Меня зовут Пинк

Глава третья

Тео

— На ее теле повсюду были синяки, и судебный патологоанатом предположил, что она, скорее всего, была избита до смерти.

Я киваю, рассеянно играя пальцами с карандашом. Этот разбор полетов занимает больше времени, чем я ожидал, учитывая, что я знаю всю представленную информацию.

Мэр лично послал меня курировать это дело в полиции Нью-Йорка, поскольку убийство было совершено высокопоставленным лицом. Даже зная, что поставлено на карту, мой разум просто не может сосредоточиться на том, что говорят.

Все, о чем я могу думать, — это о Пинк.

То, как она пришла за мной. Звуки, которые она издавала, когда я трахал ее маленькую тугую киску. Я почти стону вслух при воспоминании о том, как она сжималась вокруг моего члена, ее пальцы теребили мои волосы, когда я сосал сосок во рту. И я точно знаю, что вернусь за добавкой.

Я немного сдвигаюсь, чувствуя, как кровь приливает к нижней части живота, чем больше я представляю ее.

Я забыл, каково это — быть с женщиной. Черт, я даже не помню, когда в последний раз был с женщиной. Несколько лет назад? Больше? После пары неудачных попыток в подростковом возрасте я больше не беспокоился. Даже те времена были больше похожи на обряд посвящения, поскольку весь опыт был чисто деловым.

Но с Пинк… Никто никогда не привлекал моего внимания так, как Пинк. Да, это тоже может быть мимолетный опыт, но притяжение между нами ощутимо, оно пульсирует в воздухе. Просто находиться с ней в одной комнате заставляет мои чувства покалывать от осознания. Она излучает такую неприкрытую сексуальность, что мне хочется поглотить ее целиком. И я так и делаю…

— Мистер Хастингс находится здесь в качестве представителя мэрии. — Слова ведущего выводят меня из мыслей, и я быстро закрываю глаза, делая глубокий вдох. — Почему бы вам не представиться, мистер Хастингс?

Я встаю, изображая свое лучшее профессиональное выражение лица.

— Спасибо, — говорю я, прежде чем продолжить. — Я — Теодор Гастингс. Окончил университет Квантико несколько лет назад, но уже год не работаю в полевых условиях. — Я предоставляю некоторую справочную информацию о своих полномочиях, прежде чем перейти к рассмотрению важности текущего дела.

— Ромина Ластра, урожденная Агости, не просто жертва убийства. Неофициально ее отец, Рокко Агости, является членом итальянской мафии. Наши источники выявили несколько незаконных предприятий, связанных с именем Агости. Ее мужа тоже считают мафиози, но у нас было не так много сообщений, связывающих Валентино Ластра с какой-либо незаконной деятельностью. — Я делаю глубокий вдох. — Конечно, все это неофициально, но мы здесь говорим о разногласиях между фракциями. И поскольку прямо сейчас наиболее вероятным виновником является ее муж… — Я останавливаюсь, позволяя собравшимся обдумать мои слова, и они, кажется, улавливают их смысл.

— Мы должны быть осторожны в нашем расследованию, — отмечает один мужчина, и я киваю.

— Да. Последнее, чего мы сейчас хотим, — это невольно спровоцировать войну толп. Зная, что поставлено на карту, я хочу, чтобы все сосредоточились на этом расследовании. — Я поворачиваюсь, чтобы обратиться к команде криминалистов. — Я говорю это не для того, чтобы создать какую-либо предвзятость, скорее я хочу, чтобы вы все тщательно изучили доказательства и убедились, что все настолько важно, насколько это возможно.

Я уточняю еще несколько деталей, прежде чем закрыть собрание. Когда все вышли из комнаты, я достаю телефон и вижу несколько пропущенных звонков от Марчелло. Беспокоясь, что это может быть что-то срочное, я сразу же набираю его номер.

Я случайно встретил Марчелло пару лет назад. Раньше мы жили в одном многоквартирном доме, и я часто видел его в спортзале. Он всегда держался особняком, и я заметил, что он пресекал все попытки флирта с противоположным полом.

В этот раз девушка слишком далеко вторглась в его личное пространство и прикоснулась к нему. Я не знаю точно, что произошло в тот момент, но это было похоже на то, как будто кто-то щелкнул выключателем. Марчелло рухнул на пол, его глаза были широко раскрыты и неморгали. Он не реагировал, поэтому я немедленно вызвала скорую помощь и поехала с ним в больницу.

У него была паническая атака.

В тот день я узнал о его отвращении к прикосновениям и о том, что это, похоже, напрямую связано с какой-то травмой. Однако я никогда не допытывался, видя, каким скрытным человеком он был. Но после нашего первого разговора в больнице, когда он поблагодарил меня за мое участие, между нами возникла приятная дружба.

Первый год мы общались в основном как соседи, но постепенно ему стало немного удобнее разговаривать со мной.

— Марчелло? — спрашиваю я, когда он берет трубку. — Что-то случилось? — Учитывая его неразговорчивый и отчужденный характер, он чрезвычайно редко инициирует звонок, не говоря уже о большем.

— Нет, — он делает паузу, — я проезжал мимо станции и хотел узнать, закончили ли ты свою встречу.

— Только что закончил.

— Отлично. Я на стоянке, — говорит он и вешает трубку. Странный.

Собрав все свои материалы, я направляюсь к его машине и сажусь на пассажирское сиденье.

— Очень мило с твоей стороны, что ты заехал, — сухо добавляю я после того, как пристегиваю ремень безопасности.

— Я был в этом районе. — Он пожимает плечами. Заводя машину, он подъезжает к нашему многоквартирному дому. — Как прошла встреча? Есть какие-нибудь новости о преступнике? — спрашивает он, вполне возможно, это самое большое количество слов, которые он когда-либо произносил сразу.

— Не совсем. Муж по-прежнему остается главным подозреваемым, хотя я хочу пересмотреть улики, — говорю я почти рассеянно.

— У тебя есть другие подозреваемые?

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Выражение его лица мрачное, глаза устремлены на дорогу.

— Ты знаешь, что я не могу этого сказать, — добавляю я в шутку, немного удивляясь его внезапному интересу к этому делу.

— Правильно, — говорит Марчелло, хотя его тон кажется не слишком убедительным.

— Ты закончил с выпускными экзаменами? — Я меняю тему. Он учится на первом курсе юридической школы, хотя я не могу себе представить, как это сложился для него, учитывая его антисоциальные наклонности.

— Да. — Это все, что он говорит, и, покачав головой, я замолкаю. Я знаю, что вряд ли получу от него больше.

Мы добираемся до жилого дома, и каждый из нас идет своей дорогой.

В тот момент, когда я открываю дверь, на меня нападают мои маленькие соседи по комнате, все они толпятся у моих ног и громко мяукают.

— Я пришел, пришел, вы так сильно скучали по мне? — Уронив портфель, я наклоняюсь, чтобы взять их на руки. Не так-то просто жонглировать четырьмя кошками на руках, но наш распорядок дня уже установлен, так что они знают, что не нужно извиваться.

Я беру их с собой на диван и стараюсь одинаково гладить каждого из них. В одном приюте, в котором я работаю волонтером, кажется, всегда слишком много кошек и слишком мало средств. Почему-то я всегда в конечном итоге забираю кошек, у которых нет хозяев. Я сказал себе, что остановлюсь, тем более что они ужасно соперничают за мое внимание и могут стать довольно злыми. Но в прошлый раз, когда я увидел раненого белого котенка, которого чуть не выбросили, то не смог найти в себе силы сказать "нет" — тем более, что он напомнил мне моего кота детства Спота.

Достав немного кошачьего корма, я раскладываю его на полу и с удовольствием наблюдаю, как они дерутся за первое место.

Подумывая о том, чтобы принять душ, я направляюсь в ванную. Видеть дом таким пустым… таким одиноким, я поражаюсь тому, насколько безрадостна моя жизнь. Что мне вообще делать? Я просыпаюсь, иду на работу, потом возвращаюсь домой и снова засыпаю. Все это — нескончаемый цикл, навязанная мной же рутина, которую я вбивал себе в голову уже много лет. Возможно, встреча с Пинк дала мне большее, чем просто пробуждение мертвого либидо. Может, я наконец-то позволю себе задуматься о том, каково это — иметь теплое тело, с которым можно просыпаться утром, с кем-то, с кем можно разделить счастье и заботы…

Не в первый раз я задаюсь вопросом, что делаю со своей жизнью. Стоит ли оно того? Эта месть, которую я намеревался осуществить более десяти лет назад?

Что будет, когда я закончу? Ветер по-прежнему будет завывать в коридоре, а комнаты по-прежнему будут пусты.

Я должен признать, что есть часть меня, которая жаждет партнерства, семьи и детей… но есть и другая сторона меня, которая поклялась добиться справедливости. И почему-то они кажутся несовместимыми друг с другом.

Я никогда не смогу добросовестно приглашать опасность в свой дом, сознательно подвергать риску свою жену и детей.

На следующий день я направляюсь в мэрию на короткую встречу по делу Ромины. Его секретарша проводит меня внутрь, но я с удивлением вижу, что он не один. Мартин Эшби, известный миллиардер и финансовая сила, стоящая за мэром, небрежно поворачивается ко мне.

— Гастингс, давно не виделись, — восклицает он, поднимаясь на ноги, чтобы пожать мне руку. С тех пор, как работаю с мэром, я довольно часто сталкивался с Мартином. Можно сказать, он знает всех, кто есть кто в городе, и у меня такое чувство, что многие из них в долгу перед ним.

Я точно не знаю, как мэр и Мартин познакомились и каковы были их отношения, но необычно видеть их вместе в его кабинете. Такие встречи лучше проводить в более уединенных помещениях.

— Мистер Эшби. — Я наклоняю голову. Он указывает мне на диван, и мэр протягивает мне напиток.

— Я попросил Джастина присоединиться ко мне на поле для гольфа в эти выходные. Почему бы тебе тоже не пойти? — добавляет Мартин, кивая в сторону мэра.

— Если я буду свободен. — Я пытаюсь улыбнуться. Гольф — это скучно. Играть в гольф с этими людьми было бы еще скучнее.

— Ну же, Гастингс. Это чудо, что я наткнулся на тебя. Сколько прошло… год? Да, один или два года с тех пор, как я видел тебя в последний раз. Только не говори мне, что ты намеренно избегаешь меня. — Его тон шутливый, но я вижу скрытую угрозу. Мартину нравится следить за всеми, и, похоже, это касается и меня.

— Я приложу все усилия, — произношу я, надеясь, что этот ответ будет лучше.

— Ты должен как-нибудь заглянуть ко мне домой, познакомиться с моей дочерью. Ты ведь не женат, верно? — продолжает он, и я сохраняю свое выражение лица.

— Верно, — отвечаю я, стиснув зубы. Мне не нравится, к чему он клонит.

— Чудесно. Думаю, тебе понравилась бы моя дочь. Миниатюрное маленькое создание и под моей защитой. Из нее получилась бы идеальная домохозяйка. — Он хвалит ее достоинства, и мне приходится подавить желание закатить глаза. Кто-нибудь сказал ему, что мы больше не в 50-х годах? — Да, — продолжает он, оглядывая меня с ног до головы. — Думаю, вы двое отлично подошли бы друг другу.

— А сколько лет вашей дочери? — Я пытаюсь немного сменить тему разговора, не желая, чтобы в следующую секунду он объявил меня своим зятем.

Он делает паузу, прищурив глаза, как будто пытается вспомнить.

— Ей только что исполнилось девятнадцать. Она созрела для отношений. — Он многозначительно приподнимает бровь, глядя на меня, и меня чуть не тошнит. Девятнадцать? Она слишком молода для меня — между нами разница почти десять лет.

Я заставляю себя улыбнуться и пытаюсь направить разговор в другое русло. Последнее, чего я хочу, — это чтобы Мартин предложил мне свою едва совершеннолетнюю дочь. Но глядя на его аморальную задницу, думаю, мне следовало ожидать, что он попытается продать своего собственного ребенка. Мне вдруг становится жаль девушку и то, что ее ждет.