Звук удара меча о меч проносится сквозь Купол. Каждую секунду, пока я выжидаю, очередной Дозорный пытается убить моих друзей. Я должна действовать немедленно.
Отбросив всякие попытки быть незаметной, я покидаю своё укрытие и мчусь по проходу. Я подпрыгиваю и выхватываю факел, и поворачивается лучник. Я опускаю факел в стрелы. Я не смогу ничего сделать с теми, что у них уже вложены в луки, но полгода назад лучники Джована были не очень хороши. Надеюсь, они не улучшили своё мастерство.
Лучники видят вспыхнувшие стрелы.
Я почти не останавливаюсь, подбегаю к лучнику в конце ряда и впечатываю кулак ему в брюхо, выхватывая при этом кинжал. Я не сражаюсь с ними. Есть дела поважнее.
— Схватить её! — кричит один.
Я смотрю налево и оцениваю расстояние. Но стараюсь не думать о том, что собираюсь сделать. Промедление убьёт меня. Я перескакиваю через заграждение прохода в пространство Купола.
За спиной раздается свист стрелы. Дозорный промахивается.
Движение балки застаёт меня врасплох, когда я приземляюсь на неё. Живот бурчит, пока я пытаюсь восстановить равновесие. Толпа задыхается. Тому, кто строил этот Купол, не стоило вешать свои знамена на четыре балки, подвешенные над воротами. Это было идеальным средством для блокировки выхода под свод Купола. Чтобы сдвинуть их, потребуется человек двадцать или больше.
Я выпрямляюсь и быстро принимаюсь за работу: перерезаю одну верёвку и бегу вдоль широкой балки. Перерезаю вторую верёвку, а затем третью посередине и спрыгиваю на уровень ниже, а балка падает. Надеюсь, балка никого не заденет. Но Джован может простить мне убийство стражников, и я уверена, что устраиваю здесь достаточно яркое представление, чтобы Дозорные знали о моих передвижениях.
Через секунду раздается оглушительный треск.
Не знаю, чего ожидает Дозор. Но вряд ли, они ожидали, что я повторю тот же процесс вдоль следующей стены. Когда я бросаюсь на очередную балку, я более готова к тому, что она начнёт раскачиваться. Раздаются крики. Пятеро лучников направляются ко мне. Я перерезаю верёвки и, спрыгнув, хватаюсь за перила на уровне ниже. Двое Брум из Внешних Колец перетягивают меня через край.
Грохот сигнализирует о моём успехе. Я повторяю свои действия на третьей балке и не дожидаюсь её падения, а перехожу к последней. Дозорные знают, где я буду на этот раз. Двое из них встречают меня у подножия лестницы. Для них было ошибкой разделиться. Пот капает на глаза, но я вырубаю их и бегу наверх. Остальные не ожидали, что я прорвусь. Я проскакиваю мимо них и прыгаю на последнюю балку. Раздаётся жужжание. Я падаю, и что — то задевает мою макушку.
На этот раз я перерезаю обе внешние веревки, а затем двигаюсь вдоль балки до середины. Я делаю быстрый вдох и перерезаю третью верёвку.
Я спускаюсь по балке на первый уровень, где спрыгиваю на балюстраду. Воздух вырывается из моих лёгких, когда я цепляюсь за заграждение. На этот раз я чувствую вибрацию камня при падении балки. Задыхаясь, я встаю на заграждение, беру у мужчины напиток и залпом осушаю весь кубок. Возможно, это мой последний напиток.
Я издаю громкое «Иха» и слышу одно в ответ. Широко раскинув руки, я падаю назад, смеясь над выражением лиц Брум.
Воздух проносится мимо меня. Я прижимаю руки к бокам и сжимаю ноги. Лавина подхватывает меня и подбрасывает вверх. Я снова приземляюсь на пол Купола. Но не раньше, чем добавляю пару кувырков. Толпа ревёт в ответ на моё выступление. Я быстро забываю о них и осматриваю своё окружение.
Мужчины стоят в две шеренги. Все потные. Все борются за свою жизнь и полностью сосредоточены на том, что они делают. У ног Убийцы и его людей на противоположной стороне Купола лежит куча истекающих кровью Дозорных.
Я смотрю на них, и моё сердце замирает. Так много людей прошли через это. Осталось ещё около сотни Дозорных. Три балки на месте. Четвёртая немного сдвинулась вперёд. И я вижу, что стражники протискиваются мимо неё медленной струйкой. Теперь у нас есть крошечный шанс выжить.
Кристал стоит позади мужчин, обхватив себя руками. Два верхних уровня скандируют и топают ногами. Всё вокруг дрожит. Они выкрикивают моё имя. Я приседаю, мимо меня проносится копье. И теперь наконец-то вижу для чего нужны маленькие выступающие ступени. Малир и другой командир выкрикивают приказы тем, кто ниже их по рангу. Они координируют действия Дозора.
— Лавина! — кричу я сквозь шум.
Он ворчит, пока я объясняю, что хочу сделать. Я отступаю на меньшее расстояние. Он бросает меня, и я только успеваю ухватиться за край балкона, на котором стоит неизвестный командир. Я толкаю себя вверх и уклоняюсь от его меча. Вслед за этим я наношу удар в горло. Я разворачиваюсь, используя стену позади него, и бью командира по челюсти. Он падает, но всё ещё моргает. Я пинаю его, чтобы убедиться, что он выведен из строя. Оглянувшись, я понимаю, что нет нормального способа вернуться к своим людям. Я могу сделать это по-своему.
Я перепрыгиваю через балкон и приземляюсь на плечи Дозорного. Прежде чем он реагирует, я перепрыгиваю на плечи следующего.
Я кричу на ходу.
— Командир выбыл! Командир ранен!
Я танцую над ними и перепрыгиваю через груду бессознательных тел, и возвращаюсь к своим бойцам. Моя уловка сработала. Дозорные в замешательстве поворачиваются к своему одинокому командиру. На их лицах неуверенность. Натиск замедляется.
— Перегруппироваться! — кричит Малир.
Он руководит людьми на противоположном конце, но теперь ему придётся разделить своё внимание между обеими группами. Дозорные отступают назад. Я не собираюсь убивать Малира, если вообще смогу. Он мой друг — или был им.
— Подожди! — кричу я, когда Вьюга движется за ними.
Он отходит назад.
Я бегу вдоль линии, пыхтя.
— Отступите немного к углу, чтобы они не смогли обойти нас и добраться до Кристал. Переведите дыхание. На этот раз они не остановятся.
Я смотрю вверх, а затем снова поворачиваюсь к мужчинам.
— Осталось пятьдесят или около того. Мы справимся!
— Но они, наверное, всё равно убьют нас в конечном счёте! — говорит Лёд, поднимая голову с того места, где он пытается перевести дыхание.
— Возможно. А, может быть, и нет. Если да? Вы все станете легендами. Единственные бойцы, которые когда-либо побеждали Дозорных, — говорю я.
Я подбираю брошенное копьё. Мужчины отступают на двадцать метров к углу. Я киваю Кристал и поворачиваюсь к Дозорным, которые вернулись в строй.
— В атаку, — орёт Малир на своих Дозорных.
Я опускаю взгляд вниз. Поперек ямы лежит веревка от одной из балок, которую я скинула. Я бегу, быстрее, чем когда-либо, бросаю копьё рядом с собой и хватаю веревку обеими руками. Когда линия фронта приближается, я тяну, используя всю свою силу и вес тела. Но этого недостаточно.
Затем канат поднимается. Я смотрю через плечо на Осколка и Вьюгу. Я успеваю улыбнуться им, прежде чем верёвка вырывается из моих рук, разрывая кожу на ладонях.
Первый ряд людей падает друг на друга. Это останавливает их атаку и Дозорных позади них.
Я поднимаю копьё, и мы присоединяемся к остальным мужчинам, которые ликуют, даже когда вырубают упавших стражников тупыми концами своих копий. Перед нами теперь тридцать человек или около того. Десять против команды Убийцы. Я не знаю, сколько осталось людей у Убийцы. Не много, если они послали туда только десять бойцов.
В течение следующего неопределенного периода времени одиннадцать из нас сражаются. Все мы начинаем ослабевать и, без тени сомнения, я осознаю, что если бы мы не так усердно тренировались в последнее время, мы бы уже были мертвы. У всех идёт кровь из тех или иных ран. Большинство из нас получили по несколько ранений.
Я выгибаю спину и вращаю копьё, и пронзаю бёдра трёх мужчин. Я разворачиваю копьё и тупым концом бью тех же мужчин по лицам. Пока они хватаются за лица, я валю их на землю одного за другим.
Осталось меньше двадцати.
Я отступаю за линию и оцениваю ситуацию. Я смотрю вверх на Малира, чтобы понять, могу ли я предугадать, каким будет его следующий шаг. Моё сердце останавливается. На уровне над ним стоит Мясник. У него в руке меч. Не нужно быть гением, чтобы понять, что он планирует делать.
Я проскакиваю через фронт сражающихся, копьё крепко держу в руке. Когда Мясник начинает прыжок, я делаю два шага галопом и выпускаю копьё.
Оно настигает его на полпути вниз, и через рот пригвождает к стене над головой Малира.
Время замедляется. Малир оборачивается. Затем снова переводит взгляд на меня. Ревущий взрыв раскалывает Купол спустя секунды тишины после того, как копьё поразило свою цель. Я поворачиваюсь к источнику самого нечеловеческого звука, который я когда-либо слышала. Убийца отрубает голову своему противнику жестоким ударом и начинает надвигаться на меня, окровавленный меч блестит в его руке. Оружие бы мне не помешало.
Внезапно десять оставшихся Дозорных стали наименьшей из моих проблем. Они всё равно не обращают на меня внимания. Их недостаточно, чтобы сражаться на два фронта.
— Иха!
Я поднимаю голову и вижу меч, вращающийся в медленном пролёте в мою сторону. Я ловлю его и поднимаю в знаке благодарности Осколку.
— Иха!
Я ловлю второй меч от Шквала. И смутно замечаю, как Лавина сшибает головами двух Дозорных, а Лёд рассекает их икры.
Убийца уже на полпути через Купол. Он в ярости и движется быстро. Я проверяю баланс мечей и дважды кручу их по кругу, затем шагаю в центр Купола. Похоже, мы всё-таки получим свой поединок.
Он не останавливается, но ревёт:
— Ты убила моего брата, гребанная шлюха!
Последнее слово — истошный крик.
Когда он обрушивает на меня свой меч, его глаза безумны. Я парирую удар скрещенными мечами, но его ярость всё равно отталкивает меня на несколько метров назад. Каждый удар, который я блокирую или отвожу в сторону, заставляет мои руки дрожать. А его удары так же быстры, как я помню. Но его гнев лишил его расчёта и спокойствия.
— Он выглядит как свинья, — говорю я и вижу, как лицо Убийцы искажается от ярости.
Он резко размахивается, и я проскакиваю под его защитой, при этом рассекаю его правое бедро. Он ревёт и резко ударяет клинком в мою сторону, задевает верхнюю часть левой руки.
Мы осыпаем друг друга ударами в смертельном танце. Я не слышу ничего, кроме его дыхания, и не чувствую ничего, кроме его намерений. Я действую исключительно на инстинктах. Нас не прерывают. С остальными стражниками уже разобрались.
— Ты сдохнешь, сука. А потом я нассу на твой труп, — выплёвывает он и бьёт меня наотмашь.
Я уворачиваюсь.
Его комментарий не действует на меня так, как он рассчитывал. Вместо этого он напомнил мне о женщине, которую он изнасиловал, изуродовал и повесил. На вид ей было около двадцати или около того. Чуть моложе Кристал. Без сомнения, он изнасиловал Кристал, думая, что она ещё ребёнок.
Белая ярость, какой я не испытывала со дня смерти Кедрика, лижет мои внутренности. В моих ударах появляется новая сила, и я обрушиваю на него поток атак. Мне доставляет удовольствие видеть, как расширяются его глаза. Он больше не думает о своём брате. Он понимает, что я лучший боец. Он не успевает сделать выпад. Это мой шанс. Я сдерживаю его клинок одним из своих мечей, уворачиваясь от его сокрушительного кулака, а другой меч до самой рукояти вонзаю ему в живот.
Я отступаю назад, держа теперь только один меч. Даже в таком состоянии Убийца всё ещё опасен. Я отбиваю его оружие, когда он подносит обе руки к мечу, торчащему из его живота. Я помню, как Кедрик сделал то же самое со стрелой, торчащей из его груди. Я стряхиваю навязчивое воспоминание.
Убийца падает на колени. Я оглядываюсь. Другие наблюдают. Толпа скандирует моё имя. Или, может быть, никогда не прекращала.
— Кристал, — зову я и машу ей.
Она смотрит в мою сторону и шаркает вперёд. Я жестом призываю её поторопиться, и она трусит ко мне.
— Окажешь честь? — спрашиваю я и протягиваю меч.
Она смотрит на меч и снова на меня в недоумении. Её лицо застывает.
— Да, — говорит она и хватается за рукоять, чуть ли не выхватывая оружие из моих рук.
Я перемещаюсь за Убийцу и держу его руки за спиной. Я не хочу, чтобы он пытался что-то сделать. Кристал встаёт перед ним. Я вижу, что она боится находиться так близко к нему. Интересно, сделает ли она это.
Убийца говорит между вздохами:
— Ты была одной из моих любимых. У тебя была такая тугая маленькая…
Кристалл замахивается и перерезает ему горло. Меч не доходит до конца. Она выдёргивает его и замахивается снова. Кровь брызжет на меня.
— Убийца! — кричит она.
Я отпускаю его, и он падает на землю. Теперь у него нет головы. Она рубит его тело.
— Насильник! — кричит она.
Когда она поднимает меч в следующий раз, я ловлю её запястье и забираю оружие у неё, притягивая её к себе. Я обнимаю её, и она рыдает в моих объятиях, как сломленная девушка, которой она была. Толпа затихает.
Я качаю её, гладя по волосам.
— Мороз! Быстрее сюда! — кричит Осколок.
Я поворачиваю голову. Все мужчины стоят вокруг чего-то. На что они уставились? Таща за собой Кристал, я иду к ним.
Потом мужчины расступаются, и я вижу, кто лежит, не двигаясь, в центре.
ГЛАВА 13
Я бросаю руку Кристал и бегу остаток пути, всё моё существо кричит.
Только не Шквал!
Люди Греха расступаются и отходят, когда я опускаюсь на колени рядом с неподвижной фигурой Шквала. Нет, не неподвижной. Он дышит. Задыхается, борется за дыхание.
— Что случилось?
Я смотрю на Вьюгу, который держит голову Шквала в своих руках.
— Дозорный достал его, здесь под рёбрами, — говорит он.
Его глаза налились кровью, а подбородок дрожит, на грани срыва. Каждый боец здесь знает, что «под рёбра» — это нехорошо. Я хватаю одну из окровавленных рук Шквала, а Кристал опускается на колени с другой стороны от меня. Так много крови. На нём нет туники, чтобы впитать её, поэтому она просто стекает по его бокам. Я поворачиваюсь к Осколку. Я даже не успеваю ничего сказать, как он качает головой. Я перехватываю его взгляд и читаю в его глазах безнадёжность. Ещё один человек, о котором я заботилась, вот-вот умрёт.
Шквал кашляет.
— Ты в порядке, брат, — говорит Лёд.
Он крепко держит Шквала за другую руку.
— Нет, не в порядке, — говорит Шквал и выпускает короткий смешок, который переходит в приступ кашля.
Кристал снова плачет. Я качаю головой, смотря на Лавину, указывая в сторону Кристал. Надеюсь, он её утешит.
Шквал смотрит на меня.
— Ты достала его. Ты… достала Убийцу.
Он задыхается, выражение лица искажается от боли.
— Ещё бы, — говорю я, моё зрение становится нечётким.
— Значит, мы победили, — говорит он и закрывает глаза с усталой улыбкой.
Потребовалось мгновение, чтобы понять, что он говорит о турнире. Кажется, это было так давно.
— Мы надрали задницы. Лучший боец и лучший результат, — говорит Вьюга.
Слёзы стекают по его лицу на зернистую землю Купола.
— Не нужно… — говорит он и перекатывается, сжимая область под сердцем, — быть такими грустными, — волна боли проходит, и Лёд снова переворачивает его на спину. — Я всегда хотел выиграть турнир.
— Мы сделали это. Ты сделал это, — Осколок приседает и берёт Шквала за плечо.
— Ещё кое-что — говорит он.
Его слова звучат невнятно. Я чувствую, как предательская слеза скатывается по моему лицу. Я не имею права плакать, когда Шквал так силён в свои последние минуты. Я хватаю его за руку, как будто могу как-то удержать его здесь.
— Что? — спрашиваю я хриплым голосом.
Не думаю, что кто-то ещё может говорить.
Шквал снова поднимает на меня глаза, и, хотя он находится на смертном одре, на его щеках появляется румянец.
— Поцелуй.
— Почему ты просто не сказал об этом, — говорит Грех, проталкиваясь сквозь круг вокруг нас.
Лёд смотрит на него, а Шквал начинает смеяться. Это даёт разрешение остальным, хотя звук получается принужденным. И этот смех делает момент ещё более душераздирающим.
— От кого-то… немного симпатичнее, — задыхается Шквал. Он дёргает пальцем в моём направлении, — Мороз.
Я улыбаюсь ему дрожащими губами. Позади меня мужчины тихонько смеются над бессвязными отрицаниями Греха. Я делаю шаг вперёд и обхватываю голову Шквала руками. Несколько слезинок капают на его окровавленное, мокрое от пота лицо. Его голова — мёртвый груз в моих руках. У него больше нет сил, чтобы держать её самому. Дрожь пронзает его тело, а его глаза продолжают скользить по мне, как будто ему трудно сфокусироваться.
Я наклоняюсь, прикасаюсь губами к его губам и отстраняюсь. Он вздыхает, и звук гулко отдаётся в его груди. Я вижу, как он угасает. Я хочу заглянуть в его глаза и вернуть в них свет, но я не знаю, куда он исчезает.
Я прижимаю последний скорбный поцелуй к его лбу.
Его больше нет.
Вьюга яростно обнимает тело Шквала, бормоча слова, которые я не могу расслышать. Лёд кричит, а Осколок изо всех сил пытается его утешить. Я обнимаю себя, не пытаясь скрыть слёзы. Большая рука ложится мне на плечи, и я смотрю на Лавину. Он раскрывает свои объятия, и я бросаюсь в них. Он подхватывает меня и крепко обнимает, а я рыдаю у него на плече. Я чувствую, как его слёзы падают мне на голову. Шквала больше нет. Милый Шквал, который каким-то образом был втянут в эту жизнь, когда не должен был. У него не было шанса стать мужем или отцом.
Лавина начинает опускать меня на землю. Я удивляюсь, почему он это сделал, пока не вижу, что к нам приближаются Джован, его личный охранник и Малир. Пока мы были заняты Шквалом, они оттеснили балку от одной из дверей.
Грех и его люди уже выстроились в линию. Наша скорбящая группа присоединяется к ним. На другом конце остаются двое мужчин, которые были с Убийцей — единственные выжившие из их группы. Один из них — Хейл, а второй — человек, покинувший группу Греха. Джован подходит к ним.
— Что он делает? — шепчет Осколок.
Человек Хейла атакует. Меч Джована оказывается там прежде, чем мои глаза успевают обработать действие, а затем голова мужчины проносится по воздуху.
— Чёрт, — говорит Осколок.
Он почти никогда не ругается.
Оставшийся мужчина из барака Трюкача бросает оружие и поднимает руки. Два охранника хватают его за руки и тащат перед нашим строем. Джован медленно обходит мужчину и открывает ладони. Напуганная, я вспоминаю о толпе. Зрители ревут, кричат о смерти этого человека. Люди из Внешних Колец, которые смотрели, как этот мужчина сражается снова и снова, делают то же самое. Они смеются и бросают мусор со своих площадок. Джован смотрит на меня и поднимает бровь. Я отворачиваюсь от него. Едва раздается крик мужчины, как он также умирает.
Джован проходит вдоль строя, стуча сапогами. Он несколько мгновений смотрит в лицо каждому мужчине. В первый раз он игнорирует меня, а по пути обратно останавливается и встаёт прямо передо мной.
Я наклоняю голову, немного стыдясь своего залитого слезами лица. Его глаза скользят по моим чертам, несомненно, оценивая всё это. Мне слишком грустно, чтобы бросить на него вызывающий взгляд, как я планировала. Проницательные голубые глаза, вероятно, видят и это. С момента нашей первой встречи у него появилась жуткая способность читать мои мысли.
— Но сделали бы они то же самое без твоего руководства? — наконец спрашивает он.
Я отвечаю ему, хотя вопрос и был риторическим. Я не могу больше смотреть, как умирают мои друзья.
— Да, — говорю я.
Я говорю о людях из моей казармы. Я бы включила сюда также Гнева, Греха и Порока. О других я не знаю.
Конечно, глаза Джована останавливаются на людях Трюкача. Грех шаркает рядом со мной.
Король возвращает свой взгляд к моему и рычит, отворачиваясь.
— Пожалуйста, — выдыхаю я.
Он замирает на мгновение, а затем продолжает двигаться к своей страже. Я игнорирую вопросительные взгляды Греха и Лавины. Собирается ли он убить их? Убьёт ли он меня?
Толпа теперь освистывает. И скандирует моё имя. Я не знаю, что они думают о его повышенном внимании ко мне. Король достаёт свой меч. Толпа освистывает его ещё громче. Они не хотят, чтобы он это делал. Возможно, они не так кровожадны, как я думала.
— Не убивай, не убивай, не убивай! — скандирует толпа.
Король поднимает руку, и толпа замирает. Некоторые из мужчин в строю суетятся, обеспокоенные этим проявлением власти.
— Сегодня мы стали свидетелями того, чего раньше никогда не видели, — ревёт он.
Толпа ревёт в ответ. Он даёт ей мгновение, прежде чем снова поднимает руку.
— А раз так, я сделаю то, чего раньше никогда не делал.
Грех резко вдыхает рядом со мной. Пожалуйста, отпусти их. Глаза Джована встречаются с моими.
— Эти мужчины, — он делает паузу, когда толпа снова скандирует моё имя, — и женщины.
Он уступает.
Я фыркаю и быстро задерживаю дыхание, когда он останавливается и снова встаёт перед строем. Я понимаю, что он работает с толпой так же, как и мы. Иронично.
— Будут прощены! — выкрикивает он в толпу.
Купол сотрясается от реакции людей.
И впервые сегодня они не скандируют моё имя, они скандируют имя своего Короля.
Мы даже не успеваем отпраздновать наше спасение от смерти, как нам приказывают идти к воротам. Я оглядываюсь, желая убедиться, что Кристал в безопасности. Она с Осколком. Лавина едва сдерживает Вьюгу, пока двое стражников тащат тело нашего друга прочь. Лёд смотрит, пока мы не окажемся в туннелях под стадионом и Шквал не скроется из виду.
Мы проходим по освещенным факелами проходам под Куполом и проходим парадом перед ассамблеей. Джован отделяется от первой шеренги и возвращается к своему трону, не обращая на меня внимания. Я чувствую его ярость. Это понятно, учитывая ситуацию, в которую я его только что поставила. Мы выставили на посмешище его стражу и его Купол. К тому же есть ещё и всё остальное, через что я заставила его пройти, сбежав.
Мы покидаем Купол и продолжаем шествие. Я понятия не имею, куда мы идём. Я не могу поверить, что мы живы. Почти все мы, и даже больше, чем я смела надеяться. У меня сжимается горло, когда я думаю о Шквале. Я бы хотела, чтобы это был кто-то другой. Один из людей Греха. Это ужасная мысль, но, тем не менее, это правда. Небо начинает темнеть, и мои раны начинают пульсировать. У меня их несколько. Я вижу, как кровь капает с пальцев Лавины.
В конце шеренги раздаются шепотки. Я выглядываю из-за фигуры Греха и задыхаюсь, когда вижу, где мы находимся. Зачем Джован привёл нас сюда? К сожалению, я знаю, что это моя заслуга. Несколько других мужчин тоже знают. Я вижу их мечущиеся взгляды. Я вспоминаю конкретные слова Короля. Он сказал, что нас пощадят, а не отпустят.
Ощущения при входе в этот замок практически идентичны тем, что я испытала в первый раз, прибыв в Третий Сектор. Ворота поднимаются, а затем опускаются за нами. Нас проводят вверх по огромной лестнице и через внушительный вход. На этот раз меня не ведут через арку на королевский суд и не ведут по лестнице в мою старую изолированную комнату.
Этот замок немного отличается по своему дизайну. Он более удобный, и в нём больше декора. Должно быть, это заслуга матери Джована. Либо она, либо Арла. Мне не очень нравится мысль о том, что это сделала Арла. Я сомневалась, что остальным женщинам ассамблеи тоже это нравилось.
— Ты. Женщина.
Я смотрю на Дозорного, гаркнувшего на меня, и вскидываю брови. Четверо мужчин окружают меня, и подталкивают Кристал ко мне. С паникой в глазах она поднимает взгляд, и я понимаю, что все остальные будут в ужасе, не имея никакого опыта пребывания в замке. Мне бы хотелось успокоить её, но я беспокоюсь по своим собственным причинам.
Я машу рукой Осколку, когда мужчин ведут в другом направлении.
— Сюда, — говорит стражник и снова толкает Кристал.
Я хватаю её руку и держу железной хваткой.
— Мы идём за вами. Не нужно толкаться, — говорю я и смотрю на него, пока он не делает шаг назад.
Как и обещано, мы движемся за ними без сопротивления. Они останавливаются перед дверью и открывают её.
Проблемы начинаются, когда я пытаюсь войти в комнату следом за Кристал.
— Не ты, — говорит ведущий Дозорный.
Я скрещиваю руки на груди.
— Почему нет?
Мужчины обмениваются взглядами. Один из них пожимает плечами и выглядит озадаченным. Я сдерживаю улыбку. В Осолисе наши стражники отбираются по их боевому мастерству, а также по их инициативности и способности решать проблемы. Эти навыки явно не являются обязательным условием для работы в Дозоре.
— Приказ Короля, — один из них, наконец, ворчит из-под шлема.
В ответ на его слова я поджимаю ноги. Надо чтобы кто-то побыл с Кристал. Четверо Дозорных шаркают ногами. Они только что видели, как я сражаюсь. Они знают, на что именно я способна.
— Мороз. Всё нормально. Я буду в порядке, — говорит Кристал. — Пожалуйста… Я устала от борьбы.
Я смотрю на неё, и она едва сдерживает слёзы. Я киваю и шагаю вперёд, чтобы обнять её.
— Ты не должна оставаться одна после того, что случилось, а затем ещё и Шквал. Ты уверена, что с тобой всё будет в порядке? — спрашиваю я.
Она кивает мне в плечо.
— Большое тебе спасибо. За всё.
Меня провожают на второй этаж. Я гадаю, спят ли Арла и Майси в тех же комнатах в этом замке. Вместе со своим сопровождающим я дохожу до конца коридора, а затем поднимаюсь по нескольким лестницам в короткий проход. В этом коридоре всего две комнаты. Я остаюсь в ближайшей комнате.
Она более милая, чем моя предыдущая комната. Разноцветные шторы смягчают колонны вокруг кровати. В одном углу находится ниша, заваленная яркими подушками. Справа от меня находится ещё одна дверь, но когда я дёргаю за ручку, то обнаруживаю, что она заперта. За ширмой стоит ванна. Она похожа на ванну Фионы, только под ней находятся шарики пиопа для подогрева. Я медленно вращаюсь по кругу, рассматривая гобелены, богато украшенную деревянную мебель, затейливую каменную кладку. После моей обувной коробки в казармах, это просто мечта. Мне нравится. Это комната для гостей? Я никогда не думала, что комната, которую я занимала в Третьем Секторе, была темницей, но по сравнению с этим великолепием она казалась таковой. Отвлечься на комнату удаётся ненадолго. Я опускаюсь на полированное сидение в подножии, болят мышцы — в том числе сердце.
Шквала больше нет.
Новые слёзы стекают по моим щекам. Возбуждение от боя проходит. Мои плечи опускаются, когда я вспоминаю каждый удар и пинок, приведший к его смерти. Кто именно нанёс смертельный удар? Если бы я ударила кого-то посильнее, был бы жив Шквал?
Ну, хотя бы я спасла жизнь Малиру. И избавила мир от двух бездушных мужланов. Я знаю, что потерять только одного человека, это везение, но ощущается иначе.
Раздается стук в дверь, заставляя меня судорожно вытирать лицо. Я хмуро смотрю на вход, когда дверь сразу не открывается. Следующий, более настойчивый стук эхом разносится по комнате.
Я встаю и иду к двери, гадая, не уловка ли это. Я пробую защёлку. К моему изумлению, она открывается. Я даже не потрудилась проверить, уверенная, что дверь заперта. Очевидно, я не пленница. Так же ли обстоит дело с другими бойцами? Или поэтому меня разлучили с ними?
Я стою с открытым ртом, когда входит процессия женщин. Одежда раскладывается на кровати. Ванна наполняется, и под ней зажигаются бусины. Открывается ширма. Я взвизгиваю, когда входит Садра, и застываю в шоке, пока она обрабатывает мою левую руку, где Убийца пробрался под мою защиту. Я жду, что она узнает меня, что она сравнит рост Татумы с ростом Мороз. Что она сопоставит исчезновение Татумы с появлением Мороз. Но она этого не делает. Я думаю, что моё молчание отталкивает её. Но Олина, конечно, успокоила бы её. Мороз было бы всё равно.
Руки Садры трясутся так сильно, что я удивляюсь, почему она помогает мне. Заикаясь, она благодарит за спасение жизни Малира, отвечая на мой вопрос. Я понимаю, что мои друзья-делегаты будут здесь. От волнения это совсем вылетело у меня из головы. Фиона, Жаклин, Роман и другие. Смогут ли они понять, что это я? Мой невысокий рост в Гласиуме сам по себе редкость. Мне повезло, что Кристал здесь и такого же роста. Это может предотвратить их подозрения.
Слуги уходят в том же порядке, в котором пришли.
Я закрываю за ними дверь, снова в недоумении. Что всё это значит? Я смотрю на пар, поднимающийся над ширмой. Джован приказал им принести всё это. Целую ванну воды! Не помню, когда я в последний раз мылась в ванне. Со всеми ли обращаются так же?
Я намерена оставаться в ней, пока вода не остынет, но вода не остынет, если под ней будет огонь. Как всё-таки дно ванны не обжигает меня? Аднан, наверное, уже рассказывал мне когда-то. Я обычно отвлекаюсь, когда он увлекается подробностями своих изобретений. Я издаю стон от ситуации, в которой нахожусь, вынужденная жить за спинами своих друзей. Хотя, если честно, я не могу винить Джована. Я загнала его в угол. Мне просто нужно убедиться, что не оплошаю и не сделаю то, что сделала бы Олина. Джован — единственный мужчина в Гласиуме, который знает мой секрет, и так оно и должно остаться.
После того как я тщательно очищаю свои разодранные ладони, ободранные ноги, ожог от верёвки и сменяю повязки Садры, я выхожу из воды. Соблазнительно снова погрузиться в тёплые глубины, но один взгляд на грязную воду останавливает меня. Я выхожу и заворачиваюсь в мех, разглядывая чистую одежду, разложенную на кровати. Она будет мягкой, хорошо сшитой и чистой. Я мечтаю носить её. Она также выделит меня, если с остальными мужчинами и Кристал не обращаются так же.
Вздохнув, я беру свой костюм из ремней и как можно тщательнее отмываю его в ванной крови и грязи. Сделав это, я надеваю его обратно и тут же заплетаю волосы и начинаю собирать их в пучок у основания шеи. Мои руки останавливаются. Жаклин видела мои волосы в такой прическе. Я вынимаю их из пучка и оставляю свои иссиня-чёрные волосы в длинной косе до середины спины — вполне обычное явление во Внешних Кольцах.
Раздается стук. Я распахиваю тяжёлую дверь.
— Идём, — ворчит Дозорный.
Мои брови поднимаются.
— Или ты не хочешь есть? — спрашивает он.
Мой желудок требует, чтобы я отбросила свою гордость и последовала за этим человеком. Я следую за ним. Трое других стражников окружают меня. Мы будем есть вместе с ассамблеей? Я предполагала, что нас будут кормить отдельно. Разве Джован не боится, что мы можем напасть? Подождите. Я забыла, что говорю о Джоване. Король настолько высокомерен. Но также прав. У казарм не будет желания разбрасываться своим вторым шансом на жизнь.
Проходя через каменную арку, я полностью погружаюсь в образ Мороз. Но моё сердце колотится. Первая волна всепоглощающей скорби после смерти Шквала прошла через меня, оставив меня опустошенной, но всё же способной сосредоточиться на грядущем. Как Джован отреагирует на мою поимку? Я вспоминаю интенсивность его взгляда сегодня. Думаю, ярость — это слишком мягко сказано, но я знала, что меня ждёт, если я вернусь.
Несмотря на негромкие инструкции охранников, я останавливаюсь, когда оказываюсь в середине комнаты. Я осматриваю ассамблею, взгляд равнодушный, избегаю стол делегатов. Но мои предательские глаза всё равно бросают на них быстрый взгляд. У меня перехватывает дыхание, когда я вижу, что они смотрят в мою сторону, как и все остальные. Мне удаётся не смотреть на Джована и, в конце концов, я замечаю Лавину в дальнем углу зала, сидящего как можно дальше от Короля. Меня это устраивает. Я не стремлюсь к разговору с ним.
— Дальше я сама, мальчики, — кричу я через плечо Дозорным.
Я усмехаюсь, когда они задерживаются, неуверенные, что делать.
Глаза некоторых членов ассамблеи обращены ко мне, пока я иду по проходу. Некоторые из них впечатлены, некоторые отстраняются от меня. Но, как и в Клетках, я веду себя так, будто их внимание ниже моего достоинства, независимо от их привлекательности. Это единственный способ справиться с дискомфортом, который я испытываю.
Присутствуют все выжившие бойцы барака, Кристал тоже. Я была права, оставшись в своём боевом облачении. Больше никому не выдали новую одежду. Беглый осмотр ослабляет мои опасения, что Дозорные могли быть не слишком приветливы к моим друзьям. У них нет видимых повреждений, кроме тех, что они получили в Куполе, и им разрешили помыться. Рана на плече Лавины перевязана. Единственное, что выбивается из их привычного вида, это настороженность и опаска в выражениях их лиц. Я двигаюсь вокруг и обнимаю их всех. Это заставляет членов ассамблеи перешептываться. Скорее всего, они жаждали новых сплетен и желали, чтобы мы дрались между собой, как дикари. Богатые люди, окружавшие королевских особ, были одинаковы, куда бы вы ни отправились, будь то Осолис или Гласиум.
Осколок задерживает меня подольше.
— Ты спасла нас там. Я был слишком шокирован, чтобы осознать это раньше, но спасибо тебе.
— Вам что-нибудь сказали? Куда они вас всех поместили? — спрашиваю я, отступая назад.
— Мы в бараках, — он улыбается. — Будто мы их никогда не покидали.
Я фыркаю. Его улыбка сходит.
— Главный мужчина. Командир, который был в Куполе. Он сказал, что завтра нас проинструктируют.
Я слышу его вопросительный тон и смотрю на него тяжёлым взглядом. Здесь слишком много ушей. Я знаю, что, рано или поздно, должна буду дать им объяснение, почему Джован помиловал их. Я понятия не имею, что сказать. Что вообще может объяснить те отношения, которые продемонстрировали мы с Королём?
Я слышу грандиозное урчание жалующегося желудка Лавины и оглядываю сидящих мужчин. Ассамблея ест. Я знаю, что формально не являюсь пленницей, но не уверена в положении членов барака. Являемся ли мы какого — то рода гостями? Я оглядываюсь вокруг. В обеденном зале больше Дозорных, чем обычно, но Джован знает, что наши жизни в его руках. Нас всех привели в обеденный зал. Я предполагаю, что мы здесь, чтобы поесть, но никто не потрудился нам об этом сказать. Возможно, они получают удовольствие от нашего дискомфорта.
— Пойдём со мной, — говорю я Лавине и направляюсь к столам с едой.
Я игнорирую одобрительные возгласы, когда прохожу мимо некоторых мужчин из ассамблеи. В сравнении с грубыми комментариями в ямах, они похожи на щенков, пытающихся тявкать. Лавина плетется рядом со мной. Мы останавливаемся перед горой еды. Я бросаю взгляд из-под ресниц на массивного мужчину рядом со мной. Его глаза чуть не вылезают из орбит. Я смеюсь над ним, а он ухмыляется, легонько подталкивая меня своей неповрежденной рукой.
Я иду вдоль стола и останавливаюсь как вкопанная, когда понимаю, куда иду.
Я не могу есть грушу.
Всем хорошо известно, что они — любимая еда Олины. О чём я только думала? Я с тоской смотрю на корзину с сочными фруктами, но затем поворачиваюсь и беру мясо. Всегда мясо. Я тоскую по овощам и яблокам. Я наваливаю еду на своё блюдо, с наслаждением наблюдая за Лавиной.
Наполнив тарелку, я возвращаюсь к столу. Похоже, Лавина не собирается в ближайшее время покидать свою нынешнюю локацию. Я останавливаюсь и моргаю, глядя в находящуюся передо мной грудь. Я заглядываю в тёмно — синие глаза Греха.
Я собираюсь с мыслями и поднимаю бровь.
— Что? — спрашиваю я.
Он обходит меня, отбрасывая прядь волос со лба.
— Ох, ничего, — вздыхает он.
Я бросаю на него странный взгляд и прохожу мимо него.
— Просто вспомнилось маленькое обещание, которое ты дала, — окликает он, когда я нахожусь в нескольких шагах от него.
Я оборачиваюсь и исследую его лицо в поисках ответа, искренне смущаясь.
— Какое ещё обещание?
Он хватается за сердце и издает страдальческий звук.
— Ты даже не помнишь наше любовное соглашение?
Я прикусываю щёку, чтобы сдержать улыбку. Те, кто ближе всего к нам, внимательно слушают. Он такой любитель внимания. Я совершенно уверена, что запомнила бы любовный договор. Грех, как всегда, работает с толпой. Он ухмыляется и подходит к нам.
— Ты обещала мне поцелуй, если мы выживем, — его голос куда громче, чем это необходимо.
Должно быть, кровь отхлынывает от моего лица, потому что ухмылка бойца увеличилась в десять раз.
— Грех, я, правда, не думала, что мы выживем. И, помнится, я обещала, что мы все тебя поцелуем. Остальные уже выполнили обещание? — спрашиваю я.
Я говорю тихо, но подслушивающие члены ассамблеи всё слышат и начинают хихикать.
— Я… получу их в своё время. Ты собираешься отказаться от своего слова? — драматично заявляет он.
Я закатываю глаза, а его глаза наполняются весельем.
Он подходит ко мне сзади и убирает выбившиеся пряди волос с моей шеи. Он наклоняется губами к моему уху и шепчет:
— Может, устроим им представление, Принцесса?
Его вопрос тихий и соблазнительный. И совершенно напрасно потраченный на меня. Я сжимаю губы, едва сдерживая смех. Он невероятен. Он делает это только для того, чтобы привлечь внимание другой женщины.
Я поворачиваюсь к нему и посылаю взгляд, которым гордилась бы Уиллоу. Я прячу улыбку, когда его глаза расширяются, заметно удивленные тем, что я ему подыгрываю. Я прикладываю палец к его рту и провожу им по его полной верхней губе, а затем поднимаюсь на носочки и прижимаюсь к его губам мягким, затяжным поцелуем. Он стонет, когда я отстраняюсь, и пытается притянуть меня обратно, его глаза всё ещё закрыты. Я ухмыляюсь и разворачиваюсь, выбивая почву из-под его ног. Я слышу удовлетворительный шум воздуха, вырывающего из его лёгких, когда он приземляется на спину.
Смех разносится по залу. Лавина присоединяется ко мне, наконец-то закончив набирать еду. Наша группа всё ещё хлопает по столу, когда я подхожу к ним. Гнев дает мне жгучее «дай пять».
Я прислоняюсь спиной к плечу Вьюги. Я съела слишком много. Это легко сделать при таком изобилии пищи перед нами. Лёд обменивается тяжёлым взглядом с Вьюгой, и уныние, которое я временно отложила в сторону, поднимается.
Лёд встает.
— Шквал был… хорошим человеком, несмотря ни на что. Самым достойным человеком, которого я встречал, — он прочищает горло. — Он родился во Внешних Кольцах. Трудно родиться там и стать таким, — он проводит рукой по лицу, прежде чем продолжить: — Для меня было честью знать его, сражаться рядом с ним и быть там в его последние минуты.
Кристал обнимает его сгорбленные плечи, когда он садится. Смерть Шквала была ужасной для меня, но остальные знали его намного дольше. Вьюга следующим делится воспоминаниями о Шквале. Мы все говорим по очереди, выпивая варево после каждого воспоминания. Это варево, которое я раньше разбавляла водой, похоже на мёд по сравнению с тем, что я пила во Внешних Кольцах — но это не значит, что оно менее крепкое.
— У меня есть тост, — говорит Кристал, покачиваясь на скамейке. — За Мороз. За то, что спасла наши жалкие задницы.
Она тихонько отрыгивает, прикрываясь рукой.
— За Мороз!
Я морщусь, когда они громко выкрикивают моё вымышленное имя и звенят бокалами.
Я слышу, как кто-то бормочет:
— Пока что.
Тем не менее, вполне оправданное беспокойство мужчины о своём будущем долголетии заглушается.
— Речь! — скандирование продолжается.
Возможно, никто не хочет думать о том, что будет завтра.
Я опускаюсь на сиденье скамейки, лицо разгорячённое. Члены ассамблеи выпивают, как обычно после ужина, но они держатся подальше от нашего стола. Чем громче мы становимся, тем резче становятся их взгляды. Им не нравится, что мы так быстро утратили свою кротость. Тем не менее, мужчины и женщины наблюдают за нашей усталой группой и слушают, одновременно отчаянно ожидая обещанного шоу. Никто не пришёл, чтобы поскорее выпроводить нас из зала, из-за нарастающего шума, что подтверждает мою догадку. Джован объявил, что мы должны остаться в качестве гостей… со стражей.
— Я не знаю, что сказать, — говорю я, пожимая плечами.
Я привскакиваю, когда вижу, что Джован смотрит в мою сторону. Я сглатываю и поворачиваюсь обратно к бойцам.
— Сегодня я не могла бы драться с лучшими людьми, — я стараюсь подбирать слова, помня о нашей нынешней компании. — Каждый из нас внёс свой вклад. Если бы в цепочке было хоть одно слабое звено, нас бы уже не было.
Я изучаю лица мужчин и внезапно усмехаюсь.
— Но вы видели наши приёмы? — говорю я людям Трюкача. — Без сомнений мы бы надрали вам задницы в групповой категории. У вас не было шанса.
Люди Трюкача встают, выкрикивая свои возражения. Наш барак спорит с ними. Кристал наблюдает за обеими группами. Я так занята празднованием созданного мной хаоса, что не замечаю Ярости и Порока, пока не становится слишком поздно. Они хватают меня за руки, прежде чем я успеваю среагировать, и я захлебываюсь и задыхаюсь, пока Гнев заливает варево в моё горло.
Они усаживают меня обратно на стол, и я вытираю алкоголь с лица и груди, всё ещё хихикая.
— Вы в любой момент можете давать мне это вместо дерьма из Внешних Колец, — говорю я.
— Что будет дальше? — тихо спрашивает Осколок.
Я оглядываю поникшие головы, моя собственная голова начинает клониться от усталости. Сегодня каждый из нас боролся за свою жизнь и оплакивал потерю дорогого друга. Я знаю, что он спрашивает от имени остальных. Несомненно, он хочет как-то успокоить их.
Я качаю головой, положив руку на его опущенное плечо.
— Я не знаю, — признаю я. — Правда, не знаю.
ГЛАВА 14
Вернувшись в комнату, я ругаюсь, пытаясь расстегнуть боковые шнурки своего костюма. Нет причин, по которым я не могу надеть новую одежду в постель, где никто не увидит. Мягкий материал на моей коже! Запертая боковая дверь, которую я пыталась открыть ранее, с треском распахивается. Я хватаюсь за свободные концы своего наряда и вихрем несусь навстречу разрушителю. Я отчасти уже понимаю кто это. Только один человек распахивает двери так, как будто они специально пытаются его замедлить.
Джован врывается в комнату и захлопывает за собой дверь. Его лицо напряжено от ярости. Король Гласиума не утруждает себя приветствиями.
— Ты хоть представляешь, какое дерьмо устроила?
Я дёргаю головой в сторону входа в комнату. Наверняка стражники снаружи слышат его рёв.
— Стены толстые, — говорит он.
— Им следует быть очень толстыми, — бормочу я.
Я ловлю его взгляд на шнурках, распущенных по бокам моей груди. Я отворачиваюсь от него и быстро поправляю их.
— В середине тура я получаю сообщение о том, что Татума исчезла. Ты понимаешь, как много времени я… как много времени Дозорные потратили впустую, ища тебя? И теперь ты возвращаешься без вуали. Ты, блять, в своём уме?
— Джован, дай мне минуту всё объясниться, — говорю я.
Я знаю, что он искал меня. Я видела его с Роном в Шестом Секторе. Почему-то я сомневаюсь, что он будет счастлив узнать об этом.
— Ты воспользовалась своей возможностью сбежать в Осолис, — продолжает он, игнорируя мою просьбу. — Насколько я понимаю, ты столкнулась на своём пути с тем, что оказалось сложнее, чем ты планировала. Ты попала в ловушку во Внешних Кольцах. И ты можешь драться, — обвиняет он. — Всё это время ты скрывала свои навыки.
— Поведать всем об этом было отнюдь не в моих интересах, — спокойно говорю я.
— А я думал, что должен присматривать за тобой, потому что ты такая маленькая. Каким же дураком ты, наверное, считала меня всё это время, — говорит он.
Я хмурюсь. Из всего, что я сделала, именно это раздражает его больше всего?
— Я не считаю тебя дураком. Я скрывала свою способность сражаться всю жизнь. В Осолисе только двое знали об этом, — говорю я.
Я вижу крошечный проблеск интереса среди ярости в его глазах.
— И никогда не появился бы третий, если бы тебе удалось добраться до Великого Подъёма.
— Джован, это не…
— Не ври мне, — бурчит он.
Я вздыхаю и отворачиваюсь, он всё ещё относится ко мне, как к ребёнку. Он прав, отчасти. Я не ожидала, что Внешние Кольца окажутся такими… свирепыми. Но я никогда не планировала возвращаться в Осолис. Я не настолько глупа. Даже если бы я сделала это, мать убила бы меня. Я подхожу к ванне и отодвигаю ширму, беру мочалку. Приходил слуга и слил грязную воду.
— Что ты делаешь? — требовательно спрашивает он. — Мы разговариваем.
Не оборачиваясь, я пожимаю плечами, продолжая убираться.
— Нет, это ты говоришь. Не буду тратить своё время. Это как разговаривать со стеной.
Волоски на моей шее шевелятся. Я поворачиваюсь и вижу его прямо перед собой. Он всё ещё с голым торсом после Купола. Мой взгляд скользит по твердой поверхности его груди и опускается к рельефному животу. Я снова поднимаю взгляд на его лицо, смутившись, и вижу примесь самодовольства в его яростном взгляде.
— Олина, весь последний месяц и даже больше, я думал, что ты умерла. Ты умерла одна в метели? Изнасиловали ли тебя преступники? Или убили за качественное пальто? Ты умерла от голода на Подъёме? — он проводит руками по волосам. — Целый Сектор сменился. Я обезумел от догадок, — говорит он мягким голосом. Самым опасным голосом. — Ты представляешь, через что ты заставила пройти своих друзей?
Я опускаю голову, не в силах встретиться с ним взглядом. Чувство вины захлестывает меня при этих словах. Его вопрос вскрывает чувства, которые я запрятала в коробку на последние шесть месяцев.
— Пожалуйста, поверь, что, когда я говорю тебе, что мне жаль, это действительно так. У меня никогда не было намерения причинить боль моим друзьям. Была зацепка, связанная со стрелой Кедрика. Я предполагала, что вернусь через пару дней, но моя вуаль была порвана, и я не смогла вернуться.
«Или не хотела вернуться», — молча, добавляю я.
— Хмм, — с сомнением отвечает он.
Мой взгляд возвращается к его глазам. Разочарование омрачает его черты, когда он смотрит на меня сверху вниз.
— Всё же ты ушла, когда наши миры были на грани войны. Я понимаю, что ты хочешь найти убийцу моего брата, впрочем, как и я, но ещё есть время заняться этим. Это не должно было быть твоим приоритетом в тот момент. Чем ты оправдываешь то, что бросила свой народ? Я не считал тебя трусихой, как и не думал, что у тебя нет чести.
— Мы в состоянии войны? — быстро спрашиваю я, исследуя его лицо.
Другие его высказывания я оставляю без внимания. Они просто наживка.
— Тебя вообще волнует мой ответ?
Я прищуриваю глаза.
— Конечно. Это мои люди.
— У тебя забавный способ показать это, — насмехается он.
Я вздыхаю.
— Не будь мелочным. Моё решение не было очевидным. Я лишилась своей вуали. Как я должна была вернуться?
Я пытаюсь отвернуться, чтобы собраться с мыслями. Он разворачивает меня обратно и хватает обе мои руки, как он делал в прошлом. Этот спокойный фасад, который он сохранял с тех пор, как вошёл в комнату, наконец-то треснул, и его гнев вырвался наружу.
— Брехня! Ты могла просто прийти ко мне. Ты могла пробраться в замок. Очевидно, ты эксперт по скрытности. Я мог бы найти для тебя чёртову вуаль.
Я пристально смотрю на его руки, и он отпускает их, сжимая кулаки по бокам.
Он ещё не закончил.
— И что за идиотизм ты устроила в Куполе? Ты загнала меня в угол своим глупым поступком. Ты могла погибнуть там, по меньшей мере, два десятка раз! — я наблюдаю, как он вышагивает. — И ты рискнула тем, что все узнают, кто ты на самом деле. Почему ты не приняла моё предложение? Это из какой-то преданности мерзавцам, которые сейчас спят в моём замке? — кричит он.
Я сглатываю.
— Они мои друзья, Джован, веришь ты или нет. Я должна была попытаться спасти их. Я прошу прощения за то положение, в которое тебя поставила. Но я сделала бы это снова. И я искала ткань.
— Ты, кажется, ужасно сдружилась с мужчинами внизу. Уверен, что ты изо всех сил старалась вернуться, — саркастически отвечает он. — И подумать только, я волновался, что кто-то обидит тебя.
В каждой черте его лица — ярость. Я всегда знала, что всё будет плохо, когда вернусь, но это превзошло все мои ожидания. Жестокий выговор, игнорирование меня, припирание к стенке, но не разрушение всех моих жалких оправданий.
— Очень сомнительно, что кто-то свяжет Мороз и Олину, — говорю я.
— Значит, ты не видела взгляды, которые бросал на тебя Рон. Тебе лучше быть чертовски осторожной, чтобы никто не узнал, кто ты.
Это стало для меня новостью, но мне не следовало ожидать меньшего от проницательного делегата.
— Ни у кого нет большей личной заинтересованности в сохранении этой тайны, — говорю я.
Его взгляд встречается с моим глазами, и я отказываюсь вздрагивать от их холода.
— Хочешь знать, что задержало моё возвращение?
— Думаю, я предельно ясно дал понять, что думаю, — говорит он.
Я не обращаю внимания на его ответ.
— Кто последует за голубоглазой Солати?
Я пытаюсь преподнести это как ни в чём не бывало, но мой голос немного дрожит. Он скрещивает руки на груди. Но не отвечает. Потому что нечего сказать. Он, как и я, прекрасно это понимает.
— Более того, какой вред может принести знание о голубоглазой Татуме, оказавшееся в чужих руках?
Я смотрю на него и вижу его понимание. Вероятно, он уже обо всём этом догадался.
— Да, сама мысль, остаться неизвестной во Внешних Кольцах, очень привлекательна. И до сих пор, — я вздыхаю и двигаюсь по комнате, ненадолго погружаясь в свои заветные мысли. — Никаких обязанностей, никакого прошлого. И оставаясь там, возможно, я окажу миру услугу. Может быть, я спасаю свой народ от будущего вреда, а не от непосредственного вреда войны.
Я подхожу к Джовану. Его взгляд скользит по моему телу и возвращается к глазам. Я бросаю на него такой же самодовольный взгляд, как он бросил на меня раньше, и его глаза сверкают.
— Я всегда знала, что с моим лицом что-то не так. Какое-то уродство, или, может быть, я была просто некрасивой, хотя ничего необычного я не чувствовала.
Я пожимаю плечами. Джован фыркает.
— Уверяю тебя, это не так.
Моё сердце подскакивает, но я притворяюсь, что не слышу его.
— Как только я взглянула в зеркало, я поняла.
Я бросаю на него взгляд, но он не показывает удивления, присаживаясь на кровать. Он слышал о разбитом зеркале у Фионы и собрал эту историю воедино.
— Я могу снять вуаль и стать изгоем. Это повергнет Осолис в анархию, пока люди будут свергать мою мать и искать нового лидера — человека, который не опозорил себя, переспав с Брумой.
Я смотрю на Джована, удивляясь, почему он не перебивает, но он просто слушает… причем очень спокойно. Я сажусь рядом с ним и продолжаю, внимательно наблюдая за ним.
— Или я могу оставить вуаль и остаться изгоем, которым я была раньше, просто не таким очевидным. И в один день я буду править, если проживу достаточно долго, и буду всегда бояться, что кто-то раскроет мой собственный секрет. Возможно, он будет использовать это знание для шантажа. Возможно, будет использовать это знание, чтобы запугивать моих детей после меня. А что, если у моих детей будут голубые глаза? Я не смогу надеть на них вуали, как это было со мной, — я бросаю на него мимолетный взгляд. — Так что да, остаться во Внешних Кольцах приходило мне в голову. Часть меня жаждет этой жизни, это также может быть лучшей альтернативой для моего народа, — повторяю я и опускаю голову на каменную колонну рядом со мной.
Я так устала.
— Ты беспокоишься, что я могу сделать это, — говорит он.
Я закрываю глаза от его сердитого тона.
— Я всё ещё пытаюсь понять это.
Кто знал, что каменные колонны могут быть настолько удобными? Я зеваю.
— С тобой там кто-нибудь плохо обращался? — мягко спрашивает он.
Я качаю головой.
— Я уже прощена? — спрашиваю я в тишине, которая наступила после его вопроса.
— Прощена, возможно. Заслужила доверие — нет.
Я сжимаю губы в усталой гримасе, но, если честно, другого я и не ожидала.
— Довольно справедливо, — бормочу я.
— Как долго ты сражаешься? Ты уничтожила мой Купол. Нам придётся заново прикрепить балки, на этот раз с помощью цепей. Теперь каждый подонок будет пытаться перерезать верёвки после твоего трюка.
— Уже давно.
Я вздыхаю, игнорируя вторую часть его комментария.
Меня поднимают и кладут на что-то мягкое.
— Эта стрела погубит тебя, — шепчет глубокий голос в моих волосах. — Лучше бы ты отпустила его.
ГЛАВА 15
Одиннадцать бойцов, выживших в Куполе, сидят в тишине за завтраком. Боль — не самое подходящее слово, чтобы описать уровень ноющей боли в моём теле. Даже проснуться было колоссальным усилием, не говоря уже о том, чтобы встать на ноги. Звук прочищающегося горла выводит нас из ступора. Малир стоит в конце стола. Я выпрямляюсь.
— В течение следующих двух недель, согласно приказу Короля, вы будете тренироваться с Дозорными. Если вас выберут, вы можете остаться здесь в составе Дозора или вернуться во Внешние Кольца.
За столом раздаётся шёпот. Большинство бойцов удивлены тем, что им могут дать возможность покинуть замок, не говоря уже о предложении должности в Дозоре.
Малир смотрит прямо на меня. Я улавливаю лёгкое замешательство в его взгляде. Без сомнений он гадает, почему я спасла его жизнь. Хотела бы я сказать ему, вместо того чтобы продолжать обманывать его. Я и так с трудом сдерживаю признание на своём лице. Я напоминаю себе: холодный взгляд, ровные губы, вот отношение Мороз.
Малир обращается к Кристал:
— От тебя ожидается помощь с обязанностями в замке, в дополнение к заданиям, которые даст тебе моя жена, Садра.
Я пытаюсь успокоить Кристал взглядом, когда Садра уводит её прочь. Жена Малира никогда не причинит ей вред. Но Кристал этого не знает.
Мы следуем за Малиром прочь от обеденного зала. Я иду рядом с Осколком. Мы направляемся к тренировочному двору в сопровождении нашего стражника. Король Джован разговаривает с Романом, но смотрит нам вслед, пока мы не скрываемся из виду.
— Что-нибудь произошло в бараках? — спрашиваю я Осколка.
— К удивлению, нет. Нас держали отдельно от Дозора. Шквалу понравились бы матрасы, — добавляет он.
Я смеюсь, хотя звук застревает в моём горле. Мы обмениваемся грустными взглядами, и это редкий момент, когда Осколок ослабляет бдительность, показывая глубину своей боли.
Мы входим в тренировочный двор, и, честно говоря, я немного взволнована. Сколько раз я вместе с Фионой и Жаклин наблюдала за тренировками, желая присоединиться к ним? Малир приказал Дозорным снова упражняться в стрельбе из лука. Я вижу, что его мужчины ничуть не стали лучше, чем были в предыдущем Секторе. Армия Джована смертоносна с огромным количеством оружия, но лук и стрелы не относятся к их преимуществам. В Осолисе даже самые бедные деревенские жители занимаются стрельбой из лука, но не здесь. Лишь несколько Дозорных демонстрируют улучшение результатов, но большинство попадает в цель менее чем в половине случаев, причём не близко к центру.
Я стою в стороне, стараясь не смеяться над Аднаном, который возится, пытаясь наложить стрелу на тетиву. Должно быть, сегодня его тренировочный день. Я знаю, что молодой изобретатель ненавидит это. И должна признать, Фиона или Кристал, вероятно, могли бы превзойти его неуклюжие попытки наложить стрелу.
Я жалею его и подхожу.
— Ты не часто этим занимаешься, — говорю я.
Он поворачивается и смотрит на лук в своей руке.
— Так очевидно?
Он опускает голову, его лицо краснеет.
— Да, — отвечаю я, выгнув бровь.
Я забираю у него лук.
— Ты делаешь неправильно в нескольких местах.
Я провожу его через весь процесс, а затем хожу вокруг него, пока он повторяет попытку. Я поднимаю его локоть немного выше и улучшаю его стойку, затем наклоняю его плечи.
— Прицелься и отпусти.
Он со свистом выпускает стрелу. Она поражает цель. Не в самую середину, но выстрел неплохой.
Он поворачивается ко мне с широкой улыбкой.
— Думаю, это первый раз, когда я попал в цель.
— Отрабатывай то, что я показала тебе, — говорю я.
— У тебя есть опыт в этом? — раздаётся голос.
Я поворачиваюсь и вижу Малира. Он стоит рядом с командиром, которого я вырубила вчера в Куполе. Второй командир смотрит на меня, во всяком случае, своим здоровым глазом. Я одариваю его Морозной ухмылкой.
Нет способа уклониться от ответа, и нет возможности отрицать этот факт, после того, что я продемонстрировала с Аднаном.
— Небольшой, — говорю я.
— Ты тренируешься с нами в течение двух недель. Возможно, ты могла бы дать нам несколько советов.
Он произносит это достаточно вежливо, но я знаю Малира достаточно хорошо, чтобы понять, что это приказ.
Я пожимаю плечами. Вообще-то я не хочу помогать им улучшать навыки, когда знаю, в кого они будут стрелять.
Какое-то движение привлекает моё внимание. Приходит Джован и останавливается у подножия лестницы. Он ухмыляется моей дилемме. Я сдерживаю свирепый взгляд. Пока что.
— Две недели, по сути, это недостаточно долго, чтобы исправить все ваши ошибки.
Дозор ворчит в ответ на мои слова. Лёд прячет улыбку, закрывшись руками.
— Смотрите и учитесь, — говорю я, подбирая самый маленький лук, который могу найти.
Я выстраиваюсь в линию, проговаривая инструкции, как это делал для меня Аквин. Я выпускаю стрелу, и она попадает в границу яблочка. Я беру вторую стрелу и повторяю процесс, но на этот раз я попадаю в центр яблочка. Сейчас я выпендриваюсь, но я радуюсь, что могу так хорошо стрелять без вуали. Обычно это я промахиваюсь мимо мишени, а Оландон попадает в центр.
Я едва прицеливаюсь третьей стрелой, прежде чем выпускаю её и попадаю в цель.
Я поворачиваюсь и закатываю глаза на мужчин, которые не сдвинулись с места.
— Вы не станете лучше, если будете стоять здесь!
Я отгоняю их, и они разбегаются по своим местам.
Малир подчиняется моим распоряжениям. Он внимательно следит за происходящим, и я беспокоюсь, видя, как резко улучшается их стрельба.
— Если бы я сейчас не пытался не рассмеяться от твоего выражения лица, я бы поблагодарил тебя за то, что показала моей армии, как стрелять. Это может пригодиться.
Я не поворачиваю голову.
— Их стрельба просто жалкое зрелище.
Джован фыркает и поднимает лук. Он стреляет, едва взглянув, и попадает в мишень. Он усмехается мне через плечо. Я поднимаю глаза на кричащих женщин, которые собрались на дорожке наверху, решив поглазеть. Кажется, одна из них только что упала в обморок. Хотя сегодня у Короля есть конкуренты. Половина из них вожделеет Греха, который напрягает мускулы для своей благородной публики. Я снова смотрю на Джована, а он стреляет во второй раз. Когда он стреляет, можно видеть, как напрягаются мышцы его спины и бёдер.
Я поднимаю глаза и вижу, что он застал меня за подглядыванием. Дерьмо.
— Это слишком просто для тебя. Тебе нужны движущиеся цели, — говорю я, чтобы прикрыть своё смущение.
Я спешу туда, где тренируются другие лучники. Для Гнева это естественно, как и для Вьюги. Я исправляю пару чужих ошибок и затем поднимаю лук и присоединяюсь к ним. Тёплое тело прижимается к моей спине. Я напрягаюсь и бросаю взгляд через плечо.
Грех.
Я одариваю его сухим взглядом.
— Снова ты. Я думала, ты всё ещё пытаешься отдышаться после прошлой ночи.
Он прижимается носом к моему.
— Прошлая ночь была великолепна.
Остальные хихикают.
— Не надо искажать мои слова. Этого никогда не случится, — я пихаю его локтем.
— Что это за «это», о котором ты говоришь? Я просто подумал, что тебе не помешают советы по стрельбе.
Он хватает меня за бёдра и крутит ими, затем скользит руками вверх по моему животу.
— Грех, если бы я хотела совет, он был бы не от тебя.
Я пристально смотрю на его почти пустую мишень. Пара ближайших Дозорных смеётся.
Он продолжает скользить руками. Это доставляет мне дискомфорт, но я сохраняю расслабленное выражение лица, готовясь снова опрокинуть его. Я избавлена от проблем. Огромное тело появляется передо мной.
Король Джован протягивает руку и хватает Греха за шею. Так же как он однажды поступил с Габелем, когда я впервые оказалась в замке. Мои глаза расширяются.
— Как тебя зовут, мерзавец? — мягко спрашивает он.
Я вижу, как Осколок кладёт руку на грудь Ярости, удерживая его.
— Грех, — задыхаясь, отвечает он.
Он выглядит не так хорошо, когда вены выступают на его лице. Я пытаюсь протиснуться между мужчинами, но Джован кладёт свою вторую руку мне на плечо.
— Что ж, Грех. Раз ты здесь новенький, ты мог не понять, что на тренировочном дворе, мы тренируемся, — Грех хмыкает. — Обязательно запомни это.
Он бросает его и тащит меня прочь, за пределы слышимости остальных.
— Вот поэтому мы не тренируем женщин, — рычит он мне в лицо.
— Ох, то есть не потому, что вы думаете, что женщины слабее мужчин, и боитесь, что они станут лучше вас? — спрашиваю я.
Он хмурится на меня. Я продолжаю:
— Моей вины в том, что он сделал, нет. Таков уж Грех. Он ведёт себя так со всеми женщинами. Это пустяки.
Джован фыркает.
— Поверь мне, он серьёзен. И почему ты не надеваешь одежду, которую я прислал тебе?
— Потому что ты не дал никому из остальных новой одежды!
Я сжимаю руки в кулаки, чтобы избежать соблазна ударить его. Он так раздражает!
— Все увидят, что я получаю привилегии.
Я оглядываюсь и вижу, что остальные бросают на меня странные взгляды. Я отступаю, понимая, что мы стоим слишком близко.
— И, раз уж мы заговорили об этом, тебе нужно отступить. Если ты будешь продолжать в том же духе, люди догадаются, что мы знакомы. Возвращайся к отстраненному, задумчивому Джовану.
— Отстраненный, задумчивый Джован? — спрашивает он.
Я с подозрением смотрю на него. Как всегда, его лицо — чистый лист, а тон слишком непринужденный.
— Это не смешно, — говорю я.
Уголки его рта дёргаются. Я немного радуюсь, что мне удалось догадаться, что он смеется надо мной.
— Ты права. Насчёт одежды. Но не по второму пункту. Уделяя тебе внимание, я спасаю тебя от других мужчин, — говорит он.
— Правда? — с сомнением интересуюсь я.
Я оглядываюсь назад. Один мужчина из ассамблеи ловит мой взгляд и подмигивает. Я думаю улыбнуться ему в ответ, решая доказать свою точку зрения.
— Кажется, это работает очень хорошо, — говорю я вместо этого.
Джован одёргивает меня назад.
— Именно. Поэтому не завлекай их больше, чем это уже делает за тебя твоя одежда.
Я кланяюсь так низко, как могу.
— Я живу, чтобы служить, Король Джован.
Я наслаждаюсь его ответным рычанием и ухожу.
Джован воспользовался моим советом насчёт практики на движущихся мишенях. Я бросаю для него груши на тренировочном дворе. Не знаю, почему он выбрал груши. Он выпускает стрелу, и груша превращается во влажную массу. Я хмуро наблюдаю, как ошмётки разлетаются по земле.
Он хмурится, бросая взгляд через плечо, когда Грех машет женщинам на дорожке. Грех носит новую тунику и брюки, которые получили несколько дней назад все мужчины. Хотя другие мужчины не носят свои туники наполовину распахнутыми, чтобы продемонстрировать синяки на шеях. Грех решил, что эти отметины — знак его преданности мне, доказательство стойкости его любви. В самом деле, ему просто нравится демонстрировать своё тело.
— Чёртов идиот, — бормочет Джован.
Он начинает опускать свой лук, но останавливается, когда Малир подходит к Греху и бьёт его луком по голове.
Малир стал быстрее справляться с Грехом, теперь, когда между Дозором и бойцами из казарм не происходят постоянные драки. Это была напряженная неделя. Некоторые из Дозора были убиты группой Убийцы в Куполе, хотя большинство, кажется, поняли, что мы пощадили их, когда могли поступить иначе.
Я бросаю ещё одну грушу.
— Ты знаешь, что тебе не нужно беспокоиться из-за Греха. Я уверена, что женщины всё ещё считают тебя более привлекательным. Ты же Король. Это должно что-то значить.
Джован мотает головой в мою сторону, его стрела сильно промахивается мимо груши.
— Что? — говорит он.
Я наклоняю голову, улыбаясь сама себе.
— Неважно.
Он подходит ближе.
— Нет, что ты имела в виду? — допытывается он.
Я вижу, как минимум двух любопытных мужчин, слушающих наш разговор.
Я подбрасываю в воздух грушу, а затем ещё одну, чтобы отвлечь его. Конечно, один из его прислужников мог бы справиться с этой работой. Это только заставляет меня ещё больше хотеть есть, а я хочу тренироваться. К тому же Вьюга каждый вечер отчитывает меня за то, что я трачу еду впустую.
— Значит ли это, что ты считаешь, что я более привлекателен, чем Грех? — с ухмылкой спрашивает Джован.
Я смеюсь, но мой смех затихает, когда я вижу, что он серьёзен. Мои щёки теплеют.
— Я не уверена, что это уместно, — шепчу я, добавляя многозначительный взгляд.
Он ведёт себя слишком фамильярно, особенно когда рядом находятся другие.
— Ты либо считаешь так, либо иначе, — давит он, а его взгляд скользит по мне.
Я пожимаю плечами.
— Никто из вас не привлекает меня.
Я не пытаюсь скрыть ухмылку по поводу своего оскорбительного комментария, когда бросаю следующую грушу.
Он выгибает тёмно-каштановую бровь.
— Снова врёшь, я вижу.
Ухмылка сползает с моего лица.
— Нет, это не так. Вы оба слишком самодовольны на мой вкус.
Я кладу грушу и иду в сторону Осколка, игнорируя громкий смех за моей спиной. Осколок вскидывает брови при моём приближении.
— Шутишь классные шутки? — спрашивает он.
Я киваю.
— Ты же знаешь меня. Комик Мороз, — говорю я.
Он смеется и встает рядом со мной.
— Возможно, ты захочешь знать, Малир расспрашивал Гнева, почему ты убила Мясника, — он сохраняет свой голос тихим, оглядываясь по сторонам.
Я удерживаю внимание на выборе стрелы из бочки.
— Оу? — говорю я и смотрю на него поверх оперения, приподняв бровь. — Ты хочешь о чём-то спросить, Осколок?
Его глаза блестят. Я кладу стрелу на место.
— Ни о чём, просто странно, что ты спасла одного командира, но не имела никаких проблем с тем, чтобы вырубить другого, — говорит он. При его следующих словах я замираю: — Кто-нибудь может решить, что ты знала Малира.
Он передает мне выбранные стрелы. Я машинально беру их, во рту пересыхает.
— По этой причине я вмешался и сказал Малиру, что у тебя были личные счёты с Мясником. Что ты некоторое время преследовала его, — продолжает он. — Возможно, ты захочешь придерживаться этой истории, если спросят.
Он знает, что я увязла в этом по самое горло, и понимаю, что он прикроет мою спину.
— Спасибо, — шепчу я и двигаюсь, желая стиснуть его руку.
Он отдёргивает её раньше, чем я касаюсь его.
— Почему ты это сделал? — спрашиваю я.
Он усмехается, но как-то неловко. Он никогда раньше не отстранялся. Никто из нас не проявлял часто привязанность, но когда её предлагали, то всегда принимали. Он бросает взгляд на Короля, который стреляет ещё в одну грушу.
— Касаться тебя — не очень хорошее дело для моей продолжительности жизни. Я рассматриваю тебя как сестру. И хочу удостовериться, что это очевидно для того гигантского мужчины, который решает буду я жить или умру, — говорит он. — Ты можешь пожимать мне руку, когда угодно. Но, когда его нет рядом.
Он дёргает головой в сторону Джована с очередной ухмылкой. Она сползает, когда он обнаруживает, что Король наблюдает за ним.
Я издаю стон.
— Только не ты.
Осколок усмехается, отходя в сторону и направляясь ко Льду.
В этот вечер я иду с Кристал в обеденный зал. У нас теперь нет стражников. Полагаю, мы доказали, что не представляем угрозы. Мы поворачиваем в арку, и Кристал врезается кому-то в спину. Я поддерживаю её, когда она отскакивает назад. Этот «кто-то» — Ашон, младший брат Кедрика. Моё сердце слегка замирает при виде его знакомых голубых глаз и высеченного лица. Но это напоминание о Кедрике уже не так болезненно, как было раньше.
Он смотрит на меня поверх головы Кристал.
— Мороз, не так ли? — спрашивает он.
Ждал ли он здесь, пока я пройду?
Я делаю короткий кивок и стараюсь сохранить дыхание. Так близко я ещё не находилась к Ашону. Его улыбка ни за что не была бы такой искренней, если бы он знал, что я — Татума.
— Приятно познакомиться с тобой. И приятно наблюдать, как ты сражаешься, — добавляет он.
Я поднимаю брови.
— В Куполе или в яме? — спрашиваю я и немедленно прикусываю язык.
Это не было умно.
Его ответная улыбка ослепительна и очаровательна, и мне хочется улыбаться вместе с ним. У Кедрика была такая же харизматическая улыбка и у Джована тоже, когда он её использует. В улыбке Ашона я обнаруживаю лёгкую тревогу.
— Боже, мисс Мороз, в Куполе, конечно, — отвечает он.
— Благодарю за комплимент, Принц Ашон. Прошу извинить нас, — говорю я и жестом показываю Кристал идти вперёд.
В нашем конце зала царит суматоха. Видимо, причина в Осколке и Льде, хотя несколько человек из Дозора, похоже, присоединились к ним.
— Девчушка! Ты должна это попробовать, — кричит Лёд.
Он ловит ртом кусочек фрукта. Я качаю головой и сбегаю, чтобы найти что-то поесть. Я размышляю, могу ли я спокойно взять грушу, когда кто-то пристраивается рядом со мной.
Это Мэйси, жена Блейна. Робкая Мэйси смелее, чем стойкие люди, с которыми она сидит, и она первая женщина из ассамблеи, которая подошла ко мне.
— З-здравствуй, Мороз, — говорит она.
Я наклоняю голову и продолжаю ковыряться в еде, стараясь реагировать противоположно моей инстинктивной реакции.
— Я подумала, могу ли я… задать тебе вопрос? — спрашивает она, накладывая большую порцию мяса на свою тарелку.
После этого она отрезает ещё два куска мяса. Я сомневаюсь, что она осознает, что делает.
— Давай, — с любопытством бормочу я, но произношу это, будто делаю ей огромное одолжение.
— Мог бы кто-нибудь научить меня драться, как ты?
Она говорит так быстро, что мне требуется мгновение, чтобы осмыслить её слова. Когда я понимаю смыл, я с трудом могу в них поверить.
— Ты хочешь драться? Зачем?
Дрожащими руками она начинает накладывать булочки. Я не могу удержаться и не распахнуть глаза, когда она добавляет их к своей уже приличной куче. Мэйси следит за моим взглядом, направленным на её массу еды, и краснеет.
— У меня был план — письма. Но кто-то украл их. Теперь у меня ничего нет. Я не могу сбежать.
Её слова рассыпаются в беспорядочном потоке.
Во рту пересыхает. Письма? Говорит ли она про урну с документами, которые я взяла? Моё сердце замирает.
Некоторые из этих писем были написаны многие перемены назад. Она так долго планировала побег от Блейна, а я разрушила её тщательно продуманные планы.
— Этот человек причиняет тебе боль? — мягко спрашиваю я.
Она смотрит на меня расширенными глазами и сжимает рот. Я спешу дальше, чувствуя её отстранение.
— В детстве меня несколько раз били. Я знаю каково это, испытывать такую боль.
— Правда? — спрашивает она.
Слёзы наворачиваются на её глаза. Я киваю.
— Да, — шепчет она, — он причиняет мне боль.
Блейн бьёт свою собственную жену. Мерзкое, отвратительное оправдание для мужчины. Почему Соул не предпринял ничего по этому поводу? Он был самым робким из всех делегатов, да и вообще из всех Брум, которых я встречала, но это же была его сестра!
Конечно, он мог бы набраться мужества и защитить её. Джован, должно быть, не знает о жестокости Блейна. Я помню, как он отреагировал на моё избиение. Я никогда не испытывала такой сильной ярости по отношению к себе. Джован убил бы его — что не было бы так плохо — но по своему собственному опыту я знала, что Мэйси не хотела бы, чтобы её проблемы афишировались.
Я ставлю свою тарелку и хватаю её за руку.
— Я не знаю места, где женщины могут научиться драться, но оставь это мне. Я уверена, должны быть и другие, кто хочет того же, благородные или иные. Возможно, что-то можно устроить.
Она бешено мотает головой вверх-вниз.
— У меня есть деньги, которые я отложила. Я могу заплатить тебе. Мне просто нужна пара приёмов, чтобы дать ему отпор.
Я улыбаюсь её нетерпению. Обучаться самообороне немного более сложно, чем она думает. Я сомневаюсь, что её личное обучение впишется в планы Джована. Но возможно я могу связать её с Алзоной. Она всегда ищет способ заработать деньги.
— А пока что, хочешь, чтобы я с ним разобралась?
Она издает писклявый звук. Требуется мгновение, чтобы понять, что это смех.
— Нет, он вернётся только через месяц. Я надеялась, что к тому времени смогу немного подучиться, — говорит она.
— Мэйси, — зовёт кто-то. — Перестань разговаривать с этим мусором, дорогая.
Я оборачиваюсь. Арла.
— Перестань разговаривать с этим мусором, дорогая, — вполголоса передразниваю я.
Мэйси смеётся. На этот раз настоящим смехом. Я улыбаюсь, а её глаза оживают. Она всё ещё должна быть красивой. Блейн состарил её преждевременно. Он заставил её забыть счастье, лишил всякой живости. Я не могу дождаться, когда он за это заплатит.
— Это я тоже сделаю, — шепчет она. — Спасибо.
Она возвращается на своё место перед королевским столом.
Я сижу в сторонке и слушаю, как Вьюга рассуждает о том, сколько людей можно накормить едой, которую другие тратят на свою игру. Между четырьмя столами вокруг нас и нашим собственным начался турнир. Что-то связанное с ловлей фруктов ртом с разных расстояний. Это выглядит довольно забавно, но я понимаю, к чему клонит Вьюга. Эти люди уже наелись, а во Внешних Кольцах есть те, которые сегодня умрут от голода.
Вьюга подталкивает меня, бросая на меня взгляд. Я расслабляю лоб, понимая, что хмурюсь. Слишком тихо. Почему все затихли? Я поворачиваюсь.
Встаёт Джован.
— Мы практически завершили пребывание в Первом Секторе, — говорит он.
Раздается рёв. Никто не хочет покидать самую тёплую погоду за всю перемену. «Теплая погода» — относительно Гласиума. Каждое утро на земле всё ещё лежит иней.
— Но это не все плохие новости. По традиции в конце недели состоится бал.
Женщины ликуют, мужчины стонут.
— Поскольку Арла проделала такую прекрасную работу в прошлый раз, она снова займётся организацией празднества.
Я хихикаю, вспоминая ложь, которую я сказала ей перед тем, как покинула замок. Прекрасная женщина бросает жеманный взгляд на Джована. Я снова хихикаю, когда её цель совершенно не замечает этот взгляд.
— Меня от неё тошнит, — громко шепчет женщина.
Я оборачиваюсь и вижу, что это Грета. Я хихикаю, и она посылает мне неуверенную улыбку.
— Этот бал также станет прощальным для гостей из Внешних Колец, которые решат вернуться к себе домой. Накануне объявят имена тех, кто будет отобран для Дозора. Те, кого спросят, должны дать свой ответ, — продолжает он и бросает короткий взгляд на свои сжатые в кулак руки, на которые он опирается за королевским столом. — Как вы знаете, я вёл военные переговоры с Татум Аванной из Осолиса.
Во рту пересыхает. Я думала, что раньше в зале было тихо, оказывается я ошиблась.
Теперь повисает настоящая тишина.
Остальные за нашим столом обмениваются тихим ропотом. Очевидно, новости о возможности войны не распространились далеко, что кажется мне странным. Хотя Осколок и Лёд не выглядят удивлёнными.
— Если к концу Второго Сектора не будет достигнуто мирное соглашение, которое удовлетворит обе стороны, ассамблея переедет в Шестой Сектор вместо Третьего. Это позволит Дозору оставаться рядом с Великим Подъёмом.
Начинаются возгласы.
— Но у нас даже больше нет Татумы!
— Они же сами убили Принца Кедрика!
— Всё, — завершает Джован.
Я сразу же выхожу из зала, не веря, что моё лицо останется без эмоций при этой новости. Джован, должно быть, считает, что война неминуема. Иначе, зачем он планировал это необычное перемещение в Шестой Сектор?
Я добираюсь до своей комнаты и мечусь по ней. Если только Джован не лжёт сквозь зубы, моя мать сопротивляется всем усилиям по установлению мира. Прошло уже несколько месяцев. Конечно, если бы мир был достижим, он был бы достигнут уже сейчас. За год со дня смерти Кедрика можно было обменяться двенадцатью посланиями. Я морщу лицо, сделав небольшую паузу в своих бешеных движениях. На самом деле, двенадцать не кажется таким уж большим количеством. Всего лишь шесть ответов, шесть попыток переговоров с каждой стороны.
Мог ли правитель решить, что они собираются на войну, после столь короткого общения? Может быть, я паникую из-за пустяков.
Дверь с грохотом распахивается, и врывается Джован.
Я смотрю на потолок вместо того, чтобы смотреть на него.
— Я вижу, твои манеры совсем не улучшились. Что, если бы я принимала ванну? — спрашиваю я.
— Если бы ты принимала ванну, я бы присоединился к тебе, — отстреливает он в ответ.
Я задыхаюсь от его грубости.
— Ты забываешь кто я, Король Джован. Не разговаривай со мной так.
Он бросает взгляд на меня, его глаза осматривают комнату.
— Ты всё ещё здесь.
Я оглядываюсь вокруг. Он с ума сошёл?
— Почему нет? — спрашиваю я.
— Я подумал, что мои новости заставят тебя сбежать, — говорит он. — Я понял, что только бегством ты справляешься с проблемами.
Я фыркаю и откидываюсь на кровать.
— В последний раз тебе говорю, я не сбегала обратно в Осолис. Зачем мне это делать без карты? У меня нет желания умереть.
— Могла бы одурачить меня.
Я рычу.
— Солис, ты так раздражаешь, — бормочу я себе под нос и прикрываю глаза рукой.
— Что? — спрашивает он.
Я не отвечаю. Кровать прогибается, и он садится рядом со мной. Мою кожу покалывает. Он смотрит на меня?
— Если ты не пыталась сбежать в Осолис, то, что узнала о стреле убийцы? — спрашивает он.
Я поднимаю руку и смотрю на него. Наша близость на кровати заставляет меня замечать в нём то, чего я обычно не замечаю. Например, что его губы кажутся мягкими, хотя всё остальное лицо — это твёрдые грани и точёные черты. И как некоторые волосы свисают ему на лоб.
— Тебе потребовалось достаточно много времени, — говорю я. — Я-то думала, это будет первое, о чём ты меня спросишь.
— В отличие от тебя, я не бросаюсь в опасные ситуации в поисках убийцы Кедрика. Я думаю, что ты дура, если считаешь, что мой брат хотел бы, чтобы ты умерла в жажде мести.
Ай.
Я тяжело сглатываю и разрываю зрительный контакт.
— Это был очередной тупик. Дерево Седир используется только в копьях для самых бедных жителей Внешних Колец. Оружейный мастер, с которым я говорила, сказал, что никто не продаёт стрелы из дерева Седир. В этом нет смысла, так как дерево легко ломается.
Я снова закрываю лицо рукой, продолжая говорить:
— Стрела была сделана убийцей, и кроме того, что он должен быть беден, у меня больше нет никаких зацепок, — бормочу я.
— Всё это время у тебя была стрела, — догадывается он, говоря с низким гулом.
— Да.
— Ты врала мне?
Он отводит мою руку от лица и наклоняется ко мне, его волосы ниспадают вперёд. Я смахиваю шелковистые пряди со своей щеки. Я толкаю его в плечо, и он откидывается назад.
— Ты не можешь злиться на меня за ложь. Ты тоже врал мне.
— Когда я тебе врал?
Выражение его лица становится бесстрастным. Отсутствие эмоций заставляет меня осознать, насколько экспрессивным он был с тех пор, как я вернулась.
Я кладу палец на губы.
— Хмм, давай посмотрим. Как насчёт того, когда я спросила, были ли новые послания из Осолиса до того, как ты уехал в тур.
Его щёки краснеют.
— Джован, что происходит? Почему ты не сказал мне, прежде чем заявил об этом ассамблее? Я знаю, что ты всё ещё зол на меня, но я бы хотела получить предупреждение.
— Я не был уверен в твоей реакции. Я рассудил, что лучше сказать тебе в то же время, что и остальным. И я соврал только потому, что твоя мать сделала некоторые… жестокие замечания в послании. Я не хотел повторять её слова и ранить тебя.
Я пожимаю плачами.
— Это не было бы чем-то, чего я не слышала раньше. Так что же там было сказано? «Можешь убить её, если хочешь, это избавит меня от работы» или «Она осквернена вашим миром»?
Он смотрит на меня изумлёнными глазами.
— Ты читала послания?
Я смеюсь.
— Нет, я просто знаю свою дорогую мать. Пожалуйста, расскажи мне, что происходит. Незнание уже несколько месяцев разрушает мой разум.
Джован ложится на кровать рядом со мной.
— Дела… не очень хороши. Твоя мать требует непомерной платы за «оскорбление», нанесённое кражей тебя. Она говорит, что примет её в виде земли в Гласиуме, — он поворачивается и бросает на меня виноватый взгляд. — Я сказал ей, что пытаю тебя для получения информации, и ты будешь убита, если она не вернётся с более разумными предложениями.
Я серьёзно размышляю об этом.
— Могло бы сработать с матерью, которая любит своего ребёнка, — заключаю я.
Он поднимает брови, а затем подкладывает руки под голову.
— Похоже на то. Тогда я получил её ответ, в котором говорилось «скатертью дорога».
— Сомневаюсь, что ты отдашь ей землю. Дашь ли ты ей деньги?
Джован фыркает.
— Конечно, нет. Мой брат был убит в её чертовом мире! Кажется, она благополучно забыла об этом.
— Тогда будет война, — говорю я, разочарование окрашивает мой голос.
Я сажусь на край кровати.
— Олина, я стараюсь изо всех сил. Но я могу вразумить только разумного человека, — голос Короля напряжён.
Я киваю и прерывисто вздыхаю.
— Знаю. Поверь мне, я не виню тебя. Если уж на то пошло, я виню себя. Если бы я не попыталась показать Кедрику своё лицо, ничего из этого бы не случилось. Кедрик был бы всё ещё жив, и мы бы не колыхались на грани анархии. Всё просто. В обоих мирах есть люди, которым я не желаю зла. Это противоречиво и более чем запутанно.
Он садится рядом со мной, но не касаясь меня.
— Это война никогда не будет иметь к тебе отношение. Смерть Кедрика и твоё пленение послужили идеальным прикрытием для скрытых мотивов Татум. Её истинные замыслы теперь очевидны, а ты стала козлом отпущения. Если будет война, то только потому, что твоя мать — жадная сука, а не по какой-либо другой причине.
Он обхватывает меня за плечи и сжимает. Я не выражаю своего несогласия. Я просто смотрю перед собой, взгляд расфокусирован.
— Я, наверное, один из тех людей в Гласиуме, которому ты не желаешь зла, — говорит он.
Я не обращаю внимания на укол внутри меня при этой мысли. Он дразнит меня, пытается отвлечь.
Я закатываю глаза.
— Думаю, ты сам можешь о себе позаботиться.
Он встает и прочищает горло.
— Ты придёшь на бал?
Я тоже встаю и прислоняюсь к колонне.
— Нет.
— Что? — он поворачивается ко мне. — Но в этот раз ты на меня не злишься.
За день до предыдущего бала Джован пришёл в ярость, узнав, что Рон собирается показать мне, как работать с упряжками. Его отец умер в несчастном случае с упряжкой. Джован прижал меня к стене. Я запаниковала и сбежала от него.
Мои щёки пылают.
— В прошлый раз я тоже на тебя не злилась. Что ж, может быть немного. Я просто не хотела танцевать с тобой. Или с кем-либо.
Он хмурится, пытаясь вспомнить.
— Я бы скорее танцевал с тобой, чем с Арлой, — размышляет он.
Я говорю, не подумав:
— Как ты можешь говорить такое о женщине, с которой спишь? — спрашиваю я.
Мне не нравится Арла, она порочна и тщеславна, но ни одна женщина, делящая постель с мужчиной, не должна подвергаться такому обращению.
Он издает короткий смешок.
— Кто тебе это сказал? Я не сплю с Арлой уже долгое время.
Он с любопытством смотрит на меня, ожидая ответа.
— Эм… сама Арла, — отвечаю я.
Несколько мгновений он выглядит озадаченным.
— Ну, независимо от этого, на этот раз тебе не придётся танцевать со мной. Ты — Мороз, а не Олина, в этот раз, — напоминает он мне.
— Да, но у меня нет платья. Как и у Кристал.
Он издает рёв.
— Женщины. Почему ты не можешь просто пойти в этом?
Он жестом указывает на мою тунику и брюки.
— Можно? — я оживляюсь. — Я бы предпочла надеть это, чем ваши местные платья. Крошечные обрывки почти прозрачной ткани, едва прикрывающие грудь и…
Я прерываю своё описание, когда глаза Короля темнеют, и он делает шаг вперёд. Мои глаза расширяются.
— Твоя подруга, Кристал. Она спрашивала Садру, могут ли её отпустить во Внешние Кольца до бала, — его голос не собран.
Я гадаю, о чём он на самом деле думает. Но я улыбаюсь. Кристал будет рада вернуться к Алзоне.
— Я распоряжусь, чтобы тебе принесли платье, — наконец говорит он.
— Что? Я думала, мне разрешено надеть это, — говорю я.
Он ухмыляется через плечо.
— Нет, я передумал.
Он захлопывает за собой дверь. Я подбегаю и дергаю её. Дверь не двигается, снова заперта.
Клянусь, я слышу приглушённый смех на другой стороне.
ГЛАВА 16
— Потаскуха, — рычит одна из прислужниц Арлы, когда я прохожу мимо.
Она в центре группы членов ассамблеи. Сомневаюсь, что она стала бы оскорблять меня, не будь они буфером.
— Доброе утро, — отзываюсь я.
Я сажусь.
— Чего хмуришься? — спрашивает Вьюга.
Я поднимаю на него взгляд.
— Меня только что назвали потаскухой в пятый раз, с тех пор как мы здесь. Я пытаюсь разобраться, это из-за того, что я из Внешних Колец, или из-за моего наряда, который был на мне в момент прибытия?
— Ничего из этого, полагаю, — бормочет Осколок, поедая ногу какого-то животного.
Я поворачиваю к нему лицо.
— Что это должно означать?
Он поднимает обе брови и бросает на меня сухой взгляд.
— Это означает, что ни одна из твоих причин не подходит. Причина в том, ты спишь с Королём Джованом.
— Чего!
Я вскакиваю со своего места. Разговоры вокруг нас затихают. Я сажусь обратно и жду, пока разговоры возобновятся.
— Почему люди так думают? — шепчу я своим друзьям.
Они исследуют моё лицо.
— Я так и знал! — говорит Лёд.
— А это не так? — спрашивает Осколок.
— Но ты спишь в соседней с ним комнате. И то, как он ведёт себя на тренировках. Все именно так и думают, — добавляет Вьюга.
Соседняя с моей комнатой, комната Джована!
Я смахиваю несколько слезинок. Это то, что все думают?
— Почему вы не сказали мне? — шепчу я.
Они заметно поникают на моих глазах.
— Не наше дело, — нехотя говорит Лёд.
Я встаю из-за стола, потрясённая. Слышал ли Джован этот разговор? Я знаю, что моё лицо краснеет. Я выхожу из обеденного зала и жажду скрыть это. Я сбегаю в свою комнату. Сегодня днём я не пойду на тренировку. Вместо этого я зароюсь под меха. Я закрываю лицо и вздыхаю.
Дверь распахивается. Почему я?
— Уходи. Я не буду сегодня тренироваться, — мой голос приглушает куча меха, под которым я прячусь.
Он вырывает меха из моей хватки.
— Почему? Ты больна? Я видел, как ты до этого выбежала из зала. Мне позвать Садру? — спрашивает Джован.
Почему он так много разговаривает?
— Нет, я не больна. Я просто не хочу никого видеть, — говорю я.
«Я не хочу видеть тебя», — молчаливо добавляю я. Я встречаюсь с ним взглядом и отвожу глаза, натягивая меха.
Джован наклоняется над кроватью и берет мой подбородок, заставляя меня поднять голову. Я закрываю глаза.
— Ты скажешь мне, что не так, — допытывается он.
Я трясу головой, освобождаясь от его хватки, и откатываюсь в сторону.
— Нет. Оставь меня одну, — шепчу я.
— Олина… кто-то обидел тебя? Я редко видел тебя такой подавленной. Это… женские дела?
Я выжила в Куполе только для того, чтобы умереть от стыда. Я качаю головой и слышу позади себя его взволнованный вздох.
— Ну, в таком случае, — говорит он.
Его вес смещается на кровати.
Я откидываю голову, и передо мной появляется груша.
— Груша, — ухмыляюсь я, садясь.
Он смеётся над моей реакцией.
Он прислоняется к стене за кроватью.
— Да. Я закончил развлекаться, заставляя тебя бросать их, пока я стреляю.
Я смотрю на него. Мой рот открыт.
— Ты делал это для забавы? Это так… подло, — говорю я.
Его ухмылка не может стать ещё шире.
— Я всё ещё был зол на то, что ты сбежала. Ты не представляешь, как весело было наблюдать за твоим лицом. И в обеденном зале тоже. Эти страдания компенсировали те муки, которые я испытывал.
Я смотрю на него. Он заставлял меня бросать их целую неделю. Я вполсилы бью его по руке, но меня слишком отвлекает груша в его руке.
Я смотрю на него. У меня перехватывает дыхание от веселья в его глазах. Я вспоминаю, что все думают, что мы спим вместе, и отворачиваю голову.
— Груша должна была поднять тебе настроение, — говорит он через мгновение.
— Так и есть.
Я колеблюсь, решая, стоит ли ему говорить. Может быть, будет лучше, если это сделаю я, тогда он может отстать на тренировках.
— Просто… люди болтают обо мне, — я ковыряюсь в меху.
Я не знаю, чего ожидаю. Доброго слова. Неловкости. Один из советов «на повышенных тонах», которые Аквин любит мне давать.
Я не ожидаю, что он будет корчиться от смеха.
Я хмурюсь на него и слезаю с кровати.
— Ты уничтожила мой Купол, победила моих Дозорных, — говорит он, беря себя в руки, — твои лучшие друзья — банда преступников из Внешних Колец. Ты расхаживаешь полуголая в этом костюме. И тебя беспокоит то, что люди болтают о тебе? Ты носила чёртову вуаль большую часть своей жизни, — его веселье иссякает, его осеняет мысль. — Что говорят? Это должно быть ужасно.
— Не беспокойся, — бормочу я.
Я не собираюсь говорить ему после такой реакции.
Он встаёт с кровати и делает один шаг ко мне. Я едва не закатываю глаза, прежде чем вижу, что он держит в руке мою грушу. Я поднимаю глаза и встречаю его взгляд.
— Только не моя груша, — я издаю стон.
Он смотрит на фрукт. Перекатывает плодоножку между большим и указательным пальцами, так что груша крутится.
— Скажи мне. И я отпущу грушу.
Его выражение лица бесстрастное, но в глубине его глаз горит доля юмора. От этого захватывает дух. Я отворачиваюсь от этого зрелища и взвешиваю последствия. Я очень хочу эту грушу. И если я скажу ему, возможно, он переселит меня в другую комнату.
— Они называют меня потаскухой, — моё лицо теплеет. — Кажется, все думают, что мы… что мы… спим вместе, — неуклюже заканчиваю я и смотрю на массивные ботинки передо мной.
Хотела бы я раствориться в камне подо мной. Я бросаю быстрый взгляд на грушу.
— И это всё? Кто, как ты думаешь, распустил этот слух? Мне нужно было как-то присматривать за тобой, не вызывая подозрений.
Его слова настолько шокирующие, что не совсем доходят до меня.
— Ты… что? — спрашиваю я.
— Я поощрял разговоры. Это было несложно. Ты красивая женщина.
Его комплимент теряется, когда моё зрение окрашивается в красный. Всё его внимание с тех пор, как я здесь, было частью представления, чтобы удержать меня от повторного побега.
Он ухмыляется и подносит грушу ко рту.
— Не. Кусай. Её, — говорю я мрачным голосом.
Было ошибкой сказать это. Я вижу блеск в его глазах за секунду до того, как он подносит грушу ко рту и откусывает мягкую мякоть. Как только я вижу, что её сладкий сок стекает по щетине на его подбородке, я теряю дар речи. С придушенным криком я бросаюсь на него.
Чего бы он ни ожидал, это было не оно.
Я выбиваю из него дыхание. Надеюсь, он подавится этим чёртовым фруктом! Я пользуюсь его неустойчивостью, и он оказывается на спине раньше, чем успевает прожевать три раза.
Я отбегаю в сторону до его ответной реакции.
— Ты это заслужил, — говорю я. — Ты распустил слухи! Поверить не могу. Знаешь, не очень приятно, когда тебя называют потаскухой. Особенно, когда ты не заслуживаешь этого звания. Думаю, ты должен извиниться. И ты съел мою долбаную грушу!
Я замолкаю, когда Джован вскакивает на ноги и бросает на меня такой взгляд, полный смертоносного обещания, что я кидаю взгляд на дверь. Внезапно Джован кажется намного больше. Ширина его плеч в два раза больше моей. Возможно, мне следовало бежать сразу.
— Ты хочешь извинений? — спрашивает он. — Как именно ты собираешься получить их?
Я фыркаю на него.
— Посадить тебя на задницу будет достаточно.
Я выпячиваю бедро и ухмыляюсь ему. Он приближается ко мне.
— Я мечтал о спарринге с тобой с тех пор, как увидел вас в Куполе. Наверняка ты тоже об этом мечтала? — говорит он.
Мы обмениваемся улыбками.
— Итак. Если ты прижмешь меня, ты получаешь грушу, свои извинения, и я отстаю, — заканчивает он.
— А если ты победишь? — спрашиваю я.
Его губы сжимаются, и он усмехается.
— Ты простишь меня, и я съем оставшуюся часть груши на твоих глазах.
Я вздыхаю.
— Ты в любом случае можешь съесть эту грушу. Я хочу новую. Эта теперь заразная, — указываю на сочащийся фрукт.
Он оскорблено смотрит на меня. Я прикусываю щёку, желая удержать смех.
Он опускает грушу, и я бросаюсь на него. Он не оговорил, что это должен быть честный поединок, и мне понадобится любое преимущество, которое я смогу получить.
Он реагирует слишком быстро, чтобы я снова повалила его. Начинается борьба.
После очередного шквала ударов мы расходимся.
Джован стоит перед дверью. Я запускаю кувшин в его голову и двигаюсь к нему, он уклоняется. Кувшин разбивается. Он огибает меня, и мы меняемся местами. Я стою лицом к нему, мы оба на ногах. Без всякого предупреждения дверь ударяется об меня, заставляя меня попятиться вперёд.
— Всё в порядке…
Я поворачиваюсь к Дозорному, и все заканчивается за секунду. Я лежу на спине, прижатая, предплечье Джована на моей груди. Я бью ногами. Другой рукой он отмахивается от Дозорного. Тот отступает с изумленным выражением лица.
— Это не честно! Я не могла ударить тебя, пока Дозорный был здесь, — задыхаюсь я, извиваясь под его захватом.
Он просто смеётся, склоняя своё лицо ко мне.
— Если ты можешь атаковать меня со спины, то и я могу атаковать тебя со спины. Я выиграл, — говорит он, глядя в мои глаза. Его взгляд опускается на мои губы. — И я передумал. Я даже не люблю груши.
Он наклоняет голову и сокращает небольшое пространство, оставшееся между нами. У меня перехватывает дыхание, когда его рот прижимается к моему. Его поцелуй властный, но его губы разрушительно мягкие. Это прямая противоположность поцелую Греха. И тут начинаются мурашки. Такие, какие я чувствовала лишь пару раз до этого. Его лёгкая щетина царапает мою кожу, и сквозь дымку пробивается тревожная мысль. Я целую Джована. Короля Гласиума. Я поворачиваю голову и делаю неглубокий вдох. Его мозолистый палец гладит меня по лицу.
Он встаёт и поднимает меня на ноги. Я отвожу глаза. Раздается столь редкий смешок. Я поднимаю глаза и вижу, что он смотрит на меня с забавляющимся выражением лица.
— Разве тебе не нужно быть где-то ещё? — сверкаю глазами я.
— К слову, да.
Он поворачивается к двери и пинком отбрасывает с дороги осколки кувшина. Они с грохотом падают в опрокинутый таз.
— Спокойной ночи, — восклицает он через плечо.
Я показываю на него пальцами, когда он уходит с ожидаемым хлопком двери.
Меха разбросаны по полу после того, как я пыталась завернуть Короля в один из них, а он попытался использовать другие, чтобы поймать меня в сеть. В ширме пробиты дыры, а на полу разлиты лужи воды. В своей странной манере Король отвлёк меня от того, что произошло ранее. Это было заменено чем-то, что должно было быть хуже, но это не так. Почему он поцеловал меня?
Позже голод приводит меня в обеденный зал, и я легко отмахиваюсь от вопросов, где я была в тот день. Я даже не смотрю на груши, хотя обычно это делаю. Почему-то я знаю, что Джован будет наблюдать за мной, и я твердо решила не доставлять ему удовольствия.
— Мы собираемся спуститься в купальни с Дозорными. Хочешь с нами? — спрашивает Лёд, когда я снова сажусь.
— Купальни? — спрашиваю я.
— Ага, большие ванны. Для Дозора каждую неделю выделяется определённое время. И ты можешь пойти, когда не на дежурстве. Нас раньше не приглашали.
Я поворачиваю голову в сторону Аднана, припоминая, что он был занят установкой этих купален, пока ассамблея находилась в Третьем Секторе. Очевидно, всё прошло успешно. Я трясу головой в сторону Льда. Я ни за что не буду принимать ванну с Дозором. Тренироваться с мужчинами — это одно, а раздеваться и мыться с ними — совсем другое.
— Почему-то я не думаю, что это поможет с комментариями про потаскуху, — говорю я, смотря на них.
Кристал хихикает.
— Не беспокойся об этом. Каждый человек в этой комнате, вероятно, является таковым или был им. Это лёгкое оскорбление.
Мне от этого не легче. Я наклоняюсь вперёд.
— Вы слышали что-нибудь от Алзоны? — тихо спрашиваю я.
У нас была договорённость не упоминать о владельцах. Наказание за владение казармами было таким же страшным, как и за участие в боях.
Её лицо вытягивается, и я тут же жалею, что спросила. Она качает головой, её позвоночник напряжён. Я недоумеваю по поводу её гневной реакции.
— Хей, ребята, если вас попросят присоединиться к Дозорам, что вы скажете? — спрашивает Вьюга.
Мужчины из барака Трюкача тоже наклоняются.
По какой-то причине все смотрят на нас с Осколком. Я пожимаю плечами. Я не собираюсь уезжать отсюда. Сомневаюсь, что Джован мне позволит. Они поворачиваются к Осколку.
— Я не знаю, как вы все оказались там, где вы есть. Но… хозяйка нашего барака спасла наши шкуры. Она вытащила меня из плохой ситуации и не дала мне попасть в ужасную жизнь. Всё это, — он жестом указывает вокруг, — мечта. Если я соглашусь, о любой семье, которая у меня когда-нибудь может появиться, будут заботиться, — он постукивает пальцем по столу, его умные глаза далеко посажены под нахмуренными бровями. — Но я не думаю, что могу пренебречь своим долгом и бросить её таким образом.
Вьюга и Лёд бормочут свое согласие, как и большинство людей Трюкача.
Гнев более нерешителен. Я бросаю на него вопросительный взгляд, и он пожимает плечами с небольшой улыбкой.
Я не задумывалась об этом до сих пор. Я полагала, что все, кому предложили должность, останутся. Я даже надеялась, что некоторые из них будут рядом. Некоторые члены ассамблеи — мои друзья. Кое-кто из них — отличные друзья. Но когда ты сражаешься рядом с кем-то, возникает связь, которая крепче любой другой связи.
Осколок высказал верную мысль. Я думаю о золотых, спрятанных в моём матрасе у Алзоны. Я отдам их ей в качестве компенсации за её помощь в мою первую ночь во Внешних Кольцах. Теперь я с замиранием сердца понимаю, что, возможно, у меня осталось всего несколько дней до того, как они уйдут. В другой жизни я бы отправилась с ними. Если бы нас не схватили, я, возможно, никогда бы не вернулась в замок. Но теперь я здесь, и мы на грани войны.
Я всё ещё не уверена в том, какую роль буду играть в один прекрасный день, правя Осолисом, но я приняла своё решение.
Я должна остаться.
ГЛАВА 17
Не могу уснуть. Эта проблема впервые застигает меня в замке. Я сажусь с раздраженным вздохом и прохожу по комнате. Мой взгляд падает на ванну. Интересно, могу ли я разбудить кого-нибудь, чтобы наполнить её.
Я отталкиваю эту мысль, но другая занимает её место. Должно быть, уже за полночь. Та большая ванна, о которой говорил мне Лёд, наверняка будет пуста. Я колеблюсь, но потом отбрасываю осторожность. Я полностью проснулась. Хотя бы, схожу посмотрю на неё.
Закутавшись в меха, я распахиваю дверь и киваю королевскому Дозору, стоящему на страже в нескольких шагах от меня.
Мои гулкие шаги шлёпают по холодной земле. В отсутствие повседневной суеты они кажутся гораздо громче, чем есть на самом деле. Факелы угасают. Всё спокойно. Я слышу шорох голосов на кухне и выбираю более длинный путь, желая избежать встречи с людьми. Они наверняка подумают, что я пришла убить их. Я выглядываю из маленького окошка, приближаясь к дальнему углу замка. С некоторых пор я узнала, что они намеренно делали отверстия маленькими, чтобы сохранить тепло внутри. От нового здания квадратной формы отходит наполовину законченный туннель. Каменные блоки лежат штабелями там, где обрывается частично построенная дорожка. Я предполагаю, что туннель, в конечном счёте, соединится с замком.
Плотнее закутавшись в мех, я готовлюсь к порыву ветра и ныряю за дверь, скользя по мокрой земле. Я добираюсь до относительного укрытия недостроенного туннеля и убираю волосы, обмотавшие моё лицо.
Я двигаюсь по внушающему благоговение кругу, когда вхожу в огромную комнату. Как Аднан смог построить это? Ну, полагаю, это сделал Санджей. Именно так они работали. Аднану приходила в голову идея, а Санджей воплощал её в жизнь. Если бы я могла понадеяться, что сохраню безучастное выражение лица, я бы спросила их об этом.
И хотя я скучала по делегатам, по крайней мере, я могла наблюдать за ними издалека. И если бы Джован смог найти подходящий материал для вуали, я могла бы вернуться в обличье Татумы, как только мои друзья из Внешних Колец покинут замок.
Я откидываю мех на резную скамью и оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что купальня действительно пуста. Удовлетворенная, я поднимаю мягкую чёрную ночную рубашку над головой и бросаю её на сухой участок рядом с краем бассейна. Я окунаю палец в гладкую воду. Она тёплая — как подземные источники на Осолисе. Я вздыхаю от удовольствия, погружаясь в воду и отклоняясь назад, чтобы намочить волосы. После этого я плаваю на спине, не желая прерывать этот опыт.
Это место должно было успокоить мой разум. Вместо этого вода напоминает мне о доме. Я скучаю по братьям. Скучаю по Аквину. Я хочу почувствовать свет огня на своей коже и ощутить дымный запах воздуха во Второй ротации. Хочу перепрыгнуть через лианы, свисающие между деревьями Каура. И вот я позволяю нескольким слезинкам скатиться из уголков моих глаз.
Моё внимание привлекает шаркающий звук в дальнем углу комнаты.
С плеском я погружаюсь под воду. Я отбрасываю волосы и прикрываю грудь, которая вздымается в воде.
— Кто здесь? — требую ответа я.
— Чёрт. Это будет выглядеть плохо, — долетает бормотание из тени.
На свет выходит Джован.
Я смотрю на него.
— Что за хрень? Почему ты следишь за мной?
Я стараюсь погрузиться под воду, как можно глубже, не утонув. Он поднимает обе руки и пристально смотрит в потолок.
— Слушай, мои стражники сообщили, что ты ушла. Я подумал, что ты можешь сбежать и последовал за тобой.
Если бы я не была полностью обнажена, я могла бы насладиться тем, как он был взволнован.
— Как долго ты наблюдаешь?
Он бросает на меня взгляд.
— Только когда ты залезла в ванну, а потом я подумал, что тебе не понравится, если я буду смотреть, и стал смотреть туда, — проговаривает он, указывая на дальнюю стену.
То, как он это говорит, заставляет меня думать, что он не отводил взгляда так ревностно, как ему хотелось бы, чтобы я в это поверила. Я открываю рот, чтобы отчитать его на языке Алзоны.
— Почему ты плачешь? — спрашивает он.
Я прикрываю лицо обеими руками и издаю стон. Конечно. Стоит один раз заплакать, и он видит это. Я слышу его вздох и смотрю на него сквозь пальцы. Я опускаю руки, понимая, на что он смотрит.
— Ты ведёшь проигранную битву, — бормочет он. — Ты всё ещё расстроена тем, что люди говорят о нас?
— Почему ты всегда хочешь знать, что я чувствую? — спрашиваю я, отворачиваясь от него.
Раздаётся нежный шлепок потревоженной воды по стенкам ванны.
— Я не знаю, — наконец говорит он.
Я закатываю глаза. Если бы я так ответила, он бы донимал меня до тех пор, пока я не дала бы адекватный ответ.
— Я просто заскучала по своей семье и своему миру, — говорю я. — Отвернись. Я вылезаю.
И больше никогда сюда не приду.
Когда я выхожу, возникает небольшая дилемма. Я планировала обсушиться мехом, а потом одеться, но сейчас я хочу одеться как можно быстрее и не хочу намочить свою единственную ночную рубашку. Я решаю завернуться в мех и свернуть ночную рубашку, чтобы переодеться в неё, когда доберусь до своей комнаты.
— Вот, — говорит Джован.
Я оглядываюсь через плечо и вижу, что он снял свою тунику и протягивает её мне.
После небольшой паузы я тянусь за ней.
— Спасибо, — говорю я и жду, пока он отвернётся.
Я натягиваю тунику, вдыхая аромат чистого мужчины. Туника доходит мне до колен. Было время, когда я могла бы почувствовать себя неловко из-за такой длины. Но не после наряда Мороз.
Я направляюсь к двери.
— Знаешь, тебе следует высушить волосы, — говорит он.
Я бросаю на него любопытный взгляд и с интересом наблюдаю, как его щёки приобретают цвет.
— Так говорила моя мама. Ох, забудь, — бормочет он.
Я косо смотрю на него. Он впервые упомянул свою мать. Большинство фактов, которые я знаю о Джоване, я услышала от других людей. Иногда он сам в чём-то пробалтывается. Вообще-то, он выбалтывал что-то, только когда пьян или, как сейчас, устал или, возможно, взволнован. Я отгоняю эту мысль.
— Ну, я бы сказала, что нужно всегда прислушиваться к советам своей матери, но по понятным причинам не буду, — отвечаю я с полуулыбкой.
Он качает головой, проходя по коридору рядом со мной, его грудь обнажена. Кажется, холод его совсем не беспокоит.
— Это всё ещё злит меня. То, что она сделала с тобой.
Я пожимаю плечами.
— Такое случается везде. Это неправильно, но не редкость.
— Здесь такого не происходит, — бормочет он, зевая.
Я молчу, и через мгновение он останавливается на месте. Я тоже останавливаюсь, на пару шагов впереди. Выражение его лица грозное, ожидающее.
— Ты будешь удивлён, — произношу я.
— Что? Кто? — допытывается он.
— Могу ли я быть уверена в твоём молчании по этому поводу? В обычной ситуации я бы не спрашивала, но это не моя тайна. Я говорю тебе только на тот случай, если не успею что-то предпринять до возвращения её мужа.
— Хранить это в тайне? Да я разорву ублюдка в клочья. Как тебе такое хранение секретов? — спрашивает он, на его лице бушует буря.
— Я серьёзно, Джован. Я не скажу тебе, пока ты не пообещаешь мне вести себя сдержанно.
Я продолжаю идти. Мы уже почти поднялись на второй этаж, когда он достаточно успокоился, чтобы ответить.
— Хорошо, обещаю.
— Мэйси, — шепчу я и жду, когда на его лице появится узнавание.
Этого не происходит.
— Ой, да ладно! Блондинка, которая сидит рядом с Арлой. Жена Блейна. Сестра Соула, — добавляю я.
Выражение его лица не меняется.
— Это плохо. Ты даже не знаешь свою ассамблею.
Я надеюсь, ему стыдно за себя. Размечталась.
— Это работа Королевы. А у меня нет таковой. Я присмотрюсь утром к Мэйси. Я не хочу, чтобы нечто подобное происходило в моём замке. Как ты вообще узнала? — спрашивает он.
— Она подошла к Мороз с просьбой о помощи. Хотя я подозревала это и раньше. У неё такой вид. Мне кажется, именно поэтому Соул так боится Блейна, но я не совсем уверена, — говорю я.
— Наблюдательно.
Он поглаживает подбородок, издавая лёгкий шелестящий звук при движении по щетине. Щетина, которая нежно царапала моё лицо, когда он целовал меня. Мы останавливаемся перед моей дверью.
Он прочищает горло.
— Я прошу прощения за комментарий про мать, который я дал ранее.
Он понижает голос, бросая взгляд на четырёх Дозорных дальше по коридору. На мгновение мне кажется, что он говорит о моей матери. Но я заговорила об этом, а не он.
Он говорит об упоминании своей собственной матери. Да ещё в таком пустяковом комментарии.
Я исследую его лицо и впервые понимаю всю глубину боли, которую оставила в нём смерть матери. Не говоря уже о смерти отца. Я не решаюсь положить руку на его руку в знак утешения. Общение с Оландоном многому научило меня в отношении мужской гордости.
— Не стыдись говорить о ней. Очевидно, что ты её очень любил, — я отворачиваюсь от него к двери и произношу через плечо. — Я оставлю твою тунику у двери. Извращенец.
Я сбегаю к завтраку, предвкушая шоу. Сегодня утро перед балом, и я знаю, что женщины из ассамблеи устроят переполох. Я тайком подглядываю за Жаклин и Фионой у королевского стола. Фиона огрызается на Санджея.
Я смеюсь про себя. Всё в точности, как в прошлый раз.
— Когда ты уходишь, девчушка? — спрашивает Лёд у Кристал.
Кристал ловит мой взгляд.
— Я собиралась спросить Мороз, не нужна ли ей помощь с волосами, — отвечает она.
Я тупо смотрю на неё.
— Я не знаю. А нужна? — спрашиваю я.
Кристал ничего не говорит, но, похоже, сдерживает улыбку, когда кивает.
Мы покидаем обеденный зал после того, как все женщины уже ушли.
— Они, вероятно, будут делать всё. А вот тебе не нужен макияж, так что это значительно сокращает время, — говорит она.
Случайная женщина подслушивает и насмехается над её замечанием.
Мы проходим под аркой. Там Рон. Я останавливаюсь посреди пути, когда вижу, кто рядом с ним.
Каура!
Она стала старше, выросла — уже не щенок. Она скулит, собираясь подойти ко мне. Подкатывает ужас. Она выдаст меня. Как можно незаметнее я поднимаю руку в знак того, что она должна замереть. Каура реагирует и опускается на задние лапы. Я заставляю свои ноги снова двигаться, не решаясь выпустить затаённое дыхание, хотя это произошло так быстро, что, вероятно, выглядело так, будто я просто споткнулась.
Проходя мимо, я смотрю на Рона, стараясь сохранить нейтральное выражение лица. Его глаза задумчивы. Скулеж Кауры усиливается. Я не осмеливаюсь подать ей знак «молчать» так близко к Рону.
— Знаешь, не вежливо пялиться, — рычу я, переходя в режим стервозности Мороз.
— Да, это считается грубым, как в Гласиуме, так и в Осолисе, — говорит он.
Я стараюсь снова не замереть от его слов. Что он имеет в виду?
— Ну, если ты захочешь переехать как-нибудь, тогда, возможно, мы сможем обойтись без тебя и твоей отвратительной собаки.
Он отходит в сторону, жестом приглашая Кауру отойти. Я позволяю себе ещё раз взглянуть на неё. Моё сердце замирает. Она не отвратительна, она прекрасна. Её грудь снежно-белая, как кончики ушей и лапы. Остальные части тела чёрные, за исключением кобальтово-синих глаз.
Которые смотрят на меня, как на предателя.
— Так, это было странно. Он странно на тебя смотрел, — говорит Кристал после того, как мы огибаем пару поворотов.
Я боюсь, что Джован прав. Рон подозревает, что я — Олина, и мог использовать Кауру, чтобы подтвердить это. Надеюсь, моё поведение сбило его со следа.
Мы отправляемся на кухню за ножницами. Я не особенно трепетно отношусь к своим волосам, но мимолетно задаюсь вопросом, знает ли Кристал, что она делает. Наверное, это видно по моему лицу, потому что она смеется.