Ментор черного паука

Глава 1. Хороший был Кем

По гладкой поверхности горного озера тянулась розоватая дорожка – предрассветная луна отбрасывала тусклый свет на спящую воду.

Я подняла глаза и посмотрела на неё, на несколько минут завороженная этим зрелищем. Круглый красный диск был похож на небесную рану, зияющую в небесах и окрашивающую звезды вокруг в причудливые цвета – багряные, пунцовые, пурпурные. Редкое зрелище. Редкое и по-настоящему прекрасное, которое можно увидеть только раз в год.

Сегодня – Ночь Красной Луны.

Ночь, с которой заканчивается ласковое лето и начинается долгая осень.

Отец рассказывал: старики верили, будто эта ночь особенная, мистическая и опасная. Раньше в такие ночи люди запирались у себя дома, закрывали ставнями окна, чтобы кровавый свет не вторгался в их жизни. Но со временем находилось всё больше смельчаков и романтиков, которые осмеливались выйти, и, в конце концов, стало ясно: Ночь Красной Луны ничем не отличается от других ночей, белолунных или тёмных.

Ничем, кроме одного: пятнадцать лет назад в такую ночь были убиты наши правители, последние из великой Иверийской династии – Мирасполь и Лауна. Это был конец эпохи славных королей и королев, превративших маленький Квертинд в настоящее госудраство, могущественное и процветающее.

Иверийцы были всесильными магами, их жизнь была наполнена волшебством и чудесами. В ту ночь, когда их убили, я была ещё совсем малышкой, распугивающей своими криками рыбу и окрестных животных. Отцу со мной приходилось нелегко…

Я передёрнула плечами от неприятных мыслей. Моего отца, как и знаменитых правителей прошлого, уже не существовало на этом свете.

Красная Луна продолжала опускаться всё ниже и ниже, и теперь своим краем почти касалась верхушек деревьев на горизонте. Повинуясь древним традициям, отец обычно запирал меня дома в эту ночь. В то время как все выходили из своих жилищ, зажигали свечи, отдавая дань памяти мёртвым королям, и шествовали по улицам городов и сёл, маленькая обиженная я лежала в постели, пытаясь сквозь закрытые ставни уловить мягкий, необычный свет. Но отец был непреклонен. Молчаливый и застенчивый Кем Горст не любил пышных торжеств и народных гуляний. Он так и прожил всю жизнь в нашем маленьком домике на берегу горного озера под названием Фарелби.

«Люди, Юна, – любил говорить отец, – могут сделать из нас монстров. Они меняют наши решения, наши взгляды и наши мнения. Иногда бывает сложно противостоять их влиянию. И ты неизменно столкнёшься со страшным выбором – между добром и злом, предательством и верностью или даже жизнью и смертью. Но, какой бы выбор ни стоял перед тобой, всегда береги в себе человечность. Она – величайшая из всех магий».

Отец часто рассуждал о людях, которые под влиянием страсти отказывались от своих идей и принципов. Они переставали быть самими собой, совершали чудовищные поступки и падали прямо в бездну Толмунда. Иногда – буквально, то есть умирали и попадали в пекло.

Свою мать я никогда не знала. Отец говорил только, что она была таххарийкой и что он её безумно любил. От неё мне не досталось ни смуглой кожи, ни тёмных вьющихся волос, ни раскосых глаз, свойственных всем выходцам из Таххарии-Хан. Конечно, мне хотелось узнать о ней больше, но разговоры о матери были в нашей семье под запретом.

Да и беседы мы вели редко, больше предпочитая труд на свежем воздухе. Отец научил меня стрелять из лука и охотиться на кроликов и уток. А на нашем обожаемом озере мы выстроили целую рыболовную империю: сплели ловушки из ивового луба и установили их в излюбленных рыбой местах. Каждое утро я навещала их, доставала форель, гольцов, тритонов и желтопузиков, чистила и вновь заправляла ловушки приманкой. А потом садилась в дилижанс, который ходил мимо нашего дома, и отвозила улов в городок, тоже носящий имя Фарелби. Крохотное поселение среди таких же крохотных гор, которые и горами-то назвать нельзя. Хребет Галиофских утёсов заканчивался на Фарелби, поэтому местность здесь была, скорее, холмистая. До Большого Квертиндского тракта – главной торговой дороги королевства – было несколько миль пути, а знаменитые шахты располагались севернее, там, где горные пики доставали до самых облаков. Так что наш маленький городишко не привлекал ни путешественников, ни торговцев, ни даже преступников.

Свою озёрную добычу я сдавала торговцам на городском рынке. Платили они хорошо, и нам хватало на жизнь. Там же я покупала всю необходимую утварь и одежду.

В отличие от отца, я не видела в людях ничего опасного и пугающего. Иногда задерживалась на городских праздниках и с удовольствием общалась с жителями. Большинство из них были добрыми и приветливыми, часто угощали меня сладостями и называли «маленькая Юна».

С одним я даже сдружилась. С Лонимом Рилексом – озорным и бойким мальчуганом, вечным затейником приключений. Он тоже рос без матери, и это нас объединило. Отец поначалу ворчал, но быстро махнул рукой и только посмеивался в пушистые усы каждый раз, когда мы влипали в неприятности.

А в неприятности мы влипали часто. Наша с Лонимом маленькая банда славилась в Фарелби хулиганскими выходками. Мы были просто напастью для жителей маленького городка: пугали ночных прохожих, бегая в простынях, обливали водой молоденьких девиц и с дикими криками гоняли гусей вдоль единственной улицы. В те времена нас невозможно было разлучить, и если бы кто-то сказал нам, что однажды это изменится, мы бы закидали его грязью из непросыхающей рыночной лужи. Но время нещадно шло вперёд, заставляя наши тела расти и изменяться. И, хоть в душе мы всё ещё оставались детьми, неизбежное взросление пришло незаметно, как на Галиофские утёсы приходит осень.

В один из вечеров, ровно год назад, мой вихрастый и самый преданный друг объявил мне, что уезжает учиться в северный Кроуниц. Так я впервые узнала всю горечь расставания.

Помню, как провожала его на транспортном перекрёстке. Как крепко сжимала кулаки, чтобы не разреветься. Как хлюпала носом, скрывая в сердце тайную обиду на то, что единственный друг бросает меня. Каким взрослым и чужим тогда казался мне Лоним! Настоящим студентом.

Наверное, я бы умерла от скуки и тоски по лучшему другу, но он вернулся – приехал на каникулы через два месяца. И, конечно, заглянул на озеро. Я визжала от радости, а отец угостил дорогого гостя калиновой настойкой. С тех пор первокурсник Рилекс приезжал регулярно и всегда рассказывал забавные истории о жизни и учёбе в Кроуницкой Королевской академии.

Я зажмурилась от воспоминаний и покрутила в руках новёхонький листок пергамента. Такой же, какой показывал Лоним в день прощания. Приглашение в академию. Только теперь уже для меня.

В начале этого лета рудвик Миллу привёз упругий свиток, скреплённый печатью с крылатым львом. Это меня позабавило – львы не имели крыльев, а этот явно претендовал на полёты. Внутри ровный витиеватый почерк сообщал:

«Уважаемая жительница Великого королевства Квертинд Юна Горст!

Сим документом приглашаем Вас на обучение в Кроуницкую Королевскую академию.

Просим Вас прибыть к пятому дню от Ночи Красной Луны для участия в Церемонии определения склонностей. При себе иметь фамильный пергамент, утверждённый консульством.

После подтверждения вашей склонности вы начнёте учёбу на первом курсе академии.

Данное приглашение является зачарованным артефактом: его уничтожение вычеркнет вас из списка студентов.

В случае отказа, пожалуйста, сожгите этот пергамент.

С уважением,

ректор Кроуницкой Королевской академии

Надалия Аддисад.

Кроуницкая Королевская академия, город Кроуниц,

305 день Красной Луны, 208 год от коронации Тибра Иверийского»

Поначалу я обрадовалась, что встречусь с Лонимом, но потом решила, что не собираюсь никуда ехать. И приглашение никому не показала. Даже хотела сжечь пергамент. Студенческих историй мне хватало и в рассказах лучшего друга, а северная столица с её жуткими легендами пугала до колик.

Я любила свою жизнь, любила свой дом, вечерние посиделки с отцом у очага. Говорили мы мало, но мне нравилось наблюдать, как он набивает трубку сушёными листьями табака, поджигает их и выдыхает горький дым. Мне нравились охота в знакомых пролесках и плеск рыбы в озере. Нравились заботливые горожане, которые так и звали меня маленькой Юной, несмотря на вполне девичий возраст.

Дни складывались в недели, недели – в месяцы, так мы и жили в нашем маленьком мирке.

И жили бы ещё долго, если к нам не наведался разноглазый господин.

Однажды к озеру Фарелби пришёл человек в плаще. Капюшон он не скинул даже за столом в доме, куда его пригласили хозяева. Я только смогла рассмотреть, что глаза у него чудные, разного цвета: один – фиолетовый, а другой – зелёный.

Странный был посетитель. Вызывал неприятное чувство. Какое именно, мне так и не удалось понять. Отец называл его просто – господином. Этот господин сообщил, что мою мать, Тезарию Горст, пытал и убил Кирмос лин де Блайт. Последние часы она провела в страшной тюрьме Квертинда – Зандагате, что находится на полуострове Змеи. Я сначала удивилась тому, что моя мама, оказывается, существовала и даже жила где-то в Квертинде, а потом сразу же расстроилась от того, что мне так и не удалось с ней познакомиться.

Я спросила незнакомца, в чём её обвиняли. Он повернулся ко мне и посмотрел так, будто впервые заметил, что в комнате есть ещё кто-то, кроме них с отцом.

– Не знал, что вы успели обзавестись потомством, Кем, – проигнорировал мой вопрос незнакомец.

Кем Горст в ответ стушевался. Мне в тот момент показалось, будто он стыдится самого моего существования. Таким я отца еще никогда не видела. От этого неприязнь к незнакомцу только возросла, и я поспешила его проводить, тем более что задерживаться господин не собирался. Прежде, чем дверь за ним закрылась, он успел рассмотреть меня своими жутковатыми глазами.

– Никогда не стоит недооценивать опасность человечности, – кинул мужчина на прощание.

Мне это ужасно не понравилось.

Было ощущение, будто он гадко обозвал меня. К тому же это совершенно противоречило наставлениям отца.

После его ухода отец достал крепкую настойку и долго пил. А потом сильно заболел. Просто лёг на кровать и больше не вставал. От горя. Я поддерживала его, как могла, но унывать мне было некогда – дел на озере всегда хватало.

Мне тоже было жаль маму, до слёз, но моя жизнь осталась прежней и оттого я поначалу легко пережила новость о её смерти. В отличие от отца. Кем Горст практически перестал со мной разговаривать, только молча смотрел в потолок и угасал на глазах. Я понятия не имела, как это исправить, поэтому старалась усерднее трудиться и всячески потакать ему. Но это не помогало.

Уныние и болезнь всё сильнее одолевали отца, а маленькая Юна змейкой вилась вокруг и, кажется, делала только хуже. Отец бессильно лежал на кровати, ничего не ел, а спустя пару недель и вовсе перестал приходить в сознание.

Доктор Колфин только руками развёл в ответ на мои испуганные просьбы о помощи и посоветовал готовиться к худшему.

«Чудес не бывает, Юна. А иначе твоему отцу не помочь», – сказал он у самого порога и зачем-то сунул мне несколько лирн.

Но маленькая Юна на то и была маленькой. Она верила именно в чудеса. И даже не удивилась, когда однажды, вернувшись домой с охоты, услышала голос отца.

– Тезария? – позвал он.

– Я здесь! – кинулась со всех ног к кровати, потрогала блестящий от пота лоб.

– Воды, – произнёс отец.

Кожа его была горячей от лихорадки, но глаза смотрели осознанно. Он узнал меня. Узнал и, кажется, расстроился, что я – не Тезария.

– Всё хорошо, отец, это Юна, – всё же напомнила я и поднесла край стакана к пересохшим губам.

Он сделал короткий глоток, перевёл взгляд куда-то в потолок, хрипло сказал «Амелия, прости нас» и умер. А я так и осталась стоять со стаканом воды в руках, ещё чувствуя его прерывистое дыхание на своих ладонях.

Помню, как задумчиво присела на край постели и попыталась понять, что же произошло. О чём говорил отец? Я никогда не видела смерть и, несмотря на болезнь, не задумывалась о том, что мой отец когда-то умрёт. И тем более не знала, что говорят в таких случаях.

Я слышала, что перед смертью просят прощения у богов Квертинда. Лежащие в своих постелях молились Девейне, богине мира и благополучия. Странники в пути – Вейну, богу свободы и ветра. Воины в пылу битвы просили о снисхождении Омена. Ещё я могла вспомнить Ревда – бога земли и природы. И Нарцину, богиню творчества и искусства. И Мэндэля, бога разума. И, конечно, Толмунда, кровавого властителя подземелья.

Отец при жизни не почитал никого из них – он никогда не был религиозен, иногда только упоминал какого-то создателя. Но богиню Амелию я абсолютно точно не знала. Может, ей поклонялась моя мать? О таххарийских нравах мне было ничего неизвестно. Странные мысли крутились в моей голове, я была растеряна.

Поставила стакан, развернулась и вышла из дома. На глаза попался мой охотничий лук. Я привычно перекинула его через плечо, прошла на маленький дворик с тренировочной мишенью и выпустила весь колчан стрел, одну за другой.

Пальцы дрожали, глаза были подёрнуты пеленой, поэтому в цель не попала ни одна стрела и холщовая мишень с красным кругом посередине осталась пустой. Я подошла и пнула ее. Мишень пошатнулась, но устояла. И тогда я начала что есть силы молотить её – ногами, руками, пинать, бить и даже царапать, до тех пор, пока она не превратилась в груду поломанных деревяшек и рваного полотна. Руки и ноги покрылись кровью и ссадинами, но я не плакала. Просто медленно опустилась рядом с обломками и закричала.

Гулкое эхо разнеслось над озером. Никто меня не слышал, и никто мне не ответил.

Только теперь я осознала, что осталась совсем одна. Отец был для меня единственным человеком, который всегда находился рядом. Маленькая Юна жила беззаботно, без целей и планов, просто доверяясь течению жизни. Но смерть оказалась ещё более злым вестником, чем взросление, потому что несла с собой не расставание, а потерю.

Не знаю, как долго я просидела над грудой обломков. Мне казалось, что время остановилось, но, когда темнота опустилась на Фарелби, я поняла, что оно всё ещё бежит вперёд и меня ждут перемены.

Отец Лонима, господин Рилекс, помог мне похоронить отца недалеко от дома, под старой ивой, ветви которой доставали до самой земли. Думаю, ему бы понравилось это место – укрытое, безлюдное, окутанное еле слышным плеском нашего озера.

И вот теперь я, Юна Горст, впервые в своей жизни вышла из дома в Ночь Красной Луны и во все глаза смотрела на небо. Впервые держала в руке одинокую свечу, отдавая дань памяти не только великим правителям, но и своему отцу.

Пламя слегка потрескивало, будто переговариваясь с шелестящими волнами. Я сидела, свесив ноги с бревенчатого пирса, а за спиной у меня были мой дом и вся моя жизнь.

Красная Луна уже кинула последний отблеск на гладь озера и теперь исчезала за горизонтом.

Над Фарелби занимался рассвет.

Когда первые лучи солнца коснулись моего лица, я задула свечу. Сегодня мне предстояло покинуть это место и отправиться в большой мир, о котором я почти ничего не знала. Перемены пугали меня, но я должна была посмотреть в лицо опасности.

Этой ночью маленькая Юна, дочь рыбака и милая девчушка исчезла. Течение жизни, по которому она плыла, потопило её, затянуло под воду вместе с наивным жизнелюбием, заполнило её тоненькое тело одиночеством и отчаянием. Пока я не понимала, кем стала на самом деле, да и жива ли по-настоящему, но одно можно было сказать наверняка: я всё ещё дышала. И теперь даже знала, зачем.

За эту ночь моя растерянность сменилась гневом и жаждой мести. Я твёрдо решила отомстить за свою семью, за то, что мой мир неотвратимо рухнул. Долгие годы каждый день я занималась привычными делами, не думая о том, что меня ждёт впереди. Оказалось, что в моих трудах не было никакого смысла.

Если подумать, мир мой начал рушиться уже давно, по камешкам, по кирпичикам, пока, наконец, полностью не накрыл своим последним оплотом. Я вспомнила того господина, который приходил к нам однажды и озвучил имя, несущее смерть и болезнь. Его визит стал отсчетной точкой кошмара, который сейчас сгустился вокруг меня.

Я запомнила это имя. Оно проникло в сердце, въелось под кожу, засело внутри, как заноза, которая будет ныть, пока её не вытащишь.

Кирмос лин де Блайт.

Человек, который убил мою мать. И которого теперь хотела убить я.

«Чух. Чух. Чух» – послышался знакомый звук.

Приближался дилижанс.

Я перекинула через плечо лук, потуже затянула ремень с колчаном стрел, подняла небольшую сумку. Проверила монеты в кармане плаща – их должно было хватить, чтобы добраться до Кроуницкой Королевской академии. Именно оттуда я решила начать свой путь. Для воплощения плана мести мне необходимо было выучиться магии и военному ремеслу. К тому же, в академии жил единственный человек, который был мне дорог.

Я надеялась, что Лоним ждёт меня. Как ждал таинственный Кроуниц – жуткий и чужой северный город среди громадных ледяных скал.

«Чух. Чух. Чух»

Дилижанс подъезжал всё ближе, выплёвывая белый дым в кристально чистый утренний воздух.

Пробираясь сквозь малинник, отделявший мой дом от дороги, я на секунду засомневалась. Какая глупость – мстить человеку, который никогда о тебе даже не слышал! Особенно, если ты одинокая, несчастная сиротка, никогда не видевшая большой мир. Захотелось кинуться обратно – к ласковому плеску Фарелби, к привычной жизни, к отцу… Или хотя бы к его могиле.

Паровая телега в очередной раз пыхнула белёсым облачком и со скрипом остановилась. Я сорвала напоследок яркую ягоду, закинула в рот и рванула к дилижансу с яростной решимостью. Схватилась за покатые бортики и с наскока запрыгнула.

Транспорт недовольно покачнулся, но быстро выровнялся.

– А, маленькая Юна, – кивнул рудвик Миллу, вечный водитель дилижанса. – А где рыбы Юны, лу-лу?

На нём была старая грязная шляпа, в которой он прорезал дырки для ушей. Когда-то она была голубой фуражкой транспортной компании, но теперь её изначальный цвет было трудно угадать наверняка.

– Они остались в озере, Миллу, – вздохнула я с сожалением. – Думаю, теперь их долго никто не будет тревожить.

– Это хорошо, – одобрил рудвик и с серьёзным видом добавил: – Место рыбы – в озере.

Он крутанул руль, и дилижанс кособоко тронулся.

Я плюхнулась на свободную лавку, примостила под ноги сумку. Поздоровалась с четой Полн, фермерами с плантации недалеко от нашего озера. Они суетились над мешками с корнеплодами – завязывали потуже шнурки, запихивали поглубже морковь и собирали рассыпанные по дилижансу картофелины.

– Всё-таки решилась? – начала женщина, устало усаживаясь напротив. Она пыхтела, на щекастом лице разлился румянец. – А и правильно, Юна! Нечего одной пропадать, давно пора перебраться поближе к людям.

– Ладна девка в людях не пропадёт, – подмигнул господин Полн.

Его супруге мысль почему-то не понравилась, и она ткнула мужа локтем в бок, из-за чего тот подобрался и посуровел.

– Жалко Кема, – продолжила госпожа Полн. – Хороший был мужик, хоть и нелюдимый. Иной раз, помню, и рыбки нам подкидывал, когда мы с базара возвращались. Возле нашей-то фермы, сама понимаешь, только земля да бурьян. А рыбки хочется, у вас она вона какая вкусная!

– Хороший был Кем, – опять подал голос крепкий господин Полн, опасливо поглядывая на жену.

– Очень хороший, – одобрила женщина.

На этот раз тычок локтем её супруг не получил и остался собой доволен.

– Да, мой отец был хорошим, – ответила я из вежливости, хотя вступать в диалог совсем не хотелось.

Дорога была плохая – в ухабах и колдобинах, отчего дилижанс постоянно подскакивал и норовил вытряхнуть нас на пыльную обочину. Хорошо, что высокие деревянные бортики препятствовали этому. Встречный ветер трепал мои косы, забирался под плащ и раздражал глаза. Или они покраснели от напоминаний об отце?

Ехать до городка Фарелби предстояло около часа. Чтобы отвлечься от грустных мыслей и заодно уйти от разговоров, я решила перекусить. Достала из сумки завёрнутые в холщовую салфетку хлебцы и едва хрустнула первым кусочком, как меня остановил громкий окрик рудвика:

– Никакой еды! От хлебцев будут мусорные крошки, лу-лу! Только не в дилижансе Миллу!

Я огляделась. Паровой транспорт был весь в дорожной пыли. Пол дилижанса облепили куски грязи, кое-где присохла трава. В одном углу даже был заметен козий помёт.

– Но тут и так ужасно грязно, – попыталась я отвоевать своё право на завтрак. – Вон даже козьи какашки лежат.

– Козьи какашки – собственность дилижанса Миллу, – деловито ответил рудвик. – А крошки Юны – это крошки Юны. Никаких крошек маленькой Юны в дилижансе Миллу, лу-лу!

Спорить с такими весомыми аргументами не хотелось, да и наверняка было попросту невозможно, поэтому я вздохнула и покорно убрала хлебцы обратно в сумку.

– Ишь, раскомандовался тут! – возмутилась госпожа Полн. – Это не твой дилижанс, а собственность королевства Квертинд, вверенная тебе транспортной компанией на благо его жителей. Благо, понимаешь?

С этими словами она вытащила из мешка большую морковку, резво обтёрла её о свой клетчатый передник и протянула мне. Я поблагодарила женщину и с улыбкой приняла угощение.

– Никакой еды в дили…

– Замолчи! – прикрикнула на рудвика госпожа Полн. – У девочки отец умер, а ты лезешь со своими запретами! Крути баранку и не лулукай там, понял? От морковки крошек не бывает.

Я скривилась от упоминания о смерти отца, но снова прошептала тихое «спасибо». С громким хрустом откусила сладкий корнеплод и взглянула назад.

Мой маленький дом был ещё виден, но всё быстрее удалялся, скрываясь за придорожными деревьями. Вспомнилось, как мы с отцом строили вокруг него дощатый забор, как ходили за грибами и ягодами в лес. Как он учил меня плести рыбные ловушки и стрелять из лука. Как вечерами, лёжа на берегу, я смотрела на звезды и загадывала простые желания. Всё это сейчас отдалялось от меня вместе с моим домом. Неужели я никогда не вернусь сюда? А может, прямо сейчас, пока ещё заметен забор и малинник за ним? Я даже привстала со скамейки и оценила возможность прыжка – не сломаю ли ноги, если сигану из телеги в куст попушистее?

– Хороший был Кем, – от голоса господина Полна я всё же подпрыгнула, но осталась в дилижансе.

К счастью, ответа от меня никто не требовал. Вместо него я вгрызлась в крепкий оранжевый бок морковки, глотая крупные куски вместе с солёными слезами.