- Как с вами можно связаться?
- Ой, со мной лучше вообще не связываться.
с просторов Интернета (с)
- Отпуск! Отпуск! Отпуск – это свет и радость!!!
Я шагала с работы, распевая переделку старой пионерской песни. Я пританцовывала, приплясывала, размахивала сумкой. И улыбалась!
И мне было все равно, как это воспринимали прохожие, были ли среди них мои дети, их родители и все остальные, кто мог бы увидеть учителя в радости и расценить это странное и необычное зрелище, как проявление крайней неадекватности.
Да пожалуйста, мне не жалко.
Тяжелый, невозможный год, который, как я иногда думала, глухо рыдая в подушку ночами, просто невозможно вынести, – и он остался позади. И я вышла из всего победительницей.
Развод, который надо пережить, заплатив за это удовольствие частью своей души.
Долги, потому что человек, которого я считала самым близким и родным, с которым я прожила тринадцать лет, подставил меня еще и на деньги. Как? Да очень просто. При разводе и разделе имущества делятся и долги, которые имеются у одного из супругов. Щедро делятся, надо отметить.
Работа в режиме двадцать четыре на семь, потому что помимо школы, я еще набрала как частный репетитор учеников на подготовку к экзаменам… как бы так помягче выразиться? Много.
В общем, год был такой, что наша милейшая школьная психолог, женщина тонкой душевной организации, отловив меня в коридоре, как-то спросила:
- Олеся Владимировна! А как вы отдыхаете?
Я посмотрела на нее с удивлением, поморгала глазоньками, в которые кто-то словно песка насыпал, и ответила:
- Я сплю.
- Вы не поняли моего вопроса. Я спросила про отдых. А сон – это естественная потребность организма.
Я только рассмеялась.
- Это вы не понимаете. Сон – не потребность, сон - это роскошь.
И побежала отлавливать своих восьмиклассников, чтобы они снова не удрали с физры, которая была последним седьмым уроком. Взяли моду! А потом: «Олеся Владимировна, физкультурник к нам придирается-я-я-я-я». И глазоньки такие честные-честные. И страдания такие… страдательные.
Так что бегала по школе я в этом году с присказкой: «Я люблю спать – и спать любит меня, но утро не позволяет нам быть вместе».
Но все это было позади. Поэтому я имела полное моральное право идти по залитому солнцу Питеру, приплясывая и распевая во весь голос:
- Отпуск! Отпуск! Это песни и мечты-ы-ы-ы-ы-ы!!!
А мечты у меня, Олеси Владимировны, учителя русского языка и литературы, были самые что ни на есть простые. Сегодня покататься с дочкой в парке. Я на самокате, она же обещала мне показать, как научилась управляться со скейтбордом. Потом погрузиться в неземную роскошь и блаженство сна. Вволю. Без будильника. А завтра уехать к маме в Вологду.
Вот такие планы на лето. Не сказать, чтобы грандиозные, но весьма и весьма приятные.
Жаль, конечно, что в них нет места поездке на море на своей машине. Мы с дочерью это просто обожали, но… На следующий год, если Бог даст и я дораздам долги, то…
Так. Не пессимиздим! Только позитив. Только работа. Только хардкор.
Страдать и рыдать над загубленной судьбой – это самое простое. А вот выдохнуть, улыбнуться: «Как любопытно вышло!» – и идти по жизни, смеясь, – вот это самое интересное.
Я уже подходила к дому, когда в сумочке загудел телефон.
- Кто говорит? – спросила я у него недовольно. – Слон?
Телефон, понятное дело, не ответил, только продолжил гудеть и сообщать, что номер не определяется.
- Да, - осторожно сказала я.
С некоторых пор я очень не любила общение по телефону непонятно с кем. Потому как люди, которые звонят, чтобы выбить долги, – и не важно, что они не твои, а бывшего мужа, приятными в общении априори быть не могут.
- Добрый день, Олеся Владимировна.
Боже, какой голос. Низкий, бархатный, глубокий. О! Я не знаю, кто это, но карьеру в сексе по телефону мужчина определенно сделал бы фееричную. Причем ему просто надо было бы здороваться. Ну, вот просто обидно будет, если это очередной коллектор – привет от бывшего супруга.
- Добрый, - ответила я ему, вдруг осознав, что пауза затянулась.
- Я – Олег Викторович Томбасов.
И такие интонации величественные, будто мне, по меньшей мере, принц Уильям позвонил. Потом я подумала еще. И сообразила, что да. Практически принц Уильям. Ну, по крайней мере, по соотношению сторон и места в мировом порядке.
- Очень приятно, - соврала я владельцу заводов, газет, пароходов, пренеприятной личности, к которой у меня был ряд претензий.
Это был отец моих частных учеников, которого за два года, пока готовила его детей к экзаменам, я ни разу не наблюдала. Это ж кем надо быть, чтобы практически бросить своих мальчишек, которые и так лишились матери – та погибла несколько лет назад в автомобильной катастрофе! Я вот общалась с почтенной дамой, которую я искренне считала бабушкой мальчиков. Пока в разговоре не поняла, что она – экономка. Она же, кстати, со мной и договаривалась о занятиях, она же и платила.
Жаль, что люди не летают.
Можно было б топнуть ногой.
И они б так – ур-ур-ур. И улетели
с просторов Интернета (с)
- Мама! Смотри!
Ох! Моя девочка разогналась под уклон на своей доске – и где были мои мозги, когда я, поддавшись на уговоры, купила ей этот ужас! Она согнула ноги, набирая еще скорость, подпрыгнула, держась за край доски, – и… снова покатила дальше. Теперь уже сильно забирая то влево, то вправо.
- Скорость гашу! – крикнула она мне.
Подъехала, гордая собой до невозможности, остановилась, соскочила с доски. Уставилась на меня. Глаза сияют, мордашка счастливая совершенно, косички растрепались.
Я обняла ее. Мое вредное счастье.
- Ма-а-ам, а мы поедем на море?
Я покачала головой. Сияние в дочкиных глазах померкло – мое сердце защемило. Вот как ни крути, я чувствую себя виноватой перед самым дорогим существом на свете. Все-таки в разводе виноваты двое. Что-то я не так сделала, что наша жизнь пошла под откос…
- У нас же будет когда-нибудь машина снова?
- Обязательно, Машенька. Обязательно!
Поцеловать в макушку. Не сметь плакать! Вот просто – не сметь. Финансовые вопросы решаемы. Надо только работать, много работать. Тщательно все подсчитывать. И подождать. Уже стало легче. Скоро – бог даст, будем роскошествовать. Машинку купим, отложим на отдых. И…
- Ма-а-ам, а что с репетитором по вокалу?
- Александра Юрьевна ищет.
Наша учительница музыки рыскала по знакомым, но ее пока никто не устраивал. Школа вокала сейчас была – кто громче, тот и выиграл. А у дочери не выходило. Так громко, как она хотела... Она мимо петь начинала, если надо было форсировать звук и наращивать его. Красиво не получалось. А те, кто реально мог поставить моей дочери голос на таком уровне, как ей хотелось, стоили… Ох, машина доступнее…
Вот мы и искали.
- Мне надо конкурс выиграть!
Кулачки у моей дочери сжались, глаза заблистали. Но теперь грозным огнем. Кто-то ей что-то гадкое на последнем конкурсе юных исполнителей сказал, так она до сих пор в себя прийти не может. Хорошо еще характер такой бойцовский. Она не сдалась, не забилась в угол, не бросила петь. Она собиралась бороться. И это замечательно. Моя порода. Осталось придумать, как ей помочь.
- Так мы на лето снова едем к бабушке? – задала еще один неудобный вопрос дочь.
Я кивнула.
- Терпеть не могу Вологду.
Ожидаемо.
- А мне там нравится, - улыбнулась я ей.
Дочка посмотрела на меня с жалостью: дескать, что ты, мать, в жизни понимаешь? Потом будешь в сентябре читать сочинения, как надо было лето проводить, – и приплакивать о бездарно проведенных днях.
- Машка! – строго посмотрела я на нее.
Мне тут же продемонстрировали рожицу, символизирующую кота из Шрека.
- Не работает, - честно сообщила я дочери то, что она и так прекрасно знала. – Потому как бесит.
- Ох, мама-мама. Воспитывать тебя некому, - заявила мне строго барышня тринадцати лет – и удалилась.
Снова разгоняться на доске и трепать мне нервы.
Я тихонько села на скамейку. Посмотрела на самокат. И поняла, что сегодня мне удивительно лень подыматься и совершать какие-то лишние телодвижения. Не хочу – и все. Подумала еще. И решила не бороться с собой. Устала я. Останусь здесь на радость комарам, которые тут же решили составить мне компанию.
- Олеся Владимировна, - послышалось за спиной.
Нежно и бархатно. Если не сказать – коньячно. Я подпрыгнула от неожиданности. Резко обернулась.
- Простите, я, кажется, вас напугал.
Позади меня высился мощный мужчина. Серый костюм, белоснежная рубашка. И галстук, серебристый. Мой бог. В парке. В восемь вечера. Удивительно уместно.
- Олег Викторович? – догадалась я.
- Он самый.
Мужчина сделал шаг – и оказался рядом со мной.
- Мама?
Мы увидели, как на скейте летит Машка. Спрыгивает впереди своей доски, бежит ко мне, гася скорость, потом хватает доску.
- Мама, с тобой все в порядке?
- Маш, если ты не будешь меня так пугать – то да. Все в порядке.
- Ой, да брось. Я ж этому трюку училась. На ютубе объясняли, как его делать, правда, хорошо получилось?
- Ты что – впервые его делала?
- Да. Но там ничего сложного.
Я задохнулась. Вот ведь… оторва!
- Мама, а это кто?
И взгляд такой… Недовольный, строгий. Еще бы! Непонятно кто посмел нарушить процесс любования ее подвигами! Я, кстати, была с ребенком совершенно согласна, у нас и так почти нет времени друг на друга.
Не знакомлюсь, не даю номер телефона,
не соглашаюсь на свидания,
но уважаю ваш выбор.
просторы Интернета (с)
- Да вы издеваетесь! – Я поднялась, положила цветы на скамейку. – Маша, мы уходим.
- Подождите.
Мужчина был спокоен, расслаблен даже.
- У меня не было намерения задеть вас, просто… дело деликатное. И требует действительно волшебных навыков.
- Мне это неинтересно.
Маша подъехала и так резко затормозила на своем скейте, что непременно бы полетела и расшиблась, если б не Олег Викторович. Тот перехватил ее и поддержал, не давая упасть.
- Пустите!
Машка вырвалась и подбежала ко мне.
- Ты не ударилась? – обеспокоенно спросил мужчина.
- Нет. - Дочь смотрела на него исподлобья. Спустя мгновение, собравшись с духом, она добавила: - Вы зачем маму расстраиваете? Она и так устала за этот год.
- Понимаешь, девочка…
- Маша!
- Понимаешь, Маша, мне нужна помощь твоей мамы. И я предложил ей работу на лето. Очень высокооплачиваемую работу. Но она отказывается. Значит…
- Нужно оставить меня в покое! – рявкнула я. – У меня – отпуск!
- Ничего подобного. Надо предложить то, что вас заинтересует.
- Да зачем я вам понадобилась?!
- Вы справились с моими близнецами. И они с уважением и симпатией отзываются о вас. Кстати, о единственном взрослом из их окружения. Значит, вы справитесь с любой ситуацией.
- Послушайте. – Усталость внезапно накатилась на меня. – Я не хочу справляться с ситуациями. Не хочу работы и не хочу предложений. Я хочу просто выспаться. И все.
- Вынужден настаивать. И… скажите, что вы хотите за полчаса вашего времени, которое я потрачу, чтобы обрисовать проблему, с которой я пришел к вам?
- Ни-че-го.
Я подхватила свой самокат, Машка – доску, и мы пошли прочь из парка, злясь на этого господина, что своей бесцеремонностью и дурацкими требованиями испортил нам первый вечер отпуска.
- Ладно, - раздалось у нас за спиной.
Какой настырный!
- Зайдем с другой стороны. Вы же общались достаточно плотно с моей экономкой Инной Львовной.
- Да, - вот тут я стала осторожной.
Женщина была симпатичная, добрая, по-настоящему привязанная к мальчишкам.
- Она очень много лет служит у меня, но… Вы же понимаете – я зол на нее. Она участвовала в обмане. И все-таки она работает на меня, а не на моих сыновей.
- И что вы предлагаете?
- Я ее не увольняю. Даже не наказываю по деньгам. А вы меня выслушаете.
Мы переглянулись с Машкой. Тяжко вздохнули.
- Только выслушать, - уточнила я. – Ни на что не соглашаюсь, просто выслушиваю.
Он устало кивнул. И я поняла вдруг, что и у него этот год был насыщенным. И сон для него был такой же роскошью, как и для меня.
- Могу я рассчитывать на ваше молчание в том случае, если мы не договоримся?
Он устало потер глаза. Удивительно, как только он перестал что-то из себя изображать, в голос вернулось коньячно-бархатное очарование.
- Безусловно.
- Только я не пойду кататься, - решительно сказала дочь. – Я должна знать, во что вы втягиваете маму.
- Все законно. И принесет твоей маме много денег, если она согласится.
- «Если» - хорошее слово, - процитировала дочь мультик про Геркулеса.
- Но пока мы все не обговорили с твоей мамой, я вынужден настаивать на конфиденциальном разговоре.
- Я не болтушка.
- Вынужден настаивать.
Машка поджала губы. Я улыбнулась – и дочь моих ожиданий не обманула.
- Дело в том, что если мама не пошле…
- Маша.
- Прошу прощения. Если мама не…
- Согласится, - подсказала я своей девочке, что разрывалась между «не бортанет» и «не пошлет» и как-то запуталась, как ей поприличнее выразить свои совершенно правильные мысли.
- Короче. Мама все равно мне все расскажет, потому что она не согласится и не откажет, пока не обсудит со мной. Так что можно существенно сэкономить время.
Господин Томбасов усмехнулся. Красивые губы дрогнули.
- Покорен вашей логикой, Маша.
Я улыбнулась: конечно, покорен. Дочь та еще ритор! Моя школа!
Бизнесмен тем временем задумался, что-то просчитывая, вон как складка лоб прорезала. Снова посмотрел на часы. Тезисы беседы он там подсматривал, что ли?
Хочу стать ежиком, взять палочку,
На нее повесить узелок со всякой всячиной
– и медленно уйти
в туман.
те же просторы того же Интернета (с)
Шесть утра. Звонок в дверь.
Мда, вот совершенно не так я планировала первый день отпуска. Но… дочь улыбалась - и это было самое главное.
- Доброе утро, - поприветствовал нас очередной мужчина в черном, волосы которого были подозрительно мокрыми, как и плечи. - Меня зовут Вадим, я ваш шофер.
Но стоило ему увидеть переноску и Клео, как его улыбка померкла.
- Кошечка, - убито сказал он. – А ваша… ко-шеч-ка… она в машине не… того? Дорога длинная. Машина не дешевая.
Клеопатра, наша аристократка и умница, не говорящая только потому, что с презренными людишками ей беседовать было не о чем, укоризненно посмотрела на меня. «Ты уверена, Олеся, что этот человек достаточно разумен, чтобы его можно было пускать за руль? Раз он способен сказать подобную глупость, то… не знаю. Ребенка доверяем все-таки».
- Прости, Клео! - Машка прижала к себе наше сокровище. – Вадим просто тебя не знает. Он не подумав. Не обижайся.
Кошка кивнула. И с тяжелым вздохом, дескать: «Я вас предупреждала», – прошествовала в переноску.
- Вы готовы? – спросил бедный парень, явно не привыкший к такому табору.
- Да, - я кивнула на вещи.
Доска Машки, мой самокат, два рюкзака, огромный чемодан. Ну, и переноска с кошкой. Наша донская черно-розовая сфинксина возлежала в ней с крайне оскорбленным видом.
- Там дождь как из ведра. У вас зонт есть?
Ну надо же. Я была так погружена в свои мысли, что не услышала дождя, барабанившего по стеклам. Растерянно посмотрела на Машку. Вот у меня зонта не было, несмотря на то, что живу в Питере, где, говорят, без этого аксессуара никак. Не знаю, я обходилась.
- Есть! – радостно закричала Машка, подхватила стул и мгновенно забралась на антресоли.
Тут же что-то загрохотало, свалилось вниз – Вадим успел подхватить глиняную статуэтку, что изображала прижимающуюся друг к другу пару. Обнаженную. На мой взгляд, весьма неприличного вида.
- Осторожнее! – я подскочила к табуретке, готовая подхватить Машку.
- Да нормально все, не парься.
Судя по растерянному взгляду водителя, мой взгляд на «произведение искусства», оказавшееся у него в руках, он вполне разделял. Это мужчина остальных богатств на антресолях не видел. Не объяснять же, что у меня есть эксцентричная родственница, стоюродная тетушка, что время от времени нас с Машкой навещает. И мы стараемся ее не огорчать. И расставляем ее подарки по видным местам к ее приезду. Кстати, она считает, что все эти вещи обладают «удивительной магией» и непременно «принесут мне счастье».
Сверху посыпались бусы, браслеты, еще какая-то белиберда. Клео тяжело вздохнула. Острые черные уши-локаторы дрогнули, лицо (практически человеческое, поэтому никаких морд!) собралось и напряглось. Ее подобная суета утомляла.
- Мам! Нашла. Держи.
На меня спикировал совершенно ужасный, совершенно огромный и противно-красный зонт.
На этом мы уехали.
Ну, ничего. Парень уже на выезде из Питера успокоился. Пассажирами мы были привыкшими к поездкам, искренне любившими машину и соскучившимися по дороге.
Как было славно! Скорость, пустая дорога – июнь, шесть утра – красота просто, опытный водитель, хорошая машина – «мерс» все-таки.
Правда, накрапывал дождь. Небо было все обложено тучами, но дождь в дорогу – это же хорошо!
Одно меня тревожило. Я вспоминала разговор с мамой – он получился неприятным. Мама почему-то с крайним отвращением восприняла идею о том, что на лето я нашла себе подработку, да еще такую. Воспитывать четырех взрослых мужчин, да еще и добиваться от них того, чтобы они работали, а не скандалили… Да еще и в доме, который принадлежит их продюсеру… Это же просто дурной тон! Это разврат какой-то. И что скажет муж?!
Вот тут я взбунтовалась совершенно. Напомнила, что прошел уже год с того момента, как мы развелись. И свернула беседу. Кстати, никакие мои доводы, что по осени я имею все шансы закрыть долги, на маму не подействовали. А между тем, господин Томбасов проявил небизнесменскую щедрость в зарплате и пообещал искусившую меня премию, если летние гастроли и осенний концерт в «Крокусе» пройдет блестяще.
А Машка просто предвкушала, как будет заниматься вокалом и научится так же мощно наращивать звук, не вереща при этом свинкой, и красиво, без взвизга его сворачивать.
- Вот как-то они это делают! - Вчера я еле-еле загнала ее в кровать, настолько перевозбужденной была дочь. – Значит, и я научусь.
Меня же тревожила невыполнимость поставленной задачи. Это легко сказать: «Чтобы они прекратили скандалить – и просто пели». Думаю, эти четверо – не идиоты и прекрасно сами понимают, что им выгодно, а что – нет. Что им жизненно важно не рассориться с Олегом Викторовичем, тем еще Карабасом, надо признать. Важно петь, раз уж у них получилось пролезть, как я понимаю, на Олимп. Важно не растерять аудиторию, а в идеале нарастить ее.
- Какие ваши любимые мифические персонажи?
- Сон. Спокойствие. И адекватность.
Никогда Штирлиц не был так близок к провалу! Это ж надо… Меня застукали за подслушиванием. Но, вопреки ожиданию, никто меня ругать или стыдить не стал.
- Вы голодны? – спросил у меня наниматель.
Подумала, прислушалась к себе – и кивнула. Щеки, правда, пылали, словно я действительно сделала что-то из ряда вон. Господин Томбасов отчего-то улыбнулся и приглашающе отступил в сторону от дверного проема:
- Заходите в гостиную, я вам сейчас приборы принесу.
Тут я удивилась по-настоящему. Олег Викторович рассмеялся в голос. То ли настроение у него было хорошее, то ли я его смешила своим видом.
- У нас пока все по-походному, Инна Львовна не приехала еще. Мальчишек собирает. Потом все будет правильно. Обед и ужин в столовой и с посчитанными калориями.
Тут стало смешно мне.
- То есть вы не собирались ее увольнять, а меня просто…
- Ну, мне же надо было успеть включить свое обаяние и уговорить вас.
Я вспомнила, как он «включал» свое обаяние.
- Я льщу себе?
Из комнаты, на пороге которой мы застыли, донеслось:
- Олег, может быть, ты представишь меня гостье?
- Прошу.
Гм… Классическая тяжеловесная роскошь – такой навороченный новодел под старину. Высоченные потолки, камин. Белоснежная лепнина. В одной стороне – круглый стол, заставленный всяческими яствами. Там же стоял запотевший графинчик. Судя по блестящим глазонькам мужиков, уже не первый.
- Добрый вечер, - поприветствовала я бывшего солиста.
Вот кто глубокой ночью в гостях у бизнесмена.
- Добрый, - поднялся он.
Мощный, красивый. И с потрясающей энергетикой. Вот непонятно, какой человек, что за характер, а энергией, которая идет от него, просто хочется напиться. А ведь это он еще петь не начал. Мда, такого потерять…
- Позволь представить тебе Олесю Владимировну - сделал широкий жест рукой бизнесмен, не сочтя нужным следовать этикету и первым представить мне мужчину. Но задумываться об этом как-то не хотелось. – Олеся Владимировна, это… Сергей… Гм… Сереж?
- Юрьевич.
- Очень приятно, Сергей Юрьевич, - улыбнулась я.
- С ума сойти, как официально, - широко улыбнулся певец, склонившись над моей рукой.
Теплые губы коснулись моих пальцев. Олег Викторович отчего-то нахмурился и мрачно произнес:
- Олеся Владимировна у нас учитель. И к такому официозу привыкла.
Какие-то еще слова были у него на губах, но он решительно прогнал их – и пошел к выходу из комнаты, проворчав: «Вас надо покормить».
- Олеся Владимировна, не обижайтесь, но… Вы действительно надеетесь справиться? – сел напротив меня певец.
- Главное, в этом уверен Олег Викторович. И переубедить в обратном его не удалось.
- И не удастся! – донеслось откуда-то.
- Как-то так.
- Очаровательно, - улыбнулся солист. – И какие у вас планы?
- Пока наблюдать.
- И что вы увидели?
- Что вы, допустим, человек, не склонный к скандалам. Вы ненавидите выяснения отношений, вы терпеливы, но вашего терпения хватает на одиннадцать месяцев. Потом вы просто уходите без объяснений. Просто… в туман. Никакого плана на сольную деятельность у вас не было.
- Вы ведьма?
- Я – учитель. А на ютубе чудесные ролики, смотреть их – одно удовольствие. И, главное, все с датами.
- И вы их смотрели?
- Я серьезно отношусь к работе.
- Так что же я не стал терпеть?
- Как я поняла, у вас случился конфликт с… Длинноволосый?
- Лева.
- Именно. Вам никто не говорил ничего грубого. Нет. Я так поняла по движениям и жестам, что вокалистам такого уровня это и не надо. Изменились взгляды. К вам просто начали вставать спиной, когда вы пели. Позволяли себе разговаривать или засмеяться, когда у вас был сольный кусок. Беззвучно, чтобы не портить запись. Но вы спиной это чувствовали. Вы старались. Лучше петь, старательнее интонировать. Скинули вес, чтобы выглядеть легче на сцене. Но становилось все хуже и хуже.
- Олег! - Солист откинулся на спинку стула, глядя на меня с какой-то опаской. - Я беру свои слова. И мнение заодно. Все беру обратно. Это не учитель, это – колдунья.
- Ха! - передо мной появились тарелка, вилка и нож.
Я кивнула. А что они хотят – вот много-много лет назад у меня был конфликт в седьмом классе между мальчишками, что дрались серьезно, с упоением, чудом обошлось без серьезных членовредительств… Вот там мы мозги сломали. Что делать? Как остановить, чтобы никто не покалечился? Как произошло? С чего? Вот с чего вдруг в нормальном классе, подобранном и дружном, такая вот… беда.
Чувствую себя так, словно меня убили,
закопали, потом пришли бродячие собаки,
зачем-то раскопали. А потом я поднялась – и пошла
на работу…
(с) Инет
Утром понедельника мы ожидали четверку, не сказать, боевую, стоя с Олегом Викторовичем на крыльце особняка, в котором располагалась репетиционная база группы.
Господин бизнесмен поглядывал на часы с неослабевающим интересом. Вот интересно, может быть, у него там было что-то типа рецепта смысла жизни? Или добычи денег из воздуха? Вот второе вернее.
Очередной костюм нового серого оттенка, галстук теперь в полоску. Мрачен. Недоволен. Или нервничает?
Десять утра ровно. Открываются ворота и впускают на роскошном велосипеде… что-то очень ярко-оранжевое. Бейсболка козырьком назад, солнцезащитные очки в пол-лица, футболка и кроссовки «вырви глаз». И зеленоватые штаны.
Прелесть какая. Это у нас блондин-тенор пожаловали. Как я понимаю, единственный вовремя. Он глянул на почетную делегацию в моем лице и в суровом лице хозяина балагана и, такое ощущение, хотел развернуться и рвануть что было сил в закат. Но ворота уже закрылись.
- Добрый день, - вежливо поздоровался он с нами.
- Добрый, - ответили мы дуэтом.
Я с улыбкой, потому как по-другому на это чудо смотреть было попросту невозможно. Господин Томбасов же – с сомнением.
Певец тяжело вздохнул, прислонил велосипед к стене. Улыбнулся нам неуверенно, стащил очки, покусал дужку. И потянулся за телефоном.
- Пожалуйста, не надо, - отреагировал на это его движение Карабас Барабас. – Мне хочется сделать сюрприз и представить Олесю Владимировну всем и сразу.
- А Олеся Владимировна?.. – перевел на меня взгляд певец.
- Все, как я и обещал.
Любопытно, что им обещал господин Томбасов, что парня так перекривило. Вот обидно. Меня из отпуска выдернули, все планы нарушили. А певец мне козьи морды корчит. Но что-то мне подсказывало, что это все цветочки.
Мы с интересом смотрели друг на друга. Не знаю, что мужчина пытался рассмотреть во мне, а я наблюдала, опять же, потрясающую энергетику. Если Сергей был скалой – незыблемой, мощной… но вместе с тем какой-то странно-уютной, то этот мальчишка оказался переливающимся на солнце ручейком. И если не всматриваться в серые, бездонные, мудрые глаза, то… мальчишка – и мальчишка. Не скажешь, что мой ровесник.
Черная «бэха» и белый «мерс» появились синхронно. Одинаково блестящие и прекрасные. И так же синхронно остановились, пропуская друг друга. На дорожку, ведущую к уже отъехавшим воротам, разом могла въехать лишь одна машина. Потом одновременно тронулись – и чуть не царапнулись. Я не сдержала тревожного «Ай!»
- Не переживайте, - улыбнулся Иван. – Это у них традиция такая.
Наконец, Артур на «бэхе» и Лев на «мерсе» выстроились – и чинно друг за другом заехали. Вышли, улыбнулись Ивану, настороженно посмотрели на господина Томбасова, недовольно – на меня. Потом снова – уже вопросительно – на Ивана.
Были они одеты нарочито просто. Белые футболки и джинсы. Но вот если на Льве, высоком и вальяжном, все сидело как с иголочки, то Артур выглядел помятым. И белая футболка странно контрастировала с его несвежим лицом.
У-у-у-у… Печаль какая.
- Я попросил Ивана не портить сюрприз, - кивнул им Олег Викторович. – И соблюсти трудовую дисциплину. И, кстати, о ней, родной. Вы опоздали на семь минут.
- Это наша новая экономка? – спросил Лев, срывая очки и одаривая меня взглядом, от которого я – ну, по его мнению – должна была затрепетать. Это как минимум. А лучше упасть в обморок. Я широко улыбнулась и посмотрела прямо в злые зеленые глаза.
- Познакомьтесь, - спокойно ответил бизнесмен. - Это Олеся Владимировна, руководитель проекта «Крещендо».
- До сих пор, - Лев даже побелел от гнева, – мы прекрасно справлялись сами.
Ой, как искрит. Того и гляди вспыхнет.
- До сих пор вы не позволяли себе петь мимо. Так часто.
Голос Томбасова был нарочито безразличен. Похоже, он злит Льва. И делает это с удовольствием и абсолютно намеренно.
- А где Никита? – спросил Артур.
До этого он стоял поодаль и внимательно нас разглядывал. Был он небрит и выглядел измученным и невыспавшимся. Вот у него если и была энергетика какая-то, то не сегодня. Не сегодня.
- Никита уволен. Еще в пятницу.
Я ожидала возмущения, протестующих возгласов, но… все трое просто посмотрели друг на друга, потом – расцепили взгляды. И еще раз. Потом – плавные, словно взмахи птичьих крыльев, движения рук. Это было так красиво, так выразительно… И я поняла, что, даже не сказав ни слова, они уже не только матом охарактеризовали решение господина Томбасова, но и прикопали его самого, предварительно расчленив.
И все это исключительно эстетично.
- Но почему же он не позвонил, не предупредил? - спросил вдруг Иван.