Месть королевы

1. СОБЫТИЯ В ЗАМКЕ ЛИДС

В благодарность за благополучное разрешение от бремени и быстрое восстановление сил королева решила совершить поездку в Кентербери к гробнице святого Фомы.

Выехав из Тауэра, она проехала по улицам Лондона, с радостью принимая приветствия жителей, продолжающих, в чем она убедилась, почитать и любить ее – за красоту, за верность стране и королю, которому она исправно рожает детей, в то время как он только и знает, что попадать из одного неловкого положения в другое да окружать себя развратниками и вымогателями.

– Боже, храни королеву! – вопила толпа, и Изабелла вдруг отчетливо поняла, что, будь сейчас король рядом с ней, ни одного приветственного возгласа не раздалось бы в его честь.

Путь до Кентербери был долгим, и королевский церемониймейстер посоветовал ей прервать путешествие и ненадолго остановиться в замке Лидс, куда он тотчас же пошлет гонца с уведомлением об их скором прибытии.

Когда гонец прибыл туда, хранитель замка, лорд Бадлсмир, находился в отсутствии, всем заправляла его жена.

Супруги Бадлсмир были верными приверженцами Ланкастера и противниками короля. Обоим было отвратительно поведение Эдуарда, его пристрастие к Диспенсерам, и леди Бадлсмир как женщина строгих убеждений и правил считала необходимым придерживаться выбранного ими курса. К тому же ее муж отдал распоряжение никого не допускать сюда без его на то разрешения или приказания графа Ланкастера.

Услыхав, что королева Изабелла хочет остановиться в замке, леди Бадлсмир решила, что и в этом случае не должно быть сделано исключения из установленных правил, и отказалась принять ее.

– Убирайся! – крикнула она гонцу. – Я не открою ворота замка ни для кого, пока не получу приказа от моего супруга или от графа Ланкастера.

– Миледи, – отвечал гонец, – вы, может быть, не поняли, что речь идет о королеве Англии?

– Откуда мне знать? Как я могу быть уверена, что ты не подослан врагами?

– Вы увидите сами королеву, когда она прибудет сюда.

– Добрый человек, – твердо сказала она, – я говорю тебе еще раз и передай это твоей госпоже, кем бы она ни была, что я не впущу сюда никого без разрешения лорда Бадлсмира или графа Ланкастера.

В растерянности гонец собрался уже удалиться, раздумывая, как сообщить королеве, что ее не хотят пустить в собственный замок, но тут он увидел через окно, как отряд королевы приближается к крепостным стенам.

– Посмотрите, она уже здесь! – крикнул он хранительнице замка. – Вы разве забыли, кому принадлежит этот кров и что вы с мужем только его стражи и хранители?

– Я уже уведомила тебя о моем решении, – ответила женщина, – и намерена выполнять его. Если это в самом деле королева, то пусть найдет себе пристанище в другом месте…

Узнав об этом разговоре, Изабелла пришла сначала в изумление, затем в ярость и велела своей страже приблизиться к мосту и перейти через него. Но леди Бадлсмир послала на стены замка лучников, и они засыпали подходивших градом стрел, убив при этом шестерых.

Вне себя от гнева королева направила коня к стенам крепости, однако один из ее телохранителей схватил коня под уздцы, повернул его прочь и сказал:

– Миледи, вы рискуете жизнью. Уедем от этой безумной женщины подальше!

Изабелла послушалась разумного совета и отдала приказание отъехать от замка. Она вся дрожала от злобы и унижения.

Как смеет одна из подданных так вести себя по отношению к королеве! Гнусная женщина!.. Изабелла знала ее немного: знала, что леди Бадлсмир из тех людей, кто считает, что они всегда правы и готовы стоять за свою правду до конца.

– Клянусь Богом, – произнесла Изабелла сквозь стиснутые зубы, – она заплатит мне за это!

Королевский отряд, оставив шестерых убитых, ретировался, чтобы найти поблизости более гостеприимный кров.

Что касается непреклонной хранительницы замка Лидс, то она, несколько обеспокоенная происшедшим, приказала убрать трупы и немедленно отправила посланника к Ланкастеру с сообщением о случившемся. Она уже начинала понимать, что впереди крупные неприятности, что тучи собираются над ее головой, и если не защитит Ланкастер, дело обернется совсем худо. Но ведь он непременно выступит на ее защиту: ему должно прийтись по нраву то оскорбление, что было нанесено королевской семье? Разве не так?..

В конце концов, она действовала по его распоряжению, подтвердив его собственное убеждение в том, что в этой стране он куда более значительная фигура, чем король…

Она долго ждала ответа от Ланкастера и, не дождавшись, отправила еще одного гонца. На этот раз ответ пришел. Было безумием, говорилось в нем, не пустить королеву в ее собственный замок; естественно, что она разгневана; естественно, что это не будет оставлено без расследования и наказания. Что же касается самого Ланкастера, он не намерен участвовать во всем этом. Леди Бадлсмир действовала на свой страх и риск, и ей нести ответ…

Это происшествие вывело даже Эдуарда из апатии, в которую он впал после удаления Диспенсеров.

Изабелла почти кричала на него:

– Такое нельзя оставлять без наказания! Что будет думать народ о короле, который не в состоянии защитить свою жену от оскорблений?

Эдуард соглашался: что-то необходимо сделать. К тому же Ланкастер заявил, что он ни при чем, значит, тем легче захватить замок Лидс, и тогда Изабелла сможет расправиться со своей обидчицей.

Когда жители Лондона услыхали о небывалом оскорблении, нанесенном их королеве, они пришли в негодование, быстро сменившееся всеобщей яростью. Люди бросились на улицы, требуя отмщения. Среди негодующих было много крепких мужчин, принимавших участие в прежних битвах; они были готовы снова идти в бой за любимую королеву.

Эдуард нашел в себе силы воспользоваться их настроением, и не прошло много времени, как он уже направлялся к замку Лидс во главе довольно значительной армии. Ему было приятно, что столько людей оказалось вместе с ним, на его стороне, что они подчиняются любому его слову. Никто не имел намерения вступать в затяжные бои возле замка – просто захватить его сокрушительным штурмом, а потом уж пускай те, кто осмелился так поступить с их королевой, молят о своем спасении.

Замок Лидс состоял из двух сооружений на двух островах, расположенных посреди небольшого озера. Острова соединялись двойным подъемным мостом, и оба замка могли обороняться отдельно друг от друга.

Но ни удачное расположение, ни стойкость оборонявшихся не помогли: в течение нескольких дней замок был захвачен, и его главная защитница, леди Бадлсмир, предстала перед королем. Ее муж в последний момент прислал в замок подкрепление, что несколько оттянуло его сдачу, но сам так и не явился.

Стоя перед королем, леди Бадлсмир смотрела ему прямо в глаза, не выказывая ни малейшего признака страха.

– Что побудило тебя так вести себя по отношению к королеве? – спросил он.

Она ответила:

– В отсутствие мужа я была хранительницей замка. И я вправе решать, кого пускать в него, а кого нет.

– Ты ошибаешься, женщина, – сказал король. – Замок Лидс принадлежит моей супруге. Ты не пустила в него законную владелицу. Это равносильно измене.

Она не дрогнула при этих словах, хотя знала последствия подобного обвинения.

Она сказала:

– Граф Ланкастер и мой муж поддержат меня, я уверена в этом.

Хотя такой уверенности у нее давно уже не было.

– Они намылят веревку, на которой ты будешь висеть! – сказал Эдуард, разозленный ее упорством.

Леди Бадлсмир пожала плечами.

– Значит, так тому и быть. Стану еще одной жертвой тирании королей.

Эдуард был изумлен смелостью женщины. В глубине души он знал, что никогда не сможет отправить ее на эшафот.

Он распорядился отвезти ее в Лондон и поместить в тюрьму в Тауэре. Однако многие из его окружения были недовольны таким решением. Она заслужила, чтобы ее повесили, говорили они. Подумать только, как она поступила с самой королевой!..

Но Эдуард не хотел их слушать, и свои кровожадные инстинкты им пришлось удовлетворить, повесив управляющего замком и одиннадцать его слуг, что было весьма несправедливо, поскольку все они лишь выполняли приказы своей хозяйки.

Однако палачи были иного мнения: это послужит наглядным уроком для других, считали они.

Мужественную леди Бадлсмир отправили в Лондон, и, когда ее везли по улицам города, люди кричали оскорбительные слова, бросали в нее гнилые овощи и фрукты и перечисляли способы, какими они бы расправились с ней, будь на то их воля.

Стражникам с трудом удалось отстоять ее от разъяренной толпы и препроводить в темницу.

Эдуард же был на вершине блаженства. Он чувствовал себя триумфатором: взятие замка Лидс было первой его победой на поле битвы.

Изабелла тоже была довольна. Король впервые активно повел себя, впервые открыто действовал на ее стороне, и все окончилось успешно. Хорошо также, что он не позволил повесить эту безумную женщину. Тогда из нее непременно сделали бы мученицу, а то и вообще святую. Народ это умеет.

Ланкастер в эти дни был тих, как мышь, что говорило лишь о том, что ему ничего не стоит предать своих друзей и сторонников и что он думает только о себе и доверять ему Изабелла не должна. Он не помощник ей в том деле, которое стало целью ее жизни. И жизни ее сына… А значит, необходимо пока что укреплять позиции короля против Ланкастера. Что будет укреплением ее собственных позиций. И ее сына…

– Ты должен воспользоваться своим успехом, – говорила она королю. – Весь Лондон сейчас на твоей стороне, ты видишь это? Бароны тоже видят, и они быстро изменят отношение к тебе, попомни мои слова. Но и тебе нужно не упускать появившиеся возможности.

Она оказалась права. Вскоре уже несколько баронов, возмущенных бессовестным обращением с королевой и недовольных поведением Ланкастера, забравшего себе слишком много власти, открыто перешли со своими приверженцами на сторону короля.

– Наступает время, благоприятное для борьбы с Ланкастером. Если ты хочешь этой борьбы, – сказала королева Эдуарду.

Он хотел. Они с Изабеллой были сейчас вместе, рядом, чего не случалось никогда раньше. Однако она ничего не забыла, нет… Хотя он и не подозревал этого, потому что ни в прошлом, ни теперь не думал на эту тему. Не желал думать…

Изабелла понимала, что победа в замке Лидс ничего не стоит с военной точки зрения – целая армия против одной женщины с немногочисленными защитниками, – но это было начало победы королевской власти над теми, кто ее не хотел признавать. И такое начало следовало закреплять, а победу – развивать. Потому что королевская власть – это ее власть. И ее сына. Но не ее супруга. Однако сейчас нужно использовать его для устранения другого противника, более сильного.

– Ты уже удостоверился, что Ланкастер изменник? – сказала она королю.

– Да, доказательств тому достаточно, – отвечал тот. – Он уже многие годы противостоит мне. Но ты ведь хорошо знаешь, что силы были неравны.

– А тебя никогда не удивляло, Эдуард, что во время своих нападений шотландцы постоянно обходят его земли стороной?

– Говорят, у него какие-то тайные связи с Робертом Брюсом. Я что-то слышал про это.

– Говорят! Это же прямая измена! Нужно все узнать до конца… Они ведь переписывались! Необходимо добыть их письма, другие свидетельства… О чем ты думал все эти годы? Среди нас предатель такого ранга, а мы бездействуем! Народ тебе не простит этого, Эдуард!..

Раньше бы на него подобные слова не произвели никакого впечатления. Но сейчас, когда он был на гребне успеха и еще не пережил его… сейчас он готов был действовать. И он начал действовать.

Первым делом он отправился с войском в Уэльс, покоренный его отцом, где одни из самых ярких приверженцев Ланкастера, лорды Мортимеры, дядя и племянник, захватили себе чересчур много земель и власти и становились прямой угрозой королю.

Мортимеры немедленно послали к Ланкастеру гонца с просьбой о помощи, но тот ответил, что беспокоиться не о чем: король никак не прославился на поле настоящей битвы, его нетрудно победить и обратить в бегство, что Мортимеры, он не сомневается, сделают без всякой помощи со стороны.

Результат предпринятой королем акции удивил его самого. Добровольцы, принимавшие участие во взятии крепости Лидс, и присоединившиеся к ним воины, на время возлюбившие короля, нанесли сокрушительное поражение войску противника и даже взяли в плен его представителей и главных врагов короля – Роджера Мортимера, лорда Черка, и его племянника, тоже Роджера Мортимера, лорда Уигмора.

Обоих немедленно отправили в Тауэр.

О таком успехе Эдуард и мечтать не мог. Он начинал понимать, какие чувства должен был испытывать его отец, одерживая очередную победу.

Победителем он вернулся в Лондон.

2. КОНЕЦ ЛАНКАСТЕРА

Теперь он целиком обратил внимание на своего двоюродного брата Томаса Ланкастера.

Были обнаружены письма. Оказалось правдой, что Ланкастер переписывался с Робертом Брюсом. (Нет дыма без огня!) И что он подписывал эти послания: «Король Артур»! Не отвратительно ли? Не настоящая ли измена?! Изабелла совершенно права, когда говорит, что Ланкастера пора уничтожить. Стереть с лица земли! В стране и в душе Эдуарда не будет мира, пока этого не произойдет.

С таким твердым намерением король начал готовиться к походу на Север.

А тем временем обнаруживались все новые свидетельства и подтверждения враждебных замыслов Ланкастера. Тот продолжал вести переговоры с шотландцами, которые мечтали с его помощью развязать в Англии грандиозную гражданскую войну. Об этом достоверно узнал через своих доносителей сэр Эндрю Хакли, высокое должностное лицо в северном городе Карлаиле, на границе с Шотландией. А узнав, счел необходимым срочно прискакать в Лондон и сообщить королю.

Эдуард немедленно отправил его обратно, приказав со всем войском, имеющимся в распоряжении Хакли, атаковать предателя, и в том случае, если на выручку к тому придут шотландцы, сразу же сообщить во дворец. В этот раз он не надеялся на такой же быстрый и благополучный исход битвы, как незадолго до того было в Уэльсе против Мортимеров.

Основной бой произошел на длинном и узком мосту через реку Эр, где сошлись лицом к лицу солдаты Ланкастера и воины Хакли, собранные в графствах Кумберленд и Уэстморленд и свирепо ненавидящие шотландцев, от которых страдали на протяжении многих лет, а также любых союзников и друзей Шотландии. То, что последние были англичанами, только усиливало ненависть воинов из этих графств.

Лорд Гирфорд, сподвижник Ланкастера, намеревался биться на мосту в пешем строю, в то время как сам Ланкастер во главе конницы должен был форсировать реку и ударить по противнику с фланга. Однако с самого начала атака конников захлебнулась: противник оказался стойким, и Ланкастер сразу понес потери. Вскоре после этого на мосту был убит Гирфорд – его поразили ударом копья снизу, из-под дощатого настила, через щель в досках.

Бой при Баробридже окончился полным разгромом армии Ланкастера, сам он был взят в плен.

В его замке, неподалеку от места сражения, король поджидал своего кузена.

Ланкастер находился в подавленном состоянии. Он понимал, что длительная борьба между ним и королем окончилась в пользу последнего. Понимал, что его жизнь так или иначе окончена. Он по-прежнему презирал Эдуарда и с равнодушием ждал решения своей судьбы. У него не было ни малейшего желания напоминать тому об их родстве и просить сохранить ему жизнь.

Игра окончена. Он добился власти, вкусил ее плоды, но не сумел сохранить ее – не хватило умения. Что ж, остается только молча пожать плечами. Что он и сделал.

– Суд над тобой состоится тотчас же, – сказал ему король.

Ланкастер снова пожал плечами и наклонил голову. Его увели из королевских покоев.

Суд был коротким и быстрым. Ланкастера признали виновным в сговоре с шотландцами против короля. В том, что в своей предательской переписке с Робертом Брюсом он именовал себя королем. «Королем Артуром»! – хихикали судьи. Совершенно ясны были им его амбиции и намерения и куда они вели. Суд располагал бумагами, в коих черным по белому предлагалось Брюсу войти в пределы Англии с большим войском, а сам Ланкастер обещал при этом не оказывать ни малейшего сопротивления.

Эдуард сидел в зале, где шел суд, и думал, глядя на своего двоюродного брата: это ты убил Перро! Ты все годы хвастался этим. Гордился… Какое прекрасное тело ты уничтожил, кузен!.. Но теперь тебе конец. Перро будет отомщен. Дорогой Перро… Он, наверное, улыбается сейчас там, на небесах… Эдуарду казалось, что он слышит его смех, видит улыбку.

Но он слышал слова обвинителя:

«…И потому наш полновластный господин и повелитель, король, должным образом рассмотрев и взвесив все чудовищные деяния вышеназванного Томаса графа Ланкастера, а также его нежелание испросить милости…»

Ланкастер был приговорен к казни, которую с некоторых пор ввели для всех изменников и предателей – к повешению и расчленению, после чего части его тела будут выставлены напоказ.

Однако, принимая во внимание его происхождение, этот вид казни заменялся другим – отсечением головы.

Перед казнью его посадили на низкорослую серую лошадь и провезли по улицам города, рядом с которым находился его замок. Люди, еще недавно почитавшие или боявшиеся его, насмехались над ним, улюлюкали, бросали в него гнилью, грязью, камнями. По его лицу текла кровь, но он сидел неподвижно, не пытаясь отклониться, словно не замечая ударов, не чувствуя боли.

– Король Артур! – орала толпа. – Где же твои рыцари Круглого Стола? Почему не придут и не выручат тебя?..

Он продолжал смотреть прямо перед собой… Гавестон претерпел нечто похожее десять лет назад. Не потому ли его везут сейчас тоже на холм? Не потому ли так унижают и мучают?..

Все люди должны когда-нибудь умереть. Печально, что жизнь человека, в чьих жилах течет королевская кровь, заканчивается таким образом. Однако ему некого винить, кроме себя… И все же это чересчур… Свыше его сил…

– Небесный Царь, – пробормотал он, – будь ко мне милосердней, чем цари земные…

Процессия остановилась у Холма святого Томаса, неподалеку от городских стен. Он увидел грубо сколоченную плаху. Увидел сотни лиц и глаз – жаждущих крови, сгорающих от нетерпения присутствовать при позорном конце того, кто еще недавно был самым могущественным человеком в Англии.

Он повернулся лицом к востоку.

Кто-то из толпы крикнул:

– Поверни его к северу, палач! Туда, где его дружки-шотландцы.

Его силой повернули лицом к северу, толкнули, чтобы он встал на колени.

Он положил голову на шероховатую поверхность плахи.

Топор опустился, и Ланкастера не стало.

Уоррен принес эту весть жене Ланкастера.

Элис посмотрела на него с недоверием.

– Это так, – сказал Уоррен. – Он просчитался. Его нашли виновным в сговоре с шотландцами и приговорили к смерти как предателя. Только высокое происхождение спасло от унизительной казни. Это произошло на Xолме cвятого Томаса.

– Святой Томас, – проговорила она тихо. – Его любимое место.

– Все кончено, Элис. Что теперь?

– Теперь я свободна. Свершилось то, о чем мы мечтали с Эбуло Стрейнджем. Но, видит Бог, я не хотела, чтобы получилось таким образом… Бедный Томас, он был таким гордым… и умным, по-своему. Но он никогда не умел сближаться с людьми. Они его не любили. Это погубило его.

– Вам больше не нужно скрываться, Элис, – сказал Уоррен.

– Я так благодарна вам за предоставленный мне кров.

– Ланкастер был в числе моих врагов, вы знаете это. Отобрал у меня земли. Я имел основания не слишком хорошо к нему относиться.

– У вас хорошее сердце, Уоррен. Вы пожалели женщину, которая впервые полюбила по-настоящему.

– Возможно, это так, – ответил он. – Но что же дальше?

– Я отправляюсь к Эбуло. Мы станем мужем и женой.

– Дочь графа Линкольна! – воскликнул он. – Вдова человека из королевского рода! Замужем за простым рыцарем!

– Даже дочери и вдовы графов имеют право выходить замуж по любви.

Так ответила Элис, и вскоре вся знать с удивлением говорила о том, что графиня Ланкастер стала женой какого-то Стрейнджа, не только не высокого происхождения, но к тому же еще хромого.

3. ЛЮБОВНИКИ В ТАУЭРЕ

Жажда власти охватила короля Эдуарда. Со смертью Ланкастера для него словно началась совсем новая жизнь. Это совпало с окончанием перемирия с Шотландией, которое Роберт Брюс отметил нападением на целый ряд английских городов. Когда войска противника дошли до Престона, было решено снова попытаться не только дать отпор врагу, но перейти в наступление и захватить его земли.

Решительно все удивлялись перемене в короле Эдуарде. Лондонцы продолжали поддерживать его. Как прекрасно сумел он ответить оскорбителям королевы! И Диспенсеры давно уже исчезли с горизонта… Теперь-то уж король оставит свои прихоти и покажет всем, что он все-таки настоящий сын своего великого отца!

Военные действия начались. Англичане перешли границу с Шотландией, углубились в земли графства Лотиан и овладели селением Холирод Хаус. Они были удивлены, что им почти не оказывалось сопротивления. Что приключилось с таким опытным воином, как Брюс? Было слишком поздно, когда они поняли, что он не терял времени даром. Войско под его началом тоже перешло через границу и вступило в Йоркшир, откуда Брюс собирался зайти в тыл английской армии.

Изабелла находилась вместе с войском. Ее резиденция была неподалеку от Йорка.

Королева пребывала в состоянии раздумья. И немудрено: обстоятельства резко изменились, чего она вовсе не ожидала. Эдуард завоевал доверие народа, начало чему положили события в замке Лидс. А дальше – больше. Его популярность никогда раньше не была так высока.

Но Изабелла не намеревалась кардинально менять свои планы. Нет! Не для того она столь долго их вынашивала, так много вытерпела!

Что бы ни происходило, она станет действовать, как задумала, и никакие перемены в Эдуарде не свернут ее с пути, который она для себя избрала.

А путь этот, коротко говоря, вот какой: Эдуард должен быть свергнут, корона передана его сыну, регентом при коем станет она, Изабелла.

Ну, а если все-таки Эдуард резко изменит свое поведение, свою политику? Станет настоящим королем? Королем-победителем? Преданным супругом… Что тогда?

Все равно, решила она, я ни за что не прощу ему того, что было. Отплачу за все страдания и унижения… Да, я сделаю это…

Громкие взволнованные голоса за дверью прервали ее размышления. Изабелла встала и вышла в большую залу посмотреть, что происходит.

Происходили уже знакомые ей ранее вещи, она сразу поняла это – до того, как кто-то крикнул:

– Миледи, нужно спешить! Мы уезжаем отсюда. Армия короля отступает, вы можете попасть в плен к шотландцам!

Вот и ответ на все ее вопросы. Все осталось по-прежнему. Как могло ей прийти в голову, что Эдуард когда-нибудь станет победителем? Он снова потерпел поражение. Полководца-триумфатора из него не вышло.

Что же, возможно, это и к лучшему. Во всяком случае, облегчает для нее достижение цели.

Она поспешно стала готовиться к отъезду. После недолгой скачки до Тинмута она села там на корабль. Все было не слишком приятно, но утешало одно: вскоре, она это чувствует, судьба окончательно склонится в ее сторону, и тогда отступать больше не придется!.. По крайней мере, ей!..

Отчаяние господствовало на севере страны среди тех, кто оставался верен королю Эдуарду, ибо стало совершенно очевидно, что он никогда не сможет сравниться с Робертом Брюсом в искусстве ведения войны. Во второй раз он был обращен в бегство и еле избежал пленения… Да, их король рожден не для битв, и трагедия Англии в том, что у старого Эдуарда появился именно такой сын, а сам он не успел при жизни завершить все свои ратные дела.

Молодой Эдуард был подавлен, но не безутешен. Он пришел к решению: не нужно больше войн! Он никогда их не любил. Только один раз добился успеха в сражении – у замка Лидс, который обороняла женщина. Ланкастера победил не он, а Эндрю Хакли, граф Карлайл. Мортимеров в Уэльсе – тоже не он, а все тот же Хакли…

Ну, так что же, в конце концов? Да, он не воин. Не полководец. Но война и не нужна. Она несет только беды и смерти… Тем не менее ему было до смерти обидно, когда он узнал, что жители северных графств начали понимать: надежды на военные успехи со своим королем они связывать не могут, а потому нужно думать собственной головой, чтобы обеспечить себе спокойную жизнь. И многие начали действовать самостоятельно.

Епископ Дергемский и монахи Бридлингтона попытались заключить мир с Робертом Брюсом, и даже граф Карлайл лично отправился к мятежному вождю и дал согласие признать того королем Шотландии в обмен на обещание не трогать его собственные земли. То есть сделал то самое, за что был не так давно при его участии взят в плен Ланкастер и публично казнен.

Король Эдуард был глубоко оскорблен этим поступком. Королева Изабелла в душе посчитала его разумным: всякий, кто хоть в чем-то полагается на Эдуарда, просто глупец. Но теперь они все поумнеют. Они получили очередной урок. Вся страна получила урок. И все почувствуют себя лучше и счастливей, если этот король уйдет от них.

В этом ей помогут друзья. Должны помочь. У нее их сейчас немного, но будет больше. Она приложит для этого усилия. Один из самых надежных друзей – епископ Адам из Орлтона, открыто не одобрявший поведение короля. Он ненавидел Диспенсеров не меньше, чем она, и так же радовался, когда их изгнали. Но после ареста Мортимеров и смерти Ланкастера сам оказался в опасности – когда позиции короля усилились и тот начал подумывать о возвращении своих фаворитов. Эдуард возненавидел епископа Орлтона и даже попытался предать его светскому – не церковному – суду, которому духовные лица были неподсудны. Если бы не вмешательство двух архиепископов, его приговорили бы к смерти, а так Адама Орлтона удалось отстоять, хотя части имущества он был все равно лишен и вынужден жить в Тауэре – не совсем как узник, но и не как свободный человек. Он подал жалобу папе римскому и ожидал решения оттуда.

Изабелла часто наведывалась в Тауэр, останавливалась в покоях, где была рождена ее вторая дочь Джоанна, и постоянно виделась с Адамом из Орлтона…

Несмотря на последнее поражение на Севере, Эдуард продолжал чувствовать себя на коне. Почему бы нет? Все его главные противники были мертвы или арестованы: Ланкастер, оба Мортимера… Молодого тоже следовало бы казнить, но медлительная, ленивая натура Эдуарда помешала ему это сделать. Тот по-прежнему, уже третий год, оставался узником Тауэра.

И совершенно напрасно – как будет видно позднее.

Эдуард же, как было только что сказано, чувствовал себя вполне уверенно. Слишком уверенно. И потому, забыв или не желая вспоминать о том, что произошло не так давно из-за Гавестона и с Гавестоном, а также с Диспенсерами, решил вернуть отца и сына во дворец. И сделал это… Король он или не король, в конце концов?! Кто смеет ему запретить?..

Диспенсеры откликнулись с готовностью и благодарностью, и не прошло много времени, как снова принялись вершить дела и вертеть королем по своему усмотрению, с той же уверенностью и наглостью, как прежде.

По просьбе короля, не простившего графу Карлайлу его сговора с Брюсом, они заманили того в чужой замок, где он был арестован и предан суду как изменник. Смелый солдат и полководец, победивший Ланкастера, был приговорен к мучительной позорной казни.

Однако, вопреки всякой закономерности, вскоре после этого Эдуард с помощью тех же Диспенсеров заключил с Брюсом перемирие сроком на тринадцать лет и поставил себе это в огромную заслугу, забывая, что Брюс пошел на мир только оттого, что неумолимая болезнь – проказа, терзавшая его, – усиливалась и сделалась уже явной для всех близких.

Все вернулось на круги своя – как в недавние, недоброй памяти, годы. Фавориты короля орудовали вовсю, забирая себе новые земли и замки; король во всем потакал им и был на вершине блаженства с младшим Хью, которого он никогда, никогда больше не отпустит от себя!.. Так он клялся.

Во дворце снова зрело недовольство. Вновь слышались требования удалить Диспенсеров.

Королева временно переехала в Тауэр. Ей нравится, говорила она, быть ближе к своим добрым друзьям – жителям Лондона. На самом деле с возвращением Диспенсеров она ощутила необходимость действовать решительней и начать чаще и откровенней советоваться с близкими друзьями и единомышленниками, первым из которых считала епископа Адама Орлтона.

Мрачное и угрюмое место – лондонский Тауэр. Странное дело, но он сочетал в себе темницу и дворец. Множество узников томилось тут долгими годами, без всякой надежды на спасение. Наиболее суеверные считали, что по ночам здесь слышатся стоны давно умерших в этих стенах. Говорили также, что на ступеньках извилистых лестниц, в темных сырых камерах можно временами увидеть призрачные фигуры мужчин и женщин, чей дух никогда не обретет покоя, пока не станет свидетелем отмщения за их поруганные жизни, за адские муки в этих стенах. Ни в одном месте во всей стране, говорили люди, не скопилось столько привидений, столько духов, как здесь.

Этот замок велел построить еще Вильгельм Завоеватель, и епископ рочестерский Гандольф воплотил его веление в жизнь. Он был воздвигнут как символ власти Вильгельма над покоренной страной. Разумеется, за прошедшие годы здание не один раз достраивалось и сейчас не было похоже на унылую крепость той поры. Уже через двадцать лет после возведения его окружили зубчатой каменной стеной и глубоким рвом. Впоследствии закоренелый строитель Генрих III, дед нынешнего короля, построил Львиную башню и перестроил Белую. Водяной ров углубил и расширил отец Эдуарда… Казалось, каждый из королей считал своим долгом сделать что-то для Тауэра… Каждый, кроме теперешнего, подумала королева Изабелла с хмурой усмешкой. Ему ведь не до того: нужно холить, обогащать и защищать от всех своих любимчиков – так что до улучшений не доходят руки. А укрыться в крепости от гнева людей, если дойдет до такого, король сможет и без добавочных построек.

Место, ничего не скажешь, навевало грусть, но и возбуждающе действовало на воображение королевы. Сквозь узкие окна она видела реку Темзу, корабли торговцев, плывущие по ней, людей на борту, и ей было приятно сознавать, что все они – ее сторонники.

Никому не придет в голову увидеть что-то странное или подозрительное в ее пребывании здесь. Тауэр – одна из главных королевских резиденций, и вполне естественно желание королевы находиться в нем. Дети ее в надежных руках: юный Эдуард – рядом с ней, под попечительством Ричарда де Бери, опытного наставника и учителя, другие дети – в Эссексе, тоже в окружении достойных нянек и наставников. Может быть, она не слишком рачительная мать, но и не пытается изображать таковую. Кому она оказывает постоянное внимание, так это Эдуарду. Его видит часто, следит за развитием и здоровьем мальчика. Она хочет, чтобы он все время чувствовал ее заботу, чувствовал зависимость от нее, и, со своей стороны, делает все, чтобы завоевать его полное доверие.

Через одно из своих окон видела она также небольшой сад внутри Тауэра, обнесенный высоким частоколом. В этом саду однажды появился высокий темноволосый мужчина с изможденным лицом в сопровождении другого, которого она знала – им был Джерард де Олспей, комендант Тауэра. Что-то в манере держаться у незнакомого мужчины привлекло внимание Изабеллы. Она пристальней вгляделась. Несомненно, он был узником, но шел и разговаривал, как свободный человек.

Еще несколько раз наблюдала она за ним из окна, а потом послала за комендантом и спросила у него, кто таков этот человек.

Комендант выглядел смущенным, и королева поняла, что, видимо, против всяких правил он позволяет узнику бывать на свежем воздухе.

– Вам нечего опасаться, – сказала она. – Я знаю, что это арестант, но знаю также, что ничего худого не случится, если он глотнет немного свежего воздуха.

– Это так, миледи, – отвечал комендант. – У этого человека двойное несчастье. Только недавно умер его дядя, с которым он делил свою тюремную каморку.

– Отчего же тот умер?

– От несвободы, миледи. От нехватки пищи и воздуха. В их застенке нет окна, стены пропитаны сыростью. Летом там невыносимо душно, а зимой невыразимо холодно.

– В чем же вина этих людей?

– Они были взяты в плен во время сражения.

– Кем? Королем?

В ее тоне послышались презрительные нотки – она не могла удержаться от них, но комендант не подал вида, что различил.

– Это было на границе с Уэльсом, миледи, – ответил он.

– Значит, этот узник…

– Роджер Мортимер, миледи. Граф Уигмор. А его умерший дядя был лордом Черком.

– Я слышала о Мортимерах, – сказала королева. – Помню, как были все удивлены, когда узнали об их пленении. – Внезапно она улыбнулась. – Я хотела бы поговорить с этим узником. Когда вы опять выведете его в сад?

– Когда вам будет угодно, миледи.

– Устройте ему прогулку завтра, и я к вам присоединюсь. Ничего не сообщайте о нашем разговоре. Пускай все выглядит как случайная встреча.

– Я сделаю, как вы желаете, миледи…

Изабелла была страшно взволнована, сама даже не понимая почему. Мысли так и прыгали в голове, и ее охватило предчувствие чего-то очень важного и значительного, что должно произойти. Значит, это и есть Роджер Мортимер, ранее один из самых влиятельных и могущественных баронов. Она припомнила, что Эдуард говорил об этом семействе всегда с оттенком страха в голосе. О дяде и о племяннике. Они держались слишком независимо и считали себя чуть ли не королями – там, в своих владениях.

И вот сейчас – один из них уже в земле, а другой, измученный и истощенный, держится с видом победителя. Какой человек!..

На следующее утро Изабелла проехала верхом по улицам Лондона. Прогулка, как всегда, согревала ей душу, она тщательно готовилась к ней, уделяя больше всего внимания своей внешности. И лондонцы не оставались равнодушными, встречая и провожая ее криками: «Изабелла Прекрасная!» Это всякий раз подтверждало уверенность королевы, что город по-прежнему на ее стороне.

В полдень она вышла в сад. Как обещал комендант, он был там вместе с Роджером Мортимером.

Завидя их, королева остановилась, удачно разыграв удивление.

Мортимер сделал несколько шагов вперед и низко поклонился.

– Прошу сказать, кто вы, – холодно произнесла Изабелла.

– Роджер Мортимер к вашим услугам, миледи, – сказал тот.

Словно он не был узником, словно встретились они на садовой дорожке замка, который находился в его владении.

Изабелла повернулась к коменданту.

– Один из ваших арестантов? – спросила она.

– Да, миледи. Граф Уигмор перенес большую потерю. На его руках умер его дядя.

– Ах да, – сказала королева. – Лорд Черк, я слышала о нем. Условия тюрьмы оказались ему не под силу.

– Он был старым человеком, – сдержанно ответил Мортимер.

Она кивнула.

– А вам дают возможность немного развеять ваше горе на свежем воздухе, не так ли?

– Милосердие никогда не вредит, миледи, – сказал комендант.

Она снова кивнула.

– Милорд Мортимер, – сказала она, – прогуляется теперь немного со мной… – Комендант почтительно отошел в сторону. – Пойдемте, милорд… Вы давно в заключении?

– Два года, миледи.

Изабелла внимательно посмотрела на него. На чересчур бледной коже лица выделялись ярко-черные брови. И вообще он был красив какой-то особенной красотой, несмотря на все лишения и невзгоды, которые перенес. А возможно, и благодаря им.

– Примите мои соболезнования по поводу смерти родственника, милорд, – сказала королева.

– Мы долго были вместе, – просто сказал он. – Мой отец умер, когда мне не исполнилось семи лет, и дядя заменил его. Да, я очень скорблю о нем, миледи, – добавил он со сдержанной яростью, и кулаки его сжались. – И, верно, наступит день…

Снова ее охватило сильное волнение… Да, вот человек безудержных страстей… Тот, кто может стать нужным… необходимым…

– Вы недоговорили, милорд, – сказала она. – Наступит день…

– Миледи, вы должны простить мне слишком сильное выражение чувств. Я очень любил его… И я уже долго здесь… в темнице.

– Я понимаю, – произнесла она мягко. – Но не считаете ли вы, что вам в какой-то мере повезло? Король с легкостью мог приговорить вас к смерти.

– Разумеется, это ему ничего не стоило. Но он приговорил меня к пожизненному заключению.

– На всю жизнь! Возможно, смерть была бы предпочтительней?

– Нет, миледи. Я так не считаю. Да, я королевский узник и провожу дни и ночи в этой страшной темнице… За исключением тех минут, когда добрый Олспей дает мне возможность вдохнуть свежего воздуха. Но я пока еще жив, миледи, и надеюсь, придет день, когда тюремные стены разомкнутся и я окажусь на свободе. Я верю в это!

– Думаете, король помилует вас?

– Нет. Во всяком случае, пока при нем находятся Диспенсеры. Но они не вечны.

– Полагаете, он от них захочет избавиться?

– Нет, миледи. Но другие должны захотеть этого. Разве не был отправлен к Всевышнему Пирс Гавестон?.. Но прошу прощения, миледи, я слишком много говорю. Так долго сижу взаперти, что, когда появляется возможность и новый человек… Даже если это не просто женщина, но королева… Королева среди всех женщин… Еще раз простите, миледи.

– Вы не разучились говорить комплименты, милорд.

– В вашем присутствии они сами просятся с губ. Это так естественно.

– Значит, вы догадались, кто я? – спросила она.

– Миледи, я достаточно долго в этом отвратном узилище. Многие говорят, что узников часто посещают видения. У меня их не было… До настоящего времени. Возможно, это лишь сон, и я вскоре проснусь. Но я не забуду его, не забуду, как беседовал в своем сне с самой прекрасной женщиной в Европе… В целом мире… С королевой моей страны.

– О, вы действительно мастер говорить любезности. И я не сон, Мортимер. И не видение. Я – королева Англии… Но я прощаюсь с вами. Комендант в ужасе от столь долгого нашего разговора.

– Миледи, если бы я мог…

– Что бы вы хотели попросить, Мортимер?

– Я не решаюсь…

– Вы? Сомневаюсь в этом. У вас вид человека, который ничего не боится.

– Могу ли я рассчитывать снова увидеть вас?

– Кто знает. Возможно…

Она повернулась и направилась к выходу из сада.

Вернувшись к себе в покои, Изабелла сразу же подошла к окну. Мортимер был еще там, он о чем-то горячо говорил с комендантом Олспеем.

У нее не проходило состояние возбуждения, которое она всячески сдерживала, находясь в саду, и которому дала сейчас полную волю.

Какие у него неистовые глаза – огромные, темные, страстные! Она ощущала его живительную силу – мужскую силу. Столько времени заперт в четырех стенах, полуголодный, истомленный, перенесший только что такую утрату – и сколько в нем огня, сколько мощи! Я не знала подобных людей… Как сверкали его глаза, когда он говорил о Гавестоне, о Диспенсерах! Как, должно быть, презирает он их всех! Таких… Как презирает он Эдуарда!..

Мортимер – король приграничных земель! О таком человеке… да, именно о таком она мечтала всю свою жизнь!..

Она должна его снова увидеть. Должна… И как можно скорей! Нужно дать понять коменданту, чтобы тот снова привел узника в сад, завтра, в то же время, и что она будет там.

Вероятно, ей следует вести себя более осторожно. Но она так устала от осторожности! От сдержанности и благоразумия. Так долго была унижена, втаптывалась в грязь, что единственным сейчас утешением могло быть только действие. Активное действие…

Она почти не спала в эту ночь. Ей хотелось, чтобы он тоже не знал сна в своей каморке.

Комендант, узнав о желании королевы, был счастлив его исполнить. Видно было, он питал симпатию и уважение к узнику, что ее не удивляло. Его же, по-видимому, тоже не удивлял интерес, проявленный к арестанту королевой.

Она снова вышла в сад в середине следующего дня, когда оба мужчины прогуливались там.

– Как видите, ваш сон сбывается наяву, – сказала она Мортимеру.

– Я просто не смею верить, что мои надежды сбылись, – отвечал он.

– Вы многое смеете, милорд, уверена в этом.

– Когда-то я был известен своей смелостью.

– Не сомневаюсь, вы снова прославитесь ею.

– Возможно, в будущем.

– Вы верите, что оно светит вам?

– Начинаю верить, миледи.

– Пусть ваша уверенность не будет поколеблена.

– Вы так добры, миледи.

– Мне нравятся такие люди, как вы, – сказала она.

Он понял, что этим самым она как бы выразила свое неодобрение людям другим – того сорта, как король и иже с ним.

Он ответил:

– Когда человек лишен навеки свободы, ему уже больше нечего терять, он может говорить решительно все, что думает, независимо от обстоятельств. Я хочу сказать, что всегда глубоко сочувствовал вам. Что, если бы вы решились собрать армию и двинуть ее против тех, кто мешал и мешает вам в этой стране, я встал бы во главе такой армии.

– Не слишком ли опрометчивы ваши слова об армии, Мортимер?

– Нет, миледи. Ведь я всего-навсего несчастный пленник. Что я могу…

– Но не так давно вы сказали, что считаете ваше положение временным. И что наступит день…

Он прямо взглянул на нее, и некоторое время они не сводили глаз друг с друга. Оба чувствовали: что-то произошло. Нечто очень важное для обоих. Их встреча не должна пройти даром: она предопределена самой судьбой.

– Мортимер, – сказала Изабелла после молчания, – мне кажется, мы должны многое сказать друг другу.

– Стоять здесь, рядом с вами… – откликнулся он, – большего наслаждения мне не нужно. Да, я узник, смерть идет за мной по пятам, но никогда я не испытывал такого блаженства, как сейчас.

– Но почему?

– Потому что обрел вас.

Она внутренне содрогнулась – так захлестнуло ее новое, ранее не испытанное чувство, но взяла себя в руки и спокойно, с легкой усмешкой сказала:

– Мне кажется, это я нашла вас первая.

– Скажем так: мы нашли друг друга.

– Мы видимся всего второй раз, – тихо сказала она, – и то в присутствии вашего тюремщика.

– Олспей мне друг. Он тоже ненавидит Диспенсеров.

– Сколько же людей в стране их ненавидят?

– Почти все. Нужно только их отыскать и… направить в нужную сторону. Тогда, уверен, очень скоро красавчик Хью разделит участь Гавестона.

– Но почему так сильна ваша нелюбовь к нему?

– Потому что стою рядом с моей королевой и понимаю, каково ей…

– Король такой, как есть, – прервала она Мортимера.

– И каким не должен… не смеет быть!

– Он выполнил свой долг, – медленно сказала королева. – Вы знаете, что у меня есть сын… Два сына.

– Да, маленький Эдуард. И он подрастает. Этому можно только радоваться.

– То, что вы сейчас сказали, Мортимер, можно счесть изменой.

– Знаю. Но как можно требовать от меня преданности королю, если я нахожусь рядом с королевой. Так близко от нее…

– Что вы хотите этим сказать?

– Я уже сказал. И поскольку вы не только королева, но и женщина… в первую очередь… то понимаете, о чем я говорю.

– Мне не следует здесь стоять с вами, – сказала она. – Что, если нас увидят?

– Несомненно, из этого сделают выводы.

– И тогда мы не сможем больше встречаться, Мортимер.

– Миледи, – сказал он, – мы должны с вами встречаться.

Он взял ее руку, и снова дрожь прошла по телу Изабеллы. Я слишком долго ждала, подумала она. Ждала настоящего мужчину. И вот дождалась его.

Она произнесла еле слышно, задыхаясь от волнения:

– Я сделаю все, чтобы мы продолжали встречаться.

Она послала за комендантом Тауэра.

– Разговор с Мортимером, – сказала она ему, – показался мне интересным.

– Понимаю, миледи.

– Он рассуждает весьма вольно.

– Узники зачастую позволяют себе это, миледи.

– Я думаю, стоит продолжить беседу с ним. Хочу получше узнать, что у него на уме.

Олспей поклонился.

– Желаете посетить его в камере?

– Это вызовет ненужные толки, как вы думаете?

– Да, пожалуй, миледи.

Она подумала о тесной тюремной каморке – сырость на стенах, мгла, духота… Нет, это не то место, где они должны встречаться с Мортимером.

– Если я велю привести его в мои покои… – сказала она.

– Его приведут стражники, которые не посмеют отойти от него ни на шаг. Таков приказ короля.

– Но ведь вы ходили с ним по саду?

– Все входы и выходы охранялись, миледи. И только со мной ему разрешается находиться с глазу на глаз.

– А если я все же пошлю за ним и пожелаю разговаривать с ним здесь?

– Я приведу его, миледи, и буду где-то поблизости.

– А стража?

– Стража будет еще ближе, миледи.

Она почувствовала раздражение. Неужели они с Мортимером не могут встретиться так, чтобы это не стало достоянием всех и каждого?

Пускай Олспей знает об этом, она не против: этому человеку можно доверять, ей уже стало ясно. Но стража?.. Они должны непременно остаться наедине с Мортимером. Жажда перемен, желание чего-то нового и волнующего, что она подавляла в себе все годы, охватили ее целиком. Ради этого она была готова сейчас на любой риск…

– Думаю, стражники иногда прикладываются к бутылке с вином, – сказала она.

Олспей позволил себе слегка улыбнуться.

– Когда на дежурстве, миледи, то совсем немного. Но во время отдыха пирушки для них – обычное дело. Жизнь в Тауэре, миледи, не приносит много радостей и развлечений.

– А что, если вы разрешите им выпить чуть больше, чем обычно, Олспей? – спросила Изабелла. – И очень крепкого вина? Не могут они внезапно уснуть?

– Если там будет снотворное, то вполне могут, миледи, – ответил комендант не очень уверенно. – Вы хотите сказать…

Она не ответила, но ее улыбки было достаточно, чтобы он понял.

– А когда они спокойно уснут, – продолжала Изабелла, – Мортимер будет доставлен ко мне. Вами лично, милорд. И я буду в ответе за его… сохранность.

– Если вы, миледи, то я спокоен.

– Да, можете совершенно не волноваться.

– Тогда я прослежу, чтобы все было сделано, как вы сказали.

– Не только проследите, Олспей, но и сделайте сами. Я не забуду вашей услуги, комендант…

Мортимер вошел в покои королевы. Он выглядел не так, как прежде. В нем было еще больше уверенности. Она украшала его лучше самого роскошного наряда.

Он быстро приблизился к ней и пылко поцеловал руку. Губы у него были мягкие и горячие. Только после этого он поднял голову и посмотрел ей в лицо откровенно счастливым взглядом.

Она сделала шаг, положила руку ему на плечо. Этого было достаточно для него. В следующее мгновенье Изабелла очутилась в его объятиях, он крепко прижимал ее к себе – так, что ей трудно было дышать.

Потом нашел губами ее губы. Он был требователен, властен, уверен в себе. «Каков наглец! – подумала она снисходительно. – Словно я совсем не королева…» Она рассмеялась про себя.

– Мортимер, – прошептала она. – А что, если это только сон?

– Нет, – ответил он, – теперь я твердо знаю, что не сплю. Мои сны стали явью. Вы – ее воплощение.

– Но я… я ведь королева.

– Моя королева. Королева моей мечты…

Он был искусным любовником, знавшим многих женщин. Она понимала это. А что знала она? Равнодушного, бесстрастного Эдуарда, кого чуть ли не силой заставляла исполнять супружеские обязанности… Как она ненавидела его сейчас… сейчас, когда узнала, что значит находиться рядом с настоящим мужчиной!

– Мортимер… О Мортимер… – простонала она. – Мой дорогой… Только увидев тебя, я поняла, что ты… что мы…

Его ответом были кипучие любовные ласки, о которых она не могла и догадываться, что такое возможно.

Потом они лежали рядом, держась за руки.

– Нам о стольком нужно поговорить, – сказала она.

Но времени на разговоры не оставалось, он был неутолим в любви. Снова и снова… Казалось, ничто не может удовлетворить, насытить его… И ее – тоже…

Как хотела бы она остановить время! Пустить его в обратную сторону! Как после всего этого сможет она жить без Мортимера? Ведь она страстная женщина – ей ясно открылось это, – которая вынуждена была так долго подавлять свою страсть, вырвавшуюся теперь наружу и поглотившую ее целиком – все чувства, амбиции, представления о том, что можно и чего нельзя… Сейчас это был уже поток, хлынувший через берега, и ей ничего не нужно… Ничего… Только чтобы рядом был Мортимер… Он один…

То, что произошло, было не только совершенным актом любви, это было началом новой жизни для нее. Мортимер должен стать… уже стал больше, чем любовник. Она чувствовала, что он также понимал это, однако не смог, не захотел пренебречь ради этого утолением своей страсти… их страсти… и поставил превыше всего любовь… вожделение… и свершение…

– Неужели ты можешь сомневаться, – тихо произнес Мортимер, – что сам Бог создал нас друг для друга?

– Нет, – так же тихо ответила она. – О мой милый, как я счастлива, что обрела тебя… Никогда раньше я…

Но пора было расставаться. Как ужасно! Так бы лежать вместе всю ночь и разговаривать… в перерывах между радостями любви. Какое было бы блаженство!

– По крайней мере у нас это произошло, – сказал Мортимер с печалью в голосе. – Пообещаем друг другу не забывать этого.

– Но когда же мы увидимся опять? – вскричала Изабелла. – И как?.. Олспей догадывается…

– Ему вполне можно доверять, – снова сказал Мортимер.

– А стража? Нельзя же усыплять их каждый вечер.

– Конечно, нет. Нужно найти другие способы.

– Какие? Когда? Где? Не в тюремной ведь камере?.. О дорогой! Любовь моя… Мы обязаны что-то придумать, потому что я не могу без тебя!.. Ты дал мне то, чего я была лишена. О Мортимер, отчего ты не сын короля Англии?

– Королева… моя королева, – говорил он, – я не думал, не мог думать, что в мире есть такая женщина! Как бы хотел я увезти тебя в мои владения. Там бы я сумел оградить тебя от всех, кто захотел бы отнять мое сокровище!

– Когда-нибудь, Мортимер… когда-нибудь я побываю там. Обещаю тебе… Клянусь… О, как много нужно нам сказать друг другу! Но ты здесь, в Тауэре… узник… Нужно освободить тебя отсюда… Первым делом дать тебе свободу!

– Когда мы опять будем вместе?

– Нужно быть осторожными. Слишком много поставлено на карту.

– Но я должен увидеть тебя как можно скорее! – вскричал он. – Сегодня же… Завтра… Как можем мы быть в разлуке после всего, что произошло? Мы же оба здесь, в одном месте, рядом. Лишь толстые стены разъединяют нас.

– Я сделаю что-то, – сказала она. – Непременно сделаю. А сейчас одевайся, дорогой. Олспей и так ждет слишком долго. Да и стражники вот-вот могут пробудиться… Знай, Мортимер, что твоя жизнь теперь стала для меня самой большой ценностью на свете! Ее необходимо сохранить. Для нашего будущего. И тогда в один прекрасный день… О, что несет нам новый день?..

Последние объятия, и вот уже позван Олспей, который препровождает узника туда, где тому надлежит быть.

Она совсем обезумела. Встречаться с ним ненароком в саду и не иметь возможности кинуться в его объятия, почувствовать его руки, тело! Это сводило ее с ума, и он испытывал те же чувства. Прорвавший поток страсти невозможно было остановить.

– Что же нам делать? – в отчаянии вопрошал Мортимер.

Было нелегко, почти невозможно устроить так, чтобы они снова могли встретиться вечером или ночью, не вызывая ни у кого подозрений. Даже если Олспей готов помочь им. Безусловно, он догадывался о том, что происходит между королевой и Мортимером. Догадывался, а вернее, уже все знал и жалел ее. Бедная женщина, вынужденная столько лет быть связанной с таким, как король Эдуард!

В одну из ночей, когда стража особенно напилась, им удалось опять увидеться вечером. Когда страсть была на время утолена, Изабелла сказала, что не думает ни о чем другом – лишь о его побеге из Тауэра.

– Если это удастся, и я останусь жив, – ответил Мортимер, – то отправлюсь на границу с Уэльсом. Там ты присоединишься ко мне, и мы двинем армию против короля. – Нет, – сказала она. – Только не туда. Там ты не будешь в полной безопасности. Тебе нужно уехать во Францию.

– А ты?

– Я найду способ присоединиться к тебе. Мне поможет мой брат. И потом мы вернемся оттуда, чтобы выступить против Эдуарда и Диспенсеров. Со мною будет мой сын, я буду биться за то, чтобы освободить трон для него. Вы и я, милорд, станем править страной до его совершеннолетия.

– Если бы такое было возможно. Я не верю…

– Почему же? – В ее тоне прозвучала надменность. – Народ любит меня и…

Она замолчала… Конечно, это так, но любят ее не только за красоту, а и за непорочность, почти святость. За то, что, страдая так, как мало кто страдал на брачном ложе, она родила четверых детей, храня при этом супружескую верность. Однако, если людям станет известно, что у королевы появился любовник, будут ли они так же любить ее, как прежде?.. Будут, решила она: ее красота расцветет еще больше, наследник будет с нею, а неверность такому мужу ей всегда простят. Не могут не простить…

– Да, – продолжала она, – народ не отвернется от меня. Люди ненавидят Диспенсеров, их наглость, развращенность. Сына, который скачет в супружескую постель короля. Отца, кто видит и одобряет это… Народ будет за нас.

– Так должно быть! – воскликнул Мортимер. – О моя королева! Вы дали мне любовь, какой я не знал в жизни, и вместе с ней принесли мне надежду!

Ее волнению тоже не было предела. Все, о чем она так долго мечтала, пришло к ней наяву: любовь, страсть и сильный, преданный ей человек. Кому она может полностью доверять и кто не обманет ее доверия, что бы ни случилось.

Жизнь начала поворачиваться к ней своей лучшей стороной. И она, Изабелла, не смеет упустить этот шанс, должна стать более решительной, более деятельной; должна выработать план спасения Мортимера и сделать все для его осуществления. Помимо прочего, это полностью займет ее мысли и ослабит зов тела, который временами становится таким властным, что его было почти немыслимо преодолеть.

Мортимер должен быть освобожден из Тауэра!

Королева отправилась повидать епископа Адама Орлтона. Она не хотела призывать его в свои покои во дворце в Тауэре: то, о чем собиралась говорить с ним, не было предназначено для посторонних ушей, а во дворцах их всегда предостаточно. Она не взяла с собой почти никого из свиты, сказав, что едет прогуляться верхом.

Епископ принял ее весьма приязненно. С королем у него оставались натянутые отношения, поскольку он резко не одобрял возвышение Диспенсеров и еще в большей степени причину этого возвышения. С королевой же у них было по-прежнему полное совпадение взглядов, и потому она рассчитывала на понимание и помощь со стороны епископа.

Об этом она прямо сказала ему, не пытаясь начинать издалека и ходить вокруг да около.

– Миледи, – отвечал он ей, – все, что в моих силах, я готов сделать для вас.

Она сказала:

– Больше нельзя терпеть засилье отца и сына Диспенсеров.

– Вы не одиноки в своих чувствах, миледи, – откликнулся он. – Если спросить жителей Англии, лишь немногие не согласятся с вами.

– Нужно наконец сделать так, чтобы Диспенсеры ушли, – сказала Изабелла. – Король сам никогда на это не пойдет.

– Увы, это верно, миледи.

– Но мало изгнать их, – продолжала Изабелла. – Мне совершенно ясно, что через короткое время они будут заменены новыми фаворитами такого же толка, которые тоже станут верховодить королем. Гавестона заменил Хью. Его заменит кто-то другой.

– Увы, – повторил епископ, – так оно и будет, миледи.

– Но этого нельзя допустить, – сказала королева.

– Миледи, но как же этому помешать?

– Только одним способом. Эдуард, сын короля и мой сын, быстро подрастает.

– Однако он еще совсем мальчик.

– Достаточно зрелый для того, чтобы его можно было короновать. В его возрасте уже были короли.

– Регентство? – коротко спросил епископ.

– Да, – так же коротко ответила королева и, помолчав, добавила: – Но разговор об этом следует хранить в строжайшей тайне, милорд. Только в силу особой необходимости я заговорила на подобную тему.

– Понимаю вас, миледи. Однако говорим на эту тему не только мы с вами, я уверен в этом, но и многие другие. Правда, шепотом.

– Тем лучше. А сейчас мне нужна ваша помощь, епископ. В Тауэре заключен человек, который поклялся поддержать меня, чего бы это ему ни стоило.

Епископ приподнял брови, но выжидающе молчал.

– Его имя Роджер Мортимер.

Епископ кивнул.

– Он сильный человек, я слышал о нем.

– Его дядя погиб в тюрьме. Племянник пока жив. Он молод и решителен. И он с нами.

– Вы проверяли его, миледи?

Королева чуть-чуть улыбнулась.

– Да, милорд. Я имела возможность проверить его.

– Он сумеет поднять жителей приграничных земель, – сказал епископ.

– Но для этого, – сказала королева, – он должен сначала совершить побег из Тауэра.

– Боюсь, это почти невозможно, миледи. Его, наверное, охраняют особенно неусыпно.

– У него есть друзья.

– Кто, миледи?

– Например, комендант тюрьмы.

– Это уже немало. От него многое зависит.

– А что могли бы сделать вы, епископ?

– Внутри Тауэра – ничего. Но снаружи… Снаружи я бы мог подготовить верных людей с лошадьми. А также лодку, которая перевезла бы его на другой берег Темзы, где будут ждать эти люди с лошадьми.

– Вы это сделаете, милорд?

– Приложу все усилия, миледи.

– Благодарю вас от всего сердца.

– Если мы избавим Англию от недобрых влияний, миледи, все люди тоже поблагодарят вас от вcего сердца.

– Я хочу и надеюсь, что смогу это сделать, епископ. Бог поможет мне. И мои добрые друзья.

– Тогда первое, что следует предпринять, миледи, освободить Мортимера. А потом куда его путь?

– К моему брату во Францию.

– Что он будет там делать?

– Сообщит обо мне, о нашем положении. Попросит помощи. Позднее я постараюсь присоединиться к нему… Если удастся. Вместе с моим сыном Эдуардом… Чтобы начать действовать оттуда.

– Все это означает гражданскую войну, миледи.

– Если король найдет тех, кто поддержит его.

– Кто-то всегда найдется. У Диспенсеров тоже есть свои сторонники. Зло редко бродит в одиночку.

– Я знаю. Но сейчас главное – освободить Мортимера. Моя ставка на него, епископ. Говорю вам это прямо. И на вашу помощь после его побега.

– Лишь бы удался побег, миледи. Остальное я, надеюсь, сумею устроить с Божьей помощью…

Изабелла покинула дом епископа с чувством радостного облегчения: число ее друзей и помощников увеличилось еще на одного – и такого, кому можно верить, кто не подведет.

В тишине и темноте ночи звучал их взволнованный шепот, подолгу не размыкались объятия. Любовники становились беспечными, почти забывали о неумолимом времени, об осторожности. Оттого, что знали: вскоре предстоит расставание. Возможно, надолго.

Комендант Олспей испытывал все большее беспокойство: что, если раскроется связь королевы с узником Тауэра? Нельзя ведь рассчитывать, что никто ничего не заподозрит, не увидит. Значит, нужно, чтобы как можно скорее Мортимер покинул негостеприимный замок, оказался на воле. Но что будет потом с самим Олспеем? Его голова недолго останется на плечах! И выходит, ему тоже необходимо скрыться.

Изабелла сказала, что единственный выход для него – уехать вместе с Мортимером. Она отблагодарит его за верность и преданность, за все опасности и лишения, которым он может подвергнуться. Это немного успокоило коменданта, и он с легкой душой принялся за подготовку к побегу Мортимера.

Епископ Орлтон тоже не терял времени. С помощью двух богатых жителей Лондона и их верных людей он выполнил то, что обещал: беглеца станут ожидать в условленном месте лодка и затем лошади, которые умчат его на берег моря, откуда он будет без замедления переправлен во Францию.

Дело оставалось за тем, как выбраться из стен Тауэра. Множество способов были предложены и отвергнуты самими участниками побега и его устроителями, а затем принят один из них.

Решено было назначить день побега на первое августа, в праздник святого Петра в Оковах, когда вино будет литься рекой.

– Я определю в охрану к милорду двух самых отъявленных пьяниц, – сказал Олспей. – Они так упьются, будьте уверены, что не станут нам помехой. Только нужно все предварительно подготовить.

И подготовка началась.

В течение двух недель Мортимер, не без помощи Олспея, расшатывал несколько камней в стене своей камеры, делая это, когда стражников под разными предлогами отсылали в другие места. Через отверстие в этой стене можно было попасть на крышу кухни, а оттуда во внутренний двор, где будет наготове веревочная лестница, перекинутая поверх самой низкой части главной стены. Все было продумано до мелочей.

Узник и его тюремщик еще крепче сдружились за это время и были твердо уверены в благополучном исходе. Но Изабелла волновалась больше, чем они оба. Она обрела то, о чем могла только мечтать: приверженца и исполнителя своих далеко идущих намерений и страстного любовника, и все это в одном лице. Он, только он был ее спасителем. Лишиться его она страшилась более всего на свете…

Занимался рассвет первого августа. Изабелла с утра отправилась в храм св. Петра на Тауэр-Грин просить у святого заступничества и помощи. Потом, на тропинках сада, она присоединилась к прогуливавшимся там, как это часто бывало, Олспею и Мортимеру.

– Знаю, я не должна была приходить, – сказала она, видя, что они оба не одобрили ее появление, – но ведь с этого момента мы можем долго не увидеться.

– Нужно постараться, чтобы не было слишком долго, – проговорил Мортимер.

– Я буду делать все для этого, – сказала королева.

– Лучше всего, чтобы ваш отъезд из Англии, миледи, не был побегом, – сказал Мортимер. – Гораздо разумней, если вы приедете во Францию по какому-либо официальному поводу, взяв с собой старшего сына.

– Так я и сделаю… Так и сделаю…

Сейчас она не была королевой, но только женщиной – женщиной, которая расстается с возлюбленным, не зная, когда его увидит и увидит ли вообще.

Они ненадолго соединили руки. Это заменило им объятие.

Изабеллу удивляло и восхищало спокойствие Мортимера. Казалось, ему предстоит просто приятная прогулка, а не побег из самой мрачной и ужасной тюрьмы во всей Англии. Она тоже становилась спокойней рядом с ним.

Вскоре Олспей препроводил узника обратно в камеру. Изабелла тоже ушла из сада, унося с собой прощальный взгляд Мортимера, его чудесную смелую улыбку.

Тем временем приготовления к сегодняшнему празднику уже начались. Во дворах Тауэра стали появляться первые пьяные. Вина для них комендант не пожалел.

Королева рано ушла к себе, сказав, чтобы никто ее не беспокоил. Она никого не хотела видеть… Уже скоро… Скоро…

Она мысленно представляла себе, как там все происходит… как будет происходить… У нее тоже была небольшая роль в этом спектакле…

Стемнело. Стражники уже основательно напились. Особенно те, кто охраняет особо важного преступника по имени Мортимер. Они валяются на полу, бормочут что-то, засыпают…

Олспей и Мортимер вынимают камни из стены, вылезают на крышу кухни…

О, какой же смелый и самоотверженный человек, этот Олспей! Решил разделить с Мортимером весь риск, начиная с побега. Ведь он мог бы спокойно выйти за ворота Тауэра, не подвергая себя опасности, по крайней мере в самом начале их рискованного предприятия. Но он не хочет оставлять Мортимера одного, хочет быть с ним, помогать ему все время.

Пора и ей сыграть свою роль.

Изабелла надела широкий плащ, вышла из дворца, направилась в один из внешних двориков. Их здесь так много, но она хорошо изучила дорогу в тот, который нужен.

Вот он… Никого нет… Неужели случилось что-то непредвиденное, помешавшее им через крышу кухни спуститься сюда, где она должна их ждать? Если все рухнет, если Мортимер будет казнен, она не вынесет этого… умрет… Но какой же болван Эдуард! И как хорошо, что он так неумен, недогадлив и, в сущности, незлобив. Другой бы на его месте не оставил такого противника, как Мортимер, вообще на земле. Спасибо Небу за то, что Эдуард не слишком умен и предусмотрителен!..

Она услыхала легкий шум. Вот они! Наконец-то… Самое опасное позади. Хотя кто знает, что еще может ожидать их?

Мортимер подбежал к ней. Они обнялись. Пускай Олспей видит – они не могли сдержать своих чувств!

– О мой милый! – восклицала она. – Если бы я могла убежать с тобой!

Олспей тихо напомнил:

– Нельзя терять ни минуты. Узника могут хватиться.

– Где лестница? – спросил Мортимер.

Изабелла настояла, чтобы ей доверили принести им веревочную лестницу – ведь она ничем не рисковала, никто не посмел бы обыскивать королеву, – и сейчас она вынула ее из-под плаща. Олспей перебросил лестницу через невысокую стену.

– Милорд, вы первый, – сказал он любезно, словно приглашал пройти в дверь.

– Я подержу ее для вас, – сказала королева. – Прощай, мой дорогой Мортимер.

Последнее объятие. Его нога уже на веревочной перекладине.

– До скорой встречи во Франции, моя любовь, – сказал он. – Молю Бога, чтобы как можно скорее…

Теперь очередь Олспея. Вот он тоже скрылся за стеной, лестница соскользнула туда же.

Изабелла осталась одна в темном дворе. Ей стало холодно, хотя ночь была совсем теплой. Медленно она направилась в свои покои – ожидать утра, когда будет обнаружено исчезновение важного государственного преступника.

Без особого труда они нашли место, где их ждала лодка, на которой переправились через Темзу.

– Мы свершили это! – крикнул Мортимер, когда они стояли на противоположном берегу.

– Еще нет, милорд, – возразил осторожный Олспей. – Мы еще не на французской земле…

Лошади тоже стояли в условленном месте, и, к радости Мортимера, среди людей, ожидавших там, семеро были его преданными слугами, которых разыскал и вызвал епископ Орлтон.

Всю ночь они скакали сквозь тьму и к утру достигли берега Пролива в Хемпшире. Первое, что они увидели, – большой корабль, бросивший якорь довольно далеко от берега. Его паруса звали во Францию.

Теперь нужно нанять лодку, что оказалось нелегким делом. Пришлось купить небольшой баркас, на котором, как они сказали рыбаку, продавшему его, они собираются плыть на остров Уайт.

Мортимер первым взошел на борт корабля. Капитан ждал его приказаний и, как только начался отлив, дал команду выйти в открытое море.

В тот же день Роджер Мортимер и Джерард Олспей ступили на землю Франции.

В прибрежной таверне за кружкой с вином они поздравили друг друга с благополучным прибытием.

Мортимер сказал, поднимая кружку:

– Мы сделали ровно четверть дела. Остальные три четверти впереди, мой друг!

4. КОРОЛЕВА ПРОДОЛЖАЕТ ДЕЙСТВОВАТЬ

Король Эдуард находился в Ланкашире, когда из Лондона прибыл посланный с известием о побеге Роджера Мортимера из Тауэра.

Король впал в ярость, на дне которой таился страх. О, как он был неразумен, что не расправился с Мортимером раз и навсегда! Как можно было оставить такого человека в живых? Не лишить его головы?!

Все потому, наверное, что не было с ним в то время его дорогого Хью. Тот бы непременно дал правильный совет, как он всегда умеет делать. Со своей милой, манящей улыбкой… И вот теперь Мортимер на свободе. Зверь вырвался из клетки!

Хью Диспенсер, узнав неприятную новость, постарался скрыть охватившее его беспокойство и с напускной небрежностю произнес:

– Ничего страшного, дорогой господин, не нам его бояться. Мы выступим против него и всех приграничных баронов и как следует проучим их!

– Конечно, мой милый Хью, конечно. Но подумать только: сумел удрать из Тауэра! Как ему удалось?

– Что тут необычного? Был праздник, не так ли? А вы знаете этих людей: дайте им только повод покутить, они забудут обо всем на свете, и в первую очередь о своих обязанностях.

– Кто-то должен ответить за это!

– Они ответят, дорогой господин, не сомневайтесь в этом! Я позабочусь.

Когда стали известны подробности побега, король расстроился еще больше.

– Тут не обошлось без помощи снаружи, – сказал он.

– И снаружи, и внутри, – уточнил Хью.

– Неужели у меня столько врагов?! – воскликнул Эдуард. – Подумать только! После победы над Ланкастером, над Мортимерами…

Хью Диспенсер печально улыбнулся: король лишь сейчас понял, что у него они есть. Да ведь он окружен ими! Он в их кольце! Неужели так трудно сообразить?

Но каков бы ни был король – слабый, вздорный, не очень смышленый, – он преданный друг Диспенсеров, и нет ничего на свете, что бы он не сделал для своего любимого Хью, с которым проводит дни и ночи… Ночи!.. И они с отцом стали уже одними из самых богатых людей в Англии – а это, черт возьми, не сбросишь со счетов!

– Ручаюсь, он уже у себя на границе с Уэльсом, – сказал король.

– Наверняка подался туда, где у него больше друзей, – согласился Хью.

– Мы совершим еще один поход с войском и добудем его, Хью. На этот раз он никуда не убежит.

– Он красивый мужчина, – с улыбкой заметил Хью, – но посмотрим, так ли он будет красив без головы…

В это самое время Роджер Мортимер, благополучно добравшись до Нормандии, находился уже на пути в Париж.

К счастью для Изабеллы, король никак не связал с ее пребыванием в Тауэре бегство оттуда Мортимера. Хотя были, разумеется, люди, кто видел, как она встречалась там с узником и прогуливалась в присутствии коменданта Олспея по саду. То, что Олспей оказался пособником бежавшего, стало вскоре ясно, и он был объявлен изменником. Епископа Орлтона тоже, по некоторым признакам, заподозрили если не в соучастии, то в чрезмерной симпатии к преступнику. Что же до королевы, то никому и в голову не приходило, что она может иметь какое-то отношение к побегу, и ее присутствие в Тауэре в это время все считали простым совпадением.

Отношения Изабеллы с королем несколько изменились. Она не только не проявляла ни малейшего желания вступать с ним в интимные отношения, но и отвергала любые его разговоры на эту тему. Собственно, он, как и раньше, не делал сам никаких поползновений, но ее полный отказ несколько его удивлял, хотя нисколько не огорчал, а, напротив, радовал и облегчал жизнь. В самом деле, к чему продолжать тягостные для него действия? У них уже есть дети, из них двое – мальчики, одному почти тринадцать, – что еще нужно? Он выполнил свой долг и может теперь не чувствовать никаких обязанностей перед ней.

Изабелла стала еще больше внимания уделять юному Эдуарду, на остальных детей почти совсем не тратила времени. Они здоровы – и хорошо. Эдуарда же не отпускала от себя.

Но главной ее мечтой, главной заботой было сейчас попасть вместе с сыном во Францию, увидеться там с Мортимером, начать осуществление задуманного – свергнуть с трона собственного мужа.

Она оправдывала себя тем, что имела все основания: в стране дела идут все хуже и хуже – Англия летит в тартарары. К этому прикладывают руку отец и сынок Диспенсеры, а также греют эти самые руки, пользуясь безволием и попустительством короля. А потому и он, и его мерзкие фавориты должны поскорее уйти, освободить место для более достойных. Каким, без сомнения, сможет стать ее сын Эдуард, которым будет руководить она сама с помощью Роджера Мортимера.

Изабелла принялась собирать вокруг себя людей, явно противостоящих королю, осуждающих его за безнравственность – так они называли любовь к себе подобным, за полное подчинение фаворитам, за неразумность и непредвиденность поведения. У всех этих людей было общее с королевой желание – избавиться от Диспенсеров… Прежде всего. Дальше они не осмеливались строить планы, а Изабелла скрывала свои конечные цели.

Все чаще в стране начали вспоминать казненного Томаса Ланкастера, сожалеть, что все так получилось, приписывать ему заслуги, которых тот не имел, и добрые дела, которых тот не совершал. Некоторые доходили до того, что называли его святым, говорили, что у его гробницы происходят таинственные и странные вещи, какие и должны происходить на могиле невинно убиенного.

Брат Томаса, Генри, ставший теперь графом Ланкастером, пришел к королеве и предложил свои услуги для избавления страны от надоевших всем фаворитов. Хотя он не был по характеру ни борцом, ни человеком, способным повести за собой других, для Изабеллы его поддержка, пускай только на словах, была весьма полезна и приятна.

Сыновья второй супруги покойного короля, братья короля нынешнего по отцу, Томас Норфолк и Эдмунд Кент, тоже нанесли визит Изабелле, прослышав о ее более энергичных действиях, и заверили в своей поддержке в борьбе против Диспенсеров, которые им тоже опостылели.

– Но это нелегкое дело, – сказала она обоим братьям, – заставить короля избавиться от них. Уже были примеры в прошлом.

– Однако это необходимо сделать, – сказал Кент с ударением на предпоследнем слове.

– Король будет стоять за них до последнего вздоха, – заметила Изабелла.

– Тем не менее это должно быть сделано, – сказал Норфолк с интонацией, тоже показавшейся Изабелле несколько странной и загадочной.

Как бы то ни было, она все явственней видела, что вокруг Эдуарда собираются тучи, а среди недовольных – люди самого высокого происхождения, готовые, судя по их словам, идти на многое, если не на все, чтобы изменить существующее положение в стране.

Но все же больше всего она думала сейчас о том, чтобы под любым предлогом уехать во Францию, где ждет человек, принесший ей первые, истинные радости любви.

Однако как это сделать? Ведь король, какой ни есть, остается хозяином страны и хозяином ее, королевы, без разрешения которого она не может ступить шагу.

Со стороны могло показаться, что Диспенсеры совершают глупость за глупостью, безумство за безумством, совершенно не отдавая себе отчета в том, что делается вокруг них, и этим бездумно повторяя просчеты Гавестона. Но это было не совсем так. И отец и сын были достаточно проницательны и хитры, а не прямолинейны и в какой-то степени простодушны, как Гавестон. От них не укрылась даже перемена в отношении королевы к своему супругу. Знали они, разумеется, и о настроениях при дворе и на улицах Лондона. Знали, но не придавали особого значения, понимая, насколько переменчивы эти настроения.

Да и разве далеко ходить за примерами? Взять хотя бы теперешнее отношение людей к Томасу Ланкастеру. Как честили они его еще совсем недавно, когда он был жив, обвиняя во всех своих бедах! А что сейчас? Сейчас сделали его чуть ли не святым, о чем объявили на табличке с перечислением всевозможных добрых дел, которых он никогда не совершал, но которые ему приписали, и поместили это описание прямо на стене собора святого Павла. Когда же король приказал табличку снять, какое поднялось возмущение среди жителей Лондона!

Куда больше Диспенсеров беспокоила Изабелла.

– Ее слишком радостно приветствуют, где бы она ни появилась, – жаловался молодой Хью королю.

– Люди всегда были о ней высокого мнения, – подтвердил Эдуард.

– Да, но за ваш счет, милорд! Мне это совсем не нравится.

– Дорогой Хью, ты чересчур заботлив и ревнив по отношению ко мне. Не вижу ничего плохого в том, что народ любит супругу короля.

– Но это может привести к тому, что она станет неправильно понимать свою роль в стране, мой дорогой господин.

– Милый племянник, этого не случилось за прошедшие пятнадцать лет и, надеюсь, не случится вообще.

С некоторых пор королю понравилось называть молодого Хью «племянником». В этом было нечто игривое и отчасти нескромное, что еще больше возбуждало его. А те, кто ничего не знает, пускай думают, что юноша и в самом деле его племянник. Впрочем, отчасти так оно и было: юная жена Хью приходилась дочерью графа Глостера и принцессы Джоанны, родной сестры Эдуарда, а потому настоящей его племянницей.

– Королева ревнует меня все сильнее, – продолжал Хью. – И жалуется все большему количеству людей, собирая их вокруг себя.

– Она и раньше так поступала, – беспечно сказал король, и взор его ненадолго омрачился, ибо он вспомнил своего незабвенного Перро, кому, однако, появилась сейчас вполне достойная замена.

– Это может стать опасным для вас, милорд, – продолжал настаивать Хью, думая больше об опасности для самого себя.

– Еще раз спасибо за твою заботу, милый… Что же ты предлагаешь делать?

– Она пишет письма своему брату, королю Франции. В которых жалуется на вас.

– Ты и об этом знаешь?

– Мне сообщают… – ответил Хью, делая вид, что он случайно проговорился и очень смущен этим обстоятельством.

Эдуард пожал плечами.

– Она все годы делала это. Не думаю, что у ее брата большое желание и достаточно времени, чтобы разбираться в различных слухах и сплетнях. Тем более женских.

– У королей Франции всегда было время прислушиваться ко всему плохому, что сообщали им об Англии и ее королях.

– Но она не пишет ни о чем плохом. Я тоже, мой милый, кое-что знаю… Всего лишь жалуется, что я провожу больше часов с тобой, мой мальчик, чем с ней. Но в этом, заверяю тебя, она не добьется никаких перемен!

– Я знаю, Эдуард! Знаю и благодарю, благодарю тебя!.. Не уверен, – задумчиво сказал он после некоторого молчания, – согласится ли папа римский на это… Но было бы разумно, мне кажется…

– О чем ты, мой дорогой?

– Об отмене некоторых прав королевы.

– Об аннуляции?! Но она ведь сестра французского короля.

– Да, это будет трудно. Папа боится Францию. Но стоило бы попробовать, Эдуард.

– Что ты имеешь в виду?

– О, не так уж много. Кое-какие земли королевы. У нее их так много.

– Но зачем их отнимать, племянник?

– Это напомнило бы ей лишний раз, кто истинный хозяин страны.

Эдуард кивнул.

– Что ж, мы можем это сделать.

Тем же раздумчивым тоном Хью продолжал:

– Кроме того, не очень разумно, что у королевы столько французских слуг. Даже, я бы сказал, опасно. Все они могут шпионить в пользу Франции.

– Ну и что ты предлагаешь, мой самый умный друг?

– Отправить их на родину, а расходы королевы сократить до двадцати шиллингов в день. Этого вполне достаточно. Большие деньги могут толкнуть на то, что обернется для нас большими неприятностями… Опять же эти письма во Францию и мало ли что еще… Не знаю…

– Говори, дорогой. Ты все обдумал, я же вижу!

– Мне кажется… Прости, Эдуард, но мне кажется, для твоей же безопасности нужно, чтобы за королевой был присмотр… надежного человека. Даже знаю, кто мог бы…

– Кто?

– Думаю, моя жена могла бы стать ее… как бы это назвать… домоправительницей, что ли. Она бы сообщала нам обо всем, что там происходит.

– Ты полагаешь, королева согласится?

– Если вы велите ей, милорд.

– В том, что ты предлагаешь, есть много смысла, дорогой. Я начинаю тебя любить еще больше, если только это возможно… Иди же ко мне, племянник…

Негодованию Изабеллы не было предела. Гордость ее была уязвлена, злость и ожесточение рвались наружу. Но она не выпускала их, носила в себе, лелеяла, предаваясь мечтам о будущем отмщении. За все… за все сразу!.. Скоро, скоро уже она будет из тех, кто заказывает музыку, кто дергает за веревочки… Ждать осталось недолго…

Люди вокруг нее удивлялись, как сдержанно отнеслась она к унизительным мерам, которые предпринял король по отношению к ней. Не сам, конечно. Сам бы он ни за что не додумался. Всем было понятно, кто стоит за этими решениями.

Итак, глупенькую племянницу короля определили в церберы, в стражи королевы! Жалкое создание, живущее в постоянном страхе перед своим мужем, мерзкой подстилкой короля! Хью Диспенсер! Жеманный женоподобный тип, на которого противно смотреть нормальной женщине!.. О Роджер, Роджер Мортимер! Где ты?!

Девчонка воображает, что ей удастся шпионить за самой королевой! Да неужели Изабелла настолько глупа, что позволит ей это?! Неужели у нее не найдутся верные друзья, которые передадут все, что она захочет написать, тем, кому это предназначается?

В первую очередь Карлу, последнему из трех ее братьев, ныне королю Франции. Его называют Красивый, так же, как называли их отца, Филиппа Четвертого, чью привлекательную внешность он унаследовал. Во Франции считают, что он тоже наверняка приговорен к ранней смерти, как его предшественники и родичи из рода Капетингов – его отец и его братья, Людовик Сварливый и Филипп Длинный.

Но пока что он жив, храни его Бог, хотя Изабелла не удивится, если узнает, что и с ним случилось какое-нибудь несчастье…

Ее последние письма к брату дышали яростью и предназначались только для него одного. Как он может терпеть, писала она, чтобы с ней, французской принцессой, поступали подобным образом?! Она уж не говорит о том, о чем знает весь белый свет, – что ее муж променял супружескую постель на кушетку своего фаворита! Но к тому же он скупец, скряга – ограбил ее, отнял многие земли, имущество! Велит выдавать жалкую денежную подачку! Лишил не только прав королевы, но и просто денег и собственности! И что самое омерзительное – приставил к ней женщину-соглядатая, назвав ее домоправительницей. Кто такая? Несчастная жена Эдуардова любовника! На которой тот женился из-за ее богатства… Неужели брат и король потерпит, чтобы с его сестрой так обращались, забывая, кто она?!

Король Филипп посчитал разумным не вести разговоры с мужем своей сестры через море, а пригласить во Францию, где во владении у англичан оставалось целое герцогство – Аквитания, которое Эдуард еще ни разу не посетил.

Хью Диспенсер, узнав об этом, сказал королю:

– Боюсь, милорд, королева еще причинит вам немало хлопот. По всему видно, у нее есть способ отправлять послания во Францию, минуя наших людей. И вот вам первый результат.

– Что ты предлагаешь, племянник?

– Предлагаю, мой дорогой господин, ни в коем случае не ехать вам самому. Много чести, если вы отправитесь туда по жалобе своей супруги. А, несомненно, вас приглашают туда в связи с этим. Пусть поедет во Францию ваш двоюродный брат Эдмунд Ланкастер. Это, надеюсь, не слишком обидит короля Карла. Вы же сообщите ему, что никак не можете увидеться с ним из-за обилия государственных дел.

– Ты, как всегда, прав, мой милый! – воскликнул король, которому до смерти не хотелось ехать во Францию.

Он последовал совету своего наперсника и отправил в Париж Эдмунда, которого французский король принял со всевозможными почестями, устроив в честь гостя праздник с разнообразными развлечениями, перед тем как тот отправился в герцогство Аквитанское.

Но почему-то так совпало, что, когда Эдмунд Ланкастер прибыл туда, дядя французского короля, Карл Валуа, тоже оказался в Аквитании, да не один, а с целым войском, которое быстро и успешно завоевало почти всю территорию герцогства, и Эдмунду пришлось поспешно согласиться на замирение и на то, что большая часть Аквитании снова стала принадлежать Франции.

Изабелла внимательно следила за развитием событий, полагая, что они увеличивают ее собственные шансы на осуществление задуманного.

Смиренно послала она просьбу королю, испрашивая разрешения увидеться с ним. Удивленный ее кротостью, восхищаясь тем, какие мудрые советы подал ему его дорогой Хью в отношении Изабеллы, Эдуард ответил почти немедленным согласием.

Они встретились после весьма длительного перерыва. Изабелла не стала ни в чем упрекать его, но сразу сказала, как ее огорчает недоразумение между ее братом, королем Франции, и Эдуардом по поводу Аквитании. Добавила, что совершенно не понимает, почему ее дядя Карл решился на военные действия, и не одобряет его.

– Французы всегда хотели захватить герцогство, – отвечал Эдуард, продолжая удивляться ее смирению. – Боюсь, мой кузен Эдмунд не проявил нужных качеств государственного мужа.

– Бедный Эдмунд! – воскликнула Изабелла. – Он сделал все, что мог.

– Но мог он очень немного, – сказал король.

Изабелла чуть не рассмеялась ему в лицо. «А сам ты? Что можешь ты и что ты сделал для благополучия своей страны?.. Ты, ничтожество, любитель мужских ласк!..» Вот какие слова хотелось ей крикнуть ему… «Неспособность Эдмунда вершить государственные дела – пустяк по сравнению с твоим неумением вести войны и управлять страной…» Но она не произнесла всего этого, а продолжала так:

– Мои братья всегда любили меня, и я думаю… надеюсь, что брат Карл, если я поговорю с ним откровенно, поймет, что наш дядя поступил необдуманно, и велит ему пересмотреть договор, подписанный с Эдмундом Ланкастером. Но для этого мне нужно поехать во Францию.

– Ты хочешь говорить с ними? Это бесполезно. Они не станут тебя слушать.

– Меня всегда любили и уважали в семье, – повторила она с холодной надменностью, – и не думаю, чтобы не прислушались к моим словам сейчас.

Эдуард задумчиво посмотрел на нее: кто знает, в самом деле? Жители Лондона, все до одного, уважают и даже боготворят ее. Так считает Хью. Говорит, что она очень заботится о том, чтобы поддерживать такое отношение. И умеет это делать.

– Я подумаю о твоих словах, – сказал он.

«Конечно, – безмолвно воскликнула она, – тебе нужно спросить разрешения у хозяина твоей постели! Разрешит ли Хью своей королеве навестить ее собственного брата».

Да, Хью, это не Гавестон, он умнее и проницательней. К счастью, он никак не связывает побег Мортимера с Изабеллой, хотя она была не совсем осторожна, когда жила в Тауэре. Как это он еще не додумался посоветовать королю допросить ее? Правда, после побега Роджера она стала куда осмотрительней: никакого упоминания о нем в письмах, не говоря уже о том, чтобы написать ему самому, чего ей так неодолимо хотелось. Нет, и еще раз нет – она дождется часа, когда они увидят друг друга, и тогда скажет ему все, о чем не написала в посланиях!..

А сейчас нужно ожидать решения, которое примет дорогой Хью. Ей же остается только молиться, чтобы решение было в ее пользу. Все же лучше, чем пытаться самой совершить побег. Он бы, возможно, и удался, но ничего хорошего из этого не получилось бы, потому что еще не время – еще мало что подготовлено к открытому противостоянию королю.

Разговор короля с Хью состоялся вскоре после визита Изабеллы.

– Итак, она желает повидать своего брата?

– Так она говорит, дорогой. Обещает содействовать, чтобы наши отношения улучшились. Чтобы договор об Аквитании был пересмотрен в нашу пользу.

Хью молчал, и Эдуард продолжил:

– Ее ум не лишен остроты, она умеет понять и оценить то, что происходит вокруг. И я верю, что брат считается с ее мнением.

– Но французский король хочет видеть тебя, – сказал Хью. – Хочет, чтобы ты сам принес ему присягу верности в отношении земель Аквитании.

– Я не поеду!

– Это может вызвать новые осложнения, нежелательные для нас.

– Но это унизительно! – воскликнул Эдуард.

– Тогда, пожалуй, имеет смысл, чтобы поехала королева, – сказал Хью. – Мне кажется, она изменилась за последнее время. Стала более терпима по отношению к тебе, мой дорогой господин. Уже не похожа на львицу, готовую к прыжку.

– Это потому, что у нее дети. Она много времени уделяет Эдуарду-младшему.

Хью кивнул.

– Значит, пускай поедет. Думаю, хуже от этого, во всяком случае, не будет.

– Да, пускай едет, – как эхо отозвался король.

Изабелла едва поверила своему счастью, когда услыхала об этом.

Не откладывая в долгий ящик, она начала сборы.

Стараясь умерить волнение, охватившее ее, она давала распоряжения о подготовке к отъезду.

Как верно она вела себя все эти годы, сдерживая чувства, не давая волю возмущению и злости! Какую правильную тактику избрала! И вот теперь посеянные ею зерна начинают давать всходы. Долготерпение вознаграждается! Все ближе становится развязка…

«О милый мой Мортимер! Скоро я буду рядом с тобой – в делах… в постели… в твоих объятиях… Теперь все пойдет, как надо. Мы не будем делать ошибок и промахов. Близится час победы – юный Эдуард на троне, я и Мортимер – его наставники, временные правители!..»

Какой дивный месяц – май! Все цветет, птицы ошалели от радости, все чувства раскрыты! Настоящая весна ее жизни – хотя ей уже двадцать девять, но это ведь не так уж много. Всего лишь зрелость – а зрелость необходима человеку, задумавшему большие дела… И все будет хорошо, все будет прекрасно – она уверена в этом!

Помимо слуг, ее сопровождали только лорд Джон Кромвелл и четыре рыцаря. На море дул попутный ветер, путешествие было легким и скорым. Ступив на землю Франции, она не могла сдержать слез радости. Лорд Кромвелл заметил при этом, что любовь к родине никогда не проходит у человека, а Изабелла не стала объяснять ему, что не только это было причиной ее радости и что мысли ее давно уже связаны не с Францией, но с Англией, только не с той, где правит слабосильный король со своим манерным любовником.

Еще немного, совсем немного времени – и она увидит Мортимера! Ее любимого Мортимера…

Это произошло даже раньше, чем она могла ожидать. Он узнал о ее прибытии и поспешил навстречу.

Мортимер низко поклонился королеве. Он не мог позволить себе никакого проявления чувств перед сопровождавшими Изабеллу придворными, но глаза сказали за него все, что хотела она услышать.

– Наконец я здесь, – негромко произнесла она.

Вслух Мортимер сказал, что прибыл для сопровождения королевы в Париж, к ее брату, и что эту ночь она проведет во дворце, который предоставил ей кузен Робер д'Артуа.

Когда они ехали туда и кони их были рядом, Мортимер рассказал Изабелле о том, что произошло с ним после благополучного прибытия во Францию. Король отнесся к нему благосклонно, что неудивительно, ведь во все времена враги английской короны находили приют и понимание в этой стране. Мортимер сообщил королю о влиянии, которое заимел новый фаворит Эдуарда, и Карла это в большей степени обрадовало, нежели огорчило.

– Но ко мне, – заключил Мортимер, – ваш брат король проявил только дружеские чувства, за что я благодарен ему. – Слегка склонившись с седла, он прошептал: – Сегодня ночью.

Она, тоже шепотом, ответила:

– Сегодня ночью…

У себя во дворце Робер д'Артуа оказал Изабелле поистине королевский прием. Ни на минуту не забывал он подчеркивать, как восхищен ее неувядаемой красотой, и она чувствовала себя на вершине блаженства – прекрасной и желанной.

Лорд Кромвелл испытывал некоторую неловкость от присутствия Мортимера, от того, что тот почти не отходил от королевы.

– Миледи, – сказал он, – ведь он же беглый преступник, приговоренный королем к заключению. Сейчас он здесь в изгнании, даже принят при дворе вашего брата, но в Англии его ожидает смертная казнь. И я не вполне понимаю, как вы…

Изабелла прервала его.

– Вы совершенно правы, милорд, – сказала она. – Ситуация не из легких. – Она сделала вид, что глубоко задумалась. – Но дело в том, что моя миссия тоже достаточно трудна и щекотлива. Мне предстоит, как вы знаете, наладить добрые отношения между супругом и моим родным братом, а Мортимер, насколько мы видим, облечен полномочиями от лица французского короля. Разумно ли будет, если мы враждебно отнесемся к нему, милорд?

Кромвелл вынужден был согласиться с ней, но добавил:

– И все же на вашем месте я не слишком доверял бы ему, миледи, если вы простите мне, что осмеливаюсь давать вам советы.

– Я прощаю вас, лорд Джон, потому что знаю: вы всечасно преданы мне и королю…

Ночью, отдыхая от неумеренных ласк, она со смехом передала Мортимеру свой разговор с осторожным придворным.

До рассвета они не спали, а потом Мортимер покинул ее: никто не должен был знать об их отношениях, время еще не наступило.

– Я не возвращусь обратно без тебя, любимый, – сказала она ему, прощаясь.

– Мы вернемся с войском. И мы победим.

– Да, победим. Ты и я, и Эдуард. Мой маленький Эдуард… Необходимо его вывезти сюда! Без этого я ничего не смогу…

– Как он относится к отцу? – спросил Мортимер.

– Он смущен, сбит с толку. До конца многого не понимает. Ведь он, в сущности, еще ребенок. Но умный ребенок и делает свои выводы. Он слышит разговоры о Хью Диспенсере… Они его беспокоят…

– О, как я благодарен королю, – воскликнул Мортимер, – за то, что он послал меня в Тауэр! Иначе я не встретил бы тебя, любимая!

– В тот день в саду, – отвечала она, – я поняла, что ждала тебя всю жизнь.

– Никто так не любил, как мы!

– И никто не лелеял такие грандиозные планы, блаженствуя на ложе любви, – в тон ему сказала она.

– Уже светает, мне пора уходить.

– Будущее будет нашим, моя любовь.

– Да, оно будет нашим.

– Наступит день, – сказала она, – когда тебе не придется крадучись уходить из моей спальни…

У него мелькнула мысль, не означают ли эти слова, что она намеревается выйти за него замуж. Может ли английская королева взять его в мужья? Помимо всего, у него есть жена, у нее – муж… Впрочем, такие препятствия вполне преодолимы.

Любовь. Амбиции. Претворение в жизнь планов… Прекрасно, когда они шествуют рука об руку! Отдаваться друг другу… Отдаваться делу… Что может быть лучше в жизни?.. Все-таки она хороша – жизнь! Хороша, потому что в ней возможны такие всплески, такие вспышки света, как сейчас!..

– Если бы так могло быть всегда, – произнес он.

– Это еще только весна нашей любви, мой милый, – сказала Изабелла. – Впереди прекрасное лето.

– И осень, и зима.

– Осень должна принести плоды наших трудов. И тогда зимой мы будем знать, как согреть себя… Но разве разговорами можно насытить любовь? Хватит слов, мой дорогой. Ты согласен?

Мортимер был согласен.