок забит бедняками и больными. Люди мусорят на улице, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы не закрыть нос от запаха. В пустых развалинах, тянущихся по каждой из сторон улицы, расположились лавки, торгующие неизвестно чем. Любопытствуя, я заглядываю в каждый переулок, мимо которого мы проходим, стремясь составить мысленную карту местности. Я заглядываю в другой переулок и вижу, что там кто-то спит. Но есть что-то странное в том, как он лежит. Я снова смотрю на спящего человека и вижу пятна крови. Я задыхаюсь и, пошатываясь, врезаюсь в кого-то.

— Осторожнее, девочка.

Я отступаю от возвышающегося мужчины, заикаясь в извинениях. При этом я наступаю на ногу, обутую в сапог, и получаю еще одну гневную угрозу. Осколок вытаскивает меня из бардака, который я создала.

На обочине улицы лежат голодные, бездомные люди. Но эта толпа Брумы толкает и пихает друг друга локтями. Почему они так себя ведут? Мужчина с чёрными чернилами по всему лицу пинает ребёнка, просящего монету. Меня пробирает до костей.

— Не смотри так потрясенно, — шепчет в моё ухо Осколок.

— Почему они делают это? — спрашиваю я.

Мгновение он выглядит озадаченным, сбитым с толку моим комментарием. Затем он, кажется, что-то вспоминает, как будто выныривает из давних воспоминаний.

— Потому что каждый из них находится на грани выживания, — говорит он и косо смотрит на меня. — Ты всё ещё выглядишь потрясенной.

Я стираю свои эмоции, вместо этого стараюсь изобразить скуку. Осколок ещё раз смотрит на моё лицо и качает головой.

Узкая дорожка переходит в большую площадь, своего рода внутренний двор. Главная особенность — высокое здание. Оно бы ничем не выделялось, если бы не едва одетые женщины, стоящие вдоль балконов, окон и дверных проёмов. По лицам этих женщин — и некоторых девушек тоже — я вижу, что они сломлены. Они уже в отчаянии. Я натыкаюсь на Кристал и отвожу глаза. Я знаю, что это за место. Именно здесь я бы оказалась, если бы меня схватили охотники за шлюхами.

Впервые с момента встречи с Алзоной я понимаю, насколько я должна быть благодарна. Я думаю, не поэтому ли она позволила мне прийти сегодня — было ли это попыткой удержать её инвестиции от побега? Я не была дурой. Мой месяц уединенных тренировок, хотя якобы и позволил мне исцелиться, был также попыткой присмотреть за мной. Она знала, что я могу сбежать. Что ж, сегодня она показала свою точку зрения: если я покину казармы без вуали, я окажусь среди безымянных мертвецов в тёмном углу или женщиной с пустыми глазами, которую лапает каждый проходящий мужчина.

Я редко наблюдала такие ужасы в своей жизни, и обычно они происходят со мной, а не с другими. К тому времени, когда я вижу впереди такое же, усыпанное шипами здание, я с трудом сдерживаю свою реакцию. Слёзы выступают в уголках моих глаз. Я иду впереди Осколка, чтобы он не видел, и кладу руку на осыпающуюся стену руин рядом со мной. Я сосредотачиваюсь на грубой текстуре под кончиками пальцев, пока слёзы не отступят. Этот полезный приём показал мне в детстве Аквин, до того, как я поняла, что плачем ничего не добьёшься в жизни.

Я открываю глаза.

Остальные ждут меня впереди, наблюдая. Алзона сложила руки на груди и смотрит на меня со знающим выражением лица.

— Что? — фыркаю я.

Она изгибает бровь.

— Справилась лучше, чем большинство.

Она поворачивается и стучит в массивную дверь. Первая из многих, если это что-то похожее на наши казармы.

После долгого ожидания дверь распахивается. Проём заполняет хмурый мужчина, но выражение его лица меняется, как только он видит Алзону.

— Я знал, что это будешь ты, сумасшедшая дамочка. Как поживаешь, Зона? Уже готова выйти за меня замуж? — спрашивает он.

Это худшее предложение, которое я могла себе представить. Неужели он серьёзно?

Алзона смеется.

— Нет, Трюкач, пока нет. Я хотела поговорить о завтрашних боях.

Улыбка исчезает с его лица. За секунду он переключается с удовольствия к делу. Он вступает в дискуссию с Алзоной, одновременно драматическим жестом приглашая нас четверых внутрь. Его взгляд перемещается по мне, оценивая мою ценность, а затем снова концентрируется на их разговоре.

Я слушаю вполуха, но большая часть моего внимания направлена на моё окружение. Здание, принадлежащее этому мужчине, намного больше, чем наше. Оно выглядит более удобным. Должно быть, его бойцы хороши.

Он ведёт нас к задней части здания.

— Подождите здесь.

Он открывает дверь и захлопывает её за собой.

— Заканчивайте делать то, что вы делаете, ребята. У нас гости!

Его крик отчетливо слышен через стену. Он снова открывает дверь и впускает нас внутрь.

— В чём дело, Трюкач? Ты нас боишься? — спрашивает Алзона, широко улыбаясь ему.

Не могу понять, искренняя она или нет. Этот мужчина достаточно важен для неё, что она натянула улыбку? Или он ей искренне нравится? Кристал и Осколок выглядят расслабленно. Я полагаю, что он друг.

— Не могу позволить тебе знать все мои секреты, любимая. Это разрушило бы мою загадочную репутацию, — в дополнение к кокетливым словам он подмигивает.

Я обмениваюсь быстрой улыбкой с Кристал.

Их спортзал соответствует уровню остальных казарм. Оборудование намного лучше. Здесь вдвое больше бойцов, и каждый из них потеет. В казармах Алзоны в таком состоянии я видела только Осколка и себя.

— Кто это свежее мясо, Осколок? — кричит кто-то.

Я смотрю в направлении голоса, и передо мной появляется самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела. Он медленно оглядывает меня с ног до головы, дарит мне неторопливую улыбку. Я отворачиваю голову, чтобы спрятать лицо.

— Наш новый боец, — говорит Осколок.

Это вызывает переполох. Я уверена, что большинство бойцов считают эту идею нелепой. Трюкач бросает на них острый взгляд, который мгновенно заставляет их замолчать. После этого хозяин оценивает меня во второй раз.

Другой мужчина свистит.

— Эй, у неё есть милое снежное имя, как у остальных?

Его тон по-прежнему дразнящий, но в нём есть острота, которой не было у первого мужчины.

— Да, — говорит Осколок.

Алзона смотрит на него, подняв брови. Я делаю то же самое.

Он смотрит на меня и улыбается. Но в его глазах вызов.

— Её зовут Мороз.

Когда я сажусь за стол на следующее утро, я знаю, мои глаза выдают бессонную ночь. По крайней мере, у некоторых такие же признаки. Я нервничаю из-за сегодняшнего поединка больше, чем ожидала. Моё настроение немного поднимается, когда я вижу, что волнение нисколько не повлияло на аппетит Лавины. Приятно знать, что кто-то не беспокоится. А может, он просто не хочет умереть голодным.

После завтрака я следую за Кристал в комнату рядом с тренажерным залом, где она работает. Она слышит моё приближение и испускает долгий вздох, когда видит, что это я.

— Почему меня всегда загоняют в угол, — спрашивает она у комнаты.

— Потому что Алзона пугающая, — говорю я.

Кристал хихикает, не соглашаясь.

— Что ты хочешь знать?

— Всё, — говорю я.

Она смотрит в потолок, чтобы собраться с мыслями. А я ловлю себя на мысли, что мне интересно, как такая красивая девушка, как она, оказалась в казарме. Её дружба с Алзоной наводит меня на мысль, что она здесь уже давно. Почему Алзона взяла её к себе, если Кристал не могла сражаться? Я допускаю мысль, что у Алзоны может быть сердце. Это мимолетная мысль. Скорее всего, они были друзьями до прихода во Внешние Кольца.

— Тебя помесят в яму с соперниками из разных казарм по всему Внешнему Кольцу. Они собрались из всех Секторов, — начинает она. — На этот раз яма находится в нашем Секторе. Место меняется, чтобы Дозорным было труднее нас поймать.

Я резко смотрю на неё.

— Дозорным?

— Из замка, — мягко поясняет она. — Они зачищают арены и берут в плен столько бойцов, сколько могут.

Я хотела бы расспросить подробнее, но улавливаю её недоуменное выражение лица. Это то, что Брума должен знать. Алзона, Кристал и мужчины, вероятно, думают, что я родом из одной из других, более процветающих частей Гласиума — Среднего или Внутреннего Колец. Мне всё равно, какую часть Гласиума они считают моей родиной, лишь бы они не узнали, что я — Солати. До тех пор, пока я буду сводить подобные промахи к минимуму, мой цвет глаз будет защищать меня. Иронично, учитывая, что до сих пор он был причиной почти всей боли в моей жизни.

— О… да, — неубедительно говорю я. — Прости, плохо спала.

Она посылает мне сочувствующий взгляд.

— Алзона организовывает матчи с другими владельцами. Ты будешь выставлена против кого-то… твоего уровня. Бои всегда проходят по договоренности, за исключением больших турниров между всеми десятью казармами. Тогда проводится жеребьевка. Но это будет только через несколько месяцев.

Это был первый раз, когда я слышала о турнире.

— Какое место мы обычно в них занимаем? — спрашиваю я.

Кристал ничего не говорит, но её румянец выдает ответ.

— Ох, — говорю я.

Очевидно, последнее. Эта новость меня не удивляет, но заставляет меня тревожиться по поводу сегодняшнего боя. После того, как я побила большинство мужчин тут, я была наконец-то уверена в себе. Но, похоже, что в других казармах бойцы лучше.

— Ты понимаешь, почему она так строга с вами, — говорит она, ссылаясь на Алзону.

Я пожимаю плечами. Я вижу, как тренируются мужчины. Большинство стоит большую часть тренировки, разговаривая. Только Осколок и Вьюга кажутся хотя бы вполовину серьёзными в плане тренировок. В самом деле, Алзона не настолько жесткая, как ей следовало бы быть — если вы спросите меня.

— Все ли бои заканчиваются нокаутом? — спрашиваю я.

Большинство из любимых историй Вьюги заканчивались человеческой смертью.

Кристал бросает поспешный взгляд на дверь.

— Это Зона меня звала?

Я не слышала ни звука. Мои глаза сужаются, глядя на неё.

— Кристал, — говорю я предупреждающим тоном.

Она садится обратно и надувает щеки.

— Ладно! Я всё равно не знаю, почему они ещё тебе не сказали.

Она откидывает волосы назад и завязывает их в тугой пучок с помощью кусочка ткани. Это тёмный эластичный материал. Не тот, что мне нужен для вуали, если только я не хочу заходить в каждое здание между этим местом и замком.

— Чаще всего бой идет только до нокаута. Но иногда удар или приём оказывается смертельным, или соперник падает на землю под странным углом, — она пожимает плечами. — Иногда, бойцы делают это намеренно, если дело переходит на личности.

Я моргаю. Почему никто не сказал мне об этом?

— Это часто происходит?

Она снова пожимает своими изящными плечами.

— Один или два раза за перемену.

Я медленно выдыхаю. Скорее всего, это не заденет меня раньше, чем я покину это место.

Когда наша группа отправляется в яму, Алзона приносит мне то, что она называет моей «униформой». Я практически отказываюсь надевать её, несмотря на жесткий блеск в её глазах. Несколько мыслей останавливают меня. Одна из них заключается в том, что Брумы спокойно относятся к наготе, так что технически я тоже не должна беспокоиться из-за этого. Только Солати стыдилась бы обнажать так много кожи, поскольку мы обычно носим длинные мантии. К тому же кожаное одеяние выглядит так, будто оно прикроет большинство важных частей тела.

По дороге я натягиваю топ. Он спускается V-образно над моей грудью и заканчивается над пупком. Я убеждаюсь, что застегиваю шнурки очень туго. Мои брюки почти такие же, как у мужчин. Но кожа брюк сшита, а мои зашнурованы по бокам, и по всей длине ноги видна полоска кожи. Это кажется немного несправедливым. Их туники тоже кожаные, без рукавов, но они полностью закрывают тело. Я не понимаю, почему мой живот должен быть голым, а у них он прикрыт. Но, по крайней мере, чёрный материал эластичен и легко движется вместе с моим телом.

Мы идем другим путем, нежели вчера, забираясь всё дальше вглубь Кольца, пока я не бросаю попытки запомнить наш маршрут.

Наконец мы останавливаемся у неприметного здания. Если его можно так назвать. Кристал усмехается над моим сомневающимся выражением лица. Не может быть, чтобы все участники находились в этом помещении. И я думала, что там так же есть какие-то зрители. Мы заходим по одному? Или, может быть, мы останавливаемся для пополнения припасов?

— Просто подожди, — говорит Кристал.

Вьюга бросает на меня взгляд, бормочет себе под нос и смотрит на Алзону. Он всё ещё против моего участия в боях, хотя я уже несколько раз доказала свою пригодность. Я не совсем понимаю, в чём причина его гнева.

Алзона стучит пять раз, и дверь в ветхое строение с треском открывается. Она наклоняется, чтобы негромко поговорить с человеком по ту сторону.

Дверь распахивается.

— Опаздываете. Мы были вот так близки к тому, чтобы начать без вас.

Беззубый мужчина держит большой палец и то, что осталось от его указательного пальца, вместе, показывая, как близко мы были к тому, чтобы не успеть.

— Просто считай это предвкушением, — говорит Алзона, отмахиваясь от его жалоб.

Мы втискиваемся в тесное пространство, и ковыляющий мужчина, закрыв дверь, протискивается локтями сквозь наше сплетение мускул. Он прижимается ко мне, разглядывая глубокую складку посередине моей груди. Ужасная вонь достигает моих ноздрей, и я знаю, что на моём лице отражается отвращение.

Рука Вьюги сжимает плечо мерзкого человека.

— Продолжай идти, друг.

Его тон почти непринужденный. Мужчина одаривает мускулистого бойца нервной, липкой улыбкой и спешит дальше, к дальней стене. Почему Вьюга вдруг защищает меня?

Я наблюдаю за тем, что дальше делает скрюченный привратник, но он скрывает движение своих рук. Затем, со скрипом, часть тяжелой каменной стены сдвигается вперёд. Мужчина распахивает её, и в этот момент маленькую комнату наполняет отдаленное ликование.

— Быстрее внутрь, быстрее.

Мужчина волнуется, нетерпеливо машет нам рукой. Мы заходим. Вьюга не торопится. Молча, мы спускаемся по запятнанным и вонючим ступеням. С потолка капает вода, и пол становится скользким. Рёв толпы становится всё громче, и я напрягаю слух, чтобы расслышать, о чём они кричат. Я уже собираюсь спросить, когда мы доберемся, как лестница открывается, и я впервые вижу яму. Осколок подталкивает меня. Я смотрю на него, а он смотрит на мой рот. Я закрываю его с застенчивым видом.

Я стараюсь, чтобы мой рот не открылся снова, пока я смотрю вокруг. А ему очень хочется. Мы так долго спускались по лестнице, что я была уверена, что, так или иначе, мы окажемся внизу. На самом деле, я не совсем уверена, чего я ожидала, но не этого. Сейчас мы находимся на вершине огромной круглой арены. И по звуку, отражающемуся от освещенного факелами изогнутого интерьера, я понимаю, что она должно быть ещё глубже. Плотная толпа прислоняется к низкому барьеру, который проходит по периметру площадки, на которой мы находимся, не давая им упасть за край. Люди протискиваются вперёд, а те, кто уже стоит у ограждения, вытягивают шеи, чтобы заглянуть за край. Лавина отрывает трёх человек от барьера и бросает их на землю, чтобы мы могли получить обзор. Увидев его, мужчины разбегаются.

Я подхожу к краю, стараясь держать руки подальше от склизкой на вид опоры, к которой так стремятся прижаться окружающие меня Брумы. Я заглядываю за край и задыхаюсь. По эху я догадывалась, что пространство глубже, но не настолько.

Уровни идут за уровнями. Я насчитала шесть таких.

— Как это возможно, — говорю я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Как бы то ни было, отвечает Осколок:

— Когда-то здесь были природные пещеры. Остальное было сделано около пятидесяти лет назад.

На такую постройку должно быть, ушла целая жизнь. Я снова заглядываю за край. Внизу видна яма. Сверху она крошечная. Внутри двое мужчин. Каждый раздет до трусов. Один из них весь в крови. Я вижу их движения, но отсюда не могу сказать больше.

Я оглядываю площадку, на которой нахожусь, и моё любопытство сразу же рассеивается. Многие женщины обнажены. Они шлюхи или это нормально? Я не осмеливаюсь вглядываться в тени колонн. Я усвоила этот урок вчера. Мужчины здесь одеты так же, как тот ковыляющий человек, которого мы встретили у двери. У некоторых есть несколько зубов, большинство немыты и одеты в рваньё и лохмотья, и все они, похоже, держат в руках выпивку. Двое мужчин подходят ближе ко мне. Я оглядываюсь в поисках остальных и нахожу их на полпути к следующей секции. Лавина оглядывается через плечо и подзывает меня. Я тороплюсь, чтобы догнать его.

Мы движемся вниз. Я правильно посчитала. Здесь шесть уровней. Люди на пятой площадке, под тем местом, где мы только что стояли, заметно богаче тех, кто находится выше. Эта тенденция сохраняется. На втором уровне самые преуспевающие Брумы передают друг другу монетки со своих ярких мягких кресел. Двое мужчин недалеко от лестницы разбивают свои бокалы, проливая их содержимое на девушку, одетую в нарядную одежду. Они весело смеются, заслужив взгляд Льда, проходящего мимо.

Нижний уровень, это отдельная история. Я уже знаю, как он называется, потому что он фигурировал во многих историях Вьюги. Он называется «Клетки».

Клетки заполнены мужчинами, одетыми в кожу. Некоторые из них разминаются. Другие обматывают руки. Один мужчина лежит на полу в крови, а другой утирает ему лицо. Я понимаю, что это отдельные группы, между каждой из них небольшое расстояние. У каждой казармы должна быть своя территория. Алзона направляется к последней пустой скамейке. В целом, всё не так уж плохо.

— Я думал, эта шлюха наконец-то сдалась, — раздается громкий голос позади нас.


Возможно, я рано обрадовалась.

Это не первый раз, когда Алзона слышит подобное замечание, потому что её реакция мгновенна.

— А я-то думала, что у этого придурка появились новые оскорбления. Какая жалость.


Она поворачивается лицом к потрепанного вида мужчине, который наблюдает за нашей группой с насмешливым выражением на лице. Его глаза блестят от слов Алзоны, но он не реагирует. Его взгляд останавливается на мне, перемещаясь вниз по моему телу. Мой желудок сокращается, когда я замечаю его пристальный взгляд. Я бы ни за что не стала встречаться с этим человеком в тёмном переулке. Даже за новую вуаль.

— А кто же это у нас здесь? Спасла еще одну шлюху?

Он бросает взгляд на Кристал, которая краснеет в тот же цвет, что и клубничный оттенок её волос. Но это не всё. Она выглядит совершенно испуганной. Алзона делает шаг вперёд, но Кристал протягивает руку и хватает её за запястье.

Осколок не поднимает глаз со своего места, расшнуровывая свои ботинки.

— Она наш новый боец, Хейл, — говорит он.

— Ваш новый?..

Жестокий мужчина по имени Хейл, уставился на него, казалось, потеряв дар речи. Затем он запрокидывает голову и разражается смехом. Он поворачивается к своим товарищам.

— Ребята, сегодня вы будете драться с сучкой, — орет он.

Те, кто слышат его, обмениваются недоверчивыми взглядами, другие начинаю откровенно хохотать.

— Эта потаскуха пытается подшутить над всеми нами! — говорит он.

Группы вокруг нас начинают передавать слова по Клеткам. Смех распространяется по всему пространству. Я вижу, как некоторые бойцы Трюкача качают головами, но они не смеются. Моё лицо вспыхивает, и я высоко поднимаю голову, глядя прямо на худого человека. Я не обращаю внимания на насмешливые взгляды мужчин-бойцов, которые собираются вокруг, чтобы поглазеть на меня.

— Посмотрите на эти сиськи!

— Вот что я тебе скажу, дорогая, дай мне порезвиться, и я дам тебе выиграть!

— Посмотрите на это лицо, парни, потому что пройдёт совсем немного времени, и она лишится зубов!

Люди, находящиеся на уровнях выше, поворачивают головы, чтобы понять, почему все смеются.

Я хочу провалиться под пол и каким-то образом оказаться в замке, в своей постели, укрытая мехами.

Алзона делает шаг к худому мужчине:

— Что же, если она такая тщедушная девица, ты без проблем выставишь её против Крушителя.

Некоторые бойцы затихают. Большинство смеется ещё громче над её словами. Кристал громко сглатывает.

— Она серьёзно? — спрашивает один из мужчин, стоящих близко к Хейлу.

Хейл прищурившись смотрит на неё. Потом долгое время на меня. Мои глаза начинают гореть от слёз обиды. Его лицо расплывается.

Он ухмыляется и плюет на свою руку, протягивая её Алзоне. Не раздумывая, она плюет на свою руку и пожимает его. Это достаточно мерзко, чтобы шокировать меня.

— Договорились. Через три боя есть свободное место, — говорит он.


ГЛАВА 3


Я разминаюсь за нашей скамейкой. Лавина и Вьюга стоят по краям нашей зоны. Я понимаю, что они пытаются прикрыть меня от посторонних глаз. Неожиданность — сильное преимущество моего первого боя, поэтому я благодарна им за помощь. Я двигаюсь до тех пор, пока мои мышцы не начинают гореть, а затем начинаю растяжку. Гибкость имеет решающее значение. Моё унижение переросло в гнев. Это чувство мне знакомо. Чем больше я думаю об этом, тем больше вижу параллелей между комнатой пыток моей матери и ямой, в которую я собираюсь войти. Вместо неё и Кассия, наблюдающих за происходящим со смотрового балкона, здесь сотни людей. Меня по-прежнему окружают те, кто считает, что я потерплю неудачу. И вместо её Элиты, избивающей меня, здесь только один боец — по имени Крушитель. Я не хочу думать о том, как он получил это имя. Моё маленькое снежное имя, как назвал его один из людей Трюкача, уже не кажется таким крутым.

Я запрокидываю голову, пожимая плечами. Я отгораживаюсь от окружающего движения, сосредоточившись на своих мыслях. К сожалению, при этом я слышу шепот Осколка и Алзоны.

— Неужели тебе надо в первый же раз выставить её против Крушителя?

— Если она побьет его, они никогда больше не скажут и слова в её адрес, — шепчет она в ответ.

— Иногда я думаю, что Вьюга прав насчёт тебя.

Он обходит Лавину, и направляется ко мне. Я делаю выражение лица беспристрастным после подслушанного разговора.

— Ты справишься, малыш, — говорит он, приседая рядом со мной.

— Я не малыш. Мне почти девятнадцать, — отвечаю я.

Я не знаю, почему говорю ему это. Возможно, просто хочу, чтобы кто-то что-то узнал обо мне, прежде чем меня изобьют до полусмерти.

Осколок вертит в руках кинжал. Я гадаю, осознает ли он, что делает это.

— Да, верно. Крушитель. Ты, вероятно, обо всём догадалась по его имени.

Я киваю.

— Как большинство больших, сильных мужчин, он немного медлителен. В мозгах и в мускулах в данном случае, — Лавина ворчит, и Осколок бросает ухмылку в его сторону, прежде чем продолжить: — Не позволяй ему схватить себя, и ты будешь в порядке. Я дрался с ним, он открывается слева, когда наносит удары.

Я снова киваю, не доверяя себе настолько, чтобы говорить, потому что только что услышала колокол, сигнализирующий об окончании второго матча. Бессознательного, окровавленного мужчину утаскивают с ринга.

Последние бойцы перед моим слотом выходят на ринг. Я смотрю на скамью Хейла и вижу, что большинство сидящих на ней ухмыляются мне.

Осколок следит за моим взглядом к их скамейке.

— Не думай о них, они пытаются залезть в твою голову.

— Может быть, я могу заморозить их до смерти, — размышляю я.

Он натянуто улыбается. Я ценю его за то, что он делает усилие в ответ на мою ужасную шутку.

— Знаешь, почему я назвал тебя Мороз? — спрашивает он.

Я качаю головой, всё ещё бросая взгляды на группу Хейла.

Осколок засовывает кинжал обратно в ножны.

— Потому что мороз способен застать тебя врасплох.

Вьюга фыркает через плечо.

— Мороз, это единственное снежное имя, которое ты смог придумать.

Осколок заставляет его замолчать, сверкнув глазами, и снова поворачивается ко мне.

— Игнорируй толпу. Делай то, что ты делала все недели на тренировках. Ох, и не пытайся сбежать с ринга, иначе тебя лишат жизни.

Солис, никто не говорил мне об этом! Хотя, его разговоры помогают. Моё дыхание становится глубже, плечи расслабляются. Нервы немного успокаиваются.

— Спасибо, — говорю я.

Он хлопает меня по плечу и отходит.

Я продолжаю двигаться, чтобы не остывать. Это помогает отвлечься от панических мыслей. В результате получается что-то близкое к конструктивному напряжению, я надеюсь. Я вздрагиваю, когда мужчину на ринге душат до потери сознания. Звучит колокол, победитель направляется к скамье Хейла под громкие аплодисменты. Я пытаюсь унять дрожь в руках. Осколок и Вьюга прогоняют Алзону, когда она направляется ко мне. Я рада. Мои мысли сейчас в верном направлении, и мне не нужна её деловая херня.

Я подцепила новое словечко.

Снова звучит сигнальный колокол. Повторяя то, что делали другие, я иду к деревянной двери на другой стороне Клеток. Мужчины всех статусов и внешнего облика выкрикивают непристойные комментарии.

Трюкач подмигивает мне, когда я прохожу мимо, а красавец из его спортзала кричит:

— Давай, сделай их, Принцесса!

Я оборачиваюсь на него с широко распахнутыми глазами, в которых растёт совершенно другая паника. Но он уже отвернулся от меня. Я заставляю свои ноги идти вперёд. Это было случайное замечание. Он не может знать, кто я на самом деле. Сердце гулко бьётся в ушах, и я хватаюсь за свою былую решимость. Она возвращается, когда я достигаю входа в яму. Дверь открыта, и я вижу, что Крушитель уже на ринге. Он смеётся с толпой, указывает на меня и издевается, когда люди поворачиваются в мою сторону.

На ринг ведут пять больших ступеней. Я считаю каждую из них.

Раздаётся тяжёлый стук, деревянная дверь захлопывается за мной.

Я в яме.

На мгновение все перестают пить, драться и ласкаться, решив посмотреть на девочку на ринге. Бойцы наблюдают за реакцией толпы из Клеток. Я слышу шокированные вздохи. Смех волнами распространяется по ярусам надо мной, как это было в Клетках. Шум нарастает, пока не становится оглушительным. Мне это даже больше нравится. Это всё одна большая звуковая масса, которую легче заглушить, чем один голос. Если уж на то пошло, другому бойцу труднее сосредоточиться, чем мне. Он бегает вокруг ямы, подбадривает зрителей, кричит и поощряет их жестокий смех. Не думаю, что он особенно беспокоится обо мне.

Небольшая улыбка искривляет мои губы. Его ошибка.

Я наблюдаю, как он двигается. Ступает он тяжело. Осколок был прав. Он будет медлительным. Это будет похоже на схватку с Лавиной, но на этот раз я не буду колебаться.

Бьёт колокол.

Мужчина не удосуживается повернуться ко мне лицом. Я вижу толпу позади него, они смеются над его выходкой. Видимо, я не стою того, чтобы со мной драться. Его пренебрежительное поведение напоминает мне дядю Кассия. Весь оставшийся страх сгорает.

Я двигаюсь вперёд. Когда я приближаюсь на пару шагов, Крушитель поворачивается ко мне со скучающим выражением лица.

Я держу мышцы напряжёнными, не обманываюсь. Он захочет покончить с этим быстро, чтобы передать толпе послание.

Разумеется, он бьёт кулаком. Я уворачиваюсь и отступаю. Мне нужно отвести его от стены, чтобы не оказаться прижатой к ней. Он нахмуривает брови и следует за мной к центру. Вот он, тот самый недостаток мозгов, о котором говорил Осколок. Я улыбаюсь ему, дразня его. Он нападает. Я делаю финт влево, а затем разворачиваюсь вправо. Я следую за ним вплотную, как и в случае с Лавиной, и когда он поворачивается, я уже в нужном мне месте.

Я перекрещиваю левую ногу за правой, чтобы набрать силу, и наношу мощный удар. Он приходится ему под подбородок. Я отпрыгиваю в сторону на случай, если у него более твёрдая голова, чем я предполагала. Пошатываясь, он пятится назад и прислоняется к стене.

На этот раз я не жду, чтобы воспользоваться своим преимуществом. Я перемещаюсь к его слабой стороне. Он спотыкается, ища меня. Я позволяю ему увидеть меня, ожидая тычка слева. Он приходит, неконтролируемый и медленный, как и говорил Осколок.

Я уклоняюсь и бью его в горло, недостаточно, чтобы поставить его на колени, но достаточно, чтобы отвлечь.

Я бросаюсь к стене позади него.

Он медленно поворачивается, хватая ртом воздух. Время подходит идеально.

Я высоко подпрыгиваю и отталкиваюсь от стены обеими ногами. Крутясь в обратную сторону к нему, я широко разворачиваю левую ногу. Она попадает в его всё ещё поворачивающееся лицо. Крушитель делает полный круг и падает на пол лицом вниз. Я мягко приземляюсь на пальцы ног и отхожу на небольшое расстояние, кладя руки на бёдра.

Толпа хранит молчание. Никто больше не смеётся.

Мне приходится отдать должное Крушителю. Он пытается подняться. Возможно, ему помогает то, чего у него с избытком. Высокомерие.

Я обхожу его и позволяю ему встать на колени. Просто потому, что мне так легче. Как только он поднимает голову, я наношу удар. Он пытается свести руки вместе, но я с силой развожу их в стороны, чтобы он не смог поймать меня в ловушку, и бью головой по прямой в его нос. Повсюду брызжет кровь.

Я заправляю часть волос за ухо и отступаю. Он слегка покачивается, но не падает. Серьёзно? Это один из немногих случаев, когда мне хотелось бы быть сильнее. Я наношу ещё один удар ногой по его голове.

На этот раз он остаётся лежать.

Царит долгая, тягучая тишина. Даже колокол звучит не сразу.

Распахивается дверь.

Когда я достигаю двери, толпа приходит в себя от шока. Арена взрывается. Я мало что понимаю, но достаточное количество Брум скандирует одно слово, и я могу его услышать.

— Мороз! Мороз! Мороз!

Моё имя гремит по всему подземному пространству. Можно сказать, что реакция, когда я покидаю ринг, отличается от той, когда я на него входила.

Двое мужчин протискиваются мимо, чтобы оттащить Крушителя, и смотрят на меня так, будто у меня выросли две головы. Я игнорирую их. Некоторые в Клетках в шоке смотрят на меня. Другие отводят взгляд. Встречаются открытые рты, но нет насмешек.

— Показала им, милая, — кричит Трюкач, гогоча от радости.

Я ухмыляюсь ему.

Алзона и Кристал дико радуются, когда я дохожу до своей скамейки. Ещё одна ухмылка расползается по моему лицу. Осколок и Вьюга быстро улыбаются мне, каждый из них сосредоточен на своей разминке. Я забыла, что им всё только предстоит. Я была чересчур сосредоточена на своём собственном бое. Лавина удивляет меня, крепко обнимая меня, но тут же опускает обратно. Я в удивлении смотрю на его изрезанное лицо и дарю ему неуверенную улыбку, на которую он не отвечает.

— Ты сделала это!

Подходит Алзона. Я рада, что мой успех помог ей поставить на место Хейла после его унизительных комментариев.

Я пожимаю плечами.

— Ты бы не отправила меня на бой, если бы я не могла этого сделать, правда?

Я уже знаю ответ.

Она не моргнула и глазом:

— Конечно, не отправила бы.

Лавина издает недоверчивый звук. Даже Кристал закатывает глаза. Я бросаю на Алзону язвительный взгляд и поворачиваюсь посмотреть на следующий бой, замечая при этом угрожающие взгляды из казармы Хейла. Я отключаюсь от них. Если я могу игнорировать взгляды ассамблеи и придворных дворца, то могу игнорировать и злобные взгляды горстки мужчин.

Вьюга и Лёд побеждают своих оппонентов. Осколок и Шквал — нет.

Мы возвращаемся в казарму. Уже вечер, но света достаточно, чтобы видеть, куда мы идём. Улицы снова заполнены людьми. Мне это нравится больше, чем когда улицы пусты. Дороги кажутся более опасными, когда вокруг никого нет. Алзона болтает всю обратную дорогу, пребывая в восторге от победы в трёх боях. Я так понимаю, это не совсем обычное дело. Осколок плетётся следом. Оба его глаза опухли. Я осторожно оттаскиваю его на середину тропы, пока он не врезался в повозку.

— Может мне не следовало ставить тебя против Убийцы, но мы нам так фартило, — продолжает болтать Алзона.

Я никогда не видела её такой разговорчивой.

— Может? — взрывается Вьюга. — Убийца — лучший боец на соревнованиях. Что, по-твоему, должно было случиться?

Осколок хмурится, глядя на Вьюгу. По крайне мере, я думаю, что он хмурится. Вьюга не замечает.

— Это была глупая ставка. Ты проиграла деньги, потому что стала слишком самоуверенной. Снова.

Подключается Лёд:

— Ага, а Хейл велел Убийце устроить разнос нашей казарме, потому что Мороз надрала задницу Крушителю.

Какое-то мгновение она смотрит на них, но она слишком довольна общим результатом, чтобы, как обычно, огрызаться. Я рада, что кто-то доволен. Я устала. Бой был захватывающим. Это был порыв, шок, перегрузка моих чувств. Это было выживание. Это было видение своей жизни как крошечного пятнышка на ладони гиганта. От всего этого женщина может устать. Я не знаю, как другие так живут. От недели к неделе. Одно дело — сразиться несколько раз, совсем другое — заниматься этим всю жизнь. И у меня такое чувство, что остальные уже давно в этой игре, не имея никакого представления, удастся ли им победить на ринге каждый раз, когда они спускаются по этим пяти ступенькам.

Я… рада увидеть казармы. Никогда бы не подумала, что скажу это. Всё, чего я хочу, это смыть толстый слой пота со своего тела. Даже то, что придётся использовать крошечную ванну в умывальной комнате, не отбивает у меня желание. И в кровать! Звучит идеально. Я начинаю идти по коридору, но останавливаюсь, когда в дверной проём столовой просовывается рука.

— Куда это ты собралась, девчушка?

Я смотрю на угловатое лицо Льда, а затем через плечо на остальных мужчин, которые всё так же серьёзны. Алзона и Кристал не обращают на них внимания, усаживаясь на места вокруг стола.

— В свою комнату? — уточняю я со щемящим чувством в животе.

Лёд щёлкает языком и встаёт на моём пути.

— Думаешь, раз ты надрала сегодня на ринге кому-то задницу, ты стала частью команды?

Я пожимаю плечами. Эта мысль не приходила мне в голову. Ну, может самую малость.

— Дай мне кое-что сказать тебе, девчушка. Ты никогда не будешь одной из нас, — говорит он, наблюдая за моей реакцией.

Я хмуро смотрю на него, не обращая внимания на болезненный укол.

— То есть, — он делает паузу и долго, надменно смотрит на меня. — Пока не выпьешь с нами! — кричит он и разражается смехом.

Мужчины позади меня вторят ему.

— Ты бы видела своё лицо, — хохочет он. Он поворачивается, разводя руки в драматическом жесте. — Серьёзно, я чуть не подумал, что ты собираешься убить меня.

— Ты такой козёл, Лёд, — кричит Алзона, не поднимая глаза от бумаг, лежащих перед ней.

Похоже, она ведёт подсчеты.

Лёд тащит меня к столу, и мужчины окружают меня. Осколок тянется под стол, за которым Кристал готовит нам еду, и достаёт несколько бутылок. Я сглатываю нарастающее беспокойство. Я догадываюсь, что это такое.

Вьюга берёт одну бутылку и зубами отрывает пробку.

— Когда мы думали, что тебе двенадцать, такое не приходило нам в головы. Но Осколок сообщил нам, что тебе уже девятнадцать, — бормочет он с некоторым трудом из-за пробки во рту.

Я поднимаю бровь, глядя на Осколка, а он лишь пожимает плечами и усмехается.

— Тебе девятнадцать? — перебивает Кристал.

Я киваю.

— Кыш, девчушка. Только для бойцов, — говорит Лёд.

Только от людей из Внешних Колец я слышала слово «девчушка». Лёд, должно быть, из здешних мест. Судя по речи Вьюги и Осколка, я полагаю, они более образованы. Если Гласиум похож на Осолис, то бедняки и тут не получат школьного образования.

Кристал закатывает глаза и уходит.

— Я не понимаю, как тебе может быть девятнадцать, — продолжает Вьюга. — Но это не важно. А вот что важно, так это посвящение в нашу…

— Снежную стаю? — предлагает Шквал.

— Нет, это глупо, — говорит Вьюга.

— Что по поводу ледяной команды? — спрашивает Лёд.

Осколок прочищает горло.

— Думаю, мы отклоняемся от темы. Как насчёт того, чтобы остаться просто стаей?


Его слова встречают одобрительное бормотание.

Я чувствую, как моё сердце начинает биться. Сейчас я больше напугана, чем когда входила сегодня в яму. Я смотрю через стол на Шквала в поисках подсказки, его лицо обычно самое выразительное. Он краснеет и отводит взгляд. Он начал так вести себя последние несколько дней.

Осколок наполняет шесть маленьких бокалов. Каждый берёт по одному, и с немалой долей ужаса, я делаю то же самое. Мужчины поднимают напитки. Я знаю, что это! Это тост. Аднан, один из делегатов, невнятно произнёс один из них на моём запоздалом дне рождения.

В этот раз никаких речей.

— Сиськи и задница! — кричит Лёд.

Пока я в замешательстве наблюдаю, они поворачиваются друг к другу и дважды чокаются бокалами. Я поворачиваюсь к Вьюге, который смеётся надо мной.

— Ты чокаешься бокалом сверху, а затем снизу. Сиськи и задница. Понимаешь? — объясняет он, пока остальные гримасничают от вкуса напитка.

Какие мерзкие слова. Однако я зашла слишком далеко. Я чокаюсь с Вьюгой, послушно пробормотав «сиськи и задница» к всеобщему веселью, и проглатываю жидкость.

Глаза слезятся, горло обжигает жидкость. Этот алкоголь в десять раз хуже того, что я пила в замке. Я несколько раз кашляю и ударяю себя в грудь, поднимая пустой бокал. Комната ликует. Может быть, теперь я могу идти. Я пытаюсь встать. Лавины рукой толкает меня обратно.

Я в ужасе смотрю, как Шквал снова наполняет бокалы.

Осколок наклоняется ко мне. Я понимаю, что его глаза сверкают — даже несмотря на припухлость. Он не маскирует свой взгляд в кои-то веки, и в его глазах горит интеллект. На самом деле, для человека, которого я поначалу не воспринимала всерьёз, он оказался самым опасным здесь.

— Хотела бы вернуться в яму? — спрашивает он.


ГЛАВА 4


Я открываю глаза, и комната кружится вокруг меня. Плохо. Я чувствую себя плохо. Что было прошлой ночью? Я провожу рукой по лицу и сажусь, сжимая голову, чтобы она не взорвалась.

Так много выпивки. Слишком много. Был второй бокал, а потом ещё несколько. Алкоголь стал терпимым на вкус. Мой желудок сжимается, стоит мне вспомнить его запах. Как я добралась до своей комнаты? Почему воспоминания отсутствуют? Это не может быть нормой. Я издаю стон и опускаюсь обратно на кровать. Вени, что если я сболтнула что-то? Или выдала, что я Солати? После ещё нескольких круговоротов комнаты я решаю, что меня бы уже бросили дозорным, если бы остальные знали мой секрет. Как прошлая ночь настолько вышла из-под контроля? Не то, чтобы у меня был большой выбор, и должна признать, что получить признание в качестве бойца — приятно. Тем не менее, я могла бы отказаться.

Мои друзья из ассамблеи называют это похмельем. Что бы это ни было, оно того не стоит.

Я никогда больше не буду пить.

Я вхожу в столовую и застаю Кристал и Алзону за столом. Они обе прижались друг к другу головами. Они поднимают глаза и хихикают над моим внешним видом. Я протягиваю руку и понимаю, что моя прическа — это катастрофа.

— Первая ложишься и первая просыпаешься, — поёт Алзона.

— Итак, — говорю я, вдыхая нарастающую тошноту, — что случилось прошлой ночью?

Я тянусь и заплетаю волосы через одно плечо.

— Что случилось? — смеётся Кристал. — Я надеюсь, что больше никогда в жизни не услышу, как ты поёшь. На твоём месте я бы выпила немного воды.

Я издаю стон и кладу голову на стол. Так проще, чем держать её. Возможно, я даже усну здесь. Я слышу приближающиеся шаги. Проснулись остальные.

— Надеюсь, ты не уснула, — говорит Алзона. — Тебя всё ещё ожидает тренировка.

— Что? — я слышу, как задаёт вопрос Шквал. — Почему?

— Потому что вы халтурите, и это надо исправлять. У вас один выходной в неделю. И всё. И у вас он был два дня назад. Напивайтесь перед выходным, если не можете справиться с похмельем, — огрызается она.

— У меня была только половина дня.

Я поднимаю голову и бросаю на неё обвиняющий взгляд.

Алзона смотрит на меня и пожимает плечами.

— Надо было лучше торговаться.

— Ты говорила мне, что так у всех бойцов.

Она игнорирует меня и поворачивается к мужчинам, которые набивают рты мясом и хлебом. Я подёргиваю плечами, как они могли есть?

Алзона прогоняет их в зал.

— Вперёд. Вы и так уже припозднились.

Она возвращает взгляд ко мне и улыбается. Одной из тех улыбок, которые мне не нравятся.

— Ты тоже.

— На этой неделе у меня не было половины выходного, потому что я сопровождала тебя к Трюкачу.

Это серьёзное преувеличение того, что произошло, но я чувствую себя так плохо, что мне всё равно.

— Вчера я хорошо дралась, и я бы хотела получить половину завтрашнего дня.

Она щурит глаза, а затем удивляет меня тем, что кивает — после подталкивания Кристал. Эта маленькая победа даёт мне колоссальную силу, необходимую для того, чтобы встать и войти в спортзал.

Я начинаю худший день в моей жизни. Я делаю то, что постоянно не одобряю — я работаю недостаточно усердно, чтобы вспотеть. Единственная хорошая сторона происходящего — мужчины тоже с похмелья и не могут собраться с силами, чтобы поддразнить меня по поводу вчерашнего вечера. Зато у них достаточно энергии, чтобы подражать моему пению. Каждый раз, когда они это делают, я повторяю свою клятву никогда больше не пить. Единственное, что меня успокаивает, это напоминание о том, что завтра я займусь поисками стрелы.

Я просыпаюсь следующим утром, с облегчением обнаружив, что похмелье прошло.

— Куда ты сегодня собираешься? — спрашивает за завтраком Осколок.

Я пожимаю плечами.

— Осмотрю окрестности.

Мои слова честны, а не пустая отговорка. Я понятия не имею, куда пойду.

— Я тоже взял сегодня половину выходного. Тебе нужна компания на прогулке, чтобы не заблудиться? Мы можем встретиться и позже.

Он, должно быть, родом из Среднего или Внутреннего Кольца, он слишком хорошо говорит.

Я не могу скрыть облегчения на моём лице.

— Это было бы здорово. Спасибо.

Осколок провожает меня в город и указывает на… здание?

— Я буду в «Слизи». Найди меня, если у тебя возникнут проблемы.

Часть крыши обвалилась, и кто-то нацарапал на полусгнившем дереве над дверью слова «Слизь Ронаха». Я морщу нос. Зачем Осколку идти туда? Конечно, любое место, в описании которого есть слово «слизь», следует обходить стороной. Он смеётся над моим выражением лица и начинает проталкиваться сквозь толпу.

Второй раз я оказываюсь одна во Внутренних Кольцах.

Я не могу не вспомнить, что произошло в первый раз. Сейчас хотя бы день и у меня есть некоторое представление о том, как добраться до казарм. Пока я брожу, меня преследует шепот. «Слизь Ронаха» начинает казаться привлекательным местом, но потом я вижу, что люди отходят в сторону, обходя меня стороной. Почему они это делают? Я выпрямляюсь, когда понимаю. Они слышали о моей драке в яме.

У меня появилась репутация. Так лучше, чем беспокоиться о заговорах с целью убить или продать меня, и я приму всё, что облегчит прохождение через толпу.

Каким-то образом я добираюсь до прохода, где в окнах танцуют обнаженные женщины. Пять разных путей сходятся в одной точке. Это самое подходящее место, чтобы задавать вопросы.

— Извините, — говорю я старой даме с огромным горбом на спине.

Старые дамы милые.

— Отвали от меня, — рычит она.

Я отшатываюсь от её прогорклого дыхания. Солис, что с ней не так?

Я попробовала обратиться к следующему человеку, который посмотрел в мою сторону, к молодому человеку.

— Можешь подсказать мне…

— Не интересно, дорогая. Только что покувыркался.

Он грубо толкает меня и, шатаясь, проходит мимо. Через несколько секунд я закрываю рот, потирая грудь в том месте, где он ударил меня локтем.

То же самое происходит на протяжении нескольких последующих часов. Очевидно, моя репутация недостаточно хороша, чтобы Брумы выслушали мои вопросы, не говоря уже о том, чтобы ответить на них. Эти люди ужасны. И я не хочу никому угрожать, требуя ответов. Я не знаю, кто эти люди и какие у них могут быть связи. Мне вряд ли повезёт, если я случайно начну угрожать главарю какой-нибудь банды.

Я сажусь на выцветшую ступеньку и стараюсь не думать о том, что может попасть на мои брюки. Я смотрю, как шлюхи машут руками и танцуют в высоком здании напротив меня. Большинство из них, кажется, просто выполняют движения, как марионетки, их глаза пусты. Меня пронизывает жалость, когда я наблюдаю за их унылой рутиной. Что за жизнь. Но есть и те, кто, похоже, получает истинное удовольствие от того, что делает. Одна красивая женщина танцует в верхнем треугольном окне. Она привлекает желанные взгляды почти всех мужчин, проходящих мимо, и ревнивые взгляды почти всех женщин. Она периодически исчезает, вероятно, чтобы заняться тем, о чём мне лучше не думать.

Осознавая, что моя жизнь могла быть намного хуже, я проталкиваюсь обратно к «Слизи».

Я рывком открываю сломанную дверь. Она ударяет о стену и отскакивает назад. Лысый гигант смотрит на меня с места, где он разливает алкоголь. Я заглядываю в пыльный хаос. Волоски на шее шевелятся, когда я чувствую на себе взгляды людей, скрывающихся в тени здания. Я замечаю темно-русую голову Осколка и спешу к его столику.

— Осмотрелась? — спрашивает он, как только я сажусь напротив него.

Я киваю. Мне приятно чувствовать, что между нами завязывается дружба. Сомневаюсь, что здесь у меня будет много друзей. Возможно, он видит, что моё утро прошло не так, как планировалось, потому что он бросает на меня забавляющийся взгляд и делает ещё один глоток. Не знаю, как он может пить после вчерашнего.

Я колеблюсь и решаю поделиться с ним частью того, чем я занималась.

— Люди… сегодня не в настроении отвечать на вопросы.

Осколок улыбается, взбалтывая свой напиток.

— Знаешь, что самое лучшее во Внешних Кольцах?

Я качаю головой, а он опрокидывает напиток и ставит простой на вид кубок на стол.

— Люди обычно в настроении «стать побогаче».

Я следую за ним в комплекс. Я прошла этот путь уже несколько раз. Я уверена, что смогу самостоятельно вернуться обратно от двора шлюх. Намёк Осколка был чётким и ясным. Я думаю обо всех монетах, которые я украла у тех бандитов. В следующий раз я возьму с собой деньги. К тому времени, как мы возвращаемся, я улыбаюсь, решимость возросла.

Я втягиваюсь в непростую рутину. Непростую, потому что я ничего не добилась своими вопросами. Осколок был прав насчёт использования монет. Это заставляет людей слушать, но создаётся впечатление, что есть какой-то кодекс, запрещающий отвечать. А может, они чуют, когда кто-то не местный. Я точно чувствую, когда они местные. Мне начинает надоедать, что все считают, что я здесь «для того, чтобы покувыркаться», как они красноречиво выражаются. По моим расчётам, у меня осталось примерно полдня, пока мой моральный облик не рухнет, и я не начну использовать кулаки, дабы добиться результатов. Я не в Осолисе и не в замке. Во Внешних Кольцах совершенно другие правила, и я собираюсь начать играть по ним.

Ещё есть вуаль, хотя я не очень беспокоюсь по этому поводу. В деревнях Осолиса есть магазины тканей. Но в моём распоряжении была королевская швея, которая шила все мои одеяния. Я уверена, что она всегда ненавидела меня из-за тусклых цветов, которые я носила, желая слиться с толпой. Здесь я не видела ничего, что могло бы мне помочь. Ни ткани, ни магазинов одежды. Ничего. Может быть, мне придётся поискать в Средних Кольцах. Материал должен был быть подходящим: достаточно плотным, чтобы скрыть мои черты, но достаточно тонким, чтобы позволить мне видеть при дневном свете. Малир однажды принёс мне меховое пальто из лавки, так что я знала об их существовании.

Осколок прервал мои мысли.

— В прошлый раз Гнев прижал тебя, и я знаю, что, в конечном счёте, ты выкрутилась, но есть более простой способ.

Он ворчит, проходя через серию защиты, которую я только что показала ему. Последний бой против одного из людей Трюкача, Гнева, был самым трудным из всех, что у меня были. Он не был противным и ехидным, как другие бойцы, с которыми я обычно сталкивалась. После боя он подошёл пожать мне руку, развеселив скамейку Хейла. Я довольно сильно наслаждалась этим раундом.

— Ты собираешься поделиться своей мудростью или это секрет? — спрашиваю я, поднимая гирю над головой.

Тренировки становятся всё более интенсивными, по мере того как продолжается наш успех. Алзона видит монеты и полна решимости заполучить их. Полагаю, подъём боевого духа заставил всех автоматически работать немного усерднее. Кроме Льда, который до сих пор не даже не пропотел. Как ему удалось так долго протянуть в яме, я не знаю.

Осколок усмехается.

— Полагаю, я покажу тебе. Я жалею тебя, потому что в прошлый раз тебя было так легко побить.

— Неважно. Ты едва победил, — говорю я.

Он прерывает свою серию и пожимает плечами.

— Тебя подводит только одно, — говорит он и машет рукой Вьюге и Шквалу, подзывая их.

— Что? Что это?

Сомневаюсь, что это что-то очевидное. После первого боя я входила в яму ещё пять раз в разных Секторах, побеждая в каждом матче — хотя с исчезновением эффекта неожиданности это было уже не так легко, как в бое с Крушителем.

Осколок поглаживает нос, который длиннее среднестатистического. Он смотрит на меня, и его глаза блестят. Мне кажется, что выражение его глаз слишком старо для его возраста. Я предположила, что ему около двадцати. Очевидно, эти двадцать с лишним лет не были лёгкими.

— Не могу тебе этого сказать. Тогда ты сможешь победить.

Осколок показывает мне, как избежать захвата. Вначале я тренируюсь на Вьюге. Затем Осколок просит Шквала схватить меня, чтобы я могла попробовать приём на другом строении тела. Я смотрю на Шквала, который упёрся предплечьем мне в грудь. Джован прижимал меня так дважды. Первый раз, чтобы сорвать с меня вуаль, а второй — когда слишком остро отреагировал на моё решение освоить собачьи упряжки.

Щеки Шквала раскраснелись, и, хотя мы находимся на расстоянии всего пары пальцев друг от друга, он почему-то избегает моего взгляда. Он всегда нерешителен рядом со мной, хотя я видела, что он совершенно нормально ведёт себя с мужчинами и другими женщинами. Может, он просто стесняется?

Как только я вырываюсь из захвата, он отпрыгивает в сторону и возвращается в секцию с тяжёлыми гирями. Вьюга смеётся в его удаляющуюся спину.

— Что это с ним? — спрашиваю я.

Осколок и Вьюга обмениваются взглядами и усмехаются. Они отворачиваются, игнорируя мой вопрос, но я помню замечание Осколка.

— Подожди-ка, ты не сказал, что я делаю не так, — кричу я.

Через неделю в Шестом Секторе проходит бой. Пока мы направляемся туда, я внимательно слежу за дорожками и случайными ориентирами. Когда мы выходим из плотной массы низко нависающих крыш, я с удивлением замечаю, как близко мы находимся к Оскале. Я никогда не осознавала своего местоположения. Брума называют это место Великий подъём. Плавучие скалистые острова — единственное средство сообщения и связи между двумя нашими мирами.

Наши шаги хрустят и скользят по снегу, слежавшемуся в тени высоких коричневых и зелёных деревьев. Мы выходим на извилистые дорожки Шестого Сектора. Пешее путешествие удваивало время пути из одного района в другой. Гораздо быстрее было передвигаться по большим улицам между Секторами или на санях с упряжкой, но Осколок говорит, что мы путешествуем так, чтобы не привлекать внимание Дозорных. Я впечатлена тактикой Внешних Колец. Строго говоря, здешние люди имеют наименьшее влияние в Гласиуме, но у них есть численность. Если они хотят чего-то достаточно сильно, у них есть сила, чтобы взять это. Оказывается, ямы расцениваются как достаточно веская причина.

Как и мой мир, Гласиум разделён на шесть Секторов. Если в Осолисе невообразимо жарко и постоянно существует опасность пожаров, то в Гласиуме всё наоборот — смертельно холодно. Оба наших мира зависят друг от друга в плане пригодного для жизни климата — ирония судьбы, учитывая нашу взаимную ненависть. В точке, где миры расположены ближе всего друг к другу, в Первых Секторах, самый мягкий климат. Четвёртый — самый удалённый от другого мира — непригоден для жизни. Всё было бы не так плохо, если бы Четвёртого Сектора в каждом из миров можно было бы избежать. Но две планеты вращаются, а значит, каждая часть каждого мира перемещается через Четвёртый Сектор. Невозможно оставаться на одном месте в течение всех трёх лет, необходимых для завершения перемены. Поэтому Солати и Брумы мигрируют каждые полтора года, чтобы избежать огня и дыма или леденящего мороза. Из этого следует необходимость иметь два замка в Гласиуме и два дворца в Осолисе. И поэтому, как и у всех остальных, у Алзоны есть две казармы. Одна — запасная, чтобы использовать её, когда первая попадала в Четвёртый Сектор. В Шестом Секторе у неё нет своего комплекса, поэтому мы останавливаемся с группой Трюкача. У Трюкача по комплексу в каждом Секторе. Мы останавливались у него и во Втором Секторе. За те шесть недель, что я здесь, его бойцы справились почти так же хорошо, как группа Хейла. Я не знаю, почему он взял Алзону под своё крыло, если её казармы сильно уступают его собственным. Он кажется искренне милым, и, возможно, это достаточная причина.

К тому времени, когда мы, наконец, добрались до места назначения, наступает темнота. Наша группа сидит за одним столом в дальнем углу шикарной столовой Трюкача. За остальными четырьмя столами сидят его бойцы. Если закрыть глаза, никогда не узнаешь, чем эти люди зарабатывают на жизнь. Между двумя группами раздаётся смех и шутки. Это комната полна счастливых людей. Конечно, иллюзия рассеивается сразу же, как открываешь глаза и видишь натянутые мышцы, шрамы и выбитые зубы.

Непрерывный шум вокруг нашего стола затихает, когда Алзона достает из своего мешка ремешковый кусок кожи и протягивает его. Все за нашим столом смотрят на него. Судя по тишине позади нас, я полагаю, что кто-то за другими столами делает то же самое.

— Что это? Бандаж? — спрашиваю я, думая о собачьих упряжках.

Алзона смеётся и бросает его в меня. Я ловлю его, запрокидывая голову, чтобы избежать развевающихся ремешков.

— Нет, это тебе.

Она склоняется над едой, видимо, закрывая тему.

Я смотрю на него, отрывая кусочки.

— Для чего это? Это оружие?

Я надавливаю. Шквал давится едой. Лавина бьёт его по спине, опрокидывая в тарелку.

Алзона не поднимает глаза.

— Полагаю, можно взглянуть на это и под таким углом. Но это для одежды.

Мои глаза расширяются.

— Для одежды?

Я держу ремни поднятыми, но не могу понять, как они могут образовать что-то пригодное для ношения.

— Где остальная часть? Или оно переходит во что-то другое? — говорю я.

Я смотрю на стол Трюкача. Они определенно слушают.

— Ох, погоди.

Она поднимает палец. Я с облегчением вздыхаю, это не всё.

— Используй это в качестве боковой шнуровки.

У меня открывается рот, когда она протягивает мне два тонких отрезка кожи и снова склоняет голову над своими бумагами.

Я качаю головой.

— Я не надену это.

Я бросаю ремни на стол.

Алзона поднимает голову и впивается в меня через стол тяжёлым взглядом, и мне требуется секунда, чтобы вспомнить, почему я с ней не спорю.

— Это поможет тебе победить, — выплёвывает она. — И это не обсуждается.

Я снова поднимаю кусок кожи и встряхиваю ею.

— Это не одежда! Я могу с тем же успехом ничего не надевать!

Я готова на многое, чтобы вписаться в общество. Но это переходит все границы.

— Если ты наденешь это, я буду драться с тобой первым, — кричит красивый мужчина по имени Грех.

Я игнорирую его, вступив в войну характеров с Алзоной.

— Слушай, маленькая сучка. Ты знаешь, каков уговор. Ты делаешь, что я скажу, когда я скажу, или ты вылетаешь на своей хорошенькой маленькой заднице. Или, что более вероятно, на спине, потому что это единственное будущее для тебя за пределами моих казарм, — говорит Алзона, её голос повышается.

Обычно, я понимаю её мотивацию. Она женщина в мире, где доминируют мужчины, и в самой опасной сфере, которую я знаю. Но сейчас? Её слова приводят меня в ярость.

Я сохраняю спокойное выражение лица, подражая Королю Джовану.

— Именно в это ты меня превратишь, заставив надеть это.

Я удерживаю её взгляд. Я знаю себе цену. Она не может позволить себе потерять меня.

Она фыркает.

— Ты ещё и половины не видела, девчушка, — она говорит жёстким голосом, добавляя фразочки Льда. — Надевай это или выметайся.

Я встаю и кладу «одеяние» на стол. Жаль, что до этого дошло. Я, правда, не знаю, куда мне идти. По крайней мере, у меня теперь есть немного уличной сноровки.

— Мне жаль, что ты потратила свои монеты на это, Алзона. Я также хотела бы поблагодарить тебя за то, что ты приняла меня, хотя, как ты однажды сказала, ты сделала это не по доброте душевной, — я оглядываюсь на остальных. — Было очень приятно познакомиться и драться со всеми вами.

— Куда ты отправишься? — спрашивает Осколок, нахмурив брови.

Я подмигиваю ему.

— Тебе лучше не знать. Ты всё равно не сможешь последовать туда за мной.

Осколок вскидывает брови. Вероятно, он понимает, что это означает «я не знаю». Лавина кладёт тяжёлую руку на моё плечо. Я оборачиваюсь и обнимаю его. Я киваю Вьюге, стукаю Льда в плечо и внутренне улыбаюсь, быстро целуя Шквала в щеку. Его лицо вспыхивает румянцем. Наконец-то я поняла, в чём его проблема.

— А я получу один? — я слышу крик Греха.

Я поднимаю свой мешок, разворачиваюсь и шагаю к выходу.

— Она, блять, серьёзно? — слышу я позади себя.

— Ага, ты крупно облажалась, Алзона. Ты только что потеряла своего лучшего бойца, — говорит Осколок.

— Нет, не потеряла. Ты — мой лучший боец.

— Может быть, ещё неделю. Скоро она меня обгонит.

— Почему бы ей, чёрт возьми, просто не надеть это?

— Не имеет значения, не так ли? Она ушла, — говорит он.

И я почти ушла. Я даже дохожу до наружных ворот.

— Постой! — раздаётся голос позади меня.

Я поворачиваюсь, скрестив руки от холода Шестого Сектора. Сильный ветер подхватывает мою косу и развевает её. Мне повезло, что мы находимся только на краю этого Сектора, иначе я не смогла бы уйти ночью. Я выжила в ямах, только чтобы умереть от холода.

— Что? — я делаю свой голос злее, чем есть на самом деле.

Я уже знаю, что победила. Я не хвастаюсь этим. Наверное, ей и так тяжело бегать за мной. Она не хочет терпеть моё поведение в дополнение к нашей ссоре.

— Тебе не обязательно надевать эту чёртову одежду. Но ты совершаешь ошибку. Если привлечь толпу на свою сторону, можно выиграть любой бой. Люди болеют за Убийцу, потому что ненавидят его. Они болеют за Осколка, потому что он благороден. И они любят Греха, потому что вожделеют его. Ты должна использовать свою сексуальную привлекательность.

— Ты больше не будешь пытаться меня заставить надеть это?

Я игнорирую её дальнейшие попытки убедить меня.

Я вижу, как она сжимает челюсти, и её ответ раздражает.

— Нет. Но не думай, что ты можешь просто творить то, что тебе хочется. Больше ничего не обсуждается. Выкинешь ещё какую-нибудь хрень, клянусь, я брошу тебя в ближайшем борделе.

— Я тоже тебя люблю, Алзона, — говорю я и прохожу мимо неё.


ГЛАВА 5


Я жду, когда узнаю, с кем мне придётся столкнуться сегодня.

Теперь рёв толпы звучит знакомо. Я отодвигаю шум на задворки сознания и рассеянно оглядываюсь по сторонам. Мой взгляд падает на Греха, он разговаривает с мужчиной, стоящим рядом. Он ловит мой взгляд и подмигивает, напрягая мускулы.

Я закатываю глаза. Разумеется, я не льщу себе, думая, что единственная, кто пользуется его вниманием, но втайне я нахожу его выходки забавными. Пока мы находились в казармах Трюкача, из его комнаты вышло не менее пяти женщин. Само по себе это не было необычным. У мужчин в наших казармах постоянно была женская компания. Но мы находимся в Шестом Секторе всего три дня. Интересно, он уже перепробовал всех женщин на Гласиуме?

Я больше не нахожу напряжение в Клетках угрожающим, хотя мне никогда не будет комфортно рядом с Хейлом и его мужчинами. Я глазами ищу длинное чёрное меховое пальто, которое он постоянно носит. Мерзкий мужчина стоит передо мной, разговаривая с человеком, который кажется отдалённо знакомым. Я не могу понять, откуда я его могу знать. Я изучаю жирные чёрные волосы человека. Сердце выпрыгивает из груди, когда мужчина поворачивается, и на меня обрушивается узнавание.

Блейн.

Я уже почти встаю, когда вспоминаю, что он не может узнать меня. Он видел меня только в вуали. Я и забыла, что он на год был изгнан в Шестой Сектор. Что он здесь делает? Я хмурюсь. Должен ли член ассамблеи вступать в разговор с таким человеком, как Хейл? Джован не может быть осведомлён об этих отношениях, хотя я не знаю, какова роль Блейна в замке. Я никогда не интересовалась этим. Двое мужчин выглядят так, будто они друзья. Они ухмыляются. Непринуждённо общаются друг с другом.

Я слишком долго таращусь на них. Убийца заметил это, и его лицо исказилось в гримасе. Я заставляю свои напряжённые плечи расслабиться и отворачиваюсь в другую сторону, и вижу Алзону, которая возвращается с другой стороны вместе с Кристал. Она поднимает глаза и замирает. Я никогда не видела, чтобы кто-то так быстро бледнел. Она бросается назад, таща за собой Кристалл.

Я в замешательстве поворачиваю голову, решая посмотреть, что её напугало. Всё кажется нормальным. Затем мой взгляд останавливается на Блейне. Она знает его. Алзона боится его! Я двигаюсь вдоль изогнутой стены ямы туда, где она судорожно что-то шепчет Кристал. Когда я приближаюсь, её взгляд перескакивает на меня и потом поверх моего плеча. Её лицо снова бледнеет. Она бросается за скамейку Трюкача.

За моей спиной раздаётся насмешливый голос:

— Где же тогда эта женщина Алзона?

Я поворачиваюсь, Блейн останавливается прямо передо мной, задрав свой маслянистый нос. Хейла с ним больше нет. Я проверяю окружающую территорию. Меня окружают люди Трюкача.

Я выпячиваю левое бедро, скрещивая руки.

— Это я. Кто спрашивает?

Кристал ёрзает рядом со мной.

Блейн поднимает брови и ещё раз осматривает меня.

— Ты? — его тон покровительственный. Сомневающийся.

— У тебя с этим проблемы, старик? — рычу я, пододвигаясь ближе.

Он прищуривает глаза.

— Ты знаешь, с кем разговариваешь?

Знаю, что делает моё следующее замечание ещё более забавным.

— С жирным ублюдком с палкой в заднице? — спрашиваю я.

Спасибо, Алзона, за столь яркие ругательства.

— Тебе стоит знать, что я один из советников Короля.

Я фыркаю. Чёртов лжец.

— Серьёзно? А почему королевский советник находится в Шестом Секторе? Кажется, Королю ты больше не нужен.

Люди Трюкача поочередно смотрят, то на прячущуюся Алзону, то на меня, притворяющуюся ею. Они ничего не говорят.

Краем глаза я вижу её ноги, торчащие из конца скамейки. Соблазн взглянуть непреодолим.

— Я провожу тур, — говорит он, фыркая.

Его черты лица складываются в жёсткие линии.

Я хлопаю его по плечу, подмигивая ему со знанием дела.

— Конечно, старик, конечно, — я прохожу мимо него. — Кристал!

Я щёлкаю пальцами. Она бежит за мной. Мы возвращаемся на нашу скамейку, и после нескольких напряжённых минут мимо проносится Блейн. Я игнорирую его яростный взгляд, направленный в мою сторону.

— Лёд, — шепчу я, — проследи за ним. Убедись, что он ушёл.

Он странно смотрит на меня, но соскальзывает со скамейки, чтобы выполнить мою просьбу.

Алзона, спотыкаясь, возвращается к нашей скамейке, всё ещё бледная. Кристал сжимает её руку. Обычно властная хозяйка казармы смотрит на меня свысока, выражение её лица невозможно прочитать. Я не задаю вопросов, она сама мне расскажет, если захочет. Хотя я очень сомневаюсь, что она захочет. Но это не значит, что я не попробую разобраться сама.

Лёд проскальзывает обратно.

— Он не ушёл. Он сидит тремя уровнями выше.

Я смотрю наверх, но он вне поля зрения. Я гадаю, кто с ним.

Я жду от Алзоны решения, пока не понимаю, что она до сих пор в шоке.

— Тебе нужно отсюда выбраться? — спрашиваю я.

Она кивает. Я быстро собираюсь с мыслями. Алзона только что договорилась о моём бое, так что я не могу уйти. Если Блейн останется, чтобы посмотреть мой бой, он поймёт, что я не Алзона.

— Осколок, Лавина, Вьюга, Шквал, подойдите.

Мужчины наблюдали за происходящим во время разминки. Я встречаю взгляд Осколка, а затем поднимаю глаза на Лавину.

— Алзона уходит, — говорю я. — Осколок, думаю, будет лучше, если ты возьмёшь на себя организацию остальных боёв.

Осколок кивает.

— Лёд, отведи Алзону и Кристал обратно к Трюкачу. Не дай этому мужчине увидеть их на выходе.

Лёд прыгает вверх и вниз, глаза сверкают. Сейчас он в самом активном состоянии, в каком я его видела.

— Так сгодится?

Я бросаю торопливый взгляд на Алзону. Она просто ещё раз кивает. Её смиренное поведение меня беспокоит. Обычно она такая сильная. Что сделал Блейн, чтобы заставить её так бояться?

— Остальные будут драться и стараться вести себя нормально, насколько это возможно. Если кто-нибудь спросит, Алзона была больна.

Если нам повезёт, Блейн уйдёт раньше, чем узнает правду.

Алзона, Кристал и Лёд уходят, а остальные пытаются вернуться к обычному порядку вещей.

— Наконец-то, — говорит Вьюга. — Мы можем выбрать свои матчи.

Осколок бросает на него язвительный взгляд.

— Ошибаешься. Я могу их выбрать.

Я оставляю им их работу, а сама начинаю разминку. Отсутствие Алзоны не проходит незамеченным. Со скамьи Трюкача было брошено несколько заинтересованных взглядов, когда Осколок начал договариваться о наших поединках.

Осколок подходит после разговора с Трюкачом.

— Сомневаюсь, что ты обрадуешься, но я хочу, чтобы ты заранее знала, что это была договорённость Алзоны, и этот соперник близок к твоему уровню. Если ты будешь сосредоточена, ты победишь.

Я прищуриваю глаза и жду.

— Грех.

— Нет!

Я задыхаюсь, замахиваюсь на него, хотя это не его рук дело. Он отпрыгивает.

— Через два боя.

Я продолжаю растягиваться, пыхтя. В моём животе зародилось беспокойство. Грех постоянно шутит, но я видела его в яме. Он смертельно опасный противник. И мне не совсем комфортно находиться в непосредственной близости от него. Одно дело — смеяться над его шутками и заигрывании с другой скамейки. Другое дело, когда мы соприкасаемся кожей.

Начинается следующий бой. Я пробегаюсь по своей стартовой стратегии, зная, что, скорее всего, мне придётся адаптировать её в ходе боя. Я могу быть уверена, он сделает то же самое.

— Твоё лицо, — раздается мягкий голос позади меня.

Я поворачиваюсь к Шквалу, который занимается растяжкой.

— Что? — спрашиваю я и наблюдаю, как он краснеет.

С тех пор как я поцеловала его в щёку, стало ещё хуже.

— Твоё лицо выдает тебя, — говорит он. — Ты показываешь, что собираешься делать. Это то о чём ранее говорил Осколок. Он использует это, чтобы предугадать твои движения. Остальные из нас не настолько быстры, чтобы это имело значение. Но не Грех. И я уверен, он знает, что ты это сделаешь.

Я возвращаюсь к растяжке, обдумывая его слова. Почему я не подумала об этом? В этом есть смысл. Я никогда не сражалась без вуали, поэтому сокрытие эмоций никогда не было проблемой.

Моё сердце начинает колотиться, когда раздаётся предупредительный колокол. Как обычно, я иду вокруг Клеток к двери, проходя мимо скамейки Трюкача. Его люди окликают меня. Не в унизительной форме — дружелюбно. Перед ними стоит Грех. Он кланяется и жестом приглашает меня войти первой.

— После тебя, Принцесса.

— Не могу дождаться, когда увижу это!

Я качаю головой в сторону Трюкача, который гогочет от радости.

Мы входим в яму бок о бок. Последние несколько боёв толпа скандировала моё имя, но сегодня имя Греха звучит громче.

— Ты сражаешься со знаменитостью, — говорит он, проводя пальцем по середине груди.

— Так поэтому все женщины ходят в твою комнату? — спрашиваю я.

— Нет, потому что я самый красивый экземпляр, который ты когда-либо видела. И самый искусный, — он вздёргивает брови в моём направлении.

Я качаю головой, стараясь не улыбаться.

Я цепляюсь за концентрацию, и она быстро приходит. Звонит колокол. Этот бой отличается от других. Мы кружим вокруг друг друга. Его взгляд скользит по моему телу. Он пытается вывести меня из себя. Толпа смеётся вместе с ним.

Я дистанцировалась от своих эмоций. Я оставила их позади.

Он подходит ближе. Я улыбаюсь ему и делаю выпад вперёд, целясь ложным ударом в его голову. Он делает движение, блокируя удар. Я предвижу это, и мой настоящий удар летит к его промежности. Он успевает поймать мою ногу до того, как она коснётся его.

Мне нужно вырваться из его захвата. Я отталкиваюсь свободной ногой и бью его коленом в лицо, затем отталкиваюсь от его груди и переворачиваюсь на спину. Грех шатается, кровь течёт из его носа. Он опускает руку и, к моему удивлению, улыбается. Я вижу, как по его лицу пробегает первая искренняя эмоция. Интрига, предвкушение. И снова я не льщу себе, думая, что его интересую лично я. Я знаю, потому что его выражение лица отражает моё собственное.

Мы ухмыляемся друг другу.

Он летит на меня, и мы сталкиваемся. Я блокирую его выпады и удары, принимая удары на свои предплечья. Позже они будут чёрно-синими. Сейчас я их совсем не чувствую. Один из его ударов отскакивает от моей челюсти. Я зацепляюсь ногой за его ногу, но Грех отходит раньше, чем я успеваю завершить комбинацию. Вместо этого я наношу апперкот.

Мы расходимся и снова кружим. Я уже собираюсь сменить направление, когда он делает то же самое. Затем я вспоминаю слова Шквала. Я позволяю своему взгляду упасть туда, куда собираюсь двигаться, прежде чем делаю шаг. Грех предугадывает мои движения.

Я проверяю, права ли я, переводя взгляд влево. Он смещается вправо, чтобы парировать моё предполагаемое движение. Я сохраняю спокойное выражение лица, но внутри я смеюсь. Попался.

Пока я ликую, концентрация на секунду ослабевает. Этого достаточно, чтобы он бросился на меня. У меня нет времени на раздумья. Моё тело реагирует инстинктивно. Я уворачиваюсь от его длинной руки и взлетаю ему на плечи, обхватывая ногами его шею. Я бросаю свой вес, и Грех падает на землю. Я перекатываюсь, намереваясь вырваться, но он хватает меня за ногу, и в мгновение ока я оказываюсь прижатой. Он ухмыляется, глядя на меня сверху, пока я пытаюсь вырваться из захвата.

— Теперь ты там, где я хочу, маленький Морозец.

Я перестаю бороться.

— Правда?

Его хватка несокрушима для человека моей комплекции, но я не проиграю этот бой. Я бросаю на него взгляд, который видела у шлюхи, и поднимаю голову, решив поцеловать его. Мои губы касаются его губ. У меня нет времени анализировать это, но на каком-то уровне я знаю, что это не те ощущения, которые были с Кедриком. Приятно, но в поцелуе нет ничего, кроме влечения.

Грех моргает и ослабляет хватку. Я представляю, что никто ещё не пытался сделать это с ним в яме. Толпа кричит. Я бью ладонью под его нос и слышу удовлетворительный хруст. Когда Грех пытается увернуться в сторону пустого пространства, моё колено соприкасается с чувствительной зоной между его ног.

Он падает на землю, и мужчины на трибунах сочувственно стонут. Я жду, пока он встанет. Когда встаёт, он не ухмыляется.

А я — да.

Я бросаю взгляд на его левую ногу, затем бросаюсь на него, намеренно снова устремляя взгляд влево. Конечно, в последнюю секунду перед ударом он поворачивается так, что его левый бок оказывается в стороне от меня.

Я отбиваю его правую ногу, и он падает на землю, раскинув ноги. Я наношу ему удар правой, пока он сидит, сопровождая удар полным весом своего тела, поворачивая заднюю ногу так, чтобы увеличить силу удара.

Гнев ухмыляется мне, когда я прохожу мимо него. Полагаю, он счастлив, что он больше не единственный мужчина в казармах Трюкача, избитый женщиной. Остальные, думаю, немного шокированы. По правде говоря, я тоже. Поединок был сложный. Он бы не попался дважды на мой обман. Тем не менее, я подмигиваю мужчинам, проходя мимо. Пусть думают, что я более умелая.

Осколок хлопает меня по спине, когда я бросаюсь на скамейку. Остальные громко аплодируют и свистят. Лавина приносит чистые тряпки и воду. Очевидно, моё лицо в крови. Я не помню этого удара.

— Ты только что побила одного из лучших бойцов в соревнованиях! — пропевает Вьюга, наклоняясь и ухмыляясь мне прямо в лицо.

Он буквально пропел это. И это придаёт ему нелепый вид. Полностью разрушает его имидж. Его ухмылка только усиливается, когда я говорю ему об этом.

Алзона будет в восторге. Мы выиграли все матчи. Вьюга вышел второй раз в яму, поскольку уложил своего первого оппонента за рекордное время. Он жаловался на счёт дополнительной работы, но я согласна с Осколком. Если мы не измотаны в первом раунде, имеет смысл продолжать. Но я волнуюсь, что сделает Алзона, если узнает, что он дрался дважды. Я бы не возражала, чтобы она начала ставить нас дважды каждую неделю, вне зависимости от сложности первого боя.

Осколок — прирожденный организатор наших матчей, как я и думала. Его личный опыт в яме даёт ему преимущество, которое Алзона никогда не сможет достичь. Шквал говорит, что все остальные владельцы казарм это бывшие бойцы из ямы. Если бы Алзона почаще использовала Осколка, наши победные показатели резко бы выросли.

Мы начинаем свой обратный путь в Первый Сектор вместе с Трюкачом и его группой. Мы проходим мимо многих путешественников, направляющихся обратно. Кажется, никого не волнует, что увидят Дозорные, когда веселье закончится. Я думаю, это может быть способом дать им понять, что ямы всё ещё работают, несмотря на их усилия по их закрытию. Тихий бунт.

Грех оправился от нашего боя и продолжает касаться множества синяков на своём лице, вздыхая. Он говорит всем, что влюбился. Наш поединок был обращён в его пользу. Мужчины считают, что он отлично справился с поцелуем в яме. Как будто это была его идея. Втайне я рада, что Грех подшучивал над всей этой ситуацией. Возможно, мы могли быть друзьями, раз он понял, что я не собираюсь делать с ним детей.

— Там упряжка. Смотрите! Она едет сюда! — кричит Лёд в начале нашей группы.

Я выглядываю из-за Лавины, мои глаза напряжены. Я обнаружила, что непрерывное ношение вуали на протяжении всей жизни повлияло на моё зрение. Другие, похоже, видят гораздо дальше. Однако я замечаю упряжку, которая меняет курс, направляясь в сторону нашей группы. Я прищуриваюсь и различаю в упряжке две фигуры. Моё сердце учащенно бьётся, когда я вижу их размеры. Знакомых таких больших людей у меня немного. Только трое. И один из них, Лавина, стоит прямо передо мной.

Этого не может быть. Насколько распространены собачьи упряжки?

Когда я вижу Рона, стоящего на задней части упряжки, из моего рта вырывается писк. Лавина поворачивается ко мне. Я качаю головой и оглядываюсь через плечо.

Мы находимся меж двух заснеженных подъёмов. Закругленный угол одного из них находится всего в нескольких метрах позади меня. Другой массивный, без единого укрытия на крутом склоне.

Я замедляюсь, пропуская мужчин, которые идут позади меня. Всё внимание приковано к приближающимся саням. Я обхожу насыпь с другой стороны и пробираюсь по снегу глубиной по колено, который не был утрамбован, как грязный снег на тропе. Ширина насыпи гораздо больше, чем я подумала вначале. Я продолжаю обходить насыпь по всей длине, дыхание сбивается, а ноги скользят.

Я замираю, когда до меня доносится голос Джована. Требовательность его тона незабываема. Вдалеке виднеются горы, но в пространстве между ними нет никакого другого укрытия. Я ничего не вижу. Если он появится здесь, я буду поймана.

— Ребёнок побежал по задней стороне холма. С чего это? — раздаётся командный тон Джован.

Я крадусь сбоку и высовываю голову. Я не могу их видеть.

— Он писает, мой Король, — слышу я, как лопочет Алзона. — Должна ли я позвать Бобби для вас? Из него получился бы отличный слуга. У него ещё пока осталось большинство зубов.

— Нет необходимости, — говорит Джован своим властным тоном. — Движемся дальше.

Рон выкрикивает команду:

— Пошли!

И собаки лают, двигаясь вперёд — к счастью, подальше от меня.

Я жду, пока упряжка не окажется по другую сторону от меня, прежде чем снова присоединяюсь к группе. В ушах стучит кровь. Я иду рядом с Осколком. Он не говорит ничего, но я вижу задумчивый блеск в его глазах.

— Почему ты сбежала, девчушка? — проговаривает Лёд.

Вьюга ударяет его по голове.

— Никаких вопросов, тупица, ты знаешь дурацкие правила Алзоны, — он бросает быстрый взгляд на Алзону.

Все смеются, но я чувствую на себе настороженные взгляды. Хотела бы я, чтобы группа Трюкача этого не видела, хотя они самые надежные из всех казарм, которые я встречала.

Я нахожусь в небольшом оцепенении после столь близкого провала.

Но почему я вообще считаю это провалом? Джован узнал бы меня и отвёз обратно в замок. Он бы не выдал меня. Его невозмутимость могла обмануть лучшего карточного игрока. Рон мог бы догадаться, но я сомневаюсь, что кто — то ещё догадался бы. Так почему же я убежала? Боялась ли я его гнева? Джован был бы в ярости, но мысль о его реакции не беспокоит меня так, как раньше. Мои воспоминания о нём кажутся почти разумными после того, как я столкнулась с Брумами во дворе шлюх. Мне требуется несколько секунд, чтобы найти причину. Но теперь я помню. Я не могу уйти, пока не узнаю больше о стрелах. Всё верно. Я знала, что этому есть объяснение.

Остальные пялятся. Я понимаю, что они ожидают ответ на недопустимый вопрос Льда.

— Я не люблю собак, — неубедительно говорю я.

Лавина фыркает и хлопает меня по спине, опрокидывая лицом в снег. Я сижу, отплёвываясь, снег залепляет мои волосы и ресницы. Именно тогда я узнаю, что такое настоящая снежная битва.

Шестнадцать бойцов из ямы используют сложные борцовские приёмы, чтобы набить снег в чужие брюки и рубашки. Они разбивают снежные шары ударами кулаков и ног. А пять человек удерживают Лавину, чтобы я могла затолкать снег ему в уши.

Это самое большое веселье за всю мою жизнь.

Только потом, когда моя бдительность ослаблена, я могу признать правду. Я спряталась, не потому что моё дело со стрелой было не окончено. Я спряталась, потому что это место и эти люди стали ощущаться домом.


ГЛАВА 6


Я чувствую себя свободной, сидя на ступеньке и наблюдая за людьми во дворе шлюх. Люди сторонятся меня, потому что знают о моём мастерстве, а не потому, что я ношу маску. Не страх перед моей матерью удерживает их. Это страх перед тем, что я могу сделать. Уважение, которое я заслужила. Всю свою жизнь я знала, кем стану, каков мой план. Я буду терпеть издевательства матери, пока она не умрёт, а потом начну царствовать. Но теперь я безымянная Брума, и у меня так много возможностей. Нет никакого давления, относительно поведения или дипломатии. Кроме того, что я тренируюсь изо всех сил и продолжаю разыскивать дерево Седир, у меня нет никаких забот. Это вызывает привыкание. Возвращение к своим обязанностям Татумы с каждым мгновением становится менее привлекательным. В любом случае, моему народу нужна кареглазая Олина, а не голубоглазая.

Я могу быть счастлива здесь, с моими новыми друзьями. И надо ли мне нужно знать, кто мой отец?

— Не везёт тебе с этими вопросами, да?

Я оборачиваюсь и вижу перед собой красивую женщину, на которую все мужчины останавливаются поглазеть. Почему она говорит со мной?

Я пожимаю плечами, восстанавливая контроль после потрясения.

— Ты так старалась, что это заинтересовало меня, — говорит она горловым голосом, покачивая бёдрами, придвигаясь вплотную.

Каждый раз, когда я прихожу в это место, она одета во что-то новое — хотя и не менее откровенное. Полагаю, мне стоит спросить её о материале для вуали. Было бы неплохо оставить себе выбор, независимо от того, чего я хочу.

— У тебя красивая одежда, — говорю я, намекая на вопрос.

Я впервые использую здесь вопрос в стиле Солати, и я не совсем понимаю, почему делаю это.

Она не отвечает тут же. Она кружит вокруг меня, проводя пальцами по моей спине. Я вздрагиваю и делаю шаг в сторону, что вызывает у неё забавный смешок. Но это не ехидный смех. Он не наполняет меня опасениями, как это происходит с Хейлом.

— Да, это так. Я трачу большую часть своих денег на новую одежду.

— Ты получаешь деньги? За то, что ты делаешь?

— За великолепный секс? — спрашивает она.

Я киваю, не кривя лицо.

— Конечно. Если ты приводишь достаточно клиентов, хозяйка даёт тебе долю. Как и в вашей профессии, я полагаю, — она изгибает бровь, и я понимаю вложенный второй смысл.

— Мы обе выступаем за определённую плату, — говорю я.

Она смеётся.

— Ты мне нравишься, — заключает она. — Вот что скажу тебе. Мне всегда нужны деньги. Дай мне восемь золотых, и я дам ответ на твой вопрос.

— Ты не хочешь сперва узнать, что у меня за вопрос?

Она машет рукой в воздухе.

— Я уже знаю.

Я обдумываю её предложение. У меня есть двадцать пять золотых монет, и их должно хватить надолго.

— У меня всего шесть золотых, но я готова с ними расстаться. Ты получишь три сейчас и три, когда я получу информацию. Для ясности я хочу знать места, где можно найти стрелы из дерева Седир, — говорю я и вижу, как загораются её глаза, но она мигом скрывает своё воодушевление.

Чёрт, надо было предложить ей четыре.

Она кивает, и я кладу три монеты ей на ладонь. Они исчезают в её кулаке.

— Приходи в это же время через неделю. У меня будет ответ для тебя.

Когда она сказала «неделя», это было недолго по сравнению с тем, сколько я уже ждала, но время тянется. Я на шаг ближе к тому, чтобы выяснить, кто из делегатов виновен. Но что, если это Рон? А как насчёт Санджея, Малира или Аднана?

Но если это был Блейн…

Я нахожу его присутствие и его контакты во Внешних Кольцах очень предосудительными. Я всегда отклоняла мысль о Блейне в качестве убийцы, потому он был слишком очевидным выбором. Изгнанник был изворотливым, хитрым. Если бы он собирался кого-то убить, то сделал бы это так, чтобы отвести от себя все подозрения. Это был один из немногих случаев, когда я хотела ошибиться.

Мне нужно узнать, кто сделал это. Стрела слишком долго была моей единственной целью. Я не могу остановиться. Я разберусь с последствиями, когда всё закончится. Когда я почувствую, что наконец — то смогу жить дальше.

— Свинячье дерьмо вместо мозгов, — кричит Алзона.

Я прижимаюсь к стене, когда она проносится мимо меня.

Я сижу рядом со Шквалом.

— Что не так с Зоной? — спрашиваю я.

Он улыбается сам себе.

— Она такая каждую перемену, — говорит он. — Приближается время турнира.


Мне интересно, пришла ли она в себя после появления Блейна.

— Я приберегу удар, которому ты меня научил, для больших соревнований, — говорю я, воруя у него немного еды.

— Ставлю на то, что ты используешь его против Греха в финале, — предсказывает Шквал.

— Сомневаюсь. Я даже ничего не знаю о турнире.

Лёд присоединяется к нашей дискуссии, накладывая яйца в свою тарелку.

— Не так уж много нужно знать. Каждая казарма может выставить столько людей, сколько хочет. Большинство заявляет всех своих ребят. И есть три приза. Лучший бой один на один, Лучший групповой бой и Лучшая казарма.

Пока я расспрашиваю о подробностях, появляется Осколок с несколькими бутылками в руках. Он открывает одну и наполняет деревянную кружку для каждого из нас. Кристал колеблется, но потом берёт свою кружку. Я обмениваюсь с ней сочувственным взглядом, одновременно жалея себя. Она ухмыляется и говорит мне «ой-ёй».

— Тост, — говорит Вьюга.

Когда я слышу это слово, оно заставляет меня скучать по моим друзьям делегатам.

Уже не в первый раз, я жажду увидеть их. Попал ли Малир в неприятности за то, что позволил мне сбежать? Как поживает Рон и его стая собак? Беспокоятся ли Фиона и Джеки о том, что надеть на следующий бал? По-прежнему ли Роман и Санджей обмениваются отвратительными шуточками? В порядке ли Аднан, Сандра и Грета? И как поживает маленький Камерон? И Каура, мой щенок. Только она уже не щенок. Я никогда не собиралась оставлять её или кого-либо из друзей так надолго. Один глоток свободы, и я готова полностью отказаться от них. Каким человеком это меня делает? Что если бы я родилась с нормальной жизнью, без мучительного детства и без груза стольких обязательств и забот?

Я поднимаю свою кружку вместе с остальными. Я проделывала это движение уже много раз. Слишком много раз. Так же я выучила урок. Я разбавляю напиток водой или останавливаюсь на небольшом количестве. Малир, один из делегатов и глава Дозорных, дал мне этот совет. Иногда я просыпаюсь с небольшой головной болью, но это происходит редко. На самом деле, довольно приятно, когда я контролирую своё состояние.

— За лучший результат за всю нашу историю!

Мужчины делают здоровые глотки напитка. Я же делаю маленький глоток. Я больше не давлюсь и не кашляю. Я горжусь этим фактом, хотя это заставляет меня беспокоиться о том, как обстоят дела с моими внутренностями. Вместо меня давится Кристал. Я встаю и похлопываю её по спине, как когда-то жена Санджея, Фиона, похлопывала меня, а мужчины смеются.

Все по кругу говорят тосты. Скоро наступает моя очередь.

— Тост! — кричу я сквозь громкий смех и бренчание подлатанной гитары Вьюги.

Я узнала, кто создавал эту преследующую меня музыку, в пьяную ночь после моей первой драки в яме. Мне показалось, что он был почти так же хорош, как мужчина, который играл на балу в замке.

Лавина поддерживает меня, и я наклоняюсь в сторону.

— Не смейся надо мной!

Я тычу пальцем в дрожащую фигуру Осколка. Он трясётся сильнее, и к нему присоединяется Лёд.

Я игнорирую их глупое мужское поведение.

— За казармы, за…

Я ищу остатки предложения в голове.

— За что?

Мы все оборачиваемся и видим Алзону в дверном проёме. Лёд вздрагивает и цепляется за руку Шквала. Я показываю пальцем и хихикаю.

— За то, что каждую неделю бросаешь нас в яму! — кричит Вьюга.

— За то, что ставишь нас с бойцами, которых мы не можем победить, — добавляет Лёд, колотя по столу.

— За то, что не тренируешь нас достаточно усердно! — кричу я и смеюсь с остальными.

Лёд прикрывает мой рот рукой. Я закатываю глаза, чтобы доказать его лень.

— За дерьмовые матрасы! — взвывает Шквал.

Мы останавливаемся и смотрим на него. Он пожимает плечами. Я бросаю взгляд на Алзону, пока остальные обсуждают со Шквалом его комментарий. Кристал разговаривает с ней, держа её за руку. Алзона вырывает руку и убегает. Кристал вздыхает и проводит рукой по своим длинным прямым волосам. Я перебираю в памяти то, что мы все только что сказали, и понимаю, что это было не особенно приятно.

Я взбалтываю оставшееся содержимое своей кружки, вспоминая, почему я решила не пить в больших количествах. Остальные дружно стучат кружками, а Осколок стоит на скамейке и громко поёт похабную песню под аккомпанемент Вьюги. Я привычно улыбаюсь, но настроение у меня испорчено.

Я думаю о том, как ушла Алзона, и встаю из-за стола, прихватив с собой кружку. Я нахожу её на крыше. Таким образом, она передвигается по ночам. Именно так она смогла добраться до меня вовремя, предупредить и завербовать.

Загрузка...