– Мне нравится это странное сочетание в тебе, – неожиданно говорит Ян. И берет меня за руку. Подносит к губам и целует. Это самое неожиданное, что он мог сделать, начинаю еще сильнее дрожать от такой простой, но такой цепляющей до боли ласки.
– Какое? – выдыхаю вопрос едва слышно.
– У тебя руки ледяные, трясешься как осиновый лист. А в глазах – стерва плещется, так и жаждет укусить побольнее. Что ты такое, Рита? Почему ты не можешь быть простой?
Его вопросы вызывают острую тоску, которая разливается ядом внутри. Зачем он спрашивает? Чтобы месть была максимально полной? Желает увидеть мои слабости, чтобы я растеклась жалкой лужей у его ног, просила пощады, молила? Такая сатисфакция его удовлетворит? Или он в любом случае поимеет меня физически? Но я не могу озвучить эти вопросы, нет сил произнести это вслух. Боль раздавила меня. Боль и тоска по этому красивому мужчине, который мог быть моим… но теперь недоступен как звездное небо.
– Может все-таки сначала исповедь? – неожиданно предлагает Ян, словно прочитал мои мысли. – Кто знает, вдруг разжалобишь и я тебя отпущу.
– Оставь себе свои жалкие подачки, – бросаю резко прежде чем успеваю подумать. Ногтями впиваюсь в ладони. Я – безнадежная идиотка. Что если он дает мне шанс?
Или играет как кот с мышью. Наслаждается унижением и хочет продлить подольше.
– Понял, тебе в кайф строить из себя распятую на кресте мученицу. Новая любимая роль. Да, помню ты мечтала стать актрисой. Хотя здесь то зачем, нет свидетелей, а на меня не действует.
Ян отстраняется от меня, подходит к низкому стеклянному столику на котором стоит ведерко с торчащей из него бутылкой шампанского. Приготовил чтобы отпраздновать? От этой мысли рот наполняется горечью.
Ян замечает мой взгляд, наполняет бокал, салютует мне.
– Тебе налить?
– Ты уже не боишься, что меня развезет? – спрашиваю ехидно.
– Ты слишком зажата, это тоже не в плюс, – усмехается уголками губ. Почему я не замечала раньше какая у него красивая улыбка? Видела только очки, только прыщи и лохматые волосы. Почему я всегда была такой придирчивой к мелочам и не видела сути? Только сейчас понимаю – как бы грубо не вел себя Ян, вокруг него – аура хорошего парня. Он точно не из тех, кто может сделать женщине больно. Уж точно не ради собственного удовольствия?
Или это лишь глупые надежды, и он вполне возможно окажется не менее жесток, чем мой муж. Возможно все мужчины такие, откуда мне знать? Я узнала лишь одного, и это был кошмар.
– Да, я хочу выпить, – отвечаю твердо и Ян протягивает мне бокал. Свой.
Проверяет не побрезгую ли?
Приподнимаюсь на постели, принимаю сидячее положение и беру из его рук бокал. Залпом выпиваю спиртное. Оно обжигает желудок и бьет в голову. Вспоминаю, что не было во рту ни крошки с самого завтрака. С момента как проснулась и начала обсуждать с Мариной свое падение – не до еды было. А вообще это идея – напиться, своеобразная анестезия, почему нет? Мне конечно с одной стороны не хотелось бы предстать перед Морозовым совсем жалкой, плачущей и лепечущей бессвязную чепуху. Но с другой – не буду воспринимать все так остро. Потому что сейчас – это просто ужас, я реагирую на каждое его движение, у меня пересыхает во рту от тембра его голоса, я залипаю на его крупных руках, больших ладонях, длинных пальцах. Его руки покрывают темные волосы, до самых запястий. Раньше меня отталкивали такие мужчины, а сейчас – пронзает желание. И это пугает меня. Никогда так не реагировала на мужчину. Ненависть и безумная тяга – адский коктейль. Если прибавить к нему алкоголь…
– Я хочу еще, – прошу тихо.
– Нет, малышка, – мягко отказывает Ян, в его голосе звучит насмешка. – В постели я тебя трезвую хочу. Я налью тебе после.
И опускается рядом со мной на постель.
– Мы уже давно не дети, почему ты смущаешься как девчонка? – тихо спрашивает Ян, вглядываясь в мое лицо. Его голос мягкий и хриплый. Он кладет ладони мне на плечи, ведет ими по моим рукам, затем его пальцы соскальзывают мне на талию и сжимают крепко. Сквозь тонкий шелк платья мне передается их тепло. Ян зажимает ткань и начинает тащить ее вверх, оголяя меня до самой талии. Приказываю себе лежать неподвижно, не реагировать, но как же это сложно. Тело хочет изгибаться в немой потребности в нем. И снова его пальцы на моих плечах, слегка сжимают их, затем поддевают лямки платья и спускают их с плеч.
– Посмотри на меня, – звучит тихий приказ.
Покорно встречаю его взгляд и тону в нем. Там такой пожар, что кажется именно он согреет мою безнадежно заледеневшую душу.
– Я не заказывал игру в насилие, – говорит Ян и я вздрагиваю от этих слов. – Изображать невинную девственницу будешь в другом месте.
Открываю рот, чтобы ответить что-то дерзкое, пусть не видит во мне несчастную жертву, я и сама этого не хочу! Прекрасно знаю, что не имею на это право! Но Ян закрывает мне рот властным поцелуем. В первое мгновение замираю в оцепенении, ожидая грубости, но поцелуй удивительно нежен. Губы Морозова твердые, горячие, и это возбуждает до чертиков. Мы с мужем почти никогда не целовались – обоим не нравилось, не понимали в чем кайф. Ни он, ни я… Не получалось. Я чувствовала лишь влагу и дискомфорт. Тогда почему сейчас, с чертовым очкариком из моего прошлого я буквально таю, превращаюсь в желе, улетаю в космос от одного лишь легкого прикосновения? Хочу, чтобы это продолжалось до бесконечности. Что умру если его губы покинут меня…
Закрыв глаза, дрожу, отдаваясь эротическим ласкам. Собираясь на встречу, я говорила себе, что сцеплю зубы и буду терпеть то что заслужила. А то что это кара – ни минуты не сомневалась. Но сейчас вся теория рассыпается в прах. Потому что я испытываю наслаждение. Невероятное, волшебное.
Ян подвинулся и слегка привалился ко мне бедром. Напрягаюсь, почувствовав его возбуждение. И он сразу же отстраняется, снова внимательно разглядывает меня, словно изучает мою реакцию, ловит каждую эмоцию и изучает ее под микроскопом. Снова бросив взгляд на его лицо не могу скрыть смущения. Неужели я действительно уступила ему, открыла истинные чувства, которые и сама до конца не осознала, на несколько коротких секунд? Ян откидывает прядь волос с моей щеки. Проводит по ней большим пальцем, а меня словно молнией прошивает, тело дергается. Безумие. Так реагировать на простую ласку может только ненормальная. Хорошо. Пусть он видит меня такой. Окончательно сбрендившей бывшей стервой, которая мучила его. Может это на самом деле так. Может моя стервозность – некая форма шизофрении….
– Это очень странно, – задумчиво произносит Морозов. – Ты выглядишь как девочка, только что получившая свой первый поцелуй.
– Ты же знаешь, я всегда мечтала стать актрисой, – отвечаю хрипло. Его замечание поднимает целую бурю в душе. Смесь боли и надежды. Как бы я хотела отыскать в себе ту девочку, о которой говорит Ян… Все бы отдала за это. Вот только… нечего отдавать, у меня ничего нет. И после этой ночи не останется даже глупой гордости.
– Да, я помню. Вот только никогда не замечал в тебе задатков актерского мастерства…
– Не ври себе, Морозов. Если хочешь вернуться в прошлое и трахнуть невинную девочку – купи кого-нибудь другого. Я этого не дам… Я была замужем. Была с другими…
Боже, зачем я говорю все эти гадости, поворачиваю нож в своей же ране и ковыряю, корчась от дикой боли… Молчание повисает между ними, и, когда Ян отвечает, в его голосе звучат злые нотки:
– Я уже давно ни на что не надеюсь, Рита. Ты отучила меня. Вот учитель из тебя отменный…
Не говоря больше ни слова Ян резко дергает мое платье. Безошибочно находит молнию сбоку – словно с самого начала знал, что она там, расстегивает ее и стаскивает с меня красный шелк, оставляя в одном лишь белье. На моих глазах выступают слезы, за что еще сильнее себя ненавижу. Слабачка! Говорила себе, что все снесу хладнокровно, правда это было еще до того как узнала, кто мой клиент… Думала, что это будет механический акт с незнакомцем, в темной чужой спальне раздвину ноги и холодно позволю сделать то, чего захочет клиент… Вырвусь на свободу и прикажу себе забыть все, на что была вынуждена пойти. Обнулю свое прошлое и начну новую жизнь.
Вдруг над кроватью вспыхивает свет – вижу, что Морозов держит в руке пульт.
– Не надо света, пожалуйста! Выключи!
Восклицание срывается с губ помимо воли. Нет, на моей коже нет следов от издевательств мужа. Он всегда осторожен. Обожает причинять боль и настоящий профи в том как не оставить следов. Разве что крайне редко. Но даже всего несколько уродливых шрамов убивают меня, это все равно что носить на себе печать позора… который никому не хочу показывать… Даже если Ян скорее всего ни о чем не заподозрит, и все же не хочу, чтобы он пристально разглядывал меня при свете. Потому что не идеальна. Слишком худа, тело можно даже сказать изможденное, торчат ребра… Все мое существо затапливает жгучий стыд, и я обхватываю себя руками в безотчетной попытке прикрыться. Ян останавливается. Вскидываю голову и смотрю в его непроницаемое лицо. Мое сердце колотится бешено. Прижимаю к себе чертово платье, осознаю насколько по-дурацки выгляжу.
– Перестань играть в жертву, Рита. Ты можешь выйти отсюда, когда захочешь. В любой момент можешь прекратить. Я не попрошу назад деньги, для меня они ничто, а тебе похоже нужны…
Его голос звенит от ярости. Но свет он выключает. Теперь комнату освещает лишь слабое освещение фонаря за окном, как и было изначально. Меня это полностью устраивает. Хотя то что сейчас сказал Ян… что могу уйти, без последствий… не приносит успокоения, а лишь пугает еще сильнее, причем сама не понимаю почему. Это же бред. Видимо окончательно схожу с ума, потому что осознаю сейчас – больше всего на свете меня пугает то, что он сейчас и правда меня выгонит. И мне больше никогда не доведется коснуться его восхитительных губ… Чувствую рядом с ним невероятный покой, так хорошо мне никогда не было. Не могу уйти, разве что выгонит силой. Он нужен мне, его спокойствие, уверенность, его контроль… И его потребность во мне.
Ян проводит костяшками пальцев по моей спине, и я вздрагиваю.
– Только реши это прямо сейчас. Потом я уже не смогу быть таким щедрым.
– Ненавижу оставаться в долгу, – отвечаю, собрав последние остатки дерзости и подаюсь ему навстречу. И это чистая правда. Теперь деньги не важны, их и нет между нами. Лишь мой моральный долг, моя вина которую буду нести в себе до конца жизни. Секс ее не загладит. Но я хотя бы успокою совесть, которая часто не дает спать по ночам.
Ян стискивает меня в объятиях, его пальцы двигаются плавно и вкрадчиво, словно рисуя на моей коже замысловатые узоры. Гладит мою шею, спускается к груди, взвешивает оба полушария в руках, касается сосков, сжимает их большим и указательным пальцами, массирует, потягивает. Невероятное ощущение прошивает все тело насквозь. Мое дыхание учащается, прерываясь тяжелыми всхлипами. Затем Ян наклоняет голову и лижет сначала один сосок, затем второй, посасывая, чуть прикусывая. Его сильные руки крепко удерживают меня за талию, отстраниться не могу, да и не хочу, лишь извиваюсь всем телом, не зная, как реагировать на охватившие меня чувства. Полного экстаза, оглушающего, обжигающего каждый нерв, желания. У меня вырывается крик, и Ян реагирует на него – резко перевернув меня на живот, ставит на колени, наваливается сзади, прижимаясь возбужденной плотью. Он наклоняет голову и кусает меня за мочку уха, его тяжелое дыхание на моей шее, звук расстегиваемой молнии. Мой очкарик в одну секунду теряет свою цивилизованность и становится диким и неукротимым, что пугает до чертиков, чувствую, что не могу сделать вдох, впадаю в панику, перед глазами все темнеет, когда руки Яна ложатся на мои ягодицы и он одним сильным движением разводит мои ноги в стороны.
Содрогаюсь всем телом, ощущая, как тьма поглощает меня.
Сухой насмешливый голос обжигает словно плеть:
– Вот теперь вижу, что не играешь, Рита-а.
Почему мне до одури нравится, как он произносит мое имя? На выдохе, с ноткой боли.
Он снова разворачивает меня к себе, так быстро и неожиданно что чувствую себя безвольной куклой в его руках. Приникает к моим губам горячим поцелуем, поглощая мое дыхание, словно желая сожрать меня целиком. Дрожу и в то же время отвечаю так же страстно, насколько это получается.
Ян отстраняется, и начинает раздеваться. Не хочу смотреть, но зрелище притягивает взгляд, нервно сглатываю, когда его рубашка распахивается. Грудь Морозова покрыта густой порослью волос, что тоже слегка смущает меня. Никогда не любила настолько волосатых мужчин. У Антона грудь гладкая и почти без волос… Тогда почему сейчас пересыхает во рту, а ладони начинает покалывать от желания коснуться?
Тем временем Морозов избавляется и от брюк, когда его крупные руки берутся за резинку трусов, я зажмуриваюсь. И слышу его приглушенный смех. Обиженная, распахиваю глаза и едва не теряю сознание. Его член огромен. То есть, не то чтобы это было какой-то анатомической аномалией, но его размер… явно слишком большой для меня. Он уже полностью возбужден, торчит буквально колом, подрагивая в мою сторону. И в эту минуту я почти готова воспользоваться предложением Яна… или даже молить о пощаде. Только сейчас понимаю, насколько все серьезно. Он действительно намеревается взять меня… стать со мной единым целым. Почти чужак, и в то же время – у нас длинная общая история. И то и другое отдается во мне болью, потому что несмотря на собственные гнусные поступки, глубоко внутри я всегда оставалась наивной романтичной дурочкой, мечтающей выйти замуж за любимого, один раз и на всю жизнь. Не понимаю, как это – спать с одним, другим, третьим… Не понимаю, как вообще оказалась здесь, и тем более с Морозовым… Я ведь потом себя сожру потом поедом…
– Снова раздумья не дают покоя? – усмехается Ян, дергает меня за ногу, притягивая к краю постели, рывком прижимает к себе. – А говорят актрисы пустышки. Про тебя это точно не скажешь. На тебе слишком много одежды, – хмурится и берется за край моих трусов. – Я тебе помогу, малышка.
У меня вырывается длинный стон, рука Морозова нестерпимо медленно ведет мое белье вниз, и это невероятно эротично. Отгибаюсь назад, помогая ему, или просто желая отстраниться от его груди… я и сама уже не понимаю.
– Сними лифчик.
Тихий, но твердый приказ, вызвавший болезненный спазм между ног. Ян сжимает в кулаке мои трусы, с такой силой что белеют костяшки пальцев. Покорно завожу руки за спину, расстегиваю застежку бюстгальтера, обнажаю груди. Морозов шумно вдыхает, вырывает из моих безвольных рук предмет белья и отбрасывает в сторону. Одновременно, с кошачьей грацией, странной для такого крупного мужчины, накрывая мое тело своим.
Ян вжимается в меня, трется волосатой грудью, чувствую возбуждающее прикосновение жестких волосков к своей шелковистой коже – это ощущение сводит с ума. Запрокидываю голову, стараясь отодвинуться, открываю рот чтобы молить его остановиться и дать мне хоть маленькую передышку, но поцелуй заставляет меня замолчать. Это грубый, жесткий поцелуй – Ян силой раздвигает мои губы, жадный язык проникает внутрь. В этом нет ни грамма нежности, которая мне так нужна сейчас… лишь грубая сила и первобытное желание. Испуганная этой атакой, пытаюсь вывернуться из его объятий. Но Ян лишь яростнее целует, словно пытаясь вытащить из меня всю душу. Страшно, волнительно, остро… Сильное мужское тело, от которого исходит невероятное тепло и желание, внушает одновременно и ужас того что может легко сделать со мной… и почти священное преклонение. Поцелуи становятся все более глубокими и долгими, между нами уже настоящее пламя. И все же нахожу последние силы чтобы отстраниться. Совсем немного, но это приносит мне облегчение. Сглатываю комок в горле и зажмуриваюсь. Этот поступок продиктован наивным желанием хоть как-то защитить себя морально, отгородиться, дистанцироваться. Но вместо этого чувствую лишь холод, пробирающий до костей и желание вернуться в теплые, пусть и грубые объятия. Пусть даже того, кто по праву меня ненавидит и желает отомстить. Лучше месть Яна, чем любовь Антона, – приходит мне в голову мысль, и я горько усмехаюсь.
Морозов снова притягивает меня к себе и на этот раз полностью отдаюсь во власть его прикосновений, от которых все мое тело сводит судорогой желания. Ян останавливается, и я тоже застываю в ожидании. Перестаю дышать, когда его ладонь накрывает мою левую грудь. Словно взвешивая, он поглаживает и сжимает ее в руке, водит большим огрубевшим пальцем по нежному соску, пока тот не становится до боли чувствительным и твердым. То же самое проделывает и со второй грудью. Мое тело вибрирует от наслаждения, мысли путаются, невыразимое блаженство затапливает… Потому что от этого вечера ждала всего, что угодно, только не… этого.
Руки Морозова продолжают жадно шарит по моему телу, ласкают кожу, теперь уже почти до боли сжимают мои груди, пробегают по выпирающим ребрам, спускаются на плоский живот, задерживаются на нем чуть сжимая… Ударом колена Ян принуждает меня развести ноги, его ладонь скользит по внутренней стороне бедра, гладят низ живота, касаются клитора… Прикосновения такие уверенные, неумолимо приятные, что уже не могу издать даже возглас протеста. Чуть отстраняюсь, когда Ян начинает ласкать меня между ног и одновременно терзать мой рот. Не позволяя отодвинуться, он зубами захватывает мою нижнюю губу. Остается лишь подчиниться, но я вся зажата и переполнена паникой, кажется, что тьма сгущается вокруг, и вот ее прошивает ослепительная вспышка, когда в меня осторожно, но неумолимо проникает мужской палец.
– Такая узкая… – хрипит Ян. – Тебе больно? Потерпи малышка… Блядь, я знаю что это не так, но ощущение словно девственности тебя лишаю… Охуенная игра малыш, продолжай… мне нравится…
Не могу лежать неподвижно, кода к одному пальцу прибавляется второй, снова выгибаюсь, хныкаю, потому что легкую боль сопровождает ослепительное наслаждение. Никогда прежде не испытывала ничего подобного, я точно под микроскопом нахожусь, в руках безумного ученого, который исследует меня, каждое движение, мимику, жест, реакцию…
Мои руки тянутся к его рукам, обхватываю запястья, провожу вверх – кожа влажная, покрыта испариной, горячая. Или это мои ладони стали липкими от волнения? Ян тоже не выглядит бесчувственной скалой – его грудная клетка дрожит и вздымается, дыхание тяжелое и учащенное. Пальцы во мне тем временем двигаются все ритмичнее, подушечка большого пальца скользит по клитору, погружая меня в бездну, которой не знала прежде. Сейчас меж моих ног настолько влажно, что подумав вдруг об этом умираю от стыда. Муж всегда бесился что я сухая. Говорил, что надо проконсультироваться с врачом… Сейчас же я буквально тону в собственной влаге и мне стыдно перед Яном, кажется, что это нечто порочное, неприличное.